У него были густые темные волосы, лохматые брови на широких массивных дугах и черная с проседью борода. Он был коренастый, среднего роста, гораздо ниже меня, но я всегда смотрел на него снизу вверх. Фигурально выражаясь, конечно.

В его больших карих глазах светилась мудрость тысячелетий. Его взгляд завораживал, гипнотизировал, казалось, проникал в самые глубины моего существа, разгадывал самые потаенные мысли. Он был почти ясновидец, ибо был мудр, и за свою долгую жизнь научился понимать людей лучше, чем они сами себя. Я считал его добрым, и так оно было в действительности, потому что он не смог бы прожить столько веков, если бы не любил жизнь и людей. Возможно, на определенном этапе своего существования он был циником, но впоследствии его характер стал настолько сложным, что его первоначальный цинизм под давлением филантропии постепенно сменился глубоким и благожелательным знанием человеческой натуры, всех ее сильных сторон, слабостей и недостатков.

Мой дед Янус, король Сумерек, старейшина Властелинов, навестил меня в моих покоях, что в Замке-на-Закате, когда я, проснувшись после двадцатичасового восстановительного сна, сидел в постели и жадно поглощал обильный завтрак. Компанию мне составляли Бренда и Пенелопа, которые попеременно дежурили возле меня, пока я находился без сознания, и тетя Помона, самая искусная в Сумерках врачевательница, с чьей помощью я так быстро оклемался.

При появлении деда девочки дружно вскочили на ноги. Из вежливости я тоже сделал соответствующее движение, хотя по-настоящему вставать не собирался. Как я и ожидал, Янус жестом велел мне оставаться в постели и продолжать завтрак, а сам расположился рядом с кроватью в мягком плюшевом кресле, освобожденном для него Пенелопой. Он неторопливо раскурил свою неизменную трубку из красного дерева и лишь затем спросил:

— Как самочувствие, сынок?

— Спасибо, дед, все хорошо, — с излишней бравадой ответил я, стараясь улыбнуться как можно бодрее. — Я почти в полном порядке.

— Правда, нервишки у него еще слабенькие, — заметила Помона, взглянув на меня своими бойкими черными глазами. — Но я интенсивно накачиваю его витаминами, так что скоро он будет в норме. А пока я решила оградить Артура от всевозможных посетителей.

Янус усмехнулся себе в бороду.

— Надеюсь, присутствующие не в счет?

— Ну, разумеется.

— Тогда, детки, оставьте нас вдвоем. Я хочу поговорить с Артуром наедине.

— Только не сильно донимай его расспросами, отец, — предупредила Помона.

— Да, да, конечно.

Когда Бренда, Помона и Пенелопа вышли, дед уставился взглядом в открытое окно, за которым виднелось серое мглистое небо вечных сумерек, и медленно проговорил:

— Я рад, что ты вернулся, сынок. Я уж не чаял увидеть тебя живым.

И тут я понял, что подсознательно боялся встречи с дедом, потому как знал, что отвечу на любой его вопрос — без малейшего нажима с его стороны, просто по привычке слепо доверять его суждениям, во всем полагаться на его опыт, знания и мудрость. Янус крайне редко проявлял властность, хотя он выглядел весьма внушительно, надевая на себя маску грозной непреклонности. Ему почти никогда не приходилось повторять свои распоряжения дважды или повышать голос, обычно он выражал свою волю в форме пожеланий — и все тотчас бросались исполнять их с большим рвением и энтузиазмом. В Сумерках (и не только в Сумерках) он был непререкаемым авторитетом, и остальные беспрекословно повиновались ему. Так повелось еще с незапамятных времен; это казалось настолько естественным, что никому даже в голову не приходило задаваться вопросом, на чем же в действительности зиждется его безграничная власть над людьми. В Стране Вечных Сумерек не было официального наследника престола. Когда-то, в давние времена, этот титул существовал, но постепенно он утратил в глазах людей всякий вес, стал считаться архаизмом, а потом и вовсе канул в лету. Янус пережил стольких своих наследников, что в конце концов все уверовали, что его правление будет длиться вечно.

Не дожидаясь, пока дед сам попросит меня, я начал рассказывать ему обо всем, что случилось со мной с момента моего исчезновения. Повесть моя не отличалась стройностью композиции, местами я очень спешил, перескакивая с одного на другое, местами вдавался в ненужные подробности, но дед слушал меня не перебивая. Прошедшие тысячелетия научили его терпеливо выслушивать людей, даже если подчас они несли откровенный вздор, пускались в пространные псевдофилософские рассуждения, ударялись в длиннющие сентенции. Когда я делал паузу, чтобы перевести дыхание или поглотить очередную порцию завтрака, Янус не вставлял никаких замечаний, а молча ждал продолжения, пыхтел трубкой и все так же смотрел в окно, лишь изредка обращая на меня свой острый, проницательный, будто читающий все мои мысли взгляд.

Он дал мне выговориться до конца и только тогда, после непродолжительного молчания, сказал:

— Пожалуй, я вынужден признать разумность твоего решения не претендовать на корону Света. Но не потому, что ты обладаешь огромным могуществом; в конце концов, формальный титул не придаст тебе большей силы, чем ты имеешь. Другое дело, как ты используешь свой потенциал. Лично я считаю, что сейчас твое место в Срединных мирах, коль скоро скрыть их существование уже не представляется возможным. К тому же мне совсем не понравилось то, что ты рассказал о той девушке, Бранвене, да и твой друг Колин Лейнстер не внушает особого доверия — он чересчур импульсивен. Так что тебе есть чем заняться, кроме как оспаривать отцовский престол. По моему разумению, ключ к стабильности и равновесию во вселенной находится там, на третьем полюсе существования, у Истоков Формирующих.

— Я рад, что вы разделяете мое мнение, — сказал я, и на душе у меня полегчало. Поддержка деда развеяла мои последние сомнения насчет целесообразности основания Дома у Источника.

— Гм, — спустя пару секунд произнес Янус. — Жаль, что сейчас ты не можешь вызвать свой Образ. Хотелось бы посмотреть, что он собой представляет… Нет, нет, не пытайся, побереги свои нервы. Еще успеется, ведь я терпелив и умею ждать. Просто меня интересует, аналитическая это мощь, как у Порядка и Хаоса, или же синтетическая, как у Формирующих.

— Не то и не другое, — ответил я. — Мощь Источника… ну, вроде как полиморфна, конкретная форма ее проявления зависит от обстоятельств. В связи с этим я испытываю определенные трудности при общении с Образом.

— Проблема структурной несовместимости?

— Еще какая. Даже простейшее заклинание не удается втиснуть в рамки одного языка; каждый раз возникает потребность в использовании чужеродных грамматических форм, что при отсутствии системы ведет к резкому снижению эффективности. В ближайшее время я вплотную займусь прикладной лингвистикой, попытаюсь разработать схему «мирного» сосуществования разных языков в пределах одной конструкции, составлю словарь ассоциаций… В общем, что-нибудь да придумаю.

— А как насчет математики?

— Я уже думал об этом. Полагаю, аппарат теории групп подойдет идеально. К сожалению, математика не моя стихия. Я слаб в точных науках.

Янус покачал головой. В его глазах промелькнуло осуждение.

— В этом отношении годы не изменили тебя, Артур. Ты по-прежнему в плену у своих комплексов.

Я не нашелся, что ответить, и только поджал губы. Упрек деда задел меня вдвойне. Во-первых, он напомнил мне о Диане, и это причинило мне боль. А во-вторых, он был совершенно прав относительно моей закомплексованности на почве математики. Но, с другой стороны, как не почувствовать себя полным идиотом, имея дело с Дианой, которая уже в шестнадцать лет решала в уме нелинейные дифференциальные уравнения в частных производных?..

— В любом случае, — сказал я наконец, — я склонен рассматривать общение с силами как искусство, а не как науку. Я предпочитаю отдавать приказания Образу словами, а не плести вокруг него паутину из абстрактных символов… — Тут я умолк. Мои слова о словах (извините за каламбур) вызвали у меня цепочку ассоциаций, которая привела к мысли, которой я после недолгих колебаний решил поделиться с дедом. — И вот еще что. Мне кажется, Источник первозданнее других стихий. Если верна гипотеза Большого Взрыва, в огне которого родилась вселенная, то Источник был субъектом ее творения. Именно он изрек Первое Слово, разделившее изначальный Абсолют на Порядок и Хаос, чье противостояние в свою очередь вызвало к существованию Внешние миры — Экватор и Полярные Зоны.

— Первое Слово? — переспросил Янус, приподняв бровь. Его глаза на мгновение сверкнули.

— Да, дед, — сказал я и зябко передернул плечами. — По-моему, Источник разумен. Я слегка прикоснулся к его мыслям, когда черпал энергию из самых его глубин, чтобы сдерживать натиск Карателя. И чем больше я над этим думаю, тем больше убеждаюсь, что это не было лишь игрой моего воспаленного воображения. Источник действительно разумен.

— В некотором смысле разумны и Порядок с Хаосом, — заметил Янус.

— Но не так, как Источник. Порядок и Хаос обладают неким подобием коллективного сознания, они способны мыслить только общими категориями, частности им недоступны. Для них «я» — пустой звук, у них нет личности.

— А у Источника есть?

— Кажется, есть. Я не смог уловить, о чем он думал; в тот момент мне было не до того. Но одно несомненно — он думал как личность, как полноценная и осознающая себя личность.

Дед отвел взгляд от окна и посмотрел мне прямо в глаза. Я выдержал лишь несколько секунд, затем потупился.

— Ты боишься, что нашел бога? — наконец проговорил он.

— Да, — признался я, — боюсь. Если принять за определение, что бог есть высший разум, стоящий у начала всего сущего, то Источник при таком толковании является богом. Это вызывает у меня смешанные чувства.

— Я понимаю тебя, — кивнул Янус. — Но думаю, что ты спешишь с выводами.

— Хотелось бы надеяться, — сказал я. — Вряд ли мне будет по плечу роль особо приближенного к Престолу Господнему. Для меня это слишком большая ответственность… Как, впрочем, и для любого другого человека.

— Поэтому ты собираешься переложить часть своей ответственности на хрупкие плечи Пенелопы? — спросил Янус.

Я широко распахнул глаза и в изумлении уставился на него.

— Как вы догадались?!

— Это немудрено. Из твоего рассказа я понял, что есть (или ты думаешь, что есть) какой-то глубинный смысл в том, что хранителем Силы Источника должна быть женщина. Вполне естественно, что ты выбрал Пенелопу. Вообще, родители склонны видеть в своих детях только хорошее.

Я проглотил этот намек и не подавился. Любой другой на месте деда получил бы от меня резкий ответ-совет не совать свой нос в мои дела — но только не Янус. Я безоговорочно признавал за ним право делать критические замечания даже в адрес моей дочери.

— Вы не считаете ее достойной? — осторожно спросил я.

— Нет, почему же. У тебя замечательная дочь, Артур, ты можешь гордиться ею. Однако у нее есть один большой недостаток, не чуждый, кстати, и тебе. Как и все творческие натуры, она неуравновешена и слишком подвержена эмоциям, что, на мой взгляд, помешает ей стать хорошей Хозяйкой Источника. Думаю, ты сам убедишься в этом, когда у тебя пройдет новизна первых впечатлений, и ты начнешь по-настоящему узнавать ее, а не просто восторгаться самим фактом ее существования. Впрочем, я прекрасно понимаю тебя. Ведь я, хоть и стар, все еще помню, каково это — впервые почувствовать себя отцом.

— Это восхитительно! — с жаром сказал я.

— И это естественно. Сейчас ты боготворишь свою дочь, видишь в ней только достоинства и не замечаешь ее недостатков. На твоем месте я отдал бы предпочтение Бренде. У нее мощный аналитический ум, она серьезная, вдумчивая и рассудительная девочка с сильно развитым чувством ответственности за свои поступки, а здравый смысл в ней преобладает над эмоциями и сиюминутными порывами.

На мгновение я даже опешил. Только в исключительных случаях Янус плохо отзывался о людях, но еще реже от него можно было услышать столь однозначно положительную оценку. Такая характеристика значила для меня больше, чем сотня дипломов самых престижных университетов вселенной.

— Вы очень высокого мнения о ней, — заметил я.

— Бренда заслуживает того. Правда, порой она чересчур много говорит, зато всегда делает дело. Думаю, она будет тебе хорошей помощницей.

— Мне она тоже нравится, — сказал я. — Но я еще недостаточно хорошо знаю ее.

— Так узнай ее получше. А уж потом решай, кому доверить надзор за Источником — ей или Пенелопе.

— Вы предлагаете мне взять Бренду с собой?

— Рекомендую.

— А она согласится?

— Охотно. Как это ни странно, но за столь короткое время Бренда очень привязалась к тебе. По-моему, ты чем-то напоминаешь ей отца.

Я немного помолчал, обдумывая слова деда, затем сказал:

— То, что вы предлагаете, выглядит весьма заманчиво. Я бы с удовольствием взял с собой Бренду — но ведь она, как я понимаю, жить не может без Брендона.

— Возьми и его. Вчетвером вы будете грозной командой. В нашем последнем разговоре Брендон ясно дал мне понять, что был бы не прочь отправиться с тобой в Срединные миры.

— А как же его положение вождя? Он намерен самоустраниться?

— Не насовсем, только на пару лет. Ему хочется пожить немного в свое удовольствие, вдали от всех забот, интриг и заговоров. Я считаю, что в данном случае это по-человечески понятное желание нисколько не противоречит интересам вашей семьи. Прежде чем разжигать междоусобицу в Доме Света, вовлекая в нее другие Дома, нужно дать Амадису и Рахиль последний шанс исправиться. Если они и дальше будут продолжать в том же духе, то сами погубят себя. И тогда ты, обладая своей Силой, без особого труда, а может быть, даже без кровопролития возведешь Брендона на престол… Гм, если он сам к тому времени не станет адептом Источника. Но это решать тебе. Я не собираюсь давить на тебя авторитетом, просто хочу, чтобы ты знал мое мнение. Я уверен, что Брендон и Бренда окажутся достойными твоего доверия. Твоя мать Юнона подарила мне хороших внуков.

Не только хороших, подумал я, вспомнив об Александре и его сыне Харальде.

— Кажется, вы выпустили из внимания одно немаловажное обстоятельство.

— Если ты имеешь в виду Карающего Ангела, то нет, я держу его в уме.

— И как вы расцениваете это происшествие?

— Порядок начал охоту на тебя, поскольку ты представляешь угрозу для его экспансионистских устремлений. В частности по этой причине я считаю, что тебе необходимы союзники в лице Брендона и Бренды; боюсь, в одиночку ты не выстоишь. Кстати, Срединные миры ограждены от прямого вмешательства Порядка и Хаоса?

— Да. Там их влияние заканчивается.

Дед хмыкнул.

— По правде говоря, странно слышать, что существует часть вселенной вне противостояния инь-янь. Это опровергает наши представления об основных принципах мироздания.

— Не совсем так, — заметил я. — В своих окрестностях Источник генерирует в точности те же условия, что и энтропийные потоки между Порядком и Хаосом. Там также присутствует фундаментальный конфликт инь-янь, но в несколько специфической форме. С точки зрения метафизики Срединные миры занимают в общей картине мироздания такое же особенное положение, как Порядок и Хаос, однако по своей природе они схожи с Экваториальным Поясом, что и наводит меня на мысль о первозданности Источника.

Янус ненадолго задумался.

— Возможно, ты и прав, — произнес он. — Это сложный философский вопрос, и мы детально обсудим его как-нибудь в другой раз. Пока что ясно одно: у Истоков, где безраздельно властвует сила, адептом которой ты являешься, вы с Брендоном, Брендой и Пенелопой будете в полной безопасности — столько времени, сколько вам понадобится, чтобы стать сплоченной командой, способной противостоять попыткам Порядка и Хаоса нарушить в свою пользу Мировое Равновесие.

Мне вдруг стало очень неуютно и очень одиноко. На душе у меня заскребли кошки. Я внутренне содрогнулся и залпом отпил из бокала солидную порцию вина. Крепкий напиток двухсотлетней выдержки немного согрел меня, но не развеял мои тревожные мысли.

— Агнец говорил о троне, — многозначительно произнес я и стал ждать реакции деда.

— Мне рассказывали, — ответил Янус. — Очевидно, Порядок выдвинул своего претендента на престол в Царстве Света и оказывает ему всяческую поддержку. Не хочу быть категоричным, но почему-то мне думается, что это Харальд.

— Что вы знаете о нем?

— То же, что и другие. С ним лично я не встречался. Если ты уже расспрашивал Помону и Диониса, то мне к их рассказу добавить нечего.

Я кивнул.

— Дионис говорит, что Харальд принял митраизм очень близко к сердцу.

— И это меня беспокоит. Культ Митры восходит непосредственно к Порядку, и Харальд в своем рвении неофита мог зайти слишком далеко. Ведь в его жилах течет кровь Александра… — Дед умолк и запыхтел трубкой, обволакивая себя тучей сизого дыма.

«И кровь нашего отца Утера», — закончил я его мысль и крепко призадумался. Рука моя машинально потянулась за сигаретой. Решив не прибегать к колдовству, я взял с тумбочки зажигалку и закурил.

Итак, если наша догадка верна, то Харальд становится опасным уже не только для Дома Света, но и для всех прочих Домов и, в конечном итоге, для всего Мирового Равновесия. Однако я сознавал, что его физическое устранение проблемы не решит. Он лишь мелкая карта во вселенской игре, побить которую, скорее всего, не составит труда — но в любой момент Порядок может сдать себе другую, равноценную, и даже покрупнее, благо фанатиков среди Властелинов, а в особенности среди членов Дома Света, хватает. Янус прав: я должен сколотить грозную команду, чтобы отбить у Порядка и Хаоса аппетит до Экватора. И все же…

И все же, во всем этом деле имелись и личные мотивы. Харальд был сыном Александра, и мне хотелось выяснить, не стоит ли за всем этим мой старший брат, отношения с которым были у меня далеки от сердечных.

— Я должен побольше узнать об этом Харальде, — сказал я. — Не хочу покидать Экватор, оставаясь в неведении. Терпеть не могу неизвестности.

— Наши уже приступили к сбору информации, — ответил дед. — То же самое делают и другие Дома. Мало кого радует перспектива оказаться во власти Порядка.

— А что Александр?

— Недавно я с ним говорил. Он божится, что ничего не знает о планах своего сына и не видел его вот уже более года.

— Но на всякий случай его следовало бы арестовать.

Янус чуть приподнял левую бровь и пристально поглядел на меня. Я приготовился услышать от деда дежурный упрек по поводу нашей давней вражды с Александром, но затем он, видимо, передумал и сказал:

— Между прочим, Амадис неоднократно пытался связаться с тобой. Ты думаешь потолковать с ним?

Я покачал головой.

— Это исключено. Прежде мы с Амадисом были дружны, и я боюсь, что в ходе нашего разговора я буду вынужден четко определить свою позицию — либо встать на его сторону, либо объявить себя противником его режима. Ни к тому, ни к другому я пока не готов.

— Понимаю, — сказал Янус. — Но когда-нибудь тебе все же придется сделать выбор.

— Но позже, — ответил я.

Следующие три сумеречные цикла, равные приблизительно четырем дням на Земле Артура, я посвятил восстановлению своей нервной системы. Тетя Помона оградила меня от посетителей за исключением самых близких родственников, но даже им не позволяла подолгу надоедать мне. Большую часть времени я проводил в дедовом Замке-на-Закате в обществе Бренды и Пенелопы. Брендон отбыл на Землю Хиросимы, чтобы уладить там свои дела, связанные с прекращением практики; он был очень ответственным человеком и не мог бросить своих пациентов на произвол судьбы. Юнона отнеслась к его решению отправиться вместе со мной крайне неодобрительно и назвала нас обоих дезертирами. Она пыталась взывать к нашему патриотизму, честолюбию и прочим свойственным каждому человеку слабостям и добродетелям, однако мы оставались непреклонными и не поддавались на ее уговоры. Обидевшись на нас, мама удалилась на Истинный Марс, в свой новый Дом. Впрочем, мы не сомневались, что на торжественный пир во Дворце-на-Вершине-Олимпа, созванный понтификом города в мою честь, она явится обязательно и к тому времени уже перестанет сердиться на нас.

Пенелопа, будто специально в подтверждение слов Януса о неровности ее характера, впала в меланхолию. Обычно она устраивалась в углу комнаты, где мы находились, сидела там тихо, как мышка, часами не произнося ни слова, и только тем и занималась, что наблюдала за мной. Самое странное, что я не чувствовал себя неловко под ее пристальным, изучающим взглядом; она смотрела на меня с такой теплотой и доброжелательностью, что мне было даже приятно.

Из-за такого состояния Пенелопы общался я преимущественно с Брендой. Мы болтали, дурачились, играли в шахматы и другие, менее интеллектуальные, но более подвижные игры на двоих, а время от времени, когда Пенелопа немного оживлялась или ко мне наведывался Дионис, мой старый друг и кузен, младший сын тети Помоны, мы втроем перекидывались в карты. Позже Бренда принесла в мою комнату персональный компьютер и, следуя моим указаниям, принялась конструировать для меня сверхсложные и сверхмощные заклинания. Надо отдать ей должное — она оказалась отличной помощницей, работала быстро и плодотворно, схватывая все налету.

К исходу третьего цикла мое самочувствие улучшилось настолько, что я мог уже без опаски вызвать Образ Источника и, задействовав его на самом поверхностном уровне, продиктовал с компьютерных распечаток новенькие заклинания. Я не спешил, стараясь не перенапрягаться, вследствие чего потратил на это занятие более трех часов (хотя при желании мог бы уложиться и в один час), зато усталости почти не чувствовал — лишь легкую и, в конечном счете, приятную утомленность перед сном.

Теперь я был вооружен до зубов и уже не страшился встречи ни с созданиями Порядка, ни с порождениями Хаоса. Особенно лихим было одно заклинание на девяти языках, которое я надиктовывал в течение сорока минут. Это был мой маленький сюрприз для Александра и его сынка, если они окажутся замешанными в играх на стороне Порядка.

— Дед прав, — удовлетворенно констатировал я, потягиваясь в кресле. Из нас получится хорошая команда.

— Совершенно верно, — согласилась Бренда и тут же выстрелила взглядом в Пенелопу. — Правда, кое-кто из нашей команды, не будем называть имен, чересчур угрюм и задумчив.

В ответ на это замечание Пенелопа молча поднялась с кресла, подошла ко мне и легонько чмокнула меня в губы.

— Спокойной ночи, Артур, — сказала она, затем поцеловала Бренду и добавила: — Спокойной ночи, кузина.

— Ты уже уходишь? — спросил я, как всегда, млея от ее поцелуя.

Пенелопа кивнула и сонно улыбнулась. Впрочем, сонной она выглядела с самого утра.

— Я устала и хочу спать. Да и поздно уже.

— Приятных тебе снов, милая, — сказал я и поцеловал ее руку.

— Спасибо… отец. — Она всегда делала паузу, прежде чем назвать меня отцом. Видно, не привыкла еще.

Когда дверь за Пенелопой закрылась, Бренда, качая головой, проговорила:

— Бедняжка сейчас переживает кризис жанра. У нее так и чешутся руки начать писать твой портрет с натуры, но она почему-то находит эту идею банальной и даже вульгарной.

— Наверно, я здорово разочаровал ее, — предположил я.

— Да нет, что ты! Она просто без ума от тебя. Но ты совсем не такой, каким она тебя представляла. Сейчас Пенни мучительно привыкает к тому, что ты вовсе не идеал, а живой человек из плоти и крови.

Я тяжело вздохнул.

— Боюсь, ей придется привыкать еще кое к чему.

— А именно?

Несколько секунд я набирался смелости, потом заговорил:

— Видишь ли, когда я рассказывал вам свою историю, то умолчал о том, что есть девушка, которая скоро станет моей женой.

— Ага, — сказала Бренда и вдруг в глазах ее зажглись лукавые искорки. — Но ведь Брендону ты говорил, что ОНА — невеста твоего друга. Значит, ты обманул его?

Меня обдало жаром.

— Это… Дана здесь ни при чем…

— Так ее зовут Дана? — Бренда явно забавлялась моим смущенным видом. — Красивое имя. Брендон говорит, что она очень хорошенькая и очень-очень молоденькая. Он говорит, что вы смотрели друг на друга такими влюбленными глазами…

— Плевать, что он говорит! — вспылил я. — Все это глупости!.. — Я запнулся, сообразив, что кричу. — Прости, сестричка. Я малость погорячился.

Бренда пересела на подлокотник моего кресла и ласково потрепала меня по голове.

— Это я должна извиняться, что вмешиваюсь не в свое дело, проворковала она таким ангельским голоском, что всей моей обиды как и не бывало. — Ну давай, рассказывай.

— Ее зовут Дейрдра, — начал я. — Она единственная дочь покойного короля Бриана и двоюродная сестра ныне царствующего короля Колина. Мать Дейрдры была простой смертной, а стало быть, она полукровка. И она красивая, очень красивая.

— Ты любишь ее?

— Да.

— Сильно?

— Очень сильно.

— Бедный братик, — сочувственно сказала Бренда. — Представляю, каково тебе было, когда ты вспомнил Диану.

Мы немного помолчали. Я чувствовал, что Бренда понимает меня, и это было отрадно. А вот моя дочь…

— Как ты думаешь, — осторожно спросил я. — Пенни болезненно отреагирует на это известие?

— Думаю, она будет неприятно поражена. Ведь в ее представлении вы с Дианой были единым целым. Впрочем, она уже готова к этому… ну, если не готова, то, во всяком случае, готовится. В частности этим и вызваны ее теперешние страдания.

— Вот как? — обиделся я. — Брендон уже поделился с ней своими нелепыми догадками насчет Даны?

Бренда внимательно посмотрела на меня, и в ее глазах я прочел невысказанный вопрос: а так ли они нелепы?

— Нет, это я. Позавчера, когда между нами в очередной раз зашел разговор о твоей жизни в том мире, я высказала предположение, что уж если ты прожил двадцать лет, ничего не помня о себе, то наверняка у тебя есть девушка, а может быть, и жена.

— И как она отнеслась к этому?

— Была шокирована. Прежде она не задумывалась о такой возможности. Как я уже говорила, она только начинает воспринимать тебя как живого человека.

— Тогда прошу тебя… — Я замялся. — Ну, как-нибудь намекни ей. Тонко, ненавязчиво, постарайся не огорошить ее сразу.

Бренда хмыкнула.

— Нелегкую задачку ты мне подкинул, — сказала она. — Не из приятных. Но я возьмусь за ее выполнение. Рано или поздно Пенни все равно узнает правду — так пусть лучше от меня. Для нее это будет удар, но я постараюсь смягчить его насколько смогу.

— Спасибо, сестричка.

Я достал из кармана сигарету и закурил. Бренда собрала разбросанные на столе листы с распечаткой текстов заклинаний и сложила их в аккуратную стопку. Как я уже успел убедиться, она была болезненно опрятна и просто обожала наводить повсюду порядок.

— Славно мы поработали, — сказала сестра и вздохнула. — Жаль только, что я не могу воспользоваться этими заклинаниями.

— Пока что не можешь, — уточнил я.

— Так ты уже решил? — спросила Бренда.

Я утвердительно кивнул.

— Да, я отведу вас к Источнику. Всех троих.

— Но ты еще плохо знаешь нас.

— Зато вы мне очень нравитесь. А я привык доверять своим чувствам.

Бренда уселась мне на колени и обхватила мою шею рукой.

— Мы все тебя любим, Артур, — серьезно сказала она. — И мы не обманем твоего доверия.