Во вторник я купил билет. Пробегая туда и сюда по афише, я пытался угадать, в каком из спектаклей может участвовать Ольга. Купил-таки на ненавистную «Чайку…» Баха, хотя произведение глупое. Да и на роль чайки Оля не очень-то подходила. Нейтральное название спектакля «Без войны» будило во мне куда меньше отрицательных эмоций, но до «Без войны» пришлось бы слишком долго ждать. Билет я купил на субботний спектакль, а вечером того же дня мне позвонил Артём:
– Привет, писатель Сергей… Я тебе обещал тему? – заскрипело в телефонной трубке.
– А, привет, – я попытался быть небрежным, как все настоящие мужчины. Я вдруг подумал, что ему уже известно про меня и Ольгу! Только известно ЧТО? То, чего не было?
– Слушай, – он помолчал, но даже при этом невидимые камешки или орешки слышны были в телефонных проводах, – я тебе могу телефончик дать одного «грейта»…
– Кого? – переспросил я.
– Большого писателя. Ну не большого, – рассмеялся он, – но вполне известного… Югин. Слыхал такого?
– Нет, – честно ответил я, эта фамилия была мне незнакома.
– Короче, писатель Сергей. Сунь ему рассказы, я с ним на днях о тебе говорил.
Меня прошиб пот. Кто-то где-то говорил обо мне!
– Телефон пишешь?
– Погоди, – ответил я. Бросился в комнату за карандашом и бумагой. Телефон в углу на тумбочке выжидательно замолчал неповешенной трубкой.
– Давай!
Он продиктовал телефон.
– Зовут его Андрей Семёнович… Записал? Ага, Андрей Семёнович… Назовёшься. Он сказал, что хочет твои рассказы посмотреть… Я его почти не знаю. Так, встречались на каких-то мероприятиях.
– Он что пишет-то хоть? – уняв первую дрожь, логично поинтересовался я.
– Да говно какое-то… – Артём опять рассмеялся. – Хотя вот как-то пробился… Я тебе дам ознакомиться. Только ты сначала договорись.
– Да сегодня позвоню…
– Ну вот и славненько! Мой телефон у тебя есть? Ну вот договоришься, позвони мне, я тебе книжечку суну. Про привидений. Ну всё… Жду.
Я положил трубку. Пройдя в комнату, взял с подоконника сигареты. Позабыв о том, что цену своим рассказам, как и стихам, я знал, мне хотелось надеяться, что я пропустил что-то сам в себе. Что то, что мне кажется обычным, будет вдруг интересно чужим и незнакомым людям.
Выкурив две сигареты подряд, я сел в коридоре на корточки и медленно стал набирать номер Югина. Андрея… Семёновича.
– Ал-лё! – голос Югина был высокий и молодой. Я, конечно, представлял старика в нечёсаной бороде. А тут – бодрый такой.
– Андрей Семёнович? – ослабел я от трепета и заговорил быстро: – Это Степнов. Мне ваш телефон Артём… Верховенский дал…
– Кто? – бодро не понял он.
– Птицын, – догадался я.
– А-а, – плотоядно выдохнул он, – да-да… Вы Сергей с рассказами?
– Да…
– Ну приносите, – спокойно сказал Югин, как будто мы жили в соседних квартирах. – Давайте в четверг встретимся на… на… на… – видимо, прокручивал в голове маршрут своего четвергового передвижения. – На выходе из «Пушкинской». В девятнадцать ноль-ноль. Можете?
Ещё бы я не мог! Я мог и в двадцать, и в двадцать четыре, и в двадцать пять тридцать.
– Договорились, – подытожил бесстрастный Югин, думая, наверное, что лицо его знакомо каждому встречному и поперечному. И повесил трубку.
Какое-то слишком будничное общение с «грейтом» получилось… Хотя чего я хотел? Ладно.
Набрал Артёма. Ольга, подойди, Оля… Нет, скрежещущий камнепад:
– Быстро ты управился.
Я ему всё объяснил. Рассказал даже про бороду.
Он веселился:
– А у него есть борода… Ну не борода, бородка… Книгу возьмёшь – там на задней обложке его фото! А ему самому немного за полтинник. Сегодня поздно, завтра вечерком заскочи, я тебе передам книгу. Завтра я дома…
Он дома. А она? «А ты, Сергей, лучше туда не ходи»! Как я не пойду? Мне Югин нужен. По меньшей мере – его знаменитая физиономия.
Назавтра установилось стремительное тепло. Тепло текло сквозь пальцы рук, тепло было ощутимо, и казалось, тёплый воздух можно было потрогать. Наверное, я уже прижился здесь, ведь такое тепло в М-ске бывает даже зимой, когда тёплые циклоны приползают к нам с Чёрного моря… или откуда они там приползают. И такое тепло на юге отнюдь не воспринимается с этим, присущим уже нынешним местам восторгом.
Юг в такое тепло – розовый. Может быть, виною тому деревья, прилипшие к холмам и создающие такое свечение? Петербург в такое тепло – страшно сказать – золотой.
Над коричневым, серым, голубым массивом города огромными воздушными шарами, не отпущенными с привязи, пытаются взлететь купола. К счастью, не взлетят.
Пестрая с приходом весны толпа выползала из метро, тут же, отвыкшая от резкого света, щурилась и растекалась в разные стороны. Довольно булькая по-своему, тут и там бродили нахохлившиеся голуби. Из находившегося неподалёку кафе доносилась музыка.
Я впал в ручеёк, текущий налево, пересёк парк, перешёл улицу, ловя себя на том, что испытываю неприятное волнение. Такое, будто я иду что-то воровать у ни в чём не повинного Птицына. Хотя нет – главным было другое! Главным было то, что я не хотел встречаться с Ольгой. Эти два чувства объединялись в одно – то, что не давало мне покоя. Следуя логике, я действительно хотел обворовать Артёма. Но кому какое дело, что творится у меня в голове. Тяжёлые мысли ведь не подкреплялись пока необдуманными поступками.
Я позвонил в домофон. На этот раз никто не спросил меня, кто я, и я с облегчением подумал, что открыл Артём и, может быть, Ольги нет дома? Я зашёл в подъезд, чувствуя, как глазам в полутьме сделалось спокойно и прохладно.
Когда двери лифта открылись, я увидел Артёма. Он курил, сидя на подоконнике. В застиранной футболке и разбитых домашних тапках он выглядел куда менее пафосно.
– А, писатель Сергей! Здорово! – весело поприветствовал он меня и добавил: – Я так и думал, что это ты…
Скомканная его чёлочка и отсутствие очков делали его менее защищённым. Да, но не беззащитным.
– Слушай, дружище, я тебя не приглашаю, там теща с Венерологом…
– С кем? – я одновременно не понял и обрадовался.
– Ха-ха, писатель… С Венькой, с кем ещё? Олька на репетиции, а я работаю! Закуривай.
– Не хочу, – ответил я и закурил.
– Ты последователен, – прокомментировал Птицын, давя в полной бычков консервной банке ещё один окурок.
– Сейчас принесу тебе книжку, подожди здесь, – он встал, похлопал себя по коленям, отряхиваясь.
– Тебе когда её вернуть? – зачем-то спросил я.
– Можешь вообще не возвращать, – откликнулся он, заходя в квартиру.
– Я бы тебя под Югина никогда не подсунул, – кричал он из коридора. – Был же Дом писателя, раньше можно было туда сунуться, а теперь всё…
– Как всё?
– А, ты ж не знаешь! Так сгорел Дом писателя… Давно уже – лет семь или восемь назад……
– Сгорел? – наша беседа проходила так, что я ограничивался одними вопросами, хотя про Дом писателя я прочёл в нескольких книгах известных ленинградских писателей. Сам же Дом, мне казалось, должен был исчезнуть вместе с Ленинградом. Более того – я был уверен, что так оно и было.
– Да подожгли его наверняка. Там земля золотая…
– Где там? – я устал задавать вопросы.
– На Шпалерной… Это возле Смольного. Знаешь?
– Ну! – с облегчением ответил я.
– Ну вот. Сгорел, писатели без Дома остались…
– А зачем им Дом? – наивно спросил я, хотя честно не понимал – зачем? Вряд ли писательство зависит от того, есть ли у них, писателей, свой Дом.
– Ну как! – неожиданно возмутился Артём, появившись наконец с книгой. – Ты думаешь, они от большой души и горячего сердца пишут? Да, и от этого тоже… Но! Много ты не жравши напишешь?
– Да при чём тут… – попытался возразить я, зная, что попытка ознаменуется провалом.
– Одну! – перебил он тоном, не терпящим возражений. – Первую книжицу! Это если повезёт, конечно. От большой души и оч-чень горячего сердца. А дальше? А дальше ты поймёшь, что с этой книжкой ничего не изменилось. Мир не стал лучше! Тебя не стали узнавать на улицах и просить автографы… И над второй ты будешь скрипеть, не понимая, что тут не так… Ха! – он скривился в ухмылке. – Деньги, писатель Сергей, – это эквивалент затраченных усилий! Запомни: работать бесплатно – безнравственно! А что ты один сделаешь? А ничего! Писателям тоже нужна организация. Премии, льготы… то, сё… Не только дармовое бухло. Кстати, дармовое бухло туда же… Вот тебе, изучай! – прервался он и протянул мне сероватую толстую книгу.
Для приличия я открыл книгу наугад. Полистал. Новенькие страницы вкусно похрустывали. Книга была девственной.
– Ты что, её и не читал? – мимоходом поинтересовался я.
– Начал, – с презрением отозвался он, снова закуривая.
– Видишь ли, я не готов читать всё, что попадается под руку. Вот ты, писатель, Белого читал?
– Что-то начинал… – пробормотал я. Из остаточных знаний о Белом сохранилось только название – «Серебряный голубь»…
– А ты возьми «Петербург»! И поймёшь, что тратить время на Югина не стоит, писатель Сергей… Не стоит. Хотя – дело вкуса, – подвёл он итог так, будто Югин – личное дело каждого. Личное – но безвкусное.
– Ладно, – говорю, – пошёл изучать. Оле привет, – как можно мимоходнее кинул я.
– Интересные вы люди, – пробормотал вдруг Птицын. Пробормотал негромко, почти как для себя, хотя услышать его я всё-таки был должен. Я поднял на него глаза.
– Да я говорю, интересно как-то… Ты бы хоть спросил, писатель, что там Ольга репетирует. Это же по твоей части. А вы все как-то только собой интересуетесь…
– Я постеснялся, – честно ответил я. Если Ольга говорила о том, что самое сложное в работе – учить текст, то в моем случае самым сложным было – скрыть подтекст. Хотя губы я, кажется, облизал.
– Ну-ну… – с видимым удовольствием потянул он, выдерживая неудобную паузу. Потом снизошёл:
– Потом как-нибудь сходим, писатель. У тебя сейчас другие дела.
– Спасибо, – отдал я, прощаясь. Я был благодарен Птицыну, и я его понимал. Может быть, не полностью, может, местами ошибочно, но я понял его жажду сближения. Ему нужен был младший товарищ. Может, для подтверждения своего превосходства. Для пространных бесед, где я не перебивал бы его своими доводами. И Ольга для него была подтверждением его, Артёма, состоятельности. И я мог стать тем, перед кем Ольгой можно было щегольнуть, не допуская даже и мысли о соперничестве. Не допуская этой мысли просто потому, что Артём был старше и мудрее меня, если вообще мудрость зависит от возраста. Я же удачно прикидывался провинциальным простачком, я всё больше молчал просто потому, что не заработал право говорить так весомо и правильно, как говорит Птицын.
Югина я начал читать ещё в метро. Его моложавое розовое лицо, украшенное аккуратно стриженной бородкой, красующееся на задней обложке, не говорило о его владельце ничего. Это лицо мог иметь как какой-нибудь академик, ведущий здоровый образ жизни, так и карточный шулер, раздевающий вас на длинном перегоне между двумя городами. И, кстати, поминутно при этом извиняющийся.
Незаметно для себя я перешёл к тексту и, прочтя несколько страниц, поймал себя на том, что читаю невнимательно. Завязка повести больше напоминала экскурсию. Автор знакомил меня с Инженерным замком, прозрачно и часто намекая на то, что в залах замка по задумке автора поселятся призраки и привидения. К пятой или шестой странице так и случилось, а привидения оказались кровожадными и не изысканными. Более того – с претензией на дурновкусие. Уборщица тётя Маша (!!!) была найдена мёртвой… Выбирая из двух имён, типичных для уборщиц, набивших оскомину имён – тётя Маша и Клавдия Петровна, – Югин выбрал тётю Машу. Решив, очевидно, что Клавдиями Петровнами зовут иногда также сельских учительниц… Тётя Маша, в общем, была беспроигрышна, тогда как само произведение, с которым я знакомился по мере прочтения, скорее безвыигрышно. Дутые, формальные герои – молодой милиционер Павел, пользующий по вечерам слабое пиво, и проститутка Наташа, непонятно как очутившаяся в Инженерном замке и являющаяся свидетелем преступления.
Переходя в метро на другую ветку, я пялился в книгу, которую держал двумя руками, и фига, мне оттуда грозящая, приобретала вполне ощутимые пропорции и размеры.
Неожиданно для себя я увлёкся. Претенциозность, ловко скрещённая с лёгким жанром, заставляет поглощать даже безвкусные, как галеты, предложения. Претенциозность хитро подменяет интеллект. Лёгкий жанр скрывает литературное бессилие. Вялый секс подразумевает под собой чувственность. Интрига напоминает клячу, готовую вот-вот завалиться на бок, но в последний момент автор подставляет интриге своё плечо-перо, и интрига ковыляет дальше. Хотя интригам плохо живётся в псевдоинтеллектуальном болоте.
Артём был прав. Его время стоило дороже этой книжки, и он не считал нужным тратить это время попусту. Только одна мысль удерживала меня от того, чтобы, выходя из подземки, опустить книгу в урну: цена моих рассказов была так же невелика, и мне стоило поучиться на чужих ошибках. Хотя ошибка становится именно ошибкой после того, как её признали… Судя по толстому переплёту и цветной обложке – нет, не признали…
Дутый писатель пришёл в дутой многоцветной куртке. Площадка причёски и бородка, как и на фото, выдавали внимательное отношение к внешности. Я двинулся в его сторону, когда он только сошёл с эскалатора. Назвал его по имени, пожал маленькую, мягкую ладонь. Писатель спешил. Или делал вид, что спешил. Сунул распечатанные мною листы в кожаный портфель с длинной лямкой через плечо. Сказал:
– Ого! Какой вы…
– Длинный? – подсказал ему я.
– Высокий, – уточнил он, и я улыбнулся.
– Позвоните через недельку, – его речь была лёгкой и мягкой, как и его проза, если эти эпитеты можно употреблять с негативным оттенком.
– Да…
Мы буднично попрощались. Первая встреча с настоящим писателем омрачилась его несостоятельностью. И всё же я на него рассчитывал. Не так важно, от какого продавца билетов ты получаешь путёвку в жизнь, казалось мне. Тем более что пока на эту путевку я не очень-то и рассчитывал.
Я чувствовал себя немного обманутым. Как девушка, пришедшая на первое свидание с красивым и перспективным поклонником. Он преподносит ей объёмный букет, говорит приятности, мимоходом упоминая о том, что он – импотент. И независимо от приятностей и их количества интерес к жениху падает.
Я не стал спускаться в метро, вышел на улицу и неторопливой походкой двинулся по направлению к Невскому. По отношению к оттаявшему и даже немного тёплому городу нырять в метро при наличии свободного времени показалось мне кощунством.
Зайдя в книжный магазин на Загородном проспекте, я спросил Андрея Белого. Нет, Белого не оказалось…