Глава IV. Представители Великого Новгорода на киевском троне. «Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?»

1. Новгородец Аскольд был первым новгородцем, севшим на княжеский престол в Киеве и потерпевшим поражение от византийского императора Михаила-Пьяницы, любившего восхищаться, как его подопечные тушили свечи, испуская газы из своего кишечника из-за обильно потребленной ими пищи

Со своими подопечными Рюрик поступил по-императорски.

Вот что далее записал монах Нестор:

«И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик.

И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом».

Рюрик разрешил им отплыть в Царьграл, то есть в Константинополь. Но с какой целью? Установить контакты «императора» Рюрика с византийским императором и уладить спорные вопросы, возникшие при торговых отношениях по трассе «из варяг в греки», подписав соответствующий договор? Так ли было или нет, Нестор умалчивает. Но Аскольд и Дир со своим варяжским отрядом отправились в путь.

Когда пыли по Днепру, то «увидели на горе небольшой город. И спросили: «Чей это городок?». Те же ответили: «Были три брата Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам».

Возможно, Аскольд же и Дир тут же скумекали – зачем дальше плыть, если поляне такие безмозглые, не могут дать отпор хазарам! И хазаров заставим петь под нашу дудку, и полян скрутим!

Не потому-то Аскольд и Дир и остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик попрежнему наводил порядки в Приильменье.

И Аскольд с Диром остались довольными, и «император» Рюрик был доволен княжением в Великом Новгороде. А как же не быть довольным княжением, если Рюрик «оседлал» торговые пути в Византию, Персию, Арабские халифаты и в Китай! Прямо таки по-императорски!

Легенды о том, что произошло в Константинополе (по-русски Царьград) противоречивы, но сходятся в одном.

«Повесть временных лет»:

«В год 6374 (866). Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда (бухта Золотой Рог – С.А.), множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы, и смочили в море ее полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».

Берега у Царьграда – каменистые и опасные. Они состоят сплошь из каменных обломков. Недаром море между Босфором и Дарданеллами называется Мраморным. На славянских реках варяги были вынуждены отказаться от тяжелых дракаров. Чтобы легче перетягивать свои корабли по волокам и проходить днепровские пороги, они перешли на славянские легкие однодеревки. Но такие суда плохо подходили для плавания в Черном и Мраморном морях. Любой каприз погоды отправлял на дно целые эскадры.

По этой причине и была разгромлена стихией Аскольдова эскадра.

В 1894 году бельгийский учёный Франц Кюмон опубликовал обнаруженную им хронику царствования византийских императоров, так называемую Брюссельскую хронику. В ней было упомянуто о набеге руссов. И даже называлась точная дата – 18 июня 860 года.

В 860 году Византия вела ожесточённую войну с арабами в Малой Азии. В марте византийский гарнизон крепости Лулон, имевшей важное стратегическое значение, сдался арабам. В апреле-мае стороны произвели обмен пленными, однако уже в начале июня византийский император Михаил III во главе армии покинул Константинополь для вторжения на территорию халифата Аббасидов. Для охраны города был оставлен эпарх Ориха. В хронике Симеона Логофета говорится, что весть о нападении руси застигла императора у Мавропотама (Чёрной реки) в Малой Азии в 500 километрах от Константинополя.

Нападение руссов оказалось полной неожиданностью для жителей Константинополя. Не ждали они его с Черного моря. Столица Византии ограждалась двойной высокой стеной со стороны суши. Со стороны пролива Босфор и бухты Золотой рог стена была невысокая. За пределами крепостных стен и на берегах Босфора проживало немало людей, не успевших убежать в город.

На закате 18 июня 860 года около 200 русских судов причалили к берегам Босфора.

Иоанн Диакон, посол венецианского дожа Пьетро II Орсеоло и автор «Венецианской хроники», сообщил о 360 кораблях:

«В это время народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу…».

Предположительно эти корабли были довольно большие, способные вместить 30–40 человек, как типичные корабли варягов. Таким образом, общее число русов, участвовавших в набеге, было до 8000.

Высадившиеся воины начали грабить с вечера и всю ночь пригороды Константинополя, захватывать разбегающихся в панике людей. Положение осложнялось тем, что Михаил III увел на войну с арабами даже часть гарнизона. Византийский флот, также не оказавший заметного сопротивления русам, сражался с арабами и норманнами в Эгейском и Средиземном морях.

Византийцы смутно представляли, кто напал на них. Фотий уже в дни осады называл русов «народом с севера», «народом от краев земли». В своей проповеди патриарх Фотий красочно описал ритуальные жертвоприношения русов, которые посчитал карой господа за грехи жителей (ВИКИПЕДИЯ):

«Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб – о горе! – скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга».

Император Михаил III быстро без войска вернулся в столицу. «Едва пробравшись» в нее, вместе с константинопольским патриархом Фотием вознес молитвы к Богу. Вместе они погружали ризу иконы Богоматери в море. Внезапно поднялась сильная буря и разметала суда русов, после чего те бежали».

Легенду о внезапной буре, спасшей Константинополь, повторили более поздние «Брюссельская хроника» и «Повесть временных лет».

Бандиты есть бандиты! Такое вот бурное время было тогда! Но и сейчас оно мало чем отличается от древнего. Только способы грабежа стали более интеллектуальными и изощренными. Например, ломбард под названием «Международный Валютный Фонд» дает доллары в кредит под проценты, взамен требуя повиновения страны – заемщика. Разве это лучше, чем прямое убийство?

Чтобы читателям не было грустно, рассказ о времени Аскольда и Дира закончу цитатой из книги Олеся Бузины «Докиевская Русь»:

«Византийцы приписывали случившееся Божьему чуду – вмешательству самой Богородицы. Патриарх Фотий опустил ее плащаницу в море с помощью специального ритуала. На другую защиту потомкам древних римлян рассчитывать не приходилось. Империей ромеев правил Михаил III – тот самый, при котором, по словам автора «Повести временных лет», «нача ся прозывати Руская земля… при сем цари приходиша Русь на Царьгород».

Но в школе нам не рассказывают, что император Михаил носил прозвище… Пьяница. Под ним он и вошел в историю. Царь греков больше всего любил проводить время на ипподроме и в тавернах с друзьями – по-нашему, в забегаловках. Довольно странное пристрастие для владыки такой великой державы, как Византия. Однако у Михаила Пьяницы было свое представление о счастье. Самое большое удовольствие императору доставляло наблюдать, как кто-то в его пьяной компании залезал на стол, снимал штаны и пердежом тушил свечи. Это что же нужно было съесть, чтобы получился такой цирковой номер! Тем не менее, эти неприличные подробности – исторический факт, сохраненный для потомков византийским писателем Сименоном Метафрастом:

«За столом в пьяной компании товарищи его пиршеств состязались в бесчинствах, а царь любовался этим и выдавал награду до ста золотых монет самому грязному развратнику, который умел испускать ветры с такой силой, что мог потушить свечу на столе».

Никто бы не подумал, что император Михаил больше всего любил смотреть, как тушат свечи, «пуская газы».

И вот этому грязному развратнику помог сам Господь Бог и, как выразился Олесь Бузина, «испустил ветры» такой силы на русский флот, что отправил его на дно»! Результатом Божьей благодати стало то, что Олег, придя из Новгорода, отобрал Киев у оставшегося без флота Аскольда. Но Михаилу Пьянице легче от этого не стало.

На штормовом испускании ветров фарт его и кончился – в 867 году заговорщики ворвались в спальню императора и зарезали его прямо в постели.

Главой заговора оказался друг царя – простой армянский борец родом из крестьян по кличке Василий Македонянин. На Михаиле Пьянице прервалась Аморейская династия, а на борце Василии началась новая – Македонская.

Веселые шутки была у императора – развратника, не правда ли? Да и русские князья, вероятно, не далеко ушли от него, если князь Владимир имел восемьсот жен!

2. Регенту варягу Олегу надо было бы поставить памятник во всех городах Руси из-за того, что создал многонациональное государство «Русь»!

После смерти Рюрика княжеский «трон» перешел по наследству к князю Игорю. О князе Игоре – сыне Рюрика читатели узнают в следующих главах этой книги. Теперь им предстоит познакомиться с воспитателем Игоря – регентом Олегом, ведь когда умер Рюрик, его сыну Игорю было всего четыре годика.

Что знает большинство читателей об Олеге? Скорое всего то, что прочитало в детстве в романтической Пушкинской «Песни о Вещем Олеге», сочиненной Александром Сергеевичем, когда ему было 23 года.

В детстве русские былины ему напевала няня Арина Родионовна. Она была родом из земли Ижорской, настоящей северянкой. Ее былины сформировали у Пушкина настоящий русский поэтический дух. В 1816 году лицеистом Сашей было написано стихотворение «Сон»:

Я сам не рад болтливости своей, Но детских лет люблю воспоминанье. Ах! умолчу ль о мамушке моей, О прелести таинственных ночей, Когда в чепце, в старинном одеянье, Она, духов молитвой уклоня, С усердием перекрестит меня И шопотом рассказывать мне станет О мертвецах, о подвигах Бовы… От ужаса не шелохнусь бывало, Едва дыша, прижмусь под одеяло, Не чувствуя ни ног, ни головы. Под образом простой ночник из глины Чуть освещал глубокие морщины. Драгой антик, прабабушкин чепец И длинный рот, где зуба два стучало, — Всё в душу страх невольный поселяло. Я трепетал – и тихо наконец Томленье сна на очи упадало…

Через шесть лет в 1822 голу родилась пушкинская былина -

«Песнь о вещем Олеге»

«Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам, Их селы и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю едет на верном коне. Из темного леса навстречу ему Идет вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик одному, Заветов грядущего вестник, В мольбах и гаданьях проведший весь век. И к мудрому старцу подъехал Олег. «Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов, Могильной засыплюсь землею? Открой мне всю правду, не бойся меня: В награду любого возьмешь ты коня». «Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен; Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен. Грядущие годы таятся во мгле; Но вижу твой жребий на светлом челе. Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава – отрада; Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда; И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной судьбе. И синего моря обманчивый вал В часы роковой непогоды, И пращ, и стрела, и лукавый кинжал Щадят победителя годы… Под грозной броней ты не ведаешь ран; Незримый хранитель могущему дан. Твой конь не боится опасных трудов; Он, чуя господскую волю, То смирный стоит под стрелами врагов, То мчится по бранному полю. И холод и сеча ему ничего… Но примешь ты смерть от коня своего». Олег усмехнулся – однако чело И взор омрачилися думой. В молчаньи, рукой опершись на седло, С коня он слезает, угрюмый; И верного друга прощальной рукой И гладит и треплет по шее крутой. «Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, Расстаться настало нам время; Теперь отдыхай! уж не ступит нога В твое позлащенное стремя. Прощай, утешайся – да помни меня. Вы, отроки-други, возьмите коня, Покройте попоной, мохнатым ковром; В мой луг под уздцы отведите; Купайте; кормите отборным зерном; Водой ключевою поите». И отроки тотчас с конем отошли, А князю другого коня подвели. Пирует с дружиною вещий Олег При звоне веселом стакана. И кудри их белы, как утренний снег Над славной главою кургана… Они поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они… «А где мой товарищ? – промолвил Олег, — Скажите, где конь мой ретивый? Здоров ли? все так же ль лего́к его бег? Все тот же ль он бурный, игривый?» И внемлет ответу: на холме крутом Давно уж почил непробудным он сном. Могучий Олег головою поник И думает: «Что же гаданье? Кудесник, ты лживый, безумный старик! Презреть бы твое предсказанье! Мой конь и доныне носил бы меня». И хочет увидеть он кости коня. Вот едет могучий Олег со двора, С ним Игорь и старые гости, И видят – на холме, у брега Днепра, Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует над ними ковыль. Князь тихо на череп коня наступил И молвил: «Спи, друг одинокой! Твой старый хозяин тебя пережил: На тризне, уже недалекой, Не ты под секирой ковыль обагришь И жаркою кровью мой прах напоишь! Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала!» Из мертвой главы гробовая змия, Шипя, между тем выползала; Как черная лента, вкруг ног обвилась, И вскрикнул внезапно ужаленный князь. Ковши круговые, запенясь, шипят На тризне плачевной Олега; Князь Игорь и Ольга на холме сидят; Дружина пирует у брега; Бойцы поминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они».

Не правда ли, сколько исторической романтики вложил Пушкин в свою былину, написанную им по правилам народных сказителей из Русского Севера!

Но уже в наше время поэт и актер московского театра «На Таганке» Владимир Высоцкий тоже обратил свой взор на народную притчу. Но она получилась у Высоцкого далеко не романтической, а сугубо приземленной:

«Как ныне сбирается вещий Олег Щита прибивать на ворота, Как вдруг подбегает к нему человек — И ну шепелявить чего-то. «Эй, князь, – говорит ни с того ни с сего, — Ведь примешь ты смерть от коня своего!» Но только собрался идти он на вы — Отмщать неразумным хазарам, Как вдруг прибежали седые волхвы, К тому же разя перегаром, — И говорят ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего. «Да кто ж вы такие, откуда взялись?! — Дружина взялась за нагайки, — Напился, старик, – так иди похмелись, И неча рассказывать байки И говорить ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего!» Ну, в общем, они не сносили голов, — Шутить не могите с князьями! — И долго дружина топтала волхвов Своими гнедыми конями: Ишь, говорят ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего! А вещий Олег свою линию гнул, Да так, что никто и не пикнул, — Он только однажды волхвов вспомянул, И то – саркастически хмыкнул: Ну надо ж – болтать ни с того ни с сего, Что примет он смерть от коня своего! «А вот он, мой конь – на века опочил, — Один только череп остался!..» Олег преспокойно стопу возложил — И тут же на месте скончался: Злая гадюка кусила его — И принял он смерть от коня своего. …Каждый волхвов покарать норовит, — А нет бы – послушаться, правда? Олег бы послушал – еще один щит Прибил бы к вратам Цареграда. Волхвы-то сказали с того и с сего, Что примет он смерть от коня своего!

В молодые годы Пушкин был романтиком. Высоцкий уже познал прозу жизни, поэтому и былина у него получилась жизненной. А жизнь такова, что и в древние века, и ныне заставляет задуматься над тем, в чем ее смысл? Неужели в стремлении человека однобоко завладеть властью и богатством?

В летописи «Повесть временных лет» приводится прозвище Олега – Вещий, то есть знающий будущее, провидящий будущее. Разве мог подумать регент Олег, что более чем через тысячу сто лет о нем сочинят поэму и песенную балладу? А если и предполагал, то честь ему и хвала!

Вспомним жизненные вехи этого незаурядного человека. Начинал Вещий Олег свою «трудовую деятельность» под руководством «императора» Рюрика.

Но перед этим надо было Олегу родиться в Западной Норвегии, очевидно, в богатой семье бондов. Был назван Оддом, затем получив прозвище "Стрела" – Орвар. Его сестра Ефанда впоследствии вышла замуж за правителя варягов Рюрика (или же Олег сам был женат на дочери Рюрика). Благодаря этой родственной связи Олег стал главным полководцем Рюрика. Вместе с ним прибыл в Ладогу и в Приильменье между 858 и 862 годами. В 879 году Рюрик перед смертью передал Олегу регентство над своим малолетним сыном Игорем. Вот так Олег стал единоличным князем Новгородской Руси. И сразу же показал свой незаурядный богатырский почти императорский ум!

Через три года в 882 году выступил в свой первый княжеский полководческий поход, взяв с собою не только много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, но и малолетнего Игоря. Приплыл к Смоленску с кривичами, приступом взял его, захватил власть и посадил в Смоленске своего управителя.

Из Смоленска отправился к Любечу, захватил его и посадил в нем своего управляющего. А далее путь по Днепру привел Олега с войском к горам Киевским. Разведка донесла Олегу, что в Киеве по прежнему княжат Аскольд и Дир и в данный момент они находятся в этом граде.

По успешной привычке, возникшей в Смоленске и Любече, решил Олег свергнуть и их. А для этого спрятал одних своих воинов в ладьях, а других оставил в предместье Киева. Сам вместе с младенцем Игорем подплыл к Угорской горе вместе с запрятанными в ладьях воинами. Послал своих представителей под видом торговцев к Аскольду и Диру. Мнимые торговцы сказали им, что-де «мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим за товаром, купите, что приглянется».

Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили из ладей все Олеговы воины. Аскольд и Дир оторопели. Вот тогда-то и сказал Олег Аскольду и Диру:

«Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода».

И показал Игоря:

«А это сын Рюрика».

И убили варяги по приказу Олега Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы. А Дирова могила – за церковью святой Ирины.

И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег:

«Да будет это мать городам русским».

То есть, варяжским? Но об этом по рассуждаем в одной из следующих глав.

Если летописец Нестор передал в своей «Повести временных лет» все, как и было, то, можно, лишь удивляться кровожадности Олега, его алчности. Но дальше будет еще хлеще.

«И были у Олега в Киеве варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью». И начал Олег облагать племена и их города данью. И установил Олег из Киева дани в свою пользу и словенам, и кривичам, и мери. Не пожалел Олег даже и родину малолетнего князя Игоря и «императорский трон» Рюрика, установил давать Новгороду дань своим киевским варягам по 300 гривен ежегодно.

В 883 году Олег покорил древлян, стал брал дань с них по черной кунице.

В 884 году Олег победил северян и возложил на них легкую дань, и не велел им платить дань хазарам, сказав:

«Я враг их! И вам им платить незачем».

«В год 6393 (885). Послал (Олег) к радимичам, спрашивая: «Кому даете дань?». Они же ответили: «Хазарам». И сказал им Олег: «Не давайте хазарам, но платите мне». И дали Олегу по щелягу, как и хазарам давали. И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал».

Вот таким способом регент Олег объединил Новгород и Киев, а также полян, словен, кривичей, мери, древлян, северян, радимичей в одно многонациональное государство, присвоив ему варяжское название «Русь».

3. Как получилось, что мужчина «Киев» стал «Матерью городам русским», или как древний Великий Новгород «оплодотворил» огнем и мечом древнюю девицу Киеву для улучшения потомства?

Вопрос резонный. Но ранее он особенно не волновал историков, потому что надо было убедительно представить населению и Российской империи, и СССР главенство княжеского Киева, как сотворителя первого русского государства. Великий Новгород оказался не в почете у императоров и руководителей СССР, потому что был демократической вечевой республикой. Но после развала СССР историки разделились по своим новым государственным «квартирам». И началась катавасия с переосмысливанием древности. Каждая «квартира» возжелала представить себя центром «сотворения мира».

Конечно, на Украине стал возвеличиваться Киев. Но ведь и мы не лыком шиты. В июле 2003 года было торжественно отпраздновано 1100-летие Старой Ладоги. За ней пришел юбилей – 1150-летие Российской государственности.

Как писал Н. М. Карамзин в первом томе «Истории государства Российского», племена на реке Волхов, «добровольно уничтожив древнее народное правление» и «разделение на малые области», призвали на княжение из скандинавов-варягов «человека со стороны» в качестве правителя. Он не был связан ни с одним из местных кланов. Этот правитель должен был выполнять функции третейского судьи, «судить по праву», то есть по закону. Таким приглашенным правителем стал князь Рюрик, положивший начало первой русской династии, правившей страной более семи веков.

Н. М. Карамзин особенно подчеркивал, что российская государственность изначально утвердилась не «мечом сильных», а с «общего согласия граждан».

Как писал выдающийся русский историк С. М. Соловьев: «Призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства, это соединение разрозненных племен через появление среди них сосредотачивающего начала – власти. Северные племена, славянские и финские, соединились и призвали к себе это сосредотачивающее начало, эту власть».

21 августа 1852 года последовал Высочайший Указ императора Николая I, согласно которому 862-й год получил официальный статус «начального события российской государственности». Указ был принят к исполнению Министерством народного просвещение, и несколько поколений россиян с детства усвоили летописную версию образования своего государства.

Сменивший на престоле своего отца император Александр II постарался использовать тысячелетний юбилей Российского государства для того, чтобы заявить собственную программу царствования.

Центральным событием празднования должно было стать открытие грандиозного монумента, посвященного первому русскому государю Рюрику. Но предпочтение было отдано памятнику «Тысячелетию России», установленному 8 сентября (по старому стилю) 1862 года не в Киеве, а в Великом Новгороде – «колыбели государства Российского». Памятник стал летописью в лицах, Пантеоном Русской славы.

В марте 2011 года вышел указ президента РФ Д. А. Медведева о проведении торжеств по случаю юбилея:

«Празднование юбилея 1150-летия российской государственности имеет очевидный смысл: консолидация народа в целях дальнейшего развития нашего большого и сложного государства».

Действительно, и Российская империя, и СССР, и ныне Российская Федерация – государства, которые по своей внутренней сложности превосходят другие национальные государственные образования.

В 2012 году юбилей «1150-летие российской государственности» был торжественно отпразднован после долгого перерыва.

Причем здесь Киев? В прошлые времена его представляли, как, действительно, «матерью городам русским». И все же закрадывались недоумения у некоторых людей, пытавшихся разобраться в исторических хитросплетениях.

Впервые поднял этот интереснейший вопрос на страницах своей книги «Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси» Андрей Буровский (Москва, издательства «Яуза» и «Эксмо», 2007 год).

В своей книге Андрей Буровский задал и читателям, и современным историкам вопрос:

«…Если Киев – «мать городам русским», то кто такие первые столицы Руси – Новгород и Ладога? Если Новгород по праву следует считать «отцом городов русских, то Ладога, видимо, бабка».

Автор книги «Отец городов русских. Настоящая столица Древней Руси» убедительно показал, кто были бабкой и отцом наших городов.

Но дотошные читатели стали задавать иезуитский вопрос:

– Киев ведь мужского рода! Как может быть мужчина матерью? И почему у Руси два отца Киев и Великий Новгорода? Неужели в то время процветал гомосексуализм?

Вопрос возбуждался еще и современным приятием гомосексуализма в Западной Европе и в США.

Ответ на этот злободневный вопрос дал Олесь Бузина:

«Как объяснить дикое выражение летописца «Киев – мать городам русским»? И если Киев – мать, то кто тогда «папа»?

По словам великого русского историка XIX столетия Василия Ключевского, «Новгород является старшим сыном России, родившимся, однако ж, прежде матери». В этой блестящей фразе, на которые и вообще был мастер Василий Осипович, звучит явная ирония по поводу выражения, вложенного Нестором Летописцем в уста князя Олега. Завоевав в 882 году Киев ударом из Новгорода через Смоленск, тот, если верить Нестору, якобы сказал: «Се БУДЕТ мать городам русским».

Фраза действительно смешная. Пришел в Киев… и назначил его матерью. Почему, интересно, род перепутал? Впрочем, путанице с родом у меня есть объяснение.

Согласно дореволюционному правописанию, «Киев» писался как «Кіевъ» – с твердым знаком в конце. Но в IX веке твердый знак (этому учат на любом филологическом факультете) еще не успел отвердеть. Он обозначал гласный звук – так называемое редуцированное, то есть, слабое «о», стоявшее в безударном положении. Выходит, во времена князя Олега говорили не «Киев», а «Киёво». А это похоже на «Киёва».

Арабские путешественники той эпохи именно такую форму этого слова и зафиксировали в своих текстах – «Киёба». Эту самую Киёбу-Киеву и назначил предприимчивый норманнский конунг Хельги (Олег) в «матери» государству, которое он создавал мечом и кровью, завоевывая одно за другим славянские племена. Почему это никому прежде в голову не пришло? В этом, по-моему, виновата наша система высшего образования. Филологам обстоятельно преподают древнерусский и старославянский языки, но курс древнерусской истории излагают в самых общих чертах – примитивнейшим образом. А историки, наоборот, не особенно налегают на языки. Вот вам и печальные последствия узкой специализации, не позволяющей одним нос оторвать от текста, а другим – приподнять голову над археологическим раскопом!

Версия о нечаянной причине «материнства» Киева, поменявшего благодаря развитию языка род с женского на мужской принадлежит мне. Нигде больше (у других авторов или в других исследованиях) вы ее не найдете. Поэтому всех возможных плагиаторов и нарушителей моих авторских прав предупреждаю сразу: посмеете использовать ее без ссылки на меня, сделаю с вами то, что Олег с князем Аскольдом. Только по суду – в рамках нынешнего законодательства. А уж мучить своих врагов я умею. Будете рыдать, как те «пираты», что перепечатывали воровским способом мою «Тайную историю Украины-Руси». Этих негодяев пару лет назад я превратил в полных банкротов, добившись возбуждения против них уголовного дела и конфискации контрафактной продукции.

Сделав это предупреждение, позволю себе поспорить с Ключевским по поводу Новгорода-сына. Не сын он никакой Руси, а самый настоящий ОТЕЦ! Собственно, глубоко уважаемый мною Василий Осипович и сам мог бы прийти к такому умозаключению. Из его «Набросков по варяжскому вопросу» этот вывод напрашивается сам собой. «Объединительное движение с юга, из Киева, вверх по Днепру, – писал Ключевский, – не подтверждается ни одним, даже легендарным, свидетельством источников: это чистая догадка, выведенная из гипотезы о туземной Киевской Руси. Напротив, обратное движение, с севера, из Новгорода, вниз по Днепру, описано в летописных известиях об Олеге».

Новгород, приславший русскую армию Олега в полянскую Киеву, по сути, «покрыл» или, если вам больше нравится, оплодотворил будущую «мать» своим мечом, не особенно спрашивая на то ее согласия. Меч, кстати, – это типичный фаллический фрейдистский символ, особенно уместный для описания древней ситуации «зачатия» Руси варягами».

Дал «дрозда» Олесь Алексеевич своим националистическим соперникам!

4. Первый межгосударственный торговый договор между Русью и Византией о «Пути из варяг в греки», превративший Киев из захудалой деревеньки в богатейший город, но все таки уступавший Великому Новгороду

Летописец Нестор был непревзойденным трудягой. Далее он записал:

«В год 6411 (903). Когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу».

«В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь».

И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришел к Царьграду: греки же замкнули Суд (бухта Золотой Рог – С.А.), а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги.

И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу:

«Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь».

И остановил Олег воинов, и вынесли ему пищу и вино, но не принял его, так как было оно отравлено. И испугались греки, и сказали:

«Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом».

И приказал Олег дать дани на 2000 кораблей: по 12 гривен на человека, а было в каждом корабле по 40 мужей.

И согласились на это греки, и стали греки просить мира, чтобы не воевал Греческой земли.

Олег же, немного отойдя от столицы, начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром и послал к ним в столицу Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида (Неужели они были украингцами? – С.А.) со словами:

«Платите мне дань».

И сказали греки:

«Что хочешь, дадим тебе».

И приказал Олег дать воинам своим на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, а затем дать дань для русских городов: прежде всего для Киева, затем для Чернигова, для Переяславля, для Полоцка, для Ростова, для Любеча и для других городов: ибо по этим городам сидят великие князья, подвластные Олегу (О Великом Новгороде Олег забыл, потому что Великий Новгород не подчинялся Олегу – С.А.).

И еще потребовал Олег:

«Когда приходят русские, пусть берут содержание для послов, сколько хотят; а если придут купцы, пусть берут месячное на 6 месяцев: хлеб, вино, мясо, рыбу и плоды. И пусть устраивают им баню – сколько захотят. Когда же русские отправятся домой, пусть берут у царя на дорогу еду, якоря, канаты, паруса и что им нужно».

И обязались греки, и сказали цари и все бояре:

«Если русские явятся не для торговли, то пусть не берут месячное; пусть запретит русский князь указом своим приходящим сюда русским творить бесчинства в селах и в стране нашей. Приходящие сюда русские пусть живут у церкви святого Мамонта, и пришлют к ним от нашего царства, и перепишут имена их, тогда возьмут полагающееся им месячное, – сперва те, кто пришли из Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек, и торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких сборов».

Цари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир.

И сказал Олег:

«Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные», – и было так.

И повесил щит свой на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне копринные, и разодрал их ветер; и сказали славяне: «Возьмем свои толстины, не даны славянам паруса из паволок».

И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными».

Вот так согласно «Повести временных лет» был заключен первый на Руси торговый договор с Византией, обеспечивший беспрепятственное движение по пути «из варяг в греки» товаров и варяжских купцов, ставший основой процветания всех городов по этому пути. Вот так с помощью этого договора и стала подниматься на ноги прежде захудалая деревенька Киева.

Через пять лет регент, а теперь уже и присвоивший себе титул «великий князь русский» Олег решил подтвердить прежний торговый договор с Византией и упрочить его, составив новые договор о мире и дружбе между греками и русскими.

«В год 6420 (912). Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между греками и русскими, говоря так:

«Список с договора, заключенного при тех же царях Льве и Александре.

Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид (Неужели эти имена украинские? – С.А.) – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, – светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, великим в Боге самодержцам, царям греческим, для укрепления и для удостоверения многолетней дружбы, бывшей между христианами и русскими, по желанию наших великих князей и по повелению, от всех находящихся под рукою его русских.

Наша светлость, превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую постоянно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему.

Таковы суть главы договора, относительно которых мы себя обязали по Божьей вере и дружбе.

Первыми словами нашего договора помиримся с вами, греки, и станем любить друг друга от всей души и по всей доброй воле, и не дадим произойти, поскольку это в нашей власти, никакому обману или преступлению от сущих под рукою наших светлых князей; но постараемся, насколько в силах наших, сохранить с вами, греки, в будущие годы и навсегда непревратную и неизменную дружбу, изъявлением и преданием письму с закреплением, клятвой удостоверяемую. Так же и вы, греки, соблюдайте такую же непоколебимую и неизменную дружбу к князьям нашим светлым русским и ко всем, кто находится под рукою нашего светлого князя всегда и во все годы.

А о главах, касающихся возможных злодеяний, договоримся так:

те злодеяния, которые будут явно удостоверены, пусть считаются бесспорно совершившимися; а каким не станут верить, пусть клянется та сторона, которая домогается, чтобы злодеянию этому не верили; и когда поклянется сторона та, пусть будет такое наказание, каким окажется преступление.

Об этом: если кто убьет, – русский христианина или христианин русского, – да умрет на месте убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которую полагается по закону, пусть возьмет родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по закону. Если же окажется неимущим бежавший убийца, то пусть останется под судом, пока не разыщется, а тогда да умрет.

Если ударит кто мечом или будет бить каким-либо другим орудием, то за тот удар или битье пусть даст 5 литр серебра по закону русскому; если же совершивший этот проступок неимущий, то пусть даст сколько может, так, что пусть снимет с себя и те самые одежды, в которых ходит, а об оставшейся неуплаченной сумме пусть клянется по своей вере, что никто не может помочь ему, и пусть не взыскивается с него этот остаток.

Об этом: если украдет что русский у христианина или, напротив, христианин у русского, и пойман будет вор пострадавшим в то самое время, когда совершает кражу, либо если приготовится вор красть и будет убит, то не взыщется смерть его ни от христиан, ни от русских; но пусть пострадавший возьмет то свое, что потерял. Если же добровольно отдастся вор, то пусть будет взят тем, у кого он украл, и пусть будет связан, и отдаст то, что украл, в тройном размере.

Об этом: если кто из христиан или из русских посредством побоев покусится (на грабеж) и явно силою возьмет что-либо, принадлежащее другому, то пусть вернет в тройном размере.

Если выкинута будет ладья сильным ветром на чужую землю и будет там кто-нибудь из нас, русских, и поможет сохранить ладью с грузом ее и отправить вновь в Греческую землю, то проводим ее через всякое опасное место, пока не придет в место безопасное; если же ладья эта бурей или на мель сев задержана и не может возвратиться в свои места, то поможем гребцам той ладьи мы, русские, и проводим их с товарами их поздорову. Если же случится около Греческой земли такая же беда с русской ладьей, то проводим ее в Русскую землю и пусть продают товары той ладьи, так что если можно что продать из той ладьи, то пусть вынесем (на греческий берег) мы, русские. И когда приходим (мы, русские) в Греческую землю для торговли или посольством к вашему царю, то (мы, греки) пропустим с честью проданные товары их ладьи. Если же случится кому-либо из нас, русских, прибывших с ладьею, быть убиту или что-нибудь будет взято из ладьи, то пусть будут виновники присуждены к вышесказанному наказанию.

Об этих: если пленник той или иной стороны насильно удерживается русскими или греками, будучи продан в их страну, и если, действительно, окажется русский или грек, то пусть выкупят и возвратят выкупленное лицо в его страну и возьмут цену его купившие, или пусть будет предложена за него цена, полагающаяся за челядина. Также, если и на войне взят будет он теми греками, – все равно пусть возвратится он в свою страну и отдана будет за него обычная цена его, как уже сказано выше.

Если же будет набор в войско и эти (русские) захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть так будет.

Еще о русских, о пленниках. Явившиеся из какой-либо страны (пленные христиане) на Русь и продаваемые (русскими) назад в Грецию или пленные христиане, приведенные на Русь из какой-либо страны, – все эти должны продаваться по 20 златников и возвращаться в Греческую землю.

Об этом: если украден будет челядин русский, либо убежит, либо насильно будет продан и жаловаться станут русские, пусть докажут это о своем челядине и возьмут его на Русь, но и купцы, если потеряют челядина и обжалуют, пусть требуют судом и, когда найдут, – возьмут его. Если же кто-либо не позволит произвести дознание, – тем самым не будет признан правым.

И о русских, служащих в Греческой земле у греческого царя. Если кто умрет, не распорядившись своим имуществом, а своих (в Греции) у него не будет, то пусть возвратится имущество его на Русь ближайшим младшим родственникам. Если же сделает завещание, то возьмет завещанное ему тот, кому написал наследовать его имущество, и да наследует его.

О русских торгующих.

О различных людях, ходящих в Греческую землю и остающихся в долгу. Если злодей не возвратится на Русь, то пусть жалуются русские греческому царству, и будет он схвачен и возвращен насильно на Русь. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же».

«В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русскими, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – Царя вашего и своею рукою, – скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога вашего и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы. И это написание дали царям вашим на утверждение, чтобы договор этот стал основой утверждения и удостоверения существующего между нами мира. Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420».

Что остается добавить к этому договору? То, что этот договор был составлен между Русью и Византией более чем тысячу ста лет назад, и до сих пор может служить образцом для составления нынешних межгосударственных актов! Умными были наши предки. Но сколько лет продержался этот договор? Об этом читатели узнают в следующих главах. А пока возвратимся в 912 год.

«Царь же Леон почтил русских послов дарами – золотом, и шелками, и драгоценными тканями – и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, паволоки, драгоценные камни и страсти Господни – венец, гвозди, багряницу и мощи святых, уча их вере своей и показывая им истинную веру. И так отпустил их в свою землю с великою честью. Послы же, посланные Олегом, вернулись к нему и поведали ему все речи обоих царей, как заключили мир и договор положили между Греческою землею и Русскою и установили не преступать клятвы – ни грекам, ни руси».

Хотя и кровожадным был великий князь – регент Олег, но ума ему было не занимать в межгосударственных отношения. Но вот предсказанию волхвами о его гибели от коня, не смог вразуметь. Оттого и укусила Олега зловредная гадюка.

Насколько долго продержался этот договор между Русью и Византией, читатель узнает из следующих глав.

Летописец Нестор был поэтом нисколько ни хуже, чем Пушкин и Высоцкий. Его поэма о смерти великого князя и регента Олега достойна того, чтобы встать в один ряд с сочинением Пушкина и Высоцкого:

«И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, которого прежде поставил кормить, решив никогда на него не садиться, ибо спрашивал он волхвов и кудесников:

«От чего я умру?».

И сказал ему один кудесник:

«Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, – от него тебе и умереть?».

Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он:

«Никогда не сяду на него и не увижу его больше».

И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, – на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал:

«Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?».

Тот же ответил:

«Умер».

Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав:

«Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив».

И приказал оседлать себе коня:

«Да увижу кости его».

И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал:

«От этого ли черепа смерть мне принять?».

И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу.

И от того разболелся и умер. Оплакивали его все люди плачем великим, и понесли его, и похоронили на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три».

Неудивительно, что от волхвования сбывалось чародейство…

5. Византийцы сожгли корабли киевского князя Игоря «чудом-молнией», но Игорь тем не менее заставил византийцев возобновить договор о пути «Из варяг в греки»

После кончины великого князя и регента Олега Киевским княжеством стал править в 913 году его воспитанник князь Игорь.

Но древляне решили воспользоваться сменой руководства в Киевском княжестве и отказались платить дань Игорю.

Но Игорь не был простофилей. Он понимал, что древлянская дань – это натуральный продукт, то есть звериные шкуры. Их-то и покупали у князя купцы, чтобы отвезти по пути «из варяг в греки» в Византию и там их реализовать, а на обратном пути привезти Киевскому князю прекрасное вино и золотые поделки.

Игорь понимал, что в Киев поступает не основной поток греческого товара. Большая его часть уплывает в Великий Новгород и в Скандинавию. Но и за маленький ручеек необходимо было бороться!

В 914 году Игорь пошел войной на древлян и победил их. И обложил их данью гораздо больше Олеговой! Чтобы не повадно было перечить Киевскому князю Игорю!

Прошло 27 лет и Игорю показалось, что Киев накопил мало богатств. В Великом Новгороде их было больше. Задумали новгородцы укрепить свои оборонительные постройки. А чем хуже Киев? Но откуда взять средства на строительство каменного Кремля? Их едва хватило бы на строительство одних каменных ворот! У новгородцев же средства всегда найдутся потому, что новгородские купцы торгуют по всему миру!

И решил Игорь ограбить греков. Болгары, узнав о намерении Игоря распотрошить Византию, предупредили императора Романа, что идут русские на Константинополь – десять тысяч кораблей!

«Повесть временных лет»:

«И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств.

Когда же пришли с востока воины – Панфир-деместик с сорока тысячами, Фока-патриций с македонянами, Федор-стратилат с фракийцами, с ними же и сановные бояре, то окружили русь.

Русские же, посовещавшись, вышли против греков с оружием, и в жестоком сражении едва одолели греки.

Русские же к вечеру возвратились к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли. Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились домой. И, придя в землю свою, поведали – каждый своим – о происшедшем и о ладейном огне.

«Будто молнию небесную, – говорили они, – имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их».

Вот так русичи из Киева впервые узнали о «греческом огне».

Читателям будет интересно узнать, что же это был за «греческий страшный огненный зверь»?

Так называемый «греческой огонь» представлял из себя горючее вещество, предположительно, из смеси нефти, селитры, серы и других компонентов.

Установка с «греческим огнем» была сотворена из медной трубы – сифона, через который с грохотом извергалась жидкая «горючька». В качестве выталкивающей силы использовался сжатый воздух. Он образовывался с помощью мехов, подобных кузнечным.

Собственно, «греческий огонь» был изобретён в 673 году инженером и архитектором Каллиником из завоеванного арабами сирийского Гелиополя (современный Баальбек в Ливане). По-видимому, он сконструировал лишь специальное метательное устройство – «сифон» – для метания зажигательной смеси. Смесь была известна издавна. Каллиник бежал в Византию и там предложил свои услуги императору Константину IV в борьбе против арабов.

Изначально «греческий огонь» мог использоваться византийцами только во флоте, потому что, предположительно, максимальная дальнобойность сифонов составляла 25–30 метров. С такой дальностью можно было уничтожить собственное войско. «Греческий огонь» представлял страшную угрозу медленным и неуклюжим деревянным кораблям того времени. Кроме того, по свидетельствам современников, «греческий огонь» ничем нельзя было потушить, поскольку он продолжал гореть даже на поверхности воды.

Игоря «греческая огненная страшилка» не остановила. Он связался с варягами из-за моря. Те решили встрять в Игореву авантюру.

В 944 году «Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, – и нанял печенегов, и заложников у них взял, – и пошел на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя».

Услышав об этом, корсунцы из Крыма послали к императору Роману вестника со словами:

«Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли».

Также и болгары послали весть, сказал:

«Идут русские и наняли себе печенегов».

Услышав об этом, император прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, чтобы сказали:

«Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани».

Также и к печенегам послал паволоки и много золота.

Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину, и стал с нею держать совет, и поведал ей речь императора Романа. Сказала же дружина Игорева:

«Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть».

Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси.

В 945 году прислали византийцы в Киев послов с предложением восстановить прежний мир. Хватит, посражались друг с другом, но пора же все таки заняться торговлей! Без нее как-то голодно.

Между Киевом и Константинополем состоялся обмен делегациями. В результате договор о торговле, заключенный еще князем Олегом и императором Львом, был дополнен и утвержден князем Игорем и императором Романом.

Текст русско-византийского договора, имеющего военно-торговый характер, полностью был процитирован в «Повести временных лет». Прежде всего, он регулировал условия пребывания и торговли русских купцов в Византии, определял точные суммы денежных штрафов за различные проступки, устанавливал суммы выкупа за пленников. Также там было сформулировано положение о военной взаимопомощи между русским великим князем и византийскими императорами.

Вот так был возобновлен путь «из варяг в греки».

6. Мстительные зверства княгини Ольги

Но жадность не давала покоя Игорю. Из-за нее случилось вот что.

В год 6453 (945) «сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам».

И послушал их Игорь – пошел к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в свой город. Когда же шел он назад, – поразмыслив, сказал своей дружине:

«Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу еще».

И отпустил дружину свою домой, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства.

Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом:

«Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит».

И послали к нему, говоря:

«Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань».

И не послушал их Игорь; и древляне, выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружинников его, так как было их мало. Привязали Игоря ногами к одному наклоненному дереву, а руки с головой к другому, наклоненному. Деревья отпустили. Их ветки разорвали Игоря на части. И погребен был Игорь, и есть могила его у Искоростеня в Деревской земле и до сего времени».

Узнав о смерти мужа, княгиня Ольга разгневалась. Но гнев затаила.

Но древляне, увлеченные своим смелым поступком, решили:

«Вот убили мы князя русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала и Игорева сына Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим».

Но не той бабой захотели древляне завладеть. Перед ними была не деревенская баба, а почти императорская особа с повадками языческой богини.

Послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге. Та призвала древлянских делегатов к себе и сказала им:

«Гости добрые пришли?».

Ответили древляне:

«Пришли, княгиня».

Ольга в ответ сурово:

«Так говорите же, зачем пришли сюда?».

«Послала нас Деревская земля с такими словами: «Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что берегут Деревскую землю, – пойди замуж за князя нашего за Мала».

У князя древлянского было имя Мал.

Сказала же им Ольга с ухмылкой:

«Любезна мне речь ваша, – мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: "Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье", – и вознесут вас в ладье».

Отпустила Ольга их к ладье и приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе, вне града.

На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями, Ольгины посланцы пришли на берег Днепра к древлянским гостям и сказали:

«Зовет вас княгиня Ольга для чести великой».

Гости же ответили:

«Не едем ни на конях, ни на возах и пеши не идем, но понесите нас в ладье».

И ответили киевляне:

«Нам неволя; князь наш убит, а княгиня наша хочет за вашего князя».

И понесли их в ладье. Они же сидели, величаясь, избоченившись и в великих нагрудных бляхах. И принесли их на двор к Ольге, и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму.

И, склонившись к яме, спросила их Ольга: «Хороша ли вам честь?». Они же ответили:

«Горше нам Игоревой смерти».

И повелела засыпать их живыми; и засыпали их.

Вот такой мстительной была княгиня! Но того, что она сотворила, скорее всего, в припадке безумия, ей показалось мало!

И послала Ольга к древлянам, и сказала им:

«Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди».

Какой надо было быть коварной княгине Ольге, чтобы произнести такое!

Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землею, и прислали за ней.

Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так:

«Вымывшись, придите ко мне».

И натопили баню, и вошли в нее древляне, и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все.

Вы можете подумать, что она же поступила, как отъявленная садистка. Что было, то было, «Повесть временных лет» не врет. Оказывается, садизм процветал уже в Древние века!

Но этого садизма Ольге показалось мало. Тут же послала она своих людей к древлянам со словами:

«Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже».

Древляне же, услышав об этом, свезли множество меда и заварили его. Убойная медовуха получилась! Ольга же, взяв с собою небольшую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его. И повелела людям своим насыпать высокий холм могильный, и, когда насыпали, приказала совершать тризну. После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им. И сказали древляне Ольге:

«Где дружина наша, которую послали за тобой?»

Она же ответила:

«Идут за мною с дружиною мужа моего».

И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить в их честь, а сама отошла недалеко и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их 5000.

Княжение Святослава, сына Игорева, началось с того, что Ольга, не утихомирившись, в 946 год вместе с сыном Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю.

И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Ольгины полководцы Свенельд и Асмуд:

«Князь уже начал; последуем, дружина, за князем».

И победили древлян.

Древляне же побежали и затворились в своих городах.

Ольга же устремилась с сыном своим к городу Искоростеню, так как те убили ее мужа, и стала с сыном своим около города, а древляне затворились в городе и стойко оборонялись из города, ибо знали, что, убив князя, не на что им надеяться.

И стояла Ольга все лето и не могла взять города, и замыслила еще одну провокацию. Послала она к городу своих бойцов со словами:

«До чего хотите досидеться? Ведь все ваши города уже сдались мне и согласились на дань и уже возделывают свои нивы и земли; а вы, отказываясь платить дань, собираетесь умереть с голода».

Древляне же ответили:

«Мы бы рады платить дань, но ведь ты хочешь мстить за мужа своего».

И на этот раз Ольга обманула древлян, сказав:

«Я уже мстила за обиду своего мужа, когда приходили вы к Киеву, и во второй раз, а в третий – когда устроила тризну по своем муже. Больше уже не хочу мстить, – хочу только взять с вас небольшую дань и, заключив с вами мир, уйду прочь».

Древляне же спросили:

«Что хочешь от нас? Мы рады дать тебе мед и меха».

И снова Ольга показала свою коварную суть:

«Нет у вас теперь ни меду, ни мехов, поэтому прошу у вас немного: дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья. Я ведь не хочу возложить на вас тяжкой дани, как муж мой, поэтому-то и прошу у вас мало. Вы же изнемогли в осаде, оттого и прошу у вас этой малости».

Древляне же, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им:

«Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти, – идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду в свой город».

Древляне же с радостью вошли в город и поведали обо всем людям, и обрадовались люди в городе. Наконец-то, беда свалилась с плеч, можно зажить спокойно, растить детей…

«Повесть временных лет»:

«Ольга же, раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждому. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань».

Ну что скажешь, уважаемый читатель, после знакомства с этой почти императрицей? Конечно, зверюгой была княгиня Ольга! Некоторые историки оправдывают ее тем, что во времена зверства она была язычницей. И все же это не оправдание для ее омерзительных поступков. Хотя и в наше время есть интеллигентные политики из страны, возомнившей себя правительницей мира, предпринимющие «ласковые», а порой просто гестаповские меры, чтобы заставить других жить по «ИМПЕРАТОРСКИМ» законам.

7. Княгиня Ольга была первой правительницей на Руси, отказавшейся от язычества, но не сумевшей внедрить христианство в свое княжество из-за непонимания государственной стратегии сына князя Святослава

Княгиня Ольга была первой на Руси правительницей-язычницей, а затем христианкой. «Предвозвестницей христианской Руси» называли ее древние летописцы.

Начало жизненного пути княгини Ольги теряется в тумане языческих преданий. Родилась будущая великая княгиня на севере Руси – в селении Выбутовская весь, недалеко от древнего русского города Пскова, В летописи записано: «Была она от языка варяжского, рода же не княжеского, не вельможеского, но от простых людей».

В летописях сохранилось красивое предание о встрече Игоря и Ольги. Игорь, сын первого русского князя Рюрика, был тогда еще юн, и потому всеми Киевскими землями управлял его регент Олег.

Однажды Игорю случилось охотиться в Псковской земле. На противоположной стороне большой реки под не простым названием Великая он увидел прекрасные охотничьи угодия, но не мог переправиться на тот берег, потому что у него не было лодки. И вот князь заметил какого-то юношу, плывущего в лодке по реке. Он подозвал юношу к берегу и повелел перевезти себя на ту сторону. Когда они плыли, князь взглянул по-внимательнее на гребца и увидел, что это не юноша, а прекрасная девушка. То была юная Ольга. И так пленила Игоря красота ее, что разгорелось сердце его желанием и начал он говорить ей нескромные речи. Ольга уразумела помыслы князя и отвечала ему с твердостью:

«Зачем смущаешь меня, княже, нескромными словами? Оставь свои мысли. Пусть молода я, и незнатна, и одна здесь, но знай: лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть поругание!»

Удивился Игорь ее твердости и не девичьему благоразумию и оставил свои речи.

Спустя некоторое время пришла пора Игорю жениться. По обычаю, стали повсюду искать ему невесту и приводить в Киев знатных и красивых девушек. Но, ни одна не полюбилась князю. Тогда и вспомнил Игорь дивную Ольгу, ее красоту, благоразумие и гордый нрав. И послал за нею в Псковскую землю. Так стала Ольга женой князя Игоря, киевской княгиней.

После убийства мужа древлянами возникла реальная угроза подчинения Киева этому племени. Однако, опираясь на поддержку киевских воевод Свенельда и Асмуда, Ольга сумела удержать в своих руках (а формально в руках своего сына – младенца Святослава) и Киев, и, в конечном итоге, власть над всей Киевской землей.

После усмирения древлян варварским способом Ольга принялась за реформу управления княжеством. Она ввела строго упорядоченный сбор оброков и даней на особых княжеских погостах. За это в летописях назвали Ольгу «Мудрой правительницей».

Но главным в ее жизни стало принятие ею христианства.

К христианству Ольга стала приглядываться, перебравшись в Киев. О нем ей рассказывали купцы из других стран, проезжавшие мимо Киева по «пути из враг в греки».

Русские летописи приводят красивую легенду об обстоятельствах, при которых Ольга крестилась. В Константинополе, куда она прибыла в очередной раз, Ольга явилась для беседы к византийскому императору. Тот будто бы настолько был поражен красотой и умом русской княгини, что захотел взять ее в жены.

Ольга поняла помыслы императора и решила перехитрить его. И обратилась она к нему с такой смиренной речью:

«Я – язычница. Если хочешь, чтобы я стала христианкой, то крести меня сам, то есть будь мне крестным отцом. Если не сделаешь так, то я не крещусь».

Император исполнил все, о чем просила княгиня. И крестилась Ольга в соборе Святой Софии. Была названа она в крещении Еленой в честь первой христианской царицы, матери равноапостольного императора Константина Великого. Император же стал ей крестным отцом.

После крещения Константин снова позвал к себе Ольгу и стал уговаривать ее:

«Стань мне женой!»

Ольга ответила ему:

«Как же я могу стать женой тебе, если ты сам крестил меня и назвал крестной дочерью? Нельзя этого делать по закону христианскому».

Одумался царь и так ответил:

«Переклюкала (то есть перехитрила) ты меня, Ольга!»

Одарил княгиню богатыми дарами, и отпустил домой с честью.

Конечно, это легенда. Но эта легенда показывает незаурядный ум княгини.

К рассказанному следует добавить, что согласно Иоакимовской летописи у княгини вначале было имя Прекраса. Ольгой вроде-бы так назвал девицу князь Олег в честь своего имени. А Еленой княгиня стала при крещении в Константинополе. Кроме того в Иоакимовской летописи записано, что она происходила из княжеского дома, будучи внучкой брата Рюрика Трувора. Он был при призвании братьев в Великий Новгород распределен в Изборск. Поэтому, в летописи того же Иоакима она идет, как родственница Гостомысла. И если это так, княгиня Ольга была его праправнучкой. Вероятно, от того и характер у нее был языческо-императорский.

В свою «императорскую маму» пошел и ее Сын Святослав.

На обратном пути в Киев княгиня Ольга-Елена долго преодолевала днепровские пороги. После самого северного порога Кодацкого решила отдохнуть. Но где? Конечно, на Монастырском острове.

В Константинополе ей рассказали священники в Святой Софии, что на Днепре, на одном из островов византийские монахи основали монастырь. Они с удовольствием примут новую православную Ольгу-Елену.

Об этом острове и монастыре на нем написал в своем сочинении епископ Феодосий. Он утверждал, что в I веке нашей эры здесь вынужден был остановиться «по выезде из Херсона, путешествуя разными местами в Киев, «святый первозванный апостол Андрей». Современная церковная традиция также признает факт пребывания на Монастырском острове (ныне в черте города Днепропетровска) апостола Андрея. Он, проповедуя в скифских землях Северного Причерноморья (и в греческой колонии Херсонес), возможно, посетил Нижнее и Среднее Поднепровье и добрался до Киева. Один из вариантов этой легенды прочно вошел в городскую идеологию Киева. Святой апостол Андрей будто-бы взошел на горы Киевские и провозгласил, что «на горах сих просияет благодать Божия». На том месте, где Андрей установил крест, в Киеве стоит знаменитая Андреевская церковь. Был или не был апостол Андрей в Приднепровье – этот вопрос скорее всего так и останется без ответа. Но в памяти днепропетровских жителей Монастырский остров запечатлелся как цитадель православной веры – «восточный форпост христианства».

Православная Ольга-Елена отдыхала у монахов на этом острове несколько дней. Монахи научили ее, как воздерживаться от адских устремлений.

По возвращении в Киев Ольга старалась избавиться от своего языческого «фашистского» нрава, стала повсюду проповедовать христианскую веру. Она построила несколько церквей в Киеве, Пскове (по преданию, основанном ею) и некоторых других городах.

По свидетельству иностранных записей, спустя два года после своего возвращения из Константинополя княгиня предприняла попытку сделать христианство государственной религией в Руси.

Помочь ей решил германский король (впоследствии император) Оттон I. Он направил в Киев в 959 году монаха Адальберта. Тот прибыл в Киев в 961 году, будучи поставленным в Германии «епископом руссов». Но русский народ его не принял. Ему милее было все же язычество. Немецкому епископу Адальберту пришлось спасаться из Киева бегством, а некоторые из его спутников погибли.

Отнюдь не все в Киеве разделяли христианские пристрастия княгини. Горше всего, наверное, было для Ольги непонимание со стороны собственного сына, Святослава.

Летопись не скрывает противоречий, существовавших между матерью и сыном. Слишком долго Ольга правила страной, не подпуская Святослава к власти. А между тем, ее сын давно вырос и превратился в настоящего князя – сильного, волевого и решительного.

Несмотря на увещевания матери, Святослав оставался убежденным противником христианства. Много раз предлагала Ольга ему креститься, рассказывает летописец, но Святослав не хотел даже слышать об этом и продолжал жить по языческим обычаям.

«Как приму я веру новую? – отвечал он на просьбы матери. – Станет дружина моя насмехаться надо мною!»

Впрочем, если кто хотел креститься, Святослав не воспрещал, но только бранил и укорял того.

Однако, попыткам матери сделать Киевское княжество христианским яро протестовал. К тому была веская причина. Святослав хотел сделать Русь центром торговой Европы. Об этом читатель узнает в следующей главе

В 961 году Святославу исполнилось девятнадцать лет.

Между тем, к княгине пришла старость. Святослав в те годы редко бывал в Киеве, но больше воевал в чужих землях. Он почти победил хазар, подчинил своей власти славян-вятичей, а затем устремился на Дунай – перекресток торговых путей из Европы в Азию и на Север, к Ладоге и Ильменю.

8. Дунайский поход – гениальное прозрение Князя Святослава!

Мать Святослава княгиня Ольга была мудрой правительницей. Но сын оказался мудрее матери!

Чем же привлек Дунай Святослава?

О походе Святослава на Дунай наши историки вспоминают вскользь. Их более интересуют его частое отсутствие в Киеве, объясняя тем, что мать Святослава княгиня Ольга не давала ему развернуться в столице княжества.

Историки были увлечены народностью Святослава – питался вместе со своими дружинниками, не делал заранее никаких припасов. Потреблял то, что могли поймать в степи – косуль, лис, зайцев, или ловили в реках рыбу. Спал в степи на земле, подложив под голову конское седло.

Украинские историки умиляются тем, что на голове у Святослава была прядь. А вокруг нее череп был выбрит. Ну, прямо таки – запорожский казак! Из-за этой святославовной особенности родилось на Украине утверждение, что Святослав был родоначальником Запорожского казачества. Забыли украинцы, что прядь на выбритой голове – это свойство всех степняков – конников от древних турок, татар, половцев и хазар до степняков наших дней в Азии.

Устремлению Святослава на юго-запад Европы до сих пор не обращают особого внимания исторические светилы. Впервые раскрыл эту особенность Святослава Олесь Бузина в своей книге «Докиевская Русь»:

«Дунайский поход – гениальное прозрение Святослава, как вспышка молнии, озарившее всю последующую судьбу Руси, России и нынешней Украины. Из него родится и «греческий проект» Екатерины Великой, и русско-турецкая война Александра II Освободителя, и славянофильская мечта о кресте над святой Софией. Последнее особенно парадоксально. Сам Святослав как убежденный язычник ни о каком кресте не мечтал, но похозяйничать в тех местах, где византийцы его водрузили, был не прочь…

…Блестящая идея Святослава – перекрыть путь всему европейскому товарообороту на Дунае («Тут все блага сходятся!» – сказал он.) слаба лишь тем, что не воплотилась. В противном случае мы получили бы совершенно фантастическую Русь, захватившую все главные восточноевропейские речные пути – по Днепру, Дону, Дунаю и Волге. Венгрия, Чехия и Византия были бы для этой империи всего лишь сателлитами. Святослав знал, что делал: оголяя свой тыл против степи, мобилизуя все силы в одном месте против греков, он шел ва-банк. В случае удачи ему все бы простилось. Но, видимо, в ином был промысел Божий.

В Киеве Святослав, в отличие от христианской партии мира, возглавлял языческую партию войны. Христиане считали, что с Византией следует дружить и торговать. Князь настаивал на том, что дружить можно и потом. Но сначала следует отобрать на Дунае наиболее выгодное место для дружбы. Вот тогда и продиктуем условия!»

Идти на Дунай, особенно в Дунайскую Болгарию подталкивал Святослава византийский император Никифор Фока. Ему нужно было завоевать Дунайскую Болгарию, чтобы завладеть торговыми путями на этой реке, но чужими руками. Византийский посол привез в Киев 455 килограммов золота для того, чтобы Святослав не медлил.

Вроде бы в тот исторический момент у Святослава все сошлось: его стремление завладеть Дунаем, перенести на Дунай свою столицу из Киева и таким образом повелевать Европой, в то же время помочь согласно договору, составленному князем Игорем в 944 году с Византией, дружественному византийскому государству.

Но император Никифор Фока также был сам себе на уме! В его планы входило столкнуть в истребительной войне Русь с Дунайской Болгарией и тем самым ослабить их (С.В. Перевезенцев, «Киевский князь Святослав», образовательный портал «Слово»).

В 968 году Святослав с 10-тысячным войском разгромил 30-тысячное войско болгар и захватил город Малую Преславу. Этот город Святослав назвал Переяславцем и объявил столицей своей державы. В Киев Святослав возвращаться не хотел, ведь он достиг желаемого! Дунай в его руках! Теперь надо обустраивать новую всемирную столицу и повелевать из нее Европой!

Но «верные друзья» не дремали! За спиной Святослава император Никифор Фока и болгарский царь Петр заключили союз, чтобы изгнать Святослава из Дуная. Византии не был нужен под боком мощный соперник! Но изгнать они решили опять же не своими силами, а найти третье лицо – убийцу.

Таким бандитом согласился стать печенежский хан. Не впервой, наверное! Но на этот раз убийство не случилось.

Печенеги напали на Киев. Святославу пришлось вернуть в Киев. Печенеги были разгромлены.

Княгиня Ольга спросила сына, почему ему не нравится Киев? Святослав заявил:

«Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы».

Ну что ж, прав был Святослав! В Переяславец на Дунае надо было бы и перевезти мать княгиню Ольгу и все управление Русью. До создания Русской империи оставалось всего лишь пару шагов! Но судьба распорядилась по-своему.

«Отвечала ему Ольга: «Видишь – я больна; куда хочешь уйти от меня?» – ибо она уже разболелась.

И сказала:

«Когда похоронишь меня, – отправляйся куда захочешь».

Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней «плачем великим сын ее и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на выбранном месте, Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника – тот и похоронил блаженную Ольгу» («Повесть временных лет»).

Дата кончины княгини Ольги 24 июля 969 года отмечается в православном церковном календаре, как «День Ольги».

После похорон Святослав поступил не по византийско – православному порядку, то есть отдать государство в управление старшему сыну, а по языческому обычаю да так, что этот его поступок до сих пор сказывается на нашей жизни.

Святослав разделил Русскую землю между своими сыновьями: Ярополка посадил княжить в Киеве, Олега послал в Древлянскую землю, а Владимира – в Новгород. Сам же отправился в свою новую столицу на Дунае в Переяславец.

Здесь он вновь разгромил войско царя Бориса, пленил его и овладел всей страной от Дуная и до Балканских гор. Весной 970 года Святослав перешел через Балканы, штурмом взял Филипполь (Пловдив) и дошел до Аркадиополя. Дружинам его оставалось всего лишь четыре дня пути по равнине до Царьграда. Здесь и произошла битва с византийцами. Святослав победил, но потерял многих воинов и не пошел дальше, а, взяв с греков «дары многие», вернулся назад в Переяславец.

В 971 году византийцы хорошо подготовились. На Болгарию со всех сторон двинулись заново подготовленные византийские армии, многократно превосходя числом стоящие там Святославовы дружины. С тяжелыми боями, отбиваясь от наседающего врага, отходили русские к Дунаю. Там, в городе Доростоле, последней русской крепости в Болгарии, отрезанное от родной земли, войско Святослава оказалось в осаде. Более двух месяцев византийцы осаждали Доростол.

Наконец, 22 июля 971 года русские начали свой последний бой. Собрав перед сражением воинов, Святослав произнес свои знаменитые слова:

«Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми. Ибо мертвые срама не знают, а если побежим – покроемся позором. Так не побежим, но станем крепко, а я пойду впереди вас. Если моя голова ляжет, то сами решите, как вам быть». И ответили ему воины: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим».

Бой был очень упорным, и многие русские воины погибли. Князь Святослав вынужден был отступить обратно в Доростол. И решил русский князь заключить мир с византийцами, поэтому советовался с дружиной: «Если не заключим мир и узнают, что нас мало, то придут и осадят нас в городе. А Русская земля далеко, печенеги с нами воюют, и кто нам тогда поможет? Заключим же мир, ведь они уже обязались платить нам дань – этого с нас и хватит. Если же перестанут платить нам дань, то снова, собрав множество воинов, пойдем из Руси на Царьград». И воины согласились, что князь их говорит правильно.

Святослав начал переговоры о мире с Иоанном Цимисхием. Историческая встреча их произошла на берегу Дуная и была подробно описана византийским хронистом Львом Диаконом в своей «Истории», находившимся в свите императора.

Иоанн Цимисхий в окружении приближенных ожидал на берегу Святослава. Князь прибыл на ладье. Он был не просто пассажиром, а гребцом наравне с простыми воинами. Отличить его греки могли лишь потому, что надетая на нем рубаха была чище, чем у других дружинников и по серьге с двумя жемчужинами и рубином, вдетой в его ухо.

Лев Диакон записал:

«Сфендослав был среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом и с густыми длинными, висящей на верхней губе усами. Голова у него была совсем голая, только на одной ее стороне висела прядь волос, означающий древность рода. Шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким».

В X веке современники произносили имя знаменитого князя немного не так, как мы – Свентослав. Причем «ен» звучало в нос – в древнерусском языке в этой позиции стояла так называемая носовая гласная. Из славянских языков, бывших тогда намного ближе друг другу, чем сейчас, она сохранилась только в польском. В прочих – отмерла. Но византийский историк Лев Диакон, оставивший о борьбе с киевским князем обширные записки, зафиксировал именно эту форму имени – с некоторым греческим акцентом – Сфендослав.

«О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинственен и могуч, что он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие», – писал в своей «Истории» Лев Диакон. И продолжал: «Говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: «Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос».

Гордитесь, соотечественники! Наших предков описывали как Божью кару!

Особенно потряс византийцев обряд человеческих жертвоприношений, который практиковали воины Святослава.

«Когда наступила ночь, – вспоминал Лев Диакон, – и засиял полный круг луны, скифы (так называет русов византийский историк. – Олесь Бузина) вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра».

Таковы были подлинные нравы святославовой дружины. Некоторых же больше всего потрясает ее языческое «бескорыстие». Ведь сами могли воспользоваться любовью пленниц! Но считали, что погибшие товарищи не должны остаться без подруг в загробном мире – и отправляли их в подарок мертвецам!

Правду сказал Гоголь: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей».

Святослав напал на Византию с шестидесятью тысячами руссов. После битв с византийцами уцелело чуть больше трети – двадцать две тысячи. Греки называли точную цифру, исходя из того, что по условиям мира должны были снабдить каждого уходившего со Святославом воина двумя медимнами зерна (примерно 20 кг при пересчете на наши меры).

«Сфендослав, – написал в своей «Истории» Лев Диакон, – оставил Дористол, вернул согласно договору пленных и отплыл с оставшимися соратниками, направив свой путь на родину. По пути им устроили засаду пацинаки – многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей, возит с собою жилища и большую часть жизни проводит в повозках. Они перебили почти всех, убили вместе с прочими Сфендослава, так что лишь немногие из огромного войска росов вернулись невредимыми в родные места».

В Иоакимовской летописи это печальное событие было отражено следующим образом.

Заключив мир с греками, Святослав вместе с дружиной отправился на Русь по рекам в ладьях. Один из воевод предупредил князя: «Обойди, князь, Днепровские пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». Но князь не послушал его.

А византийцы известили об этом кочевников-печенегов: «Пойдут мимо вас русы, Святослав с небольшой дружиной, забрал у нас много богатства и пленных без числа».

И когда Святослав подошел к порогам, оказалось, что ему совершенно невозможно пройти. Тогда русский князь решил переждать и остался зимовать.

С началом весны вновь двинулся Святослав к порогам, но попал в засаду и погиб.

В Иоакимовской летописи было записано:

«Пришел Святослав к порогам, и напал на него Куря, князь печенежский, и убил Святослава, и взял голову его, и сделал чашу из черепа, оковав его серебром, и пили из него».

Так погиб князь Святослав Игоревич. Случилось это в 972 году.

Гениальное дело замыслил князь Святослав, да его гениальная идея оказалась ему не по плечу. И все потому, что он не мог объединиться в выполнении своего замысла с матерью княгиней Ольгой. Язычник и христианка не смогли понять друг друга.

Святослав заявлял:

«Не любо мне в Киеве быть, хочу жить в Переяславце на Дунае».

А мать княгиня Ольга укоряла его вместе со своей свитой:

«Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?» («Повесть временных лет»).

Конечно, Святославу было жаль и свою отчизну, и умирающую мать, и деток своих. Но он всем нутром чувствовал, что Киев является не главным героем всемирной торговой сети. Главным узлом всемирной торговой сети является низовье Дуная. Здесь сошлись интересы Западной Европы, Азии и Северной Европы. Потому так интенсивно и отстаивала свои интересы на Дунае Византия. Поэтому так энергично она пыталась внедрить православие в Киев, ведь через Киев можно было добраться до Великого Новгорода – основного поставщика в Европу торговых товаров Севера.

Если бы княгиня Ольга и ее сын Святослав объединились, то появилась бы в Европе Русская империя. Но им объединиться мешало многое, в том числе и разные у них были религии.

У Святослава был брат – Улеб. Это имя сегодня произносится как Глеб. По происхождению, оно скандинавское. Улеб – это Олав (Олаф). В отличие от Святослава, Улеб, как и княгиня Ольга, уже был христианином.

Потерпев в 971 году поражение от византийцев в Болгарии, Святослав обвинил в нем Улеба и его немногочисленных единоверцевв – христиан, бывших в его войске.

Согласно Иоакимовской летописи, он приказал замучить Улеба и его сторонников в Белобережье – на острове Березань, и пообещал, что после возвращения в Киев поступит так же с остальными приверженцами веры Христа, уже проникшей к тому времени на Русь из Константинополя.

Таким образом, первыми нашими христианскими мучениками стал брат Святослава Улеб и его безымянные дружинники, погибшие на Березани.

Летопись сохранила историю еще об одних мучениках-христианах (отце и сыне), которых язычники сожгли в Киеве уже при сыне Святослава – Владимире. Жрецы Перуна выбрали их в жертву по жребию. Конечно, жребий выпал на этих христиан отнюдь не случайно. Жреческая корпорация Перуна была обеспокоена распространением новой религии и решила уничтожить конкурентов.

Так что вражда между язычниками и христианами на Руси не затихала.

9. Из-за Древней Руси в Киеве был расстрелян украинский историк и писатель Олесь Бузина

Уважаемые читатели! Вспомните, что произошло 16 апреля 2015 года. В тот день президент России Владимир Владимирович Путин отвечал на вопросы российских граждан. Вопросов было за миллион. Касались они и общежитейских проблем, были и политические, были и вопросы, касавшиеся международных «распрей». И вдруг к Путину приблизился сотрудник его аппарата и подал какое-то сообщение. Выражение лица Путина тут же изменилось, и он произнес то, что взбудоражило весь зал:

– Только что из Украины пришла трагическая весть. В Киеве застрелен известнейший на Украине историк, писатель и журналист Олесь Бузина. Нельзя не исключать, что это политическое убийство!

Так что же такое политическое натворил киевлянин Олесь Алексеевич Бузина, что был застрелен в Киеве, во дворе дома, где жил? Какой грех взял на душу?

Написал книгу «Тайная история Украины-Руси». И она разошлась по всей Украине многотысячным тиражом! И была многократно переиздана!

Неужели из-за какой-то книжонки можно было бы убить человека? Оказывается, можно, если ее автор раскрыл всю мерзость части своих коллег – исторических и политических деятелей.

История – это сложнейшее человеческое изобретение. Она может объединить государства и их народы, а может их рассорить. Исторические ученые мужи могут возвеличить одни народы, а другие опустить. Вот так возникают битвы и сражения на исторической почве.

Книга Олеся Бузины «Тайная история Украины-Руси» была противовесом для многотомного труда украинского историка Михаила Грушевского «История Украины-Руси». Олесь Алексеевич популярно показал читателям, что Михаил Сергеевич многое в своей «Истории…» …

В России об Олесе Бузине, как о человеке и как об историке, писателе и журналисте мало что знают. Его книги, наделавшие много шума на Украине, практически неизвестны в России. И все потому, что до России они еще не дошли. Весь 2014 год и в начале 2015 года перед гибелью Бузина принимал участие в российских телевизионных политических ток-шоу на Первом канале и на канале «Россия-1». В этих передачах обсуждались политические события на Украине и в связи с этим отношения между Россией и Украиной. Но Олесь Бузина не обладал таким ораторским искусством, какой, например, есть у В.В. Жириновского. Поэтому, как ни крути, ни верти, но, к сожалению, не смог Олесь Алексеевич построить свое общение с российскими телезрителями таким образом, чтобы миллионная телезрительская «аудитория» запомнила его.

Не выделился он среди российских ораторов-аналитиков еще и потому, что у всех, у них было практически одно мировоззрении с Бузиной. На Украине же он был почитаем как публицист из-за своего особого взгляда на историю Руси, России и Украины, противоречившего взглядам украинских националистов.

Олесь Алексеевич Бузина родился в 13 июля 1969 года в Киеве. Его род старинный. Один дедушка из этого рода, проживающий в Австрии, недавно написал Олесю, попросил его принять титул барона, поскольку прямых наследников у дедушки не осталось. Олесю эта идея очень понравилась. Все смеялся, что теперь он будет Олесь Фон Бузина. Такой титул ему бы подошел (Александр Пылаев, «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА» 26 мая 2015 года).

Но вернемся к биографии Олеся. В 1992 году он закончил филологический факультет Киевского национального университета имени Тараса Шевченко по специальности – преподаватель русского языка и литературы.

Но Олесь Алексеевич стал заметен не из-за преподавательской деятельности, а способностью разыскать в древней истории факты, будоражущие воображение обычных жителей Украины.

Работал он в ряде киевских изданий: газетах «Киевские ведомости» (1993–2005), «2000» (2005–2006), с 2007 года – был автором многочисленных исторических публикаций в киевской газете «Сегодня» и книг, заставлявших националистов подавать на Олеся Алексеевича в суд.

Из-за книг Бузины и его публикаций против него были возбуждены следственные дела и проведено 11 судебных процессов. Все их он выиграл, доказав, что те украинские историки, что выступили против него, о древней истории не имеют ни малейшего представления или сознательно фальсифицируют ее.

В январе 2015 года Бузине было предложено занять кресло шеф-редактора газеты «Сегодня». Проработал Олесь шеф-редактором недолго. Понял, что это «кресло» сковало его творческие и политические возможности из-за требований его непосредственных руководителей отказаться от политических выступлений в московских телевизионных ток-шоу и от создания исторических книг. Националисты называли его книги «Докиевская Русь», «Тайная история Украины-Руси», «Воскрешение Малороссии», «Вурдалак Тарас Шевченко», «Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину» не только скандальными, но даже вредными. Но читатели их расхватывали. Эти книги выдержали многочисленные переиздания.

В марте 2015 года Олесь уволился с поста шеф-редактора из-за «несогласия с цензурой руководства» украинского информационного холдинга, в который входила редакция газеты «Сегодня». По словам Олеся, такое его решение было связано с цензурой его деятельности и в холдинге вообще, и отсутствием полномочий менять кадровую политику в редакции, а также запретом для него на общение с зарубежной прессой. На его публикации в газете «Сегодня» была наложена ее руководством практически цензура.

Бузина придерживался идеи «русского мира», триединства российского народа («малороссов, белорусов и Великороссии»), поддерживал федерализацию и двуязычие Украины, её независимость и двуязычие украинской культуры, широкое развитие украинского и русского языков на Украине.

Чтобы подтвердить сказанное выше, настало время обратиться к одной из публикаций Олеся Бузины, вызвавшей ярость у противников Олеся. Называется она «Тайна «Слова о полку Игореве». Опубликована она была в украинской газете «Сегодня» 7 июня 2014 года.

10. В чем криминал тайны в «Слове о полку Игореве»?

Привожу публикацию Олеся Бузины «Тайна «Слова о полку Игореве» с сокращениями:

«… Среди древнерусских книг одна всегда вызывала во мне мистический ужас – «Слово о полку Игореве». Я прочел ее в раннем детстве. Лет в восемь.

… Что вызывало у меня ужас? Не поверите: больше всего я уже тогда боялся, что снова вернутся «времена первых усобиц» и встанет брат на брата. Было ли это предчувствием того, что ждет наше поколение? Я рос в Советском Союзе – одном из сильнейших государств в мире. Чувство защищенности, которое тогда было у советских людей, нынешние украинские дети даже не могут представить. Китайская стена на Дальнем Востоке. Западная группа советских войск в Германии. Ядерный щит над головой. И песня: «Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда буду я!». В школе нас учили, что Киевская Русь – колыбель трех братских народов. В Москве правил Брежнев – выходец из Днепропетровска. Сомневаться, что народы – братские, не было оснований. Московский инженер получал столько же, как и киевский. «Динамо» Лобановского выигрывало один чемпионат СССР за другим. Бомжа не только на Крещатике (нигде в Киеве!) ни днем, ни ночью было не найти. И все-таки я боялся. Боялся, что это незаслуженное счастье уйдет. Смута, феодальная раздробленность – эти слова преследовали меня уже тогда, как кошмар.

Наверное, был у меня дар предчувствия. И когда в 1991 году в Беловежской Пуще трое новых «феодалов» разделили нас, как когда-то князья смердов, а мы только молчаливо внимали, и границы пролегли между прежними братскими республиками, я вспомнил «Слово о полку…» снова. И постоянно вспоминал в «бандитские 90-е», когда новые «князья» делили все вокруг, как и современники Игоря. Разве не современно звучало вот это: «Стал говорить брат брату: «Это мое! И то тоже мое!». И начали князья по малое «се великое» молвити, а сами на себя крамолу ковать, а погании со всех стран приходили с победами на землю Русскую».

Автор «Слова…» всю суть наших бед еще 800 лет назад, в конце XII века определил.

… Рукопись «Слова о полку Игореве» сгорела в Москве в 1812 году, во время войны с Наполеоном. Все последующие перепечатки были сделаны по первому печатному изданию 1800 года, озаглавленному «Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новгорода-Северского Игоря Святославича». Неудивительно, что именно французы потом стаи утверждать, что «Слово…» – подделка. Кому же хочется признаваться, что твои земляки уничтожили, как варвары, великий славянский шедевр?

… Рыцарственный Игорь был, однако, не так бел, как изображает его автор «Слова…». Симпатию на Руси он вызвал, когда стал жертвой – попал в плен к половцам. У нас всегда прощают прежние грехи страдальцам. В 1169 году, согласно «Повести временных лет», юный Игорь Святославич оказался среди банды князей, ограбивших Киев. Инициатором нападения выступил суздальский князь Андрей Боголюбский. Впоследствии, уже в XX веке, кое-кто из националистических украинских историков пытался представить этот поход как первый наезд «москалей» на Украину. Но на самом деле Москва тогда была всего лишь мелким острожком, ничего не решавшим, а в якобы «москальском» воинстве рядом с сыном Андрея Боголюбского – Мстиславом – почему-то оказались Рюрик из «украинского» Овруча, Давид Ростиславич из Вышгорода (это под самым Киевом!) и 19-летний черниговец Игорь с братьями – старшим Олегом и младшеньким – будущим «буй-туром» Всеволодом.

… А в 1184 году Игорь снова «отличился». Великий князь киевский Святослав отправил объединенное русское войско на половцев. В походе участвовал и будущий герой поэмы с братом – неразлучным «буй-туром» Всеволодом. Но стоило союзникам углубиться в степь, как между переяславским князем Владимиром и нашим героем разгорелась дискуссия о методах дележа награбленного. Владимир потребовал, чтобы ему уступили место в авангарде – передовым частям всегда достается больше добычи.

Игорь, замещавший в походе отсутствовавшего великого князя, категорически отказал. Тогда Владимир, плюнув на патриотический долг, повернул назад и принялся грабить Северское княжество Игоря – не возвращаться же домой без трофеев! Игорь тоже не остался в долгу и, забыв о половцах, в свою очередь набросился на владения Владимира – переяславский городок Глебов, который захватил, не пощадив никого.

А в следующем году приключился тот самый злосчастный поход, по мотивам которого создана великая поэма. Вот только за кадром осталось то, что в составе Ипатьевской летописи содержит произведение, трактующее неудачу Игоря с куда более реалистических позиций. Историками оно условно названо "Повестью о походе Игоря Святославича на половцев". И неизвестный автор его рассматривает плен новгород-северского князя как справедливую кару за

погромленный русский город Глебов.

В отличие от "Слова…", где многое дано только намеком, "Повесть о походе…" представляет собой подробнейший отчет. Игорь в ней выражается не высокопарным штилем, а вполне прозаично. В "Слове…" он вещает:

«Хочу копье преломить край поля Половецкого с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить, либо шлемом испить из Дону!».

А в «Повести…» просто боится людской молвы и принимает опрометчивое решение продолжать поход несмотря на затмение солнца, сулящее неудачу:

«Если нам, не бившись, вернуться, то срам нам будет хуже смерти. Пусть, как Бог даст».

… Бог дал плен. Автор «Слова…» кратко упоминает:

«Тут князь Игорь пересел из седла золотого в седло рабское».

Летописец же в «Повести…» детально повествует, как предводитель распадающегося на глазах русского войска пытается повернуть свою побежавшую легкую кавалерию – «ковуев» (одно из его вассальных степных племен), но, не догнав их, попадает в руки половцев «на расстоянии одного полета стрелы» от своих основных сил:

«И пойманный Игорь видел брата своего Всеволода, который крепко бился, и просил он душе своей смерти, чтобы не видеть падения брата своего. Всеволод же так бился, что даже оружия в руке его было мало, и бились они, обходя кругом озера».

Тут на зарвавшегося авантюриста, по словам летописца, находит раскаяние.

«И рек тогда Игорь: «Помянул я грехи перед Господом Богом моим, как много убийств, кровопролитий сотворил я на земле христианской, как не пощадил христиан, но взял на щит город Глебов у Переяславля. Тогда немало зла испытали безвинные христиане – отлучали отцов от детей, брата от брата, друга от друга, жен от мужей, дочерей от матерей, подруг от подруг, и все смятено пленом и скорбью было. Живые завидовали мертвым, а мертвые радовались, как святые мученики, огнем от жизни сей приемля испытание. Старцы умереть порывались, мужей рубили и рассекали, а жен – оскверняли. И все это сотворил я! Не достоин я жизни. А ныне вижу отмщение мне!». Не так просты были и отношения Игоря с половцами. По одной из версий, он сам был сыном половчанки. Как бы то ни было, новгород-северский князь охотно вступал в союзы со степняками. Причем не менее часто, чем воевал с ними. Ровно за пять лет до того, как попасть в плен к половецкому хану Кончаку, Игорь вместе с тем же Кончаком отправились вместе в набег на смоленских князей. Потерпев поражение на речке Черторый, они в буквальном смысле оказались в одной лодке. И половецкий хан, и русский князь, сидя рядышком друг с другом, бежали с поля битвы. Сегодня – союзники. Завтра – враги.

Да и в плену у Кончака в 1185 году герой «Слова о полку…» отнюдь не бедствовал. Он даже успел женить своего сына Владимира на дочери этого хана. Мол, чего время терять?

Воронье выклевывало в степи глаза погибшим дружинникам, а князь уже вел переговоры с врагом – о будущем для себя и своего удела в Новгород-Северском. Наверное, сидели рядом с Кончаком в юрте, пили кобылье молоко, торговались об условиях сделки. А когда все уже было решено, и православный священник обвенчал княжича и половчанку, принявшую христианство, Игорь, воспользовавшись доверчивостью степняков, ночью вместе с симпатизировавшим ему половцем Овлуром вскочили на коней, когда все спали, и рванули на Русь:

«Игорю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую… Погасла вечерняя заря. Игорь спит. Игорь бдит. Игорь мыслию поля мерит от великого Дона до малого Донца. Овлур конный свистнул за рекою, велит князю разумети… Игорь соколом полетел, Овлур волком потек, стряхивая студеную росу, надрывая борзых своих коней…».

… После бегства из плена Игорь проживет еще 18 лет и даже станет черниговским князем. Сразу же после смерти Игоря в 1203 году его брат – тот самый «буй-тур Всеволод» вместе «со всею Половецкою землею», как пишет Лаврентьевская летопись, отправится в поход на Киев:

«И взяли и сожгли не только Подол, но и Гору и митрополию святую Софию ограбили и Десятинную святую божницу разграбили и монастыри и иконы ободрали…». По словам летописца, «сотворили великое зло в Русской земле, какого не бывало от самого крещения над Киевом».

… Я отнюдь не желаю развенчивать поэтический образы, созданные автором «Слова о полку Игореве». Просто обращаю внимание на то, что был Игорь грешен. Было на руках его немало крови соплеменников. Не отправься он в свой последний злосчастный поход в Степь, так и остался бы в памяти потомков одним из бесчисленных феодальных разбойников.

… Но важно даже не это. Почему вспомнился мне в очередной раз поход Игоря в землю Половецкую? Да потому, что действие знаменитой поэмы, о чем мы не задумываемся, все ее знаменитые военные сцены, происходят в нынешнем Донбассе – примерно в тех местах, где сегодня находится город Славянск. Игорь шел в степь вдоль Северского Донца. Он был северским князем – властителем славянского племени северян. Целью похода его был Дон, притоком которого является Донец. Где-то рядом с солеными озерами возле нынешнего Славянска, в местности, где нет пресной воды, князь Игорь был разбит половцами. Большинство исследователей сходятся именно на этой версии локализации места летописной битвы – именно между озерами Вейсовым и Репным в 1894 г. при прокладке железной дороги через Славянск рабочие выкопали на небольшой глубине множество человеческих костяков и остатков железного оружия – следы знаменитого сражения.

Все мы в той или иной степени – потомки и русичей, и половцев. Две трети нынешней Украины – это бывшая земля Половецкая. И только одна треть – северная – принадлежала Руси. И вот снова в тех же местах, что и восемь веков назад, льется славянская кровь. Снова пришла Усобица. Брат убивает брата. Что не может не наполнять душу мою печалью».

С начала XXI века подобных исторических публикаций у Олеся Бузины было много. И все они вызывали ярость у украинских националистов.

Приведенная мною публикация Олеся была напечатана в украинской газете «Сегодня» в начале лета 2014 года, когда Юго-Восток Украины не захотел подчиниться украинским националистическим олигархам.

После этого президент Украины Петр Порошенко публично заявил, что креститель князь Владимир является создателем «Европейской «Украины-Руси».

Но еще в 2007 году Олесь Бузина опубликовал книгу «Тайная история Украины-Руси», а в 2014 году – «Докиевская Русь». Прочитав ее, многие на Украине поняли, что Петр Порошенко подхватил националистическую выдумку председателя Украинской Центральной Рады М.С. Грушевского. Еще в начале XX века Грушевский, впитавший в себя неприятие императором Австро-Венгрии российского духа, сочинил многотомный труда под необычным названием «Истории Украины – Руси». Этот многотомник приняла на «Ура!» часть украинской интеллигенция, настроенная националистически. Сегодня идеи Грушевского, заключающиеся в возвеличивании древнего Киева, как будто бы столицы древнего европейского государства Украины-Руси, по сравнению с которым Великий Новгород был мелкой сошкой, подхватил нынешний президент Незалежной Украины Петр Порошенко.

Олесь Бузина, увидев, как идеи Грушевского поднимаются на щит в сегодняшней Украине, издал свою книгу под впечатляющим названием «Тайная история Украины-Руси». Последовали другие его исторические разоблачительные публикации. Так что у украинских националистов причин для убийства Олеся Бузины было более, чем достаточно. Не вытерпела националистическая душа, и раздались выстрелы!

Еще раз давайте задумаемся: не нашел М.С. Грушевский в своем многотомнике «История Украины-Руси» места для Великого Новгорода! Петр Порошенко стал вторить ему. Но в древние времена наши предки даже не предполагали, что Русью командует украинский Киев. Древние киевляне прекрасно знали, что их князья захватывали киевский княжеский трон, только придя с могучим войском из Великого Новгорода. Так кто же был в Древней Руси могущественнее? Конечно, победитель. А им всегда был Великий Новгород!

Прочитайте, уважаемые читатели, следующие главы этой книги, и вы убедитесь в этом.

Название книги

Где родилась Русь – в Древнем Киеве или в Древнем Великом Новгороде?

Аверков Станислав Иванович

Глава IV

Представители Великого Новгорода на киевском троне