Днем, вернувшись за очередной полутонной газет, я подошёл к экземному. Его звали Влад.

– Влад, мне надо уйти пораньше…

Он посмотрел на меня так, словно я говорил ему что-то вовсе ненормальное.

– Пораньше – это как? – в голосе его звучало подозрение. Такое, будто оставшееся рабочее время я буду пахать на конкурирующую организацию.

– В полпятого, – говорю.

– Твое дело… – как-то отвернулся он от меня, и я не стал уточнять. Моё – значит, моё!

Я подготовился ещё с вечера. Купил дискету и с горем пополам скопировал туда имеющиеся файлы. Обменять деньги, выданные Артёмом, я рассчитывал в рабочее время. До издательства «Светозар» от места моей работы ходили трамваи. Переехал через мост, сбоку от которого Колизеем раскинулся стадион, где играет команда «Зенит», и ты уже на Васильевском острове…

Вернувшись на работу около четырёх, я оставил в коридоре проклятую телегу и тихонечко, не привлекая внимания, вынырнул вон. Пусть! У нас есть дела поважнее!

«Светозар» я нашёл сразу. Вообще мне непонятно, зачем долго и занудно объяснять схему проезда, когда есть адрес! Упражнения для идиотов. Замечательным было то, что «Светозар» находился в таком же примерно подвале, что и моя знаменитая газета.

Я нажал кнопку звонка. Подождав немного, железная дверь приоткрылась. Швейцаром подрабатывал здесь сам Югин.

– О, Сергей! – мягкая рука сунулась ко мне через порог. – Проходи…

Мы как-то незаметно и в одностороннем порядке перешли на «ты».

Потолки светозаровского коридора были мне не по росту. К тому же на потолке были проложены коммуникации с влажными, в капельках пота, трубами.

Он провёл меня под трубами, открыл одну из дверей. За дверью, уже с потолком нормальным, была отделанная комнатка, холодно освещённая экраном монитора. За монитором сидела маленькая женщина средних бед – не молодая, но и не старая. И как-то некрасивая в меру.

– Юля, это Сергей Степнов.

– Угу, – кивнула она, – насчет макета, – сказала себе.

– Ну, Сергей, вы тут с Юлией разбирайтесь, а потом зайдёшь ко мне…

Я сел. Юлия резкими движениями мышки то удлиняла, то уменьшала какие-то прямоугольники на экране.

– Сейчас…

– Да я не тороплюсь.

– Давайте, – наконец оторвалась она от синего свечения.

– Что?

– Дискету!

Я достал из внутреннего кармана пластмассовый квадратик со словами. Потом конверт с разменянными деньгами.

Она вставила дискету в узкую щель компьютера. Внутри него раздался скрежет.

– Текст есть, – сказала она, опять щёлкая мышкой с профессиональной быстротой, отчего то мои слова на экране приобретали разные шрифты, то уменьшались или увеличивались размеры страничек. – Текст есть, теперь обложка. А название?

Этот вопрос поставил меня в неожиданный тупик. Для собственной книжки названия у меня не было. Книга была как взрослая собака без имени…

Я быстро стал перебирать названия своих рассказов, как перебирают пальцами быстрые медсёстры карточки учёта в регистратуре поликлиники.

«Жил был он», «Судьба барабанщика», «Обычные встречи»… Пусть будут «Обычные встречи». Так и сказал.

– Вы уверены? – почему-то ей казалось, что это не лучший вариант.

«Пусть, – думал я. – Пусть будут…»

Это было… как рожать впопыхах. Или как подписывать приговор между делом.

Потом мы долго ковырялись с обложкой. Мне хотелось видеть на картинке поражённый омелой тополь. Фон мне виделся чёрным. Моя тогдашняя безвкусица привела Юлию в замешательство.

– Насколько я знаю, – заметила она, – омела – паразит?

– Да, – подтвердил я.

– Может, и книжку так назовём? – хохотнула она, а я глупо обозлился. Деньги-то платил я, хотя и заказывал музыку впервые.

Серый фон она всё-таки отстояла.

Серый и вправду был предпочтительнее!

Решив наконец все вопросы, я пошёл к Югину. Его кабинет находился в конце коридора.

На себя Югин денег не жалел. Или на него не жалело вышестоящее начальство? Уютные бежевые обои, стол красного сукна с множеством ящиков, дорогой письменный прибор.

Я сел.

– Так… Денежку? – как бы невзначай произнёс он, зная ведь, что вошёл я расплатиться.

Я достал конверт.

К его холёным ручкам шли большие деньги! Хотя большими мои деньги были только в моих руках.

Он медленно пересчитал купюры, положил их в стол.

– Ну вот, недельки через три…

– А договор? – неуверенно спросил я.

– Подпишем, конечно! – заверил он меня. И встал, направляясь к вешалке, где висело его изящное бежевое пальто. – Я побежал… Позвони мне недельки через две… После праздников.

Мне было нечего сказать, хотя вопросов накопилась уйма. Начиная с того, что деньги я ему отдал безо всяких подписей и документов.

– Договорились, – пробормотал я. – До свидания…

– Пока, – бросил он мне, кутаясь в шарф.

Пятясь, я вышел на улицу. Я всё ожидал, что он скажет: «Подожди, я ведь забыл…» Нет, не сказал. А с другой стороны – он всё-таки известная личность, чтобы рисковать своей репутацией… Да!

Я вернулся домой. в пустую комнату. Паша уехал на «репу», что было видно по отсутствующей на месте его гитаре. Следов алкоголя тоже замечено не было. Правда, не выкинутая, под столом стояла пустая «массандровская» бутыль…

Всё, что мне оставалось, – ждать. Три недели – до звонка Югину, неделю – до прихода краснодарских денег. Я надеялся отдать с них половину занятой у Артёма суммы. Три дня – до Первого мая. Дня, когда мы с Олей сможем остаться наедине… А, ещё и до первой за неделю зарплаты оставалась пара дней. Влад пообещал выплатить эту сумму до праздников. «Чтобы был не только хлебушек, но и маслице к празднику»! Его слова граничили с издевательством…

Газеты я возненавидел в любом их воплощении. Все они – начиная с еженедельных и толстых и заканчивая теми худышками, что раздавали такие же, как и я, рабы, – были противны мне даже на ощупь. К тому же я заметил вот что: нелюбимую работу вполне можно терпеть, но как только возникает возможность отлынивать от неё – это происходит всегда. Почему, например, я всегда выкидывал в мусорный бак пачку-другую? Распихать их – плёвое дело на фоне титанических, сизифовых при этом трудов целого трудодня. Однако, связанные верёвкой, эти газеты, со странным мягким шлепком падающие на дно бачка, как бы ознаменовывали конец рабочего дня. Они были символичны! Но! С каждым днем их становилось всё больше. Я прибавлял к обречённым на утилизацию газетам штук по пять, по семь и никогда не снижал выкидываемую норму.

Когда пришёл день зарплаты – а утром Влад объявил это во всеуслышание, – я вообще расхотел работать. Мне хотелось дожить до вечера, а главное – главное случится завтра. Оля сказала, что позвонит мне вечером сама, когда проводит Артёма…

В подтверждение моих свободолюбивых мыслей с утра зарядило какое-то особенно ласковое солнце. Тёмные подъезды с напоминающим о помойках запахом никак не влезали в перспективу этого дня.

Распихав чуть ли не бегом первую телегу, я не рванул по обычаю за второй. Сидел и грелся на каменных ступеньках непонятного учебного заведения. Потом медленно курил на набережной Карповки. Всё же заставил себя вернуться в подвал за следующей порцией.

Вечером Влад выдавал зарплату. Он по одному пропускал в свой кабинет своих скороходов, и через некоторое время те выходили с несколько отрешёнными лицами, складывая пополам тощие пачечки купюр. Я сидел долго, вошёл к нему почти последним.

Когда вошёл я, Влад протянул мне рукописную ведомость. На его плечах, очень даже заметные, виднелись чешуйки его болезни.

Заглянув в ведомость, чтобы расписаться, я вдруг не поверил своим глазам. Сумма, стоявшая напротив моей фамилии, была на треть меньше той, что рассчитывал я в уме. А Влад как-то нехорошо отводил глаза.

– А почему так мало? – спросил я без вызова. Хотя Влад и не производил впечатление строгого начальника, но, чтобы вот так сразу не вылететь отсюда, гордость свою нужно было оставить за порогом.

– Ну вы же брали полдня за свой счет… – Влад уже подготовил ответ на мой вопрос, это было понятно. Понятно теперь и то, почему он вызвал меня одним из последних. Хотел испортить себе настроение в последнюю очередь.

– Влад! – взвился я. – Я брал полтора часа!

– У нас так считается.

Умник! «У нас»! У кого – «у нас»? Снял с себя ответственность…

– Хорошо, – говорю, – но всё равно – мало!

– Неделю полностью – одни деньги. А так – шаляй-валяй – другие! В договоре всё написано, – он прятал глаза так, что к концу разговора мог обнаружить их в собственном кармане.

– Шаляй-валяй?! – переспросил я, вылупив глаза.

– В договоре всё написано! – ещё раз повторил он, пытаясь быть твёрдым.

Я понял, что разговаривать с ним бесполезно. Взял лежащие на столе деньги. Чиркнул в ведомости убогую закорючку. Встал.

– Хороших выходных, – облегчённо пожелал он мне вслед.

– До свидания, – выдохнул я, не обернувшись. Прозвучало это угрожающе.

Ладно! Я исполнил свои обязанности, как мог, а на удочку я попался потому, что карась ещё… А не рыбак.

Я выбрался из убогого подвала, засыпанного экземой, а солнце всё так же продолжало бить в лицо безразлично и беззаботно!

– Тебя! – холодно бросил мне Паша. Я весь вечер караулил телефон, а он перехватил звонок по пути на кухню. Не хватало ещё, чтобы он узнал Олин голос. Хотя, по её словам, виделись они раза два…

– Серёжа? – ласковый шёпот послышался в трубке.

– Почему ты шепчешь? – спросил я. Если бы Артём никуда не поехал, она бы вообще не позвонила.

– Ну так Венька…

О! Я вообще как-то позабыл о его существовании, да и что мог услышать такой маленький ребенок.

– Мы встретимся завтра?

– Да… – я всё больше надеялся на какую-нибудь подвернувшуюся подругу с ключами.

– Тогда так! Я Веньку бабушке сдаю в девять. Где-то в десять я – в Девяткино. Там и встретися – на платформе, у первого вагона. Угу?

– В метро? – не понял я.

– Нет. На платформе, – повторила она. – Там электрички ходят. Выходишь из вагона – и сразу платформа…

– Хорошо, Оля! Очень хорошо! Надо, наверное, что-то взять? – я не имел понятия, что берут в загородную поездку в Петербурге. У нас в М-ске всё просто! Вышел на берег М-ской… И никаких поездок!

– Я всё приготовлю. Ты же не был в Кавголове! А я была!

Что это за место с головастиковым названием?

– Я очень хочу тебя видеть… – опять зашептала она.

– А без «видеть»? – вдруг спросил я. Я разрешил себе вольность только в ответ её вольности. Вольности шёпота! Но какого шёпота!

– Ещё больше…