Положение этого заболевания, мягко говоря, несколько странное, поскольку с равным успехом, с равной уверенностью и, главное, с равным правом его считают и чисто психическим, и чисто соматическим недугом. Одно и то же состояние, один и тот же феномен называется абсолютно по-разному: в соматической медицине это заболевание получило название вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии, в психиатрии оно ранее чаще всего проходило под вывеской обсессивно-фобического невроза, теперь, по МКБ-10, называется соматоформной вегетативной дисфункцией.

Впрочем, не имеет, наверное, большого значения то, какое название мы подыскиваем для того или иного болезненного феномена, главное – определиться с тактикой его лечения. Однако как определишься, если даже определение этого заболевания представляется столь неопределенным? Памятуя и перефразируя хрестоматийное выражение о судьях, так и хочется воскликнуть: «А доктор – кто?!» Видимо, только ответив на этот вопрос, мы сможем понять и сущность этой болезни, и возможности ее лечения. Но начнем с определений, с устранения существующих казусов номенклатуры и – небольшой исторической справки.

 

Терапевтическое и психиатрическое определения

Вегетососудистую (нейроциркуляторную) дистонию определяют как полиэтиологическое функциональное заболевание сердечно-сосудистой системы, в основе которого лежат расстройства нейроэндокринной регуляции с множественными и разнообразными клиническими симптомами, возникающими или усугубляющимися на фоне стрессовых воздействий, отличающееся доброкачественным течением, хорошим прогнозом, не приводящее к кардиомегалии и сердечной недостаточности (Чиркин А.А., Окороков А.Н., Гончарик И.И., 1993).

Соматоформную вегетативную дисфункцию определяют как психическое расстройство, основным признаком которого является повторяющееся возобновление физических симптомов и постоянные требования пациентов в проведении дополнительных медицинских обследований вопреки подтверждающимся отрицательным результатам и заверениям врачей об отсутствии физической основы для предъявляемой симптоматики. Жалобы предъявляются больными таким образом, будто они обусловлены физическим расстройством той или иной системы или органа, которые в основном или полностью находятся под влиянием вегетативной нервной системы. Наиболее частые и яркие примеры относятся к сердечно-сосудистой («невроз сердца»), дыхательной (психогенная одышка и икота), желудочно-кишечной («невроз желудка», «нервный понос») и мочеполовой («невроз мочевого пузыря») системам (МКБ-10).

Психиатрическое определение «вегетососудистой дистонии»

В соответствии с МКБ-10 «соматоформные расстройства» [F45] являются психогенными и функциональными, характеризуются физическими патологическими симптомами, которые напоминают соматическое заболевание при отсутствии соответствующих органических расстройств, при этом обнаруживаемые органические расстройства не объясняют природу и выраженность симптоматики или дистресса и озабоченности больного. Специфической чертой соматоформных расстройств следует считать убежденность пациентов в наличии у них соматических заболеваний, которая снижается, хотя и не исчезает под влиянием аргументации, успокоения и при проведении новых обследований.

Соматоформная вегетативная дисфункция [F45.3] рассматривается как частное проявление соматоформного расстройства и определяется как психическое расстройство, характеризующееся жалобами и симптомами со стороны той или иной системы органов (сердечно-сосудистой, желудочно-кишечной, дыхательной, мочеполовой и др.), которые, однако, обусловлены состоянием вегетативной нервной системы.

Соматоформная вегетативная дисфункция сердца и сердечно-сосудистой системы [F45.30], то есть собственно вегетососудистая дистония, в свою очередь рассматривается как частное проявление соматоформной вегетативной дисфункции, характеризуется болями в области сердца (возможна иррадиация), сердцебиением, перебоями в работе сердца (экстрасистолия, зачастую по типу телесных сенсаций), колебаниями артериального давления, слабостью, головными болями (тяжестью в голове), головокружением, шаткостью походки, потливостью и др.

Данные цитаты из МКБ-10 описывают психическое расстройство, однако в описании этой клинки врачи непсихиатрических специальностей могут без труда узнать своих пациентов.

Как нетрудно заметить, представленные определения перекликаются друг с другом самым непосредственным образом, но разнятся при этом в основополагающем пункте: в первом случае речь идет о «заболевании сердечно-сосудистой системы», во втором – о «психическом расстройстве». Существенным отличием кажется еще и тот факт, что в случае соматоформного расстройства наблюдаются не только вегетативные расстройства сердечно-сосудистой деятельности, а также и иных систем организма. Впрочем, подобная симптоматика (потливость, затрудненное дыхание, функциональные нарушения желудочно-кишечного тракта и проч.) учитываются и в клинической картине вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии, так что данное отличие лишь кажущееся. Вместе с тем очевидна и другая, достаточно странная особенность приведенных определений: в определении вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии делается акцент на нейрогенной природе заболевания, а в определении соматоформного расстройства, напротив, акцентируются соматические проявления данного психического недуга.

В описании этиологии вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии на первом месте традиционно указывают «острые и хронические эмоционально-стрессовые ситуации», далее идет «умственное и физическое переутомление», затем – хронические инфекции носоглотки, курение, травмы головного мозга, воздействие профессиональных вредностей, злоупотребление алкоголем и т. п., то есть все то, что с равным успехом может быть указано в качестве «этиологических факторов» чего угодно, вплоть до онкологических заболеваний. Предрасполагающим фактором называют «наследственно-конституциональный». Что под ним понимать? – остается загадкой. Возможно, речь идет об «истероидном радикале», на важность которого в рамках данной патологии недвусмысленно указывают авторы соответствующей психиатрической рубрики МКБ-10. Заметим попутно, что этот «радикал» есть у каждого из нас, все различия кроются лишь в его «удельном весе» в психической организации данного человека, так что ничего особенного в этом нет.

Патогенез вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии, впрочем, на первый взгляд выглядит еще менее определенным. Здесь говорят о дезинтеграции нейрогуморально-метаболической регуляции на уровне коры головного мозга, лимбической зоны и гипоталамуса, что приводит к дисфункции вегетативной нервной системы, функциональным нарушениям в системе микроциркуляции и со стороны эндокринных желез. Для неспециалистов в области нейрофизиологии подобные пассажи звучат как полная тарабарщина. Однако простота этой формулировки после перевода ее на русский язык не может не подкупить своей лаконичностью, поскольку речь идет лишь о том, что мысли (производные коры головного мозга) и эмоции (производные лимбической зоны мозга и гипоталамуса) человека приводят к возникновению определенных вегетативных сдвигов. Конечно, имеются в виду далеко не самые, если так можно выразиться, удачные мысли и эмоции рассматриваемого нами больного…

Но вернемся к соматоформной вегетативной дисфункции. Поясняя свое определение этой психической патологии, МКБ-10, в частности, замечает, что заболевание это характеризуется двумя типами симптомов, «ни один из которых не указывает на физическое расстройство затрагиваемого органа или системы». Первый тип симптомов характеризуется жалобами, отражающими объективные признаки вегетативного возбуждения, такие как сердцебиение, потение, покраснение, тремор и др. Второй тип характеризуется более идиосинкратическими, субъективными и неспецифическими симптомами, такими как ощущения мимолетных болей, жжения, тяжести, напряжения, ощущения раздувания или растяжения и т. п. Таким образом, специфическая клиническая картина соматоформного расстройства складывается из отчетливого вовлечения вегетативной нервной системы, дополнительных неспецифических субъективных жалоб и постоянных ссылок больного на определенный орган или систему (сердечно-сосудистую, ЖКТ, дыхательную и др.) в качестве причины своего расстройства.

Итак, в описании вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии мы находим указания на психогенную природу расстройства (включая, впрочем, массу сопутствующих указаний), а в представлении соматоформной вегетативной дисфункции, напротив, акцент делается на наличии у больного целого перечня «соматических» жалоб. По всей видимости, суть этой «юридической тонкости» состоит в том, что авторы пособий по вегетососудитой (нейроциркуляторной) дистонии полагают это заболевание соматическим с психической подоплекой, а составители определений соматоформной вегетативной дисфункции полагают это заболевание психическим, но проявляющимся жалобами соматического характера. Так есть ли тут противоречие? По всей видимости, нет, кроме одного, как оказывается, серьезного обстоятельства: больные этим заболеванием обращаются к врачам соматической специальности, а психиатр находит этих своих пациентов, если ему представляется такая возможность, среди тех, кто уже обратился к терапевту.

Чей же это больной – терапевта или психиатра? В подобных случаях ответ может быть получен лишь ex juvantibus. Какие же здесь результаты и данные? Еx juvantibus можно сказать следующее: терапевты полагают это заболевание доброкачественным и с хорошим прогнозом, поскольку «соматическая» симптоматика здесь действительно, хотя и зачастую после очень длительного периода болезни, редуцируется, освобождая место для «нормальных» болезней сердечно-сосудистой системы. Психиатры же, напротив, склонны думать, что это заболевание скорее прогрессирует, нежели проходит, поскольку личность таких больных, их психика со временем на самом деле претерпевает существенное патологическое развитие, а само заболевание превращается из невинного в сущности расстройства невротического уровня в малокурабильные формы невротического развития и психопатизации. Кроме того, ex juvantibus (в разрезе симптоматической терапии) можно сказать, что симптомы этого заболевания хорошо купируются психотропными средствами, начиная от феназепама и заканчивая содержащими фенобарбитал корвалолами, валокординами и т. п. При этом эффективность соматоориентированной терапии в деле редукции проявлений этого заболевания не превышает 20–25 %, что в психиатрии есть – стабильные цифры эффекта плацебо.

Патохарактерологическое развитие личности по ипохондрическому типу

Самым драматичным сценарием развития психических расстройств в случае изначальной соматоформной патологии становится патохарактерологическое развитие личности больного по ипохондрическому типу. Его психика претерпевает глубокую перестройку личностных структур, преимущественно в аспекте социально-психологических отношений и в мотивационной сфере, вследствие стойкой и выраженной сверхценной идеи ипохондрического содержания.

Данное расстройство рассматривается как «приобретенная психопатия», когда по прекращении действия психогенной реакции формируется комплекс доминирующих, отрицательно окрашенных представлений, заостряющих психопатологические черты личности, закрепляющихся и стабилизирующихся вокруг сверхценной идеи ипохондрического содержания. Эти больные, как правило, демонстрируют уже минимум соматических расстройств (что, разумеется, не касается предъявляемых ими жалоб), однако психические расстройства становятся наглядными и приобретают первостепенную значимость.

Иными словами, похвастаться эффективностью лечения вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии или соматоформного вегетативного расстройства ни терапевты, ни психиатры не могут. Впрочем, в этом, наверное, и нет ничего странного, поскольку если мы допустим, что, когда мы говорим «это заболевание», речь идет о пограничном психическом расстройстве, то есть, проще говоря, о неврозе, то основным средством его лечения является психотерапия. С помощью же психотерапевтической техники (системной поведенческой психотерапии) при условии активного участия пациента, это заболевание излечивается в 75–80 % случаев, а в комплексе с психофармакологическим воздействием практически во всех 100 % (Курпатов А.В., Ковпак Д.В., 2000). Что ж, для оценки методом ex juvantibus – результат вполне удовлетворительный, доказывающий, как нам кажется, сущность и природу заболевания, о чем, собственно, и пойдет речь в настоящей работе.

 

Симптом или болезнь?

Надо отметить, мы еще не устранили всех «юридических» казусов и коллизий, связанных с представленной здесь путаницей в терминах, понятиях, определениях и подходах. Причем путаница эта возникает как на ниве психиатрической науки, так и в области соматической медицины. Поэтому, прежде чем двигаться дальше, проясняя суть «этого загадочного заболевания», мы вынуждены остановиться на основных вопросах, касающихся данных номенклатурных тонкостей.

«Вегетативные расстройства» – это феноменологическая формулировка, ничего не говорящая нам о природе этого феномена, а потому и о патогенетическом подходе к лечению данных состояний. Подобная ситуация вряд ли может кого-то устроить. Понятно, что вегетативная нервная система – это одна из составляющих целостной нервной системы, которая представляет собой сложный в анатомическом отношении орган. Таким образом, морфологический субстрат может сыграть здесь существенную роль, поскольку поражение ткани неизбежно влечет за собой и нарушение функции (хотя мы не должны забывать о высоких компенсаторных возможностях нервной системы). Впрочем, в тех случаях, когда подобный субстрат действительно наличествует, следует говорить о синдроме вегетативной недостаточности в рамках того или иного неврологического заболевания (нейроинфекции, травмы головного мозга и т. п.), а вовсе не о самостоятельном расстройстве. Причем последнее должно быть достоверно выявлено, а проявления вегетативной дисфункции должны совпадать по времени с началом заболевания. Если же они отмечались до или возникли значительно позже данного заболевания, то подобная «причинная» связь представляется маловероятной. Списать же все вегетативные расстройства на органическую патологию было бы достаточно простым и очевидно ложным решением.

Разумеется, значительно большее число вегетативных расстройств имеет не органическую, а психогенную природу, и об «органике» в данном случае можно говорить лишь относительно, поскольку патологический условный рефлекс в каком-то смысле тоже «органический» феномен, но это, если так можно выразиться, органика функции, а не органика морфологического органа. Психическое – это, разумеется, тоже орган, но орган органу рознь; это своего рода «идеальный» орган, производный от другого – «материального» органа, от нервной системы. Это примерно то же самое, что и деньги в отношении товара. Есть товар – это нечто «объективное», «материальное», а деньги – это некое производное этого товара, они «виртуальны», «идеальны». При этом сами деньги – это некая реальность со своими законами и правилами (зачастую очень своеобразными, поскольку деньги, как известно, тоже могут быть товаром). Вместе с тем не будь собственно товара – не будет и денег, но, с другой стороны, именно деньги делают товар товаром. Одно здесь влияет на другое, но, строго говоря, это категорически разные вещи.

Иными словами, когда мы говорим о том, что психогенные вегетативные расстройства – вещь «объективная», а не какая-то там «умозрительная профанация», ничто не противоречит все той же объективности. Однако попытки найти здесь пресловутую «органику» (чем, к сожалению, занимаются многие врачи терапевтических специальностей, злоупотребляя возможностями новых, «точных» методов инструментального исследования) обречены на неудачу, хотя, конечно, что-то обязательно будет выявлено (именно потому, что методы «новые» и «точные»). У всякого человека можно обнаружить нечто, что будет разниться со среднестатистическими показателями. Надо признать, что, кроме увеличения числа случаев ятрогенной патологии, это ничего не сулит.

В отличие от органического вегетативного расстройства психогенное вегетативное расстройство (соматоформная вегетативная дисфункция) является психическим заболеванием, а не симптомом или синдромом психического заболевания. Дело в том, что практически любое психическое расстройство, в особенности пограничного уровня (то есть, грубо говоря, невроз), сопровождается вегетативными нарушениями. Так, любое тревожное (тревожно-фобическое) расстройство, равно как и большинство депрессивных, – всегда сопровождается если не «вегетативной бурей», то легким «вегетативным штормом», поскольку ни одна человеческая эмоция не существует без так называемого «вегетативного компонента». Эмоция, тем более сильная отрицательная эмоция, – это способ мобилизации организма, а не переживание ради переживания. Агрессивные внешние воздействия требуют от организма мобилизоваться для преодоления возникших угроз и трудностей, а потому телесная, если так можно выразиться, часть эмоции куда значительнее, нежели ее «психология». Однако в случае большинства психических расстройств с тревожной, фобической, депрессивной и агрессивной симптоматикой эти «вегетативные шторма» – лишь их симптомы, и самостоятельными никак признаны быть не могут. Поэтому при этих расстройствах следует говорить о том или ином психическом заболевании с вегетативным компонентом.

Наконец, вероятно, можно говорить о вегетативных расстройствах, которые вызваны не психическими факторами и не органическим поражением нервной системы, а о собственно соматогенных, то есть развивающихся при той или иной соматической патологии. В этом случае, конечно, речь должна идти о каком-то определенном соматическом заболевании (например, диффузный токсический зоб), в клинической картине которого выявляется эта – вегетативная – симптоматика. Впрочем, сюда может примешиваться еще и психогения – избыточная психологическая реакция пациента на его соматическую болезнь, но в этом случае речь уже идет о нозогении, то есть о психическом расстройстве (как правило, тревожно-депрессивном), где в роли психотравмирующего фактора оказывается соматическое заболевание, здесь возможная вегетативная дисфункция – также лишь один из симптомов, но не самостоятельная нозология (см. схему № 1).

Схема № 1

Вегетативные расстройства, встречающиеся в практике врача общего профиля

В случае же собственно психогенного вегетативного расстройства (соматоформной вегетативной дисфункции) ситуация несколько иная, здесь вегетативные нарушения оказываются определяющими. Дело в том, что не только психика способна воздействовать на соматику, но и соматика в свою очередь более чем существенно воздействует на психику, даже если нарушение ее функции инициировано психическим фактором. В случае соматоформной вегетативной дисфункции мы сталкиваемся именно с такой диспозицией сил, участвующих в формировании данного расстройства.

Действительно, на фоне какого-то психологического стресса, который, как правило, оказывается не столько сознательным, сколь неосознанным, возникает соответствующий негативный аффект. В структуру этого аффекта входят, разумеется, и вегетативные составляющие – сердцебиение, колебания артериального давления, диспептические явления, а также иные расстройства этого круга. Однако по, может быть, и странному для кого-то стечению обстоятельств не сам стрессор и не психологическая реакция на него, но данные вегетативные реакции попадают в поле зрения (вычленяются восприятием) будущего больного. Фиксируясь на них, тревожась по поводу их возникновения, он лишь усиливает вегетативные проявления своего психического расстройства, убеждаясь попутно в оправданности своих опасений насчет наличия у себя «тяжелого соматического недуга».

Постепенно у больного формируется целый комплекс «вегетативных условных рефлексов» – когда данные реакции со стороны вегетативной нервной системы начинают автоматически возникать в соответствующих ситуациях (в магазинах, общественном транспорте и т. п.) и даже тогда, когда эти ситуации просто всплывают в сознании больного. Далее пациент подыскивает массу объяснений, которые доказывают опасность данных ситуаций для его здоровья, начиная чем далее, тем более сомневаться в последнем. Разумеется, любые отрицательные суждения врачей не могут развеять этого мифа об опасности соответствующих «индивидуально-стрессовых ситуаций» для здоровья больного, поскольку пациент каждый раз испытывает в этих ситуациях соответствующие симптомы, сопровождающиеся страхом смерти. Таким образом, утешительные резюме врачей не только не успокаивают этих больных, но, напротив, вызывают еще большее чувство тревоги, поскольку свидетельствуют, по мнению больных, о том, что врач не видит их болезни. Последнее – худшее из возможного, поскольку именно от «невидимых болезней» внезапно умирают больные раком и сердечные больные – всегда молодые, всегда внешне здоровые (по мнению этих пациентов, разумеется).

Почему больные фиксируются именно на вегетативных проявлениях своего аффекта? Вопрос этот имеет до неприличия простой ответ, точнее – два ответа. Во-первых, дело в том, что аффект, эмоция – это своего рода невидимка, что показано во многих исследованиях и экспериментах. До тех пор пока она не осознана как эмоция, то есть до тех пор, пока испытывающий эмоцию не скажет, не подумает: «Мне страшно, я тревожусь!», или «Мое настроение снижено», или «Я в гневе!», он не способен осознать своего аффекта. Если же аффект не осознан, то есть шанс, что сознание выявит не эмоцию, а ее вегетативный компонент, который для обывателя отнюдь не невинная шалость его организма, но свидетельство соматического недомогания.

Во-вторых, следует помнить о том, что стрессор (психотравмирующий фактор) – это далеко не всегда некая осознаваемая, видимая человеком угроза, чаще всего наши стрессоры не осознаются должным образом. Стрессовое воздействие может быть растянутым во времени, а потому его непросто заметить вследствие своего рода привычки, к нему возникающей. С другой стороны, многие наши стрессоры не осознаются еще и потому, что в сознании они и не определяются таким образом. Например, сексуальная неудовлетворенность, с точки зрения сознания, тем более «викторианского» или «советского», – никакой не стрессор, хотя для психики человека подобные заверения его же сознания – не более чем легкомысленные и пустовесные лозунги. Разумеется, подобный конфликт сознания и подсознания человека создает некоторую путаницу, которая разрешается столь странным образом – стрессором оказываются признаны вегетативные компоненты отрицательных эмоций.

Роль сознания в генезе соматоформного вегетативного расстройства, представленная выше, детерминирует и еще одно существенное обстоятельство, важное для дальнейшего изложения и понимания сути этой патологии. Дело в том, что именно оно – сознание – определяет то конкретное проявление вегетативного компонента эмоции, которое станет основной фабулой, содержанием, стержнем страдания больного. Здесь также важны два момента: во-первых, имеет значение то, какие болезни сознание данного индивида признает жизненно опасными, во-вторых – то, какие болезни кажутся ему более пристойными. Разумеется, лидируют и по тому и по другому пункту вегетативные расстройства сердечно-сосудистой системы. «Сердечные болезни» – и литературны, и наиболее презентабельны. Действительно, умереть от «разрыва сердца» куда приятнее, нежели от «разрыва кишки», о которой, кстати сказать, в обиходе обывателя не так-то часто и вспоминают.

Хотя есть, конечно, и такие больные с соматоформными вегетативными расстройствами, которые по ряду причин вычленяют из общей массы вегетативных составляющих эмоциональной реакции не сердечно-сосудистые, а, например, желудочно-кишечные проявления. В этом случае гастроэнтерологи говорят о «функциональных расстройствах желудочно-кишечного тракта», о «нервной диспепсии» или о «синдроме раздраженной кишки». Во всех этих случаях на самом деле имеет место все та же «вегетососудистая», точнее, вегетожелудочнокишечная дистония, или, что куда более правильно, – соматоформная вегетативная дисфункция желудочно-кишечного тракта [F45.31, F45.32]. Абсолютно то же самое может происходить и с дыхательной, и с мочеполовой системами, а также и с другими органами и системами, вплоть до системы терморегуляции [F45.33, F45.34, F48.38].

Психическое расстройство отчасти всегда социально…

Д. Голдберг и К. Бриджес провели весьма серьезное исследование проблемы мимикрии психических расстройств под соматические заболевания, в результате которого пришли к следующим выводам:

Во-первых, соматические нарушения психогенной природы – это не заболевание, а важный и распространенный общечеловеческий механизм, где участниками действа оказываются как врач, так и больной. И именно это наиболее распространенная причина того, что психическое заболевание, скрытое за соматической клиникой, не распознается в медицинских учреждениях общего профиля.

Во-вторых, психологическая причина, благоприятствующая такой мимикрии, связана со страхом перед психическим расстройством, перевод же его на «соматические» рельсы позволяет пациентам взять на себя «роль больного» – иногда весьма выгодную.

В-третьих, соматические нарушения психогенной природы позволяют человеку ощутить себя жертвой, и кто-нибудь, возможно, возьмет на себя в такой ситуации роль заботы о нем.

В-четвертых, подобный поворот дела избавляет пациентов от чувства вины, которое могло бы, по мнению авторов этого исследования, привести пациентов к возникновению депрессивных расстройств.

В-пятых, появившись, соматические нарушения не исчезают из-за тех преимуществ, которые больные с их помощью получают благодаря реакции супруга/супруги, семьи и работодателей.

Данное исследование (Goldberg D.T., Bridgers K., 1988), к сожалению, не проливает свет на истинную природу заболевания, однако делает его психологически более понятным. Кроме того, оно отчасти дает ответ на вопрос, почему вегетососудистая (нейроциркуляторная) дистония – наиболее частая форма соматоформного вегетативного расстройства: «желудочные дела» менее презентабельны, нежели «сердечные», их оглашение (их публичность) сопряжено с определенными трудностями, поскольку они «некрасивы».

К последнему следует добавить, что эмоции воздействуют на внимание (как на психическую функцию), делая его избирательным. В многочисленных исследованиях показано, что мы лучше воспринимаем то, что более пристойно, нежели то, что менее пристойно (Osgood C.E., 1953), а также сильнее и быстрее внешне реагируем на первое, нежели на второе (Eriksen C.W., 1958). Понятно, что более пристойными для обывателя выглядят расстройства сердечной деятельности, нежели расстройства желудочно-кишечного тракта, а потому и воспринимает он их лучше и реагирует на них ярче, что в случае соматоформного расстройства, что называется, «смерти подобно».

Обо всем этом мы будем говорить далее более подробно. Здесь же нам важно уяснить главное: сформировавшиеся (возникшие и закрепившиеся) у больных по указанным выше механизмам условные вегетативные рефлексы – уже сами по себе являются болезнью. А потому вегетативные расстройства здесь – это не симптом какого-то другого заболевания (как в случае вегетативной недостаточности при органическом поражении нервной системы), а самостоятельная патология, но с психогенной природой и психотерапевтическим способом лечения. Именно они – эти патологические условные вегетативные рефлексы являются сутью заболевания, а также точкой приложения терапевтических усилий. Разнообразные «психологические комплексы» и «личностные особенности», разумеется, важны в структуре психотерапевтической работы с данными пациентами, однако избавление от них (если оно и было бы возможным) не приведет к излечению пациентов. Только полноценная редукция, «угашение» этих патологических вегетативных условных рефлексов, составляющих суть этой болезни, и способно сделать этих пациентов здоровыми людьми.

 

Историческая справка

Прежде чем перейти к последовательному изложению основной темы – вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии, то есть соматоформной вегетативной дисфункции сердца и сердечно-сосудистой системы, следует, наверное, коснуться некоторых вопросов истории этой проблемы. Надо признать, что история эта не была простой. Науке предстояло решить несколько вопросов: болезнь это или не болезнь, если болезнь – то психическая или соматическая, если психическая – то что с ней делать.

По всей видимости, впервые клиника вегетососудистой дистонии была описана во время гражданской войны в США. У. Маклен дал в 1867 г. этому синдрому первое название: «синдром раздраженного сердца»; с 1871 г. этот синдром стал носить имя другого своего исследователя – был переименован в «синдром Да Косты». Впрочем, тогда, равно как и чуть прежде (в условиях боевых действий британских войск в Крымской и Индийской кампаниях), синдром вегетососудистой дистонии был отнесен на факт тяжелого переутомления солдат и потому толковался в рамках соматогенной астении. Сам термин «вегетососудистая дистония» был введен в научный обиход только в 1909 г. Б. Вилчманом на основании работ Х. Эппингера и Л. Хесса. Далее для обозначения нарушений центральной нервной системы с доминирующими вегетативными расстройствами использовались различные термины: Х. Оппенхейм говорил о «нейроциркуляторной астении» (1918), Я.А. Ратнер – о «диэнцефалозе» (1929), Ф.К. Кессель – о «нарушении равновесия вегетативной нервной системы» (1941); Г.И. Маркелов ввел в 1948 г. понятия «вегетоза» и «вегетопатии», Н.К. Боголепов – «вегетативной дисфункции» (1954). Кроме того, использовались понятия: «вегетативная дезрегуляция», «нейроциркуляторная дистония», «вегетативная стигматизация», «вегетативная неустойчивость», «вегетативный невроз», «вегетоневроз», «вазомоторный невроз», «ангионевроз», «кортико-висцеральный невроз» и др.

Однако одним из наиболее популярных терминов, обозначающих это расстройство, был «органоневроз». В литературе описано множество «органоневрозов» – «невроз сердца», «невроз желудка», «невроз дыхания» и др. Впрочем, еще в 1927 г. Дж. Бергманн полагал, что со временем это название исчезнет, поскольку будут найдены тонкие органические расстройства, лежащие в основе соответствующих дисфункций, но, как известно, этого не произошло, да и не могло произойти. Е.А. Попов в 1954 г. разделил эти состояния на расстройства деятельности внутренних органов, которые вызваны нарушением функционального состояния коры головного мозга, а также на функциональные расстройства со стороны внутренних органов в рамках невростении и психастении. В.Н. Мясищев рассматривал эти состояния как «системные неврозы» (1959), а Т. Биликевич – как психосоматические заболевания (1973). Наконец, А.Б. Смулевич и его соавторы показали, что под маской «неврозов органов» скрываются невротические реакции, психогенно и соматогенно обусловленные (44,8 %), фазовые состояния у лиц с компенсированным психопатическим или акцентированным преморбидом (25,9 %), а также ипохондрические развития, протекающие с сенестоалгиями и сенестопатиями (29,3 %).

Следует, кроме того, напомнить, что еще в 1949 г. немецкий психиатр Р. Лемке утверждал, что под «маской» вегетососудистой дистонии в значительной части случаев скрывается депрессия. Этим же автором было предложено соответствующее название: «вегетативная депрессия». Маскированные (лавированные или скрытые) депрессии действительно частый гость в практике врача-терапевта, однако подобное толкование вегетососудистой дистонии нельзя не признать следствием непозволительного расширения данного понятия. Вегетативные расстройства, конечно, часто встречаются и при депрессии и могут даже маскировать депрессию, но они – отнюдь не то же самое, что вегетососудистая (нейроциркуляторная) дистония. При маскированной депрессии вегетативные расстройства столь же монотонны и вычурны, сколь и традиционные для этих депрессий сенестопатии. В случае такой «маски» депрессии могут отмечаться покраснения кистей рук, больные могут жаловаться на «сдавливающие» («жужжащие», «скоблящие», «едкие» и т. п.) боли в области сердца, наконец, возможны колебания артериального давления, что вообще характерно для больных с маниакально-депрессивным психозом (Губачев Ю.М. с соавт., 1993).

Обследование подростков с вегетососудистой дистонией, проведенное в 1988 г. Г.Г. Осокиной с соавторами, показало, что в 74 % случаев речь идет о витальных аффективных синдромах с изменением побуждений, активности, телесными патологическими ощущениями, сенестопатическими, сенестоипохондрическими и некоторыми другими субдепрессивными расстройствами. Однако и здесь необходимо принять во внимание следующие возможности. Во-первых, данные аффективные нарушения могут быть проявлением как собственно невротического расстройства, так и реакцией на относительное длительное, безрезультатное лечение данных пациентов, то есть должны рассматриваться в рамках нозогении. Во-вторых, тревожные расстройства (а психические расстройства, связанные с нарушением адаптации, всегда ведут к развитию тревожных состояний) имеют тенденцию к своеобразному перерастанию в депрессию (Курпатов А.В., 2001), так что последние – выявленные в процессе исследования, – может статься, не более чем еще одна ветвь развития невротического расстройства. Еще одна, причем самостоятельная, наряду с формированием соответствующих вегетативных условных рефлексов, составляющих суть вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии.

Еще в 40-х годах ХХ века в научной школе К.М. Быкова было показано, что экстероцептивный условный рефлекс можно образовывать на деятельность любого внутреннего органа, функция которого не поддается произвольному волевому управлению. И хотя кортико-висцеральная теория К.М. Быкова и И.Т. Курцина, согласно которой возникновение психосоматических заболеваний связано с первичным нарушением корковых механизмов управления висцеральными органами (Быков К.М., Курцин И.Т., 1960), подвергается отчасти заслуженной критике (Суворов Н.Ф., 1986) за явное упрощение проблемы психосоматической патологии, именно этой школой в лабораторных условиях были вызваны экспериментальные неврозы сердца, сосудов, желудка и кишечника, а также коронарной недостаточности, язвы желудка и т. п. Впрочем, здесь, к сожалению, произошло смешение различных феноменов, неоправданно объединенных под понятием «психосоматические заболевания». Очевидно, что природа и генез соматоформной вегетативной дисфункции и собственно психосоматических заболеваний (гипертония, язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, экземы и т. п.) принципиально отличны (Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г., 2001), да и в клинике этих заболеваний действуют разные механизмы (в первом случае – специфического патологического вегетативного условного рефлекса, а во втором – дезадаптивной функциональной системы). Если преодолеть это смешение, то, конечно, идея условнорефлекторной природы соматоформной вегетативной дисфункции представляется абсолютно оправданной и, кроме того, объясняет самостоятельный нозологический статус этого заболевания.

А.М. Вейн в свою очередь предлагает выделять синдром вегетососудистой дистонии при различных заболеваниях и состояниях, с одной стороны, и вегетососудистых заболеваний – с другой. Синдром вегетососудистой дистонии, по А.М. Вейну, может быть конституциональной природы, возникающим на фоне эндокринных перестроек организма, при первичном поражении висцеральных органов, при первичных заболеваниях периферических эндокринных желез, при аллергии, при патологии сегментарной вегетативной нервной системы, при органическом поражении головного мозга, а также при неврозах, где он, по словам А.М. Вейна, является «облигатным». К вегетососудистым заболеваниям А.М. Вейн относит мигрень, обмороки, ангиотрофоневрозы и ортостатическую гипотонию (Вейн А.М., 1991). Впрочем, подобная классификация по сути своей основана не на патогенетическом, а на феноменологическом принципе и вряд ли что-то проясняет в тактике лечения вегетативных дисфункций.

Так или иначе, но, как указывает Б.Д. Карвасарский, попытки выделения вегетативной дистонии в качестве нозологической формы вегетативной патологии, а также нейроциркуляторной дистонии в виде самостоятельного заболевания (Покалев Г.М., Трошин В.Д., 1986) представляются недостаточно правомерными. Столь же сомнительны и утверждения, согласно которым вегетососудистая дистония есть расстройство, обусловленное изменением симпатической и парасимпатической иннервации, а к нейроциркуляторной дистонии следует относить расстройства, обусловленные изменениями тонуса сосудов и их реактивности (Карвасарский Б.Д., 1990). Сам Б.Д. Карвасарский определяет данные состояния как невротические нарушения сердечно-сосудистой системы, невротические нарушения дыхания, невротические желудочно-кишечные расстройства, невротические расстройства мочевыделительной системы (Карвасарский Б.Д., Простомолотов В.Ф., 1988).

Впрочем, перечисление различных взглядов на природу вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии, обнаруживаемых в литературных источниках, может занять слишком много места, и при этом оно вряд ли даст необходимое представление об этой болезни практикующему врачу. Единственное, о чем можно с уверенностью сказать по результатам этого анализа, так это то, что данное заболевание – вегетососудистая (нейроциркуляторная) дистония – поистине неуловимый «Летучий Голландец», который слишком часто навещает кабинеты поликлиник и палаты в госпиталях и больницах.

 

 

Терапия, основанная на эмпирических наблюдениях за эффективностью тех или иных воздействий, отчаянно грешит грубым ремесленничеством и вряд ли может быть перспективной. Чтобы добиться действительного эффекта, врач должен уметь не только распознавать патологию, но и видеть все патогенетические механизмы ее формирования и развития. В случае соматоформной вегетативной дисфункции, которая проходит чаще всего под вывеской «вегетососудистой (нейроциркуляторной) дистонии», эта задача простой не кажется. Дело в том, что эта патология странным образом сочетает в себе патофизиологическую основу (теория стресса), психогенное происхождение (теория невроза) и нейрофизиологический субстрат (теория условных рефлексов), который, впрочем, поддерживается, усиливается и модифицируется психогенией, только на сей раз связанной не с инициирующим психотравмирующим фактором, а с реакцией на сформировавшийся в процессе развития болезни нейрофизиологический субстрат. Впрочем, когда нам открываются эти трудности, ни клиника, ни дифференциальная диагностика, ни способы лечения данных болезненных состояний уже не представляют серьезной проблемы. Поэтому именно с разрешения заявленных здесь вопросов и следует начать.

 

Стресс – это эмоция в действии

В научный обиход понятие стресса было официально введено Г. Селье, который понимал под «стрессом» неспецифический ответ организма на воздействие окружающей среды. Как известно, стресс, по Г. Селье, протекает в три фазы:

· реакция тревоги, во время которой сопротивление организма понижается («фаза шока»), а затем включаются защитные механизмы;

· стадия сопротивления (резистентности), когда напряжением функционирования систем достигается приспособление организма к новым условиям;

· стадия истощения, в которой выявляется несостоятельность защитных механизмов и нарастает нарушение согласованности жизненных функций.

Впрочем, теория стресса Г. Селье сводит механизмы неспецифического приспособления к изменениям уровней адаптационных гормонов в крови, а ведущая роль центральной нервной системы в генезе стресса была этим автором откровенно проигнорирована, что в каком-то смысле даже забавно – по крайней мере, с высоты нынешних знаний феномена стресса. Далее Г. Селье попытался поправиться, введя дополнительно к «стрессу» понятие «психологического» или «эмоционального стресса», однако ничего, кроме очередных трудностей и парадоксов, это нововведение не дало. И до тех пор пока в науке не была осознана основополагающая роль эмоции в развитии стресса, теория достаточно долго топталась на месте, накапливая и перекладывая с места на место эмпирический материал.

История «стресса»

Родоначальником теории стресса по праву считается Ганс Селье, опубликовавший 4 июля 1936 г. статью «Синдром, вызываемый различными повреждающими агентами» в английском журнале «Nature». В этой статье он впервые описал стандартные реакции организма на действие различных болезнетворных агентов.

Однако первое употребление понятия стресса (в смысле «напряжение») появилось в литературе, правда в художественной, в 1303 г. Поэт Роберт Маннинг писал в своем стихотворении «Handlying Synne»: «И эта мука была манной небесной, которую Господь послал людям, пребывающим в пустыне сорок зим и находящимся в большом стрессе». Сам Г. Селье считал, что слово «стресс» восходит к старофранцузскому или средневековому английскому слову, произносимому как «дистресс» (Селье Г., 1982). Другие исследователи считают, что история этого понятия более давняя и произошло оно не от английского, а от латинского «stringere», означавшего «затягивать».

Вместе с тем и сама теория стресса по сути своей не была оригинальной в изложении Г. Селье, поскольку еще в 1914 г. блистательный американский физиолог Уолтер Кеннон (бывший одним из основоположников учения о гомеостазе и о роли симпатоадреналовой системы в мобилизации функций организма, борющегося за существование) описал физиологические аспекты стресса. Именно У. Кеннон определил роль адреналина в реакциях стресса, назвав его «гормоном нападения и бегства». На одном из своих докладов У. Кеннон сообщил, что благодаря мобилизационному эффекту, который оказывает адреналин в условиях сильных эмоций, в крови увеличивается количество сахара, поступающего таким образом к мышцам. На следующий день после этого выступления У. Кеннона газеты пестрили заголовками: «Разгневанные мужчины становятся слаще!»

Интересно, что уже в 1916 г. между И.П. Павловым и У. Кенноном завязалась переписка, а потом и многолетняя дружба, которая, надо думать, оказала значительное влияние на дальнейшее развитие научных представлений обоих исследователей (Ярошевский М.Г., 1996).

Вместе с тем неоспоримым является тот факт, что стресс всегда сопровождается эмоцией, а эмоции проявляются не только психологическими переживаниями, но также вегетативными и соматическими (собственно телесными) реакциями. Однако мы все-таки недостаточно правильно пониманием то, что скрывается за словом «эмоция». Эмоция – это не столько переживание (к последнему без каких бы то ни было оговорок может быть отнесено «чувство», но не «эмоция»), сколько своего рода вектор, определяющий направление деятельности всего организма, вектор, возникающий на точке согласования условий внешней и внутренней среды, с одной стороны, и потребностей выживания этого организма – с другой.

Причем подобные рассуждения отнюдь не являются голословными, поскольку местом нейрофизиологической локализации эмоций является лимбическая система, которую, кстати говоря, иногда называют «висцеральным мозгом». Лимбическая система выполняет наиважнейшую для выживания организма роль, так как именно она получает и обобщает всю информацию, поступающую как из внешней, так и из внутренней среды организма; именно она по результатам этого анализа запускает вегетативные, соматические и поведенческие реакции, обеспечивающие приспособление (адаптацию) организма к внешней среде и сохранение внутренней среды на определенном уровне (Лурия А.Р., 1973). По большому счету вся эта совокупная реакция, запускаемая лимбической системой, и является, в строгом употреблении этого слова, «эмоцией». Даже при самом серьезном и вдумчивом исследовании мы не найдем в «эмоции» животного ничего, кроме вегетативных, соматических и поведенческих реакций, призванных обеспечить сохранение его жизни.

Роль эмоции – это роль интегратора, именно она, базируясь на перекрестке путей (в лимбической системе), заставляет и сам организм, и все уровни психической организации соединить свои усилия для решения основной задачи организма – задачи его выживания. Еще У. Кеннон рассматривал эмоцию не как факт сознания, а как акт поведения целостного организма по отношению к среде, направленный на сохранение его жизни. Почти полвека спустя П.К. Анохин сформулирует теорию эмоций, где покажет, что эмоция – это не просто психологическое переживание, а целостный механизм реагирования, включающий в себя «психический», «вегетативный» и «соматический» компоненты (Анохин П.К., 1968). Действительно, просто переживать по поводу опасности – дело абсурдное и нелепое, эта опасность должна быть не просто оценена, но устранена – то ли путем бегства, то ли в борьбе. Именно с этой целью и нужна эмоция, которая, можно сказать, включает весь арсенал «средств спасения», начиная от напряжения мышц и заканчивая перераспределением активности с парасимпатической на симпатическую системы с параллельной мобилизацией всех необходимых для этих целей гуморальных факторов.

Раздражение лимбических структур, особенно миндалин, приводит к повышению или понижению частоты сердечных сокращений, усилению и угнетению моторики и секреции желудка и кишечника, изменению характера дыхания, секреции гормонов аденогипофизом и т. д. Гипоталамус, который считается, вообще говоря, «местом дислокации» эмоций, на самом деле обеспечивает лишь вегетативный ее компонент, а вовсе не совокупность психологических переживаний, которые без этого вегетативного компонента откровенно мертвы. Если мы начнем раздражать миндалины мозга экспериментального животного, то оно предъявит нам целый спектр отрицательных эмоций – страх, гнев, ярость, каждая из которых реализуется или «борьбой», или «бегством» от опасности. Если же мы удалим у животного миндалины мозга, то получим совершенно нежизнеспособное существо, которое будет выглядеть беспокойным и неуверенным в себе, поскольку не сможет более адекватно оценивать поступающую из внешней среды информацию, а потому и эффективно защищать свою жизнь. Наконец, именно лимбическая система отвечает за перевод информации, хранящейся в кратковременной памяти, – в память долговременную; вот почему мы запоминаем только те события, которые были для нас эмоционально значимы, и совершенно не помним того, что не возбудило в нас живого аффекта.

Таким образом, если и есть в организме некая специфическая точка приложения стрессора, то это именно лимбическая система мозга, а если и есть какая-то специфическая реакция организма на стрессор – то это эмоция. Стресс (то есть ответ организма на стрессор), следовательно, это не что иное, как та самая эмоция, которую У. Кеннон назвал в свое время «emergency reaction», что дословно переводится как «крайняя реакция», а в русскоязычной литературе получило название «реакции тревоги» или, что более правильно, – «реакции мобилизации». Действительно, организм, сталкиваясь с опасностью, должен мобилизироваться для целей спасения, и лучшего средства, кроме как сделать это по вегетативным путям симпатического отдела, у него нет.

В результате мы получим целый комплекс биологически значимых реакций:

· увеличение частоты и силы сердечных сокращений, сужение кровеносных сосудов в органах брюшной полости, расширение периферических (в конечностях) и коронарных сосудов, повышение кровяного давления;

· снижение тонуса мышц желудочно-кишечного тракта, прекращение деятельности пищеварительных желез, торможение процессов пищеварения и выделения;

· расширение зрачка, напряжение мышцы, обеспечивающей пиломоторную реакцию;

· усиление потоотделения;

· усиление секреторной функции мозгового вещества надпочечников, вследствие чего увеличивается содержание адреналина в крови, который в свою очередь оказывает соответствующее симпатической системе влияние на функции организма (усиление сердечной деятельности, торможение перистальтики, увеличение содержания сахара в крови, ускорение свертываемости крови).

В чем же биологический смысл этих реакций? Нетрудно заметить, что все они служат обеспечению процессов «борьбы» или «бегства»:

· усиленная работа сердца при соответствующей сосудистой реакции приводит к интенсивному кровоснабжению рабочих органов – прежде всего скелетной мускулатуры, в то время как органы, деятельность которых не может способствовать борьбе или бегству (например, желудок и кишечник), получают меньше крови, а их активность уменьшается или прекращается вовсе;

· для повышения способности организма к усилию изменяется и химический состав крови: сахар, высвобождаемый из печени, становится энергетическим материалом, необходимым для работающих мышц; активация противосвертывающей системы крови предохраняет организм от слишком большой кровопотери в случае ранения и т. д.

Природа все предусмотрела и все, кажется, устроила замечательно. Однако она создавала систему реагирования и поведения, адекватную биологическому существованию живого существа, но не социальной жизни человека с ее порядками и регламентацией. Кроме того, природа, видимо, никак не рассчитывала на возникшую только у человека способность к абстракции и обобщению, накоплению и передаче информации. Не знала она и о том, что опасность может таиться не только во внешней среде (как это происходит в случае любого другого животного), а и «внутри головы», где именно у человека и помещается львиная доля стрессоров. Таким образом, эта своеобразная «генетическая ошибка» превратила этот блистательный, столь любовно и талантливо изготовленный природой механизм «защиты» и «выживания» животного в ахиллесову пяту человека.

Да, условия «социального общежития» человека внесли существенную путаницу в эту отлаженную природой схему реагирования на стрессор. Появление всех вышеперечисленных симптомов в тех случаях, когда опасность носит социальный характер (когда, например, нас ожидает трудный экзамен, выступление перед большой аудиторией, когда мы узнаем о своей болезни или о болезни своих близких и т. п.), как правило, нельзя считать уместным. В таких ситуациях мы не нуждаемся в соматовегетативном обеспечении своих потуг к «борьбе» или «бегству», поскольку просто не воспользуемся этими вариантами поведения в условиях подобных стрессов. Да и глупо было бы драться с экзаменатором, убегать от врача, узнав о своей болезни и т. п. Вместе с тем организм, к сожалению, реагирует исправно: наше сердце колотится, руки дрожат и потеют, аппетит никуда не годится, во рту сухость, зато мочеиспускание работает, так некстати, исправно.

Да, как ни странно, страдает не только симпатический отдел вегетативной нервной системы, но еще и парасимпатический. Усиление первого в ответ на стрессор может сопровождаться, как подавлением, так и активацией антагонистического ему парасимпатического отдела вегетативной нервной системы (могут возникнуть позывы на мочеиспускание, расстройства стула и т. п.). Следует добавить, что после прекращения действия возбуждающих факторов активность парасимпатической нервной системы, связанная с восстановительным процессом в результате своеобразной сверхкомпенсации, может приводить к перенапряжению последней. Например, хорошо известны экспериментально доказанные случаи вагусной остановки сердца во время выраженного стресса (Richter C.P., 1957), а также проявление выраженной общей слабости в ответ на сильный раздражитель и т. п.

Психогенная смерть

C.P. Richter в опытах на крысах проиллюстрировал феномен вагусной остановки сердца. Прирученные крысы, опущенные в специальный цилиндр с водой, из которого невозможно было выбраться, оставались живыми около 60 часов. Если же в этот цилиндр помещались дикие крысы, то дыхание их практически сразу резко замедлялось и через несколько минут сердце останавливалось в фазе диастолы. Однако если у диких крыс не возникало чувства безнадежности, что обеспечивалось предварительными «тренировками», во время которых эти дикие крысы неоднократно помещались и изымались из цилиндра, то длительность выживания в этом цилиндре у прирученных и диких крыс оказывалась одинаковой (Richter C.P., 1957).

При этом нельзя не заметить, что человек – за счет своей мыслительной деятельности, нередко заводящей его в тупик, – способен испытывать чувство безвыходности посильнее упомянутых грызунов. Не случайно даже загадочную «смерть Вуду», наступающую у аборигена после того, как он узнает о насланном на него проклятии шамана, или при нарушении им «смертельного табу», объясняют перенапряжением не симпатической, а парасимпатической системы, в результате которой наступает все та же вагусная остановка сердца (Райковский Я., 1979).

Кроме того, мы, будучи «людьми приличными», не считаем нужным (или возможным) проявлять в таких случаях свои эмоции, то есть насильственно их сдерживаем. Однако соматовегетативная реакция, как известно благодаря работам П.К. Анохина, от подобного подавления «внешнего компонента эмоции» только усиливается! Таким образом, наше сердце, например, в подобных ситуациях будет биться не меньше, а больше, чем у животного, если бы оно оказалось (предположим такую немыслимую возможность) на нашем месте. Но мы не допустим «позорного бегства», «не опустимся на тот уровень, чтобы выяснять отношения кулаками» – мы сдержимся, а если испытаем эти чувства в кабинете начальника или «в сцене примирения» с набившим оскомину супругом (супругой), – то сдержимся исключительно, подавим любую негативную эмоциональную реакцию. Животное, конечно, резонно бы ретировалось из-под бомбежки столь сильными стрессорами, но мы останемся на месте, попытаемся до последнего «сохранить лицо», испытывая при этом настоящую вегетативную катастрофу.

Впрочем, есть и еще одно отличие, существенно отделяющее нас от таких «нормальных», в сравнении с нами, животных; и состоит это отличие в том, что количество тех стрессов, которое переживает животное, не идет ни в какое сравнение с тем числом, которое выпадает на долю человека. Животное живет в «блаженном неведении», мы же находимся в курсе всех возможных и невозможных неприятностей, которые могут, как нам иногда кажется, произойти с нами, потому что они происходили с другими людьми. Мы боимся, кроме прочего, социальных оценок, утраты с таким трудом завоеванных позиций в отношениях с родственниками, друзьями, коллегами; мы опасаемся показаться недостаточно сведущими, некомпетентными, недостаточно мужественными или недостаточно женственными, недостаточно красивыми или чересчур обеспеченными, слишком нравственными или абсолютно безнравственными; наконец, нас пугает финансовое неблагополучие, нерешенность бытовых и профессиональных проблем, отсутствие в нашей жизни «большой и вечной любви», ощущение непонятости, короче говоря, «имя им – легион».

Обезьяна, ставшая человеком (на время эксперимента)

Не самый гуманный, но зато более чем показательный эксперимент, демонстрирующий трагичность подавления естественных реакций, возникающих в ситуации стресса, был проведен в Сухумском отделении АМН СССР Ю.М. Репиным и В.Г. Страцевым. Суть этого исследования заключалась в том, что подопытные обезьяны иммобилизировались, а после этого подвергались воздействию «сигналом угрозы», который вызывал агрессивно-оборонительное возбуждение. Невозможность вследствие иммобилизации реализации обоих запрограммированных природой вариантов поведения («борьбы» или «бегства») приводила к устойчивой диастолической гипертонии. Развивающееся заболевание имело хроническое течение, сочеталось с ожирением, изменениями артерий атеросклеротического характера, клиническими и морфологическими признаками ишемической болезни сердца.

Симпато-адреналовая активация начального периода постепенно сменялась признаками истощения этой системы в стадии стабилизации гипертензии. Кора надпочечников, выделявшая значительные количества стероидных гормонов при формировании патологии, претерпевала выраженные изменения при хронизации заболевания, создавалась картина «дискортицизма», который наблюдается у ряда больных с артериальной гипертензией из числа вида «Homo Sapiens».

Все это позволило авторам сделать вывод, что психосоматические заболевания (в данном случае – гипертоническая болезнь) являются преимущественно человеческим недугом, возникающим вследствие жесткой социальной регламентации поведения, предполагающей подавление (торможение) внешних – двигательных компонентов пищевой, половой и агрессивно-оборонительной реакций (Репин Ю.М., Страцев В.Г., 1975). Действительно, иммобилизация, которая в эксперименте была насильно и жестоко применена к животным, находящимся в состоянии стресса, является нашим обычным состоянием в обыденной жизни.

Какому перенапряжению в конечном итоге мы подвергаем собственную вегетативную нервную систему, даже трудно себе представить! В целом вегетативные реакции – от приступов сердцебиения до кишечного дискомфорта – явления обычные в нашей жизни, полной стрессов, тревог, неоправданных зачастую, но все равно отменных страхов. Психологи не случайно назвали прошлый – ХХ век – «веком тревоги»: за одну только вторую его половину количество неврозов, по данным ВОЗ, выросло в 24 раза! Но большинство людей, конечно, традиционно фиксируются на своих психологических переживаниях, а вегетативные составляющие этих тревог проходят для них относительно бесследно. Другая часть людей (в силу ряда обстоятельств, о которых речь пойдет ниже) или просто не замечают своих стрессоров, а потому видят лишь проявления «вегетативной дисфункции», или же фиксируются на этих соматовегетативных проявлениях своей тревоги раньше, нежели успевают понять, что естественным образом растревожились по какой-то абсолютно посторонней причине.

Как человек оценит эти реакции своей вегетативной нервной системы – в значительной степени зависит от того, насколько высок уровень его психологической культуры, насколько хорошо он знаком с механизмами образования и проявления эмоций. Разумеется, по большей части в этом спектре уровень культуры нашего населения крайне низок, поэтому нет ничего странного в том, что для очень большого числа наших сограждан эти естественные вегетативные проявления тревоги значат не что иное, как симптомы «больного сердца», «плохих сосудов», а потому – «скорой и неминуемой смерти». Впрочем, определенную роль играет и специфика восприятия человеком «внутренней жизни» своего организма. Оказывается, что различия здесь весьма существенны – одни лица вообще «глухи» к своему сердцебиению, повышенному (в разумных пределах) давлению, желудочному дискомфорту и т. п., а другие, напротив, ощущают эти отклонения настолько отчетливо, что справиться с возникающим ужасом по поводу их возникновения ни сил, ни здравого смысла у них не хватает.

Кроме того, в специальных исследованиях было выяснено, что лица, сообщающие о большем количестве вегетативных изменений во время переживания эмоций, объективно обнаруживают большую физиологическую чувствительность к действию эмоциональных факторов. То есть у людей, вегетативные реакции которых являются более отчетливыми и хорошо осознаются, эмоциональный процесс протекает с большей выраженностью, нежели у тех лиц, у которых эти реакции менее выражены (Mandler G. et al., 1958). Иными словами, импульсы, поступающие от внутренних органов, поддерживают эмоциональный процесс, то есть здесь – в этой группе лиц – мы имеем дело со своего рода самозаводящейся машиной. С одной стороны, эмоциональные реакции сопровождаются у этих людей избыточной («сверхнормативной») вегетативной реакцией, но, с другой стороны, ощущение и осознание ими последней приводит к тому, что усиливается изначальная эмоциональная реакция, а значит, и свойственная ей избыточная вегетативная составляющая. По всей видимости, среди наших больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) преобладают как раз эти лица с особенной способностью к ощущению собственных «вегетативных эксцессов». Именно эта особенная чувствительность и предопределяет то, что основной своей проблемой данные пациенты будут считать не тревогу и не эмоциональную неустойчивость, а телесные (соматовегетативные) проявления этих эмоциональных состояний, не понимая, правда, что стали жертвой скорее «эмоции», нежели «тела».

Кроме того, остроумные эксперименты, проведенные в целях изучения поведения человека после введения ему адреналина (что вызывает состояние, напоминающее вегетативный криз), показали два возможных варианта работы такой «самозаводящейся машины» (Schachter S., Singer J.E., 1962). В первом случае в «поле зрения» человека попадают психологические составляющие эмоциональной реакции, и дальнейший ход психических событий приходит к усилению этой эмоции. Во втором случае внимание человека оказывается сконцентрировано на телесных (соматовегетативных) составляющих эмоциональной реакции, что приводит к усилению последних за счет несознаваемого подключения к этому процессу психологических составляющих этой эмоции. И если первый способ реагирования даст нам больных с фабулой «эмоциональных расстройств» (то есть страдающих тревожно-фобической симптоматикой), где «в разработку» берутся, как правило, какие-то внешние факторы (например, страх публичного выступления или сексуальных контактов), вызвавшие эти реакции, то второй способ является основным «поставщиком» пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией), поскольку, зафиксировав свое внимание на вегетативных компонентах эмоции, эти лица, с одной стороны, не осознают собственной эмоции, а потому и не ищут «внешних поводов», с другой стороны – они, не понимая истинной причины своих вегетативных пароксизмов, начинают думать, что у них «сердечный приступ», тогда как на самом деле они просто «впали в аффект». Фиксация на этом «сердечном приступе», дополненная соответствующими душераздирающими размышлениями, усилит данный вегетативный пароксизм, убедив этих пациентов в оправданности их опасений за свое здоровье.

 

Стресс и развитие первичной психогении

Что же это за психологические стрессы, которые способны приводить к выраженным эмоциональным реакциям, однако практически не осознаются при этом человеком, эти стрессы испытывающим? Ответ на данный вопрос дает ключ к пониманию рассматриваемой нами загадочной патологии. Поскольку если станет понятно, что можно переживать стресс, не ощущая себя находящимся «в стрессе», то станет понятно и то, почему пациенты с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) вместо того, чтобы сетовать на собственную жизнь и переживать за нее же, сетуют и переживают из-за состояния своего здоровья, которое у них, как показывают данные объективных исследований, как раз «самое сильное место». Иными словами, нам нужно рассмотреть те психотравмирующие факторы, которые могут пройти незамеченными для сознания человека, но будут действовать согласно своему предназначению. Таковых на поверку оказывается три, последовательным рассмотрением которых мы сейчас и займемся.

Основной задачей любого организма, как уже было сказано выше, является его выживание. Именно ей – этой священной цели – и подчинена вся его организация, деятельность, вся специфика и сущность его реакций, такова и природа эмоции – сигнализирующей о состоянии соответствия обстоятельств среды потребностям организма (Анохин П.К., 1968; Симонов П.В., 1987). Если внешние обстоятельства отвечают нашим потребностям, то мы испытываем положительные эмоции, если же этого не происходит, то возникающие отрицательные эмоции требуют от нас предпринять усилия, с тем чтобы изменить это соотношение в нашу пользу, привести, так сказать, внутренние потребности и внешние обстоятельства в соответствие. Вот почему «эмоциональный стресс» определяется в отечественной литературе как состояние ярко выраженного психоэмоционального переживания человеком конфликтных жизненных ситуаций, которые остро или длительно ограничивают удовлетворение его социальных или биологических потребностей (Судаков К.В., 1986).

Парадокс стресса и тайна эмоции

(откровения лауреатов Нобелевской премии)

Стресс – это по большому счету сам процесс адаптации, который и есть в сущности обеспечение выживания в изменяющихся условиях среды. Однако тут-то и сокрыта основная проблема: для того чтобы адаптация была эффективной, необходимо формировать устойчивые формы реагирования, но, с другой стороны, эта стратегия чревата, поскольку не отвечает принципу изменчивости внешней среды. «В двойственности действия любых структур заключена проблема, – пишет лауреат Нобелевской премии К. Лоренц. – Дождевой червь может изгибаться как хочет; мы же в состоянии менять позицию нашего тела лишь в тех местах, где предусмотрены суставы. Зато мы можем стоять прямо, а дождевой червь не может. Структура – это приспособленность в готовом виде; и она должна быть в состоянии, по крайней мере частично, опять разрушаться и перестраиваться, когда происходят дальнейшие приспособления и должно быть усвоено новое знание» (Лоренц К., 1998).

Впрочем, эта проблема, это противоречие, составляющее суть процесса адаптации, была осмыслена еще в трудах И.П. Павлова. «На большие полушария, – писал он, – беспрерывно падают бесчисленные раздражения как из внешнего мира, так и из внутренней среды организма. Все это встречается, сталкивается и должно складываться, систематизироваться. Перед нами, следовательно, грандиозная динамическая система. И мы на наших условных рефлексах у нормального животного наблюдаем и изучаем это беспрерывное систематизирование процессов, можно бы сказать – беспрерывное стремление к динамическому стереотипу. […] Нужно думать, что нервные процессы полушарий при установке и поддержке динамического стереотипа есть то, что обыкновенно называется чувствами в их основных категориях – положительной и отрицательной – и в их огромной градации интенсивностей. Процессы установки стереотипа, довершения установки, поддержки стереотипа и нарушений его и есть субъективно разнообразные положительные и отрицательные чувства» (Павлов И.П., 1949).

В феномене динамической стереотипии, описанном И.П. Павловым, заключен наиважнейший для целей самосохранения живого существа смысл. Однажды выработанный нами динамический стереотип, а проще говоря, стереотип поведения или привычка, есть отработанный, проверенный, а потому надежный с точки зрения инстинкта самосохранения вариант поведения. Когда же по тем или иным обстоятельствам мы вынуждены отступить от выработанного нами стереотипа поведения, то для глубинных структур нашей психики это означает не что иное, как сигнал опасности, поскольку новый, иной вариант поведения – еще не проверен, а потому потенциально опасен для жизни. Именно с этой целью и возникают отрицательные эмоции, которые буквально требуют от нас, чтобы мы вернулись к прежним привычкам, к прежним стереотипам реагирования.

С другой стороны, нам нужно согласовать свои потребности с меняющимися условиями внешней среды, которые и заставили нас изменить своим привычным формам поведения. И вот промеж этих Сциллы и Харибды и разворачивается драма адаптации. Как поступить? То ли изменить свое привычное поведение и столкнуться с пугающей неизвестностью, требующей затратного формирования новых вариантов реагирования, не гарантирующих ко всему прочему положительного результата; или же остаться при своем, реализовывать прежнее, привычное поведение, но в этом случае отдаться на откуп безжалостным инновациям внешней среды? Что ж, это вопрос, достойный гамлетовского – «Быть или не быть?»

Иными словами, проблема стресса – это отнюдь не одна только проблема согласования внешних обстоятельств с внутренними потребностями организма, но еще и весьма травматичная перестройка внутреннего устройства психического, этой «грандиозной динамической системы». Вот почему подлинным стрессом для организма является не действие на него некого внешнего фактора, а необходимость измениться в угоду данному новому обстоятельству, сохранив при этом собственную целостность. Вот почему П.К. Анохин говорил, что стресс – это «хаос внутри функциональных систем» (последние, надо заметить, генетически родственны павловскому понятию «динамического стереотипа»).

Наконец, третьим «слабым звеном» адаптационного процесса в условиях стресса оказывается запас прочности психической организации. Сможет ли она вынести выпавшие на ее долю трудности, выдержит ли она напор внешних обстоятельств, не сломается ли, не постигнет ли эту «гигантскую динамическую систему» крах, равнозначный гибели? А если и выдержит, если и осилит эти превратности судьбы, не скажется ли это на всем дальнейшем ее существовании, не исказят ли эти перипетии ее настолько, что все дальнейшее существование этой психической организации превратится лишь в уродливую пародию на жизнь? К сожалению, кредит прочности действительно существует, и сверхсильное воздействие способно обеспечить ей списание в утиль. Никакая система не может выдержать воздействия, превосходящего ее возможности, и «ни один организм, – говорил Г. Селье, – не может постоянно находиться в состоянии тревоги». С другой стороны, столкновение организма с опасной для жизни ситуацией может настолько сильно запечатлеться в его психике, что все дальнейшее течение психических процессов будет искажаться силой этого хронического возмущения, локализующегося внутри системы.

Таким образом, мы видим, что стрессовое воздействие – явление наисложнейшее по своей природе и действует на психику человека как минимум по трем основным направлениям:

во-первых, создает конфликт между потребностями организма и внешними условиями, когда последние не могут быть реализованы должным образом, что и ведет к нарастанию внутреннего напряжения, комплексу негативных эмоций и перманентному стрессу, который испытывает организм и его психическая организация;

во-вторых, под воздействием изменений внешних условий психическая организация оказывается в ситуации, когда она либо вынуждена изменить привычным формам поведения, либо погибнуть; конечно, она предпочитает первый вариант второму, однако это ставит ее в уязвимую позицию перед лицом неизвестности, что в свою очередь вызывает сильнейшее внутреннее напряжение, комплекс негативных эмоций и опять же ведет к длительному стрессу;

в-третьих, организм, выдержавший серьезнейшее воздействие стрессора, может статься, хорошо адаптируется, восстанавливая прежний статус-кво, однако с этой поры его психическая организация содержит в себе некую сенсибилизацию, готова на избыточную, сверхсильную реакцию при появлении (или угрозе появления) агента, спровоцировавшего тогда эту угрозу для жизни организма (или даже агента, хотя бы отдаленно напоминающего ту ситуацию).

Каким же образом реализуются все эти механизмы стресса и развития психогении у наших пациентов? Приведем клинические примеры, иллюстрирующие указанные позиции.

Первый вариант развития соматоформной вегетативной дисфункции характерен для тех ситуаций, когда психотравмирующим (стрессогенным) фактором оказывается невозможность реализации той или иной биологической или социальной потребности. Проблема здесь заключена в том, что потребность эта, как правило, по тем или иным причинам пациентом не осознается, оказывается, можно сказать, подсознательной. В этой ситуации он не может с помощью сознания и здравого смысла искать выхода из сложившегося затруднительного для себя положения, а конфликт в подсознании продолжает наличествовать. Последнее приводит к возникновению существенного перенапряжения психической организации пациента, он испытывает своего рода «внутренний стресс», который проявляется тревогой, беспокойством, зачастую также неосознанной. Однако не заметить вегетативных проявлений этой тревоги (всегда и обязательно имеющих место – сердцебиение, колебание артериального давления, потливость и т. п.) невозможно, поскольку же истинная причина этих расстройств пациенту не ясна, то он и относит эти расстройства на счет соматического заболевания. И, как правило, он увязывает (частью автоматически) возникновение своих вегетативных дисфункций с теми нейтральными обстоятельствами, в которых они манифестировали (выход на улицу, посещение магазина, ситуация толпы или одиночества, а также любые другие).

Теперь именно они, эти нейтральные прежде обстоятельства, по механизму условного рефлекса и будут для данного пациента стимулом, провоцирующим очередной приступ вегетативных расстройств. Все это в совокупности приведет к тому, что сомнений в соматической природе его страдания у этого пациента уже не возникнет. Более того, он будет цепляться за любое «доказательство» соматической природы своего страдания, поскольку неизвестность, непонятность – куда хуже плохой и даже пугающей, но определенности. Далее с течением времени нарастают процессы ипохондризации, при этом изначальная проблема уже не будет казаться пациенту существенной, даже если вынести ее на уровень сознания, поскольку все мысли и помыслы пациента уже заняты новой – страхом смерти от «нераспознанной врачами тяжелой болезни», а кроме того, сформировались и работают патологические условные вегетативные рефлексы, их новой манифестации он и боится, а страх этот и есть то отменное топливо, которое способно из раза в раз подтверждать опасения больного.

Следует отметить еще одно существенное обстоятельство. Дело в том, что появившийся «симптом», составляющий суть соматоформного вегетативного расстройства, никогда не остается безучастным к дальнейшей истории пациента. Как правило, он встраивается в жизненную канву человека, начиная играть в нем ту или иную роль. Человек, по тем или иным обстоятельствам взявший на себя «роль больного», изменяет тем самым и свое социальное окружение, а также меру обязанностей и ответственности, которая прежде была на него возложена. В результате подобная модификация жизненного сценария может оказаться даже в чем-то выгодной: больной может получить некие преимущества, о которых он раньше и мечтать не мог, а потому, конечно не осознавая того, не слишком желает избавиться от своего недуга, хотя в целом недоволен им страшно. Состояния, которые испытывает больной, даже если они в действительности не опасны для жизни, не перестают быть от этого менее мучительными, но, адаптируясь к своей новой жизни, где он не мыслит себя без своего болезненного состояния, он привыкает, обвыкается. И пусть даже эти оковы ему жмут, став привычными, – он не готов избавиться от них просто потому, что «его болезнь не опасна».

Случай первый:

Пациентка 42 лет, со среднеспециальным образованием, не работающая, по характеру претенциозная с элементами «мимозоподобной» истерии, обратилась за помощью в Клинику неврозов им. академика И.П. Павлова с жалобами на приступы сердцебиения, затрудненного дыхания, повышения артериального давления (до 90/140 мм рт. ст.), выраженной слабости, потливости и проч., сопровождающиеся чувством страха. Данное состояние возникло у больной четыре года назад на фоне «полного благополучия». Домашняя ситуация действительно выглядела идеальной: любимый муж, серьезный и ответственный сын, хорошее материальное положение. К моменту госпитализации соматоформная вегетативная дисфункция достигла крайней степени выраженности, больная в течение полугода не покидала квартиру, не могла находиться в ней одна и т. п.

В процессе психотерапевтической диагностики выяснилось, что в течение последних четырех с половиной лет муж больной «на фоне больших нагрузок на работе и усталости» перестал вступать с ней в сексуальные отношения, мотивируя свое поведение развившейся у него импотенцией. В первое время больная предпринимала попытки лечить мужа у врачей и знахарей, однако лечение он саботировал. Больная раздражалась, хотя свои реакции старательно сдерживала, поскольку «достаточно хорошо воспитана». Вместе с тем больная считала себя молодой и достаточно привлекательной, «думала, что жизнь только начинается». Финансовое положение семьи позволяло ей не работать, но роль домохозяйки (учитывая личностные установки пациентки) ее не устраивала: «Вот, ухаживаю за этими двумя мужиками! Старший целый день на работе, а у младшего одни девицы на уме. А что поделаешь?… Я бы пошла работать, да все связи уже утрачены и профессия у меня не подходящая». Не странно, что первый вегетативный приступ возник у этой пациентки, раздраженной своим положением, в продуктовом магазине. Приступ сопровождался страхом, больной показалось, что она сейчас потеряет сознание. Она «кое-как» вышла из магазина и впоследствии боялась сначала именно этого магазина, но потом этот страх распространился и на все общественные места.

Вследствие психического напряжения, вызванного внутренним конфликтом, с одной стороны, и пережитым страхом смерти – с другой, у больной стали возникать сначала разнообразные вегетативные пароксизмы как со стороны сердечно-сосудистой, так и желудочно-кишечной, а также мочеполовой системы. Пациентка обратилась за медицинской помощью. Кардиолог не объяснил ей природы ее состояния, отвечал уклончиво, попросил больную не беспокоиться, что насторожило пациентку. Она вспомнила свою подругу, которая умерла внезапно, «от сердца», в возрасте 38 лет, хотя и обследовалась у врачей. Этот кардиолог рекомендовал также принимать аспаркам и рибоксин, а в моменты приступов нитроглицерин, который принимала бабушка больной «перед смертью». Результативность лечения была нулевая, что напугало пациентку еще больше. В конечном итоге из всей палитры вегетативной симптоматики у нее закрепились только те расстройства, которые можно было именовать «сердечным приступом». Ипохондризация больной нарастала по ходу новых обследований у различных врачей – гастроэнтерологов, пульманологов и проч. Однако в «сердечной патологии» больная убедилась окончательно после того, как из всего, что было написано в заключении к одной из электрокардиограмм, она смогла прочитать лишь драматичное, по ее мнению, слово «микарда» (по всей видимости, «миокарда») и не менее пугающее – «блокада» (по всей видимости, речь шла о «неполной блокаде правой ножки пучка Гисса»). За время своей болезни больная десятки раз вызывала бригады «Скорой помощи», которые купировали приступ или своим появлением, или введением реланиума. «Своим препаратом» больная считала феназепам, объясняя это тем, что с ее сердцем «нельзя нервничать», а «от сердца» принимала корвалол и настойки каких-то трав, названия которых были вычитаны ею в дамских журналах.

В процессе психотерапевтической диагностики и лечения выяснилось, что на уровне сознания (здравого рассуждения) пациентка с сочувствием и пониманием относилась к «болезни» мужа, но продолжала неосознанно ощущать выраженный дискомфорт и неудовлетворенность своим положением «приживалки», будучи невостребованной как женщина. В дальнейшем фрустрированная (нереализованная) сексуальная потребность пациентки, выражавшаяся в раздражении и тревоге, привела к возникновению «сердечных приступов», что, во-первых, с избытком восстанавливало статус-кво в отношениях с «больным» мужем (теперь больная тоже болела, причем «гораздо сильнее»); во-вторых, субъективно снизило интенсивность сексуальной потребности больной («мне сейчас не до этого», говорила она во время обсуждения этой темы); в-третьих, статус «больной», положение человека, не способного выйти из дома, «лишало» пациентку возможности думать о том, чтобы искать удовлетворения своей сексуальной потребности «на стороне» (последнее же очевидно табуировалось ее сознательными установками, с одной стороны, и страхом нарушения привычного стереотипа поведения – с другой); наконец, «болезнь» пациентки служила ей поводом «привязать» мужа, над которым она потеряла ощущение «сексуальной власти».

Таким образом, возникновение «симптома» при данном типе соматоформного расстройства было продиктовано фрустрацией значимой потребности пациентки (несовпадением внутренней потребности с внешними условиями) и, кроме прочего, служило ей способом сохранять «хорошую мину при дурной игре». Кроме того, оно удерживало больную от необходимости как-то нарушать установившийся стереотип поведения, и хотя он и не мог толковаться как идеальный, но своя рубашка, как известно, всегда ближе к телу. После психотерапии, проведенной по специальной методике, разработанной в Санкт-Петербургском Городском психотерапевтическом центре (Курпатов А.В., 1999, 2000, 2001; Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г., 2001), приступы купировались, пациентка снова могла свободно посещать общественные места. Однако вегетативные пароксизмы, хотя и в несколько «сокращенном» виде, возобновились спустя три месяца, но использование пациенткой тех навыков редукции вегетативных условных рефлексов, которые были освоены ею в процессе психотерапии, позволили затормозить развитие приступов. И после выполнения пациенткой настоятельной рекомендации лечащего психотерапевта – трудоустроиться состояние нормализовалось окончательно. Позитивный катамнез на сегодняшний день составляет три с половиной года.

Второй вариант развития соматоформной вегетативной дисфункции характерен для тех ситуаций, когда в его основе лежит непосредственное нарушение жизненного динамического стереотипа пациента. Здесь, так же как и в предыдущем случае, проблема значительным образом обусловлена неосознаваемостью возникшего стресса. Зачастую даже позитивные с точки зрения сознания жизненные изменения, нарушая устоявшиеся стереотипы поведения, способны привести к состоянию дезадаптации. Поскольку же сами эти изменения оцениваются человеком как положительные, то соответственно и возникающие на этом фоне вегетативные дисфункции не могут быть отнесены на счет естественной стрессовой реакции, знакомой многим по экзаменационным сессиям или другим эмоциональным нагрузкам. Человек не видит стресса в том, что он вышел замуж (или женился), получил новую престижную работу (или, например, ушел с не устраивавшей его работы), переехал на новое, желанное место жительства и т. п. Однако подобные жизненные трансформации требуют существенной психологической перестройки, выработки новых навыков поведения в этих, новых условиях, а это – перенапряжение психической организации, которое, безусловно, требует мобилизации организма, порождая соответствующие (по крайней мере, с биологической точки зрения) вегетативные реакции. Страх, который может вызвать подобная «весточка» от сердца или кишечника, способен довести дело до фактической патологии. Если перефразировать знаменитую русскую поговорку про немцев, то можно в этом случае сказать и так: «То, что сознанию хорошо, подсознанию – смерть».

Если же речь идет о негативных переменах в жизни человека (гибель близкого человека, утрата работы, распад семьи и т. п.), то ситуация осложняется не в меньшей, а то и в большей степени. Поскольку здесь, как правило, соматоформная вегетативная дисфункция возникает после того, как «очевидный» стрессор прекратил свое действие, а ситуация – более или менее – нормализовалась. Дело в том, что достаточно долго – во время этих неблагоприятных перемен, а также после периода вживания в новые обстоятельства активная деятельность человека по преодолению трудностей и вживанию в новые условия, можно сказать, «съедает» или «утилизирует» его выраженное нервно-психическое напряжение. Когда же восстанавливается былое, хотя и порядком реконструированное благополучие, и доминанта выживания (физического, например, в случае болезни или социального, в случае, например, увольнения с работы), достигает, как говорил А.А. Ухтомский, своего эндогенного конца, то есть уходит по выполнению задачи; доминанта психологических переживаний, связанных с прежними потерями и душевными травмами, заступает на освободившееся место, встает, так сказать, «на вахту». Наконец, здесь играет роль еще и тот факт, что подобный стресс создает неблагоприятную настроенность в сознании человека, делает его предуготованным к превратностям судьбы и даже в каком-то смысле «навлекает» на себя таким образом эти самые превратности.

Случай второй:

Пациентка 58 лет, со среднеспециальным образованием, в настоящее время пенсионерка, обратилась в Клинику неврозов им. академика И.П. Павлова с жалобами на чувство тревоги и страха перед будущим, сниженное настроение, плаксивость, нарушения сна, а также на приступы слабости, загрудинных болей, колебания артериального давления, обморочные состояния и головокружение. Приступы загрудинных болей, колебаний артериального давления (от 90/110 до 100/150 мм рт. ст.), сопровождавшиеся сильным, мучительным головокружением и обморочными (полуобморочными) состояниями, стали беспокоить больную примерно за полтора года до обращения к психотерапевту.

Всю свою сознательную жизнь эта больная прожила в «городе газовщиков» за полярным кругом, где работала учительницей младших классов. Личная жизнь ее сначала не складывалась, только в 29 лет она вышла замуж, но детей не было. Муж, который был несколько старше больной, умер от инфаркта миокарда, когда ей было 45 лет. Достигнув пенсионного возраста, больная получила жилплощадь в Ленинградской области, неподалеку от единственной своей родственницы – двоюродной тетки, куда и переехала, надеясь на «счастливую старость». Новое место жительства больной понравилось – «зелень, свежий воздух», но смущало отсутствие знакомств.

Примерно через два месяца после ее переезда на новое место жительства муж двоюродной тетки пациентки «слег после инсульта». Сначала за больным ухаживала в основном его жена, а наша пациентка ей только помогала. Однако через небольшой промежуток времени «слегла и тетка». Теперь нашей больной приходилось «каждый день мотаться за 40 километров» в однокомнатную квартиру своих родственников – «готовить, убирать за ними» и т. п. Так продолжалось около девяти месяцев, больная астенизировалась, пыталась госпитализировать тетку и ее мужа, но «врачи отказывали, говорили, что делать им в больнице нечего». На этом фоне возникали незначительные колебания давления и приступы слабости, которым больная значения не придала, хотя настроение уже тогда стало снижаться, эпизодами «было себя жалко», «хотелось плакать».

По прошествии этих девяти месяцев муж тетки умер, и наша больная переехала, чтобы ухаживать за теткой, «а дома-то еще не обжилась, там еще и ремонт не докончен, все побросала…» В течение еще четырех месяцев больная жила на новом месте, «тетка ничего не соображала», «уже, грешным делом, думала, когда ее Бог возьмет наконец». На последнем месяце жизни тетку все-таки госпитализировали, хотя «ничем не лечили», а наша больная продолжала за ней ухаживать «и насмотрелась там, как люди страдают – и сердечные, и те, что с головой лежат, ходить не могут». Тетка больной скончалась в больнице. После похорон наша больная вступила во владение оставшимся от ее родственников имуществом и вернулась домой. «Надо было сразу ту квартиру продать, – рассуждала больная во время психотерапевтической беседы, – но уже сил никаких не было. Вроде и освободилась, а тоска на сердце появилась. Плакала целыми днями напролет».

Непосредственно через неделю-полторы после возвращения домой больная в вечернее время почувствовала сильный приступ загрудинной боли («как пронзило») и вызвала бригаду «Скорой помощи», которая добиралась более двух часов, заставив больную в ужасе думать, что она умрет, так и не дождавшись медицинского вспоможения. Решение врачей «Скорой помощи» нашу больную сильно удивило, поскольку, сняв ЭКГ, те объявили, что «ничего серьезного» у нее нет, но если она хочет, ее могут госпитализировать. Больная отказалась, вспоминая ужасные больничные условия, и решила, что будет умирать дома. Впрочем, умереть ей не удавалось в течение полутора лет, хотя приступы загрудинных болей, полуобморочного состояния, колебания артериального давления (которое больная сама себе измеряла) продолжались все это время, причем всякий раз в вечернее время. Каждый раз приступ сопровождался острым чувством страха смерти, больная представляла, как умрет, что ее найдут только через несколько дней, «по запаху, когда труп станет разлагаться», поскольку родственников у нее нет и никто искать ее не будет.

Сон больной нарушился, причем это нарушение характеризовалось не только трудностью засыпания, но и стандартным пробуждением в 3 часа ночи. Больная просыпалась как от «внутреннего толчка», с сердцебиением и чувством тревоги, «даже корвалол не помогал», который она употребляла в больших количествах (до одного-двух пузырьков в день). В этом состоянии больная отправлялась на кухню, готовила себе какую-нибудь пищу, ела, после чего тревога прекращалась, а наша пациентка могла наконец уснуть. Ее дальнейшие визиты к врачам эффекта не давали, больную просили успокоиться и не нервничать, говорили, что у нее «все в пределах возрастной нормы». Из чего больная делала вывод, что от нее просто хотят отвязаться, от чего депрессивные составляющие ее расстройства только прогрессировали. Наконец после вторичного совета врача обратиться за помощью к психотерапевту она согласилась взять направление в Клинку неврозов им. академика И.П. Павлова, хотя «ничего хорошего от этого не ждала». «Хотят сдать меня в психушку, а у меня не голова, а сердце», – заявила больная на первом приеме у лечащего врача.

Больной проводилась системная поведенческая психотерапия (Курпатов А.В., 1999, 2000, 2001; Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г., 2001), которая включала в себя, с одной стороны, освоение навыков снижения тревоги и торможения вегетативных приступов, с другой стороны – ориентировала больную на поиск новой работы и на установление новых социальных связей. После семи психотерапевтических сеансов болезненное состояние пациентки купировалось, далее велась работа по ее социальной адаптации и выработке новых жизненных планов. В настоящее время положительный катамнез составляет около трех лет, и, несмотря на появление неблагоприятной соматической симптоматики (постепенное развитие гипертонической болезни с доброкачественным течением), обусловленной возрастом, сама больная оценивает свое состояние как хорошее, поскольку прежние приступы более не возникают, не отмечаются и тревожно-депрессивные расстройства, нормализовался сон. Больная работает в детском саду нянечкой, подружилась с несколькими сверстницами, с которыми у нее «культурная программа».

Третий вариант развития соматоформной вегетативной дисфункции характерен для тех ситуаций, когда в результате тяжелого стресса, сопряженного с опасностью для жизни пациента, происходит фиксация избыточной, сверхсильной реакции на этот или сходный с ним психотравмирующий фактор. По сути речь идет о своего рода сенсибилизации психики, причем, учитывая ее способности к ассоциации и абстракции, вызвать «анафилактический шок» психического свойства может – после подобной сенсибилизации – не только тот прежний стрессор, но и любой другой, который так или иначе напоминает, ассоциируется, связан (или может быть связан) с ним.

Только при поверхностном взгляде на проблему может показаться, что речь идет о каких-то чрезвычайных случаях, на самом же деле они встречаются сплошь и рядом. Пережитое человеком оперативное вмешательство (включая в целом безобидные операции, но сопровождавшиеся общим наркозом); более или менее серьезная травма, но полученная при впечатляющих воображение обстоятельствах; шантаж и угрозы со стороны конкурентов; страх перед налоговыми и другими правоохранительными органами, который так или иначе материализовался; ужас, пережитый человеком в самолете при каких-то неполадках во время полета; ну и, конечно, любое участие в «локальном военном конфликте», «террористических актах» и т. п. В конечном итоге «факт угрозы» (то есть соответствующая оценка ситуации) всегда связан с интеллектуальными способностями пациентов, а также с его знаниями и субъективным опытом. Главное же здесь – не сила и реальность угрозы, а то, насколько сильно человек испугался под воздействием этой угрозы, насколько сильно он ощутил «близость смерти» или «тяжелого, мучительного страдания».

«Алкогольная» вегетососудистая дистония

Интересно, что именно этот, третий вариант развития вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) превалирует в случаях, когда это заболевание возникает у лиц, страдающих алкоголизмом. Алкоголики, как правило, считают себя исключительно здоровыми людьми (что, впрочем, иногда кажется сущей правдой, учитывая их способность переносить столь отчаянные интоксикации). И, видимо, именно вследствие этой, в целом достаточно странной и слишком оптимистичной убежденности алкоголиков в качестве своего здоровья возникающий вегетативный пароксизм оказывается для них настоящим «громом среди ясного неба». Врача же, знающего о влиянии алкоголя на мозговую ткань и о вегетативных расстройствах больных с органическим поражением головного мозга, подобные пароксизмы вряд ли могут удивить.

Чаще всего такой вегетативный приступ возникает у человека, злоупотребляющего алкоголем, после запоя, в состоянии тяжелой абстиненции. Сильное сердцебиение, ощущение перебоев в работе сердца, слабость, головокружение (которых, возможно, не наблюдалось прежде), чувство удушья и т. п. симптомы могут показаться алкоголику свидетельством наступающей смерти. Раньше никаких «проблем со здоровьем», как он считает, у него не было, а потому подобные симптомы явно свидетельствуют о сбывающихся прогнозах родственников и знакомых: «водка тебя убьет». Этот испуг только усиливает возникший вегетативный приступ, возникает ощущение, что смерть уже рядом, уже раскинула над ним свое покрывало. В панике больной решает, что данные «сердечные симптомы» связаны с приемом избыточных доз спиртного, и у него формируется страх перед его употреблением, «потому что от него может остановиться сердце» и т. п.

Возникает так называемая спонтанная ремиссия: страх перед смертью заставляет алкоголика отказаться от своего пагубного пристрастия. Однако происходит это за счет развития «невроза страха», или, иначе говоря, вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства). Больной начинает постоянно прислушиваться к своему организму, а любые проявления своей вегетативной дисфункции (в значительной степени обусловленной органическими причинами, что, кстати, сказывается и на клинике этих вегетативных расстройств, не вполне обычной для рядовой вегетососудистой дистонии) рассматривает как «последние звоночки». Перед врачом-психотерапевтом в этом случае стоит непростая задача: излечение от вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) может вернуть этому больному бутылку, а нелечение – есть не лечение, которое оборачивается ипохондризацией и психопатизацией больного. В любом случае тактика психотерапевтического лечения такого больного весьма специфична, но в целом она может дать хорошие результаты.

Все указанные ситуации, да и многие другие, подобные им, могут запечатлеваться в психике человека, а потом эта – та, прошлая – реакция способна проявиться на свет с новой силой при внешне абсолютно нейтральных, не представляющих никакой угрозы обстоятельствах. Реакция эта будет, разумеется, тревожно-фобической, что опять же, как и в вышеперечисленных случаях, может быть не осознано больным в должной мере; впрочем, определенная, весьма существенная степень осознания здесь возможна, но происходящее с больным будет искажено его негативным субъективным опытом, так что даже нейтральное событие будет казаться этому человеку «действительно опасным». Так или иначе, но симптомы вегетативной дисфункции – эти извечные составляющие тревоги и страха – могут вырвать пальму первенства у действительного стрессора (или псевдострессора) и заставят человека думать, что с его здоровьем что-то по-настоящему не в порядке. Причем, когда мы говорим «думать», не следует толковать это как собственно «мышление» («размышление», «предположение», «соображение»); человек, испытывающий дискомфорт, связанный с психогенным вегетативным кризом, не столько думает о своей болезни, сколько ощущает ее, он чувствует «инфаркт», «сердечную недостаточность», «разрыв сердца», «лопающиеся сосуды» и т. п.

Чаще всего между психической сенсибилизацией и последующей манифестацией соматоформного вегетативного расстройства, как правило, проходит какой-то, зачастую весьма значительный, период времени. Однако в ряде случаев от сенсибилизации до развития соматоформного вегетативного расстройства проходят какие-то считанные минуты или часы.

Случай третий:

Пациент 25 лет, преуспевающий молодой бизнесмен, с налаженной семейной жизнью и бытом, без признаков какой-либо акцентуации, обратился в Клинику неврозов им. академика И.П. Павлова с жалобами на «сердечные приступы» (увеличение частоты сердечных сокращений, колебание артериального давления, чувство жара, а также выраженная потли– вость и частые мочеиспускания), протекающие на фоне выраженной тревоги и сопровождающиеся страхом смерти, однако без признаков выраженной ипохондризации.

Данные состояния возникали в течение полугода. Непосредственно перед этим пациент стал участником дорожно-траспортного происшествия, где машина, в которой он находился в качестве пассажира, вышла из под управления шофера, выехала на тротуар, сбила пешехода, который скончался на месте, и врезалась в дерево. Водитель автомобиля также скончался, жена пациента, также находившаяся в этой машине, получила серьезные травмы. Сам пациент был осмотрен врачами прибывшей «Скорой помощи», однако никаких травм в этот момент, кроме поверхностных ушибов, у него обнаружено не было. Через несколько часов после аварии состояние пациента резко ухудшилось, его родители настояли на обращении за медицинской помощью. В районной больнице пациенту был поставлен диагноз «разрыв селезенки», и он был немедленно прооперирован.

Постоперационный и реабилитационный периоды прошли благополучно, и поскольку его жена получила травму, сопряженную с большими издержками в уходе, необходимостью нескольких повторных оперативных вмешательств (множественный, осложненный перелом нижней конечности), сразу же по своей выписке из стационара он включился в оказание всевозможной помощи супруге. Лечение его жены происходило тяжело, возникли гнойные осложнения, свищи, долго не восстанавливалась функция поврежденной конечности, был наложен аппарат Елизарова и т. д. и т. п. Кроме того, его супруга дала реактивный невроз, в связи с происшедшим постоянно плакала, тревожилась за свое будущее, была всем недовольна. Таким образом, необходимость решения большого количества проблем, связанных с лечением жены, а также бытовых и финансовых вопросов оттеснила на второй план издержки его собственного состояния.

Когда же ситуация в целом нормализовалась, появилась некоторая определенность, а все вопросы уже более-менее решались в обычном порядке, во время служебной поездки, в душном купе поезда у этого молодого человека произошел вегетативных пароксизм, что, в сущности, не странно, учитывая всю ту совокупность стрессовых обстоятельств, в которых он волею судьбы оказался. Поскольку рассматриваемая нами сенсибилизация к любому событию, так или иначе связанному с опасностью для жизни, у данного пациента уже была сформирована, появление страха смерти также нельзя считать чем-то сверхъестественным. Промаявшись ночь на верхней полке купе, разбитый и измученный к утру, он провел тяжелый день, насыщенный встречами, серьезными переговорами и проч. Вечером ему снова предстояло садиться в поезд, однако одно воспоминание о состоянии, пережитом прошлой ночью, вызвало в нем чувство острой тревоги, которая, по всей видимости, и спровоцировала новый вегетативный пароксизм. Убедившись таким образом в плачевном состоянии своего здоровья, пациент стал испытывать почти перманентный страх будущего «сердечного приступа», который усиливался с наступлением каждого вечера. Вполне естественно, что у него нарушился сон, а потому состояние утром было весьма незавидным. Учитывая же то, что не слишком успешное лечение его жены перешло в своеобразную хроническую форму, картина его психологической жизни представляется весьма и весьма незавидной.

В целом, если рассматривать реакцию пациента с точки зрения его сознательных установок и умозаключений, он перенес все указанные выше события стоически, однако происшедшее, по всей видимости, возымело куда более сильный эффект на уровне его подсознания, более глубинных структур психики, и потому возникший на фоне постоперационной астенизации вегетативный пароксизм «лег на подготовленную почву». Конечно, вся эта ситуация актуализовала в его сознании тему «смерти», по вполне понятным причинам «витавшую в воздухе»; возник страх, что привело к условно-рефлекторному закреплению данного вегетативного пароксизма. Дальнейшая понятийная (сознательная) разработка этого эксцесса завершила формирование его «симптома», а точнее говоря – соматоформного вегетативного расстройства.

После психотерапии, проведенной по специальной методике, разработанной в Санкт-Петербургском Городском психотерапевтическом центре (Курпатов А.В., 1999, 2000, 2001; Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г., 2001), приступы купировались и страх смерти полностью редуцировался. Однако вегетативные пароксизмы, хотя и в несколько «сокращенном» виде, возобновились спустя некоторое время (что в целом типично для данного заболевания), но использование пациентом тех навыков редукции вегетативных условных рефлексов, которые были освоены им в процессе психотерапии, позволили затормозить развитие приступов. Ощущение собственной роли в возникновении своей симптоматики, а также возможности ее успешного устранения «своими силами» являются залогом благоприятного прогноза. Позитивный катамнез этого случая на сегодняшний день составляет два с половиной года.

Итак, мы рассмотрели три варианта развития соматоформной вегетативной дисфункции, где на смену стрессу приходит психогения, завершающаяся формированием дезадаптивного условного вегетативного рефлекса, который в сущности сам теперь становится стрессором и определяет психогению последовательной и неуклонной ипохондризации. Именно поэтому чем больше срок между манифестацией соматоформной вегетативной дисфункции и началом ее полноценного психотерапевтического лечения, тем меньше вероятность того, что эффект от терапии будет стопроцентным (Кашкарова О.Е., Курпатов А.В., 2001). Кроме того, следует отметить, что данные «генезы» соматоформной вегетативной дисфункции могут иметь место в виде своеобразных «микстов», ассоциируясь между собой, а не только отдельно друг от друга.

 

Вегетативный условный рефлекс и вторичная психогения

После того как нами рассмотрены процессы комплексного реагирования организма человека на стрессор, феномены «скрытых» (по крайней мере, от сознания) стрессов, а также варианты развития первичной психогении в ответ на эти «скрытые» стрессоры, следует перейти к основному, может быть, вопросу, касающемуся сути вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства).

Соматоформное вегетативное расстройство, конечно, является неврозом, но, как ни странно, «невроз» – это не диагноз, а скорее указание на плоскость локализации патологии; не случайно данный термин планомерно вытесняется из научной литературы понятием «пограничное психическое расстройство». Разумеется, последнее куда шире, нежели «невроз», однако понятие «пограничное психическое расстройство» переняло от своего предшественника главное – решающую роль в развитии этой патологии играют, грубо говоря, нормальные психические механизмы, оказавшиеся в ненормальных условиях. Соматоформная вегетативная дисфункция относится именно к этой «расширенной» части – пограничных психических или, если угодно, невротических расстройств. Дело в том, что первичный стресс, вызвавший первичную психогению, достаточно быстро оттесняется на второй план, в ход вступает стрессор номер два, который ведет к образованию вторичной психогении.

Этим вторичным стрессором являются формирующиеся и постепенно закрепляющиеся у больного с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) условные вегетативные рефлексы сердечно-сосудистой системы (а также, возможно, и патологические рефлексы других органов и систем). После того как это патологическое рефлекторное образование закрепилось, в принципе оно может существовать уже и вне «личностного конфликта», вне «стрессовой ситуации», спровоцировавшей возникновение этого рефлекса, то есть, что называется, на «ровном месте», на фоне «полного благополучия». Однако теперь уже эти патологические вегетативные условные рефлексы сами по себе, хоть и сдобренные соответствующими размышлениями пациента о своей «тяжелой и неизлечимой болезни» – или «скорой смерти», – начинают выполнять роль стрессора, вызывающего вторичную психогению. Последняя уже носит черты отчетливого ипохондрического расстройства, когда у пациента существует объяснимый страх за собственную жизнь, который субъективно переживается и перерабатывается, превращаясь в фактическое содержание тревожного или тревожно-депрессивного психического расстройства (см. схему № 2).

Схема № 2

Принципиальная схема формирования и развития вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства)

Больные становятся все более зависимыми от лечебных процедур и медикаментозных назначений, начинают читать специальную медицинскую литературу, лечить себя нетрадиционными «щадящими» методами. Образ жизни все более сводится к избеганию провоцирующих ситуаций, интеркуррентных заболеваний либо наоборот – к «профилактическим» мероприятиям по укреплению здоровья в виде специально подобранных физических нагрузок, диет и т. п. Проецируя на ближайшее окружение свои болезненные состояния, пациенты постоянно требуют поддержки, максимально выгодных условий отдыха не только при обострениях, но и при ослаблении либо исчезновении симптоматики. Столь выраженное стремление к условной выгоде («вторичной выгоде», «манипулятивное поведение»), вплоть до перекрывания режима деятельности в ущерб семье, не сопровождается, однако, явным снижением профессиональной адаптации: в служебной обстановке пациенты с соматоформными расстройствами и нарастающей ипохондризации, как правило (если рабочее место не является «условным сигналом» или в этом нет «вторичной выгоды»), выявляют признаки заболевания лишь в минимальной степени. В целом у пациентов нарастают капризность, раздражительность и эгоцентризм.

Можно сказать, что с этого момента у больных начинает развиваться невроз второго уровня с явной склонностью к декомпенсации психопатических черт характера, который, по большому счету, к изначальной стрессовой (психотравматической) ситуации никакого причинного отношения не имеет. В каком-то смысле этот «невроз второго уровня» – есть реакция пациента на его соматическое состояние, то есть нечто сильно напоминающее банальную нозогению, так свойственную больным с теми или иными заболеваниями терапевтического профиля (как, например, психологическая реакция больного на перенесенный им инфаркт миокарда и т. п.). Разница, конечно, здесь есть, и существенная, больные с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством), по большому счету, с терапевтической точки зрения здоровы (недаром терапевты говорят о «благоприятном прогнозе») – «хоть в космос отправляй».

Нозогения (тревожно-депрессивная, а также ипохондрическая симптоматика), развивающаяся у больного, перенесшего инфаркт миокарда, конечно, кажется нам куда более оправданной, нежели нозогения больного с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством), когда тот тревожится по поводу в целом абсолютно безопасных для его здоровья вегетативных рефлексов, актуализирующихся такими условными раздражителями, как, например, вид замкнутого пространства, звук в общественном транспорте и т. п. Однако для психического расстройства «обоснованность» или «необоснованность» страха никакого значения не имеет, это – явление иррациональное (да и в любом случае испытывать страх – и глупо, и бессмысленно, и вредно).

В конечном счете и инфаркт, как известно, тоже может быть спровоцирован сильным эмоциональным переживанием (не говоря уже о хорошо изученной роли психического фактора в развитии гипертонической болезни и атеросклероза (Губачев Ю.М. с соавт., 1993) но нозогению все-таки в данном случае мы рассматриваем именно как нозогению, а не как явление некого тотального невроза, сначала приведшего к инфаркту миокарда, и затем выразившегося в ипохондрической симптоматике. То есть здесь мы почему-то разделяем «невротический фон», способствующий развитию сердечно-сосудистого заболевания, и реакцию пациента на психотравмирующий фактор, которым становится для него инфаркт миокарда. Но заметить то, что формирование вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) и развитие этой патологии – суть «разные неврозы», с разными инициирующими агентами и разным по содержанию патогенезом (первичным стрессором и первичной психогенией, а также вторичным стрессором и вторичной психогенией, соответственно), почему-то никак не хотим.

И хотя при простом произнесении (то есть без разъяснения всех представленных здесь нюансов) это и кажется абсолютной тарабарщиной, но дело обстоит именно таким образом: собственно соматоформное вегетативное расстройство (если не учитывать всех стадий формирования данного заболевания, а обратиться сразу к моменту его поступательного развития) – это психогения, где в качестве психотравмирующего фактора выступает патологический условный вегетативный рефлекс, или даже, если выразиться еще категоричней, – нозогения, возникшая как реакция на этот патологический вегетативный условный рефлекс.

Впрочем, в настоящее время к рефлекторной теории медицинская общественность относится более чем сдержанно, хотя постигшее эту целую научную отрасль забвение, конечно, не заслужено. Многим врачам кажется, что они сталкиваются с рефлексами только во время неврологического обследования больного, словно бы рефлексы в человеческом организме ограничиваются коленным, глотательным и в лучшем случае брюшным. Однако рефлекторная теория присутствует в практике врача любой специальности всецело и перманентно, в чем совершенно нетрудно убедиться. Несмотря на то что понятие «вегетативный условный рефлекс» звучит даже несколько диковато для современного врача, именно с этого условного рефлекса и начинается, как правило, освоение им рефлекторной теории и в школе, и высшем учебном заведении. Дело в том, что условная слюноотделительная реакция у «собаки Павлова» на свет лампочки или звук звонка – это не что иное, как именно вегетативный условный рефлекс.

Вегетативные условные рефлексы

В середине ХХ века физиология окончательно и бесповоротно описала целую бездну разнообразных вегетативных условных рефлексов – пищеварительного аппарата, сердечно-сосудистой и дыхательной системы, вегетативные рефлексы выделительного аппарата, половые условные рефлексы, а также так называемые сомато-двигательные условные рефлексы, некоторым образом примыкающие к вегетативным, поскольку и те и другие являются по существующим классификациям «эффекторными».

Условные рефлекторные реакции удалось получить не только на слюнных железах, которые были основной «экспериментальной моделью» школы И.П. Павлова, но также на базе самых разнообразных изменений деятельности сердца, условные рефлексы с сосудорасширяющим и сосудосуживающим эффектом, даже условно-рефлекторные сокращения селезенки! Не менее впечатляющие результаты, впрочем, были получены и в экспериментах с другими органами и системами.

Поскольку же в настоящем пособии речь идет о вегетососудистой дистонии, то имеет смысл напомнить, что, например, сочетание гудка с внутривенной инъекцией экспериментальному животному (собаке) нитроглицерина, вызывающего учащение сердцебиений и характерное изменение электрокардиограммы (уменьшение зубцов Q, R, S, рост зубцов P и T, изменение формы интервала S – T), приводило к тому, что уже после 25–30 сочетаний один только гудок, не подкрепляемый инъекцией нитроглицерина, мог вызывать те же самые изменения сердечной деятельности, что совершенно объективно регистрировала запись электрокардиографа. Правда, для упрочения этого рефлекса требовалось, как правило, большее (до 100) подобных сочетаний условного стимула (гудка) с безусловным (нитроглицерин), однако после того, как условный рефлекс закреплялся, угасить его было куда сложнее, на это уходило до 300 применений гудка без безусловного подкрепления (то есть одного только гудка).

Аналогичные результаты с той или иной количественной разницей были выработаны в экспериментальных условиях на животных и при безусловном подкреплении условного стимула введением морфина, строфантина, ацетилхолина (урежающих сердечный ритм), адреналина (учащающего сердцебиение) и т. п. Причем на этих условных вегетативных рефлексах удавалось выработать и так называемую дифференцировку, когда, например, на метроном одной частоты вегетативная реакция возникала, а на другую частоту этого же метронома – отсутствовала (Дмитриев А.С., 1974).

Многочисленные условные вегетативные рефлексы сердечно-сосудистой системы, которые удалось сформировать в результате бесчисленного количества экспериментов, позволили выявить важную закономерность. Так оказалось, что вегетативные условные рефлексы, образованные на базе разнообразных изменений деятельности сердца, характеризовались следующим: они возникали лишь после 25–50 сочетаний условного раздражителя с безусловным, то есть относительно трудно, но вместе с тем были и столь же устойчивы, угасая лишь после многих сотен раз отдельного (то есть без подкрепления безусловным раздражителем) предъявления условного стимула (гудка, вспышки света и т. п.). Сосудистые вегетативные условные рефлексы (сосудосуживающий и сосудорасширяющий) формировались примерно с теми же затруднениями, однако характеризовались высокой интенсивностью, зачастую значительно превышавшей интенсивность безусловно-рефлекторной реакции. Иными словами, после того как соответствующий сосудистый вегетативный условный рефлекс был сформирован, на условный раздражитель сосуды экспериментального животного реагировали даже с большей интенсивностью, нежели на естественные (безусловные) раздражители!

Почему эти закономерности следует считать существенными? По ряду причин, хотя нас здесь интересуют только те, которые практически приложимы к феноменам формирования и развития вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции).

Во-первых, нас может смутить тот факт, что условные вегетативные рефлексы достаточно долго устанавливаются, тогда как на практике мы видим, что нашим больным зачастую оказалось достаточно одного «заветного» сочетания. Например, человек, по его утверждениям, лишь однажды переживший вегетативный пароксизм в метро, в дальнейшем испытывает страх появления этого приступа, хотя, судя по данным экспериментов, подобных сочетаний условного раздражителя (обстановка метро) и безусловного (спонтанного, на фоне психологического стресса, в целом естественного, вегетативного пароксизма) должно было быть как минимум 25.

Во-вторых, что тоже, как кажется, сильно противоречит данным экспериментальных исследований: когда в процессе психотерапии мы применяем действие условного раздражителя (например, той же обстановки метро), приступ или не появляется вовсе, или значительно слабее обычного, но и в этом случае редуцируется полностью уже на 3-10 раз. Напомним, что в эксперименте угашение вегетативного условного рефлекса сердечно-сосудистой системы происходило только на трехсотый раз (а в ряде случаев и больше того).

Данные кажущегося несоответствия достаточно просто разрешаются, если мы учтем все, о чем шла речь выше. Во-первых, формируется вегетососудистая дистония (соматоформная вегетативная дисфункция), не как вегетативный условный рефлекс, а как психогенная реакция на первичный, как правило, «скрытый» стрессор. Первый вегетативный пароксизм, причины которого пациенту не видны, вызывает у него выраженное чувство страха, а также целый ворох мыслей, касающихся того, что он «может умереть», что он «упадет и никто не окажет ему помощи», что он «еще молодой, а здоровье ни к черту». Кроме того, как мы уже говорили выше, этот «симптом» (вегетативный пароксизм со страхом смерти) сразу же начинает выполнять некие функции внутри психического аппарата пациента. Этот симптом или обеспечивает ему уход из какой-то неприятной ситуации (семейной, рабочей, любовной и т. п.), или вызывает к нему внимание со стороны тех лиц, чье внимание для нашего пациента весьма и весьма желательно (например, мужа, родителя, начальника и т. п.). Все это оказывается неосознаваемым больным положительным подкреплением его страха, причем именно страха, то есть, если можно так выразиться, психологического поведения пациента в соответствующих ситуациях (общественный транспорт, рабочее место, собственная квартира и т. п.), а не вегетативной реакции.

В дальнейшем, то есть на уровне пока лишь формирования вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции), проблема заключается не в патологическом вегетативном условном рефлексе, а в закреплении соответствующих мыслей и чувств пациента (психогенно обусловленный страх возникновения «сердечного приступа» в замкнутом или на открытом пространстве, мысли по поводу того, что «в метро мало воздуха», а «на открытом пространстве сужаются сосуды» и т. п.), которые и приводят к формированию выраженного негативного аффекта, который в свою очередь и провоцирует (грубо говоря, в качестве естественного – безусловного раздражителя) по механизму симпатоадреналовой активации соответствующие вегетативные пароксизмы.

Собственно патологический условный вегетативный рефлекс появится значительно позже, после многократных сочетаний этих мыслей и чувств (которые тоже являются «сигналами», только не вне-, а внутрипсихическими) с естественными в таких условиях вегетативными пароксизмами. И только после того, как вегетативные пароксизмы закрепятся условно-рефлекторно, можно считать, что пациент преодолел фазу формирования своей вегетативной патологии и перешел в фазу дальнейшего развития и «процветания» своей вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства). Этот своеобразный экватор знаменуются появлением приступов вне мыслей об условном раздражителе, «спонтанно» – во время движения по дороге, которая ведет к метро, или в процессе одевания, перед тем как выйти на улицу, или, наконец, при простом, аффективно не заряженном «проигрывании внутри головы» этой ситуации (о возможности поехать куда-то), а также идей о своем тяжелом соматическом состоянии. Здесь начинается неуклонный рост количества таких ситуаций, в которых человек боится появления у него «сердечного приступа», поскольку они действительно могут возникнуть теперь в любом месте.

После того как заболевание перешло в фазу своего развития, когда «сердечные» или какие иные подобные «приступы» стали появляться «спонтанно», пациент обретает уверенность в том, что он и в самом деле «неизлечимо болен», что у него «патология, которую врачи не могут обнаружить»; что «если бы не спонтанность возникновения приступов, то можно было бы думать, что проблема в самом метро, однако теперь сомнений нет – дело в его здоровье, хотят признавать это врачи или нет». Количество условных раздражителей увеличивается (это феномен, когда к прежнему условному раздражителю присоединяется другой, а за ним следующий, хорошо известен и исследован – «условные рефлексы второго, третьего и т. д. порядка»), сами патологические условные вегетативные рефлексы постоянно подкрепляются страхом пациента за свое здоровье и жизнь, а также страхом, связанным с чувством неопределенности и т. д. Далее этот условный рефлекс может существовать неограниченно долго (ограничения тут собственно с механикой этого рефлекса уже никак не связаны), подкрепляясь, кроме прочего, изменившимися условиями существования пациента, пораженного «тяжелой болезнью», которые, как говорится, и нести тяжело и бросить жалко.

Вместе с тем (и тут мы уже переходим ко второму кажущемуся несоответствию клинической картины вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции) в динамике, данным экспериментального исследования) понятно, что теперь этот вегетативный условный рефлекс держится, что называется, на честном слове: не думай о нем пациент (или думай иначе), перестань обращать на него внимание, перестань беспокоиться, наконец, на счет его появления, и он уйдет сам собою, постепенно и почти незаметно. Однако развивающаяся ипохондризация подобному в принципе возможному благоприятному ходу событий, как правило, препятствует.

Что же происходит в процессе психотерапии (тут мы касаемся только этого частного аспекта проводимой нами терапии)? Во-первых, с помощью специальных техник изменяются сами мысли, поддерживающие болезненное состояние пациента, подрывается, так сказать, основа его ипохондризации. Во-вторых, он осваивает навыки снижения проявлений своей вегетативной дисфункции с помощью специальных психотерапевтических методов (включая техники так называемой «десенсибилизации»). В-третьих, он начинает активно подкрепляться позитивными стимулами в тот момент, когда его приступы не возникают, что создает новые условные вегетативные рефлексы, но не в связи с демонстрацией возможностей его вегетатики, а в случае недемонстрации этих возможностей. Наконец, что является, наверное, самым главным: всеми средствами, как психотерапевтическими, так и психофармакологическими, на базе указанных действий и мероприятий производится активное снижение чувств страха у этих больных.

Разумеется, все это позволяет достаточно быстро справиться с редукцией (угашением) патологических вегетативных условных рефлексов этого «сердечного приступа». Кроме того, поскольку условными стимулами, побуждающими вегетативные пароксизмы пациента, оказываются уже не сами обстоятельства, а мысли об этих обстоятельствах, то на самом деле количество «столкновений» его с этими условными стимулами, но без соответствующего подкрепления, оказывается в процессе психотерапевтической работы значительно больше, чем нужные сто, триста, четыреста экспозиций.

И наконец, как показали эксперименты, в которых испытуемые смотрели кадры пугающего кинофильма, а состояние их вегетативной системы при этом менялось дополнительно с помощью искусственного введения в кровь адреналина, если человек понимает, что причина его вегетативного дискомфорта связана не с какими-то внешними обстоятельствами, а с выбросом (или вбросом) в его кровь адреналина, то интенсивность его переживаний (и вегетативных реакций соответственно) оказывается значительно ниже, чем даже если ему (контрольная группа) просто демонстрировать этот фильм, не вводя дополнительно адреналина (Schachter S., Singer J.E., 1962). Иными словами, физиологическое понимание происходящих у человека психических переживаний способно значительно снизить последние. Вот почему подобная разъяснительная деятельность важна как в процессе психотерапии, так и на обычном терапевтическом приеме у врача-терапевта.

Но вернемся к феноменам возникновения вторичного стрессора (условного вегетативного рефлекса) и вторичной психогении (ипохондризация больного по типу нозогении) в процессе развития вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства)…

Врачи-терапевты часто отрицают роль психогенного фактора в данной патологии по тем же самым основаниям, по которым отрицают его и больные со сформировавшейся уже у них условной вегетативной реакцией (рефлекторным «сердечным приступом»). Врачи-терапевты точно так же не находят у своих пациентов типичной психогении (вроде бы никто не умер, семейные обстоятельства, по крайней мере по внешним признакам, благополучны и т. п.), не замечая при этом психогении, которая вызвана у данного пациента не конфликтом с начальством или изменой мужа, а его страхом перед развитием «сердечного приступа»; причем врач зачастую полагает этот страх в некотором смысле весьма резонным. Сами пациенты на этой стадии заболевания, как правило, и не так сильно тревожатся, пообвыкнувшись за несколько лет со своими приступами, что делает их скорее похожими на сердечно-сосудистых больных, нежели на «невротиков».

Кроме того, врачи-терапевты не видят и «личностного конфликта», о котором привыкли думать, когда речь заходит о неврозе (это издержки нашего психиатрического образования в высшей школе), поскольку его или и нет уже здесь (за давностью лет), или и не было вовсе (вспомним механизмы первичной психогении на «скрытый» стресс), или он настолько сильно загнан вглубь актуальным и вышедшим в абсолютные лидеры страхом больного перед смертью, что разглядеть здесь и на этом фоне какой-либо «конфликт» невозможно ни при каких обстоятельствах.

Наконец, врачи-терапевты находят объективные признаки сердечно-сосудистых нарушений, которые, конечно, с врачебной-то «настороженностью» в отношении «немых ишемий» и т. п. заставляют специалистов предполагать возможность какой-то патологии, которую они, как им кажется, действительно не могут обнаружить у этих больных и боятся пропустить. Если же мы добавим сюда зачастую почти параноидную убежденность больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) в исключительно соматической природе своего страдания, а также противоречия, возникающие при сопоставлении заключений, данных десятками специалистов, которые были с необычайной стеничностью пройдены этими больнымы, то понять, почему врач-терапевт видит в этих «невротиках» больных с вегетососудистой дистонией, а не пациентов с соматоформной вегетативной дисфункций, отнюдь нетрудно. А, собственно, только этого для поддержания и развития ипоходрической настроенности пациента и нужно! Только это и необходимо, чтобы он в который уже раз уверовал в то, что «действительно болен», а его соматоформная вегетативная дисфункция получила таким образом дополнительный импульс для своего дальнейшего развития и процветания, мучающего всех и каждого – и самого больного, и его несчастных, абсолютно изведенных им родственников, и, конечно, врачей, вынужденных снова и снова ломать себе голову над природой этого такого загадочного, а в действительности такого простенького заболевания, суть которого состоит в исключительных способностях человеческой психики к поддержанию и подкреплению дезадаптивного условного вегетативного рефлекса.

 

 

Клиническая картина вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства), как уже было сказано выше, кажется преимущественно «соматической», хотя под каждым ее «соматическим симптомом» кроется сначала аффект и рефлекторный автоматизм, а затем, по мере развития патологии, рефлекторный автоматизм и аффект. Так или иначе, но нам следует рассмотреть этот список жалоб больного с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией), тем более что больные, кстати говоря, частенько предъявляют свои жалобы списком, «чтобы ничего не упустить». Кроме того, следует рассмотреть структуру психического расстройства, которое, к сожалению, так часто не попадает в поле зрения врачей, если это врачи непсихиатрических специальностей. И наконец, необходимо определиться с принципами дифференциальной диагностики данной патологии.

 

Список жалоб

Предъявляемые пациентами с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией сердца и сердечно-сосудистой системы) жалобы – это не просто изложение симптомов болезни, это целая история – когда, что, как, сколько, в каких обстоятельствах и т. п. Видно, что больной даже не столько обеспокоен собственно самой своей «болезнью», сколько тем, чтобы доктор понял его, вошел в его положение, не оказался «безучастным формалистом». Особенного расположения этого больного может добиться врач, который выскажет сочувствие и озабоченность, однако последнее чревато лишь усилением болезненной симптоматики пациента. Поэтому завоевывать авторитет у такого рода пациентов лучше демонстрацией понимания всех нюансов его недомогания, что нетрудно сделать, если врачу известны, с одной стороны, психогенная природа расстройства, а с другой – правила поведения вегетативной нервной системы в ситуации стресса.

Часть жалоб пациент излагает активно – это те, на которых он сознательно фиксирован, но при активном расспросе можно выявить и множество других сопутствующих симптомов, каждый из которых, впрочем, есть лишь еще одна составляющая комплексной вегетативной реакции, являющейся компонентом целостной эмоции, включающей в себе и психологические переживания, и вегетативные, и собственно соматические компоненты. По ряду причин эти больные, как правило, не любят говорить о симптомах кишечной диспепсии (поносах, запорах, метеоризме и т. п.), хотя могут с той же аффективной насыщенностью, как и при изложении «страданий сердца», рассказывать о симптомах желудочной диспепсии (тошнота, рвота, изжога, отрыжка и т. п.).

Относительно предъявления жалоб «психиатрического профиля» – что называется, раз на раз не приходится. Пациент может вовсе не упомянуть о своих эмоциональных состояниях во время приступа или же вне его, что объясняется или нежеланием в очередной раз услышать от врача о необходимости проконсультироваться у психиатра, или тем, что больной действительно не придает своим эмоциональным состояниям никакого значения, будучи полностью сконцентрирован на «соматических симптомах болезни». Впрочем, пациент может и весьма активно сообщать о своих психологических переживаниях, стрессах, внутреннем напряжении, особенно если считает, что в его жизни психологическая помощь специалиста «жизненно необходима». Однако это вовсе не означает, что пациент правильно понимает, насколько связаны его психологические переживания с его же «соматическими расстройствами». Когда пациент с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) говорит, что «все болезни от нервов», то, скорее всего, именно так, в прямом смысле и думает, ведь «умирают же люди от разрыва сердца, если перенервничают». То есть такой пациент обычно думает, что «тяжело болен» и «его нервы» сведут его в могилу, так сказать, «довершат дело», тогда как связь между психикой и соматикой в его случае, конечно, совсем иная. Вот почему врачу не следует обольщаться на предмет «сознательности» такого больного; если бы он действительно «все понимал правильно», то вряд ли бы дошел до участкового терапевта – или обратившись сразу к психотерапевту, или излечившись по дороге к тому или другому.

Но вернемся к «соматическим жалобам» больных. Так называемый психовегетативный синдром может отражать не только преобладание симпатического тонуса – феномен эрготрофической надстройки (тахикардия, наклонность к артериальной гипертензии, атонические запоры, мидриаз, экзофтальм, субфибрилитет, сухость во рту, гипергидроз и т. п.), но и доминантность вагоинсулярной иннервации – феномен трофотрофической надстройки (тошнота, рвота, жидкий и учащенный стул, учащенный диурез, артериальная гипотензия, гиперсаливация, гипотермия, брадикардия, ощущение удушья). Нередко встречаются и смешанные варианты – амфитонические состояния. Для облегчения верификации подобных симптомов следует иметь в виду принципы регуляции вегетативной нервной системой органов и систем организма (таблица № 1).

Таблица № 1

Эффекты действия симпатического и парасимпатического отделов вегетативной нервной системы

Безусловными лидерами в списке жалоб пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) являются:

1) «Сердцебиения». Под «сердцебиениями» у этих больных следует понимать субъективно воспринимаемую работу сердца – оно «колотится», «стучит», «выскакивает» и т. п. Как правило, действительная частота сердечных сокращений не так велика, как кажется пациентам. Да, она может превышать 80 ударов в минуту, хотя более 100–120 поднимается редко. Симптом может появляться эпизодически в очевидной связи с индивидуально-стрессовыми событиями (что свидетельствует об относительной неустойчивости патологической реакции), спонтанно и часто (признак устойчивости дисфункции), регулярно в определенное время или в определенных обстоятельствах (очевидное свидетельство условно-рефлекторной природы расстройства).

2) «Перебои в работе сердца». Обычно это «перебои» субъективного характера, «кажущиеся», в крайних случаях – функциональные (т. е. при панических атаках, например, экстрасистолия может быть зарегистрирована объективно). «Сердце замирает», «останавливается, потом снова запускается». В ряде случае имеет смысл при анализе этого симптома задаться вопросом: насколько действительно адекватно субъективное представительство функциональных нарушений сердечного ритма, то есть насколько соответствуют субъективные ощущения нарушения сердечного ритма объективным данным? Пациенты могут утверждать, например, что сердце у них «останавливается» периодами на 5-10, а то и 20 минут, что, конечно, никак не соответствует действительности. Кроме того, их оценка собственного сердечного ритма не просто по ощущению, но даже при самозамере пульса, как правило, глубоко ошибочна. Так, например, контрольные замеры «тахикардии» у пациента, проводимые врачом на психотерапевтическом приеме, показывают, что эта, с позволения сказать, «тахикардия» колеблется в пределах 70–80 ударов в минуту, тогда как сам больной уверен, что насчитал более 120, а то и 200 ударов! С тем же успехом такие больные определяют по пульсу и отсутствующую в действительности экстрасистолию. Хотя на фоне стресса сердцебиение, конечно, может увеличиваться и снижается при приеме противотревожных средств значительно лучше, нежели под воздействием собственно «сердечных» препаратов.

Функциональные расстройства сердечного ритма

Функциональные расстройства сердечного ритма могут быть частным или даже ведущим симптомом соматоформного вегетативного расстройства. Они именно функциональны и связаны с влиянием психического аппарата на работу сердца, которое реализуется по нескольким нервным путям. Интересно, что разнообразные функциональные расстройства сердечного ритма выявляются и у здоровых лиц. Наиболее показательны в этом смысле исследования, проведенные на летчиках, которые, как известно, учитывая медицинский контроль и соответствующий отсев, отличаются лучшим здоровьем, нежели в общем в популяции. Так вот, при однократной регистрации ЭКГ желудочковые экстрасистолии были выявлены у 1,43 % летного состава, а суправентрикулярные – у 0,9 %, что не является серьезным показателем.

Однако при суточном мониторировании ситуация меняется кардинально, и количество выявленных расстройств сердечного ритма (включая и бигеминию) возросло до 29–31 %, а при максимальной физической нагрузке всевозможные аритмии (чаще желудочкового происхождения) обнаружены у 33,8 % из 1043 практически здоровых лиц (Dietz A., Walter J., 1974). При этом данные лица не предъявляли никаких кардиологических жалоб, не отмечали у себя каких-либо болезненных симптомов и не имели кардиологических диагнозов.

С другой стороны, по данным Т.С. Истамановой, у 44 % больных неврастенией, которые указывали на нарушение сердечного ритма, не обнаруживается каких-либо существенных изменений на ЭКГ (Истаманова Т.С., 1958).

3) «Боли в области сердца», или «кардиалгии». Боли в области сердца у пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) существенно отличаются от ишемических болей: эти боли, как правило, точечные («симптом пальца» или «сердечный пятачок»), без соответствующей иррадиации, возникают без непосредственной связи с физическими нагрузками, часто в определенное время суток или при определенных обстоятельствах (например, по дороге на работу или домой, тогда как на других маршрутах данного симптома не возникает). Последний критерий наиболее важен, поскольку иногда подобные сердечные боли могут носить и разлитой характер и даже, вызванные явлениями остеохондроза и межреберной невралгии, производят эффект иррадиации.

Изложение своей кардиалгии пациенты предлагают, как правило, очень образное – «колет», «пронзает», «немеет, как в холодильнике», ощущаются «сердечные спазмы», «ком за грудиной» и т. п. В целом локализация и характер испытываемых больными неприятных ощущений чрезвычайно разнообразны: практически непрестанная, иногда пульсирующая боль с кожной гиперестезией в области верхушки сердца или левого соска; тупое давление, тяжесть, стеснение, покалывание, сжатие в перикардиальной области или книзу и кнаружи от зоны сердечного толчка; острое сжимание, сдавление, напряженность, «заложенность», жжение в области сердца, левого подреберья и даже всей верхней части живота, распирание или, наоборот, «пустота» в грудной клетке. Подобные ощущения могут распространяться по всей передней поверхности грудной клетки (захватывая нередко правую ее половину и «отдавая» в шею и лопатки), паравертебральную и поясничную области, верхние и даже нижние конечности и яичко (Тополянский В.Д., Струковская М.В., 1986).

Впрочем, чем вычурнее и необычнее боль, тем больше вероятность, что на приеме у врача сидит больной не с соматоформной вегетативной дисфункцией, а с так называемой «маскированной» (лавированной, скрытой) депрессией, которая является не невротическим, а психотическим аффективным расстройством (то есть эндогенной депрессией) с «кардиальной маской». В этом случае пациент должен быть немедленно направлен к психиатру или психотерапевту, поскольку данные больные составляют группу риска по суициду.

4) «Колебания артериального давления». Как правило, повышение артериального давления не бывает высоким и стойким, пациенты фиксированы на самом факте его повышения (или понижения) хотя бы и на 5 единиц, замеряя его несколько раз на дню и помня часы, а то и минуты, когда было замечено очередное «повышение» давления. Любые «нарушения» такого рода, как правило, возникают в непосредственной связи со страхом, например, выйти на улицу, остаться без сопровождения, отсутствием возможности вызвать «Скорую помощь» и т. п. Характерным признаком таких «гипертонических кризов» является их быстрое, зачастую мгновенное исчезновение, связанное с приходом врача, введением плацебо или психотропного препарата, госпитализацией в несоматическую клинику, тогда как в соматическом стационаре эти состояния часто усиливаются, поскольку таким образом «подтверждается» факт соматической болезни.

Физиологической основой психогенной артериальной гипотензии является повышение парасимпатического тонуса и последовательное нарушение функции высших вегетативных центров вазомоторной регуляции. Такие больные, как правило, предъявляют сопутствующие жалобы на сильную слабость, отсутствие чувства бодрости даже после хорошего сна, у подавляющего большинства выявляется раздражительная слабость и эмоциональная неустойчивость, а также головные боли, головокружения и нарушения сна.

Здесь следует, кроме прочего, отметить, что лица с эссенциальной гипертонией и гипертоническим типом вегетососудистой дистонии, как правило, существенно отличаются друг от друга. Первые в отличие от вторых склонны не к поддержанию и усилению своих аффектов, а, напротив, к подавлению любых «ярких» эмоций, особенно агрессивного спектра, что в целом и делает их «классическими психосоматическими больными», а не пациентами, у которых психическое расстройство скрывается за фасадом «соматических жалоб». Больные с начинающейся эссенциальной гипертонией, как правило, вежливы и предупредительны, а колебания цифр артериального давления заботят их куда меньше, нежели обстановка на работе, карьера и т. п. Впрочем, при наличии фактического сильного и достаточно длительного психологического стресса эссенциальная гипертония может развиваться стремительно, на фоне сильнейших невротических реакций пациентов, однако все же это отнюдь не то же самое, что и больные с гипертоническим типом вегетососудистой дистонии, которым в большинстве случаев так и не удается в течение даже десятков лет нажить себе настоящую артериальную гипертензию.

5) «Затрудненное дыхание». Чаще всего «затруднения дыхания» у этих больных – отчетливо субъективного характера: пациенты не задыхаются, а, напротив, «хватают воздух», ощущения «удушья» вызваны поверхностностью дыхания или же возникают за счет преобладания вдоха над выдохом. Ощущения «кома в горле», чувство, что «дыхание перехватило», что оно «оборвалось», связаны чаще всего с мышечными спазмами, характерными для стрессовых нагрузок. Может возникать и гипервентиляция, специфическая «одышка» – «не отдышаться» и т. п. Так или иначе, но разнообразные изменения дыхательной функции типично характеризуют соматовегетативную реакцию организма на стресс.

Впрочем, затруднения дыхания часто связаны с прямыми вегетативными влияниями, особенно при преобладании ваготании, а также смешанном типе нарушения деятельности вегетативной нервной системы. Некоторые авторы считают, что одним из механизмов формирования болезненных ощущений в грудной клетке является раздражение межреберных рецепторов при изменении частоты и типа дыхания. Боязнь обострения кардиалгий на высоте вдоха вынуждает подобных больных переходить на все более щадящее и поверхностное дыхание верней частью грудной клетки, а чувство неполного вдоха и нехватки воздуха окончательно убеждает их в наличии серьезного патологического процесса в сердце и необходимости принимать валидол или нитроглицерин даже при отсутствии еще собственно болезненных ощущений в прекардиальной области. Стойкие тонические или спастические сокращения диафрагмы, подтверждаемые рентгенологически при возникновении эмоционального напряжения, перераздражение межреберных мышц при поверхностном грудном типе дыхания и усиление сердечной деятельности (особенно при развитии аритмии) становятся исходной соматической основой для самых мрачных и пессимистических ипохондрических толкований.

6) «Головокружение, головные боли, обморочные состояния» – как правило, объясняются колебаниями артериального давления, а также сочетанием последних с нарушением функции внешнего дыхания, вызванным преобладанием симпатического влияния. Кроме того, существенным при возникновении головокружений и головных болей может являться спазм мускулатуры шеи, а также явления возникающего на этом фоне остеохондроза. Наконец, причиной головокружения может быть гипотония, обусловленная вагосиматической активностью.

«Обморочные состояния» возникают у этих больных обычно на фоне головокружения, причем собственно «обмороки» – явление в этой группе пациентов исключительно редкое. Большей частью лица с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством), жалующиеся на «обморочные состояния», испытывают лишь страх перед обмороком, возникающий сразу после начала головокружения. При первых признаках грядущего «обморока» они пытаются прилечь, а поскольку дело большей частью происходит в общественном транспорте или в каком-либо ином общественном месте, воли этой своей мечте они не дают, отчего страдают еще больше, чувствуя себя самыми несчастными на земле, покинутыми и «в обмороке».

7) «Слабость» – если она собственно вегетативной природы – это в большинстве случаев результат сочетания ряда представленных выше симптомов, а также субъективной оценки собственного состояния больным, страдающим от изматывающих вегетативных дисфункций.

Однако кроме этих жалоб в клинической картине вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции) могут присутствовать и другие симптомы, обусловленные психогенным перенапряжением вегетативной нервной системы человека, находящегося в хроническом стрессе. В их числе следующие:

1) «Потливость». Потливость может быть относительно постоянной, что является относительно неблагоприятным признаком, свидетельствующим о высокой лабильности вегетативной нервной системы, однако чаще потливость носит эпизодический характер и связана с индивидуально-стрессовыми событиями. Потливость может проявляться как общая, так и – чаще – местная (локальная) – ладони, шея, в подмышечной и паховой областях и т. д.

2) «Озноб». «Озноб» носит отчетливо адренореактивный характер, проявляется чувством жара, специфической «дурнотой» (неприятное чувство, но нет «тяжести в голове»), потливостью, повышенной возбудимостью, выраженным мышечным напряжением.

3) «Субфибрилитет» (повышение температуры в пределах между 36,9-37,5оС). Как правило, пациент «пассивно» фиксирован на этом часто «изолированном» симптоме, который в ряде случаев предъявляется в качестве единственной жалобы. Однако может предъявлять также жалобы на астенизацию и быструю утомляемость. Иногда в течение нескольких дней может наблюдаться повышение температуры тела более 38,0оС в отсутствие какого-либо инфекционного или иного процесса, проявляющегося подобной гипертермией. Считается, что непременным условием данного симптома является нарушение работы центров терморегуляции мозга вследствие прежних соматических заболеваний, а нынешняя манифестация их дисфункции обеспечивается невротическим состоянием пациента (Вейн А.М., 2000).

4) «Беспричинные синяки, кровотечения». Беспричинные синяки и кровотечения возникают сравнительно редко и обусловлены нейрогуморальными сдвигами, вызванными нервно-психическим напряжением. К этой же группе симптомов относится так называемый «кровавый пот».

5) «Снижение аппетита». Снижение аппетита на фоне тревоги – признак в целом благоприятный, и в данной ситуации, учитывая симпатический гипертонус, он вполне естественен. Такое снижение аппетита обычно не бывает длительным, сочетается с частым стулом и, в отличие от депрессивных больных, «удивляет» («беспокоит») пациентов. Возникающее похудание не бывает выраженным, как правило, не более 5–7 кг за весь период «страдания». В случае депрессивных и тревожных реакций, вызванных тяжелым стрессом и нарушением адаптации, аппетит может снижаться вплоть до полного отвращения к пище, в этом случае пациент зачастую теряет более 10 кг.

6) «Повышение аппетита». Повышенный аппетит в каком-то смысле является при тревоге парадоксальной реакцией, носящей отчетливо защитный характер – «вынужденная», «насильственная» активация парасимпатической системы (пациенты обычно жалуются, что «постоянно что-то жуют, хотя есть не хочется»), и, соответственно, снижение симпатического тонуса, тесно связанного с чувством тревоги. Вследствие такой «диеты» пациенты могут набирать значительный избыточный вес. Для таких пациентов характерны ночные пробуждения с чувством тревоги («сердце вот-вот выпрыгнет, дрожь, знобит» и т. п.), после чего пациенты готовят себе пищу (разряжая тем самым избыточное мышечное напряжение, переключаются на «целесообразную» деятельность), едят и, значительно успокоившись, снова ложатся спать.

7) «Нарушения стула». Нарушения стула могут быть двоякими: или «медвежья болезнь» – частый, относительно жидкий стул (причем больше субъективно неприятный, вызывающий обеспокоенность, нежели действительно частый), или же проявляется «запорами», которые длятся, как правило, меньше трех дней и так же субъективно неприятны (иногда под «запорами» пациенты понимают отсутствие стула в течение дня).

8) «Тошнота, рвота». Подобные – симпатические – «тошнота» и «рвота» больше эмоционально тягостны, нежели действительно актуальны. Если нарушения стула можно отнести на счет «кишечной диспепсии» вегетативного генеза, то рассматриваемые симптомы – на счет «желудочной диспепсии» того же вегетативного генеза. Несомненной особенностью условно-рефлекторного закрепления именно такого варианта реагирования является большая «очевидность» расстройства, а также возможность подвергнуть его огласке, публичности, вызвав тем самым озабоченность родных, привлечь внимание врачей и т. п.

9) «Частое мочеиспускание» – естественное проявление стрессовой реакции, которое может стать стереотипной формой невротического реагирования. Частые позывы носят больше условно-рефлекторный характер, провоцируются (как, впрочем, и «частый стул») избыточным вниманием пациента к этому вопросу, созданием своеобразной гиперстимуляции соответствующих мозговых центров. Наличие же обильного мочеиспускания косвенно свидетельствует о стрессовом повышении артериального давления и, соответственно, увеличении интенсивности мочевыделительной функции почек. Данный симптом может быть и самостоятельным, связанным с какими-то условными сигналами, например с необходимостью воспользоваться общественным транспортом и т. п.

10) «Сексуальные дисфункции» – у мужчин симпатический вариант реагирования может проявляться в преждевременной эякуляции, снижении потенции; у женщин – малой секрецией желез половых органов, повышенной возбудимостью при отсутствии психологической готовности к сексуальным контактам. На фоне истощения, при наличии длительных и изнуряющих вегетативных расстройств сексуальные дисфункции проявляются прежде всего в снижении либидо.

Еще одним достаточно частым симптомом соматоформной вегетативной дисфункции является избыточное мышечное напряжение, неизменно возникающее при тревоге. Это мышечное напряжение выражается либо общей скованностью пациента, либо наличием «лишних», «беспричинных» движений, свидетельствующих об избыточном мышечном напряжении: похлопывания, поглаживания, «барабанные» движения (пальцами по поверхности), жевание, раскачивающиеся движения (корпусом или отдельной частью тела). Кроме того, показательны сжатые кулаки, «играющие желваки», неестественно «вывернутые руки» или «сплетенные ноги» и т. п. Наконец, прямым указанием на хронические мышечные напряжения являются жалобы пациентов на «спазмы», «тики», «подергивания», «судороги», «тремор», «ком в горле», «заикание», «невозможность расслабиться», «не сидится на месте», «суетливость», «беспокойство», «ночные пробуждения с напряжением всех мышц», «отдых не приносит удовольствия», «боли в плечах и (или) ногах», «слабость в руках», «парастезии», «чувство слабости», «быструю утомляемость» и т. п.

Впрочем, было бы неправильно думать, что эти перечисленные только что жалобы и составляют всю клиническую картину вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства). Конечно, «психиатрические жалобы» играют здесь не меньшую, а то и большую роль.

 

Основополагающая роль тревоги

Как явствует из предшествующего изложения, эмоция страха и чувства тревоги играют основополагающую роль в возникновении, развитии и симптомообразовании вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции).

Эмоция страха является одной из самых сильных и оказывает весьма существенное воздействие на восприятие, мышление и поведение человека (Изард К., 1980). Причем все эти воздействия весьма специфичны: восприятие сужается, вследствие чего человек фиксируется на одном только пугающем его агенте, мышление движется в соответствующем направлении (оценка этого агента, а также поиск путей выхода из создавшегося положения), а поведение напоминает некий паралич, когда невозможно решить – то ли спасаться, то ли оставаться на месте, будучи тише воды ниже травы. «Страх, – пишет Н. Балл, – является своего рода нащупыванием в темноте, необходимым перед тем, как произойдет вполне удовлетворительная оценка опасности. Это значит, что страх изначально связан с чувством неуверенности в отношении: а) истинной природы опасности и б) того, как действовать с этой опасностью» (Bull N., 1951). Желание найти выход из создавшегося положения неуверенности и неопределенности, разумеется, превосходит у испуганного человека все мыслимые и немыслимые пределы. Вот почему так хочет пациент с вегетососудистой дистонией получить этот свой «заветный» диагноз, а может быть и еще какой-нибудь, более увесистый, более определенный, и пусть он будет стократ тяжелее предложенного, но сполна объясняющим, почему так страшно.

Отчего же пациенты с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) ограничиваются одним этим предположением, почему не пытаются найти какую-то иную причину своих вегетативных пароксизмов? Все дело в том же страхе, который, можно сказать, временно примитивизирует мышление. На фоне возникшего приступа больной больше ни о чем и думать не может, как только о спасении от грозящей ему опасности («сердечного приступа», «инсульта» и т. п.), а потому никакой критике свои рассуждения относительно собственного заболевания он не подвергает, не сомневается в нем и в собственной правоте – «я болен смертельно!» Даже если он согласится с врачом, подробно объяснившим ему, в чем суть этого заболевания, а также полную безобидность последнего для здоровья и жизни пациента, в момент очередного приступа он мгновенно откажется от этой внушенной врачом уверенности и с неослабевающей настойчивостью снова будет думать о том, что поставленный ему диагноз неверен или более тяжел, чем, может быть, кому-то кажется. Наконец, когда соматоформная вегетативная дисфункция уже сформирована и входит в фазу своего развития, вследствие чего вегетативные пароксизмы начинают возникать вне каких-либо внешних обстоятельств, у пациента остается еще меньше оснований думать, что есть еще какие-то другие причины его «болезни» кроме тех, о которых уведомлял его осведомленный в свою очередь доктор.

Впрочем, феномен влияния страха на поле восприятия иллюстрирует и еще одну очень важную особенность протекания вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции). Дело в том, что концентрация внимания на каком-либо объекте (вещи, явлении или состоянии) неизбежно приводит к субъективному увеличению этого объекта, он, так сказать, оказывается более интенсивным по силе воздействия. Создается ситуация, при которой человек словно бы смотрит на это явление с помощью лупы, но не замечает, что его глаз «вооружен». Поскольку у пациента с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) «перепуганный глаз» смотрит лишь на проявления вегетативного пароксизма, то не странно, что им – этим пациентом – данные состояния воспринимаются как исключительно интенсивные и тягостные. Обычному человеку, который не испытывал подобного мучительного состояния, не понять, почему страдающие вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) так искренне боятся банального сердцебиения или головокружения.

Страх за свое здоровье, а в особенности за собственную жизнь, у больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) достаточно часто сопряжен с какими-то внешними обстоятельствами – выходом из дома, замкнутым пространством, поездкой в метро, пребыванием на работе, необходимостью заговорить с незнакомым человеком, вечерним временем суток и т. п. Во всех этих случаях данные «внешние обстоятельства» являются лишь условными стимулами, которые не только непосредственно вызывают у больного комплекс соответствующих вегетативных реакций, но прежде всего огромную массу мыслей и домыслов об опасности данных «обстоятельств». Если расспросить такого больного, то можно узнать, почему ни в коем случае нельзя спускаться в метро, почему нельзя находиться в замкнутом пространстве, почему так опасна толпа и т. д. и т. п. Конечно, все эти размышления для человека здравомыслящего покажутся сущей нелепостью: ведь перепад атмосферного давления при спуске в метро абсолютно несущественен, в замкнутом пространстве лифта или комнаты вполне достаточно воздуха, а толпа далеко не всегда превращается в массовое побоище с сотнями жертв. Однако подобные антитезы вряд ли хоть сколько-нибудь поколеблют веру больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) в собственные выкладки. В конечном итоге такой больной скажет своему оппоненту: «Просто у вас слишком хорошее здоровье! Вам меня не понять!» – и по крайней мере в последнем он будет прав.

Страх смерти у части больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункции) не слишком выражен, в ряде случаев отсутствует полностью, а зачастую претерпевает удивительные трансформации. Происходит это в двух случаях – или когда пациенты все-таки убеждаются, что умереть им от их вегетативных приступов не посчастливится, или когда в клиническую картину болезни включаются еще и деперсонализационные-дереализационные симптомы. В первом случае, когда пациент понимает, что на самом деле тяжелого соматического недуга у него нет, то ему ничего более не остается, как думать, что он тяжело болен психически. А как иначе объяснить эти «приступы»? Разумеется, эти объяснения наличествуют, но знает их, как правило, только психотерапевт. Пока же больной не окажется у него на приеме, то с каждым «приступом» будет все более убеждаться в своих догадках относительно шизофрении, маниакально-депрессивного психоза и т. п. Если же временами такой больной испытывает симптомы деперсонализации (чувствует, что он изменился, стал каким-то искусственным, сам себе не принадлежит, ничего не чувствует – ни радости, ни печали, словно бы потерял сам себя) или дереализации (то есть ему кажется, что мир стал каким-то ненастоящим, что он как-то отдалился и видится словно через какую-то «пелену», «дымку», «линзу» и т. п.), то поводов увериться в своем безумии у него оказывается предостаточно. Возникающий здесь страх лишь усиливает эти симптомы, а во время «приступов» они и вовсе переживаются как подлинная жизненная катастрофа: «Я схожу с ума!»

Фобические расстройства, конечно, являются ведущими в симптоматике этих больных. Даже если они не сообщают о своих страхах или тревоге активно, это отнюдь не означает, что они не испытывают этих эмоций и чувств. Проблема состоит в том, что после того, как человеком найдена некая причина, которая, по его мнению, заставляет его тревожиться, ощущение собственно самой тревоги снижается. Однако наличие вегетативного компонента выдает тревогу и чувства страха, что называется, с головой, поэтому врачу следует быть просто последовательным – и тогда выраженные негативные эмоции больного не останутся для него незамеченными. Кроме того, имеет смысл подумать о том, что должен испытывать человек, полагающий, что он вот-вот умрет от «разрыва сердца» или «лопнувшего сосуда», «задохнется» или «потеряет сознание». Разумеется, страх должен быть огромным, и он действительно огромен, хотя рассказать о нем больные или не пытаются, или уже не пытаются.

Зачастую страхи этих больных выглядят настолько нелепыми, что они даже боятся о них говорить, например, одна из наших пациенток, страдавшая вегетососудистой дистонией в течение 23 лет и боявшаяся выходить на улицу, все это время убеждала своих врачей, что так на нее «действует открытое пространство», хотя на самом деле, как выяснилось, она боялась «разрыва брюшной аорты» после любой минимальной физической нагрузки. Более того, эта пациентка под различными предлогами неоднократно добивалась разнообразных обследований, способных выявить ее «аневризму аорты», но так и не открыла ни одному врачу своих «ужасающих догадок», тем более что ни одно исследование так их и не подтвердило. Почему именно такой страх возник у данной пациентки? Причины, конечно, были, ведь мозг – это достаточно сложная машина, способная на любые ассоциации и гибриды, сотканные из понятий и ощущений. Впрочем, на момент терапии природа этих внутрипсихических аберраций не так важна, как эффективное устранение ипохондрической настроенности и патологических вегетативных условных рефлексов пациента.

Тревожный регистр симптоматики вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции) представлен, разумеется, не только страхами пациента, которые в сущности весьма кратковременны. Постоянство страху придают присоединяющиеся к нему мысли и переживания больного, позволяющие этой эмоции перерасти в чувство тревоги. Чувство тревоги – это практически перманентное состояние больных с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством). Тревога характеризуется «внутренним напряжением», «беспокойством», «суетливостью», в этот момент в голове человека роятся самые разнообразные мысли о том, что что-то не так, что-то не эдак. Причем на вопрос «что не так?», а «что не этак?» он вряд ли сможет ответить, поскольку его сознание напоминает муравейник, правда без свойственной последнему упорядоченности. Здесь ни одна мысль не доводится до своего логического конца, это какие-то обрывки фраз внутренней речи – бессмысленные по сути, но крайне беспокоящие по факту. Да, этим больным хронически неспокойно, они не знают, что такое полноценный отдых, что такое приподнятое настроение, им непонятно, как можно ничего не делать и просто наслаждаться мгновением, которое, по заверениям абсолютно непонятого ими классика, «прекрасно».

Впрочем, типичным симптомом тревожного спектра при вегетососудистой дистонии (соматоформном вегетативном расстройстве) считаются так называемые панические атаки. Термин этот и старый, и новый одновременно. Старый – потому что происходит от понятия панического страха, который в свою очередь, согласно преданиям, внушал людям древнегреческий бог Пан, от внезапного появления которого те испытывали ужас, заставляющий их бежать прочь не разбирая дороги. Новым этот термин может быть признан потому, что только с 1980 г. он окончательно вошел в научный обиход с легкой руки Американской ассоциации психиатров. Так или иначе, но чехарда с этим термином не меньшая, нежели с самой его прародительницей – ветеготососудистой дистонией. Одни продолжают упорно настаивать на том, что это никакая не паническая атака, а банальный вегетативный криз, другие, напротив, видят здесь одну-единственную аффективную составляющую и удивляются, когда кто-то усматривает в этом приступе что-то иное. Многих смущает «внезапность» появления приступа «панической атаки», других, наоборот, то, что ее появление кажется кому-то внезапным, тогда как никакой внезапности нет и в помине, а есть одно лишь естественное перерастание общей аффективной напряженности в свою кульминационную фазу.

Диагностические критерии панической атаки (DSM-IV)

Согласно авторам, узаконившим термин «панической атаки», она характеризуется следующим набором признаков:

1. Очерченные приступы сильного страха и общего дискомфорта возникали один и более раз; причем являлись неожиданными, то есть появляются не непосредственно перед или во время ситуации, которая почти всегда вызывает тревогу.

2. Приступы возникают в ситуациях, когда человек является или может стать предметом внимания других людей.

3. Приступы характеризуются интенсивным страхом или дискомфортом в сочетании с 4 или более из нижеперечисленных симптомов, которые достигают своего пика в течение 10 минут.

Симптомы: тахикардия; головокружение или предобморочное состояние; потливость; ощущение нехватки воздуха; затрудненное дыхание, удушье; боль или дискомфорт в левой половине груди; тошнота или дискомфорт в желудке; деперсонализация или дереализация; тремор, онемение или покалывание (сенестопатии); покраснение лица; страх смерти; страх сойти с ума или совершить какой-то неадекватный поступок.

4. Возникновение панической атаки не обусловлено непосредственным физиологическим действием каких-либо веществ (например, лекарственной зависимостью или приемом препаратов) или соматическими заболеваниями (например, тиреотоксикозом).

Принято думать, что возникновение панических атак связано с повышением уровня адреналина и норадреналина в крови больного, что, конечно, происходит на фоне выраженного психологического стресса. Однако, как показали исследования, стопроцентной связи здесь не наблюдается. Все это наводит на мысли, будто бы страх и тревога имеют к паническим атакам весьма опосредованное отношение, что, по всей видимости, является лишь досадным недоразумением. На самом деле, при сопоставлении накопленных к этому времени научных данных (Вейн А.М., 2000), провоцирующим фактором развития панического приступа является, как правило, гипо– или гипервентиляция, приводящая к существенным сдвигам в вегетативной регуляции функций организма. Подобные явления, связанные с характером внешнего дыхания больных, продиктованы именно их психическим состоянием, которое может не осознаваться пациентами и создавать впечатление «внезапности». После того как вегетативный приступ запущен, включаются механизмы, поддерживающие и усиливающие аффективное неблагополучие пациента, – возникает страх смерти и ему подобные. Интересно, что одним из самых эффективных способов купирования такой «панической атаки» в момент ее зарождения является насильственное изменение характера дыхания пациента – или в сторону его усиления в одном случае, или, напротив, его уменьшения в другом.

В целом ничего специфического в «панических атаках» нет, просто взятый в настоящее время на вооружение принцип феноменологического описания картины болезни вывел на поверхность этот в сущности описательный термин. Фактически же речь идет об эмоции страха и чувстве тревоги, которые, генерализуясь, «выпячиваются» в клинической картине болезни своим вегетативным компонентом, на котором, собственно, и зафиксировано внимание больного. Сама эта фиксация внимания пациента на данных вегетативных проявлениях и превращает «паническую атаку» в «сердечный приступ», «чувство нехватки воздуха» и другие характерные для этой ситуации симптомы. Проблема, таким образом, скрывается зачастую в самом диагностическом методе. Врачи просто не расспрашивают пациента о том, что он переживает в моменты своих «приступов». Сам же растревоженный своим соматическим состоянием больной, конечно, будет жаловаться не на чувство тревоги, которое кажется ему вполне обоснованным и естественным, а на состояние сердечно-сосудистой и дыхательной систем. Вот почему «панику», как и того слона, врач так часто и не замечает.

Впрочем, бывают случаи, когда даже подробно расспрашивая пациента, врач не получает никаких свидетельств в пользу наличия страха, тревоги, паники. Создается впечатление, что вегетативный приступ возникает словно бы на ровном месте, что вынуждает специалиста искать какое-то соматическое страдание. Ситуации эти неоднородны, но диагностические проблемы могут быть разрешены, если помнить о том, что соматоформное вегетативное расстройство (вегетососудистая дистония) всегда возникает на весьма определенном психическом базисе. Выявление такого базиса делает очевидным, что в основании этого приступа все-таки есть – или по крайней мере когда-то была – тревога. Вполне возможно, что мы имеем в этом случае дело с вегетативными приступами, которые функционируют теперь сугубо по механизму вегетативного условного рефлекса. Есть некий условный раздражитель, при появлении которого в субъективном пространстве индивида его организм рефлекторно реагирует вегетативным приступом, или, иначе, «паникой без паники» («нестраховой панической атакой») (Kushner M.G., Beitman B.D., 1990). То есть приступ возникает автоматически, как условный рефлекс без инициации его страхом. Разумеется, пациент сообщит нам только о приступе, а вовсе не о своих переживаниях, даже если бы мы вздумали его на этот счет пытать.

Однако еще чаще в этих случаях «паники без паники» (вегетативного приступа вне субъективно ощущаемого пациентом фобического состояния) мы имеем дело с пациентами, которые кроме прочего страдают еще и алекситимическим расстройством. Суть алекситимии состоит в следующем – человек, реально испытывающий те или иные эмоциональные состояния, не переживает соответствующего чувства. В норме любая эмоция трехкомпонентна, то есть представляет собой комплекс психологических, соматических и вегетативных реакций. Однако при алекситимии наблюдается своеобразный дефект эмоционального реагирования: два последних компонента эмоции срабатывают, а первый – «психологический» – словно бы выпадает. Например, испытывая страх, человек будет отчетливо демонстрировать признаки повышенного мышечного напряжения, симптомы активного преобладания симпатического тонуса, но на уровне переживаний, на сознательном уровне эмоция у него словно бы отсутствует. Ему «не страшно», но сам он дрожит как липка, а его вегетативная нервная система порождает сердцебиения, головокружения, нарушение внешнего дыхания и т. п. Разумеется, этот пациент не отдает себе отчета в том, что находится в «панике», однако он переживает именно это состояние. Так или иначе, но психогенная природа вегетативных расстройств при вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции), которые были представлены в предыдущем подпункте, вряд ли может быть оспорена.

Наконец, в качестве облигатного симптома тревожно-фобических расстройств выступают нарушения сна, в каком-то смысле именно по ним можно судить о тяжести этих расстройств. У спокойного человека и сон хороший, а у беспокойного сон зачастую – основная проблема. Тревога, связанная с состоянием напряжения, симпатикотонией и адренергическими реакциями, конечно, никак не способствует засыпанию и глубокому сну, этому царству Морфея и Вагуса. Нередко у пациентов с тревожными расстройствами возникает весьма специфический «страх неспособности заснуть», отчего еще за несколько часов до сна они начинают тревожиться, что не заснут, и этим инициируют работу активизирующих систем своего организма – от вегетативной до гуморальной – и, естественно, заснуть не могут достаточно долго. Как правило, больные с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) предъявляют жалобы на нарушения сна такого характера: во-первых, трудность засыпания, во-вторых, поверхностный сон, в-третьих, ночные пробуждения с чувством тревоги, а также, возможно, и с вегетативными пароксизмами. Учитывая всю эту «картину сна», вряд ли покажется удивительным и то, что утром эти больные чувствуют себя уставшими, невыспавшимися и разбитыми.

Впрочем, есть здесь и один очень существенный нюанс: дело в том, что больные с эндогенной депрессией также чувствуют себя хуже именно в первой половине дня, что связано с суточной цикличностью этого расстройства. При этом «маскированная депрессия» (в том числе и с кардиологической маской) является по сути своей эндогенной и лечение предполагает весьма специфическое. Поэтому в рамках дифференциальной диагностики необходимо выяснить, является ли данное «плохое утреннее самочувствие» непосредственным результатом трудного и длительного засыпания больного и его поверхностным сном, или же тяжелое состояние по утрам аутохтонно, то есть само себе царь и бог. Кроме того, для эндогенных депрессий более характерны не столько ночные, сколько утренние (в 4–5 часов утра) пробуждения, от больного с «невротическим» расстройством подобного подъема не дождешься, когда-когда, а утром они спят как младенцы.

Однако же одними тревожно-фобическими симптомами «психиатрическая симптоматика» при вегетососудистой дистонии (соматоформном вегетативном расстройстве) не исчерпывается. Длительно наличествующая тревога приводит за собой и множество других, не только вегетативных расстройств, причем последние представлены целыми регистрами. Сверх тревожного и вегетативного регистров здесь может определяться агрессивный, астенический, депрессивный и апатический.

Во-первых, следует помнить, в каком отчаянном положении находится больной с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством): его здоровье «ужасно», так, по крайней мере, он думает; «никто не может» или «не хочет оказать ему необходимую помощь»; «лекарства не помогают, а состояние постоянно ухудшается»; «приступы повторяются» – часто каждый день, а то и по несколько раз в день; родственники от них устали, что, может быть, из вежливости и скрывают, но скрыть никак не могут; опасным этим пациентам кажется практически все – любые нагрузки, переезды, занятия и т. д. и т. п., поэтому «смерть продолжает ходить по пятам», и что со всем этим делать – абсолютно непонятно. Если принять все это во внимание, то понять, почему эти пациенты весьма и весьма раздражительны, нетрудно. Вообще говоря, раздражительность для тревожного человека – дело обычное; в конечном счете хорошо известно, что лучшая оборона – это нападение. А если личность характеризуется еще и достаточно выраженными амбициями, то с раздражением у нее проблем, конечно, не возникает, у нее другие проблемы – вызванные результатами этого раздражения. Есть, впрочем, и пассивные формы раздражения – обида, как это ни странно, а в ряде случаев даже чувство вины.

Основная проблема, связанная с раздражительностью пациентов, – это их неспособность сдерживать свои эмоции, а эмоции у больных с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) бьют через край; многие врачи имели несчастье убедиться в этом на собственном опыте. Впрочем, неправильно было бы думать, что подобные реакции в поведении больных свидетельствуют об их дурном воспитании или вообще природной вздорности (что, конечно, также никак нельзя исключать), чаще всего – это только лишний диагностический признак. Если человек принялся обороняться методом полномасшабного наступления, это свидетельствует только о том, что дела его совсем плохи. Врач не может этого игнорировать, поэтому лучше воспринимать подобное раздражение больных как просьбу о помощи (а не как проявление неуважения к человеку в белом халате) – в конечном счете это так и есть.

Во-вторых, следует помнить о том, что тревога, тем более длительная, является сама по себе тяжелейшим стрессом для организма, способным вызвать состояние тяжелой астенизации больного. Перенапряжение функциональных систем организма неизбежно приводит к развитию их декомпенсации, что Г. Селье обозначил в своей теории стресса «стадией истощения». Собственно декомпенсация вегетативной нервной системы, что выражается ее дифункциональностью, сама по себе – сильнейший фактор в развитии астении. Человек утрачивает былую трудоспособность, быстро утомляется, не может сконцентрироваться на каком-то одном деле, рассеян и зачастую всем этим подавлен. Постоянные колебания артериального давления (если они действительно присутствуют), сосудистые реакции, нарушение функции желудочно-кишечного тракта – все это изматывает больного. Наличие же постоянной тревоги, требующей предпринимать какие-то действия, расплескивает последние силы. В целом это, конечно, не та астения, что у пациентов с тяжелыми соматическими заболеваниями, но на фоне в принципе полного здоровья она выглядит особенно удручающей.

В-третьих, поскольку чувства тревоги являются весьма острыми и болезненными, а также крайне опасными для организма, то постепенно в дело вступают определенные психические механизмы, по сути выполняющие своего рода защитную функцию. Более всего на эту роль, как это ни парадоксально, подходит депрессия (Курпатов А.В., 2001). Именно она, как показали эксперименты М. Селигмана, оказывается идеальным средством субъективного снижения чувства тревоги. А. Бек в свою очередь доказал, что депрессия в обязательном порядке проявляется, сопровождается и даже в каком-то смысле создается так называемыми «автоматическими мыслями» (Beck A.T., 1967). Депрессивный больной думает о трех вещах: он думает о том, что его прошлая жизнь отвратительна, что сам он ничего из себя не представляет (что он полное ничтожество), а будущего просто нет. Иными словами, все мысли депрессивного больного могут быть сведены к нескольким фразам: «Все плохо, я ни на что не гожусь, здоровье мое ни к черту, ничего не получится, все бессмысленно». Сам того не подозревая, человек, думая подобным образом, «защищает» себя от мучительного чувства тревоги, формулирует для себя «канон безвыходности»: если все так плохо, значит, можно ничего не предпринимать, потому что бессмысленно. Впрочем, о том, насколько вреден такой, с позволения сказать, «защитный механизм», можно только догадываться, а можно и не догадываться, просто взглянув на расчеты ВОЗ. Согласно последним, к 2020 году смертность от суицидов, являющихся конечным пунктом развития депрессии, выйдет на второе место среди всех прочих причин смерти, оставив позади рак, а впереди – только сердечно-сосудистые заболевания.

Депрессия взамен на тревогу

М.Е.П. Селигман с коллегами провел над собаками интереснейший эксперимент. Одна группа собак в этом эксперименте получала крайне неприятные разряды электрического тока, другая, впрочем, получала точно такие же разряды. Вся разница между двумя указанными группами заключалась лишь в том, что собаки из первой группы, что бы они ни делали, не могли избежать своей участи, тогда как собаки из второй группы, напротив, могли избавиться от этой экзекуции, например вовремя перепрыгнув через специальный барьер. В результате эксперимента поведение животных в этих группах стало прямо противоположным: первые стали реагировать на удары током пассивно, вторые, напротив, выглядели тревожными и напряженными.

М.Е.П. Селигман сделал следующие выводы. Во-первых, животные, которые не могли избежать травмы, постепенно научались тому, что не существует адаптивного ответа на это воздействие, то есть с бедой ничего нельзя поделать: будешь ты что-нибудь предпринимать или же не будешь, страдание все равно тебя настигнет. Эти животные научались пассивности и беспомощности (так в научный обиход вошло понятие «обусловленной беспомощности»). Во-вторых, выяснилось, что животные с «обусловленной беспомощностью» оказались, как это ни парадоксально, более терпимы к наносимым ударам, нежели вторые. Иными словами, если животное не может избежать страдания, оно свыкается с ним и перестает тревожиться (или снижает интенсивность тревоги). Если же животное имеет шанс на избавление от своего страдания, то тревога его не уменьшается, а, наоборот, только увеличивается (Seligman M.E.P., 1975).

Таким образом, пассивность является своего рода защитой, приносящей успокоение, активность же, напротив, только подзадоривает тревогу. Чувствуя себя беспомощным, покорно принимая свою нелегкую участь, животное как бы избавляется от тревоги, можно сказать, защищается от собственной же тревоги. Конечно, у человека механизм «обусловленной беспомощности» развивается в отличие от собаки не без помощи его сознания, а именно – посредством формирования «депрессивных суждений», которые способны даже идеальную жизненную ситуацию выставить абсолютно безнадежной.

Если этот «защитный механизм» срабатывает, то постепенно человеческая «обусловленная беспомощность» достигает такого уровня, что он оказывается уже не в плену депрессии, а под безжалостным прессом собственной апатии. Состояние апатии может быть выражено больным просто: «Ничего не хочется, хочется лежать и смотреть в стену». Апатия – это не бессилие в прямом смысле этого слова, это скорее психологическое бессилие, возникшее в результате последовательно развивающегося во время депрессии «защитно-охранительного торможения», как называл его И.П. Павлов. Специфика этого состояния заключается в том, что больного практически невозможно как-то воодушевить, растормошить, он ни о чем не думает и думать не хочет. Впрочем, развитие апатических расстройств у пациента с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) – явление достаточно редкое, обусловленное не столько самой этой патологией, сколько апатическим радикалом, содержащимся в психическом аппарате данного пациента. Такие пациенты достаточно быстро перестают ходить по врачам, ограничиваясь избеганием ситуаций, провоцирующих их вегетативные пароксизмы, которые, кстати сказать, в этом случае не имеют свойства генерализироваться и усложняться новыми и новыми опасениями, оставаясь в рамках тех ситуаций, где этот страх смерти или подобные ему впервые появились.

Таковы в общих чертах «психиатрические жалобы» больных вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией), которые, впрочем, приходится выявлять активно, и при этом необходимо помнить, что наблюдение за пациентом скажет врачу больше, чем его расспрос. Так или иначе, но главное, что должен заметить врач в своем пациенте, – это тревогу, поскольку именно она является родоначальником всех прочих симптомов этих больных, начиная с собственно дисфункции вегетативной нервной системы и заканчивая астенизацией или апатией. Впрочем, тревога, как правило, лежит на поверхности, ведь пациенты с вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункцией) – это сама озабоченность: они напряжены, беспокойны, болезненно фиксированы на своем состоянии и сами требуют помощи, чего от большинства «нормальных» соматических больных, к сожалению, так трудно дождаться.

 

Дифференциальная диагностика

Есть среди больных с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) те, диагноз которым можно поставить, как говорят, с порога. Они сообщают о том, что их болезнь больше воображаемая, нежели реальная, одним своим видом. Яркая косметика и вычурный наряд, карикатурно подчеркнутая манерность жестов, страдальческий тон в голосе и исключительная настойчивость в деле привлечения к себе внимания врача – все эти «стигмы» выдают «истериков» с головой. Конечно, эти лица, благодаря своему богатому воображению и склонности к драматизации аффекта, обладают куда большими шансами заполучить соматоформную вегетативную дисфункцию. Однако вегетативный условный рефлекс в своем роде космополитичен и поражает людей вне зависимости от того, какова их психическая конституция.

Особенную диагностическую трудность для врачей общей практики составляют те пациенты, у которых то или иное соматическое проявление соматоформной вегетативной дисфункции выступает относительно изолированно, без очевидно проступающих невротических симптомов, а сами пациенты, вследствие, например, астенической или, например, шизоидной акцентуации, не производят впечатление «типичных невротиков». Наконец, многие пациенты проявляют поражающую врачей «сознательность» и сами говорят, что страдают от «своих нервов» и если бы меньше о своей болезни думали, то и болезнь была бы меньше. Впрочем, подобной «сознательности» больных вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) вряд ли можно доверять. На самом деле, как правило, они думают о том, что их «нервы расшатались от этой болезни», а не болезнь вызвана нервами, но так или иначе все-таки таких пациентов легче уговорить проконсультироваться у психотерапевта.

Кроме того, врачей общей практики может вводить в заблуждение наличие у пациента тех или иных объективных признаков соматического страдания. Современные методы исследования позволяют выявить значительное число различных показателей, которые могут рассматриваться как болезненные, однако зачастую такие «болезненные» показатели не вызывают каких-либо (или столь выраженных) расстройств у лиц, не фиксированных на своем самочувствии по невротическим причинам. Поскольку же вегетативные кризы – явление распространенное и могут, как утверждает научная мысль, встречаться при самых разных соматических заболеваниях, то вопрос дифференциальной диагностики действительно в ряде случаев оказывается не из простых.

Конечно, самым эффективным способом дифференциальной диагностики является последовательная и всесторонняя диагностика предполагаемого заболевания. Впрочем, диагностические критерии, разумеется, лишними быть не могут, поэтому нижеследующие позиции врачу должны пригодиться.

I. Несоответствие объективных данных о состоянии пациента характеру приводимых им жалоб.

Здесь прежде всего оценивается тяжесть соматического страдания (если возможно его выявить) с одной стороны, и субъективная оценка своего состояния пациентом – с другой. Впрочем, установленное несоответствие по этим двум пунктам еще ничего не говорит о причинной связи – то ли действительное соматическое заболевание, пусть и не развернувшееся еще в полной мере, вызывало данные психологические реакции пациента, то ли серьезного соматического заболевания нет и в помине, а есть лишь вегетативная реакция (в той или иной степени закрепившаяся), свидетельствующая о психогении.

Как бы там ни было, но какие-то определенные соматические симптомы у больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) всегда обнаруживаются. Это и увеличение частоты сердечных сокращений, и боли в области сердца (за грудиной, в левой половине грудной клетки), и экстрасистолии, и повышение (или понижение) артериального давления, и изменение характера внешнего дыхания и т. д. Однако здесь стоят задачи адекватной оценки симптома.

Нельзя на сто процентов доверять сообщениям больных о тех или иных симптомах. Когда, например, больной с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) говорит о сердцебиении, он, как правило, имеет в виду, что в те или иные периоды времени начинает ощущать работу своего сердца («сердце колотится», «выпрыгивает» и т. п.), но это еще вовсе не означает, что частота сердечных сокращений реально выросла или значительно выросла. Такая же ситуация складывается и с оценкой больным состояния своей дыхательной функции. То, что больные называют «удушьем», – зачастую лишь субъективное чувство «нехватки воздуха», и эти больные настолько боятся, что им «не хватит воздуха», что фактически забывают выдыхать перед очередным вдохом, а зачастую просто под воздействием страха задерживают дыхание. Все это, конечно, влияет на их состояние, но отнюдь не является «удушьем».

Необходимо помнить, что пациент медицинского образования не имеет, а потому судит о своих симптомах весьма специфическим образом, однако пользует при этом медицинскую терминологию. Для него, например, свидетельством «повышенного артериального давления» является рост показателей со 120/75 мм рт. ст. до 125/80 мм рт. ст. Разумеется, врач не обратил бы на эти, с позволения сказать, «колебания» никакого внимания, поскольку знает, что цифры систолического давления могут доходить до 200 мм рт. ст. и более. Но пациенту это, как правило, неизвестно, а потому пять единиц туда, пять сюда – это уже «колебания артериального давления», о котором он и сообщает своему врачу. Вот почему врач должен прежде всего ориентироваться на регистрируемые им самим данные, а также досконально выяснять, что именно пациент имеет в виду, когда сообщает ему тот или иной медицинский термин.

Впрочем, даже если какие-то соматические симптомы выявлены вполне отчетливо, необходимо определить – могут ли они объяснить тяжесть состояния пациента. Разумеется, в подавляющем большинстве случаев вегетативные жалобы пациентов имеют какой-то «материальный» субстрат, однако это вовсе не означает, что пациенту следовало бы от них ежедневно «умирать». Иными словами, критерий считается положительным, когда выявленные объективные признаки соматического страдания (если они все-таки обнаруживаются) не могут приводить (или не приводят у большинства других пациентов) к предъявляемым пациентом субъективным эффектам.

II. Поведение пациента не соответствует типичному поведению больного, страдающего соматическим заболеванием.

Поведение пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) и поведение пациентов с соматическим заболеванием, как правило, существенно различаются.

Пациенты с соматическим заболеванием в подавляющем большинстве случаев пытаются игнорировать симптомы своего недомогания и всячески дезавуируют перед врачом симптомы своей болезни, боясь требований о госпитализации или назначения каких-то «бесполезных и вредных лекарств». Больные с соматической патологией, как правило, недостаточно осознают тяжесть своей болезни и необходимость лечения. Они зачастую избегают дополнительных консультаций и обследований, минимизируют прием лекарственных средств, нарушают режим терапии и обращаются за помощью только на высоте страдания, не желая затевать длительное и, по всей видимости, «не необходимое им лечение» (Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000).

Впрочем, объяснение этому поведению «нормального больного» найти не так сложно, как это может показаться на первый взгляд. Дело в том, что у любого человека есть его жизненные планы, которые для него куда важнее этой «новой проблемы» – его болезни, и поэтому «бросить все», занявшись своим лечением, кажется ему невозможным и легкомысленным мероприятием. Есть у такого больного, кстати сказать, и иллюзия собственного здоровья (по крайней мере, все предшествующие заболевания он пережил успешно, а может быть и вовсе, как ему кажется, никогда не болел). С другой стороны, у него нет медицинского образования, а потому он вряд ли хорошо себе представляет, что значит гипертония и к чему она может привести. Кроме того, у многих людей существует странная убежденность в том, что неприятности если и происходят, то всегда с кем-то другим.

Поведение пациентов с расстройствами невротического круга, а в частности – вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством), отличается принципиально: они настойчиво ищут медицинской помощи, самостоятельно обследуются, ходят по врачам, пытаются привлечь к себе внимание как специалистов, так и окружающих, стремятся получить назначения, убеждены в наличии у себя серьезного соматического заболевания и не принимают уверений врача в том, что они не страдают тяжелой патологией. На высоте приступа эти больные, как правило, возбуждены, демонстрируют все признаки тревоги, активно ищут врачебной помощи, требуют госпитализации, принятия «срочных мер» и т. п. и очень сильно удивляются спокойствию врачей или их нежеланию «оформить немедленную госпитализацию».

Кстати, именно поведение больного в «приступе», а не в межприступном периоде часто оказывается наиболее показательным и важным для целей дифференциальной диагностики. Больной с действительным соматическим заболеванием (или с инфарктом миокарда, или с гипертоническим кризом), как правило, не отличается говорливостью, пытается как можно меньше двигаться, раздражается, когда на него обращают внимание (даже если речь идет о практической помощи), до последнего сомневается в необходимости обращения за медицинской помощью, а также просит о немедленной выписке сразу после поступления в стационар. Он, конечно, может выглядеть и взволнованным, однако это волнение – есть всемерное ожидание того, что врач скажет: «Беспокоиться не о чем, все обойдется, обычное дело». Если же этого не происходит, то тревожное волнение быстро переходит у такого больного в раздражение, которое он, может быть, и попытается скрыть, а возможно и не будет скрывать. В любом случае его тревога обусловлена скорее необычностью и нежелательностью возникшей ситуации, но мысли о скорой смерти он будет гнать от себя всеми возможными способами, что, впрочем, не означает, что они не могут у него появиться.

Больной вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) в своем «приступе» выглядит принципиально иначе. Во-первых, он необычайно многословен, готов в любой момент сорваться с места, нередко этот «сердечник» ожидает приезда «Скорой помощи», бегая по своей квартире из комнаты в комнату. Если же он «уже умирает», то, конечно, примет лежачее положение, которое сможет удержать только в том случае, если вокруг него будут бегать и суетиться, – в противном случае он встанет со своей «усыпальницы» и отправится за помощью на своих двоих, правда, его будет шатать из стороны в сторону, он будет спотыкаться, даже падать (в случае особенно демонстративного поведения), но идти, а то и бежать. Во-вторых, требование помощи у этих больных является чрезвычайным, по крайней мере «на своей кровати» они умирать не намерены.

«Скорую помощь» такие больные часто вызывают еще до начала приступа, только чувствуя его приближение, некоторые отправляются в ближайший общемедицинский центр самостоятельно, не дожидаясь приезда бригады врачей, которая, по их словам, «может не успеть». От госпитализации эти больные никогда не откажутся, хотя, возможно, тоже выскажут по этому поводу некоторое волнение, но лишь с тем, чтобы убедиться в том, что у них действительно «такое ужасное состояние». В-третьих, они готовы сразу принять все лекарственные средства, которые только подвернутся им под руку, причем себя не жалеют и в отсутствие немедленного эффекта могут принимать таблетки и микстуры хоть до бесконечности.

Разумеется, многое зависит как от интенсивности приступа, так и от личностных особенностей пациента. При слабой выраженности приступа больные с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством), возможно, будут вести себя более спокойно, хотя и заявлять, что приступ тяжелый (это «на всякий случай, чтобы не пропустили, если что»). С другой стороны, и больные соматическим заболеванием, но тяжелой психической отягощенностью также могут быть весьма и весьма экспрессивны в выражении своего состояния, но в целом отличить паникующего человека от человека, остро страдающего соматически, можно практически всегда.

III. Выявленные симптомы соматического недомогания не вкладываются (недостаточны или избыточны) в картину какой-либо определенной соматической нозологии.

Любое соматическое заболевание проявляется определенным перечнем симптомов (синдромов), а также определенной соотнесенностью этих симптомов друг с другом. Кроме того, все эти симптомы появляются в определенной последовательности, имеют свою динамику и должны нивелироваться теми или иными медицинскими воздействиями. В случаях, когда подобной структуры симптомов (синдромов) не обнаруживается, всегда следует думать о психической природе расстройства, которая может быть как невротической (в случае, например, соматоформного расстройства), так и психотической (в случае «маскированной депрессии»).

Особенность больных с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) – это полиморфизм жалоб, то есть они всегда полисистемны. Человек, страдающий ишемической болезнью сердца, страдает именно ишемической болезнью сердца с ее специфическими симптомами и характером развития; больной с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) страдает и сердцем, и головой, и желудком, и мочевым пузырем. Впрочем, эти пациенты настолько подробно рассказывают о своих «основных жалобах», что у врача иногда просто силы духа не хватает узнать что-нибудь еще, хотя, можно быть уверенным, у этих пациентов всегда есть что сказать. Как уже отмечалось выше, о части своих симптомов, например, со стороны желудочно-кишечного тракта эти больные или боятся рассказывать («испытывают неудобство»), или же не считают их относящимися к делу, что может сформировать у врача иллюзию моносистемности симптоматики пациента.

Наконец, при оценке симптома заболевания необходимо учитывать не только его фактическое наличие (или отсутствие), но и то, как он себя ведет в тех или иных условиях. Так, например, стенокардия напряжения будет характеризоваться отчетливой связью с физическими нагрузками, тогда как кардиалгии у больных с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством) если и продемонстрируют некую связь с физическими нагрузками, то весьма специфическую. Например, по дороге на работу кардиалгии возникают у пациента почти постоянно, но при переезде на дачу (куда более тяжелом и длительном), напротив, никогда не возникнут. Поэтому в целях адекватной оценки симптома необходимо не только слушать больных, но и подробно их расспрашивать – возникают ли боли в области сердца в таком-то или таком-то случае. С этой же целью выясняется и то, как ведет себя «стенокардия» при приеме, например, нитроглицерина; если она никак от него не зависит или же временной промежуток составляет более критических 5–7 минут, то, разумеется, думать об ишемической природе этой боли было бы неправильно.

Кроме того, у пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформным вегетативным расстройством), как правило, наблюдается и множество других «заболеваний», то ли функциональных, то ли психосоматических. Наиболее часты – остеохондроз, артриты, нейродермиты, гастриты, дискинезии желчевыводящих путей, эндокринные расстройства, в анамнезе может быть язвенная болезнь; впрочем, здесь возможны самые разнообразные сочетания. Симптомы этих заболеваний часто накладываются на «основную болезнь» этих пациентов, существенно перекрашивая его картину, а также на время, периодами, отвлекая их внимание от «болезни сердца» (см. таблицу № 2).

Таблица № 2

Критерии дифференциальной диагностики вегетативных кризов и других пароксизмальных состояний (по Вейну А.М., 2000)

IV. При подробном сборе анамнеза и клиническом обследовании пациента выявляется этиология, патогенез и клиника психического расстройства пограничного уровня.

Определение «психологической почвы» расстройства может составить определенную проблему для врача непсихиатрической специальности, впрочем, это пособие должно оказать в этом посильную помощь. Так или иначе, врачу необходимо иметь в виду следующие существенные обстоятельства:

· во-первых, возникновение заболевания в связи с действием фактического или субъективно-значимого психотравмирующего фактора;

· во-вторых, сопряженность течения заболевания с действием этих факторов;

· в-третьих, симптом или является следствием хронического стресса (включая нарушение привычных стереотипов жизни и деятельности), или обеспечивает пациенту возможность «окольной» реализации той или иной фрустрированной потребности (т. е. наличествует «вторичная выгода»), или же представляет собой результат несимметричной (избыточной) реакции на психотравмирующий фактор;

· в-четвертых, симптомы заболевания объясняются дисбалансом вегетативной нервной системы и/или нейрогуморальной регуляции, а также мышечным напряжением, связанным с тревогой, и феноменами фиксации на болезненных расстройствах;

· в-пятых, выявляются симптомы собственно психического расстройства пограничного уровня (включая наличие психопатологических черт характера).

Особенно внимание следует уделять, конечно, «психиатрическим симптомам» – чувствам тревоги, страха, беспокойству, «паническим настроениям», ипондрической настроенности, а также причудливой «мозаике», состоящей из раздражительности, обидчивости, колебаний настроения, депрессивных, астенических и апатических симптомов. Кроме того, нельзя не учитывать и личностные особенности пациентов, поскольку, вне всякого сомнения, группу риска по данной патологии составляют люди с гипертрофированным истероидным радикалом, хотя, конечно, вегетососудистая дистония (соматоформное вегетативное расстройство) может встречаться и при других типах психической организации, включая и вполне конституционально здоровых лиц.

В дифференциально диагностических целях имеет смысл уделить существенное внимание тому, чтобы выявить условнорефлекторную закономерность возникновения и работу симптома – это прежде всего связь с условным стимулом (ситуацией, обстановкой и т. п.), а также «спонтанное» возникновение симптома на фоне даже незначительного нервно-психического напряжения. Также условнорефлекторный характер симптома может быть выявлен при анализе первого «приступа» (который эти пациенты, как правило, очень хорошо помнят), а также по тому, как пациент повел себя в этом приступе – о чем думал, что чувствовал, как на это реагировали окружающие, его родственники и близкие, а также медицинские работники. Иными словами, важно определить, имели ли место некие факты, которые указывают на наличие «положительного подкрепления» (внимание, беспокойство со стороны родных), усиление опасений больного (например, какие-то действия со стороны врача, которые или действительно характеризовались замешательством и беспокойством, или же были истолкованы пациентом таким образом) или, наконец, отсутствие ожидавшегося пациентом «положительного подкрепления», что делает «принципиальным» для него то, чтобы окружающие признали за ним его болезнь и «ужасное состояние».

V. Неэффективность соматоориентированной и эффективность психотропной терапии (использования анксиолитиков, антидепрессантов, снотворных и т. д.).

Каждому врачу понятно, что если есть некое органическое поражение, то оно должно если не устраняться полностью с помощью медицинских воздействий, то по крайней мере его проявления всегда могут быть так или иначе уменьшены с помощью специфических воздействий. Все это касается и сердечных болей, и нарушений ритма, и повышения артериального давления. Однако в случае невротической природы расстройства, разумеется, эти средства бессильны. Даже противоаритмические и гипонтезивные препараты зачастую демонстрируют у больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) свою полную несостоятельность.

С другой стороны, «чудодейственным» эффектом у данных больных обладают – по крайней мере на первых порах – психотропные средства (средства, действующие на центральную нервную систему). Излюбленными препаратами больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией), к сожалению, являются лекарственные средства, содержащие фенобарбитал (корвалол, валокордин и др.), а также транквилизаторы (прежде всего феназепам, реланиум, в меньшей степени грандаксин, который является, если так можно выразиться, вегетоориентированным транквилизатором). Кроме того, эффективными могут оказаться и препараты с успокаивающим эффектом – валидол, разнообразные снотворные, а также лекарственные средства с экстрактами валерианы, зверобоя и т. п.

Эффективны у данных пациентов антидепрессанты из группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина, однако эта эффективность может быть достигнута только при условии правильно проведенного лечения, что, к сожалению, встречается нечасто. Менее эффективными являются атипичные нейролептики, хотя и они при комплексной терапии и в определенных дозировках также оказывают хороший терапевтический эффект.

При наличии эффекта от использования психотропных препаратов, показанных при тревожных расстройствах, диагноз вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) является несомненным. Впрочем, даже простое отсутствие характерного эффекта от препаратов, показанных при тех или иных соматических заболеваниях, подозреваемых у данного пациента, должен рассматриваться как признак, удовлетворяющий данному критерию дифференциальной диагностики соматоформного расстройства, поскольку возможно, что его лечение может быть эффективным только в случае адекватного психотерапевтического воздействия.

 

 

Теперь, когда уже сказано достаточно о том, что такое вегетососудистая дистония (соматоформное вегетативное расстройство), как формируется и развивается эта болезнь, какова ее клиническая картина и каковы ее дифференциально-диагностические критерии, следует определиться с тем, как правильно взаимодействовать с пациентом, страдающим данным заболеванием, а также каковы средства и методы лечения данной патологии. В конечном итоге эти вопросы являются наиглавнейшими; ведь по большей части установление диагноза вегетососудистой дистонии для любого практикующего врача не составляет большой проблемы. Вместе с тем нельзя не учитывать и то, что поскольку патология эта является психической, то вопрос о ее лечении несколько видоизменяется, превращаясь в три нижеследующих. Во-первых, как врач непсихиатрической специальности должен курировать этого больного? Во-вторых, каковы способы фармакологического лечения этой патологии? В-третьих, в чем состоит суть психотерапевтической работы с данными пациентами? На каждый из этих вопросов нам и предстоит сейчас ответить.

 

Взаимодействие врача с больным

Учитывая все выше представленные особенности формирования, развития и клиники вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции), а также психологические особенности пациентов, страдающих этой патологией, понятно, что врачебное взаимодействие с данным контингентом больных должно быть особым. Врачу, чтобы добиться максимального эффекта и облегчить свою работу, необходимо достичь следующих результатов:

· приложить все необходимые усилия для создания атмосферы доверия во время своей беседы с пациентом, чтобы тот не чувствовал себя непонятым, а также поверил своему врачу;

· следует добиться того, чтобы пациент понял: болезненные состояния, которые он испытывает, не являются опасными для жизни, не должны рассматриваться как «тяжелая патология» и эффективно лечатся, если этого действительно захотеть;

· врач терапевтической специальности, находясь, что называется, на переднем крае работы с этими больными, должен выполнить свою основную задачу – перевести пациента на этап специализированной помощи, то есть мотивировать пациента на получение психотерапевтического лечения.

Эти задачи расположены не только в необходимой последовательности, но и по мере их усложнения. Итак, рассмотрим три последовательных этапа.

Первый этап. Для создания атмосферы доверия врачу достаточно быть доброжелательным, слушать больного с вниманием и участием, подробно расспрашивать его о симптомах болезни и сочувствовать его переживаниям. Однако здесь возникает две трудности: первая – чисто технического характера, вторая, что называется, по существу дела.

Понятно, что у врача, как правило, просто нет возможности выслушивать длительные рассказы больных с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) о том, что и когда, как и при каких обстоятельствах; тем более если диагноз заболевания вырисовывается в сознании специалиста достаточно быстро, он и не считает нужным тратить на этого больного много времени. Относительно последнего следует заметить, что возможность экономии на первом приеме может обернуться значительными тратами времени при дальнейшем ведении этого больного, особенно если он не может по тем или иным причинам «нанять себе другого доктора».

Относительно же возможной минимизации времени, затрачиваемого на прием такого больного, можно сказать следующее. Врачу лучше с первых же минут разговора взять на себя инициативу, сохраняя при этом доброжелательность и проявляя участие. Инициативу следует брать, используя, образно выражаясь, принцип «магического знания». Зная всю возможную симптоматику пациента, а также то, в каких ситуациях, при каких обстоятельствах и с какими чувствами больной переживает свою болезнь, он может «ловким движением» разложить перед ним все карты, не дожидаясь, пока тот сам их «сдаст». Для увеличения степени доверия к специалисту желательно упомянуть такие симптомы болезни, о которых пациент даже не собирался рассказывать, например о «потении ладошек», трудности засыпания или специфике ночных пробуждений или, наконец, о полиурии, нарушении стула или метеоризме. Этим мы убиваем сразу двух зайцев – больной убеждается в том, что его патология врачу понятна, и вместе с тем существенно экономим собственное время и силы.

Однако на этом этапе необходимо учесть и вторую трудность, которая впоследствии может привести к крайне нежелательному эффекту. Если врач слишком увлечется в своем сочувствии пациенту, тот начнет ожидать (не без надежды, хотя и неосознанной, может быть), что ему выставят «тяжелый диагноз», который он уже и сам себе выставил, – «предынфарктное состояние», «больное сердце или сосуды». Когда же врач, сам того не подозревающий, внушит пациенту своим состраданием подобные мысли, а потом объявит, что, мол, «все в порядке, голубчик, отправляйтесь к психиатру», то у больного явно возникнет некоторое замешательство, из которого он найдет лишь один выход – обвинить врача в непрофессионализме.

Во избежание данного нежелательного конфуза необходимо предпринять «профилактические меры», а именно: врачу следует проявлять сочувствие, но при этом ни в коем случае не демонстрировать признаков беспокойства или озабоченности. Врач должен быть спокоен, уверен, в меру обстоятелен и серьезен. Весь рисунок его поведения должен сообщать больному: «да, проблема наличествует, спору нет, однако дело ясное, обычное и поправимое, нужно только неукоснительно делать все, что я скажу, причем слово в слово, минута в минуту». Подобная исключительная уверенность врача (даже если на самом деле у него и нет ее в той мере, в которой требуется) не может не дать желаемого результата.

Второй этап. Далее задачи специалиста усложняются: необходимо внушить больному мысль, что его заболевание не опасно для здоровья и жизни, что оно не смертельно, излечимо и должно лечиться, причем немедленно. В принципе и это достижимо без особых трудностей, если пользоваться следующей стратегией: врачу необходимо четко, доступно и обоснованно изложить пациенту суть его заболевания. В очень общем виде партитура врача в этой мизансцене выглядит следующим образом:

· «мы имеем дело с вегетативным кризом, на что указывает то-то и то-то» (если никаких объективных исследований к этому моменту еще не проведено, то имеет смысл повременить с этой частью сообщения и просто, внимательно выслушав пациента, отправить его на исследования, объяснив предварительно, «что», «к чему» и «зачем»);

· «к счастью, серьезной патологии не обнаружено, несмотря на то что все необходимые исследования мы провели, любые серьезные заболевания (можно перечислить) исключены»;

· «состояние (состояния), которое Вас беспокоит, полностью объясняется вегетативным кризом»;

· «вегетативная нервная система – это часть нервной системы, которая регулирует функции всех внутренних органов, но под действием эмоций и стрессов она начинает дурно работать, возникают дисфункции, которые не устранить иначе, как специальным лечением».

Третий этап. Наконец, решаемые врачом задачи усложняются еще больше. Следует сказать больному, что ему будет назначено специальное лечение, которое поможет ему нормализовать эмоциональное состояние и таким образом создаст благоприятные обстоятельства для устранения всех симптомов заболевания, с которыми будет «бороться» уже другой доктор – врач-психотерапевт. Дальше врачу следует стоически, не дрогнув ни одним мускулом, выдержать период замешательства, возникший у его пациента, который в этот момент думает, что, во-первых, его отправляют к психиатру, а следовательно, считают сумасшедшим; во-вторых, он не понимает, зачем его туда отправляют и что он там будет делать, а это в свою очередь порождает в нем массу вопросов, которые он абсолютно не готов был задать. Здесь важно не упустить момента, а также не допустить никаких возможных существенных ошибок. Для этого врачу следует сменить «уверенность» на «спокойствие», сохранив за собой необходимую «обстоятельность». Здесь главное – предупредить развитие всех возможных страхов пациента, поэтому стенограмма этой части выступления врача должна выглядеть примерно так:

· «вегетососудистая дистония – это заболевание, которым страдают очень многие мои пациенты, все они переживают острые, дискомфортные ощущения (здесь можно перечислить симптомы, наиболее важные с точки зрения данного пациента) и мучаются долгие годы, если вовремя не проходят нужный им курс лечения»;

· «эта болезнь может быть излечена, причем полностью, даже думать забудете, если Вы пропьете курс назначенных Вам препаратов, а также освоите специальные, разработанные именно для пациентов с вегетососудистой дистонией психотерапевтические методы, которые устраняют эти вегетативные симптомы»;

· «задача очень простая: поскольку основная причина скрыта в чувстве тревоги, в том беспокойстве, которое Вы испытываете, переживая свой приступ, то нужно сначала избавиться от этого чувства тревоги, и тогда вегетативная система с помощью своих открытых резервных возможностей сама стабилизируется»;

· «лекарства, которые Вам сейчас назначены, помогут снизить тревогу, а резервные возможности организма и его защитные силы Вы сможете открыть и использовать с помощью врача-психотерапевта, который вопреки устоявшемуся ложному мнению не лечит психически больных, а помогает психически здоровым людям, с тем чтобы те свое здоровье укрепляли и поддерживали»;

· «если же всего этого не сделать, то заболевание Ваше, хотя оно и не является опасным для жизни, будет мучить Вас, причем долго и основательно; тревога усилится, вегетативные расстройства закрепятся, а жизнь превратится в постоянное нервное напряжение».

После того как все это сказано и пациентом понято, врачу необходимо написать для последнего названия, схему и сроки приема назначенных больному лекарственных средств, а также указать, как и когда можно записаться на прием к врачу-психотерапевту. Кроме того, врач, принимающий такого больного, вряд ли сильно себя затруднит, если назначит ему контрольную консультацию через месяц, однако это мотивирует больного на реализацию всех выданных ему рекомендаций. В том случае, если больной действительно начнет прием всех назначенных ему препаратов, а также проконсультируется у психотерапевта, то в подавляющем большинстве случаев или не явится на повторную консультацию вследствие того, что нашел-таки наконец «своего врача» и вылечился от патологического вегетативного условного рефлекса, или явится на нее с чувством искренней и глубокой благодарности. Если же он придет с претензиями, а многие из этих больных умеют предъявлять претензии, то с него всегда можно будет спросить, почему он не выполнил врачебных назначений. Врачей постоянно заставляют думать о «правах пациента», но почему-то никто не беспокоится о правах врачей, которые тоже имеются или, по крайней мере, должны быть. Поскольку же общественность пока такой обеспокоенности не высказывает, врачи должны защищать свои права сами, в частности тем, что, давая те или иные рекомендации больному, требовать от него их исполнения – или же перепоручать судьбу пациента его собственной ответственности.

Если пациент выскажет какие-то сомнения относительно необходимости обращаться за помощью к врачу-психотерапевту, то следует успокоить больного, сказав ему (например, полусерьезно-полушутя), что «психотерапевт не страшный, все хорошие люди к нему ходят», а также что метод эффективный и проверенный – «никто не жалуется» и, наконец, «сходите, выясните сами, Вам там все расскажут и покажут; не понравится – сами будете решать, надо Вам это или нет; я же по своему опыту говорю, что надо». Если же пациент начнет пуще прежнего беспокоиться о том, что «сходит с ума» (а этот симптом, как мы помним, включен в список весьма традиционных для данной патологии), то ему следует еще раз сказать, что «направление к психотерапевту – это направление к психотерапевту, а не к психиатру; надо было бы идти к психиатру, я бы Вас направил к психиатру, но ведь не направил же!»

Последовательность, обстоятельность, уверенность и спокойствие доброжелательного, в меру сочувствующего врача способны оказать этим больным помощь зачастую большую, нежели любое желаемое ими несчастье – «тяжелый диагноз», «долгие и серьезные обследования», а также бесчисленные консультации у всех возможных специалистов.

 

Лекарственная терапия

Эффективное психотерапевтическое лечение вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) связано с трудностями. С одной стороны, потому что данный вид врачебной помощи не всегда доступен больным: наука эта еще молодая, специалистов мало, да и введение врачей-психотерапевтов в штаты общемедицинских центров идет крайне медленно. Вторая причина состоит в том, что освоить психотерапию врачу непсихиатрической специальности достаточно трудно – вследствие многоаспектности этой дисциплины и необходимости больших временных затрат. В этой связи повышается значимость медикаментозной части комплексного (или потенциально комплексного) лечения этого заболевания. Однако и здесь все крайне не просто.

Излюбленные способы лечения и самолечения пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) – препараты, содержащие фенобарбитал (корвалол, валокордин), и бенозодиазепины (феназепам, нозепам и др.). И то и другое необычайно чреватые вещи. Эти препараты, во-первых, вызывают привыкание и серьезную зависимость вплоть до болезненной, во-вторых, имеют целый комплекс поначалу незаметных, но в дальнейшем более чем существенных побочных эффектов. Мало того что эти препараты оказывают неселективное угнетающее действие на центральную нервную систему, вследствие чего пациенты на протяжении всего дня чувствуют себя подавленными, ослабленными, вялыми и т. п., что при вегетососудистой дистонии (соматоформной вегетативной дисфункции) смерти подобно. Наконец, эти препараты необычайно токсичны (особенно в больших дозах и при длительном применении, а чувства меры эти больные не знают) в отношении сердечно-сосудистой системы и в отношении центральной нервной системы, где при условии такой терапии начинают происходить дегенеративные процессы, несмотря на относительно молодой возраст пациентов. Все это составляет серьезнейшую проблему как для эффективности проводимого лечения, так и в связи с возникновением нежелательных последствий такой терапии (Ванчакова Н.П. с соавт., 2001; Зиновьев С.В., 2001).

Вместе с тем, несмотря на отчаянное желание больных вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией) лечиться, они, как правило, крайне этого лечения боятся. Все препараты кажутся им «вредной химией», которую их «болезненные организмы» не выдержат. Соматотропная терапия, кроме, может быть, ряда случаев назначения небольших доз -блокаторов, не является эффективной, что, к сожалению, в очередной раз убеждает пациентов в том, что их здоровье значительно хуже, нежели думает их доктор. Оказавшись в таком положении, эти больные отправляются к разнообразным «экстрасенсам», «магам», «колдунам» и «целителям». Результаты подобных визитов – и это даже не закономерность, а правило – имеют лишь отрицательных эффект. Поскольку все эти «парапсихологи», видя безутешное страдание больных, так любящих страдание, рассказывают им о том, что все их беды – это последствие «наведенной порчи», «сглаза», «дурной кармы», «энергетической пробоины» и т. п. Когда пациент, верящий во всю эту несуразицу, приходит на прием к врачу, то убедить его в том, что «до смерти» отнюдь не «четыре шага», как это ему кажется, уже практически невозможно.

С другой стороны, все эти больные отчаянно боятся не только врача-психотерапевта, что продиктовано очень низкой в целом психологической культурой населения, но и собственно психотропных лекарственных средств. Они полагают, что эти лекарства «делают людей дураками», что их назначают, «чтобы от больного избавиться» и т. п. Странным образом эти больные думают, что назначенный им феназепам или корвалол – это «сердечные препараты», «поскольку они позволяют успокоить приступ». Конечно, подобные размышления абсурдны – но в сознании больных, как это обычно бывает, несмотря на всю противоречивость ситуации, противоречий не возникает.

Все это создает серьезные трудности в обеспечении адекватной терапевтической помощи данному кругу пациентов. Но, невзирая на эти трудности, необходимое лечение должно быть им оказано. Впрочем, здесь не все однозначно. Традиционно для купирования вегетативных приступов («панических атак»), составляющих основу всей клиники соматоформного вегетативного расстройства (вегетососудистой дистонии), используют траквилизаторы, в основном бензодиазепины (феназепам, реланиум и т. п.). К сожалению, подобная практика является в определенном смысле порочной. Дело в том, что сами по себе эти лекарственные средства не обеспечивают патогенетического лечения, а симптоматическое лечение только пролонгирует рассматриваемое здесь заболевание. Пациент, получивший с помощью транквилизаторов возможность «избегать» своих приступов, очень быстро попадает сначала в психологическую, а потом и в физическую зависимость от этих препаратов. Постепенно, вследствие нарастания толерантности к бензодиазепинам у пациентов возникает необходимость повышать дозу препарата, что лишний раз заставляет их увериться в серьезности и неизлечимости их болезни. В конечном итоге такое лечение не уменьшает, а, напротив, лишь увеличивает частоту и выраженность вегетативных приступов («панических атак»).

В этой связи современный подход к фармакологическому лечению соматоформных вегетативных расстройств (вегетососудистой дистонии) состоит в отходе от симптоматического лечения данного заболевания бензодиазепинами. Средством выбора становятся антидепрессанты, которые, несмотря на свое название, оказывают не только антидепрессивный, но еще и выраженный анксиолитический (противотревожный) эффект, а также обеспечивают предупреждение повторного возникновение аффективных приступов и купирование вторичных вегетативных расстройств. В настоящее время существует большое количество различных антидепрессантов, однако значительная часть этих препаратов имеет множество нежелательных побочных эффектов, вызывая тошноту, слабость, сонливость, увеличение массы тела и т. п. Это касается прежде всего трициклических антидепрессантов (кломипрамин, амитриптилин, имипрамин и др.) и тетрациклических антидепрессантов (мапротилин, миансерил и др.); наконец, существенный недостаток некоторых антидепрессантов – это несочетаемость их с рядом других лекарственных средств (в особенности это характерно для ингибиторов МАО – ниаламид, пиразидол, моклобемид и др.).

Наименее опасны и наиболее эффективны селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. Различные медиаторные системы, обеспечивающие работу головного мозга, оказывают воздействие на аффективную сферу человека, однако безусловной детерминантой тимоаналептического (повышающего настроение) действия является активация серотонинергических процессов (Лапин И.П., 2002). Именно поэтому селективные ингибиторы обратного захвата серотонина – флуоксетин, циталопрам, пароксетин, флувоксамин и др. – являются наиболее предпочтительными лекарственными средствами. С одной стороны они обеспечивают необходимый терапевтический эффект, с другой – отличаются минимальными побочными эффектами, нетоксичны и сочетаются с подавляющим большинством других препаратов. Наконец, эти антидепрессанты наиболее удобны в применении – дозировки стандартизированы (то есть, как правило, отсутствует необходимость подбора дозы), а количество приемов может быть ограничено одним разом в сутки.

В многочисленных двойных плацебо-контролируемых исследованиях было показано, что лечение панических атак с помощью селективных ингибиторов обратного захвата серотонина действительно имеет существенное преимущество по сравнению с другими видами фармакотерапии. Было доказано, что эффективность антипанической терапии достигается на минимальных дозах этих препаратов, а эффективность лечения колеблется в пределах от 65 до 88 % при эффективности плацебо в 36–42 % (Diukova G.M., Shepeleva J.P., Vorobeva O.B., 1992), что, несомненно, является очень хорошим результатом. Правда, продолжительный и стойкий эффект терапии отсрочен от начала приема препарата в среднем на 2–3 недели, а длительность терапии этими антидепрессантами достаточна велика, в среднем – 8-24 недели.

Впрочем, лечение антидепрессантами – это не простое назначение препарата; учитывая его направленность на психическую сферу, воздействие на нее должно быть не только фармакологическим, но и психологическим. Для этого необходимо следующее:

· подробная беседа врача с больным, где выясняется и проясняется наличие вегетативных приступов (панических атак), тревожных и депрессивных расстройств, а также страхов и других симптомов, представленных выше, причем врач должен ориентироваться не только на непосредственные сообщения пациента, но и активно выявлять эти состояния;

· пациент должен уяснить, что его соматические недомогания, характерные для соматоформных вегетативных расстройств (вегетососудистой дистонии), имеют психическую природу, поэтому его физическое самочувствие напрямую зависит от нормализации его психического состояния;

· пациент должен знать, что нормализация психического состояния и вегетативного дисбаланса зависит не только от его собственных «волевых усилий», которые могут быть даже вредными, а от адекватной терапии антидепрессантом;

· врач должен подробно объяснить больному, что такое антидепрессант, каково его действие на организм и какие позитивные результаты могут быть достигнуты при его использовании, а также как будет проходить лечение.

Подобная информация должна быть максимально понятной и доступной для пациента. Кроме того, у него необходимо сформировать мотивацию на лечение психотропным препаратом, а также готовность совместно с врачом бороться с эмоциональными расстройствами и вегетативными нарушениями, отягощающими жизнь больного. Важно, чтобы пациент понял: его страхи и опасения, беспокойство и тревога, а также весь комплекс вегетативных расстройств (включая как панические атаки, так и общее соматическое состояние) – есть симптомы не соматического, а психического расстройства. Это психическое расстройство можно и должно лечить, для чего, собственно, пациенту и назначается антидепрессант.

Пример взаимодействия с пациентом, страдающим паническими атаками (вегетососудистая дистония), при назначении антидепрессанта

Сначала врач подробно выясняет у пациента, что именно он испытывает во время своего вегетативного приступа (панической атаки), а также то, что он думает о своем состоянии. После вся информация, полученная на этом этапе, должна быть использована специалистом в разъяснении пациенту как сути его заболевания, так и принципов терапии. Приведем пример взаимодействия врача и пациента, у которого выявлены вегетативные приступы и страх инфаркта миокарда (страх смерти).

«Вам кажется, – говорит врач, – что Вы страдаете серьезным заболеванием сердца, которое может привести к инфаркту миокарда. Однако данные объективной оценки говорят о том, что причин для беспокойства нет. Приступы, которые Вас беспокоят, являются не сердечными, а вегетативными. Вашей жизни они не угрожают. В сущности они ничем не отличаются от обычного сердцебиения перед экзаменом или важной встречей.

Вегетативная нервная система – это отдел нервной системы, который отвечает за регуляцию внутренних органов человека. Любой стресс, о котором, возможно, Вы даже и не догадываетесь, вызывает активизацию вегетативной нервной системы, что приводит к увеличению частоты сердечных сокращений, колебаниям артериального давления, изменению характера дыхания и т. п.

Это нормальные реакции организма на стресс, характерные для любого животного. Ведь в ситуации стресса животное или спасается бегством, или нападает. Цивилизованный человек, как правило, не может ни убежать от своих стрессов, ни напасть на них. Но его вегетативная нервная система работает как и прежде – реагирует своей активизацией. Вот и возникают вегетативные приступы – от избыточного внутреннего напряжения, которое не разряжается.

Таким образом, лечение Вам показано не сердечное, а психологическое. Надо привести в порядок Вашу подвижную нервную систему и расшалившуюся вегетатику. Только в этом случае мы сможем избежать возникновения приступов, которые, повторяю, сами по себе не опасны, с ними можно хоть сто лет прожить. Другое дело, что они неприятны, а потому от них и нужно избавиться.

Вот почему я назначаю Вам специальный препарат, который, с одной стороны, стабилизирует работу нервной системы, а с другой – предотвратит возникновение приступов. Этот препарат называется – “…” (название антидепрессанта из группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина). Он абсолютно безопасен и не вызывает зависимости. Его всегда используют в подобных случаях, и мировая практика доказала его безусловную эффективность.

Существенный эффект Вы почувствуете только через 3–4 недели, раньше не получится, поскольку препарат действует постепенно.

Антидепрессант принимать удобно – по 1 капсуле (20 мг) 1 раз в день, желательно делать это в первой половине дня (если назначается антидепрессант со стимулирующим эффектом, или “на ночь” – если с седативным). По всей видимости, его придется принимать от 2-х до 3-х месяцев – это обычный курс, гарантирующий не только избавление от вегетативных приступов, но и улучшение общего самочувствия.

Сейчас я выпишу Вам первый рецепт, и Вы начнете прием препарата. Если у Вас возникнут какие-то вопросы, не беспокойтесь, просто обратитесь ко мне, мы все уладим. В любом случае Вам необходимо появиться у меня через 3–4 недели, чтобы я мог выписать Вам следующий рецепт. Помните: эффект от этого лекарства наступает не сразу, но если вы прервете курс, то потом все придется начинать сначала».

В этой своеобразной инструкции врач должен акцентировать именно те симптомы недомогания, которые особенно беспокоят больного, чтобы он понимал, что назначенный препарат ему действительно подходит и необходим.

Как уже отмечалось выше, лекарственная терапия вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства сердца и сердечно-сосудистой системы) может включать в себя несколько препаратов – в зависимости от той симптоматики, которую демонстрирует больной. Однако необходимо отметить, что бороться гипотензивными средствами с колебаниями артериального давления при так называемом «гипертоническом типе» вегетососудистой дистонии практически бессмысленно и потому неоправданно. Симпатоадреналовая гипертензия по вполне понятым причинам не может быть адекватно устранена с помощью традиционных гипотензивных препаратов.

Но есть средства и способы борьбы с так называемым «кардиальным типом» вегетососудистой дистонии. Как правило, больные с вегетососудистой дистонией, жалующиеся на «боли в области сердца» (особенно если они указывают на место локализации боли одним пальцем), оказываются заложниками межреберной невралгии. Тревожные расстройства являются одним из патогенетических факторов развития остеохондроза и межреберной невралгии, а депрессивные состояния сами по себе способствуют генерализации болевого синдрома. Поэтому в такой «фиксированной» боли в области сердца, учитывая к тому же страх больных перед инфарктом, нет ничего странного. Вместе с тем подобные неврологические по сути боли рассматриваются пациентом с кардиологическим вариантом вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) как «неоспоримое доказательство» серьезного страдания его сердца. Все это создает своеобразный порочный круг: тревожность пациента сопровождается мышечным напряжением, последнее провоцирует обострение остеохондроза и межреберной невралгии, а возникающий болевой приступ усиливает чувство тревоги и повышает уверенность пациента в наличии у него серьезного «сердечного заболевания», примешивающиеся сюда депрессивные расстройства приводят к генерализации данного болевого синдрома.

Оправдано назначение и тех препаратов, которые позволяют воздействовать на другие звенья описанного «порочного круга», а именно на состояния, причинно вызывающие данный болевой синдром, – на остеохондроз и межреберную невралгию.

 

Психотерапевтическое лечение

К сожалению, когда мы говорим «о психотерапии вообще» – что это такое, не понятно, как правило, не только врачам общей практики, но зачастую и самим психотерапевтам. Существует множество разнообразных психотерапевтических школ и направлений (психоанализ, поведенческая терапия, когнитивная, гуманистическая, гештальт-терапия и т. п.), которые и человека видят по-разному, и патологию воспринимают каждое по-своему, и соответственно методы терапевтического вмешательства у этих научных, а частью и псевдонаучных «сект» также разнятся до неприличия. Вся эта неразбериха связана с тем, что психотерапией посчитали возможным заниматься все – и психологи, и врачи, и даже культурологи с философами. В результате получилась такая аморфная масса, что и подумать страшно, а вывеска у всех одна – «психотерапия». Впрочем, подобное положение этой науки отнюдь не означает, что ее нет, что она не нужна, а также что положение ее отчаянное и безвыходное.

На самом деле нужно решить только два принципиальных вопроса:

· во-первых, определиться с предметом (объектом) исследования и работы, то есть, проще говоря, с точкой приложения психотерапии;

· а во-вторых, решить – как, исходя из чего мы мыслим, есть ли под нашими рассуждениями подлинно научный базис или только абстрактные умопостроения, гипотезы и слепая вера.

Относительно первого все более или менее понятно: точка приложения психотерапии – это пограничные психические расстройства (по-старому – неврозы), поскольку никакого специфического органического субстрата у этих пациентов нет, а потому физическими методами (лекарственной терапией, электрошоком и т. п.) помощь таким больным оказать невозможно. Больных же с пограничными психическими расстройствами довольно много, что, кстати, большинство из нас знает и по собственному опыту. Сама по себе психика (как «орган») у пациентов с пограничными психическими расстройствами хотя и не первого качества, но отнюдь не болезненна по своей сути (как, например, в случае психозов или органических заболеваний головного мозга), она больна по результату, то есть нарушена ее функция при относительной сохранности структуры. Образно выражаясь, рояль расстроен, но не сломан, а потому дело, как говорится, за малым. Настройка этого рояля, то есть психики, и является, собственно, главной задачей врача-психотерапевта. Как добиться желаемого результата?… Что ж, для этого перейдем к рассмотрению второго принципиального вопроса.

Произвести такую дифференцировку, о которой шла речь, отличив «придуманное» от «открытого», «выдуманное» от «наличествующего», – проблема непростая, но решаемая. Наукой за последнее столетие накоплено уже такое количество не вызывающих никаких сомнений фактических данных о механизмах работы «психического аппарата», что жаловаться в такой ситуации на недостаток научной информации, прямо скажем, было бы странно. Если на что и можно было бы сетовать, так это на отсутствие у некоторых лиц, занимающихся, как им кажется, психотерапией, достаточной настойчивости в освоении этих знаний. Впрочем, вера в разного рода мистификации, в том числе и теоретические, в человеке, кажется, непобедима. Конечно, заманчивой выглядит идея найти какую-нибудь простенькую, добротно сбитую теорию, позволяющую объяснить все и вся в психическом, а также и то, как на это психическое осуществлять воздействие. Воздействие-то осуществить на психику – дело нехитрое, было бы только это воздействие нужным, к месту и соответствующим поставленной цели. С последним, к сожалению, возникают проблемы.

Рано или поздно, но мы придем все-таки к тому, что психотерапия будет полноценной, естественнонаучной дисциплиной, самостоятельной и уважаемой отраслью медицины, важной и насущной, не понаслышке знакомой любому практикующему врачу. Пока же, к сожалению, рекомендовать просто «консультацию психотерапевта» невозможно, причем по целому ряду причин, можно и нужно рекомендовать или определенных психотерапевтов или представителей определенных психотерапевтических школ, знания и опыт которых позволяют выполнить вменяемые им задачи. И пора уже отказаться от иллюзии, что психотерапия – это некое «мистическое искусство», подлинная психотерапия – это врачебная специальность, которая реализует определенные, доказавшие свою эффективность технологии психотерапевтического воздействия.

Разработанная нами системная поведенческая психотерапия – это психотерапевтическая система, основанная на работах виднейших отечественных ученых – И.М. Сеченова, И.П. Павлова, А.А. Ухтомского, Л.С. Выготского и П.К. Анохина, исследования и открытия которых позволяют определять рассматриваемую здесь вегетососудистую дистонию (соматоформное вегетативное расстройство) как сложный, работающий по принципу доминанты динамический стереотип целостной психической организации, представляющей собой взаимообусловливающие отношения сознательных и неосознаваемых психических процессов. Впрочем, данный текст не ставит перед собой задачи изложить хотя бы общие принципы системной поведенческой психотерапии, однако здесь следует сформулировать базовые положения, касающиеся терапевтической технологии, использующейся в отношении пациентов с вегетососудистой дистонией (соматоформной вегетативной дисфункцией).

Первостепенной задачей психотерапевтической работы является так называемая психотерапевтическая диагностика, в процессе которой врач-психотерапевт определяет особенности и специфику этиопатогенеза развития психической патологии у данного пациента, выявляет основные психические механизмы, обеспечившие формирование и развитие рассматриваемого заболевания, а также определяющие его клинику и течение. Здесь же определяются и личностные особенности пациента, а также его способность к реализации той или иной психотерапевтической программы (большую роль в отборе последней играет образовательный и интеллектуальный уровень пациента, а также степень его мотивации и др.).

Далее психотерапевтическая работа с данным пациентом идет в двух направлениях. С одной стороны, стоят задачи устранения «симптома», наиважнейшим из которых в случае вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) является чувство тревоги и связанные с нею вегетативные пароксизмы. С другой стороны, изменение той психологической ситуации, которая способствовала или формиро– ванию, или поддержанию возникшей невротической симптоматики.

Для нейтрализации чувства тревоги и связанного с ней вегетативного дисбаланса используется комплекс специальных психотерапевтических методов, позволяющих, во-первых, воздействовать на психические механизмы, обусловливающие возникновение данных аффективных состояний с целью возможности их предупреждения (телесные реакции, специфика процессов внимания и восприятия, а также характер речемыслительных процессов и социальные аспекты, определяющие поведение индивида); во-вторых, по специальной методике производится так называемая десенсибилизация, которая в сущности сводится к угашению патологических условных рефлексов, определяющих картину заболевания. По большому счету эта часть работы обеспечивает пациентов навыками предупреждения возникновения тревоги и других связанных с нею психических расстройств, а также редукцию своеобразного ядра этой патологии – условных вегетативных рефлексов.

Изменение жизненной психологической ситуации, так или иначе влиявшей и влияющей на формирование и развитие вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства), является второй наиглавнейшей задачей полноценного психотерапевтического лечения этих больных. Данная цель может быть достигнута только путем последовательного изменения дезадаптивных стереотипов поведения пациента на адаптивные. Причем под «поведением» здесь понимаются не только его внешние проявления, но и способы пациента думать, переживать, организовывать свое социальное и внутриличностное пространство. Как правило, основная проблема заключается не в том, что пациент находится в «неблагополучной среде», а в том, что человек оказывается по тем или иным причинам не способным адаптироваться к своей «среде обитания», вследствие чего она и становится «неблагополучной», или, иначе говоря, неблагоприятной, для него. Определение этих причин и использование ресурсов адаптации и переформирования психического аппарата конкретного пациента позволяет обеспечить не только редукцию симптома вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства), но и обеспечить его последовательную и долгосрочную профилактику.

Несмотря на то что при изложении тактики психотерапевтического воздействия указанные базовые задачи психотерапии в случае лечения вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) и были разделены, на деле обе задачи решаются параллельно – с тем, чтобы добиться максимально быстрого и качественного эффекта. Стандартизированная, отработанная и доказавшая свою эффективность технология психотерапевтического лечения вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства) составляет всего десять занятий, что позволяет отнести ее к «краткосрочным методам терапии» (Курпатов А.В., 1999, 2000, 2001; Курпатов А.В., Ковпак Д.В., 2000; Курпатов А.В., Аверьянов Г.Г., 2001). При этом использование комплексного подхода к терапии вегетососудистой дистонии (соматоформного вегетативного расстройства), то есть с использованием как психотерапевтических методов, так и психофармакологического воздействия, значительно повышает результативность работы специалиста.