1

Никогда еще за всю историю Авалона на престол не восходил такой древний старик, как ваш покорный слуга. Мой предок, Артур I Пендрагон, стал королем Лайонесса, когда ему едва лишь стукнуло четырнадцать лет, а я, его правнук, именуемый теперь Артуром II Кевином, возложу на свое чело корону предка в возрасте шестидесяти одного года. Впрочем, для своих лет я выгляжу совсем неплохо; по меркам обыкновенного, неодаренного человека мне вряд ли можно дать больше двадцати пяти, и большинство моих подданных искренне убеждены, что их новый король молод, что он ровесник (или чуть старше) их прежнего короля, Колина IX, самого молодого из королей Лайонесса династии Лейнстеров — и самого последнего, кстати, ибо на смену потомкам вероломного Гилломана спустя тысячу лет вновь пришел Пендрагон, Артур II Кевин, то есть я.

Итак, династия узурпаторов свергнута, состоялась Реставрация, справедливость, наконец, восторжествовала. К моему огромному облегчению, торжество этой справедливости не потребовало крови — ни малой, ни большой. Смена власти произошла мирно, хоть и сопровождалась большим накалом страстей. Волнения в народе и среди знати при других обстоятельствах могли бы привести если не к гражданской войне, то к локальным столкновениям, дракам, потасовкам, поножовщинам. Однако Колин не допустил этого — за что я буду благодарен ему по гроб своей жизни, которая, хотелось бы надеяться, предстоит мне долгая и счастливая. Мне очень хотелось бы на это надеяться, но… Впрочем, будет лучше, если я расскажу обо всем по порядку.

На Землю Артура я возвратился спустя месяц после того, как покинул этот мир, чтобы побывать в Экваторе. Разделавшись с Харальдом и оставив Александра на Земле Аврелия скорбеть по утрате сына, я еще некоторое время провел в Сумерках, а затем нанес незапланированные визиты на Истинный Марс в Дом Ареса и в Дом Теллуса на Истинной Земле. В ходе моих изысканий я окончательно убедился в правильности оценки Януса настоящего положения дел в моем родном Доме Света — правда лежала где-то посередине между благодушным оптимизмом Брендона и мрачным пессимизмом Юноны. Я решил дать Рахиль из Израиля последний шанс исправиться, о чем сообщил ей посредством Самоцвета и сразу же заблокировался, не позволив ей произнести в ответ ни единого слова — мой статус адепта Источника давал мне моральное право на столь вопиющее нарушение этикета. Что же касается Амадиса, то я решительно пресекал все его попытки связаться со мной или встретиться для личного разговора. Такое пренебрежительное отношение к его персоне, как я полагал, должно было уязвить его гордость и самолюбие, заставить его вспомнить, кто в действительности законный Повелитель Света — он или его жена.

Посему все мои дела в Экваторе были улажены, и я вновь отправился на Землю Артура. Путь к Источнику был для меня не столь долог, сколь труден, ибо мне приходилось вести за собой непосвященных — брата, сестру и дочь. К тому же Пенелопа прихватила два десятка своих самых любимых картин; Бренда держала в обеих руках два большущих чемодана, битком набитые всевозможными модными нарядами, среди которых, как иголка в стоге сена, где-то затерялся и небольшой портативный компьютер ее собственной конструкции — с фантастической по объему памятью и столь же фантастической скоростью обработки данных. А Брендон перещеголял обеих девочек — он тащил с собой свыше сотни томов сочинений великих психологов. Накануне сестра предлагала ему поместить содержимое всех книг в один маленький кристалл и просто положить его в карман, но он, видимо, из сентиментальных соображений, отказался наотрез.

Мы с Брендоном облачились в костюмы шотландских баронов (по выражению нашей матери), а Бренда и Пенелопа, следуя моему совету, оделись как подобало знатным авалонским дамам. Поначалу сестра капризничала, но потом смирилась со своей участью и всю дорогу то и дело отпускала остроты по поводу кружевных панталончиков (вместо которых, как я подозревал, она надела обычные трусики). Ее шутки, мягко говоря, не отличались целомудрием, но я понимал, что она попросту нервничает, и время от времени подыгрывал ей, заставляя мою дочь слегка краснеть от смущения, а Брендон при этом добродушно фыркал и вставлял свои комментарии.

Приближаясь к барьеру бесконечности, я велел своим спутникам отключиться от Формирующих, что они и сделали.

Пенелопа спросила:

— Артур, а почему ты не перенесешь нас мгновенно? — Ее голос слегка дрожал от волнения в преддверие встречи с неизвестностью. — Как тогда, в Хаос.

— Потому что не могу, — ответил я так же, как и на подобный вопрос, заданный накануне Брендой. — Пока что не могу. Ведь это почище Хаоса.

Картины миров вокруг нас замелькали с еще большей скоростью, чем тогда, когда Бренда выдернула нас из Хаоса. Однако теперь все бразды правления я держал в своих руках. Нас окутала фиолетовая мгла, наподобие той, как при входе или выходе из Тоннеля, но сейчас это было явление не статическое, а динамическое. За секунду мы преодолевали миллиарды миров, и с каждой секундой их становилось все больше и больше. Близился критический момент, когда за конечный промежуток нам предстояло одолеть бесконечность. Если вы помните элементарную математику, то представьте кривую обратно пропорциональной зависимости, по которой вы движетесь с постоянной скоростью в проекции на ось Х к точке сингулярности. Это, конечно, грубая аналогия…

— Готовьтесь! — мысленно крикнул я родным, и мы шагнули в бесконечность.

Мы провалились в бездну и достигли ее дна. То, что нас встретило там… Даже внутренности сверхновой звезды показались бы теплой купелью по сравнению с тем беспределом, который творился вокруг нас. В математике есть такой символ — восьмерка, положенная на бок, абстракция, обозначающая бесконечную величину. Здесь эта абстракция становилась реальностью, здесь все измерялось в символах бесконечности. Здесь была точка соприкосновения Порядка и Хаоса, здесь Янь и Инь накладывались друг на друга, вступая в непосредственный контакт. Градиент энтропии здесь был бесконечен, мощность Формирующих также бесконечна. В один момент Порядок вырывал из пучины Хаоса эоны и создавал миры, и в тот же момент Хаос вновь поглощал их. Мы видели, как рождались и умирали галактики в микроподобиях Большого Взрыва. Это был перманентный Рагнарек, в котором не было места ни простым смертным, ни бессмертным Властелинам. Здесь была яростная борьба двух стихий на грани, где кончается их власть.

Мой Образ Источника оберегал нас от неминуемой гибели в этих катаклизмах. Он помог нам преодолеть барьер в целости и сохранности. Мгновение спустя мы уже мчались по Тоннелю вдоль миров, похожих на миры Теллуса.

Мои спутники молчали, потрясенные всем увиденным и пережитым. Я специально уменьшил скорость, чтобы дать им время опомниться.

— Брат, — наконец выдавил из себя Брендон; голос его звучал непривычно сипло. — Ты могуч! Без тебя мы бы все погибли в этом аду.

— Я ожидала подобного, — сказала Бренда; она выглядела гораздо спокойнее брата. — Ведь я была знакома с твоими выкладками, однако… Если бог есть, то будь он проклят за то, что сотворил такое пекло.

— Бедная мама, — тихо произнесла Пенелопа.

Я вспомнил Диану, и мне стало невыносимо горько. Диана, моя любимая, моя тайная жена… Я был взвинчен, мои нервы были на пределе, и чтобы не расплакаться, я заставил себя думать о Дейрдре. Скоро, очень скоро я увижу ее…

Мои мысли повлияли на мои действия, и, повинуясь безотчетному желанию прикоснуться к прошлому, я открыл выход из Тоннеля на той самой поляне у озера, где некогда повстречал Дейрдру в костюме Евы и где родилась моя новая любовь.

Солнце уже клонилось к закату. День был по-осеннему прохладный, но безветренный. Я смотрел на жухлую траву под моими ногами и думал о том, что если растения имеют память, то трава эта должна помнить наши с Дейрдрой объятия и ласки. В тот теплый весенний день мы пробыли здесь до самого вечера, всласть занимались любовью, купались, дурачились, затем снова занимались любовью, а когда приехали в мой замок, то, наскоро отужинав, завалились в постель и сразу же заснули в объятиях друг друга. И только утром следующего дня…

К действительности меня вернула Бренда. Она поставила свои чемоданы на землю, подошла ко мне и взяла меня за руку.

— И что дальше, Артур?

— Все зависит от вас, — ответил я. — Если вы устали, мы можем сделать здесь привал, перекусим, а затем я раздобуду лошадей, и мы отправимся в Каэр-Сейлген.

— А если мы не очень устали?

— Тогда я сейчас же раздобуду лошадей, и мы отправимся в Каэр-Сейлген.

— Это далеко? — спросил Брендон.

— Три часа езды.

— Ага! — произнесла Бренда, и в глазах ее заплясали лукавые искорки. — Так это то озеро…

Мой взгляд заставил ее прикусить язык. Третьего дня я не в меру разоткровенничался с сестрой и рассказал ей романтическую историю своего знакомства с Дейрдрой — и вот она чуть не проболталась об этом в присутствии моей дочери. Пенелопа уже знала о Дейрдре, но вряд ли ей было бы приятно услышать, что сейчас она находится там, где ее отец влюбился в другую женщину.

— Так это, — после короткой паузы поспешила исправиться Бренда, твое любимое озеро, о котором ты мне говорил?

— Да, — с облегчением ответил я. — Прелестное местечко, не так ли? А весной здесь вообще восхитительно.

— В самом деле, — сказала Пенелопа, обводя взглядом окрестности. Здесь очень красиво. Жаль, что я принципиально не пишу пейзажи.

— Так измени своим принципам, — посоветовал ей Брендон. — Твоя принципиальность в таких вопросах сродни закомплексованности… Между прочим, Артур, — обратился он ко мне. — Ты был прав. Формирующие здесь действительно «кусаются».

— А я уже установила контакт, — похвасталась Бренда. — Через Самоцвет. Оказывается, это раз плюнуть.

Пока Брендон и Пенелопа, сосредоточившись, проделывали «это раз плюнуть», я изложил им свои соображения:

— Мы не можем вот так сразу переместиться в мой замок. В этом мире пока что неизвестно явление тоннельного перехода, и если мы появимся в Каэр-Сейлгене из ниоткуда, нас, чего доброго, примут за исчадий ада.

— Это уж точно, — согласилась Бренда. — На Земле Хиросимы кое-кто подозревал, что я обитаю в канализационной системе, вследствие моей дурной привычки входить и выходить из Тоннеля в туалетных кабинах.

Я вежливо рассмеялся.

— А однажды, — продолжала сестра, — даже случился скандал. За мной попытался приударить один тип, такой прилипчивый, что не отдерешь. В один прекрасный день, вернее, вечер, мне пришлось улизнуть от него через дамскую комнату в баре. И представь себе — он простоял под дверью битый час, а затем, встревоженный, вызвал полицию. Когда меня нигде не нашли, его, разумеется, подняли на смех, а он решил, что я самая что ни на есть настоящая ведьма и стал относиться ко мне с опаской. О дальнейших ухаживаниях уже и речи быть не могло.

— Вот так Бренда отшивает своих поклонников, — с усмешкой заметил Брендон. Его самоуверенный вид свидетельствовал о том, что он успешно справился с Формирующими. — Но если говорить обо мне, то я для этой цели чаще использую кабины лифтов и телефонные будки.

— К сожалению, — сказал я, — здесь нет ни дамских комнат, ни лифтов, ни телефонов. Пока что нет. Поэтому нам придется сесть на старых добрых лошадок и въехать в мой замок подобающим образом. Правда, само мое появление вместе с вами в этих краях вызовет множество толков, но я здесь хозяин, и никто не вправе требовать от меня объяснений. Что же касается ваших вещей, то я могу телепортировать их хоть сейчас.

— А как насчет лошадей? — отозвалась Пенелопа. — Ты позаимствуешь их в своем замке, или наши первые шаги в этом мире ознаменуются конокрадством?

— О нет, обойдемся без воровства. Накануне я связывался с Морганом Фергюсоном и попросил его приготовить лошадей. Надеюсь, он не забыл об этом. — Я достал из кармана зеркальце. — Сейчас я переговорю с ним.

Я даже не подумал предупреждать родных, чтобы они не мешали мне; это было само собой разумеющимся. Лишь чисто машинально я сделал специальный жест, означающий, что разговор предстоит не конфиденциальный, а значит, присутствующие могут оставаться на своих местах.

Я сосредоточился на зеркальце, и почти сразу по его поверхности пробежала мелкая рябь; затем оно стало матовым и произнесло голосом Моргана:

— Кевин? Ну, наконец-то!

Туман рассеялся, и в зеркальце появилось изображение Фергюсона, восседавшего в широком кожаном кресле, которое показалось мне знакомым. Также я увидел нижний край портрета, висевшего на стене позади него.

— С тобой все в порядке? — спросил Морган.

— Как видишь, да, — ответил я.

— Ты уже вернулся?

— Да, сейчас я на Земле Ар… — Я осекся. — В общем, я вернулся.

— Где ты находишься?

— В Лохланне.

— Ага. — Взгляд Моргана устремился мимо меня на озеро за моей спиной. — Живописное местечко ты выбрал… Однако почему так далеко?

— Я же говорил тебе, что прибуду вместе с родственниками… Ах да, это я говорил Дейрдре.

— Я знаю, — кивнул Морган. — Твой брат и две сестры.

— Вот то-то же. Пока суть да дело они поживут в моих владениях, а потом мы решим, под каким соусом преподнести их в Авалоне. Беда в том, что они очень похожи на меня, и нет никакой возможности представить их, скажем, как заморских гостей.

— Это не беда, — ответил Морган. — Даже напротив — если они похожи на тебя, то никто не будет сомневаться, что они твоя родня.

— Вот как? — озадаченно произнес я и приблизил зеркальце к своему лицу, увеличивая угол обзора. Промелькнувшая в моем мозгу догадка оказалась верной: Морган сидел в кресле Колина, а над ним висел портрет Дейрдры в платье цвета морской волны и с букетом васильков в руках. Моя любимая ослепительно улыбалась мне… — Дружище! Что ты делаешь в королевском кабинете?

Морган натянуто усмехнулся.

— В данный момент это кабинет регента королевства, — сказал он. — И я нахожусь здесь по праву главы Регентского совета.

Я опешил.

— Что?! Колин умер?

— Нет. Он по всей форме отрекся от престола, а затем исчез в неизвестном направлении.

Несколько секунд я, разинув рот, переваривал это известие. Потом в голову мне пришла мысль, что теперь между мной и престолом больше не стоит мой друг Колин, а нового короля, младшего брата Даны, я смогу потеснить без особых угрызений совести. В конце концов, я будущий муж Дейрдры, единственной дочери короля Бриана; кроме того, мой прадед был законным правителем Лайонесса…

— Как давно это произошло? — наконец спросил я.

— Позавчера.

— А почему ты вчера мне ничего не сказал?

— Во-первых, не было времени — ты вызвал меня в самый разгар дебатов на Государственном совете. А во-вторых, я не хотел обнадеживать тебя, пока ситуация не прояснится.

— Обнадеживать? — переспросил я, невольно краснея. Неужели Морган прочел мои мысли?

— Дело в том, — продолжал Морган, — что Колин отрекся от престола не в пользу Дункана Энгуса-младшего, как ты, наверное, подумал.

— А в чью же? Неужто в пользу Эмриса?

— Нет, в пользу некоего Артура Пендрагона, принца из Дома Света, правнука легендарного короля Артура.

От неожиданности я закашлялся и чуть было не уронил свое зеркальце.

— Морган, это серьезно?

— Еще как серьезно! Вчера поздно ночью — вернее, сегодня рано утром, — Государственный совет провозгласил тебя королем Лайонесса Артуром II, а меня назначил регентом ввиду твоего отсутствия в Авалоне.

— Черт побери! — в сердцах выругался я. — Что же теперь делать?

— Прежде всего, — предложил Морган, — нам следует поговорить в более удобной обстановке, чем эта. Без всяких зеркал, по старинке — лицом к лицу. Ты можешь перенестись ко мне?

— Конечно, могу.

— Так давай же.

— Нет, — сказал я, — погоди. Сперва я должен позаботиться о родных. Ты исполнил мою вчерашнюю просьбу?

— Насчет лошадей — да.

— Где они?

— В самом дальнем стойле конюшни. Два горячих жеребца и две смирные кобылы, соответственно с мужскими и дамскими седлами.

— Ух ты! Даже это учел.

Морган ухмыльнулся.

— Всегда рад служить вашему величеству и всей вашей царственной родне.

— Да пошел ты!.. — сказал я. — Ладно, жди меня. Часа через два свидимся.

Я прервал контакт и спрятал зеркальце в карман.

— Вы все слышали? — спросил я у брата, сестры и дочери.

Девочки дружно кивнули, а Брендон с некоторым злорадством произнес:

— Вот так-то, братец! Ты бежал от одной короны, а нарвался на другую. От судьбы не уйдешь.

— И тебя не минует чаша сия, — огрызнулся я. — Рано или поздно быть тебе королем Света, и ты это понимаешь. И я не ошибусь, если скажу, что ты хочешь этого. А что касается твоего временного бегства от короны, то, думаешь, я не знаю, зачем ты вызвался сопровождать меня?

Брендон покраснел до самых мочек ушей и в замешательстве опустил глаза.

— Как ты догадался? — пробормотал он.

— Это было проще паренной репы, — ответил я и тут же прикусил свой язык, вовремя сообразив, что мы говорим о разных вещах. Если бы Брендон понял меня правильно (а я имел в виду Силу Источника), его реакция была бы совсем другой. А так он засмущался, словно невеста на пороге брачных покоев. Неужели…

— Ладно, — сказал я. — Замнем это дело. Сантименты в сторону. — Я заглянул в смеющиеся глаза Бренды, которая, похоже, раскусила нас обоих. Сестричка, что ты думаешь о последних известиях?

— По-моему, — серьезно ответила она, — твой друг Колин поступил очень мудро.

— Я тоже так думаю, отец, — сказала Пенелопа. — Кто из потомков великого Артура не мечтает найти Истинный Авалон и воцариться в нем? Ты нашел его, и Колин, узнав о твоем происхождении, очевидно понял, что когда-нибудь ты захочешь занять его место. Поэтому он решил уйти красиво.

— Я присоединяюсь к мнению девочек, — подал голос Брендон. Он уже оправился от смущения и вновь выглядел самоуверенно и респектабельно. Это и мудро, и красиво, и, добавлю от себя, в высшей степени порядочно. Ведь как-никак это земля наших предков, и венец Авалона по праву принадлежит нам, Пендрагонам… То есть тебе, Артур, как старшему в роду. Амадис и Александр не в счет.

Пенелопа рассмеялась.

— Вот это я имела в виду, говоря о мечтах всех принцев Света об Истинном Авалоне. Не сомневаюсь, что будь у Брендона выбор, он без колебаний променял бы Солнечный Град на Авалон, хотя еще ни разу не видел его.

— В этом что-то есть, — согласился Брендон. — Однако к чему эти разговоры? Теперь Авалон — вотчина Артура, а я, так уж и быть, удовольствуюсь Царством Света.

Бренда улыбнулась и поцеловала брата в щеку.

— Близость Источника влияет на него положительно, — сообщила она мне и Пенелопе. — В нем снова пробуждаются властные амбиции.

Мы, все четверо, дружно рассмеялись.

— Хорошо, — сказал я. — В этом вопросе мы пришли к согласию. Теперь нужно решить, что делать вам.

— Проблема, под каким соусом преподнести нас в Авалоне, отпала сама собой, — заметила Бренда. — Я и Пенни — твои сестры, Брендон — твой брат. А все остальное — детали, которые тебе следует обсудить с твоим другом Морганом. В отличие от нас, вы знаете этот мир, тут вам и карты в руки. А мы тем временем поживем в Каэр-Сейлгене, займемся исследованием близлежащих миров, в общем, скучать не будем. Правда, друзья?

Пенелопа и Брендон утвердительно кивнули.

— Вот и чудненько, — сказал я и призвал Образ Источника. — А сейчас мы займемся лошадьми, горячими жеребцами и смирными кобылами. Соответственно с мужскими и дамскими седлами.

Бренда фыркнула.

— Лично я предпочла бы горячего жеребца. Может, поменяемся, Брендон?

— А заодно поменяйтесь и одеждой, — усмехаясь, предложил я, сворачивая пространство в лист Мебиуса.

 

2

Я стоял у подножия холма, покрытого растительностью лилового цвета, а надо мной переливалось бирюзой зеленое небо Безвременья. По пологому склону холма ко мне приближалась плавной походкой прекрасная золотоволосая женщина, моя Снежная Королева, Хозяйка Источника, Бранвена…

Позаботившись о родных, которые сейчас отдыхали в уютных спальнях моего замка Каэр-Сейлген, я первым делом направился сюда, чтобы потолковать с Бранвеной, и лишь затем собирался свидеться с Морганом. Мое посещение Безвременья, сколько бы я здесь ни пробыл, в материальном мире займет всего одно мгновение, но за это мгновение я рассчитывал узнать достаточно, чтобы говорить с Морганом на равных и с самого начала пресечь его попытки лукавить со мной. Кроме того, в мои ближайшие планы входил отдых. После преодоления барьера бесконечности я чувствовал усталость и в случае, если Бранвена не проявит признаков агрессивности, предполагал отоспаться в Безвременье.

Никаких признаков агрессивности Бранвена не проявляла. Она подошла ко мне почти вплотную и взяла меня за руку. Ее большие голубые глаза лучились грустью и нежностью.

У меня защемило сердце, но нельзя сказать, что я изнывал от страсти. Просто я был мужчиной, а Бранвена была красивой женщиной (во всяком случае, сейчас), и она нравилась мне. Только и всего. С огромным облегчением я констатировал, что кризис прошел, одной проблемой стало меньше, хотя забот не поубавилось.

— Что ж, — произнесла Бранвена с нотками обреченности в голосе. — От имени Источника приветствую тебя, Артур Пендрагон, новый король Лайонесса.

— Здравствуй, Бранвена, — сказал я, а затем без обиняков спросил: Что с Колином?

— Он ушел.

— Куда?

— Не знаю. Но он сказал, что больше не вернется.

— Почему?

Бранвена грациозно опустилась на траву, а я сел рядом с ней.

— По многим причинам, — ответила она. — И прежде всего потому, что он узнал, кто ты на самом деле.

— От тебя?

— Не совсем так. Я лишь подтвердила ему то, что он услышал от других.

— А от кого именно?

— Слухами земля полнится, Кевин. Когда ты отправился в Экватор к своей родне…

— Ба! — перебил я ее. — Откуда тебе это известно?

— Я подслушала твой прощальный разговор с Дейрдрой, — просто ответила она.

— Черт тебя подери, Бранвена! — воскликнул я, краснея от стыда и негодования. — Когда же ты перестанешь совать свой нос в нашу постель?!

Бранвена положила свою руку мне на плечо.

— Извини, дорогой, я больше не буду. В тот раз я солгала тебе, говоря, что мне доставляет удовольствие наблюдать, как вы занимаетесь любовью. А ты, глупенький, поверил! Думаешь, мне приятно было видеть, как мой любимый ласкает другую женщину?

— Бранвена, прекрати!

— Ладно, — вздохнула она. — Не буду. Скажу лишь, что тогда я подглядывала за вами по необходимости. Я должна была узнать о тебе как можно больше.

— Добро, ты узнала. А дальше?

— Потом по стране поползли упорные слухи, что ты прямой потомок легендарного Артура Пендрагона и тебя тоже зовут Артур. Дескать, твой прадед много столетий спал сном, похожим на смерть, в таинственной пещере, а когда пробил его час, проснулся и ушел в чужие края. Там он женился, обзавелся детьми, основал Царство Света. Впоследствии ваш род стал настолько могущественным, что решил вновь воцариться в Лайонессе. С этой целью тебя, новорожденного младенца, отдали под опеку лорда Маркуса Финнегана, чтобы ты рос и воспитывался как настоящий лайонесский аристократ…

— О Митра! И люди поверили в этот бред?

— Представь себе, многие поверили. И кстати, по мне это не такой уж и бред. Если отвлечься от некоторых деталей, в частности от письма, состряпанного Фергюсоном…

— Какого письма?

— Предсмертного послания лорда Финнегана своему племяннику Моргану, в котором проливается свет на тайну твоего происхождения. Из этого письма следует, что Маркус Финнеган с самого начала был в курсе происходящего, то есть фактически он был агентом твоей семьи, и, предчувствуя смерть, поручил Моргану Фергюсону в надлежащее время позаботиться о тебе.

— Проклятье! — растерянно пробормотал я.

— Вот именно. Между прочим, это был ловкий ход. Всем известно, что Морган лучший друг Колина, и когда он, для виду поломавшись, в конце концов признал факт существования письма, а затем и предъявил его, то никто не осмелился, во всяком случае открыто, обвинить его в подлоге.

— Но ведь письмо же поддельное!

— А Морган искусный чародей. Только я или Колин могли уличить его, но мы не стали этого делать.

— Почему?

Бранвена передернула плечами.

— Во-первых, к нашим обвинениям отнеслись бы предвзято, потому как мы в этом деле заинтересованная сторона. А во-вторых, это было ни к чему. Ведь ты действительно правнук короля Артура, а значит, в любой момент можешь предъявить вместо ложных истинные доказательства своего происхождения, а вместо вымышленной истории рассказать свою настоящую. В общем, три дня назад, когда войско вернулось из похода, Колин публично заявил, что якобы обратился к своей Силе, и она подтвердила твое происхождение от короля Артура. Затем он отрекся от престола в твою пользу.

— То есть, Колин решил сдаться без боя?

— А с кем ему было бороться? С Морганом и Дейрдрой, которые сговорились возвести тебя на престол? Они были лишь пешками в этой игре; главная же фигура — ты. Я сразу предупредила Колина, что у него нет никаких шансов одолеть тебя в честном поединке, а последовать примеру нашего предка Гилломана и повторить его «подвиг» он не захотел.

— А ты?

Бранвена посмотрела на меня долгим взглядом, затем протянула руку и провела ладонью по моей щеке.

— Ах, милый, — страстно проговорила она. — Да разве я способна на это? Как ты мог подумать такое?! Мне дорога каждая твоя частичка, и я скорее умру, чем причиню тебе вред. Отныне и по гроб своей жизни я буду твоим верным ангелом-хранителем.

От ее нежного прикосновения, от ее пламенных слов, от ее ласкового взгляда меня охватило возбуждение. Но это было, если воспользоваться лексиконом Моргана, всего лишь банальное желание гульнуть на стороне. Ведь я так давно не держал в своих объятиях Дейрдру…

— Мое наваждение прошло, Бранвена, — сказал я. — Или почти прошло.

Она убрала руку и вся будто сникла.

— Да, я чувствую это, — тихо произнесла она. — Так быстро… Но неужели я нисколько не нравлюсь тебе? Вот такая. Ведь сейчас я красавица, правда?

— Ты прекрасна, Бранвена, — искренне ответил я. — И ты нравишься мне даже в своем истинном облике, но…

— Но ведь это и есть мой истинный облик, — воскликнула она. — У меня их два. Целых два истинных облика! В одном я дурнушка, в другом красавица.

Я недоуменно уставился на нее.

— Прости, Бранвена. Мы говорим об одном и том же, или о разных вещах? Под истинным обликом я подразумеваю постоянный, обусловленный индивидуальными особенностями метаболизма каждого человека, заложенными в его генах… Ты понимаешь, что я имею в виду?

Бранвена криво усмехнулась.

— Да, понимаю. Я уже знаю и про гены, и про метаболизм, и про многое другое. И к твоему сведению, сейчас мне не приходится контролировать свой метаболизм, чтобы оставаться в этом облике.

Мое недоумение переросло в изумление.

— В самом деле?!

— Клянусь Источником. Оба мои облика теперь заложены в моих генах.

Я содрогнулся от ужаса. Во всех без исключения Домах вмешательство в естественную генетическую структуру было строжайше запрещено из-за непредсказуемых последствий оного и каралось очень жестоко — стерилизацией с последующим изгнанием. В среде Властелинов имелось множество разных, порой бессмысленных табу и запретов, порожденных консерватизмом и косностью нашей цивилизации долгожителей, но в данном случае представители всех поколений были единодушны — никакой евгеники.

— Бранвена, солнышко, — встревоженно проговорил я. — Что ты наделала?! Ведь ты не была уродиной, даже напротив — ты была очень симпатичной девушкой, хоть и не красавицей. А теперь ты поставила под угрозу будущее своих детей. Думаешь, вампиры и оборотни — это лишь сказки?

Бранвена покачала головой.

— Я ничего с собой не делала. Это все Источник.

— Что?!

— Источник дал мне второй облик. Видимо, он не лишен тщеславия и решил, что его Хозяйка должна выглядеть надлежащим образом.

Со вздохом облегчения я повалился на траву.

— Слава тебе господи, — от всей души восславил я бога, чье существование все еще было для меня под большим вопросом.

Бранвена склонилась надо мной и погладила мои волосы.

— Ты так переволновался из-за меня?

— Еще бы! Ведь ты не чужая мне. И мне не безразлично твое будущее и будущее твоих детей.

— Будущее моих детей, — с печальной улыбкой повторила Бранвена. — А будут ли у меня дети?

— Обязательно будут, — ответил я. — Если, конечно, ты сама этого захочешь.

— Значит, ты согласен?

Я рывком поднялся.

— Бранвена! Прошу тебя, не надо.

— Кевин, я серьезно. Очень серьезно. — Она действительно говорила серьезно. — Ты даже не представляешь, как я люблю тебя. Я хочу тебя, только тебя, никто другой мне не нужен.

— Это детский романтизм, Бранвена, — попытался вразумить я ее.

— Отнюдь! — живо возразила она. — Я уже достаточно взрослая. По моим подсчетам мне скоро исполнится двадцать четыре года.

— Правда? — удивленно переспросил я. — Ты умудрилась прожить восемь лет за пять месяцев?

— Ага. Я подолгу живу в мирах, где время течет очень быстро, но знаю меру и не допускаю таких промахов, как Колин, который однажды за ночь скоротал почти три года, а на утро не мог вспомнить, как зовут его камердинера.

— А ты, как я вижу, очень осторожна, — подыграл я ей, радуясь перемене темы. — Даже наш проницательный Морган, во всяком случае месяц назад, ничего не подозревал. Он лишь как-то вскользь заметил, что за последнее время ты здорово повзрослела.

— А я действительно повзрослела. Я много чего видела, о многом узнала, прочла множество интересных книг, общалась со многими интересными людьми, а многие мужчины предлагали мне руку и сердце — ведь всюду, кроме Лайонесса, я бываю в своем новом облике. — Тут она усмехнулась, а на ее ресницах заблестели слезы. — Но я отвергала все предложения — и пожениться, и просто переспать, — потому что есть на свете человек, для которого я берегу свою невинность. Это ты, Кевин-Артур.

— Бра…

— Помолчи, пожалуйста. Ты просто не понимаешь меня; ты думаешь, что я упрямая и глупая девчонка. Что ж, думай так и дальше, а я буду ждать. Времени у меня вдоволь, я терпелива и буду ждать.

— Чего?

— Пока ты не поймешь меня. Скоро, очень скоро ты начнешь понимать меня и когда-нибудь ответишь на мою любовь — если не из любви, так из понимания и сочувствия.

— Жалость унизительна, Бранвена, — мягко сказал я. — Тем более для тебя, Хозяйки Источника.

— Я говорю не о жалости, а о понимании, Кевин. О том самом понимании, которое вскоре придет к тебе. Тогда ты поймешь мои чувства и посочувствуешь мне. Не пожалеешь — а именно посочувствуешь.

С этими словами она поднялась на ноги и зашагала прочь от меня вверх по склону холма.

— Бранвена! — окликнул я.

Она остановилась и повернула ко мне голову.

— Да?

— Что с Эмрисом и Эриксоном?

Несколько секунд она помолчала, затем ответила:

— Эмрис мой брат, и я забочусь о нем. А что касается Брана Эриксона, то для него уже начался ад при жизни. Я как раз собираюсь посмотреть на его мучения. Хочешь со мной?

Я отрицательно покачал головой.

— А зря, — сказала Бранвена. — Я придумала для него одну очень оригинальную пытку. Я поселила его в мире, где каждый день похож на вчерашний, где нет никаких перемен, где все птицы поют одну и ту же унылую трель, где небо все время хмурое, а солнце никогда не выглядывает из-за туч. Эриксон не испытывает ни голода, ни жажды; еды и питья у него вдоволь, но нет людей, с которыми он мог бы пообщаться, и нет мальчиков для его гнусных забав. К нему прихожу только я — и в этом вся жестокость моей пытки. Он стремительно старится, ибо время в том мире течет довольно быстро, а я каждый раз предстаю перед ним все такая же молодая.

Бранвена повернулась и продолжила свой путь к вершине холма.

«М-да, — подумал я, глядя ей вслед. — В изобретательности ей не откажешь. В ее-то возрасте додуматься до такой изощренной мести! Без сомнений, девочка далеко пойдет…»

Я вновь повалился на траву и блаженно расслабился, но сон никак не приходил ко мне. Я думал о Бранвене, к которой перестал испытывать влечение, но осознание этого факта не принесло мне желанного облегчения. Ее слова о том, что скоро я пойму ее, не давали мне покоя. Что меня еще ждет? Ведь Бранвена слов на ветер не бросает…

Я думал о Колине, который уступил мне корону и ушел в неизвестность, быть может, затаив на меня зло…

Я думал о Моргане и Дейрдре, чьими стараниями я стал королем…

Я думал о Дане, которая нравилась мне и которая, очевидно, в обиде на меня. Ведь это по моей вине она не станет королевой…

Я думал о предстоящей мне миссии основателя нового Дома, и думал о том, как его назвать — Домом Источника, Домом Авалона или же, без лишней скромности, Домом Артура. Перебирая в уме варианты названия, я наконец заснул…

 

3

Меня разбудил вызов через Самоцвет.

— Кто? — спросил я спросонья, не раскрывая глаз.

— Бренда. Ты в порядке, Артур?

— Да, я уже проснулся.

— Ага, понятно. Ты так крепко спал, что мне с трудом удалось дозваться до тебя.

— Я в Безвременье, — лениво ответил я. — Поэтому ты не могла…

Тут ко мне пришло понимание ситуации, я окончательно проснулся и распахнул глаза. Я не увидел над собой зеленого неба, переливавшегося бирюзой, я вообще ничего не увидел, кроме темноты. Обострив свое зрение, я обнаружил, что лежу на застланной постели в спальне Дейрдры, а ставни на окнах закрыты. Дневной свет сквозь щели не пробивался, значит и снаружи было темно. Поздний вечер или ночь…

— Проклятье! — выругался я вслух.

— Что-то стряслось? — обеспокоено спросила Бренда.

— Похоже, я сглупил… Но, — поспешил добавить, — ничего страшного не произошло. Только и того, что заставил Моргана ждать. И, возможно, поволноваться. Кстати, который час?

— Начало двенадцатого.

— Очаровательно! Как там Пенни и Брендон?

— Спят и, видимо, продрыхнут до утра. Они очень устали.

— А ты?

— Я уже выспалась. Теперь буду бодрствовать всю ночь, благо у меня есть чем заняться.

— Чем именно?

— Здесь по соседству я обнаружила один весьма интересный мир, где женщины щеголяют в совершенно потрясающих нарядах…

— Голышом?

— О нет, это было бы слишком банально и совсем неинтересно. А там есть на что посмотреть. Вот когда свидимся, я покажу тебе самые сногсшибательные образчики — ты упадешь!

Я мысленно послал ей улыбку.

— Спасибо, что предупредила. Перед просмотром я заблаговременно сяду. Не люблю, когда меня сшибают с ног.

Мы обменялись еще несколькими плоскими шуточками, затем попрощались и прервали связь.

Я поднялся, сел на краю кровати и, чтобы дальше не напрягать зрение, вызвал Образ Источника и зажег в канделябрах свечи. Потом достал сигарету, закурил и крепко задумался.

Что же со мной произошло? Я заснул в Безвременье и рассчитывал проспать, сколько душе угодно, не потеряв ни секунды в материальном мире. Но проснулся я в спальне Дейрдры лишь на исходе суток, причем спал так крепко, что не реагировал на вызовы Моргана, который, ясное дело, неоднократно пытался связаться со мной.

Что это — штучки Бранвены? Может быть — но какой в этом смысл? Впрочем, поступки женщин зачастую не поддаются никакому логическому объяснению. Вполне возможно, что Бранвена вернулась, увидела меня спящего и в сердцах сказала: «Ты отвергаешь мою любовь, потому что верен Дейрдре? Так отправляйся же спать к ней!» И я отправился…

Дверь спальни тихо заскрипела, отворяясь, но за секунду до этого я, почувствовав приближение человека, спрятался за пологом кровати. В комнату, со свечей в руке, вошла прелестная рыжеволосая девушка, одетая в вечернее платье из голубого бархата с глубоким декольте, обнажавшим ее чудные плечи и верхнюю часть ее упругих грудей. Прикрыв за собой дверь, она удивленно огляделась вокруг, видимо, озадаченная тем, что спальня освещена, потом потянула носом воздух, в котором витал запах сигаретного дыма, и в ее изумрудных глазах застыл немой вопрос.

От восторга и умиления у меня перехватило дыхание. Я вынырнул из-за полога, бросился к ней, схватил ее в объятия и прижался губами к ее сладким губам. В некотором смятении, и тем не менее нежно и страстно она ответила на мой поцелуй.

В следующий момент я отпрянул и смущенно пробормотал:

— Извини, Дана, я обознался. Я принял тебя за Дейрдру.

Это была ложь, и мы оба понимали это. Я сразу узнал ее, как только она вошла, однако не смог сдержать свой порыв. Я потерял над собой контроль, когда увидел ее; я совершенно потерял голову!

Будь прокляты все Врата, Ключи и Источник с Безвременьем вкупе! Что я наделал?.. Пребывая в Экваторе, я то и дело ловил себя на том, что думаю о Дане все с большей нежностью, но я никак не ожидал, что встреча с ней вызовет во мне такой шквал эмоций. Да, я избавился от первого наваждения, я больше не испытывал влечения к Бранвене, зато я попал в сети другой девушки, куда более привлекательной и желанной, более женственной, более… более…

Целую вечность мы стояли, растерянно глядя друг на друга. К действительности меня вернул запах гари. Я оглянулся и увидел, что вокруг сигареты, которую я уронил, когда кинулся к Дане, начал тлеть ковер. Я быстро затоптал тлеющий участок, а окурок переправил по микро-Тоннелю в ближайшую помойную яму. Тем временем Дана поднял с пола погасшую свечу и положила ее на тумбу.

— Прости, я не знала, что ты уже вернулся, — сказала она. Как-то само собой получилось, что мы перешли на ты, хотя раньше для наших отношений была характерна излишняя официальность. — Иначе я не пришла бы сюда.

— Ты ищешь Дейрдру? Ее здесь нет.

— Я знаю, — кивнула Дана. — Сейчас Дейрдра дает пир в честь иностранных послов, явившихся засвидетельствовать почтение будущей королеве Лайонесса. — Она грустно улыбнулась. — Совсем недавно я давала такой же пир.

— Мне жаль, что так получилось, — виновато сказал я. — Извини.

Дана энергично мотнула головой.

— Я на тебя не в обиде, Кевин… Или Артур? Как теперь тебя называть?

Я пожал плечами.

— Как хочешь. Мне это безразлично.

— И все-таки ты Артур. Король Артур. — Дана села в кресло рядом с кроватью и расправила на коленях платье. — Знаешь, это звучит так необычно.

— Понимаю, — сказал я. — Когда я родился и отец решил назвать меня Артуром, многие родственники были против. У них это имя ассоциировалось только с одним человеком — с великим королем, основателем нашего Дома.

— А в нашем роду этого имени боялись. Как огня, как дурной приметы, как сглаза. Когда кто-нибудь из валлийских лордов называл своего сына Артуром, мы, Лейнстеры, воспринимали это как вызов, как демонстративное неповиновение королевской власти, чуть ли не посягательство на престол.

Мы замолчали. Дана блуждала взглядом по комнате, а я смотрел на нее, любуясь ее правильными чертами лица, ее роскошными вьющимися волосами, ее стройной изящной фигурой. Нам обоим было неловко, но странное дело — даже эта неловкость доставляла мне удовольствие.

— Дейрдра очень обрадуется, когда узнает, что ты вернулся, — наконец отозвалась Дана.

— Она уже знает.

Дана почему-то покраснела.

— Так ты виделся с ней?

— Еще нет. Но думаю, что Морган сообщил ей.

— А я думаю, что нет. Похоже, он просто позабыл об этом в сегодняшней суматохе. Иначе Дейрдра предупредила бы меня.

Я хотел спросить почему, но потом, сопоставив факты, сам догадался, в чем дело.

— Вы спите вместе?

— Да, уже две недели.

— А с какой стати?

— Ну, видишь ли, злые языки начали утверждать, что Дейрдра снова взялась за старое и в твое отсутствие крутит роман с Морганом Фергюсоном. Вот она и попросила меня ночевать с ней.

— Но почему тебя? Ведь вас не назовешь сердечными подругами. Или вы в последнее время сдружились?

— Скорее напротив, — ответила Дана. — И именно по этой причине Дейрдра обратилась ко мне. Теперь сплетники прикусили свои языки, потому как всем ясно, что я бы не стала покрывать ее похождения.

— Понятненько, — сказал я и присел на край кровати. — Но другого я понять не могу. Почему вы с Дейрдрой, прости за выражение, как кошка с собакой? Ведь у вас так много общего.

— О да, — с горечью подтвердила Дана. — У нас много общего. Слишком много. Сначала был Колин, который души в Дейрдре не чаял, а я бегала за ним, как дурочка. Потом появился ты…

Мое бедное исстрадавшееся сердце снова заныло, истекая кровью. Когда-то в отрочестве я мечтал стать сердцеедом-обольстителем, грезил о том, как женщины наперебой будут цепляться мне на шею. Впоследствии я действительно хорошо погулял, правда, недолго, ибо в один прекрасный день с удивлением обнаружил, что Диана, моя маленькая тетушка, как я ее называл, вдруг стала взрослой женщиной, и я влюбился в нее без памяти. А потом… Потом все пошло кувырком. Я потерял память и потерял Диану, а мои детские мечты, как гротеск, воплотились в образе трех девушек, готовых из-за меня выцарапать друг дружке глаза.

— Дана, — мягко произнес я. — Все это наваждение. Оно пройдет, поверь мне. Это какой-то побочный эффект от взаимодействия камней в процессе открытия Врат к Источнику.

— Да, я понимаю, — сказала она. — Мое первое наваждение уже прошло. А второе… Дело не в том, Артур!

— А в чем же?

Дана уставилась взглядом в противоположную стену и долго молчала, сплетая и расплетая пальцы рук. Наконец она заговорила:

— Знаешь, Артур, я действительно любила Колина. По-детски, не по-детски, это неважно. Главное, что я любила его. А потом появился ты… Ты мне сразу понравился, очень понравился, но не более того. Ты нравился мне так же, как, например, нравится мне Морган Фергюсон и некоторые другие мои знакомые. То, что девушке нравятся многие молодые люди, еще ничего не значит; в этом нет ничего предосудительного. Но когда ты вошел во Врата, со мной что-то произошло, во мне что-то сломалось. И беда не в том, что теперь меня влечет к тебе; в конце концов, ты прав — это преходящее. Куда хуже то, что после этого события все мои чувства к Колину умерли, он стал мне безразличен. Я потеряла любовь, а взамен получила некий суррогат любви, дешевую смесь похоти и дружеской симпатии… Только, пожалуйста, не обижайся.

— Я не обижаюсь, Дана. Я понимаю тебя. («Ах, если бы ты знала, как я тебя понимаю!» — мысленно добавил я). Наоборот, это я должен просить у тебя прощения за то, что сделал с тобой, что отнял у тебя любовь к достойному человеку…

— Нет, — твердо сказала Дана, вставая с кресла. — Не вини себя в том, чего ты не совершал. Ты ничего не отнимал у меня, ты просто подвергнул мои чувства суровому испытанию, которого они не выдержали. — Она подошла ко мне и взяла меня за руку. — Я даже благодарна тебе за это. Обычно испытание для любви начинается в браке, когда уже поздно что-либо менять, идти на попятную, — и слава богу, что я избежала такой участи. Теперь я свободна и не жалею об утраченной короне, которую почти что держала в руках.

— Совсем не жалеешь?

— Совсем… Ну, разве что немного досадно.

— А если я предложу тебе корону? — вдруг вырвалось у меня.

Это было так неожиданно для нас обоих, что мы несколько секунд потрясенно смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

Первой опомнилась Дана.

— Я откажусь, — ответила она. — И не только потому, что тебя провозгласили королем, подразумевая, что ты непременно женишься на Дейрдре. Для меня важнее то, что по-настоящему ты любишь ее. Так ведь?

Я молча кивнул в ответ, все еще не в состоянии поверить до конца, что я мог сказать то, что сказал.

— Значит, — продолжала Дана, — ты успешно прошел испытание… Во всяком случае, успешно проходишь его.

Одно испытание, с Бранвеной, я уже прошел, подумал я, восхищенно глядя на Дану. И тут мне в голову пришла мысль, сразившая меня наповал: «Она так прекрасна! Я обожаю ее!» Да, второе испытание мне предстоит потруднее первого.

Дана вернулась к креслу и снова села. По всем правилам приличия и здравого смысла она должна была уйти, но не сделала этого. Ей хотелось еще немного побыть со мной, а я хотел, чтобы она подольше оставалась в моем обществе, даже несмотря на то, что в любой момент сюда могла заявиться Дейрдра.

Следующая мысль, посетившая меня, была глупее предыдущих, а если называть вещи своими именами, она была попросту пошлой. Я не собирался высказывать ее вслух, но тут я перехитрил самого себя, позволив Дане подслушать то, о чем я только подумал.

Дана посмотрела на меня с таким несчастным видом, будто я предложил ей коробку ее любимых шоколадных конфет, от которых она вынуждена отказаться, потому как бережет свою фигуру.

— Я бы согласилась, — медленно произнесла она, — если бы не Дейрдра. Будь ты свободен, как я, я бы приняла твое предложение в надежде, что когда-нибудь мы полюбим друг друга по-настоящему. Однако у тебя есть Дейрдра, а я слишком высоко ценю себя, чтобы стать твоей женщиной номер два, пусть даже ты — правнук великого Артура.

Я в замешательстве опустил глаза.

— Прости, Дана. Ты… Ты замечательная девушка. Ты совсем не похожа на Бранвену.

— А Бранвена согласна?

— Да, — после некоторых колебаний ответил я. — Зато я не согласен.

— Вот видишь. А прими я твое предложение, ты бы сразу передумал. Я мало знаю тебя, однако достаточно для того, чтобы понять, что ты по натуре своей однолюб. Когда-то я бегала за Колином, но за тобой я бегать не стану, ибо, в отличие от него, ты любим Дейрдрой. Я не унижусь подобно Бранвене до того, чтобы пытаться увести тебя.

— Тогда почему вы с Дейрдрой не помиритесь? — спросил я.

— Мы обе хотим этого. Во всяком случае, я искренне хочу помириться с Дейрдрой, и в частности по этой причине я согласилась стать ее компаньонкой.

— Ну и как ваши успехи?

Дана вздохнула, затем улыбнулась.

— И смех и грех, Артур. Ночью мы добрые подруги, а днем — как две гремучие змеи.

— С чего бы такие перепады? — удивился я.

— Это Дейрдра так мстит мне, — объяснила Дана. — Ведь неприязнь между нами возникла по моей инициативе, из-за Колина, к которому Дейрдра всегда была равнодушна. Теперь она отыгрывается; так сказать, возвращает мне долги.

— А что же ты?

— А что мне остается делать? Я отвечаю ей той же монетой. Вот мы и грыземся дни напролет, хотя каждый вечер миримся, обещаем больше не ссориться, клянемся в вечной дружбе — но с утра все начинается по-новому. Первое, что мы делаем, проснувшись, так это находим повод для очередной размолвки.

Нет, подумал я, умом женщин никогда не понять, и судить их по мужским меркам так же нелепо, как измерять длину в килограммах. При всем своем рационализме, здравомыслии и практичности, они начисто отвергают обычную логику, противопоставляя ей нечто совершенно несуразное и непостижимое мужскому уму — так называемую логику женскую.

— У нас получился весьма откровенный разговор, — заметил я.

— Да, — кивнула Дана. — А раньше ты держался со мной очень сухо.

— Это ты сторонилась меня.

Мы улыбнулись друг другу.

— Я рада, что ты вернулся, Кевин-Артур, — сказала Дана.

— Я тоже рад тебя видеть, — искренне и нежно ответил я.

Она поднялась с кресла, я встал с кровати.

— Ну ладно, мне пора уходить. Скоро пир закончится, а если Дейрдра застанет нас вдвоем, да еще в спальне, то скандала не миновать.

Дана было протянула мне руку, но затем передумала и подставила мне для поцелуя щеку. Я с превеликим удовольствием поцеловал ее, хотя, как подумал в тот же миг, предпочел бы губы. Ее сладкие невинные губы, которые так жарко и неумело ответили на мой первый поцелуй… Впрочем, целовалась она не так уж и неумело.

Когда Дана ушла, я достал зеркальце и сосредоточился, вызывая Моргана. Зеркальце тотчас помутнело, а спустя несколько секунд в моей голове раздался голос:

— Кевин? — Морган отозвался мысленно.

— Да.

— Прекрати пищать.

— Что-что? — не понял я.

— Ч-черт! Твое зеркальце пищит в моем кармане.

— А! — сказал я и ослабил концентрацию до минимального уровня, при котором еще можно было удерживать контакт.

— Ну, слава богу! — теперь голос Моргана звучал глухо, будто пробиваясь сквозь плотный слой ваты. — Вот незадача, дружище! Ты застал меня в самый неподходящий момент. Сейчас я раскланиваюсь с послом Поднебесной Империи.

— Извини, тогда я…

— В кабинете Колина. Через четверть часа. Устраивает?

— Вполне.

— Пока. — И он прервал контакт.

Я сунул зеркальце в карман и призвал Образ Источника. В следующий момент я уже утопал ногами в пушистом ковре посреди кабинета, где было много книг и старинных фолиантов на полках, а также огромный дубовый стол и большой портрет Дейрдры на стене между двумя зашторенными окнами.

Я уселся в кресло под портретом, закурил и принялся ждать Моргана. В паузах между затяжками я размышлял об очень важных вещах и вскоре пришел к выводу, что мне здесь нравится, и решил соблюдать преемственность. Рабочий кабинет последнего из Лейнстеров подойдет и королю из Пендрагонов. То есть мне.

Докурив сигарету, я сразу взял следующую, но тут вспомнил кое о чем, улыбнулся и громко сказал:

— Бранвена, если сейчас ты подглядываешь или подслушиваешь, то я вынужден огорчить тебя. Не взыщи, милочка. — Затем я произнес ключевые слова весьма эффективного и надежного заклинания, пробиться через которое можно лишь полностью разрушив ткань защитных чар. Все, о чем я собирался расспросить Моргана, конечно, не представляло для Бранвены никакого секрета, и тем не менее я хотел показать моей маленькой шалунье, что не намерен далее терпеть ее незримого присутствия, особенно по ночам.

Морган явился, когда я курил уже третью сигарету. Он закрыл дверь, ухмыльнулся и сказал совсем не то, чего я ожидал:

— Ты тоже куришь?

Признаться, я был разочарован — в себе. Зная его экстравагантную манеру вести разговор, я предполагал, что для начала он сделает глубокомысленное замечание по поводу наложенных мною чар против подслушивания. Что ж, не угадал…

Я поднялся с кресла, обогнул стол и крепко пожал Моргану руку. Потом достал из кармана пачку сигарет и предложил:

— Угощайся. Это получше, чем та дрянь, которой вы травитесь.

— Охотно попробую. — Морган без лишних церемоний закурил, с видом знатока сделал несколько затяжек, затем вынес свой вердикт: — Весьма удовлетворительно. Максимум никотина при минимуме угарного газа и смол. Производство Сумерек или Царства Света?

— Нет, наши Дома промышленностью почти не занимаются. Как, собственно, и сельским хозяйством. Главная статья наших доходов — торговое посредничество и транспортировка из одного мира в другой, а также распространение магических технологий.

— Так я и думал, — кивнул Морган. — На это у вас естественная монополия.

— Вот поди ж ты! — изумленно произнес я, усаживаясь в кресло. — Где ты нахватался таких словечек?

— Вычитал в книгах, подаренных мне Колином еще до того, как мы с Дейрдрой задумали сместить его с престола.

— Между прочим, — заметил я. — Мне все-таки хотелось бы увидеть ее. Я-то думал, что вы придете вместе.

— Она придет, но чуть позже. Прием уже заканчивается, так что ждать осталось недолго. — Морган хитро прищурился и игриво погрозил мне пальцем. — Ах ты проказник, Кевин! Вместо того, чтобы поболтать с дядюшкой Фергюсоном, отправился подкарауливать свою ненаглядную в спальне.

Боюсь, что я покраснел.

— Так ты знал, где я?

— Естественно. В седьмом часу вечера Дейрдра обнаружила тебя в своей постели, однако не стала будить, решила дать тебе выспаться. Золото, а не девочка!

— Но ведь Дана говорила… — начал было я и тут же осекся.

Морган подозрительно посмотрел на меня.

— Ты что, виделся с Даной?

— Ну… В общем, да. — Теперь я покраснел без всяких «боюсь». — Она пришла в спальню, потому как Дейрдра не предупредила ее, что…

— Черта с два! — перебил меня Морган. — Дейрдра при мне дала ей ясно понять, что сегодня они будут спать раздельно.

— Тогда выходит, что Дана не поняла ее намека, — предположил я.

Морган поморщился, и мне показалось, что сейчас он плюнет на пол. Но он не плюнул — наверное, только потому, что находился в королевском кабинете.

— Дана все поняла, это ты не понял.

— Что я не понял?

Морган фыркнул и закатил глаза.

— Ну и дурак же ты, Кевин, хоть и король! — произнес он с сердечностью, которая никак не вязалась с содержанием его реплики. — Это у тебя из-за того, что ты дважды был ребенком, или в вашей семье все такие инфантильные недотепы? Ведь Дана пришла в спальню одна, без горничной, не так ли?

— Да. — Я уже начинал понимать. — Ее никто не сопровождал.

— Вот видишь! Она прекрасно поняла намек Дейрдры и, мало того, догадалась, где ты. Поэтому и ушла раньше времени с пира — чтобы повидаться с тобой. Надеюсь, между вами ничего не было?

— Ничего предосудительного, — ответил я в замешательстве. — Мы просто разговаривали.

— Но не думаю, что о погоде.

— Нет, не о погоде. — Я немного помедлил, затем пересказал Моргану наш разговор, делая по ходу купюры и сглаживая слишком острые углы. В каждом таком случае Морган улыбался — одними лишь уголками своих разноцветных глаз, — и вскоре я понял, что он восполняет бреши в моем рассказе собственными домыслами. Под конец я даже пожалел, что не выложил ему все начистоту; боюсь, у него сложилось впечатление, что мы с Даной разговаривали в постели или, в лучшем случае, в перерывах между поцелуями.

Когда я умолк, Морган тяжело вздохнул.

— Попал ты в переплет, Кевин, — резюмировал он. — В одном Дана была с тобой искренна: ты оказался в логове двух гремучих змей. Двух хорошеньких рыженьких зеленоглазеньких, но зубастых гремучих змей. А где-то в траве, между прочим, еще прячется удав — с голубыми глазами и кучей веснушек на лице. За время твоего отсутствия Бранвена стала чертовски лихой девчонкой. Странно, но факт — парни вокруг нее так и вьются, а самый рьяный ее поклонник — наш друг Мак Кормак. Так что, возможно, ты был прав насчет приворотных чар; похоже, она действительно открыла секрет как приворожить Одаренных.

— Вряд ли, — сказал я. — Скорее всего, она просто повзрослела и из девочки превратилась в девушку. Далеко не для всех мужчин главное в женщине внешность.

— Не спорю. Кстати, что ты к ней чувствуешь?

— Ничего, кроме симпатии. Мое наваждение прошло… Если оно действительно имело место. Сейчас мне кажется, что твой первый диагноз был верным — я просто хотел гульнуть на стороне.

— А как насчет Даны?

Я начал было отвечать, но вдруг запнулся на первом же слове. Произведя быстрый сравнительный анализ, я неожиданно для себя обнаружил, что мое влечение к Дане имеет мало общего с тем похотливым желанием обладать Бранвеной, которое мучило меня все лето. Сейчас во мне доминировала нежность; я не жаждал Дану так неистово, как Бранвену, но мне очень хотелось быть рядом с ней, слышать ее мелодичное контральто, порой сбивающееся на мальчишеский тенор, смотреть на нее — как она ходит, как сидит, как склоняет набок голову, когда что-то говорит, как непринужденно поправляет свое платье, как расчесывает свои пышные волосы… Я хотел бы увидеть, как она раздевается, перед тем как лечь в постель — и уже за этим естественным образом следовало все остальное…

— Это из-за камней, — наконец сказал я. — То, о чем предупреждал король Вортимер. Мы с Даной все понимаем.

Морган посмотрел на меня с таким выражением, будто ожидал, что вот-вот у меня вырастут ослиные уши.

— Да, уж она-то понимает, — сердито произнес он. — Она прекрасно понимает, что камни здесь не главное… Гм, по крайней мере для нее. Ты вскружил девочке голову задолго до того случая, поэтому бедняжка избегала тебя, чтобы не выдать свои чувства. Она разрывалась между тобой и Колином, так что по большому счету ты сделал ей услугу, когда воспользовался ею, чтобы войти во Врата. Теперь она думать забыла о Колине; ее единственная любовь — это ты.

— Но ведь она говорит…

— Мало ли что она говорит! Никогда не верь женщинам, Кевин, особенно если они сами называют себя гремучими змеями.

Я внимательно присмотрелся к Моргану и сказал:

— Дружище! А ведь ты зол, как черт.

Он поджал губы и целую минуту молчал. Потом заговорил:

— Да, тут ты прав. Я зол на тебя, хотя, в сущности, ты ни в чем не виноват. Мне всегда нравилась Дана, и я очень сожалею, что она не родилась лет на пять-десять раньше. Да и вообще… Знаешь, — сообщил он доверительным тоном. — С некоторых пор я страстно желал, чтобы Дана разлюбила Колина. Думаю, из нас получилась бы отличная пара, даже несмотря на разницу в возрасте.

— Ты хочешь развестись с женой? — Часть моей личности, что была Кевином, искренне изумилась, а другая часть, которая суть Артур, отнеслась к этому со спокойным пониманием.

— Рано или поздно это произойдет, — удрученно ответил Морган. Скандал получится отменный, можно не сомневаться; но с другой стороны, я рассчитываю прожить долго, очень долго. — При этом он значительно взглянул на меня. — И я не собираюсь провести свою долгую жизнь в том аду, на который обрекли меня в юности родители.

— Да, конечно, — кивнул я. — Стало быть, ты держишь Дану на примете?

— Держу, и ты учти это. Если ты вздумаешь соблазнить ее, то я… Тут он растерянно умолк и развел руками. Я с удивлением увидел на его лице выражение беспомощности. — Я буду очень огорчен, Кевин. Дана прекрасная девушка и заслуживает лучшей участи, чем быть любовницей короля. Даже такого великого короля, каким, несомненно, станешь ты.

Я был польщен его комплиментом и одновременно растроган его чисто эгоистической заботой о невинности Даны. Я хотел было заверить Моргана, что пальцем ее не трону (в чем глубоко и не без оснований сомневался), как вдруг в моей голове из отдельных фрагментов мозаики сложилась целостная картина, которая заставила меня призадуматься. Сначала я решил ничего не говорить, но потом принял прямо противоположное решение — заранее предупредить обе заинтересованные стороны. Явная конфронтация, по моему убеждению, тем хороша, что сводит к минимуму риск коварного удара в спину.

Однако осуществление этого плана пришлось отложить до более удобного случая, что нисколько не раздосадовало меня — и по очень простой причине. Наведенные мною чары против подслушивания, которые одновременно служили сигнализацией, дали мне знать о приближении гостя, вернее, гостьи. Я так глупо и умиленно улыбнулся, что Морган сразу понял, в чем дело.

— Можешь поцеловать ее, — сказал он. — Я человек не стеснительный.

 

4

Когда Дейрдра вошла (она выглядела уставшей, но боже — как она была прекрасна!) я последовал мудрому совету Моргана, и наша первая встреча после долгой разлуки ознаменовалась нежным поцелуем — золотой серединой между вспышкой бурной страсти, если бы мы были одни, и обменом вежливыми, многозначительными и неуклюжими приветствиями в атмосфере скованности и неловкости, окажись мы в этот момент на людях. Не стану говорить за Дейрдру, но я был доволен, что так получилось. Порой чрезмерный пыл вредит не меньше, чем вынужденная холодность, а наш спокойный и молчаливый поцелуй стоил многих ночей любви.

Затем Дейрдра немного отстранилась, и несколько секунд мы нежно смотрели друг другу в глаза. После Морган говорил, что тогда у нас были очень вдохновенные лица. Наконец я подвел Дейрдру к креслу, помог ей сесть, поцеловал ее руку и устроился в кресле по соседству.

— Итак, — сказал я. — Комитет по реставрации Пендрагонов в полном сборе.

— Отнюдь, — возразил Морган. — Не хватает архиепископа.

Не знаю почему, но это меня совсем не удивило. Корунн Мак Конн всегда хорошо ко мне относился, и все-таки было нечто странное в том, что высший церковный иерарх страны открыто вмешался в политическую борьбу. Хотя, повторяю, этому я нисколько не удивился.

— Похоже, наш архиепископ метит на патриаршью тиару, — счел нужным высказать свое предположение Морган. — И, наверное, решил, что для достижения этой цели ты со своей могущественной родней ему больше подходишь, нежели Колин.

— Оба моих Дома не христианские, — заметил я.

— Это неважно. Главное, что ты — живое подтверждение его тезиса о множественности миров.

— Ладно, принимается. Далее, мотивы Дейрдры, — я ласково улыбнулся ей, — мне предельно ясны. А что скажешь в свое оправдание ты, Морган?

— Я твой друг, — просто ответил он.

— Но ведь ты также и друг Колина.

— Тем более. С самого начала Колину была в тягость корона; он не рожден быть королем. Для этого он слишком мягок и сентиментален.

— А я?

— Ты тоже хорош. Впрочем, все мы, чародеи, в той или иной степени неуравновешенны и неврастеничны — такова наша плата за могущество. Но в тебе есть стержень; при необходимости ты можешь действовать жестко и решительно, без колебаний. Ты наглядно продемонстрировал эти качества, когда одурачил Колина и овладел Силой.

— В тот момент я даже не отдавал себе отчета в том, что делаю.

— Это еще одно очко в твою пользу: даже безотчетно ты поступаешь правильно. Кроме того, ты потомок короля Артура и рано или поздно сам бы захотел вернуть себе корону прадеда.

— А если нет? — спросил я.

— А если нет, то тем хуже было бы для нас. Ты рассказывал леди Дейрдре о Властелинах и их Домах, и я хочу — не буду говорить за других, но лично я хочу, чтобы ты основал свой Дом здесь, в нашем мире.

— Ясно… И все же вы сильно рисковали, форсируя события. Если бы Колин заупрямился, в стране вспыхнула бы гражданская война.

Морган покачал головой.

— Это было исключено.

— Так-таки исключено?

— Абсолютно. Тебя поддержала церковь в лице архиепископа и молодых кардиналов — его единомышленников. Затем простой народ — в большинстве своем валлийцы. Когда начали распространяться слухи…

— Когда ВЫ начали распространять слухи, — уточнил я.

— Ну да, разумеется. Мы все рассчитали. Простой люд не больно-то хотел, чтобы мужем их принцессы, леди Дейрдры, стал чужак и подкидыш — вот мы и воспользовались этим, и их «не хочу» быстро превратилось в «хочу». Коль скоро вопрос о вашем браке был решен, то люди тем более охотно поверили, что ты Пендрагон, правнук легендарного Артура — следовательно, их соплеменник, валлиец.

— Ну, я не совсем валлиец. Моя мать — Сумеречная, а значит, пользуясь местной терминологией, я наполовину валлиец, наполовину атлант.

— Это уже мелочи, Кевин, — отозвалась Дейрдра. — Я совсем не похожа на валлийку, и тем не менее народ считает меня своей, потому как моя мать была из чисто валлийского рода.

— Что тоже немаловажно, — добавил Морган. — Леди Дейрдра очень популярна в народе, в частности из-за ее происхождения. Герцоги Ласии претендуют на родство с Пендрагонами, жаль только, что они не уберегли в своей семье Дар.

Я весь похолодел и уже укоризненно взглянул на Моргана, собираясь отчитать его, как вдруг сообразил, что теперь это не имеет никакого значения.

А Дейрдра, уловив мой мгновенный испуг, улыбнулась и прокомментировала:

— Это один из приемов милорда Моргана, и надо сказать, весьма эффективный. Он по нескольку раз ко дню напоминает мне, что я полукровка и что в этом нет ничего страшного. Я тут же начинаю думать о своем скрытом Даре и так постепенно избавляюсь от чувства неполноценности. Лорд Фергюсон отличный психолог.

«Как и Брендон, — подумал я. — Надеюсь, они станут друзьями… То есть, надеюсь, что они не станут врагами. Очень надеюсь…»

— Таким образом, — продолжал Морган, — народ верит, что ты правнук короля Артура, потому как хочет в это верить, потому как хочет, чтобы леди Дейрдра была королевой и чтобы ее муж, король, не был чужаком.

— Говоря «народ», ты подразумеваешь валлийцев, — заметил я. — Но это лишь две трети населения. А как же остальные, к примеру, скотты?

— В подавляющем большинстве своем они также чтят память твоего прадеда. И кстати, я самый что ни на есть чистокровный скотт.

— Прежде всего, ты аристократ и Одаренный. А это отдельная каста.

— В том-то и дело, — усмехнулся Морган.

— А именно?

— Даже если представители других народностей, населяющих Лайонесс, будут недовольны возвращением на престол короля из Пендрагонов, то в гражданскую войну это не перерастет ввиду того, что у них не найдется мало-мальски стоящих вождей. Ни один Одаренный не выступит против тебя.

— Ты уверен?

— Еще бы! Вся наша колдовская знать куплена с потрохами.

«О боже!» — в ужасе подумал я и спросил:

— Чем же? — хотя знал ответ наперед.

Морган подтвердил мою догадку:

— Из достоверных источников стало известно, что ты знаешь секрет некоего обряда Причастия, дающего Одаренному могущество и вечную молодость.

Я удрученно вздохнул.

— Как раз этого я и боялся. По неосторожности и по незнанию вы совершили грубейшую ошибку.

Дейрдра тронула меня за плечо.

— Кевин, что с тобой? Неужели ты хотел скрыть это?

— Да.

— Но ведь это аморально! — пораженно воскликнула она.

Я промолчал, чтобы не застонать от тяжести ноши, которая свалилась на мои слабые плечи. Теперь я понял, почему Колин так быстро отрекся от престола и бежал, куда глаза глядят. Мне тоже отчаянно захотелось плюнуть на Авалон, на корону моего предка, забрать с собой родных, Дейрдру (а также Дану!) — и удрать в Экватор.

— Знаешь, — заговорил Морган, нарушая молчание. — В одной из хроник царствования Лейнстеров я прочитал весьма поучительную историю. Лет триста назад в Авалоне объявился странствующий лекарь, который утверждал, что знает рецепт снадобья от чумы. Тогда в стране вовсю свирепствовала эпидемия, и король Колин Шестой пригласил этого лекаря к себе. Он спросил, скольких людей тот сможет исцелить самостоятельно; лекарь ответил ему — то ли правду сказал, то ли малость преувеличил, — но все равно получилось небольшое число по сравнению с масштабами эпидемии. Тогда король предложил лекарю продать свой секрет за цену, которую он сам назовет, но лекарь наотрез отказался. Король убеждал его, что он может получить гораздо больше, чем заработает за всю свою жизнь продажей снадобья, даже проживи он сто лет. Однако лекарь был непреклонен, и в конце концов король велел казнить его. Он сказал: «Этот человек либо шарлатан, либо негодяй, каких еще свет не видел. И в том, и в другом случае он заслуживает смерти.» Тут я полностью согласен с решением короля. Если лекарь был шарлатаном, то так ему и надо, а если же он действительно знал рецепт снадобья, то сознательно обрекал на смерть тысячи людей, которых можно было бы спасти, изготовив лекарство в больших количествах. Ты понимаешь, к чему я веду?

— Морган прав, Кевин, — поддержала его Дейрдра. — Безнравственно лишать людей возможности прожить дольше, чем они живут сейчас. Пусть даже это касается не всех людей, но лишь некоторых — тех, кому такая возможность дана свыше. Ведь ты сам говорил мне, что ваши Властелины выискивают в мирах Одаренных, чтобы провести их через обряд Причастия. Я не понимаю…

— Вот именно! — зло произнес я; во мне закипала ярость. — Ты ничего не понимаешь. Вы оба ни черта не понимаете!

Я вскочил с кресла и прошелся по комнате взад-вперед. Я чувствовал себя как зверь, замкнутый в клетке.

— О Зевс, почему ты не дал хоть толики здравомыслия глупцам, что возомнили себя благодетелями человечества?! — Я остановился и посмотрел на Дейрдру и Моргана, которые озадаченно глядели на меня, пораженные вспышкой моего гнева. — Что вы наделали, черт вас побери?! Что же вы наделали?!

Я подошел к креслу под портретом Дейрдры и бухнулся в него. С минуту мы молчали, наконец Морган осторожно произнес:

— Так растолкуй же нам, что мы наделали.

Я чуть было снова не вспылил, но в последний момент взял себя в руки и терпеливо принялся объяснять:

— Это правда, члены наших Домов выискивают в мирах Одаренных, чтобы дать им вечную молодость и могущество. Нас очень мало, и мы дорожим каждым Даром…

— Так почему ты… — начал Морган.

— Помолчи и слушай внимательно, — перебил его я. — Так вот, в обычном мире, населенном простыми смертными, Дар появляется либо в результате случайной мутации, либо вследствие любовного приключения одного из Властелинов — вероятность и того, и другого ничтожно мала. Еще ничтожнее вероятность сохранения Дара в потомстве, так как браки между Одаренными и неодаренными в подавляющем большинстве случаев оказываются бесплодными. Я взглянул на Дейрдру. — У твоих отца с матерью была уникальная совместимость, раз у них родилось аж двое детей. Это чрезвычайно редкое явление.

— Извини, — опять вмешался Морган. — Но почему так? Что мешает Одаренным и неодаренным иметь детей?

Я невольно усмехнулся. Неуемное любопытство взяло в Моргане верх над всеми остальными соображениями, тем более что этот вопрос всегда интересовал его.

— Чтобы понять это, ты должен иметь хотя бы поверхностное представление о генетике — науке о наследственности, — ответил я. — Но все же я попробую объяснить. Загвоздка в том, что Дар либо есть, либо его нет; другими словами, рецессивного Дара не бывает. Как ты знаешь, не может быть ни половины Дара, ни его четверти, ни осьмушки, а термин «полукровка» чисто условный. В случае, когда отец и мать Одаренные, тут все ясно: ребенок получает половину своей крови от отца, половину — от матери, и он тоже Одаренный. Если же Одаренный только один из родителей, то в момент оплодотворения происходит процесс, который мы именуем дупликацией: структура ДНК… гм-м… кровь Одаренного смешивается с кровью неодаренного и пытается, грубо говоря, навязать ей свой Дар. В подавляющем большинстве случаев этот процесс заканчивается гибелью оплодотворенной яйцеклетки еще до образования зародыша. Вот потому-то Дар, появляясь единично, имеет мало шансов пережить своего носителя, проявившись в его потомстве. Обнаружив Одаренного в среде простых смертных, мы, конечно, тщательно проверяем все его родственные связи, учитываем также и возможность адюльтеров и изредка находим целую группу Одаренных. Тогда это становится сенсацией, а Дом, сделавший такую находку, на зависть другим Домам, получает обильную инъекцию свежей крови со стороны.

— Тогда я не понимаю, почему ты сердишься, — произнесла Дейрдра. Ведь ты нашел целую реку свежей крови.

— То-то и оно, что целую реку. В совершенно невероятных случаях единичный Дар не гибнет, а выживает и размножается. В результате возникает цивилизация, где наряду с простыми смертными живут Одаренные. Они обладают кое-какими способностями; они осознают свое отличие от остальных людей; они отдают предпочтение экзогамии, ибо заметили, что браки с людьми не из их круга почти всегда бесплодны; и самое главное — их достаточно много, чтобы избежать вырождения. Предания гласят, что когда-то, давным-давно, много Рагнареков тому назад, Одаренные в одном из таких миров обрели власть над Формирующими и основали первый Дом Властелинов. Израильтяне считают, что это был их Дом на Земле Обетованной, но им никто не верит. Дома так же бренны, как и Властелины: одни появляются, другие гибнут, и первозданный Дом канул в лету, оставив после себя другие Дома, которые, в свою очередь, породили новые, а сами ушли в небытие — и так далее, и так далее. История — это спираль, уходящая из бесконечности в бесконечность; наши философы утверждают, что до появления первозданного Дома существовали другие цивилизации, которые изжили себя, как, возможно, когда-нибудь в будущем придет к упадку и угасанию сообщество Властелинов…

Я умолк. Дейрдра и Морган смотрели на меня широко распахнутыми глазами; вместе со мной они заглянули в бездну тысячелетий и теперь чувствовали себя ничтожно маленькими, беспомощными букашками в этой необъятной, вечной вселенной.

— Ладно, — сказал я. — Вернемся к делам насущным. В последний раз мир с устойчивой цивилизацией Одаренных был обнаружен моим прадедом, тем самым королем Артуром, который был свергнут с престола в Авалоне и каким-то образом попал в Экватор. Подобные миры после их обнаружения ожидает две участи — либо их разграбление другими Домами, которые переманивают к себе Одаренных, либо основание нового Дома, если удастся предотвратить разграбление. Моему прадеду это удалось — он основал Дом Света и, мало того, сделал его одним из самых могущественных Домов.

— Так и основывай себе Дом, — пожал плечами Морган. — Ведь теперь ты король Лайонесса, тут тебе и карты в руки. Ну а разграбление со стороны других Домов, как я понимаю, нам не грозит.

Я вздохнул.

— Так я и собирался сделать, дружище, однако вы с Дейрдрой по недомыслию предельно усложнили мою задачу, пообещав всем Одаренным бессмертие.

— А разве так не будет?

— Конечно, будет. Но далеко не сразу. — Я в упор посмотрел на Моргана. — Кое-кто совсем недавно назвал меня инфантильным недотепой. А как мне прикажешь назвать этого «кое-кого», который, зная, сколько хлопот причиняет пробуждение Дара, посчитал, что овладение высшими проявлениями сил мироздания — это такое простое дело? — Затем я повернулся к Дейрдре. А что мне сказать женщине, которой я доверил свои самые сокровенные тайны, а она выболтала их, пусть даже из самых лучших побуждений? — Я сделал выразительную паузу, после чего продолжил: — Неужели вы наивно полагали, что я соберу всех Одаренных в одном большом соборе и раздам им Причастие, как священник раздает прихожанам хлеб с вином?

— Но мы не обещали, что это произойдет за один день, — робко заметила Дейрдра. — Мы…

— Для этого потребуются годы, черт подери! — воскликнул я, хватив кулаком по мягкому подлокотнику кресла. — Десятки лет! В этом мире тысячи Одаренных, и все они кинутся ко мне, требуя Причастия. А я, хоть и могуч, все же человек. Я не Господь Бог и не смогу ниспослать на них всех Святой Дух в день Пятидесятницы. Максимум, на что я способен — это один человек в неделю, да и то с учетом того, что он опытный чародей, а не беспомощный непробужденный Одаренный. Правда, со мной прибыли брат и две сестры; вчетвером мы будем производить на свет немногим более двухсот причащенных ежегодно, работая на пределе своих возможностей. И лишь через несколько лет у нас появятся первые помощники, овладевшие Формирующими настолько, чтобы самим проводить обряд Причастия. Вот почему необходимо было держать это в тайне. Ты бы мог и сам додуматься до этого, Морган.

Морган виновато опустил глаза.

— Прости, Кевин, я действительно сглупил. Но, в конце концов, можно установить очередность, начиная с самых старых и больных…

— Олух царя небесного! — выругался я. — Ты дурак, Морган! А Дейрдра еще назвала тебя хорошим психологом. Как только мы установим очередность, и речь будет идти не о днях, а о годах ожидания, среди Одаренных начнется повальная резня. Они станут убивать друг друга ради того, чтобы хоть на месяц приблизить обретение могущества и бессмертия. И убивать они будут по большей части не из страха, что за этот месяц с ними что-нибудь случится, а просто из нетерпения — вот что самое ужасное! Наш Дом, прежде чем возникнет, захлебнется в собственной крови; вы это понимаете?

И тут Дейрдра заплакала. Она рыдала горько, безутешно, самозабвенно. У меня не было нужды спрашивать, почему она плачет; между нами вновь сработала мысленная связь, и длилась она гораздо дольше обычного. Я отчетливо увидел картину, которую она себе представила: длинная-длинная вереница людей, стоящих в очереди к храму, где я что-то раздаю им (конечно, Причастие); очередь движется медленно, люди проявляют нетерпение, переступают с ноги на ногу, злятся, ругаются, потом все, как один, выхватывают кинжалы и вонзают их в спины впереди стоящих… Кровь, реки крови заливают мой храм, а я растерянно стою у алтаря, и рядом со мной стоит она, и мы по колена в крови…

Я подошел к Дейрдре, опустился перед ней на корточки и взял ее за руки. Я ничего не говорил, слова здесь были бессильны. Я утешал ее молча своим прикосновением, своим присутствием.

— Кевин, — прозвучал у меня за спиной голос Моргана. — Вели отрубить мою дурную башку.

— Это делу не поможет, — ответил я, не оборачиваясь. — Всего лишь одной дурной башкой будет меньше. А скоро и так головы полетят.

— Так что же нам делать?

Немного подумав, я сказал:

— Выход номер один: добровольное саморазграбление.

— Как это?

— Я свяжусь с некоторыми Домами и предложу им Одаренных крупными партиями. Не сомневаюсь, что они еще передерутся между собой, стараясь урвать кусок побольше. Также я не сомневаюсь, что наши чародеи охотно променяют родину на вечную молодость.

— Точно, — подтвердил Морган. — Так оно и будет. Но это хреновый выход.

— Выход номер два, — продолжал я, поглаживая Дейрдру по голове; она постепенно успокаивалась, и ее плач переходил во всхлипывания. — Мы уходим. Забираем всех, кто нам дорог, и уходим из этого мира в другой, где образуем небольшой Дом, вернее, маленький Домик.

— А дальше?

— Будем ждать и исподтишка действовать. Но не торопясь — времени у нас много; меньше всего Властелины думают о времени, а вы напортачили именно из-за того, что хотели поскорее усадить меня на трон. Теперь пусть страсти улягутся, лайонессцы изберут себе нового короля, ну а я позабочусь о том, чтобы он был лишен доступа к Источнику. Лет через двадцать, когда ненависть к нам пройдет, мы потихоньку начнем вербовать себе сторонников, давая им Причастие, а еще через двадцать-тридцать лет, когда мы уже станем легендой, я снова предъявлю права на престол, имея в своем распоряжении не троих, а сотню-полторы опытных причащенных, ядро будущего Дома.

— Ну ладно, — сказал Морган. — Мы уйдем. А вдруг Колин вернется и вновь сядет на трон.

Я встал с корточек, поцеловал Дейрдру и сел в соседнее кресло.

— Если мы исчезнем, а он вернется, его тотчас заподозрят в том, что он попросту убрал нас. Естественно, в качестве компенсации от него потребуют то, что ты обещал от моего имени — могущество и бессмертие, причем всем и немедленно. Как и я, он не сможет этого сделать, и вынужден будет либо уйти, либо навязать жестокую тиранию. Как ты думаешь, что он выберет?

— Колин не тиран, — без колебаний ответил Морган. — Он предпочтет уйти.

— А я думаю, что он вообще не вернется. По-моему, он сразу понял, как крепко вы меня подставили, и сейчас вместе с Бранвеной злорадствует… — Я с опозданием прикусил язык, но, к счастью, на этот раз сообразительность меня не подвела, и я быстро исправился: — Знаешь, Морган. Мне кажется, что Колин уже научил Бранвену общаться с Формирующими.

Морган серьезно кивнул.

— Я заподозрил это с того самого момента, когда впервые услышал о Формирующих.

После этого в комнате воцарилось напряженное молчание, которое первой нарушила Дейрдра:

— Значит, ты предлагаешь нам покинуть Лайонесс?

— Да.

— И мы вернемся лишь через сорок или пятьдесят лет?

— Это как минимум. Такова плата за вашу поспешность.

Дейрдра грустно вздохнула.

— А за это время многие, кто мог бы обрести долгую жизнь, умрут.

— Что делать? Утешь себя тем, что большинство из них умрет от старости, а не погибнет в драке за обладание могуществом. Впрочем, это не касается близких тебе людей.

— А остальные? Разве они виноваты, что я не знаю их или плохо к ним отношусь? Из-за нашей с лордом Фергюсоном глупости они обречены прожить короткую жизнь, тогда как могли бы… Бог мой, да что и говорить! Кевин, я чувствую себя убийцей.

Я нежно сжал ее руку.

— Это не совсем так, дорогая. Даже если бы вы не раззвонили, что я владею секретом вечной молодости, не все из живущих ныне получили бы Причастие.

— Почему?

— Потому что человек, обретая власть над Формирующими, поначалу подобен ребенку, в руки которого попало огнестрельное оружие. За ним нужен глаз да глаз, иначе он натворит дел. А что способны натворить тысячи таких детей, если за ними не будет присмотра? Страшно подумать. Это было бы ничем не лучше резни в очереди за могуществом. Сперва я должен сколотить ядро будущего Дома, состоящее как минимум из сотни опытных причащенных, а для этого потребуется не один год. Основание Дома очень сложный процесс; мой прадед, король Артур, потратил семнадцать лет, чтобы создать прочный фундамент Царства Света, да еще был рад, что управился так быстро. Я же рассчитывал на восемь-десять лет, потому как здесь Одаренные более подготовленные к Причастию, чем в Экваториальных мирах; но даже за это время умерло бы достаточно старых и немало молодых колдунов.

— Десять лет, это не пятьдесят, — заметила Дейрдра. — И разница в сорок лет на моей совести. В конце концов, ты мог бы начать со стариков и свести к минимуму потери, а так… Нет, Кевин, это ужасно! Я как подумаю о детях, многие из которых через пятьдесят лет умрут, мне становится больно. А ведь я хотела как лучше.

— А лучше ли это вообще? — спросил я. — Хорошо ли, что на свете существует лишь горстка людей, способных жить долго на зависть всем остальным, обделенным природой?

— Это нехорошо, — сказала Дейрдра. — Это плохо. Но если бог все же дал некоторым людям шанс прожить долгую жизнь, то грех не воспользоваться этим даром.

— Значит, бог жесток.

— Но справедлив. Ты говорил мне, что большинство Властелинов умирают потому, что хотят умереть, потому что устали от жизни. Не это ли плата за могущество и долголетие? Ведь обыкновенный человек до последнего мгновения дорожит своей жизнью, не хочет расставаться с ней; даже самоубийца в глубине души протестует против смерти. А вот для Властелина, который умирает по собственному желанию, ценность жизни равна нулю. Ему есть что вспомнить перед смертью, но не думаю, что он вспоминает прожитые годы. Он не испытывает ни радости, ни горечи, ни удовлетворения, ни сожаления; он входит в Вечность, унося с собой пустоту. Впрочем, может быть, я ошибаюсь.

Несколько секунд я потрясенно смотрел на Дейрдру; наконец, обретя дар речи, произнес:

— Спасибо.

— За что? — удивилась она.

— Ты помогла мне постичь еще одну мудрость и найти себе оправдание. Я часто испытывал угрызения совести, когда встречал на своем пути выдающегося человека — великого артиста, гениального ученого, талантливого писателя или художника, — но простого смертного. И мне всегда было стыдно, что я обладаю Даром, а он — нет.

— У каждого человека есть свой Дар, — ответила Дейрдра. — Нужно только его обнаружить. Как это случилось со мной.

Она права, подумал я. Простые смертные со своим особым Даром, как, например, Данте, Моцарт, Дали, Лобачевский, Эйнштейн, Шекспир — все они тоже бессмертны. Бессмертны не только своими творениями; они жили, живут и будут жить во множестве миров, и каждое из их проявлений — личность неповторимая и уникальная, дающая миру что-то свое, особенное. Помню, когда-то я всерьез увлекся музыкой, даже собрал два десятка разных версий Пятой симфонии Бетховена и как-то прослушал подряд, одна за другой, записи всех вариантов allegro con brio. Это произвело на меня незабываемое впечатление…

— Между прочим, — отозвался Морган, и я вынужден был вернуться из мира воспоминаний к суровой действительности. — К вопросу о времени. Так уж ли много его нужно? Колин всего за полгода стал очень крутым и могучим.

— Колин адепт Источника, — ответил я. — А Источник, в отличие от Формирующих, дает не только могущество, но и знания. Он сам нянька, наставник и учитель; для посвящения и дальнейшего прохождения Круга Адептов на все более высоких уровнях не требуется ничья посторонняя помощь. К тому же в Безвременье времени навалом, так что…

— Вот именно, — перебил меня Морган. — Выходит, при желании ты в один миг можешь сколотить это самое ядро будущего Дома. Просто привести верных тебе людей к Источнику — и все, ядро готово. Как тебе моя идея?

Я хмуро посмотрел на него.

— Тебе ответить?

Морган покачал головой.

— Уже не надо. Можешь считать это не очень удачной шуткой. — Вдруг глаза его сверкнули. — Однако!

— Что еще? — спросил я. — Очередная идея?

— Да. И на этот раз, думаю, неплохая. Помнишь, ты говорил, объясняя поведение Колина, что он, видимо, побывал в мире, где время течет очень быстро — этак год за один день?

— Да, — ответил я, понимая, к чему клонит Морган, но не спешил огорчать его. — Такие миры существуют.

— И в них можно жить?

— Можно.

— Тогда вообще нет проблем, — торжествующе объявил Морган. — Набери сотню верных людей (свою скромную кандидатуру я предлагаю в числе прочих), переправь нас туда и вместе с братом и сестрами примись за наше обучение. А через десять дней мы вернемся — грозной командой опытных причащенных.

— Нет, — сказала Дейрдра. — Не выйдет.

Морган озадаченно уставился на нее.

— Почему вы так считаете, миледи?

— Это не я так считаю, а Кевин, — ответила она. — Как только вы заговорили об этом, он в качестве разминки мысленно дал мне знать, чтобы я не радовалась вместе с вами. Мол, из вашей затеи ничего не получится.

Морган перевел свой взгляд на меня.

— Почему же?

— Из-за разницы в течении времени, — пояснил я. — Из-за той самой разницы, на которую ты возлагал такие большие надежды. Хотя время относительно, все же существует некий эталон — Основной Поток. Находясь в русле Основного Потока или вблизи него, Формирующие стабильны и легко поддаются укрощению, а обряд Причастия при его строгом соблюдении относительно безопасен. Но уже в мирах, где время течет быстрее в пять раз, Причастие чревато непредсказуемыми последствиями, а за пределами кратности 16 оно теоретически невозможно. Формирующие ведут себя там, как… — я улыбнулся, — как гремучие змеи, и нужно иметь сноровку, чтобы справиться с ними. Обычно лишь через год после прохождения Причастия человек может контролировать Формирующие при кратности времен 10, и лишь через пять лет причащенный (и то не каждый) будет в состоянии работать с Формирующими в мире, где год проходит за одни сутки Основного Потока. Вот так-то, дружище. Время не одурачишь.

Морган скривился и фыркнул.

— А ты говорил, что время — пустяки.

— Для Властелинов — да. Но ты пока что не Властелин.

— Так что же мы будем делать? — спросил он.

— Я уже предложил два выхода из сложившейся ситуации. Выбирайте.

— Оба твои плана плохи. Первый не устраивает меня, второй леди Дейрдру.

— Да, — твердо сказала Дейрдра. — По мне, так пусть Дома Экватора заберут к себе наших Одаренных. — А та горстка, что останется с нами сотня, две, — может быть, нам удастся и так образовать Дом.

Я отрицательно покачал головой.

— Это будет не Дом, а лишь его фундамент, который постепенно размоют дожди времени.

— Почему?

— Наше маленькое сообщество выродится в последующих поколениях. В плане наследственности Одаренные гораздо слабее простых смертных; это к вопросу о плате за могущество. Даже тысячи Одаренных, пожалуй, будет мало для того, чтобы наш Дом рос и развивался.

— А что если лет через десять, — предложила Дейрдра, — призвать наших соотечественников вернуться на родину?

— Да, — поддержал ее Морган. — Ведь это выход.

Я с сомнением хмыкнул.

— Столкнувшись с великолепием тех Домов, куда я их отправлю, они вряд ли захотят возвращаться. Ну, возможно, процентов пять изъявят такое желание — но это по самым оптимистическим оценкам, основанным на опыте предыдущих разграблений. А с пятью процентами Дом не построишь.

— Ты не учел еще Одаренных из Старого Света, — заметил Морган. — А ведь там есть довольно большие общины, особенно на Британских островах, в Галлии и Скандинавии. Рано или поздно до них дойдет весть, что ты владеешь секретом бессмертия, и они начнут прибывать к нам. Они, конечно, чужаки, но одной с нами расы, и мы примем их.

— Их я также учел, — ответил я. — Говоря о наших Одаренных, я имел в виду Одаренных из всего этого мира. Скоро они все соберутся в Лайонессе, чтобы стать в очередь за бессмертием. Слава богу, хоть конфликтов на расовой почве не предвидится.

Морган был искренне изумлен.

— Ты хочешь сказать, что среди Властелинов есть не только белые?

Меня от души позабавила его удивленная физиономия.

— Разумеется! Среди Властелинов есть представители всех рас.

Морган внимательно всмотрелся в мое лицо, словно выискивая негроидные и монголоидные черты.

— Только не говори, что кое-кто из вас берет себе в жены черных красоток.

Я не смог сдержать улыбки.

— Все Дома, кроме Дома Израилева, давно отказались от экзогамии, однако межрасовые браки встречаются крайне редко. Хотя, замечу, никто их не запрещает и не осуждает — просто такова традиция, вернее, привычка. Большинство Домов возникло на моноэтнической основе, потому как Дар появляется единично, и в тех невероятных случаях, когда он не исчезает, а порождает цивилизацию Одаренных, его носителями являются представители одной нации или нескольких родственных. Так, в этом мире первый обладатель Дара, скорее всего, был жителем древней Британии, и если бы наши Одаренные знали всю свою родословную вплоть до первобытных времен, они бы отыскали общего предка.

— Стало быть, все мы родственники?

— Ага; этак в тысячном колене. И посему наш Дом будет преимущественно кельтским с незначительной примесью германской и иных кровей.

— Значит, — произнесла Дейрдра, — ты все-таки решил осуществить свой второй план?

— Не совсем. Я решил основать Дом у Источника, но никуда уходить мы не станем. Я приму корону и сяду на трон.

— А как же наше обещание могущества и бессмертия?

— У меня появилась одна идея, — ответил я. (Действительно, ларчик открывался просто, и ключом к нему стало слово «чужаки», которое произнес Морган, подразумевая Одаренных из Европы. Но я был уверен, что мой план не понравится ни Дейрдре, ни Моргану, ни, тем более, всем остальным). — Очень смутная идея, и мне нужно хорошенько обдумать ее. А пока мы должны выгадать время.

— Сколько?

— Примерно год. Пускай люди привыкнут, что я их король, а потом видно будет. Уйти мы сможем в любой момент; за этим дело не станет.

— То есть, — сказал Морган. — Ты намерен объявить, что раздавать Причастие начнешь лишь через год?

Я усмехнулся.

— Ну, не так категорически. Помягче. Я скажу, что для овладения Формирующими необходима тщательная подготовка, и раздам всем желающим книги, которые они должны изучить. Наши чародеи — народ образованный, знания ценят превыше всего и, без сомнения, поймаются на эту уловку. Никакой очереди не будет, вместо нее — строгий конкурсный отбор; таким образом мы сможем выгадать даже не год, а несколько лет.

Дейрдра с облегчением вздохнула.

— Я знала, Артур, что ты найдешь выход.

Я повернулся к ней.

— Ты назвала меня Артуром? Так кто же я на самом деле?

— Трудный вопрос, — сказала она. — Я путаюсь с тех самых пор, как узнала, кто ты в действительности. В мыслях я давно называю тебя Артуром.

— Тем не менее сила привычки велика, — заметил Морган. — Пройдет много времени, прежде чем для людей, знавших тебя раньше, ты перестанешь быть Кевином Мак Шоном.

— А я не уверен, что этого хочу. Пусть Кевин останется моим вторым именем, чтобы не путать меня с моим великим предком. Артур Второй или Артур Кевин Пендрагон — каково?

— Да будет так! — торжественно провозгласил Морган. — Да, кстати, что конкретно ты заставишь изучать наших колдунов?

— Об этом еще нужно подумать. По правде говоря, все наши Одаренные старше пятнадцати лет готовы овладеть Формирующими; здесь не так важны знания, как соответствующее мировосприятие. А вы все-таки чародеи, хоть и не больно могучие. В Домах Экватора дети проходят обряд Причастия в возрасте пяти-шести лет, и лишь потом получают образование; но мы поступим иначе. Я составлю программу обучения, раздобуду необходимые учебники…

— Где?

— Где-нибудь да раздобуду. В крайнем случае напишу их сам или с братом и сестрами. Мы на несколько дней уйдем в мир с быстрым течением времени, а вернемся уже с готовыми книгами, причем отпечатанными отнюдь не на местной примитивной полиграфической базе. Это произведет на наших чародеев должное впечатление, и они примутся штудировать их с большим энтузиазмом.

— Уж точно, — согласился Морган. — Когда Колин подарил мне книги из другого мира, я просто обалдел. Правда, язык там какой-то странный, и местами я не понимаю, о чем идет речь.

— Мои книги будут удобочитаемы, — заверил его я. — Итак, одну проблему мы решили. Далее, как и когда мне предстать перед моими подданными?

— Мы над этим уже думали, — ответила Дейрдра. — Нашей знати известно, что расстояние для тебя не помеха, но что касается простого народа, то лучше не ошарашивать его твоим внезапным появлением. Я считаю, что ты должен прибыть в Авалон как обыкновенный человек.

— Леди Дейрдра права, — сказал Морган. — Давай представим все так, будто ты возвращаешься из далекого Царства Света; заодно и совершишь поездку по своей стране. Начнешь с какой-нибудь окраины, где еще не знают, что ты король…

— Например, из Лохланна, — предложил я. — В Каэр-Сейлгене никто не называет меня «ваше величество». Тамошним жителям я сказал, что возвращаюсь из дальних краев. Они, конечно, удивились, но поверили мне.

— Что ж, решено, — подвел итог Морган. — Ты поплывешь вниз по реке из Лохланна в Авалон. Это великолепная идея.

Я взглянул на Дейрдру и увидел на ее лице мечтательную улыбку.

— Кевин, — проговорила она. — Ты помнишь…

— Да, милая, — сказал я. — Отлично помню. Это было незабываемое путешествие. — И уже мысленно добавил: — Наш медовый месяц.

Дейрдра услышала меня.

 

5

— Это до боли напоминает мне верховья Миссисипи, — задумчиво произнес Брендон, сидевший рядом со мной на скамье у борта корабля; взгляд его был устремлен на проплывавший мимо берег. — Штат Миннесота, Земля Хиросимы.

Шел третий день нашего путешествия вниз по реке Боанн к далекому Авалону. Погода была мерзкая, небо заволокло тучами, дул холодный ветер с севера, но дождя, к счастью, не предвиделось.

Я отвлек свое внимание от листка блокнота, куда записывал одни имена, а другие вычеркивал, и посмотрел на брата.

— Так это и есть аналог Миссисипи, — несколько удивленно ответил я. Только в этом мире такого слова никто не слышал, потому что здесь никогда не было индейцев.

— Правда? — вяло сказал Брендон. — А я и не знал.

— Дело в том, — принялся объяснять я, — что здесь аналог Берингова пролива очень широк, и азиатские племена не смогли преодолеть его. Так что Лайонесс до прихода европейцев оставался незаселенным.

Брендон хмыкнул.

— Ты не понял меня, Артур. Видишь ли, я с самого начала вбил себе в голову, что Лайонесс — это Британия, а Лохланн находится где-то в Шотландии. — Он снял со своей головы клетчатый берет с помпоном, скептически посмотрел на него, затем снова надел. — Сработал старый стереотип: Артур, король бриттов.

— А где твои уши были… — начал я, но потом сообразил, что когда я рассказывал Бренде и Пенелопе о географии Земли Артура, уши Брендона были на Земле Хиросимы, где он обзванивал знакомых психоаналитиков, перепоручая их заботам своих пациентов. — Но как же так? Разве тебе не известно, что большинство исследователей легенд раннего артуровского цикла давно пришли к выводу, что Лайонесс не что иное, как аналог североамериканского континента?

— Я никогда не интересовался этим вопросом, — ответил брат. — Может быть, потому что в свое время Бренда была помешана на преданиях о нашем прадеде. Мы с ней стараемся быть разными. — Он сделал паузу и с горечью добавил: — Хотя ни черта у нас не получается.

За сравнительно короткое время, прошедшее с момента нашей встречи, я уже успел убедиться, что тесная эмоциональная связь между Брендоном и Брендой тяготит их обоих, но вместе с тем они были бы глубоко несчастны, если бы эти узы, соединявшие их с момента рождения, внезапно разорвались. Боюсь, что в таком случае они просто сошли бы с ума от внутреннего одиночества — того самого одиночества, которое является нормальным состоянием для всех людей, кроме таких уникумов, как мои близняшки. Я одновременно жалел их и завидовал им.

— Стало быть, — после недолгого молчания отозвался Брендон. Лайонесс, это аналог Америки?

— Северной, — уточнил я. — А здешний аналог Южной Америки называется Атлантидой и заселен преимущественно выходцами из Греции и Италии, которые считают себя единым народом — атлантами, хотя говорят на двух языках латинском и греческом.

— Так значит, они наши соплеменники по материнской линии?

— Вроде того.

— Лайонесс дружит с ними или воюет?

— И то, и другое. Лайонесс и Атлантида перманентно находятся в состоянии вооруженного перемирия. Полномасштабной войне чувствительно мешает отсутствие Панамского перешейка, так что оба континента разделены тысячей миль морского пространства. Другое дело, наши северные соседи Готланд и Галлис…

— Вот-вот, — сказал Брендон. — Тут я снова попался. Я полагал, что Галлис и Готланд аналоги Франции и Скандинавии.

От неожиданности я закашлялся. Это уже было слишком.

— И тебя нисколько не удивило, что на севере Шотландия граничит со Скандинавией, а к востоку от Скандинавии находится Франция? Что с тобой, Брендон? Мы уже неделю как живем здесь, а ты еще не сообразил, что в твоем представлении об этом мире что-то не так.

Брат вздохнул.

— Мне было не до того, Артур.

— Да ну! — язвительно произнес я. — Чем же ты так занят? Спишь по двенадцать часов в сутки, а все остальное время бездельничаешь…

— Как раз этим я и занят, — невозмутимо ответил Брендон. — Я полностью поглощен бездельем; если угодно, можешь назвать это отдыхом. Очень интенсивным отдыхом.

— Вернее, очень своеобразным.

Брендон безразлично пожал плечами.

— Как хочешь, так и называй. Ты старше меня, Артур, но ты не представляешь, каково это — прожить десять лет в постоянном напряжении. Наша мама… Нет-нет, я ее очень люблю; но по-моему она слишком заботлива, чересчур заботлива. Она так заботилась о моем благе, что не давала мне ни минуты покоя. А мое благо она трактовала однозначно — ты понимаешь как. Теперь же я позволил себе расслабиться. Я ничего не делаю, ни о чем не думаю… — Он умолк.

— Наверное, это трудно, — сказал я, — целыми днями ни о чем не думать.

Щеки Брендона слегка порозовели.

— Ну, в общем-то я думаю, — немного смущенно произнес он. — Но о вещах приятных и отвлеченных.

На этом наш разговор увял. Брат вновь принялся созерцать проплывающий мимо берег, а я вернулся к составлению списка, окончательный вариант которого должен был содержать как минимум сотню имен. Пока что их было чуть больше дюжины, да и то относительно некоторых у меня имелись сомнения.

— Значит, — спустя несколько минут отозвался Брендон. — Галлис и Готланд не Франция и Скандинавия.

Я закрыл блокнот — все равно никакие умные мысли мне сейчас в голову не приходили — и сунул его в карман.

— Конечно, нет. Ведь это Западное полушарие. Лайонесс был открыт валлийцами незадолго до Рождества Христова, затем начал активно колонизироваться. Позже в этот процесс вовлеклись другие британские племена, а также кельты из Галлии, скандинавы и германцы всех мастей. Во времена короля Артура в Лайонессе насчитывалось свыше десятка государств, а два самых крупных из них — Готланд и собственно Лайонесс — вели непримиримую борьбу за сферы влияния. Враждовали между собой и сами кельты. Заслуга нашего прадеда состоит в том, что он объединил всех выходцев из Британии в единое государство, и это позволило Лайонессу сдержать экспансию германцев и норманнов на юг.

— А потом свои же кельты свергли его с престола, — меланхолично заметил Брендон. — И чуть не прикончили.

— Ну и слава богу, — сказал я. — И за то, что свергли, и за то, что не прикончили. Благодаря этому он попал в Экватор и основал Дом Света. В конце концов только из-за коварства Гилломана Лейнстера мы с тобой появились на свет. А что до Лайонесса, то он остался могущественным государством, разве что верховную власть в нем захватили скотты.

Брендон опять снял свой берет и посмотрел на него.

— Хорошо хоть, что юбки вышли из моды, — глубокомысленно изрек он.

— В Лохланне и в соседних графствах кое-кто еще носит их.

— Здесь говорят на гэльском языке, и это выглядит естественно. В Авалоне же, насколько я понимаю, вся знать говорит по-валлийски, а щеголяет в шотландских нарядах. Забавно.

— Это не более забавно, чем шотландцы, говорящие по-английски, возразил я. — Куда больше меня забавляет одержимость нашего прадеда, который навязал Царству Света свой родной язык. Знаешь, раньше мне это казалось само собой разумеющимся, но теперь мое второе «я» по имени Кевин Мак Шон поражается этому. Ведь скотты тоже хотели заставить весь Лайонесс говорить по-гэльски, но их было слишком мало, и в конечном итоге они сами перешли на валлийский. А тут один человек, пусть и невероятно могучий, едва взойдя на престол, заявляет своим новым подданным: «А теперь извольте разговаривать так, как я.» Дед Янус считает, что это было чистым ребячеством со стороны нашего прадеда.

— И тем не менее ему это удалось, — заметил Брендон. — К превеликому нашему счастью — ибо в противном случае нам пришлось бы разговаривать на том варварском языке и писать вместо нормальных букв какие-то закорючки.

Я рассмеялся.

— Однако ты сноб, братец!

Он натянуто улыбнулся мне в ответ.

— Вовсе нет. Просто сейчас у меня плохое настроение.

— Отчего?

— От скуки.

— А почему ты скучаешь?

— Потому что бездельничаю.

— Так займись чем-нибудь.

Брендон вздохнул.

— Мне ничем не хочется заниматься, Артур.

— Даже делами сердечными? — лукаво спросил я.

Следующие несколько секунд я с поистине садистским удовольствием наблюдал, как мой солидный и респектабельный братец приходит в страшное смущение, его щеки сначала розовеют, затем становятся пунцовыми.

— О чем ты говоришь?

— Вернее, о ком, — поправил его я.

Еще несколько секунд Брендон потратил на то, чтобы изобразить на своем лице искреннее недоумение. Тщетно.

Наконец он потупил глаза и спросил:

— Как ты догадался?

— По поведению Бренды. Последнее время она кстати и некстати расспрашивала меня о Дане. Естественно, по твоей просьбе.

— А вот и нет. Об этом я ее не просил. Просто она почувствовала… мой интерес и самостоятельно проявила инициативу. Это все наша связь, будь она проклята.

— Ясненько, — сказал я. — И как же тебя угораздило?

— Сам не понимаю, — угрюмо ответил Брендон. — Это, что называется, с первого взгляда. В тот день, после сумеречной грозы… Нет, Артур, вряд ли я сумею объяснить тебе.

— А ты все-таки попробуй.

Брендон немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Когда она только вызвала тебя, я на мгновение ощутил прикосновение ее мыслей. Не знаю, как это случилось — то ли ты что-то напутал, настраивая зеркало, то ли она неумело с ним обращалась, а может, из-за того, что у нас с тобой схожие ментальные характеристики, — но так или иначе я почувствовал ее присутствие. Обычно в таких случаях испытываешь неловкость и даже отвращение; я же напротив, был в восторге… Нет, не то слово. Тогда у меня было состояние близкое к наркотическому трансу. Говоря на жаргоне наркоманов, я проторчал. В самом деле, Артур! Потом я увидел ее, услышал ее голос, а позже, после нашей вечеринки… Дело в том, что большая доза алкоголя вызывает у меня парадоксальную реакцию. Сначала я веду себя как нормальный пьяный человек, а затем в одночасье трезвею — но как-то странно трезвею, становлюсь излишне сентиментальным и мнительным. Когда вы отправились спать, я вышел из дома и целый час простоял возле той лужи, а в голову мне лезли разные мысли… всякие мысли.

— Например?

— Например, я думал о том, что ей будет к лицу алая туника и золотой венец королевы Света.

— Ого! — сказал я. — Это уже серьезно!

— Еще как серьезно, — подтвердил Брендон. — Уж если мне суждено сидеть на троне отца, то я хочу, чтобы рядом со мной была она.

— Но ведь ты совсем не знаешь Дану.

Брендон покачал головой.

— Это не так, Артур. Я знаю ее; вернее, знаю, какая она. Может быть, я не совсем точно выразился, когда сказал, что ощутил прикосновение ее мыслей. На самом деле я не слышал, о чем она думала; это был контакт иного рода, более глубокий. Я на мгновение прикоснулся к самому ее существу. Чувствуешь разницу?

— Теперь чувствую, — ошеломленно пробормотал я, поняв наконец, что имеет в виду мой брат.

— Подобное случалось со мной несколько раз, — продолжал Брендон. — По неосторожности, во время гипнотических сеансов с пациентами. И всякий раз мне становилось противно, а однажды меня чуть не стошнило; но в том случае все было иначе. Я… Впрочем, я уже говорил, что я тогда испытал.

— М-да, — только и сказал я. На память мне пришло одно пренеприятнейшее происшествие времен моей юности. Я стараюсь как можно реже вспоминать об этом, ибо воспоминания мои горьки, их горечь густо замешана на отвращении, которое я чувствую до сих пор, спустя много-много лет, а над всем этим довлеет чувство вины и глубокое раскаяние…

Ее звали Ребекка или просто Бекки. Она была неодаренной и мало того еврейкой, однако я любил ее, по крайней мере, был искренне убежден, что люблю ее. Я страстно желал, чтобы она подарила мне сына или дочь — тогда я мог бы привести ее в Солнечный Град и назвать своей женой. Бекки, глупышка, употребляла контрацептивные препараты, она считала, что еще слишком молода для материнства, но на сей счет у меня имелись другие соображения, поэтому я загодя превращал ее противозачаточные таблетки в стимулирующие витамины… Впрочем, все мои старания ни к чему не привели, и я говорю об этом лишь затем, чтобы вы поняли всю серьезность моих намерений.

А потом произошла катастрофа. Как-то я проснулся среди ночи и долго смотрел на мою любимую, которая безмятежно улыбалась во сне; смотрел нежно и ласково, забыв обо всем, в том числе и об элементарной осторожности. Среди Властелинов выражение «залезть в душу» употребляется не в переносном, а в самом прямом смысле; сделать это сознательно — все равно что совершить преступление, и прежде всего — против себя. Это гнусный акт насилия над собственной сущностью; залезть кому-нибудь в душу, значит плюнуть в свою. И я наплевал себе в душу, когда нечаянно увидел, что творится в душе Ребекки.

Моя нежность мгновенно сменилась брезгливостью, а к горлу подступила тошнота. Огонь любви, спокойно горевший в моем сердце, внезапно вспыхнул всепоглощающим пламенем жгучей ненависти. Объятый ужасом, преисполненный отвращения, весь в панике, я нырнул в Тоннель и в чем мать родила с головокружительной скоростью помчался сквозь миры.

Это путешествие я помню очень смутно. Вряд ли тогда я управлял своими перемещениями сознательно; скорее, сработал приказ, внушенный мне в детстве: «Если ты смертельно ранен, если ты беспомощен, ищи приют в стенах родного Дома». Приказ сработал, командование взяло на себя подсознание, и очевидно, именно оно привело меня в Сумерки, которые я называл своей второй родиной, но на самом деле любил их больше, чем Царство Света.

Я вышел… нет — вывалился из Тоннеля под Аркой в Зале Перехода Замка-на-Закате. Меня знобило, я обливался холодным потом, я был совершенно голый и еле держался на ногах. Словно в тумане я увидел глазеющих на меня стражников и открыл было рот, чтобы позвать их, как вдруг желудок мой скрутило от нового приступа тошноты; я согнулся пополам, меня вырвало, после чего я рухнул на пол и потерял сознание.

Очнулся я лишь через десять часов, разбитый и опустошенный, однако кризис уже миновал. С физическими и психическими последствиями пережитого мною нравственного шока мне помогла справиться моя маленькая тетушка Диана — тогда еще не моя любимая, а просто моя лучшая подруга, моя младшая сестричка. Ей и только ей я рассказал о том, что случилось; у нее я нашел поддержку, сочувствие и понимание.

С тех пор я не виделся с Бекки и старался не думать о ней, но полностью забыть ее я не смог. То, что я совершил, пусть и невольно, было самым гадким поступком всей моей жизни, и любое напоминание о нем вызывало у меня стыд. Дети Света, мягко говоря, не питали теплых чувств к детям Израиля, поскольку последние в период становления нашего Дома чуть не сокрушили все планы моего прадеда, короля Артура. И хотя официально антисемитизм у нас не поощрялся, он все-таки присутствовал и присутствовал ощутимо. Однако после случая с Бекки я стал одним из тех немногих Светозарных, кто относился к Израильтянам без тени враждебности; а яростные борцы с мировым сионизмом, невзирая даже на то, что я был принцем, сыном короля, занесли меня в свои черные списки. И никто, кроме Дианы, понятия не имел, что моя расовая терпимость — дитя любви, закончившейся ненавистью, и рождена она в тяжких муках раскаяния…

Я тряхнул головой, прогоняя прочь воспоминания. Брендон, все это время смотревший на меня, истолковал мое поведение по-своему.

— Я понимаю, Артур, тебе трудно в это поверить. Внутри каждого человека столько грязи, что лишь он сам может терпеть ее, да и то не всегда. А для постороннего увидеть ее, прикоснуться, попробовать — в лучшем случае противно. Все это так; но ведь должны же быть исключения. Те самые исключения, которые подтверждают общее правило, исключения, без которых это самое правило становится бессмысленным. В случае с Даной как раз имело место такое исключение, и вместо всего наихудшего, что в ней есть, что есть в каждом человеке, я увидел самое прекрасное. Может быть, мне помог опыт общения с Брендой. Мы научились терпеть грязь друг друга, как свою собственную; в некотором смысле она у нас общая. И отношения между нами сродни отношению других людей к самим себе: толика презрения, изрядная доля скепсиса и безграничная самовлюбленность.

— Похоже, вы не мыслите себя друг без друга, — сказал я.

— Еще бы, — кивнул Брендон. Затем он подозрительно покосился на меня и добавил: — Но если ты намекаешь…

— Ни на что я не намекаю, — поморщившись, произнес я. — И знаешь, брат, мне кажется, что вы с Брендой отчасти сами виноваты в том, что вас подозревают в кровосмешении. Ваши настойчивые утверждения, что между вами ничего нет, не было и быть не может, производят обратный эффект. Я-то, положим, верю вам, потому что хочу верить, однако вынужден признать, что ваш излишний пыл настораживает. Будь я объективен по отношению к вам, я бы, пожалуй, припомнил пословицу, которая гласит, что дыма без огня не бывает. Или другую, еще более меткую — на воре шапка горит.

Брендон был явно обескуражен моим ответом. Несколько секунд он в недоумении смотрел на меня, потом смущенно отвел взгляд, достал из кармана сигарету и закурил. Сделав глубокую затяжку и выдохнув дым, он сказал:

— Хорошо, Артур, мы с Брендой учтем твое замечание. И кстати, о горящих шапках. Всякий раз, когда речь заходит о Дане, у тебя слегка дрожит голос, а порой краснеют щеки. С чего бы это?

Сначала я почувствовал легкое раздражение и хотел было посоветовать Брендону не совать свой нос в чужие дела. Но потом я сообразил, что он вовсе не поддевает меня, и его вопрос продиктован не праздным любопытством. Мое раздражение мигом улетучилось.

— Да никак ты ревнуешь, братец! — сказал я.

— Ревную, — честно признался Брендон. — Я же говорил, что у меня серьезные намерения. Поэтому мне небезразлично все, что между вами происходит. А между вами что-то нечисто — это и ослу понятно. Вы любовники?

Я вздохнул, забрал у Брендона сигарету, в три затяжки докурил ее и выбросил окурок за борт.

— Нет, — ответил я. — Мы не любовники и никогда не станем любовниками. — Боясь, что мои слова прозвучали не слишком убедительно, я поспешил добавить: — Ты ошибаешься, считая меня своим соперником, Брендон. Не я твой соперник.

— А кто же?

— Морган Фергюсон. Относительно Даны у него тоже серьезные намерения. Он собирается развестись с женой, чтобы жениться на ней.

— Ага, — сказал Брендон, нахмурившись.

— Вот то-то же. И я считаю своим долгом предупредить вас обоих — во избежание возможных недоразумений.

Пока мой брат переваривал полученную информацию, я сунул руку за отворот камзола и извлек оттуда небольшое круглое зеркальце. Брендон собирался встать и отойти в сторону, но я жестом велел ему оставаться на месте.

Рябь… Туман… Контакт.

Я увидел лицо Даны в обрамлении золотисто-рыжих волос, которые беспорядочно разметались по подушке. Она смотрела на меня, сонно улыбаясь, и часто моргала своими большими зелеными глазами. Лично для меня нет зрелища прекраснее, чем вид нежащейся в постели девушки, и мне стоило больших усилий не залюбоваться ею в присутствии Брендона.

— Доброе утро, Дана, — сказал я. — Извини, если разбудил тебя.

— Привет, Артур, — ответила она. — Не беспокойся, я уже давно проснулась. Вот только никак не могу заставить себя встать.

— Почему? Ты заболела?

— Слава богу, нет. Просто мне скучно. После твоего возвращения мы с Дейрдрой ни разу не ссорились по-настоящему.

— Так это же великолепно!

Дана вздохнула.

— Может быть. Но, признаться, я так привыкла к нашим утренним ссорам, что теперь скучаю без них.

(Каково, а?! Нет, женщины — это что-то с чем-то!)

— Между прочим, — сказал я. — Ты помнишь моего брата Брендона?

— Такой невысокий, очень симпатичный, с голубыми глазами и светлыми волосами?

— Он самый.

— Дейрдра сказала, что он прибыл вместе с тобой.

— Да. И сейчас он тоже скучает. Ты не хочешь поскучать вместе с ним?

Дана удивленно подняла брови.

— Как это?

— Очень просто, — ответил я и сунул в руки растерянному Брендону зеркальце. — Думаю, нет нужды представлять вас друг другу?

Не давая им времени опомниться, я встал со скамьи и быстрым шагом направился к кормовой части корабля, где находились наши каюты. На полпути до меня донесся сбивчивый голос Брендона:

— Здравствуйте, Дана… Вы не против, если я буду называть вас просто по имени?

Что ответила Дана, я уже не расслышал; но вряд ли она стала возражать.

В просторной каюте, которую занимали наши девочки, я застал только Бренду. Одетая в розовую пижаму, сестра сидела на широкой койке, поджав под себя ноги, и возилась со своим миниатюрным компьютером.

— Привет, Артур, — сказала она, не переставая нажимать на клавиши. Как спалось?

— Спасибо, хорошо, — ответил я. — Только немного озяб ночью… — Тут я растерянно умолк, обнаружив, что в каюте жарко, как в печке. Источником тепла был невесть откуда взявшийся электрический камин, подключенный к небольшому генератору, который черпал энергию из Формирующих. — Черт побери! Как это мы с Брендоном не додумались?..

Бренда отложила в сторону компьютер, вытянула ноги и рассмеялась.

— Мужчины! При всей вашей изобретательности, вы ужасно непрактичный народ. И ленивый к тому же. Чего вам стоило раздобыть нагреватель и детали для генератора? Мы с Пенни провернули это за полчаса; а вы из-за своей лени мерзли всю ночь. Поделом вам.

Почувствовав, что начинаю потеть под ворохом теплой одежды, я снял с себя плащ, камзол, берет с помпоном и расстегнул две верхние пуговицы рубашки.

— Это моя вина. Брендон слишком поглощен мыслями о Дане, чтобы обращать внимание на такие пустяки, как холод.

— Вот как, — сказала Бренда. — Ты уже раскусил его?

— Давно.

— И небось, находишь это забавным?

— Вовсе нет. Дана замечательная девушка и достойна любви Брендона. Я подошел к рабочему столу Пенелопы и просмотрел сделанные ею эскизы герба нашего будущего Дома. В основном это были дракончики в разнообразных позах, но среди них я узрел кое-что новенькое. — Ага! Неплохая задумка. Красный дракон с белым единорогом; по-моему, то, что нам нужно.

— Это моя идея, — сообщила Бренда. — Мне пришло в голову, что раз ты женишься на Дейрдре, то было бы логично объединить ваши фамильные гербы в один. Таким образом и драконы будут сыты, и единороги целы.

— Не думаю, что твоя идея понравилась Пенни, — заметил я.

Бренда утвердительно кивнула.

— Сначала она была возмущена, но затем все-таки признала разумность моих доводов. Хотя энтузиазмом не воспылала. Бедняжка никак не может смириться с тем, что у тебя будет жена.

Я вздохнул, сел на мягкий стул и принялся рассматривать эскиз. Поле герба было разделено надвое двойной косой чертой; в левой верхней части был изображен вставший на дыбы дракон, а в правой нижней — изящный, с длинной гривой единорог, гордо вскинувший голову и бьющий копытом о землю. Оба мифологических животных выглядели как живые; дракон излучал силу и мужественность, единорог был само воплощение грации и женственности. То, что Бренда воспринимала как механическое совмещение двух картинок, для Пенелопы было наполнено сексуальной символикой. Неудивительно, что идея Бренды вызвала у нее протест — ведь она сразу увидела в образе дракона и единорога меня и Дейрдру…

— Да, кстати, — сказал я. — Где Пенни?

— На камбузе, — ответила сестра. — За завтраком она заявила, что корабельный кок скверно готовит, и решил сегодня побаловать нас роскошным обедом.

Я усмехнулся.

— То-то я и гляжу, что на палубе непривычно пусто. Наверное, весь экипаж сейчас наблюдает за тем, как принцесса из рода Пендрагонов занимается стряпней.

— Да уж, точно, — согласилась Бренда. — Для них это будет незабываемое зрелище. — Она встала с койки, вступила босыми ногами в тапочки, накинула поверх пижамы кружевной халат и подошла ко мне. — Артур, ты не подумай, что я навязываюсь, но мне хотелось бы знать, когда ты собираешься представить нас Источнику.

— В любое удобное для вас время, — ответил я. — Теперь слово за вами, и я жду, когда вы сами проявите инициативу. Но похоже, что не все из вас готовы к этому.

— Твоя правда, — кивнула сестра. — Брендон сейчас явно не в форме. Он как раз переживает ту стадию влюбленности, когда человеку безразлично все на свете, кроме объекта его нежной страсти.

— А Пенелопа?

Бренда немного помедлила с ответом.

— Надеюсь, ты меня правильно поймешь, Артур. Твоя дочь хорошая девочка, умная, проницательная, отзывчивая и так далее, но она еще молоденькая, почти что ребенок. Пенни привыкла к спокойной размеренной жизни, она создала свой уютный мирок, где нет места проблемам вселенского масштаба и глобальным потрясениям. Ей чужды властные амбиции, ее честолюбие вполне довольствуется рамками изобразительного искусства, и она не уверена, нужно ли ей вообще такое огромное могущество, которое предлагаешь ей ты. Ее пугает перспектива взвалить на себя ответственность за судьбы мира.

— Пенни мне ничего не говорила о своих сомнениях, — заметил я.

— И не скажет. Ты ее отец, она любит тебя и из любви к тебе готова разделить с тобой это тяжкое бремя. Но я очень боюсь, что такая ноша окажется ей не по плечу.

— Так что же ты предлагаешь?

— Дай ей время, пусть подрастет немного. По части раннего взросления Пенни не пошла в тебя или Диану; тут она больше похожа на свою бабушку-тетю. — Бренда улыбнулась. — Говорят, наша мама до двадцати четырех лет ни днем, ни ночью не расставалась со своей любимой куклой.

Я тоже улыбнулся. Эта история была мне хорошо известна. Знаменитая кукла покинула мамину постель только после того, как родилась моя старшая сестра Эрика. С тех пор эта кукла стала вроде нашего семейного талисмана, и сейчас с ней играет самая младшая из моих племянниц, пятилетняя малышка Юнона-Анжела.

— Ну а ты, сестричка? — спросил я. — Чувствуешь ли ты себя достаточно взрослой?

— Со мной нет проблем. Я готова взять на себя часть твоих забот.

— Когда?

— Когда угодно. Хоть сейчас.

— Значит, после обеда?

Бренда мотнула головой.

— Лучше прямо сейчас. Когда я поем, меня клонит ко сну, а сейчас я свежая и бодрая. Это самый подходящий момент.

— Что ж, воля твоя, — сказал я, поднимаясь со стула. — Сейчас так сейчас.

— Что мне делать? — спросила сестра.

— Ничего особенного, — ответил я, подступил к ней вплотную, обнял ее за плечи и призвал Образ Источника. — Просто расслабься и постарайся выбросить все мысли из головы.

Бренда крепко прижалась ко мне и прошептала:

— Не могу…

— Что ты не можешь?

— Выбросить из головы. Одна мысль не дает мне покоя.

— Какая же?

— Мне очень жаль, что ты мой родной брат.

«Этого еще не хватало!» — удрученно подумал я и дал команду Образу перенести нас в Безвременье.

 

6

В отличие от перемещений в пространстве и между мирами, путешествие в Безвременье не сопровождается потерей тяжести и фиолетовой мглой, окутывающей при входе в Тоннель; это явление иного порядка. Мы ощутили мимолетное головокружение и тотчас очутились в другом месте, у подножия знакомого мне холма, покрытого буйной растительностью.

Бренда отстранилась от меня и с интересом огляделась вокруг.

— Так это и есть центр вселенной? — спросила она.

— В некотором роде, — ответил я. — А что ты видишь?

— Лиловую траву, зеленое небо, холм, цветы… Но почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, что все это иллюзия.

Бренда хмыкнула, наклонилась к земле, потрогала траву, ткнула пальцем в мягкую почву, затем сорвала ближайший серебристый цветок и понюхала его.

— Если это иллюзия, то очень правдоподобная, — заметила она. — Ой!.. Смотри!

Цветок растаял в ее руках и в тот же момент появился там, где только что был сорван.

— Это я и имел в виду, — сказал я. — И трава, и цветы здесь ненастоящие, потому что они не растут. Здесь все неизменно, ибо здесь нет времени. Каждое мгновение здесь длится вечность.

— А наши тела? — спросила Бренда, поднимаясь с корточек. — Они тоже иллюзия?

— Сложный вопрос. Сейчас мы одновременно находимся в двух разных местах — на корабле, плывущем по реке Боанн, и здесь, в Безвременье. Впрочем, для материального мира наша раздвоенность будет длиться бесконечно малый промежуток времени, однако здесь это могут быть дни, годы, столетия.

— И все же моя одежда вполне реальна. — Бренда распахнула халат, ничуть не стесняясь меня, расстегнула пуговицы своей пижамы и погладила свои небольшие упругие груди. — Нет, мое тело не иллюзия. Это несомненно.

Я в замешательстве опустил глаза.

— Сестричка, ты кое-что сказала мне… И это меня тревожит.

— Да? — Бренда спохватилась и торопливо запахнула полы халата. — Что именно?

— Дескать, ты сожалеешь, что я твой родной брат.

Она покраснела.

— Извини, я нечаянно. Не подумай ничего такого, я люблю тебя только как брата, поверь.

— Но почему…

— Я сморозила глупость, Артур. Я сама не соображала, что говорю. У меня было временное помрачение рассудка. И в любом случае, к тебе это не относится.

— Тогда к кому же?

— Ни к кому конкретно. — Она горестно вздохнула. — Просто общие рассуждения. Давай замнем это.

— Э, нет, сестричка, — покачал я головой. — Так не пойдет. В твоей жизни что-то не ладится, и я хочу знать, что. Тебя нельзя назвать целомудренной недотрогой, и тем не менее ты…

— Прекрати! — вдруг выкрикнула Бренда с мукой в голосе и резко отвернулась; плечи ее задрожали. — Прошу тебя, Артур, не делай мне больно.

Я взял ее за руку и мягко произнес:

— Я не хотел причинить тебе боль, дорогая. Напротив, мне хочется помочь тебе. Ведь я очень люблю тебя — как сестру.

— Ты не в силах помочь мне, брат, — глухо ответила Бренда. — Никто не в силах, даже бог. Этот последний жестоко насмеялся надо мной в ту ночь, когда мы с Брендоном были зачаты. — Она повернулась ко мне лицом. — Молчи, Артур. Ни слова больше, не то я разревусь. А я не хочу реветь в присутствии Хозяйки.

Я поглядел в том направлении, куда смотрела моя сестра, и увидел на вершине холма изящную женскую фигуру в белом одеянии.

— Идем, — сказал я Бренде. — Она ждет нас.

Держась за руки, мы начали подниматься вверх по пологому склону. Бранвена в облике Снежной Королевы стояла, ожидая нашего приближения, и безучастно смотрела на нас, не делая ни шага нам навстречу. Ее лицо было холодное и неподвижное, как маска, а большие голубые глаза напоминали два скованных льдом озера. Видно было, что она очень рассержена, однако сдерживала свой гнев.

— Ты пришел не один, Кевин-Артур, — ледяным тоном промолвила Бранвена, когда мы подошли. — И не спросил на то моего позволения.

— А с какой это стати я должен спрашивать у тебя позволения?

— Потому что я Хозяйка Источника!

Я хмыкнул.

— Твой статус Хозяйки не бесспорен, моя дорогая. Во всяком случае, Хаос признает меня Хозяином Источника.

— У Источника должна быть Хозяйка, а не Хозяин, — отрезала Бранвена. — И Хозяйка эта — я! Я острее чувствую Источник, чем ты. И не важно, что ты сильнее меня.

— Однако, — заметил я. — На сей раз ты чуть было не опоздала.

— Да уж, — признала она. — Ты становишься чересчур ловким, Артур Пендрагон. Я едва успела опередить тебя.

— А вскоре ты вовсе перестанешь поспевать за мной.

— Тем не менее, я загодя чувствую, когда кто-то приходит в Безвременье. А ты — нет.

— Подумаешь! — небрежно сказал я. — Эка безделица!

— Это не безделица, — возразила Бранвена. — Впрочем, что толку препираться. Ты привел с собой спутницу, и я не смогла помешать тебе. Она смерила Бренду изучающим взглядом и спросила: — Ты которая из сестер Артура — Бренда или Пенелопа?

— Меня зовут Бренда, — ответила моя сестра. — Так что мы с тобой почти тезки, Бранвена.

Последовавшая затем пауза была такой напряженной, что, казалось, где-то поблизости невидимые часы отсчитывают последние секунды перед ядерным взрывом.

Взрыва, однако, не произошло. Бранвена тихо вздохнула, правильные черты ее прекрасного лица смягчились.

— Стало быть, ты выдал мой секрет, Кевин-Артур?

— Мои родные должны знать, кто Хозяйка Источника, — ответил я. — Я не хочу, чтобы ты водила их за нос, изображая из себя маленькую безобидную колдунью.

— Ты собираешься посвятить их Источнику?

— Ясное дело.

Бранвене мои планы явно не понравились, однако она не стала возражать, лишь спросила:

— Ты уже раздобыл Ключи?

— А зачем они мне? Я и без их помощи привел Бренду в Безвременье.

Бранвена снова посмотрела на мою сестру и, слегка покачивая головой, произнесла:

— Твой брат глуп и невежествен, принцесса из Дома Света. Он претендует на роль Хозяина, не зная даже самых элементарных свойств Источника. Не будь здесь меня, он бы отправил тебя на верную смерть.

Она говорила так уверенно, что мне стало не по себе. Под ложечкой у меня засосало, а по спине пробежал неприятный холодок.

— Что это значит? — спросил я.

— Что ты идиот! — резко ответила Бранвена. — Ты едва не убил свою сестру. Стоит ей сейчас прикоснуться к Источнику, и она погибнет.

— Но почему? — отозвалась Бренда.

— Потому что у тебя нет связи с материальным миром, ты вся во власти Безвременья и совершенно беспомощна. Ритуал с камнями служит не только для открытия Врат. Одновременно устанавливается тесный ментальный контакт Входящего с одним из Отворяющих. — Бранвена повернулась ко мне. — Что ты чувствовал в момент коронации Колина?

— Озноб и тошноту, — ответил я.

— То-то и оно. Это я вошла в Безвременье, сразилась с прежней Хозяйкой, а затем искупалась в Источнике. Теперь я понимаю, как мне повезло, что моим Отворяющим был именно ты со своим скрытым могуществом. Если бы не твоя поддержка, я вряд ли бы одолела эту стерву.

— Однако, — заметил я. — Никакого контакта я не ощущал. Ни тогда, ни позже — когда сам прошел через Врата и принял посвящение.

— Естественно, — кивнула Бранвена. — Ты не мог ощутить, вернее, осознать контакт, так как в первом случае он длился лишь мгновение, а во втором был для тебя статичным. Тем не менее он был, и его последствия ты хорошо прочувствовал. — Тут она многозначительно улыбнулась.

— Ага, — произнес я, невольно краснея. — Теперь понятно.

— Ну нет уж, — возразила Бранвена, продолжая улыбаться; в ее улыбке сквозила горечь. — Ты еще не все понимаешь. Твои мучения с Даной только начинаются. Их не сравнить с тем, как ты страдал по мне.

Бренда озадаченно посмотрела на нас.

— О чем вы говорите?

Я тяжело вздохнул.

— Позже расскажу, сестричка. Из-за этих проклятых контактов у меня появились некоторые неприятности личного плана.

— А зачем вообще нужен контакт? — спросила Бренда.

— Чтобы выжить в Источнике, — пояснила Бранвена. — В процессе посвящения ты должна быть крепко связана с материальным миром, иначе Источник сожжет тебя.

— В таком случае нет проблем, — сказала сестра. — Я крепко связана с материальным миром. Нерушимыми узами.

Я хлопнул ладонью по лбу.

— Черт возьми! Брендон!

— Ну, конечно же, он. Ведь мы никогда не теряем контакт.

— Даже сейчас?

— Даже сейчас, — подтвердила Бренда. — Сейчас я просто чувствую его присутствие. Это… ну, вроде как стоп-кадр.

Я кивнул.

— Могу себе представить. Когда-то мне удалось связаться с Дианой при разности течения времени приблизительно один к пятистам. Тогда я ощутил нечто подобное; а Диана испытала легкий шок от потока моих сконцентрированных эмоций. Я до сих пор удивляюсь, как это Брендон держался в Чертогах Смерти. Ведь там разность была гораздо больше.

— При необходимости мы можем ослаблять контакт до минимума. Но только с условием, что тот из нас, кто находится в быстром течении, будет сдерживать свои эмоции. Пока вы отсутствовали, я старалась не волноваться и не манипулировать без надобности Формирующими.

— Однако на сей раз тебе предстоит хорошая встряска. Если, конечно, ты не передумаешь окунуться в Источник.

— Нет, — решительно сказала Бренда. — Не передумаю.

— Что ж, будем надеяться, что Брендон, как и я, отделается легким ознобом и тошнотой. — Я весело взглянул на Бранвену, с недоумением слушавшую нас, и сообщил ей: — Видишь ли, моя дорогая, Брендон и Бренда двойняшки, они с самого рождения связаны неразрывными узами. Так что им никакие камни не нужны.

— Мало того, — добавила Бренда, — они были бы лишними. Я и без них достаточно крепко связана с материальным миром.

— Но ведь так нельзя! — запротестовала Бранвена. — Если сейчас ты окунешься в Источник, то затем возжелаешь родного брата как мужчину.

— Глупости! — фыркнула сестра. — Как можно возжелать самого себя. И вообще, к чему этот разговор? Даже при всем желании мы не можем ни на мгновение прервать нашу связь. — Она сделала паузу и тоскливо повторила: Ни на мгновение…

Бранвена сочувственно заглянула ей в глаза.

— Вы постоянно слышите мысли друг друга?

От этого предположения Бренда поежилась.

— К счастью, нет. Обычно мы контактируем на уровне эмоций. Но и это, поверь, несладко.

— Охотно верю, — кивнула Бранвена. Она ненадолго задумалась, потом сказала: — Ну ладно, Бренда из Дома Света. Раз ты сестра Артура, я не буду чинить тебе препятствий. Пойдем к Источнику.

С этими словами она повернулась к нам спиной и зашагала вниз по противоположному склону холма. Мы с Брендой последовали за ней.

— Артур, — мысленно отозвалась сестра. — Что вы там говорили о последствиях контакта?

Я немного помедлил и взглянул на Бранвену. Она шла впереди, как ни в чем не бывало; очевидно, даже в Безвременье, где она была Хозяйкой, ей были недоступны мысли других людей.

— Понимаешь, сестричка, — ответил я, также мысленно. — После этого контакта возникает обоюдное физическое влечение. Слава богу, ритуал устроен так, что исключает возможность гомосексуальных связей.

— Тебя влечет к Бранвене?

— Уже нет. Наваждение прошло.

— А долго оно длилось?

— Месяца четыре.

— Прости за нескромный вопрос — вы были близки?

— Нет, ни разу. Но в этом нет вины Бранвены. Мне удалось справиться со своими гормонами.

— А вот она, бедняжка, до сих пор влюблена в тебя.

— Правда?

— Это ясно, как божий день. Она так нежно смотрит на тебя… Да, кстати, а как же Дана?

Мое лицо обдало жаром.

— Я… — Моя незаконченная мысль сопровождалась обертонами высшего порядка, в которых присутствовали вожделение и стыд, нежность и раскаяние…

— Я понимаю тебя, — сказала Бренда. — Это твоя плата за могущество. Добро, что мне не придется платить такую высокую цену.

— Ты уверена в этом?

— На все сто. Я не воспринимаю Брендона как мужчину, а он не воспринимает меня как женщину.

Я хмыкнул — не только мысленно, но и вслух.

— И кем же вы являетесь друг для друга?

— Продолжением собственного естества. И, соответственно, я экстраполирую свою женскую сущность на Брендона, а он свою мужскую — на меня.

— То есть, для тебя он скорее сестра, нежели брат?

— В общем, да. — Бренда сделала паузу (при непосредственном мысленном общении это временная блокировка контакта, но без его полного прекращения). — И все же Брендон мужчина, а я женщина. Эта наша раздвоенность, это шизоидное восприятие нами друг друга просто сводит нас с ума. Порой происходит такое… — Тут она снова включила блокировку.

— Так что же происходит? — нетерпеливо спросил я.

— Ах, Артур! Неужели ты не понимаешь? — В мыслях Бренды чувствовалась горечь и беспомощность. — Представь себе, например, каково Брендону, когда у меня месячные.

В контексте слов сестры выражение «представь себе» было чисто фигуральным оборотом речи, призванным усилить эффект от сказанного далее. Однако, против своей воли я начал представлять. В моем мозгу мгновенно возникли образы, от описания которых я, пожалуй, воздержусь. Благо я в достаточной мере владею искусством мысленного общения; почти рефлекторно я заблокировался и, к счастью, не показал сестре, как я это представляю. Случись иначе, она бы в лучшем случае просто обиделась на меня.

Между тем мы спустились с холма и вошли в безмолвную рощу громадных деревьев, очень похожих на вековые дубы, вот только их широкие стволы были зеленого цвета, а листва — фиолетовой.

— Здесь так тихо, — чуть ли не шепотом произнесла Бренда. Как и на меня в мое первое посещение Безвременья, абсолютная тишина, царившая в роще, подействовала на нее угнетающе. — Ни шелеста листвы на ветру, ни пения птиц на ветвях…

— Птиц здесь нет, — не сбавляя шаг, ответила Бранвена. — И вообще никакой фауны. Существование флоры в Безвременье поддерживает Источник; он даровал ей бессмертие в вечности, лишив ее возможности размножаться. А что касается животных, то если они здесь когда-нибудь были, уже давно вымерли, и та же самая вечность поглотила их останки без следа — расщепила на молекулы и атомы.

— Значит, это искусственный мир, — сказала Бренда.

— Это не мир, а Безвременье, — уточнила Бранвена. — Форма существования Источника. А все эти декорации, — она неопределенно взмахнула рукой, — трава, деревья, земля, небо, — они предназначены для нас, людей, чтобы мы совсем не потеряли чувство реальности в месте, где единственная реальность — Источник.

Деревья перед нами расступились, и мы вышли на широкую прогалину, в центре которой находился водоем идеально круглой формы, метров шестидесяти в диаметре, окруженный мраморным парапетом высотой мне по пояс.

— Это Источник? — спросила Бренда с легкой дрожью в голосе. Видимо, у нее начинался мандраж.

— Да, — кивнула Бранвена. — И, естественно, с декорациями.

Она решительно подступила к парапету вплотную и поманила нас.

— Ну, идите же! Смелее.

Я обнял сестру за талию, чтобы подбодрить ее, и мы вместе, медленно ступая по лиловой траве, приблизились к Источнику. Бренда машинально прикоснулась ладонью к гладкой поверхности мрамора, в следующий момент резко отдернула ее, будто обожглась, затем, набравшись смелости, оперлась обеими руками на парапет. В ее глазах застыли ужас и восхищение. Она вела себя точно так же, как и я в свой первый раз.

Поверхность водоема слегка волновалась, то тут, то там отражая блики света. В центре вода пузырилась, извергая наружу небольшие снопы ярких голубых искр. Они взлетали вверх не более чем на полметра и гасли, словно растворяясь в воздухе.

— Волнение будет усиливаться, — прокомментировала Бранвена. Источник чувствует приближение непосвященного и готовится принять его… либо уничтожить. Бренда, если тебе не страшно, загляни вглубь. Только осторожно и не вздумай сканировать. Просто посмотри обычным зрением.

Немного поколебавшись, Бренда согласно кивнула, встала на цыпочки и перегнулась через парапет. Я придерживал ее за талию.

Несколько долгих секунд моя сестра смотрела вниз, как завороженная, потом рывком отпрянула, едва не сбив меня с ног. Лицо ее было бледное, без кровинки, а глаза лихорадочно блестели.

— Там бездна, — прошептала она. — Я видела голубой свет, исходящий из бездны…

— Тебе придется там побывать, — сказала Бранвена. — Если, конечно, ты еще хочешь этого.

— Да, хочу, — уверенно произнесла Бренда. — Что я должна делать?

— Окунуться в Источник.

Бренда недоуменно взглянула на нее.

— И это все?

Бранвена ласково улыбнулась ей.

— Это только начало, милочка. Дальше тобой займется Источник.

— И не нужно никакой подготовки? Никаких предварительных действий?

— Нет. Не будет ни там-тамов, ни ритуальных плясок вокруг Источника, ни молитв о дарований Силы. — Она снова улыбнулась. — Ну, разве что тебе следует проделать маленький стриптиз, если ты не желаешь потерять свою прелестную пижаму и этот симпатичный халатик. Источник воспримет твою одежду, как чужеродный предмет, и уничтожит ее. Пусть Артур отойдет в сторонку и отвернется, а ты…

— Ай, не надо! — отмахнулась Бренда. — Он мой брат, и мне нечего стесняться его.

Несмотря на возражение сестры, я бы все-таки отошел и отвернулся, однако я понял, что Бренда остро нуждается в моей поддержке в этот ответственный момент своей жизни. Сейчас она чувствовала только присутствие Брендона, но никак не его понимание и участие. Она была очень одинока, и я должен находиться рядом с ней, когда она переступит грань, за которой начинается неизвестность.

Нервными движениями Бренда скинула халат и пижаму, затем сняла с пальца кольцо с Самоцветом и протянула его мне.

— Это оставь, сестричка, — посоветовал я, невольно любуясь ее совершенной фигурой. — Самоцвету Источник не повредит, напротив — придаст ему новые полезные свойства. А вот брошь свою сними.

Бренда последовала моему совету, и ее льняные волосы рассыпались по плечам, волнами ниспадая ей на грудь. Переступив через ворох своей одежды, лежавшей между нами на траве, она подошла ко мне вплотную и приколола брошь к воротнику моей рубашки.

— Пожелай мне удачи, Артур.

Я по-братски поцеловал ее в щеку.

— Удачи тебе, сестричка.

— Спасибо, брат.

Бренда ловко вскочила на парапет, замерла на мгновение, послала мне прощальную улыбку и решительно шагнула в бездну. Едва лишь вода сомкнулась над ней, вся поверхность Источника вспыхнула ярким синим пламенем.

— Давай отойдем, — предложила Бранвена. — Скоро здесь будет не очень уютно.

Я подобрал с травы одежду Бренды, и мы поспешно ретировались.

Источник начинал неистовствовать. Столб синего пламени поднимался все выше и выше, снопы искр разлетались во все стороны, и хотя, попадая в нас, они не причиняли нам никакого особого вреда, кроме щекотки, мы снова отступили и расположились под деревом на краю прогалины.

Я смотрел на бушующую стихию и нервно кусал себе губы. Как там Бренда? Что с ней происходит? Жива ли она?..

— Не беспокойся, Кевин, — отозвалась Бранвена, видя мое волнение. Все идет по плану.

— Ты уверена?

— Конечно. Если бы Источник убил твою сестру, он вел бы себя иначе.

— Как долго это будет продолжаться?

— Неизвестно. Может, неделю, может быть, месяц, а может, и год. Здесь же Безвременье.

— А что делать нам?

— Мы можем уснуть. Крепким-крепким сном. Источник сам разбудит нас, когда Бренда будет готова выйти из него. Впрочем, тебе здесь оставаться необязательно. Хоть сейчас возвращайся в материальный мир; там ты застанешь свою сестру, уже прошедшую посвящение.

Я растерянно покачал головой.

— Нет, это не Безвременье. Это — место, где время сошло с ума. Ну, совершенно свихнулось! — Я помолчал немного, затем спросил: — А ты остаешься?

— Да, остаюсь. Я должна встретить Бренду при выходе из Источника. Это моя обязанность как Хозяйки.

— В случае со мной ты пренебрегла своей обязанностью, — заметил я без упрека, просто так, между прочим. — Когда я выбрался из Источника, тебя нигде не было.

— Тогда я сглупила, — честно призналась Бранвена. — Я почувствовала, что вот-вот сюда явится Колин, и перенеслась к моменту его прибытия, чтобы помешать ему увидеть тебя. От волнения я выпустила из внимания, что он прибывает вслед за тобой, а не вместе с тобой. Здесь вас разделяла вечность, и вы никак не могли встретиться. Теперь уж я таких промахов не допускаю.

— Понятно, — сказал я. — А чем ты будешь питаться, ожидая Бренду? Ведь, как я понимаю, на этих деревьях ничего съедобного не растет, а медитировать в Безвременье — занятие рискованное.

— Если я буду спать, обойдусь без еды. Если же мне вздумается бодрствовать, то через час-другой Источник немного утихомирится, и я смогу доставать из него все, что захочу. Как-никак, он суть всех вещей в мире… И кстати, — вкрадчиво добавила она. — Мы можем бодрствовать здесь вместе. И не только бодрствовать. Мое предложение о медовом месяце остается в силе.

Я горестно вздохнул.

— Прошу тебя, Бранвена, не начинай старую песенку. У меня и так забот полон рот. С основанием Дома, с моими родными, с Дейрдрой, с Даной наконец.

— Ты ее очень хочешь?

— Да, черт возьми! — невесть почему разозлился я. — Тебя я так не хотел, как хочу ее. К тебе я испытывал лишь вожделение, а к Дане… О Митра! Если бы я не любил Дейрдру, я бы решил, что по уши влюблен в Дану.

— А может, так оно и есть?

Я громко застонал и сквозь зубы процедил:

— Не сыпь мне соль на раны, бессердечная! Мне и так больно.

— И вовсе я не бессердечная, — запротестовала Бранвена. — Я… Ай, ладно! Вижу, к тебе еще не пришло понимание, хотя первые проблески уже появились. Ничего, я терпеливая. Я буду ждать, пока ты окончательно не прозреешь. Когда-нибудь ты придешь ко мне и скажешь: «Бранвена, милая, теперь я знаю, что мы товарищи по несчастью. Увы, я не могу подарить тебе любовь — так прими же мою нежность и сострадание».

— Что ты имеешь в виду? — недоумевая, спросил я. — Нельзя ли поконкретнее?

— Не сейчас, позже, — сказала Бранвена, отворачиваясь, но все-таки я успел заметить в глазах моей Снежной Королевы слезы. — Лучше отправляйся в материальный мир и встречай там свою Бренду… — Тут она не выдержала и закричала: — Ну! Уходи же! Вон отсюда!

У меня было два выбора: либо уйти, либо остаться и утешать Бранвену. Я избрал первое — в утешители я не гожусь.

 

7

Вернувшись в каюту корабля, я столкнулся еще с одним парадоксом времени, вернее, Безвременья. В момент своего появления я увидел мельком возле стола с эскизами Пенелопы три человеческие фигуры — рослого темноволосого парня в зеленой рубашке, обнимающего за плечи невысокую девушку с льняными волосами, стянутыми на затылке в конский хвостик. Рядом с ними стояла та же самая девушка, но ее волосы были распущены, а свой кружевной халат она держала в руках.

В следующее мгновение те двое, стоявшие в обнимку, исчезли, а девушка с распущенными волосами, уронив на пол халат, кинулась ко мне.

— Ах, Артур, братик! Это было восхитительно!

Она обвила руками мою шею и жарко поцеловала меня в губы.

— Ну-ну, душенька, — сказал я. — Умерь-ка свой пыл.

Бренда отстранилась от меня и взяла мои руки в свои. Ее глаза восторженно сияли.

— Я прошла посвящение, брат! А потом — Круг Адептов!

— Я рад за тебя, сестричка. Очень рад. — Я подвел Бренду к разобранной койке, усадил ее и сам сел рядом, обняв ее за талию. Она вся дрожала от радостного возбуждения. — Успокойся, милая, остынь. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно! Я как будто заново на свет родилась. Я по-новому смотрю на мир, вижу новые горизонты… — Ее голос сорвался. — И мне страшно, Артур. Самую чуточку страшно. Что мне делать с таким могуществом?

— Сначала осознай его, — посоветовал я. — Привыкни к нему, научись обращаться со своей Силой. А применение всегда найдется. Ты долго была в Источнике?

— Не знаю. Все происходило как во сне. Я будто спала все это время и видела жуткий и чудесный сон. А потом меня встретила Бранвена, успокоила меня, накормила… Знаешь, она очень душевная девушка, и вовсе не вредная и капризная, как ты говорил. Она просто без ума от тебя.

Я помолчал немного, затем сказал:

— Это все из-за тех камней.

Бренда тихо фыркнула.

— Не обманывай себя, Артур. Малышка влюблена в тебя по-настоящему, без всяких камней.

— Ну, и что же мне делать, если так? Ты-то что посоветуешь? Соблазнить Бранвену, а потом и Дану… — Тут я осекся, потому что Бренда крепко прижалась ко мне и застонала. — Что с тобой? Тебе плохо?

— Мне хорошо, — томно прошептала сестра. — Брендон… — Вдруг она отпрянула от меня и изумленно воскликнула: — Где-где?!!

— Что «где»? — спросил я, озадаченный ее странным поведением.

Глаза Бренды были широко распахнуты, но смотрели куда-то вдаль, сквозь меня.

— Брендон на проводе, — ответила она мысленно. — Присоединяйся к нам.

Я сделал это без проволочек и тотчас услышал отзыв брата:

— Привет, Артур. — Чувствовалось, что он был растерян, взволнован и несказанно смущен. — У меня тут крупные неприятности…

— А где ты?

— В постели с Даной.

Я был поражен — однако не прытью, с которой он за столь короткое время умудрился попасть в спальню Дейрдры, где находилась Дана, и забраться к ней в постель. Безотчетная ревность тупой иглой вонзилась мне в сердце и заставила его болезненно ныть.

— Ты шутишь!

— Какие там шутки! Сейчас я в спальне, в постели, рядом со мной Дана, и я уверен, что это не сон и не бред. Я, конечно, не против, но…

— Как это произошло?

— Понятия не имею. Я разговаривал по твоему зеркальцу с Даной, как вдруг меня затошнило, закружилась голова. Кажется, на секунду я потерял сознание, а очнулся уже здесь. В постели. Голый.

— Голый?! — воскликнули мы с Брендой.

— Ну, не совсем голый. Со мной эта дурацкая шапка с помпоном. Хоть бы трусы остались — ан нет, только шапка.

Я рассмеялся — и мысленно, и вслух.

— Ты уже что-то понимаешь? — спросила Бренда.

— Нет, пока ничего. Но все равно это забавно.

— Тебе это кажется забавным, — горестно отозвался Брендон. — А каково мне? Ведь Дана думает, что я… это…

— Она скандалит?

— Еще нет. Похоже, я ее здорово напугал.

— Так не теряй времени даром, — игриво посоветовал я, от всей души надеясь, что он не последует моему совету. — Воспользуйся случаем. Тебе ведь известно, что делают мужчина и женщина наедине. Тем более в спальне, да еще в постели.

Брендон не ответил. Я уже подумал, что он, оскорбленный в своих лучших чувствах, прервал со мной связь, но вскоре оказалось, что это не так. Спустя несколько секунд брат дал о себе знать:

— Черт! Новые неприятности!

— Что там еще? — тревожно осведомился я.

— В спальню вошла девушка. Красивая, рыжая, зеленоглазая, похожая на Дану, только ростом повыше и с веснушками на лице. Думаю, Артур, это твоя Дейрдра. — И он передал нам «картинку» вошедшей девушки. Изобразительные способности Брендона оставляли желать лучшего, однако я ни на мгновение не усомнился, что это действительно Дейрдра.

— Что она делает?

— Пока ничего. Застыла на пороге и смотрит на нас большими глазами. Но, боюсь, скоро начнет буянить… Ой! Уже начала!

Я ни секунды не колебался.

— Держись, брат, иду на помощь. Потерпи немного, ладно?

— Ладно, постараюсь.

— Тогда жди меня. Конец связи.

Я прервал контакт и посмотрел на Бренду.

— Надо выручать Брендона. И Дану тоже. Они с Дейрдрой давно не ссорились, так что сейчас, чего доброго, передерутся.

— Я с тобой, — сказала сестра. — Я женщина и постараюсь разнять их, если они сцепятся.

— Хорошо, — кивнул я, тотчас призвал Образ Источника и быстро произвел необходимые манипуляции. — Поехали!

Мы материализовались в дальнем углу Дейрдриной спальни, чтобы заведомо не задеть никого из присутствующих. Нашему взору открылась весьма живописная картина. Дана сидела на краю кровати и торопливо застегивала халат; Брендон лежал в постели, натянув до подбородка одеяло, лицо его было красное от стыда и смущения, он часто хлопал ресницами, а на подушки возле него валялся смятый клетчатый берет с помпоном. Перед кроватью, профилем к нам, стояла Дейрдра и, подбоченясь, гневно смотрела на Дану.

— …такое! — раздраженно говорила она. — Приводишь в мою спальню парней, чтобы предаваться с ними разврату, а потом все спихнуть на меня. И это ты называешь дружбой? Тоже мне подруга, хороша!

— Артур, сестра… — облегченно пробормотал Брендон, увидев нас.

Проследив за его взглядом, Дейрдра повернулась к нам. Лицо ее мигом потеряло жесткое выражение, голос смягчился.

— Здравствуй, Кевин. Ты, как всегда, кстати. Представляешь, эта скромница… — Тут она умолкла, заметив Бренду, и удивленно моргнула. Затем посмотрела на Брендона и снова на Бренду. Видимо, их внешнее сходство произвело на нее впечатление. — Так это твой брат?!

— Да, дорогая, — ответил я, бесшабашно улыбаясь. — Это мой брат Брендон, а это, как ты уже догадалась, моя сестра Бренда.

— Но как он попал сюда? — Теперь уже растерянной выглядела Дейрдра.

Я подошел к ней и поцеловал ее в лоб.

— Извини, накладка вышла. Мы с Брендой проводили один эксперимент, и его невольной жертвой стал Брендон. У него и в мыслях не было забираться в твою постель. — (Краем глаза я заметил, как щеки брата вновь вспыхнули ярким румянцем). — Эта кровать как будто заколдованная. Сначала я невесть каким образом оказался здесь. Теперь вот и Брендон…

— Еще бы! — язвительно отозвалась Дана, не преминув пустить шпильку в адрес кузины. — Ведь это же кровать Дейрдры. Подобно своей хозяйке, она притягивает мужчин, как магнитом.

Предупреждая ответную колкость со стороны Дейрдры или вспышку ее праведного негодования, я быстро заговорил:

— Итак, друзья, будем знакомиться? Полагаю, представлять вас друг другу нет необходимости.

Знакомство состоялось, можно сказать, в домашней обстановке. Все происходило без лишних церемоний, неформально, правда, при этом Брендон и Дана чувствовали себя неловко и немного нервничали. Мой брат, кутаясь в одеяло, неуклюже поцеловал руку Дейрдры, затем смущенно взглянул на Дану и с виноватым видом улыбнулся ей. Она ответила ему застенчивой улыбкой.

Бренда вела себя более раскованно. Она обняла Дейрдру, расцеловала ее в обе щеки и обменялась с ней несколькими любезными фразами, после чего то же самое проделала с Даной. Затем девочки заговорили наперебой, как три закадычные подружки, уже с юмором обсуждая недавнее происшествие. Бренда служила буфером между Даной и Дейрдрой, предотвращая опасные повороты в разговоре, которые могли бы привести к очередному потоку взаимных упреков и язвительных реплик.

Мы с Брендоном на этом празднике жизни чувствовали себя лишними. К тому же мой брат нуждался в более удобной и приличной одежде, чем одеяло и берет с помпоном, о чем я не замедлил сообщить, как только три наши птички на мгновение прекратили свое чирикание, чтобы перевести дыхание. (Кстати, я с удивлением отметил, что речь уже шла не о конфузе, который приключился с Брендоном, а о пижаме Бренды. Сестра демонстрировала свой наряд, вернее, себя в своем наряде, с такой грацией и непринужденностью, словно была профессиональной супермоделью, а Дейрдра и Дана то и дело ахали от восторга).

Извинившись перед девочками за вынужденную отлучку, мы с Брендоном телепортировались в каюту Бренды и Пенелопы на нашем корабле. Брат сразу же бухнулся в кресло, протянул босые ноги к камину и облегченно вздохнул.

— Ну и приключеньице!

— В целом приятное, — добавил я с хитрой усмешкой.

Он в замешательстве опустил глаза.

— В общем, да. Хотя мне было неловко и ужасно стыдно, я чувствовал себя на верху блаженства. Дана прелестная девушка.

— Надеюсь, ты хоть воспользовался случаем и потрогал ее? — спросил я, втайне ожидая отрицательного ответа.

Брендон еще больше смутился.

— Видишь ли, Артур, когда я очнулся, то не просто лежал голый в постели. Я обнимал Дану.

— Вот-те на! А что же Дана?

— Она была так ошарашена, что даже не вскрикнула.

— А потом?

— Потом… Потом я начал целовать ее. Я совсем потерял голову! Сдуру я подумал, что сплю, и решил… мм… в полной мере насладиться своим сном.

Я рассмеялся — но, боюсь, мой смех звучал не очень весело.

— Она сопротивлялась?

— Нет, ни капельки. Впрочем, и не отвечала на мои поцелуи; просто позволяла мне целовать себя и все. Думаю, она была в шоке.

— А дальше?

Брендон немного помолчал, блуждая взглядом по каюте и избегая смотреть на меня.

— Я пошел бы и дальше, — наконец ответил он. — Но тут вовремя вмешалась Бренда, и я опомнился… То есть, перестал целовать Дану, но до последнего момента из объятий ее так и не выпустил.

— А что это был за последний момент?

— Ну… Когда вошла Дейрдра.

Я хрюкнул.

— М-да… Неудивительно, что она восприняла мое объяснение с некоторым скептицизмом. Не думаю, что, обнимая Дану, ты был похож на невинную жертву нашего с Брендой эксперимента.

— Так вы в самом деле проводили эксперимент?

— В некотором роде. Мы ходили к Источнику.

Брендон так и впился в меня взглядом.

— Бренда приняла посвящение?!

— Да. И не вздумай обижаться, что мы не посоветовались с тобой. Ведь ты бы только пожал плечами и пожелал нам удачи.

— Я вовсе не обижаюсь, — покачал головой Брендон. — Просто теперь кое-что проясняется.

— Что именно?

— Именно то, как я оказался в постели с Даной. Когда мы с Брендой находимся в разных потоках времени, с нами приключаются всякие чудеса. Из-за той самой связи. Обычно мы держим слабый контакт, насколько возможно слабый, но стоит одному из нас дать волю своим эмоциям, контакт усиливается, и чем выше эмоциональное напряжение, тем он становится теснее… — Брендон на мгновение умолк, затем удрученно произнес: — И это самое паршивое, что может быть. Так и в случае с Даной — едва лишь я достиг определенной степени возбуждения, Бренда сразу же «засекла» меня.

— Но это уже случилось после, — заметил я. — А как объяснить то, что ты оказался там?

— К этому я и веду. При большой разности течения времени тесный контакт между нами приводит к эмоциональному шоку у того из нас, кто находится на низшем уровне. Помнишь, когда мы отправились в Хаос…

— Да, помню, — нетерпеливо перебил его я. — Бренда говорила мне, что все это время старалась не нервничать и не колдовать по-крупному, чтобы не «ужалить» тебя.

— То-то же. Иначе бы мое потрясение эхом отозвалось в ней, и она непроизвольно выдернула бы меня из Чертогов.

— Ага! — сообразил я. — Ты хочешь сказать, что, купаясь в Источнике, Бренда крепко «ужалила» тебя своими эмоциями, но поскольку коэффициент кратности в Безвременье равен бесконечности, ты никак не мог последовать за ней, тем более, что Врата были закрыты. Гм… Бренда, кстати, была уверена, что с тобой ничего не случится; мол, ты лишь отделаешься шоком.

Брендон задумался, потом медленно кивнул.

— Пожалуй, так оно и было бы, если бы не твое зеркальце. Ведь оно настроено на Образ Источника, не так ли?

— На мой Образ, — уточнил я.

— По-моему, это неважно. Главное, что я был в контакте с Источником через твое зеркальце и твой Образ. Думаю, дело было так: Бренда не отреагировала на мой шок, зато последовала реакция Источника, и он швырнул меня… ну, сам знаешь куда.

— На кровать Дейрдры, — закончил я. — И это уже второй раз. Мистика какая-то.

— Скорее, не мистика, а совпадение. Тебе не кажется, что во сне ты просто захотел оказаться в постели с Дейрдрой, вот Источник и исполнил твое невольное желание.

Я неопределенно хмыкнул. Такая мысль уже приходила мне в голову.

— Ну а как насчет тебя?

Щеки Брендона зарделись.

— Когда со мной это произошло, я как раз думал… Ну, мне хотелось… В общем, случившееся не шло вразрез с моими желаниями.

Я ухмыльнулся, затем, не выдержав, громко захохотал. Брендон растерянно и немного обижено смотрел на меня, а когда я успокоился, он с похоронным видом произнес:

— Тебе смешно. А мне грустно.

— Почему?

— Ты еще спрашиваешь почему! Я вел себя с Даной, как похотливый кот. Я чуть было не овладел ею против ее воли.

— Она же не сопротивлялась, — не очень уверено возразил я.

— Но и не отвечала на мои… гм… ухаживания. Она была в полном оцепенении.

— Ты что-то говорил ей при этом?

— Мм… да. Толком своих слов я не припомню, однако не думаю, что блеснул оригинальностью. Я говорил то, что говорят все в таких случаях.

Я живо представил эту картину и отвернулся к иллюминатору, чтобы мой взгляд не выдал меня. Ах, как бы я хотел оказаться на месте Брендона! При мысли о том, что он обнимал ее, целовал, ласкал, говорил ей слова любви, я испытал болезненный приступ ревности и лишь неимоверным усилием воли подавил поднявшееся во мне раздражение. Потом я вспомнил про Дейрдру и чуть не расплакался от отчаяния. Что мне еще не хватает, почему я рыщу по сторонам? Зачем мне другие женщины, если у меня есть Дейрдра и я счастлив с ней… А счастлив ли?..

— Артур, — отозвался Брендон. — Ты все-таки имеешь виды на Дану. Ты влюблен в нее.

Это был не вопрос, а констатация факта, отрицать который было бессмысленно. Пришла пора посмотреть правде в глаза, посмотреть прямо, не лукавя, и узреть страшную истину — я действительно люблю Дану. Люблю по-настоящему, как и Дейрдру. Может быть, немного иначе люблю, более нежно и менее страстно; может быть, не так сильно люблю… а может, и сильнее, чем Дейрдру. Это было не то наваждение, что влекло меня к Бранвене. Камни, похоже, здесь ни при чем, вернее, они сделали свое дело, послужили катализатором, а дальше процесс пошел естественным путем: от симпатии — к нежности, от нежности — к влюбленности, от влюбленности — к желанию и, наконец, от желания — к любви.

И, собственно, почему я решил, что мне нужна именно Дейрдра? На чем основано мое убеждение, что она должна быть главной женщиной в моей жизни? Я встретил ее, влюбился в нее и переспал с ней еще до того, как впервые увидел Дану. А что, если бы королю Хендрику Готийскому понадобилась не девица-но-никак-не-девственница королевской крови Лейнстеров, а просто девица-и-девственница? Тогда, возможно, я повстречал бы на лужайке у озера вовсе не Дейрдру, а Дану… Впрочем, Дана не разгуливала бы голышом, собирая цветы и распевая не очень приличные песни, да и вообще ей бы в голову не пришло соблазнять похитителя, она пустила бы в ход другие чары свою колдовскую силу, но в принципе…

К черту все принципы, домыслы, предположения! Диана, милая, родная, моя маленькая тетушка, моя тайная жена — зачем ты ушла вслед за мной, почему ты не дождалась меня? Будь ты жива, я знал бы, кому отдать предпочтение. Я бы вырвал из своего сердца двух рыжеволосых красавиц с изумрудными глазами и любил бы только тебя — мою голубоглазую шатенку, мать моей единственной дочери…

С тяжелым вздохом я отошел от иллюминатора и присел на койку Пенелопы.

— Ты прав, брат, — тоскливо сообщил я Брендону. — Я люблю Дану.

— И что ты намерен делать?

— Ничего… То есть, я женюсь на Дейрдре.

— А любить будешь Дану?

— Я их обеих люблю. Глупо. Смешно. Горько. Но такова жизнь… увы! Я выбираю Дейрдру, а ты добивайся любви Даны. Надеюсь, ты будешь счастлив с ней.

Брендон медленно покачал головой.

— Ты совсем запутался, братец.

— Это уж точно, — согласился я. — Но могу поклясться, что…

Брат предостерегающе поднял руку и строго произнес:

— Не надо, Артур. Никаких клятв. Если ты соблазнишь Дану, мне будет больно. Но если при этом ты еще и нарушишь свою клятву, мне будет больно вдвойне.

От продолжения этого щекотливого разговора нас спасла Пенелопа. Она вихрем ворвалась в каюту, раскрасневшаяся то ли от холода снаружи, то ли от жары в камбузе, и, весело поприветствовав нас, принялась рыться в вещах.

— Обед готов? — поинтересовался я.

— Да ведь рано еще! Часа через два будет вам пир горой. Я втолковала коку и его помощнику, что и как нужно делать, теперь они сами справятся. Они, оказывается, вовсе не кретины, а просто неучи.

— Ты куда-то спешишь? — спросил Брендон.

— Ага, — коротко ответила моя дочь, забивая до отказа большущий чемодан платьями, юбками, брюками, блузками, шортами, халатами и прочими нарядами из богатой коллекции Бренды, включая даже ночные рубашки и нижнее белье.

— Судя по всему, — заметил я, — ты собираешься в длительное путешествие.

— Ах! — спохватилась Пенелопа и рывком захлопнула крышку чемодана. Простите… — Она растерянно моргнула. — Бренда попросила меня всего-навсего не слишком задерживаться, а я спешу, как на пожар.

Я ласково улыбнулся ей. Вообще-то суетливость трудно отнести к положительным качествам человека, но суетливость Пенелопы мне нравилась. Впрочем, не буду хитрить — мне нравилось в ней решительно все, даже ее чрезмерная мнительность, даже ее частые приступы меланхолии, чередующиеся с бурными всплесками активности.

— Ты уже разговаривала с Брендой?

— Только что. Она хочет познакомить меня со своими новыми подругами, Даной и Дейрдрой, — тут Пенелопа метнула на меня ревнивый взгляд. — А заодно решила устроить небольшую демонстрацию мод в узком кругу.

— Это в стиле Бренды, — усмехнулся брат. — Чуяло мое сердце уже тогда, когда она вертелась перед ними в своей пижаме…

Вдруг Пенелопа всплеснула руками и звонко рассмеялась, глядя на закутанного в одеяло Брендона.

— Ты и об этом знаешь? — спросил я, догадавшись о причине ее смеха.

— Да, знаю, — ответила она, всхлипывая; от избытка веселья у нее на глазах выступили слезы. — Бренда говорила, что, по словам Даны, Брендон выскочил из зеркальца, как чертик из табакерки, второпях позабыв прихватить с собой одежду.

— Неправда, — ворчливо возразил Брендон. — Берет-то я прихватил.

За этой репликой последовал новый взрыв смеха Пенелопы. Она была подозрительно беззаботна и жизнерадостна даже для своего активно-суетливого состояния. Это неспроста, подумал я и решил прозондировать почву.

— Бренда рассказывала тебе об Источнике?

— Да, вкратце.

— И что же ты думаешь?

У меня создалось такое впечатление, что Пенелопа вот-вот пустится в пляс, но затем она состроила серьезную мину и постаралась изобразить огорчение.

— Мне очень жаль, отец, правда. Я бы хотела стать твоей помощницей, но, боюсь, придется отложить это до лучших времен. К счастью, у тебя есть Брендон и Бренда, а я… Я, пожалуй, подожду.

— Ты боишься?

— Боюсь, но не Источника. — Она опустила глаза и принялась расстегивать и застегивать пуговицы своей блузки. — Пойми, Артур, я еще молода и не готова… к тому, что за этим последует.

Я кивнул.

— Да, Пенни, я понимаю тебя. Ты еще не встретила своего Одиссея.

— А я ничего не понимаю, — подал голос Брендон. — Может, кто-то из вас соизволит объяснить мне, о чем идет речь?

— Пусть это сделает Артур, — сказала Пенелопа. — Я знаю об этом лишь в общих чертах, из слов Бренды. Тем более, мне пора уходить.

— Ну что ж, ступай, — ласково сказал я. — И передай девочкам привет.

— Непременно, отец.

— Пенни, — предупредил я. — Не забывай, что здесь я твой брат, а не отец. Не вздумай проговориться, особенно перед Дейрдрой.

— Хорошо, брат.

Пенелопа взяла чемодан, послала нам с Брендоном воздушный поцелуй и вошла в Тоннель.

— Насчет Одиссея ты ее хорошо поддел, — заметил Брендон, как только призрачный силуэт Пенелопы с чемоданом исчез. — Но какое отношение имеет к этому Источник?

— Самое непосредственное, — ответил я и прочел ему популярную лекцию о Вратах и Ключах, о возникновении контакта с материальным миром и обо всех его эротических последствиях. Под занавес я добавил: — Вам с Брендой повезло. Контакт между вами, похоже, не чреват половым влечением.

— Не «похоже», а точно. Мы настолько близки друг с другом, что наша физическая близость была бы подобна рукоблудию. А вот Пенни, бедняжка… Впрочем, как мне показалось, она не слишком огорчилась, скорее даже испытала облегчение.

Я согласно кивнул.

— Для Пенелопы это удобный предлог отложить знакомство с Источником на неопределенное время. Видимо, Бренда была права.

— Относительно чего?

— Пенелопу пугает само могущество Источника. А страх перед возможным влечением к мужчине, я думаю, фактор второстепенного порядка.

— Но и это не стоит сбрасывать со счетов, — возразил Брендон. — Как женщина, Пенни еще не созрела… гм, психологически не созрела. Во многом она самая настоящая девчонка и склонна относиться к мужчинам лишь как к друзьям. И уж тем более ее пугает перспектива впервые почувствовать себя настоящей женщиной в результате искусственного наваждения.

У меня непроизвольно сжались челюсти. Мне стало невыносимо больно, когда я представил малышку Пенни, мою доченьку, в объятиях мужчины. Что это — отцовский эгоизм?

— Типичное проявление отцовского эгоизма, — прокомментировал Брендон, глядя на меня с пониманием и сочувствием; он будто прочел мои мысли. — Мы, мужчины, очень странный народ, гораздо страннее женщин. Сыновья ревнуют матерей, братья — сестер, отцы — дочерей.

— Женщины порой тоже ревнуют своих отцов, братьев, сыновей, — заметил я.

— Это не столь распространенное явление, а вот мужчины ревнуют сплошь и рядом. Для нас это в порядке вещей.

— Ты тоже ревнуешь Бренду? — спросил я.

Брендон поджал губы. На лице его появилось страдальческое выражение.

— Мы случай особый, — грустно промолвил он. — Да и по правде говоря, после смерти мужа Бренды мне не к кому ее ревновать.

— А она?

— Бренда совсем не ревнива. Напротив, она очень доброжелательно относится к женщинам, которые мне нравятся. Сейчас, например, я чувствую, что она в полном восторге от Даны. Держу пари, что вскоре они станут закадычными подругами… — Тут Брендон прищурился и добавил: — Если, конечно, не вмешаешься ты.

— Я не…

— Стоп! — вдруг воскликнул мой брат, рывком вскочил с кресла и в упор посмотрел на меня. — Послушай, Артур! Ваше влечение возникло, случайно, не из-за тех камней?

— Возникло — да. Но, думаю, камни лишь дали толчок, подобно тому, как громкий крик порождает лавину в горах. — Я говорил откровенно, потому как не считал себя вправе скрывать от брата настоящее положение дел. — В случае с Бранвеной у меня все было иначе: страсть, похоть, дикое желание обладать ею — и никаких глубоких чувств.

— М-да, — сказал Брендон и сел обратно в кресло. — А что, если мне повторить твой опыт?

— Ты хочешь пройти в Безвременье с помощью камней?

— Ну да. И окунуться в Источник, держа контакт с Даной.

Я хмыкнул.

— Хитро задумано!

— Ты против?

Разумеется, в душе я был против, но также понимал, что не имею морального права отвергать предложение Брендона.

— В принципе я не стану возражать, если на то будет согласие Даны. Договорись с ней, и после нашего прибытия в Авалон мы устроим небольшую церемонию, наподобие тайного венчания. Ты будешь Входящим, а мы с Даной Отворяющими.

— Но почему только после прибытия?

— Да потому что все четыре камня сейчас находятся в королевской сокровищнице под бдительным оком наряда гвардейцев. Знак Силы, Знак Жизни и Знак Мудрости я могу получить по первому же требованию, но корона с алмазом, Знаком Власти, станет моей лишь в момент коронации. Таков закон, который я не собираюсь нарушать ради твоего каприза. Так что, братец, выбирай: либо на днях я веду тебя в Безвременье, где твоим связующим звеном с материальным миром будет Бренда, либо наберись терпения и дождись моей коронации.

Брендон вздохнул.

— Пожалуй, я подожду. Сила не волк, в лес не убежит, а вот Дана… Однако постой! Ведь ты говорил, что есть и второй комплект камней, тот трофейный, с помощью которого ты и попал к Источнику.

Я покачал головой.

— Его забрал с собой Колин, а взамен при отречении передал в распоряжение Регентского совета свой прежний Знак Силы.

Брендон снова вздохнул, а я подумал о том, где сейчас Колин, что он делает, сердится ли на меня. Мне очень хотелось бы потолковать с ним по душам, кое-что объяснить, кое в чем признать свою вину, и может быть, мы помиримся — ведь совсем недавно мы были в хороших отношениях, он даже считал меня своим другом. Бранвена, без сомнений, знает, где он; во всяком случае, она поддерживает с ним связь — ее Огненный Глаз настроен на его Знак Силы…

Черт побери! Какой я недотепа! Огненный Глаз Бранвены настроен на тот Знак Силы, который лежит в сокровищнице. Теперь у Колина другой камень — и на него настроен мой Самоцвет! А значит, я могу связаться с ним, если только он не находится в слишком быстром или слишком медленном потоке времени…

Брендон сидел в кресле, курил и, поглощенный своими мыслями, почти не обращал на меня внимания. Я прилег на койку Пенелопы, расслабился и направил пучок своего сознания вглубь Самоцвета. В его лабиринтах я отыскал конец красной нити — след от взаимодействия со Знаком Силы. Я легонько потянул ее к себе, и она подалась; затем я стал тянуть все увереннее, но без рывков, пока не почувствовал сопротивление. Тогда я осторожно послал вдоль нити свой зов:

— Колин!

Ответа не последовало, однако я чувствовал чье-то присутствие на другом конце. Я сильнее потянул нить, и присутствие стало еще ощутимее.

— Колин, отзовись!

В ответ нить завибрировала, и мне почудился скрежет зубовный. Со мной явно не желали общаться, но я был настырный и не хотел отступать. Нить между нами натянулась, как струна.

— Колин! — снова воззвал я. — Это Кевин. Ответь мне. Скажи что-нибудь.

Наконец-то присутствие стало явным, установился полноценный контакт и на меня обрушился поток гневных мыслей Колина:

— Будь ты проклят, Артур Пендрагон! Зачем ты зовешь меня? Что тебе еще от меня нужно?! Ты и так лишил меня всего, что я имел.

— Извини, Колин, я не хотел…

— Ах, ты не хотел! И обманывать меня ты не хотел, не хотел отнимать у меня корону. Даже девушку, которую я люблю, — и ее ты отнял у меня.

— Это нелогично, Колин, — робко возразил я. — Дейрдра никогда не была твоей и никогда не подавала тебе никаких надежд…

— Дурак! — раздраженно оборвал меня Колин. — Я не о Дейрдре говорю, а о Дане.

— О Дане? — удивленно переспросил я. — Ведь ты всегда был равнодушен к ней. Ты не принимал ее всерьез.

— А потом принял. Но тут подвернулся ты, проклятый! Я предлагал ей уйти со мной, я предлагал ей могущество и вечную молодость, я предлагал ей власть над миром, где все люди поклонялись бы ей, как богине. И что же она отвергла все это! Из-за тебя! Ты ей милее всего; она согласна даже делить тебя с Дейрдрой.

— Прости меня, Колин, — виновато произнес я.

— Да простит тебя бог, Кевин, — с горечью ответил он и прервал связь, оставив меня в растерянности и недоумении.

Затем я долго лежал на койке и думал о том, что в фарсе, который суть жизнь, Дане досталась незавидная роль роковой женщины.

 

8

Ночное бдение накануне коронации в Лайонессе не принято. Напротив, этим вечером раньше обычного был дан сигнал к гашению огней по всему дворцу, были запрещены любые вечеринки и шумные собрания, отголоски которых могли бы потревожить сон короля перед самым ответственным днем в его жизни. Утром король должен быть свежим и отдохнувшим, полным сил и энергии, чтобы успешно пройти изнурительную церемонию коронации и обрести могущество своих предшественников. Таков порядок, установленный в давние времена и еще более ужесточенный после смерти злосчастного короля Аморгена, который скончался прямо на алтаре — по официальной версии, от разрыва сердца в результате переутомления.

Для меня все эти меры предосторожности были ни к чему. Я уже владел Силой, и предстоящая церемония имела лишь чисто символическое значение, но эту традицию я нарушать не собирался. И вообще, сходу ломать установленные порядки было бы с моей стороны глупо и опрометчиво. Со своим уставом в чужой монастырь не суйся — золотое правило, которому следуют все люди умные и здравомыслящие. Приходи в монастырь, соглашайся с его уставом, становись приором — и лишь тогда меняй устав, да постепенно, не нахрапом. Так я и намерен был действовать — маленькими шажками к великой цели.

Погруженный во тьму, дворец спал в предвкушении завтрашних празднеств. Спал также и город, чтобы утром проснуться под звон колоколов всех авалонских церквей и часовен, возвещающих сразу о двух торжествах: сначала в соборе святого Патрика состоится давно ожидаемое событие бракосочетание леди Дейрдры Лейнстер с Артуром Кевином Пендрагоном, что должно символизировать примирение двух династий и двух основных этнических групп королевства. Затем праздничная процессия двинется к собору святого Андрея Авалонского на коронацию нового короля Лайонесса и будущего властителя всего этого мира, без лишней скромности названного мною Землей Артура.

Завтра Дейрдра станет моей законной женой, и отчасти поэтому я не мог уснуть. Нет, я вовсе не разлюбил Дейрдру. Моя любовь к ней нисколько не уменьшилась, но вместе с тем не по дням, а по часам росло и крепло нежное чувство к Дане, которое, даже при всем желании, я никак не мог назвать просто влечением, похотью, вожделением. Это была любовь. Несомненно, любовь…

Сидя в темной гостиной королевских покоев и скуривая одну сигарету за другой, я предавался горьким раздумьям. Раньше я не верил, что можно любить двух женщин сразу, и когда слышал подобное, то лишь скептически усмехался. Да, я знал, что любовь приходит и уходит; даже настоящая, большая любовь в конце концов умирает (особенно, если сам ты практически бессмертен), или ее вытесняет другая любовь. Со мной же этого не произошло, а случилось нечто невообразимое: нежность и страсть во мне окончательно рассорились, потому как первой милее была Дана, а вторая предпочитала Дейрдру. Такое расслоение чувств может показаться вам странным, искусственным, надуманным. Возможно, я несколько неуклюже выражаюсь, описывая свое состояние, но других слов для этого я подобрать не могу. Если вы поняли меня (хотя я сам себя толком не понимаю) и знаете, как выразиться точнее и изящнее, я буду признателен вам за подсказку… А впрочем, не думаю, что слова здесь имеют такое уж большое значение.

В последнее время моя нежность все увереннее торжествует над страстью, чему немало поспособствовал очередной каприз Дейрдры, которой вдруг взбрело в голову, что мы не должны спать вместе до свадьбы. Ее решение было продиктовано запоздалым желанием соблюсти все приличия, и не столько в глазах людей, сколь перед собственной совестью. Умом я это понимал и согласился с ней, но где-то внутри меня что-то оборвалось; между нами возник холодок, и моя неудовлетворенная страсть обратилась нежностью к Дане. Каждый вечер, ложась спать в одиночестве, я закрывал глаза и представлял в своих объятиях Дейрдру; но едва лишь мое сознание погружалось в полудрему, лицо моей любимой слегка менялось, напрочь исчезали очаровательные веснушки, безукоризненно правильные черты немного смягчались, золотисто-рыжие волосы приобретали иной оттенок, их локоны свивались в колечки, а изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня не так томно, как ласково… Я засыпал, мысленно обнимая Дану! И если вы назовете это сексуальной шизофренией, пожалуй, я не стану протестовать.

Однако не бывает худа без добра. Стремясь отвлечься от личных проблем, я за время путешествия из Лохланна в Авалон в деталях разработал план предстоящего основания Дома. Первый этап его реализации, операция под кодовым названием «Блеф», начался сразу после моего торжественного въезда в столицу королевства, то есть позавчера. В тот же день вечером на заседании Совета магистров колдовских искусств я сообщил, что для успешного прохождения обряда Причастия необходимо либо высокое мастерство в обращении с силами, либо владение определенным количеством знаний из области математики, физики, химии, астрономии, биологии и психологии. Как я и рассчитывал, местные чародеи заглотили наживку и готовы были тотчас вонзиться зубами в твердый гранит науки (благо не в глотки друг другу) и грызть его столько, сколько потребуется, чтобы обрести вечную молодость и могущество.

Организацию распространения учебных пособий я возложил на Моргана, и тот объявил, что выдача книг начнется через день после коронации. Учебники по физике, химии и биологии написал я, по математике и астрономии Бренда, из-под пера Брендона вышел замечательный трактат по основам психоанализа, а все иллюстрации сделала Пенелопа. Книги были напечатаны в одном из технологически развитых миров, на хорошей полиграфической базе, общим тиражом, вдвое превышающим прогнозируемое количество Одаренных, живущих на Земле Артура, так что проблем с их нехваткой в обозримом будущем не предвиделось. Программу обучения я составил из такого расчета, чтобы в течение года самые способные и настойчивые смогли усвоить весь предложенный материал. Растягивать этот процесс на несколько лет было бы рискованно, год — это предел терпения простого смертного, а в мои планы не входило испытывать терпение людей до бесконечности. Задачей первого этапа было лишь отсрочить на год-полтора наступление кризиса, так быстро назревшего по вине Дейрдры и Моргана.

Что же касается оговорки насчет высокого мастерства в обращении с силами, то эту идею мне подкинула Бренда, и я признал ее стоящей. Под предлогом высокого мастерства можно было не таясь раздавать Причастие тем, кому я более или менее доверял и в чьей поддержке нуждался. Помимо всего прочего, это должно было подстегнуть остальных к самосовершенствованию и еще более усердному изучению основ наук. Брендон разработал серию специальных тестов, якобы для определения уровня мастерства, позволяющих отбирать нужных мне людей и отвергать кандидатуры неугодных. Это было чистой воды шулерство, но в сложившихся обстоятельствах у меня не оставалось иного выхода, кроме как прибегнуть к хитрости.

Конечно, обман не мог длиться сколь-угодно долго. Приблизительно через год кое-кто из новопричащенных поймет, что для овладения Формирующими необходима лишь соответствующая психологическая подготовка а я перевернул все с ног на голову и, образно говоря, пытаюсь учить слепых котят охотиться на мышей. Я не сомневался, что до некоторых пор мои соратники будут держать свои догадки при себе, однако рано или поздно утечка информации все же произойдет — через родственников, друзей, приближенных. Но к тому времени уже должна вступить в решающую фазу операция «Подсадные утки», которой я отводил главенствующую роль во всем моем плане, и ее провал означал бы крушение моих надежд на предотвращение кризиса. Я очень полагался на «подсадных уток»; они должны были влиться в ряды причащенных «по высокому мастерству» и вместе с ними составить ядро моей команды, прочный фундамент будущего Дома у Источника. Только бы все получилось…

Я взглянул на свои наручные электронные часы, подаренные мне Брендой, — шедевр технологической мысли в сочетании с последними достижениями магии. В них был встроен крохотный Самоцвет, контактирующий с Формирующими, что позволяло им в точности отсчитывать время Основного Потока и, как следствие, давать информацию о течении времени в других мирах, а также отмерять мое собственное биологическое время. Вообще-то я человек старомодный и раньше обходился без личных таймеров, но перед таким подарком устоять не смог. Эти часы еще ни разу не давали сбоя — ни в Тоннеле, ни при мгновенном перемещении, и функционировали даже в Безвременье. Правда, я опасался опускать их в Источник, хотя Бренда утверждала, что и там с ними ничего не случится. Моя сестра из скромности не называла себя гением, но я все больше убеждался, что она таковым является. Пусть ей не удавалось, как Диане, напрямую работать с операционной средой, зато она сумела «подружить» свой компьютер с Образом Источника. Детали этой «дружбы» я представлял очень смутно, но отдавал себе отчет в том, что в распоряжении сестры оказался мощный магический инструмент с невероятно высоким созидательным и разрушительным потенциалом. Самое странное, что я нисколько не боялся Бренды, хотя подозревал, что она стала гораздо могущественнее меня. Я чувствовал, что могу во всем положиться на нее, могу доверять ей, как никому другому. Я считал ее почти ангелом, она казалась мне чистой и непорочной, и я любил ее — как сестру и как человека. У Бренды были свои причуды — и я находил их очаровательными, особенно ее экстравагантную манеру одеваться; были у нее свои проблемы — и я очень хотел помочь ей, но пока что не знал как…

Все эти мысли пронеслись в моей голове, когда я смотрел на часы. Здесь, на Земле Артура, на широте Авалона было около трех пополуночи. Я переключил циферблат на Страну Вечных Сумерек — повсюду шел пятый час терции, начиналась сиеста. Далее, на Земле Гая Аврелия, в Европе был поздний вечер. Что ж, и там и там подходящее время. Коль скоро я бездельничаю, можно поговорить с моим уполномоченным в Экваторе и узнать, как продвигаются дела с вербовкой «подсадных уток».

Я подошел к большому зеркалу, висевшему на стене, пододвинул стул, сел и послал мысленный вызов. Приблизительно через полминуты на связь со мной вышел мой кузен Дионис, а точнее — Дионис XXXVII из Сумерек. Черноволосый и черноглазый, с вечно серьезным лицом и меланхоличным взглядом, он совсем не походил на своего легендарного и легкомысленного тезку Диониса I, которого во многих мирах почитали за бога. Этот же Дионис на божественность не претендовал, жил спокойно, великих деяний не совершал, а в свое время даже отказался стать понтификом Олимпа правителем самого большого, самого блестящего города в Истинных Сумерках, расположенного высоко в горах, на самом краю Дневного Предела. С тех пор, как восемь тысяч лет назад Янус покинул Олимп и поселился в Замке-на-Закате, городом от его имени правят понтифики, которые сменяются через каждые сто лет. По существу понтифик Олимпа является вторым лицом в Доме после Януса, и желающих занять этот почетный пост среди принцев Сумерек всегда в избытке. Тем не менее Дионис вежливо, но в категорической форме отверг предложение деда стать его заместителем — как я полагаю, из-за своего происхождения, поскольку он, что называется, был «левым» принцем, незаконнорожденным. (История о том, как скромная пай-девочка Помона, которой в мужья то и дело попадались отъявленные негодяи, после очередного развода пустилась в отчаянный загул, слишком печальна для того, чтобы рассказывать ее во всех подробностях. Посему я ограничусь лишь констатацией факта, что даже она не знала, от кого у нее сын, так как не могла толком припомнить миры, где побывала, и мужчин, с которыми спала).

В отличие от Царства Света, в Сумерках всегда терпимо относились к бастардам. Диониса никто не попрекал в отсутствии отца; он не страдал от комплекса неполноценности на этой почве, но знал свое место и не карабкался наверх по головам других. Наверное, Янус оценил это, когда хотел назначить его понтификом.

В частной жизни Дионис был мягок и сердечен, как и его мать, но не в пример ей был по натуре своей заядлым скептиком и пессимистом. В определенном смысле он был счастливейшим человеком, ибо, предполагая наихудшее, он испытывал удовлетворение всякий раз, когда дела оборачивались не так плохо, как ожидалось; его крайний пессимизм зачастую напоминал безграничный оптимизм. Сам Дионис редко улыбался, зато в его обществе уровень веселья всегда был гораздо выше среднестатистического. Как бы компенсируя этот свой недостаток, он заставлял своих собеседников улыбаться и за себя, и за него. Друзья и знакомые считали Диониса хорошим парнем, а многие женщины находили его милым и привлекательным.

Появившись в моем зеркале, Дионис поднял руку в приветственном жесте. Он был одет в коричневый камзол с расстегнутыми пуговицами, черные штаны и высокие кавалерийские сапоги с отворотами. Позади него на столе я увидел кожаную портупею, шпагу, плащ и шляпу.

— Ты на Земле Аврелия? — спросил я, ответив на его приветствие.

— Нет, но только что оттуда.

— И как там дела?

— Да так себе. Кстати, можешь добавить в свой список еще одного завербованного.

— Прекрасно. — Я достал из блокнот, в котором вел учет «подсадных уток». — Кто этот еще один?

— Твой покорный слуга.

Я машинально раскрыл блокнот на букве «т», чтобы найти названное имя, но тут же захлопнул его и уставился на Диониса изумленным взглядом.

— Ты?!

— А почему бы и нет? Чем плоха моя кандидатура?

— Но ведь ты сам отказался.

Дионис важно кивнул.

— Я не хотел оставлять Землю Аврелия на съедение Александру. Но теперь обстоятельства изменились.

— В какую сторону?

— Для Земли Аврелия в лучшую, а для нас, несомненно, в худшую. Со вчерашнего дня орден Святого Духа в трауре по поводу безвременной кончины своего гроссмейстера.

— Александр умер?!! — пораженно воскликнул я.

— Не думаю. Похоже, он просто инсценировал свою смерть, чтобы навсегда покинуть этот мир.

— Но с какой стати?

Дионис смерил меня долгим взглядом.

— Мне кажется, его поступок вполне логичен. Ты знаешь, что сделал Магомет, когда гора не пошла к нему? Представь себе, он сам пошел к ней.

— По-твоему, Александр начал охоту на меня?

— А ты сомневался? Говорил же я тебе, что он жаждет твоей крови. И если он решил бросить свое уродливое детище, этот гнусный орден, то только ради мести. Я уже успел переговорить с дедом, и он согласен со мной Александр встал на путь вендетты.

Я ухмыльнулся.

— И как же он доберется до меня? Отправится в бесконечность? Скатертью ему дорога — в самое пекло.

Дионис покачал головой.

— Александр не глуп и не пойдет на верную смерть. Раз уж ты в данный момент для него недоступен, он постарается достать тебя опосредствованно. Конечно, Юнону он не тронет — она и его мать. К счастью, Пенелопа вне его досягаемости, также как и Брендон с Брендой. Другие твои сестры для мести не годятся — ведь ты не был особенно привязан к ним. Сумерки Александру не по зубам, так что остается твой Дом — вот по нему, я полагаю, он и ударит.

— Как?

— Возможностей много. Сейчас Царство Света на грани гражданской войны, достаточно одной маленькой искры, чтобы вспыхнуло пламя междоусобицы. А если в твоем Доме начнет литься кровь, ты не останешься в стороне, попытаешься прекратить бойню, ведь так?

— Да.

— Вот тебе и ответ. Я уверен, что именно таким путем Александр попытается выманить тебя из Срединных миров.

— Дрянь дело, — сказал я.

— Хуже некуда, — согласился Дионис. — Если моя догадка верна, тебе нужен надежный тыл у Истоков, чтобы ты не опасался за судьбу своего новорожденного Дома. Смею надеяться, что в такой ситуации я тебе пригожусь.

— Спасибо, кузен, — растроганно сказал я. — Ты один из немногих, кому я полностью доверяю, и я рад буду видеть тебя рядом со мной.

— Значит, лады, — подытожил Дионис. — Когда я закончу вербовку «уток», ты заберешь меня вместе с ними.

— А как же Земля Аврелия?

— О ней не беспокойся. Александр создал могущественный орден, это так; но он допустил ошибку, создав его под себя. При любом другом гроссмейстере орден Святого Духа окажется нежизнеспособным и зачахнет сам по себе. Впрочем, за оставшееся время я приложу все усилия, чтобы ускорить этот процесс.

Я понимающе кивнул. На Земле Аврелия Дионис слыл знатным и могущественным вельможей и был главным советником неаполитанского короля, фактического повелителя всей Италии, который мечтал сокрушить орден моего братца и распространить свою власть на германские земли. Теперь, похоже, настал его звездный час.

— Между прочим, — сказал я. — Через несколько часов моя коронация. Пожелай мне многая лета.

Дионис принял мои слова за намек.

— Что ж, желаю удачи. И выспись хорошенько, у тебя измученный вид.

Он поднял руку в прощальном жесте, но я быстро остановил его.

— Погоди, у нас еще есть время. Если, конечно, ты никуда не спешишь.

— Я-то не спешу. Просто я подумал, что тебе пора в постель. Негоже появляться перед подданными с воспаленными глазами, да еще в день коронации. С тобой все в порядке?

— У меня бессонница, — честно ответил я.

— Отчего? Неужели мандраж?

— Да нет, кое-какие проблемы личного плана.

Дионис сокрушенно возвел горе очи, как священник, принимающий исповедь у распутной вдовушки.

— Ты излишне сентиментален, Артур. И это твой минус.

— А ты слишком бесстрастен, — парировал я.

— Вовсе нет, — возразил кузен. — Просто я уравновешен и не позволяю своим чувствам возобладать над рассудком. Бери пример с меня.

Я вздохнул.

— Легко сказать — бери. Я такой, какой я есть, и, боюсь, уже неисправим. Мое двойное детство теперь сказывается легкой формой шизофрении — но, уверяю, вполне безобидной.

Дионис усмехнулся — уникальное явление.

— Надеюсь, твоя шиза не косит наши ряды?

Я понял, что он имеет в виду.

— Пока что нет. Все наши чувствуют себя прекрасно, особенно Брендон.

— Да, я слышал, что он влюблен.

— Вот как? — удивился я. — И от кого же ты слышал?

— От матери. Ей рассказала об этом Юнона, которой не так давно Брендон поверил свои сердечные тайны.

В этом не было ничего смешного, однако я рассмеялся.

— Тогда понятно. Это то же самое, что поместить во всех газетах вселенной заметку под рубрикой «Светские сплетни».

— Да, кстати, что она собой представляет? — спросил Дионис. — Меня интересует твое объективное мнение. Ведь, как я понимаю, речь идет о весьма вероятной королеве Света.

— Дана замечательная девушка, — ответил я, сознавая, что вряд ли смогу удовлетворить любопытство кузена по части объективности. — Она весьма незаурядная личность.

— Хороша собой?

— Настоящая красавица, и Брендон от нее без ума.

— Они любовники?

С моих губ готово было сорваться категорическое «нет!» с нотками неприкрытого возмущения, но я вовремя сдержал свой ребяческий порыв.

— Вообще-то я не имею обыкновения совать свой нос в чужую постель или подглядывать в замочную скважину, — сухо ответил я, стараясь не выдать своих чувств. — Брендон нравится Дане, они очень дружны, но я не думаю, что она согласится на близость с ним до брака.

— Да никак ты смущен! — заметил Дионис, слегка прищурившись. — Раньше ты не был столь щепетилен.

— Раньше я был немного другим человеком.

— Ну да, разумеется. Новое воспитание и все такое. Впрочем, ладно, замнем это. Как там Пенелопа?

Этот вопрос он задал без всякого перехода, казалось бы — с вежливым безразличием. Однако я сильно подозревал, что Дионис неравнодушен к моей дочери, хотя никакими конкретными доказательствами его тайного увлечения не располагал. Бренда и Брендон считали мои подозрения беспочвенными, а Пенелопа и вовсе была поражена, что такое могло прийти мне в голову, но все же интуитивно я чувствовал, что здесь что-то нечисто. А своей интуиции я доверял.

— Пенелопа довольна жизнью, — ответил я. — У нее появились новые друзья, знакомые, почитатели ее таланта и даже поклонники. (При этом я внимательно следил за реакцией Диониса — полный ноль, он и бровью не повел). Здесь никто не смотрит на нее косо из-за ее происхождения, для всех она — сестра короля, правнучка великого Артура Пендрагона. И знаешь, Бренда говорит, что за последнее время Пенелопа сильно изменилась, стала более раскованной и общительной, реже впадает в меланхолию.

— Еще бы! Ведь у нее появился ты.

— Не только это. В Экваторе она общалась на равных лишь с простыми смертными и немногочисленными родственниками; все прочие Властелины относились к ней свысока, пренебрежительно. А тут из изгоя она превратилась в важную персону, стала одним из главных лиц в Доме, пусть еще только нарождающемся. Да и Брендону с Брендой дышится свободнее вдали от клеветников. Вот уже целую неделю я не слышал от них заверений, что между ними ничего нет, не было и быть не может.

— Бренда по-прежнему избегает мужчин?

Я кивнул.

— У меня постепенно складывается впечатление, что она боится их. Панически боится, хоть и скрывает свой страх под маской непосредственности и дружелюбия.

Дионис ненадолго задумался, будто колеблясь, потом заговорил:

— По-моему, все началось с замужества Бренды. Странный был этот брак, и вовсе не потому, что она взяла себе в мужья неодаренного. Тогда она очень страдала…

— Да, Брендон говорил, что она очень болезненно перенесла смерть мужа.

— Нет, это не вся правда. Еще болезненнее Бренда переносила само свое замужество. В тот период я несколько раз встречался с ней; она была очень плоха — тени под глазами, опустошенный взгляд, изможденное лицо, какая-то вялость, апатия. А с Брендоном вообще черт-те что творилось. Тогда он сильно запил, пригоршнями ел таблетки — и не только транквилизаторы, но и барбитураты, нейролептики, антидепрессанты и всю прочую гадость. И если говорить по правде, то только после смерти мужа Бренда понемногу начала приходить в себя, но так и не стала прежней беззаботной девчонкой.

Какое-то время я переваривал услышанное. То, что рассказал Дионис, совсем не соответствовало версии Брендона о романтической любви, которая так трагически оборвалась в результате нелепой авиакатастрофы. Самые разные мысли путались в моей голове, извиваясь, как змеи, кусаясь и жаля друг дружку.

— Ничего не понимаю! — наконец вымолвил я.

— Я тоже не понимаю, — признался Дионис. — Впрочем, у меня есть одна версия, согласно которой муж Бренды был сексуальным извращенцем, но она так безумно любила его, что не могла бросить.

— Это не похоже на Бренду, — покачал я головой.

— Вот именно. Она всегда была здравомыслящей девочкой, очень волевой и решительной. — Тут Дионис хмыкнул. — Но, с другой стороны, женщины парадоксальные существа, не зря поэты так много говорят об их загадочной душе. А Бренда, согласись, по части парадоксальности может дать сто очков вперед любой другой женщине. Чего только стоит ее иррациональное увлечение модными, к тому же крикливыми нарядами. Кстати, ее одежды не сильно шокируют твоих новых соотечественников?

Я невольно улыбнулся.

— Понемногу шокируют, но не очень. Бренда обещала мне вести себя паинькой и пока что держит слово. Правда, мы лишь только приехали в Авалон, и судить, что будет дальше, трудно, однако похоже, что Бренда намерена действовать, хоть и решительно, но осторожно, эволюционным путем. — (Я хотел было добавить, что сестра активно внедряет новые веяния моды через Дейрдру и Дану, но затем передумал, опасаясь дать Дионису повод для расспросов о Дейрдре. В моем теперешнем взвинченном состоянии это было чревато тем, что я вполне мог поплакаться ему в жилетку, сетуя на свою горькую судьбу). — Так сколько времени тебе понадобится, чтобы закончить вербовку?

— Максимум месяц. Теперь я более или менее свободен и смогу действовать активнее. Ты не против, если я посоветуюсь с дедом?

— Нет проблем. Я сам хотел обратиться к нему, но затем подумал, что негоже взваливать на него свои заботы.

— А зря. Ведь речь идет об основании Дома, и помощь Януса в отборе кандидатур была бы нам очень кстати. У него безошибочное чутье на людей.

— Хорошо, — кивнул я. — Принимаю твои доводы. — Последнее слово я произнес зевая.

Уже во второй раз за время нашего разговора Дионис усмехнулся.

— Вижу, твоя бессонница проходит. Ступай-ка отдохни, кузен. Впереди у тебя хлопотный день.

— Так я и сделаю, — сказал я. — Доброй тебе сиесты, Дионис.

— А тебе спокойной ночи, Артур.

Фигура Диониса растворилась в тумане. Я немного задержался у зеркала, чтобы посмотреть, вправду ли у меня воспаленные глаза, но когда туман расступился, я с удивлением увидел в зеркале не собственное отражение, а Брендона — в одних трусах, со всклоченными волосами, заспанным лицом и сердитым взглядом.

Сначала я несколько раз моргнул, убеждаясь, что это не галлюцинация. Но нет, Брендон был реален, к тому же зол.

— Привет, братец, — сказал я. — Тебе тоже не спится?

— Меня разбудил Морган, черт бы его побрал! — раздраженно ответил Брендон. — Он то ли рехнулся, то ли что-то задумал.

— А в чем дело?

— Он просил уступить ему место Отворяющего на завтрашней церемонии.

— Ага… И под каким соусом он преподнес свою просьбу?

— Его аргументы были неубедительны. Он нес какую-то чушь о престиже, о положении при дворе. Дескать, мне это ни к чему, все равно я твой брат, а он отставной регент и теряет свой былой авторитет.

— Глупости! — сказал я. — Ведь он знает, что завтра я назначу его первым министром королевства.

— Вот то-то же. Так я ему и ответил, но он продолжал настаивать, чуть ли не умолять, и я вынужден был послать его к черту. Даже не к черту, а кое-куда подальше. Это же надо — заявиться среди ночи и начать ломиться в чужую спальню! Определенно, у него крыша поехала.

Я задумчиво покачал головой.

— Пожалуй, нет. Он в своем уме. Часа два назад Морган ушел от меня вполне нормальный. Мы с ним болтали о пустяках, и теперь я припоминаю, что ненавязчиво, как бы между прочим, он расспрашивал меня о функционировании камней. Боюсь, он что-то замышляет.

— Пробраться в Безвременье?

— Похоже на то. Особо Моргана интересовал характер связи Знака Мудрости со Знаком Силы в момент активирования контуров. Если эту связь предельно усилить, образно говоря, «зацепиться» Знаком Мудрости за Знак Силы, то… Нет, сейчас я туго соображаю. Мне нужно выспаться.

— Ты так и не спал?

— Нет.

— Это плохо. Скоро твоя свадьба и коронация, а глазищи у тебя еще те.

— Не беда. Я смотаюсь в Безвременье и там хорошенько отдохну. А что касается Моргана… В общем, когда проснется Бренда…

— Я не сплю, Артур, — будто из-за спины Брендона раздался немного приглушенный голос сестры. — Разговаривая с Морганом, брат так злился, что разбудил меня.

— Где ты?

— Не беспокойся, я в своей спальне. — Изображение в зеркале поплыло, смазалось, и вместо Брендона появилась Бренда в короткой полупрозрачной ночной рубашке. Она отступила в сторону и указала на разобранную постель. — Как видишь.

— Извини, сестричка, — смущенно пробормотал я. — Честное слово, я ничего такого не подумал. Просто мне было странно услышать вас обоих через одно зеркало.

— Это все наша связь, — отозвался Брендон; теперь уже его голос звучал на заднем плане. — Ну, ладно. Я пошел спать, а вы разбирайтесь, что делать с Морганом. Пока.

— Пока, — сказали мы с Брендой.

После короткой паузы сестра произнесла:

— Брендон отключился. Ты знаешь, он чуть не подрался с Морганом.

— Почему?

Бренда застенчиво улыбнулась.

— Ему снилась Дана, а Морган некстати вмешался.

— Ага, понятно… Так стало быть, вы видите одни и те же сны?

— Иногда. Когда снится что-нибудь приятное… либо гадостное.

Я набрался смелости и спросил:

— А твое замужество было каким сном — приятным или кошмарным? С какой это стати Брендон пьянствовал и накачивался психотропными средствами?

Бренда закусила губу; из груди ее вырвался тихий стон.

— Артур, давай поговорим об этом в другой раз.

— Но поговорим, — настаивал я.

— Обязательно, — пообещала она. — Но позже. Добро?

— Добро. Что ты думаешь о Моргане?

— То же, что и ты.

— В таком случае держи его на прицеле. Лучше всего в момент коронации на пару секунд парализуй его.

— Так я и сделаю, а потом извинюсь перед ним. В сущности, Морган хороший парень, только чересчур амбициозен.

— И кстати, подумай на досуге, где бы надежно припрятать камни. Морган только первая ласточка, а по мере становления Дома число желающих овладеть Силой будет возрастать в геометрической прогрессии.

Бренда в задумчивости наморщила лоб.

— Я уже анализировала эту ситуацию, Артур, и пришла к неутешительному выводу, что для охраны Источника необходим по крайней мере один адепт на каждую тысячу причащенных. Боюсь, мы открываем шкатулку Пандоры.

— Она уже открыта. И не нами, а Колином и Бранвеной. Назад пути нет, начинается новая эра.

— Или наступает конец всему, — мрачно заметила Бренда. — Может быть, так и погибли прежние цивилизации Одаренных — открыв шкатулку Пандоры.

— Может быть, — не стал возражать я. — Но это еще не повод впадать в отчаяние. Будем надеяться, что мы окажемся умнее наших предшественников. Я снова зевнул. — Спокойной ночи, сестричка. Я уже засыпаю.

— Приятных сновидений, брат, — сказала Бренда и прервала связь.

Я не стал дожидаться, когда зеркало обретет свои нормальные физические свойства. И так было ясно, что я чертовски устал, поэтому я призвал Образ Источника и дал ему соответствующую команду. Очутившись под зеленым небом Безвременья, я бухнулся ничком на лиловую траву и сразу же погрузился в желанное забытье. Последней моей мыслью было:

«Только бы снова не проснуться в постели Дейрдры…»

 

9

Первое, что я увидел, проснувшись, было склоненное надо мной прекрасное лицо моей Снежной Королевы. Ее большие голубые глаза смотрели на меня нежно, с лаской и заботой, а на коралловых губах играла приветливая улыбка.

— Надеюсь, ты хорошо выспался, Артур?

Несколько секунд я тупо глядел на нее, спросонья моргая глазами, затем перевернулся на бок, сладко потянулся и зевнул. В ходе этих нехитрых акробатических упражнений моя голова оказалась на коленях у Бранвены. Поначалу я хотел отодвинуться, но потом передумал и остался в прежнем положении. Я вовсе не был застенчивым юнцом, а перспектива понежиться на коленях у такой очаровательной женщины в данный момент представлялась мне весьма заманчивой — этакое пикантное, но в целом вполне невинное удовольствие. Как всегда, всласть выспавшись, я пребывал в благодушно-игривом расположении духа — до тех пор пока суровая действительность не наводила решительный порядок в моем затуманенном после купания в сладких грезах мозгу.

— Что ты здесь делаешь, Бранвена? — спросил я, прижавшись щекой к ее бедру. Сквозь тонкую ткань ее белого платья я чувствовал тепло ее тела, которое не так давно сводило меня с ума… Впрочем, то было не совсем это тело, однако принадлежало оно той же самой женщине, что сейчас сидела подле меня.

— Я берегла твой сон, милый, — просто ответила Бранвена. — Чтобы никто не потревожил его.

— А кто мог потревожить его в Безвременье?

— Ты сам. Ведь так и случилось с тобой в прошлый раз.

— Так это я сам…

— А кто же еще. С Безвременьем шутки плохи, мой дорогой. Слава Источнику, тебе снилась Дейрдра, а не черти рогатые.

— Думаешь, что тогда я попал бы в ад? Интересно было бы посмотреть, что он из себя представляет.

Бранвена усмехнулась.

— Ну, в ад бы ты вряд ли попал, но тебя вполне могло зашвырнуть куда-то к черту на кулички. В какое-нибудь жуткое местечко, каких во вселенной вдоволь.

— Бренда частенько спала в Безвременье, — заметил я. — И ничего с ней, насколько я знаю, не происходило.

— Не в пример тебе, Бренда очень уравновешенная девушка. Даже во сне она контролирует себя. Твоя сестра умница и настоящая душечка.

— Она тебе нравится?

— Я в восторге от нее. Да и Брендон ничего, хороший парень. Правда порой меня забавляет его чересчур пылкое увлечение Даной.

— Похоже, он нашел девушку своей мечты, — сказал я.

— И к твоему несчастью, — подхватила Бранвена, — этой девушкой оказалась именно Дана. Какая ирония судьбы! Твой брат — твой соперник.

Суровая действительность наконец навела шмон в моих мозгах. Я почувствовал себя неловко и убрал голову с колен Бранвены.

— Не сыпь мне соль на рану, — попросил я. — Разве я виноват, что так получилось? Я не хотел влюбляться в Дану.

Бранвена кивнула.

— И в этом твое отличие от меня. Я сознательно шла на это… хотя не думала, что мне будет так больно. Впрочем, если бы мне довелось начать все сначала, я бы повторила свой путь. Любить тебя — большое счастье, пусть оно и горькое.

Я виновато опустил глаза.

— Мне жаль, что так получилось, Бранвена. Но я не в силах помочь тебе.

— Увы, — печально вздохнула она. — Я упустила свой шанс. Мне следовало бы раньше явиться тебе в своем новом облике, тогда бы ты не устоял передо мной. А ты не повторяй моей ошибки, Артур. Воспользуйся тем, что Дану влечет к тебе; не мешкай, иначе опоздаешь. А так у тебя хоть останутся воспоминания о нескольких ночах любви.

— Ты предлагаешь мне соблазнить невесту моего брата?! — пораженно воскликнул я.

— Да, — невозмутимо подтвердила Бранвена. — Именно это я тебе предлагаю. Действуй, пока Дана не стала женой Брендона. Уж если выбирать из двух зол, то меньшее.

Я угрюмо покачал головой.

— Нет, ты не ангел-хранитель, Бранвена. Ты мой змей-искуситель.

— Я желаю тебе только добра.

— Не сомневаюсь. Но у тебя очень странные представления о моем благе. Изменить Дейрдре, обмануть доверие брата, и еще… — Тут я осекся.

— И еще ты боишься осуждения дочери. Даже больше, чем ревности Дейрдры и гнева Брендона. А зря. Пенелопа умная девочка и, думаю, поймет тебя.

Я оторопело уставился на Бранвену.

— Что ты сказала?

— То, что слышал. Пенелопа не сестра тебе, а дочь. Шила в мешке не утаишь.

— Черт побери! Как ты узнала?

Бранвена тихо рассмеялась.

— Это знаю не только я, но и Дана с Дейрдрой. А Пенелопа, в свою очередь, догадывается, что нам известна ваша тайна, однако делает вид, будто ничего не произошло и продолжает изображать из себя твою сестру.

— Но как же это всплыло? — недоуменно произнес я.

— Вы сами выдали себя своим поведением. Первой вас раскусила Дейрдра, то есть, как я понимаю, сначала она приревновала. Ведь вы относитесь друг к другу не как брат и сестра, а как робкие влюбленные, вот Дейрдра и решила, что Пенни твоя кузина и любовница.

— Ага! — сказал я. — Теперь понятно, что за муха ее укусила.

— Да уж, — кивнула Бранвена. — Бедняжка Дейрдра провела несколько бессонных ночей. Потом она поделилась своими подозрениями с Даной, и они вместе раскрутили Пенелопу.

— В каком смысле «раскрутили»?

— Время от времени, как бы между прочим, задавали ей каверзные вопросы, чтобы заставить ее проговориться, и вскоре пришли к выводу, что она твоя дочь.

— Это было так просто?

— В общем, да. Особенно, если учесть, что порой Пенелопа произносит твое имя с легким придыханием, вроде как «Оартур». Куда труднее было выяснить, какие у тебя отношения с ее матерью. Тут уж и я подключилась к их расследованию. Втроем мы установили, что матери Пенелопы давно нет в живых; а лично для себя я сделала еще одно открытие, но решила не делиться им ни с Дейрдрой, ни с Даной.

— Какое открытие? — обреченно спросил я, чувствуя себя как нашкодивший ребенок, которому вот-вот надерут уши.

— Мать Пенелопы, — спокойно ответила Бранвена, — была твоей близкой родственницей, предосудительно близкой — родной сестрой, тетей или племянницей. Я бы поставила на тетю, скорее всего, со стороны твоей матери.

Я тяжело вздохнул и пробормотал:

— Надо же, Пуаро в юбке… Нет, миссис Марпл — в клетчатой шотландской юбке.

— О чем ты говоришь?

— Да так, ни о чем. Кое-что из фольклора миров, где саксы крепко намяли бока наши родичам бриттам.

— Так я угадала? Мать Пенелопы была твоей тетей?

— Да, ты права, — сказал я, понимая, что возражать бессмысленно. Она была младшей сестрой моей матери.

— А как ее звали?

— Диана.

— Диана, — задумчиво повторила Бранвена. — Красивое имя. Между прочим, ты знаешь, что покойный дядя Бриан называл Дейрдру Дианой-охотницей?

— Правда? — удивленно спросил я.

— Забавное совпадение, не так ли? А может, и не совпадение. Может, ты вовсе не случайно полюбил Дейрдру. Она чем-то напоминает тебе твою Диану?

Я растерянно пожал плечами.

— Трудно сказать. Они очень разные и в то же время похожие. Обе веселые, непосредственные, жизнерадостные… То есть, Диана БЫЛА жизнерадостной. Она очень любила жизнь.

— Она была той самой Дианой-охотницей, о которой говорится в античных мифах?

— Нет. Прообразом той Дианы было несколько женщин из нашего рода, живших много столетий назад. Моя же Диана была семьдесят третьей из принцесс Сумерек, носивших это имя.

— Аж семьдесят третьей? Но ведь так немудрено и запутаться.

— Немудрено, — согласился я. — Поэтому в Сумерках установлено жесткое правило: ни один из новорожденных принцев или принцесс не может быть назван именем здравствующего родственника. Так, к примеру, за всю историю Дома был и есть только один Янус — мой дед. Все остальные семейные имена повторялись не раз и не дважды… За исключением Йове.

— Кого?

— Ну, Зевса или Юпитера, сына Крона.

— Того, который поедал своих сыновей?

Я коротко хохотнул. Недавно точно такой же вопрос задал мне Морган.

— На самом деле Крон никого не ел, тем более своих детей. Просто у него были проблемы с сыновьями — он страшно ревновал их к своей жене Гее. А что касается Йове, то он был у Крона на особом счету, поскольку Янус прочил его в понтифики Олимпа. Кстати сказать, Йове был единственным в истории Сумерек бессменным понтификом. Он правил Олимпом почти тысячу лет; то была эпоха Громовержца.

— Он действительно метал молнии с вершины горы?

— В некотором роде. Йове был единственным, кто умел вызывать настоящие сумеречные грозы.

— Подумаешь! — фыркнула Бранвена. — Я могу наслать такую грозу…

— И сможешь управлять ею? Сможешь предотвратить все нежелательные последствия своего вмешательства в естественные атмосферные процессы?

— Ну… Боюсь, что нет.

— Вот то-то же. Важно не только сделать то, что ты хочешь сделать; гораздо важнее сделать ТОЛЬКО ТО, что ты хочешь сделать. В этом вся суть Искусства. Йове в совершенстве владел искусством управления погодой. Ему единственному было позволено вызывать грозы в официальных владениях семьи. Дни, когда он это делал, назывались Днями Гнева.

— Звучит устрашающе, — заметила Бранвена.

— Отнюдь. Это лишь символ искупления грехов и самоочищения. Гнев, направленный прежде всего внутрь себя, против собственных слабостей и пороков. Гроза в Сумерках нечто большее, чем просто естественный феномен. К ней относятся с восторгом и благоговением, многие считают ее откровением свыше.

— Значит, Йове был посланцем небес?

— Не знаю. Я ни в чем не уверен. Но говорят, что он стал богом.

— Как Иисус?

— Вроде того. Но это произошло задолго до Иисуса, и Йове никто не распинал на кресте. Просто в один прекрасный день он исчез и с тех пор не давал о себе знать. Скептики утверждают, что ему до чертиков надоела власть, и он отправился странствовать по свету. Иные же искренне верят, что Йове обрел божественность.

— В каком смысле?

Я хмыкнул.

— Хороший вопрос. Сумеречные издревле привержены идее Мирового Равновесия — концепции, согласно которой существует некая нейтральная сила, сдерживающая как Порядок, так и Хаос. По существу, это уже религия, но долгое время она была обезличена, лишена характерного для остальных религий антропоморфизма. Со времен Йове ситуация в корне изменилась. После исчезновения его стали почитать как носителя этой идеи, этакого эрзац-бога.

— Странно все это, — сказала Бранвена. — Чем могущественнее человек, тем больше его одолевают разного рода сомнения, тем усерднее он ищет бога, как бы в надежде найти у него защиту от собственного могущества.

— Ты считаешь Источник богом?

— Нет. Хотя соблазн очень велик. — Она усмехнулась. — Источник воистину кладезь соблазнов. То, что он сотворил со мной… Ах, Кевин, я так несчастна! Ну, что тебе стоит приласкать меня?

Я досадливо поморщился.

— Бранвена, не заводись! По-моему, мы уже все обсудили.

— Э, нет, дорогой, погоди. Если ты такой бессердечный в отношении меня, то и я могу ответить тебе той же монетой. К примеру, сболтнуть невзначай одному из наших придворных сплетников, что Пенни твоя дочь и одновременно двоюродная сестра. Ах, какое пикантное родство!

Внутри у меня похолодело. За себя я не опасался — ведь я король, что хочу, то и делаю, — но моя дочь, Пенелопа! Снова косые взгляды, снова холодок и отстраненность, скрытое осуждение в глазах окружающих — а как же, дитя греха. И все мое могущество, моя власть, мой авторитет окажутся бессильными перед предрассудками. А позже кому-нибудь да придет в голову, что раз в этой семейке нашлась парочка кровосмесителей, то могут быть и другие, например, Брендон с Брендой — вон ведь какие они милашки, а Бренда, к тому же, избегает мужчин…

— Нет! — воскликнул я. — Ты не сделаешь этого!

В улыбке, которой Бранвена одарила меня, сквозила мука и горечь.

— А вот и сделаю. Будь в этом уверен.

— Ты поступишь подло!

— Ну и что? Пусть я потеряю дружбу Пенелопы, зато отомщу тебе. А для отвергнутой женщины нет большего утешения, чем месть.

Я облокотился на колени и закрыл лицо руками.

— Ты шантажируешь меня.

Бранвена нервно хихикнула.

— Наконец-то ты догадался. Браво!

Мне отчаянно хотелось заплакать от ярости и бессилия. И от злости на самого себя. Я ни на минуту, ни на секунду не должен был забывать, что за невинной внешностью Бранвены прячется коварная и расчетливая ведьма, пекущаяся единственно лишь о собственном благе. Я не должен был доверять ей. Я должен был предостеречь Пенелопу от дружбы с ней; я просто обязан был воспрепятствовать их сближению. Бранвена использовала мою дочь, втерлась к ней в доверие и выведала ее тайны. Как это подло, низко, отвратительно!.. В тот момент я ненавидел Бранвену всей душой и готов был убить ее.

— Сколько? — спросил я.

— Что «сколько»?

— А то ты не понимаешь! — с циничной ухмылкой произнес я. — Сколько я должен тебе за молчание? Сколько раз в месяц мне придется трахать тебя, чтобы ты держала свой мерзкий язык за зубами?

По мере того как я говорил — медленно, внушительно, с расстановкой, лицо Бранвены все больше краснело. Затем она несколько долгих секунд смотрела на меня широко распахнутыми глазами, в которых застыл ужас вперемешку с недоверием и изумлением, а ее плотно сжатые губы нервно подергивались, предвещая истерику.

— Ты!.. Ты!.. — Бранвена протянула ко мне руки, и я подумал было, что сейчас она накинется на меня и расцарапает мне лицо, как вдруг она вся сникла, бросилась ничком на траву и горько зарыдала.

Я молча сидел рядом, не предпринимая никаких попыток утешить ее, но и дальше унижать ее не собирался. По правде говоря, мне было стыдно за то, что я сказал. Это было явное превышение необходимой меры самообороны. В пылу гнева я совершенно позабыл, что Бранвена, в сущности, еще ребенок, к тому же, если верить ее словам (а я не видел причины не верить ей в этом), она еще не знала ни одного мужчины.

Бранвена плакала долго и упоенно. Потом она неподвижно лежала, спрятав лицо в траве, и лишь плечи ее изредка вздрагивали. Глядя на нее, я начинал испытывать угрызения совести. Чертова моя сентиментальность!

Наконец Бранвена поднялась и села, расправив на коленях свое уже порядком помятое платье. Без всяких слов я вынул из кармана чистый носовой платок и вытер от слез ее заплаканное личико. Она перехватила мою руку и прижалась к ней губами. В ответ мне не оставалось ничего другого, как обнять ее и чисто по-братски поцеловать ее в лоб.

— Извини, милая, — сказал я. — Я не должен был так говорить.

— Это ты извини, я сама напросилась, — ответила Бранвена, крепче прижимаясь ко мне. — Ты такой неуступчивый, а я… я совсем потеряла голову. Мне так обидно… — Она всхлипнула. — Ведь я желанна, я очень желанна. И сейчас я возбуждаю тебя… Не отрицай, я это чувствую.

— Я и не думаю отрицать, Бранвена. Как и всякого нормального мужчину, меня возбуждает близость хорошенькой женщины. У нас с этим гораздо проще, чем у вас, женщин. Это рефлекс в голом… в чистом виде.

— В чистом виде, в голом виде, — томно произнесла она. — Так не подавляй свой рефлекс. Давай забудем обо всем и займемся любовью. Тебя от этого не убудет, а я хоть ненадолго стану счастливой. Я хочу отдать тебе свою невинность — только тебе, тебе одному, и никому, кроме тебя.

— Бранве…

— Помолчи, выслушай меня. Ведь я не требую от тебя никаких обязательств, вообще ничего — кроме того, чтобы ты дал волю своим рефлексам в их чистом… в голом виде. Впрочем, если тебе угодно, ты можешь даже не раздеваться.

— Это вовсе не смешно, Бранвена.

— А я не шучу, Артур. Я прошу тебя о любви, я умоляю. О маленькой капельке любви — без последствий, без обязательств. Ведь есть же такое понятие, как свободная любовь.

Я с некоторой долей сожаления вздохнул.

— Ко мне оно неприменимо, моя дорогая. Свободная любовь годится только для свободных сердец; мое же сердце таким не назовешь.

— Потому что оно занято?

— Да.

— Все? Полностью? Целиком? Неужели в нем нет местечка для меня? Ведь мне много не надо — только чуточку, самую малость твоей любви и нежности.

— Бранвена, Бранвена, — сокрушенно произнес я. — Что с тобой? Где подевалась твоя гордость? Раньше, когда ты пыталась увести меня у Дейрдры, я тебя понимал. Но теперь…

— А ты загляни в свое сердце, тогда все поймешь. Представь, что Дана равнодушна к тебе, что она уже не бросает на тебя украдкой влюбленные взгляды. И если у тебя есть воображение, то ты увидишь, где подевалась моя гордость. Она там же, где и твоя; она утонула в Источнике. Это наша плата за могущество.

Я отстранил от себя Бранвену и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты снова об Источнике. Я же говорил тебе, что мое наваждение прошло.

— Это ко мне. А к Дане?

Вместо ответа я запустил руку в карман штанов и достал измятую пачку сигарет.

— Источник не станет возражать, если я закурю?

— Нисколько, — ответила Бранвена. — Кстати, неплохая мысль. Угости меня сигареткой.

— Ты куришь? — удивился я.

— Ага, с недавних пор. Это твоя Бренда меня пристрастила.

Некоторое время мы молча курили, задумчиво глядя друг на друга. Первым отозвался я:

— Бранвена… э-э… Я по поводу Даны.

— Да?

— Видишь ли… Но это строго между нами.

— Даю тебе слово, Артур. Я никому не скажу.

Я глубоко вдохнул, задержал дыхание, затем шумно выдохнул. Это немного успокоило меня, и я повторил эту процедуру еще несколько раз.

— Так вот, Бранвена. Я сильно подозреваю, что мои чувства к Дане никак не связаны с Источником. Боюсь, это не наваждение, это любовь.

— То есть, ты думаешь, что совершаешь ошибку, женясь на Дейрдре?

Я склонил голову, прячась от ее проницательного взгляда.

— В общем, да. Но уже поздно что-либо менять. Вот если бы я мог начать все сначала, то…

— Ты выбрал бы Дану, — поняла меня Бранвена. — Отбил бы ее у Колина. Верно?

— Верно… И мне больно, Бранвена. Я чувствую, что могу вырвать Дейрдру из своего сердца, но Дану…

— Вырвать Дану ты не сможешь, — подтвердила Бранвена. — Никогда. Ни за что. Она стала твоей неотъемлемой частичкой. Источник запечатлел в тебе ее эмоциональный образ, и если ты попытаешься стереть его, то необратимо повредишь свою личность.

— Опять Источник! — воскликнул я.

— А что же ты думал. С одной стороны ты прав — твои чувства к Дане нельзя сравнить с наваждением, которое ты испытывал ко мне. Но с другой стороны ты ошибаешься, считая, что Источник здесь ни при чем. Он причастен к твоей нежной страсти самым непосредственным образом.

— Из-за того контакта?

— Ну да. Неужели ты до сих пор так ничего и не понял?

— Кажется, я начинаю понимать, — ошеломленно пробормотал я.

— Вот то-то же, — кивнула Бранвена. — Контакт между Входящим и Отворяющим очень силен, но он статичен, поэтому вроде бы неощутим, ведь мы воспринимаем все в динамике, а неизменность порождает иллюзию отсутствия. При этом контакте Входящий и Отворяющий становятся настолько близки, что при других обстоятельствах они бы прониклись друг к другу глубочайшим отвращением, но из-за его статичности этого не происходит. По существу своему человек прекрасен, гнусны бывают лишь его поступки, мысли, чувства, желания, страсти, но если отвлечься от них — а особенность контакта позволяет это — и заглянуть глубже, в самую душу…

Я весь содрогнулся, вспомнив о Бекки. Тогда я заглянул ей в самую душу, но был ослеплен и оглушен; я видел только плохое, неприятное мне, отталкивающее, а все чистое и прекрасное осталось незамеченным. И мне не на кого пенять, даже на себя: такова наша жизнь, таков я, таковы все мы, люди…

— Последствия контакта, — между тем продолжала Бранвена, — для Входящего и Отворяющего разные. Временное наваждение Отворяющего — лишь остаточный эффект от испытанной им близости с Входящим. Ты на собственном опыте убедился, что возникающее при этом влечение весьма сильно, но недолговечно. Другое дело Входящий. Окунувшись в Источник, он запечатлевает в себе сущность Отворяющего. Навсегда, до самой своей смерти. Так я запечатлела тебя, и теперь ты — часть меня самой; вот почему я люблю тебя и буду любить всегда. Ну а ты запечатлел в себе Дану и любишь ее, потому что она стала как бы частичкой тебя самого.

Я в отчаянии схватился за голову.

— Но зачем Источнику эти сексуальные игры?

— Это не сексуальные игры, — возразила Бранвена. — То есть игры — но не Источника, а наши. Ведь мы люди, существа с разумом, душой и телом, и каждая из трех этих компонент тесно связана с двумя другими. Например, ты, Артур, нормальный здоровый мужчина, твои гормоны самым естественным образом реагируют на твои душевные порывы, и ты хочешь Дану как женщину. Точно так же и со мной. Это не наваждение и не сексуальные игры, как ты выразился; это просто любовь — не больше и не меньше.

— Искусственная любовь, — мрачно уточнил я.

— И что же ты нашел в ней искусственного? — едко осведомилась Бранвена.

Это был чисто риторический вопрос, пресекающий мои неуклюжие попытки обвинить Источник во всех моих бедах. Любовь есть любовь, и не суть важно, как она возникает. Если, к примеру, двое молодых людей, вступив в брак по принуждению, затем влюбляются друг в друга, то разве можно их чувства назвать искусственными?

— Ну ничего! — решительно произнес я. — Завтра… вернее, сегодня все изменится.

— Ты о коронации?

— Да. Я войду в Безвременье, связанный с Дейрдрой, и окунусь в Источник так глубоко, запечатлею ее в себе так сильно, что даже думать забуду о Дане.

Бранвена испытующе поглядела на меня.

— И ты хочешь этого?

Я потупился.

— Нет, не хочу. Но сделаю.

— Этим ты только усугубишь свое положение. Запечатление не бывает более сильным или более слабым, оно либо есть, либо его нет. Ты свяжешь себя навеки с двумя женщинами и всю свою жизнь будешь страдать, метаться между ними, не зная, кому отдать предпочтение. Я такой глупости не совершу, я буду любить только тебя. Не исключено, что у меня будут другие мужчины… Конечно, они будут — ведь я женщина, причем красивая женщина, а ты пренебрегаешь мной, — но первым моим мужчиной обязательно станешь ты. Пусть не сейчас и не завтра, но когда-нибудь это произойдет. Я добьюсь своего. Ты веришь мне, Артур?

Я неопределенно кивнул. Теперь я понимал Бранвену; я уже начинал сочувствовать ей, потому как и сам оказался в сходном положении. Я предвидел тот день, когда из сострадания (или, если хотите, из солидарности) подарю ей… нет, не любовь, но свою ласку и нежность.

Тяжело вздохнув, я снова закурил. Бранвена пододвинулась ко мне и положила голову на мое плечо. Ее шелковистые белокурые волосы приятно защекотали мне шею и подбородок.

— Дай затянуться, — попросила она.

Вот так мы сидели рядышком и курили одну сигарету по очереди. Бранвене это доставляло удовольствие, и она даже томно прикрывала глаза, когда ее губы прикасались к влажному от моих губ фильтру.

А я тем временем обмозговывал одну великолепную идею, пришедшую мне в голову (не побоюсь громких слов) в порыве гениального озарения.

Итак, данное: любовный многоугольник. Я люблю Дейрдру и Дану. Дейрдра любит меня, а Дана… У Даны еще не прошло наваждение, к тому же я нравлюсь ей. В Дану влюблены Брендон и Морган. Дане нравится Брендон, и она явно отдает ему предпочтение перед Морганом. Морган, который уже подал архиепископу прошение о разводе, судя по всему, остался у разбитого корыта и в последнее время увивается вокруг Бренды. Бренда относится к нему благосклонно и по-дружески вежливо, но решительно отвергает его ухаживания. Бедная сестричка до сих пор не может оправиться от своего первого брака и смотрит на всех знакомых мужчин как на друзей или братьев. Кроме того, есть еще и Бранвена, которая любит меня, а также Колин, которого Дейрдра никогда не любила, а Дана, по ее словам, уже разлюбила, и который любит то ли Дейрдру, то ли Дану, а может быть, их обеих сразу…

М-да, запутанная получилась картина. Но ничего — уберем Бренду, Бранвену, Моргана и Колина. Остается четверо — я, мой брат, Дейрдра и Дана. Два парня и две девушки — совсем неплохо. Совет бы нам да любовь, не будь этой злополучной лишней связки: «я люблю Дану». И судя по всему, не смогу ее разлюбить, хоть как бы не старался. А вот Дейрдру, возможно, и разлюблю — ценой своего разбитого сердца… Но к черту! Мое несчастное разбитое сердце вылечит Дана, которую я приведу к Источнику… то есть, отошлю к Источнику, будучи ее Отворяющим. А Брендона я обведу вокруг пальца (ради его же блага, разумеется), подстроив все так, чтобы его Отворяющим была Дейрдра. И, наконец, Дейрдра (моя родная! моя любимая!), когда у нее пробудится Дар, войдет во Врата с Отворяющим Брендоном.

Таков был мой гениальный план: мы с Брендоном должны поменяться невестами. Для его осуществления нужно было, во-первых, отложить мое бракосочетание с Дейрдрой минимум на неделю (под предлогом продления празднеств по случаю моего восшествия на престол), во-вторых, обмануть Брендона, в-третьих, соблазнить Дану, и, в-четвертых, сделать так, чтобы Дейрдра быстренько повзрослела этак лет на пять. Все это осуществимо, а последнее даже приятно — провести спокойные пять лет в каком-нибудь тихом местечке, где время мчится, как ураган; самозабвенно, упоенно любить Дейрдру и предвкушать долгую и счастливую жизнь с Даной в любви и согласии…

Не очень порядочно, спору нет. Но порядочнее ли будет с моей стороны в один прекрасный день соблазнить жену родного брата или, что еще хуже, постоянно приставать к ней, моля о любви, сочувствии, понимании, как это делает сейчас Бранвена? Замена невесты в самый канун свадьбы явление, конечно, не слишком распространенное и вызовет много нелицеприятных толков. Но черт побери, я сделаю из двух несчастных пар две счастливые семьи, быть может, самые счастливые на всем белом свете. Чихать я хотел на всякие сплетни и праздную болтовню!

Заметно воспрянув духом, я сказал Бранвене:

— А знаешь, милочка, в чем твоя беда?

— В чем же? — поинтересовалась она, не убирая головы с моего плеча.

— В жадности. Ты могла бы запросто увести меня у Дейрдры, если бы поделилась со мной Силой. Тебе не составило бы большого труда тайком позаимствовать у Колина его камни и пропустить меня к Источнику, будучи моим Отворяющим.

Бранвена, наконец, подняла голову.

— А-а, вот ты о чем! Ну, коль скоро на то пошло, у меня не было нужды «заимствовать» у Колина камни. Как Хозяйка Источника я могу изготавливать Ключи сама. Кстати сказать, у меня уже есть один модифицированный комплект, состоящий всего из трех камней — талисмана для Входящего, талисмана для Отворяющего и опорного Ключа, наподобие алмаза, Знака Власти. Я изготовила их еще летом, специально для тебя. Но мне так и не пришлось воспользоваться ими.

— Опоздала?

— Нет, хуже. Ты даже не представляешь, как я была огорчена, когда узнала, что Источник откажется принять тебя, если твоим Отворяющим буду я.

Я почувствовал, что мой гениальный план начинает рушиться, как карточный домик.

— Но почему?!

— Понятия не имею, почему это так, но знаю твердо, что посвященный адепт Источника не может быть Отворяющим.

— Ты в этом уверена?

Бранвена грустно усмехнулась.

— Небось, у тебя промелькнула шальная мыслишка стать Отворяющим Даны, а Дейрдру уступить Брендону.

Мое лицо обдало жаром.

— С чего ты взяла…

— Я вижу тебя насквозь, милый. Вернее, я просто понимаю тебя. Но, к твоему огорчению, должна тебе сказать, что ничего у тебя не получится. Источник не примет Дану, если ее Отворяющим будешь ты.

— Почему, черт возьми?!

— Говорю же тебе: не знаю. Бренда полагает, что Источник попросту отказывается воспринимать своего адепта как представителя материального мира.

— Так Бренда знает об этом?

— Конечно, знает. Похоже, ей известно о повадках Источника гораздо больше, чем мне.

— И что она думает по этому поводу?

— Она сама в растерянности. Ее очень беспокоит будущее отношений Брендона с Даной в свете этой асимметрии. Ведь если Дана, как того хочет Брендон, будет его Отворяющим, то ей, в свою очередь, понадобится другой Отворяющий. Ну, и наоборот. Одним словом, как и тебя с Дейрдрой, твоего брата и Дану ожидает далеко не безоблачная супружеская жизнь. Единственный положительный момент во всей этой чехарде, так это то, что контакт Бренды с Брендоном во время ее купания в Источнике не привел к нежелательным последствиям. Очевидно, они так близки друг с дружкой, что физическая близость представляется им чем-то вроде близости с самим собой.

— Так оно и есть, — подтвердил я. Затем с некоторой долей зависти добавил: — Повезло же Бренде!

Бранвена с сомнением покачала головой.

— Позволь не согласиться с этим. Лично я ни о чем не жалею, разве что… — Она умолкла и устремила на меня томный взгляд своих подернутых поволокой ясно-голубых глаз. — Артур, ты можешь исполнить одну мою маленькую просьбу?

Я насторожился.

— Смотря какую.

— Поцелуй меня. Просто так поцелуй. Но по-настоящему.

— Просто так не получится, — заметил я. — Настоящий поцелуй подразумевает логическое продолжение… э-э, в дальнейшем сближении.

— Вот и поцелуй меня, подразумевая логическое продолжение… в отдаленном будущем. Попробуй — ну что тебе стоит?

Я попробовал, и у меня получилось. Губы Бранвены были сладки и по-детски невинны.

Ах, моя нежная Снежная Королева…

 

10

Наше венчание было устроено с поистине королевским размахом, как и подобает для церемонии бракосочетания короля с королевской дочерью. Собор святого Патрика был заполнен до отказа великолепными лордами и блестящими дамами и девицами. К алтарю меня подвели Бренда и Морган, который был моим шафером, а Дейрдру мне вручил Дункан Энгус, муж ее тетки Алисии. Моя невеста в подвенечном наряде была прекрасна, как ангел, и только совершеннейший идиот на моем месте мог бы думать в этот момент о другой женщине…

Я был тем самым совершеннейшим идиотом. Отвечая на вопрос епископа: «Согласен ли ты, Артур Кевин Пендрагон, взять в жены присутствующую здесь Дейрдру Лейнстер?..», я чуть было не ответил: «Нет!», а затем, говоря сакраментальные слова: «Беру тебя, Дейрдра, в законные жены…» — я запнулся на ее имени, так как с моих губ готово было сорваться другое имя. Вы знаете, какое.

В общем, не очень веселой получилась моя свадьба, хотя вряд ли мое мнение разделял простой люд, который радовался вовсю, восторженно приветствуя нас на пути из собора святого Патрика в собор святого Андрея, где вслед за венчанием с Дейрдрой я должен был повенчаться со всей своей страной. Этот брак тоже не вдохновлял меня; слишком большую ношу я взваливал на свои плечи и вовсе не был уверен, выдержу ли, справлюсь. Мне предстоял каторжный труд по основанию нового Дома, и если я преуспею в этом, то стану такой же легендарной фигурой, как мой прадед и тезка Артур Пендрагон, как мой дед Янус, как Авраам или Один. И тем не менее… Эх, тяжела все-таки шапка Мономаха!

А БЕЗ ДАНЫ МНЕ СВЕТ НЕ МИЛ…

Без Даны, которая волей Источника стала мне ближе, чем Дейрдра, и которая, по злой воле того же Источника, никогда не будет испытывать ко мне столь глубоких чувств.

Во время венчания я искоса следил за ней и безнадежно мечтал о несбыточном. Я ждал чуда, зная, что его не произойдет, что не ударит гром с ясного неба и не поменяются местами Дейрдра и Дана… А по пути в собор святого Андрея и на самой коронации я был лишен даже горького наслаждения тайком лицезреть Дану, ибо она затерялась где-то в толпе среди разодетых в пух и прах знатных дам и девиц из высшей аристократии Лайонесса.

БЕЗ ДАНЫ МНЕ ТАК ГРУСТНО И ОДИНОКО…

Рядом со мной были Брендон и Дейрдра, уже не как мой шафер и моя невеста, а как мои Отворяющие. Они ритуально прикоснутся к большому алмазу чистой воды, Знаку Власти, венчающему корону, в момент, когда архиепископ возложит ее на мою голову.

БЕЗ ДАНЫ МНЕ ВЛАСТЬ БУДЕТ В ТЯГОСТЬ…

Они прикоснутся, и я войду во Врата, однако не стану купаться в Источнике, даже близко к нему не подойду. Сегодня утром я перекинулся парой слов с Брендой, и она подтвердила то, что сказала мне Бранвена: запечатлев в себе Дейрдру, от Даны я не избавлюсь. Вот я и решил не усугублять свое, и без того безрадостное положение. Значит ли это, что я уже разлюбил женщину, которая только что стала моей женой? Еще нет — но процесс, как говорится, пошел…

БЕЗ ДАНЫ В МОЕМ ДОМЕ БУДЕТ ПУСТО И ОДИНОКО…

Сначала я хотел совсем отменить сегодняшнее вхождение во Врата и ограничиться единственно лишь сиянием над алтарем в момент помазания (не стоит лишать людей зрелища — ведь кое-кто в прошлый раз умудрился увидеть в том сиянии призрачный силуэт святого Андрея Авалонского), но потом я все же передумал. Я войду во Врата и встречусь в Безвременье с Бранвеной. Мы присядем рядышком на лиловой траве у подножия холма, поговорим о жизни и о любви, я немного поплачусь ей, выскажу все, что накипело у меня на душе за истекшие со времени нашей последней встречи восемь часов, а дальше… Может быть, я и подарю моей Снежной Королеве то, о чем она давно меня просит. И пусть в Безвременье не бывает ночей, ночь любви может быть где угодно — даже под немеркнущим ярко-зеленым небом, отливающимся бирюзой. Да, можно любить из сочувствия, из сострадания, из соучастия, из солидарности. Именно так я начинал любить Бранвену…

МОЖЕТ, КОГДА-НИБУДЬ И ДАНА ПОЙМЕТ МЕНЯ…

Я уже признал Отца, Сына и Святого Духа как Бога единого, принес традиционную клятву (любить и почитать Святую Церковь Христовую, беречь ее от язычников, реформаторов и осквернителей, нести свет истинной веры по всему миру, править своим государством по закону и справедливости, защищать Правду и Добро, искоренять Зло и Несправедливость, употреблять свою Силу только в богоугодных целях, вести непримиримую борьбу с дьяволом и прислужниками его, черными магами; от комментариев этой клятвы я здесь воздержусь), также я выслушал молебен во славу короля, то есть меня (хор пел очень красиво и возвышенно), затем меня помазали на царство, а присутствующие в соборе узрели сияние над алтарем (не мудрствуя лукаво, я продемонстрировал им свой Образ Источника, «включив» его на полную мощность — так, чтобы он был виден и обычным зрением). На плечи мне накинули алую королевскую мантию, я принял из рук архиепископа меч, чтобы тут же отдать его Дункану Энгусу, после чего ко мне приблизились Брендон и Дейрдра и опустились на колени по обе руки от меня. А монсеньор Корунн Мак Конн тем временем достал из дарохранительницы золотую королевскую корону.

БОГИ! ЗАЧЕМ МНЕ КОРОНА БЕЗ ДАНЫ?..

— Венчает тебя Господь, сын мой, короной славы и справедливости! Будь верным защитником и слугой своего государства, и да хранит тебя Всевышний, творец всего сущего на земле. В имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!

Ну вот, я уже стал коронованным королем. Архиепископ бережно возложил венец на мое чело, а Брендон и Дейрдра прикоснулись кончиками пальцев к алмазу, Знаку Власти, Ключу ко Вратам. Я активировал контуры, Врата отворились, и…

И тут случилось непредвиденное. Меня будто толкнули в спину, от неожиданности я потерял равновесие и рухнул лицом вниз… К счастью, не на пол, а на мягкий травяной ковер Безвременья.

В моем мозгу, точно молния, промелькнула мысль, что Бренда не удержала Моргана, и тот последовал за мной. Я резко вскочил на ноги и огляделся вокруг.

Никого. Ну и слава богу.

Я расслабился и опустил руку, которая все еще пыталась найти на моем левом боку привычную рукоять шпаги. А шпаги у меня не было — как, впрочем, и одежды. Я в точности исполнил все предписания ритуала, которым предусматривалось, что король должен войти во Врата голым, оставив одежду с короной перед алтарем. На мне не было даже иллюзорной голубой туники, о которой рассказывал Колин; по-видимому, мое тренированное подсознание отвергло этот самообман. В отличие от Колина, я слышал сказку о голом короле, который думал, будто он одет.

Голый король у подножия холма ждал свою Снежную Королеву…

Ну нет, вдруг подумал я. Так не пойдет. Меня не вдохновляла перспектива в первый же момент предстать перед Бранвеной обнаженным. Сначала я хотел просто поболтать с ней и только потом… если не передумаю, конечно.

Медитировать я не рисковал, поэтому вызвал свой Образ и мысленно потянулся к Источнику. Он откликнулся на мое желание и переправил мне одежду — трусы, носки, кроссовки, синие брюки и салатного цвета рубашку.

Я второпях оделся, чтобы успеть до прихода Бранвены, однако спешил напрасно — она не появлялась. Я прождал пять минут, и еще пять, потом поднялся на вершину холма и огляделся вокруг.

Бранвены нигде видно не было.

Так может быть, она все еще в роще, возле Источника?

Я обострил свое чутье и просканировал окрестности.

Безрезультатно. Похоже, кроме меня, в данный момент в Безвременье никого нет. Если только Бранвена не купается в Источнике, значит я опередил ее. А тот толчок в спину, получается, был следствием ее отчаянной попытки поспеть за мной.

Хозяйка оплошала. Наверное…

Я опять вызвал Образ и вновь потянулся к Источнику. Он был спокоен, не бурлил, даже не волновался. Ни в нем самом, ни возле него никого не было.

Тогда я проверил состояние Врат. Естественно, вход был активирован но, как я обнаружил, не только мной одним. В ближайшие пять сотых секунды Основного Потока ожидалось еще три вхождения во Врата. Целых три!

Один из Входящих, безусловно, Бранвена. Далее — Морган. А кто же тогда третий?

Неладно что-то в королевстве Датском…

Первое вхождение отстояло от меня всего на полторы тысячных секунды. Это, должно быть, Бранвена. Что ж, обмозгуем вместе создавшуюся ситуацию; как-никак две головы лучше. Тогда и решим, что делать с непрошеными гостями.

Ох, и задам же я Моргану взбучку! Дудки теперь он получит пост первого министра.

Я сосредоточился, фиксируя момент появления первого Входящего. Легкое возбуждение подсказало мне, что это, скорее всего, женщина. Очевидно, Бранвена… Или Бренда — в самом деле, не могла же моя сестричка упустить Моргана.

Чтобы проверить свою догадку, я сосредоточился на втором Входящем. Возбуждение прошло, сменившись теплым дружеским чувством. Все-таки Морган. Тоже мне друг! Попросил бы меня прямо — я бы ответил ему, чтобы он готовился и искал для себя Отворяющего.

Интересно, кто его Отворяющий? Неужели Дейрдра?

Сконцентрировавшись на последнем из Входящих, я вновь испытал легкое возбуждение. Значит, женщина. То ли Бренда, то ли Бранвена — более детальной информацией, чем пол посетителя, я не располагал, но поставил бы на Бренду. Бранвена все же Хозяйка Источника, и ей совсем негоже плестись в хвосте этой странной процессии.

Я вернулся к первому Входящему, предположительно Бранвене, точно зафиксировал момент ее появления в Безвременье и дал Образу команду перенести меня вперед по времени материального мира. Это была дорога с односторонним движением. Все, что оставалось позади меня, становилось прошлым, возврата в которое нет, и я должен был соблюдать осторожность, чтобы не пропустить нужное мне мгновение. Я его не пропустил.

Я по-прежнему стоял на вершине холма, и вокруг было по-прежнему безлюдно, но это не обескуражило меня. От Бренды, всерьез занимавшейся изучением темпоральных свойств Источника, я узнал, что каждой точке на временной оси материального мира соответствует бесконечный интервал в Безвременье, причем, если за начало отсчета принять момент вхождения во Врата, то этот интервал получится как бы разделенным на две части: бесконечную — в будущее и конечную, так называемый «зазор» — в прошлое.

Для Входящего этого «зазора» не существует, в него можно попасть только из предшествующих отрезков Безвременья, как это сделал я. Длина «зазора» зависит от скорости течения времени в мире, из которого открываются Врата к Источнику. Впрочем, если вам покажется, что я изъясняюсь слишком путано, то скажу проще: я попал в нужный мне момент, но несколькими минутами раньше посетителя из материального мира. Я не знал в точности, сколько придется ждать, но был уверен, что недолго, потому как изначально нас разделял мизерный отрезок реального времени.

Ожидание мое длилось даже меньше, чем я думал. Не прошло и минуты, как у подножия холма появилась рыжеволосая девушка в нарядном платье из золотой парчи. Я сразу узнал ее, хотя увидел ее со спины. Я изумленно выкрикнул ее имя, но девушка никак не отреагировала на мой возглас. Секунды две или три она стояла, пошатываясь, затем как подкошенная рухнула на траву и осталась лежать без движения.

Нет, я не бросился бежать к ней по пологому склону холма — я мгновенно переместился, напрочь позабыв о предупреждении Бранвены, что в Безвременье такие штучки чреваты непредсказуемыми последствиями. К счастью, со мной ничего не случилось. В следующий момент я очутился возле Даны, быстро опустился перед ней на колени и перевернул ее на спину. Слава богу, она была жива, всего лишь в обмороке от пережитого шока. Ее лицо было бледным, как полотно, а на лбу блестели мелкие бисеринки холодного пота.

Я достал из-за манжета платья Даны отороченный кружевом батистовый носовой платок, бережно вытер ей лоб, затем похлопал ладонями по ее щекам, отчего те слегка порозовели. В арсенале колдовской медицины имелось множество способов привести человека в сознание, но я отдавал предпочтение старым проверенным средствам и, поскольку возможно, старался обходиться без магии. Я лишь пробормотал несложное заклинание, в результате которого в ноздрях Даны образовалось микроскопическое количество молекул аммиака; результат был аналогичен тому, как если бы я дал ей понюхать вату, смоченную в нашатырном спирте.

Дана чихнула и раскрыла глаза. Затем, жмурясь, еще несколько раз чихнула; взгляд ее, наконец, стал осмысленным, а на щеках проступил естественный румянец. Она выглядела растерянно и беспомощно и оттого казалась мне еще милее. Она была так прекрасна, что я готов был захныкать от умиления… Я мысленно отругал себя за неуместную сентиментальность, утер с лица Даны слезы и как можно строже спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Дана виновато заморгала.

— Я… Извини, пожалуйста, Артур, но… Просто я хотела к Источнику…

— Да ну! — язвительно произнес я. — В самом деле?

Дана ухватилась рукой за мое плечо и попыталась подняться. Я поддержал ее и помог ей сесть поудобнее, после чего с большой неохотой убрал свою руку с ее талии.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

— Пожалуй, да, — ответила она. — Только голова немного кружится.

— Еще бы! Мы здорово столкнулись с тобой лбами.

— Что?.. Ах да, извини. Я не думала, что так получится.

— А как ты думала?

— Ну… Что сначала войдешь ты, а вслед за тобой — я.

— Гм. Так оно и получилось. — Я собирался спросить, как это у нее получилось, но ответ был очевиден. — Ты настроилась на мой Знак Силы?

Дана кивнула.

— Ты почти угадал.

— Почти? Что это значит?

— Видишь ли, — объяснила она, — я настроена на твой Самоцвет.

Наступила минута молчания. Я потрясенно смотрел на Дану, а она блуждала задумчивым взглядом по окрестностям.

— Может, ты неправильно выразилась, — медленно проговорил я. — Быть настроенным на Самоцвет, это значит иметь возможность управлять им. Не просто знать коды для выхода со мной на связь, но и…

— Нет, Артур, — уверенно произнесла Дана. — Я правильно выразилась. Я могу управлять твоим Самоцветом.

— Но как же так? — Я озадаченно уставился на свой Самоцвет и проверил его блокировку. — Никаких изъянов в защите вроде бы нет. И вообще, с ним все в порядке.

— Однако защита меня пропускает, — заметила Дана. — Я сама была удивлена, когда обнаружила это. Я бы обязательно сказала тебе, но после разговора с Брендой решила помалкивать.

— Так это она тебе посоветовала? — спросил я, окончательно сбитый с толку.

— Конечно же, нет. Я даже не заикнулась ей о своем открытии. Просто я попросила ее рассказать о свойствах Самоцвета. В частности я узнала, что при сильном взаимодействии Самоцвет может копировать структуру других магических артефактов, и подумала, что он мог скопировать и Знак Силы, когда ты впервые вошел во Врата.

— Точно! — сказал я. — Так оно и случилось. Тогда же мой Самоцвет, если можно так выразиться, скопировал и тебя. Мне следовало бы догадаться об этом раньше.

— Я тоже так подумала, — кивнула Дана. — Хотя не понимаю, как это Самоцвет мог меня скопировать. Ведь я не камень какой-то, а человек.

— Вот он и скопировал тебя по-человечески. То есть, настроился на тебя.

То, что я сказал было не всей правдой. На самом деле я «скопировал» Дану, купаясь в Источнике, а Самоцвет лишь констатировал, что она «своя». И любой другой камень, настроенный на меня, будет автоматически настроен на Дану. Но, увы, не наоборот. Извращенец-Источник не признает взаимности.

— Ладно, — сказал я. — С этим мы разобрались. Что ты собиралась делать дальше?

— То, что и сделала. Имея доступ к твоему Самоцвету, который содержит структуру Знака Силы и обладает всеми его свойствами…

— Но ведь мой Самоцвет скопировал структуру другого Знака, — заметил я, — того, что у Колина.

— Я приняла это в расчет. Как я и предполагала, настроившись на новый Знак Силы, ты автоматически подстроил к остальным Знакам и свой Самоцвет. Во всяком случае, я не испытывала никаких затруднений, наводя вслед за тобой контуры. Ну, разве что некоторое неудобство из-за расстояния. А так все оказалось еще проще, чем я ожидала.

— Но зачем ты это сделала? Ведь ты и так первая в списке тех, кого я собирался представить Источнику.

Дана удивленно взглянула на меня.

— Мне никто этого не говорил. Я думала, что ты намерен пустить к Источнику только своих родных.

Я покачал головой.

— Этого было бы мало. Мне нужны и ты, и Морган… Да, кстати, Морган что-то знал о твоем плане?

— Вчера я рассказала ему.

— Зачем?

— Чтобы он подстраховал меня. Я не могла обратиться за помощью к Брендону, потому что он твой брат, вот и попросила Моргана следить за происходящим и отвлекать внимание Бренды.

— Ага, ясно. Стало быть, ночной наезд на Брендона входил в ваши планы? Вроде как отвлекающий маневр?

Дана почему-то покраснела.

— Нет, Морган сам проявил инициативу. Я не понимаю, какую цель он преследовал.

Я хмыкнул.

— Зато я понимаю. Он хотел стать твоим Отворяющим со всеми проистекающими отсюда последствиями… Между прочим, ты отдаешь себе отчет о последствиях своего поступка?

— О каких именно?

— Ну, в первую очередь о возникающем в результате влечении к Отворяющему.

Казалось, Дана была шокирована.

— Но ведь Дейрдра жен… — Она осеклась, увидев на моем лице снисходительную улыбку. — О боже! Брендон?

— Да, — сказал я. — Брендон. Потому что ты женщина.

Дана всплеснула руками и закатила глаза.

— Ну и недотепа же я! — с чувством произнесла она. — Как я не сообразила?..

— А вот Морган сообразил. Вернее, он заподозрил это, а потом, в разговоре со мной, получил подтверждение своей догадки.

— И сразу же кинулся к Брендону, — подхватила Дана. — Чуть ли не на коленях упрашивал, нес всякую чушь о престиже, об авторитете…

— Стоп! — сказал я, как громом пораженный внезапным подозрением. Откуда ты все это знаешь?

Дана покраснела и стыдливо потупилась.

— Я… Я думала, что тебе известно…

Я горько рассмеялся, вспомнив слова Бренды: «Ему снилась Дана», произнесенные в явном замешательстве. Да уж, снилась. Наяву…

Я резко оборвал свой смех, поднялся на ноги и сухо проговорил:

— Пойдем к Источнику. — После чего, не ожидая ответа, повернулся к Дане спиной и зашагал вверх по склону холма.

— Артур, — робко отозвалась она.

— Да? — Я остановился, но не оглянулся.

— Я… Нет, ничего.

— Так пойдем же.

Весь путь мы прошли молча. Дана покорно следовала за мной, не пытаясь догнать меня, а я в свою очередь и не думал замедлить шаг, чтобы подождать ее. Я не хотел, чтобы она видела мое лицо — зеркало моей души, которое в те тягостные минуты было слишком красноречивым. Я испытывал злость, досаду, раздражение, обиду и много других чувств из негативного спектра человеческих эмоций, но над всем этим довлела горечь. Я чувствовал себя круглым идиотом, последним дураком, которого обвели вокруг пальца, как несмышленыша. Мне было больно и стыдно при мысли о том, что когда я засыпал, с нежностью думая о Дане, сама она засыпала в объятиях моего брата…

«Ему снилась Дана.»

Ха! Ха-ха-ха!

Совсем не смешно…

Только на прогалине, возле окруженного мраморным парапетом водоема, я немного успокоился, взял себя в руки и повернулся к Дане.

— Это Источник, — сказал я будничным тоном. — Точнее, его физическое проявление. Подойди ближе, не бойся.

Дана подступила к парапету вплотную и устремила взгляд на бьющий из центра водоема фонтан голубых искр.

— Он волнуется из-за моего присутствия?

— Да, верно. Откуда ты знаешь?

— Бренда рассказывала. Она довольно точно описала мне и Безвременье, и сам Источник. В общих чертах я приблизительно так все это и представляла.

— Гм… А Бренда не рассказывала тебе о роли контакта с материальным миром?

— Я знаю, что он необходим для успешного посвящения.

— А знаешь ли ты, что он порождает влечение?

— Да, но влечение влечению рознь. Бренда держала контакт через Брендона, однако по-прежнему любит его лишь как брата. А если бы моим связующим звеном с материальным миром была Дейрдра, это бы только укрепило нашу дружбу и положило бы конец всем нашим разногласиям.

Мне оставалось только подивиться ее наивности.

— Дружба дружбе тоже рознь, Дана.

— Что ты имеешь в виду?

— Да так, ничего. Просто я думаю, что Источник не признает контактов между представителями одного пола.

Дана улыбнулась.

— Стало быть, он претендует на роль сводника? Или свахи?

Я вздохнул.

— Вот что. Вижу, ты совсем не в курсе, и мне нужно многое рассказать тебе.

— О чем?

— Об этом контакте и о том, как он сказывается на Входящем и Отворяющем. Прежде всего, что ты предпочитаешь — любить или быть любимой?

Во взгляде Даны появилось странное выражение — то ли сочувствия, то ли раскаяния. Похоже, она решила, что известие о ее отношениях с Брендоном слегка расстроило мой рассудок. Впрочем, если это так, то она была недалека от истины.

— И то, и другое, Артур, — мягко ответила она. — Я предпочитаю взаимность.

— Вполне понятное желание, — согласился я. — Но все-таки, если взаимность исключена, что ты выберешь?

Взгляд Даны переменился, в нем появилась тревога.

— Ты это серьезно?

— Очень серьезно. Видишь ли, Источник не жалует взаимность. Почему, не знаю, но знаю что это так. Может быть, в этом скрыт какой-то глубокий смысл, которого я не понимаю, а может, Источник попросту издевается над нами, подобно языческим богам требуя от нас жертвоприношения… — Так, слово за словом, я рассказал Дане то, что лишь недавно узнал от Бранвены. Она перебивала меня, уточняла, спрашивала, переспрашивала, пока я не выложил ей все, что было мне известно и что имело отношение к делу, включая мой неудавшийся разговор с Колином. Единственное, о чем я умолчал, так это о личности Хозяйки; я решил, что пусть Бранвена сама представится Дане в своем новом амплуа.

К концу нашей беседы мы как-то незаметно отошли от Источника на приличное расстояние. Когда я исчерпался, а у Даны уже не оставалось вопросов, она присела на траву и задумалась. Я продолжал стоять, докуривая очередную (пятую или шестую) сигарету, и откровенно любовался ею. Теперь мне нечего было скрывать; она знала, что я люблю ее, и знала, что моя любовь безнадежна. Она могла только посочувствовать мне… и себе тоже.

— Это унизительно, — наконец произнесла она. — Получается, что так можно заставить полюбить кого-угодно.

— Вовсе нет, — возразил я. — Никто никого не заставляет. Человек может войти в Источник, а может и не входить в него. И он сам выбирает своего Отворяющего. К тому же сам контакт предполагает родство душ. Вряд ли он возможен между неприятными друг другу людьми.

— Все равно это неправильно. Если сейчас я искупаюсь в Источнике, то Брендону придется искать себе другого Отворяющего. Я буду любить его, а он меня — нет. Я не хочу этого. Я хочу, чтобы мой муж любил меня.

— Он уже просил тебя стать его женой?

Дана утвердительно кивнула.

— А также он просил меня стать его Отворяющей. Я согласилась.

— Да уж, — невольно вырвалось у меня. — Ты на многое согласилась. Тут я сконфузился и опустил глаза. — Извини, я нечаянно.

Дана встала, подошла ко мне и взяла меня за руки.

— Артур, я должна объяснить тебе…

— Ты ничего не должна. Я не вправе вмешиваться в твою личную жизнь.

— Нет, вправе. Ты сам признался, что любишь меня. А я… я люблю тебя.

Я робко поднял взгляд и всмотрелся в манящую глубину ее прекрасных изумрудных глаз.

— Но ведь совсем недавно ты говорила, что я просто нравлюсь тебе. Нравлюсь и только.

— Я солгала, — честно призналась она. — Ты вынудил меня солгать. Нельзя требовать от женщины признания в любви, если она не уверена в твоих чувствах.

— Тогда я тоже не был уверен, — ответил я и привлек ее к себе. — А теперь уверен. Я люблю тебя.

Некоторое время мы стояли обнявшись и молчали, не находя слов, чтобы выразить свои чувства. Мы думали о будущем, которое не сулило нам обоим ничего хорошего.

— Почему ты не спрашиваешь о Брендоне? — отозвалась Дана. — О наших с ним отношениях.

— Это ваше личное дело. Если вы твердо решили пожениться, то в ваших отношениях нет ничего предосудительного.

— Однако ты должен знать, почему я так поступила. Ведь это я навязалась Брендону. Сам он даже не заикался о том, чтобы мы спали вместе до свадьбы. — Она сделала паузу, ожидая реплики с моей стороны, но я хранил молчание. — Артур, скажи что-нибудь!

— Мне нечего сказать, Дана.

— Тебя не интересуют мои мотивы?

— Я знаю их. Тобой двигало отчаяние.

— А еще злость. И обида. И ревность. Я так хотела досадить тебе!

— Прежде всего ты искала утешения, — мягко возразил я. — Но почему ты выбрала Брендона?

— Даже не знаю. Может быть, потому что он твой брат. Он любит меня, а я люблю в нем тебя. Он очень милый, и нравится мне. Я думала, что смогу полюбить его… тебе на зло. Но не вышло.

— Еще не вечер, — заметил я.

— Ты про Источник? — спросила Дана, крепче прижимаясь ко мне.

— Да. Теперь ты знаешь все, так что решай.

Она подняла голову и наши взгляды встретились. В ее глазах я прочел желание, которое полностью совпадало с моим. Мы поцеловались — без страсти, а нежно и печально, так, как целуются перед вечной разлукой.

— Ты уже решила? — обреченно спросил я.

Вместо ответа Дана высвободилась из моих объятий и бегом бросилась к Источнику. Она бежала довольно резво, и мне удалось настичь ее лишь в нескольких метрах от парапета. Я ухватил ее за руку, она попыталась вырваться, в результате чего мы оба оказались на траве под самым парапетом. Я подмял ее под себя и принялся покрывать ее лицо жаркими поцелуями.

— Пусти меня, — прошептала Дана, извиваясь. — Пусти меня к Источнику. Я полюблю Брендона.

— Не пущу, — ответил я и поцеловал ее так крепко и страстно, что у нее перехватило дыхание и она перестала сопротивляться. — Позже ты искупаешься и полюбишь Брендона. Но не сейчас. Сейчас твоя любовь принадлежит мне.

Дана всхлипнула, затем посмотрела мне в глаза и утвердительно кивнула.

— Надеюсь, Брендон простит нас, — сказала она.

Мы ласкали друг друга, позабыв обо всем на свете. Мы не обращали никакого внимания на Источник, который бурлил рядом, все больше возбуждаясь вместе с нами. Когда извергаемые им голубые искры начали сыпаться на нас огненным дождем, обжигая нашу кожу, мы уже дошли до такого состояния, что просто не могли остановиться. Боль от ожогов, вместо того, чтобы охладить наш пыл, лишь подстегивала нас, а разбушевавшуюся вокруг стихию мы воспринимали как феерическое представление, устроенное Источником в честь нашей любви. И в момент кульминации нашего физического и эмоционального единения, именуемый в обиходе оргазмом, Источник будто взорвался в завершающем аккорде своей грандиозной симфонии первозданных сил и поглотил весь текущий момент Безвременья целиком. Вместе с нами…

 

11

Я вынырнул на поверхность, фыркая и отдуваясь. Источник был спокоен, если не считать создаваемых мною концентрических волн, а вода в нем была прозрачна, и я видел под собой голубую бездну, которую только что покинул.

Итак, несмотря на свое первоначальное решение, я все же искупался в Источнике, держа контакт с Дейрдрой. Иного выхода у меня не было окунувшись в Источник, вернее, будучи поглощенный им, я должен был идти до конца; путь на поверхность пролегал только через его недра. Благо я успел предупредить об этом Дану, прежде чем нас разделило — внутреннее течение унесло меня в Круг Адептов, а ей предстояло пройти Путь Посвящения.

Впрочем, я нисколько не сожалел о происшедшем. То, что я испытал с Даной, было вершиной блаженства; это была любовь, возведенная в степень бесконечности. Это была настоящая фантастика! Ради таких прекрасных мгновений стоит мучиться и страдать всю свою долгую жизнь… Ах, Бранвена, затейница! Вот почему ты так хотела заняться со мной любовью в Безвременье!

Я подплыл к ближайшему участку парапета и взобрался на него. Едва лишь покинув Источник, я моментально стал сухим, а невесть откуда взявшийся ветерок своим ласковым дуновением игриво пощекотал мою кожу и слегка взъерошил мои волосы, ставшие на удивление мягкими и шелковистыми. Хотя жидкость в Источнике по своим физическим свойствам напоминала обычную родниковую воду, это была особая субстанция, до предела насыщенная энергией, и мой организм автоматически избавлялся от ее излишков, восстанавливая естественный баланс веществ.

Я прошелся по периметру парапета, огибая спокойный водоем, и спрыгнул на траву возле обнаженной девушки, которая лежала, свернувшись калачиком, и мирно посапывала во сне маленьким изящным носиком. На ее лице застыло умиротворенное выражение, а на губах играла счастливая улыбка.

Я тоже улыбнулся — счастливо и немного грустно, присел рядом с Даной и несколько минут ласково смотрел на нее, не решаясь прикоснуться к ней. Я знал, что последствия запечатления скажутся далеко не сразу, и все-таки боялся разбудить ее, боялся увидеть в ее глазах отчужденность и раскаяние.

Я подумал о Дейрдре, со страхом и надеждой ожидая прилива нежности, но ничего такого не произошло. Я по-прежнему не хотел думать о ней. Я еще не ПРОЧУВСТВОВАЛ.

После некоторых колебаний я осторожно призвал Образ Источника, внимательно следя за реакцией Даны. Она продолжала спать, никак не реагируя на мои манипуляции. С удвоенной осторожностью я затребовал себе одежду — красную пижаму и тапочки — и получил ее. Прикрыв свою наготу, я подумал, что проснувшись Дана тоже пожелает одеться, причем ей понадобится платье в точности похожее на то, которое сгорело в Источнике, чтобы, вернувшись обратно в собор, она не привлекла к себе внимание внезапной переменой наряда. Команда скопировать уничтоженную одежду не сработала; похоже, Образ не понял меня. Тогда я представил Данино платье во всех деталях, которые помнил: золотая парча, бархат, шелк, тонкие кружева, многочисленные драгоценные украшения, пышные нижние юбки, а также всякую всячину — брошки, булавки, серьги, кольца, ленты для волос — пусть сама выбирает, когда проснется. Насчет ее белья я не был уверен (убейте, не мог припомнить, что на ней было, хотя собственноручно раздевал ее), поэтому просто заказал стандартный комплект — один из тех, которые Бренда усиленно пропагандировала среди своих новых подруг, — самый, на мой взгляд, приличный.

Управившись с этим делом, я проверил состояние Врат — и тут меня ожидал неприятный сюрприз. Впереди был только один Входящий, последний, женщина, предположительно Бранвена. А Моргана я упустил…

Рядом со мной заворочалась Дана. Я изгнал Образ Источника и повернулся к ней. Она уже проснулась и теперь смотрела на меня, моргая глазами, и сонно улыбалась.

— Артур, милый…

Я прилег рядышком и нежно поцеловал ее в губы, одновременно поглаживая рукой вдоль ее талии.

— Ты не жалеешь, дорогая? — спросил я.

Взгляд Даны засиял.

— О нет, что ты! Я так счастлива… — Она зарылась лицом на моей груди. — Это было восхитительно! Я люблю тебя, Артур.

— Я тоже люблю тебя, Дана, — сказал я, млея от аромата ее душистых волос. — Как прошло твое посвящение?

— Нормально. Правда, ты заставил меня немного поволноваться. Я думала, что выйдя из Источника, встречу тебя, а получилось наоборот.

— Ты долго ждала меня?

— Не знаю. Я почти сразу заснула, а сколько спала — понятия не имею.

— Нам еще повезло, — заметил я. — Ведь нас могло разнести по разным мгновениям Безвременья.

— О чем ты говоришь?

— Мы переместились вперед по времени материального мира.

— Намного?

— Нет, на пару сотых долей секунды. Этого никто не заметит.

— А что, собственно, произошло?

— Да так, маленькая катастрофа в Безвременье.

— Вызванная нами?

— Ага, — улыбнулся я. — Славно мы порезвились.

Дана подняла ко мне лицо. На щеках ее играл румянец смущения, а глаза лихорадочно блестели.

— Давай еще раз, Артур.

Я вздохнул.

— Ты уже запечатлела Брендона…

— Ну и что? Я ничего не чувствую.

— Скоро почувствуешь.

— Тем более, — настаивала она. — Сейчас я люблю тебя и хочу только тебя, а завтра, может быть, начну мучиться, как ты… Ну, пожалуйста, Артур, очень тебя прошу.

Еще несколько слов — и я бы не устоял. Своей ненасытностью, агрессивностью в любви Дана сильно напоминала Дейрдру, и мне это нравилось, мне нравилось в ней решительно все. Я готов был снова и снова заниматься с ней любовью, после каждого раза сгорая в Источнике дотла и всякий раз возрождаясь в нем, как Феникс. Поначалу меня удерживала мысль о Моргане, но затем я сообразил, что и так уже проворонил его. Теперь он либо стал адептом и возвратился в материальный мир, либо, если он сделал что-то не так, Источник сжег его — и в том, и в другом случае я был бессилен повлиять на ход событий. А перспектива еще раз испытать это небывалое наслаждение, взлететь на крыльях любви к самой вершине блаженства, чтобы потом рухнуть оттуда вниз, в бездну Источника и вновь пройти Круг Адептов, — это было для меня подобно дьявольскому соблазну.

Я уже собирался сказать «да», как вдруг из водоема донесся всплеск, а вслед за ним послышалось облегченное фырканье.

— Вот видишь, — сказала Дана. — Источник волнуется. Он тоже хочет.

Я отрицательно покачал головой и поднялся с травы.

— Это не Источник. Это нечто из Источника. Вернее, некто.

Я приблизился к парапету и увидел в центре водоема знакомую белокурую головку. Правда волосы ее немного потемнели от влаги, но все равно я не мог не узнать мою Снежную Королеву.

Я не окликнул ее по имени, так как рядом была Дана. Я просто махнул рукой, привлекая ее внимание, и издал неопределенный возглас:

— Эй!

Бранвена заметила меня.

— Привет, Артур! — крикнула она. — Я сейчас. — И поплыла в моем направлении.

— Кто это? — поинтересовалась Дана, приняв сидячее положение и притянув к себе одежду.

— Хозяйка Источника, — ответил я.

— Хозяйка! — испуганно охнула Дана и потянулась за платьем.

— Да ты не бойся, — успокоил я ее. — Она очень милая особа. Если не дразнить, кусаться не будет. Однако пальца в рот ей лучше не класть. Я зову ее Снежной Королевой.

— Странное имя, — заметила Дана. Она надела платье на голое тело и добавила: — Между прочим, это не мое платье. Хотя очень похожее.

— Твое сгорело в Источнике, так что мне пришлось шить тебе новое, объяснил я. — Надеюсь, оно тебе впору?

— Почти, — ответила Дана и принялась рыться в ворохе белья и нижних юбок. — Это ты тоже пошил?

— Да, с божьей помощью. То есть, с помощью Источника.

— Спасибо, Артур, ты очень заботлив. Только ты кое о чем позабыл.

— Возможно. Ведь я не специалист по части женского белья.

Дана хмыкнула, натягивая чулки.

— По-моему, туфельки не относятся к белью.

— Ах черт! — выругался я и, призвав Образ Источника, с театральным пафосом провозгласил. — Хрустальные туфельки для Золушки!

В одной моей руке появилась пара женских башмачков, а в другой белоснежный халат, отороченный кружевами.

— А халат зачем? — озадаченно спросила Дана.

— Для Снежной Королевы, разумеется, — ответил я. — Не думаешь же ты, что она покрыта шерстью.

Бранвена вышла из Источника, как Афродита из морской пены. Я встретил ее, целомудренно прикрыв свой взгляд распахнутым халатом. Впрочем, я немного просчитался с выбором ткани, сквозь которую легко проглядывались очертания ее стройной фигуры.

— Ты такой деликатный, Артур! — сказала Бранвена, позволив мне надеть на нее халат. — Вот если бы ты был еще и любезен со мной, как с этой молодой дамой, тогда бы тебе вообще цены не было.

— Так мне знакомить вас или как? — спросил я, давая Бранвене понять, что Дана еще не в курсе относительно ее истинной личности.

— А зачем нас знакомить? Я знаю, что это принцесса Дана, племянница покойного короля Бриана Лейнстера, нареченная невеста принца Брендона из Света и тайная любовница его родного брата, Артура Пендрагона.

Лицо Даны обдало жаром, а в ее зеленых глазах сверкнули молнии.

— Ты многое себе позволяешь, госпожа Снежная Королева, — гневно произнесла она. — Пусть ты Хозяйка Источника, но тебе никто не давал права вмешиваться в мою личную жизнь.

— Господь с тобой, душенька, — кротко произнесла Бранвена. — Разве я вмешиваюсь? Я только констатирую факт, что твоя личная жизнь произвела настоящий фурор в Безвременье.

Дана в замешательстве опустила глаза.

А я, проверив состояние Врат, сказал Бранвене:

— Знаешь, я грешным делом подумал, что ты последняя в этой цепочке Входящих.

Бранвена коротко рассмеялась.

— Плохо же ты обо мне подумал! Я была впереди тебя.

— Но почему я тебя не обнаружил, когда вошел?

— Потому что меня не было в том моменте Безвременья. Я поспешила встречать непрошеных гостей. Первой на очереди была присутствующая здесь принцесса Дана.

— Однако ее встретил я.

— Да. И поэтому я не афишировала своего присутствия. Я решила подождать, пока вы не уладите свою личную жизнь…

— Так ты снова подглядывала! — негодующе воскликнул я.

Бранвена покачала головой.

— Нет. К сожалению, я не подглядывала. Я лишь ожидала в сторонке, а когда спохватилась, было уже поздно. Источник поглотил меня вместе с вами.

— Стало быть, ты не знала, что этим закончится? — спросил я.

— А откуда мне было знать? — пожала плечами Бранвена. — Ведь я ни разу не прелюбодействовала возле Источника.

К щекам Даны вновь прихлынула кровь. Она внимательно всмотрелась в лицо Бранвены, несколько раз изумленно моргнула, затем медленно, словно в трансе, произнесла:

— Нет, это невероятно! Я не могу поверить своим глазам. Ты Бранвена! Во всем, кроме внешности, ты — Бранвена.

Бранвена весело рассмеялась.

— Ну, конечно же, это я. Кто же еще. — Она обняла Дану и расцеловала ее в обе щеки. — Вот что значит женское чутье. Ты раскусила меня в одну минуту, а Колина я почти полгода водила за нос. Он даже не заподозрил, что я — это я.

Дана отступила от нее на шаг и смерила ее изучающим взглядом.

— Ты — Бранвена! Ты — Хозяйка!.. Просто не верится… Ты такая хорошенькая! Ты настоящая красавица!

Бранвена улыбнулась.

— Да, теперь я красавица. Источник даровал мне этот облик. Ты не находишь, что у него хороший вкус?

— У него отличный вкус, — искренне согласилась Дана. — Он дал тебе такое совершенное тело, что… у меня просто дух захватывает!

— Но, милочка, и тебе грех жаловаться, — не осталась в долгу Бранвена. — Твое тело сводит с ума многих мужчин. Ты даже умудрилась соблазнить мужа нашей несравненной душечки Дейрдры.

Я прокашлялся.

— Ладно, девочки, оставим это. Бранвена, ты перехватила Моргана?

— В каком смысле?

— Разве не он шел вслед за Даной?

— Нет, это был Брендон.

— Брендон?! — воскликнули я и Дана одновременно.

— Он самый. Как я понимаю, Дана нечаянно зацепила его и увлекла в Безвременье.

— С ним все в порядке?

— Этого я не знаю. Ведь Источник поглотил меня вместе с вами, и так же, как и вы, я упустила Брендона.

В груди у меня похолодело.

— О Митра, помилуй нас! Ведь у Брендона нет контакта.

— Контакт есть, — возразила Бранвена. — С сестрой.

— Но ведь Бренда — адепт, и по твоему же собственному утверждению, Источник не примет Брендона.

— Но и не уничтожит. Если Брендон окунется в Источник, тот просто вернет его обратно в материальный мир. Правда, голого.

— На то же самое место? — ужаснулся я, представив, как в момент коронации на глазах всего честного народа у моего брата исчезает одежда.

— Не обязательно, — ответила Бренда, усмехаясь. — Надеюсь, Источник учтет пожелание Брендона и переправит его не в столь людное место.

Я с некоторым облегчением вздохнул. Все же исчезновение самого Брендона будет выглядеть не так шокирующе, как если бы исчезла только его одежда. Хотя шуму будет — не оберешься. М-да, славная получилась у меня коронация…

— Это я во всем виновата, — сказала Дана. — Я одна… Но постойте! Если Брендон в Безвременье, то как же Источник принял меня?

— Брендон еще не был в Безвременье, когда ты окунулась в Источник, ответила Бранвена. — Тогда он только входил во Врата.

— Но ведь он вошел, — возразила Дана. — А в это самое время я находилась в Источнике.

— К тому моменту ты уже стала посвященной и не нуждалась в контакте с материальным миром. А то, что Источник перенес тебя и всех нас вперед в реальном времени, — следствие твоих с Артуром забав.

— Но почему так случилось?

— Потому что был уничтожен весь сегмент Безвременья, в котором мы находились. Другой вопрос, почему Источник выбрал именно этот сегмент и почему он вообще не разнес нас по разным сегментам. Сразу скажу, что этого я не знаю.

— А Брендон? Мы, случайно, не прихватили его?

— Надеюсь, что нет. Сейчас Источник спокоен, и я не чувствую в нем никаких возмущений.

— И все-таки ты надеешься, — заметил я. — Только надеешься.

Бранвена вздохнула.

— Ну ладно, я в этом уверена. Можешь проверить это — отправляйся в материальный мир, свяжись с Брендоном и убедись, что с ним все в порядке.

— Так я и сделаю, — кивнул я. — Но прежде я собираюсь посмотреть, кто к нам еще пожаловал. Вернее, вскоре пожалует.

— Это Бренда, — сказала Бранвена.

— Так я и думал. Очевидно, ее потянул вслед за собой Брендон. Мгновенно отреагировать она физически не могла, поэтому и задержалась… Тут я умолк, пораженный только что пришедшей мне в голову мыслью. — Однако странно!

— Что странно? — спросила Дана.

— Нарушение причинно-следственной связи, — пояснил я. — Ведь оказавшись в своем сегменте Безвременья, я смог предвидеть не только твое появление, но и близняшек.

— Ну и что?

— А то, что по всем правилам это невозможно. Ты вошла во Врата после меня, а значит, зацепила Брендона уже после того, как я попал в Безвременье. Таким образом, причина меняется местами со следствием: Брендон и Бренда еще никуда не входили… то есть, их не втаскивали, а между тем я уже знал, что они войдут. — Я вопросительно взглянул на Бранвену. — Тебе это не кажется странным?

— Ничуть, — ответила она. — Скорее всего, Дана зацепила Брендона в момент твоего вхождения или даже чуть раньше. Из своего сегмента я видела только тебя и Дану, но когда переместилась в зазор твоего сегмента, то обнаружила, что вслед за вами входят Брендон и Бренда. — Бранвена грустно усмехнулась. — И тут-то я совершила ошибку. Мне нужно было сразу отправляться к Брендону, предоставив вас друг дружке, однако я задержалась и…

— Любопытство подвело, — съехидничала Дана. — Впрочем, это меня нисколько не удивляет. Ты всегда любила совать свой нос в чужие дела.

— И все же отдай мне должное, милочка, — сказала Бранвена, совсем не обидевшись. — Сплетничать не в моих привычках. Ни Брендон, ни Дейрдра, и вообще никто на свете не услышит от меня ни единого слова о том, что между вами произошло.

— Ты так великодушна, кузина! — произнесла Дана, стремясь скрыть свое смущение под маской язвительности. — Я, право, не знаю даже, как тебя благодарить. Сейчас меня слеза прошибет от умиления.

Бранвена посмотрела на нее долгим взглядом.

— И все-таки ты лицемерка бесстыжая. И хитрющая же! Знаешь, на твоем месте я бы ни за что не додумалась сначала отдаться Брендону, чтобы затем без зазрения совести развлекаться с Артуром.

По всему видно было, что Дана собиралась огрызнуться, но в последний момент сдержалась и, закусив губу, потупила глаза.

Чтобы разрядить обстановку, я решил перевести разговор в прежнее русло:

— Бранвена, ты точно уверена, что с Брендоном ничего не произошло?

— Он не погиб, за это я отвечаю. В противном случае Источник еще бурлил бы. Но если ты настаиваешь, я могу проверить.

С этими словами Бранвена прикрыла глаза и замерла, а над ее головой замерцал Образ Источника. Спустя несколько секунд ее светлые ресницы взлетели вверх, и она недоуменно посмотрела на меня.

— Представь себе, Артур! Твой брат прошел посвящение.

— Что?!

— Да, да! Брендон стал адептом, Источник принял его. В этом нет никаких сомнений.

— Но как же так получилось? — удивленно произнесла Дана. — Ведь у него не было Отворяющего.

— Ошибаешься, — с тяжелым вздохом ответила Бранвена. — У него был Отворяющий.

— И кто же?

Бранвена снова вздохнула.

— Дейрдра, конечно. Кто же еще…

 

12

Несколько миллисекунд спустя, в другом сегменте Безвременья мы с Брендой стояли рядом у мраморного парапета и задумчиво смотрели на спокойную гладь Источника.

— Знаешь, что самое паршивое во всей этой истории? — наконец произнес я, нарушая затянувшееся молчание.

— И что же? — спросила Бренда.

— То, что я не смог устоять.

— Ты о Дане?

— Да.

— И сейчас ты раскаиваешься?

Я горько вздохнул.

— В том-то и дело, что нет. Я чувствую себя виноватым, мне очень стыдно, поверь. Но я ни в чем не раскаиваюсь, ни о чем не сожалею. Я соблазнил невесту родного брата, я изменил Дейрдре в день нашей свадьбы… Боже, я не представляю, как посмотрю им после этого в глаза!

Бренда положила руку мне на плечо. Ее голубые глаза смотрели на меня с сочувствием и пониманием.

— Не казни себя, Артур. Ты не виноват в том, что любишь Дану. Случилось то, что должно было случиться, и в этом нет твоей вины. Уверена, Брендон поймет тебя и простит — если не сразу, так позже, когда настанет его черед платить по счетам за обретенное могущество.

Я что было силы ударил кулаком по парапету и в сердцах выкрикнул:

— Будь ты проклят, Источник! Зачем ты мучишь нас? Зачем издеваешься над нами?

— Ради нас же самих, — ответила Бренда. — Чтобы мы оставались людьми.

Я вопросительно взглянул на нее.

— Что ты имеешь в виду?

— Источник не просто играет с нами и не просто издевается. Установленные им жестокие правила игры при более внимательном рассмотрении оказываются вполне разумными и оправданными. Если бы мы, получая власть над первозданными стихиями, не отдавали ничего взамен, то рано или поздно утратили бы всяческую связь с миром людей. По мере обретения нами все большего могущества, мы постепенно теряли бы свою человечность, сознательно избавляясь от тех качеств, которые, по нашему мнению, мешают нам овладеть высшими силами. В конечном итоге мы превратились бы в опасных чудовищ, способных сокрушить весь мир человеческий, привести вселенную к катастрофе.

— И ты думаешь, что моя… мое чувство к Дане помешает мне превратиться в опасное для людей чудовище?

— Я на это надеюсь. Надеюсь, что при любых обстоятельствах ты не захочешь выхолащивать свою человечность, чтобы не стать чужим для Даны… а также для Дейрдры. Именно благодаря жестокости Источника и ты, и я, и Бранвена, и Колин, а теперь и Брендон с Даной, — все мы крепко связаны с остальным человечеством.

— Это установленный факт? — спросил я. — Или только твои предположения?

— А что есть факт? — вопросом ответила Бренда. — Факт, что для посвящения в Источнике необходима связь с материальным миром. Факт, что Источник отказывается признавать наличие такой связи, если неофит держит контакт с действительным адептом. А это странно, согласись.

— Бранвена говорит…

— Я знаю, что она думает по этому поводу, и пока не спешу разубеждать ее. Я смоделировала на компьютере Путь Посвящения и получила весьма любопытные результаты.

— Какие?

— Во-первых, в процессе прохождения Пути связь неофита с материальным миром никак себя не проявляет, она попросту бездействует.

— А как же запечатление?

— Оно происходит уже в Кругу Адептов. Другое дело, что в момент погружения непосвященного Источник проверяет наличие у него контакта и допускает его к посвящению только при условии, что контакт есть, причем не с адептом.

— Следовательно, — сказал я, — связь с материальным миром на самом деле не условие успешного овладения Силой, а всего лишь условие допуска к ней?

— Вот именно. Источник — или тот, кто создал его, — не хочет, чтобы его адепты были оторваны от остального человечества, и даже готов уничтожить всякого, кто утратит эту связь.

Я закашлялся, подавившись не слюной, а словами, которые застряли у меня в горле. Я как раз собирался сказать: «Ну, ладно. Допустим, что ты права. Теперь представим такую ситуацию — Отворяющий адепта умирает. Тогда связь, о которой так радеет Источник, автоматически теряется, адепт оказывается вне человеческого мира, и уже ничто не мешает ему превратиться в опасное для людей чудовище. В твоей теории что-то не так, сестричка.» Ан нет!..

— Это мое самое последнее открытие, — между тем продолжала Бренда. После ночного разговора с тобой я никак не могла уснуть, все думала о шкатулке Пандоры, думала о том, что произойдет, если кто-нибудь из нас потеряет рассудок и решится убить своего Отворяющего. В конце концов я взяла компьютер, отправилась в Безвременье и провела серию различных тестов.

— Тебе удалось получить ответ?

— Да. Я смоделировала вызов Образа и обнаружила, что при этом Источник запрашивает всех Отворяющих адепта… Кстати, по мне этот термин не самый удачный, но коль скоро он прижился, то будем подразумевать под Отворяющими всех тех, кого адепт запечатлел в Источнике. Так, например, у тебя двое Отворяющих — Дейрдра и Дана; у меня — Брендон; у Брендона Дейрдра…

— А ты? Ведь Брендон, купаясь в Источнике держал контакт и с тобой.

— Это еще один немаловажный момент — Источник не запечатлевает адептов. В него как бы встроена программа, которая игнорирует такой контакт.

— Почему? — спросил я.

— Вернее, зачем, — уточнила сестра. — Это делается для того, чтобы избежать образования замкнутых на себя групп адептов. К примеру, если бы Брендону удалось запечатлеть Бранвену, она стала бы его Отворяющим, и в результате возникла бы связка: Брендон — Бранвена — ты — Дана — Брендон. То есть, у каждого из вас был бы Отворяющий-адепт, чьим Отворяющим, в свою очередь, также является адепт. А это противоречит идеологии Источника или того, кто его создал. Как видишь, все устроено так, чтобы любая последовательность Отворяющих заканчивалась на человеке, не являющимся адептом. Ты понимаешь меня?

Я кивнул.

— Кажется, начинаю понимать. Но вернемся к нашим баранам. Итак, в момент вызова Образа Источник запрашивает всех Отворяющих адепта. Что это значит — запрашивает?

— Он проверяет, живы они или нет.

— А что, если один из них умер?

— Условие поставлено некорректно, его нужно сформулировать иначе. Если хотя бы один из Отворяющих жив, то все в порядке, но если все Отворяющие адепта мертвы, Источник незамедлительно убивает его.

Не думаю, что кому-то приятно было бы узнать, что его жизнь напрямую зависит от здравия других, пусть даже близких и родных ему людей. Мне стало не по себе при мысли о том, что каждый раз, вызывая Образ, я рисковал быть уничтоженным. Ведь если бы с Даной произошел несчастный случай…

— Дрянь дело, — мрачно произнес я. — Чем дальше в лес, тем больше дров.

— Это вовсе не так плохо, — возразила Бренда. — Было бы хуже, если бы Источник не контролировал своих адептов.

— Было бы лучше, если бы Источник контролировал их как-то иначе.

— И как же?

— Ну… Следил бы за состоянием их психики, анализировал их поступки и намерения…

— И отделял зерна от плевел, — с иронической усмешкой добавила Бренда. — Берег бы агнцев и уничтожал козлищ. Это же чистой воды антропоморфизм, Артур! Даже если Источник разумен, то вряд ли он разумен по-человечески и вряд ли способен судить о людях по человеческим меркам. Откуда нам известно, что есть в его понимании зерна, а что — плевелы, кто для него является агнцем, а кто — козлищем? Какие у него критерии добра и зла, и существуют ли эти критерии вообще? Если Источник разумен, то он поступает мудро, не пытаясь судить нас. Он лишь устанавливает правила игры, которым мы обязаны следовать неукоснительно, и квинтэссенцию этих правил можно выразить одним четким императивом — мы должны оставаться людьми.

— Уж больно жестокие эти правила, — заметил я.

— Не нравится, не играй, — ответила Бренда. — Забудь про свой Образ и довольствуйся Формирующими. Впрочем, я уверена, что ты никогда не откажешься от обретенного могущества. Сейчас меня беспокоит другое шаткость нашего положения. После глупой выходки Даны мы все оказались в зависимости от одного человека — от Дейрдры. Это очень опасная ситуация, и ее нужно в экстренном порядке менять.

— Как?

— Элементарно. Каждому из нас следует произвести повторные запечатления, и для пущей верности нам желательно иметь не по одному, а по нескольку Отворяющих.

Я содрогнулся от ужаса.

— Бренда! Что ты говоришь?! Ты представляешь, к чему это приведет?

— Я все понимаю, Артур, — кивнула сестра. — Но пойми и ты, что альтернативы этому нет.

Я тяжело опустился на траву и прислонился спиной к парапету.

— Ошибаешься, — сказал я. — Альтернатива есть — жить в постоянном страхе перед внезапной смертью.

— Это безумная альтернатива, — ответила Бренда, садясь рядом со мной. — В буквальном смысле безумная — это кратчайший путь к паранойе.

— А то, что ты предлагаешь, чревато шизофренией. Или маниакально-депрессивным психозом. Я еще не знаю, сколько мне потребуется Отворяющих, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности; но точно знаю, сколько женщин нужно для того, чтобы поставить меня на грань сумасшествия. Двоих достаточно — Даны и Дейрдры. А что уж говорить о большем их числе.

Бренда положила одну руку мне на плечо, а другой нежно провела по моей щеке.

— Ты слишком мнителен, братец, вот и все. Мне бы твои заботы.

Я заглянул в ее глаза и увидел там боль и тоску.

— У тебя проблемы с мужчинами, сестричка?

Она отвела взгляд и тихо ответила:

— Да.

— Из-за твоего бывшего мужа?

— Нет, из-за Брендона. Если я еще раз влюблюсь, он точно сойдет с ума.

— Но почему? — удивленно спросил я.

Бренда горько вздохнула.

— Ты мог бы и сам догадаться. Другие — нет, а ты мог бы. Ведь никто, кроме тебя и мамы, не знает, насколько прочные узы связывают меня и Брендона.

Я застонал, мысленно ругая себя за несообразительность, и рывком привлек к себе Бренду.

— Бедная сестричка! Боже мой, боже мой…

Она заплакала, крепко прижавшись ко мне, а я гладил ее по спине, не в силах найти слов утешения, которые, в сущности, были бы бесполезны. Я не мог представить себя на месте Брендона, но я понимал его, также как понимал и всю глубину личной трагедии Бренды. Да, действительно, бог (если он есть) сыграл злую шутку с моими близняшками в ту самую ночь, когда они только были зачаты…

Выплакавшись, Бренда отстранилась от меня и, то и дело всхлипывая, заговорила:

— Вся наша беда в том, что мы слишком ТЕСНО связаны дуг с другом. Конечно, мы можем ослаблять наш контакт до минимума, но только при условии, что держим свои эмоции в узде. Но если… если кто-то из нас…

— Да, я понимаю, — сказал я. — Я помню, что с тобой происходило, когда Брендон оказался в постели с Даной.

— Вот-вот! Я чувствовала то же, что чувствовал и он.

— Но насколько я мог судить, — заметил я, — тебе было хорошо. Ты сама это сказала.

— Да, и в этом наше отличие. Я смирилась с мужской сущностью Брендона и вместе с ним получаю удовольствие от его близости с женщинами. А он… он агрессивен и нетерпим. Все его естество протестует против моей женственности. Достаточно мне почувствовать влечение к мужчине, как ему становится тошно. И в этом нет его вины — таков он по природе своей. Брендон стопроцентный гетеросексуал, для него отвратительна сама мысль о близости с мужчиной, и когда я впервые влюбилась… — Сестра ненадолго умолкла, смахнула с ресниц слезы и продолжила: — Это было в первый и единственный раз. Тогда я совершенно потеряла голову! Я решила порвать с Брендоном, покинула Царство Света и вышла замуж, но… но… — Ее затрясло от нового приступа рыданий.

Я обнял Бренду и ласково сказал:

— Дальше не надо, дорогая. Я знаю, что тогда с вами происходило.

— От кого? От мамы?

— Неважно от кого. Знаю и все. И теперь я понимаю… — Тут я осекся.

— Что ты понимаешь?

Я промолчал, боясь еще больше расстроить сестру. Наконец-то я понял действительную причину столь болезненной реакции Брендона и Бренды, когда речь заходила об отношениях между ними. Я даже не подозревал, как близок был к истине, говоря брату, что на воре шапка горит. Для них обоих кровосмешение было бы благом, решением всех их проблем… если бы оно было возможным. И те слова, которые вырвались у Бренды, когда я водил ее к Источнику, и которые так озадачили и встревожили меня, на самом деле относились не ко мне, а к другому ее родному брату…

— Бренда, — сказал я после продолжительного молчания. — Здесь что-то не так.

Она высвободилась из моих объятий.

— О чем ты?

— О правилах игры, навязанных нам Источником. Не похоже, чтобы наш прадед следовал им. Если верить Бранвене, единственными Отворяющими короля Артура были его двоюродный брат Мерлин и его сводная сестра Моргауза. Мерлин Амброзий не в счет, так как он был Отворяющим справа, а вот Моргауза, как известно, умерла задолго до свержения Артура с престола — и без каких-либо фатальных для него последствий. То же самое и с Мерлином будучи адептом Источника, он благополучно пережил обоих своих Отворяющих, ему даже удалось скрыться от гнева тогдашней Хозяйки, Вивианы.

— Значит, с тех пор правила изменились, — сказала Бренда.

— Но кто их изменил? Сам Источник?

— Возможно.

— Тогда я спрошу у него, зачем он это сделал.

— Как?

— Помнишь, я рассказывал тебе, что когда сражался с Агнцем, на мгновение ощутил присутствие некой личности, обитающей глубоко в недрах Источника?

— Да, помню. — Бренда не на шутку встревожилась. — Неужели ты хочешь…

— Хочу, — твердо произнес я. — И сделаю. Я должен знать, что замышляет Источник. Мы все должны это знать. Окажись он самим господом богом, я все равно потребую от него объяснений.

— Это очень опасно, Артур, — попыталась урезонить меня Бренда. Смертельно опасно. Ведь тогда ты едва не погиб.

— Но не погиб же.

— Да, тебе повезло. Однако не стоит испытывать судьбу дважды.

— И все-таки я рискну. Отойди-ка в сторону, сестричка. А еще лучше, возвращайся в материальный мир.

Видя, что мое решение окончательное, Бренда вздохнула и отрицательно покачала головой.

— Никуда я не уйду, Артур. Я останусь здесь и постараюсь помочь тебе. Позволь мне держать с тобой мысленный контакт.

Я немного подумал, затем кивнул.

— Хорошо.

— И еще одно, — добавила сестра. — Мне кажется, что за последние недели ты так издергался, что подсознательно желаешь умереть. Поэтому не забывай, что от тебя зависит жизнь Бранвены; не забывай, что у тебя есть дочь; не забывай, что у тебя есть мы с Брендоном, что есть Дейрдра и Дана, и все мы любим тебя.

— Я это знаю, — ответил я и поцеловал Бренду в губы. — Я буду помнить об этом, родная.

Я лег на траву и устремил взгляд в зеленое небо Безвременья. Надо мной повис Образ Источника, и через него я начал черпать энергию.

Реки, моря, океаны мощи вливались в меня, и я впитывал их, как губка, не останавливаясь на достигнутом. Я чувствовал, как вибрируют мои нервы от нечеловеческого напряжения, я с трудом удерживал под контролем колоссальный заряд энергии — и продолжал, продолжал черпать ее из Источника…

— Артур! — крикнула Бренда. — Остановись! Хватит! Довольно!

Я и сам понимал, что это уже слишком, но моя цель была так близка. Я почти что достиг ее… И достиг таки!

Физически я продолжал лежать на траве под небом Безвременья, но разум мой блуждал в мрачных глубинах Источника. Меня окружала слепящая тьма.

— Что тебе нужно, живущий? — прозвучал в моей голове безликий, лишенный эмоций голос. — Зачем ты явился сюда, когда еще не пробил твой час?

— Кто ты? — спросил я.

— Я суть, — последовал ответ.

— Кто-кто?

— Я суть, матрица личности, если угодно — душа умершего адепта, теперь обитающая в Источнике. Когда-нибудь и ты окажешься здесь, а если не поспешишь отсюда убраться, то очень и очень скоро.

Тут я мог бы слукавить и сказать вам, что любопытство превозмогло во мне страх, но буду откровенен — я не отступил немедля только потому, что меня сковал ужас. Я был готов к встрече с кем угодно — только не с мертвой душой.

— Ты все еще здесь? — через пару секунд осведомилась суть.

— Я не уберусь отсюда, пока не получу ответы на волнующие меня вопросы, — набравшись храбрости, заявил я.

— Что тебя волнует?

— Поведение Источника.

— Тогда ты обратился не по адресу. Если осмелишься, подожди. Я вызову нужную тебе суть.

Я осмелился и подождал, несмотря на настойчивые требования Бренды и давящий на меня пресс в триллионы гигатонн. Ждать пришлось не более десяти секунд, но для меня они растянулись в столетия. И все-таки я дождался.

— Я слушаю тебя, Артур Пендрагон, — прозвучал в моей голове точно такой же голос, хотя он принадлежал другой сути. — О чем ты хочешь спросить меня?

— Прежде всего, кто ты?

— Прежде всего, я суть.

— А кем ты была раньше?

— Я была Хозяйкой Источника, пока Бранвена из Лейнстеров не убила меня.

Признаться, я ожидал подобного ответа.

— Ты Вивиана?

— Нет, меня звали иначе. Когда-то я была Дианой из Сумерек.

В следующий момент я чуть не выпустил из под контроля всю скопившуюся во мне энергию, благо Бренда была начеку и поддержала меня.

— Диана! — вскричал я. — Ты — Диана?!

— Я БЫЛА Дианой. Давным-давно. С тех пор прошла целая вечность, даже больше чем вечность. Но я помню тебя, Артур Пендрагон; смутно, но помню. Нас что-то связывало…

— Диана, родная…

— Да, мы были близки — когда я была Дианой. Но теперь я не Диана, уже давно не Диана. Твоей Дианы не стало, когда она попала в сердцевину Потока Формирующих и потеряла свое тело. Она должна была уйти в небытие, но Источник принял ее и сделал своей Хозяйкой. Так появилась я — последняя из истинных Хозяек Источника.

— А как же Бранвена? — Этот вопрос задал не я, через меня его задала Бренда. Сам я почти ничего не соображал; я был растерян, подавлен, оглушен. Я так желал найти Диану, и я нашел ее — но какую!..

— Бранвена из Лейнстеров ненастоящая Хозяйка Источника, ответствовала суть, бывшая Хозяйка и бывшая Диана. — Теперь Источник не нуждается в Хозяйке как таковой, теперь он сам контролирует своих адептов. Моя программа работает безупречно.

— Так это ты ввела новые правила?

— Да, я. А потом я позволила Бранвене убить меня.

— Но почему, Диана…

— Я не Диана, я суть бывшей Хозяйки. Ты получил ответ на волнующий тебя вопрос, Артур Пендрагон, теперь уходи. Твое присутствие пробуждает во мне Диану, и если это случится, она заберет тебя к себе. А тебе еще рано умирать.

— Диана… то есть суть. Ты причастна к похищению Дейрдры и убийству ее отца?

— Пути Силы неисповедимы, — туманно ответствовала суть. — Но не вини в этом Диану. Ее карма чиста.

— Но…

— Наш разговор закончен, Артур Пендрагон, я ухожу. Прощай, мы встретимся не скоро.

— Диана! — крикнул я. — Диана, подожди!

Ответа не последовало. В недрах Источника царила могильная тишина.

— Артур, — послышался зов Бренды из Безвременья. — Немедленно возвращайся! Образ накрывает тебя. Я не могу ничего поделать.

— Сейчас, — ответил я ей и в последний раз обратился к недрам Источника, где обитали сути умерших адептов: — Если кто-нибудь слышит меня, пусть передаст той, которая раньше была Дианой, что она подарила мне прекрасную дочь. И пусть она знает, что я никогда ее не забуду.

К счастью, мне хватило сил и выдержки не сорваться в последний момент, я благополучно возвратил Источнику всю энергию, которую у него взял, и лишь затем позволил себе такую роскошь, как потерять сознание…

Я очнулся под тем же зеленым небом Безвременья, измученный и разбитый. Рядом со мной сидела Бренда и грустно смотрела на меня. Она была одета уже не в праздничный наряд с пышными многослойными юбками и множеством драгоценных украшений, а в легкое, не сковывающее движений платье, из чего я заключил, что провалялся без чувств довольно долго.

— Сестричка, — с робкой надеждой произнес я. — Мне это приснилось?

Она медленно покачала головой.

— Нет, Артур. Все это было на самом деле.

Я положил голову ей на колени и заплакал.

— Боже, что я наделал! Зачем я это узнал?! Как теперь я смогу жить с такой тяжестью на душе?!

— Ты сможешь, — сказала Бренда. — Ты должен. Ради Пенни, ради всех нас. Ты очень нужен нам, мы все тебя любим.

— Спасибо, — ответил я, утирая слезы подолом платья сестры. — Я тоже люблю вас… Но если Пенни узнает…

— Она не узнает, Артур. Никто ничего не узнает. Это будет нашим секретом, нашей страшной тайной.

— Страшной тайной, — повторил я. — Да, страшной… Ужасной…

Я попытался встать, и мне это удалось — правда, ноги держали меня не очень уверенно. Опираясь на плечо Бренды, я подошел к парапету и посмотрел на спокойную гладь Источника. Где-то там, глубоко, в бездне…

— Бренда, ты знаешь, что я хочу сделать?

— Догадываюсь.

Она призвала свой Образ, и спустя мгновение в ее руках появился большой букет роз с небесно-голубыми лепестками. Я молча взял у нее цветы, нежно прикоснулся губами к самому большому и самому красивому бутону, а затем с размаху бросил весь букет в Источник.

Прими мой прощальный подарок, Диана. Тебе мой прощальный поцелуй.