Он не спит, Он пишет. Мучит голод. Дрожь коптилки. Сумрак ледяной. Что успел он? Так еще он молод! Два десятилетья за спиной. Третье только началось недавно И до половины не дошло... Нынче ход какой-то своенравный Музыки, встающей на крыло, Будто сами возникают звуки, Нарастают, Крепнут, Не сдержать! В кости клавиш бьют костяшки-руки И слабеют, Но бегут опять, Слух наполнив Громом, Гулом, Звоном, — Все еще не ясно ничего, Все еще охвачено, как стоном, Ярым гневом сердца самого. Но уже отрывисто, Как взрывы, Как на марше топающий взвод, Задыхаясь, Здесь, Нетерпеливо Нота к ноте на листах встает. Все забыто: Голод, сумрак, стужа. Он опять могуч — И в полный рост, В черных душах сея черный ужас, Музыка встает до самых звезд. — Смерть за смерть! — Взывают миллионы. — Кровь за кровь! — Сердца им в лад стучат. Взрыв. Огонь. И рушатся вагоны Под откос — И к черту, в чертов ад! Он как будто сам в огне. Но руки Коченеют, И темно в глазах, И куда-то прочь уходят звуки, И потерян такта мерный шаг... Но опять встает, поет, взлетает Музыка И рвется в небосвод, Громом, Гневом, Молнией сверкает И уже в бессмертие ведет.

Пройдя сквозь долгий грохот боя, На слиток бронзовый легла, Как символ города-героя, Адмиралтейская игла. Взгляни — заговорит без слова Металла трепетный язык. И воздух города морского, И над Невой подъятый штык. Вся бронза дышит, как живая, В граните плещется река, И ветер ленты развевает На бескозырке моряка. И даль пылает золотая, И синью светят небеса. И вдруг, до слуха долетая, Встают из бронзы голоса: «Мы так за город наш стояли, Так эту землю берегли, Что нынче музыкою стали, Из боя в песню перешли. Мы слиты из такого сплава, Через такой прошли нагрев, Что стала бронзой наша слава, Навек в металле затвердев». Слова уходят, затихая, В металл, в бессмертье, в немоту И, снова бронзой полыхая, Игла пронзает высоту.