Продрых сегодня долго, аж до одиннадцати, даже несмотря на адскую жару. Оглядел себя в зеркало и понял, что в самом преддверии девятнадцатилетия надо окончательно решать, бородатый я или выбритый. Растительность на лице — видимо, от питательной крымской среды — вымахала, как весенняя трава на компосте. Принял строгое решение — брить. В шмотнике разыскал забытый одноразовый станок, намылил физиономию и, щурясь от солнечных зайчиков в зеркале, сбрил и бороду, и усы. Весь перерезался, но стало легче, комфортнее и свежее. Помылся весь, даже воду греть не стал — я ж мужик, раз борода растет, ха-ха. Постирал хайр, собрал травы, упаковал кое-что. Завтра поеду в Симферополь отправлять посылки.

Вечер был почти точной копией вчерашнего — снова пели, пили чай, курили. Думали зарю встретить, но я свалил — вставать же рано.

К девчонкам керченским сегодня снова гости из Новоульяновка приходили. Принесли пива, травы и картофельного пюре. Надо признать, что картошка порадовала меня больше всего. Траву видеть уже не могу. Ленка на Янку дуется, говорит, что она возвращается к тому же, от чего бежала из своей Керчи, — к пьянству и блядству то есть. Новоульяновские, впрочем, нормальные парни, кажется, — не гопники уж точно.

А, сегодня еще Монах с Сашкой приехали. У них тоже посидел, попил чаю с конфетами и пряниками, вермишели с тушенкой навернул.

Но это раньше было, до вечера у Добровольца. От него я пошел домой и тут же заснул.