Роман

На Понте один из самых красивых заливов – это Горзувиты. С востока у него возвышается могучий остов горы Медведь, своими скальными формами и обводами напоминающего лесного гиганта, долго топавшего в трудном пути с севера и теперь от жажды ненасытно пьющий морскую влагу. С запада скалистый мыс Мартьян, как рыжая лисица, изгибается и колышет своим прекрасным «мехом», сотканным из крон чудесных деревьев. В объятиях этих диковинных животных застыли каменные острова Адаллары, повитые дивной легендой. С высоты горного хребта залив сторожит скалистая грудь горы Авинда и рядом на перевале блестит золотом и серебром, отобранном у греков, капище тавров.

На береговой тетиве лука залива застыли грозные скалы с гротами и пещерами. Крохотные деревушки и родовые поселения разбросаны в прибрежной зоне, крепко связанные устным договором, знаками, сигналами. Залив – страх моря и суши, гнездо пиратов и разбойников.

Морской путь от греческих берегов с городами Синоп и Гераклеи Понтийской хороший попутный ветер приводил прямо к Бараньему Лбу( потом её назовут гора Медведь). На прохождение Понта требовалось одни сутки, а потом парусники уходили вдоль берега на восток, к Феодосии и Боспору, или на запад, к Херсонесу. Быстро, легко и удобно в любое время суток, но иногда ночью такая темень проглатывала море, горы и все ориентиры, тогда, будто глаза у моряков выкалывала и заливала чернота, как ориентироваться? И тут приходили на «помощь» тавры, зажигая светильники на скалах и заманивая триремы, биремы, военные и торговые суда в свои сети, свитые из крепких дикорастущих лоз и лиан, ловко расставленные в заливе сокровищ, подплывали к ним на своих легких лодках, брали на абордаж и грабили всё, что попадалось под руку. Чужестранцам, по обычаю и завету своего языческого бога Девы, отрубали головы в храме, а трупы бросали в море на съедение рыбам.

Этот беломраморный храм возвышался на утёсе Бараньего лба, с него в море вела лестница в сорок ступеней.

Попадала добыча таврам во время туманов, когда капитаны теряли ориентировку, а тавры трубили в рога, призывая моряков повернуть на их сигналы.

Во время штормов корабли прятались в защищённом горами заливе и становились очередным богатым уловом для пиратов.

Если приходила военная эскадра, чтобы наказать разбойников, то тавры сразу же убегали в горы, бросив своё скудное хозяйство, ведь награбленное богатство они давно попрятали по пещерам, щелям, гротам, куда вели потайные тропы с нырянием под воду или замурованные подземные хода. Гнаться за ловкими и опытными горцами, знавшими все дороги вокруг, греческие гоплиты не решались, боясь попасться в очередную западню.

Морские ветры, что рокотали над Понтом, имели свои имена, которые им давали моряки и рыбаки, испытав силу парусных мускулов, рваный ужас ураганов, ласковые мелодии теплого юга, сырой запах дождя с мандариновыми, олеандровыми оттенками, а жаркое солнце приносило смолистый запах сосны, кевы и можжевельника. Умеренный северный ветер называли «понтийским горнистом», а северо-восточный, срывающийся с гор у большой бухты – «понтийская буря», жаркий ветер юга, сильный и приятный, носил имя «ливийский флейтист», западный звонкий и весёлый – «Золотая кифара Орфея». Это были Большие ветры, а Малые дули и вздымались волной из-за каждого мыса, скалистой горы, гуляли в утёсах, носились по бухтам, смеялись и хмурились среди заливов и проливов.

Ветры залива сокровищ были покорны таврской Богине Девы, державшей их на короткой узде. Одной рукой Дева будто ласкала тавров, гладя их ласковым ветром, а другой топила в море корабли. Крутящийся ветровой хоровод у островов называли кратко и ёмко – «Безумие». Белые волны у мыса – «Буйная пена». Зеркальный штиль – «Истома», утреннюю прохладу – «Свежесть», вечерний закат – «Золото перевала», лунную млечность моря – «Серебро на ладони». «Поющие кони» – гудели над хижинами, прилетая с гор. Проливной дождь был известен, как «Мокрые волосы», а краткий и редкий – «Слёзы Девы».

Сильное течение у подводных гротов «Щупальца медузы», рассыпанные камни в море – «Блестящие жемчуга». Бродившее эхо голосов по скалам и водам «Уши розовых раковин». Зелёные, бурые, фиолетовые и красные водоросли – « Глаза утопших».

Иногда странное облако рождалось вокруг горы, разделяя её на две половины. Плотное с лазоревыми оттенками оно медленно вращалось вокруг горы, а небо стояло чистое и прозрачное. Спустя некоторое время облако взбухало, увеличивалось и закрывало гору с середины до самой вершины. Тавры назвали это облако «Шлем на голове». Оно вызывало у них необъяснимый страх и суеверие, будто это было таинственное дыхание самой горы, чудище оживающего Медведя.

* * *

Вождь Вир стоял во главе пиратских деревень, рассыпавшихся по излучине побережья, всего их было четыре, а пятая раскинулась вдали от моря у одинокого красного камня. Над всеми таврами правил царь Феопант, а Виру подчинялась это милое урочище с немногочисленными обитателями и залив сокровищ, но среди всех тавров он прославился самым удачливым и богатым.

Рослого роста с пушистыми усами и бородой Вир напоминал фигуру старого деда, вырубленного из горной гранитной породы и спустившегося к морю, а теперь будто вечно живущего на этой земле. И мощь скал и гор вошли в его гордое обличье старика-великана с высоким лбом и прямым носом, бороду он коротко подрезал. Но был пылок «Дед», точно земное горячее нутро, передало ему свой жар и огонь души. А глаза зорко блестели, выдавая его молодость. Чуть выше лба в черепе вмятина от удара сорвавшегося камня. Одевался Вир в кожи, выделанные мастерами-таврами из домашних животных и убитых на охоте: кожаные штаны в обтяжку, кожаные постолы, длиннополая кожаная куртка, а летом ходил с обнажённым мускулистым торсом.

За постоянные раздумья о пиратских нападениях, как умело и ловко остановить греческий корабль, обезоружить и пленить команду, он получил прозвище «Голова». Однажды в каменном гроте, высеченном в скале у моря, Вир собрал правителей приморских сёл, чтобы договориться о тайных знаках сообщения между отрядами во время пиратских атак. Когда и где зажигать ложные маяки, где держать сети из гибких лиан, куда прятать быстроходные лодки.

– Я задумал сделать наш залив местом сбора сокровищ, ведь он стоит на торговом перепутье, где скрещиваются центральные корабельные маршруты Понта!

Умный лоб и горящие глаза сразу выдавали в нём главаря прибрежных пиратов, хотя об этом говорили и глубокое уважение, даже восхищение как удачливому охотнику. Но одной охотой прокормиться было невозможно, дикого зверья стала мало в горах и тавры приладились к новому ремеслу – пиратству.

Вождь Вир владел непостижимой силой и властью над своими сородичами, каждое слово служило приказом, который они безоговорочно выполняли. Законы и обычаи тавров были суровы.

Грот застилали шкуры медведей и волков, сражённых меткой рукой Вира, а у входа на шесте болтался белый череп быка, тотем тавров. Назвали «Грот быка»

Внизу под скалой находился другой, но подводный грот, сейчас молчаливый и кроткий, но при бушующем шторме вдруг оживающий, словно приплывает к нему морское чудовище, и остервенело кричит, пугающе плачет, громко рыдает. Будто зверь потерял здесь свою подругу, попавшую в западню от свалившегося большого камня с потолка и преградившей ей путь на волю. И погибла несчастная зверюга от голода. И печально поёт и трубит грот. И летят веером серебряные пена и брызги, как венки погребённой и утопшей. Имя у грота – «Эхо смерти».

Сидели долго, медленно разговаривая и потягивая из вычищенных бычьих рогов, красный хмельной напиток, из захваченных у греков амфор, запечатанных воском.

– Я думаю, что костёр надо зажигать на головах островов, а не на берегу, пусть греческие пиндосы ( так тавры презрительно называли греков) теряют ориентацию и сразу могут ткнуться носом в скалу и сесть на мель, – высказался «Лис», правитель деревни «Рыжая лисица». Это был худой и хитрый тавр с волосатой седой грудью. При дележе пиратской добычи всегда выхватывал жирные куски для своей деревни, хотя воинов для атаки предоставлял меньше, чем другие отряды, но они были опытные, смелые и отчаянные.

– Лис прав, надо даже ещё ряд костров зажигать и запутывать мореходов! – поддержал его «Орёл», правитель рыбачьей деревушки, лежащей под скалой, где они собрались на совет. Что-то в облике тавра обрисовывалось хищное, птичье и стремительное, будто в миг сорвётся с обрыва, взлетит в синеву, а потом камнем упадёт на свою добычу. Такой же крючковатый нос, как у орла, дыбом стоящие редкие волосы, кривые ноги с буграми ногтей, точно когти орла, и длинные руки, постоянно взмахивающие, как крылья.

– А ты, что скажешь «Дельфин»? – спросил Вир у правителя морской деревушки «Ракушка», промышлявшей рыбной ловлей. Хижины, точно лодки, вытащенные на берег, стояли рядом с морем, укрываясь за толстые стволы деревьев, на случай сильного ветра. Дочь Вира Окса целыми днями проводила время здесь, купаясь и подолгу плавая в море. «Дельфин» это его кличка и был он отменный пловец, и звали владыку морской деревушки – Ан. Он тайно любил Оксу, но она равнодушно воспринимала робкие ухаживания « Дельфина».

– Моё морское чутьё подсказывает, что капитаны любят прятаться от ветра за грудь горы, а берег там, в обрывах, так, что они будут идти на наши лиановые сети к островам!

– На верхушке Бараньего лба нужно поставить несколько наблюдателей, чтобы они зорко осматривали горизонт моря и предупреждали нас о появление парусных гостей! – внёс своё предложение «Змей» с тонкой и гибкой фигурой, словно извивающийся змей с острыми зубами, щелочками глаз, припухшими красными веками и дыркой вырванного носа, «Змей» правил горной деревушкой «Ящерица», повисшей над морем, на обрывистом склоне Бараньего лба.

– Не даром мы собрались, отличные высказываете предложения! – похвалил вождь Вир своих подчинённых на земле и пиратских сообщников в море.

– Ночь впереди, ещё долго можно говорить!

– Боюсь, что мы выпьем много зелья и охмелеем?

– Тогда уменьши свой аппетит, если не уверен в собственных силах.

– Я лучше ночь проведу в женских объятиях!

* * *

…Внизу на море стелился молочный туман. Одинокие можжевельники у подножья скалы ещё покрыты пепельным полумраком, но облака стали розоветь. Далёкий багровый всплеск зари над горизонтом. Сыны гор – тавры с благоговением ожидают появления солнца. И вот рождение нового дня, радость солнца запылала ярким пламенем, из-за кромки моря появляется огненнотрепещущий круг.

– Слава солнцу! – несутся приветствия землян. Традиционную молитву сверкающему светилу исполняют горцы, ведь они всегда с воодушевлением встречают рассвет.

И этот прекрасный миг, когда раскалённый диск медленно выкатывается из пылающего горизонта, озаряя острова и горы, над синим заливом торжественно встаёт величественный гимн. Тавры приветствуют солнце.

Как всё неудержимо и неузнаваемо изменилось, как всё вокруг возвысилось в алых лучах, приобрело прекрасные очертания. Пурпурный блеск водной равнины, курчавая зелень на глыбе горы, весёлая нежность на скальных перьях островов. Как хочется жить!

Ширь моря, горный взрыв земли, простор неба, необъятный простор жизни, куда только не посмотришь!

* * *

И вдали, на горизонте, появился белый парус, истосковавшийся по земле, он весело бежал к берегу. Всё быстрее, ускоряя свой бег, он стал приближаться к берегу. Несчастный! Он верил дружбе народов, верил безмятежности и благородству аборигенов, обитающих в столь красивом уголке на границе Ойкумены. Изнурённый долгим плаванием со штормами, бурями, штилями парусник искал покоя и отдыха. Мысль его летела, как белая чайка, желая обрести удачу в новом плодоносном крае. Не знал парусник, какие коварства ожидают его среди удивительных и на вид мирных берегов.

Всё ближе и больше открывается прибрежная полоса, где необыкновенными замками с перистыми скалами, с юга светлые, с севера тёмные и мшистые, стояли два острова с вьющимися приветливыми струйками дыма.

Куда они указывали путь? Парусник вопросительно закачался. Куда вас ветер и волны гонят? Куда ведёт судьбина горемыку?

На борту судна находился многоопытный моряк, избороздивший многие морские маршруты и знаток гомеровской поэзии, он долго всматривался в приближающийся берег и вдруг, будто предсказаньем вспомнил предостереженья волшебницы Цирцеи, давшей на прощанье Одиссею:

Но кормчего не испугать поэтическими строками и легендами, он уверен в своих силах и корабельной мореходности судна, выдержавшим не один шторм, и отдаёт приказ.

– Держать курс по проливу между островами!

Парусник медленно вошёл в тихие воды, никакого сильного течения здесь не оказалось, только зрительная иллюзия заставила вздрогнуть команду, острова стали сближаться, сокращая между собой расстояние. Кажется, сейчас скалы сомкнуться и сожмут парусник в каменных объятиях, но всё кончается благополучно, пока ближняя скала не закрыла дальнюю. К счастью, мореплавателей они стали вновь расходиться. Лишь парящие птицы ударялись об острые уступы и мгновенно исчезали, сливаясь с белизной удалённых скал.

Лазурь воды, как желания счастья, томно и прозрачно уходила в глубину. И вдруг раздался женский крик о спасение. С левого борта, там, у обрывов земли, которые переламывались и криво уходили в толщу воды, плескалась и боролась за жизнь нагая женщина.

– Помогите! Спасите! – истошно и обречённо кричала купальщица, барахтаясь в брызгах и пене.

Все на паруснике повернули головы в сторону утопающей, юному созданию, просившему помощи.

– Спасательный круг на воду! – крикнул кормчий. Быстро исполнили команду и два греческих моряка прыгнули за борт и поплыли на помощь, к попавшей в беду.

Отвлечённая команда внимательно вперилась взглядами в спасательную операцию, совсем не предполагая, что это простая приманка. Ведь с другого борта неожиданно появились отважные ныряльщики и завели лиановую сеть под корму корабля. И тут же из под обрывов скал выскочили легкие лодки с таврами-пиратами. Вооружённые пиками, луками с колчанами стрел, с крючьями и верёвками, ножами и камнями, они яростно и быстро неслись к судну.

Кормчий пытался повернуть корабль в море, но рулевое весло запуталось в лиановой сети и судно застопорилось на месте.

– К бою!

Растерявшаяся команда тут же пришла в себя, и стала лихорадочно готовиться к отражению злодеев. Выносили камни из балласта, готовые обрушить на головы, вынимали пики, топоры и мечи.

Разбойники разгребают сильно, окружают корабль, опускают вёсла, притираясь бортами, встают и устремляют оружие. Посыпались градом стрелы, засвистели камни, цепко впиваются крючья, застучали топоры, промалывая борта, зазвенели мечи. Удалые воины – тавры быстро карабкаются и всходят наверх, где разгорается кровопролитная сеча. Команда отчаянно сопротивляется. Пираты теснят их, теряя товарищей, но ряды обороняющихся редеют.

Стаи чаек и бакланов вьются над обречённым кораблём, сопровождая дикими и удивлёнными вскриками, а на запах крови собираются подводные обитатели. В какофонии звуков особенно громкими становятся стоны раненных, атакующие возгласы злодеев, захлёбывающиеся стенанья погибающих в борьбе. Даже море застонало и захрипело как неведомое чудище с проткнутым глазом острым клинком.

Борьба разгорается, каждый из греков просит Олимпийских богов о спасении, призывая на голову страшную бурю от Посейдона и молнии от Зевса, богагроморвержца, а пираты взывают о помощи Богини Девы.

И пришли Боги на помощь сражающимся, небо сгустилось от налетевшей тучи, черный мрак ливнем обрушился на исковерканный корабль, где корчились иссечённые, изрубленные и бились бравые и несгибаемые. И бой чуть поутих, только мерный стук дрожал и бился по нутру корабля, точно носы дельфинов тыкались в борта и обещали спасения сгинувшим в море.

А где кормчий? Его имя Атрид. В начале битвы его видели в первых рядах, где он ловко и точно поражал пиратов. Потом он исчез или замертво свалился за борт, а, может, истекает кровью среди растерзанных клинками и ножами, валяющихся на палубах? А если лишился рассудка за попадание в ловушку, а ведь стихи Гомера предупреждали его об опасности плавания.

И опять буря разразилось грозным и ярким всполохом синей молнии, будто прочертившим и разделившим небеса на ад и рай. Каждого ждала своя дорога.

Кажется, тень кормчего метнулась по палубе, тяжело перелезла за борт и укрылась на пустой пиратской лодке, носом стоявшей у греческого корабля. Она тут же отвалила и закрутилась в вихре дождя и ветра, обрушившегося на залив.

А корабль вдруг медленно и тяжело стал оседать, точно получил пробоину в днище. Битва тут же затихла, все стали искать спасение. Это кормчий Атрид не сдал свои «Афины» в плен на разграбление варваров-пиратов и пустил судно ко дну. Теперь бой перелетел за взятие пиратских лодок, стоявших на приколе вокруг тонущих «Афин».

Атрид, успев первым завладеть лодкой, поспешно грёб подальше от корабля, скрываясь под скалы, пытаясь найти какое-нибудь тайное убежище, ведь на дне хлипкого судёнышка лежал тяжёлый ларец, полный драгоценностей, который он снёс с «Афин».

И вдруг на подводном камне, чуть появляющемся после прохождения волны, с фиолетовыми вьющимися водорослями, он увидел «тонувшую» девушку, забытую таврами свою приманку для греков. Одна дрожащая, посиневшая от холода, спаслась сама, выплыла на камень, а тут началась буря.

– Садись в лодку! – повелительно крикнул кормчий, привыкнув громко отдавать приказы, но девушка испуганно сжалась, ведь перед ней возвышался враг с могучей фигурой олимпийского атлета. И она плохо знала греческий язык.

Тогда лихой моряк продвинул лодку вдоль торчащего камня, подхватил девушку рукой и усадил рядом с собой, жестом показывая, что не принесёт ей обиды. Она привыкла подчиняться силе и покорно сжалась на дне лодки. Они поплыли вдоль скалы, преградившей морю наступлению на сушу. Волны сурово и обиженно всхлипывали, будто сердясь, с шумом, вливаясь в пустые гроты и гулкие полости, вдруг открывающиеся у, очерченной мхами, зелёной линии уреза воды.

Небо плакало чёрными дождевыми струями за погибающими «Афинами», пиратский флот, наполненный таврами и греками, которых, невероятно, но скрепила боевая и кровавая потасовка, вдруг все стали спасающимися, ведь богатство утонуло и не за что было бороться или охранять его. Теперь все помогали друг другу, спасали раненых, плавающих вокруг.

Атрид грёб вдоль обрывов, пытаясь быстрее скрыться с глаз врагов. Рядом чуть просматривалась, скорее угадывалась, чернота подводных гротов. Она манила и звала к себе, будто предвещая спасение. Не выдержав Атрид и при опускание волны, сумел протиснуть лодку в узкую щель, ставшую расширятся по мере движения вглубь.

Подводный тоннель превратился в дворцовый зал объёмной формы. На округлых стенах, драгоценными гирляндами, расправив коварно-красивые щупальца, присосались морские звёзды – голубовато-зелёные актинии.

* * *

В «Гроте быка» ночью поспешно заседал пиратский совет, созванный вождём Виром.

– Мы проиграли битву, мы потеряли пятерых товарищей, греческий корабль с богатым грузом утонул, пропала моя дочь Окса, отвлекая внимания пиндосов, не досчитываем одной нашей боевой лодки! – подводил Вир итог прошедшей пиратской атаке.

– У нас пленённые греки, мы их можем продать или выменять на хорошие товары? – заметил Лис.

– Ты забыл наши законы, что чужестранцев мы приносим в жертву Богине Девы?

– Повременим, пусть греки научат своим морским профессиям наших молодых ребят? – предложил «Дельфин». – Ведь нам иметь большие корабли, как у греков?

– Он прав, мы всегда успеем их принести в жертву Богине Девы, а чтобы она не отвернулась от нас, я понесу ей наши дары! – объявил вождь Вир.

Внизу вдруг кто-то жутко завыл визгом пронзительным.

– Что это за крик? – удивился Лис.

– Грот «Эхо смерти» поёт и рыдает, ведь в море бушует шторм!

– А не Окса взывает о помощи?

– Утром будем её искать.

– А сейчас?

– Кто отважится выйти в непроглядное море?

– Я соберу свой отряд, и мы с факелами пройдём вдоль берега, может, её выбросили волны? – тут же предложил Дельфин.

– Тогда бери всех воинов, и осмотрите окрестности вокруг очень внимательно! – приказал Вир.

Ночь непогоды неистовствовала над заливом. Будто ненастье послало прогневанное небо. Гремучие волны и громы неслись на мшистые громады. Дико ревела и грозно клокотала хлябь морская. Берег трепетал перед бунтующими водами. И вдруг перед яростью волн вспыхнули красные факела и медленно закружились вперёд и назад, влево и вправо, освещая грохочущий ад и земляной райский покой, в поисках девы Оксы, отважной ныряльщицы. По суше ходили огни живые, по водам смерть плясала в бурунах, а в тайном гроте любовь рождалась.

* * *

Судьба свела героя Греции, кормчего Атрида и дочь гор Таврии, смелую Оксу, под сводами пещеры, воздушного колпака над тихой водой, где через рваную дыру в обрыве сюда проникал ночной свет, блистая бурей. Они сидели, обнявшись, сохраняя маленькую искру тепла, из которой медленно, всё быстрей возгоралось великое пламя любовного костра. Только им урочище вселенной Творец даровал влюблённым сий дворец. А смерть дщерью тьмы кружилась над ними, рыкая эхом погибшего зверя. А им, казалось, песнь звенит в страстных поцелуях, полных огня.

Ликованье душ под гром ужасного урагана, они дышали друг другом, игрою глаз вели блестящий разговор и радовались неожиданной встрече, посланной небесным предначертанием, хотя на земле мы говорим – случаем.

Как завороженный, смотрел Атрид на дочь варварского племени – тавров, и был покорён прелестным обаяньем дикой красоты. Волшебный блеск чёрных глаз, смуглый оттенок нежной кожи, тёмные кольца пышных волос, – всё в ней привлекало и пленяло его с непостижимой и неотразимой силой.

Слабый свет ночи скользил по высокому лбу кормчего, отражаясь в его блестящих глазах, а Окса не могла оторвать своего восхищённого взгляда от смелого и мужественного лика мужчины, будто приплывшего из небесного океана. Кормчий белого облака-корабля, скользящего над всем миром, вдруг зацепился белоснежными парусником за скалы островов «Близнецы». Широкоскулый, с загорелым лицом и едва заметной улыбкой он очень подходил для роли отважного кормчего, бороздящего небесные и морские пучины. Всёпроникающее обожание охватила доверчивую девушку, ещё не знавшей чувства любви.

Откуда падает и исходит – Судьба, Случай и Встреча Влюблённых? Увидев друг друга, у обоих, будто что-то внутри оборвалось. Отчего это чувство приходит, а никто не знает и не объяснит. Да ведь у каждого такое происходит. И так становится сладко и трепетно на душе, будто что-то щемит и разливается горячим током внутри. То душа прикоснулась к душе.

Что их ждёт впереди? Какая доля им достанется? Всё будет потом, ведь самое главное – они встретились и влюбились друг в друга! Это прекрасно, настолько прекрасно, что Окса, хорошо зная обычаи своего народа – чужеземцев убивают, не испугалась наказания, а послушалась зову сердца – полюбила врага, теперь ставшего её милым образом. Пока ночь скрывает земное творенье лесов и гор, а пираты крепко спят, влюблённым нужно искать спасенье. Они начали обследовать подземный грот, в одну из щелей, подальше от уровня воды, спрятал Атрид свой ларь, окованный серебром, наполненным драгоценностями.

О, удача! Влюблённые нашли пещерный лаз, уходящий вглубь земли. Они медленно и упорно поползли по пути, предоставленные им Судьбой. Куда выведет пещерная дорога – к смерти или спасению? А другого маршрута у них не оказалось.

С кем можно сравнить ползущих двух человеческих фигур, извиваясь телами, гребущих руками, дёргавших ногами? Ведь норы для змей, ужей, мышей, крыс и другой живности – это родной дом, а люди впервые попали в подземную стихию. И ещё страх встречи с подземными гадами преследовал двух обречённых, искавших дорогу к спасению. Но только вперёд и вперёд, ведь есть где-то выход? Пещерный лаз проложила дождевая вода, растворяя камень, стекая вниз, к морю, а им нужен был выход из земли!

Спасавшиеся не разговаривали, только сопели от натуги. Кормчий, ползущий впереди, давно отдал свою нательную рубашку любимой спутнице, чтобы она не обдирала нагое тело об острые и колючие камни пещерной галереи.

– Что с тобой? – спросил Атрид, услышав всхлипывание за собой. Окса запутала свои волосы за низко висящий столб и больно рванула копну. С трудом, руками за спиной, она расправила из каменного плена пышную косу, уже свалявшуюся от пещерной грязи. И вновь продолжили героический путь, проходящий по нутру земли.

Темнота впечатывала их в плоть камня, им казалось, что они уже забрались в могилы мертвецами незрящими. Но продолжали ползти, словно надеясь, что за могилой есть другое бытиё, им неизвестное. Сердечный трепет у них не затих и не иссяк, а горячо двигал и двигал, пытаясь и надеясь найти спасение.

Сейчас темнота стала, как вода, заливая глаза слезами, не от безисходности, а от страшного напряжения, когда пытаешься просверлить её взглядом.

Слепая стихия стиснула ползущих. И тогда они стали ловить звуки, может, они укажут им путь выхода из подземелья? Где-то рядом журчала вода, так тихо, приятно, будто убаюкивала. Вода вздыхала, жалея горемычных. Но это оказался ответ, значит, она протекла с поверхности, ручей пробил, промыл себе русло и плетёт лабиринт в тисках камня. И звук воды принёс им живую радость, точно нежная надежда стала ласкать их удвоенный слух.

Обречённые обрели звуковое зрение и ползли к убегающей воде. Нет, они ошиблись, ведь вода приближалась, окропляя их сыростью и каплями, падавшими с потолка.

Прежде чем продвинуться вперёд Атрид ощупывал руками все пространство перед собой, но это были камни и он полз, Окса тоже раздвигала руками, касалась его конечностей, будто боялась остаться одна в вечном мраке, сразу делала рывок и иногда лбом тыкала в его голые ступни. Эти соприкосновениями они ощущали свою связь и будто вели приятный разговор.

И вот руки Атрида окунулись в прохладную влагу, он обнял ручей, и вода пролилась сквозь пальцы, приятной текучей жидкостью приветствовала затерявшихся мучеников подземелья.

Они умылись родниковой свежестью, поцеловались молодостью и вновь воспрянули духом. Теперь путь только вверх откуда стекает вода, так теоретически рассчитал капитан, хотя кому известен пещерный лабиринт с его тупиками, затейливыми кроссвордами ходов и двойным дном пещерных этажей.

Но дорога, по бегущей воде, оказалась невыносимой, холод просто скрутил их тела, превратив в дрожащие безумие. Но слепой случай, а точнее воздушный объём, толкнул Атрида подняться во весь рост и он догадался, что узость пещерного хода иссякала, они попали под высокие своды. Окса уже стояла рядом, мокрая, нервно рыдающая облегчением, будто они уже вышли на свободу. Нет, просто ей невмоготу стали движения и горизонтальное положение пресмыкающихся тварей.

– Всё будет хорошо! – успокаивал Атрид девичью неспособность змеиного ползания.

Но путь на двух ногах оказался ещё сложнее и труднее, ведь ступни постоянно проваливались в какието ямы, щели, цеплялись за неровности, спотыкались за бугры и камни. Теперь падения на пол стали часты и естественны. Выручал ручей, где они обмывали синяки и шишки, прикладывали водой холодные компрессы.

* * *

Утром вождь Вир, набрав приношение Богини Девы из золотых монет, серебряных фигурок греческих богов и героев, захваченных в пиратских схватках, направился к перевалу, где было Главное капище тавров. У входа на горную тропу вырос многовековый дуб с раскидистой кроной, ему тоже поклонялись тавры.

Вир встал на колени, приложил ладони ко рту и три раза проухал, как филин, обращаясь к Духу Гор. По поверьям тавров, чтобы вызвать благословения Духа Гор, нужно ему поклониться, и тогда легка и быстра будет дорога в горах. Дух Гор жил повсюду – в кронах раскидистых деревьев, в толстых стволах, в чистых родниках, в цветах и травах, в рубленом рельефе скал, где можно было отчётливо увидеть его лик. Могучий, великий, с мшистой бородой, с проницательным взглядом голубых глаз тавры видели в Духе Гор образ человека, заворачивающего в облачные оранжевые одежды или прозрачные тучки, стелющиеся над ущельями и скалистыми утёсами.

Когда Дух Гор гневался, то густые и непроницаемые туманы обволакивали горы и лес, закрывали глаза горцев-охотников непроницаемой пеленой, не давая им успешно охотиться или спутывая тропы и дороги для идущих по ним.

Тавры аккуратно приносили дары Духу Гор головы убитых животных, рога и копыта, оставляя их на вершинах гор и скал, где Дух Гор любил отдыхать, созерцая и любуясь горными далями, сохраняя в своём сердце великое и чистое чувство, рождённое только родиной. Он обводил взглядом её величавый и волнистый простор, встающий божеским вдохновением из морской синевы.

А сейчас вождь Вир просил разрешения Духа Гор, чтобы пройти по горной опасной тропе к святилищу. Откуда-то издалека раздался желанный ответ – уханье филина. И тогда Вир пустился в путь.

И вдруг перед ним из скальной расщелины вылезли две фигуры – полуголые, покрытые ссадинами, царапинами, синяками, но счастливые и радостные, будто они пролезли под Понтом и оказались в родном городе Атрида – Гераклеи Понтийской. Буйство молодое объяло влюблённых, сомкнувших свои крепкие объятия в страстных поцелуях.

– Окса лазореокая, златой Афродите подобная ликом, я люблю тебя больше жизни! Жестокие испытания мы выдержали и вышли победителями. Теперь душа и думы связаны только с тобой, с твоей нежностью и красотой!

– Артемид, судьба моя! Как я счастлива, что встретила тебя! Мы проплыли, проползли, прошли полмира, сквозь дикий голос катастроф и препятствий рождалась и крепла наша любовь. Моя дальнейшая жизнь невозможна без тебя!

Взрыв любовного восторга лился из уст ангельских голубков, спасшихся от смерти и вырвавшихся из могильного плена пещеры. Гимн любви гремел на разных языках чистым голосом, милым зовом, но разве это помеха для пылающего жара молодости. Ведь в словах любви звучала мелодичная музыка, доступная только слуху навечно соединившихся сердец.

От этой сцены суровый Вир опешил, отцовская радость горячей волной объяла его, что дочь жива, и тут же он увидел её, запретную законом тавров, любовь к заклятому врагу – чужестранцу. Что делать, как поступить вождю тавров – казнить или нарушить обычай и помиловать греческого моряка, ведь его любимая дочь сблизилась с чужим из их рода? Вождь и отец соединились в одном лице? Мудрость и муки! Страдания и счастье! Суровость и сострадание!

Ответ пришёл сам по себе. Счастливая Окса бросилась на шею отца, обнимая его и заливаясь слезами, а греческий муж встал на колено и с достоинством склонился перед вождём тавров, прося пощады и руку прекрасной дочери.

Скрепя сердце вождь произнёс: – Идёмте на перевал и поклонимся Богине Девы, там Всемогущий шаман восславит ваш обряд венчанья!

Под сладкий шепот лесов и серебряный говор ручья, свадебный кортеж из трёх человек и собаки Крейза, медленно стал подниматься к Главному и Горному святилищу тавров, стоящему на перевале у самой высокой горы Тавриды.

Застыли каменные горы, синея, восходят до небес, плывут величием вокруг, на них шумят леса, цветы и травы пахнут утренней росой и свежим духовитым ароматом, и путники усталые бредут.

Красой лица, добротой души блистала дочь вождя. Прелестней не было в горах. Пылающий румянец на щеках, златые кольца вьются по плечам и очи бледноголубые, подобны луговым лепесткам на перевале.

Лик спокойный и суровый был у её отца, предводителя тавров, и все подчинённые робели перед ним, а чужестранцы от страха млели и дрожали. И родина вошла в его сердце чудесным и счастливым краем, которой он гордился и берёг от нападений и набегов врагов.

А греческий моряк глаза, горящие любовью, не спускал с девушки-судьбины. С улыбкой льстивой и покорной на устах, склонялся он перед таврским вождём. Сам статный, вдохновенный, как гомеровский стих, таил в себе ум, опыт и навыки морского кормчего, где важными всегда стояли – дипломатия и терпение. Он высок, красив, приятен своим обличьем.

Пёс по имени Крейз оказался белым, лохматым и громадным волкодавом, встречавшим грудью волчьи стаи, охраняя овечьи стада. Послушен был только Виру, хозяину и кормильцу.

Впереди открывалась узкая полоска земли, пустынная с крутыми откосами и обрывами, соединявшая два высоких нагорных плато. Будто полуобнажённая гибкая Окса крепко, двумя раскинутыми руками, держала любимых – отца и Артемида. Буковый лес, одевший склоны, нависал над ущельями, стекающими по обе стороны перевала.

Раздумье тайное встаёт над перевалом, где тавры поклоняются Богине Девы, где слышен шепот уст, слова молитв и солнца луч скользящий. И гром, и молнии, и дождь, и снег сыпучий. И слёзы неба и земли с горечью и сладостью, с болью и радостью. Виденья бледные и пёстрые здесь до сих пор встают, плывут, живут.

На культовом открытом овале, границы которого отмечали ямки с простыми камнями, гостей встречал Главный Шаман в белом одеяние, с седыми длинными волосами, ниспадающими на плечи, руладами волнистой бороды, державшего за верёвку спутанного жертвенного быка, украшенный гирляндами цветов. Над капищем вставало чудное небо с легкой прописью плывущих прозрачных облаков. Шаман священнодействовал, обращаясь к небесным силам. Быстрый и сильный удар ножа прямо в сердце могучего быка и он, подкошенный, валится на зелёную траву.

Кровь жертвенного быка пьют тавры, и этот языческий обычай совершает капитан, обмакнув пучок травы к сочившейся ране поверженного животного и приложив свои губы к густой и кровавой влаге, вытекающей из священного и ритуального скотоводческого божества.

Святой восторг горных дикарей от выпитой крови приводит грека в мистический ужас, но взглянув на Оксу, опять почувствовал Атрид не понятное и не проходимое влечение к милому образу, и позабыл о первобытном кровожадном обычае, словно пригубил румяное вино.

А вождь тавров Вир тайно, исподтишка, наблюдал за красавцем греком, пытаясь в его действиях и мимике лица найти фальшивые выражения или брезгливость к таврскому поклонению, но Атрид, будто позабыв о всякой осторожности, горячо и самозабвенно любовался его дочерью. И осторожный и хитрый воин Вир поверил в искреннее чувство молодого кормчего. Потом ему самому хотелось породниться с великой греческой нацией, принёсшей цивилизацию в его дикий край.

– Соединяя жизнь двух влюблённых, я приношу в дар Богини Девы серебряного орла! – торжественно восклицает вождь и в жертвенную лунку помещает изящную драгоценную статуэтку.

– Благодарю вас, вождь благородный! – отвечает чужеземный кормчий Атрид и даёт божественную характеристику культу греков. – Орёл символ Зевса, небесной солнечной силы, огня и бессмертия. Орёл связан с вершиной мирового дерева, а змей с его корнями.

Над культовым овалом запылал большой костёр, где жарили мяса жертвенного быка, а голову и кости сжигали в дар Богини Девы. И неспроста греческое слово – таурос – бык послужило грекам дать имя местному туземному народу – тавры, происхождение и имя которого остались неизвестны.

* * *

Узнав о свадьбе Оксы и чужестранца, Дельфин просто затрясся от злобы, ведь он страстно был влюблён в дочь вождя и надеялся стать её мужем. А тут свалилось такое несчастье и недоразумение, вместо ого, чтобы казнить чужестранца вождь Вир отдаёт ему в жёны собственную дочь. И рухнули все планы Дельфина, а как красиво и удивительно он проводил время с дивной Оксой, плавая и ныряя с ней у берегов залива. Он уверенно надеялся, что девушка обольщена его мужской силой и талантом ловкого пловца, ведь многие горцы-тавры не могли плавать, а он отлично овладел этим искусством. Потом он был смелый и геройский пират, умело организовывая нападения на торговые суда, часто и много снующие по заливу.

«Залив сокровищ!» – так Вир назвал таврскую морскую территорию, и Дельфину очень понравилось это выражение, ведь он счастливо жил и удачливо пиратствовал в ней, словно рыба в воде.

Но душно стало Дельфину, будто он и в правду превратился в рыбу, выброшенную на берег, задыхаясь от ненависти к заморскому счастливцу, случайно забредшему на своём корабле в их исконный залив, легко и быстро отобравший сладкий кусок, о котором так мечтал Дельфин.

– Позор тебе и проклятия, вождь Вир, ты предал таврские законы и помиловал чужестранца! – шептал Дельфин, но вслух произносит свои заклятья, панически боялся, хорошо зная силу и ум вождя.

Но злоба диким голосом звала Дельфина к мщенью. «Убей чужестранца! И Окса будет твоя!» Шептала злость разгоряченному невесёлыми думами лихому пирату. « А если убийством чужестранца я прогневлю вождя, то и меня тоже ждёт неизбежная смерть! Ведь он изменников разглядывает с первого же взгляда и может догадаться о моём плане». Здравая мысль останавливала Дельфина от преступления. «А что посоветует мне наша Богиня Дева?» – задумался Дельфин. «Нужно помолиться», – решил он.

– Святая Дева, Богиня гор! Успокой мой дух заблудший! Останови меня от безумного злоумышленья! – обратился Дельфин.

Ответа нет. Молчало небо. Точно заблужденье было предано забвенью.

* * *

А скоро им вдвоём выпало новое пиратское дело. На дальнем острове, что смотрел в открытое море и имел название «Старший брат», второй, ближе к берегу носил имя «Младший брат», а оба острова тавры называли – «Близнецы», они должны высадиться с лодки и тут ждать очередную жертву. При появление паруса на горизонте зажечь дымный костёр, привлекая внимания врага, а если вдруг налетал туман, то гудеть в бычьи рога, эхом зазывая блуждающий корабль, сбившийся с курса.

Вождь Вир, явно предчувствуя неприязнь Дельфина к таврскому кормчему, отобравшему у него красивую невесту, решил проверить обоих в деле и послал одних, без сопровождения воинов.

Атрид отлично понял мысль вождя, что его испытывают на благонадёжность и способность теперь служить таврам, когда он стал членом их сообщества. Только не мог понять угрюмость сопровождающего. Этот парень отказывался говорить с ним, держался сухо и настороженно, даже как-то отдалённо.

Кострище для маяка было устроено на верху скалы, на «голове» «Старшего брата». Маленький овал, как лысина, был черный от копоти и старых углей. Вязанки дров дозорные принесли за спиной и аккуратно выложили сухой шалашик, заготовку для будущего костра. Все действия проходили в полном молчании.

Сердце Дельфина кипело злобой, ведь он главарь пиратской деревни тавров, плавающий, как рыба, смелый и сильный, которого боятся многие соотечественники, и вдруг так опростоволосился перед греческой дрянью, лишившего его знатной жены. Конечно, многие знали, что он влюблён в Оксу и теперь будут смеяться ему в глаза, похихикивать за его спиной. Нет, это невозможно. Но убить грека Дельфин не мог, за это его бы жестоко наказал бы вождь Вир. Кормчий, оставшийся без корабля, сам должен умереть, отступившись на скалах и рухнуть в пропасть, или погибнуть в бою со своими заморскими земляками. Всё покажет время, а пока надо тщательно наблюдать за греком, добротно и без суеты, который быстро и легко осваивается на новом месте.

Атрид чувствовал, что пират зорко за ним подсматривает и не пропускает ни одного его движения.

«Что же ты, сопровождающий, такой сумрачный и подозрительный, но мне надо дружить с тобой, ведь я остался среди вас, варваров, ради своего сердечного чувства и теперь должен всё стерпеть, но я буду учить вас жить по нашим греческим правилам и законам!» – спокойно и уверенно твердил себе кормчий.

Остров «Старший Брат» оказался крутым и обрывистым, без удобных тропинок и полянок. Только остов скалы, словно торчащая голова демона из воды, с рельефными очертаниями человеческого лика; нос, рот, уши, глаза, вьющиеся кудри и лысина. Явно было видно, что в нём скрыты какие-то тайны и загадки, будто неведомые силы и святые жили здесь или устраивали ночные встречи.

Вдали в море показался парус корабля.

– Зажигай костёр! – забыв о своей осторожности, запальчиво закричал Дельфин. – Надо трирему привлечь к нашему берегу!

– Слушаюсь! – по-морскому ответил кормчий на приказ пирата.

– Больше подбрасывай мха и сухих водорослей, тогда дым будет чёрный и далеко заметный!

И заработал, заплескался, задымил костёр, выбрасывая тёмные клубы в небо, будто фигуры диковинных животных с тремя головами, пятью ногами, горбатые и хвостатые, рогатые и ушастые ползали по небу, выписывая дымные следы, кольца, черные дыры, вытягивались в растрепанные букеты, опять собирались в образы лохматых зверей, бродивших в необъятном пространстве, в поисках одиноких белых лебедей-облаков. Теряя силу и плотность черноты, они медленно таяли в прозрачности купола.

Но парусный корабль увидел дымный сигнал, идущий из-за горизонта, и заспешил поскорее причалить к удобному берегу, встав под защиту скал и гор от бурь и штилей, получив добросердечный уют и вкусив свежей пищи и питьевой воды.

– Смотри, парусник плывёт на наш зов! – радостно закричал Дельфин.

– Да, он направляется к нам, – подтвердил греческий кормчий.

– Будем готовить ему встречу!

– Какую?

– Пиратскую!

– Подобную, как мне сделали?

– Конечно, но в другом оформлении.

– А в каком?

– Увидишь.

Но тут случилось нечто неожиданное, как иногда бывает в природе. С гор потянул ветерок «Поющие камни» и принёс облачную завесу, туманным серебром покрывшую Залив сокровищ. Туман поглотил дымный маяк, встав непроницаемой завесой на пути корабля, который тут же застопорил быстрый ход, не зная в какую сторону повернуть свой нос. Пелена залепила глаза морякам.

Но из-за непроглядной легкой плоти неожиданно раздался необычный и притягательный звук рога, будто охотник трубил, сзывая своих собак.

– Паруса спустить и медленно грести в сторону звука! – приказал капитан. – Местные жители оказывают нам голосовую помощь, чтобы мы удобно и безопасно причалили к берегу.

А рог гудел утробно и гулко, будто пел песню о дороге, о жизни, о смерти, спасая души заблудившихся моряков в тумане.

Это «Дельфин» умело и красиво исполнял музыкальные звуки из полого бычьего рога, выводил удивительные мелодия. Всё в тумане оказалось во власти слепоты: волны, скалы, люди, лишь громкий голос рога выводил из немоты, заставлял моряков заворожено поворачивать головы, слушая колдовские призывы. И пошли они против воли волн на спасительный голос чудного эхо. Оно летело стрелой с острой скалы, ударялось о громаду горы-медведя, скользила по плавным волнам, как белая чайка, взлетало над берегом, и опять уходила в морское пространство, зарываясь, застывая, растворяясь в шумных бурунах, бегущих из далека. Но прерванный бег вновь поднимался от нового звука римской буцины, это товарищи-тавры трубили на берегу в горло трофейного музыкального инструмента, завлекая корабль в коварные пиратские сети.

– Будто гарпии стонут, духи вихря и смерти, птицы с женскими головами и грудью, невидимо летающие по воздуху и похищающие людей! – опасная фраза пролетела над кораблём, медленно и уверенно подгребающему к острову-голове «Большого брата», откуда так обаятельно и требовательно раздавался колдовской призыв острого рога.

Природа ослепла для мирной осмотрительной судьбы, но корабль не остановишься уже. Уж потом, кормчй вспомнит о тяжести в душе, а сейчас сопротивляться бесполезно, все в чарах губительных звуков.

Корабль шёл в направление магического голоса, оставляя пенный след судьбы. Казалось, что соблазнительный гул доносится из чрева земли, обещая открыть райские кущи. Ах, как верят в добрую сказку уставшие моряки, долго пребывая средь водной стихии. Как приятно ощутить под ногами земную твердь, а не постоянно качающуюся палубу. И услышать чириканье воробья, а не ночной рык морских чудищ.

Но плотный туман, синее колдовство, кутает корабль в безжалостном пространстве, и только тонкая нить ведущего голоса рога протянута сквозь мрак непогоды и жизни тяжелой, морской и лихой. Скорей бы дунул ветер с моря, иль с гор обрушился ураган и солнечным светом озарил Залив сокровищ, где в тайных пещерах скрыто невиданное холодное сияние драгоценностей в спрятанных кладах с печатями крови, предательства, яда, любви, измены и смерти. Будто многие пороки человечества поставили свои метки на облицованных серебром ларцах и глиняных амфор, наполненных золотыми монетами.

И вспышки белые утренних лучей ярки на бледном полусвете, корабль режет воздушную плоть, разделяя её прозрачным тоннелем на две полусферы, которые медленно расходятся, как сверкающие льды, открывая серебряную башню острова, похожий на гигантский ковчег Ноя. И блестит музыкальная нить сомненьем и тревогой над внезапно остановившимся кораблём.

Но поздно, со скального уступа летит точная веревочная петля на мачту корабля и тут, же его причаливает бортом к острову.

« Дельфин» трубит гимн победы.

– Это не порт, а пристали мы, простодушные, к пиратскому логову! – стали возмущаться моряки. – Смотрите, вон тавр на скале стоит, метнувший веревочную петлю на нашу мачту!

– Гоплиты, высаживайтесь на остров, обрубите канат, а тавра плените! – последовал приказ кормчего.

И отряд вооружённых воинов быстро исполнил приказ, но удобной тропы не оказалось, а лезть по крутым скалам с громоздкими щитами, в панцирях и шлемах, было почти невозможно. И тогда вверх налегке отправляются несколько мужей с одними мечами в руках.

А «Дельфин» зорко высматривал все действия врагов, помощь тавров на лодках почему-то опаздывала.

– Иди, вступай в бой со своими соотечественниками! – приказал он Атриду. «Дельфин» посылал Атрида, надеясь, что он бросится в объятия греков, спасая свою жизнь, забыв совсем об Оксе. А если начнёт сражение, то будет изрублен на смерть. Его злая мечта исполнялась, избавится от ненавистного грека, отнявшего у него желанную девушку.

Атрид не испугался многочисленного воинства, рассыпавшегося по скалам и медленно поднимающегося вверх. Он ловко бросал в них камни, заставляя повернуть назад, но они только разъярились от полученных ударов, и неукротимо шли на сближение.

«Дельфин» увидел, что враг совсем близко и окружает его, вскинул рог к губам и затрубил, взывая о помощи к пиратам-таврам. Эхо живое и трепетавшее страхом отчаянно зазвучало над островом, оповещая Залив о попавшем в западню «Дельфина». Гоплиты подступили совсем близко, ещё миг и пирата изрубят мечами.

– Атрид, спаси! – взвыл обречённый, обращаясь к последней надежде. И греческий кормчий, вступивший в союз с таврами, кинулся на помощь своему недоброжелателю, втайне желавшему его смерти.

Атрид оказался смелым и искусным воином, вмиг раскидавший смертельный круг, сжимавший «Дельфина». Позиция у него оказалось очень удачной, он наносил удары сверху скалы, и гоплитам тяжёло было сопротивляться будто налетевшему коршуну, рвавшему острыми «когтями» и «клювом». Меч Атрида покрылся кровью соотечественников, подтверждая его братство и близость с таврами. Но он тоже оказался ранен в плечо от сокрушительного меча гоплита. А ведь Атрид мог спокойно обрубить канат, державший корабль за мачту, и бежать с греками в родные края, но любовь к Оксе оставила героя в Заливе Сокровищ.

Отбитый от врагов «Дельфин» уже трубил в рог о неожиданном счастливом спасении. Он будто пел гимн своему новому другу и побратиму, горячей кровью раны Атрида и врагов, окропившему их союз. Теперь эти два существа становятся преданны навеки и даже Окса не сможет разлучить боевых друзей.

А лодки тавров уже выскочили из-за скалистых скул острова, весла поспешно рассекали воду и пошли пираты на абордаж греческого корабля, многие воины которого оказались на берегу. «Греческий огонь» забрызгал с корабля на атакующие лодки пиратов, попав под горящие струи нефти, деревянные узкие судёнышки запылали, а обожженные тавры дико закричали с раздирающими душу воплями.

– Нужно свалить каменную глыбу на корабль и пробить его палубы! – воскликнул опытный «Дельфин».

И друзья, побратимы кровью, принялись толкать подошвами «живой» камень, торчащий у них под ногами. Солидный кусок скалы довольно легко выскочил из гнезда и обрушился вниз, прямо под стоящий корабль, нанося ему ужасные удары-пробоины. Кормчий, попав под падающий камень, был мертв с рассеченной головой. Получив рваную брешь, корабль начал набирать воду, а команда растерялась, оставшаяся без кормчего, этим и воспользовались целые лодки тавров, подскочившие к тонувшей жертве. И теперь рукопашный бой завязался уже на верхней палубе, обреченная команда стала отчаянно сопротивляться нападению пиратов. Звенели мечи, раздавались победные и смертельные крики, стоны. Среди сражающих мелькнула фигура «Дельфина» с ларцом кормчего в руках. Раненный Атрид, наблюдавший сверху за битвой на корабле, увидел, что ловкий и хитрый «Дельфин», выскочил из каюты кормчего, несся тяжёлый груз, завернутый в белый гиматий. Он быстро пробрался среди сражающихся моряков-греков и пиратовтавров, не вступая ни в какое единоборство, соскочил на берег и стал подниматься по скалам. Остановился возле «Ухо острова», отодвинул камень, закрывающий вход в подземелье, и исчез внутри. Скоро появился обратно с пустыми руками и довольной улыбкой во всю сияющую рожу.

Отвлекло внимание Атрида нежное прикосновение рук Оксы, внезапно появившейся за его спиной. Она вплавь добралась к «Большому Брату», пролезла по обрыву и нашла своего возлюбленного с раной на плече. Окса тут же стала вытирать кровь с Атрида сухими травами, сорванными среди камней.

– Милый, тебе больно? – участливо спрашивала девушка.

– Нет, мне приятно твоё прикосновение! – отвечал Атрид, сжимая зубы от резкой боли, пронзившей его плечо.

– Сейчас я остановлю кровь, и тебе станет легче, – пообещала народный эскулап, колдуя и выбирая лечебные травы.

– Сделай быстрее.

– Теперь ты, любимый, доказал вождю Виру и всем пиратам-таврам, что ты на их стороне, а я тоже убедилась, что не бросил меня. – С радостью шептала Окса на ухо стонущему Атриду.

– Я не мог изменить данной клятве тебе!

– Но я волновалась – выдержишь ли ты поединок с единоверцами, не убежишь с ними на родину, но ты оказался настоящим героем в бою!

– Только думы и моя любовь к тебе толкнули и бросили меня в битву!

– Моё сердце разрывалось от муки сострадания, я видела, как враги окружили вас с «Дельфином», но ничего не смогла сделать, ведь вождь Вир приказал испытать тебя в смертельном бою и не пускал лодки тавров на помощь.

– Но я пришёл на выручку к «Дельфину».

– «Дельфин» был вне опасности, ведь он мог прыгнуть в море со скалы, как он это уже делал не раз.

– А я думал, что спас его от ударов гоплитов?

– Конечно, спас, ведь он замешкался и попал в окруженье, что даже не мог подступить к краю скалы и сигануть в море.

– Теперь мы побратались с ним пролитой кровью.

– А ты подарил мне любовь, посланную богиней Девой, и я приношу тебе свою клятву на вечную верность!

– Никто и ничто не разлучит нас!

– Я тоже так хочу.

Разговор будто принял магическое действие на влюблённых, словно по волшебству весь мир вокруг них засиял розовым и радостным светом. Сверкающий день клонился к вечеру, солнце медленно опускалось за скалистую и горную кромку, освещая переливчатым золотистым светом раскинувшее море, но берег и Залив Сокровищ уже были окутаны тенью высоких гор.

И битва на корабле сразу стихла, все мечи опустились, все крики онемели, пираты пленили медленно тонущий корабль. К счастью, убитых оказалось ничтожное количество, а раны у сражавшихся были незначительны. Но сердца побеждённых греков были охвачены жгучей ненавистью и стремлением к мести, а тавры равнодушно относились к битве, как к обычной выполняемой работе, хотя некоторые из них оказались убитыми. Ведь пиратский промысел вошёл в их повседневный быт.

Вся Таврида вокруг дышала войнами, стычками, внезапными схватками. В горах на тавров нападали соседи скифы, отбирая и угоняя скот, приплывающие греки высаживались на берег, занимая лучшие и удобные земли, римские легионеры теснили таврские отряды воинов.

И пришлось таврам перейти на партизанский и пиратский образ жизни. Но они стойко держались все вместе, помогая, и выручая друг друга. Сейчас они грабили взятый корабль, вынося с него все содержимое: амфоры с вином и маслом, орудия сельскохозяйственного труда, греческую одежду, обувь, военные доспехи и оружие, и ещё множество предметов нужное и в быту тавров. Чтобы корабль с пробитой палубой и днищем, не ушёл под воду, тавры крепко привязали его верёвками к скальным утёсам-перьям, торчащим на берегу острова. Пробоину в днище наспех заделали, и судно осталось наплаву. Награбленные грузы перевозили на материк и на остров «Малый брат», где было удобно базироваться таврским узким каноэ, выдолбленным из легкой смолистой сосны. Там же находились удобные площадки для складирования грузов.

Окса посадила раненного Атрида на такую танцующую шлюпку и сама погребла к вогнутой тетиве берега. Проплывая рядом со стонущими подводными гротами, она улыбнулась и показала на тесную щель в скале, сейчас залитую прибоем, куда они протиснулись недавно на лодке, где был спрятаны драгоценности с погибшей «Афины», где находился подземный ход, выведший их на волю.

Атрид тоже улыбнулся ей в ответ и прижал палец к губам, показывая жестом, что надо хранить в тайне совместный секрет, рождённый в минуту грозной опасности их жизней, и яркой искры вспыхнувшей между ними любви.

Берег встретил раскинутыми рыболовецкими сетями, суетой выгружаемых грузов с захваченного корабля и приветствиями жителей деревеньки «Ракушка».

Вождь Вир, довольный, что не ошибся своему выбору в лице кормчего Атрида, выдержавшему смертельное испытание и не бежавшего от тавров-пиратов, тоже радостно поздравил его выходящего из лодки. Венок из вечнозелёных лавровых листьев, подобно как это делают греки, был возложен на шею явно смутившегося Атрида. А глаза счастливой Оксы, как две звезды, сверкали в надвигающейся летней ночи. Она приятно мыслила: « И всё же в Атриде кроется какая-то тайна, – рассуждала она про себя. – О чём он сейчас думает? Как собирается построить нашу жизнь? Для чего он спрятал в пещере драгоценности? Он любит меня. Пройдёт время и он посвятит меня в свои планы. Я хочу родить ему сына, и он продолжит наш род. – И тут же беспокоилась. – А где мы будем жить, разве Атрид выдержит наш суровый быт?».

Лай собак известил их о близости жилища. Окса вела Атрида в дом отца Вира, стоящего над «Заливом Сокровищ» в деревне «Поющие Камни». Псы почуяли, что рядом появился чужой человек. Она свистнула, и собаки умолкли, узнав её. Простое строение тавров, аккуратно сложенное из обломков местного камня. Спустилось светлая ночь, и здание четкой тенью рисовалось на фоне неба.

Атрид шёл медленно, перевязанное плечо болело и мешало быстрому ходу. Окса осторожно поддерживала его и ступала рядом по широкой тропе-дороге, проложенной таврами для перегона скота и собственного пользования. Атрид думал о секрете «Дельфина», спрятавшего золотые деньги из захваченного судна в явно скрытый тайник, известный, наверное, только пирату. « Это его тайник или достояния всех пиратов? – задавал Атрид вопрос самому себе и тут же пытался ответить: – Наверное, хитрюга «Дельфин» собирает себе богатство. Но если узнают тавры, то казнят его! Надо внимательно проследить за ним?»

– Ещё долго к твоему дому? – спросил уставший Атрид.

– Сейчас придём, это рукой подать.

Окса привела возлюбленного в свою девичью комнату, обмазанную внутри желтой глиной, с деревянными полатями, каменным очагом, грубым столом, двумя колодами для сиденья. Изящные маленькие амфоры, наполненные греческим миро, благовонным маслом, стояли на окне, затянутом бычьим пузырём. Глиняная статуэтка божества «Девы» восседала среди венка цветов. Всё просто и примитивно, но комната дышала каким-то девичьим изяществом и прелестью, где Атрид почувствовал милый уют, будто вошёл в родной дом.

* * *

И потекла новая жизнь греческого кормчего среди туземцев в незнакомом крае. Первые дни он ничего не делал и жил, скитаясь по береговым скалам, внимательно рассматривая местность, изучая все её штрихи, мысы, гроты, утёсы, фарватер, видимые течения и дующие ветры в разное время суток. Точно в голове создавал и записывал прибрежную лоцию. Каждый день утром он появлялся в деревне «Ракушка» с головой, полных разных мыслей, в нервном оживлении, взвинченный непонятной тревогой. Дозорные пиратов, наблюдающие за появлением судов в море, молча встречали его на своих наблюдательных точках, где иногда он появлялся. Любил он рано вставать и любоваться младой красотой юного утра, когда в зеркале моря умывалась луна, уходя на покой, и купалось солнце на восходе. В такие восхитительные минуты он вопрошал себя: « Какой рок забросил его в землю тавров, и где он встретил возлюбленную? Откуда это предначертание? Не осиян ли он Зевсом? И как он теперь должен нести свою судьбу? Жить с ней здесь в этом крае или бежать с милой на свою Родину?» Ответ будто таял в пенных бурунах.

Рыбаки-тавры дичились его, ведь он был чужестранец. Но вскоре он стал находить с ним общий язык, давая дельные морские советы. Тягостное уединение у него стало проходить. Окса не плелась за ним хвостиком, понимая, что Атриду нужно самому освоиться среди всего никогда не виденного, от других людей с их исконными и первобытными обычаями до природной обстановки, явно различимой с его родиной.

«Дельфин» давал ему лодку и Атрид медленно оплывал «Залив Сокровищ» внимательно рассматривая подводные рифы, банки, мели, будто собирался стать здесь местным лоцманом. Мох и травы, колышась, уводили в таинственные гроты, где притаились незнакомые обитатели водного мира. Окаменевшие представители древних эпох известняковыми скелетами и коралловыми лучами покрывали дно. Морские лилии и моллюски как голубые и розовые «клумбы» светились в подводном солнце. Загадочное дно покрыто растительностью. Водоросли представляли самых древних обитателей Земли. Прикреплённые к камням и скалам, мощно растут зелёные стебли, пышно разрослась бурая цистозира. Красные, сине-зелёные и фиолетовые кущи сопутствовали лодке Атрида, постоянно плывущие вокруг или появляясь на утёсах, образуя уродливые контуры с фигурами страшных чудищ.

И однажды он встретил нечто подобное. В середине бухты, метрах в тридцати от острова «Большой Брат», он заметил выступающий камень, обросший бурыми водорослями. Но камень плыл. Медленно и уверенно, рассекая воду.

«Наверное, клубок водорослей несёт течение?» – предположил Атрид. Но продолжал наблюдать за ним. Каменный выступ стал терять округлую форму, удлинился.

Атрид застыл от неописуемого удивления. Он увидел, что клубок развернулся. Вытянулся в гигантскую длину. И двинулся волнообразными движениями в сторону острова, где качался на лодке греческий кормчий. Чудовище было совсем недалеко, внезапно оно подняло голову над водой. Треугольной формы панцирноголовая змея смотрела пронзительным и безжалостным взглядом, от которого цепенело тело и застывали мозги, отчего Атрид превратился в неподвижную статую. Но навалившийся страх позволил кормчему хорошо рассмотреть морское чудовище. Роговые пластинки серого цвета покрывали голову и шею, пасть сверкнула белизной и была вооружена острыми зубами, между ними струился красный огонь длинного языка. Стекающие капли воды смешивались с пузырящейся пеной из пасти. Чудовище устремилось к лодке.

Кормчий видел только приближающуюся голову на длинной шее, а туловище скрывала вода. Голова, как хорошая тыква, пронизанная багровым отсветом, со звериным оскалам рвалась к омертвевшей жертве, испытываемой ужас, пронзившей её, будто уже вкусившей боль раздираемого тела. Кормчий мгновенно выдохнул страх, а вместе с ним безобразный и неслыханный вопль, расколовший молнией небо и море. Атака хищника, удивлённого необычным криком, чуть захлебнулась, что позволила кормчему левой рукой выхватить из-за пояса кинжал, а правой поднять весло для удара по голове ископаемого чудища.

Змей рвался в победный бой, и тут Атрид увидев, что мимо него метнулось испуганное туловище дельфина и укрылось за его лодкой. И сразу почувствовал обжигающую острую боль по пальцам, державшей весло. Кровь забрызгала ему лицо, а перед глазами вдруг скользнуло перепончатая шея морского гада, которую он тут же ткнул кинжалом. Теперь зверь захрипел, заикал, захрюкал, закашлял и тут же провалился в синюю пучину.

Но быстротечная схватка выбила кормчего из лодки, и он свалился в море, обливаясь кровью и болью от потерянных пальцев, срезанным острыми зубами древним выходцем царства земноводных, и стал тонуть. Но потерявшего сознания Атрида спас черноморский дельфин афалина, подставив тело под его спину, и приплыв к берегу, где кормчий пришёл в себя.

– Спасибо, дружище! – благодарил моряк дельфина за спасение. Но тут улыбался, открывая свою безобидную пасть, и что-то дружески ворчал на рыбьем языке, будто тоже благодарил кормчего за своё спасение от зубов троглодита, охотившегося на дельфинью стаю.

Двух пальцев на правой кисти кормчий не досчитал, морская солёная вода обезвредила рану и остановила кровь.

Окса, словно предчувствуя беду, опять внезапно появилась на острове, как в тот раз, когда здесь шло пиратское сражение с греческим кораблём, и Атрид был ранен мечом в плечо, а сейчас панцирным змеем из девонского моря. И опять она помешала Атриду внимательно обследовать остров, найти его «Ухо », разыскать и осмотреть клад «Дельфина», спрятанного им во время боя с командой греческой триремы. Снова Окса бережно лечила своего возлюбленного и переправляла на берег, слушая его захлёбывающийся рассказ о морской загадки вечности.

Весть о битве Атрида со змеем облетела всех тавров, обитавших вокруг «Залива Сокровищ». И тут потекли воспоминания старожилов о давних встречах с диковинным существом, довольно редко появляющимся в их крае. Как они вытаскивали из сетей мертвые туши дельфинов с выкушенным животом одним укусом. Живот у дельфина был выкушен вместе с ребрами, так что чётко просматривался позвоночник. Другие рассказывали, что тавр Рил встретил с подводным гадом в прибрежных скалах, но подоспевшие рыбаки спасли его. Однако Рила парализовало, и он вскоре умер. Третье видели, как чудище гналось за стаей дельфинов, кинувшимися от него в рассыпную.

Четвертые нашли на берегу у головы Медведя, мёртвый и разложившийся труп детёныша подводной рептилии. Там он видно живёт в большом подводном гроте, куда таврам табу, никто из-за страха встречи с ним, туда не ходит…

– Змей охраняет вход в подводное царство, где стоит золотая фигура Богини Артемиды! – вдруг проговорился вождь Вир. – Это случилось несколько веков назад, когда прогрохотало страшное землетрясение, погрузив в пучину наш священный храм. Пропали к нему горные и морские дороги, а тавры забыли свое древнее святилище и создали новое подальше от моря, на перевале! – будто выдал старую тайну-поверье вождь Вир своему любопытному и геройскому зятю, выдержавшему смертельный бой с драконом.

* * *

Спасённая дельфинья стала часто сопровождать лодку Атрида, когда он в очередной раз пускался в одиночное плавание. Раны его зажили, но культяпка с тремя пальцами зловеще ворочалась на деревянном валике, вызывая суеверный страх у уставившихся зевак. Калеченная рука с почерневшими ногтями напоминала клешню краба, ловко и сильно сжимающую легкое весло. Также крепко и мощно он мог клешнёй задушить нападающего врага.

Море с растворённым солнцем, сияло лазурью до далёкого горизонта. В этом тонком и нежном свечение играла «подруга» Атрида по битве с морским чудищем дельфинья Афалина. Откуда она узнавала о появление Атрида в море – это непостижимая человеком дельфинья морская тайна. Она стремительно плыла над волной, словно летела, не касаясь поверхности, ныряя под нос лодки, выскакивая из пенящейся толщи, прыгая на метрдва в воздухе, и опять плавно уходила под воду. Открывала зубастый рот, улыбалась и смеялась Атриду, спасшего её от укуса доисторического змея. Благодарная дышащая дочь моря словно служила земному «другу» Человеку игрой и улыбкой.

И они подружились, Афалина стала поводырём Атрида в морских путешествиях по Заливу Сокровищ. Дружили они, будто люди, легко, весело и крепко, а море рассыпалось белой улыбкой волн, будто приветствуя союз человека и дельфина. У Афалины было стремительное и изящное тело, но главное, что в её лукавых глазах светился ум и вечное любопытство жизни.

Человек приручил лошадь, кажется, первой для своего быта; а дельфин – это тоже мустанг волн и ветра, и он пока ещё не даётся под узду наездника. Зато они плавали вместе, Афалина позволяла Атриду хвататься за её плавники и они резвились в морской прозрачности воды, проплывали по узким скальным проходам, ныряли в подводные гроты с высокими куполами, где были линзы воздуха. Обнимались, как люди, и смеялись молодостью и задором.

Человеческая нежность и стремление морского млекопитающего к общению воплотилась в сильную дружбу и взаимовыручку. Они стали разговаривать, Афалина как-то неловко икала, скорее – клекотала на дельфиньем языке, а порой точно трубила в звучный рог, будто вобравший в себя все тайны и легенды моря. А Атрид смеялся и звонко пел на греческом языке, рассказывая о беспокойной деятельности человека на земле.

Итак, разговоры присутствовали между ними, хотя не всегда всё же они понимали друг друга. Грация Афалины и обаятельность Атрида вылились в самое заветное и чудное на свете – это Любовь! Великое Чувство Жизни, побеждающеё всё на свете – и тёмные, и злые, и мистические силы и коварства.

Однажды Афалина вдруг открыла Атриду тайну пропавшего и затерянного мира. Почему она это сделала? Будто воплотила свой восторг к человеческому Другу раскрытием этой дикой и запутанной загадки. А может просто из женской любви или хвастовства посвятила Человека в морскую тайну.

Мы ещё мало знаем о нашей земле и много загадочного скрыто в её толще. Вот и древний вулкан вспучил земную кору и застыл короной серо-зелёных диабазов, не сумела расплавленная лава излиться из земной глубины. Мощные склоны горы Медведь со скалистыми обрывами и осыпями замыкает Залив Сокровищ. Его крутые бока покрывает сеть вертикальных трещин, рассекающих «туловище» по вертикали на многие десятки метров. Видно, что через гору застыл глубокий разлом, по которому южная часть гор обрушилась в море.

«Шкура-поверхность» горы заросла густой шерстью(старый дубовый лес), покрыта «живыми» язвами-осыпями, сухими руслами (шрамами), каменными стекающими потоками, создающими глыбовые завалы и хаосы. Вся необычная конфигурация в виде магматической «иглы» проткнуло осадочные породы. За миллионы лет здесь неустанно трудились искусные и вечные ваятели – ветер и вода, смывшие мягкие, растворившие податливые осадочные отложения, словно «выстиравшие шкуру» Медведя, плоть которого застыло в твёрдости кристаллических пород на земной поверхности.

И сверкают на горе при дневном свете блестящие золотом кубики пирита, огранённые кристаллы пирротина, темно-зелёные прожилки драгоценного мистического турмалина, щётки фиолетового аметиста.

Над горой часто рождаются и клубятся облака, будто Медведь дышит теплым дыханием, которое охлаждается от холодных скал и ветров на высоте, выпадая каплями воды.

Теперь многие миллионы лет стоит гора раздутая и большая, а что в её нутре? И вот настал Вечер Великого Венца Везения. Светлый, ароматный, пахнущий дневной жарой и кевовой смолой. И белая нежность тумана тайной прикрывала стебли скал. Ночь прорастала тонкими изящными узорами, как голубая орхидея, а синяя вода сладко шептала звёздным прибоем. Только страшные чёрные очи подземных и подводных гротов одиноко трепетали и взирали с тулова каменной тверди горы. И дрожь неизвестной бездны щемило болью и страхом скелет Атрида. Смутно играл острый лунный луч на щеках охолодевшего лица.

– Здесь, – прошлепала носом по воде Афалина. А бархатная темнота мягким покрывалом окутала скалы и море. И только зелёным блеском фосфора светилось упругое и скользкое тело Афалины, причастная к вещей земной заре, когда тысячелетия серебряными секундами расплескиваются в бездне ночи.

– Я готов! – ответил Атрид, точно сходил в тихий мир, чтобы устами прикоснуться и поцеловать вечный сон. И синяя молния пробежала по его глазам и щёкам, а смерть будто лизнула его белое лицо.

И друзья нырнули в морское око, где молчали таинственные воды, где кутались водорослями слепые скалы и плавали медузами сапфировые сны. Оказывается, подземная пустота с морским овалом-заливом. Это глубинный грот, образованный несостоявшимся вулканом. Сквозь глубокие щели проникает сюда утренний солнечный свет, как алая кровь земли, отражаясь от гладких гранитных плит, и зелёным изумрудом сверкает чудный храм воды и горы.

Вот сюда и провела Афалина своего закадычного друга сквозь потайные галереи, подводные сифоны и узкие проходы-тоннели. Этот путь был заговорен морской владыкой, ведь в «купальне» Медведь-горы он сладко любил отдыхать. Но Афалина нарушила данный ей обет, но сила Любви не устоит ни перед чем, даже перед проклятием морского царя.

А счастье, нежданное и негаданное, вдруг плеснуло Атриду алмазным утренним блеском беломраморного дворца, озарённого восходившим солнцем, окружённого статуями на площадях, на палестрах, на фронтонах, фризах и балюстрадах храма. Пройдя сквозь порог землетрясения, сохранившего от катаклизмы человеческое творение, Атрид вдруг ощутил поразительные силы жизни от светоносного и сквозистого желтоватого и живого мрамора своей Греции. Конечно, он узнал Храм Артемиды, Храм Девы, когда-то по преданию стоявший на земле тавров. Ведь это с ним связан греческий миф о дочери царя Агамемнона Ифигении. Царь совершил грех, убив на охоте священную лань, принадлежавшую Богине зверей и охоты Артемиде. Она прогневалась, подговорила всех олимпийских Богов, и на Грецию обрушились несчастья и катастрофы.

– Как спасти Грецию и мой народ? – обратился перепуганный царь к своему прорицателю Калхасу.

– Вам нужно отдать на заклание вашу дочь Ифигению! – будто прочитал приговор Калхас.

Девушку подвели к эшафоту, палач поднял топор, но Артемида с олимпийских Божественных высот, увидев красоту обречённой, сжалилась и заменила её ланью, и умчала Ифигению на облаке за море, в землю тавров, и сделала жрицей в своём храме.

И вот волшебный храм Артемиды сиял перед глазами Атрида разумностью и равновесием на вершине скалистого холма у пещерного залива, сохранив гармонию и величавость. Легкие белоснежные лестницы ниспадали к голубой воде, сорок мраморных колонн дорического ордера поддерживали портик, где перед фасадом стояла золотая статуя Артемиды.

Атрид будто посторонился от теней Ореста и Пилада, которых тавры вели на казнь. И тут же увидел Ифигению, с её гибкой и грациозной фигурой, где по округлости плеч, груди, бёдер, ног струилась складки полупрозрачных покрывал, следуя музыкальному ритму её движущегося тела. Она, будто вольный ветер, летела спасать брата и его друга.

– Вот это да! – сумел только это восклицание вымолвить поражённый Атрид, увидев храм, полный драгоценных и полудрагоценных каменьев: сердоликов, халцедонов, хризопразов, горного хрусталя, яшмы и других, блистающими цветами которыми были выписаны чудесные картины, висевшие на сводах и стенах подземной сферы.

– Какая-то тревога витает здесь? – вдруг насторожился Атрид, отводя взгляд от драгоценностей и оглядываясь вокруг.

– Спасайся, скорей хватай меня за плавники, и мы уйдём от змея! – внезапно появилась Афалина у мечтающего Атрида. Он тут же крепко вцепился в спинной плавник Афалины, увидев вдали треугольную голову змея, торчащую из воды. И они стремительно понеслись по водной глади, оставляя за собой серебристый след.

А змей, лобастый, с золотисто-фиолетовым отливом, зелено-бронзовыми щитками, прикрывающие щёки и глаза, со зло сжатой пастью, вмиг кинулся вдогонку быстро уходящим беглецам. И началась захватывающая гонка по Лазурному заливу, когда змей с длинной шеей преследовал двух друзей Афалину и Атрида. Он крепко обнял свою любовь, и они уходили от смертельной опасности. Большой змей упорно и неотвратимо гнался за обречёнными.

Будто Гнев и Горе яростно и неудержимо носились по бухте. Разъярённый Большой змей пытался настигнуть юркую парочку, Афалину и Атрида, но они лихо увёртывались от щёлкающих и острых зубов страшного гада, видно рана шеи от ножа Атрида, не давала ему ловко и быстро вращать тяжелой головой.

– Задержи дыхание, уходим узким подводным проходом в открытое море! – прохрипела и приказала Афалина Атриду.

Они нырнули в синюю мглу и, извиваясь по узости трещины, медленно поплыли в густеющим от мрака морском тоннеле. Атрид задыхался, но крепко сжал рот, чтобы не хлебнуть губительной воды. Пузыри воздуха тянулись и таяли вслед самоотверженным и породнившимся существам. Вот они вырвались на морскую свободу, а Большой змей, потеряв смельчаков, продолжал кружиться по заливу.

– Ура! Мы обманули Большого змея! – приветствовал удачу друзей повеселевший Атрид.

– Наша дружба победила! – плескалась Афалина.

– Я увидел роскошный дворец Артемиды!

– Береги тайну морского царя!

– Обещаю сохранить секрет горы!

* * *

Вот и случилось совсем неожиданное, когда Атрид оказался в глубоком раздумье: «Знают ли тавры тайну горы и что в её нутре скрыт храм Артемиды? Поведать им об этом или молчать? Пока не скажу ни слова, ведь в большой пещере с озером, где стоит храм много сокровищ и тавры разграбят их».

Окса стала замечать, что последние дни Атрид надолго исчезает и явно охладел к ней.

– Что случилось, любимый, где ты пропадаешь, тебя не видят в Заливе Сокровищ?

– Я плавал вокруг горы Медведь.

– Но там опасно, ведь в ней живёт Большой змей, который напал на тебя у «Старшего брата»!

– Сейчас я не боюсь его, мне помогает дитя моря!

– Кто она?

– Дельфинья Афалина.

– Это хорошо, дружба с дельфинами приносит удачу! – успокоилась Окса.

– И большое везение, – добавил Атрид.

Теперь капитан спокойно продолжал плавать по заливу, подробно изучая его уголки, правда, к могучей горе не подходил, опасаясь встречи с Большим змеем.

Однажды в Залив Сокровищ пожаловали два военных корабля из Боспорского Пантикапея от самого царя Митридата. На берег высадилась большая делегация в окружение многочисленных воинов. Пираты и всё близлежащее население тавров попрятались. Лишь невозмутимый кормчий Атрид с Оксой встретили пышный церемониал у пылающего костра

– Кто вы?

– Посланцы Великого царя Митрида!

– С чем пожаловали?

– А с кем имеем честь беседовать?

– Наварх тавров – Атрид и моя жена – Окса!

– Мы рады вести с вами переговоры.

– О чём?

– Великий Митридат объявил непримиримую войну с Римом, и кто ему будет помогать, то удостоиться его щедрого внимания!

– Что могут сделать тавры в кровопролитной борьбе?

– Нападать на суда с римскими флагами или на те купеческие корабли, ведущие с ними торговлю.

– Но ведь раньше Великий государь Митридат Евпатор громил и уничтожал пиратов?

– А сейчас ищет в них союзников в битве с римскими войсками.

– Я передам ваше предложение вождю тавров и пиратов славному Виру.

– Мы надеемся, что вы станете неведомой таинственной и скрытной силой, которая придёт на помощь Великому Митридату, царю Понта и Боспора, врагу Рима!

– Что получат тавры за свои военные услуги?

– А что вам угодно?

– Многое!

– Мы можем расплатится золотом и драгоценностями?

– Этих сокровищ у нас предостаточно

– А что вы хотите иметь?

– Продовольствие, вино, одежду, оружие, инструменты, предметы быта и роскоши.

– Мы знали, в чём вы нуждаетесь и привезли всё перечисленное на наших военных кораблях.

– Тогда выгружайте.

– Позвольте скрепить наш союз письменно.

– Давайте ваш пергамент-грамоту?

– А еще царю Митридату для борьбы с Римом требуется строить корабли, ведь сосна смолистая, растущая в ваших горах, очень хороша для легких камар и больших бирем. И нужны бычьи жилы, эти сухожилия идут для оснастки луков и все крутильные камнемёты тетивами и закрутками.

– Сумеем помочь.

* * *

И снова вождь Вир вывел тавров в пиратское нападение. Для этого был задуман новый хитроумный план. Теперь в лодках-комарах гребли вёслами одни красивые девушки племени, в каждом судёнышке по одной, А на дне комары, завернутые в парусины, лежал мускулистый воин с боевыми луками, отравленными стрелами, острыми копьями и ножами. Рыболовные сети и связки выловленной свежей рыбы придавали камаре мирный житейский вид. Только на одной лодке сидели двое – Окса и Атрид, украшенные венками из цветов, да на всех лодках по бортам висели цветочные гирлянды. Цветы плавали в море и вокруг лодок. Афалина привела своих братьев и сестёр, дельфины шумно и игриво плескались вокруг флотилии, подныривая под лодки, и в воздухе совершая ловкие прыжки.

Весёлый праздник свадьбы своих Героев прибрежные тавры отмечали в море, девушки-рыбачки провожали любимую подругу в семейную жизнь, одаривая любовную пару кораллами, раковинами, щётками фиолетового аметиста и волшебными темно-зелёными кристаллами турмалина, живой рыбой для свадебного обеда и чудными песнями.

Красота праздника будто передавала богатую гамму душевных чувств и радости влюблённых и их окружения, переживавших и восторгавшихся водной феерией с ярким солнцем, улыбками смеющихся волн, весельем дельфинов с пронизывающими голосами и трубными звуками. А плавающие разноцветные букеты горных цветов, и собранных подводных водорослей, окрасивших воду в красный, зелёный, бурый и фиолетовые цвета, как разноцветный морской ковёр.

Даже движение лодок, будто исполнявших ритуальный танец, заставляло не отрывать глаз от геометрических линий и построений, в виде квадратов, крестов, окружностей, треугольников, параллелепипедов и атакующих стрел, умело производимых гребущими веслами рыбачками.

Торжество духа тавров, живущие в суровой природе гор и моря, соединившие две глянцевые и грозные палитры, где выражается их сила тела и мысли.

Стоящие в лодке фигуры девушек, словно греческие классические скульптуры, но там они из мрамора, а здесь живые и пластичные. Грациозное равновесие тела на качающихся ладьях вместе с волнами и движениями волнообразно пробегающие по гибким и стройным фигурам. Волнистые густые волосы рыбачек мягко вьются на морском бризе, словно разноцветные вымпелы.

И летящие облака белых чаек, выражая птичий восторг и приветствие влюблённым, скользили над волнами и праздником, одариваемые свежей рыбкой, бросаемые по одной грациозными девичьими руками, натруженных тяжелой работой.

Даже рядом стоящая гора Медведь с таинственным чередованием отвесных утёсов и выступов, и уютных бухт, выложенных гладко окатанными валунами, словно мифические головы замерших чудищ, придавали своеобразный шарм, самобытную декорацию к театрализованному представлению.

На свадебный бал пожаловали рыбьи серебряные стаи, быстро и пугливо метавшиеся под днищем лодок. Чопорные медузы с фиолетовыми ожерельями плавно кружились и вальсировали в прозрачной толще. Грозно шныряли черноморские акулы – хищные катраны, будто ожидая сладких гостинцев с пиршественного стола.

А солнце плясало и отражалось радостью жизни в зеркальном блеске водной глади, в скальных отполированных полотнах обрывов и горном мощном рельефе.

Влюблённые, сидящие вдвоём в легкой камаре, словно купались и сияли в пышных лучах торжественного праздника, проводимого в честь их свадьбы. Огонь любви вновь вспыхнул между ними с яркой и негасимой силой.

Какая-то поэтическая струна тронула сердце капитана, если раньше береговой ландшафт служил ему для определения точки местонахождения корабля, а небо с тучами или туманная луна читались приметами и вестниками приближающейся бури, то сейчас он увидел очарование отблесков пылающих облаков и красоту скальных мысов. Атрид с наслаждением будто пил кубок восхищения перед открывшимся взором. Он зажмурился и закрыл глаза. Через мгновение открывает, а перед ним, будто спустившаяся с неба Богиня с таким близким, родным и человеческим ликом с нежным овалом. Если при первой встрече Атрида пленили синие глаза Оксы, то сейчас он засмотрелся и любовался её пылкими выпуклыми губами, когда верхняя губа очерчена красивым плавным вырезом, на подобие «лука амура». Атриду безмерно и крепко хотелось прильнуть к Оксе, будто он целует всю изящность и прелесть мира, неба, земли и моря.

– На меня обрушилось великое и большое счастье! – тихо промолвил Атрид, обнимая Оксу и страстно целуя её.

– Я твоя раба и жена! – обомлела от радости дочь таврского вождя.

Афалина металась поблизости и трубила гимн влюблённым, тяжело переживая свою разлуку с Атридом.

Проходивший мимо торговый корабль из Херсонеса в Феодосию был зачарован великолепным и пышным весельем, проводимым таврами в море. С него посыпались приветственные крики в адрес молодожёнов. А лодки выстроились в почётный эскорт вокруг корабля, это была греческая унирема с одним рядом весел, с надстройкой на корме и узким мостиком посредине, чтобы можно было пройти между рядами гребцов. Косой парус моряки убрали с мачты, стоял безветренный день.

На таких судах можно плавать далеко, придерживаясь прибрежных вод, рассчитывая на укрытиях в естественных гаванях или прикрываясь туловами гор и скал от губительных штормов.

Под мостками и трюмы корабля были завалены тяжёлым товаром с тюками тканей и запечатанными воском амфорами с виноградным вином и оливковым маслом.

– В такой счастливый день, я не хочу пиратского нападения на мирный корабль, я не хочу пролитой крови! – вдруг решительно промолвил Атрид, вновь закладывая в ножны ксифос – острый меч, приготовленный для боя.

– Но лодки выстроились для атаки, и ждут нашего сигнала?

– Сделай отбой!

– А чем оправдаемся перед вождём?

– Он твой отец и защитит тебя!

– А какую придумаем отговорку?

– Я поднимусь на борт корабля и переговорю с кормчим, возьму у него откупные.

– Хорошо, поплыли к борту, – согласилась Окса, давая сигнал рыбачкам повременить со штурмом.

Безоружный Атрид залез на борт корабля, и скрылся в каюте кормчего. Лодки сомкнули кольцо вокруг униремы, давно потерявший свой весельный ход. Вскоре на палубе появился Атрид в сопровождение кормчего, несся в руках тяжёлый груз.

– Всё в порядке, я получил золотой выкуп от кормчего! – весело прокричал он обеспокоенной Оксе.

* * *

На следующий день тавры тоже решили применить пиратскую ловушку из свадебного празднества, накануне прошедшая успешно и без кровопролития.

Вечером тавры из рыбацкой деревушки «Ракушка» сидели у костра и пели протяжные песни, словно продолжая свадебный праздник. Правда, в песнях слышалась грусть и печаль, будто что-то погребальное, панихидное, пронизывающее.

– Ты не чувствуешь какое-то беспокойство и тревогу? – спросил Атрид у Оксы.

– Да, милый, есть какое-то напряжение внутри тела, но может это усталость, ведь весь день я гребла в лодке?

– Возможно, но я испытываю незнакомый страх, всё время хочется куда-то бежать, скрываться, искать убежище!

– Не от пиратства у тебя появился это боязливое состояние?

– Нет, кровь льётся везде.

– Я заметила на тропе, что всякая живность убегает куда-то вверх, ползли змеи, ящерицы и черепахи, Они неслись, как бешеные, не боясь и не обращая внимания на меня. Что это могла быть?

– Значит, всем тревожно стало на берегу.

– Не пойдём домой ночевать, а будем спать на берегу?

– Хорошо, отдохнём здесь, – согласился Атрид.

Ночь выдалась на редкость противная и парализованная, черная густая мгла укутала звёзды, слабость и оцепенение тела, словно они нанюхались «болиголовов», будто прикованные к земле, они лежали разбитые и раскисшие, не находя сил подняться и напиться воды. Так чувствовали себя многие тавры.

… Утром всё же вся лодочная флотилия вышла в море в поисках пиратской удачи.

– Недобрые предчувствия сопровождают меня? – продолжал волноваться Атрид.

– Какие?

– Почему нет Афалины и её собратьев или она приревновала к тебе?

– Ну, ты уж загнул – ревность рыбы!

– Не смейся, между нами и в правду возник любовный союз!

– Тогда отправляйся жить в море! – засмеялась Окса.

– Там меня только и ждёт «Большой змей».

– Не выдумывай чепухи насчёт любви к дельфину.

– Это не чепуха, а стремление обоих нас найти язык взаимопонимания между дочерью моря и сыном земли. И любовь одно из главных в сближение представителей двух разных миров.

– Ты что серьёзно думаешь жить в море и бросить меня?

– Не волнуйся, у нас с тобой человеческая любовь, а я хочу испытать не земную!

– Теперь я вижу, что у тебя явились какие-то галлюцинации!

– Пойми правильно, мне нечего не мерещится, просто я чувствую зов стихии моря в лице Афалины!

– Смотри, кажется, к нам гребёт быстроходная бирема?

– Вижу, от Харакса идёт корабль.

– Я даю сигнал нашей флотилии на встречу желанного гостя?

– Не надо ничего передавать, а вдруг на корабле чтото заметят, и у них вызовет подозрение?

– Ты прав, лучше разыграем праздник свадьбы!

Тяжело гружённая бирема приближалась к весёлому кортежу, словно цветочный венок, скользящий по волнам с песнями и глиссированием легких лодок в ритуальном языческом «танце». И опять красочное и непонятное видение удивило внимание команды биремы, застопорившей ход своего корабля.

А лодки уже взяли в кольцо остановившееся судно и стали, будто затягивать смертельную петлю. Жених и невеста жаркими поцелуями, а рыбачки своими гибкими стройными фигурами – девушки с вёслами и песнями, завораживали и отвлекали команду, терявшие бдительность к опасности.

Внезапно, как ветер, по морю будто пробежал липкий страх, обуявший всех живых и плавающих, захлестнул и забил рты и глотки комьями и сгустками горькой слюны.

И вдруг яркое свечение моря, и яркие всполохи неба озарило летний день. Зелёно-бурый Медведь заалел пурпурными пятнами, будто запрыгавшими по его гранитному телу. А под биремой вода вспучилась круглым всплеском и окрасилась черной грязью. Взлетевшие волны подняли на гребень беспомощные хрупкие лодчонки пиратов-тавров с орущими от страха рыбачками.

Мир перекрутило, со дна моря вздымались тяжёлые фонтаны, а живые камни летели с островов, разрушая привычные силуэты скал. Ломало и передёргивало морские горизонты, рельефы гор.

– Что случилось? – искала спасения Оста в объятиях Атрида.

– Гнев богов!

– Чем мы нарушили их покой?

– Это видно дрожит земля!

– Землетрясение?

– Думаю, да!

– Бери весло, я не могу грести, у меня острый тик, омертвели и ослабли руки.

Катастрофа набирала страшную силу, и своей нервной судорогой земли поднимало толщу воды и на поверхности моря вздыбились громадные волны. В них разметало тавров и матросов, смытых с палубы биремы. Горы-волны вздымались до неба, где окружающие вершины вспыхивали огнями, как кострами, а фиолетовый цвет накалил каменное одеяние тулова Медведя.

Ещё подземный толчок, но уже слабый, так, что щепка-лодка удержалась на плаву. Огненный шар взлетел над головой Медведя, будто он проглотил солнце, а сейчас оно вырвалось на свободу из-за разломанного бока, окрашивая мир теплом и покоем.

Только подводный ад разрушительной силой вздымал из толщи грязевые вулканы, плевавшие черной густой массой, превращавшейся в мутную воду. Но откуда окружающий мир пронизывали красные и белые молнии, вспыхивали багровые отсветы.

Обречённые молодожены продолжали бороться за жизнь в своей неустойчивой лодчонке, ещё не сгинувшей в пучине.. Но у них искала спасение девушка-гречанка, выпрыгнувшая в ревущие волны с разломившейся пополам биремы.

Откуда появился пират «Дельфин»? А с другой камары, потерпевшей крушение. Он протянул руку несчастной, и они поплыли рядом, уцепившись за деревянный обломок с разбитой биремы. Даже в дикую бурю рождается притяжение двух сердец, страшная стихия топила одних, а другим дарила спасение и любовь!

Атрид яростно грёб веслом, выравнивая положение своей лодки, прыгавшей по бурным волнам. Болевой шок прошёл у Оксы и она черпала воду глиняной чашей и выплёскивала за борт.

Но неравен был бой – вал гигантских волн и плавающий огрызок скорлупки в виде легкой лодчонки пиратов. Скоро её перевернуло и разломило, а команду разбросало в разные стороны. Окса, словно рыба в родной стихии, устремилась к береговому хаосу, блистающими огнями катастрофы. Атрид с больным плечом бессмысленно кружился в морской пене грохочущей катаклизмы, плавание ему давалось тяжко, долго продержаться он не мог. И тогда, собрав последние силы, он закричал, затрубил, завыл, взывая и моля спасения у Богине Девы.

И послала Богиня помощь, откуда-то из водных глубин неожиданно и нежданно вынырнула Афалина, обласкивая Атрида своим носом, будто спрашивая:

– Что, герой, совсем ослаб?

– Да, буря измотало и измочалило моё тело, сил больше нет!

– Тогда обнимай меня!

Он привычно ухватился за её плавники, и они вдвоём проваливаясь в бурлящую пучину и взлетая на клокочущую поверхность, поплыли к вздыбившемуся горному рельефу от подземных ударов.

Вода вокруг крутилась неожиданными и сильными течениями, круговоротами, воронками, веерными всплесками и парочке приходилось прилаживать большие усилия, чтобы победить разгулявшуюся стихию. Но они упорно и медленно двигались к близкой цели, которая тоже тряслась от буйства стихии.

– Афалина – благородная дочь моря, как я счастлив, что ты спасаешь меня!

– Покорилась твоим объятиям, ведь слов моих дельфиньих тебе не понять, точно песня глухая!

– Но я настоящего друга нашёл в толще воды!

– А я люблю тебя, человек, чисто и честно!

– Но между нами вода и земля?

– Что ж, прощай! Берег рядом.

– Мы увидимся?

– Я буду ждать тебя в море всегда!

Никого живого в хаосе перевернутого и застывающего берега Атрид не нашёл.

– Афалина, прошу тебя, плыви назад, найди и спаси Оксу?

– Попробую отыскать твоё земное счастье.

– Благодарю морскую диву!

И Афалина нашла обессилившую земную особь уже медленно тонувшую в бездне конца света.

– Обвей меня руками, подруга, и я спасу тебя!

– Кто ты, чудесная амфибия, и откуда явилась?

– Твой муж послал искать и спасать тебя!

– Значит, ты – Афалина! Он много прекрасного рассказывал о тебе!

– Спасибо, но давай быстрей, я слышу другие крики, просящих помощи.

Атрид и Окса вновь обнялись в своей, земной стихии

– Что случилось? Откуда вдруг такая катастрофа? – встретила она вопросом своего умного мужа.

– Подземные удары – это по велению богов! – стал исповедовать душу Атрид своей супруге. – За наше пиратское зло боги решили, чтобы духи Аида прорвали и подняли плоть земли, перекрутив разверзнутые пропасти, трещины, толчки, грязевые вулканы, пустив удушливый дым. Огонь и искры на земле – удары из кузницы Гефеста!

– Кто такой Гефест? – заинтересовалась Окса, совсем слабо разбирающаяся в греческих легендах.

– Гефест – сын Зевса и Геры, бог огня, бог – покровитель кузнечного ремесла и сам искусный кузнец. Мы – греки представляем Гефеста могучим, но некрасивым и хромым на обе ноги.

Афалина спасла ещё трёх рыбачек, по очереди притащив их из моря к берегу. «Дельфин», зацепившись за бревно, вместе с гречанкой, дочкой кормчего, дрейфовал по воле волн, то бросавший деревянный обрубок к берегу, то течение относило их далеко в открытое море. Землетрясение уже затихло, толчки захлебнулись морем, но расходившие валы размашисто гуляли по поверхности, раскидывая обломки корабля и лодки пиратов, живых матросов и пиратов, вцепившихся в жизнь.

И праздничные цветочные букеты и венки, украшавшие свадьбу, теперь превратившись в погребальные, размочаленные и растрепанные, медленно кружились над глубокой могилой моря.

* * *

Все проходит, течёт, как и время. О землетрясение тавры стали быстро забывать. Атрид вместе с Оксой совершили контрольный обход тех мест, где таились сокровища. Начали поиск драгоценностей, снятых кормчим с «Афин», и спрятанных в подводном гроте. Но земная катастрофа перекроила берег основательно, скрыв под землёй и под водой, то пристанище, где и родилась у них любовь. С лодки они тщательно осматривали береговые обрывы, но не нашли никакого отверстия. Тогда стали нырять и плавать под водой, внимательно рассматривая открывающийся рельеф, даже руками ощупывая заросшие водорослями скалы, а вдруг в них есть дыра в соседнее невидимое пространство. Но морская кромка залива словно проглотила сокровище в ненасытной пасти, скрыв его в каменном хаосе или водной утробе.

– Ладно, пока прекратим поиски подводного грота, может, вновь появиться Афалина, то попрошу её тщательно обследовать подводные скалы и найти наш храм любви! – высказался Атрид.

– Гребем обратно к «Ракушке»?

– Нет, ещё осмотрим остров «Большой Брат», там в «Ухе острова» прятал драгоценности покойный «Дельфин», а я подметил во время пиратской битвы. Теперь они должны принадлежат нам.

– А что это за «Ухо острова»?

– Это я дал имя пещере, она смотрится в облике острова, похожего на большую голову, со скальным ликом бровей, глаз, носа, губ, а грот, как ушная раковина.

Семейная пиратская пара направила камару к острову. Атрид издали зрительно пытался найти в нём силуэт головы, но и здесь подземные толчки основательно изуродовали скалы, разорвав привычный формы.

– Ты знаешь, но я не вижу и не нахожу знакомых очертаний острова и, конечно, «Ухо острова» куда-то исчезло?

– Подплывём, высадимся и обследуем остров, ведь по размерам он очень мал, – успокоила Окса мужа.

Похитители чужого добра долго рыскали по острову, поднимаясь вверх на головку, спускаясь вниз к морю, лазая по скалам в поисках черной дыры, которую камнем задвинул «Дельфин»», положив в гроте солидный куш с захваченной биремы.

– А ты не ошибся, что «Дельфин» спрятал здесь клад?

– Нет, Окса, я хорошо видел, как он принёс сокровище с корабля, когда там шёл рукопашный бой.

– Значит, землетрясение тоже мощно поработало на острове, провалив пещеру и богатства «Дельфина» в подземные тартары.

Атрид и Окса вернулись на материк без результатных поисков кладов, потеряв несметные драгоценные дары, о которых так мечтали и планировали на роскошную жизнь.

* * *

Скудная жизнь приморских тавров не имевших большого количества скота заставляла заниматься рыбной ловлей и более выгодным ремеслом – пиратством, ведь оживленные торговые пути шли через Залив Сокровищ. Атрид долго мучился, что участвует в пиратских налётах, а потом успокоился, ведь и дома, в Греции, постоянно были войны или стычки с соседними народами или другими иностранцами издалека. «Дельфин» сгинул в землетрясение, и пришлось Атриду теперь возглавлять пиратов «Ракушки», как самому грамотному и бывшему кормчему. Тавры полностью доверяли ему, увидев и почувствовав, что он стал своим, ведь Окса крепко держала его любовными узами.

Атриду надо было придумывать новую привлекательную ловушку для проходящих мимо кораблей. Это было нелегко, ведь хитроумные тавры уже много раз применяли всевозможные варианты всяких «заманок» и «крючков», чтобы обмануть кормчих и команды моряков.

– Попробуем приманить на горящий огонь в ночной темени, может, корабли, словно мотыльки полетят к сверкающим искрам? – советовался Атрид с Оксой.

– Как ты это мыслишь?

– На дне камары установить пол амфоры с днищем, разжечь в ней костёр и пусть стремятся любопытные узнать, что это за огонь в море пылает?

– А дальше?

– Мы сидим у костра, подбрасываем дровишки, поём песни, к нам подплывает хорошая рыбина-корабль и пока команда рассматривают и расспрашивают нас, а их уже пиратские лодки окружили и атакуют со всех сторон.

– Отличная идея и надо быстрее испробовать её! – похвалила Окса задумку мужа, а он раскраснелся от женской похвалы.

– Ночи надо выбирать тёмные, теперь лунный свет может стать предательским для нас, выдавая пиратские лодки, стоящие в засаде.

– Будем высматривать подходящие условия, и ждать удачи!

Уже скоро подвезло, бархатная ночь окутала мир, и в центре непроглядной темноты сверкал красный огонь, как упавшая звезда. Мерцающий зрачок больше похожий на горящий глаз черного чудовища с невидимыми формами. Но он звал к себе своей таинственностью, привлекал загадочностью золотого ореола. Огонь неподвижно стоял и колыхался на месте, то вдруг начинал медленно кружиться, рассыпая искры, то угасал, но вновь разгорался трепетно и ярко.

– Что это за ночное чудо? – заметили странный огонь с проходившей мимо биремы.

– Подойдём поближе и рассмотрим неизвестное и непонятное! – решил кормчий.

И корабль стал медленно подгребать, разрезая темноту, к полыхающему огню, будто всплывшему со дна моря. Напряжение и волнение летало среди команды судна, десятки глаз внимательно всматривались в пылающую загадку, высказывая различные предположения.

– Похож на кровавый глаз неведомой большой рыбины?

– А если глубоководный осьминог?

– Может, плавающий фонарь?

– Это живой огонь!

– Да, это костёр!

– Но кто его разжёг далеко в море?

– Сколько стадий до берега?

– Сейчас узнаем!

– Там какая-то парочка милуется!

– Нет, они, кажется, молятся?

– Пеаны поют.

Огненная лодка быстро сближалась с биремой. Атрид и Окса, разожгли факела и стали размахивать огнями, будто выписывая какие-то колдовские знаки, призывая и привлекая внимание.

– Что за сигналы они нам передают?

– Может, терпят бедствие?

– Возьмём их на борт?

– Вместе с лодкой?

Но тут красный язык пламени мгновенно загас, от черпака брошенной воды, и черная темень снова липкой патокой залила глаза команды, уже привыкшей к сияющей звездочке костра.

И вдруг корабль вздрогнул, будто проклятие море плеснуло в него адской волной, со всех сторон судно штурмовали пираты с устрашающими победными криками. Неистовые в силе, видящие даже во тьме, ловкие и бесстрашные они, будто внезапная буря, обрушились на малочисленную команду биремы, ведь прикованные гребцы-рабы не могли оказать им никакого сопротивления.

Свидетелем невиданного поединка стала черная масса волнующей живой воды, мгла застывшего неба и темнота, хоть глаза выколи.

Только кормчий и его окружение из нескольких моряков встретили смертельный бой во все оружие. Они поспешно зажгли масляные светильники, и яркий свет выхватил из тьмы всю драму ночной битвы на корабле: чернобородых пиратов с короткими мечами – аккинаками в руках, лезущих по бортам, растерянные лица рабов, сжавшиеся от страха, немногочисленных защитников судна тоже ослеплённых темнотой. Но освещённые, вдруг вспыхнувшим светом, обороняющиеся оказались хорошими мишенями для стрелков тавров, оставшихся в лодках, пронзивших кормчего и его верных телохранителей разящими стрелами. Дальше сопротивляться было не кому, хотя небольшой отряд гоплитов, выпивших много хеников вина, крепко спали в каюте и не слышали быстротечного боя, шума и криков. С ними сонными расправились пираты, закололи, забрали оружие и выбросили трупы за борт.

Всё. Судно стремительно и успешно захвачено.

Счастливая, ликующая радость пиратов выливалась восторженными криками, а на лодках зажглись огни в больших и широких донышках амфор, налитых маслом, освещая мощный и тяжёлый корпус деревянной рыбиныбиремы с двумя рядами вёсел. И большие глаза, нарисованные на носу корабля, сверкали, будто живые.

Замысел пиратской ночной атаки Атрида удался на славу.

– Ты, молодец, муж, талантлив и умён! – первая стала хвалить его Окса.

Крики похвалы раздались и от пиратов-тавров, будто победой над биремой приветствовали своего нового предводителя. Слишком надолго, а, может, и навсегда пропал «Дельфин».

Атрид, как бывший кормчий, вновь стал на привычное место, но не послал корабль в плавание, ведь нужно было дождаться рассвета, чтобы успешно причалить к берегу.

* * *

Ха! Что случается в этом мире, но неожиданно объявился живой и невредимый «Дельфин», тайно приплывший в «Залив Сокровищ» и случайно наткнувшийся на Атрида. «Дельфин» явился за своими сокровищами, спрятанными в «Ухе острова» Большой Брат.

Атрид рано утром направлялся к острову, надеясь встретить Афалину, давно не появляющуюся в заливе. И вдруг увидел, как к острову в утреннем тумане скользнула незнакомая лодка с мачтой и свернутым парусом. Почувствовав какую-то тайну в появление незнакомца, Атрид затаился, наблюдая за действиями чужака. И к своему большому удивлению узнал в нём здравствующего «Дельфина», который проворно лазал по скалам, пытаясь найти «Ухо острова». Это ему не удавалось, он, не понимая в чем дело, вторично рыскал по обрывам, думая, что просто не заметил своей тайной пещеры. И снова неудача! Опять он кинулся в обход и осмотр рваного рельефа острова, тщательно осматривая и проверяя каждый метр земли. Но пещера сгинула, пропала, канула в небытие. Испарина покрыла лоб «хозяина пещеры и её сокровищ». От злости он продолжал метаться по острову, всё ещё надеясь найти своё заветное место. Но скалы, словно сомкнули свои пещерные губы мертвой хваткой, и, презрительно и молча, взирали на неудачника.

И тут «Дельфин» увидел лодку Атрида, схоронившуюся с другой стороны острова.

– Гей, моряк, кого ты ищешь? – закричал «Дельфин».

– Тебя, «Дельфин», рад увидеть живым и здоровым!

– А, это ты, Атрид! Плыви сюда! – Разрешил «хозяин острова» войти в его записные владения.

Друзья-пираты крепко обнялись при встрече, удивлённо рассматривая друг друга, будто восставшие из могилы.

– Ты не утонул во время землетрясения? Как ты спасся? Куда ты пропал? Где сейчас обитаешь? – закидал Атрид вопросами «Дельфина».

– Ты тоже жив? А где Окса? Как поживает «Ракушка»? Что делает вождь «Вир»? – отвечал вопросами «Дельфин».

– Всё по-старому в «Заливе Сокровищ»! Те же пиратские вылазки, та же грубая и желанная жизнь. Но я хочу услышать про твои приключения? – нетерпеливо спрашивал Атрид.

– Моё спасение в бушующем море после землетрясения – это длинная и драматичная повесть о выживание!

– Рассказывай?

– Нас видят пиратские часовые?

– Нет, два дня назад мы ночью захватили бирему, и пока все отдыхают до следующей пиратской схватки.

– Тогда хорошо, я не хочу встречаться ни с кем, у меня новая и другая жизнь!

– Я сгораю от любопытства от твоего спасения во время землетрясения?

– Ладно, слушай: – Когда рванул самый главный и сильный подземный толчок и греческий корабль развалился на щепки, то и нашу лодку захлестнуло и затопило. Я вынырнул и уцепился за плавающий кусок большого бревна. Всё вокруг грохотало и кружилось в страшном хаосе. Мир раскололся на две части – гул и рёв моря и загадочная тишина небес! Но в гибельной какофонии звуков и взрывающейся воды и земли, я услышал тонкий отчаянный крик женщины, раздирающий душу. Она погибала и молила о спасение!

Я кинулся в её направление и увидел молодую гречанку с разбитого судна, протянул ей руку и помог закрепиться за моё бревно.

Так мы стали матросами нашего дрейфующего «корабля», носимой волнами по бурному и кипящему морю. Я разорвал нательную рубашку на полосы и привязал свою одну руку и её тоже к бревну. На всякий случай, если вздыбится волна, чтобы бревно не выбило из наших крепко вцепившихся рук.

Мы были рядом, нас стремительно несло к берегу, потом бревно подхватывало отливное течение и кидало в открытое море. Так повторялось несколько раз, а мы с замирание и надеждой ждали спасения. Но оно не пришло, «корабль» все больше и дальше по какомуто кругу удалялся от эпицентра землетрясение и ушёл дрейфовать по водным просторам. Скоро наши горы скрылись, и морской горизонт окружил нас.

Я рассмотрел свою молодую спутницу. При свете бурлящего утра она мне показалась красивой. Тонкая промокшая ткань туники облепила её гибкое тело, вытянувшееся в воде, и напоминало белую рыбину, приткнувшуюся со мной к спасительному бревну.

Она поднимала головку с прядями черных и мокрых волос, разметавшиеся у неё на лбу, и как-то просительно посмотрела на меня, будто я был Бог, и мог спасти её. Замученный лик был чуден даже в обрушившемся несчастье, даже синие полосы под глазами от слёз и страданий придавали ей особую прелесть.

Мучительный кошмар нашего плавания продолжался, мы теряли силы с каждой минутой и я правильно сделал, что привязал наши руки к бревну, не то, оторвавшись от «корабля» мы тут же сгинули бы в пучине. Но мы стоически держались. К дополнению к неутихающему шторму на нас ещё обрушилась жестокая триада в виде холода, голода и жажды.

Но сейчас, пока грохотала буря, надо было только думать о спасение и держаться до последнего мига за наше бревно. Единственное, что я мог сделать, это протянуть свою не привязанную руку и погладить по головке свою смертельно уставшую спутницу. Что я и сделал. В ответ – мучительная улыбка надежды на спасение, но глаза у неё совсем сникли от бессилия.

– Держись, мы обязательно выстоим! – крикнул я, успокаивая её, но больше себя, ведь я тоже достаточно ослаб.

– Мы погибнем! – услышал в ответ её затихающий голос.

– Я люблю тебя, я помогу и заставлю тебя жить! – уже в отчаяние я кричал великие слова, которые произносят только влюблённые, святые люди человечества.

– Это рок и нам не уйти от него! – получил я опять ответ умирающим голосом.

Теперь я не понял, о каком роке она говорит? О гибельной буре и нашего конца в ней? Или вдруг обрушившейся любви с синих небес? Но я рад был до смерти! Значит, я верил в любовь? А она точно спасёт нас!

Мы боролись и не умирали. Но как мы боролись? Да просто не умирали. Значит, всё решит время! И тут никакая борьба не поможет.

Но наше счастье буря стала стихать, и бревно с привязанными пассажирами теперь плавно подниматься и опускаться по волнам, держа курс на юг. Маршрут я определил по пылающему солнцу, скоро ставшему греть нас. И вода потеплела, глубинных ледяных потоков уже не было, а поверхностное полотно быстро нагревалось, ведь протекал месяц – аполлоний. Холод стал уходить, улетучиваться, зато голод и жажда стали сильнее давить, дразнить и душить нас.

– Как тебя зовут? – обратился я к ней.

– Фела, – прошелестело её дыхание.

– Что ты делала на корабле?

– Я – рабыня кормчего.

– А сейчас землетрясение и море дали тебе свободу!

– Спасибо Богам!

Так мы и плыли, иногда разговаривая ни о чём, но течение хорошо протягивало наше бревно. А, может, эти могучие струи родились от катаклизма земли, закрутившей водную массу?

– Полощи рот и глотай морскую воду, возможно хоть как утолишь жажду? – уговаривал я Фелу, сам проделывая эту экзекуцию.

– Противная и мерзкая! – выплёвывала девушка изза рта глоток воды.

– Пей воду, а не то обезводишь организм! – стал я приказывать девчонке.

– Слушаюсь! – бывшая рабыня, стала беспрекословно выполнять моё повеление.

Я не сводил с неё глаз, лицо её совсем осунулось, побледнело, но стало ещё более приятнее и милее для меня, теперь только и думающего о девушке. Что будет с ней? Вопрос постоянно волновал меня, а о своей судьбе я не вспоминал. Хотя, сейчас мы были связаны воедино, плыли с одним бревном.

Неизменной, основной надеждой была уверенность, жившая во мне уверенность в наше спасение, непоколебимая уверенность, что нам должна повернуться удача, ради нежных чувств, вспыхнувших у меня к Феле.

Но полное неведение о нашем местонахождение и сроков спасения будто связывало нам руки и ноги. А сколько мы сумеем продержаться без пищи, здесь болью бунтовал живот. Иногда, удача приходит к терпеливым, а точнее к обречённым. На другой конец бревна села уставшая птица, не сумевшая перелететь ширь моря. Не долго думая, я плеснул в неё горстью воды и попал в голову и глаза. Удар был сильный и неожиданный, и бедная птица свалилась в море, тут и я подоспел своими ногами и притопил несчастную. Очистил от перьев быстро, разорвал на части и заставил себя и любимую проглотить по три куска сырого и жесткого мяса, гадко отдававшего рыбой.

Ура! Мы выиграли «бой» с Голодом и сможем продержимся ещё некоторое время.

Теперь я был счастлив, и всё время думал о возлюбленной. Я понял, что люблю её всем сердцем и душой, даже не боясь, что она может меня отвернуть. Если любовь на земле приходит долгими днями, месяцами, даже годами, то среди моря я влюблялся в Фелу каждую минуту всё больше и больше.

Мне чудилось, что девушка ласково поглядывает на меня и ещё больше страсть и нежность к ней одолевали мои горячие раздумья. И тут я не вытерпел и обратился к ней с любовным монологом:

– Фела, моя душа пылает, сердце рвётся из груди, каждая минута для меня протекает вечностью, я страдаю..

Но она перебила меня своим отрезвляющим и неожиданным ответом:

– Потерпите, мужчина, если желаете найти во мне женщину, а не рабыню!

Через несколько суток, я сбился со счёта, глубокой ночью нас принесло к берегу, который мы уже видели весь день. Мы выбрались на землю самые счастливые в мире люди, Она обняла меня и сказала, будто обожгла:

– Я тоже люблю тебя!

…Сейчас на той стороне моря у меня есть каменный дом, сложенными своими силами, в самом укромном и наилучшем уголке земли. Есть жена, которая скоро должна родить мне наследника. Там я понял, что мне не куда не надо идти и искать счастье, только там моё место.

– Но ты всё же вернулся на Родину? – перебил его Атрид.

– Вернулся по своим делам, а заодно пассажира привёз.

– Кого?

– Бежавшего раба из Синопы, он заплатил мне хорошо золотом. Там ему оставаться опасно, а здесь он поищет удачи!

– Ты научился управлять парусом?

– Легко и быстро.

– Молодец.

– Похвалы мне в преодоление моря.

– За сколько ты доходишь до Синопы?

– Сутки или двое, здесь хорошие попутные ветры.

– Ты сделал все свои дела на Родине?

– Пока нет

– Ты искал свои драгоценности.

– Да, откуда ты знаешь?

– Однажды видел, как ты прятал. Но пещеру поглотило землетрясение и вместе с ней все сокровища!

– Тогда меня больше ничего не связывает с родиной. Прощай, Атрид!

– Нет, теперь мы будем держать прочную связь, и привозить пассажиров туда и сюда!

– Согласен, я буду вашим маяком у Синопы.

Синоп

Тавр Ан, по кличке Дельфин, обосновался с бывшей наложницей кормчего биремы гречанкой Фела в маленькой бухте скалистого мыса Бараньего лба близ города Синопа. Это сюда выскочило бревно, а на нём спаслись привязанные влюбленные, попавшие в подводное землетрясение в Заливе сокровищ в Тавриде. Отлежавшись и отдыхая на сухом участке бухты, молодая пара стала осматриваться и искать пищу – это стали крабы. Нашли от ненастья и дождя тёмный навес в скалах, будто природная ноздря. И перед ним они сложили каменную стену у скального сухого грота, оборудовав обширную и укрытую нишу для жилья. Собрали на песочной маленькой полоске дары моря, выброшенные крутыми волнами. Здесь оказалось много нужных вещей для жизни. Среди них – ивовые прутья, деревянные обрубки и щепы, осколки глиняной посуды, потом склеенные смолой, длиннотенные острые копья, используемые для ловли рыбы, стрелы и даже лук без тетивы, куски полотнищ от парусов, пригодных для одежды, рыболовные снасти, брёвна-топляки, сломанные мачты, вёсла, обшивки бортов, куски пеньковых верёвок, кожаные щиты и доспехи. Видно никто не заглядывал в потаённый уголок под обрывами утёсов. Особенно ценным подарком стала клазоменская амфора с чешуйчатым орнаментом, залитая оливковым маслом, где теплился святой язычок пламени. Это греки-мореплаватели по Понт Евксинскому морю, попав в дикий шторм, выбросили за борт жертвенную амфору в подарок буре и она тут же стихла. А уцелевшее поднесение морскому урагану теперь тихо качалась в ленивом прибое.

Ан быстро выловил амфору и спрятал в гроте, где оборудовал очаг с горящим огнём, невидимый с моря, прикрытый каменной стеной. Воду для питья они нашли в роднике, вытекавшему из под отвесной скалы. Из прутьев сплели спальное ложе, застелив сухим мхом и мягкой парусиной. Первой добытой пищей стали непуганые крабы, смело ползавшие по дикому берегу. Пойманные они обречённо крутились на тонкой каменной плите, раскалённой от костра под ней.

И потекла тихая семейная жизнь в укромном и уютном сакральном месте, словно уготованном для спасшихся от волн Негостеприимного понта. Умные греки, осваивая новые земли в своих плаваниях, слышали от обитавших здесь аборигенов местные географические названия и они не отбрасывали их, а старались осмыслить и найти объяснения. Получали различные сведения, иногда прибегая к мифотворчеству, сравнивая непонятное слово с легендарными героями. Вот пример мифов об Эгее и Геле, давшими названия Эгейскому морю и Геллеспонту. Получалось порой, что народная смекалка применяла близкое по созвучие слово, схожее с греческим языком. Такой способ можно применить к первоначальному имени Черного моря. Дошли сведения, что древние персы называли море Ахшайна (т.е. Черное). И греки подобрали созвучие Аксейнос, что значит – негостеприимное, встретившие их первые корабли сильными штормами и бурями. Ведь это имя мы находим у греческого лирика УI – У вв. до н.э. Пиндара, историка Диодора, географа Страбона, автора поэмы «Поход аргонавтов» Аполлония Родосского и других.

В начальное знакомство греков с Чёрным морем их настораживали и пугали трудности дальних переходов в открытом море, когда гибли корабли, а вдоль побережья подстерегали жестокие пираты. Но постепенно наладилось плавание не рядом с берегом, а прямыми маршрутами с юга на север, на много сократив расстояние и время в пути. Об этом рассказала находка на Ефрате кожаного щита с нанесённым на нём рисунком карты Черного моря. Короткий путь между северным и южными побережьями равнялся примерно 260 км и греки преодолевали ширь моря в течение суток. Удобными гаванями на южной, малоазийской земле стали Синопа и Гераклея. В Тавриде лучшее пристанище для кораблей послужил Херсонес. Но Ан не знал лоцманские сведения о Понте, а попал на южный берег вместе с Фелой на бревне, преодолев равнину моря больше шести суток, они помнили одни страдания и сбились со счёта времени.

Скоро умелец Ан соорудил легкий таврский каяк для выхода в море на рыбную ловлю. В первом плавание только повернул за мыс, куда уплыло солнце, он вдали в полукружье залива увидел крепостные стены города Синопы, куда шли гребные и парусные суда. Попасть в лапы береговой охраны тавр очень опасался и тут же повернул свою лодчонку к своему скрытому убежищу. Рассказал подруге об увиденной яркой панораме, но искать счастье в незнакомом городе, соединившаяся пара испугалась, там их наверняка ожидали путы рабства.

Но скоро Ану подвернулся удобный случай, когда он на своей лодчонке прошёл путь от Синопы к родному берегу. Это случилось близ крохотного островка, лежащего близ восточной стороны Бараньего лба. Ан рыбачил, спрятав свой каяк у берега, невидимого с открытого моря, когда услышал отчаянные крики о помощи, раздававшиеся с материка Бараньего лба. Ан сжалился над страждущим и подплыл к нему. Это оказался беглый раб с измождённым телом в окровавленных полосах на теле от розог и гнойных ранах.

– Спаси меня, дружище, я вырвался из неволи, обокрал господина, ограбил его тайник, теперь за мной несётся погоня! Уходим в море, я заплачу золотом! – Показал он горсть монет из холщевой сумки, одетой на шею.

Раздумывать не было времени, и Ан взял беглеца на борт, ведь на берегу уже показался многочисленный отряд преследователей. Подняли парус, хотя это был рваный кусок старой парусины. Ветер «Аполлоний»», дующий вечером с берега, легко подхватил деревянную скорлупу и быстро понёс в открытое море. Сделать манёвр и уйти на запад, в сторону своей приморской хижины, Ан не смог, слишком сильны и напористыми оказались упругие горячие струи, летевшие с перегретой летней земли.

Голодный раб с жадностью пожирал еду Ана, состоящую из гирлянды высушенной рыбы.

– Хватит! – остановил его «Дельфин». – Нельзя много есть в твоём истощённом состояние и постоянных голодовок, и потом мы не знаем, а сколько ещё времени пробудем в открытом море?

– Пить! – взмолилось костлявое привидение.

– Только три глотка! – приказал Ан и подал ему полупустую амфору. Раб покорно хлебнул из горлышка живительную влагу.

Чёрная ветреная ночь, как вещий бог Посейдон, выбирал один путь и гнал переполненный каяк к северной звезде. Где-то вдали сын Посейдона Тритон играл на трубе из раковины, вызывая грозную бурю. Но поднял Посейдон острый трезубец, махнул им и успокоились волны, бережно несся в своих могучих ладонях хрупкое судёнышко. Вырвался раб на свободу, но слишком рано возрадовался вольному воздуху, ведь за ним сразу устремилась погоня, и дико устал беглец от преследующей смерти. Тут же сломленный упал на днище и заснул, прижимая к груди драгоценный сверток с монетами. А привычный «Дельфин» умело управлял парусом, стойко проводя бессонную ночь, ведя корабль точно по велению Посейдона.

«Убить бессильного бывшего раба и овладеть его золотым богатством?» – подумал «Дельфин». Но глянув на спящего несчастного, со старыми и свежими шрамами и рубцами, проведённого всю жизнь в неволе, тавром вдруг одолело сострадание к обделенному счастьем человеку. «Пусть живёт беглец со своими монетами, ведь на «Большом брате» в гроте у меня спрятано несметное богатство, которое хватит мне на долгие годы, даже на всю жизнь. А лодка точно по желанию Богов возвращается в «Залив сокровищ», где я и найду этот драгоценный клад».

А раб только делал вид, что крепко спит, сомкнув глаза, сам он, находясь в полудрёме, через полу прикрытые веки настороженно следил за «Дельфином», сильного и мощного по сравнению с ним. Его рука тайно сжимала кинжал под лежащим телом. И он был готов к внезапной коварной и подлой атаке хозяина парусной лодки. А золотые монеты в сумке на груди словно грели его от предстоящей радостной жизни богатого и свободного гражданина. Только где он найдёт своё счастливое и мирное пристанище? Скорее бы вступить на твёрдую землю! Так мечтал вырвавшийся смельчак из кабалы. Сейчас он беззвучно шептал молитвы и просил Посейдона о помощи. Обращался бывший раб к божеству, окружающих Посейдона, к вещему морскому старцу Нерею.

– Славный Нерей, ты ведающий сокровенными тайнами будущего, тебе чужды ложь и обман, открой мне правду моих завтрашних дней?

В ответ вокруг лодки весело плещутся юные нереиды, пятьдесят прекрасных дочерей Нерея, блистая красотой. Дружной вереницей выплывают они из пучины моря, взявшись за руки, хороводом играя в серебряной пене. Плеск волн и чудного пения отражаются эхом прибрежных скал. Нереиды приносят удачу и дают мореходу счастливое плавание.

Словно объятый одной мечтой, «Дельфин» тоже молился греческому Богу Посейдону, выпрашивая у него удачное плавание. О греческом Боге рассказал ему капитан Атрид. Ведь колебатель земли Посейдон влюбился в дочь вещего старца Нерея, в прекрасную Амфитриту, водившей чарующий хоровод со своими сёстраминереидами. Он хотел увести её на своей колеснице. Но красавица укрылась у титана Атласа, державшего на широких плечах небесный свод. И долго искал Посейдон потерянную возлюбленную, пока её убежище не показал дельфин. За оказанную услугу Посейдон поместил дельфина в число небесных созвездий. Посейдон сумел похитить у атласа нежную нереиду Амфитриту и женился на ней. А тавр Ан стал гордиться подвигом отважного дельфина, сияющего звездным силуэтом, ведь у него было прозвище морского героя. И вспомнил Ан, по кличке «Дельфин», о своей любимой Феле, ожидающей и волнующейся за ним в скалистом гроте, а Посейдон с Амфитритой обитали в подводном дворце, окружённый сонмом морских божеств, послушных его воле. И послал Ан воздушный поцелуй Феле, чтобы она не беспокоилась о его долгом и необъяснимом отсутствии, когда ветер «Аполлоний» погнал его лодку к северной звезде, в Тавриду.

Луна царица ночного света блистала белым серебром пены в бегущих волнах, где, будто любовницей, качалась одинокая лодка Ана, сопровождаемая дельфиньим ныряющим сообществом. Умные рыбины играли, кружились и веселись рядом с плывущим посланцем земли. Ан, прозванный «Дельфином», навсегда побратался с морем и плескающими артистами водного пространства, радостно чувствовал свою привязанность, переходящую в близость, и даже родство с дельфинами.

Эта бессонная ночь, обведшая теневым кольцом глаза Ана, ещё сильней зажгла воспоминания таврского моряка о ласковом и любимом лике Фелы, ведь он страстно возлюбил её сердцем и ясным умом. А звёздный дельфин, как алмазный венец, соединял их Великое взаимное чувство небесным силуэтом сияния.

Утром в синеве моря и алого неба блеснула золотая искра земли, словно оброненная громовержцем Зевсом.

– Мы спасены, впереди берег! – счастливо воскликнул Ан, обращаясь к дремавшему сбежавшему спутнику, неловко повернувшемуся и тавр увидел у него зажатый нож в руке.

«Надо быть начеку с человеком-бедой, бдительно берегущему свои монеты, и быстрее высадить его, пока он не станет избавляться от меня». – Подумал «Дельфин» и ближе пододвинул к себе копьё.

– Мужайся, корабельщик бывалый, и будь начеку от коварства подобранного раба! – Прошептал себе капитан-тавр, впервые пересекшему под парусом Понт Негостеприимный.

– Благодарю тебя, моряк благородный, за избавление от смерти! Словно дыханием твоим сильным и свежим был надут парус, принёсший нашу лодку в солнечную страну!

– Не верь глазам своим уставшим и увиденный нож у раба – это зрительный обман, уж очень искренне он высказывает своё благодаренье за спасенье. – Почему-то счастливо успокоил себя «Дельфин».

К вечеру лодка подошла к родимому берегу Ана, где стояла деревня «Ракушка», и он был там ещё недавно правителем. Только Ан подумал высадиться на землю, и вернутся к своему положению, как в памяти и в глазах восстал пленительный образ Фелы, которой он не мог изменить и бросить её одну, ведь любимая жена ждала ребёнка, а «Дельфин» станет счастливым отцом.

Хорошо зная все закоулки и изгибы прибрежного рельефа, «Дельфин» завёл лодку на веслах в укромное место и высадил беглого пассажира, предварительно получив плату в несколько золотых монет.

– Счастливой дороге спасенный незнакомец, я даже имени твоего не узнал?

– А я давно позабыл своё имя, только кожаной плёткой по кровавой спине обращались ко мне!

– Тогда буду помнить тебя под именем Плётка! – И они расстались.

На ночлег «Дельфин» отогнал свою лодку к острову «Большой брат», где утром решил найти свои спрятанные сокровища.

Возвращение к Синопу, где ждала жена Фела и теперь новый родной дом, произошло быстро. Дул восточный ветер «левант» и «Дельфин» умело управлял своим раздутым парусом, лодка лихо скользила по певучим волнам. Это нереиды играли и скользили рядом, принося удачу. И вдруг «Дельфин» вспомнил о таврской Деве, ещё недавно он неистово поклонялся богине, и она покровительствовала его жизни и всем пиратским делам. Явилась Величественная и Возвышенная Дева в белом облаке, замершим тонким шёлком над синим Понтом. Её священный образ и светозарные черты поразительно сияли схожестью с его возлюбленной Фелой, о ней моряк постоянно думал, а теперь увидел и любовался в Божественных небесах. Внезапно с высоты зазвучала торжественная песня, и вторили гимну золотые струны кифары бога. Вокруг разлились потоки яркого солнечного света. Зацвело и засверкало море. И раздался плач дитя. Всё в орбите дня и небо, море, птицы и рыбы ликовали вместе с «Дельфином», ведь у него в этот чудный миг родился сын. Весёлый и добрый ветер принёс моряку радостную весть.

– Слава Деве! Спасибо Феле! – воскликнул счастливый моряк. И Тритон сын Посейдона громовым звуком своей трубы из раковины приветствовал появление златокудрого ангела.

…Но пришла тревожная ночь и Фела, будто предчувствуя смертельную опасность, стала заготавливать факелы из сухих водорослей, стаскивать к очагу выброшенные волнами деревянные обломки. Юная мать не ошиблась, стая оскалившихся шакалов явилась в полночь с бешеной пеной на разинутых пастях. Запах крови от родов и голод от последних дней гнал стаю к одинокой беспомощной жертве с малым дитём на руках. Увидев появившуюся шакалью ярость четвероногих животных, обречённая Фела приготовилась к последнему и отчаянному бою. Новорожденного сына привязала мокрыми скрученными водорослями к спине, где головка малыша находилась возле её тонкой шеи. В левой руке держала горящий факел, а в правой крепко сжимала острое копьё, выструганной Аном.

Пылающий огонь и искры на миг застопорили разъярённое стадо, но только шакалы смело двинулись, обходя костёр, как внезапно раздался тонкий пронзительный крик ребёнка на высокой ноте и своим пронизывающим аккордом точно парализовал слух настороженных животных, заставивших их замереть у роковой черты, словно невидимой преградой-стеной, возникшей вокруг Фелы. Ангел отчаянно сражался за свою и жизнь матери.

Прошло трепещущее заколдованное мгновение остановки, но теперь последовал смертельный прыжок шакальего вожака, своим примером ведущего стаю в атаку. Правда, смело выставленное копьё несчастной женщины пронзило горло голодной гадины, и главарь рухнул у ног хилой и хрупкой победительницы. Снова заминка, но остановить рычащий вал с пеной и острыми зубами, готовый разорвать на кровавые куски женщину и ребёнка, стало невозможно. Всё. Наступает конец.

Но опять раздаётся режущий резкий крик-писк новорождённого, будто понявшего, что спасения нет. И снова пронзённые острым голосом, точно разящими стрелами в торчащие уши шакалов, они будто немеют.

Жаль, что красоту полуобнажённой матери и новорождённого младенца в храбром поединке с голодным и беспощадным зверьём видели только звёзды и накатывающие волны. Прекрасная и величественная, смелая воительница Фела была подобно таврской Богини Девы, чей святой и героический образ сиял над Тавридой. Она могла умереть за жизнь сына, но смерть её не спасла бы тогда младенца. Надо жить и бороться, но силы были на исходе. Тогда она в отчаяние и безисходности обратилась с мольбой и просьбой к Богам и любимому мужу Ану.

– Помогите! Выручайте! Спасите!

И услышал голос истерзанной жены Ан, увидел кровавый трепетавший глаз костра, перед которым замерли звери в последнем броске на окровавленную жертву, и словно превратился в силуэт дельфина, взмыл над волнами, и стремительно понесся к берегу на выручку Любви.

Шакалы грозно рычали и клацали острыми зубами, подбадривая себя перед страшным огнём и смертельным копьём в руках слабой женщины-матери с малым ребёнком, чей острый крик будто пронзал их чуткий слух. Зверьё понимало, что ещё последний бравый бросок, и они вопьются в нежное и вкусное тело жертвы. Лапами царапали землю, подбадривая друг друга, и медленно подкрадывались полукольцом вокруг слабого мускулами человека, да ещё потерявшего веру в спасение.

– Что делать? – Думала и говорила сама с собой Фела. – Оставить сына, а самой броситься на растерзанье зверья? – Но они ведь тоже унюхают моё маленькое милое чадо и разорвут ребёнка! Лучше до конца сражаться вдвоём! – Решила уже приговоренная семья смертьюсудьбою. Обессилившая и упавшая на колени, Фела всё же воткнула копье в глаз первого налетевшего нападавшего животного.

И вдруг боевой и звонкий вопль обрушился на зверьё, а по их спинам, перемалывая хребты и позвонки, стала с силой гулять деревянное весло капитана и пирата «Дельфина». Его гнев и ярость в один миг расшвыряли трусливую и злобную стаю шакалов.

– Богиня, благодарю тебя! Ты во время прислала мне мужа на помощь! – Шептала упавшая наземь растерзанная мать, а ребёнок заливался счастливым криком, встречая отца, отбившего их от беды.

– Мои любимые, я с вами! – счастливо обнимал Ан жену и сына.

Теперь «Дельфин» часто выходил в море на рыбную ловлю, возил продавать улов на синопский рынок, а на вырученные деньги покупал продукты и дары для семьи. Все его дни проходили в тяжелой и трудной работе. Окрестности Бараньего Лба «Дельфин» хорошо изучил. Сынок Дим быстро подрастал и уже опытный рыбак всё также неистово любил Фелу и мальчугана.

Однажды в утреннем белом тумане «Дельфин» наткнулся на триеру, идущую на вёслах со спущенным парусом. Кормчий корабля приказал «Дельфину» подойти к его борту. Попав под прицелы луков, рыбак безропотно подчинился приказу и подвёл свою лодку к триреме, где тут же был схвачен в плен.

– У меня нет матроса умеющего и способного работать с парусом, ты этим и займёшься! – тоном приказа заявил кормчий. Сопротивляться было бесполезно.

Греческие триеры не имели укреплённых матч, но в запасе всегда находились две съёмные мачты, когда появлялся попутный ветер, то они вмиг устанавливались. Центральная мачта выставлялась в вертикальном положении и растягивалась для устойчивости тросами. Носовая мачта несла небольшой и управляющий парус – артемон, монтировалась наклонно, с опорой на акростоль.

– Возьмите на борт мою лодку, она всегда пригодится нам в плавание? – попросил «Дельфин» и кормчий исполнил его желание. Лодку подняли на палубу на нос триеры.

– Кто ты и откуда, ведь по-гречески ты разговариваешь с акцентом? – стал допрашивать «Дельфина» кормчий.

– Я из Тавриды, буря принесла меня с женой к тутошним берегам.

– Какая удача, а мы направляемся к твоим родным берегам, и ты поможешь нам ориентироваться у себя дома.

– Хорошо! Стану лоцманом и проведу ваш корабль по знакомым местам. – Согласился «Дельфин», ведь отказаться он не мог, его бы сразу убили.

Даже не поев, пленный рыбак тут же стал руководить по установке мачт и парусов, а попутный ветер сразу надул полотнище, дав хороший ход триере.

– Втянуть вёсла! – приказал кормчий привязанным рабам-гребцам.

Измочаленные адским трудом несчастные с радостью исполнили желанный приказ, обещавший им отдых, пока ветер гнал корабль.. Их ладони сочились кровавыми пузырями и треснувшимися мозолями от ручек деревянных вёсел. А спины иссечены плётками надсмотрщиков.

Кормчий устал от ночной вахты и вместо себя посадил за руль «Дельфина». Теплая струя «Анатолийского Флейтиста» наполняла ветреной энергией широкий парус, и трирема бодро пенила воды Понта Эвксинского, оставив южную Анатолию, пахнущую цитрусами. И Синоп с Бараньем мысом растворился в синеве моря и неба. Во время работы с парусом и прогулок по кораблю, «Дельфин» заметил, что трюмы и палубы были до отказа забиты греческими товарами, видно предназначенными для Тавриды.

«Но в какой город они держать путь?» – задавал он себе вопрос. « В Херсонес или Боспор Киммерийский?. Узнаю потом. А сколько гоплитов на борту? Тоже сосчитаю днём».

А на верхней палубе между матросами шёл разговор о морских разбойниках.

– Разбойники пленили на берегу бога Диониса и отвели его на свой пиратский корабль. Там заковали в тяжёлые цепи, но они спадали с рук и ног юного бога. – рассказывал бывалый матрос с кормы своим слушателям. – Но кормчий увидел странное зрелище и тут закричал.

– Это плохой знак. Уж не бога мы хотим сковать! Отпустите скорее, высадите юношу на землю!

Но вмешался капитан: Трус, ты презренный! Смотри, лучше на парус и ветер попутный донесёт нам в Египет, или Кипр, аль в далёкую страну гипербореев, где мы успешно продадим прекрасного юношу и выручим много золота!

Но только вышел корабль в море, как свершилось чудо, и корабль превратился в цветущий сад. На парусах зазеленели виноградные лозы с золотистыми гроздьями, мачту и вёсла обвил темнозелёный плющ, в уключинах расцвели цветы.

– Правь к берегу! – взмолились разбойники к мудрому кормчему. Но опоздали, загадочный юноша уже обернулся в грозного льва. В ужасе кинулись разбойники на корму и окружили кормчего. Ловким прыжком лев кинулся на капитана и растерзал его, а разбойники со страху бросились в море и Дионис превратили их в дельфинов.

« Это точно – я пират и кличка моя Дельфин!» – подумал Ан.

А кормчего пощадил юный бог.

– Это событие произошло у берегов Тавриды? – испуганно спросил матрос с носа корабля.

– Нет, я рассказывал о тирренских морских разбойниках. Дионис покарал их за зло, причинённое ему как простому смертному.

– Но Дионис – бог виноделия, вина, Я был в Афинах на празднествах великого Дионисия, там выступали хоры певцов, наряжённые в козьи шкуры, и исполняли особые гимны-дифирамбы. Их начинал запевала, а хор вторил и отвечал ему, пение сопровождалось танцами. Из «песни козлов» дифирамбов родилась трагедия. А на сельских праздниках Дионисия пели шуточные песни, их тоже начинал запевала, потом пляски, отсюда родилась комедия. – пояснял старый моряк.

– Расскажи ещё, тебя интересно слушать? – попросили моряки.

– Дионис вырос в Нисейской долине и его воспитывали нимфы. Из него вышел могучий бог, дающий людям силы и радость, с Дионисом связано плодородие. Чудесных Нимф, окружавших его добротой и заботой, Зевс взял на небо, и теперь мы их видим в звёздную ночь ярким созвездием Гиад.( созвездие Ориона)

– Правда, и сейчас лучисто сверкает четыре звезды и пояс у них из трёх звёзд! – заметил кормчий, опять взявший руль.

– Запомни их для ориентировки! – посоветовал старый моряк.

– За долгие ночные вахты я хорошо изучил звёздное небо! – похвастался кормчий.

– Будем надеяться, что приведёшь корабль в Тавриду?

– Боги и фортуна с нами!

– Посмотрим.

Триера «Херсонес» медленно утюжила предрассветный штиль, двигаясь к незнакомым странным скаламостровам, словно сближавшихся до тесноты соприкосновения, то расходившихся до узости пролива. Силуэты скал удивительно были сравнимы с громадными мужскими «головами», отливавшие свинцовым блеском от восходящего солнца.

– Словно два купающихся брата! – произнёс капитан Мелантий.

– Скалы больше похожи на засаду дозорных в шлёмах? – заметил старый лоцман Филотий, много раз, плававший к Херсонесу.

– А у этих берегов ты бывал? – поинтересовался капитан.

– Нет, мы обычно выходили к отвесной горе с утёсами-зубцами и поворачивали корабли в сторону заходящего солнца. Хотя синий эскиз горбатой горы и скал-островов мы издали видели. Потом я больше бывал у песчаных отмелей Керкенитиды.

– Приведи пойманного рыбака под Синопой, может он из этих мест, ведь по-гречески он говорит с большим акцентом.

В это время Ан возился у своей рыбацкой скорлупе, вытащенный на нос триремы. Он давно узнал родимый берег, но выдавать пиратские козни земляков капитану «Херсонеса» побоялся. Он уже вывесил на вытянутой бычьей жиле свой боевой знак – высушенного морского кота, повернув белой грудью и животом наружу. Там был начерчено два кольца, как два глаза, один будто смотрел на солнце, другой на луну. Тавры-земляки «Залива Сокровищ» хорошо знали пиратский символ Дельфина, ещё недавно правившему приморской деревней «Ракушкой».

– Рыбак Ан тебе не знакомы эти причудливые берега и есть здесь реки и родники, где мы можем наполнить свой водяной балласт?

– Нет, смелый капитан, я жил у грязевой бухты Ласпи и впервые вижу эти места.

– А можешь ты сходить на своей «скорлупе» в разведку и привезти пару амфор с водой?

– Конечно, капитан!

– Чтобы ты не убежал с тобой пойдёт опытный Филотий с оружием и в сопровождение нашей спасательной лодкой с экипажем из пятерых матросов.

– Я готов! – покорно согласился Ан, не выдавая своей радости о встрече с родиной.

– А трирема останется в море, рядом с островами, мы опустим плавучий якорь. В случаи опасности дадите сигнал костром или дымом факела. Мы подойдем поближе и высадим десант гоплитов! – пообещал капитан.

– Смотрите, я вижу золотого Дионисия! – Перебивая всех, закричал кормчий, показывая на остров Большой брат». И все на палубах триремы созерцали бронзовое тело бога Дионисия, стоящего на краю скал с кубком в руках. Венок из винограда украшал его голову, а в другой руке тирс, повитый плющом.

– А на берегу его свита! – опять указал зоркий кормчий.

– Откуда Дионисий здесь появился, на Краю Ойкумены? – полетел вопрос от любопытствующего моряка.

– С шумной ватагой украшённых венками менад и сатиров бродит Дионис по всему свету, из одной страны в другую. В весёлой пляске с пением и горячими восклицаниями кружатся вокруг юные дивные менады, бурно скачут охмелевшие от вина неуклюжие сатиры с хвостами и козлиными ногами. За праздничным шествием медленно вышагивает осёл, а на нём восседает старик Силена, мудрый учитель Диониса. Старый наставник изрядно опьянел, еле держится на ишаке, склонившись для опоры на мех с вином. Покачиваясь, едет Силена, улыбаясь всем окружающим. Добрые сатиры окружают осторожно ступающего четвероного животного и бережно поддерживают мудреца, чтобы он не свалился на землю. Оркестр из флейт, свирелей и тимпанов играет весёлые марши и танцевальные ритмы для шумного шествия, словно колесо, катившее в горной местности, среди тенистых лесов и солнечных зелёных лугов. Весело и празднично шагает по земле Дионис-Вакх, покоряя и властвуя над человеческим миром. Юный и красивый Бог учит людей высаживать виноград и из солнечных ягод спелых ягод готовить вино. – рассказал старый моряк стихотворную поэму.

– А почему Дионис стоит на скале с кубком в руке, а свита веселится на берегу? – опять дальнозоркий кормчий определил панорамную ситуацию.

– Может пираты захватили в плен лучезарного бога? – осторожно высказался старый моряк, вспоминая про козни тирренских морских разбойников.

– Только греки знают национальные поэмы и сказания, значит там наши соотечественники, обустроились на берегу и нечего нам бояться! – предположил капитан, думая, что предприимчивые греки основали здесь сельскую колонию.

– Нет, гераклейские мореплаватели, это капитан Атрид устроил пышный маскарад, чтобы усыпить вашу бдительность и завлечь корабль для пиратского нападения, и он хорошо знает греческие песни и молитвы богам и героям, но теперь над ним наша таврская богиня Дева властвует! – одними губами прошептал «Дельфин», сидя у своей лодки на носу триремы.

– Подойдём ближе и выясним обстановку! – решился капитан и приказал кормчему:

– Веди триеру к острову с Дионисом!

– Парус свернуть, идём к острову на вёслах! – теперь командовал кормчий.

– Кажется, вместо бога Дионисия танцует беглый раб Плётка? – шептал «Дельфин» всматриваясь в рыжую знакомую шевелюру своего недавнего пассажира, привезённого им в «Залив сокровищ». – Не успел выбраться отсюда бедняга и опять попал в плен, теперь к моим сородичам? Хитрые тавры покрыли его золотой краской, и выставили для приманки осторожных греков, но всё же попавших на привлекательную «удочку».

Триера медленно и с достоинством силы стала подходить к острову, где веселился и призывал к себе золотой Дионисий.

– Надо выслать нашу разведку из двух лодок, чтобы они подготовили место для причала триеры? – высказался кормчий и, не ожидая ни от кого советов, крикнул «Дельфину» и Филотию:

– Спускайте первыми на воду вашу лодчонку, а затем последует наша спасательная ладья!

– Слушаемся! – повиновались оба разведчика.

– Возьмите амфоры для воды! – вспомнил кормчий о закончившихся водных запасов на триере.

– Здесь нет! – ответил «Дельфин» и осекся, что выдал свои знания об острове, сразу поправился. – Амфоры тяжелы для хрупкого и одноместного «корыта», а нас двое садятся.

А тавры-пираты во главе с греком Атридом, уже породнившимся и ставшим местным аборигеном, спрятавшись и замаскировавшись на Островах-Близнецах, вели наблюдение за подошедшей триремой.

Зоркий Атрид первым увидел на носу «Херсонеса» пиратский знак Дельфина из двух колец на белом туловище морского кота.

– Наш друг и герой Дельфин опять прибыл из Синопы, как и обещал, но теперь с большим кораблёмпирогом!

– Я тоже вижу, и узнала знакомую пиратскую эмблему Дельфина. Он очень любил охотиться с острогой на жгучих морских котов и всегда гордился проткнутой опасной рыбиной. Ведь никто из «Ракушки» так ловко не нанизывал глубоководного чудища, смертельно бьющим хвостом. – Подтвердила Окса с широко раскрытыми глазами.

– Что будем делать? – спросил Гел, помощник Атрида.

– Смотреть и выжидать, а Дельфин подскажет и поможет нам.

– Я вижу, что они спустили с триремы две легкие лодки! – объявила Окса.

– Точно и на одной Дельфин в паре с кем-то, а на другой пять мореплавателей.

– Видно собираются в разведку к берегу?

– Лежим в засаде и не выдаём себя!

К вершине острова, где стоял золотой Дионис с кубком вина, вилась петлями красная тропинка с выкрашенными камнями по бокам. Весь атласный путь был усыпан и обвит зелёными гирляндами плюща и букетами цветов. Костры и горящие факелы горели аркой и вдоль священного пути к богу Дионису. Огонь очищал проходивших гостей от грехов и человеческого зла, вступивших на праздничную и праведную дорогу, покоряясь власти Диониса-Вакха.

Неожиданное волшебное представление предстало перед глазами морских разведчиков, присланных с триремы «Херсонес», медленно ступающих по сказочным ступеням с расширенными глазами от удивления роскошного торжества приёма гостей. Раздались музыкальные звуки тимпанов, флейт и раковин, а на златой дороге выросли полуобнажённые фигуры таврских красавиц, обвитых зелёными листьями и шелковыми розами. Приятное благоуханье мирта и цветов лилось вокруг, одурманивая и кружа головы суровым и солёным морякам, обольщённых красотой, величием, винным духом божественного трона Диониса. Греческие разведчики безропотно и с большим удовольствием покорились власти виноградного Бога.

Ведь они хорошо знали из мифологии о дочерях царя Миния, не пошедших на весёлое празднество на земле в Орхомене в честь бога вина, а остались дома, где хорошо пряли и ткали. Они даже ничего не хотели, и слышать о боге Дионисе, а торопливо трудились, пытаясь быстро закончить работу. Уже солнце зашло и пала вечерняя мгла. Как вдруг нити пряжи на ткацких станках таинственным чудом превратились в виноградные лозы с повисшими тяжёлыми золотистыми гроздьями. А из темноты наступающей ночи засверкал грозный свет факелов, и раздалось зловещее рыканье диких зверей: львов, пантер, рыси и медведя. С раздирающим и пугающим воем носились хищники по залам дворца с яростью и гневом в сверкающих глазах. В страхе и ужасе дочери царя пытались убежать и спрятаться от страшного и опасного видения разъярённых гигантов. Но спасения нет от неминуемой приближающейся смерти.

Тогда под колдовством гибкие тела царских дочек стали сжиматься размером до маленьких кулачков, а на белой коже появилась серая шерсть, руки превратились в крылья с тонкой перепонкой. Царевны обратились в летучих мышей, и домом их стали тёмные пещеры, и солнечный свет пропал для ослепших, лишь ночью они вылетали на охоту.

На морских разведчиков юные обнажённые девы одели зелёные и красочные гирлянды и венки, словно посвящая их в свиту Дионисия, а Бог преподнёс каждому кубок виноградного вина. От вкусного и бодрящего напитка всколыхнулись весельем и добром суровые посланцы из триремы «Херсонес». И разлились и засверкали улыбки на их огрубевших лицах. Бурлило и играло вино кипучей энергией. А мускулистые, натруженные руки моряков с волдырями и ссадинами точно крылья стали обнимать друг друга или тянутся к живым женским статуям.

Качаясь и пританцовывая, морская разведка весело, словоохотливо и с песнями возвращалась на своё тяжелое судно, где на них с завистью глазел весь экипаж.

Единственным трезвым оказался Дельфин, ему тоже Дионис наливал вино из кубка, но в нём вместо бунтующего напитка находилась чистая вода. Шепотом Дельфин рассказывал «Плётке», находившимся в образе Диониса, о богатых грузах на корабле, о численности команды и воинах-гоплитах. Ценная информация тут же передавалась верхушке главарей пиратов-тавров, а им давно уже стали Атрид вместе с Оксой.

– Подгребать к острову с Дионисом! – приказал кормчий триеры, уже тоже восхищённый увиденным издали роскошным и красивым ритуалом приёма Диониса. Радостный клик приветствия экипажа раздался над кораблём, и судно медленно стало подгребать к желанной мечте-удовольствию, где моряков ожидало вкусное вино питие и волшебные ласки таврских гибких красавец.

Триера удачно пришвартовалась к деревянному настилу-причалу, построенному у берега. Две изумительные по красоте девушки, словно изящные лотосы, приняли и привязали веревочные концы. И опять все взгляды моряков триремы обратились к девичьим цветущим образом, неудержимо приковавшим их к соблазнительным фигурам.

Но пока мужчины похотливо и страстно пялили глаза, предвкушая горячие развлечения, из подводного грота под деревянным настилом причала, вынырнули таврские пловцы-пираты и окутали кормчее весло крепкой сетью из бычьих жил и водорослей. Словно из волны появилось мохнатое морское чудище, обвив днище корабля, не вызывая явного подозрения и беспокойства команды.

Весёлой гурьбой стали подниматься моряки триремы к праздничному Дионису за желанными и дармовыми кубками вина. Тем временем на триреме стали появляться пираты-тавры, выплывая из грота, они быстро и ловко карабкались по бортам, и словно морские дьяволы с ножами появлялись перед обалдевшими и перепуганными членами экипажа, не сошедших на берег.

– Рубить концы швартовки! Гребцы, вёсла на воду! Отходить от берега! – Уже корабельные приказы отдавал бывший греческий капитан Атрид, а сейчас главарь пиратского отряда тавров, мгновенно без боя и крови захватившие судно с ценными и богатыми грузами.

А высадившиеся на берег моряки и гоплиты, обернувшись и удивлённо разинули глаза, от внезапного отплытия корабля, вопросительно замерли на ритуальной и магической тропе к божеству. Девушки-цветы моментально исчезли, словно провалились сквозь землю. Дионис тоже растворился на вершине, точно улетел на Божественный Олимп.

– Назад, возвращаемся обратно к триреме! – Прокричал кто-то из охмелевших красотой встречи, но обдуренных хитростью пиратов. Поздно, между кораблём и скальным берегом появилась полоска с пространством воды.

– Вплавь догонять судно, пока оно неуклюже разворачивается! – опять раздался приказ незадачливого боцмана, тоже опрометчиво ради выпивки, покинувшего своё судно, к обманутым морякам. Но только несколько человек прыгнуло в воду, чтобы догнать уходивший корабль, как с него угрожающе засвистели стрелы на поражение плывущих к взятию и возвращению триеры хозяевам. И вскоре все поняли, что корабль захвачен таврскими пиратами навсегда.

Эта была блестящая мудрая операция таврских пиратов под командование греческого морского специалиста Атрида, ставшего на их сторону. Без крови, убийств, лишь на одном обмане, связанном с греческим поклонением Дионис-Вакху. И ещё главным помощником послужил бывший пират Дельфин, приведший трирему с анатолийских берегов к «Заливу Сокровищ» в Тавриде.

Пленённым морякам экипажа триремы по приказу Атрида не отрубили головы по обычаям святых таврских законов, а превратили в рабов, заставив их трудиться на тяжёлых работах.

Получив золотые монеты в награду за пиратских захват корабля разведчик «Дельфин» и отпущенный на свободу, хорошо сыгравший роль бога Диониса, бывший раб «Плётка»,уходили на рыбацкой лодке обратно к берегам Синопа.

Слава о грозных и хитрых пиратах Залива Сокровищ стала расходиться по всей Тавриде, и купеческие корабли старались обходить стороной это опасное место. Шло время, а добычи нет. И тогда вождь Вир, посовещавшись с капитаном Атридом, приказал готовить трирему «Херсонес», недавно захваченную у греков, к пиратскому рейду в район крепости Харакс, захваченной римскими легионерами, куда часто подходил торговый флот. Крепость Харакс стояла на скалистом мысу с удобными бухтами, об этом рассказывали соседние пастухи, пригонявшие скот на выпас к местной высокой горе с разноцветными травами.

Бравая команда пиратов-тавров из десяти сильных и ловких юношей, умеющая плавать и нырять, управлять и грести на легких лодках, обученная морскому искусству управлением большими кораблями с поднятым парусом и весельным движением капитаном Атридом, уже давно хозяйничала на триреме, где гребцами оставались рабы прежних хозяев. В дополнение к малочисленному экипажу на борт взяли самых метких охотников стрелков из лука. Им же вручили острые копья и тяжёлые камни для бросков с привязанными верёвками, закрепляя тесное сближение кораблей, а также усиливая предстоящую атаку для захвата судна. Из сухих водорослей был сделан большой запас факелов, огонь для них горел в днищах амфор с отбитыми горлышками, куда собрали смолу с сосновых деревьев.

В команду включили несколько гибких, изящных и красивых девушек, способных на лёгких каноэ подходить поближе к вражеским кораблям, отвлекая или зазывая матросов своей полунагой привлекательностью. Венки и гирлянды цветов составляли их боевую амуницию, хотя каменные ножи хранились на дне лодок и ещё острые створки раковин, если полоснуть ими и перерезать горло противника, могли помочь им в защите, даже запас песка шёл на вооружение, а он годился сыпануть по глазам и враг на мгновение терял зрение.

В составе экипажа находилось несколько ныряльщиков, умеющих глубоко и по долго уходить под воду, дышать через полые трубочки, заводить сети, сплетённые из водорослей, под рулевоё весло. Парни умели хорошо лазать по скалам и по бортам судна, по реям и мачтам, появляясь страшными призраками с каменными ножами или болами (камнями) на кожаных верёвках, круча их над головами и сбивая насмерть врагов. Лазутчики умели и отлично боролись, владели фехтованием на ножах и греческих ксироксах.

Ритуальные высушенные головы рогатых быков, разинутых пастей медведей, клыки свирепых кабанов, когтистые лапы тигров и другие ужасные оскалы диких животных входили в боевую устрашающую мощь пиратов, психологически пугая защитников обречённого корабля. А на длинных шестах нанизывались отрезанные головы повергнутых членов команды, особенно, если эта оказывался капитан или кормчий. Белые высохшие черепа с чёрными глазницами и носовыми отверстиями, развешанные на реях корабля сеяли суеверный страх среди обороняющихся гоплитов и моряков.

Бородатый и старый жрец в волчьей шубе молился и взывал к Богине Деве, чтобы она принесла таврам удачу и победу в нападение на захват вражеского корабля. У каждого на шее пирата висел на кожаном ремешке амулет из камня с природной дырочкой, подобранный на морском берегу. Камень символизировал силуэт Богини Девы.

Не забыл Атрид, командующий пиратским набегом, про раненых воинов в горячей и кровавой битве. Им оказывала помощь мужская команда санитаров и женщинцелителей лечебными сухими травами с перевязочными полосками из шкур убитых животных. В высушенных тыквах они хранили груз чистой воды, жиров и даже древесного пепла для посыпания кровоточащих ран. В примитивных хранилищах имелся запас свежей крови от убитых животных, особую священную силу и магическое поверье среди тавров имела кровь ритуального быка, принесённого в жертву на святилище горного перевала.

По берегу вышел отряд воинов Залива Сокровищ, собранных со всех деревень «Рыжая лисица», «Ракушка», «Поющие Камни» во главе с вождём Виром. Они направлялись к скалистому мысу, где на вершине и стояла крепость «Харакс» с выложенными толстыми стенами ещё таврами циклопической кладкой из больших обломков скал. Но крепости захватили римские легионеры. В горах их строители дорог – бенефициарии проложили удобный каменный путь для повозок и конных седоков из Херсонеса в Харакс.

Полевая команда должна оказывать помощь пиратам с берега, а вдруг с ними случится непредсказуемая беда. Вир с восхищением наблюдал, как триера с острым носом и нарисованным глазом, взмахивая вёслами, будто короткими перепончатыми крыльями дракона, скользила по морю, не имея сил взлететь в небо, зато нырнуть всегда могла в мощный морской вал.

Капитан Атрид поднял голову и застыл от удивления. Вверху, над ним вздымалась свинцово-серебряная гора-скала, так похожая на Олимп из греческих мифов, где царствует Зевс, во главе склонившегося сонма богов. В руках у него громы и молнии, выкованные ему циклопами. Над Олимпом сияло синевой бездонное небо, оттуда лился радостный золотой свет. Всегда в царстве Зевса светлое лето. Зевс правит небом и землёй, Посейдон властвует над морем, а у бога Аида в руках подземное царство.

Но видно Борей, бог бурного северного ветра принёс на Олимп в подарок Зевсу белое облако, своими легкими воздушными формами напоминающий дворцы Акрополя в Афинах. Атрид даже увидел бронзовую восьмиметровую статую Афины-воительницы и блеск её копья в солнечных лучах. Но главным и самым величественным зданием Акрополя в божественной красоте мрамора расцветал и будто дышал лепестками живой белой розой дворец Парфенон, посвящённой Афине– Парфенос – Афине-Деве. Ведь у тавров тоже была своя Богиня Дева.

Триерарх Атрид не раз во время праздников и стоянке его корабля в Афинах поднимался на Акрополь и поклонялся его богам и героям, изваянных из мрамора и отлитых из бронзы. Он любовался и восторгался совершенством и силой жизни в тонких и точных линиях мраморной красоты каменного кристалла.. «Она живая», «как будто дышит», «вот-вот заговорит», «кажется, что кровь переливается в её мраморном теле» также восклицал мореход, как и греки в своих эпиграммах, посвящённых изумительному искусству.

– Ника – крылатая дева, приносящая победу, одари и меня успехом в морской битве! – стал просить Атрид, обращаясь к светоносному серебряному олимпу, что возвышался над скалистым берегом.

Тем временем римская триера, увидев корабль под греческим флагом, решительно пошла в атаку на купеческое торговое судно, располагая сейчас подавляющим превосходством под прикрытием боевого гарнизона Харакса с его малым флотом из нескольких лодок. Атрид на своём пиратском корабле застопорил ход, будто находился в растерянности, а потом развернул корабль и в течение тридцати секунд придал максимальную скорость, ведь его триера была оснащена буферным тараном-проемболоном и боевым тараном в форме головы дракона. Опытный Атрид использовал тактический маневр триеры – проплыв. Римскоге судно, уверенное в своей силе шла на таран «Херсонеса», но пиратский корабль Атрида выбрал выгодный курс атаки, когда враг уже не мог отклониться от удара. Умелый мореход повернул триеру и нанёс противнику скользящий удар, а гребцы втянули свои вёсла, и корпус ломал чужие гребные устройства. Тут же «Херсонес» делал обратный ход, чтобы не попасть под метательные снаряды с палубы неприятеля и самому не застрять в обломках вёсел. Смена позиции позволила выйти для смертельного таранного удара в борт обездвиженного судна. Атакующая триера, словно акула-молот, обрушилась в середину ненавистного римского завоевателя Понта Эвксинского, рассекая корабль пополам.

– В абордажную атаку! – прогремел приказ Атрида над сцепившимися суднами. И удалые таврские полуобнажённые пираты с ножами, с камнями и кулаками, смело перепрыгивая через борт, сокрушительно обрушились на римских легионеров, ещё валявшихся на палубе своего судна от стремительного и тяжелого удара «Херсонеса». Закованные в тяжёлые латы и панцири, мешавшие им ловко и быстро двигаться, а пираты лихо рубили и сносили неповоротливых вояк.

А ликующий крик атакующих и нападающих тавров, звериные маски с оскаленными пастями, разинутыми ртами и острыми клыками панически воздействовал на оборонявшихся римлян. Человеческие белые черепа на реях, отрубленные окровавленные головы врагов, нанизанные на копья, горящие факела с чёрными дымами, вызывало неудержимый страх на бывших бравых римских солдат, впервые столкнувшись с туземной яростью и непокорностью перед их знаменитой силой завоевателей.

В крепости «Харакс», увидев катастрофу поражения римского судна, тут же выслали на помощь несколько лодок с гарнизонными служаками под управлением умелых мореходов. Но на помощь пиратам встали опытные охотники с луками, находившиеся на борту «Херсонеса». Их стрелы стали метко поражать сидящих в лодках, тут же вывалившихся за борт.

На берегу таврское пехотное войско, пришедшее на помощь пиратам, тоже разожгло костры вокруг крепости, беря на испуг римлян и предупреждая, что готовы и могут начать осаду каменного укрепления.

Атрид облегченно вздохнул, и по его волевому обветренному лицу скользнула довольная улыбка, что крылатая Ника – богиня победы помогла в сражение, и он выиграл бой у непревзойдённых римских легионеров, завоевавших Тавриду от Херсонеса до Боспора Киммерийского. Будто он стал героем. И тут же погрузился в размышления. А видения Акрополя из белых облаков исчезло, лишь серебряно скальный Олимп, словно престол олимпийских богов, вознесся над темно-зелёным берегом и лазурным морем.

Думы его, конечно, были о беременной Оксе, и он мечтал о рождение сына. И эта пиратская блестящая победа стала его подарком любимой жене. Никогда он не предполагал, что своё счастье он найдёт в «Заливе сокровищ», в среде могучих тавров, где Атрид и встретил Оксу. А теперь навсегда привязался к этому красивейшему уголку на краю Ойкумены. Только вот бы сына свести в Афины, когда он подрастёт, но слишком туда долгая, длинная и опасная дорога. Но только там, в Греции, сын может получить отличное образование и выбрать себе подходящую профессию нужную для тавров. Атрид хорошо понимал, что бросить тавров, и эту прекрасную и милую землю он уже не сможет, очень он прикипел к местным людям и окружающему миру. Но главное неимоверное чувство любви к Оксе, словно страстный огонь сжигал у него всё внутри. И ему ещё больше хотелось любить её все больше и больше! Не всякого Богиня Афродита одаривает таким сильным и всё поглощающим чувством. Жизнь невозможна без любви и красоты. Афродита – Богиня любви и красоты, супружества, вечной весны, плодородия, её окружают хариты ( богини доброты и юности) и нимфы ( божества природы – морей, рек, озёр, источников, деревьев, рощ и гор), цветы сады, луга. В её власти земля, горы и море. Она рождает чувство любви у богов и людей.

Любовную силу и негу, «пьянящую радость объятий» Афродита принесла и в Тавриду, покорив сердца поселившихся здесь греков, а с ними суровых варваров. Афродита почиталась как богиня любви, покровительница семьи, её называли медосладкой и изобильной. Проживая вдали от родины, эллины хотели иметь покровительство, защиту, поэтому воспринимали Афродиту не только как божественно красивую, игривую и ветреную ( это Афродита Анадиомена, то есть «появившаяся на поверхности моря»). Греки наделили её даже другими серьёзными правами, Афродита стала Навархидой (Судоначальницей) и вместе с Посейдоном управляла делами морскими, защищая моряков от различных бед.

Захваченное на абордаж римское судно оказалось с богатым уловом, оно везло продукты и снаряжение для южнобережной крепости «Харакс».

Триера «Херсонес» возвращалась в «Залив сокровищ», волоча со собой трофейный корабль римлян. Вождь Вир вместе с войском подмоги весело шагали по прибрежным тропам и дорогам к своим родным местам.

Все встретились на берегу деревни «Ракушка», самой удобной гавани «Залива Сокровищ». С подарками в руках он вышел из камары, триеру «Херсонес» капитан побоялся подвести к берегу, и судно стояло на якорном рейде.

Окса с новорождённым малышом ждала Атридапобедителя

– Здравствуй, Любимая! Спасибо за сына!

– Это Афродита наградила нас бесценным подарком! – ответила Окса.

Атрид принял ребёнка на руки и высоко поднял вверх, благодарствуя богини и жене за рождения сына.

Лицо Оксы расцвело ярким румянцем, она радовалась, что Атрид был счастлив от появления долгожданного наследника.

Женщины деревни «Ракушки вместе с малыми детьми образовали танцующий хоровод вокруг Оксы, посвящая её в свой сан материнства, одев ей на обнажённую шею ожерелье из разноцветных морских ракушек, собранных на берегу залива. Дополняли украшение белые остроконечные ракушки, висящие на травяных стеблях.

Атриду мужчины вручили символ пиратов – камешек с природной дырочкой на кожаном ремешке.

– Таврская Богиня Дева признаёт тебя родным на своей земле! – Это вождь Вир словно по поручению Богини произнёс громкое посвящение.

– Я счастлив и горжусь моей новой Родиной! – ответил Атрид.

– И мы рады внезапному и боевому появлению в наших рядах, признаём твою мощную силу, яркий ум и умелое предводительство! Все пираты согласны на любые атаки по задуманным, разработанным планам и во главе с тобой! – Вождь Вир тоже был счастлив, что породнился с образованным греком, его знания морского дела и культуры греков так нужны были таврам-туземцам, обитающих ещё в каменном веке.

Тем временем ночной праздник продолжался с танцами среди горящих костров и приношением ритуального быка с копчением на вертеле. Победный ужин у тавровпиратов вышел на славу, сытный, весёлый, а главное с дележом богатой добычи. Сначала захваченное добро с продуктовыми запасами раздели на три части для каждой деревни и по числу жителей. Отдельно богатый пай выделили вождю Виру, и Атрид тоже получил хорошую львиную долю. Не забыли подарки для служителей святилища на перевале, кроме продуктов отобрали сверкающие серебряные и золотые изделия-украшения для Богини Девы.

– А что будем делать с гребцами-рабами? – спросил Вир.

– Кормить, поить и выпускать их с корабля гулять на берег, где тоже найдём им тяжёлую и черную работу! – это уже приказывал Атрид, привыкший к труду рабов в греческом мире, хотя и свободные граждане тоже работали по профессиям не покладая рук.

– Тогда охраной пленённых займётся Лис со своими «рыжими лисицами», от них никто не убежит! – распорядился вождь Вир.

– Выполним ваш приказ! – Лис был доволен разделом захваченного добра, как всегда он оторвал хороший кущ для своего стойбища и все по давней привычке молчали, не связываясь ругательством с хитрым и ловким предводителем пиратов из деревни «Рыжая Лисица».

Время шло, заканчивались продукты, взятые на римском судне, но новых атак Атрид что-то не планировал, а счастливым отцом возился с малышом сыном. Среди скучающих пиратов пошли бунтующие разговоры о бездеятельности капитана. Но мимо «Залива Сокровищ» совсем перестали проходить купеческие суда, а римская эскадра ушла в Пантикапей усмирять боспорского царя Митридата. Опустело море у таврских берегов.

– Выходи в море, ищу удачу, может, опять наткнёшься на корабль, привозящий провиант и снаряжение в римскую крепость «Харакс»? – тоном приказа обратился вождь Вир к Атриду.

– Ночью поднимем парус и крадучись пойдём вдоль берега к скалистому мысу, чтобы с моря нас никто не засёк! – согласился Атрид.

– А если на берегу окажутся римские лазутчики? Они донесут о вашем появление в крепость!

– Не успеют, на рассвете мы неожиданно появимся на рейде «Харакса»!

– Тогда вперёд на новые подвиги! – вождь Вир счастливо напутствовал пиратов «Залива сокровищ».

Ночь лазурная и стеклянная стояла над побережьем, море сонливо струилось стеклярусом медленных волн. «Херсонес», как большая рыба с острым носом и развернутым парусом, тихо скользил в светящейся воде. С берега тянул поток воздуха, пропитанный сосновой смолой и душистым запахом цветов. И парус, наполненный ароматами земли и леса, словно цветок магнолии, расцветал белым лепестком под лунным, звёздным и лучезарным небом.

Матросы и команда пиратов отдыхали на палубе, забывшись на палубе, гребца в своих гнёздышках тоже наслаждались крепким сном. На носу двое вперёдсмотрящих замерли на посту, а на корме власть была у келейста Орла, правителя одноимённой пиратской деревушки, лежащей под защитой острой скалы. Кораблевождение его обучил Атрид и он оказался отличным учеником. А всем судном командовал в звание триерарха Атрид. Многоярусная триера имела длину до сорока двух метров, в экипаже числилось шестьдесят гребцов, тридцать пиратов-воинов и двенадцать матросов.

На самом нижнем ярусе триеры близ воды сидели гребцы-таламиты в составе двадцати семи человек с каждого борта. Отверстия или порты, прорубленные в корпусе корабля для вёсел, находились прямо у воды, а при даже малом волнении их захлёстывали волны. Тогда таламиты втягивали вёсла внутрь, а порты закрывались кожаными пластырями.

Гребцов второго этажа звали зигитами, а третьего яруса – транитами. Их вёсла проходили сквозь порты в парадосе в коробчатом расширение корпуса выше ватерлинии, нависающий над морем. Вёсельный ритм гребцам задавал флейтист.

Длина вёсел у всех гребцов была одинакова – четыре с половиной метра, но сидели они в судне по полукруглой линии, образованной бортом пузатого корабля. Из рассчитанного проекта кораблестроителями лопатки всех этажей корпуса входили в воду одновременно, но под разными углами.

Атрид не спал, в такую божественную ночь глаза не смыкались, лишь думы, певучими птицами, вились и вспыхивали зарницами воспоминаний о прошедших днях и мечтами о будущей жизни. Из полузабытой памяти вдруг полился танец прекрасных гомеровских строк, ведь в далёком прошлом он любил читать их наизусть.

Гелиос с моря прекрасного встал и явился на медном

Своде небес, чтобы сиять для бессмертных богов и для смертных,

Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.

От приятных раздумий Атрида отвлёк звонкий голос вперёдсмотрящего:

– Вижу корабль, выходящий из крепостного мыса! – Какое судно – военное или купеческое?

– Триера, переделанная для транспортных перевозок.

( Для перевозки воинов корабль назывался «Гоплитагагос», а для лошадей – «Гиппагагос»)

– Нужно его перехватить до входа в гавань! – тут же отдал приказ Атрид.

– Гребцы, подъём! Вёсла на воду! – это уже командовал келейст Орёл, а флейтист играл сигнал тревоги.

– Корабль вместо захода в гавань сменил курс и уходит в открытое море! – опять донесся голос вперёдсмотрящего.

– В погоню за ним, видно там заметили нас и пытаются скрыться?

Триеру для судоходности строили узким судном. Пятиметровая ширина корабля отмечалась на уровне ватерлинии, и предельную скорость хода «Херсонес» достигал до девяти узлов, хотя многие специалисты утверждали, что ходили и до двенадцати узлов. Зато, как дельфин, триера сразу могла за тридцать секунд развивать свою быстроходность. Вот и сейчас «Херсонес» двигался на предельной скорости с надутым парусом и дружной весельной греблей. Гребцы старались на славу, во всю мощь своих мускулов.

Но незнакомая беглянка ещё проворней уходила от роковой пиратской погони, подхватив в два выставленных паруса свежие порывы ветра, сорвавшиеся со скального «Олимпа», возвышавшегося над «Хараксом».

– Будем следовать за трусливыми беглецами, они не уйдут от нас! —

– Атрид, смотри, наш корабль несёт сильное течение и у гребцов даже вырывает вёсла! – рукой указал Орёл на мощно бегущие струи воды.

– Вот почему так резко повернуло встречное судно, его просто снесло течение, но откуда оно появилось в этой акватории? – задумался Атрид.

А погоня продолжалась, оба судна летели под парусами по воле бурного ветра и бурлящих волн и расстояние между ними не менялось.

– Мы даже не сможет повернуть обратно, нас несёт на другой край моря! – с тревогой высказался Атрид, вдруг вспомнив об Оксе и сыне, оставленных на таврском берегу в «Заливе Сокровищ».

– Продуктов и воды на нашем корсаре в обрез! – уже стал волноваться Орёл.

– Нужно догонять, атаковать уходящее судно и брать трофей.

– А сколько времени пройдёт погоня, наступит темнота, и мы тогда потеряем бегущий корабль по волнам!

– Постараемся гнаться до тарана и абордажа! – Атрид был настроен решительно.

– Поклонимся Богине Деве в нашей удаче!

– На море властвует греческая Афродита и у неё мы должны просить победу в плавание и над уходящим соперником.

– Пусть обе Богини помогают нам! – согласился Орёл молиться одновременно местной Деве и заморской Афродите.

А флейтист, поднимая боевое настроение у пиратской команды, звонко заливался на своём весёлом инструменте. «Херсонес» сопровождали играющие дельфины, будто желая помочь ему в погоне. Атрид вдруг увидел свою давнюю знакомую, вынырнувшую у кормы.

– Афалина, следуй за уходящей добычей и запоминай маршрут, потом выведешь нас, если мы потеряем убегающий корабль! – крикнул Атрид любимой рыбине. И Афалина в ответ выпрыгнула из воды, что-то хрюкнула на дельфиньем языке, словно поняла приказ обожаемого человека, с кем сражалась против морского монстразмея.

В легком, ползучим тумане наступающего вечера ещё виднелись контуры красного корпуса уходящей триеры под парусом с солнечным ликом и веслами сильных гребцов понуждаемой к бегу, постепенно пропадающей в синем порфире сливающего горизонта неба и моря. Хотя главным сейчас в быстроходности судна являлось подводное течение, словно посланное Афродитой и Посейдоном в спасение от нападения пиратов.

А неутомимые и ловкие сыны моря – дельфины, летящие над пенными волнами, как птицы над облаками, устремились в погоню за кораблём, предначертанным судьбою погибнуть от пиратов. Не спрятаться страдальцу в тяжёлых и темных свитках ночи, ведь серебряные лучи звёзд и луны алмазными копьями остро падали с драгоценно-сотканной ризы неба и чётко высвечивая бриллиантовые очертания, будто подбитого сокола, упавшего на воду, но стремящегося и пытающегося взлететь высь, махая деревянными вёслами-крыльями.

Афалина, царица морских вод Понта, в сопровожденье верных сотоварищей дельфиньей команды, кружились вокруг кормового весла судна, словно пытаясь помешать кормчему, управлять триерой. И получилось, уставший от долгой вахты ещё не опытный моряк, стал завалить судно по кривой полукруга, увеличивая длину пути. А «Херсонес» рвался по прямой, сокращая пространство, между поспешно скрывающейся жертвой. Грозно и хищнически угрожая своим соколиным смертельным клювом на носу – буферного тарана, исполненного в виде трезубца.

– Продолжать погоню! – приказал Атрид, очнувшись от мимолетного бденья своих долгих дум.

– Нужна ритуальная жертва Посейдону, чтобы Бог моря помог нам поймать лакомый кусочек удачи? – предложил Орёл.

– Ты прав, ясновидящий и удачливый тавр, успешно овладевший морским искусством управления корабля, возьми голову засушенного священного быка, произнеси молитву и принеси её в дар водной пучине! – согласился Атрид.

И принял Океан драгоценный подарок таврского божественного культа рогатую голову быка, освящённую на высоком горном перевале, в пенящиеся завитки волн, в мерцающую глубокую сине-зелёную плоть воды, раздвинувшей материки, острова, берега с разными странами и разноязычными людьми.

Ночные светы звёздных и лунных сфер стали сменять снопы солнечных лучей, блеснувших рассыпанными алмазами по равнине моря, и заревом багрянили паруса высоких облаков и людских кораблей.

В благодарность за дорогое земное приношение Посейдон позволил «Херсонесу» медленно и уверенно настигать свою жертву, ощетинившись со всех сторон носовым тараном, дружными рядами весел, острыми копьями и стрелами в руках воинов-пиратов, выстроившись по бортам.

А римская триера, явная слабее по силам с пиратским коршуном, неожиданно сделала отчаянный поворот оверштаг и ринулась навстречу победе или беде. Этому внезапно манёвру помог сменивший направление могучий ветер. Теперь атакующий враг, как ягнёнок, попавший в закланье, вдруг стал сильнее в позиции и помощи воздушных струй, придавшей скорость судну римлян.

Атрид тут же оценил обстановку и спокойно отдал приказ:

– Гребцам срочно убрать вёсла! Орёл иди навстречу атакующему кораблю, но уходи от удара, а направь «Херсонес» вдоль правого борта врага, ломая ему вёсла, как перья у летящей птицы. Лучники осыпайте стрелами всех живых на палубах римлян!

И Бог всегда помогает талантливым, зрячим и умным предводителям, принося им удачу и успех. И встретились зловещий рок и трепетная судьба, творя в зеркальных водах моря и воздушном восторге неба, людские красивые и коварные свершенья. Атрид оказался дальновидным стратегом, его молниеносный план сработал на славу победителя! Гордый «Херсонес» увильнул от носового удара римской триеры, усиленного попутным ветром, а страшным и губительным катком, сблизившись с противником, прошёл по борту, будто опешившего корабля, ломая и сметая ему вёсла, осыпая смертельными стрелами и сопровождая мгновенную победу взрывными и страшными криками дикарей, будто вырвавшихся из каменного века в цивилизованный мир.

С римской триеры донеслись крики отчаяния, стоны раненых и крепкое итальянское сквернословие. Гребцы левого борта по инерции ещё гребли, а правый изломанный борт торчал обломками весел, и триера стала кружиться на месте. А Атрид продолжал гениально руководить морским боем.

– Орёл, сделать поворот оверштаг, повернуть нос и направить смертельный таран на противника! Гребцы, вёсла на воду, приложить всю мощь и силу своих рук, дать «Херсонесу» стремительный бег для удара! Матрос, управляй парусом и лови попутный ветер! Флейтист играй и взывай победу у богини Ники!

Теперь «Херсонес» со всей мощи боевого тарана врезался в борт римской триеры и вздрогнул от носа до кормы, пронзая триеру, ломая борт, кроша перегородки, рассекая тела гребцов и воинов. Оглушенные и потерявшие равновесия члены команды слетали с ног и валились за борт. А пираты, вооружённые ножами, луками, дротиками, копьями, да просто одними кулаками, перепрыгивали на палубу уже захваченной триеры и вступали в бой с поредевшими рядами живых римлян. Они боролись отчаянно, понимая своё безнадёжное положение, но лучше смерть в бою, чем смерть или рабство. Но и пираты дрались самоотверженно и смело. Палуба пленённого корабля покрылась горячей кровью и поверженными трупами и стонущими ранеными, обломками щепы, обрывками паруса на сломанной мачте.

Один из римских храбрецов выскочил на кормовое возвышение, где у руля лежал пронзённый стрелой кормчий. В руках итальянца пылал факел, он хотел сжечь триеру, чтобы корабль не достался пиратам. Увидев угрозу, кормчий Орёл моментально метнул кольцо верёвки, всегда носимое с собой на охоту, а теперь висевшее у руля. Верёвочная петля упала на голову отважного центуриона и затянулась на шее, Захрипевший воин свалился на мостки, выронив горящий факел, красный язык пламени лениво лизнул деревянные доски.

– Пожарная тревога! -

Внимательно наблюдавшей Атрид за жестоким и кровавым кошмаром борьбы в схватке пиратов и римлян, сразу же вмешался в ход боя. Он прокричал тревожный сигнал. Обученные им моряки-тавры, выскакивали на корму триеры для тушения огня. Сражение продолжалось, теперь битву окрасил черный смоляной дым факела. Пираты уже овладели всей триерой, оставшиеся в живых и обезоруженные итальянцы, как стадо овец, сгрудились у поломанной мачты. Несколько пиратов, выставив острые копья, охраняли пленных. Недолгий, но ожесточённый бой кончился.

– Благодарим Атрида! Слава «Херсонесу» – любовнику воды и ветра! Да здравствуют пираты-тавры «Залива Сокровищ»! – неслись громкие крики и приветствия над палубой властителя Понта Эвксинского.

– Быстрее за дело, выносить трофейные грузы и товары на «Херсонес»! – опять распоряжался Атрид.

– А что делать с пленными? – поинтересовался кормчий Орёл.

– Оставить на триере! – приказал Атрид.

– Богиня Дева требует жертвенные приношения с отрубанием голов захваченных! – напомнил Орёл о таврских законах.

– В Тавриде будешь исполнять таврские суровые обычаи, а в Понте Богиня Афродита не терпит жестокости!

Осторожно пробираясь среди трупов и обломков на палубе пираты таскали ящики и коробки с продовольствием и снаряжением, предназначенным для гарнизона «Харакса».

– Пусть пленные делают тяжёлую работу, а сами отдыхайте и стойте в дозоре! – всё также давал Атрид дельные советы пиратской команде.

– Поверженная триера дала течь, прикованные гребцы-рабы захлёбываются! – раздался душераздирающий крик.

– Пираты, всем подняться на борт «Херсонеса», пленных оставить на триере, пусть спасают судно, если хотят выжить! – новый приказ триерарха Атрида раздался над схлестнувшимися судами.

– Пять кормовых весел опустить на воду, и грести осторожно! – уже командовал кормчий Орёл.

«Херсонес» стал медленно выбираться из тисков разорванной триеры. Обречённые римляне, но счастливые что миновали смертной казни с отрубанием головы, стали быстро возиться и суетится на судне, стараясь удержать его на плаву. У каждого из них жила надежда, что недолго пробудут в море и дрейфом их выкинут волны к берегу, который явно находился недалеко.

Во влажной глубине моря прорисовывался тонкий мазок голубой акварели силуэт синих гор, открывшийся взорам морякам.

– « Где я? В какой стороне? И какой здесь народ обитает?

Остров ли это гористый, иль в море входящий, высокий

Берег земли матерой, покровенной крутыми горами?»

Атрид вглядывался в гуашь приближающейся земли, пламенеющей в закатной мгле. И в памяти опять возникли строки гомеровской «Одиссеи», в молодости он знал и читал поэму наизусть.

А, как и кто примет пиратский «Херсонес»? Ведь Атрид получил подробную информацию от лазутчиков, связанных с таврскими жителями полиса, и от допросов пленных, что римские войска и флот противостояли мощной силой и вели борьбу с разбоем на дорогах и морским пиратством, этими победными схватками они старались оживить торговлю Херсонеса и теперь захваченного ими Боспора Киммерийского. Успех у римлян стал на примере берегов Фракии и Дакии, освобождённых от разбойников, только Таврида оставалась угрозой для купеческих судов. Если «Херсонесу» причалить в Синопе, тоже находившийся под властью волчицы ( эмблема Рима), то они сразу попадут в лапы врага? Ведь ветер и течение гнало корабли в эту южную сторону.

«Сделаем небольшую дугу к берегу, вырвемся из сильных подводных струй, и уйдём на восток, а там сразу повернём в родную сторонку на север». – так думал предводитель пиратов. «Помнится, что Дельфин рассказывал от его синопского мыса к «Заливу Сокровищ» дует хороший попутный ветер» – вспоминал Атрид. « Ведь его с гречанкой после землетрясения течение на бревне вынесло к мысу. А оттуда на парусной лодке он приходил домой за спрятанным кладом» – размышлял пиратский правитель. « И нам надо поймать строптивый ветер, и он поможет нам вернуться в Тавриду!» – окончательно решил главный корсар и посвятил в свои планы умного и удачливого кормчего.

Внезапно опять появилась Афалина, явно встревоженная чем-то случившимся. Она стремительно закружилась вокруг триеры со своей свитой, словно требуя Атрида следовать за ней.

– Что взволновало тебя, моя дорогая спасительница? – Атрид хорошо помнил их битву с подводным чудищем-змеем.

Афалина громко хрюкала, будто о чём-то кричала, стараясь донести до человека весть беды. Атрид не понял дельфиний слог, но почувствовал сердцем, что нужно сейчас слушаться полюбившуюся, самую быструю царицу моря.

– Кормчий Орёл, держать курс за отрядом дельфин, они будто испуганны приближающейся угрозе и просят оказать им помощь, а возможно нас уводят от гибельной опасности!

– Может, Змей появился в тутошних водах? – предположил Орёл, он тоже помнил о встречах Атрида со страшным гадом.

– Не думаю, что змеюка выплывет далеко в море, да ещё к другому берегу. У Медвежьей горы у «Залива Сокровищ» доисторический хищник имеет свои подводные владения с норами и гротами, где хранятся несметные сокровища Богини Девы и там прячется от опасности и любопытных.

– Будем слушаться наших морских братьев! – ответил Орёл.

И весёлая кавалькада закувыркалась и понеслась среди волн к неизвестному для мореплавателей вопросу?

* * *

Фела умирала. Потрясённый Ан сидел у её лежбища, покрытого сухими мягкими водорослями. Одну слабую и пожелтевшую руку жены держал и гладил Ан, тавр по кличке Дельфин. Другой она обнимала дрожащего и плачущего шестилетнего сына Дима. Неизвестная болезнь в несколько дней подкосила женщину. Лицо бледное, истощённое покрылось гнойными язвами.

– Уходи, Ан, и забирай сына, не то заразитесь от меня! – стоически просила мужа несчастная обречённая, заболевшая меланомой – быстротечным раком кожи.

– Чем же помочь тебе, моя любимая? Как спасти твою жизнь? – горестно страдал и переживал Дельфин.

– Прощайте, бог Аид уже ждёт меня в своём подземном царстве, оставьте мне монетку, плату перевозчику Харону через священную реку Стикс! —

– Я не смогу жить без тебя!

– Вырасти, и воспитай сына ради нашей любви – это мой наказ!

– Клянусь и обещаю!

– Возвращайся в Тавриду, к родным сородичам – таврам, там тебе будет лучше и легче среди своих земляков! —

– Ты права, меня уже давно тянет на Родину!

– Не задерживайся, здесь, ведь бог смерти Танат уже кружится с мечом в руках, облачённый в чёрный плащ с громадными черными крыльями, от них веет могильным холодом. Ещё немного и срежет он мечом прядь волос с моей головы и исторгнет душу. Рядом с Танатом вьются мрачные Керры, они тоже хотят напиться у умирающей горячей крови и вырвать из тела мою душу. И чтобы он тебя не прихватил со мной в мрачное царство с леденящими струями рек. Легенды рассказывают, что царство Аида полно мрака и ужасов. А над всеми привидениями и страшными чудовищами властвует трёхголовая и трёхтелая богиня Геката, бродящая по ночам у могил со стаей чудовищных стигийских собак. Геката колдует и посылает ужасы и тяжкие гибельные сны.

Спрячь меня, Ан, в таврскую могилу, в каменный ящик, чтобы миновала меня Геката и другие злодеи подземного царства. Особенно кровавая Ламия, пробирающаяся в спальню к счастливым матерям, крадущая у них детей и выпивающая у младенцев кровь. Чтобы эта чудовищная и ужасная Ламия не похитила у тебя нашего сыночка Дима, не оставляй его одного.

Лишь малую просьбу прошу у Аида, чтобы он прислал бога сновидения, дающего мне радостное сновидение, что твоя и Дима жизнь удалась, а не пугающие, мучащие, гнетущие и лживые сны, ведущие меня в заблужденье.

… И умерла Фела, тихо и покорно ушла в глубокое и подземное царство Аида, где правит мрачный брат Зевса, сидящий на золотом троне со своей царствующей женой Персефоной. Ему верно служить неумолимые богини мщения Эриннии. Гневные и грозные, с бичами и змеями, они гонятся и преследуют жертвупреступника, не дают покоя и терзают его угрызениями совести.

У трона Аида находятся судьи царства умерших – Минос и Радамант. К судьбе Фелы, прожившей нелёгкую жизнь, но счастливой любовью к Ану и рождением сыночка Дима, они отнеслись благосклонно, послав к её смертному одру юного бога сна Гипноса. Могуч младой бог, никто ему не смеет противиться, ни даже громовержец Зевс, ведь и его Гипнос погружает в глубокий сон. А неслышно летает над землёй Гипнос с головками мака в руках и льёт из рога снотворный напиток. Осторожно и ласково прикасается Гипнос своим чудным жезлом глаз людей, тихо смыкает веки и погружает смертных в сладкий сон. И Фелу нежно коснулся Гипнос, избавив от телесных страданий, отправив в посмертное и радостное сновидение. Спи спокойно, Фела, прожившая короткую жизнь, но потомок твой – сын Дим продолжит твой род и кровиночку человеческого чуда жизни на земле следующему поколению!

* * *

Похороны Фелы Ан произвёл по таврским обычаям, сложив каменный ящик из пяти плит: две продольные, две поперечные вертикальные и одна покровная. Тяжелые и толстые плиты он не смог выбить, обработать и перенести к месту погребения. Построил склеп из небольших каменных покрытий, подобранных поблизости их обитания, но отливающих монументальностью и мощностью. Работал с утра до поздней ночи. Сын Дим как мог, помогал отцу, но больше мешал и путался под ногами. Ан заставил его поджаривать рыбу на деревянном вертеле у костра, пойманную им ранним утром. Мальчишка с голодным удовольствием и азартом стоящего поручения стал готовить еду на всю семью. Медленно и растерянно ужинали при свете костра, мертвая Фела сидела рядом, прислонённая к каменной плите. У её ног находилась простая глиняная чаша, наполненная жаренной рыбой, и стоял полный кубок с чистой водой.

Слёз и причитаний у мужчин не было, только общее горе связало их молчанием и обрушившейся болью сжимало их сердца, онемевшие лица, трепетные движение рук и голов, обращённых к любимой жене и ласковой маме. Дим старался походить на мужественно и молчаливо сидящего отца, но порой заливался громким детским плачем и криком.

– Перестань, сынок, не тревожь смертный сон мамы! – успокаивал он ребёнка, сам сильно сжимая скулы о потере самого любимого и сокровенного человека. И тайком, незаметно, вытирал накатившие слёзы.

Вскоре, намаявшись, трехлетнее дитя уснуло на руках отца, и он осторожно переложил его на каменную «кровать» с ворохом сухих водорослей. Ан остался сидеть у костра рядом с любимой женщиной. Воспоминания языками пламени костра вспыхивали в его сознании. Из всего всколыхнувшегося в голове, самые яркие и чувствительные, были видения из короткой жизни с Фелой. О, прилетевшей с неба и омытой солёным Понтом, большой и безудержной любви, соединившей их на плавающем бревне, после землетрясения в «Заливе Сокровищ». Так славно они зажили на новой и незнакомой земле, освоились, и им даже понравилось здесь на чужбине.

И вдруг, как в первые дни жизни в этой дикой бухте, поползло полчище крабов по песочному пляжу, тогда успешно отбитых Аном. Но сейчас ползучие охотники с острыми клешнями почувствовали запах смерти и тлёна от мертвого тела Фелы. Ан встал на борьбу с морским донным войском, вспомнив, что ему скоро понадобятся запасы еды для дальнего путешествия в Тавриду, опять обратно на Родину, после похорон любимого человека. Он бы ушёл за ней, но кто тогда вырастет сына?

Ан бросал собранных, грозно шевелящих клешнями, крабов в кипящую воду, варил несчастных в солёной воде Понта, вынимал и ножом собирал белое вкусное мясо из хрустящих скелетов в глиняную чашу.

Фела, в кольце горящего полукруга из тлеющих поленьев, чтобы крабы не пробрались к её телу, мертво и безучастно смотрела на действия её всегда работящего мужа. Сон вечности уносил её в райские кущи, ведь она честно выполнила свой долг перед Богиней Афродитой и людьми – родила сына, страстно и верно любила своего сильного тавра Ана.

Утром так и не сомкнувший век, Ан перенёс труп жены в каменный ящик, положил её на левый бок, подогнув ноги. В последний раз он обнимал свою возлюбленную. Вместе он положил глиняную посуду кубки и горшки, редкие украшения, подаренные ей, собранные красивые раковины и всякую кухонную утварь в виде ножа, скрёбел, тёрок, проколок-булавок и других предметов. Не забыл и про оружие – лук, стрелы и копьё тоже пригодятся в загробном мире.

Дим помогал отцу, собирал ракушки и птичьи перья, украшая почерневший лик любимой мамы. Сплели венок из сухих бессмертников, растущих по склонам мускулистых холмов. И скорбный венец обвил чело материнской богини. А костёр, разведённой на покрывной крышки каменного ящика, как алтарь, сиял жарким огненными языками и черным дымом, струящейся высоко в небе, оповещая мир об утрате хорошего и доброго человека – матери и жены.

* * *

Перед отплытием в Тавриду Ан, по прозвищу Дельфин, решил поохотится с острогой в прибрежном море, добыть камбалы и другой рыбы, для питания на переходе к «Заливу Сокровищ», Всё складывалось неплохо, пару «плоскарей», как он называл камбалу, нанизал на острую острогу. Но Дельфина коварно подкараулил морской кот, на которого он нечаянно наступил и тот хлестанул его жгучим хвостом. Дельфин хорошо знал, что морской кот ядовит, но не сталкивался ещё со случаем, что кто-нибудь из товарищей умирал от удара тоже плоской рыбины с длинным хвостом.

Выбравшись на берег с добычей, Дельфин решил по скорее покинуть край с каменным ящиком, где лежала покойная жена. Сборы недолги, пару шкур, высушенная рыба и две амфоры с водой, большой груз его ладья поднять не могла. Тут же произвёл лечение, надрезал укол от шипа кота и выдавил густую черную кровь, а рану ополоснул морской водой.

– Дим, садись на нос нашего корабля, уходим через море на мою Родину! – объявил Дельфин сыну. Мальчик послушно выполнил приказ, прихватив с собой две перламутровые ракушки, давно подобранные на берегу. Это были его любимые игрушки.

Отплытие стало грустным и печальным, ведь на берегу навечно остался для обоих дорогой и любимый человек. От костра над её могилой ещё вился слабый черный столб дыма, напоминающий её силуэт, исчезающий в солнечном свете. Мужчинам трудно было жить и оставаться здесь, где всё напоминало о умершей.

– Сынок, смотри и управляй парусом, а я посплю, что-то мне нездоровится, – попросил отец Дима.

– Хорошо, папа! – для Дима это было уже привычное дело, он уже годовалый ходил с отцом на рыбную ловлю.

Скоро синяя полоска земли, незнакомой и огромной, покинутая мореходами, голубым стеклярусом, игравшая под лучами заходившего солнца, стала пропадать в разливе небесного и морского света. Теперь малый корабль окружила пустыня вод с медленно катящими упругими волнами. Слабый ветер трепал и надувал парус, качая и двигая лодку в неизвестность.

Отец, нервно дергаясь, хрипло дышал в тяжелом сне, будто последние страшные видения смерти жены, опять явились ему. Губы его дергались, открывая рот, откуда стекала слюна. Дим поднялся со своего места рулевого и заботливо пучком сухих водорослей вытирал ему рот и потный лоб, осторожно поддерживая голову. Мальчик бережно и ласково ухаживал за отцом, вспоминая, как он терпеливо всю ночь высиживал у больной мамы. Родитель не просыпался. Лодка стала лавировать по курсу, подставляя борт под слабые удары волн.

Дим вернулся к рулю на своё капитанское сидение и выровнял ход корабля, оставляя за кормой ровную полоску. Достал вяленой рыбы и жадно утолил голод, с утра он ничего не ел. Съеденную солёную рыбную снедь, он запивал водой из амфоры. Пацан, приученный с месячного возраста к суровому быту жизни, мог самостоятельно ухаживать за собой. А сейчас ещё и помогать папе, по-прежнему находившемуся в сонном и горячем бреду.

Море дышало, плескало и разговаривало чуткой водой. Водная гладь словно увидело неопытного мальчишку-капитана и старалось теперь помочь ему в отчаянном плавании с неподвижным отцом, провалившимся в нездоровый сон. Волны успокоились, и стали бережно поднимать утлый корабль, сберегая его от хлёстких и разрушительных ударов.

Алмазная равнина вод широко простиралась вокруг медленно скользящей лодки, словно летающей рыбины среди весёлых волн. Дим крутил головой, пристально всматриваясь в волнующую даль, выискивая заветные черточки земли, но вода залила пространство до самого горизонта. И напутственный шепот сопровождал малолетнего капитана плёсками и журчаньем глубоких и синих вод.

– Крепись, рождённое дитя земли, среди листьев и трав густых, и в небо молитвой обрати свой взор и протяни мальчишеские ладони, лови удачу, а с ней и ветер попутный, удалой!

И материнский звук голоса ласково струился в напутствие в накатывающихся и бегущих волнах.

– Сыночек, родной и любимый, выдержи все трудности, выстой перед опасностями и доплыви до земли!

Закатное солнце стало чеканить море старинным золотом, зелёной медью и бронзовым румянцем. Но волны расплескивали златые лучи, дробили их в плавающие драгоценные слитки, монеты и ожерелья. А у Дима на ладони переливались и сверкали тонкими и нежными створками с завитушками цветы моря – ракушки. Самые лучшие и ценные дары для играющего и счастливого детства, но оно сменилось на рулевое весло и верёвку от паруса, сплетённую из водорослей.

И малый кит величаво и властно подошёл к лодкескорлупке, любопытствуя, кто в неё забрался? Но, увидев мужественного мальца, уже с суровым и сильным выражением лица, не стал шалить и баловаться, хлопая хвостом по воде.

Только отец, тяжёлый и грузный, в ужасающем бреду и агонии, бормотал несвязные речи, хрипло рвущиеся из гортани, что-то просил и требовал, всё ещё надеясь на счастливое спасение. Но яд морского кота уже поразил все его члены. А волевое и обветренное лицо таврского пирата и рыбака пожелтело, сморщилось, и было обведено черной каймой, это смерть уже преждевременно поставила свою страшную печать и полетела дальше в поисках новой жертвы.

Дим пытался напоить своего заботливого папу, ведь питьевая вода в море была для него самым лучшим лекарством лакомством. Но Дельфин, умелый охотник на опасных подводных котов, носившей собственную эмблему с изображением хвостатой фигуры, не ушёл от возмездия ядовитых зубов. Но губы отца, посиневшие и безжизненные, не принимали лечебный дар сына.

Тогда Дим просто смочил дорогие уста и покрыл последним прощальным поцелуем своего ещё живого папу. И заплакал, как несчастный ребёнок, а ведь он уже стал настоящим и неотвратимым капитаном, сражаясь со всеми бурями и невзгодами. И Смерть, бессовестно забравшая у него родителей, теперь отступала перед младенческой яростью взрослеющего мальчуганамужчины, упорно рвущегося к славной матушке-земле.

Отец умер в красном зареве заката, словно сгорел в священном огниве солнца, в последнюю секунду прозрев, увидел и обрадовался лику сына, державшего его голову на детских ручонках. И унёс с собой в другой мир свою прекрасную сокровенную мечту и желание родить, оставить сильного сына в продолжение рода. Жаль, что лихой тавр пожил не много, не дотянув до внуков и внучек, но хоть успел научить сына морскому делу, дать первые азы моряцкого нелегкого искусства. Крылатый вечер ласковыми сумерками покрыл море тайнами и загадками, плескавшимися рядом в волнах.

Звездная ночь прошла в слезах ребёнка и серебряных кометах, словно небо отмечало праздничной панихидой геройского моряка. Уснуть мальчишка не мог, он боялся мертвого отца. Его громоздкий труп, покрытый лохматой медвежий шкурой, шевелился под качкой, будто он двигался. Потом ещё странно и неожиданно светился фиолетовым отблеском. Мешали сну также плеск воды от приплывающих больших и незнакомых рыбин, и яркая иллюминация моря, загорающаяся расплавленными потоками двигающихся волн. И в глубине воды, будто цвели бриллиантовые, жемчужные и аметистовые цветы в синей и зелёной толще.

Заснул капитан тревожно на раннем рассвете, точнее забылся от усталости, горя и не определенности своего морского и жизненного положения. Куда он плывёт? В какую сторону гонит ветер и волны его маленькую лодку? Где причалит она? Друзей или врагов Дим там встретит? И найдёт ли теплый приют? Вопросы, как белые чайки, кружились над ним, не давая никого ответа, только крича на птичьем языке, разыскивая и выслеживая пищу.

Раньше рядом были папа и мама, бережно заботились о нём и решали все маленькие и большие проблемы, а сейчас Дим остался один среди зеркальной глади утреннего штиля с безжизненно повисшим парусом.

Но гадать и думать о будущем он не умел, ведь его окружала непонятная , даже грозная, действительность и надо было выкручиваться из неё. Что делать с трупом отца? Столкнуть в море или оставить в лодке? Но ведь людей хоронят только в земле, а я предам папу вечному плаванию или его раздерут крабы, как они многочисленной стаей рвались к мертвой маме. Пусть папуля будет со мной, может он будет меня защищать от неизвестных врагов?

Золотой зной скоро распалил день до безумия и распятия, пришлось юнцу часто обливать себя морской водой, пахнущей водорослями и солёной отравой. И труп отца зловеще дышал смрадом и гнилью, но Дим стойко переносил удушающий запах тленья, казавшийся ему, то сладким, то горьким, то гадко невыносимым. Но сын стоически терпел, хорошо зная, что это ещё продолжал умирать его отец, высыхая под лучами раскалённого солнца.

День, два или три медленно и мучительно, словно тягучая и жгучая пытка, калил солнечный диск сушью мертвого отца и обжигая язвами юного сына. Старший превратился в высохшую муаровую мумию, а младший покрыл загаром и выступившими белыми пятнами ожогов уже мускулистое тельце малыша.

Приплывали диковинные рыбы, прилетали перелётные птицы, повисали пурпурные облака с ангелами над лодкой, все будто искали знакомства с мальчикомотвагой, ведущий корабль в прекрасное будущее, сквозь боль, страдания, лишения и неизвестность. Но языка незнакомых гостей Дим не знал, а поэтому разговаривал только с мертвым папой:

– Отец, как мне ориентироваться в морском просторе? – спрашивал младой моряк.

– Солнце – твой друг и тепло! Следи за солнечной дорогой, но курс держи строго на север! – отвечал Дим за отца, вспоминая его наказ.

– Ночью Млечный путь укажет мне направление! – с радостью текли прошедшие уроки родного папы, доброго учителя и бывалого моряка

– На сколько дней мне хватит вяленой рыбы и воды?

– Береги, сынок, каждую рыбью косточку и каплю воды! – повторял Дим для себя слова папы.

– Ночью крепкий сон одолевает мной, и я засыпаю за рулём! – жаловался малолетний кормчий.

– Закрепи руль накрепко, и лодка будет идти в одном направление, а себя привяжи к сидению, чтобы не выпасть за борт? – предупреждал отец, а Дим вспоминал его нужные теперь учения.

– А вдруг нагрянет буря?

– Держи нос лодки против волны, не то она, окаянная, перевернёт твой корабль!

– А если случится авария?

– Держись за лодку до последнего конца, вцепись зубами и терпи. Дельфины помогут тебе и придут на помощь!

– А почему дельфины?

– Я побратался с ними и моё второе имя – Дельфин! И словно по неведомому отцовскому зову у лодки появилась Афалина со своим весёлым сопровождением, лихо играющих в танцах и прыжках. Она подплывала к самой корме, где сидел Дим, высовывала зубастую приятную мордочку и что-то верещала на дельфиньем языке. А ответ у мальчика была просьба о помощи!

– Принеси мне свежей рыбки, мой вяленый запас закончился?

– Хорошо, я помогу тебе, малыш! – и пропадала в морском объёме. Но вскоре возвращалась, держа во рту трепетавшую серебряную рыбёшку.

– Спасибо, Афалина! – мальчик вспомнил рассказ отца об удивительном и волшебном морском друге тавров в «Заливе Сокровищ».

Подержав немного ставриду под лучами солнца, изголодавшейся юный пенитель моря тут же с охоткой съел сырую рыбку.

Багровою тревогою небес трепетал предгрозовой день, завернувшись к вечеру бастионами тяжёлых тусклых туч, блиставших синими далёкими зарницами при столкновении. И волны всколыхнулись, разбуженные сорвавшимся сильным ветром, метавшимся с испугом и бедой. Буря плеснула дождём и ударила диким хаосом и какофонией обрушившегося урагана, а страшную тьму раскалывали молнии-стрелы, посланные Зевсомгромовержцем небесными тетивами.

Бедное несчастное дитя-ангелочек, скрутившись в испуганный комочек, цепко ухватившись за рулевоё весло, словно прижавшись к отцовскому плечу, искало защиты в бурлящем и кипящем море. С искусанных губ, точно капли крови, срывались дрожащие слова о помощи, обращённые к единственному защитнику-папе, мертво качающемуся на носу лодки.

– Что делать, как мне спастись, отец?

– Держись и не отпускай руль, мой мужественный мальчик! – хрипела и плескала разорванным парусом метавшаяся среди гигантских волн хрупкая лодка голосом покойного папы.

– Я не могу, у меня нет больше сил! – слабые ручонки в кровавых волдырях на ладонях беспомощно скользили по мокрому древку.

– Грудью прижмись, обними руками и ногами, как кошка, вцепись зубами в руль и смейся над бурей! Перед смелым моряком любой ураган отступает! – молчаливый наказ мудрого папы вселил в мальчишку последнюю надежду и словно натянул волевые мускулы, как корабельные снасти.

Бешеный порыв ветра сорвал медвежью шкуру с неподвижной фигуры «говорящего» мертвеца. И оголённое иссушенное тело вновь, как перед началом бури, окружило странное фосфорическое слабое свечение. Точно в нём ещё осталась и жила не иссякающая моряцкая сила , а может молнии наэлектризовали мумию своей сильной энергией, пройдя сквозь тело беглой дрожью.

Неистовая борьба беспомощной малютки с гневным, низвергающимся дождём и ветром, страшным небом в слепящих сполохах секущих молний и бурным пенистым морем с гибельной глубиной отчаянно и стоически продолжалась. Накал яростной схватки достиг критического предела, точно младой герой стал мифическим Титаном и восстал перед богом Зевсом-громовержцем, метавшим ослепительные и смертельные молнии.

Рядом с захлёстанным ураганом скорлупой-кораблём неотступно носилась Афалина, моментально готовая придти на помощь славному мальчишке, если судно потерпит губительное крушение, а он окажется в объятиях холодных и утопающих вод. Своим верным присутствием среди глотающих волн Афалина приносила мальчугану радостное успокоение с надеждой на спасение и даже удачного дальнейшего плавания. Ведь он должен был и обязан похоронить папу в твердой земле, а не оставить любимого родителя вечно страдать среди бушующих волн моря.

Утром грозный и беспощадный Див бури угомонился, устав от бешеной пляски в небе со сверкающими разящими молниями и хаосом морского исступления, топившего и крушившие человеческие суда – большие и крохотные, подобно щепкам, беспомощно и безнадёжно кружившимся в глубоком глотающем омуте, в раз засасывающим на утопическое дно.

Бравый капитан, сражённый смертельной усталостью, повис объятым телом на руле, подобно фигуре питона, и забылся в счастливом сне, хотя по-прежнему переживая и перенося все ночные сумасшедшие страдания, нервно дёргаясь в конвульсиях. А Афалина понеслась за необходимой помощью человеческого рода в спасение малыша, млекопитающее понимало, что оно бессильно в лечение страдающего юного моряка.

* * *

Триеру «Херсонес» тоже захватил летучим крылом сокрушительный и слепящий шторм на Понте, но лишь слегка коснулся, подобно потерянному перу от грозового чудовищного, не земного, а катастрофического «орла», будто упавшего с неба бурей и ненастьем за человеческими и материальными жертвами. Корабль дрейфовал и двигался по попутному течению на север, в сторону Тавриды. А живой тавр по имени Орёл, кормчий на «Херсонесе», жалел гребцов и сберегал их силы для встречи с раздирающим нападением острого клюва и когтей «орлиного» легендарного Урагана. Но безумный шторм наткнулся на ребёнка и решил его принести в жертву Посейдона, чуть колыхнув «Херсонес». А пацан неожиданно для богов, пославших мрачную бурю, встретил проклятую, будто потомственным мужеством и отвагой, доставшимися родовыми генами и воспитанием отца моряка и пирата. И смог стоически выдюжить, выстоять перед катастрофой необъёмного неба и клокочущего глубокого моря.

Афалина примчалась к триере и рьяно зацокала, заверещала, затрещала на колдовском языке, требуя и будто повелевая следовать за ней для спасения человеческого бесстрашного младого чуда-моряка.

Лишь Атрид понимал волшебный говор Афалины и тут же приказал рулевому:

– Орёл, держи курс за нашей верной подругой, помнишь, она спасала наших соотечественников при грандиозном землетрясение у горы Медведь?

– Дельфинья особь и мне помогла выплыть из под обломков кораблей и уйти от грязевого взрыва! – Подтвердил Орёл.

– А я боролся за её жизнь против девонского гадкого Змея, ранив его ножом в шею! Мы с ней породнились и я даже стал понимать дельфиний язык. Вторым братом для неё стал пират Дельфин, он мне рассказывал, что помог уйти Афалины от рыбацкого копья, когда купцы из Боспора Киммерийского устроили охоту на дельфинов близ скал головы «Братьев-близнецов», загнав стаю дельфинов в ловушку из сеток. Но Дельфин смело подошёл к западне, разрубил сеть и выпустил пойманных рыбин на волю. Команда купеческой триеры хотела наказать тавра Дельфина, но он ловко от них сбежал на своей лодке.

– А что случилось сейчас?

– Она просит оказать помощь какому-то мальчику, тонущему где-то рядом?

– Покрепче и помощнее навалиться на вёсла, дать самый быстрой ход триере! – крикнул Орёл гребцам всех ярусов.

И стремглав полетел корабль за проводницей и наводчицей Афалиной. И чайки и бакланы полетели вдогонку, думая чем-то вкусным поживится. И вздрогнуло море, пытаясь спрятать подальше загнанную добычу. Но ветер потерял выделенную богами безумную силу, а волны измочаленные пеной, поутихли, растянувшись зеркальным штилем. И понесся «Херсонес», как настоящий «конь» с бриллиантовыми копытами, хлёстко «скакав» по морской равнине.

Через несколько горячих и потных часов для гребцов, с триеры увидели потрепанную лодку, выдержавшую и выстрадавшую циклопический катаклизм природы, но уже давшую течь, готовую к героическому затоплению с сонным и бессильным капитаном, сидящий с мертвой хваткой на руле.

– Знакомый корабль, кажется лодка Дельфина? – всматривался в очертание разбитой посудины Атрид.

– Точно он сидит на носу! – подтвердил рулевой Орёл.

– А кто на руле?

– Какая-то букашка прилепилась?

– Это ребёнок управляет лодкой?

– Крепко спит он на древке руля.

– Но лодка идёт по курсу!

– Парус изорван, никто не гребёт веслами, видно течение тянет её на север.

Триера «Херсонес» стала вплотную подходить к аварийному кораблю.

– Втянуть весла правого борта! – приказал Орёл.

– Я прыгну на лодку! – сказал Атрид.

– Прыгать нельзя, не то развалите несчастную плавучесть!

Атрид медленно и осторожно перелез на полу затопленную лодку со сломанной мачтой и обрывками паруса. Но она послушно слушалась рулёвого весла, зажатой телом спящего мальчонки. А на носу он увидел сидящий коричневого цвета труп Дельфина, сжимающего что-то в руке.

Осторожно разбудил верного и необычного рулевого. Мальчик с испугом открыл глаза и отпрянул от Атрида.

– Кто вы? Я не боюсь вас! – храбро крикнул он.

– Успокойся, моряк, я друг твоего отца Дельфина! – показал незнакомец на труп, который вдруг улыбнулся, видно душа умершего летала над ним и обрадовалась встрече сына с надёжным и знакомым человеком.

– Тогда помогите мне? – попросил живой хозяин лодки.

– Вылить воду из днища? – юный капитан ещё не знал морской терминологии и вместо слова – откачать попросил убрать накопившийся запас.

– И большего ничего не надо? – отечески улыбнулся Атрид.

– Хочу кушать и пить?

– Сейчас накормим и напоим тебя капитан «Отвага»! А почему ты оказался здесь?

– Маму похоронили и мы с отцом отправились на его родину в «Залив Сокровищ», но папа тоже умер в пути! – горько проговорил одинокий мальчуган.

Лодку подняли на борт «Херсонеса».

– Что будем делать с Дельфином?

– Предадим морю!

– Нет! – запротестовал мальчик.

– Папа хотел вернуться на свою землю!

– Ладно, сохраним его до родной деревни и там захороним, – смилостивился Атрид.

– А не принесёт ли труп на борту никаких несчастий?

– Наоборот, он будет отпугивать все злые силы!

– Будем надеяться.

И отправился мертвый Дельфин вместе с живым сыном на близкую Родину, её очертания уже появились впереди. Афалина довольная спасением малыша, махнув хвостом, исчезла в морских просторах.

Тяжелогруженый «Херсонес» осторожно подходил к скалам-островам, где не было никаких опознавательных знаков в виде густых дымов костра. Безжизненный берег у деревни «Ракушки» вызвал подозрение у Атрида.

– Странно, что никто не встречает нас?

– Наверное, насторожились, ведь мы долго отсутствовали, и они не знают, кто сейчас на борту – свои или чужаки? – предположил Орёл.

* * *

– Поднять флаг с Богиней Девой и на берегу поймут, что пришли свои земляки! – приказал Атрид. Вместо спущенного паруса, на мачте взвился белый кусок полотна ткани с изображением лика женщины, держащей за рога быка, а под ними синие полосы, означающие море.

Но безмолвная тишина стояла над окрестным побережьем, словно вымерло всё вокруг, ушло или бежало от каких-то потрясений или катаклизм.

– Смотрите, я вижу черные и обугленные следы пожаров! – вдруг воскликнул зоркий Орёл.

Среди скал и зелени, на месте деревенских построек «Ракушки», виднелись сожженные и разорённые дома.

– Кажется, враг побывал здесь? – Атрид тоже увидел разрушения.

– Что будем делать? – Орёл спрашивал решение триерарха.

– Подходим ближе и высаживаемся на берег! – приказал Атрид.

Триера медленно, соблюдая все меры осторожности, подгребла к галечному берегу, дугой выгнувшись в «Заливе сокровищ». Пятеро разведчиков, спрыгнув с носа в воду, вышли на землю и направились обследовать местность. Триера замерла в ожидание ответа. И скоро получила страшные вести.

– В живых в деревни никого не нашли, всё спалено и разбито, ещё тлеют следы пожара! – доложили вернувшиеся разведчики.

– Высаживаем десант, впереди вооружённые воины! – последовал очередной приказ триерарха Атрида. И на обточенные кругляши гальки быстро соскочили пираты-воины, выставив копья и прикрыв себя щитами, они двинулись в сторону сожжённой деревни. Вскоре нашли полуживого старика, вылезшего из подвала. Он поведал о случившемся:

– После отхода «Херсонеса» в сторону «Харакса» прошло несколько дней, как у островов-близнецов появились три римские триеры, полные легионеров в военном облачение. Они смело подошли к берегу и пришвартовались. Разъярённые солдаты тут же понеслись к деревне, убивая стариков, хватая мужчин, женщин и детей в плен, грабя и сжигая постройки. Бревенчатые крыши и стены вспыхнули огнём. Защиты не оказалось, ведь все мужчины-воины находились в пиратском набеге.

– Это месть римлян за угнанный нами корабль? – предположил Атрид.

– Объявляю траур и похороны погибших тавров! – теперь командовал на берегу предводитель тавров соседней горной деревни «Медведь» Орёл. Он тут же с охраной направился к себе домой, узнать судьбу своего поселения. К счастью, там избежали погрома римлян. Весть о нападение врагов и возвращение пиратского «Херсонеса» вмиг разнеслась по территории «Залива Сокровищ».

Вскоре вся округа из соседних деревень собрались на территории «Ракушек» для похорон и поминок. В родовое погребальное сооружение каменный ящик сложили все подобранные трупы во главе с мумией Дельфина, бывшего в прошлом главой «Ракушки». Внутрь ящика положили бронзовые и железные украшения – браслеты, перстни, кольца. Глиняная посуда, слепленная таврами, тоже пригодится умершими для пользования в другом мире. Амфоры наполнили водой и жиром, поставили у изголовья. Домашние выделанные кожи, деревянные, каменные и костяные изделия, нужные для быта и на том свете. Конская сбруя и оружие – меч, нож, копьё, лук и щит, без всего перечисленного снаряжения тавры не могут существовать в обоих мирах. Дополняли погребальные подарки рыболовные крючья, снасти для лодок – весла и паруса. Кремневые и шлифовальные орудии нужны всегда таврам для работы, не забыли положить ценные подарки.

В сжатой ладони Дельфина лежала ракушка, подаренная Димом. Мальчик их подобрал у могилы мамы, вторую в память о родителях, повесил себе на шею. Родовой каменный ящик-могилу деревни «Ракушка» засыпали цветами, а вокруг разожгли костры, где на вертелах жарили баранов, а у деревенского святилища с рогатым черепом быка горела свеча, скрученная из козьего жира с фитилём из бычьей жилы.

В знак траура Диму отсекли крохотный кусочек уха, потом он получит кличку «Меченный моряк». С перевязанным ухом он стоял рядом с Атридом и Оксой, счастливо спасшейся от набега римлян. Предчувствия скорые роды, она ушла из «Ракушки» к отцу, в свой девичий дом, где и родила девочку. Вернувшись из долгого плавания, Атрид дал дочке греческое имя – Фетида. По легенде Фетида жила в гроте у моря, на ней женился знаменитый герой Пелей, он победил богиню в единоборстве своим могучим объятием. Боровшаяся Фетида становилась львицей, змеёй, превращалась в воду, но не выпускал её Пелей. Легенда так нравилась Атриду и его дочь тоже получила имя богини. Сейчас Фетиду на руках держал Атрид, а сироту Дима ласково опекала Окса, разговаривая с ним на таврском языке, который он знал плохо, ведь родители говорили на греческом, отец-тавр мало с ним общался. В новом будущем Атрид усыновит бедового мальчугана, и он станет – «сыном пиратского Херсонеса», где Дим будет учиться искусству вождения корабля и пиратскому бою.

Старый Вир, вождь «Залива сокровищ», узнав о нападение легионеров, после их грабительского отплытия, страшно разгневался и приказал мстить и мстить врагам тавров кровью, огнём и мечом.

– В какую сторону ушли римские триеры? – поинтересовался он у свиделей драмы из соседних деревень.

– В сторону восхода солнца!

– Значит, на восток! – определил курс Атрид.

– Следуйте за ними, может, повезёт вам и найдёте след пленённых тавров, и отомстите за разбойное нападение на «Ракушку»?

И скоро «Херсонес» с дополнительным количеством тавров-пиратов из приморской деревни «Рыжая лиса» во главе с хитрым Лисом двинулся вдогонку за римскими судами с захваченными таврами. Подняв парус и взмахнув вёслами, «Херсонес» стал огибать Медвежью таинственную гору. Облако «Шлём на голове» закрыл лазоревым туманом вершину.

– «Медведь» одев на макушку туманный шлём, будто готовится к бою! – воскликнул Орёл за рулевым веслом, управляя кораблём.

– Загадочное природное явление, – согласился Атрид.

– Наверное, нас предупреждает о будущей схватке? – в разговор вмешался Лис, стоящей рядом.

– Остерегайтесь змея, живущего в его чертогах! – вспомнил Атрид свои приключения с Афалиной внутри горы.

– К большой триере, полной народу, змей-злыдень побоится подойти? – вопросительно проговорил Орёл, в душе страшно боясь встречи с морским чудовищем.

Туман, переливаясь волнующим разноцветным светом, опустился до середины пузатой горы, словно закрыл дальнозоркие очи медведя, настороженно смотрящего в дальнее синее море. Гора Медведь явно с мистическим уклоном, стала для тавров божественным восприятием. Она будто живая, тяжело дышала, роняя в обрыв нечаянно сдвинутые камни. И гул шёл от неё, будто она сжимала скалистые бока, тогда странный звук летел по всем ходам – маленьким и большим.

Возможно, в глубоких недрах горы кипела горячая лава со страшным огнём землетрясения, а может, дрожало царство мрачного Аида, где томились несчастные души умерших. Ведь по склонам горы, как по диоритовым безжизненным полям, цвели дикие тюльпаны, бледные лепестки асфоделя.

– Надо поскорее огибать Медведя, пока он не проснулся и не куснул нас испепеляющим огненным зевом! – Орёл беспокойно ерзал на сидение, привычно ворочая рулевым веслом.

«Херсонес» красиво скользил рядом с береговой прибойной линией, с грозным тараном на носу в виде головы дикого вепря. Белые глазницы, обведённые черными ресницами, желтыми яблоками и синими зрачками, ярко нарисованные устрашающими глазами по обеим сторонам. С прямолинейным широким парусом из разноцветных зелёных, синих и красных полос, с взлетающими перьями весел, и завитым изящным лепестком на корме, вырезанным из дерева, триера больше смахивала на плавучий «дворец», а не хищное пиратское судно.

А рядом цветущим садом протекала земля тавров с витками дымов над стойбищами, изумрудными пастбищами, серебряными струями рек и водопадов, скальными клыками, где на вершинах горцы сложили защитные стены циклопической кладкой из рваных каменных глыб, умело подогнанных строителями в стройный и ровный ряд. Особенно поражала гранитная гора очень похожая формами на крепость, где на вершине спряталась оборонительное укрепление.

– Кастель, что в переводе с греческого означает – Крепость! – тут же дал имя горе опытный мореход Атрид.

Дальше пейзаж сменился, перед глазами всех кто находился на палубе, открылся вид на широкую ровную долину с двумя вытекающими речками. А вдали, точно горный парус или палаточный дом, возвышалась гора с широкой вершиной, защищавшая благодатную долину от северных ветров. Потом она и получит имя – Палатгора.

Панорамы горного рельефа менялись один за другим. Вот встали над берегом скальные башни с причудливыми формами женских голов, диковинных чудищ, странных черепах, острозубых драконов и разных крылатых змеев, богатырских великанов, кривоногих карликов, летящих ведьм, ползучих гадов, и ещё множество разных фигур, выветренных и сотворённых в каменном хаосе. Так и хотелось сказать – Гора или Долина привидений!

Опять отвесные обрывы объёмными пропастями окружали другую долину, соединявшую перевалами два высоких плато, блиставшими изумрудными травами, снежными сугробами и ледяными гротами.

И сладостен покой и первобытный сон не тронутых долин и пастбищ ветвистых оленей и другой обильной живности, ставшей лакомым охотничьим подарком для тавров, лежал под чистым небосводом. Под веером шелкового красного заката простирался горный удел перед глазами исконных владетелей, исходивших многие скальные тропы и лесные дороги, а сейчас пересевшие на корабль греческой умелой постройки.

Триера хищно скользила вдоль берега, словно вылавливая очередную пиратскую жертву. Или выискивала подходящий и удобный залив, чтобы спрятаться от буйства ветров и морских ударных волн, кипящих водоворотами и смертельной глубиной. Но открытый берег был нескладен, змеиным очертаньем вился среди серых утёсов и песчаных жёлтых полос, словно готовый заманить корабль на мелководье или куснуть оскалом свирепых скал. Но тавров-пиратов, топтавших землю в тяжелом труде и жизни только в своём уделе, теперь приводила в восторг своя, но незнакомая земля, хранившая красочный блеск воды и камня в драгоценных искрах агата и алмаза, с рудными рисунками морщин и впадин. Ночное небо радостно искрилось над красивым раздольем, рассыпая кометы и звёзды.

Вечерело и сквозь наливающуюся темень везде вспыхивали костры пастухов и в поселениях тавров, как кровавые глаза зверей, светившихся в диких дебрях. Плоть синих призраков кружились вокруг корабля, покрывая путь пеленой и бредом путаницы в расширенных глазах неопытных мореходов. Только Атрид, как смелый и мятежный буревестник, пронзал сгущавшуюся тьму, острым взглядом бывалого и опытного рулевого, избороздившего мировой Океан в упряжке бодрых пенных коней, счастливо минуя беду и катастрофы. И теперь он уверенно вёл корабль, отстранив Орла от руля.

Уже в самую ночь успели зайти в тихую бухту, обрамлённую скальными утёсами, но наглухо закрытую от трёх сильных и злых ветров, только приятный Зефир ласково веял с юга. В одном каменном борту выступающего мыса с огромной горной головой горел костёр, туда и направил «Херсонес» Атрид. Там оказалась, пронизывающая каменистый мыс, удобная узкая пещера, где у входа жили рыбаки, местные тавры. Они дружелюбно и гостеприимно приняли гостей с соседнего края. Глубина воды позволила триере причалить прямо к черному входу пещеры.

На берегу запылал костёр, где в честь прибывших пиратов, коптилась и сушилась сегодня свежевыловленная рыба, а гости потчевали соотечественников римскими угощениями и греческим вином. Пир выдался во славу Тавриды. Опьяневшая команда триеры и рыбаки рассыпались во сне прямо в пещере и на «спине» длинного мыса, среди ароматных многовековых можжевельников, лечащих лёгкие людей даже запахом густозелёных ветвей и лап. Даже сильными и способными гребцами триеры стали молодые мужчины-тавры, сменившие рабов, оставшихся работать мотыгами на полях «Залива Сокровищ».

Крепко спала и качалась в звёздных сетях неба загулявшая триера с высадившимся экипажем на берег. Расплавленное серебро штиля покрыло тишь моря, облитой синим светом ночи, точно в стеклянном кубке, погрузился безрассудный мир тавров, пленённый крепкими оковами сна. Даже дремали мохнатые можжевельники, пропитанные густой золотистой смолой. Лишь где-то вдали неслышно плескали волны или вёсла, а, может, большая рыбина игралась средь лунного магического колдовства? И непонятные призраки-тени коварными коршунами с золотыми клювами медленно приближались к светоносной синей бухте.

Как вдруг резкий, душераздирающий крик ребёнка, словно обожженного ударом плети, разорвал слепящую тишину, будто кольнул острым копьём по сладкому хмельному сну.

– Тревога! Подъём! Оружие к бою! – неистово кричал не спавший Дим, увидевший, как три вражеские тени-триремы выплыли из скальных мысов, направляясь к «Херсонесу». Мальчишка, привыкший с отцом к ранней рыбной ловле, плавал рядом с триерой на своей лодчонке, раскинув малую сеть. Будто сила рокочущего грома вошла в голос вахтенного Дима, разбудив и всколыхнув весь мир.

И завертелось колёсо тревоги во всю свою быстроту, сразу сделав стремительный оборот с сигнала опасности. Местные рыбаки, не раз встречавшие грозную опасность тут же организовали подводную оборону. Выученные пловцы сразу нырнули в море, облачившись в костюмы из водорослей, а во рту держа тонкие камышовые трубочки. В их задачу входило запутать сетками, верёвками и гибкими лианами рулевые весла вражеских триер. Весь заградительный материал всегда был наготове.

Меткие стрелки из луков быстро заняли удобные позиции для обстрела всех живых на палубах крадучись подходящих римских военных судов. Факельщики, с дружно вспыхнувшими факелами в руках, выстроились огневыми линиями против коварного и внезапного врага. Рядом с ними стояли воины с большими луками, чтобы стрелять огненными стрелами и поджигать деревянную оснастку и остовы кораблей. Были у тавров ловкие пастухи, метко кидавшие веревочные петли на диких скакунов, а здесь на головы римлян в касках или крючьями цепляли за борт и притягивали корабли. «Херсонес» имел небольшой запас «греческого огня» для победной атаки.

Пираты «Херсонеса», натренированные Атридом на военную тревогу, моментально заняли свои боевые и морские места. Триера сходу рванула навстречу приблизившемуся врагу, ударила тяжёлым тараном на крайнюю справа по ходу встречи римскую триеру, оттесняя вражьи корабли-шакалы к каменному мысу, с пугающими огненными стрелами тавров. Атрид опять умело произвел тактический приём – проплыв, ломая вёсла правого борта врага. Римляне не ожидали такой лихости и скорости от ещё недавно крепко спящего судна, а сейчас ловко, словно тяжелое копьё-таран, пронёсся губительным ударом.

А ныряльщики, словно морские лохматые чудища в водорослях, кружились под водой, заводя и опутывая гибкими лианами и сетями рулевые весла римских триер. Гребцы на них вскидывали весла и пытались грести, но зажатые рули не давали правильного направления. Триеры болтались, тыкая друг друга носами, бортами, кормой. Раздавался свист разящих стрел, горящих и боевых, крики раненных, слепящий огонь, рассыпающий по палубам, дикие гортанные голоса горцев, хруст ломающихся весел и губительные удары кораблей. Хаос и неразбериха окутала сражение пиратов на воде, на глубине и на скале, и растерянных римлян, предвкушавших внезапную и легкую победу над спящим «Херсонесом». Хотя в горячем и победоносном бою, прослеживалась разумная организация и военная выучка тавров. Они с детства были приучены к борьбе, войне и защите родной земли от пришлых посягателей.

– Поворот оверштаг! – в пылу запала и лихой первой атаки командовал Атрид. Триера чётко застопорила, развернулась и вновь устремилась на вражеские корабли.

– Теперь какое направление?

– Направление нового удара на триеру, стоящую в середине эскадры! – с нахлынувшим вдохновением воскликнул Атрид.

– Понял, там, кажется, находится центурион, командующий римскими легионерами! – ответил уже опытный рулевой Орёл, обладающий зорким зрением таврского охотника, а теперь моряка.

– Молодец, юный сын Дельфина, во время поднял боевую тревогу, но где он! – произнёс Атрид, рассматривая акваторию небольшого залива.

– Смотрите, слева от сражения он находится в своей скорлупе лодки! – показал Орёл.

– Что он там делает?

– Помогает ныряльщикам, выбирает лианы и сети!

– По летам – ребёнок, но уже настоящий воин и рыбак! – похвалил Атрид.

– Становитесь ему приёмным отцом и научите мальчишку многим жизненным премудростям, а ещё и греческой культуре? – посоветовал Орёл.

– Дельная мысль, я был восхищён и удивлён его одиночным плаванием по Понту, а сегодня мальчик настоящий герой и спас нас от внезапного коварного удара римлян и гибели!

Тем временем быстро идущий «Херсонес» наносит тяжёлым носом ошеломляющий таран по римскому судну с флагом командующего. Вражеской триере был проломлен деревянный борт и «Херсонес», словно топор, разрубил тулово корабля, разломав все внутренности с рядами сидящих гребцов. И в дополнение выпалил «греческим огнём».

Кровь пострадавших, сноп огня, истерика погибающих смешались с проклятиями смертных, молитвами о спасение к римскому богу Юпитеру, победными криками нападающих тавров с именем богини Девы.

Пираты беспощадны к итальянским захватчикам, полонившим град Херсонес и Боспор Киммерийский, завоевавшие исконные таврские берега. Но побеждённые римляне не сдаются, а в предсмертной агонии легионеры дерутся отчаянно и храбро, военные профессиональные навыки у них были вышколены до автоматизма. Презирая смерть, они собираются командами и словно «кулак» пробивают путь сквозь окружения тавров.

Разноязычные крики, приказы, стоны, хрипы, дым от горящего дерева, страх и отвага носились над морским боем. Дим в своей застопорившей лодке держал в руках запутанные лианы, обрывки сетей, как вдруг увидел, что из черного и кровавого огнива битвы к нему плывут римские воины, в бегстве ища спасение. Они уже близко и вмиг убьют слабого мальчишку. Все сейчас в пылу страшной битвы, напрасно и не откуда ждать помощи? Даже нет ему спасение в плавание, поскольку и там его настигнут обозлённые вояки!

Внезапно, прямо у борта лодки, появилась Афалина, поющая на дельфиньем языке. Она выпрыгивала из воды, словно приказывая, ухватится за её плавники. Дим прыгнул в море и счастливо обнял подругу по водной сфере. Они вмиг исчезли с глаз опешивших римлян, увидевших и поверивших в морское чудо.

Обогнув вытянутое тулово костистого мыса, будто с Черепом каменным во главе, благотворная Афалина вынесла геройского моряка к соседнему пещерному гроту-гиганту с гудящей акустикой, словно небесный гром прятал тут свои гремящие голоса. Грот-оракул укрылся в скалах, невидимый с моря. Здесь у тавров находилось святилище, соединявшее покровителей моря и пастухов окрестных горных пастбищ. В центре грота был пробит в скале колодец, где на дне собиралась вкусная ключевая вода, хотя край моря находился в десяти метрах от него.

Черепа рогатых животных, козлов, баранов, оленей висели на пещерных стенах, под ними скелеты морских рыбьих чудовищ, стояли стройные амфоры, как женские фигуры, наполненные греческим вином, таврским маслом, воском, мёдом и зернами пшеницы, овса и других злаков, съедобных и лечебных.

В углу зала, на почётном пьедестале, собранном из костей жертвенных животных, возвышалась голова мамонта с белыми бивнями. Священная реликвия досталась таврам от далёких предков, обитавших здесь в древнюю эпоху. Скопление костей у живших здесь неандертальцев связано с культом промыслового зверя, зарождение религиозным представлений, мистическому мышлению природы. Трепетное отношение к костям съеденных животных, добытых на охоте, воплотилась с крепкой верой возрождения животных. Представления первобытного охотника сильно окутывал туман оживления убитых им зверей, обеспечение себе удачи в будущей охоте.

Предки поклонялись мамонту, но вымерли доисторические животные, и тавры взяли свой тотем – голову двух рогового быка. Во лбу почитаемой головы сияло священное и магическое пятно, выбеленная временем, выглаженная и отполированное руками почтительного прикосновения, словно приносящая успех жизни, блистала белым алтарём святости.

Сюда, после сокрушительной победы пиратов над римскими легионерами, завоевавшими уже полмира, собрались отважные участники битвы и местные таврырыбаки, помогавшие в кровопролитном сражении. Места в поющем высоком гроте было вдоволь. Шаман по имени Манфил священнодействовал у черепа бычьей головы с длинными рогами, с изогнутыми формами, как молодые месяцы. Горели поминальные костры по погибшим пиратам, а из черепов убитых врагов воины вычищали памятные кубки. Геройская триера «Херсонес», победительница прославленных римлян, с царапинами и небольшими повреждениями, причалила у заградительных скал языческого грота.

Соприкоснувшись с греческой культурой и жизненным укладом, теперь тавры не отрубали головы пленённым, а отправляли в рабство на тяжёлые сельскохозяйственные работы – пахать бороной, сеять, поливать, растить урожаи, пасти скот, ухаживать за ним, строить каменные хижины из необтесанного камня и защитные стены. Только к гробницам – родовым каменным ящиками враги не смели прикасаться, лишь тавры могли хоронить своих сородичей.

Посвящение в пираты у тавров происходило торжественно с чашей из черепа, наполненным вином, а раньше кровью убитого врага. Теперь первым прикасался к ритуальной чаше посвящённый Дим, ему делали надрез на кисти и он капал свою кровь в весёлый напиток жизни, а затем кубок пускался по всему кругу пиратов. Прядь волос Дима сжигали в костре и вторую бросали в море. Теперь огнём и водой он был привязан к смелому братству пиратов. Барабаны из телячьей кожи гулко стучали, словно небесные громы падали эхом с каменного пещерного потолка.

Таврские юные девы осыпали мальчишку, ставшего мужчиной, душистыми цветами бессмертника и сухими водорослями, чтобы жил герой долгую жизнь без ран и болезней.

– Поздравляю тебя, юный муж! – Атрид крепким объятием прижал к себе счастливого Дима, стойко преодолевшего все мрачные тягости жизни со смертью родителей и суровые приключения последние полгода. Ему так хотелось отеческой ласки и доброго внимания, ведь он оставался несчастным одиноким дитём. А тут сам триерарх приголубил и похвалил мальчугана, вызвав у него слёзы счастья на глазах, а в душе радостное состояние, что его не бросили, а помнят и заботятся о нём.

– Спасибо! – благодарил заплаканный мальчишка.

– Вытри слёзы, ведь мужчины не плачут!

– Мне просто хорошо.

– Будешь жить с моей семьёй?

– Да.

– Теперь у тебя есть сестра, моя дочь!

– А как её имя?

– В честь греческой богини – Фетида!

– Я уже видел её, когда мы пришли из Синопа, и ваша жена встречала вас с малюткой на руках, – вспомнил Дим.

– Отлично – знакомство состоялось!

– А когда мы вернёмся домой?

– Завтра разделим добычу с местными рыбаками с захваченных римских триер и уйдём в море.

– Прямо к Медвежьей горе?

– Конечно, если не повстречаем купеческих или военных судов.

– Мне так хочется побегать по земле.

– Я тоже мечтаю поваляться на траве.

* * *

Но у таврских пиратов, дрейфующих вдоль родных берегов, никогда не будет покоя и отдыха. Возвращаясь в «Залив Сокровищ» они увидели новые три триеры, причаленные к изгибу небольшой бухты.

– Опять римские волки повстречались нам! – объявил Орёл.

– Ты узрёл их эмблему на флаге? – спросил Атрид.

– Да, я вижу оскаленную волчицу на красном фоне. – Это эмблема императора с позолоченным орлом и волчицей, – подтвердил Атрид, тоже пристально всматриваясь в причаленные корабли.

– Смотри, в глубине долины поднимаются столбы дыма. Наверное, легионеры пошли грабить таврское поселение, брать пленных и добыть свежего мяса из выпасаемого стада? – предположил Орёл.

– Тогда идём в атаку на причаленные триеры, на них остались только часовые, а вся команда с гребцами и воинами отправилась за добычей! – сразу решил Атрид.

– Может, снимем наш таврский флаг с изображением богини Девы, чтобы не вызывать подозрение у охраны триер?

– Хорошая идея, тогда подними на нашу мачту римскую тряпку, сорванную в последнем бою.

– Где будем причаливать?

– Подойдём ближе и определимся.

– Только бы успеть до возвращения римского грабительского отряда?

– Ты прав, до дымных столбов горящего стойбища небольшое расстояние.

– Но пока удача всегда с нами!

Триера «Херсонес» лихо шла к причаленным итальянским кораблям, будто к своим соотечественникам, тем более у неё на мачте болталась «волчица» – флаг Рима.

Часовые не заподозрили опасности и мирно стояли на своих постах.

– Подходи справа к корме крайнего судна, мы сразу навалимся на него, и ветер с запада поможет нам! -

– Понял твой план, – ответил Орёл. – Наши воины высадятся на пустой корабль и дальше на палубы соседей?

– Быстро соображаешь! – похвалил Атрид.

– Надо и на берег отправить солдат, чтобы они встали защитой, если из набега вернутся легионеры! – неожиданно в разговор взрослых вмешался юный отпрыск Дим.

– Молодец, сынок, толковое предложение! – изумился Атрид яркому мышлению мальчишки и впервые ласково назвал его сыном.

Пиратская «пантера» подняла вёсла и только под парусом шла к пустым кораблям императора Траяна, оттуда лишь летели вопросы на итальянском языке. Но никто не отвечал. Захват вражеской триеры прошёл стремительно, сначала смертельные стрелы сразили спокойно стоявших часовых, а потом лавина воинов бросилась бежать по палубам, одна спрыгивала на песочный берег и встала защитой от невидимого неприятеля. Другие рубили причальные канаты, гребцы занимали свои места, сразу поднимали паруса, а рулевые уже ворочали веслами, выворачивая корабли в открытое море.

– Эй, на берегу! Снимайте заслон и скорее бегом садитесь на нашу триеру! Мы отходим! – громко крикнул Атрид.

Но не успели пираты пробежать по песку, как за ними кинулась вдруг появившаяся итальянская погоня, отрезая им путь от «Херсонеса». Разящие стрелы поражали и валили раненных и погибших воинов с обеих сторон. Вернувшийся многочисленный отряд римлян, черной тучей вывалился из прибрежных кустов, беря в плен пиратов, стоявших в охране.

– Руби причальный канат! Гребцы, вёсла на воду, работайте во всю мощь своих мускулов! – летела отчаянная команда Атрида.

– А наши ребята остались на берегу? – закричал Орёл.

– Лучше смерть десятерым, чем гибнуть всем, смотри, сколько римлян, словно тараканов на берегу, они вмиг бы одолели нас! – трезво осадил его триерарх.

– Легионеры не убьют сразу наших пленённых, а будут, наверное, выпытывать – откуда появился «Херсонес» и кто мы такие? – предположил Орёл.

– Возможно, так и будет, – согласился Атрид.

– Соединимся с остальными триерами, а дальше будем соображать, что делать? – уже успокоился Орёл от потери пиратов-тавров, как раз молодых мужчин из его деревни.

– А где Дим? – вспомнил Атрид о приёмном сыне.

– Не знаю, может, к гребцами спустился на нижнюю палубу?

– Пойду и поищу мальчугана?

Вернулся Атрид на корму не скоро, разыскивая пропавшего юнгу. Но нигде не нашёл внезапно исчезнувшего Дима.

– Как поиски? – поинтересовался Орёл.

– Его нет на «Херсонесе, я все уголки облазил!

– А не мог ли он остаться на берегу?

– Но он при атаке всё время стоял рядом с нами.

– Что-то задумал этот непростой мальчуган?

– Какая шаловливая мысль пришла ему в ребяческую голову?

– А если кинулся на помощь нашим пленённым пиратам?

– Чем он может помочь им – своими хилыми и слабыми ручонками.

– Я думаю, что этот смекалистый малыш придумает что-то своё особенное.

– Будем ждать и надеется?

* * *

Тем временем Дим увидел, что пиратов тавров взяли в плен на берегу, а триера «Херсонес» дала задний ход и стала уходить в море, бросив своих ребят на растерзанье легионеров. Он тут же прыгнул в море с корабля и исчез в кутерьме битвы. Никто не заметил, куда делся мальчишка. Он выплыл на песочную полоску и исчез в близлежащих зеленых кустах. Заняв удобное место, он стал наблюдать за действиями римских врагов. Они крепко связали пленным руки и ноги, и бросили обречённых в узкую яму, накрыв редкой сетью из лиан, поставив двух часовых для охраны.

Дим терпеливо ждал сумерек, сжимая в руке каменный нож. Часовые-римляне лениво ходили вдоль ямытюрьмы, где валялись заключённые. Наконец, наступило время ужина и часовым принесли их традиционное кушанья: макароны с сыром и красное вино. Они сладко поели и разошлись по углам, укутавшись в плащи, мирно дремали, а в полночь, ожидая смены караула.

Мальчуган незаметно проскользнул к яме с заключёнными таврами и пролез сквозь дыру в лиановой сети, укрывавшую наспех сделанную тюрьму. Спрыгнул на дно и начал каменным острием перерезать жгуты и верёвки, связавшие руки и ноги пленённым воинам. Освобождённые пираты обменивались знаками на пальцах рук, они безмолвно разговаривали. Дим тоже знаками «рассказал» соплеменникам о двух часовых, охранявших тюрьму. Оцепеневшая тишина, как вода, стояла вокруг.

Выбраться наружу жилистым и мускулистым таврам не составила труда. Скоро часовые были повержены, и пираты бежали от римских захватчиков. В начале, хотели идти в сожженное таврское стойбище, но потом передумали, ведь легионеры кинутся за ними вдогонку именно в эту сторону. И пираты стали подниматься высоко в горы, куда римляне побояться ступить. Оттуда, с верхних позиций, удобно и успешно можно отражать их атаки. Скоро там, на скальной вершине запылал дымный костёр, возвещая команду триеры «Херсонес» о спасение из плена таврских воинов.

* * *

Римская триера «Волчица», названная в честь прародительницы Великого города, бойко плыла под парусом, поймав весёлый ветер, мимо скального утёса, будто оскаленная акула. На носу корабля, выписанной краской эмблема, сверкала злобой волчья пасть.

Но внезапно заиграл попутный ветер в мощном чёрном гроте, повисший над водой. Бегущие волны, как хор белокурых девиц, ударялись в гулкий объём Большого уха, рождая чарующее пение-эхо.

Заслушались кормчий и команда неожиданным сладостным пением, вместо грозного рёва и рыка бушующих валов. Что-то земное, притягательное, ласковое и женское слышалось в переливчатых звуках играющей воды под высокими скалистыми сводами, как «Голос скал», со звонкой и тонкой акустикой.

– Спустить парус! – приказал кормчий. Моряки быстро исполнили команду.

– Вёсла на воду! – последовал приказ прикованным гребцам-рабам.

И команда «Волчицы», словно желая насладиться волшебным и зазывающим пением прибоя, когда все впали в гипнотический транс, повернула триеру к видимому гроту, где в музыке жило чудное эхо. Оно живое и трогательное витало под каменным куполом, крепко державшим скальными руками драгоценную дрожь рождаемых голосов, точно на привязи, выпуская звуки «погулять» только в открытое море, привлекая уставших мореплавателей к отдыху.

Брошен якорь, и триера медленно входит в твёрдые устья грота, швартуясь левым бортом.

– Собрать сухой плавник, разжечь костёр и приготовить горячий ужин! – приказал кормчий. Команде, питавшейся сухой, солёной рыбой, вяленым мясом, твёрдыми сухарями очень хотелось жиденькой и вкусной похлёбки. А «Поющий грот» неожиданно потерял голос, и пропала минорная музыка набегающей воды. А на небе показалась колесница, запряжённая черными конями, появилась богиня Ночь – Нюкта. Тьма окутала море и землю, лишь раскалённые угли костра горели красным драгоценным и рассыпающимся золотом. Из под копыт лошадей и колёс колесницы искрами вылетали, играли, падали и мерцали звезды.

Легким белым заревом заиграл восток с восходом богини Луны – Селены. Теперь круторогие быки медленно и торжественно везут колесницу, где восседает величественная Луна в белом атласе, с блистающим серпом на короне. Спящая земля раскинулась в светлом и добром сияние.

Объехав небесный свод, Луна спускается в глубокий грот горы, где лениво раскинулся в вечную дремоту Эндимион – древний карийский бог сна. Нравится он Селене, ласкает она и льются слова нежности и любви. Но крепок сон Эндимиона, поэтому задумчива и грустит Селена, и печален её свет, словно слёзы, падающие на землю.

И вдруг яростные голоса, и воинственные возгласы, как ужасный и карающий гром, разорвали каменный купол грота и вспыхнули кровавые огни. Засада пиратовтавров всколыхнула спящую и уставшую триеру, где первыми попадали под разящими стрелами немногочисленные вахтённые и часовые.

Из всех скрытых щелей и дыр выскакивали загорелые чернобородые мужчины и юноши, сильные и смелые тавры, даже из моря, как подводные драконы выплывали ловкие пираты, крепко завязав в лиановую сеть рулевое весло триеры. В гремящий барабанами и рогами грот, вплывали легкие пиратские пироги с удалыми воинами на бортах.

Теперь волшебный вальс волн сменился на грохот и стуки камней, на раздирающие злобные крики атакующих пиратов, и захлёбывающие отчаяние обороняющихся обречённых. Громовое эхо, как нагрянувшая буря, клокотало, кричало и билось боем и болью.

И разлилась кровью смертельная ночная схватка, когда сонных римлян, как серебристую рыбу на копья, нанизывали жестокие пираты. Пощады нет никому. Захвачена триера «Волчица» с богатым уловом из продуктов, военного снаряжения и драгоценностей, награбленных в предательски захваченном Боспоре.

Успешное нападение пиратов-тавров на римское судно в «Поющем гроте» стало новой победой под руководством кормчего Атрида.

Вот и утро. Богиня Луна, точно в смятение от увидённого кровавого побоища, исчезла с небес. Опять восток светлеет, где ярко горит предвестник зари Эос – Форос – утренняя звезда. Потянул ветерок и вновь волны в музыкальном нотном строе устремились и запели в «Поющем гроте», приветствуя взлетевшую богиню Зарю в блистающей шафрановой одежде. Из золотого сосуда льёт на землю богиня росу, осыпая цветы и травы алмазными каплями. Благоухает земля в очаровательных и приятных ароматах. Проснувшаяся земля восторженно встречает бога Солнца-Гелиоса.

Лучезарный бог взлетает на небо, с морских далей, на золотой колеснице, выкованной богом Гефестом, запряжённой крылатыми конями. Горные вершины озаряют первые лучи восходящего солнца, они пламенно горят, как застывшие языки пламени. Всё выше и выше скользит колесница Гелиоса. В лучезарном венце и сверкающем хитоне шествует Бог по небосводу и осыпает землю живительными лучами, принося ей свет, тепло и жизнь.

Совершив свой дневной путь в блеске и радости, бог солнца спускается к священным водам Океана. Здесь его ждёт золотой челн, в нём он плывёт обратно, в страну солнца, где сверкает его чудесный дворец, там ночью он отдыхает.

А опустевший «Поющий грот» опять приятно поёт голосами зазывающих волн-сирен, приглашая новых гостей-посетителей, зачарованных необыкновенной музыкой прибоя и волнующим эхом под высоким и объёмным каменным куполом. Эхо, как птица, взлетает вверх и долго бьётся о скальную твердь, раскинув крылья. Но вот гулкое и звонкое Эхо-птица беспомощно замирает, рассыпая белые перья-звуки, угасающие и тонущие в море, где опять набирают силу в новых всплесках и бурунах набегающих волн. И горько поёт грот, как великий античный певец Орфей, аккомпанируя себе на золотой кифаре, проливая слёзы скорби, о потерянной любимой жене Эвридике. Словно «Поющий грот» открывал вход в подземное царстве Аида, где толпятся тени погибших от пиратов и умерших.

* * *

Триеры «Херсонес» и «Волчица», в кильватере, одна за другой, утюжили вёслами тихое море. Корабли связывал длинный пеньковый канат. «Волчицей» командовал пират Орёл. Возвращались в «Залив Сокровищ» с богатой добычей на захваченной «Волчице». Вдали показались синие очертания Священной горы, а за ней родной берег.

Как всегда близок желанный дом для моряков, долго пребывавшим в плавание. Но божества моря по своему решают их суровую судьбу. Среди них сын Посейдона Тритон, громовой игрой своей трубы из раковины вызывает грозные бури. Посейдон – правитель и властелин моря. Вот он на перламутровой колеснице-раковине, управляемее стремительными дельфинами, несётся среди шумных и расступающихся волн. Взмахнёт грозно Посейдон волшебным трезубцем и горными валами вздымаются морские волны в кипящих гребнях пены, и бушует на море ужасная буря. С сокрушительной силой и грохотом бьются пеноголовые валы о береговые скалы, и дрожит, колеблется земля.

В свите Посейдона и бог Главк, покровитель моряков и рыбаков, обладающий даром прорицания. Иногда он появлялся из глубин моря, давая мудрые советы людям, открывая им будущее. А сейчас он разгневался за легкой кровопролитной победой пиратов и решил проверить их на смекалку выживания в разразившемся шторме.

Кормчий Атрид сразу приказал подтянуть триеру «Волчицу» и пришвартовать к борту «Херсонеса», чтобы вдвоём держаться среди бушующих волн. Но шторм крепчал и набирал губительную силу. Все трещало на деревянных судёнышках, от бортов до днища, где появилась течь и вода заполняла трюм.

– Снять с гребцов-рабов кандалы, дать свободу, пусть плывут, если начнём тонуть! – приказал Атрид.

– Но их больше по количеству, чем пиратов, и они смогут поразить нас? – возразил Орёл.

– Сейчас мы под властью волн и все равны!

– Как будем спасаться?

– Корабли в карающих руках моря, будем ждать, куда выбросит судьба – на острые утёсы или галечный плоский берег?

– А как оповестить наших близких земляков на земле о приближающейся катастрофе триер, теперь мы имеем два судна, а уходили в море на одном?

– Зачем?

– Они помогут нам и спасут счастливцев!

– Ты прав, нам нужна помощь в катастрофе кораблей и защита от вдруг бунтующих рабов!

– Что делать? – вопрос много раз вставшим перед человеком.

– Рисковать жизнью!

– Чьей?

– Любого из нас, только худенького, сильного и смелого!

– Такой только Дим есть на обоих судах.

– Поручим ему донести нашу весть.

– Как?

– Снимаем парус с мачты, на четыре конца крепим крепкие и тонкие верёвки, одним концом связывая их на поясе мальчика. Он взмывает в небо и летит к земле, а если упадёт в бушующее море, то парус тоже будет держать его на воде. Я видел, как сломанная мачта держалась и плавно парила в небе под вздувшимся парусом

– Ты гениален в идеях, Атрид, а сможет парнишка бороться с дикой стихией?

– Ветер и волны решат его судьбу, ведь на триерах его ждёт только страшное кораблекрушение!

… Вздохнул сильный порыв ветра, и взмыл в воздушных потоках Дим, наполнив парус формой вздувшегося колокола. И все счастливо онемели и возрадовались в море и на земле, увидев летящего человека без волшебных крыльев, а под платяным куполом. Возликовал мир от человеческого разума. А бог Главк, удивлённый смекалкой взрослых мореплавателей и героизмом парящего мальчишки, сделал вещее прорицание-похвалу. – Отныне плавать в море и летать человеку в небе во все века будущего!