Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?

Аверков Станислав Иванович

Автор взялся за написание книги «Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?» после знакомства с трудами некоторых киевских историков, проповедующих древнюю обособленность развития украинцев от Московии. Им противостоял киевский журналист и писатель Олесь Бузина. После знакомства с его книгами «Докиевская Русь», «Тайная история Украины-Руси», «Воскрешение Малороссии» созрело у Станислава Ивановича решение лично познакомиться с Олесем Алексеевичем. Встреча должны была состояться в мае 2015 года в Киеве. Но в апреле 2015 года киевлянин Олесь Бузина был убит во дворе киевского дома, где жил.

Был убит за то, что высказал в этих своих книгах историческую правду без политических вывертов.

В чем заключались историческая правда и политический исторический выкрутас?

Автору этой книги пришлось попытаться показать в дальнейших главах этой книги с помощью публикаций известного советско-российского историка Льва Гумилева и киевского писателя Олеся Бузины, а также других компетентных историковедов, что древнее украинское государство «Украина-Русь» – это выдумка некомпетентного львовского профессора М.С. Грушевского. В книге «Где родилась Русь…» показано, что зарождение Древнего Русского государства – это сложный процесс соприкосновения, слияния и объединения многих наций, в том числе славян, варягов, греков, армян, готов, шведов, финских племен, печенегов, хазар, гуннов, евреев, монголов и многих других. Показано, что образование государств основывается не столько на желаниях правителей, а сколько на экономическо-материальной основе их княжеств (об этом написал известный историк Михаил Покровский в своей книге «Русская история с древнейших времен»).

 

Материал представлен в авторской редакции!

Автор взялся за написание книги «Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?» после знакомства с трудами некоторых киевских историков, проповедующих древнюю обособленность развития украинцев от Московии. Им противостоял киевский журналист и писатель Олесь Бузина. После знакомства с его книгами «Докиевская Русь», «Тайная история Украины-Руси», «Воскрешение Малороссии» созрело у Станислава Ивановича решение лично познакомиться с Олесем Алексеевичем. Встреча должны была состояться в мае 2015 года в Киеве. Но в апреле 2015 года киевлянин Олесь Бузина был убит во дворе киевского дома, где жил.

Был убит за то, что высказал в этих своих книгах историческую правду без политических вывертов.

В чем заключались историческая правда и политический исторический выкрутас?

Обратимся к известнейшей древнейшей летописи «Повести временных лет». Согласно исследованиям известнейшего российского историка, действительного члена Петербургской Императорской Академии Наук А.А. Шахматова (1864 – 1920) первая рукопись «Повести временных лет» была создана монахом Нестором в Киево-Печерском монастыре в 1110–1112 годах. Вторая рукопись была написана монахом Сильвестром в киевском Выдубицком Михайловском монастыре в 1116 году. В 1118 году была сотворена третья рукопись «Повести временных лет» в Великом Новгороде по указанию новгородского князя Мстислава Владимировича. Согласно эти трех «Повестей…» истоки Руси находятся в Приильменьской земле, в Древнем Великом Новгороде.

Алексей Александрович после тщательного анализа этих трех рукописей пришел к выводу, что они были созданы на основе более древнего рукописного исторического источника, до нас не дошедшего. Гениальные летописцы рассказали нам о наших замечательных предках.

Современником А.А. Шахматова был другой академик М.С. Грушевский (1866–1934). В отличие от выпускника Московского университета и профессора Петербургского университета А.А. Шахматова Михаил Сергеевич закончил историко-филологический факультет Киевского университета, а затем переехал в Австро-Венгерскую империю. Там он, будучи с 1894 года по 1914 год профессором Львовского университета (тогда Львов был составной частью Австро-Венгрии), впитал в себя австрийско-императорское восприятие исторических начал.

Результатом восприятия этого австрийско-венгерского исторического начала стал многотомный труд М.С. Грушевского под названием «История Украины-Руси». Вот что в нем было написано:

«…Из киевской летописи («Повесть временных лет» – С.А), как мы теперь ее имеем, начало Руси и киевских князей рассказывается так: род Кия княжил над полянами, но затем вымер. Киев остался без князей, и его захватили два брата, варяжские предводители Аскольд и Дир, пришедшие из Новгорода, из северных стран. В Новгороде тогда господствовали варяги, они брали дань с северных славянских и финских племен: новгородских славян, кривичей, мери; эти племена взбунтовались было и прогнали варягов, но от этого не стало у них больше порядка, и в конце концов они решили взять себе князя от варягов: сами добровольно призвали к себе князя от варягов, чтобы те княжили над ними. Три брата варяга, Рюрик, Синеус, и Трувор, приняли это приглашение… Так рассказывает один из летописцев, передавши более раннюю киевскую летопись, и этот рассказ перешел в историю (речь идет о летописце Несторе, Грушевский упорно не упоминает его имени – С.А.).

Особенно полагаться на его рассказ нельзя. Летописец соображал наугад, многого не знал: не знал даже, что Олег был киевский князь, а не Игорев воевода. Ввиду этого трудно ему верить на слово, когда он рассказывает, что Аскольд и Дир были варяжские предводители, и что Игорь был сыном какого-то новгородского князя из варяжского рода, призванного новгородцами (Грушевский упорно не признает ни князя Рюрика, ни Великий Новгород, но Михаилу Сергеевичу противопоставить князю Рюрику и Великому Новгороду нечего – С.А.). Трудно верить его (летописца Нестора – С.А.) уверениям, что имя «Русь» могло быть принесено в Киев варяжскими дружинами из Новгорода…

…Не легко поверить также и тому, что киевские князья пришли из Новгорода, два раза попарно, один за другим: сначала пришли Аскольд и Дир, а спустя несколько лет Игорь с Олегом и заняли место Аскольда и Дира.

Не принимая на веру всего того, что рассказывает киевский летописец, как верили раньше, мы кое чего не можем узнать и из других источников, и эти вопросы остаются неясными для нас. Но лучше признать, не знаем ничего достоверно, чем повторять, как правду, чужие домыслы (но своих-то исторических сведений нет, но все же как хочется обвинить Нестора во лжи, да нечем – С.А.). Тем более, что начало государства и у других народов обыкновенно остается не известным во всех подробностях (наконец-то, нашел Михаил Сергеевич, чем оправдаться)».

Прочитав это «низвержение» М.С. Грушевским летописца Нестора с исторического пьедестала, можно лишь улыбнуться. Голословное умозрительное «низвержение» без единого подтверждения гнусности летописца Нестора! А как быть с киевским монахом Сильвестром, с новгородским летописцем? Так же, как и Нестора, отправить их на свалку истории?

Автора предлагаемой читателям книги «Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?» заняться историческими изысканиями принудило еще одно весьма неприятное обстоятельство. Наша современность такова, что диву даешься! Еще вчера мы были братьями, единым народом, а сегодня расползлись по индивидуальным особнякам. Между некоторыми особняками началась сварка, одни обвиняют других – ты захапал мое, отдай! И начали пересматривать историю. В первую очередь, древнюю. Доказывать, кто древнее, воспользовавшись гипотезой Грушевского. В «Истории Украины-Руси» черным по белому записано:

«Имя Руси связано ближайшим образом с землею полян и, очевидно, было ее исконным именем. Нельзя класть рассказов «Повести временных лет», летописи XI века, в основание истории Киевского государства, принимать ее теорию о том, что это государство обязано своим возникновением скандинавским конунгам и так далее. Имя Руси указывает на полянскую землю и ее старый центр Киев. Географические, культурные и экономические условия подкрепляют это указание, поясняя, что здесь скорее, чем где бы то ни было на Восточно-Европейской равнине вообще, и в наших (?! – С.А.) землях специально, должна была почувствоваться нужда в образовании постоянных военных сил, более прочной и интенсивной государственной организации и были налицо материальные средства к ее созиданию».

В книге «Где родилась Русь…» автор приводит реакцию на труд М.С. Грушевского российских историков. В 1905 году в Харькове были опубликованы критические статья и книга под одним и тем же названием «Ученый труд профессора Грушевского: «Очерки истории украинского народа». Их автор историк, писатель, член Общества любителей российской словесности с 1874 года, член Русского исторического общества с 1902 года Николай Михайлович Павлов сразу же опроверг исторические измышления Грушевского.

Н.М Павлов особо отметил, что «если у «Повести временных лет» и есть какие то недостатки, то неужели тогда надо выбросить в корзину всю ту древнюю эпоху вместе с Великим Новгородом, с путем из «варяг в греки»? И что это такое – «были налицо материальные средства к ее созиданию», если для того, чтобы их заиметь, надо было грабить древлян и Византию и даже принять христианство, чтобы обогатиться? Неужели в то время в Киеве в отличие от Великого Новгорода говорили в то время на особом языке – украинском, а не на древнеславянском?»

В книге «Где родилась Русь…» особое внимание уделяется возникновению Киева. Согласно исследованиям американских историков профессоров В.Г. Вернадского и Е.И. Прицака, Киев возник, как еврейско-хазарский центр работорговли. Евреи-хазары ловили славян-язычников, сгоняли их в «Киеву» и киевские партии рабов продавали западноевропейским христианам и ближневосточным мусульманам.

В книге рассказано и о том, как древняя «Киёва – мать городам русским» со временем изменила пол с женского на мужской и превратилась в мужчину – Киев. Какой исторический нонсенс! Похлеще современных людишек, превращающихся из мужчин в женщин и наоборот! Как доказал Олесь Бузина, в древности произносили «Киёва», делая ударение на «ё». Прошли века и древнеславянский язык трансформировался. Ударение было перенесено на «и», буква «ё» была заменена на букву «е», после чего исчезла буква «а». Так древняя женщина превратилась в современного мужчину. Если у древних русских городов есть мать, то должны были быть и бабушка, и отец. Конечно, это Ладога и Великий Новгород!

Уже тогда элита древней Киевы делилась на «Западников» и «Русь-Новгородцев». Святой князь Владимир – креститель непреднамеренно вырастил в своем княжестве две политические партии – «Западников» и «Русь-новгородцев». Это были первые политические партии на Руси. Их возглавили его сыновья-князья. Одному была мила Европа, другому – Великий Новгород. Оттого и пошла «усобица» на Руси. И в наше время Западники и Русь-новгородцы до сих пор противостоят на Руси друг другу.

Читатель узнает из книги о том, что не отмечено в других исторических изданиях. Княгиня Ольга, будучи первой правительницей на Руси, отказавшейся от язычества, не сумела внедрить христианство в свое Киевское княжество из-за непонимания государственной стратегии своего сына князя Святослава. Его стратегия заключалась в создании Русской империи от Северной Руси до Дунайских земель со столицей в Переяславце-на-Дунае. Святослав понимал, что Дунай – это торговый перекресток между Византией, Западной Европой, Азией, Китаем и Русью. Киев – это всего лишь один пункт из многих на пути «из варяг в греки». Великий Новгород – это совмещение славян с варягами. В летописи монаха Нестора приведены слова князя Святослава:

«Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце-на-Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды; из Чехии и из Венгрии серебро и кони; из Руси же меха и воск, мед и рабы». Торговля рабами в то время была весьма выгодна.

Другим торговым перекрестком между Северо-Западной Европой, Византией, Северной Русью, Персией и Китаем, использовавшими вместо Днепра Волгу, был тоже Великий Новгород.

Киеву была уготовлена роль всего лишь быть неким промежуточным звеном между Дунайским Переяславцем и Великим Новгородом. Но планам князя Святослава не было суждено сбыться, так как он погиб из-за предательства правителей Византии, направивших печенегов на убийство Святослава, возвращавшегося домой с богатой византийской данью.

В советское время российский и советский историк академик М.Н. Покровский в своем труде «Русская история с древнейших времен» (изданном в 1899 году, запрещенном в СССР с 1937 года и переизданном в России только в 2005 году) констатировал, что в Великом Новгороде зародился один из первых в мире торгово-купеческих центров, ставший основой современного торгового капитализма. Он обеспечил процветание Великому Новгороду. Из-за почти семидесятилетнего запрета книга М.Н. Покровского и ныне не получила широкого распространения в исторических кругах. Читатель с удивлением узнает о ней и с интересом прочитает биографию этого видного исследователя влияния экономики на развитие человечества на примере Древней Руси.

Из книги С. Аверкова читатель узнает, как Киев, богатейший во время действия пути «из варяг в греки», закономерно, по словам М.Н. Покровского, рухнул в 1204 году, когда Константинополь сдался крестоносцам. Это воинство римского папы было направлено венецианцами для уничтожения Константинополя – конкурента Венеции в торговле с Азией. Столица Византии пала, пал и путь «из варяг в греки», обнищал Киев, но Великий Новгород остался торговой звездой на европейско-азиатском небосклоне благодаря великой реке Волге.

Читатель присоединится к мнению автора книги о том, что после того, как хан Батый окончательно ускорил падение Киева в 1240 году, княжеская столица на Днепре оказалась захудалой деревней. Не смог Киев найти ту экономическую опору, что превратила бы его в мировую экономическую звезду.

Автору этой книги пришлось попытаться показать в дальнейших главах этой книги с помощью публикаций известного советско-российского историка Льва Гумилева и киевского писателя Олеся Бузины, а также других компетентных историковедов, что древнее украинское государство «Украина-Русь» – это выдумка некомпетентного львовского профессора М.С. Грушевского. В книге «Где родилась Русь…» показано, что зарождение Древнего Русского государства – это сложный процесс соприкосновения, слияния и объединения многих наций, в том числе славян, варягов, греков, армян, готов, шведов, финских племен, печенегов, хазар, гуннов, евреев, монголов и многих других. Показано, что образование государств основывается не столько на желаниях правителей, а сколько на экономическо-материальной основе их княжеств (об этом написал известный историк Михаил Покровский в своей книге «Русская история с древнейших времен»).

 

Введение

Уважаемые читатели! Вспомните, что произошло 16 апреля 2015 года. В тот день президент России Владимир Владимирович Путин отвечал на вопросы российских граждан. Вопросов было за миллион. Касались они и общежитейских проблем, были и политические, были и вопросы, касавшиеся международных «распрей». И вдруг к Путину приблизился сотрудник его аппарата и подал какое-то сообщение. Выражение лица Путина тут же изменилось, и он произнес то, что взбудоражило весь зал:

– Только что из Украины пришла трагическая весть. В Киеве застрелен известнейший на Украине историк, писатель и журналист Олесь Бузина. Нельзя не исключать, что это политическое убийство!

Так что же такое политическое натворил киевлянин Олесь Алексеевич Бузина, что был застрелен в Киеве, во дворе дома, где жил? Какой грех взял на душу?

Написал книгу «Тайная история Украины-Руси». И она разошлась по всей Украине многотысячным тиражом! И была многократно переиздана!

Неужели из-за какой-то книжонки можно было бы убить человека? Оказывается, можно, если ее автор раскрыл всю мерзость части своих коллег – исторических и политических деятелей.

История – это сложнейшее человеческое изобретение. Она может объединить государства и их народы, а может их рассорить. Исторические ученые мужи могут возвеличить одни народы, а другие опустить. Вот так возникают битвы и сражения на исторической почве.

Книга Олеся Бузины «Тайная история Украины-Руси» была противовесом для многотомного труда украинского историка Михаила Грушевского «История Украины-Руси». Прах Олеся Алексеевича покоится в Киевской земле. В Киеве пытаются забыть о нем и о его книгах «Докиевская Русь», «Тайная история Украины-Руси», «Возрождение Малороссии». Однако, Русь есть Русь. М.С. Грушевский написал в своем многомнике, что собирание русских княжеств вокруг Московского было непозволительно отрицательным явлением. Это московское собирание уничтожило «Украину-Русь». Но, уважаемые читатели, что мешало Киеву в противовес Москве собирать княжества вокруг себя? Не получилось? Киевская экономика была разрушена разрушением торгового пути «из варяг в греки»? На эти и другие вопросы читатели найдут ответы в предотавленной им книге «Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?»

 

Глава I

Откуда пошла русская земля?

Каждого из нас интересует, откуда пошла Русская земля? Гипотез о ее происхождении историки сотворили много. Если обобщить все существующие гипотезы о происхождении государственности у восточных славян и имени «Русь», то можно выделить из множества восемь.

Первая из них «НОРМАНСКАЯ (ВАРЯЖСКАЯ).

Ее «крестными отцами» были немецкие ученые Г.3. Байер (1694–1738) и Г.Ф. Миллер (1705–1783), находившиеся на академической службе в Российской империи. Они утверждали, что Древнерусское государство основали выходцы из Скандинавии – норманны, которых на Руси называли варягами. Пришли они вначале к словенам, и поставили город Ладогу. И сел в Ладоге самый старший Рюрик, а второй, Синеус, – на Белом озере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов получила название Русская земля.

Основной аргумент норманистов следующий: Русь получила свое название от финского слова «руотси», которым финны в середине IX века называли шведов. И называют до сих пор. Финское «Ruotsi» обозначает «Швеция». Эстонцы называют Швецию – Rootsi.

Вторая гипотеза «СЛАВЯНСКАЯ».

Родоначальником славянской (антинорманнской) теории происхождения Древнерусского государства был российский ученый М. В. Ломоносов (1711–1762). В варяжской версии он усмотрел кощунственный намек на «ущербность» славян, на их неспособность самостоятельно организовать на своих северо-восточных европейских землях государство.

Третья – «ИРАНО-СЛАВЯНСКАЯ» гипотеза.

Согласно этой гипотезе существовали два вида русов – русы-ободриты или руги, жители острова Рюгена (их называют прибалтийскими славянами), и причерноморские русы, потомки славянских и иранских племен. Словенами ильменскими были приглашены княжить русы-ободриты. При объединении восточнославянских племен в единое государство – Русь, произошло сближение двух видов русов.

Четвертая – «КЕЛЬТО-СЛАВЯНСКАЯ».

По мнению академика Национальной Академии Наук Украины В.Г. Скляренко, новгородцы обратились за помощью к варягам-славянам (прибалтийским славянам), которые назывались рутенами или русами. Название рутены (русы) происходит от одного из кельтских племен, так как кельты-рутены взяли участие в этническом формировании славян острова Рюген.

Пятая – «КОМПРОМИССНАЯ (СЛАВЯНО-ВАРЯЖСКАЯ).

Одним из первых попытку связать норманнскую теорию с представлениями антинорманнистов о местных, славянских корнях Древнерусской державы предпринял известный русский историк В. Ключевский. Наиболее ранней местной политической формой, образовавшейся на Руси около середины IX века, он считал «городовую область, то есть торговый округ, управляемый укрепленным городом, который вместе с тем служил и промышленным (ремесленным) средоточием для этого округа». Второй местной политической формой, по его мнению, стали «варяжские княжества». Из соединения варяжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма – первоначальная форма «Русского государства».

Впоследствии эта теория была развита российско-советским академиком М.Н. Покровским под названием «торгово-купеческий капитализм».

Шестая – «ИНДО-ИРАНСКАЯ».

Эта гипотеза настаивает на том, что этноним «рос» имеет иное чем «рус» происхождение, являясь значительно более древним – сарматским. Сторонники этого мнения, также берущего начало от М.В. Ломоносова, отмечают, что народ «рос» впервые упомянут ещё в VI веке в «Церковной Истории» Захарием Ритором, где он помещается по соседству с народами «людей-псов» и амазонок, что многие авторы трактуют как Северное Причерноморье. С этой точки зрения его возводят к ирано-язычным (сарматским) племенам роксаланов или росомонов, упоминаемыми античными авторами.

Седьмая – «ХАЗАРСКАЯ ТЕОРИЯ».

Русско-американский историк Г. В. Вернадский выдвинул гипотезу об основании Киева хазарами не ранее 830-х годов, когда в результате большой войны хазары завоевали вятичей, северян и радимичей. Согласно этой гипотезе, три брата Кий, Щек и Хорив были хазарами. Имя «Кий», возможно, происходило от тюркского слова kiy («берег реки»), поскольку правящий иудейский клан Хазарского государства был тюркского происхождения.

Идею Г.В. Вернадского развил профессор Гарвардского университета (США) Е. И. Прицак, автор исторического шеститомного исследования «Происхождение Руси».

По его мнению, Древнерусское государство не было основано ни варягами, ни славянами. Оно представляло собой полиэтничный и многоязычный торговый союз, который в процессе установления своего контроля над торговыми путями между Балтийским, Средиземным и Каспийским морями создал в Восточной Европе политическое объединение под названием Русь. Иными словами, «Русью» изначально именовалась не этническая общность (не племя или народ), а особая подвижная социальная группа (корпорация), состоявшая из профессиональных воинов-купцов. Синтез корпорации морских и речных кочевников (викингов, варягов) со степными кочевниками (хазарами) способствовал, по мнению Прицака, появлению в IX–X вв. Волжско-Русского каганата.

Восьмая гипотеза была сочинена австро-венгерско-украинским историком М.С. Грушевским (в конце жизни советским академиком). Ей и закончим свое историческое путешествие.

Как в эти гипотезы вписываются возникновение Киева и Великого Новгорода и зарождение Руси? Об этом пойдет речь в следующих главах этой книги.

 

Глава II

Легенды о возникновении Киева

 

1. Легенды о возникновении древних городов

Летописец монах Нестор красочно нарисовал в своей «Повести временных лет» языческую жизнь Киева с жертвоприношениями. После такой картины напрашивается вопрос, а как зарождалась эта киевская жизнь? И как она зарождалась в других города?

У каждого города своя история, свои легенды о его возникновении.

В Чехии рассказывают несколько легенд о зарождении замка, возле которого образовалась столица Прага. Но, пожалуй, самой ключевой легендой о Праге является вот эта. Согласно этой истории, чешская столица была основана в 7-м веке. Ее возникновение связывают с Либуше – прекрасной княжной, которая, по преданию, имела дар предвидения.

Князь Пршымысл и княжна Либуше справедливо правили чешским народом. В один из дней на девушку снизошло видение: она увидела себя, стоящую на вершине скалы, перед ней простирался красивый и высокий город. Либуше отправила людей в то место. Там какой-то человек уже строил свой домишко. Осталось ему приделать ко входу в свою хижину порог (отсюда название города – prah – «порог» на чешском языке). Княжна Либуше велела возвести в том же месте замок. А поскольку, по чешским традициям, всяк человек, входя в дом, должен поклониться перед порогом, замку дали имя «Прага».

Приказ Либуше был выполнен. Спустя двести лет на месте замка вырос удивительный город, который со временем стал резиденцией чешских королей и завоевал титул одного из самых красивых европейских городов.

Существуют две легенды о появлении на свет столицы Польского государства.

Согласно первой польский король ехал из Кракова в Гнезно. Король был голоден и случайно натолкнулся на бедную рыбацкую хижину, к которой его привел запах свежеприготовленной еды. Во время ужина рыбак поделился с королем своей радостью – недавно в его семье случилось пополнение – у него родились близнецы, но была одна проблема, рядом в округе не было церкви, в которой можно было бы покрестить младенцев. Король хотел отблагодарить хозяев за теплый прием золотыми монетами. Но те наотрез отказались, так как радушный прием и гостеприимство в тех краях были традицией. Тогда король попросил рыбака оказать ему услугу, чтобы он, король, стал крестным отцом новорожденных детишек рыбака.

По приказу короля крестины состоялись у сооруженного на холме алтаре. Священник дал мальчику имя Варс, а девочке – Сава. В тот же день король провозгласил, что с этих пор Петр Рыбак станет Петром с фамилией Варшав по имени новорожденных сына Варс и дочери Сава, королевским рыбаком и владельцем близлежащих земель. А когда в этом месте разрастется поселение, Петр Варшав назовет его своим именем, которое сохранится навеки.

Вторая легенда гласит, что однажды польский князь Земомысл охотился в своих лесных владениях и заблудился. Он долго бродил по лесной чаще, пока не вышел к дому рыбака Варса и его жены по имени Сава. Хозяева сытно накормили гостя и уложила спать. На следующее утро князь сказал:

– Я очень удивлен, как тепло вы встретили незнакомца и приняли в своем доме. Вы спасли меня от диких животных, холода и голода. Поэтому эти земли должны носить ваши имена. Пусть они называются Варшава, чтобы ваша доброта и гостеприимство никогда не были забыты.

Первыми хорошо укрепленными поселениями на землях современной Варшавы (информация о существовании которых не вызывает сомнений) считаются Бродно (IX–X), Камион (XI) и Яздув (XII–XIII). После того, как последний в 1281 году был основательно разрушен плоцким князем Болеславом II Мазовецким, всего в 3–4 км к северу от Яздува на месте маленькой рыбацкой деревушки и была основана Варшава.

Первые письменные упоминания о Варшаве датируются 1313 годом. Более же обширная информация содержится в судебном деле против Тевтонского ордена, слушание которого проходило в варшавском соборе Святого Иоанна в 1339 году. В начале XIV века Варшава уже была одной из резиденций мазовецких князей, а в 1413 году официально стала столицей Мазовии.

Если сравнить Варшаву с Киевом, то столица Польши может быть для Киева, конечно, правнучкой.

Киевская родословная утонула в древнем мире. К напримеру, одесситы знают все о дне рождения своей любимой Одессы.

27 мая 1794 года указ об основании порта Одесса подписала Екатерина Великая. Она одобрила предложение трех своих «орлов» (неаполитанца Иосифа де Рибаса, его ближайшего помощника датского инженера с булгаковской фамилией Франца де Воланда и своего последнего любовника князя Платона Зубова) заложить главный южный порт империи на месте захваченной двумя годами ранее турецкой крепости Ени-Дунай на Хаджибее. Императрицей Екатериной II были соблюдены все бюрократические формальности, то есть на свет появились на бумаге указ и соответствующие распоряжения. Так что в датах основания этих городов негде разгуляться историческому воображению.

Санкт-Петербург тоже имеет свидетельство о своем рождении. В юбилейном 1903 году в журнале «Нива» был напечатан очерк о имениннице – столице Российской империи: «Ровно двести лет тому назад, 16-го мая 1703 года, свершилось важнейшее за последние века событие в русской истории: «На берегу пустынных волн», на одном из островов невской дельты, был заложен Петром Великим город «Санктъ-Питеръ-бурхъ», будущая столица Русской Империи».

А с Киевом может разобраться разве только лишь цыганка на киевском Бессарабском рынке?!

 

2. О возникновении Киева существует множество легенд. Одну из них Олесь Бузина разукрасил тем, что назвал Кия, Щеку и Хорива бандитами

О долголетии Киева задумывались многие государственные и не государственные деятели.

В 1970 году в Киеве была издана книга тогдашнего первого секретаря ЦК Коммунистической партии Украины Петра Шелеста «Україно наша Радянська». О Киеве в ней было написано много строк. Но о точной дате основания Киева ничего не было сказано. Наоборот, утверждалось, что «час виникнення Києва поки що остаточно не встановлений. Радянські вчені багато й наполегливо працюють над з’ясуванням цього питання». То есть дата возникновения Киева неизвестна. Советские ученые работают над установлением этой даты. Как она была установлена советскими учеными и государственными деятелями, читатель узнает в одной из ниже следующих глав.

А сейчас обратимся к летописи монаха Нестора «Повесть временных лет»:

«…. И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий – Хорив, а сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве…».

Интереснейшем творением является летопись Нестора. Но одного в ней не достает – кем были братья и точной даты основания Киева. Поэтому и возникла возможность для проявления необузданных фантазий у исследователей происхождения Киева.

Один из современных историков и писателей – это киевлянин Олесь Бузина. В украинской газете «Сегодня» в мае 2011 года он опубликовал свой материал о зарождении Киева.

Назывался он сугубо необычно – «Армянин Мамиконян – основатель Киева?».

Первые его строки ошарашивали читателей: «Как утверждал академик Марр, Кий, Щек и Хорив – выходцы из Армении Куар, Мелтей и Хореан?.. Кроме того, на роль основателей Киева претендуют до сих пор славяне, готы, хазары и варяги».

На заре туманной юности, когда Олесь учился в седьмом классе в одной из киевских школ, в конце мая 1982 года в Киеве начали бурно отмечать великую дату дня рождения столицы Советской Украины (какую, читатель узнает в одной из последующих глав). К этой дате выпустили кучу всевозможных более или менее «научных» книг, написанных пронырливыми кандидатами и докторами гибчайших «исторических» наук.

«Помню свои детские впечатления, – написал в газете «Сегодня» Олесь Алексеевич, – Хорив у меня почему-то ассоциировался с торговцем финиками, каких много стояло на Бессарабском рынке. Кий – с бильярдным кием. Щек – со щелкающим затвором автомата Калашникова. А Лыбедь – ни с чем не ассоциировалась. Через грязную зловонную канаву с таким названием (речкой Лыбедью) я почти каждые выходные переходил от станции метро «Политехнический институт» мимо вагонных отстойников железных дорог в лесок, где находилась прародительница книжного рынка Петровка – подпольная толкучка со спекулянтами, продававшими дефицитных Пикулей и Ефремовых.

Так что высокопарное выражение «і їхня прекрасна сестра Либідь», которое со сдобным дикторским придыханием часто звучало тогда по украинскому радио, у меня до сих пор стойко ассоциируется исключительно с теми сточными водами, заключенными в бетонные берега. Впрочем, кто знает: может, воды истории и должны выглядеть именно так».

Далее Олесь Алексеевич вспоминал, что книгу Петра Шелеста изъяли из всех библиотек в 1972 году за допущенные идеологические ошибки. Оказалось, даже первые секретари могли ошибаться. Причем тиражом в сто тысяч экземпляров! Вряд ли Шелест эту книгу писал лично, как и подавляющее большинство больших начальников, исключая таких уникумов, как Черчилль и Сталин, и, тем не менее, «ошибиться» сумел. Причем самым смехотворным образом – прямо на обложке. Название книги «Україно Наша Радянська» было напечатано «Політвидавом України» в столбик – каждое слово под другим. И если прочесть их первые буквы, получался страшный «национализм» – УНР (в годы Гражданской войны на Украине была провозглашена «Украинская Народная Республика»). Покойник Петлюра, словно подмигнул через эпоху коммунисту Петру Ефимовичу Шелесту, недосмотревшему крамольную буржуазно-националистическую аббревиатуру Украинской Народной Республики (Украинское государство с 9 (22) января 1918 года по 22 января 1919 года).

В «Истории Киева», изданной Институтом истории АН УССР в 1963 году, было писано: «Сооружение Киевского городища не может быть отнесено ко времени позднее середины VII века. С наибольшей вероятностью это событие можно датировать концом VI – началом VII века». Авторы этой книги аргументировано доказывали:

«Летописец сообщает об основателе Киева, старшем брате Кие, довольно обстоятельные и вполне реальные сведения (о приеме его при дворе византийского императора, где ему была оказана большая честь, о попытке построить «городок в понизовье Дуная» и т. п.). Первое появление славян на территории Византии относится к годам правления Юстиниана І (527–565 гг. н. э.); о непосредственных связях славян с империей в более раннее время сведений не имеется. Таким образом, Кий мог быть принят императором только в VI или в начале VII веке».

Возникновение Киева можно отнести как на несколько столетий раньше, так и на пару сотен лет позже.

Любой археолог скажет, что на территории Киева находили множество кладов древнеримских монет. Это означает, что уже в эпоху Римской империи (в I–V веках н. э.) некие пронырливые торговцы с юга, где, как известно, находится Италия, проникали на север, в район будущего Киева, покупали тут что-то у туземцев и расплачивались тогдашними «евро», то есть динариями.

Однако не факт, что туземцы, торговавшие с римлянами, были именно славянами. Или – только славянами.

Имена Кий, Щек и Хорив ничего не означают ни на одном из славянских языков.

Предоставим слово Олесю Бузине: «Правда, те же «историки», не раз озвучивали версию, что Кий – это славянское слово «кий» – то есть, «палка», а также – «довбня», «дубинка», «дрын». Кого могли называть таким благородным именем? Мирного поселянина? Рыболова, живущего в гармонии с природой в районе будущей набережной? Только бандита! Точнее, рэкетира, засевшего на Днепровских склонах и взимавшего плату за проезд мимо своего логова купцов из «варяг в греки». Недаром Нестор-летописец вспомнил в «Повести временных лет» версию, что Кий был перевозчиком на Днепре. А сам город назвали в его честь, потому что желавшие перебраться на другой берег говорили: «На перевоз, на Киев»… То есть, собирались ехать на перевоз, принадлежащий Кию. Если бы Кий был просто лодочником, то рядом появилось бы еще несколько других лодочников, сбивавших цену. Но так как имена его конкурентов история не сохранила, можно с большой долей вероятности утверждать, что всех возможных конкурентов пахан Кий топил ударом весла или кия по голове в Днепре».

А теперь вспомните лихие бандитские 90-е годы прошедшего XX столетия. Тогда был разрушен тремя коммунистическими лидерами Ельциным (Россия), Кравчуком (Украина), Шушкевичем (Белоруссия) могучий Советский Союз.

Какие клички носили тогдашние киевские «братки»? Пуля, Череп, Фашист… Ну чем не компания Кию-Дрыну? К слову будет сказано, что Кия, Щека и Хорива летописец тоже называет «братьями». Но, может, он имел в виду не братство по крови, а совсем другое, «чисто конкретное» бандитское братство:

«И сидел Кий на горе, где ныне спуск Боричев, и Щек сидел на горе, что ныне зовется Щекавицей, а Хорив – на третьей горе, отчего она прозвалась Хоревицей».

Вот так охарактеризовал в своем материале «Армянин Мамиконян – основатель Киева?» киевских братьев Кия, Щеку и Хорива украинский историк, журналист и писатель Олесь Бузина. Свое исследование о «киевских братьях» Олесь Бузина закончил следующим образом:

«Правильно! Где еще сидеть бандюганам, как не на ключевых высотах, высматривая пешего, конного или мимо плывущего? Особенно Кий, согласно летописи, хорошо расселся – на Боричевом спуске. Кто ему не платил, того он со спуска вниз и спускал! Ни кому не давая спуску!

Неславянские имена двух других «братков» – Щека и Хорива – тоже не должны нас смущать. Преступные группы чаще всего организуются по этническому признаку. Итальянская мафия в Нью-Йорке, мексиканские банды в Техасе, чеченские – в Москве, грузинские воры – в бывшем СССР… Еще нужны доказательства? Слухи о злачном месте на Днепре, где стекаются Десна и Припять, а также все блага на земле, несомненно, должны были привлекать сюда кавказские бандформирования».

Одним из доказательств этого является то, что легенда об основании Киева уцелела почему-то… в Армении. В научный оборот ее ввел историк Н. Я. Марр

 

3. Специалист по восточным народам академик Н.Я. Марр нашел родовое гнездо Кия, Щеки и Хорива где бы вы думали? Конечно, в Армении

Никола́й Я́ковлевич Марр родился 6 января 1865 года в Грузии, в Кутаиси. Он был видным российским и советским востоковедом, а также и кавказоведом, филологом, историком, этнографом и археологом. Как много было специализаций в одном ученом! Стал в 1912 году академиком Императорской академии наук. В советское время Николай Яковлевич – академик и вице-президент АН СССР. Получил громкую известность как создатель «нового учения о языке», или «яфетической теории». Его сын Юрий Марр был известен, как поэт-футурист.

На судьбу Н.Я Марра наложил отпечаток его отец шотландец Джеймс, живший на Кавказе и основавший Кутаисский ботанический сад. Мать Н.Я. Марра по фамилии Магулария была грузинской, она на практическом уровне владела также многими языками Европы и Кавказа.

Окончив гимназию в Кутаисе, Николай Яковлевич переехал в Петербург, где прожил до конца жизни. В Петербургском университете он одновременно занимался на всех отделениях Восточного факультета, изучив, таким образом, все преподававшиеся на факультете восточные языки. В 1888 году он окончил университет и вскоре стал одним из самых заметных российских востоковедов рубежа веков.

Он внес большой вклад в историю, археологию и этнографию Грузии и Армении. Проводил раскопки ряда древних городов и монастырей в Грузии и Армении. Он расшифровал и опубликовал много древнегрузинских и древнеармянских надписей в храмах и текстов найденных им рукописей.

Основные его работы были проведены на протяжении нескольких десятилетий в древнем армянском городе Ани.

В 1902 году в Иерусалиме академик Марр известил мир об обнаружении им древней книги Георгия Мерчули «Житие Григория Хандзтели».

После ее детального изучения Николай Яковлевич задумался о славянах. Палку в костер научных поисков подбросила и древняя книга «История Тарона».

Тарон – это историческая область Великой Армении, на территории современного турецкого вилайета Муш. «История Тарона» была создана в VII или VIII веках. Авторство этого труда соотносится к двум сочинителям – сирийскому епископу Зенобу Глаку и армянину Иоанну Мамиконяну, настоятелю монастыря Сурб-Карапет. В этой «Истории…» содержится предание о трех братьях. Имена двух из них навеяли Николаю Яковлевичу мысль о сопоставимости с теми именами основателей Киева, что записал в своей летописи монах Нестор.

Вот так и созрела у Н.Я. Марра тяга к исследованию прошлого Киева.

О своем открытии Николай Яковлевич доложил на торжественном годовом общем собрании Академии истории материальной культуры СССР 18 мая 1922 года. Его сообщение называлось «Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси». Опубликовано оно было в «Известиях Государственной Академии истории материальной культуры», том III.

В своем докладе Н. Я. Марр отметил близость представленной в «Повести временных лет» киевской легенды о Кие, Щеке и Хориве содержащемуся в древней армянской «Истории Тарона» сказанию о Куаре, Мелтее и Хореане, основавших одноименные поселения в областях Тарон и Палуник. Это совпадение Н.Я. Марр попытался объяснить тем, что и русская «Повесть временных лет» и армянская «История Тарона» пользовались одним древним скифским историческим источником.

Сразу же разгорелся спор между русскими и армянскими историками: кто позаимствовал первым легенду у скифов?

Поспорив, пришли к выводу, что это авторы «Истории Тарон» – произведения VIII века нашей эры, приписываемой двум авторам Зенобу Глаку и Иоанну Мамиконяну.

«Повесть временных лет» была написана Нестором на рубеже XI–XII веков.

Против дат не попрешь! Вывод должен был быть одним – Нестор позаимствовал легенду у Глака и Мамиконяна.

Сразу же напрашивался вопрос: «Так кто же основал Киев – армянин или славянин?», ведь монах Нестор для своей летописи мог позаимствовать своих героев из армянской «Истории Тарон»!

Вразумительного ответа на этот вопрос от историков и археологов до сих пор не последовало.

Однако, еще раз обратимся к неоспоримому факту, что одним из доказательств основания Киева стала самая древняя легенда, уцелевшая почему-то… в Армении.

В научный оборот ее ввел историк Н. Я. Марр в 1922 году. Как утверждал автор книги «Походження Києва» Ярослав Боровский («Происхождение Киева», издательство «Наукова думка», Киев, 1981 год), «вона стала важливим і першорядним джерелом у дослідженнях істориків про першопочатки Києва», то есть армянская легенда стала важным и первостепенным источником в исследованиях историков о зарождении Киева. Книга Боровского, под редакцией украинского академика Петра Толочко, вышла как раз к советскому «1500-летию» Киева, в разгар подготовительной кампании к этому фантастическому «юбилею».

Как отметил Олесь Бузина, армянское сказание о возникновении Киева сохранилось в составе «Истории Тарона» некоего Иоанна Мамиконяна, написанной еще в те времена, когда славяне не знали азбуки.

Это же опубликовал и известный историк и писатель С.Э. Цветков в своем интереснейшем труде «Начало русской истории. С древних времен до Олега» (Москва, 2011год):

«Итак, полулегендарный царь Валаршак (из парфянского рода Аршакидов, наместник провинции Армения, живший на рубеже III–II вв. до нашей эры) приютил в своих владениях двух братьев – Гисанея и Деметра, князей индов, изгнанных врагами из своей страны. Но спустя пятнадцать лет Валаршак сам казнил их за какую-то провинность. Убитым братьям наследовали их сыновья – Куар, Мелтей (Мелдес) и Хореан. «Куар, – говорится на страницах «Истории Тарона», – построил город Куары, и назван он был Куарами по его имени, а Мелтей построил на поле том свой город и назвал его по имени Мелтей; а Хореан построил свой город в области Палуни и назвал его по имени Хореан. И по прошествии времени, посоветовавшись, Куар и Мелтей и Хореан поднялись на гору Каркея и нашли там прекрасное место с благорастворением воздуха, так как были там простор для охоты и прохлада, а также обилие травы и деревьев. И построили они там селение…»

Замечательно, что летописное сказание Нестора не только сохраняет в узнаваемом виде имена двух братьев из армянской легенды, но, наряду с этим, точно воспроизводит этапы строительной деятельности армянской троицы (Кий, Щек и Хорив также вначале «сидят» каждый в своем «граде», а потом строят общий – в честь старшего брата, Кия). И даже копирует природные условия, среди которых возникает четвертый, главный город, и хозяйственные занятия его обитателей – «лес и бор велик» вокруг Киева, где Кий, Щек и Хорив «бяху ловяща зверь».

Историк и писатель С.Э. Цветков отметил также, что вопрос о том, почему киевский и армянский летописцы, разделенные между собой тысячами верст и несколькими столетиями, рассказывали почти слово в слово одну и ту же историю, не имеет четкого ответа.

Разумеется, не приходится говорить о заимствовании древнерусского предания армянскими летописцами. Изложенная в «Истории Тарона» легенда вполне самобытна, поскольку имеет неоспоримые местные корни.

Уже в пантеоне Ванского царства (другое название – государство Урарту, IX–VI вв. до нашей эры) известно божество Куэра/Куар, связанное, по-видимому, с культом грозы и плодородия (В.А. Арутюнова-Федонян, «Божество грома в Тароне», Вестник Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета, 2008 год, а также С.Т. Еремян «О некоторых историко-географических параллелях в «Повести временных лет» и «Истории Тарона» Иоанна Мамиконяна» в книге «Исторические связи и дружба украинского и армянского народов», Киев, 1965 год). Ономастика (наука, изучающая собственные имена, историю их возникновения и преобразования в результате длительного употребления в языке-источнике или в связи с заимствованием у других языков общения) Переднего Востока сохранила и созвучные имена: Мелде (ныне село Мехди в Западной Армении), Харив (Герат), Хореан/Хоарена (в Мидии), города Мелитта и Кавар, библейский город Харран и народ хорреев, теофорное имя Малкату (дочь ассирийского бога Бел-Харрана), наконец, армянский княжеский род Палуни и одноименная историческая область в Великой Армении.

Однако надо признать, что топоним «Киев» и производные от него названия относятся не только к одному древнерусскому, а и к общеславянскому ономастикону. Ведь помимо Киева на Днепре в Х – XIII веках в землях южных, западных и восточных славян возникло более семи десятков Киевов, Киевцов, Киевичей, Киевищ и т. д. (Ковачев Н. П. «Средновековото селище Киево, антропонимы Кий и отражението му в бъларската и славянската топонимия», «Известия на Института за български език», София, 1968).

Стало быть, необходимо либо признать принадлежность предания о Куаре/Кие к общеиндоевропейскому мифологическому фонду, либо искать культурных посредников, которые могли содействовать распространению предания в Армении и среди славян.

На эту роль подходят, например, венеты. Страбон упоминает не только о западном направлении миграции венетов из Пафлагонии в Европу, но также пишет о движении части венетских племен на восток.

Если интересующее нас предание входило в состав венетского эпоса, то славяне могли познакомиться с ним в период венетского господства в Польском Поморье (кстати, не исключено, что связь города Куара/Кия с землей Палуни/полян относится к архетипу легенды – еще одна причина появления летописных «полян» на киевских «горах», среди «бора и леса»). Став частью славянских преданий, легенда о трех братьях в дальнейшем подверглась переосмыслению применительно к истории древней Руси: замена Мелтея на Щека удостоверяет эту ее позднейшую «историзацию». Впрочем, все это на правах гипотезы.

Тем не менее не исключено, что основатели Киева Кий, Щека и Хорив – легендарные армяне, корни которых в Индии.

Да, головоломку задал нам древний Киев! Но далее будет еще интереснее!

 

4. Научные заумности в современных названиях культур древних поселений запросто расшифровал Олесь Бузина

Если московский историк и писатель С.Э Цветков подошел к проблеме Кия, Щеки и Хорива сугубо с научной точки зрения, то более популярно попытался «разрулить» ее киевлянин Олесь Бузина:

«Два армянских брата Деметр и Гисане замыслили сговор против своего царя и были изгнаны с глаз долой. Их сыновья Куар, Мелтей и Хореан прибыли в землю «Палуниев» (наших летописных полян) и там, как гласит «История» Иоанна Мамиконяна, «построил Куар крепость и назвал ее своим именем Куар, а Мелтей построил там на равнине крепость и назвал ее Мелти, а младший – Хореан, перейдя в область Полуниев, построил там крепость и назвал ее Хореанк. Нагородив своих «крепостей», братаны решили объединиться и соорудили еще один город – уже общий – «на горе, где было пространство для охоты и прохлада, а также достаточно травы и деревьев». Там братья установили идолы в честь своих родителей и «отдали им в услужение свой род».

Хотя кто такой Мелтей, не совсем ясно, но имена Куара и Хореана однозначно напоминают Кия и Хорива. Украинские историки, цитирующие эту легенду, не могут внятно объяснить, почему она имеет армянские корни. Но у Олеся Бузины была версия: «часть «братанов» эпохи возникновения Киева, по-видимому, принадлежала к армянской бандитской группировке. К примеру, именно этим фактом мы можем объяснить явно восточное имя того же Хорева-Хореана. Если есть перевоз и базар, значит должны быть и бандиты, «держащие» все эти доходные места.

Но где было первое киевское городское поселение? Если вы думаете, что на так называемой Старокиевской горе, где ныне Исторический музей и фундаменты Десятинной церкви, то это не так. Старокиевская гора полностью открыта с юга и запада. Кроме того, она слишком велика для первоначального маленького городка. Если идти на Подол по Андреевскому спуску, то слева будет небольшая, защищенная со всех сторон отвесными склонами Фроловская гора. Она же – Замковая и Киселевка – по имени замка, который стоял тут в польско-литовские времена, и последнего польского воеводы Киева Адама Киселя. Практически все археологи сходятся, что именно на Замковой горе существовало древнейшее киевское городище. И практически все наши археологи не любят акцентировать внимание на том, что городище на Замковой горе принадлежало к другой археологической культуре, чем окружавшие его простые сельские поселения у подножья горы.

В официальных источниках об этом всегда либо умалчивалось, либо говорилось крайне скупо. «История Киева» 1963 года факт существования древнейшего замка на этой горе над Подолом просто обошла вниманием, а трехтомная «История Киева», изданная в 1984 году, написана таким эзоповым языком, что непосвященный в археологические тонкости человек почти ничего не поймет:

«Население зарубинецкой культуры продолжало обитать на современной территории Киева во II–IV вв. нашей эры, сохраняя культурные традиции предыдущих поколений. Южными соседями их были племена многоэтничной черняховской культуры, среди которых находились и древние славяне. О развитии контактов между зарубинецкими и черняховскими племенами свидетельствуют отдельные находки памятников черняховской культуры. Сосредоточены они на Замковой и Старокиевской горах»…

Олесь Бузина перевел эту слишком непонятную для неискушенного читателя «абру-кадабру», то есть с темного «научного» на человеческий язык, и пришел к следующим выводам:

«Зарубинецкую культуру обычно связывают с протославянами. Черняховскую – с германским племенем готов, которое явилось на территорию нынешней Украины во II веке нашей эры из Скандинавии. В советские времена об этом предпочитали не говорить, объявляя «черняховцев» сначала славянами, а потом – «интернационалистами» (та самая загадочная «многоэтничность»). «Многоэтничность» у черняховцев действительно была.

Не так давно археологи стали обращать внимание на тот факт, что во многих захоронениях «черняховцев» мужские черепа принадлежат германскому типу, а женские – славянскому…

Если не принимать во внимание налеты киевских учащихся из Художественной школы на кладбище Фроловского монастыря в 70–80 годы прошлого столетия (будущие Репины выкапывали тогда из старых могил черепа для изучения анатомии и тренировки буйного артистического духа), то последние масштабные раскопки на Замковой горе проходили накануне Великой Отечественной войны – в 1940 году.

Оказалось, что поселение на Замковой горе, принадлежащее черняховской культуре (то есть, готам), существовало еще в III веке нашей эры – за 300 лет до того, как гипотетическая армяно-славянская братва, состоящая из Хоревов и Куаров, «основала» Киев! Естественно, публиковать такое накануне вторжения Гитлера в СССР было нельзя. Результаты раскопок «засекретили» – попросту говоря «заболтали» темным псевдонаучным жаргоном, чтобы сами авторы отчетов с трудом понимали, что они откопали.

И чтобы, не дай Бог, какая-нибудь светлая голова не вспомнила, что в древних скандинавских сагах упоминается Данпарштадт – загадочный германский город на Днепре!»

 

5. Еще один претендент на основание Киева – германское племя готов

В ИНТЕРНЕТ-ИЗДАНИИ «УКРАИНА» можно найти такую главку:

«Около 1500 года до нашей эры на территории Украины появились кочевые племена. Одними из них были киммерийцы (IX–VII столетия до нашей эры), о которых имеются упоминания в письменных источниках. Скифы, ираноязычный народ из Центральной Азии, в VII век до нашей эры вытеснили киммерийцев из украинских степей. Приблизительно в тот же самый период греки начали основывать первые колонии в Северном Причерноморье. Скифы создали первое централизованное государство на территории Украины.

Около 200 года до нашей эры скифов вытесняют сарматы. Зарубинецкая культура характерна для второй половины I тысячелетия до нашей эры – первой половины I тысячелетия нашей эры.

В I веке нашей эры на территорию Украины (в северное Причерноморье и Крым) переселяется германское племя – готы, которые здесь создают своё государство. Столицей государства готов был Данпарштадт (или Данаприс), расположенный в среднем течении Днепра. Точное месторасположение города неизвестно. С готами связывают так называемую Черняховскую культуру».

Что такое Зарубинецкая и Черняховская культуры, читатель уже знает из расшифровок Олеся Бузины. Конечно, у читателя теперь возник вопрос – а как по-простецки объяснить создание в древности на территории нынешней Украины не княжества, а государства и не простого, а Черняховско – Готского?

Действительно, кто такие готы? В советском учебнике «История древнего мира» для 5 класса готам уделялось всего несколько строк:

«Во второй половине IV века в Европу хлынула из Прикаспийских степей огромная орда кочевников-гуннов; стремительно двигались они на своих неутомимых конях и все уничтожали на пути. Незадолго перед тем в Северном Причерноморье поселились германские племена готов. Они не устояли перед сокрушительным нашествием гуннов и отступили к берегам Дуная. Готы получили у императора разрешение поселиться на территории империи. На челнах и плотах десятки тысяч готов переправились с женами и детьми на правый берег Дуная».

Не слишком ли мало просветил пятиклассников учебник истории?

В учебнике же географии извещалось, что в IV веке готы заселили Северное Причерноморье «незадолго перед тем», как в те же места с побережья Каспийского моря ворвалась «орда» гуннов. Бежавшие от гуннов готы, переправившись через Дунай, разбили войска римского императора в 378 году под Адрианополем.

Опять же много неясностей. Если разгромили римлян, то готы, получается, были неслабыми беглецами! От гуннов смылись, а римлян расколотили в пух и прах! Это примерно, как если бы сегодня толпа мексиканцев переправилась через Рио-Гранде и разгромила бы непобедимую армию Соединенных Штатов. То-то крику бы было в мировой прессе!

Эту, мягко выражаясь, нелепицу принялся разгадывать неутомимый Олесь Бузина (киевская газета «Сегодня», июнь 2011 года).

Оказалось, что государство германцев – готов на землях нынешней Украины существовало 200 лет! Кому понадобилось скрыть это для наших современников? Даже в царских гимназических учебниках было написано:

«…от нижнего Дуная до Днепра жило большое племя ГОТОВ, переселившееся, вероятно, во II веке по Р. Х. с южного берега Балтийского моря к берегам Черного».

Если верить дореволюционному учебнику, то готы появились в Северном Причерноморье во II веке. Следовательно, до нашествия гуннов они просидели между Дунаем и Днепром как минимум 200 лет. Хорошенькое себе «незадолго»! Выходит, что готы создали на землях Украины мощнейшее государство, когда Киевской Руси еще не было даже в проекте?

Как выразился Олесь Бузина, однако, этот бесспорный исторический факт было выгодно в СССР кому-то замалчивать.

Не особенно афишируют его и в нынешней Украине. Почему? Да потому что материальная культура готов была намного выше, чем культура появившихся в тех же местах славян даже в княжескую эпоху, когда возникли Чернигов, Киев, Галич и Суздаль. Готы ели и пили из куда более изящной посуды, чем жители Руси через 600–700 лет после них. В этом легко убедиться, зайдя в Киеве в Национальный музей истории Украины. Зал, посвященный готам, производит куда более яркое впечатление, чем экспозиция, демонстрирующая «достижения» так называемой Киевской Руси. Только посетители об этом не догадываются, так как трудовые достижения готов зашифрованы в музее под ничего не говорящим непосвященному человеку шифром – «Черняховская культура».

Во времена СССР ее однозначно связывали со славянами. Но! На протяжении всей своей ранней истории славяне (об этом свидетельствуют даже их первые летописи) своих покойников сжигали, прах ссыпали в примитивные лепные горшки, изготовленные без гончарного круга, и закапывали или устанавливали на столпах. А большинство могил так называемых «черняховцев» представляют собой ТРУПОПОЛОЖЕНИЯ головой на запад. Значит, это совсем другой народ!

Славяне жили в полуземлянках: по сути, в четырехугольных ямах, напоминавших нынешние сельские ямы для силоса. Над землей торчала только крыша из дерна. А «черняховцы» возводили настоящие дома – как каменные, так и каркасные. Кто был в Германии, видел подобные сооружения, построенные по технологии «фахверк» – очень элегантно смотрится даже сегодня.

В поселениях ранних славян, раскопанных археологами, большинство предметов выглядит крайне примитивно. Железных предметов почти нет. Кухонная утварь грубая и неэстетичная. Все, сделанное из дерева, просто сгнивало. Поэтому исследователи в шутку называют славян «археологически неуловимыми». Учитывая, что даже в Х веке славяне, в основном, занимались подсечным земледелием в лесных районах, выжигая деревья и ведя полукочевой образ жизни, то «неуловимыми» они и были.

О готах-черняховцах этого не скажешь. Карта находок этой археологической культуры впечатляет своей масштабностью. В III–IV веках готские поселения занимали практически всю территорию нынешней Украины, кроме Полесья, Карпат, а также Луганской и Донецкой областей. Готские городища и села были густо расположены вдоль всех главных рек Украины. Они гирляндой украшают течение Днепра от Киева до Черного моря. Готы жили по Днестру, Южному Бугу, Роси, Суле и Ворскле. Они контролировали территорию, на которой сегодня расположены Львов, Тернополь, Винница, Ровно, Харьков, Чернигов, Сумы. Ареал распространения готских памятников на территории Украины намного шире, чем широко разрекламированных памятников Трипольской культуры и Киевской Руси! А праславяне ютились во времена готов в болотах и чащах Полесья, где была их прародина!

Даже во времена Киевской Руси в поселениях славян практически не найдено оружия, дорогой утвари и предметов роскоши – можно говорить только об отдельных находках. А среди готских памятников полно мечей, остатков щитов, шпор (последнее свидетельствует о том, что готы были народом всадников), множество кладов римских монет и импортной римской посуды – особенно стеклянной. Если бы черняховская культура принадлежала славянам, то как объяснить факт тотальной деградации и одичания славян после того, как черняховская культура исчезла? Неужели можно представить, что в один момент целый народ разучился не только ковать мечи и ездить верхом, но даже строить дома и лепить горшки на гончарном круге? Конечно же, нет. Просто славяне не имели к созданию черняховской культуры решительно никакого отношения. Они входили в нее только как пассивный элемент – в качестве пленных и пленниц.

Прародиной готов был Скандинавский полуостров – Скандза. Там до сих пор есть остров Готланд, который называется в их честь. Готланд в переводе – «готская земля». На самой заре новой эры, вскоре после Рождества Христова, готы вышли из Скандинавии, переправились через Балтийское море и поселились на территории современной Польши. Известный портовый город Гданьск, между прочим, получил свое название в честь готов. Готский историк Йордан писал в VI веке нашей эры на латинском языке в книге «Getica»: «Из Скандзы, как из вагины, порождающей племена, вышли готы с королем своим по имени Бериг».

Готы были голубоглазыми блондинами. Они принадлежали к так называемому нордическому антропологическому типу, присущему, по словам римского историка Тацита, всем германцам: «жесткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела».

Их любимым напитком, по словам того же Тацита, был «ячменный или пшеничный отвар, превращенный в некое подобие вина», то есть пиво. Германцы вообще пили много, как и славяне, удивляя этим римлян: «они отправляются по делам и не менее часто на пиршество, и притом всегда вооруженные. Беспробудно пить день и ночь ни для кого не постыдно. Частые ссоры, неизбежные среди предающихся пьянству, редко когда ограничиваются словесной перебранкой и чаще всего завершаются смертоубийством или нанесением ран».

Уже в I веке нашей эры римские историки отметили, что готы успели перебраться на южное побережье Балтийского моря. В Скандинавии остались родственные им «свионы» – шведы. От всех прочих германцев готов отличала куда более развитая централизованная власть вождей. Тацит писал о готах: «За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии, однако еще не вполне самовластно».

Марш готов из Прибалтики на юг пролегал, по описанию Йордана, через «местность, окруженную зыбкими болотами и омутами» – нынешние Припятские болота. Это действительно гиблые места – сплошного фронта там не было даже в Великую Отечественную войну. Но готы их героически преодолели. Вел их пятый после Берига король Филимер. Как продолжает Йордан: «В поисках удобнейших областей и подходящих мест он пришел в земли Скифии».

Государство готов в Скифии достигло вершины могущества при короле Германарихе в IV веке нашей эры – как раз накануне вторжения гуннов. Германарих правил невероятно долго. Он дожил почти до ста лет, начав свои подвиги с покорения славян, носивших тогда имя «венеты». Йордан пишет об этой войне: «Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за слабости их оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны. Эти венеты происходят из одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов».

Германариху подчинялись не только земли нынешней Украины, где находят памятники черняховской культуры, и славянское Полесье, но даже земли угро-финских племен в районе нынешней Москвы и Поволжья. Среди подданных Германариха Йордан перечисляет племена «меренс» (мерян), «морденс» (мордву) и «тадзанс», которая в «Повести временных лет» будет фигурировать под именем «чудь». Это была поистине великая империя!

А у такого государства просто не могло не быть столицы. Так где же она находилась? Несмотря на то, что готы давно покинули свою прародину, они сохраняли связи со Скандинавией.

Олесь Бузина, вопреки украинским националистам, вытащил на Божий свет рассказы из скандинавских саг о том, что в стране Рейдготланд, столицей был… Данпарштадт – в буквальном переводе «город на Днепре». Одна из саг рассказывает о Хледе – побочном сыне правителя Рейдготланда Хейдрика (Германариха). После смерти отца Хлед пришел к своему брату требовать положенную ему половину наследства: «Я хочу половину наследия Хейдрика; доспехов, мечей, скота и приплода, сокровищ казны, жерновов скрипящих, рабов и рабынь, их детей и лес знаменитый, что Мюрквид зовется, на готской земле могилы священные, камень чудесный в излучинах Данпа»…

«Мюрквид» переводится как «Черный лес». В саге сказано, что он отделяет страну готов от земли гуннов. Черный лес в Украине существует до сих пор. Он находится на правом берегу Днепра, немного севернее Запорожья. Это огромный лесной массив, до сих пор поражающий своими размерами в степном районе. Во времена Великого переселения народов Мюрквид действительно мог быть границей Готии и гуннских степей.

А наиболее подходящее место для локализации Данпарштадта, как посчитал Олесь Бузина, – это территория современного Киева. Только в этой точке сходились торговые речные пути как с севера на юг, так и с запада на восток. И только тут находилось идеальное место для строительства крепости на «священной горе» в «излучине Данпа». И именно на территории Киева обнаружили не только памятники черняховской культуры, но и множество кладов римских монет, относящихся к III–IV векам – эпохе господства готов на Украине. Именно после вторжения гуннов это торжище пришло в упадок и запустело на целых два столетия, а вместо утонченных предметов готов-черняховцев на территории будущего Киева появились грубые горшки стремившихся заселить Киевские горы славян.

Первым гипотезу о Данпарштадте на месте Киева высказал еще в XIX веке исландский историк Вигфуссон. Тогда она не казалась экзотической. К примеру, профессор Киевского университета Святого Владимира Николай Дашкевич – председатель Киевского исторического общества Нестора Летописца и академик Императорской Академии Наук в Петербурге – в 1886 году в журнале «Университетские известия» поддержал мнение Вигфуссона.

Но что удивительно: в советские времена это старались настолько скрыть, что даже журнальная статья Дашкевича «Приднепровье и Киев по некоторым памятникам древнесеверной литературы» в «Университетских известиях» в Киевской исторической библиотеке была… с корнем вырезана, дабы… не смущать студентов-историков.

Разве можно было допустить в преддверии «открытия» 1500-летия Киева версию о том, что германский город Данпарштадт, на этом же месте, был на целых 300 лет древнее? Но, как бы то ни было, статью академика Дашкевича уничтожили, а версию Вигфуссона объявили «безосновательной».

А вскоре у борцов за славянскую чистоту корней древнего Киева появилась еще одна головная боль – самый древний документ, написанный в «матери городов русских», – так называемое «Еврейское письмо».

 

6. Родословную Киева попытался изменить профессор Гарвардского университета американец украинского происхождения Е.И. Прицак, дезертировавший из Красной Армии к фашистам. Емельян Прицак – темная личность, но с интересными идеями

Продолжением публикации «Мамиконян – основатель Киева?» в киевской газете «Сегодня» украинского историка и писателя Олеся Бузины был его материал под названием «Князя Кия звали Ахмад?». Само название готово было вызвать скандал в украинском обществе!

Русско-американский историк Г. В. Вернадский выдвинул гипотезу об основании Киева хазарами не ранее 830-х годов, когда в результате большой войны хазары завоевали вятичей, северян и радимичей. Согласно этой гипотезе, три брата Кий, Щек и Хорив были хазарами. Имя «Кий», возможно, происходило от тюркского слова kiy («берег реки»), поскольку правящий иудейский клан Хазарского государства был тюркского происхождения.

Олесь Бузина в своей публикации «Князя Кия звали Ахмад?» известил украинских читателей, что самая скандальная версия основания Киева принадлежала не только российско-американскому профессору Г.В. Вернадскому, но ее развил американо-украинский профессор-востоковед Е.И. Прицак из Гарвардского университета в американском городе Кембридж, являющемся частью города Бостона. Емельян Иосифович автор многотомного исследования «Происхождение Руси».

Фамилия этого американо-украинского профессора-востоковеда что ни на есть украинская – Прицак. Вот выписка о нем из ВИКИПЕДИИ:

«Омелья́н Ио́сифович Прица́к (укр. Омелян Йосипович Пріцак; 7 апреля 1919, Лука, Самборского р-на Львовской обл., Австрийская Галиция – 29 мая 2006, Бостон, шт. Массачусетс, США) – историк-востоковед, профессор-эмеритус Гарвардского университета, основатель и первый директор (1973–1989) Гарвардского института украинистики (англ. Harvard Ukrainian Research Institute), заграничный член Национальной Академии Наук Украины, основатель, первый директор (1991–1998) и почетный директор Института востоковедения им. А. Крымского НАН Украины.

Область научных исследований: ранний период Древнерусского государства, изучение восточных источников, касающихся его истории. Кроме того, его работы касались истории хазар, печенегов, кипчаков. Продолжатель традиции украинской национальной школы М. Грушевского. Ученик А. Крымского.

Крупнейший труд О. И. Прицака – «Происхождение Руси» (укр. «Походження Русі», англ. «The Origin of Rus»), первый том которого увидел свет в 1981 году на английском языке. Истоки Киевской Руси интерпретированы с норманнских позиций. Также широко известна его совместная с Н. Голбом монография, посвященная исследованию «Киевского письма», где он отстаивал мнение, что основателями Киева являлись хазары.

Его исследовательский метод отличала историческая и филологическая эрудированность в сочетании со склонностью к смелым выводам, многие из которых не совпадали с общепринятыми взглядами».

Вот что рассказал О.И. Прицак о себе в интервью корреспонденту украинской газеты «ЗЕРКАЛО НЕДЕЛИ» (в ИНТЕРНЕТе – «ZN.UA») Елене Матушек 11 августа 1995 года:

«…В Белой Церкви меня застала война. Был ранен и попал в плен. Но я не из тех, кто опускает руки. Побег. Поймали. Снова побег… Снова концлагерь… Смерть, как говорится, ходила по пятам, но схватить не смогла. Может быть потому, что я мечтал многое сделать и совсем не собирался умирать вдали от дома…».

Не правда ли, душещипательная биография! Настоящий советский ученый!

Но другого мнения о Емельяне Иосифовиче Прицаке придерживался киевский историк и писатель Олесь Алексеевич Бузина.

Но уважаемые читатели, продолжим чтение интервью Емельяна Иосифовича корреспонденту газеты «Зеркало Недели» Елене Матушек:

«ЕМЕЛЬЯН ПРИЦАК: «ЗАПАД – ЭТО ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОЛЮС ЦИВИЛИЗАЦИИ, А ВОСТОК – ДУХОВНЫЙ»

…– Емельян Иосифович, не кажется ли вам, что ныне чувствуется какая-то всеобщая заинтересованность Востоком, что напоминает скорее модное веяние. Все больший интерес приобретает медицина, религия, философия…

– И это небезосновательно. Ведь Восток – это не материк, а айсберг, значительная часть которого – в глубине веков и имеет удивительное магнетическое притяжение своей историей, культурой, традицией. Я даже сказал бы так: Запад – это своеобразный интеллектуальный полюс человеческой цивилизации, а Восток – духовный, с еще не до конца осознанным потенциалом. Культурным человек может быть лишь при условии гармонического овладения обоими полюсами.

…– И все же интересно, откуда у вас, человека, казалось бы не степного, такой интерес к истории Степи, Востока?

– Для этого есть несколько причин. Самая первая – личная, так сказать, семейная. «Великое перемещение народов» в первой мировой войне мы, как говорится, ощутили на себе – какие только языки не звучали в Самборе! Моя мать в первый год Первой мировой войны выучила от турецких офицеров, которые, как союзники Австрии, побывали на Самборщине, турецкий. Поэтому я с детства слышал колыбельные на турецком языке… А когда уже стал подрастать, интересоваться историей, то понял, что и взгляды историков преимущественно направлены на запад. Но ведь восточный регион, все те хозары, печенеги, половцы – это такой неисследованный материк, такое белое пятно для серьезной работы. А я всегда любил все неизвестное и неоткрытое. Да и на людей мне всегда везло. Во Львовском университете, где я учился, работал известный монголист и алтаист В. Котвич, чудесный ученый, занимавшийся тем «варварским» миром, который пленил меня…

…– А не думали ли вы над тем, что это своеобразный «зов прошлого»? Ведь, по восточным философиям, прежние воплощения в большой степени определяют наши интересы, симпатии, антипатии. А ваше знание больше чем полсотни языков, среди которых немало восточных, и необычайная результативность сделанного – не является ли подтверждением этого?

– Возможно, возможно… Вообще к этой теории отношусь скорее нейтрально. Хотя, конечно, не раз убеждался, что Высшие Силы и помогали мне, и охраняли. Особенно во время войны и многочисленных путешествий по миру…

– Емельян Иосифович, вы коснулись темы особенно болезненной – война. Знаю, что были и плен, и побег оттуда, и снова – принудительные работы в Германии. Но вы – не сдавались, искали выход, находили нужных людей. И главное – они находились!.. А сейчас только и слышно – невозможно работать, все мешают, такие трудные времена…

– А когда в истории бывали легкие времена? Мы просто неправильно понимаем назначение жизни. Кто сказал, что жизнь нужно пролежать на диване или просидеть в кафе за чашечкой кофе и сигареткой? Главное назначение всего живого – творить. Ведь и сам мир – это результат творения, творческого импульса Демиурга, или, как мы еще говорим – Творца. И человек, поскольку он создан по образу и подобию Божьему, тоже призван быть творцом – и безразлично, что творить: или костюмы шить, или дом строить, или стихи писать. Но творить. Преодолевать препятствия, какими бы они ни были…

– Как сказано в одной восточной мудрости: «Благословенны препятствия, ими растем»?

– Именно так. Когда я оглядываюсь в прожитые годы, то иногда даже не верится, что все это удалось пережить. Вы думаете, меня везде встречали с хлебом-солью или розами? Ничего подобного. Начиная с детских лет, когда пришлось пойти против «памяти» отца в своих увлечениях историей (он погиб в польском плену, когда мне было пять лет), или когда формировалось мировоззрение в польской школе, что, конечно, вызывало внутреннее сопротивление, поскольку меня привлекала историческая правда Грушевского… Везде – преодоление препятствий. А дороги войны?.. Осенью сорокового года, несмотря на протесты академика Крымского, меня призвали в армию. В то время Ворошилова сменил Тимошенко, он изо всех сил старался «выслужиться» хоть каким-нибудь нововведением. Поэтому придумал создать училище для призывников… с высшим образованием! Правда, аспиранты оказались «между графой», и что с ними делать – никто не знал. Тогда и начались мои «скитания».

… В Белой Церкви меня застала война. Был ранен и попал в плен. Но я не из тех, кто опускает руки. Побег. Поймали. Снова побег… Снова концлагерь… Смерть, как говорится, ходила по пятам, но схватить не смогла. Может быть потому, что я мечтал многое сделать и совсем не собирался умирать вдали от дома…

Скажу лишь, что довоенное увлечение восточными языками очень пригодилось после войны, и в конце концов стало спасением. Однажды даже пришлось придумать легенду о матери-египтянке… И главное – поверили, потому что умел «по-ихнему» писать и говорить…

Препятствия тех лет (а мне пришлось даже несколько раз переходить границу) убедили в одном – когда знаешь, чего хочешь, когда умеешь преодолеть страх, тогда обязательно встретятся и «случайные» люди, и ситуации, которые содействуют тебе.

… – И все же, господин профессор,… ваше имя тесно связано с Институтом украинских исследований, созданным вами при Гарвардском университете, и многолетней деятельностью по развитию украиноведения за границей…

– Далеко от родины еще острее чувствуешь ее боли и радости. Мой отец в 1919 году погиб за Украину, я же поклялся жить и трудиться для нее. Поэтому всеми силами и где только мог старался служить ей.

– Это было, вероятно, не так легко сделать. Как вспоминает в своих мемуарах Дмитрий Чижевский, в 1949 году в библиотеке Гарвардского университета было только единственное издание «Кобзаря» и то… в переводе на русский язык…

– Но это были уже шестидесятые годы, кроме того, в восточной части Америки сосредоточен интеллектуальный центр украинской диаспоры. И в то время, когда Украина попала, с одной стороны, в хрущевскую оттепель, что позволило вспыхнуть интеллектуальной творческой мысли «шестидесятников», а с другой, – под пресс репрессий 70-х, вопрос спасения языка, литературы, истории встал со всей остротой. И мы поняли, что это следует делать здесь. Я был уверен, что Гарвард с его высокой международной репутацией, лучшее место для такой деятельности. Были открыты три кафедры – украинской истории им. Грушевского, украинского языка им. Потебни, украинской литературы им. Чижевского. Мне самому пришлось читать историю, заниматься многочисленными организационными вопросами…»

Вы прочитали интервью Е.И. Прицака газете «ZN.UA». Ее издатели написали: «Использование материалов «ZN.UA» разрешается при условии ссылки на «ZN.UA».

Надеюсь, я выполнил требования «ZN.UA» и ко мне это издание не предъявит различного рода требования!

Душещипательное интервью! Но есть и другой взгляд на жизнь Прицака. Он перевернет «откровенное» интервью Прицака с головы на ноги. В следующей главе читатель познакомится не только с некоторыми утаенными Прицаком его жизненными поступками, но и с интересными историческими идеями Емельяна Иосифовича.

 

7. Основателя Киева звали не «Кий», а «Ахмат»! Битва Олеся Бузины с Емельяном Прицаком из-за «Кия». Но Олесь упустил из виду, что главную роль в основании Киева, по мнению Прицака, играли еврейские купцы-работорговцы

После того, что было узнано читателями из рассказа Е.И. Прицака о самом себе, предлагаю продолжить знакомство с материалом Олеси Бузины о древности Киева и сравнить его с познанием киевского прошлого Емельяном Прицаком. Не мало удивительного ожидает читателей.

«Пожалуй, самую оригинальную версию основания Киева предложил американо-украинский историк львовского происхождения Омельян Прицак», – заявил в одной из телепередач Олесь Бузина. Попробуем, уважаемые читатели, и мы понять оригинальность версии Прицака. Но вначале обратимся к публикации Олеся Бузины:

«Прицака я знавал лично. В начале 1990-х он, подобно многим украинским американцам (или американским украинцам), «хлынул» из-за океана на историческую родину и часто бывал в Киеве, где усиленно занимался всевозможными историческими «штудиями». Милый такой старичок – профессор, создатель и вечный директор Гарвардского Института украиноведения, автор англоязычной книги «The origin of Rus`» («Происхождение Руси») и, не поверите, дезертир Красной Армии».

Далее последует биография Е.И. Прицака в изложении Олеся Бузины:

«Прицак родился в 1919 году на Галичине в тот неспокойный исторический миг, когда за эту территорию сражались Западно-Украинская Народная Республика (ЗУНР) и Польша. Из-за этой запутанной борьбы, он был человеком, как сам признавался, с тремя датами рождения – официальными и неофициальными. А уж национальностей у Прицака было – просто не сосчитать! Думаю, он сам в них частенько путался, рассказывая: «Решено было воспитывать меня как поляка. Так что до 13 лет я был поляком и ходил в польскую школу». Потом произошло «чудо» – маленький Эмиль, как звали нашего Омелько по документам, увидел в окне книжного магазина в Тернополе польско-украинский словарь и… решил стать украинцем и Омельяном. С грехом пополам ему это удалось.

Потом пришли «совиты» и начали делать из Прицака не просто украинца, а советского украинца. Издевались эти «совиты» над Прицаком по-страшному – уволокли его из Львовского университета не в Сибирь, а в Киев – в аспирантуру, потом призвали в армию (сделали лейтенантом!) и дали возможность отличиться в Великой Отечественной войне.

На этом месте Прицак начинал рассказывать особенно путано – о том, как раненым попал в плен к немцам, почему-то оказался в Берлинском университете (ну вы же понимаете, что всех пленных советских офицеров немцы сразу же отправляли учиться в Берлинский университет!), а после войны перебрался к американцам за океан.

В общем из этой части его биографии ясно было только то, что героем Советского Союза хитрый галицкий лейтенант Омелько стать не пожелал, а немецкий ученый в Берлинском университете из него в связи с проигрышем фашистской Германии во Второй Мировой не получился. Пришлось стать американцем…».

… В американском Гарвардском университете «отбыв положенное ученому человеку число обязательных «номеров» и насидев теплое местечко, где его уже не доставала никакая артиллерия, Прицак решил заняться необязательными фокусами и «для души» написал «книгу всей своей жизни» – пресловутое «Происхождение Руси».

…В этой книге Прицак потрясал публику оригинальными идеями. Например, крестителя Руси князя Владимира он сделал… мусульманином. Не на всю, конечно, жизнь, а на время. Видимо, Эмиль-Омелько думал: был же я поляком до 13 лет? Так почему бы и Владимиру немножко не побыть мусульманином?

Не верите? Цитирую «Происхождение Руси» высокоученого Прицака:

«Согласно достоверному арабскому источнику (аль-Марвази, ок. 1120 г.), Владимир сам принял ислам (во время новгородского правления). Если бы он остался в Новгороде, то, возможно, ввел бы там тюркскую версию ислама и, таким образом, северная часть восточных славян тюркизировлась бы… Однако Владимир пришел в Киев, сменив «полумесяц» на «солнце» Константинополя, где вынужден был сменить ислам на греческое христианство».

Обратите внимание: Прицак (это бывает с некоторыми «учеными») представляет Владимира, как нечто похожее на самого себя, Прицака, – все время вынужденное под кого-то прогибаться, что-то «принимать» и менять свою самоидентичность.

Для «поляка» Прицака было нормальным стать «украинцем» Прицаком, потом – советским лейтенантом Прицаком, потом «американцем» Прицаком – то есть получать от истории палкой по спине и приспосабливаться к ее ударам, меняя защитный окрас.

А к кому приспосабливаться должен был Владимир? Он пришел, согласно летописям, в Киев из Новгорода вместе с дружиной, захватил его мечом, а не диссертацией, подкупив ученый совет, установил в городе языческий пантеон, а не настроил мечетей. И нет никаких данных, кроме «достоверного» для Прицака какого-то арабского «прицака», которого звали аль-Марвази и который жил через СТО ЛЕТ после смерти князя Владимира и что-то там утверждал по поводу гипотетического владимировского «мусульманства»!

Я специально привожу этот пример, чтобы читатель осознал, какова «ценность» и «серьезность» прицаковского научного наследия. Сколько страниц истории в действительности написаны такими «прицаками» и «аль-марвази»!

А ведь автор «Повести временных лет» недаром описывает знаменитый «выбор веры» князем Владимиром как проявление свободы воли, а не приспособленчества. Он не скрывает дикой силы князя до крещения. В одной из летописей есть даже эпизод, как отрок Владимир овладел Рогнедой после взятия Полоцка на глазах у своего дяди Добрыни и всей дружины.

Стал бы такой «приспосабливаться»? Да и зачем ему было «приспосабливаться»? Чтобы завести гарем? Так у него он и так был – как положено всякому славянскому языческому князю!

Или от свинины Владимира стало тошнить?

Если Владимир и зависел от кого-то, так это от своего народа и уже сложившихся к тому времени стереотипов его поведения, которые любой умный политик не может игнорировать. Потому и выбирал веру, которая позволяла сохранить знаменитый принцип: «Руси есть веселие пити – не можем без того жити!»

…Если бы князь хоть на день принял мусульманство, запрещающее употребление вина, собственная дружина его бы «съела», как Горчабева за сухой закон. И был бы на Руси другой князь – более веселый».

…В своей книге этот высокоученый Омелько (по выражению Олеся Бузины) высказался, что Киев стал Киевом, благодаря… хазарскому вазиру Ахмаду бен Куйа. Об этом Прицак говорил с твердым убеждением и на конференциях в Киеве. Некоторые киевские историки даже были готовы согласиться с Прицаком: Киев построили хазары!

Уважаемые читатели, зададимся вопросами – кто это такой вазир Ахмад бен Куйа и есть ли неопровержимые доказательства у Прицака для своего твердого заявления на страницах своей книги «Происхождения Руси», что Кий был хазаром? На чем базируется его не просто гипотеза, а почти незыблимая теория?

«Ахмад бен Куйа был хазарским вазиром, – пишет Прицак, – в 30—40-х годах Х века Куйа было имя отца вазира. Поскольку в кочевых империях, особенно имеющих тюркские династии (как в Хазарской державе) должности министров были наследственными, то можно предположить, что Куйа был предшественником Ахмада (или его старшего брата, если таковой был) в должности вазира. Таким образом, в течение последнего десятилетия VIII в. и в первом десятилетии IX в. должность главы вооруженных сил Хазарского государства занимал Куйа. Это неизбежно приводит к заключению, что именно Куйа укрепил крепость в Берестове».

И еще: «Ничто не мешает нам полагать, что хорезмиец Куйа, министр вооруженных сил Хазарии, послуживший прототипом Кия летописей, и был основателем (или строителем) Киевской крепости».

Оказывается, никакой теории и даже гипотезы вовсе нет, а только есть голословная фантазия!

«А вот мне очень многое мешает полагать подобное, – негодовал в киевской газете «Сегодня» Олесь Бузина, – Ахмад бен Куйа – это в переводе «Ахмад – сын Куйа» – Ахмад Куевич или Ахмет Куевич, если «по-славянски». Сначала Прицак ПРЕДПОЛАГАЕТ, что этот Ахмад Куевич непременно унаследовал от папы Куя должность министра обороны Хазарии.

Только предполагает! Потому что, видите ли, по Прицаку, такие должности были «наследственными». Но ведь у Куя могло не быть сыновей – пресловутых Куевичей (обратите внимание, что, кроме Ахмада, Прицак не исключает существования еще одного Куевича, имени которого он не знает). Кроме того, командовать вооруженными силами – несколько сложнее, чем писать диссертации или описывать сражения. Ошибка на войне может закончиться плачевно для любого полководца.

Как раз высшие военные должности в описываемую весьма неспокойную эпоху и не передавались по наследству. Их добывали, если хотите, в бою долгой и успешной службой. Средневековые воины, вынужденные постоянно рисковать своей жизнью, не признали бы над собой абы какого первого попавшегося «куевича». Ведь от его личных полководческих качеств зависело то, будут ли у них шансы дожить до отставки более-менее целыми. Так что никаких оснований верить Прицаку на слово, что некий «Ахмед Куевич» получил в наследство от папы целую хазарскую армию, у нас нет. Все это – догадка Эмиля-Омелько и не более того. Как говорится, вилами по воде писано. И даже не по Днепровской.

Да и почему Прицак считает, что Киев начался именно с Берестова? Даже в XI веке, после смерти Владимира, то есть через 200 лет после гипотетического трудового подвига прицаковского легендарного Куевича, Берестово значилось всего лишь загородным… селом, принадлежавшим киевскому князю. В этом селе, на лоне, так сказать, природы, умер, по данным «Повести временных лет», креститель Руси князь Владимир.

Если в XI веке никакого города в Берестово не было (замечу, что в черту Киева Берестово вошло только в XIX столетии!), то почему в VIII веке там должен был быть Киев-Куев?».

Действительно, квартал, связанный с хазарами, в Киеве был. Он так и назывался – Козаре, но находился совсем в другом месте Киева – возле нынешней Львовской площади. Это был один из «концов» – то есть окраин древнего Киева.

…Чтобы сделать версию более основательной, Прицаку пришлось объявить хазарами даже летописных полян. Поляне уже ничего не могли ему возразить на это посмертное массовое охазаривание и учиненный Прицаком исторический геноцид.

Что же касается полян, то были они, конечно, славянами, а не хазарами. «Повесть временных лет» называет их племенем «от рода славянского». Менять их этническую принадлежность задним числом нет смысла. Племя с таким названием встречается и в других концах славянского мира – например, поляне в Польше (это свидетельствует, что этноним «поляне» – очень древний, существовавший еще до славянского расселения из прародины на запад и юг Европы). Кроме того, от полян осталась чисто славянская материальная культура, легко идентифицируемая по так называемым височным кольцам – украшениям, которые носили славянские женщины. У каждого славянского племени эти «висюльки» на головном уборе были свои. У кривичей – в виде полумесяца. У вятичей – с семью лопастями. У северян – закрученные в спираль, а у полян – перстнеобразные.

Прицак утверждал, что Кий был хазарином и что белки в Киеве не водятся. Но киевские белки опровергли Прицака

Чтобы доказать, что поляне были хазарами, а не славянами, Прицак объявил «позднейшей вставкой» кем-то неизвестным в «Повести временных лет» сообщение о так называемой хазарской дани – налоге по белке со двора, который племя полян, по сообщению летописи, некоторое время платило хазарскому кагану. Объяснение Прицака достойно кабинетного ученого, пытавшегося из американского Гарварда описать средневековый Киев. «Беличьи шкурки, – утверждал он, – собирались в качестве дани не хазарами на юге Восточной Европы (где это животное не водится), а варягами в Северной Европе».

Но, к сожалению для Прицака, именно в Киеве белки не только водились, но их тут полно до нынешнего дня. И не только в Киеве, но и до сих пор во многих местах Украины.

Как известно, верхушка хазар исповедовала иудаизм. Чтобы подкрепить свою версию о хазарских корнях Киева, Прицак ссылался на так называемое «киевское письмо» еврейской общины города.

Киев, как и сегодня, тогда был многонациональным. Ничего удивительного нет в том, что евреи жили в Киеве уже в IX и X веках. Но господствующего положения еврейская община не занимала.

«Киевское еврейское письмо» было обнаружено в конце XIX века в Египте. Там в синагоге города Фустат-Миср разбирали древние документы (иудейский обычай запрещает уничтожать тексты, в которых упоминается имя Бога). За тысячу лет таких записей набралось предостаточно, и на них никто не обращал внимания, пока некий Соломон Шехтер в 1896 году не вывез большую коллекцию этих манускриптов в библиотеку Кембриджа.

Один из пергаментов обратил внимание ученых тем, что был написан… в Киеве, по-видимому, в первой половине X века. Но в нем ничего не сказано о том, кто именно основал Киев. Это было обычное прошение подать милостыню для киевского еврея Маара Яакова. Евреи Киева отправили его собирать деньги на свой выкуп по общинам соплеменников в городах Средиземноморья. Иначе он бы попал в долговую яму.

Так киевский Яаков с письмом – просьбой о подаянии добрался до самого Египта. Из письма ясно только, что киевские евреи были то ли недостаточно богаты, то ли недостаточно щедры, чтобы выручить своего Яакова».

С темпераментной критикой Олеся Бузины позиции Емельяна Прицака в вопросе о возникновении Киева мы уже познакомились. Теперь давайте предоставим слово самому Емельяну Иосифовичу.

Лекция, прочитанная на английском языке 24 октября 1975 года по случаю инаугурации Прицака первым профессором кафедры истории Украины имени М. Грушевского при Гарвардском университете:

«Откуда есть пошла Русская земля.

… Другой причиной, способствовавшей развитию еврейской коммерции, было то, что в результате арабских завоеваний VII века Средиземноморье оказалось разделенным на две половины – христианскую и мусульманскую. Эти две половины практически постоянно находились в состоянии войны между собой, по причине чего поездки христианских купцов в мусульманские земли и мусульманских купцов в земли христиан оказались чрезвычайно затруднены. В подобной ситуации еврейские купцы оказались в очень выгодных условиях – только они могли свободно ездить по всему Средиземноморью, как в христианские земли, так и в мусульманские. В результате этого к IX веку транзитная торговля между Европой, Азией и Африкой оказалась целиком в руках евреев.

Третьей причиной процветания еврейской торговли явилось то, что нашелся товар, пользовавшийся огромным спросом и приносящий огромные прибыли. Этим товаром оказались рабы, прежде всего славянские. Почему же именно славянские? Дело в том, что христианское законодательство того периода сильно ограничивало права христиан на обладание рабами-христианами и категорически запрещало это иудеям. Примерно такие же ограничения существовали в мусульманском законодательстве в отношении рабов-мусульман, поэтому евреи могли торговать только рабами-язычниками. В VIII веке, когда началась широкая транссредиземноморская работорговля, все славяне были еще язычниками, поэтому их земли и стали основным источником поступления рабов на рынки христианской Европы и арабского мира.

В арабской Испании славянские рабы-сакалиба уже в IX веке составляли значительную прослойку населения. Большая часть их подвергалась кастрации, о чем подробно повествует арабский географ ал-Макдиси. Он пишет, что из франкских земель славян привозили в порт Печина, где их покупали купцы-евреи и везли в город Лусену, абсолютное большинство жителей которого в средние века также составляли евреи. Там специально подготовленные люди подвергали рабов кастрации.

По поводу самой операции кастрации говорит средневековый арабский историк Ибн ал-Асир:

«Во время кастрации взрезают скротум (мошонку) и извлекают яички.

Зачастую во время этой операции мальчик пугается и одно яичко уходит наверх. Врач-иудей его ищет, однако найти его не всегда удается, и опускается оно потом, когда разрез уже зарубцуется.

Если это левое яичко, то у евнуха будет и либидо и сперма, если же это правое, то растет у него борода» [Ибн ал-Асир, IX, стр.39]…

Это была трудная и болезненная операция, рабы – в абсолютном большинстве дети – часто умирали. Поэтому цена на кастрированного раба была примерно в 4 раза выше, чем на некастрированного. Однако, как сообщает итальянский хронист Лиутпранд Кремонский, работорговцы из Франкского государства не хотели терять большие прибыли и поэтому в самом Франкском государстве, в городе Вердене, создали целую фабрику по производству евнухов из славянских рабов, которые уже кастрированными и по более высокой цене продавались далее в Испанию.

В Омейядском халифате славяне-евнухи служили, главным образом, в гаремах халифов, причем не только как охранники. В странах арабского мира в средние века педерастия была настолько широко распространена, что считалась фактически нормальным способом половых отношений. По этой причине славянские мальчики, которым давали арабские имена типа Йумн (Счастье), Бишр (Веселье), Наджа (Спасение) и т. д., ценились в гаремах халифов очень высоко…

Женщин в возрасте от 13 до 25 лет охотно покупали у еврейских купцов мусульмане для своих гаремов или католические священники, неукоснительно исполнявшие обряд безбрачия (читайте главу 38 этой книги – С.А.).

Кроме гаремов, сакалиба (рабы) составляли также отборную часть халифского войска. В Кордове, столице арабской Испании, уже при эмире ал-Хакаме (796–822) существовал 5-тысячный корпус мамалик (славянских воинов-рабов). При халифе Абд-ар-Рахмане (912–961), по одной из переписей населения, в одной только Кордове насчитывалось 13750 славянских рабов. Эти цифры дают некоторое представление о размахе той работорговли, которую вели еврейские купцы.

Механизм этой торговли известен нам благодаря Слову 16 Киево-Печерского патерика. В нем рассказывается о судьбе одного из печерских монахов – Евстратия постника, который в 1097 г. вместе с другими монахами и работниками монастыря был захвачен половцами, совершившими набег на окрестности Киева. Пленники были отведены половцами в Крым, в Херсон (Херсонес – С.А.), где проданы еврею-работорговцу. Еврей стал принуждать их к отречению от христианства. В результате все они умерли от голода, отказавшись принимать еврейскую пищу, а Евстратий был распят и убит евреем, взбешенным его упорством.

Из сведений, содержащихся в Слове, очевидно, что греческие жители крымского Херсона не покупали своих православных единоверцев, покупкой же живого товара занимались исключительно евреи, специально для этого приезжавшие каждый год в Херсон. Желание еврея, купившего пленников у половцев, принудить их к отречению от христианства понятно – как уже упоминалось, греческое законодательство категорически запрещало евреям владеть рабами-христианами…

Как известно, после смерти епископа Великой Моравии и одного из апостолов славян Святого Мефодия его ученики были схвачены противниками славянской литургии и проданы в рабство. Как сообщает житие одного из этих учеников – Святого Наума, проданы они были именно еврейскому работорговцу, который и погнал их по дороге через Альпы в Венецию, где собирался погрузить на корабли и отвезти для продажи в арабские земли. К счастью для учеников Кирилла и Мефодия, в Венеции их увидел чиновник греческого императора и выкупил у еврея. Если бы не эта счастливая случайность, плоды трудов просветителей славян погибли бы и славянской культуре был бы нанесен непоправимый ущерб.

Другой способ заключался в обращении славян в рабство за долги. В этом главная роль принадлежала еврейской общине Киева. Как известно, Киев возник как хазаро-еврейский город, значительное еврейское население сохранялось в нем и после его завоевания Русью – вплоть до монгольского разгрома. Из исторических источников видно, что основным занятием евреев в Киеве было ростовщичество. Особенно широкий размах оно приняло в конце XI – начале XII веков., когда в Киеве правил Святополк II, оказывавший еврейским-ростовщикам свое покровительство. В результате этого закабаление и продажа в рабство евреями жителей Киева и его окрестностей приняли огромные размеры, что привело к первому зафиксированному в русской истории еврейскому погрому, произошедшему в Киеве в 1113 г. после смерти Святополка II. Ипатьевская летопись сообщает о нем следующим образом: «Кияни же разъграбиша дворъ Путятинъ тысячкого идоша на жиды и разъграбиша я». Разгром двора тысяцкого Путяты наряду с погромом евреев вполне естественен – в обязанности тысяцкого входил разбор судебных дел по коммерческим сделкам…»

Уважаемые читатели, вы теперь уже узнали из лекции американо-украинского профессора Гарвардского университета Емельяна Прицака, прочитанной 24 октября 1975 года в США, что основателями Киева были не только хазары, но и евреи. Киевские еврейские прохвосты занимались не только ростовщичеством, но и превращением киевских славян и варягов – язычников и даже православных в евнухов, лишая бедных киевских мальчишек мужской гордости! Работорговцы знали, что в гаремах пользовались спросом наши девушки. Особенно у католических священников.

У Великого Новгорода товаром были не мальчишки и девчонки, а северные пушнина, золото, серебро. У Киева – славянские дети. Чувствуете разницу?

На какой бесчеловечной торговой почве мог родиться Киев, если верить американо-украинцу Прицаку.

Следует добавить к лекции Емельяна Прицака следующее. Ранее него о влиянии торговли, то есть экономики, на развитие государств и обществ уведомил ученый мир российско – советский ученый Михаил Покровский в своей книге «Русская история с древнейших времен» (Санкт-Петербург, 1914 год). В ней он изложил свою теорию зарождения торгово-купеческого капитализма в Древнем Великом Новгороде (сбор и продажа пушнины, меда, золота, серебра), то есть тогда, когда торгово-купеческий капитал зарождался и в Западной Европе, и в Хазарии на добывании и продажи рабов.

Итак, на роль основателя города на Днепре разные научные кланы предлагают славянского Кия, армянского Куара, готского короля Книве, хазарского Куйа и еврейских купцов-работорговцев. Среди претендентов нет ни одного украинца. Почему, вероятно, читателям понятно. Их тогда еще просто не было. Михаил Грушевский забыл в своем историческом многотомнике «История Руси-Украины» о хазарах, готах, варягах Ладоге и Великом Новгороде, приложивших руки к созданию Руси. Зато сфантазировал древних «укров».

Думается, что истоки Киева еще долго будут интересовать и ученых, и неученых. Слишком уж удачно-интересное место кто-то когда-то выбрал на Днепровских холмах.

 

8. Откуда появилось 1500-летие Киева?

Разобрался ли читатель со всеми легендами о рождении Киева? Наверное, ему было не легко окунуться в кучу летописей, предположений, мистификаций… Но есть факт неопровержимый. В 1982 году в Киеве отпраздновали его 1500-летие. Даже тогда, когда в 1982 году неопровержимых доказательств, что городу именно 1500 лет, не было.

А было большое желание руководителей Украинской Советской Социалистической Республики устроить в городе сногсшибательное торжество!

Идея о праздновании юбилея, а потом и Дня Киева принадлежала Председателю исполнительного комитета Киевского городского совета народных депутатов, члену партии коммунистов Валентину Арсентьвичу Згурскому.

Впоследствии Валентин Арсентьевич Згурский (Герой Социалистического Труда, доктор экономических наук, профессор, академик Академии экологических наук Украины) вспоминал:

«К 1980 году я успел побывать на празднованиях Дней города нескольких столиц – Еревана, Берлина, Киото (древней столицы Японии), Праги. А у Киева не было своего юбилейного праздника. Мы были на большом подъеме после Олимпиады-80 в Москве. В Киеве созревала мысль о том, чтобы такое подобное устроить и у нас. Тогда же мы получили документы от историков, подтверждающие, что Киеву, Киевской Руси – 2700 лет. Я очень заинтересовался этим вопросом. Мы подключили к определению даты ученых-историков Москвы и Киева».

Далее Валентин Арсентьевич нахмурился:

«Москва была против празднования Киевом такой ошеломляющей даты. Нам, киевлянам, необходимо было доказать московским историкам, что Киеву действительно не менее двух с половиной тысяч лет от основания. Археологические раскопки древних поселений свидетельствовали, что люди жили здесь более трех тысяч лет назад. Но это в расчет нашими оппонентами не принималось. Они требовали весомых аргументов, подтверждающих много тысячелетие истории Киева именно как города. Не поселения!

Против празднования Киевом такого головокружительного юбилея больше всего возражал очень влиятельный на то время в СССР политик Виктор Гришин. Он был членом Политбюро ЦК КПСС и первым секретарем Московского горкома КПСС, или, говоря по-современному, мэром столицы СССР. У нас с ним было очень серьезное разногласие. Гришин сказал: «Пока не отметит свой юбилей Москва, не будет юбилея Киева и никакого другого города». Москве в 1980 году было 833 года, то есть до ближайшего юбилея оставалось 17 (!) лет.

Но потом под нашим натиском Гришин сдался, но предложил оформить 2700 летие Киева через международную историко-культурную организацию ЮНЕСКО.

Мы обратились в ЮНЕСКО, потому что, как действительно оказалось, только там официально узаконивают дату основания – но не городов, а стран.

Занимались этим ответственный секретарь Комиссии УССР по делам ЮНЕСКО Анатолий Зленко, академик Борис Патон и я».

Для сведения читателей, Анато́лий Макси́мович Зле́нко– советский и украинский государственный деятель, дипломат, партийный деятель.

В 1959–1988 был депутатом Верховной Рады УССР, в 1963–1980 годах – членом Президиума Верховного Совета УССР, в 1962–1989 – депутат Совета Союза Верховного Совета СССР 6-11 созывов от Киева, в 1966–1989 годах – заместитель Председателя Совета Союза. В 1989–1991 годах – народный депутат СССР от КПСС. В 1961–1966 годах – кандидат в члены ЦК КПСС, в 1966–1991 годах – член ЦК КПСС; в 1960–1991 годах – член ЦК Коммунистической Партии Украины. Член Совета национальной безопасности и обороны Украины (август 1997 – февраль 2005 годов).

Начал дипломатическую карьеру в 1967 году. – атташе, второй секретарь отдела международных организаций МИД УССР.

1973–1979 годы – сотрудник секретариата ЮНЕСКО в Париже.

1979 год – Советник отдела международных организаций МИД УССР.

1979–1983 годы – ответственный секретарь Комиссии УССР по делам ЮНЕСКО

1983–1987 годы – постоянный представитель УССР при ЮНЕСКО

1989–1990 годы – первый заместитель Министра иностранных дел УССР.

1990–1994 годы – Министр иностранных дел УССР и независимой Украины.

В 1994–1997 годы – Постоянный представитель независимой Украины при ООН.

В 1997–2000 годах – Чрезвычайный и Полномочный Посол независимой Украины во Французской и Португальской Республиках, постоянный представитель Украины при ЮНЕСКО.

С октября 2000 года по 2003 год – Министр иностранных дел независимой Украины (второй раз)

С октября 2003 года – Советник Президента Украины Л.Д. Кучмы по специальным международным вопросам.

2004–2005 годы – Представитель независимой Украины в Комиссии ООН по правам человека.

13 октября 2006 года был назначен советником Премьер-министра независимой Украины В. Ф. Януковича по специальным международным вопросам.

С лета 2006 года заместитель председателя гражданско-политического объединения «Украинский форум». С весны 2009 года член совета Гражданского движения «Новая Украина».

С сентября 2010 года вице-президент Киевского славистического университета и директор Института славистики и международных отношений КСУ.

Владеет английским, испанским, португальским, французским языками.

Вторым «отцом» «1500-летия» Киева был Борис Евгеньевич Патон.

Бори́с Евге́ньевич Пато́н – советский и украинский учёный в области металлургии и технологии металлов, профессор, доктор технических наук, дважды Герой Социалистического Труд во времена СССР и первый в истории Герой Украины.

Борис Евгеньевич Патон был с 1958 года академиком Академии наук УССР, с 1962 года академиком АН СССР, ныне академик РАН, академик Национальной академии наук Украины, президент Международной ассоциации академий наук, почётный член Римского клуба. С 1962 года Борис Евгеньевич возглавлял Академию Наук УССР, а ныне Национальную Академию Наук независимой Украины.

В 1959–1988 годах – депутат, в 1963–1980 годах – член Президиума Верховного Совета УССР, в 1962–1989 – депутат Совета Союза Верховного Совета СССР 6-11 созывов от Киева, в 1966–1989 годах – заместитель Председателя Совета Союза. В 1989–1991 годах – народный депутат СССР от КПСС. В 1961–1966 годах – кандидат в члены ЦК КПСС, в 1966–1991 годах – член ЦК КПСС; в 1960–1991 годах – член ЦК КПУ. В Независимой Украине был при президенте Л.Д. Кучме членом Совета национальной безопасности и обороны независимой Украины (август 1997 – февраль 2005).

Мне пришлось так досконально представить биографии А.М. Зленко и Б.Е. Патона для того, чтобы читатель понял, кто именно «родил» 1500-летие Киева.

Вернемся, уважаемые читатели, к рассказу Валентина Арсентьевича Згурского:

«В ЮНЕСКО, конечно, не спешили нас «состарить». На пленарном заседании Совета ЮНЕСКО состоялись бурные дискуссии. Я много выступал и доказывал. Так же горячо вытупали Зленко и Патон. Мы приводили показания наших историков и археологов.

Но в ответ представители Киева слышали:

– Стойбище гуннов или хазаров на несколько месяцев, возможно, и было на киевских холмах, но где же на киевских холмах постоянное городское поселение на протяжении 2700 лет, как это было, например, в Риме? В I веке до нашей эры было вычислено несколько дат основания Рима, наиболее известная из которых – 21 апреля 753 года до н. э. Так что, Киев только на тридцать лет моложе Рима?»

Валетин Арсентьевич развел руками:

«Ученые ЮНЕСКО все время нас омолаживали. В какой-то момент Патон мне говорит:

– Валя, соглашайся на 1500 лет, иначе сделают еще моложе.

И я согласился.

Согласился и Зленко».

Вот так была определена на международном уровне дата рождения Киева – Киевской Руси. Вот так окончательно родилось 1500 летие Киева.

«И даже после выторговывания Зленко, Патоном и Згурским у ЮНЕСКО 1500 летия Киева, ушли два года на бесконечную переписку с Москвой. Она не собиралась так просто сдаваться. Наконец-то, Политбюро ЦК КПСС и Совет Министров СССР издали совместное постановление о праздновании 1500-летия Киева», – вспоминал Згурский.

«В 1982 году главные события происходили на Андреевском спуске. Это сейчас стали привычными художники и музыканты на улице, а тогда все было впервые. К счастью, интеллигенция, получившая независимость, никаких экстраординарных «сюрпризов» нам не приготовила. Хотя, когда я шел на выставку, волновался. И точно – пара сюжетов с «не совсем одетыми девушками» там были. Я сказал начальству, что художник рисовал жену», – вспоминал первый секретарь Подольского райкома партии Иван Салий.

Апофеозом праздника в 1982 году стало театрализованное представление на Республиканском стадионе. В массовках были задействованы 25 тысяч человек. Перед переполненной чашей киевского стотысячника как бы вживую прошла вся 1500-летняя история города. На то время это было потрясающее зрелище. Впервые в Киеве был праздничный фейерверк, и киевляне были в восторге от празднования.

Кстати, благодаря 1500-летию Киева в столице появился музей Булгакова.

«Приехал к нам пресс-атташе Италии из Москвы и попросил показать музей Булгакова, – вспоминал Салий. – А мы даже не знаем, кто это такой. В райкоме была своя библиотека. Ни одного произведения Булгакова в ней не было, и ни один сотрудник не знал, кто такой Булгаков. Знала только библиотекарь. Она мне принесла его портрет и книгу… После этого нашли дом, где жила семья Булгакова. Людей отселили, дали им квартиры. В первый год с балкона читали Булгакова, роман «Мастер и Маргарита» которого тогда лишь единожды с большими купюрами был опубликован в журнале. А сам музей Булгакова открыли позже».

Таким способом у нас рождаются совершенно не подтвержденные фактами юбилеи не только городов, но и даже стран. До сих пор на Украине не могут определиться, когда же она возникла? Придется помочь украинцам с этим важным признаком утверждения самосознательности их страны.

 

Глава III

Былинные истоки Великого Новгорода

 

1. Как возникли славяне?

И все же знакомство с началом нашей истории мы начнем с чтения «Первоначальной летописи». Так иногда называют труд Киево-Печерского монаха Нестора «По́весть временны́х лет». Это один из самых ранних из дошедших до нас древнерусских церковных летописных сводов. Дата написания «Повести…» около 1110–1118 года. Язык оригинала древнеславянский.

Следует отметить, что эти годы 1110 – 1118 не являются началом славянской истории. О ее начале можно найти множество самых интереснейших соображений самых именитых авторов. Однако, прежде всего следует прочитать Несторовскую летопись.

Начинается «Повесть…» рассказом о возникновении славян:

«BOT ПОВЕСТИ МИНУВШИХ ЛЕТ, ОТКУДА ПОШЛА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ, KTO B КИЕВЕ СТАЛ ПЕРВЫМ КНЯЖИТЬ И KAK ВОЗНИКЛА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ!

Так начнем повесть сию.

По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Xaм, Иaфeт. И достался восток Симу: Персия, Бактрия, даже и до Индии в долготу, а в ширину до Ринокорура, то есть от востока и до юга, и Сирия, и Мидия до реки Евфрат, Вавилон, Кордуна, ассирияне, Месопотамия, Аравия Старейшая, Елимаис, Инди, Аравия Сильная, Колия, Коммагена, вся Финикия.

Хаму же достался юг: Египет, Эфиопия, соседящая с Индией, и другая Эфиопия, из которой вытекает река эфиопская Красная, текущая на восток, Фивы, Ливия, соседящая с Киринией, Мармария, Сирты, другая Ливия, Нумидия, Масурия, Мавритания, находящаяся напротив Гадира. B его владениях на востоке находятся также: Киликня, Памфилия, Писидия, Мисия, Ликаония, Фригия, Камалия, Ликия, Кария, Лидия, другая Мисия, Троада, Эолидa, Bифиния, Старая Фpигия и острова нeкии: Сардиния, Крит, Кипр и река Геона, иначе называемая Нил.

Иафету же достались северные страны и западные: Mидия, Албания, Армения Малая и Великая, Kaппaдoкия, Пaфлaгoния, Гaлaтия, Колхида, Босфор, Meoты, Дepeвия, Capмaтия, жители Тавриды, Cкифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия, Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Китира, Закинф, Кефаллиния, Итака, Керкира, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского моря на север: Дунай, Днепр, Кавкасинские горы, то есть Венгерские, а оттуда до Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в часть Симову. В Иафетовой же части сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской. Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым.

Сим же, Хам и Иафет разделили землю, бросив жребий, и порешили не вступать никому в долю брата, и жили каждый в своей части. И был единый народ. И когда умножились люди на земле, замыслили они создать столп до неба, – было это в дни Нектана и Фалека. И собрались на месте поля Сенаар строить столп до неба и около него город Вавилон; и строили столп тот 40 лет, и не свершили его. И сошел Господь Бог видеть город и столп, и сказал Господь: "Вот род един и народ един". И смешал Бог народы, и разделил на 70 и 2 народа, и рассеял по всей земле. По смешении же народов Бог ветром великим разрушил столп; и находятся остатки его между Ассирией и Вавилоном, и имеют в высоту и в ширину 5433 локтя, и много лет сохраняются эти остатки.

По разрушении же столпа и по разделении народов взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне.

Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне.

Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской…» (перевод академика Д.С.Лихачева).

Родилась эта «Повесть…» в Киеве-Печерской лавре. Но уже в XIII веке в Киеве ее было не сыскать. Не удержал Киев в своих руках величайшую летопись о своем народе. Она сохранилась на Севере Руси. Почему? Причина тому веская. Но о ней будет рассказано ниже

В XVI веке «Повесть временных лет», один из экземпляров которой сохранился в Великом Новгороде, основательно изучил австрийский дипломат, писатель и историк Сигизмунд фон Герберштейн. Впоследствии он издал в Австрии книгу о Русском государстве, не потерявшую значение и в наши дни, потому чо в ней Герберштейн добросовестно переписал многое из летописи монаха Нестора.

Барон Сигизмунд фон Герберштейн (родился в 1486году – скончался в 1566 году) по поручению императоров Священной Римской империи Максимилиана I и его внука Фердинанда дважды посетил Русское государство. В 1517 году выступал посредником в мирных переговорах Московии и Великого княжества Литовского, а в 1526 году – в возобновлении Договора 1522 года между ними.

Первое посольство Герберштейна (1517 год), направленное в Московию императором Максимилианом I, не достигло успеха. Целью Герберштейна было склонить московского царя Василия III к миру с Литвой для совместной борьбы с турками. Литовцы потребовали для подписания Договора возвращения Москвой завоеванного ранее ею Смоленска. Герберштейн пытался склонить царя Василия III к возвращению Смоленска. Однако царь был настроен решительно, ответил отказом.

Второе посольство в Россию (март – ноябрь 1526 года), в котором Герберштейн представлял правителя Австрии эрцгерцога Фердинанда, совместно с послом императора Карла V Леонардом Нугаролой, преследовало похожую цель. Надо было поспособствовать превращению пятилетнего перемирия между Россией и Литвой, срок которого истекал в 1527 году, в вечный мир. В результате, однако, перемирие было лишь продлено на шесть лет.

Продолжительность этих визитов (например, 9 месяцев в 1526 году), наряду со знанием языка, позволила барону Герберштейну изучить во многом загадочного тогда для европейцев Русского государства. Результатом глубого познания Руси стала изданная в 1549 году на латинском языке книга «Rerum Moscoviticarum Commentarii» (буквально «Записки о московских делах», в русской литературе обычно именуется «Записки о Московии»).

В основу книги был положен не только дипломатический отчет о России, который составил Герберштейн по итогам деятельности своего второго посольства, но и его подробнейшее знакомство с русскими летописями, в том числе и с «Повестью временных лет». Кроме того, Герберштейн, как показывает его труд, не только подробно расспрашивал множество русских людей об истории и нынешнем состоянии России, но и непосредственно знакомился с русской летописной литературой тех лет.

В его книгу были включены пересказы и переводы ряда древнерусских сочинений. В их числе – церковный устав Владимира Святого, «Вопрошание Кириково», Судебник Ивана III.

«Вопрошание Кириково» Герберштейн, несомненно, имел в более полной редакции, чем та, что дошла до нас – современных почитателей древностей.

Кроме того, Герберштейн пользовался не только летописями, но и «Русским Дорожником» для описания пути в Печору, Югру и к реке Оби. Этот дорожник стал основой для написания «Книги Большого Чертежа» – первого российского Атласа российских дорог. Герберштейн также внимательно изучил существовавшую к тому времени европейскую литературу о России, но относился к ней скептически. Герберштейн отличался уникальной выверкой полученных им сведений и как сам писал, никогда не полагался на высказывания одного человека, а доверял только совпадающим сведениям от разных людей.

В результате исследований Герберштейн смог создать первое всестороннее описание России, включающее торговлю, религию, обычаи, политику, историю и даже теорию русской политической жизни. Сочинение Герберштейна пользовалось большой популярностью в Европе. Еще при жизни Герберштейна оно выдержало 5 изданий и было переведено на итальянский и немецкий (самим Герберштейном) языки. Оно надолго стало основным источником знаний европейцев о России.

В книге Герберштейна можно найти следующие строки:

«О происхождении же народа (славянского – С.А.) они (в Московии – С.А.) не имеют никаких известий, кроме летописных; именно, что этот народ славянский из племени Иафета, что прежде он жил на Дунае, где ныне Венгрия и Булгария, и назывался тогда норцами, что наконец, он рассеялся по разным землям и получил названия от мест поселения. Одни прозвались моравами от реки, другие очехами, т. е. богемцами; таким же образом прозвались хорваты, белы, серблы (сербы) и хоронанты, которые остались жить на Дунае, но, выгнанные валахами и пришедши к Висле, получили имя лехов, от некоего Леха, польского князя, от которого поляки и теперь называются также лехами. Другие назвались литвинами, мазовами, померанцами; третьи, живущие по Борисфену, где нынче Киев, полянами; четвертые – древляне, живущие в рощах, поселившиеся между Двиной и Припятью, названы дреговичами, другие – полочане, по реке Полоте, которая впадает в Двину, другие около озера Ильменя, который заняли Новгород и поставили у себя князя по имени Гостомысл…».

И далее Герберштейн также добросовестно пересказал «Повесть временных лет» и другие русские документы. Но никто из русских не решился обвинить его в плагиате. Благодаря Герберштейну на Западе узнали многое о далеком ранее практически неизвестном Древнем Русском государстве. В Европе, конечно, были удивлены, что русские были способны на такие значительные исторические деяния.

Гипотез о возникновении Древней Руси существует много. В каждой из них есть свое рациональное зерно. Одно крупнее, другие немножко помельче. Будем придерживаться бесспорного – племена в Приильменье состояли из торговых людей. Они пригласили на княжение варяга Рюрика

 

2. В Древней Руси городов было много, а запомнились только три, повязанных в тугой узел

В «Повести временных лет» написано, что в Европе было множество славянских племен. И в Древней Руси их было не мало – словене, поляне, древляне, дреговичи, полочане, севера, кривичи… У каждого племени было свое обнесенное деревянным частоколом поселение, то есть городок. Но в летописях отдано предпочтение двум из них. Конечно, из-за их превосходства над другими в боевой силе и в экономической тоже.

Советский академик Б.Д. Греков придерживался такого мнения о них:

«Киевское государство, или держава Рюриковичей, образовалось из слияния двух Восточно-Славянских государств – собственно Киевского и Новгородского.

Из них Новгородскому необходимо отдать пальму первенства хотя бы из-за того, что князь Рюрик – основатель Русского государства – никогда не жил в Киеве, а в Ладоге, а после нее в Великом Новгороде и умер в нем»(Борис Греков, «Грозная Киевская Русь», издательства «АЛГОРИТМ», Москва, 2012 год).

Как понимать академика Грекова? Какое государство основал Рюрик – Киевское или Русское? Если держава была Киевской, то почему Рюрик не жил в столице Киеве, а вначале в Ладоге, затем руководил державой из Великого Новгорода?

Что-то мудренное высказал уважаемый академик! Или такая уж запутанная наша древняя история?

История Руси, действительно, не из легких детективов. И не только Руси! И все из-за того, что каждый правитель старается, чтобы историки писали летописи под его диктовку. Есть и свободомыслящие летописцы. Например, донской писатель и краевед Евграф Петрович Савельев.

В 1915 году в столице Донского казачества Новочеркасске впервые было издано исследование знаменитого писателя и краеведа Евграфа Петровича Савельева. В своей книге «Древняя история казачества» Евграф Петрович собрал многочисленные сведения об его истоках и пришел к выводу, что к возникновению Донского казачества приложили свои усилия и жители Древнего Великого Новгорода.

Из книги Е.П. Савельева можно узнать, что

«… по падении Македонского царства часть македонцев около 320 года до Рождения Христа переселилась к Балтийскому морю; народ этот там стал известен под именем Бодричей, сохранивший до самого падения своего герб Александра Македонского, изображавший буцефала и грифа. Бодричи говорили на славянском языке и от натиска германцев переселились на Ильмень и Ловать около 216 года до Рождения Христа (Птоломей). Славяне во все века с гордостью называли себя этим именем. Мы славяне, то есть любящие славу, говорили они. Родовое же название этого народа, как сказано выше, были Руссы или Россы, то есть поклонники росы, воды…

Греки и римляне называли славян: ставани, стлавани, свовени, слави, славини, склавини, склавы и т. д.

Как написал Евграф Петрович в своем исследовании, «через почти пятьсот лет в IV веке готы в правление знаменитого их предводителя Эрмана покорили почти всю нынешнюю Европейскую Россию, в том числе и Новгород (350 год) и наложили дань на все жившие там народы: …чудь, весь, мерю, мордву, корелу, рокасов (Русь), венетов… Но скоро господство их, со смертею 110-летнего Эрмана, было свергнуто…

…Кроме того, не так давно в Новгороде ремонтировали один из старейших соборов, построенный еще в XI веке, во время работ обвалилась на одной из стен штукатурка, открылась фреска, происхождение которой относится к первоначальной постройке собора. Фреска изображает воинов, вооружение и одеяние которых совершенно сходны с древними казачьими, сохранившимися до конца XVIII века».

По книге Е.П. Савельева основное переселение на Дон новгородцев – «повольников», ушкуйников произошло после разгрома Новгорода царями Василием III и Иваном IV Грозным.

Следует отметить, что до нынешнего времени происходит борьба двух направлений, каждое из которых объясняет происхождение русских по-своему. Одни придерживаются чисто славянского рождения русских. Другие – германского.

Но мы отклонились от основной линии книги, которую вы держите в своих руках.

Сейчас же обратим свое внимание на древность Великого Новгорода – 216 год до нашей эры и 350 год нашей эры. Великий Новгород будто бы чисто русский город.

Что такое город Киев? О нем идут бесконечные споры. Но нам никуда не деться от них. Сама история повязала эти два города в тугой узел. Один без другого не могли существовать в Древнем Мире. И в XXI веке идут попытки понять, как можно было бы разобрать наслоения на этом древнем тугом узле.

Начнем с простого. В самом древнем на Руси Новгородском государстве родились древнейшие в русском эпосе былины. Они превосходят по древности «Повесть временных лет» Киево-Печерского монаха Нестора.

Следует отметить, что в Киеве не было создано ни одной былины. Они приоритет Новгорода и его северных владений!

Далее, уважаемые читатели, позвольте обратить ваше внимание на книгу XVIII века «История Российская с самых древнейших времен, неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым», вышедшую в свет через 18 лет после его смерти в 1768 году в царствование императрицы Екатерины II.

Васи́лий Ники́тич Тати́щев– российский историк, географ, экономист и государственный деятель, основатель Ставрополя (ныне Тольятти), Екатеринбурга и Перми.

Вот что написал Василий Никитич в своем труде «История Российская…» о существовании у славян устного:

«Все польские и русские историки почитают за первейшего Нестора, но и Нестор свою историю писал в 11-м веке после Христа, а никаких историков древних, прежде его бывших, ни даже об Иоакиме епископе, что оный писал, не упоминает. Однако ж по сказаниям видимо, что они древние истории письменные имели, да оные давно уже утрачены и до нас не дошли, а к тому изустные предании служить могли, как Иоаким и о песнях народных воспоминает».

Задумаемся и мы над устным народным творчеством. Оно поможет нам расставить точки на исторических материалах.

 

3. Былины – устные народные предания о русском древнем прошлом

Сигизмунд фон Герберштейн отметил в своих «Записях о Московитских делах» следующий немаловажный момент:

«Кто сначала властвовал над руссами, неизвестно, потому что у них не было письмен, посредством которых их деяния могли бы быть сохранены для потомства… Ныне они начали записывать и вносить в свои летописи не только то, что происходило в то время, но также и то, что они слышали от предков и долго удерживали в памяти».

Далее, уважаемые читатели, позвольте вновь обратить ваше внимание на книгу XVIII века «История Российская с самых древнейших времен, неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым».

Татищев высказал в своей книге интереснейшую мысль:

«Константин Порфирогенит [Багрянородный] в Администрации…о руссах рассказывает, что издревле морем с торгом в Сирию и до Египта ездили, все северные древние писатели показывают, что руссы на север чрез море Балтийское в Данию, Швецию и Норвегию ездили,…; датские, норвежские и шведские короли с русскими государями супружескими связями породнялись,… норвежские и датские принцы, приезжая в Русь, служили…Благодаря этому руссы могли готическое письмо, которое тогда на севере употреблялось, от них иметь и употреблять…

Более же всего закон или уложение древнее русское довольную древность письма в Руссии удостоверивает, такого, что некоторыми обстоятельствами с готическими сходно, как шведский писатель о законах древних Локцений 14 показывает… славяне из Вандалии в Северную Русь около 550 года после Христа пришли, …после того как всю Европу завоевали, и без сомнения письмо имели и с собою в Русь принесли, чему, можно уповать, наверняка доказательства сыщутся, если в Новгороде и Изборске искусному в древних письмах разобраться… Сии обстоятельства только некоторую вероятность представляют, что руссо-славяне тем или другим случаем письмо обрели прежде сочиненного Кириллом, ибо в объявленном законе речения и обстоятельства включены, которых задолго до Владимира и нигде у славян во употреблении уже не было, но были только в самой древности, Ярославу же вымышлять причины не было. И хотя о письме готическом совершенно не приемлю из-за того, что точного доказательства не имею, но и противоречить этому не меньшая трудность; следственно, требуется больших к доказанию о том изысканий. Посему, если письмо имели, то несомненно и об имении истории верить следует.

…Все польские и русские историки почитают за первейшего Нестора, но и Нестор свою историю писал в 11-м веке после Христа, а никаких историков древних, прежде его бывших, ни даже об Иоакиме епископе, что оный писал, не упоминает. Однако ж по сказаниям видимо, что они древние истории письменные имели, да оные давно уже утрачены и до нас не дошли, а к тому изустные предании служить могли, как Иоаким и о песнях народных воспоминает».

Отсюда можно сделать вывод, что новгородские славяне еще до константинопольских монахов Кирилла и Мефодия могли иметь письменность и сочиняли свои исторические труды. Но почему они не дошли до нас? Порассуждаем на эту тему в нижеследующих главах. Сейчас же обратимся к тому, что сохранилось до наших дней, к северным народным песням, упомянутым Татищевым. То есть к былинам».

Открытие очагов русского былинного эпоса на Севере Руси произошло случайно (газета «ВСЯ КАРЕЛИЯ – ВЕЗДЕХОД», материал «Русские сказители Заонежья»). В 1859 году, за участие в народническом движении в Петрозаводск был сослан Павел Николаевич Рыбников (1831–1885 годы). На тот момент молодому ссыльному было 27 лет, он закончил Московский университет, знал несколько европейских языков. Как человек с образованием, в Петрозаводске Рыбников поступил на службу в губернский статистический комитет.

В мае 1860 года Рыбникову, по служебным делам, поручили поехать в Пудожский уезд. Маршрут был выбран водный – на лодке, через Онежское озеро. Во время плавания поднялась буря, и путники высадились на мысу Шуйнаволок в 12 верстах от Петрозаводска. Там они укрылись от непогоды в маленькой рыбацкой избушке. И Рыбников лег спать.

Проснулся он от необычных звуков:

«… До того я много слыхал и песен, и стихов духовных, а такого напева не слыхивал. Живой, причудливый и весёлый, порой он становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал что-то стародавнее, забытое нашим поколением. Долго не хотелось проснуться и вслушаться в отдельные слова песни: так радостно было оставаться во власти совершенно нового впечатления».

Так Рыбникову впервые довелось услышать исполнение былин. Былину о купце Садко пел крестьянин деревни Середка Леонтий Богданов.

Крестьяне из Кижской волости, пережидавшие непогоду на том же мысу, уговорили Рыбникова отправиться с ними в деревню Середка, чтобы послушать лучшего певца былин – Трофима Рябинина. На Рыбникова произвели огромное впечатление, как манера исполнения, так и личность сказителя.

Впоследствии П. Н. Рыбников неоднократно встречался с Трофимом Рябининым и записал от него 23 былины о подвигах русских богатырей («Илья и Соловей», «Илья и идолище», «Илья и Калин – царь», «Добрыня и змей», «Вольга и Микула» и другие).

На материале былин, записанных П. Н. Рыбниковым от Т. Г. Рябинина и других заонежских сказителей (А. П. Сорокина, И. П. Сивцева-Поромского и др.), в 1861–1867 годах была издана книга «Песни, собранные Рыбниковым» в трех томах. Это издание произвело сенсацию в России и открыло возможности для научной работы в этой области.

Через 10 лет после П. Н. Рыбникова, в 1871 году, в Заонежье приехал Александр Федорович Гильфердинг (1831–1872) – ученый-славист, профессор Петербургского университета, председатель отделения этнографии Императорского Русского Географического общества. Ему хотелось самому услышать живое исполнение былин. Гильфердинг расположился в деревне Дудкин-Наволок Кижской волости. Сюда к нему стали съезжаться сказители из окрестных мест – Трофим Рябинин из деревни Середка, слепой Симеон Корнилов из деревни Кургеницы, Василий Щеголенок из деревни Боярщина и другие.

Слушая многих заонежских сказителей, Гильфердинг отметил, что «… знание былин составляет как бы преимущество наиболее исправной части крестьянского населения», а также и то, что «… былины укладываются только в таких головах, которые соединяют природный ум и память с порядочностью, необходимою и для практического успеха в жизни».

На основе своих записей ученый издал большое собрание былин «Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года» в трех томах. Этот сборник считается одним из лучших собраний эпических песен, известных мировой науке. Также А. Ф. Гильфердинг организовал выступления сказителей в Петербурге и Москве.

Одна из былин была особого рода. Она связывает нас с подводным миром, то есть с одним из тех миров, которым поклонялись наши предки, будучи язычниками.

Сочинена эта былина была в Великом Новгороде, но затем распространилась по всей Северной Руси.

Итак, уважаемые читатели нам с вами предстоит окунуться в мир Древней Руси. Вы когда либо слышали о древнем музыкальном инструменте «гусли»? Вам предстоит на время поддаться их очарованию. Забудьте об электрогитаре, перед вами начинает свое песнопение один из лучших сказителей XIX века Андрей Пантелеевич Сорокин.

Родом он был из деревни Ченежи вблизи Пудожа (в XIX веке это был Олонецкий район Архангельской губернии, ныне город Путож в Республике Карелия). Былины, по его словам, он перенимал на мельнице, служившей местным мужикам чем-то вроде клуба. Незадолго до 1860 года он переселился в деревню Новинку, что была в 18 километрах севернее Пудожа, «пошел в приемыши», как говорят на Севере, когда после женитьбы молодой человек поселяется в доме своего тестя. Там, в Новинке, былину «Садко» записал в 1860 году от крестьянина, тридцати двух летнего А.П. Сорокина известный почитатель народного творчества П.Н. Рыбников. Андрей Сорокин удивил Рыбникова своей молодостью, ведь другие сказители были глубокими стариками. Вероятно, сказались у молодого гусляра природное дарование и влияние мужских крестьянских клубов на Ченежской и Новинской мельницах. Туда съезжались на помол зерна мужики со всех окрестных поселений. Заодно и устраивали смотр певческой самодеятельности.

Через одиннадцать лет летом 1871 года эту же былину в исполнении А.П. Сорокина записал другой собиратель народных сказаний А.Ф. Гильфердинг. Его записи были многократно изданы («Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года». Издание 4‑е. В 3‑х томах, Москва – Ленинград, 1949, том 1).

 

4. Шедевр Древней Руси «Былина о Садко»

Уважаемые читатели, найдите время и вчитайтесь в то, что вам поведает сказитель XIX века онежский крестьянин Андрей Пантелеевич Сорокин:

«А как ведь во славноем в Нове‑граде А и как был Садко да гусельщик‑от, А и как не было много несчетной золотой казны, А и как только он ходил по честным пирам, Спотешал как он да купцей, бояр, Веселил как он их на честных пирах. А и как тут над Садком топерь да случилосе: Не зовут Садка уж целый день да на почестен пир, А и не зовут как другой день на почестен пир, А и как третий день не зовут да на почестен пир. А и как Садку теперь да соскучилось, А и пошел Садко да ко Ильмень он ко озеру, А и садился он на синь на горюч камень, А и как начал играть он во гусли яровчаты, А играл с утра как день топерь до вечера. А и по вечеру как по поздному А и волна уж в озере как сходиласе, А как ведь вода с песком топерь смутиласе; А и устрашился Садко топеречку да сидети он. Одолел как Садка страх топерь великии, А и пошел вон Садко да от озера, А и пошел Садко как во Нов‑город. А опять как прошла топерь темна ночь, А и опять как на другой день Не зовут Садка да на почестен пир, А другой‑то да не зовут его на почестен пир, А и как третий‑то день не зовут на почестен пир. А и как опять Садку топерь да соскучилось, А пошел Садко ко Ильмень да он ко озеру, А и садился он опять на синь да на горюч камень, У Ильмень да он у озера. А и как начал играть он опять во гусли во яровчаты, А играл уж как с утра день до вечера. А и как по вечеру опять как по поздному А и волна как в озере сходиласе, А и как вода с песком теперь смутиласе; А и устрашился опять Садко да новгородскии, Одолел Садка уж как страх теперь великии. А как пошел опять как от Ильмень да от озера, А как он пошел во свой да он во Нов‑город. А и как тут опять над ним да случилосе: Не зовут Садка да на почестен пир, А и как тут опять другой день не зовут Садка да на почестен пир, А и как третий день не зовут Садка да на почестен пир. А и опять Садку теперь да соскучилось, А и пошел Садко ко Ильмень да ко озеру, А и как он садился на синь горюч камень да об озеро, А и как начал играть во гусли во яровчаты, А и как ведь опять играл он с утра до вечера, А волна уж как в озере сходиласе, А вода ли с песком да смутиласе; А тут осмелился как Садко да новгородскии, А сидеть играть как он об озеро. А и как тут вышел царь водяной топерь со озера, А и как сам говорит царь водяной да таковы слова: «Благодарим‑ка, Садко да новгородскии! А спотешил нас топерь да ты во озери: А у мня было да как во озери, А и как у мня столованье да почестен пир, А и как всех развеселил у мня да на честном пиру А и любезных да гостей моих. А и как я не знаю топерь, Садка, тебя да чем пожаловать: А ступай, Садко, топеря да во свой во Нов‑город; А и как завтра позовут тебя да на почестен пир, А и как будет у купца столованье почестен пир, А и как много будет купцей на пиру, много новгородскиих; А и как будут все на пиру да напиватисе, Будут всё на пиру да наедатисе, А и как будут всё похвальбами теперь да похвалятисе, А и кто чим будет теперь да хвастати, А и кто чим будет теперь да похвалятисе: А иной как будет хвастати да несчетной золотой казной, А как иной будет хвастать добрым конем, Иной буде хвастать силой, удачей молодецкою, А иной буде хвастать молодый молодечеством, А как умной‑разумной да буде хвастати Старым батюшкой, старой матушкой, А и безумный дурак да буде хвастати, Ай своей он как молодой женой. А ты, Садко, да похвастай‑ко: «А я знаю, что во Ильмень да во озери А что есте рыба‑то – перья золотые ведь». А как будут купцы да богатыи А с тобой да будут споровать, А что нету рыбы такою ведь А что топерь да золотые ведь; А ты с ними бей о залог топерь великии; Залагай свою буйну да голову, А как с них выряжай топерь А как лавки‑во ряду да во гостиноем С дорогими да товарамы. А потом свяжите невод да шелковой, Приезжайте вы ловить да во Ильмень во озеро, А закиньте три тони во Ильмень да во озери, А я кажну тоню дам топерь по рыбины, Уж как перья золотые ведь. А и получишь лавки во ряду да во гостиноём С дорогима ведь товарамы. А и потом будешь ты, купец, Садко, как новгородскии, А купец будешь богатыи». А и пошел Садко во свой да как во Нов‑город. А и как ведь да на другой день А как позвали Садка да на почестен пир А и к купцу да богатому. А и как тут да много собиралосе А и к купцу да на почестен пир А купцей как богатыих новгородскиих; А и как все теперь на пиру напивалися, А и как все на пиру да наедалисе, А и похвальбами всё похвалялисе. А кто чем уж как теперь да хвастает, А кто чем на пиру да похваляется: А иной хвастае как несчетной золотой казной, А иной хвастае да добрым конем, А иной хвастае силой, удачей молодецкою; А и как умной топерь уж как хвастает А и старым батюшком, старой матушкой, А и безумный дурак уж как хвастает, А и как хвастае да как своей молодой женой. А сидит Садко, как ничем да он не хвастает, А сидит Садко, как ничем он не похваляется; А и как тут сидят купцы богатые новгородскии, А и как говорят Садку таковы слова: «А что же, Садко, сидишь, ничем же ты не хвастаешь, Что ничем, Садко, да ты не похваляешься?» А и говорит Садко таковы слова: «Ай же вы, купцы богатые новгородскии А и как чем мне, Садку, топерь хвастати, А как чем‑то, Садку, похвалятися? А нету у мня много несчетной золотой казны, А нету у мня как прекрасной молодой жены, А как мне, Садку, только есть одным да мне похвастати: Во Ильмень да как во озери A есте рыба как перья золотые ведь». А и как тут купцы богатые новгородскии, А и начали с ним да оны споровать: Во Ильмень да что во озери А нету рыбы такою что, Чтобы были перья золотые ведь. А и как говорил Садко новгородскии: «Дак заложу я свою буйную головушку, Боле заложить да у мня нечего». А оны говоря: «Мы заложим в ряду да во гостиноем Шесть купцей, шесть богатыих». А залагали ведь как по лавочке, С дорогима да с товарамы. А и тут после этого А связали невод шелковой, А и поехали ловить как в Ильмень да как во озеро, А и закидывали тоню во Ильмень да ведь во озери, А рыбу уж как добыли – перья золотые ведь; А и закинули другу тоню во Ильмень да ведь во озери, А и как добыли другую рыбину – перья золотые ведь; А и закинули третью тоню во Ильмень да ведь во озери, А и как добыли уж как рыбинку – перья золотые ведь. А теперь как купцы да новгородские богатыи А и как видят, делать да нечего, А и как вышло правильно, как говорил Садко да новгородскии, А и как отперлись оны да от лавочек, А в ряду да во гостиноем, А и с дорогима ведь с товарамы. А и как тут получил Садко да новгородскии, А и в ряду во гостиноём А шесть уж как лавочек с дорогима он товарамы, А и записался Садко в купцы да в новгородскии, А и как стал топерь Садко купец богатыи. А как стал торговать Садко да топеричку, В своем да он во городи, А и как стал ездить Садко торговать да по всем местам, А и по прочим городам да он по дальниим, А и как стал получать барыши да он великии. А и как тут да после этого А женился как Садко купец новгородскии богатыи, А еще как, Садко, после этого, А и как выстроил он палаты белокаменны, А и как сделал, Садко, да в своих он палатушках, А и как обделал в теремах всё да по‑небесному А и как на небе пекет да красное уж солнышко, ‑ В теремах у его пекет да красно солнышко; А и как на небе светит млад да светел месяц, ‑ У его в теремах да млад светёл месяц; А и как на небе пекут да звезды частыи, ‑ А у его в теремах пекут да звезды частыи; А и как всем изукрасил Садко свои палаты белокаменны. А и топерь как ведь после этого А и собирал Садко столованье до почестен пир, А и как всех своих купцей богатыих новгородскиих, А и как всех‑то господ он своих новгородскиих, А и как он ещё настоятелей своих да новгородскиих; А и как были настоятели новгородские, А и Лука Зиновьев ведь да Фома да Назарьев ведь; А ещё как сбирал‑то он всих мужиков новгородскиих, А и как повел Садко столованье – почестен пир богатый, А топерь как все у Садка на честном пиру, А и как все у Садка да напивалисе, А и как все у Садка теперь да наедалисе, А и похвальбами‑то все да похвалялисе. А и кто чем на пиру уж как хвастает, А и кто чим на пиру похваляется: А иной как хвастае несчетной золотой казной, А иной хвастае как добрым конем, А иной хвастае силой могучею богатырскою, А иной хвастае славным отечеством, А иной хвастат молодым да молодечеством; А как умной‑разумной как хвастает Старым батюшкой да старой матушкой, А и безумный дурак уж как хвастает А и своей да молодой женой. А и как ведь Садко по палатушкам он похаживат, А и Садко ли‑то сам да выговариват: «Ай же вы, купцы новгородские, вы богатыи, Ай же все господа новгородскии, Ай же все настоятели новгородскии, Мужики как вы да новгородскии! А у меня как вси вы на честном пиру, А вси вы у меня как пьяны, веселы, А как вси на пиру напивалисе, А и как все на пиру да наедалисе, А и похвальбами все вы похвалялисе. А и кто чим у вас теперь хвастает: А иной хвастае как былицею, А иной хвастае у вас да небылицею. А как чем буде мне, Садку, теперь похвастати? А и у мня, у Садка новгородского, А золота казна у мня топерь не тощится, А цветное платьице у мня топерь не держится, А и дружинушка хоробрая не изменяется; А столько мне, Садку, буде похвастати А и своей мне несчетной золотой казной: А и на свою я несчетну золоту казну, А и повыкуплю я как всё товары новгородскии, А и как всё худы товары я, добрые, А что не буде боле товаров в продаже во городи». А и как ставали тут настоятели ведь новгородскии А и Фома да Назарьев ведь, А Лука да Зиновьев ведь, А и как тут вставали да на резвы ноги А и как говорили сами ведь да таковы слова: «Ай же ты, Садко, купец богатый новгородскии! А о чем ли о многом бьешь с нами о велик заклад, Ежели выкупишь товары новгородскии, А и худы товары все, добрыи, Чтобы не было в продаже товаров да во городи?» А и говорит Садко им наместо таковы слова: «Ай же вы, настоятели новгородски! А сколько угодно у мня хватит заложить бессчетной золотой казны». А и говоря настоятели наместо новгородскии: «Ай же ты, Садко да новгородскии! А хоть ударь с намы ты о тридцати о тысячах». А ударил Садко о тридцати да ведь о тысячах. А и как всё со честного пиру разьезжалисе, А и как всё со честного пиру разбиралисе, А и как по своим домам, по своим местам. А и как тут Садко, купец богатый новгородскиий, А и как он на другой день вставал по утру да по раному, А и как ведь будил он свою дружинушку хоробрую, А и давал как он да дружинушки, А и как долюби он бессчетныи золоты казны; А как спущал он по улицам торговыим, А и как сам прямо шел во гостиной ряд, А и как тут повыкупил он товары новгородскии, А и худы товары все, добрые. А и ставал как на другой день Садко, купец богатый новгородскиий, А и как он будил дружинушку хоробрую, А и давал уж как долюби бессчетныи золоты казны, А и как сам прямо шел во гостиный ряд, ‑ А и как тут много товаров принавезено, А и как много товаров принаполнено А и на ту на славу великую новгородскую. Он повыкупил ещё товары новгородскии, А и худы товары все, добрыи. А и на третий день вставал Садко, купец богатый новгородскиий, А и будил как он да дружинушку хоробрую, А и давал уж как долюби дружинушки А и как много несчетной золотой казны, А и как распущал он дружинушку по улицам торговыим, А и как сам он прямо шел во гостиный ряд, ‑ А и как тут на славу великую новгородскую А и подоспели как товары ведь московскии, А и как тут принаполнился как гостиной ряд А и дорогими товарамы ведь московскима. А и как тут Садко топерь да пораздумался: «А и как я повыкуплю ещё товары всё московскии, А и на тую на славу великую новгородскую, А и подоспеют ведь как товары заморскии: А и как ведь топерь уж как мне, Садку, А и не выкупить как товаров ведь Со всего да со бела свету. А и как лучше пусть не я да богатее, Садко купец да новгородскиий, А и как пусть побогатее меня славный Нов‑город, Что не мог‑де я да повыкупить А и товаров новгородскиих, Чтобы не было продажи да во городи; А лучше отдам я денежок тридцать тысячей, Залог свой великиий!» А отдавал уж как денежок тридцать тысячей, Отпирался от залогу да великого. А потом как построил тридцать караблей, Тридцать караблей, тридцать черныих, А и как ведь свалил он товары новгородскии А и на черные на карабли, А и поехал торговать купец богатый новгородскиий А и как на своих на черных на караблях. А поехал он да по Волхову, А и со Волхова он во Ладожско, А со Ладожского выплывал да во Неву‑реку, А и как со Невы‑реки как выехал на синё морё. А и как ехал он по синю морю, А и как тут воротил он в Золоту Орду. А и как там продавал он товары да ведь новгородскии, А и получал он барыши топерь великии, А и как насыпал он бочки ведь сороковки‑ты А и как красного золота; А и насыпал он много бочек да чистого серебра, А ещё насыпал он много бочек мелкого, он крупного скатняго жемчугу. А как потом поехал он из‑за Золотой Орды, А и как выехал топеричку опять да на сине море. А и как на синем море устоялисе да черны карабли, А и как волной‑то бьет и паруса‑то рвет, А и как ломат черны карабли, А все с места нейдут черны карабли. А и воспроговорил Садко, купец богатый новгородскиий, А и ко своей он дружинушки хоробрыи: «Ай же ты, дружина хоробрая! А и как сколько ни по морю ездили, А мы морскому царю дани да не плачивали. А топерь‑то дани требует морской‑то царь в сине море». А и тут говорит Садко, купец богатый новгородскиий: «Ай же ты, дружина хоробрая! А и возьмите‑тко вы, мечи‑тко в сине море А и как бочку‑сороковку красного золота». А и как тут дружина да хоробрая А и как брали бочку‑сороковку красного золота, А метали бочку в сине море. А и как все волной‑то бьет, паруса‑то рвет, А и ломат черны карабли да на синём мори, ‑ Всё нейдут с места карабли да на синем мори. А и опять воспроговорил Садко, купец богатый новгородскиий А и своей как дружинушки хоробрыи: «Ай же ты, дружинушка моя ты хоробрая! А видно мало этой дани царю морскому в сине море: А и возьмите‑тко вы, мечи‑тко в сине море А и как другую ведь бочку чистого серебра». А и как тут дружинушка хоробрая А кидали как другую бочку в сине море А как чистого да серебра. А и как все волной‑то бьет, паруса‑то рвет, А и ломат черны карабли да на синем мори, А всё нейдут с места карабли да на синем мори. А и как тут говорил Садко, купец богатый новгородскиий, А и как своей он дружинушке хоробрыи: «Ай же ты, дружина хоробрая! А видно, этой мало как дани в сине море: А берите‑тко третью бочку да крупного, мелкого скатного жемчугу, А кидайте‑тко бочку в сине море». А как тут дружина хоробрая А и как брали бочку крупного, мелкого скатного жемчугу, А кидали бочку в сине море. А и как всё на синем море стоят да черны карабли. А волной‑то бьет, паруса‑то рвет, А и как все ломат черны карабли, ‑ А и всё с места нейдут да черны карабли. А и как тут говорил Садко, купец богатый новгородскиий А своей как дружинушке он хоробрыи: «Ай же ты, любезная как дружинушка да хоробрая! А видно, морской‑то царь требуе как живой головы у нас в сине море. Ай же ты, дружина хоробрая! А и возьмите‑тко, уж как делайте А и да жеребья да себе волжаны; А и как всяк свои имена вы пишите на жеребьи, А спущайте жеребья на сине море; А я сделаю себе‑то жеребий на красное‑то на золото. А и как спустим жеребья топерь мы на сине море: А а как чей у нас жеребий топерь да ко дну пойдет, А тому идти как у нас да в сине море». А у всёй как у дружины хоробрыи А и жеребья топерь гоголём плывут, А и у Садка купца, гостя богатого, да ключом на дно. Ай говорит Садко таковы слова: «А и как эти жеребьи есть неправильни; А и вы сделайте жеребьи как на красное да золото, А я сделаю жеребий да дубовыи. А и как вы пишите всяк свои имена да на жеребьи, А и спущайте‑тко жеребьи на сине море: А и как чей у нас жеребий да ко дну пойдет, А тому как у нас идти да в сине море». А и как вся тут дружинушка хоробрая А и спущали жеребья на сине море, А и у всей как у дружинушки хоробрыи А и как всё жеребья как теперь да гоголем плывут, А Садков как жеребий да теперь ключом на дно. А и опять говорил Садко да таковы слова: «А как эти жеребьи есть неправильни. Ай же ты, дружина хоробрая! А и как делайте вы как жеребьи дубовыи, А и как сделаю я жеребий липовой, А как будем писать мы имена всё на жеребьи, А спущать уж как будем жеребья мы на сине море, А топерь как в остатниих: Как чей топерь жеребий ко дну пойдет, А и тому как идти у нас да в сине море». А и как тут вся дружина хоробрая А и как делали жеребьи все дубовые, А он делал уж как жеребий себе липовой, А и как всяк свои имена да писали на жеребьи, А и спущали жеребья на сине море. А у всей дружинушки ведь хоробрыей А и жеребья теперь гоголем плывут да на синем мори, А и у Садка, купца богатого новгородского, ключом на дно. А как тут говорил Садко таковы слова: «А и как видно, Садку да делать топерь нечего, А и самого Садка требует царь морской да в сине море. Ай же ты, дружинушка моя да хоробрая, любезная! А и возьмите‑тко вы, несите‑тко А и мою как чернильницу вы вальячную, А и неси‑тко как перо лебединоё, А и несите‑тко вы бумаги топерь вы мне гербовыи». А и как тут как дружинушка ведь хоробрая А несли ему как чернильницу да вальячную, А и несли как перо лебединоё, А и несли как лист‑бумагу как гербовую. А и как тут Садко, купец богатый новгородскиий, А садился он на ременчат стул А к тому он к столику ко дубовому, А и как начал он именьица своего да он отписывать: А как отписывал он именья по Божьим церквам, А и как много отписывал он именья нищей братии, А как ино именьицо он отписывал да молодой жены, А и достальнёё именье отписывал дружине он хоробрыей. А и как сам потом заплакал он, Говорил он как дружинушке хоробрыей: «Ай же ты, дружина хоробрая да любезная! А и полагайте вы доску дубовую на сине море, А что мне свалиться, Садку, мне‑ка на доску, А не то как страшно мне принять смерть во синем мори». А и как тут он ещё взимал с собой свои гусёлка яровчаты, А и заплакал горько, прощался он с дружинушкой хороброю, А и прощался он теперичку со всим да со белым светом, А и как он теперичку прощался ведь А со своим он со Новым со городом. А потом свалился на доску он на дубовую, А и понесло как Садка на доски да по синю морю. А и как тут побежали черны‑ты карабли, А и как будто полетели черны вороны, А и как тут остался теперь Садко да на синем мори. А и как ведь со страху великого А заснул Садко на той доске на дубовыи. А как ведь проснулся Садко, купец богатый новгородскиий, А и в Окиян‑мори да на самом дни, А увидел – сквозь воду пекет красно солнышко, А как ведь очутилась возле палата белокаменна. А заходил как он в палату белокаменну: А и сидит теперь как во палатушках А и как царь‑то морской теперь на стуле ведь. А и говорит царь‑то морской таковы слова: «А и как здравствуйте, купец богатыи, Садко да новгородский! А и как сколько ни по морю ездил ты, А и как морскому царю дани не плачивал в сине море, А и теперь уж сам весь пришел ко мне да во подарочках. Ах, скажут, ты мастер играть во гусли во яровчаты: А поиграй‑ко мне как в гусли во яровчаты». А как тут Садко видит, в синем море делать нечего: Принужон он играть как во гусли во яровчаты. А и как начал играть Садко как во гусли во яровчаты, А как начал плясать царь морской теперь в синем мори, А от него сколебалосе все сине море, А сходилася волна да на синем мори, А и как стал он разбивать много черных караблей да на синем мори, А и как много стало ведь тонуть народу да в сине море А и как много стало гинуть именьица да в сине море, А как теперь на синем мори многи люди добрыи, А и как многи ведь да люди православные От желаньица как молятся Николы да Можайскому, А и чтоб повынес Николай их угодник из синя моря. А как тут Садка новгородского как чёснуло в плечо да во правое А и как обвернулся назад Садко, купец богатый новгородскиий — А стоит как топерь старичок да назади уж как белыи, седатыи, А и как говорил да старичок таковы слова: «А и как полно те играть, Садко, во гусли во яровчаты в синем мори!» А и говорит Садко как наместо таковы слова: «А и топерь у меня не своя воля да в синем мори, Заставлят как играть меня царь морской». А и говорил опять старичок наместо таковы слова: «А и как ты, Садко, купец богатый новгородскиий! А и как ты струночки повырви‑ко, Как шпенёчики повыломай, А и как ты скажи теперь царю морскому ведь: А и у мня струн не случилосе, Шпенечиков у мня не пригодилосе, А и как боле играть у мня не во что. А тебе скажет как царь морской: «А и не угодно ли тебе, Садко, женитися в синем мори А и на душечке как на красной девушке?» А и как ты скажи ему топерь да в синем мори, А и скажи: царь морской, как воля твоя топерь в синем мори, А и как что ты знашь, то и делай‑ко. А и как он скажет тебе да топеречку: «А и заутра ты приготовляйся‑тко, А и Садко, купец богатый новгородскиий, А и выбирай, как скажет, ты девицу себе по уму, по разуму». Так ты смотри, перво три ста девиц ты стадо пропусти, А ты другое три ста девиц ты стадо пропусти, А как третье три ста девиц ты стадо пропусти, А в том стаде на конци на остатнием А и идет как девица‑красавица, А по фамилии как Чернава‑то: Так ты эту Чернаву‑то бери в замужество, А и тогда ты, Садко, да счастлив будешь. А и как лягешь спать первой ночи ведь, А смотри, не твори, блуда никакого‑то С той девицей со Чернавою. Как проснешься тут ты в синем мори, Так будешь в Нове‑граде на крутом кряжу, А о ту о реченку о Чернаву‑то. А ежели сотворишь как блуд ты в синем мори, Так ты останешься навеки да в синем мори. А когда ты будешь ведь на святой Руси, Да во своем да ты да во городи, А и тогда построй ты церковь соборную Да Николы да Можайскому, А и как есть я Никола Можайскиий». А как тут потерялся топерь старичок да седатыи. Ай как тут Садко, купец богатый новгородский, в синем мори, А и как струночки он повырывал, Шпенечики у гуселышек повыломал, А не стал ведь он боле играти во гусли во яровчаты. А и остоялся как царь морской, Не стал плясать он топерь в синем мори, А и как сам говорил уж царь таковы слова: «А что же не играшь, Садко, купец богатый новгородскиий, А и во гусли ведь да во яровчаты?» А и говорил Садко таковы слова: «А и топерь струночки как я повырывал, Шпенечики я повыломал, А у меня боле с собой ничего да не случилосе», А и как говорил царь морской: «Не угодно ли тебе жениться, Садко, в синем мори, А и как ведь на душечке на красной да на девушке?» А и как он наместо говорил ему: «А и теперь как волюшка твоя надо мной в синем мори». А и как тут говорил уж царь морской: «Ай же ты, Садко, купец богатый новгородскиий! А и заутра выбирай себе девицу да красавицу По уму себе да по разуму». А и как дошло дело до утра ведь до ранняго, А и как стал Садко, купец богатый новгородскиий, А и как пошел выбирать себе девицы‑красавицы, А и посмотрит, стоит уж как царь морской. А и как три ста девиц повели мимо их‑то ведь, А он‑то перво три ста девиц да стадо пропустил, А друго он три ста девиц да стадо пропустил, А и третье он три ста девиц да стадо пропустил. А посмотрит, позади идет девица‑красавица, А и по фамилии что как зовут Чернавою. А он ту Чернаву любовал, брал за себя во замужество А и как тут говорил царь морской таковы слова: «А и как ты умел да женитися, Садко, в синем мори». А теперь как пошло у них столованье да почестен пир в синем мори, А и как тут прошло у них столованье да почестен пир, А и как тут ложился спать Садко, купец богатый новгородскиий, А в синём мори он с девицею с красавицей, А во спальней он да во теплоей; А и не творил с ней блуда никакого, да заснул в сон во крепкии. А и как он проснулся, Садко, купец богатый новгородскиий, Ажно очутился Садко во своем да во городи, О реку о Чернаву на крутом кряжу. А и как тут увидел – бежат по Волхову А свои да черные да карабли, А как ведь дружинушка как хоробрая А поминают ведь Садка в синем мори, А и Садка, купца богатого, да жена его А поминат Садка со своей дружиною хороброю. А как тут увидала дружинушка, Что стоит Садко на крутом кряжу да о Волхово, А и как тут дружинушка вся она расчудоваласе, А и как тому чуду ведь сдивоваласе, Что оставили мы Садка да на синем мори, А Садко впереди нас да во своем во городи. А и как встретил ведь Садко дружинушку хоробрую, Все черные тут карабли. А как теперь поздоровкались, Пошли во палаты Садка, купца богатого. А как он топеречку здоровался со своей с молодой женой. А и теперь как он после этого А и повыгрузил он со караблей А как все свое да он именьицо, А и повыкатил как он всю свою да несчетну золоту казну, А и теперь как на свою он несчетну золоту казну А и как сделал церковь соборную Николы да Можайскому, А и как другую церковь сделал Пресвятыи Богородицы. А и топерь как ведь да после этого А и как начал Господу Богу он да молитися, А и о своих грехах да он прощатися. А как боле не стал выезжать да на сине море, А и как стал проживать во своем да он во городи. А и теперь как ведь да после этого А и тому да всему да славы поют».

Уважаемые читатели! Прочитав былину «Садко», вы уже поняли в чем сила духа славянского народа из Новгорода? Это – и смелые решительные поступки наших пращуров, из-за которых возникает у нас чувство гордости, и их сообразительность, из-за которой будешь радостно улыбаться, и авантюризм, из-за которого волосы встанут дыбом и голова пойдет кругом.

В былине «Садко», дошедшей до нас благодаря такому творческому гению, как онежский крестьянин А.П. Сорокин, воспринявший ее в мужском деревенском клубе на мельнице и донесший ее до нас – его потомков, отразилась сама суть славян-новгородцев.

В репертуаре крестьянина А.П. Сорокина было много былин. По мнению многих, «Садко» была лучшей.

Более полных и высокохудожественных вариантов этой былины последующие их собиратели в северных деревнях уже не находили. Ее признали своей в северорусских поселениях. Их жители даже предпринимали попытки доказать, что сочинили ее они, воплотив в ней ум и сердце северных славян. Ну что ж, так оно могло и быть, ведь в древние века нынешняя Архангельская область и весь древний Поморский Север были завоеваны новгородцами.

Русский писатель и критик XIX века Виссарион Григорьевич Белинский (годы жизни 1811–1848) так отозвался о «Садко»:

«Это один из перлов народной поэзии».

 

5. «Былина о Садко» – языческое предание с вкраплением христианства

Былина «Садко» уникальна во многих отношениях – в ней соединились язычество и православие! Новгородец Садко путешествовал в былине в двух мирах – наземном (православном) и подводном (языческом).

Эту былину можно представить в виде трех частей.

Первая – бедный молодой житель Великого Новгорода зарабатывал на жизнь тем, что играл на гуслях на пирах богатых купцов. Но тем Садко надоел и они перестали его приглашать с индивидуальными «шоу-концертами». Чтобы отвести душу, Садко отправился на берег озера Ильмень, и устроил «шоу-концерт одного исполнителя» для озера. Этот «шоу-концерт» понравился Водяному Царю. Царь в знак благодарности за великолепную игру гусляра наградил его возможностью выловить из озера рыбок с золотыми перьями. Смекалистый новгородец Садко решил раззадорить купцов и поставил на заклад, что поймает золотых рыбок. Выиграл заклад, принеся в город золотых рыбок. И тем самым потеснил богатейшие купеческие ряды.

Вторая часть – разбогатев, Садко решил вторично поймать удачу и заявил новгородским купцам, что на заклад скупит все товары в Великом Новгороде. На этот раз удача отвернулась от него. Но неунывающий новгородец Садко решил поймать птицу – счастье с другого бока. Он снарядил своими товарами «флотилию» судов, чтобы отправиться за море в другие страны, где можно было втридорога сбыть свой товар. Садко возглавил свою «флотилию». И она удалилась в сине море – окиян.

Третья часть, пожалуй, самая интригующая, – в море случилось непредвиденное. Морской Царь нагнал на флотилию судов Садко морскую бурю.

Садко задумался. Из-за чего же на него прогневался Морской владыка? Может быть, Садко ему еще ни разу не заплатил дани? Морской Царь так просто не пропускает по морю корабли. У него есть своеобразная таможня: чтобы пересечь морской простор, надо заплатить ему, Морскому Царю, таможенный сбор, то есть налоги. Видя, что таможенный сбор не уплачен, Царь нагнал на флотилию судов Садко морскую стихию.

Следует задуматься и нам о том, что для человечества море опасно во все времена его существования. Особенно в древности. Две гибельные силы подстерегали древних мореплавателей – буря, грозящая потопить корабли, и безветрие, когда паруса кораблей превращались в беспомощные лоскуты тканей. В этом неприятном случае смогли ли гребцы своими усилиями обеспечить дальнейшее продвижение кораблей?

В былинном море Садко настигла стихия типа тайфун. Но буря оказалась особенной! Корабли не могли сдвинуться с места, как в безветрии. Это было чудо, созданное неведомыми, таинственными языческими силами. Они всегда вызывали у древних моряков страх.

Вот тогда-то Садко и решил, как и все язычники его времени, что Морского Царя надо задобрить жертвой! Жертвоприношение морю, «кормление» моря – старинный морской обычай, он известен всем народам, жизнь и благополучие которых зависели от морского Бога. В былые времена морю приносились даже человеческие жертвы. Впоследствии человеческие жертвы моряки стали заменять их подобием – в воду бросали соломенные куклы. Этот обычай моряки не забывали до самого последнего времени.

Оказалось, что Морскому Царю нужен был не просто налог, а таможенный сбор в виде самого Садко. И в этом случае сообразительный новгородец не попал впросак.

Морской Царь заставил Садко играть плясовую. И под его игру Царь плясал. Под игру Садко вели свой хоровод и морские девы – русалки.

Пляска морского царя вызывала бурю на поверхности моря-окияна. Морской Царь заставлял Садко играть целых трое суток. От его пляски вздымались волны, гибли суда, тонули люди.

Как начал играть Садко в гусельки яровчаты, Как начал плясать царь морской во синем море, Как расплясался царь морской. Играл Садко сутки, играл и другие, Да играл еще Садко и третьии, А все пляшет царь морской во синем море. Во синем море вода всколыбалася, Со желтым песком вода смутилася, Стало разбивать много кораблей на синем море, Стало много гинуть ильменьицев, Стало много тонуть людей праведных.

Сказание, будто буря происходила от пляски Хозяина водяной стихии, Морского Царя, могло возникнуть только лишь в языческие времена. В христианской религии такого не могло быть и не может.

Что еще необычно в сказании «Садко», так это брак человека с русалкой – существом нечеловеческого мира. Морской Царь предложил Садко выбрать в жены любую из царевен – красавец русалок. В подводном царстве Садко на помощь явился седой старичок – православный святой Никола Можайский. По его совету Садко выбрал Чернаву. Когда Садко увидел ее, то его внутреннее новгородское чутье подсказало ему, что облик Чернавы хотя и земной, даже новгородский, но что-то в ее красоте тянет к безумству. К тому безумству, что заставляет броситься в объятия идола Чернобога! Его объятия – это зло!

И тут же Садко вспомнил наставление святого Николая Можайского – не сотвори с ней блуд даже на брачном ложе! Призыву Чернобога Садко не внял. Он все же надеялся вернуться в мире людей. На брачной постели с русалкой Садко заснул, не выполнив по завету Можайского свои мужские обязанности, и проснулся в Великом Новгороде. Сказались чары святого Николая Можайского.

Православие оказалось выше язычества, святой Никола Можайский был выше языческого Морского царя. В результате Садко доказал, что православные страсти выше языческих.

Встреча Садко с Морским Царем напоминает древнеримские и древнегреческие мифы. В былине Морской Царь – это же мифический Морской Бог. Что показательно, Царь и Бог весьма доброжелательны к своим пришельцам

Былина о Садко – это прообраз современных книг о фантастическом мире космоса, о внеземных пришельцах, пытающихся погубить нашу планету, о современных компьютерах, в будущем готовых поработить людей или даже заменить нас – их создателей. Но это современное восприятие фантастики.

Сам собой напрашивается вопрос – язычество принесло людям только зло? Наверное, этот вопрос слишком прямолинеен и глуп. Ведь язычество – это этап развития человечества! Так же как и христианство!

 

6. Таким ли примитивным было язычество?

Чтобы представить себе суть язычества, следовало бы вновь обратиться к Несторовой летописи, хотя она и построена на Библии! И оттолкнувшись от нее, отправиться в безбрежное языческое море.

Начинается «Повесть…» рассказом о возникновении славян:

«BOT ПОВЕСТИ МИНУВШИХ ЛЕТ, ОТКУДА ПОШЛА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ, KTO B КИЕВЕ СТАЛ ПЕРВЫМ КНЯЖИТЬ И KAK ВОЗНИКЛА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ!

Так начнем повесть сию.

По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Xaм, Иaфeт… Иафету же достались северные страны и западные: Mидия, Албания, Армения Малая и Великая, Kaппaдoкия, Пaфлaгoния, Гaлaтия, Колхида, Босфор, Meoты, Дepeвия, Capмaтия, жители Тавриды, Cкифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия, Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море… В Иафетовой же части сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского…».

Читатели могут удивиться: народ хочет знать свою настоящую историю, а не древнееврейскую легенду о Ное и его сыновьях! Во время Всемирного потопа Ной согласно Библии построил ковчег, посадил в него каждой твари по паре (лошадей, коров, слонов, ослов, баранов, овец и других представителей животного мира). Неужели в ковчеге были и заранее запрограммированные в сыновьях Ноя представители всех человеческих наций по паре? Какой же величины была построена Ноем эта океанская «посудина»?

Если верить библейской легенде, после потопа ковчег оказался на склоне знаменитой белоснежной горы Арарат. Ныне эта гора является национальной символом армян, хотя и расположена на территории Турции. Неужели все славяне тоже выходцы из горы Арарат?

Да, задали вопросы монахи Киево-Печерской Лавры нам, их потомкам. До сих пор пытаются разрешить их на протяжении нескольких столетий их славянские праправнуки!

И все потому, что святой князь Владимир обратил Древнюю Русь в православное христианство. Сделал бы он нас мусульманами, пытались бы мы разгадывать другие исторические непонятности. Но ведь до князя Владимира славяне не были обделены религией. Какой она была, читатель наверняка уже знает – языческой.

Религия древних славян представляла собой свод сложившихся в дохристианской славянской культуре религиозных воззрений и отношений, а также способов организации духовного бытия и поведения. Исторически религия славян восходит к религии древнейших индоевропейцев (кстати, население Индии до сих пор придерживается языческой религии).

Сведения о религии древних славян сохранялись в основном в устной форме. Единственный письменный источник «Велесова книга» вызывает у специалистов большие сомнения в своей подлинности. И тем не менее в ней изложено то, что не противоречит славянскому духу.

Славянские мнения о священном были связаны с представлениями о всемогущей силе, животворящей и наполняющей сущее способностью к жизни. Но жизнь заставляла думать и о той силе, что могла привести и к погибели.

Существовавшие понятия делили сверх естественные силы на категории.

Высший разряд составляли боги. Понятие «Бог» означало – дающий долю, удел, богатство. Боги, так же как в античной религии, делились на небесных, подземных и земных.

К небесным богам относился Перун – бог-покровитель княжеской власти, дружины и воинского ремесла. Он имел облик различных воинов, иногда даже и конного.

Стрибог – бог атмосферных явлений, и прежде всего ветра.

Даждьбог – бог Солнца, податель тепла и света, бог плодородия и живительной силы. Его имя слышится в краткой, дожившей до наших дней, молитве – «Дай, Боже!»

К богам относилась и Земля, «Мать сыра земля», «Хлебородница», которая у славян не имела эротической окраски и впоследствии стала соотноситься с Мокошью. Мокошь – это женское божество, которое наделялось только положительными качествами.

Однако у славян были представления и о злых женских божествах, которым надо было приносить кровавые человеческие жертвы.

Мужским богом считался Белес. Его называли еще скотьим богом и считали, что он дарует обильный приплод, а следовательно, и богатство. Еще одним свойством Белеса считалось ясновидение.

Земные боги – это боги заселенного людьми мира. Их ответственность распространялась на культурные занятия, общественные и семейные отношения, быт и среду обитания. Это прежде всего Сварог – бог огня, поставленного на службу человеку. Сварог – бог-создатель земли и небес. Он творил не словом, не магией в отличие от Велеса, а руками, он создавал материальный мир. Он дал людям Солнце-Ра и огонь. Сварог сбросил с неба на землю плуг и ярмо, чтобы возделывать землю; боевую секиру, чтобы эту землю защищать от врагов, и чашу для приготовления в ней священного напитка.

Лель – в мифологии древних славян был богом любовной страсти. Он был сын богини красоты и любви Лады. О Леле – этом веселом, легкомысленном боге страсти – до сих пор напоминает слово «лелеять», то есть нежить, любить.

Ярило – бог весны, весеннего света и тепла; юная, стремительная и неуправляемая сила; божество страсти и плодородия. Символ праздника возрождения жизни.

Род – бог-создатель видимого мира. Все, рожденное Родом, до сих пор несет в себе его имя: природа, родина, родители, родственники. Род родил Сварога – великого бога, который довершил творение мира. Преемственность поколений, берущих начало от общих предков, древние славяне вложили в образ Рода. Он покровительствовал роженицам, определял судьбу новорожденного.

Хорс – древнеславянский бог Солнца – светила, сын Рода, брат Велеса.

Велес – один из величайших богов древнего мира, сын Рода, брат Сварога. Его главным деянием стало то, что Велес привел сотворенный Родом и Сварогом мир в движение. Велес – «скотий бог» – хозяин дикой природы, могучий волшебник и оборотень, толкователь законов, учитель искусствам, покровитель путешественников и торговцев, бог удачи.

Симаргл – был наделен зубами, когтями и крыльями, а потому ныне считается, что именно его изображали в древности как крылатого пса – охранителя посевов от диких животных, да и от домашнего скота тоже.

Существовали представления о богах, связанных с профессиональными занятиями людей.

Еще одна группа соотносилась с понятием о судьбе: Доля, Недоля, Лихо, Горе, Правда, Кривда…

У славян существовала вера в бессмертие души, в ее посмертное существование. При погребении необходимо было соблюсти все тонкости обряда, и только в этом случае душа обретала покой и впоследствии могла помогать потомкам. Славяне прибегали к различной форме захоронений, часто к кремации. Особое место в понимании мира у славян занимала вода. Они считали, что вода является стихией, связывающей живой и потусторонний мир.

В тяжелые годы славяне прибегали к ритуальному умерщвлению стариков в надежде на то, что перешедший в мир иной родственник облегчит участь живущих. Этот обряд назывался «сажать на лубок».

Существовало множество обрядов, сопровождавших человека в иной мир. Но не меньшее количество обрядов необходимо было соблюдать и после похорон. Наибольшее значение имела тризна – состязания и пиршество. Смысл этого обряда в усилении сил жизни, в победе ее над силами смерти.

Были и обряды перехода человека в другое состояние. К ним относились свадьба и рождение ребенка.

Существовала обрядность, связанная с природными явлениями: Святки, Масленица.

Иногда обряды сопровождались человеческими жертвоприношениями, но чаще жертвы были бескровными в виде пищи или иных даров. Часто жертвенная пища поедалась во время пира. В фольклоре сохранилось немало свидетельств о жертвенных пирах. Славяне считали, что на этих пирах присутствует Бог в виде гостя и одновременно хозяина ритуального пира, которого называли «Господь».

Распространено было гадание. Поскольку вода была границей между мирами – земным и потусторонним. Многие гадания были связаны манипуляцию с водой.

Самое главное для нас – это было представление древних славян о том, что основой религиозной жизни являлась семья. Сплоченность семей – это род.

Обряды проводил глава семьи. Специальных жрецов не было, хотя были знатоки обрядов – волхвы.

Наряду с представлениями о высших богах, существовали верования в богов низшего уровня, духов, оборотней. Значительный отряд именовали бесами. Им приписывали злонамеренность и губительную силу. К бесам относили духов опасных для посещения мест: лесной глуши (леший), болота (зыбочник, болотник) омутов (водяной). В поле обитали полудницы. Внешне бесов представляли в человеческом, зверином или смешанном облике.

Чернобог – бог холода, уничтожения, смерти, зла; бог безумия и воплощения всего плохого и черного. Чернобог – повелитель Нави, Тьмы и Пекельного царства.

К наиболее опасным относилась группа полудемонов человеческого происхождения – это люди, пошедшие по совершенно обособленному жизненному пути, – упыри, вурдалаки, ведуньи, русалки. По представлению славян, они могли навредить человеческому роду настолько, что их надо было бы не только опасаться, но и их уничтожить. Вроде бы они олицетворяли болезни: мимохода, лихорадка, мара, кикимора…

Пришло время сделать выводы. Язычество – это свидетельство о том, что тогда человек еще не оторвался от природы, был ее частью, принимал особенности природных явлений, как взаимно связанность их с внутренним состоянием тогдашнего человеческого организма, еще являвшегося частичкой мироздания.

Все это ныне утрачено. Теперь мы никто иные, как повелители природы, стараемся переделать ее на свой лад, строим каналы на континентах, чтобы соединить океаны, орошаем пустыни, связываем континенты автобанами и железнодорожными магистралями, строим здания – небоскребы, запускаем в космос спутники, врываемся в животный и растительный мир, переделывая его на генетическом уровне. Хорошо это или плохо? Будущее даст ответ на этот вопрос. Не будут ли наши потомки через тысячу лет воспринимать нас так, как мы ныне язычников?

Нельзя отрицать, что при всей, с нашей точки зрения, убогости языческой жизни, наши предки были довольны ею. Об этом пойдет речь в одной из следующих глав этой книги.

 

7. Повседневная жизнь молодежи Великого Новгорода в «Былинах о Василие Буслаеве»

Вот такой была духовная жизнь новгородцев – славян. А жизнь повседневная была и еще интересней. Предлагаю вам, уважаемые читатели, познакомиться и с ней. Перед вами еще одна былина. Называется она

«В славном великом Новеграде А и жил Буслай до девяноста лет, С Новым-городом жил, не перечился, Со мужики новогородскими Поперек словечка не говаривал. Живучи Буслай состарился, Состарился и переставился. После его веку долгого Оставалася его житье-бытье И все имение дворянское, Осталася матера вдова, Матера Амелфа Тимофевна, И оставалася чадо милая, Молодой сын Василий Буслаевич. Будет Васенька семи годов,— Отдавала матушка родимая, Матера вдова Амелфа Тимофеевна, Учить его во грамоте, А грамота ему в наук пошла; Присадила пером его писать, Письмо Василью в наук пошло; Отдавала петью учить новгородскому, Петьё Василью в наук пошло. А и нет у нас такова певца Во славном Новегороде Супротив Василья Буслаева. Поводился ведь Васька Буслаевич Со пьяницы, со безумницы, С веселыми удалыми добрыми молодцы, Допьяна уже стал напиватися, А и ходя в городе, уродует: Которого возьмет он за руку, — Из плеча тому руку выдернет; Которого заденет за ногу, — То из гузна ногу выломит; Которого хватит поперек хребта, — Тот кричит-ревет, окарачь ползет. Пошла та жалоба великая, — А и мужики новогородские, Посадские, богатые, Приносили жалобу они великую Матерой вдове Амелфе Тимофевне На того на Василья Буслаева. А и мать-то стала его журить-бранить, Журить-бранить его, на ум учить. Журьба Ваське не взлюбилася, Пошел он, Васька, во высок терем, Садился Васька на ременчатый стул, Писал ерлыки скорописчаты, От мудрости слово поставлено: «Кто хощет пить и есть из готового, Валися к Ваське на широкий двор, Тот пей и ешь готовое И носи платье разноцветное». Рассылал те ерлыки со слугой своей На те вулицы широкие И на те частые переулочки. В то же время поставил Васька Чан середи двора, Наливал чан полон зелена вина, Опущал он чару в полтора ведра. Во славном было во Новеграде Грамотны люди шли прочитали Те ерлыки скорописчаты, Пошли ко Ваське на широкий двор, К тому чану зелену вину. Вначале был Костя Новоторженин, Пришел он, Костя, на широкий двор, Василий тут его опробовал — Стал его бита червленым вязом, В половине было налито Тяжела свинцу чебурацкого, Весом тот вяз был во двенадцать пуд; А бьет от Костю по буйной голове, — Стоит тут Костя не шевельнется, И на буйной голове кудри не тряхнутся. Говорил Василий сын Буслаевич: «Гой еси ты, Костя Новоторженин! А и будь ты мне названый брат, И паче мне брата родимого». А и мало время позамешкавши, Пришли два брата боярченка, Лука и Мосей, дети боярские, Пришли ко Ваське на широкий двор. Молоды Василий сын Буслаевич Тем молодцам стал радошен и веселешонек. Пришли тут мужики залешана, И не смел Василий показатися к ним. Еще тут пришло семь братов Сбродовичи. Собиралися, соходилися Тридцать молодцов без единого, Он сам, Василий, тридцатый стал. Какой зайдет – убьют его, Убьют его, за ворота бросят. Послышал Васенька Буслаевич — У мужиков новгородскиих Канун варен, пива ячные, Пошел Василий со дружиною, Пришел во братшину в Никольшину. «Немалу мы тебе сыпь платим — За всякого брата по пяти рублев». А за себе Василий дает пятьдесят рублев… Молоды Василий сын Буслаевич Бросился на царев кабак Со своею дружиною хороброю, Напилися они тут зелена вина И пришли во братшину в Николыпину. А и будет день ко вечеру, — От малого до старого Начали уж ребята боротися, А в ином кругу в кулаки битися. От тое борьбы от ребячия, От того бою от кулачного Началася драка великая. Молоды Василий стал драку разнимать, А иной дурак зашел с носка, Его по уху оплел, А и тут Василий закричал громким голосом: «Гой еси ты. Костя Новоторженин И Лука, Моисей, дети боярские! Уже Ваську меня бьют». Поскакали удалы добры молодцы, Скоро они улицу очистили, Прибили уже много до смерти, Вдвое-втрое перековеркали, Руки, ноги переломали, — Кричат мужики посадские. Говорит тут Василий Буслаевич: «Гой еси вы, мужики новогородские! Бьюсь с вами о велик заклад — Напущаюсь я на весь Новгород битися, дратися Со всею дружиною хороброю; Тако вы мене с дружиною побьете Новым-городом, Буду вам платить дани-выходы по смерть свою, На всякий год по три тысячи; А буде ж я вас побью и вы мне покоритеся, То вам платить буду такову же дань»; И в том-то договору руки они подписали Началась у них драка-бой великая, А и мужики новгородские И все купцы богатые, Все они вместе сходилися, На млада Васютку напущалися, И дерутся они день до вечера. Молоды Василий сын Буслаевич Со своею дружиною хороброю Прибили они во Новеграде, Прибили уже много до смерти. А и мужики новгородские догадалися, Пошли они с дорогими подарки К матерой вдове Амелфе Тимофевне: «Матера вдова Амелфа Тимофевна! Прими у нас дороги подарочки, Уйми свое чадо милое Василья Буславича». Матера вдова Амелфа Тимофевна Принимала у них дороги подарочки, Посылала девушку-чернавушку По того Василья Буслаева. Прибежала девушка-чернавушка, Сохватала Ваську во белы руки, Потащила к матушке родимыя, Притащила Ваську на широкий двор, А и та старуха неразмышлена Посадила в погребы глубокие Молода Василья Буслаева, Затворяла дверьми железными, Запирала замки булатными. А его дружина хоробрая Со темя мужики новгородскими Дерутся, бьются день до вечера А и та-то девушка-чернавушка На Волх-реку ходила по воду, А взмолятся ей тут добры молодцы: «Гой еси ты, девушка-чернавушка! Не подай нас у дела у ратного, У того часу смертного». И тут девушка-чернавушка Бросала она ведро кленовое, Брала коромысла кипарисова, Коромыслом тем стала она помахивати По тем мужиками новогородскиим, Прибила уж много до смерти. И тут девка запышалася, Побежала ко Василыо Буслаеву, Срывала замки булатные, Отворяла двери железные: «А и спишь ли, Василий, или так лежишь? Твою дружину хоробрую Мужики новогородские Всех прибили, переранили, Булавами буйны головы пробиваны». Ото сна Василий пробуждается, Он выскочил на широкий двор, — Не попала палица железная, Что попала ему ось тележная, Побежал Василий по Нову-городу, По тем по широким улицам. Стоит тут старец-пилигримище, На могучих плечах держит колокол, А весом тот колокол во триста пуд, Кричит тот старец-пилигримище: «А стой ты, Васька, не попорхивай, Молоды глуздырь, не полетывай: Из Волхова воды не выпити, Во Новеграде людей не выбити, — Есть молодцов сопротив тебе, Стоим мы, молодцы, не хвастаем». Говорил Василий таково слово: «А и гой еси, старец-пилигримище! А и бился я о велик заклад Со мужики новгородскими, … Опричь тебе, старца-пилигримища. Во задор войду – тебя убью». Ударил он старца во колокол А и той-то осью тележною, — Начается старец, не шевельнется. Заглянул он, Василий, старца под колоколом, — А и во лбе глаз уж веку нету. Пошел Василий по Волх-реке, А идет Василий по Волх-реке, По той Волховой по улице, Завидели добрые молодцы, А его дружина хоробрая, Молода Василья Буслаева, — У ясных соколов крылья отросли, У их-то, молодцов, думушки прибыло. Молоды Василий Буслаевич Пришел-то молодцам на выручку. Со темя мужики новогородскими Он дерется, бьется день до вечера, А уж мужики покорилися, Покорилися и помирилися, Понесли они записи крепкие К матерой вдове Амелфе Тимофевне, Насыпали чашу чистого серебра, А другую чашу красного золота, Пришли ко двору дворянскому, Бьют челом, поклоняются: «А сударыня матушка! Принимай ты дороги подарочки, А уйми свое чадо милая, Молода Василья со дружиною. А и рады мы платить На всякий год по три тысячи, На всякий год будем тебе носить С хлебников по хлебику, С калачников по калачику, С молодиц повенечное, С девиц повалечное, Со всех людей со ремесленых, Опричь попов и дьяконов». Втапоры матера вдова Амелфа Тимофевна Посылала девушка-чернавушка Привести Василья со дружиною. Пошла та девушка-чернавушка, Бежавши та девка запышалася, Нельзя пройти девке по улице: Что полтеи по улице валяются Тех мужиков новогородскиих. Прибежала девушка-чернавушка, Сохватала Василья за белы руки, А стала ему рассказывати: «Мужики пришли новогородские, Принесли они дороги подарочки, И принесли записи заручные Ко твоей сударыне матушке, К матерой вдове Амелфе Тимофевне». Повела девка Василья со дружиною На тот на широкий двор, Привела-то их к зелену вину, А сели они, молодцы, во единый круг, Выпили ведь по чарочке зелена вина Со того урасу молодецкого От мужиков новгородских. Скричат тут робята зычным голосом: «У мота и у пьяницы, У млада Васютки Буславича Не упито, не уедено, В красне хорошо не ухожено, А цветного платья не уношено, А увечье навек залезено». И повел их Василий обедати К матерой вдове Амелфе Тимофеевне. Втапоры мужики новогородские Приносили Василью подарочки Вдруг сто тысячей, И затем у них мирова пошла, А и мужики новогородские Покорилися и сами поклонилися».

Ну как, уважаемые читатели? Радостно было «житье у Великому Новеграде»? Каковыми неподражаемыми были наши предки! Разудалистыми! Неужели христианство могло смирить добрых молодцев – новгородцев? Вот вам на потеху еще одна былина. Разные сказители называли ее по-разному

или «Поездка Василия Буслаева», или «Смерть Василия Буслаева»

«Под славным великим Новым‑городом, По славному озеру по Ильменю Плавает‑поплавает сер селезнь, Как бы ярой гоголь доныривает, ‑ А плавает‑поплавает червлен карабль Как бы молода Василья Буслаевича, А и молода Василья со его дружиною хоробраю, Тридцать удалых молодцов: Костя Никитин корму держит, Маленький Потаня на носу стоит, А Василе‑ет по кораблю похаживает, Таковы слова поговаривает: «Свет моя дружина хоробрая, Тридцать удалых добрых молодцов! Ставьте карабль поперек Ильменя, Приставайте молодцы ко Нову‑городу!» А и тычками к берегу притыкалися, Сходни бросали на крутой бережок. Походил тут Василей Ко своему он двору дворянскому, И за ним идут дружинушка хоробрая, Только караулы оставили. Приходит Василей Буслаевич Ко своему двору дворянскому, Ко своей сударыне матушке, Матерой вдове Амелфе Тимофеевне. Как вьюн, около ее увивается, Просит благословение великое: «А свет ты, моя сударыня матушка, Матера вдова Амелфа Тимофеевна! Дай мне благословение великое ‑ Идти мне, Василью, в Ерусалим‑град Со своею дружиною хоробраю, Мне‑ка Господу помолитися, Святой святыни приложитися, Во Ердане‑реке искупатися». Что взговорит матера Амелфа Тимофеевна: «Гой еси ты, мое чадо милая, Молоды Василей Буслаевич! То коли ты пойдешь на добрыя дела, Тебе дам благословение великое; То коли ты, дитя, на разбой пойдешь, И не дам благословения великова, А и не носи Василья сыра земля!» Камень от огня разгорается, А булат от жару растопляется, ‑ Материна сердце распущается, И дает она много свинцу‑пороху, И дает Василью запасы хлебныя, И дает оружье долгомерное. «Побереги ты, Василей, буйну голову свою!» Скоро молодцы собираются И с матерой вдовой прощаются. Походили оне на червлен карабль, Подымали тонки парусы полотняныя, Побежали по озеру Ильменю. Бегут оне уж сутки‑другия, А бегут уже неделю-другую, Встречу им гости‑карабельщики: «Здравствуй, Василей Буслаевич! Куда, молодец, поизволил погулять?» Отвечает Василей Буслаевич: «Гой еси вы, гости‑карабельщики! А мое‑та ведь гулянье неохотное: Смолода бита, много граблена, Под старость надо душа спасти. А скажите вы, молодцы, мне прямова путя Ко святому граду Иерусалиму». Отвечают ему гости‑карабельщики: «А и гой еси, Василей Буслаевич! Прямым путем в Ерусалим‑град Бежать семь недель, А окольной дорогой – полтора года: На славном море Каспицкием, На том острову на Куминскием Стоит застава крепкая, Стоят атаманы казачия, Не много, не мало их – три тысячи; Грабят бусы‑галеры, Разбивают червлены карабли». Говорит тут Василей Буслаевич: «А не верую я, Васюнька, ни в сон ни в чох, А и верую в свой червленой вяз. А беги‑ка‑тя, ребята, вы прямым путем!» И завидел Василей гору высокую, Приставал скоро ко круту берегу, Походил‑су Василей сын Буслаевич На ту ли гору Сорочинскую, А за ним летят дружина хоробрая. Будет Василей в полугоре, Тут лежит пуста голова, Пуста голова – человечья кость. Пнул Василей тое голову с дороги прочь, Просвещится пуста голова человеческая: «Гой еси ты, Василей Буславьевич! Ты к чему меня, голову побрасоваешь? Я, молодец, не хуже тебя был, Умею, я, молодец, валятися А на той горе Сорочинския. Где лежит пуста голова, Пуста голова молодецкая, И лежать будет голове Васильевой!» Плюнул Василей, прочь пошел. «Али, голова, в тебе враг говорит Или нечистой дух!» Пошел на гору высокую, На самой сопки тут камень стоит, В вышину три сажени печатныя, А и через ево только топор подать, В долину три аршина с четвертью. И в том‑та подпись подписана: «А кто‑де станет у каменя тешиться, А и тешиться‑забавлятися, Вдоль скакать по каменю, ‑ Сломить будет буйну голову». Василей тому не верует, Приходил со дружиною хороброю, А и тешиться‑забавлятися, Поперек тово каменю поскакивати, А вдоль‑та ево не смеют скакать. Пошли со горы Сорочинския, Сходят оне на червлен карабль, Подымали тонки парусы полотняные, Побежали по морю Каспицкому, На ту на заставу карабельную, Где‑та стоят казаки‑разбойники, А стары атаманы казачия. На пристани их стоят сто человек А и молоды Василей на пристань стань, Сходни бросали на крут бережок, И скочил‑та Буслай на крут бережок, Червленым вязом попирается. Тут караульщики, удалы добры молодцы, Все на карауле испужалися, Много его не дожидаются, Побежали с пристани карабельныя К тем атаманам казачиям. Атаманы сидят не дивуются, Сами говорят таково слово: «Стоим мы на острову тридцать лет, Не видали страху великова, Это‑де идет Василей Буславьевич: Знать‑де полетка соколиная, Видеть‑де поступка молодецкая!» Пошагал‑та Василей со дружиною, Где стоят атаманы казачия. Пришли оне, стали во единой круг, Тут Василей им поклоняется, Сам говорит таково слово: «Вздравствуйте, атаманы казачия! А скажите вы мне прямова путя Ко святому граду Иерусалиму». Говорят атаманы казачия: «Гой еси, Василей Буслаевич! Милости тебе просим за единой стол хлеба кушати!» Втапоры Василей не ослушался, Садился с ними за единой стол. Наливали ему чару зелена вина в полтора ведра, Принимает Василей единой рукой И выпил чару единым духом И только атаманы тому дивуются, А сами не могут и по полуведру пить. И хлеба с солью откушали, Собирается Василей Буслаевич На свой червлен карабль. Дают ему атаманы казачия подарки свои: Первую мису чиста серебра И другую – красна золота, Третью – скатнова жемчуга. За то Василей благодарит и кланеется, Просит у них до Ерусалима провожатова. Тут атаманы Василью не отказовали, Дали ему молодца провожатова, И сами с ним прощалися. Собирался Василей на свой червлен корабль Со своею дружиною хоробраю, Подымали тонки парусы полотняныя, Побежали по морю Каспицкому. Будут оне во Ердан‑реке, Бросали якори крепкия, Сходни бросали на крут бережок. Походил тут Василей Буслаевич Со своею дружиною хороброю в Ерусалим‑град. Пришел во церкву соборную, Служил обедни за здравие матушки И за себя, Василья Буслаевича, И обедню с панафидою служил По родимом своем батюшке И по всему роду своему. На другой день служил обедни с молебнами Про удалых добрых молодцов, Что смолоду бито, много граблено. И ко святой святыне приложился он, И в Ердане‑реке искупался. И расплатился Василей с попами и с дьяконами, И которыя старцы при церкви живут, ‑ Дает золотой казны не считаючи. И походит Василей ко дружине из Ерусалима На свой червлен карабль. Втапоры ево дружина хоробрая Купалися во Ердане‑реке, Приходила к ним баба залесная, Говорила таково слово: «Почто вы купаетесь во Ердан‑реке? А некому купатися, опричь Василья Буславьевича, Во Ердане‑реке крестился Сам Господь Иисус Христос; Потерять ево вам будет, Большова атамана Василья Буславьевича». И оне говорят таково слово: «Наш Василей тому не верует, Ни в сон, ни в чох». И мало время поизойдучи, Пришел Василей ко дружине своей, Приказал выводить карабль из устья Ердань реки. Подняли тонкие парусы полотняны, Побежали по морю Каспицкому, Приставали у острова Куминскова, Приходили тут атаманы казачия И стоят все на пристани карабельныя. А и выскочил Василей Буслаевич Из своего червленаго карабля. Поклонились ему атаманы казачия: «Здравствуй, Василей Буслаевич! Здорово ли съездил в Ерусалим‑град?» Много Василей не баит с ними, Подал письмо в руку им, Что много трудов за их положил: Служил обедни с молебнами за их, молодцов. Втапоры атаманы казачия звали Василья обедати, И он не пошел к ним, Прощался со всеми теми атаманы казачьими, Подымали тонкие парусы полотняныя, Побежали по морю Каспицкому к Нову‑городу А и едут неделю споряду, А и едут уже другую, И завидел Василей гору высокую Сорочинскую, Захотелось Василью на горе побывать Приставали к той Сорочинской горе, Сходни бросали на ту гору, Пошел Василей со дружиною И будет он в полгоры, И на пути лежит пуста голова, человечья кость, Пнул Василей тое голову с дороги прочь, Провещится пуста голова: «Гой еси ты, Василей Буслаевич! К чему меня, голову, попиноваешь И к чему побрасоваешь? Я, молодец, не хуже тебя был, Да умею валятися на той горе Сорочинские Где лежит пуста голова, Лежать будет и Васильевой голове!» Плюнул Василей, прочь пошел Взошел на гору высокую, На ту гору Сорочинскую, Где стоит высокой камень, В вышину три сажени печатныя, А через ево только топором подать, В долину – три аршина с четвертью И в том та подпись подписана: «А кто де у камня станет тешиться, А и тешиться‑забавлятися, Вдоль скакать по каменю, ‑ Сломить будет буйну голову». Василей тому не верует, Стал со дружиною тешиться и забавлятися, Поперек каменю поскаковати. Захотелось Василью вдоль скакать, Разбежался, скочил вдоль по каменю ‑ И не доскочил только четверти И тут убился под каменем. Где лежит пуста голова, Там Василья схоронили. Побежали дружина с той Сорочинской горы На свой червлен карабль Подымали тонки парусы полотняныя, Побежали ко Нову‑городу И будут у Нова‑города, Бросали с носу якорь и с кормы другой, Чтобы крепко стоял и не шатался он. Пошли к матерой вдове, к Амелфе Тимофеевне, Пришли и поклонилися все, Письмо в руки подали. Прочитала письмо матера вдова, сама заплакала, Говорила таковы слова «Гой вы еси, удалы добры молодцы! У меня ныне вам делать нечево Подите в подвалы глубокия, Берите золотой казны не считаючи». Повела их девушка‑чернавушка К тем подвалам глубокиим, Брали они казны по малу числу, Пришли оне к матерой вдове, Взговорили таковы слова: «Спасиба, матушка Амелфа Тимофеевна, Что поила‑кормила, Обувала и одевала добрых молодцов!» Втапоры матера вдова Амелфа Тимофеевна Приказала наливать по чаре зелена вина, Подносит девушка‑чернавушка Тем удалым добрым молодцам, А и выпили оне, сами поклонилися, И пошли добры молодцы, кому куды захотелося».

Прочитав эту древнюю былину, читатель, конечно, будет озадачен. Смерть Василия Буслаева аналогична гибели князя Олега. Как рассказано в «Повести временных лет», князь Олег «спрашивал волхвов и кудесников: «От чего я умру?». И сказал ему один кудесник: «Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, – от него тебе и умереть?». Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он: «Никогда не сяду на него и не увижу его больше». И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, – на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: «Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?». Тот же ответил: «Умер». Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав: «Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив». И приказал оседлать себе коня: «Да увижу кости его». И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал: «От этого ли черепа смерть мне принять?». И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу. И от того разболелся и умер. князь Олег увидеть останки своего любимого коня, подошел к его черепу и погиб от укуса выползшей из черепа змеи…».

Кто из них древнее – князь Олег или новгородский удалец Василий Буслаев? Покумекайте, уважаемые читатели, может быть, вы найдете ответ на этот вопрос? А если не найдете сами, то можно было бы вам и подсказать, но история любит, чтобы к ней относились с душевным уважением, а не с подсказками.

 

8. Дары славян-язычников своим богам

Теперь пришла пора поразмыслить над дарам язычников их богам. Чтобы умилостивить богов, наши далекие предки возводили обожествляемые ими каменные изваяния, а также в знак уважения к своим предкам приносили на капища различные дары.

В основе жертвоприношений лежали представления о вмешательстве божеств в жизнь и деятельность людей. Божествам подносили в дар первый урожай, первый приплод. По свидетельству Густынской летописи, идолу Перуну, стоявшему в Киеве, приносили различные жертвы и пламя огня:

«Ему же, как богу, жертву приносили и огонь неугасающий из дубового дерева постоянно палили».

Божествам предназначались в дар также пахучие цветы, венки из них, травы. По сообщению Константина Багрянородного, русы, приезжавшие на остров Хортица, возле огромного дуба приносили в жертву живых петухов, а также хлеб, мясо и все остальное, что было у них.

По Ибн-Фадлану, русы своим богам жертвовали овец и быков.

О жертвах заклания упоминает еще Прокопий Кесарийский, который говорил, что славяне с VI века поклонялись богу молнии, приносили ему в жертву быков и другие дары. Этими жертвами люди ублажали богов, думая, что этим спасают свою жизнь.

Иногда жертвенный обряд принимал жестокие формы: в жертву приносили живых людей, в частности детей. Об этом ясно говорит Нестор в «Повести временных лет», вспоминая жертвы заклания в Киеве на Перуновом холме в 980 году:

«И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили своих сыновей и дочерей, и приносили жертвы бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернялась кровью земля Русская и холм тот… Владимир посадил Добрыню, своего дядю, в Новгороде. И, придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу».

 

9. Блуд языческо-славянский

Кроме идолопоклонства, чем еще занимались в своей жизни наши предки?

На этот животрепещущий вопрос красочно ответил украинский писатель, журналист и телеведущий Олесь Алексе́евич Бузина́. Мне представляется, что приведенный мною отрывок из его книги «Тайная история Украины-Руси» заставит читателей несколько встрепенуться:

«БЛУД ДРЕВНЕРУССКИЙ.

Политика политикой, а развлекаться ведь тоже надо!

Разврат на Святой Руси был всегда – даже когда еще и Руси-то не было. Самое раннее изображение «свободной любви» на территории Украины относится ко II тысячелетию до нашей эры. Оно называется Керносский идол.

Археологи до сих пор гадают, что за усатый бес изображен на каменной стеле с топором за поясом. Большинство почему-то сходится на спорной мысли, что это мифический прародитель какого-то племени. Зато не вызывает никаких сомнений то, что вырезано на боку у степного чуда, – прыткий молодой человек без штанов накалывает на вздыбленный член бесстыдную юную леди, похотливо оттопырившую первобытный задок.

«Какая развитая цивилизация была!» – воскликнул мой друг, когда я показал ему репродукцию этого доисторического шедевра. – Возможно, они даже знали половые извращения!»

Ну, знали или не знали – другой вопрос. А вот что разбирались в половых излишествах – так это точно.

Древний славянин жил в обстановке, максимально способствующей морально-бытовому разложению. Он не признавал изб, беленых хаток с вишневыми садками и тем более каких-то там коттеджей. Его жилище – полуземлянка размером в десять квадратных метров – как кухня в городской квартире. Только, в отличие от кухни, все это строение целиком сидело в почве, а над поверхностью торчала только двускатная крыша, обложенная дерном. Жилище хоббита – да и только!

Ютились в нем, кроме отца семейства, еще с десяток обитателей – жена с вечно распухшим от беременности брюхом и выводок сопливых детишек в домотканных рубашках. Вся половая жизнь – на виду. С вечера папаша забирался верхом на мамашу и, посапывая, вершил непотребное.

Тем более что вокруг землянки все только и склоняло к разврату – похрюкивали поджарые спортивного вида кнуры, взбираясь на круглозадых свинок, орали петухи, топча кур, и протяжно мычал от любовной тоски красавец-бык в ожидании податливой коровы с выменем, до которого далеко любым силиконовым подделкам. Деревенская идиллия!

Иначе отдыхали высшие классы.

По большому счету первые древнерусские князья – просто паханы банды рэкетиров, оседлавшей путь «из варяг в греки». Образ жизни они вели соответствующий – настолько пряный, что даже у восточных путешественников, привыкших к роскоши гаремов, слюнки текли. Вот как описывает быт киевского двора арабский географ Амин Рази в книге «Семь климатов»: «Царь их постоянно живет в замке, очень высоком, и четыреста человек воинов постоянно находятся при нем и ночью спят у ног его ложа. И с каждым из этих четырехсот человек есть девушка, так что каждый, если имеет желание совокупиться, пользуется девушкой в присутствии царя. У царя также есть четыреста девушек, которые являются его наложницами. Трон его большой, увенчанный драгоценными самоцветами, сделан так, что на этом троне он сидит с сорока любимицами и в их обществе проводит время. И если у него вдруг появится страсть, он совокупляется с ними в присутствии своих сподвижников. И это дело они не считают постыдным. Царь их никогда не сходит ногами с высоты трона, и если он изъявит желание ехать верхом, то ему подводят лошадь прямо к трону. И нет у него другого дела, кроме как совокупляться с девушками, пить вино и предаваться развлечениям».

Эх, жили же люди! Причем не в Лас-Вегасе или гамбургском Санкт-Паули, а прямо здесь, в Киеве, на том самом месте, где теперь торчит Исторический музей с унылыми черепками и несет пережаренным маслом от бара «Ольжин двор».

Публичная любовь так нравилась древнерусским дружинникам, что все окрестные народы просто сбегались на них посмотреть. Главной статьей киевского экспорта был, кстати, не мед и не воск, как пишут в школьных учебниках, а красивые девки. Русы ловили их в подвластных деревнях, отмывали от крестьянской грязи и везли на Волгу – в славный мусульманский город Булгар. Отсюда живой товар расходился по всему Востоку.

Русы верили, что настоящий мужчина не может обойтись без секса даже после смерти. Вместе с конем, мечом и кольчугой дружинник прихватывал на тот свет еще и любимую бабу, которую предварительно с соблюдением красивых народных обычаев душили его друзья. Арабский путешественник Ибн-Фадлан в 922 году в Булгаре стал очевидцем интереснейших похорон русского купца. Он описал их с мельчайшими подробностями, бережно сохранив для науки все, что смог рассмотреть.

«Когда умер тот муж, о котором я говорил раньше, то сказали его девушкам: «Кто умрет вместе с ним?» И ответила одна: «Я». Ее поручили двум девицам, чтобы они были с ней, куда бы она ни пошла – они даже мыли ей ноги своими руками. А девушка каждый день пила и пела, радуясь будущему.

Когда же наступил день, в который должны были сжечь покойника и девушку, они нарядили мертвеца в кафтан с золотыми пуговицами и парчовую шапку и отнесли на корабль, посадив на стеганый матрац и подперев подушками, а девицу его подняли к нему.

И я увидел, что она растерялась. Мужи стали бить палицами по щитам, чтобы не было слышно ее крика, потому что другие девушки перестали бы стремиться к смерти со своими господами.

Потом туда поднялось шесть человек из числа родственников ее хозяина, и все как один совокупились с девушкой в присутствии мертвеца.

Как только они покончили с осуществлением своих прав любви, девушку уложили рядом с ее господином. Двое схватили ее за ноги, двое – за руки, пришла старуха, именуемая ангелом смерти, накинула ей на шею веревку и дала ее конец двум мужам, а сама стала вгонять огромный кинжал между ребер девушки, в то время как мужи душили ее, пока она не умерла.

Тогда ближайший родственник умершего взял палку и зажег ее от костра. Не прошло и часа, как корабль, девушка и ее господин превратились в пепел».

Шокирующий отчет Ибн-Фадлана своему любопытному багдадскому халифу – на самом деле исключительно точный документ. Раскопки древнерусских могил подтвердили: с соблюдением именно таких сексуальных ритуалов наши предки и хоронили своих самых уважаемых мертвецов.

Особенно крутым половым разбойником был князь Владимир Святой. Жизнь его – бесконечная череда плотских подвигов. Когда полоцкая княжна Рогнеда отказалась выйти за будущего крестителя Руси замуж, тот не просто захватил Полоцк, но еще и изнасиловал переборчивую невесту прямо на глазах у родителей.

В то время Владимир был еще подростком. Самому ему такое изнасилование и в голову бы не пришло. Но у него был дядя – по одним легендам знаменитый русский богатырь Добрыня, а по другим – еврей Добран из Хазарского каганата, исповедовавшего иудаизм. То Добран – Добрыня, как пишет историк Татищев, повелел Владимиру быть с Рогнедой «пред отцом и матерью». И Владимир «был», приспустив портки и закинув девке подол на спину, после чего «нарек имя ей – Горислава».

По утверждению Нестора-летописца, главная «малина» князя Владимира была в Вышгороде. Там он держал триста девок. Еще одна в Берестовом – прямо у стен нынешней Печерской лавры. А третья – в Белгороде, бывшем тогда пограничной крепостью с печенегами. Всего же у «святого» имелось восемьсот наложниц и шесть законных жен. Но этим он не ограничивался, ибо «был такой же женолюбец, как Соломон – ненасытный на блуд, и, приводя к себе замужних жен и дев, растлевал их».

Функционировал князь как безотказная секс-машина. Захватив Киев, он правил тут до принятия христианства всего шесть лет, после чего, если верить летописцу, стал примерным мужем византийской принцессы Анны. Куда девался гарем Владимира после крещения – неясно. Но можно представить, с какой интенсивностью спаривалось это чудо природы во дни своей языческой юности. А ведь нужно было еще и в поход сходить, собрать дань, отогнать от границ орды диких кочевников… Воистину князь по праву заслужил свое былинное прозвище – Красное Солнышко!

Быт и нравы цивилизации легко понять по ее уголовному кодексу. Едва научившись писать, Киевская Русь тут же стала покрывать стены своих соборов ругательствами и издавать своды законов об улучшении нравов. Один из них – «Церковный устав князя Ярослава» – рисует живописную картину морального падения наших пращуров. Знали они все – вплоть до лесбийской любви и скотоложества.

«Аще кто с животиною блуд сотворит, – указывает этот кодекс, – митрополиту 12 гривень». Тридцать гривен штрафа полагалось за групповой секс с двумя сестрами. Двадцать – за многоженство. Сорок – за инцест – когда «отец с дщерию».

Со временем склонность древних русичей к распутству только усиливалась. «Церковного устава» стало не хватать, и князю Владимиру Мономаху пришлось ввести новое законодательство, где штрафы заменялись поркой и отрезанием носов. По сто ударов плетью получали любительницы розовой любви, если «блуда ради бесилися, лезучи на купу, творящи иже муж едина, а другая женою». Извращенцы, «приложившиеся» к девице моложе тринадцати лет, продавались в рабство с конфискацией всего имущества. А кровосмесителей – пороли и разводили.

Зацикленность древнерусских законодателей на половых вопросах не должна удивлять. Во-первых, всякое извращенчество – дело действительно интересное. Борясь с ним, можно получить несравненное удовольствие – тоже по-своему в высшей степени извращенное. А во-вторых, регулируя телесный разгул, пытались спастись от венерических хворей, ибо презервативов – даже примитивных, из бараньих кишек – еще не знали, а наслаждения жаждали. Гнусный миф – что сифилис появился в Европе только после открытия Америки. На Руси его хватало всегда – даже за четыреста лет до хождения великого генуэзца в Новые Индии. Как утверждает вышедшее несколько лет назад в Москве солиднейшее исследование «Восточные славяне», «у населения Белой Вежи ставится бесспорный диагноз сифилиса». Ту же «радость» обнаружили при раскопках Старой Ладоги. Белая Вежа – пограничная крепость на Дону. Ладога – такая же, но на Балтике. Перефразируя советскую песню, «от Дона до Балтийских морей древнерусский сифилис был всех сильней». Зараза, занесенная в гарнизон, живущий замкнутой жизнью, повергала в ужас самых закаленных вояк. Если бы вы видели снимки этих изъеденных плотской «любовью» человеческих костей! Даже смотреть страшно!

Вот такая она была – жизнь сексуальная на «светло светлой и прекрасно украшенной земле Русской»!

Вот такой была языческая жизнь славян. И не только их. И других языческих народов.

 

10. До Рюрика древняя русская история творилась, конечно, на берегах реки волхов между озерами Ладога и Ильмень

Если с основателями Киева полная неразбериха, то о Великом Новгороде картина сложилась совсем иная. То ли поляне были не требовательными к самим себе, то ли новгородцы всегда знали себе цену и стремились к увеличению собственного достоинства? Так ли это или иначе, но история наших предков приводит именно к такому выводу.

Тот, кто побывал и в Киеве, и в Великом Новгороде, не может не понять, что Киев – это какая-то само удовлетворенность необыкновенная. Великий Новгород – необыкновенная целеустремленность, воинственность и расширительность. Будете возражать? Тогда вспомните о том, что никогда Киев не пытался захватить Великий Новгород, а Великий Новгород всегда поставлял с боями и пожарами Киеву своих князей, то есть вел себя, как глава этой части Европы. Но как могло это случиться? Не потому ли, что на берегах реки Волхов сошлись разные нации, объединение которых породило Русь!

Как ни судите, ни рядите, но в то древнее время в Приильменье творилась Русская история. Началась она с Ладоги, а затем переместилась в Великий Новгород. О ней нам поведали многие летописи. Например, «Повесть временных лет» монаха Нестора. Но в ней было рассказано далеко не все! Например, в «Повести…» есть пробел – от Библейского потопа до основателей Киева и крещения Руси князем Владимиром Нестор записал то, что прочитал в христианской Библии и что ему рассказали православные священники. Но они не рассказали ему многое о том, что творилось в языческой Руси. То, что происходило до Рюрика в языческой Руси, можно прочитать в летописи первого новгородского епископа Иоакима. Ее публиковал в XVIII веке российский историк, географ и государственный деятель Василий Никитич Татищев.

Сразу оговорюсь, что даже в XVIII, XIX и XX веках историки сомневались в подлинности этой летописи. И все из-за неясности ее происхождения. Василий Никитичь утверждал, что собирая древние русские манускрипты, он обратился к своему родственнику Мелхиседеку (Борщову) – архимандриту Бизюкова монастыря Смоленской губернии. Тот в мае 1748 года прислал Татищеву три тетради, принадлежавшие якобы монаху Вениамину, «который о собрании русской истории трудился, по многим монастырям и домам ездя, немало книг русских и польских собрал». Когда Мелхиседек в сентябре 1748 года скончался, то следы источника, откуда тетради были списаны, затерялись. Другой монах сказал Татищеву, пытавшемуся отыскать Вениамина, что тетради принадлежали самому Мелхиседеку и что списал он их в Сибири, в сибирских монастырях.

Татищев пришёл к выводу, что Вениамина не существовало, а в его распоряжении оказался текст летописи, написанной епископом Иоакимом, в начале XI века.

В распоряжении нынешних историков имеется лишь текст выписок Татищева, сделанных в 1748 году из тетрадей Мелхиседека. Василий Никитичь не дословно воспроизвел текст оригинала, а в части, посвященной событиям IX–X веков, упомянул в виде вольного пересказа лишь сведения, которые, по его мнению, расходились с «Повестью временных лет».

И все же археологи в результате своих раскопов смогли подтвердить часть фактов, описанных в Иоакимовской летописи и не известных ранее историкам.

Эти факты позволили ученым прийти к выводу, что до Рюрика на Руси, возможно, все-таки существовало централизованное государство. Оно было названо историками Русским каганатом.

Много легенд было сложено о происхождении русской нации.

Если мы углубимся в Иоакимовскую летопись и в летопись «Сказание о Словене и Руссе и городе Словенске», то обнаружим, что началось заселение земель возле реки Волхов племенем словен еще задолго до Рюрика.

Согласно этим летописям эпическими предками русского народа были князь Скиф и его сыновья. Братья Словен и Рус, отделившись от отца, пришли к озеру Ильмень и выстроили там два города: Один получил название – «град великий» Словенск. Этот «град великий» впоследствии, как многие считают, стал Великим Новгородом. Второй город – это Руса (ныне Старая Русса).

От Словена власть перешла к одному из его сыновей – Вандалу. Именно он, «многие земли на побережье моря завоевав и народы себе покорив», и создал государство, ныне именуемое историкам «Русский каганат».

У Вандала было трое сыновей: Избор, Владимир и Столпосвят. Каждому он выстроил по городу. Возникшее на Ильмене государство вобрало в себя помимо ильменских словен кривичей, полян, северян, вятичей и финно-угорские племена – чудь, весь, мерея, мордву, мурому.

К IX веку в Восточной Европе определились три крупных военно-экономических центров. В арабских текстах той эпохи эти центры названы – Славия, Куйаба и Арсания. Первые два, вероятнее всего, Новгород и Киев. По поводу местонахождения Арсании мнения историков разделились. Одни считают, что это Рязань, другие – что Ростов, а иные говорят о Смоленске, Суздале или Белоозере и других городах, то есть каждый историк защищает свой любимый городок.

Когда государством в Приильменье правил князь Буревой – сын Владимира и внук Вандала, на богатство подвластных ему земель позарились заморские захватчики-варяги.

В Иоакимовской летописи записано:

«Легендарный князь словен Буривой, имея тяжкую войну с варягами, неоднократно побеждал их и стал обладать всею Бярмиею до Кумени. Наконец при оной реке побежден был, всех своих воинов погубил, едва сам спасся, пошел во град Бярмы, что на острове стоял, крепко устроенный, где князи подвластные пребывали, и, там долго пребывая, умер. Варяги же, победив Буревого, тотчас пришедшие, град Великий и прочие захватили и дань тяжелую возложили на славян, русь и чудь.

Люди же, терпевшие тяготу великую от варяг, послали к Буривою, испросить у него сына Гостомысла, чтобы княжил в Великом граде. И когда Гостомысл принял власть, тотчас варягов что были каких избили, каких изгнали, и дань варягам отказался платить, и, пойдя на них, победили, и град во имя старшего сына своего Выбора при море построил, заключил с варягами мир, и стала тишина по всей земле. Сей Гостомысл был муж великой храбрости, такой же мудрости, все соседи его боялись, а его люди любили, разбирательства дел ради и правосудия. Сего ради все близкие народы чтили его и дары и дани давали, покупая мир от него. Многие же князи от далеких стран приходили морем и землею послушать мудрости, и видеть суд его, и просить совета и учения его, так как тем прославился всюду».

По летописям три дочери Гостомысла были замужем за князьями из неславянских племен. У Гостомысла было еще и четыре сына. Старший сын – Вадим, был предводителем новгородцев, был убит Рюриком. Младший, Словен, отошел от отца в Чудь. Все сыновья умерли еще при жизни Гостомысла. Скорбя о неимении мужского потомства, Гостомысл однажды увидел во сне, что из чрева средней его дочери, Умилы, бывшей замужем за варяжским князем, произросло огромное дерево, покрывшее своими ветвями огромный город.

Вещуны растолковали, что один из сыновей Умилы будет наследником Гостомысла.

Перед смертью Гостомысл, собрав «старейшин земли от славян, руси, чуди, веси, меров, кривичей и дряговичей», рассказал им о сне, и послали они к варягам просить в князья сыновей Умилы. После смерти Гостомысла на зов старейшин явились Рюрик с двумя братьями – Синеусом и Трувором.

В других летописях можно прочитать о других вариантах прихода Рюрика на княжение на Волхов. Например, судя по «Повести временных лет», после того, как племена в Приильменье оказались без предводителя, началась жестокая междоусобная война.

Летописец Нестор так описал дальнейшие действия приильменцев:

«В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске».

Разные летописи – разные исторические варианты, но исход один – стал Рюрик во главе приильменьцев и приильменьцы стали называться руссами.

 

11. Кто изобрел названия «русский» для народа и «Русь» для государства?

Еще раз вчитаемся в «Повесть временных лет»:

Приильменьцы «и сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».

Из этой части «Повести временных лет» следуют два особо важных вывода. Первый неоспорим – чудь, словене, кривичи и весь обратились за помощью к варягам, а «те варяги назывались русью»! Вот кто, оказывается, был родоначальником названия «Русь»! Оказывается, это было не славянское слово, а варяжское! Это был второй тоже неоспоримый вывод! Но об этом втором выводе следует поговорить отдельно.

Предлагаю читателям еще раз заглянуть в «Повесть временных лет»:

«В год 6420 (912 по нашему летоисчислению – С.А.). Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между греками и русскими, говоря так: «Список с договора, заключенного при тех же царях Льве и Александре. Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, – светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, великим в Боге самодержцам, царям греческим, для укрепления и для удостоверения многолетней дружбы, бывшей между христианами и русскими, по желанию наших великих князей и по повелению, от всех находящихся под рукою его русских. Наша светлость, превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую постоянно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему».

Обратили вы внимание на то, что к императорам Византии – царям греческим обращаются «Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, – светлых и великих князей, и его великих бояр». Среди обращавшихся в Древней Руси нет ни одного человека с привычными сегодня для нас русскими именами! Почему?

Да потому что «Русь» и «русский», «русские» – слова не славянские, а варяжские. Варяги принесли эти слова славянам. И славяне приняли их!

По какой причине? Ответ дают раскопы древних захоронений в Приильменье. Исследования захоронения мужчин показали, что мужчины были варягами. В женских захоронениях – женщины были словенками.

Нравилось варягам жениться на славянских женщинах по простой причине. Так уж распорядилась природа, что женщин в Скандинавии не хватало на всех мужчин. Кроме того в скандинавских семьях земля и постройки на ней передавались по наследству только старшему ребенку мужского пола. А юношей в каждой семье было много.

Оставшиеся без наследства юноши объединялись в «банды» и отправлялись за Балтийское море к славянам добывать у них жен и строить там города для семейного счастья. Мужья – скандинавы постоянно были в походах, собирая дань. Матери – славянки растили детей. Дети получали национальность по отцу, то есть становились русскими. Отцы же общались в семьях на языке матерей и детей. Вот так варяги и словенки стали русскими. И Русью стали все славянские княжества. И в Киеве тоже.

Как написал Олесь Бузина в своей книге «Докиевская Русь», «Русь как государство насчитывало почти столетие своей истории до знаменитого захвата новгородским князем Олегом Киева в 882 году. Эта дата, впрочем, достаточно условна, по мнению большинства исследователей. И началась Русь на севере – в тех краях, которые при царском режиме именовались Петербургской губернией, а ныне – Ленинградской областью Российской Федерации (именно так, хотя областной город ее с 1991 года снова носит имя Петербург!). Но таковы уж парадоксы нашей истории. И если уж Петербург находится в Ленинградской области, что вносит путаницу в мозги обывателей, то что говорить о временах Рюрика и варягов?»

Олесь Бузина и украинский историк академик Петр Толочко, будучи в 2009 году в Санкт-Петербурге по приглашению Петербургского университета профсоюзов на одной и той же научной конференции, не могли прийти к согласию. Заспорили они о вечном варяжском вопросе – принимали ли участие варяги в создании Руси или она сама создалась из славян, потягивавших медовуху? Олесь был за варягов (как, кстати, и Нестор Летописец!). А Петр Петрович, как истинный украинец, – против. И тогда Олесь спросил его:

«Ладно, пусть будет по-вашему, Нестор Летописец врет, и никакого призвания варягов из Скандинавии не было, но скажите, почему тогда финны до сих пор называют Швецию – Русью (Руотси), а Россию – Венедией (Веняия)? Скажите хоть тут, в тех местах, где эта история когда-то завязывалась!

Увы, украинский академик Толочко не нашелся, что ответить и весьма на Олеся обиделся».

Прочитав об этом споре, мне ничего не оставалось сделать, как заглянуть в Русско-Финский словарь. Действительно, в словаре было написано «Швеция – Ruotsi», а «Россия – Venäjä». И это в Русско-Финском словаре, купленном в Хельсинки!

От наших предков никуда не деться, никуда не скрыться. Все они варились в одном историческом котле. И в Великом Новгороде, и в Киеве.

«Мы живем в обществе, где женщин значительно больше, чем мужчин, а старики численно преобладают над молодежью, – правильно заметил Олесь Алексеевич, – в Средние века все было наоборот. Молодая энергия эроса двигала историю. Жили недолго, но ярко. Средний возраст не превышал 35–40 лет. Красивая женщина детородного возраста была высшей ценностью. Замуж брали (точнее, «умыкали» – воровали у родителей), как только у девочек появлялись первые менструации – даже тринадцатилетних, если они успевали созреть для продолжения рода. Несмотря на войны, регулярно сокращавшие поголовье самцов вида «гомо сапиенс», женщины жили еще меньше. Их убивали, прежде всего, роды. И такая статистика в Европе будет прослеживаться до начала XX столетия. Почти до наших времен!».

Отряды «морских кочевников» из Скандинавии отправлялись в Аустрленд (на земли будущей Руси) не так за мехами, как за женщинами. По сути это были мальчишеские банды, хотя ученые придумали им стыдливо-нейтральное определение «мужские сообщества». Оседая среди славян и обзаводясь потомством от местных женщин, взятых НАСИЛЬНО, пришельцы сбрасывали задачу воспитания детей на новых жен. Славянские матери не рассказывали своим детям, при каких обстоятельствах их отцы-норманны овладели своими женами. Но пели им песни на славянском языке. Все постыдное и страшное было забыто. Сработал механизм вытеснения из коллективной памяти травмирующих фактов истории. Самый момент «зачатия» нового народа.

Дети от браков варягов-русов и славянок стали на сторону матерей, а не отцов. Пока отцы грабили и воевали, матери пели сыновьям славянские песни и учили их славянскому языку, который теперь называли русским. Так при княгине Ольге произошла наша первая бархатная революция. В результате этого переворота дети викингов почувствовали себя славянами. А рядом с варяжскими именами Рюриков и Олегов засияли славянские имена Святославов и Владимиров.

Озвучил эту простую истину впервые Олесь Бузина в своих книгах «Докиевская Русь» и «Тайная история Украины – Руси». С ней согласен и я. Так что мы единомышленники.

 

12. Рюрик – потомок римского императора Августа в четырнадцатом колене?

В Приильменье обосновался Рюрик и повел себя как император. А может быть, он, действительно, был императорских кровей?

На Руси в 1687 году была составлена «Бархатная книга» – родословный список наиболее знатных боярских и дворянских фамилий России. В «Бархатную книгу» были включены «Государев родословец» 1555–1556 годов, состоявший преимущественно из родословных записей Рюриковичей и Гедиминовичей (царский, княжеские, боярские роды), а также материалы за вторую половину XVI–XVII веков из родословных росписей, поданных представителями этих фамилий в 1682–1687 годах.

Через сто лет, в 1787 году «Бархатная книга» была издана Н. И. Новиковым под названием «Родословная книга князей и дворян российских и выезжих». Она до сих пор является ценным документом для генеалогических исследований.

Родословная «Бархатная книга» русского дворянства, для которой и собирал родословные росписи Разрядный приказ, считала Рюрика потомком в 14-м колене брата римского императора Августа, легендарного основателя Прусской земли Пруса.

Так кто лучше мог править Приильменьем, чем потомок брата римского императора Августа в 14 – м колене? Сообразительными были приильменцы, сразу почувствовали императорскую кровь! Ни чета им были поляне в Киеве. Не догадались опередить приильменьцев и посадить на Киевские горы императорского Рюрика!

Ведь в те времена из чужих земель часто призывали князей с дружинами – для управления и защиты. Но из славян этой возможностью воспользовались жители на реке Волхов, вытекающей из озера Ильмень и призвали на княжение потомка императора варяга Рюрика.

Но есть еще и такая версия. Некоторые исследователи считают, что слова обращения к варягам «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет», что прямо говорит о междоусобице, были попросту неправильно истолкованы нашими современниками. Например, в летописи по Ипатьевскому списку эта же фраза звучит несколько иначе: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет».

А в Новгородской летописи говорится: «…А нарядника в ней нет». Скорее всего, имелось в виду должность правителя земель – нарядник. Кстати, и впоследствии для управления новгородскими землями избирались на вече люди, называемые посадниками.

Так что никакой междоусобной резни могло и не быть.

И все же все легенды сходятся в одном – были приглашены варяги! И сразу же возникает вопрос – а почему пригласили именно варягов? Может быть, волхвы подсказали ильменьцам, в ком течет императорская кровь! А ведь могли пригласить вождя из племени полян, из Киева! Скорее всего, не ценились тогда поляне, потому что в то время поляне не смогли создать в Среднеднепровье свое государство, чтобы из его среды можно было бы выделить для приильменцев достойного правителя.

Вероятнее всего, в то время поляне еще не доросли до создания своего могущественного «каганата» и правителя в нем. Поэтому и не смогли поучаствовать в тендере по поставке в приильменьский регион своей кандидатуры на замещение вакантной должности правителя Приильменья.

О личной жизни князя Рюрика древние тексты мало что рассказывают. Известно лишь, что у него была любимая жена Ефанда – дочь князя урманского, которая родила Рюрику наследника – сына Игоря. Есть также версия, что у князя имелись другие жены и дети, но о них сведений практически не сохранилось. Разве что в русско-византийском договоре 944 года значатся племянники Игоря Рюриковича – Игорь и Акун.

Не сказано в древних текстах ничего и о том, как окончилась жизнь великого варяга Рюрика. В «Повести временных лет» названа лишь дата его смерти – 879 год. А также упоминается, что Рюрик передал престол своему родичу Олегу, так как Игорь был еще слишком мал.

В Иоакимовской летописи говорится, что перед смертью «великий Рюрик был очень болен и начал изнемогать». Неизвестно нам и место захоронения князя. В устных преданиях сохранилась легенда о том, что по обычаю варягов Рюрика в обложенном золотыми пластинами саркофаге опустили на дно озера Ладога, предположительно возле Тайничной башни Ладожского форта.

Но исследования дна озера результатов не дали. Есть также версия, что князь покоится в крепости Корела, которая находится на территории Приозерска. Еще по одной легенде, Рюрик сложил голову в бою у реки Луга в местечке, известном как Передольский погост (Новгородская область).

Это похоже на правду, так как именно там возвышается самый большой курган Древней Европы – Шум-гора. Такой могли создать лишь над останками очень знатного человека.

Ученые, занимающиеся поиском Рюрика, в начале 1960-х гг. обнаружили в Ладоге захоронение мужчины старше шестидесяти лет в погребальной ладье, похороненного около 880 года, и объявили это захоронение могилой первого русского князя. Но так ли это на самом деле? Что подтверждало истинность находки? Опознать останки так и не смогли. Сам скелет превратился в труху. Хорошо сохранился лишь зуб. Конечно, можно было бы провести анализ на ДНК, но произошло то, что часто происходило с уникальными находками – останки конунга, претендовавшего на Рюрика, потерялись. Но был ли то Рюрик? Сомнительно, если учесть, что сам князь уже в 862 г. перебрался из Ладоги в Новгород.

Но археологам все-таки повезло. В поисках мифического золотого гроба они наткнулись на истинное погребение Рюрика, но не в Ладоге, и даже не в Новгороде, а на берегу известной нам речушки Луга, к западу от Новгорода, в и уже известном нам кургане, прозванном местными жителями Шум-горой. После тщательного осмотра Шум-горы оказалось, что курган сложный – двухслойный, что подтверждало версию, что внутри может быть погребальная ладья. Сохранилась легенда, согласно которой новгородский князь погиб здесь осенью 879 г. во время битвы. В ту пору речушка Луга была большой судоходной рекой, по ней то и дело плавали ладьи, стояли опорные города и, видимо, часто объявлялись пираты. Былую важность Луги доказала одна любопытная находка: на дне реки нашли остов корабля. После экспертизы ученые назвали примерную дату постройки судна – 1000 лет назад. Может, это погребальная ладья самого Рюрика? Но как он оказался так далеко от Новгорода или Ладоги? Вероятно, князь защищал от пиратов (людей Аскольда?) свои земли. Как рассказывают местные предания, тело убитого князя дружинники завалили камнями и ушли, оставив лишь охрану. Весной товарищи Рюрика вернулись и похоронили своего господина со всеми подобающими князю почестями, сделав большой курган над его могилой.

Как поведали старожилы, на кургане стояли камни с дырками, издававшие при ветре страшный вой, за что курган и прозвали Шум-горой. Говорили, что свое название курган приобрел еще и потому, что долгое время оставался жертвенным местом для русов, и что если приложить ухо к яме, где раньше перед курганом приносили жертвы, то можно услышать шумы внугри кургана.

Археологи, летом 2003 года обнаружившие курган, нашли и заросшую травой жертвенную яму. Никаких шумов, правда, не услышали. Зато версия с камнями полностью подтвердилась. Когда стали расчищать верхушку кургана, в самом деле нашли один такой камень. То, что это могила Рюрика, подтвердила надпись на камне-валуне, найденном в северо-западном секторе верхней площадки сопки, в месте, где стоял крест. Расчистка камня показала, что это гранитная стела, напоминающая обелиск, имеет высоту 60 см и ширину в средней части 20 см. На южной части стелы, на шлифованной стороне, имеется четкая и ясно читаемая надпись, состоящая из 3 знаков. Знаки расположены в одну строку и имеют высоту 10 см.

Надпись представляет собой светскую монограмму, по характеру написания и составу знаков характерную для монограмм эпохи Каролингов и весьма схожую по конструкции с монограммами королей Лотаря I, Людовика Немецкого и императора Людовика Благочестивого, то есть исторических лиц, действовавших на арене истории вместе с Рюриком. В целом монограммы имели разностороннее применение. Их использовали как оттиск на матрице печати, монетах, как знак собственности, для скрепления государственных документов, как факсимильную печать.

Все это интересно, но почему археологи до сих пор не раскопали этот курган? Если бы нашли захоронение Рюрика с подтверждением его императорства, то сенсация была бы на весь мир!

 

Глава IV

Представители Великого Новгорода на киевском троне

 

1. Новгородец Аскольд был первым новгородцем, севшим на княжеский престол в Киеве и потерпевшим поражение от византийского императора Михаила-Пьяницы, любившего восхищаться, как его подопечные тушили свечи, испуская газы из своего кишечника из-за обильно потребленной ими пищи

Со своими подопечными Рюрик поступил по-императорски.

Вот что далее записал монах Нестор:

«И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик.

И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом».

Рюрик разрешил им отплыть в Царьграл, то есть в Константинополь. Но с какой целью? Установить контакты «императора» Рюрика с византийским императором и уладить спорные вопросы, возникшие при торговых отношениях по трассе «из варяг в греки», подписав соответствующий договор? Так ли было или нет, Нестор умалчивает. Но Аскольд и Дир со своим варяжским отрядом отправились в путь.

Когда пыли по Днепру, то «увидели на горе небольшой город. И спросили: «Чей это городок?». Те же ответили: «Были три брата Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам».

Возможно, Аскольд же и Дир тут же скумекали – зачем дальше плыть, если поляне такие безмозглые, не могут дать отпор хазарам! И хазаров заставим петь под нашу дудку, и полян скрутим!

Не потому-то Аскольд и Дир и остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик попрежнему наводил порядки в Приильменье.

И Аскольд с Диром остались довольными, и «император» Рюрик был доволен княжением в Великом Новгороде. А как же не быть довольным княжением, если Рюрик «оседлал» торговые пути в Византию, Персию, Арабские халифаты и в Китай! Прямо таки по-императорски!

Легенды о том, что произошло в Константинополе (по-русски Царьград) противоречивы, но сходятся в одном.

«Повесть временных лет»:

«В год 6374 (866). Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда (бухта Золотой Рог – С.А.), множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы, и смочили в море ее полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».

Берега у Царьграда – каменистые и опасные. Они состоят сплошь из каменных обломков. Недаром море между Босфором и Дарданеллами называется Мраморным. На славянских реках варяги были вынуждены отказаться от тяжелых дракаров. Чтобы легче перетягивать свои корабли по волокам и проходить днепровские пороги, они перешли на славянские легкие однодеревки. Но такие суда плохо подходили для плавания в Черном и Мраморном морях. Любой каприз погоды отправлял на дно целые эскадры.

По этой причине и была разгромлена стихией Аскольдова эскадра.

В 1894 году бельгийский учёный Франц Кюмон опубликовал обнаруженную им хронику царствования византийских императоров, так называемую Брюссельскую хронику. В ней было упомянуто о набеге руссов. И даже называлась точная дата – 18 июня 860 года.

В 860 году Византия вела ожесточённую войну с арабами в Малой Азии. В марте византийский гарнизон крепости Лулон, имевшей важное стратегическое значение, сдался арабам. В апреле-мае стороны произвели обмен пленными, однако уже в начале июня византийский император Михаил III во главе армии покинул Константинополь для вторжения на территорию халифата Аббасидов. Для охраны города был оставлен эпарх Ориха. В хронике Симеона Логофета говорится, что весть о нападении руси застигла императора у Мавропотама (Чёрной реки) в Малой Азии в 500 километрах от Константинополя.

Нападение руссов оказалось полной неожиданностью для жителей Константинополя. Не ждали они его с Черного моря. Столица Византии ограждалась двойной высокой стеной со стороны суши. Со стороны пролива Босфор и бухты Золотой рог стена была невысокая. За пределами крепостных стен и на берегах Босфора проживало немало людей, не успевших убежать в город.

На закате 18 июня 860 года около 200 русских судов причалили к берегам Босфора.

Иоанн Диакон, посол венецианского дожа Пьетро II Орсеоло и автор «Венецианской хроники», сообщил о 360 кораблях:

«В это время народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу…».

Предположительно эти корабли были довольно большие, способные вместить 30–40 человек, как типичные корабли варягов. Таким образом, общее число русов, участвовавших в набеге, было до 8000.

Высадившиеся воины начали грабить с вечера и всю ночь пригороды Константинополя, захватывать разбегающихся в панике людей. Положение осложнялось тем, что Михаил III увел на войну с арабами даже часть гарнизона. Византийский флот, также не оказавший заметного сопротивления русам, сражался с арабами и норманнами в Эгейском и Средиземном морях.

Византийцы смутно представляли, кто напал на них. Фотий уже в дни осады называл русов «народом с севера», «народом от краев земли». В своей проповеди патриарх Фотий красочно описал ритуальные жертвоприношения русов, которые посчитал карой господа за грехи жителей (ВИКИПЕДИЯ):

«Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб – о горе! – скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга».

Император Михаил III быстро без войска вернулся в столицу. «Едва пробравшись» в нее, вместе с константинопольским патриархом Фотием вознес молитвы к Богу. Вместе они погружали ризу иконы Богоматери в море. Внезапно поднялась сильная буря и разметала суда русов, после чего те бежали».

Легенду о внезапной буре, спасшей Константинополь, повторили более поздние «Брюссельская хроника» и «Повесть временных лет».

Бандиты есть бандиты! Такое вот бурное время было тогда! Но и сейчас оно мало чем отличается от древнего. Только способы грабежа стали более интеллектуальными и изощренными. Например, ломбард под названием «Международный Валютный Фонд» дает доллары в кредит под проценты, взамен требуя повиновения страны – заемщика. Разве это лучше, чем прямое убийство?

Чтобы читателям не было грустно, рассказ о времени Аскольда и Дира закончу цитатой из книги Олеся Бузины «Докиевская Русь»:

«Византийцы приписывали случившееся Божьему чуду – вмешательству самой Богородицы. Патриарх Фотий опустил ее плащаницу в море с помощью специального ритуала. На другую защиту потомкам древних римлян рассчитывать не приходилось. Империей ромеев правил Михаил III – тот самый, при котором, по словам автора «Повести временных лет», «нача ся прозывати Руская земля… при сем цари приходиша Русь на Царьгород».

Но в школе нам не рассказывают, что император Михаил носил прозвище… Пьяница. Под ним он и вошел в историю. Царь греков больше всего любил проводить время на ипподроме и в тавернах с друзьями – по-нашему, в забегаловках. Довольно странное пристрастие для владыки такой великой державы, как Византия. Однако у Михаила Пьяницы было свое представление о счастье. Самое большое удовольствие императору доставляло наблюдать, как кто-то в его пьяной компании залезал на стол, снимал штаны и пердежом тушил свечи. Это что же нужно было съесть, чтобы получился такой цирковой номер! Тем не менее, эти неприличные подробности – исторический факт, сохраненный для потомков византийским писателем Сименоном Метафрастом:

«За столом в пьяной компании товарищи его пиршеств состязались в бесчинствах, а царь любовался этим и выдавал награду до ста золотых монет самому грязному развратнику, который умел испускать ветры с такой силой, что мог потушить свечу на столе».

Никто бы не подумал, что император Михаил больше всего любил смотреть, как тушат свечи, «пуская газы».

И вот этому грязному развратнику помог сам Господь Бог и, как выразился Олесь Бузина, «испустил ветры» такой силы на русский флот, что отправил его на дно»! Результатом Божьей благодати стало то, что Олег, придя из Новгорода, отобрал Киев у оставшегося без флота Аскольда. Но Михаилу Пьянице легче от этого не стало.

На штормовом испускании ветров фарт его и кончился – в 867 году заговорщики ворвались в спальню императора и зарезали его прямо в постели.

Главой заговора оказался друг царя – простой армянский борец родом из крестьян по кличке Василий Македонянин. На Михаиле Пьянице прервалась Аморейская династия, а на борце Василии началась новая – Македонская.

Веселые шутки была у императора – развратника, не правда ли? Да и русские князья, вероятно, не далеко ушли от него, если князь Владимир имел восемьсот жен!

 

2. Регенту варягу Олегу надо было бы поставить памятник во всех городах Руси из-за того, что создал многонациональное государство «Русь»!

После смерти Рюрика княжеский «трон» перешел по наследству к князю Игорю. О князе Игоре – сыне Рюрика читатели узнают в следующих главах этой книги. Теперь им предстоит познакомиться с воспитателем Игоря – регентом Олегом, ведь когда умер Рюрик, его сыну Игорю было всего четыре годика.

Что знает большинство читателей об Олеге? Скорое всего то, что прочитало в детстве в романтической Пушкинской «Песни о Вещем Олеге», сочиненной Александром Сергеевичем, когда ему было 23 года.

В детстве русские былины ему напевала няня Арина Родионовна. Она была родом из земли Ижорской, настоящей северянкой. Ее былины сформировали у Пушкина настоящий русский поэтический дух. В 1816 году лицеистом Сашей было написано стихотворение «Сон»:

Я сам не рад болтливости своей, Но детских лет люблю воспоминанье. Ах! умолчу ль о мамушке моей, О прелести таинственных ночей, Когда в чепце, в старинном одеянье, Она, духов молитвой уклоня, С усердием перекрестит меня И шопотом рассказывать мне станет О мертвецах, о подвигах Бовы… От ужаса не шелохнусь бывало, Едва дыша, прижмусь под одеяло, Не чувствуя ни ног, ни головы. Под образом простой ночник из глины Чуть освещал глубокие морщины. Драгой антик, прабабушкин чепец И длинный рот, где зуба два стучало, — Всё в душу страх невольный поселяло. Я трепетал – и тихо наконец Томленье сна на очи упадало…

Через шесть лет в 1822 голу родилась пушкинская былина -

«Песнь о вещем Олеге»

«Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам, Их селы и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю едет на верном коне. Из темного леса навстречу ему Идет вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик одному, Заветов грядущего вестник, В мольбах и гаданьях проведший весь век. И к мудрому старцу подъехал Олег. «Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов, Могильной засыплюсь землею? Открой мне всю правду, не бойся меня: В награду любого возьмешь ты коня». «Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен; Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе. Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава – отрада; Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда; И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной судьбе. И синего моря обманчивый вал В часы роковой непогоды, И пращ, и стрела, и лукавый кинжал Щадят победителя годы… Под грозной броней ты не ведаешь ран; Незримый хранитель могущему дан. Твой конь не боится опасных трудов; Он, чуя господскую волю, То смирный стоит под стрелами врагов, То мчится по бранному полю. И холод и сеча ему ничего… Но примешь ты смерть от коня своего». Олег усмехнулся – однако чело И взор омрачилися думой. В молчаньи, рукой опершись на седло, С коня он слезает, угрюмый; И верного друга прощальной рукой И гладит и треплет по шее крутой. «Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, Расстаться настало нам время; Теперь отдыхай! уж не ступит нога В твое позлащенное стремя. Прощай, утешайся – да помни меня. Вы, отроки-други, возьмите коня, Покройте попоной, мохнатым ковром; В мой луг под уздцы отведите; Купайте; кормите отборным зерном; Водой ключевою поите». И отроки тотчас с конем отошли, А князю другого коня подвели. Пирует с дружиною вещий Олег При звоне веселом стакана. И кудри их белы, как утренний снег Над славной главою кургана… Они поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они… «А где мой товарищ? – промолвил Олег, — Скажите, где конь мой ретивый? Здоров ли? все так же ль лего́к его бег? Все тот же ль он бурный, игривый?» И внемлет ответу: на холме крутом Давно уж почил непробудным он сном. Могучий Олег головою поник И думает: «Что же гаданье? Кудесник, ты лживый, безумный старик! Презреть бы твое предсказанье! Мой конь и доныне носил бы меня». И хочет увидеть он кости коня. Вот едет могучий Олег со двора, С ним Игорь и старые гости, И видят – на холме, у брега Днепра, Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует над ними ковыль. Князь тихо на череп коня наступил И молвил: «Спи, друг одинокой! Твой старый хозяин тебя пережил: На тризне, уже недалекой, Не ты под секирой ковыль обагришь И жаркою кровью мой прах напоишь! Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала!» Из мертвой главы гробовая змия, Шипя, между тем выползала; Как черная лента, вкруг ног обвилась, И вскрикнул внезапно ужаленный князь. Ковши круговые, запенясь, шипят На тризне плачевной Олега; Князь Игорь и Ольга на холме сидят; Дружина пирует у брега; Бойцы поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они».

Не правда ли, сколько исторической романтики вложил Пушкин в свою былину, написанную им по правилам народных сказителей из Русского Севера!

Но уже в наше время поэт и актер московского театра «На Таганке» Владимир Высоцкий тоже обратил свой взор на народную притчу. Но она получилась у Высоцкого далеко не романтической, а сугубо приземленной:

«Как ныне сбирается вещий Олег Щита прибивать на ворота, Как вдруг подбегает к нему человек — И ну шепелявить чего-то. «Эй, князь, – говорит ни с того ни с сего, — Ведь примешь ты смерть от коня своего!» Но только собрался идти он на вы — Отмщать неразумным хазарам, Как вдруг прибежали седые волхвы, К тому же разя перегаром, — И говорят ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего. «Да кто ж вы такие, откуда взялись?! — Дружина взялась за нагайки, — Напился, старик, – так иди похмелись, И неча рассказывать байки И говорить ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего!» Ну, в общем, они не сносили голов, — Шутить не могите с князьями! — И долго дружина топтала волхвов Своими гнедыми конями: Ишь, говорят ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего! А вещий Олег свою линию гнул, Да так, что никто и не пикнул, — Он только однажды волхвов вспомянул, И то – саркастически хмыкнул: Ну надо ж – болтать ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего! «А вот он, мой конь – на века опочил, — Один только череп остался!..» Олег преспокойно стопу возложил — И тут же на месте скончался: Злая гадюка кусила его — И принял он смерть от коня своего. …Каждый волхвов покарать норовит, — А нет бы – послушаться, правда? Олег бы послушал – еще один щит Прибил бы к вратам Цареграда. Волхвы-то сказали с того и с сего, Что примет он смерть от коня своего!

В молодые годы Пушкин был романтиком. Высоцкий уже познал прозу жизни, поэтому и былина у него получилась жизненной. А жизнь такова, что и в древние века, и ныне заставляет задуматься над тем, в чем ее смысл? Неужели в стремлении человека однобоко завладеть властью и богатством?

В летописи «Повесть временных лет» приводится прозвище Олега – Вещий, то есть знающий будущее, провидящий будущее. Разве мог подумать регент Олег, что более чем через тысячу сто лет о нем сочинят поэму и песенную балладу? А если и предполагал, то честь ему и хвала!

Вспомним жизненные вехи этого незаурядного человека. Начинал Вещий Олег свою «трудовую деятельность» под руководством «императора» Рюрика.

Но перед этим надо было Олегу родиться в Западной Норвегии, очевидно, в богатой семье бондов. Был назван Оддом, затем получив прозвище "Стрела" – Орвар. Его сестра Ефанда впоследствии вышла замуж за правителя варягов Рюрика (или же Олег сам был женат на дочери Рюрика). Благодаря этой родственной связи Олег стал главным полководцем Рюрика. Вместе с ним прибыл в Ладогу и в Приильменье между 858 и 862 годами. В 879 году Рюрик перед смертью передал Олегу регентство над своим малолетним сыном Игорем. Вот так Олег стал единоличным князем Новгородской Руси. И сразу же показал свой незаурядный богатырский почти императорский ум!

Через три года в 882 году выступил в свой первый княжеский полководческий поход, взяв с собою не только много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, но и малолетнего Игоря. Приплыл к Смоленску с кривичами, приступом взял его, захватил власть и посадил в Смоленске своего управителя.

Из Смоленска отправился к Любечу, захватил его и посадил в нем своего управляющего. А далее путь по Днепру привел Олега с войском к горам Киевским. Разведка донесла Олегу, что в Киеве по прежнему княжат Аскольд и Дир и в данный момент они находятся в этом граде.

По успешной привычке, возникшей в Смоленске и Любече, решил Олег свергнуть и их. А для этого спрятал одних своих воинов в ладьях, а других оставил в предместье Киева. Сам вместе с младенцем Игорем подплыл к Угорской горе вместе с запрятанными в ладьях воинами. Послал своих представителей под видом торговцев к Аскольду и Диру. Мнимые торговцы сказали им, что-де «мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим за товаром, купите, что приглянется».

Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили из ладей все Олеговы воины. Аскольд и Дир оторопели. Вот тогда-то и сказал Олег Аскольду и Диру:

«Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода».

И показал Игоря:

«А это сын Рюрика».

И убили варяги по приказу Олега Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы. А Дирова могила – за церковью святой Ирины.

И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег:

«Да будет это мать городам русским».

То есть, варяжским? Но об этом по рассуждаем в одной из следующих глав.

Если летописец Нестор передал в своей «Повести временных лет» все, как и было, то, можно, лишь удивляться кровожадности Олега, его алчности. Но дальше будет еще хлеще.

«И были у Олега в Киеве варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью». И начал Олег облагать племена и их города данью. И установил Олег из Киева дани в свою пользу и словенам, и кривичам, и мери. Не пожалел Олег даже и родину малолетнего князя Игоря и «императорский трон» Рюрика, установил давать Новгороду дань своим киевским варягам по 300 гривен ежегодно.

В 883 году Олег покорил древлян, стал брал дань с них по черной кунице.

В 884 году Олег победил северян и возложил на них легкую дань, и не велел им платить дань хазарам, сказав:

«Я враг их! И вам им платить незачем».

«В год 6393 (885). Послал (Олег) к радимичам, спрашивая: «Кому даете дань?». Они же ответили: «Хазарам». И сказал им Олег: «Не давайте хазарам, но платите мне». И дали Олегу по щелягу, как и хазарам давали. И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал».

Вот таким способом регент Олег объединил Новгород и Киев, а также полян, словен, кривичей, мери, древлян, северян, радимичей в одно многонациональное государство, присвоив ему варяжское название «Русь».

 

3. Как получилось, что мужчина «Киев» стал «Матерью городам русским», или как древний Великий Новгород «оплодотворил» огнем и мечом древнюю девицу Киеву для улучшения потомства?

Вопрос резонный. Но ранее он особенно не волновал историков, потому что надо было убедительно представить населению и Российской империи, и СССР главенство княжеского Киева, как сотворителя первого русского государства. Великий Новгород оказался не в почете у императоров и руководителей СССР, потому что был демократической вечевой республикой. Но после развала СССР историки разделились по своим новым государственным «квартирам». И началась катавасия с переосмысливанием древности. Каждая «квартира» возжелала представить себя центром «сотворения мира».

Конечно, на Украине стал возвеличиваться Киев. Но ведь и мы не лыком шиты. В июле 2003 года было торжественно отпраздновано 1100-летие Старой Ладоги. За ней пришел юбилей – 1150-летие Российской государственности.

Как писал Н. М. Карамзин в первом томе «Истории государства Российского», племена на реке Волхов, «добровольно уничтожив древнее народное правление» и «разделение на малые области», призвали на княжение из скандинавов-варягов «человека со стороны» в качестве правителя. Он не был связан ни с одним из местных кланов. Этот правитель должен был выполнять функции третейского судьи, «судить по праву», то есть по закону. Таким приглашенным правителем стал князь Рюрик, положивший начало первой русской династии, правившей страной более семи веков.

Н. М. Карамзин особенно подчеркивал, что российская государственность изначально утвердилась не «мечом сильных», а с «общего согласия граждан».

Как писал выдающийся русский историк С. М. Соловьев: «Призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства, это соединение разрозненных племен через появление среди них сосредотачивающего начала – власти. Северные племена, славянские и финские, соединились и призвали к себе это сосредотачивающее начало, эту власть».

21 августа 1852 года последовал Высочайший Указ императора Николая I, согласно которому 862-й год получил официальный статус «начального события российской государственности». Указ был принят к исполнению Министерством народного просвещение, и несколько поколений россиян с детства усвоили летописную версию образования своего государства.

Сменивший на престоле своего отца император Александр II постарался использовать тысячелетний юбилей Российского государства для того, чтобы заявить собственную программу царствования.

Центральным событием празднования должно было стать открытие грандиозного монумента, посвященного первому русскому государю Рюрику. Но предпочтение было отдано памятнику «Тысячелетию России», установленному 8 сентября (по старому стилю) 1862 года не в Киеве, а в Великом Новгороде – «колыбели государства Российского». Памятник стал летописью в лицах, Пантеоном Русской славы.

В марте 2011 года вышел указ президента РФ Д. А. Медведева о проведении торжеств по случаю юбилея:

«Празднование юбилея 1150-летия российской государственности имеет очевидный смысл: консолидация народа в целях дальнейшего развития нашего большого и сложного государства».

Действительно, и Российская империя, и СССР, и ныне Российская Федерация – государства, которые по своей внутренней сложности превосходят другие национальные государственные образования.

В 2012 году юбилей «1150-летие российской государственности» был торжественно отпразднован после долгого перерыва.

Причем здесь Киев? В прошлые времена его представляли, как, действительно, «матерью городам русским». И все же закрадывались недоумения у некоторых людей, пытавшихся разобраться в исторических хитросплетениях.

Впервые поднял этот интереснейший вопрос на страницах своей книги «Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси» Андрей Буровский (Москва, издательства «Яуза» и «Эксмо», 2007 год).

В своей книге Андрей Буровский задал и читателям, и современным историкам вопрос:

«…Если Киев – «мать городам русским», то кто такие первые столицы Руси – Новгород и Ладога? Если Новгород по праву следует считать «отцом городов русских, то Ладога, видимо, бабка».

Автор книги «Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси» убедительно показал, кто были бабкой и отцом наших городов.

Но дотошные читатели стали задавать иезуитский вопрос:

– Киев ведь мужского рода! Как может быть мужчина матерью? И почему у Руси два отца Киев и Великий Новгорода? Неужели в то время процветал гомосексуализм?

Вопрос возбуждался еще и современным приятием гомосексуализма в Западной Европе и в США.

Ответ на этот злободневный вопрос дал Олесь Бузина:

«Как объяснить дикое выражение летописца «Киев – мать городам русским»? И если Киев – мать, то кто тогда «папа»?

По словам великого русского историка XIX столетия Василия Ключевского, «Новгород является старшим сыном России, родившимся, однако ж, прежде матери». В этой блестящей фразе, на которые и вообще был мастер Василий Осипович, звучит явная ирония по поводу выражения, вложенного Нестором Летописцем в уста князя Олега. Завоевав в 882 году Киев ударом из Новгорода через Смоленск, тот, если верить Нестору, якобы сказал: «Се БУДЕТ мать городам русским».

Фраза действительно смешная. Пришел в Киев… и назначил его матерью. Почему, интересно, род перепутал? Впрочем, путанице с родом у меня есть объяснение.

Согласно дореволюционному правописанию, «Киев» писался как «Кіевъ» – с твердым знаком в конце. Но в IX веке твердый знак (этому учат на любом филологическом факультете) еще не успел отвердеть. Он обозначал гласный звук – так называемое редуцированное, то есть, слабое «о», стоявшее в безударном положении. Выходит, во времена князя Олега говорили не «Киев», а «Киёво». А это похоже на «Киёва».

Арабские путешественники той эпохи именно такую форму этого слова и зафиксировали в своих текстах – «Киёба». Эту самую Киёбу-Киеву и назначил предприимчивый норманнский конунг Хельги (Олег) в «матери» государству, которое он создавал мечом и кровью, завоевывая одно за другим славянские племена. Почему это никому прежде в голову не пришло? В этом, по-моему, виновата наша система высшего образования. Филологам обстоятельно преподают древнерусский и старославянский языки, но курс древнерусской истории излагают в самых общих чертах – примитивнейшим образом. А историки, наоборот, не особенно налегают на языки. Вот вам и печальные последствия узкой специализации, не позволяющей одним нос оторвать от текста, а другим – приподнять голову над археологическим раскопом!

Версия о нечаянной причине «материнства» Киева, поменявшего благодаря развитию языка род с женского на мужской принадлежит мне. Нигде больше (у других авторов или в других исследованиях) вы ее не найдете. Поэтому всех возможных плагиаторов и нарушителей моих авторских прав предупреждаю сразу: посмеете использовать ее без ссылки на меня, сделаю с вами то, что Олег с князем Аскольдом. Только по суду – в рамках нынешнего законодательства. А уж мучить своих врагов я умею. Будете рыдать, как те «пираты», что перепечатывали воровским способом мою «Тайную историю Украины-Руси». Этих негодяев пару лет назад я превратил в полных банкротов, добившись возбуждения против них уголовного дела и конфискации контрафактной продукции.

Сделав это предупреждение, позволю себе поспорить с Ключевским по поводу Новгорода-сына. Не сын он никакой Руси, а самый настоящий ОТЕЦ! Собственно, глубоко уважаемый мною Василий Осипович и сам мог бы прийти к такому умозаключению. Из его «Набросков по варяжскому вопросу» этот вывод напрашивается сам собой. «Объединительное движение с юга, из Киева, вверх по Днепру, – писал Ключевский, – не подтверждается ни одним, даже легендарным, свидетельством источников: это чистая догадка, выведенная из гипотезы о туземной Киевской Руси. Напротив, обратное движение, с севера, из Новгорода, вниз по Днепру, описано в летописных известиях об Олеге».

Новгород, приславший русскую армию Олега в полянскую Киеву, по сути, «покрыл» или, если вам больше нравится, оплодотворил будущую «мать» своим мечом, не особенно спрашивая на то ее согласия. Меч, кстати, – это типичный фаллический фрейдистский символ, особенно уместный для описания древней ситуации «зачатия» Руси варягами».

Дал «дрозда» Олесь Алексеевич своим националистическим соперникам!

 

4. Первый межгосударственный торговый договор между Русью и Византией о «Пути из варяг в греки», превративший Киев из захудалой деревеньки в богатейший город, но все таки уступавший Великому Новгороду

Летописец Нестор был непревзойденным трудягой. Далее он записал:

«В год 6411 (903). Когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу».

«В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь».

И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришел к Царьграду: греки же замкнули Суд (бухта Золотой Рог – С.А.), а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги.

И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу:

«Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь».

И остановил Олег воинов, и вынесли ему пищу и вино, но не принял его, так как было оно отравлено. И испугались греки, и сказали:

«Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом».

И приказал Олег дать дани на 2000 кораблей: по 12 гривен на человека, а было в каждом корабле по 40 мужей.

И согласились на это греки, и стали греки просить мира, чтобы не воевал Греческой земли.

Олег же, немного отойдя от столицы, начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром и послал к ним в столицу Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида (Неужели они были украингцами? – С.А.) со словами:

«Платите мне дань».

И сказали греки:

«Что хочешь, дадим тебе».

И приказал Олег дать воинам своим на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, а затем дать дань для русских городов: прежде всего для Киева, затем для Чернигова, для Переяславля, для Полоцка, для Ростова, для Любеча и для других городов: ибо по этим городам сидят великие князья, подвластные Олегу (О Великом Новгороде Олег забыл, потому что Великий Новгород не подчинялся Олегу – С.А.).

И еще потребовал Олег:

«Когда приходят русские, пусть берут содержание для послов, сколько хотят; а если придут купцы, пусть берут месячное на 6 месяцев: хлеб, вино, мясо, рыбу и плоды. И пусть устраивают им баню – сколько захотят. Когда же русские отправятся домой, пусть берут у царя на дорогу еду, якоря, канаты, паруса и что им нужно».

И обязались греки, и сказали цари и все бояре:

«Если русские явятся не для торговли, то пусть не берут месячное; пусть запретит русский князь указом своим приходящим сюда русским творить бесчинства в селах и в стране нашей. Приходящие сюда русские пусть живут у церкви святого Мамонта, и пришлют к ним от нашего царства, и перепишут имена их, тогда возьмут полагающееся им месячное, – сперва те, кто пришли из Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек, и торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких сборов».

Цари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир.

И сказал Олег:

«Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные», – и было так.

И повесил щит свой на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне копринные, и разодрал их ветер; и сказали славяне: «Возьмем свои толстины, не даны славянам паруса из паволок».

И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными».

Вот так согласно «Повести временных лет» был заключен первый на Руси торговый договор с Византией, обеспечивший беспрепятственное движение по пути «из варяг в греки» товаров и варяжских купцов, ставший основой процветания всех городов по этому пути. Вот так с помощью этого договора и стала подниматься на ноги прежде захудалая деревенька Киева.

Через пять лет регент, а теперь уже и присвоивший себе титул «великий князь русский» Олег решил подтвердить прежний торговый договор с Византией и упрочить его, составив новые договор о мире и дружбе между греками и русскими.

«В год 6420 (912). Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между греками и русскими, говоря так:

«Список с договора, заключенного при тех же царях Льве и Александре.

Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид (Неужели эти имена украинские? – С.А.) – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, – светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, великим в Боге самодержцам, царям греческим, для укрепления и для удостоверения многолетней дружбы, бывшей между христианами и русскими, по желанию наших великих князей и по повелению, от всех находящихся под рукою его русских.

Наша светлость, превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую постоянно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему.

Таковы суть главы договора, относительно которых мы себя обязали по Божьей вере и дружбе.

Первыми словами нашего договора помиримся с вами, греки, и станем любить друг друга от всей души и по всей доброй воле, и не дадим произойти, поскольку это в нашей власти, никакому обману или преступлению от сущих под рукою наших светлых князей; но постараемся, насколько в силах наших, сохранить с вами, греки, в будущие годы и навсегда непревратную и неизменную дружбу, изъявлением и преданием письму с закреплением, клятвой удостоверяемую. Так же и вы, греки, соблюдайте такую же непоколебимую и неизменную дружбу к князьям нашим светлым русским и ко всем, кто находится под рукою нашего светлого князя всегда и во все годы.

А о главах, касающихся возможных злодеяний, договоримся так:

те злодеяния, которые будут явно удостоверены, пусть считаются бесспорно совершившимися; а каким не станут верить, пусть клянется та сторона, которая домогается, чтобы злодеянию этому не верили; и когда поклянется сторона та, пусть будет такое наказание, каким окажется преступление.

Об этом: если кто убьет, – русский христианина или христианин русского, – да умрет на месте убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которую полагается по закону, пусть возьмет родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по закону. Если же окажется неимущим бежавший убийца, то пусть останется под судом, пока не разыщется, а тогда да умрет.

Если ударит кто мечом или будет бить каким-либо другим орудием, то за тот удар или битье пусть даст 5 литр серебра по закону русскому; если же совершивший этот проступок неимущий, то пусть даст сколько может, так, что пусть снимет с себя и те самые одежды, в которых ходит, а об оставшейся неуплаченной сумме пусть клянется по своей вере, что никто не может помочь ему, и пусть не взыскивается с него этот остаток.

Об этом: если украдет что русский у христианина или, напротив, христианин у русского, и пойман будет вор пострадавшим в то самое время, когда совершает кражу, либо если приготовится вор красть и будет убит, то не взыщется смерть его ни от христиан, ни от русских; но пусть пострадавший возьмет то свое, что потерял. Если же добровольно отдастся вор, то пусть будет взят тем, у кого он украл, и пусть будет связан, и отдаст то, что украл, в тройном размере.

Об этом: если кто из христиан или из русских посредством побоев покусится (на грабеж) и явно силою возьмет что-либо, принадлежащее другому, то пусть вернет в тройном размере.

Если выкинута будет ладья сильным ветром на чужую землю и будет там кто-нибудь из нас, русских, и поможет сохранить ладью с грузом ее и отправить вновь в Греческую землю, то проводим ее через всякое опасное место, пока не придет в место безопасное; если же ладья эта бурей или на мель сев задержана и не может возвратиться в свои места, то поможем гребцам той ладьи мы, русские, и проводим их с товарами их поздорову. Если же случится около Греческой земли такая же беда с русской ладьей, то проводим ее в Русскую землю и пусть продают товары той ладьи, так что если можно что продать из той ладьи, то пусть вынесем (на греческий берег) мы, русские. И когда приходим (мы, русские) в Греческую землю для торговли или посольством к вашему царю, то (мы, греки) пропустим с честью проданные товары их ладьи. Если же случится кому-либо из нас, русских, прибывших с ладьею, быть убиту или что-нибудь будет взято из ладьи, то пусть будут виновники присуждены к вышесказанному наказанию.

Об этих: если пленник той или иной стороны насильно удерживается русскими или греками, будучи продан в их страну, и если, действительно, окажется русский или грек, то пусть выкупят и возвратят выкупленное лицо в его страну и возьмут цену его купившие, или пусть будет предложена за него цена, полагающаяся за челядина. Также, если и на войне взят будет он теми греками, – все равно пусть возвратится он в свою страну и отдана будет за него обычная цена его, как уже сказано выше.

Если же будет набор в войско и эти (русские) захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть так будет.

Еще о русских, о пленниках. Явившиеся из какой-либо страны (пленные христиане) на Русь и продаваемые (русскими) назад в Грецию или пленные христиане, приведенные на Русь из какой-либо страны, – все эти должны продаваться по 20 златников и возвращаться в Греческую землю.

Об этом: если украден будет челядин русский, либо убежит, либо насильно будет продан и жаловаться станут русские, пусть докажут это о своем челядине и возьмут его на Русь, но и купцы, если потеряют челядина и обжалуют, пусть требуют судом и, когда найдут, – возьмут его. Если же кто-либо не позволит произвести дознание, – тем самым не будет признан правым.

И о русских, служащих в Греческой земле у греческого царя. Если кто умрет, не распорядившись своим имуществом, а своих (в Греции) у него не будет, то пусть возвратится имущество его на Русь ближайшим младшим родственникам. Если же сделает завещание, то возьмет завещанное ему тот, кому написал наследовать его имущество, и да наследует его.

О русских торгующих.

О различных людях, ходящих в Греческую землю и остающихся в долгу. Если злодей не возвратится на Русь, то пусть жалуются русские греческому царству, и будет он схвачен и возвращен насильно на Русь. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же».

«В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русскими, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – Царя вашего и своею рукою, – скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога вашего и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы. И это написание дали царям вашим на утверждение, чтобы договор этот стал основой утверждения и удостоверения существующего между нами мира. Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420».

Что остается добавить к этому договору? То, что этот договор был составлен между Русью и Византией более чем тысячу ста лет назад, и до сих пор может служить образцом для составления нынешних межгосударственных актов! Умными были наши предки. Но сколько лет продержался этот договор? Об этом читатели узнают в следующих главах. А пока возвратимся в 912 год.

«Царь же Леон почтил русских послов дарами – золотом, и шелками, и драгоценными тканями – и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, паволоки, драгоценные камни и страсти Господни – венец, гвозди, багряницу и мощи святых, уча их вере своей и показывая им истинную веру. И так отпустил их в свою землю с великою честью. Послы же, посланные Олегом, вернулись к нему и поведали ему все речи обоих царей, как заключили мир и договор положили между Греческою землею и Русскою и установили не преступать клятвы – ни грекам, ни руси».

Хотя и кровожадным был великий князь – регент Олег, но ума ему было не занимать в межгосударственных отношения. Но вот предсказанию волхвами о его гибели от коня, не смог вразуметь. Оттого и укусила Олега зловредная гадюка.

Насколько долго продержался этот договор между Русью и Византией, читатель узнает из следующих глав.

Летописец Нестор был поэтом нисколько ни хуже, чем Пушкин и Высоцкий. Его поэма о смерти великого князя и регента Олега достойна того, чтобы встать в один ряд с сочинением Пушкина и Высоцкого:

«И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, которого прежде поставил кормить, решив никогда на него не садиться, ибо спрашивал он волхвов и кудесников:

«От чего я умру?».

И сказал ему один кудесник:

«Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, – от него тебе и умереть?».

Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он:

«Никогда не сяду на него и не увижу его больше».

И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, – на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал:

«Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?».

Тот же ответил:

«Умер».

Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав:

«Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив».

И приказал оседлать себе коня:

«Да увижу кости его».

И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал:

«От этого ли черепа смерть мне принять?».

И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу.

И от того разболелся и умер. Оплакивали его все люди плачем великим, и понесли его, и похоронили на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три».

Неудивительно, что от волхвования сбывалось чародейство…

 

5. Византийцы сожгли корабли киевского князя Игоря «чудом-молнией», но Игорь тем не менее заставил византийцев возобновить договор о пути «Из варяг в греки»

После кончины великого князя и регента Олега Киевским княжеством стал править в 913 году его воспитанник князь Игорь.

Но древляне решили воспользоваться сменой руководства в Киевском княжестве и отказались платить дань Игорю.

Но Игорь не был простофилей. Он понимал, что древлянская дань – это натуральный продукт, то есть звериные шкуры. Их-то и покупали у князя купцы, чтобы отвезти по пути «из варяг в греки» в Византию и там их реализовать, а на обратном пути привезти Киевскому князю прекрасное вино и золотые поделки.

Игорь понимал, что в Киев поступает не основной поток греческого товара. Большая его часть уплывает в Великий Новгород и в Скандинавию. Но и за маленький ручеек необходимо было бороться!

В 914 году Игорь пошел войной на древлян и победил их. И обложил их данью гораздо больше Олеговой! Чтобы не повадно было перечить Киевскому князю Игорю!

Прошло 27 лет и Игорю показалось, что Киев накопил мало богатств. В Великом Новгороде их было больше. Задумали новгородцы укрепить свои оборонительные постройки. А чем хуже Киев? Но откуда взять средства на строительство каменного Кремля? Их едва хватило бы на строительство одних каменных ворот! У новгородцев же средства всегда найдутся потому, что новгородские купцы торгуют по всему миру!

И решил Игорь ограбить греков. Болгары, узнав о намерении Игоря распотрошить Византию, предупредили императора Романа, что идут русские на Константинополь – десять тысяч кораблей!

«Повесть временных лет»:

«И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств.

Когда же пришли с востока воины – Панфир-деместик с сорока тысячами, Фока-патриций с македонянами, Федор-стратилат с фракийцами, с ними же и сановные бояре, то окружили русь.

Русские же, посовещавшись, вышли против греков с оружием, и в жестоком сражении едва одолели греки.

Русские же к вечеру возвратились к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли. Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И, придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне.

«Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их».

Вот так русичи из Киева впервые узнали о «греческом огне».

Читателям будет интересно узнать, что же это был за «греческий страшный огненный зверь»?

Так называемый «греческой огонь» представлял из себя горючее вещество, предположительно, из смеси нефти, селитры, серы и других компонентов.

Установка с «греческим огнем» была сотворена из медной трубы – сифона, через который с грохотом извергалась жидкая «горючька». В качестве выталкивающей силы использовался сжатый воздух. Он образовывался с помощью мехов, подобных кузнечным.

Собственно, «греческий огонь» был изобретён в 673 году инженером и архитектором Каллиником из завоеванного арабами сирийского Гелиополя (современный Баальбек в Ливане). По-видимому, он сконструировал лишь специальное метательное устройство – «сифон» – для метания зажигательной смеси. Смесь была известна издавна. Каллиник бежал в Византию и там предложил свои услуги императору Константину IV в борьбе против арабов.

Изначально «греческий огонь» мог использоваться византийцами только во флоте, потому что, предположительно, максимальная дальнобойность сифонов составляла 25–30 метров. С такой дальностью можно было уничтожить собственное войско. «Греческий огонь» представлял страшную угрозу медленным и неуклюжим деревянным кораблям того времени. Кроме того, по свидетельствам современников, «греческий огонь» ничем нельзя было потушить, поскольку он продолжал гореть даже на поверхности воды.

Игоря «греческая огненная страшилка» не остановила. Он связался с варягами из-за моря. Те решили встрять в Игореву авантюру.

В 944 году «Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, – и нанял печенегов, и заложников у них взял, – и пошел на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя».

Услышав об этом, корсунцы из Крыма послали к императору Роману вестника со словами:

«Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли».

Также и болгары послали весть, сказал:

«Идут русские и наняли себе печенегов».

Услышав об этом, император прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, чтобы сказали:

«Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани».

Также и к печенегам послал паволоки и много золота.

Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину, и стал с нею держать совет, и поведал ей речь императора Романа. Сказала же дружина Игорева:

«Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть».

Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси.

В 945 году прислали византийцы в Киев послов с предложением восстановить прежний мир. Хватит, посражались друг с другом, но пора же все таки заняться торговлей! Без нее как-то голодно.

Между Киевом и Константинополем состоялся обмен делегациями. В результате договор о торговле, заключенный еще князем Олегом и императором Львом, был дополнен и утвержден князем Игорем и императором Романом.

Текст русско-византийского договора, имеющего военно-торговый характер, полностью был процитирован в «Повести временных лет». Прежде всего, он регулировал условия пребывания и торговли русских купцов в Византии, определял точные суммы денежных штрафов за различные проступки, устанавливал суммы выкупа за пленников. Также там было сформулировано положение о военной взаимопомощи между русским великим князем и византийскими императорами.

Вот так был возобновлен путь «из варяг в греки».

 

6. Мстительные зверства княгини Ольги

Но жадность не давала покоя Игорю. Из-за нее случилось вот что.

В год 6453 (945) «сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам».

И послушал их Игорь – пошел к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в свой город. Когда же шел он назад, – поразмыслив, сказал своей дружине:

«Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу еще».

И отпустил дружину свою домой, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства.

Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом:

«Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит».

И послали к нему, говоря:

«Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань».

И не послушал их Игорь; и древляне, выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружинников его, так как было их мало. Привязали Игоря ногами к одному наклоненному дереву, а руки с головой к другому, наклоненному. Деревья отпустили. Их ветки разорвали Игоря на части. И погребен был Игорь, и есть могила его у Искоростеня в Деревской земле и до сего времени».

Узнав о смерти мужа, княгиня Ольга разгневалась. Но гнев затаила.

Но древляне, увлеченные своим смелым поступком, решили:

«Вот убили мы князя русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала и Игорева сына Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим».

Но не той бабой захотели древляне завладеть. Перед ними была не деревенская баба, а почти императорская особа с повадками языческой богини.

Послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге. Та призвала древлянских делегатов к себе и сказала им:

«Гости добрые пришли?».

Ответили древляне:

«Пришли, княгиня».

Ольга в ответ сурово:

«Так говорите же, зачем пришли сюда?».

«Послала нас Деревская земля с такими словами: «Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что берегут Деревскую землю, – пойди замуж за князя нашего за Мала».

У князя древлянского было имя Мал.

Сказала же им Ольга с ухмылкой:

«Любезна мне речь ваша, – мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: "Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье", – и вознесут вас в ладье».

Отпустила Ольга их к ладье и приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе, вне града.

На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями, Ольгины посланцы пришли на берег Днепра к древлянским гостям и сказали:

«Зовет вас княгиня Ольга для чести великой».

Гости же ответили:

«Не едем ни на конях, ни на возах и пеши не идем, но понесите нас в ладье».

И ответили киевляне:

«Нам неволя; князь наш убит, а княгиня наша хочет за вашего князя».

И понесли их в ладье. Они же сидели, величаясь, избоченившись и в великих нагрудных бляхах. И принесли их на двор к Ольге, и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму.

И, склонившись к яме, спросила их Ольга: «Хороша ли вам честь?». Они же ответили:

«Горше нам Игоревой смерти».

И повелела засыпать их живыми; и засыпали их.

Вот такой мстительной была княгиня! Но того, что она сотворила, скорее всего, в припадке безумия, ей показалось мало!

И послала Ольга к древлянам, и сказала им:

«Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди».

Какой надо было быть коварной княгине Ольге, чтобы произнести такое!

Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землею, и прислали за ней.

Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так:

«Вымывшись, придите ко мне».

И натопили баню, и вошли в нее древляне, и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все.

Вы можете подумать, что она же поступила, как отъявленная садистка. Что было, то было, «Повесть временных лет» не врет. Оказывается, садизм процветал уже в Древние века!

Но этого садизма Ольге показалось мало. Тут же послала она своих людей к древлянам со словами:

«Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже».

Древляне же, услышав об этом, свезли множество меда и заварили его. Убойная медовуха получилась! Ольга же, взяв с собою небольшую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его. И повелела людям своим насыпать высокий холм могильный, и, когда насыпали, приказала совершать тризну. После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им. И сказали древляне Ольге:

«Где дружина наша, которую послали за тобой?»

Она же ответила:

«Идут за мною с дружиною мужа моего».

И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить в их честь, а сама отошла недалеко и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их 5000.

Княжение Святослава, сына Игорева, началось с того, что Ольга, не утихомирившись, в 946 год вместе с сыном Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю.

И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Ольгины полководцы Свенельд и Асмуд:

«Князь уже начал; последуем, дружина, за князем».

И победили древлян.

Древляне же побежали и затворились в своих городах.

Ольга же устремилась с сыном своим к городу Искоростеню, так как те убили ее мужа, и стала с сыном своим около города, а древляне затворились в городе и стойко оборонялись из города, ибо знали, что, убив князя, не на что им надеяться.

И стояла Ольга все лето и не могла взять города, и замыслила еще одну провокацию. Послала она к городу своих бойцов со словами:

«До чего хотите досидеться? Ведь все ваши города уже сдались мне и согласились на дань и уже возделывают свои нивы и земли; а вы, отказываясь платить дань, собираетесь умереть с голода».

Древляне же ответили:

«Мы бы рады платить дань, но ведь ты хочешь мстить за мужа своего».

И на этот раз Ольга обманула древлян, сказав:

«Я уже мстила за обиду своего мужа, когда приходили вы к Киеву, и во второй раз, а в третий – когда устроила тризну по своем муже. Больше уже не хочу мстить, – хочу только взять с вас небольшую дань и, заключив с вами мир, уйду прочь».

Древляне же спросили:

«Что хочешь от нас? Мы рады дать тебе мед и меха».

И снова Ольга показала свою коварную суть:

«Нет у вас теперь ни меду, ни мехов, поэтому прошу у вас немного: дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья. Я ведь не хочу возложить на вас тяжкой дани, как муж мой, поэтому-то и прошу у вас мало. Вы же изнемогли в осаде, оттого и прошу у вас этой малости».

Древляне же, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им:

«Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти, – идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду в свой город».

Древляне же с радостью вошли в город и поведали обо всем людям, и обрадовались люди в городе. Наконец-то, беда свалилась с плеч, можно зажить спокойно, растить детей…

«Повесть временных лет»:

«Ольга же, раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждому. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань».

Ну что скажешь, уважаемый читатель, после знакомства с этой почти императрицей? Конечно, зверюгой была княгиня Ольга! Некоторые историки оправдывают ее тем, что во времена зверства она была язычницей. И все же это не оправдание для ее омерзительных поступков. Хотя и в наше время есть интеллигентные политики из страны, возомнившей себя правительницей мира, предпринимющие «ласковые», а порой просто гестаповские меры, чтобы заставить других жить по «ИМПЕРАТОРСКИМ» законам.

 

7. Княгиня Ольга была первой правительницей на Руси, отказавшейся от язычества, но не сумевшей внедрить христианство в свое княжество из-за непонимания государственной стратегии сына князя Святослава

Княгиня Ольга была первой на Руси правительницей-язычницей, а затем христианкой. «Предвозвестницей христианской Руси» называли ее древние летописцы.

Начало жизненного пути княгини Ольги теряется в тумане языческих преданий. Родилась будущая великая княгиня на севере Руси – в селении Выбутовская весь, недалеко от древнего русского города Пскова, В летописи записано: «Была она от языка варяжского, рода же не княжеского, не вельможеского, но от простых людей».

В летописях сохранилось красивое предание о встрече Игоря и Ольги. Игорь, сын первого русского князя Рюрика, был тогда еще юн, и потому всеми Киевскими землями управлял его регент Олег.

Однажды Игорю случилось охотиться в Псковской земле. На противоположной стороне большой реки под не простым названием Великая он увидел прекрасные охотничьи угодия, но не мог переправиться на тот берег, потому что у него не было лодки. И вот князь заметил какого-то юношу, плывущего в лодке по реке. Он подозвал юношу к берегу и повелел перевезти себя на ту сторону. Когда они плыли, князь взглянул по-внимательнее на гребца и увидел, что это не юноша, а прекрасная девушка. То была юная Ольга. И так пленила Игоря красота ее, что разгорелось сердце его желанием и начал он говорить ей нескромные речи. Ольга уразумела помыслы князя и отвечала ему с твердостью:

«Зачем смущаешь меня, княже, нескромными словами? Оставь свои мысли. Пусть молода я, и незнатна, и одна здесь, но знай: лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть поругание!»

Удивился Игорь ее твердости и не девичьему благоразумию и оставил свои речи.

Спустя некоторое время пришла пора Игорю жениться. По обычаю, стали повсюду искать ему невесту и приводить в Киев знатных и красивых девушек. Но, ни одна не полюбилась князю. Тогда и вспомнил Игорь дивную Ольгу, ее красоту, благоразумие и гордый нрав. И послал за нею в Псковскую землю. Так стала Ольга женой князя Игоря, киевской княгиней.

После убийства мужа древлянами возникла реальная угроза подчинения Киева этому племени. Однако, опираясь на поддержку киевских воевод Свенельда и Асмуда, Ольга сумела удержать в своих руках (а формально в руках своего сына – младенца Святослава) и Киев, и, в конечном итоге, власть над всей Киевской землей.

После усмирения древлян варварским способом Ольга принялась за реформу управления княжеством. Она ввела строго упорядоченный сбор оброков и даней на особых княжеских погостах. За это в летописях назвали Ольгу «Мудрой правительницей».

Но главным в ее жизни стало принятие ею христианства.

К христианству Ольга стала приглядываться, перебравшись в Киев. О нем ей рассказывали купцы из других стран, проезжавшие мимо Киева по «пути из враг в греки».

Русские летописи приводят красивую легенду об обстоятельствах, при которых Ольга крестилась. В Константинополе, куда она прибыла в очередной раз, Ольга явилась для беседы к византийскому императору. Тот будто бы настолько был поражен красотой и умом русской княгини, что захотел взять ее в жены.

Ольга поняла помыслы императора и решила перехитрить его. И обратилась она к нему с такой смиренной речью:

«Я – язычница. Если хочешь, чтобы я стала христианкой, то крести меня сам, то есть будь мне крестным отцом. Если не сделаешь так, то я не крещусь».

Император исполнил все, о чем просила княгиня. И крестилась Ольга в соборе Святой Софии. Была названа она в крещении Еленой в честь первой христианской царицы, матери равноапостольного императора Константина Великого. Император же стал ей крестным отцом.

После крещения Константин снова позвал к себе Ольгу и стал уговаривать ее:

«Стань мне женой!»

Ольга ответила ему:

«Как же я могу стать женой тебе, если ты сам крестил меня и назвал крестной дочерью? Нельзя этого делать по закону христианскому».

Одумался царь и так ответил:

«Переклюкала (то есть перехитрила) ты меня, Ольга!»

Одарил княгиню богатыми дарами, и отпустил домой с честью.

Конечно, это легенда. Но эта легенда показывает незаурядный ум княгини.

К рассказанному следует добавить, что согласно Иоакимовской летописи у княгини вначале было имя Прекраса. Ольгой вроде-бы так назвал девицу князь Олег в честь своего имени. А Еленой княгиня стала при крещении в Константинополе. Кроме того в Иоакимовской летописи записано, что она происходила из княжеского дома, будучи внучкой брата Рюрика Трувора. Он был при призвании братьев в Великий Новгород распределен в Изборск. Поэтому, в летописи того же Иоакима она идет, как родственница Гостомысла. И если это так, княгиня Ольга была его праправнучкой. Вероятно, от того и характер у нее был языческо-императорский.

В свою «императорскую маму» пошел и ее Сын Святослав.

На обратном пути в Киев княгиня Ольга-Елена долго преодолевала днепровские пороги. После самого северного порога Кодацкого решила отдохнуть. Но где? Конечно, на Монастырском острове.

В Константинополе ей рассказали священники в Святой Софии, что на Днепре, на одном из островов византийские монахи основали монастырь. Они с удовольствием примут новую православную Ольгу-Елену.

Об этом острове и монастыре на нем написал в своем сочинении епископ Феодосий. Он утверждал, что в I веке нашей эры здесь вынужден был остановиться «по выезде из Херсона, путешествуя разными местами в Киев, «святый первозванный апостол Андрей». Современная церковная традиция также признает факт пребывания на Монастырском острове (ныне в черте города Днепропетровска) апостола Андрея. Он, проповедуя в скифских землях Северного Причерноморья (и в греческой колонии Херсонес), возможно, посетил Нижнее и Среднее Поднепровье и добрался до Киева. Один из вариантов этой легенды прочно вошел в городскую идеологию Киева. Святой апостол Андрей будто-бы взошел на горы Киевские и провозгласил, что «на горах сих просияет благодать Божия». На том месте, где Андрей установил крест, в Киеве стоит знаменитая Андреевская церковь. Был или не был апостол Андрей в Приднепровье – этот вопрос скорее всего так и останется без ответа. Но в памяти днепропетровских жителей Монастырский остров запечатлелся как цитадель православной веры – «восточный форпост христианства».

Православная Ольга-Елена отдыхала у монахов на этом острове несколько дней. Монахи научили ее, как воздерживаться от адских устремлений.

По возвращении в Киев Ольга старалась избавиться от своего языческого «фашистского» нрава, стала повсюду проповедовать христианскую веру. Она построила несколько церквей в Киеве, Пскове (по преданию, основанном ею) и некоторых других городах.

По свидетельству иностранных записей, спустя два года после своего возвращения из Константинополя княгиня предприняла попытку сделать христианство государственной религией в Руси.

Помочь ей решил германский король (впоследствии император) Оттон I. Он направил в Киев в 959 году монаха Адальберта. Тот прибыл в Киев в 961 году, будучи поставленным в Германии «епископом руссов». Но русский народ его не принял. Ему милее было все же язычество. Немецкому епископу Адальберту пришлось спасаться из Киева бегством, а некоторые из его спутников погибли.

Отнюдь не все в Киеве разделяли христианские пристрастия княгини. Горше всего, наверное, было для Ольги непонимание со стороны собственного сына, Святослава.

Летопись не скрывает противоречий, существовавших между матерью и сыном. Слишком долго Ольга правила страной, не подпуская Святослава к власти. А между тем, ее сын давно вырос и превратился в настоящего князя – сильного, волевого и решительного.

Несмотря на увещевания матери, Святослав оставался убежденным противником христианства. Много раз предлагала Ольга ему креститься, рассказывает летописец, но Святослав не хотел даже слышать об этом и продолжал жить по языческим обычаям.

«Как приму я веру новую? – отвечал он на просьбы матери. – Станет дружина моя насмехаться надо мною!»

Впрочем, если кто хотел креститься, Святослав не воспрещал, но только бранил и укорял того.

Однако, попыткам матери сделать Киевское княжество христианским яро протестовал. К тому была веская причина. Святослав хотел сделать Русь центром торговой Европы. Об этом читатель узнает в следующей главе

В 961 году Святославу исполнилось девятнадцать лет.

Между тем, к княгине пришла старость. Святослав в те годы редко бывал в Киеве, но больше воевал в чужих землях. Он почти победил хазар, подчинил своей власти славян-вятичей, а затем устремился на Дунай – перекресток торговых путей из Европы в Азию и на Север, к Ладоге и Ильменю.

 

8. Дунайский поход – гениальное прозрение Князя Святослава!

Мать Святослава княгиня Ольга была мудрой правительницей. Но сын оказался мудрее матери!

Чем же привлек Дунай Святослава?

О походе Святослава на Дунай наши историки вспоминают вскользь. Их более интересуют его частое отсутствие в Киеве, объясняя тем, что мать Святослава княгиня Ольга не давала ему развернуться в столице княжества.

Историки были увлечены народностью Святослава – питался вместе со своими дружинниками, не делал заранее никаких припасов. Потреблял то, что могли поймать в степи – косуль, лис, зайцев, или ловили в реках рыбу. Спал в степи на земле, подложив под голову конское седло.

Украинские историки умиляются тем, что на голове у Святослава была прядь. А вокруг нее череп был выбрит. Ну, прямо таки – запорожский казак! Из-за этой святославовной особенности родилось на Украине утверждение, что Святослав был родоначальником Запорожского казачества. Забыли украинцы, что прядь на выбритой голове – это свойство всех степняков – конников от древних турок, татар, половцев и хазар до степняков наших дней в Азии.

Устремлению Святослава на юго-запад Европы до сих пор не обращают особого внимания исторические светилы. Впервые раскрыл эту особенность Святослава Олесь Бузина в своей книге «Докиевская Русь»:

«Дунайский поход – гениальное прозрение Святослава, как вспышка молнии, озарившее всю последующую судьбу Руси, России и нынешней Украины. Из него родится и «греческий проект» Екатерины Великой, и русско-турецкая война Александра II Освободителя, и славянофильская мечта о кресте над святой Софией. Последнее особенно парадоксально. Сам Святослав как убежденный язычник ни о каком кресте не мечтал, но похозяйничать в тех местах, где византийцы его водрузили, был не прочь…

…Блестящая идея Святослава – перекрыть путь всему европейскому товарообороту на Дунае («Тут все блага сходятся!» – сказал он.) слаба лишь тем, что не воплотилась. В противном случае мы получили бы совершенно фантастическую Русь, захватившую все главные восточноевропейские речные пути – по Днепру, Дону, Дунаю и Волге. Венгрия, Чехия и Византия были бы для этой империи всего лишь сателлитами. Святослав знал, что делал: оголяя свой тыл против степи, мобилизуя все силы в одном месте против греков, он шел ва-банк. В случае удачи ему все бы простилось. Но, видимо, в ином был промысел Божий.

В Киеве Святослав, в отличие от христианской партии мира, возглавлял языческую партию войны. Христиане считали, что с Византией следует дружить и торговать. Князь настаивал на том, что дружить можно и потом. Но сначала следует отобрать на Дунае наиболее выгодное место для дружбы. Вот тогда и продиктуем условия!»

Идти на Дунай, особенно в Дунайскую Болгарию подталкивал Святослава византийский император Никифор Фока. Ему нужно было завоевать Дунайскую Болгарию, чтобы завладеть торговыми путями на этой реке, но чужими руками. Византийский посол привез в Киев 455 килограммов золота для того, чтобы Святослав не медлил.

Вроде бы в тот исторический момент у Святослава все сошлось: его стремление завладеть Дунаем, перенести на Дунай свою столицу из Киева и таким образом повелевать Европой, в то же время помочь согласно договору, составленному князем Игорем в 944 году с Византией, дружественному византийскому государству.

Но император Никифор Фока также был сам себе на уме! В его планы входило столкнуть в истребительной войне Русь с Дунайской Болгарией и тем самым ослабить их (С.В. Перевезенцев, «Киевский князь Святослав», образовательный портал «Слово»).

В 968 году Святослав с 10-тысячным войском разгромил 30-тысячное войско болгар и захватил город Малую Преславу. Этот город Святослав назвал Переяславцем и объявил столицей своей державы. В Киев Святослав возвращаться не хотел, ведь он достиг желаемого! Дунай в его руках! Теперь надо обустраивать новую всемирную столицу и повелевать из нее Европой!

Но «верные друзья» не дремали! За спиной Святослава император Никифор Фока и болгарский царь Петр заключили союз, чтобы изгнать Святослава из Дуная. Византии не был нужен под боком мощный соперник! Но изгнать они решили опять же не своими силами, а найти третье лицо – убийцу.

Таким бандитом согласился стать печенежский хан. Не впервой, наверное! Но на этот раз убийство не случилось.

Печенеги напали на Киев. Святославу пришлось вернуть в Киев. Печенеги были разгромлены.

Княгиня Ольга спросила сына, почему ему не нравится Киев? Святослав заявил:

«Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы».

Ну что ж, прав был Святослав! В Переяславец на Дунае надо было бы и перевезти мать княгиню Ольгу и все управление Русью. До создания Русской империи оставалось всего лишь пару шагов! Но судьба распорядилась по-своему.

«Отвечала ему Ольга: «Видишь – я больна; куда хочешь уйти от меня?» – ибо она уже разболелась.

И сказала:

«Когда похоронишь меня, – отправляйся куда захочешь».

Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней «плачем великим сын ее и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на выбранном месте, Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника – тот и похоронил блаженную Ольгу» («Повесть временных лет»).

Дата кончины княгини Ольги 24 июля 969 года отмечается в православном церковном календаре, как «День Ольги».

После похорон Святослав поступил не по византийско – православному порядку, то есть отдать государство в управление старшему сыну, а по языческому обычаю да так, что этот его поступок до сих пор сказывается на нашей жизни.

Святослав разделил Русскую землю между своими сыновьями: Ярополка посадил княжить в Киеве, Олега послал в Древлянскую землю, а Владимира – в Новгород. Сам же отправился в свою новую столицу на Дунае в Переяславец.

Здесь он вновь разгромил войско царя Бориса, пленил его и овладел всей страной от Дуная и до Балканских гор. Весной 970 года Святослав перешел через Балканы, штурмом взял Филипполь (Пловдив) и дошел до Аркадиополя. Дружинам его оставалось всего лишь четыре дня пути по равнине до Царьграда. Здесь и произошла битва с византийцами. Святослав победил, но потерял многих воинов и не пошел дальше, а, взяв с греков «дары многие», вернулся назад в Переяславец.

В 971 году византийцы хорошо подготовились. На Болгарию со всех сторон двинулись заново подготовленные византийские армии, многократно превосходя числом стоящие там Святославовы дружины. С тяжелыми боями, отбиваясь от наседающего врага, отходили русские к Дунаю. Там, в городе Доростоле, последней русской крепости в Болгарии, отрезанное от родной земли, войско Святослава оказалось в осаде. Более двух месяцев византийцы осаждали Доростол.

Наконец, 22 июля 971 года русские начали свой последний бой. Собрав перед сражением воинов, Святослав произнес свои знаменитые слова:

«Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми. Ибо мертвые срама не знают, а если побежим – покроемся позором. Так не побежим, но станем крепко, а я пойду впереди вас. Если моя голова ляжет, то сами решите, как вам быть». И ответили ему воины: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим».

Бой был очень упорным, и многие русские воины погибли. Князь Святослав вынужден был отступить обратно в Доростол. И решил русский князь заключить мир с византийцами, поэтому советовался с дружиной: «Если не заключим мир и узнают, что нас мало, то придут и осадят нас в городе. А Русская земля далеко, печенеги с нами воюют, и кто нам тогда поможет? Заключим же мир, ведь они уже обязались платить нам дань – этого с нас и хватит. Если же перестанут платить нам дань, то снова, собрав множество воинов, пойдем из Руси на Царьград». И воины согласились, что князь их говорит правильно.

Святослав начал переговоры о мире с Иоанном Цимисхием. Историческая встреча их произошла на берегу Дуная и была подробно описана византийским хронистом Львом Диаконом в своей «Истории», находившимся в свите императора.

Иоанн Цимисхий в окружении приближенных ожидал на берегу Святослава. Князь прибыл на ладье. Он был не просто пассажиром, а гребцом наравне с простыми воинами. Отличить его греки могли лишь потому, что надетая на нем рубаха была чище, чем у других дружинников и по серьге с двумя жемчужинами и рубином, вдетой в его ухо.

Лев Диакон записал:

«Сфендослав был среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом и с густыми длинными, висящей на верхней губе усами. Голова у него была совсем голая, только на одной ее стороне висела прядь волос, означающий древность рода. Шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким».

В X веке современники произносили имя знаменитого князя немного не так, как мы – Свентослав. Причем «ен» звучало в нос – в древнерусском языке в этой позиции стояла так называемая носовая гласная. Из славянских языков, бывших тогда намного ближе друг другу, чем сейчас, она сохранилась только в польском. В прочих – отмерла. Но византийский историк Лев Диакон, оставивший о борьбе с киевским князем обширные записки, зафиксировал именно эту форму имени – с некоторым греческим акцентом – Сфендослав.

«О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинственен и могуч, что он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие», – писал в своей «Истории» Лев Диакон. И продолжал: «Говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: «Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос».

Гордитесь, соотечественники! Наших предков описывали как Божью кару!

Особенно потряс византийцев обряд человеческих жертвоприношений, который практиковали воины Святослава.

«Когда наступила ночь, – вспоминал Лев Диакон, – и засиял полный круг луны, скифы (так называет русов византийский историк. – Олесь Бузина) вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра».

Таковы были подлинные нравы святославовой дружины. Некоторых же больше всего потрясает ее языческое «бескорыстие». Ведь сами могли воспользоваться любовью пленниц! Но считали, что погибшие товарищи не должны остаться без подруг в загробном мире – и отправляли их в подарок мертвецам!

Правду сказал Гоголь: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей».

Святослав напал на Византию с шестидесятью тысячами руссов. После битв с византийцами уцелело чуть больше трети – двадцать две тысячи. Греки называли точную цифру, исходя из того, что по условиям мира должны были снабдить каждого уходившего со Святославом воина двумя медимнами зерна (примерно 20 кг при пересчете на наши меры).

«Сфендослав, – написал в своей «Истории» Лев Диакон, – оставил Дористол, вернул согласно договору пленных и отплыл с оставшимися соратниками, направив свой путь на родину. По пути им устроили засаду пацинаки – многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей, возит с собою жилища и большую часть жизни проводит в повозках. Они перебили почти всех, убили вместе с прочими Сфендослава, так что лишь немногие из огромного войска росов вернулись невредимыми в родные места».

В Иоакимовской летописи это печальное событие было отражено следующим образом.

Заключив мир с греками, Святослав вместе с дружиной отправился на Русь по рекам в ладьях. Один из воевод предупредил князя: «Обойди, князь, Днепровские пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». Но князь не послушал его.

А византийцы известили об этом кочевников-печенегов: «Пойдут мимо вас русы, Святослав с небольшой дружиной, забрал у нас много богатства и пленных без числа».

И когда Святослав подошел к порогам, оказалось, что ему совершенно невозможно пройти. Тогда русский князь решил переждать и остался зимовать.

С началом весны вновь двинулся Святослав к порогам, но попал в засаду и погиб.

В Иоакимовской летописи было записано:

«Пришел Святослав к порогам, и напал на него Куря, князь печенежский, и убил Святослава, и взял голову его, и сделал чашу из черепа, оковав его серебром, и пили из него».

Так погиб князь Святослав Игоревич. Случилось это в 972 году.

Гениальное дело замыслил князь Святослав, да его гениальная идея оказалась ему не по плечу. И все потому, что он не мог объединиться в выполнении своего замысла с матерью княгиней Ольгой. Язычник и христианка не смогли понять друг друга.

Святослав заявлял:

«Не любо мне в Киеве быть, хочу жить в Переяславце на Дунае».

А мать княгиня Ольга укоряла его вместе со своей свитой:

«Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?» («Повесть временных лет»).

Конечно, Святославу было жаль и свою отчизну, и умирающую мать, и деток своих. Но он всем нутром чувствовал, что Киев является не главным героем всемирной торговой сети. Главным узлом всемирной торговой сети является низовье Дуная. Здесь сошлись интересы Западной Европы, Азии и Северной Европы. Потому так интенсивно и отстаивала свои интересы на Дунае Византия. Поэтому так энергично она пыталась внедрить православие в Киев, ведь через Киев можно было добраться до Великого Новгорода – основного поставщика в Европу торговых товаров Севера.

Если бы княгиня Ольга и ее сын Святослав объединились, то появилась бы в Европе Русская империя. Но им объединиться мешало многое, в том числе и разные у них были религии.

У Святослава был брат – Улеб. Это имя сегодня произносится как Глеб. По происхождению, оно скандинавское. Улеб – это Олав (Олаф). В отличие от Святослава, Улеб, как и княгиня Ольга, уже был христианином.

Потерпев в 971 году поражение от византийцев в Болгарии, Святослав обвинил в нем Улеба и его немногочисленных единоверцевв – христиан, бывших в его войске.

Согласно Иоакимовской летописи, он приказал замучить Улеба и его сторонников в Белобережье – на острове Березань, и пообещал, что после возвращения в Киев поступит так же с остальными приверженцами веры Христа, уже проникшей к тому времени на Русь из Константинополя.

Таким образом, первыми нашими христианскими мучениками стал брат Святослава Улеб и его безымянные дружинники, погибшие на Березани.

Летопись сохранила историю еще об одних мучениках-христианах (отце и сыне), которых язычники сожгли в Киеве уже при сыне Святослава – Владимире. Жрецы Перуна выбрали их в жертву по жребию. Конечно, жребий выпал на этих христиан отнюдь не случайно. Жреческая корпорация Перуна была обеспокоена распространением новой религии и решила уничтожить конкурентов.

Так что вражда между язычниками и христианами на Руси не затихала.

 

9. Из-за Древней Руси в Киеве был расстрелян украинский историк и писатель Олесь Бузина

Уважаемые читатели! Вспомните, что произошло 16 апреля 2015 года. В тот день президент России Владимир Владимирович Путин отвечал на вопросы российских граждан. Вопросов было за миллион. Касались они и общежитейских проблем, были и политические, были и вопросы, касавшиеся международных «распрей». И вдруг к Путину приблизился сотрудник его аппарата и подал какое-то сообщение. Выражение лица Путина тут же изменилось, и он произнес то, что взбудоражило весь зал:

– Только что из Украины пришла трагическая весть. В Киеве застрелен известнейший на Украине историк, писатель и журналист Олесь Бузина. Нельзя не исключать, что это политическое убийство!

Так что же такое политическое натворил киевлянин Олесь Алексеевич Бузина, что был застрелен в Киеве, во дворе дома, где жил? Какой грех взял на душу?

Написал книгу «Тайная история Украины-Руси». И она разошлась по всей Украине многотысячным тиражом! И была многократно переиздана!

Неужели из-за какой-то книжонки можно было бы убить человека? Оказывается, можно, если ее автор раскрыл всю мерзость части своих коллег – исторических и политических деятелей.

История – это сложнейшее человеческое изобретение. Она может объединить государства и их народы, а может их рассорить. Исторические ученые мужи могут возвеличить одни народы, а другие опустить. Вот так возникают битвы и сражения на исторической почве.

Книга Олеся Бузины «Тайная история Украины-Руси» была противовесом для многотомного труда украинского историка Михаила Грушевского «История Украины-Руси». Олесь Алексеевич популярно показал читателям, что Михаил Сергеевич многое в своей «Истории…» …

В России об Олесе Бузине, как о человеке и как об историке, писателе и журналисте мало что знают. Его книги, наделавшие много шума на Украине, практически неизвестны в России. И все потому, что до России они еще не дошли. Весь 2014 год и в начале 2015 года перед гибелью Бузина принимал участие в российских телевизионных политических ток-шоу на Первом канале и на канале «Россия-1». В этих передачах обсуждались политические события на Украине и в связи с этим отношения между Россией и Украиной. Но Олесь Бузина не обладал таким ораторским искусством, какой, например, есть у В.В. Жириновского. Поэтому, как ни крути, ни верти, но, к сожалению, не смог Олесь Алексеевич построить свое общение с российскими телезрителями таким образом, чтобы миллионная телезрительская «аудитория» запомнила его.

Не выделился он среди российских ораторов-аналитиков еще и потому, что у всех, у них было практически одно мировоззрении с Бузиной. На Украине же он был почитаем как публицист из-за своего особого взгляда на историю Руси, России и Украины, противоречившего взглядам украинских националистов.

Олесь Алексеевич Бузина родился в 13 июля 1969 года в Киеве. Его род старинный. Один дедушка из этого рода, проживающий в Австрии, недавно написал Олесю, попросил его принять титул барона, поскольку прямых наследников у дедушки не осталось. Олесю эта идея очень понравилась. Все смеялся, что теперь он будет Олесь Фон Бузина. Такой титул ему бы подошел (Александр Пылаев, «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА» 26 мая 2015 года).

Но вернемся к биографии Олеся. В 1992 году он закончил филологический факультет Киевского национального университета имени Тараса Шевченко по специальности – преподаватель русского языка и литературы.

Но Олесь Алексеевич стал заметен не из-за преподавательской деятельности, а способностью разыскать в древней истории факты, будоражущие воображение обычных жителей Украины.

Работал он в ряде киевских изданий: газетах «Киевские ведомости» (1993–2005), «2000» (2005–2006), с 2007 года – был автором многочисленных исторических публикаций в киевской газете «Сегодня» и книг, заставлявших националистов подавать на Олеся Алексеевича в суд.

Из-за книг Бузины и его публикаций против него были возбуждены следственные дела и проведено 11 судебных процессов. Все их он выиграл, доказав, что те украинские историки, что выступили против него, о древней истории не имеют ни малейшего представления или сознательно фальсифицируют ее.

В январе 2015 года Бузине было предложено занять кресло шеф-редактора газеты «Сегодня». Проработал Олесь шеф-редактором недолго. Понял, что это «кресло» сковало его творческие и политические возможности из-за требований его непосредственных руководителей отказаться от политических выступлений в московских телевизионных ток-шоу и от создания исторических книг. Националисты называли его книги «Докиевская Русь», «Тайная история Украины-Руси», «Воскрешение Малороссии», «Вурдалак Тарас Шевченко», «Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину» не только скандальными, но даже вредными. Но читатели их расхватывали. Эти книги выдержали многочисленные переиздания.

В марте 2015 года Олесь уволился с поста шеф-редактора из-за «несогласия с цензурой руководства» украинского информационного холдинга, в который входила редакция газеты «Сегодня». По словам Олеся, такое его решение было связано с цензурой его деятельности и в холдинге вообще, и отсутствием полномочий менять кадровую политику в редакции, а также запретом для него на общение с зарубежной прессой. На его публикации в газете «Сегодня» была наложена ее руководством практически цензура.

Бузина придерживался идеи «русского мира», триединства российского народа («малороссов, белорусов и Великороссии»), поддерживал федерализацию и двуязычие Украины, её независимость и двуязычие украинской культуры, широкое развитие украинского и русского языков на Украине.

Чтобы подтвердить сказанное выше, настало время обратиться к одной из публикаций Олеся Бузины, вызвавшей ярость у противников Олеся. Называется она «Тайна «Слова о полку Игореве». Опубликована она была в украинской газете «Сегодня» 7 июня 2014 года.

 

10. В чем криминал тайны в «Слове о полку Игореве»?

Привожу публикацию Олеся Бузины «Тайна «Слова о полку Игореве» с сокращениями:

«… Среди древнерусских книг одна всегда вызывала во мне мистический ужас – «Слово о полку Игореве». Я прочел ее в раннем детстве. Лет в восемь.

… Что вызывало у меня ужас? Не поверите: больше всего я уже тогда боялся, что снова вернутся «времена первых усобиц» и встанет брат на брата. Было ли это предчувствием того, что ждет наше поколение? Я рос в Советском Союзе – одном из сильнейших государств в мире. Чувство защищенности, которое тогда было у советских людей, нынешние украинские дети даже не могут представить. Китайская стена на Дальнем Востоке. Западная группа советских войск в Германии. Ядерный щит над головой. И песня: «Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда буду я!». В школе нас учили, что Киевская Русь – колыбель трех братских народов. В Москве правил Брежнев – выходец из Днепропетровска. Сомневаться, что народы – братские, не было оснований. Московский инженер получал столько же, как и киевский. «Динамо» Лобановского выигрывало один чемпионат СССР за другим. Бомжа не только на Крещатике (нигде в Киеве!) ни днем, ни ночью было не найти. И все-таки я боялся. Боялся, что это незаслуженное счастье уйдет. Смута, феодальная раздробленность – эти слова преследовали меня уже тогда, как кошмар.

Наверное, был у меня дар предчувствия. И когда в 1991 году в Беловежской Пуще трое новых «феодалов» разделили нас, как когда-то князья смердов, а мы только молчаливо внимали, и границы пролегли между прежними братскими республиками, я вспомнил «Слово о полку…» снова. И постоянно вспоминал в «бандитские 90-е», когда новые «князья» делили все вокруг, как и современники Игоря. Разве не современно звучало вот это: «Стал говорить брат брату: «Это мое! И то тоже мое!». И начали князья по малое «се великое» молвити, а сами на себя крамолу ковать, а погании со всех стран приходили с победами на землю Русскую».

Автор «Слова…» всю суть наших бед еще 800 лет назад, в конце XII века определил.

… Рукопись «Слова о полку Игореве» сгорела в Москве в 1812 году, во время войны с Наполеоном. Все последующие перепечатки были сделаны по первому печатному изданию 1800 года, озаглавленному «Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новгорода-Северского Игоря Святославича». Неудивительно, что именно французы потом стаи утверждать, что «Слово…» – подделка. Кому же хочется признаваться, что твои земляки уничтожили, как варвары, великий славянский шедевр?

… Рыцарственный Игорь был, однако, не так бел, как изображает его автор «Слова…». Симпатию на Руси он вызвал, когда стал жертвой – попал в плен к половцам. У нас всегда прощают прежние грехи страдальцам. В 1169 году, согласно «Повести временных лет», юный Игорь Святославич оказался среди банды князей, ограбивших Киев. Инициатором нападения выступил суздальский князь Андрей Боголюбский. Впоследствии, уже в XX веке, кое-кто из националистических украинских историков пытался представить этот поход как первый наезд «москалей» на Украину. Но на самом деле Москва тогда была всего лишь мелким острожком, ничего не решавшим, а в якобы «москальском» воинстве рядом с сыном Андрея Боголюбского – Мстиславом – почему-то оказались Рюрик из «украинского» Овруча, Давид Ростиславич из Вышгорода (это под самым Киевом!) и 19-летний черниговец Игорь с братьями – старшим Олегом и младшеньким – будущим «буй-туром» Всеволодом.

… А в 1184 году Игорь снова «отличился». Великий князь киевский Святослав отправил объединенное русское войско на половцев. В походе участвовал и будущий герой поэмы с братом – неразлучным «буй-туром» Всеволодом. Но стоило союзникам углубиться в степь, как между переяславским князем Владимиром и нашим героем разгорелась дискуссия о методах дележа награбленного. Владимир потребовал, чтобы ему уступили место в авангарде – передовым частям всегда достается больше добычи.

Игорь, замещавший в походе отсутствовавшего великого князя, категорически отказал. Тогда Владимир, плюнув на патриотический долг, повернул назад и принялся грабить Северское княжество Игоря – не возвращаться же домой без трофеев! Игорь тоже не остался в долгу и, забыв о половцах, в свою очередь набросился на владения Владимира – переяславский городок Глебов, который захватил, не пощадив никого.

А в следующем году приключился тот самый злосчастный поход, по мотивам которого создана великая поэма. Вот только за кадром осталось то, что в составе Ипатьевской летописи содержит произведение, трактующее неудачу Игоря с куда более реалистических позиций. Историками оно условно названо "Повестью о походе Игоря Святославича на половцев". И неизвестный автор его рассматривает плен новгород-северского князя как справедливую кару за

погромленный русский город Глебов.

В отличие от "Слова…", где многое дано только намеком, "Повесть о походе…" представляет собой подробнейший отчет. Игорь в ней выражается не высокопарным штилем, а вполне прозаично. В "Слове…" он вещает:

«Хочу копье преломить край поля Половецкого с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить, либо шлемом испить из Дону!».

А в «Повести…» просто боится людской молвы и принимает опрометчивое решение продолжать поход несмотря на затмение солнца, сулящее неудачу:

«Если нам, не бившись, вернуться, то срам нам будет хуже смерти. Пусть, как Бог даст».

… Бог дал плен. Автор «Слова…» кратко упоминает:

«Тут князь Игорь пересел из седла золотого в седло рабское».

Летописец же в «Повести…» детально повествует, как предводитель распадающегося на глазах русского войска пытается повернуть свою побежавшую легкую кавалерию – «ковуев» (одно из его вассальных степных племен), но, не догнав их, попадает в руки половцев «на расстоянии одного полета стрелы» от своих основных сил:

«И пойманный Игорь видел брата своего Всеволода, который крепко бился, и просил он душе своей смерти, чтобы не видеть падения брата своего. Всеволод же так бился, что даже оружия в руке его было мало, и бились они, обходя кругом озера».

Тут на зарвавшегося авантюриста, по словам летописца, находит раскаяние.

«И рек тогда Игорь: «Помянул я грехи перед Господом Богом моим, как много убийств, кровопролитий сотворил я на земле христианской, как не пощадил христиан, но взял на щит город Глебов у Переяславля. Тогда немало зла испытали безвинные христиане – отлучали отцов от детей, брата от брата, друга от друга, жен от мужей, дочерей от матерей, подруг от подруг, и все смятено пленом и скорбью было. Живые завидовали мертвым, а мертвые радовались, как святые мученики, огнем от жизни сей приемля испытание. Старцы умереть порывались, мужей рубили и рассекали, а жен – оскверняли. И все это сотворил я! Не достоин я жизни. А ныне вижу отмщение мне!». Не так просты были и отношения Игоря с половцами. По одной из версий, он сам был сыном половчанки. Как бы то ни было, новгород-северский князь охотно вступал в союзы со степняками. Причем не менее часто, чем воевал с ними. Ровно за пять лет до того, как попасть в плен к половецкому хану Кончаку, Игорь вместе с тем же Кончаком отправились вместе в набег на смоленских князей. Потерпев поражение на речке Черторый, они в буквальном смысле оказались в одной лодке. И половецкий хан, и русский князь, сидя рядышком друг с другом, бежали с поля битвы. Сегодня – союзники. Завтра – враги.

Да и в плену у Кончака в 1185 году герой «Слова о полку…» отнюдь не бедствовал. Он даже успел женить своего сына Владимира на дочери этого хана. Мол, чего время терять?

Воронье выклевывало в степи глаза погибшим дружинникам, а князь уже вел переговоры с врагом – о будущем для себя и своего удела в Новгород-Северском. Наверное, сидели рядом с Кончаком в юрте, пили кобылье молоко, торговались об условиях сделки. А когда все уже было решено, и православный священник обвенчал княжича и половчанку, принявшую христианство, Игорь, воспользовавшись доверчивостью степняков, ночью вместе с симпатизировавшим ему половцем Овлуром вскочили на коней, когда все спали, и рванули на Русь:

«Игорю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую… Погасла вечерняя заря. Игорь спит. Игорь бдит. Игорь мыслию поля мерит от великого Дона до малого Донца. Овлур конный свистнул за рекою, велит князю разумети… Игорь соколом полетел, Овлур волком потек, стряхивая студеную росу, надрывая борзых своих коней…».

… После бегства из плена Игорь проживет еще 18 лет и даже станет черниговским князем. Сразу же после смерти Игоря в 1203 году его брат – тот самый «буй-тур Всеволод» вместе «со всею Половецкою землею», как пишет Лаврентьевская летопись, отправится в поход на Киев:

«И взяли и сожгли не только Подол, но и Гору и митрополию святую Софию ограбили и Десятинную святую божницу разграбили и монастыри и иконы ободрали…». По словам летописца, «сотворили великое зло в Русской земле, какого не бывало от самого крещения над Киевом».

… Я отнюдь не желаю развенчивать поэтический образы, созданные автором «Слова о полку Игореве». Просто обращаю внимание на то, что был Игорь грешен. Было на руках его немало крови соплеменников. Не отправься он в свой последний злосчастный поход в Степь, так и остался бы в памяти потомков одним из бесчисленных феодальных разбойников.

… Но важно даже не это. Почему вспомнился мне в очередной раз поход Игоря в землю Половецкую? Да потому, что действие знаменитой поэмы, о чем мы не задумываемся, все ее знаменитые военные сцены, происходят в нынешнем Донбассе – примерно в тех местах, где сегодня находится город Славянск. Игорь шел в степь вдоль Северского Донца. Он был северским князем – властителем славянского племени северян. Целью похода его был Дон, притоком которого является Донец. Где-то рядом с солеными озерами возле нынешнего Славянска, в местности, где нет пресной воды, князь Игорь был разбит половцами. Большинство исследователей сходятся именно на этой версии локализац