Свен Ларссон очнулся, лежа на кровати в небольшой затемненной комнате. Единственное окно было задернуто шторой, сквозь плотную ткань которой слабо пробивался дневной свет. Кроме кровати, в комнате был еще шкаф, а также пара стульев. Этим вся ее меблировка и ограничивалась.

На Преисподнюю это место нисколько не походило; на Небеса – тоже. Значит, он был в обычном мире, земном…

«Где я?» – лениво заворочалась в затуманенном мозгу Ларссона первая мысль.

А вслед за ней пришла и вторая:

«Неужели я жив?..»

Он осторожно пошевелился под одеялом. Тело слушалось его, боль отсутствовала. Руки были на месте, ноги тоже, все кости, кажется, целы. Только мышцы немного затекли, да еще во рту и горле пересохло – а в остальном, похоже, полный порядок.

Но ведь этого быть не могло! Ларссон хорошо помнил, что с ним случилось, и отчетливо понимал, что шансов выжить у него не было никаких. Разве что благодаря сверхъестественному вмешательству – но и это исключено. Для Вышнего мира он был представителем враждебных сил, а для Нижнего – отступником и предателем.

Его предательство заключалось даже не в том, что он выдал принцессе Инге все известные ему тайны Темных Братств. С этим Ларссон ничего поделать не мог: Инга провела над ним процедуру экзорцизма, лишила его связи с Нижним миром, а заодно и всех колдовских способностей; после чего кот Леопольд, неведомо каким образом, заставил его правдиво отвечать на все вопросы. И Ларссон отвечал, он не мог сопротивляться, и в этом не было его вины.

Зато он провинился в другом. Хотя Ларссон и сожалел об утрате всей своей магии, он вместе с тем испытывал огромное облегчение от разрыва связи с Преисподней и не желал возвращаться обратно под ее власть, даже если это означало всю оставшуюся жизнь прожить без колдовства.

После допроса Инга отпустила Ларссона, предоставив ему полную свободу действий. Он же не стал дожидаться прибытия посланцев Хозяина Велиала, чтобы отдать себя в их руки, а немедленно скрылся, устроив пожар в бурятской штаб-квартире Вельзевулова Братства и прихватив с собой все имевшиеся там деньги – сумма, кстати, оказалась весьма внушительной. Это позволило ему без проблем добраться до Иркутска, где он приобрел все необходимые документы, затем отправился в Новосибирск, откуда самолетом улетел в Израиль.

Выбор страны, которую на Гранях чаще называли Святой Землей, был отнюдь не случайным. Члены Темных Братств избегали появляться на этой территории, поскольку там связь с Преисподней фактически обрывалась. Как следствие, на Святой Земле активность Инквизиции была минимальна; в основном инквизиторы посещали ее в качестве паломников, да и то не часто: во-первых, для этого требовалось специальное разрешение от высшего руководства, а во-вторых, подавляющее большинство тех членов ордена, которые причисляли себя к христианам, иудеям либо мусульманам, на самом деле были агностиками или придерживались неогностических доктрин. Правда, в Израиле свирепствовали арабские террористы, но их Ларссон опасался значительно меньше, чем черных магов и инквизиторов.

На Святой Земле он обосновался довольно быстро, выдав себя за русского еврея, чьи предки в свое время переселились из Швеции в Россию. Этому в немалой мере поспособствовало и наличие обрезания (которое на его родной Грани Нордкап было общепринятым, независимо от вероисповедания), и хорошее знание основ иудаизма (в кадетском корпусе серьезно изучали догматику и обряды всех ведущих религий), и доскональное владение егудским языком (который принадлежал к десятку самых распространенных языков Империи и был очень похож на иврит – следовало только изменить произношение и избегать употребления архаичных слов и оборотов речи).

Через полгода, устроившись на новом месте и получив гражданство, Ларссон решил вернуться в Новосибирск за остальными деньгами – в прошлый раз он не рискнул брать на самолет слишком много наличности, что могло вызвать у таможенников обостренный интерес к его персоне, поэтому большую часть суммы спрятал в надежном тайнике. Теперь же он мог забрать все деньги и вполне легально (или почти легально) перечислить их на свой банковский счет.

И тут ему катастрофически не повезло. Примерно на полпути, пролетая над Черным морем, самолет взорвался. Этот взрыв Ларссон помнил отчетливо. Он не погиб сразу и не потерял сознания, его даже не оглушило. И только позже – через минуты? секунды? – когда самолет начал падать, Ларссон стал задыхаться от сильной декомпрессии. Помнится, он в панике молился, отчаянно пытался прибегнуть к магии, напрочь позабыв о том, что лишен колдовских способностей…

СТОП!!!

Ларссон прервал свои воспоминания, пораженный внезапным открытием. С его магией все было в порядке, колдовские способности действовали! Они никак не могли действовать, но тем не менее действовали…

Он отбросил одеяло и резко вскочил с кровати. У него тут же закружилась голова, подкосились ноги, и Ларссон упал на четвереньки, больно ударившись коленями о твердый деревянный пол. Несколько секунд его одолевали сильные позывы к рвоте, но блевать он так и не начал – видно, в желудке ничего не было.

Наконец тошнота прошла, в голове немного прояснилось, и Ларссон осторожно поднялся на ноги.

«Свет!» – привычно подумал он, и в ответ на его мысленную команду под потолком вспыхнул белый матовый шар эльм-светильника.

На противоположной от кровати стене висело зеркало. Оттуда на Ларссона смотрел… да, он сам – но только очень странный. Слишком молодой, чересчур молодой, невероятно молодой…

Ларссон медленно подошел к зеркалу, ни на миг не теряя бдительности, словно имел дело с ядовитой змеей. Но нет – зеркало не содержало в себе ни капли магии, оно было обыкновенным зеркалом, призванным в точности отражать находящиеся перед ним предметы. Необычным был сам Ларссон, который будто сбросил с себя добрых два десятилетия. Так он выглядел, когда ему было лет шестнадцать: чересчур худощавый, рост сантиметров на десять ниже его взрослых ста восьмидесяти пяти, кожа на щеках и подбородке гладкая, нежная, лишенная даже намека на юношеский пушок, а волосы на голове совсем еще светлые, почти белые, они начали понемногу темнеть только после двадцати…

«Что же это со мной, черт возьми?! – лихорадочно размышлял Ларссон. – Я остался жив, ко мне вернулась магия, а вместе с ней – и юность. Разве это возможно? Кто мог так сделать?.. Или я брежу?.. А может быть, – при этой мысли он похолодел, – может, я все-таки умер, попал в Преисподнюю, а все происходящее со мной – лишь изощренная форма адских пыток?..»

Ларссон поднял руку, чтобы пригладить взъерошенные волосы, но так и замер, потрясенно уставившись на запястье, немилосердно искромсанное давно зажившими шрамами. Затем посмотрел и на другую руку – там тоже были похожие шрамы.

«Что это значит? – еще больше растерялся он. – Откуда они взялись? Может, так нужно было для омоложения?..»

Впрочем, Ларссон понимал, что все это глупости. Шрамы были старые, как минимум двухлетней давности, вдобавок неаккуратные, ничуть не похожие на работу врача – пусть даже совершенно бездарного и вдребезги пьяного. Так режут запястья только в отчаянии, в полном исступлении и с одной-единственной целью – чтобы совершить самоубийство.

Но ведь он никогда не пытался покончить с собой! Он бы точно помнил об этом! Пусть с ним случилось нечто невероятное, однако память пока при нем, и он в ней полностью уверен…

Вдруг перед внутренним взором Ларссона предстала картина полугодичной давности. Он лежит на диване, обездвиженный и лишенных своих сил. Принцесса Инга задает ему вопросы, он помимо собственной воли отвечает на них, а сам смотрит на девочку лет девяти или десяти, одетую в клетчатое платье чересчур большого для нее размера и такую же мешковатую кофточку. Смотрит – и гадает, почему она кажется ему знакомой. Смотрит – и не узнает в ней Цветанки, младшей сестры принца Владислава. А потом (о ужас!) говорит Инге, что Цветанка – та самая юная ведьма, которую обещал прислать к нему Велиал…

«Значит, полностью уверен в своей памяти, да? – спросил Ларссон у самого себя. – И тогда небось тоже был в ней уверен. А ведь с таким же успехом я мог позабыть и об этих шрамах, и даже о своем настоящем возрасте. Может, мне действительно только шестнадцать, а все эти воспоминания – лишь горячечный бред сумасшедшего…»

Так что правда, а что ложь? Что он помнит, а что забыл? И сколько из того, что он якобы помнит, на самом деле никогда не происходило?

Ларссон прижал ладони к вискам и протяжно застонал. К нему возвращалось еще одно позабытое воспоминание, связанное с ведьмой Мирандой, которая, кстати, была очень похожа на паренька, сопровождавшего принцессу Ингу. Этого паренька звали Марк фон Гаршвиц – он вместе с двумя сестрами исчез в Торнинском архипелаге, и их разыскивала Инквизиция. Впоследствии Ларссон часто думал о поразительном сходстве между Марком и Мирандой и все больше склонялся к мысли, что она была одной из его сестер, вступившей на путь служения Нижнему миру. Но это новое воспоминание представило ситуацию в совершенно неожиданном свете…

В тот день, когда Ларссон повстречал Миранду, Велиал взял его под контроль, чтобы поговорить с ней. Потом Миранда заставила Ларссона позабыть об этом разговоре, – но теперь он вспомнил его. Весь, целиком. И особенно…

"С восстановлением нашей связи у тебя по-прежнему не ладится?" – спросил тогда Велиал устами Ларссона.

"Увы, никакого прогресса, – ответила Миранда. – Все эти дни я пыталась воззвать к тебе, но безрезультатно".

"Боюсь, это следствие того, что ты получила слишком взрослое тело…"

Ларссон даже зажмурился от напряжения, пытаясь в точности вспомнить последнюю фразу. Да, Велиал употребил именно эти слова: «получила» и «тело».

ПОЛУЧИЛА… ТЕЛО…

Значит, не было никакой юной ведьмы Миранды! Была, вероятно, не очень юная, а скорее даже старая (или вовсе умершая!) ведьма Миранда, которая непостижимым образом вселилась в тело молоденькой и невинной девочки. Получила тело. И оно оказалось слишком взрослое для такой процедуры. Видно, требовалось тело еще моложе… как, например, у Цветанки!

Теперь все становилось на свои места! Потерпев фиаско с Мирандой, Велиал собирался прислать еще одну «юную» ведьму – в Цветанкином теле. А Инга, судя по всему, вовремя вмешалась и спасла золовку от столь незавидной участи. Хотя, насколько припоминал Ларссон, в самом конце, уже уходя через Завесу, принцесса назвала Цветанку Беатрисой. Значит, перевоплощение все-таки состоялось? Но если и так, то совсем другое – явно не то, на которое рассчитывал Велиал…

Впрочем, все это никоим образом не объясняло того, что произошло с самим Ларссоном. Он ведь не получил новое тело, а просто омолодился и вернул утраченные колдовские способности. Если бы ему раньше сказали, что такое возможно, он бы счел это глупой шуткой. Но коль скоро черная магия постигла тайну перевоплощения, то и омоложению не следует удивляться.

Только зачем это понадобилось? И кому? И что все-таки означают шрамы на его запястьях? А может, они есть и в других местах?..

Ларссон стянул через голову нижнюю рубаху, которая была на нем, когда он очнулся, и снова посмотрел на себя в зеркало. А в следующее мгновение оцепенел от ужаса, глядя на левую сторону своей груди…

Вновь пришло воспоминание – на сей раз не забытое. Просто один эпизод из его прошлой жизни, теперь ушедшей навсегда…

Его сынишке, Эйнару Ларссону, семь лет. Он прибегает к отцу, весь в слезах, и жалуется, что скоро умрет. Так ему сказали друзья: мол, у него возле сердца родимое пятно, похожее на восьмерку. А это значит, что в восемь лет его сердце остановится.

Отец крепко обнимает сына, целует его в лоб и говорит:

«Не слушай их, они просто глупые. Эта родинка была бы восьмеркой, если бы стояла вертикально. Но она лежит на боку, а это совсем другой символ. Он обозначает самое большое на свете число. Ты будешь жить долго-долго и переживешь всех…»

Когда Свен Ларссон бежал с Истры, похитив перстень Бодуэна и тем самым разоблачив себя, его сыну лишь недавно исполнилось десять. А стало быть, с тех пор прошло около шести лет – теперь он знал это наверняка. И точно так же знал, что никакого омоложения не было. Он погиб в авиакатастрофе, а потом, уже годы спустя, был воскрешен в теле, очень похожем на его собственное в юности. В теле, которое имело весьма примечательный знак на груди – родимое пятно, немного напоминавшее восьмерку, положенную на бок, символ бесконечности. В теле родного сына…

– Эйнар, малыш… – простонал Ларссон в отчаянии. – Как же так?.. Боже мой!..

Внезапно за его спиной раздался тягучий, ленивый голос:

– Ну, положим, тот, кого ты помянул всуе, тут совершенно ни при чем. К этому приложили руку силы несколько иной ориентации.

Преодолев оцепенение, Ларссон развернулся и увидел большущую рыжую лису, которая как раз выбиралась из-под кровати.

– Да уж, – проворчала она, – долго мне пришлось ждать, пока ты сообразишь, что к чему.

Колдовское чутье подсказало Ларссону, что перед ним вовсе не волшебное животное, но исчадье ада – Черный Эмиссар. А из разговора, который он недавно вспомнил, следовало, что Велиал мог посещать земной мир в качестве Эмиссара.

– Ты?! – с ненавистью, испугом и отвращением воскликнул Ларссон. – Велиал?..

– О нет, – возразил Эмиссар, усевшись посреди комнаты на задние лапы. – Я не имею сомнительной чести быть Велиалом. Неужто ты не узнаешь своего повелителя? Разве тебе не ведомо, что из всех князей Нижнего мира только я один предпочитаю звериный облик?

– Локи… – прошептал Ларссон. – Значит, это ты погубил моего сына?! Да я тебя… я…

– Ну и что ты сделаешь? – насмешливо спросил Локи. – Убьешь меня? Так я сразу же вернусь. И буду возвращаться, пока ты не выслушаешь меня. Это во-первых. А во-вторых, не я погубил твоего сына. Тут постарался кое-кто другой. Угадай с трех раз – кто. Ты видел свои запястья; видел, как они искромсаны. Эйнар резал себе вены с остервенением, резал до самой кости. Это была не первая его попытка самоубийства – и далеко не последняя. Твоей жене повезло больше – она умерла с первого раза.

Совершенно разбитый и уничтоженный, Ларссон сел на стул и уткнулся лицом в ладони.

– Мария…

Он не любил свою жену, и она его – тоже. Их брак был заключен по расчету и держался лишь на взаимном уважении. Но по-своему Мария была очень дорога ему, и известие о том, что ее больше нет в живых, а тем паче – что она умерла из-за него, лишило Ларссона последних сил…

– Она оказалась плохой матерью, – безжалостно продолжал Локи. – Думала только о себе, бросила сына на произвол судьбы. А мальчишка страдал безмерно. Его несколько раз переводили из одной школы в другую, меняли ему фамилию, отправляли в захолустные командорства, но рано или поздно правда всплывала наружу, и другие ребята узнавали, что он сын предателя. А ты ведь хорошо знаешь, как жестоки бывают подростки.

Ларссон чувствовал, что вот-вот завоет от горя и боли. Со времени своего разоблачения он старался не думать о семье, так как понимал, что эти мысли сведут его с ума. Он знал, что весть о его предательстве больно ударит по жене и сыну; но даже в самом кошмарном сне ему привидеться не могло, что это толкнет их обоих к самоубийству…

– И как… – произнес Ларссон, с трудом проглотив застрявший в горле комок, – как умер мой сын?

– Безболезненно, – ответил Локи. – Просто заснул и не проснулся. Я устроил так, чтобы он не мучился.

– Значит, все-таки ты! Ты убил его!

– Не совсем. Я лишь помог ему сделать то, к чему он долго стремился. Причем, заметь, я действовал предельно честно и открыто. Пришел к нему, представился по всей форме и предложил сделку: он передает в мое распоряжение свое тело, а я гарантирую ему полное избавление от страданий. Он, правда, хотел небытия, но это, увы, не в моей власти. В конце концов я клятвенно пообещал, что он навечно останется в Ущелье Забвения – там же, где до недавнего времени находился и ты. На этом мы договорились. Его согласие и содействие были крайне необходимы, иначе я не смог бы вселить твой дух в такое взрослое тело, пусть даже оно – твоя плоть и кровь.

– Но зачем? – спросил Ларссон, едва сдерживая рыдания. – Зачем ты вернул меня? Мне было хорошо в том твоем Ущелье… я ничего о нем не помню, но как раз это и было хорошо. А ведь я заслуживаю вечных мучений!

– Велиал тоже так считает, – подтвердил Локи. – Он очень радовался, когда сумел обнаружить тебя, даже устроил по этому поводу фейерверк. Нет, чтобы просто подослать к тебе убийц – он организовал уничтожение целого самолета.

От этого известия Ларссону стало еще паршивее – хотя, казалось, хуже быть не могло. Выходит, из-за него погибли полторы сотни ни в чем неповинных людей…

– Такая масштабная акция на Основе, – вел дальше Локи, – дорого обошлась Велиалу. Инквизиция разоблачила двух его высокопоставленных слуг и еще дюжину мелких сошек. А тебя он все равно не получил. Как мой слуга ты попал ко мне, а я сразу отправил тебя в Ущелье Забвения, несмотря на жаркие протесты Велиала. У меня были на твой счет другие планы.

Больше не в силах терпеть сухость во рту и горле, Ларссон поднялся и молча вышел из комнаты. Ему было плевать, что ждет его за дверью, он просто хотел чего-нибудь выпить, а потом хоть смерть.

За дверью оказалось куда более просторное и такое же затемненное помещение. Повинуясь мысленной команде, под потолком вспыхнул эльм-светильник, и Ларссон увидел в центре комнаты начертанную на голом полу пентаграмму, по углам которого стояли погасшие свечи. Чуть в стороне неподвижно лежал мужчина в черном балахоне.

– Это мой слуга, который провел ритуал твоего воплощения, – прокомментировал Локи, следовавший за ним по пятам. – Сейчас он крепко спит, позже я сотру в его памяти все события этого дня. По правилам, его следовало бы заставить покончить с собой, но у меня не так уж много слуг, чтобы разбрасываться ими.

Ларссон опять промолчал, заглянул по очереди в три соседние комнаты и наконец нашел кухню. На столе стояла откупоренная бутылка с красной жидкостью, которая пахла как хорошее сухое вино. Он наполнил вместительный бокал и тут же одним духом осушил его.

– Я больше не твой слуга, Локи, – сказал Ларссон. – Никакой связи с Нижним миром я не чувствую и не намерен тебе подчиняться. Ты крупно просчитался с моим воскрешением.

Локи покачал своей лисьей головой:

– Тут ты ошибаешься. Все вышло так, как я и хотел. У тебя действительно нет связи с Преисподней, ты свободный человек. Я не нуждаюсь в твоем подчинении, мне нужна твоя добровольная помощь.

– Не дождешься! – жестко отрезал Ларссон.

– Даже в том случае, – вкрадчиво поинтересовался Локи, – если я предоставлю тебе возможность накрутить хвост Велиалу?

Ларссон вопросительно посмотрел на него:

– О чем ты?

– Велиал замышляет переворот в Нижнем мире. Ему уже мало быть первым среди равных Хозяев Преисподней, он жаждет стать единоличным ее правителем.

– Ну и что? – пожал плечами Ларссон. – Меня это не касается.

– Вот тут ты ошибаешься. Тебя это очень даже касается. Если Велиал безраздельно воцарится в Нижнем мире, то ты от него нигде не скроешься – ни на Гранях, ни в Преисподней. Он всюду доберется до тебя – а разве ты этого хочешь?

Ларссону стало зябко.

– Конечно, не хочу.

– Я тоже не хочу, – сказал Локи. – И собираюсь помешать Велиалу. Но для этого мне нужен помощник на Гранях. Ты – самая подходящая кандидатура…