1

В отличие от «Зари Свободы», корабли Иных, патрулировавшие дром-зону, не соблюдали полного радиомолчания, поэтому мы определили их расположение задолго до того, как они засекли нас. Нельзя сказать, что наше появление застало их врасплох, ведь они уже знали, что на Махаваршу высадился десант с Терры-Галлии и наверняка предполагали возможность прорыва в дром-зону. Но космос действительно велик, и даже в окрестностях одной планетной системы нельзя уследить за перемещением всех мелких объектов, будь то метеориты, астероиды или звездолёты.

После трёхчасового разгона с пятидесятикратным ускорением от нормали (критический барьер в 56,3 g мы из предосторожности решили не превышать) я отдал команду заглушить ходовые термоядерные двигатели, и теперь крейсер нёсся по инерции со скоростью девятнадцать миллионов километров в час, стремительно приближаясь к границе дром-зоны. Когда радары патрулей обнаружили нас, мы находились всего в двадцати двух минутах пути от нашей цели. Бортовой компьютер, оценив диспозицию кораблей противника, направление их движения, скорость и предполагаемые манёвренные качества, вывел на тактический дисплей сценарии возможного развития событий.

– Гм, недурственно… – пробормотал себе под нос Агаттияр, который сидел в кресле наблюдателя (это была необязательная должность в команде «Зари Свободы»). – Просто великолепно, мистер Матусевич! Даже если нам не удастся совершить на такой скорости переход, мы беспрепятственно проскользнём через всю дром-зону и снова унесёмся в глубокий космос.

– Всё получится, – уверенно заявила Рашель. – У нас хороший корабль, умный компьютер и самый лучший в мире капитан.

Я отнюдь не разделял её радужного оптимизма. У нас была слишком большая скорость, за секунду мы пролетали более пяти тысяч километров, а горловина открытого канала при своём максимуме едва ли достигала километра в поперечнике. Самая большая проблема состояла в том, что точное местоположение входа в канал нельзя было рассчитать наперёд – он мог открыться как в самой точке резонансного воздействия на ткань пространства-времени, так и в любом другом месте своей «родной» области, радиус которой варьировался в пределах нескольких десятков километров.

При обычных обстоятельствах такое «капризное» поведение каналов причиняло лишь незначительные неудобства, связанные с тем, что кораблю приходилось совершать дополнительные манёвры с учётом расположения горловины. Однако при нашей сумасшедшей скорости ни о каком тонком маневрировании и речи быть не могло. Тут уж оставалось полагаться лишь на удачу да ещё на интуицию пилота, который выбирал время и место «прокола» пространства.

В своих виртуальных путешествиях я никогда не входил в канал на большой скорости. Мой вымышленный мир исключал существование чужаков, в нём не было войн, поэтому не возникало необходимости убегать от атакующего противника или стремительно прорываться в дром-зону. А во всех других случаях скорость входа в канал не имела никакого значения. Как быстро ни летел бы корабль до гиперперехода, при выходе из канала он всё равно окажется в состоянии полного покоя по отношению к звезде, вокруг которой обращается дром-зона. Таким образом, его скорость относительно самой дром-зоны будет составлять лишь несколько километров в секунду. Именно по этой причине соотечественникам Рашели удавалось сдерживать массированные атаки Иных, уничтожая основные силы противника ещё при выходе из канала. А вот если бы вражеские корабли могли врываться в их локальное пространство на субсветовой скорости, планета Терра-Галлия давно была бы покорена…

Очевидно, бортовые компьютеры патрулей оказались не хуже нашего и выдали такой же прогноз – что мы сможем ускользнуть. Корабли чужаков, конечно, немедленно бросились нам наперехват, но в их манёврах явно не чувствовалось энтузиазма. К тому же они сразу открыли в нашем направлении беспорядочных огонь, хотя было ясно, что на расстоянии в несколько миллионов километров плазменные залпы и лазерные импульсы абсолютно неэффективны, а позитронные ракеты наверняка промахнутся мимо мишени, мчащейся со скоростью пять тысяч километров в секунду. Даже если их система наведения сработает с невероятной точностью, достаточно будет небольшого импульса ходовых двигателей корабля, чтобы за секунду до предполагаемого столкновения уклониться от него на несколько сотен метров.

Я дал Шанкару добро, и старик, уже готовый к этому, послал в сторону Махаварши направленный радиосигнал со спрессованной и зашифрованной информацией касательно Ахмада Рамана. Затем он ещё дважды продублировал сообщение и доложил:

– Задача выполнена, капитан.

Я лишь коротко кивнул в ответ, так как мы уже достигли границы дром-зоны, и теперь всё моё внимание было сосредоточено на тактическом дисплее. До первого на нашем пути канала второго рода оставалось полторы минуты полёта.

Участвуя в виртуальных реальностях, я неоднократно сталкивался с изумлённой реакцией новичков, которые, изначально воображая, что дром-зона просто напичкана каналами второго рода, испытывали глубокое потрясение, когда обнаруживали, что они расположены на весьма приличном расстоянии друг от друга – от полутора до двух тысяч километров. Да, безусловно, сто миллиардов огромное число, но и дром-зона велика – в системе Махаварши её объём превышает пятьсот квинтильонов кубических километров, и простой расчёт площади эффективного сечения даёт следующий, весьма парадоксальный на первый взгляд результат: прямая, произвольно проведённая сквозь дром-зону пересекает в среднем лишь три или четыре области входа-выхода каналов второго рода.

Впрочем, я прокладывал курс не наугад. К счастью, бортовой компьютер «Зари Свободы» содержал в своей необъятной памяти подробную карту дром-зоны системы Махаварши со всеми исследованными и неисследованными каналами. Руководствуясь этой схемой, я наметил такую траекторию полёта, чтобы наш корабль на своём пути «зацепил» области двадцати трёх каналов. Таким образом, у нас было двадцать три попытки к бегству – и одной из них мы непременно должны были воспользоваться…

В ста тысячах километров от первого встречного канала я послал вперёд резонирующий импульс. Голубое сияние открывшейся горловины вспыхнуло немного в стороне, и через двадцать секунд мы пролетели мимо, оставив его километрах в тридцати по правому борту. Это была целиком моя вина – я не успел среагировать и дать добро на вполне разумное и реалистичное предложение бортового компьютера в течение семи секунд задействовать боковые двигатели корабля. Вернее, я не столько не успел, сколько засомневался – ведь это могло привести к изменению заранее намеченного курса, а тогда летели кувырком все мои планы пройти через двадцати три канала… То есть, уже через двадцать два.

Второй канал открылся точь-в-точь по курсу, но с небольшим опозданием, и наш корабль пронёсся сквозь ещё несформированную горловину, которая не была готова принять нас в себя. Агаттияр тихо выругался на тамильском, а из груди Рашели вырвался разочарованный вздох. Шанкар же казался самим воплощением невозмутимости.

Открытие третьего по счёту канала опять произошло далеко в стороне, а четвёртый, расположенный почти впритык к нему, я решил проигнорировать и послал резонирующий импульс в направлении пятого. Как только впереди по курсу возникло голубоватое свечение, на тактическом дисплее появилась рекомендация компьютера, которая заключалась в том, чтобы в течение 13,73 секунд запустить боковую тягу с ускорением 83,12 g. По его оценкам, вероятность попадания в канал составляла 99,24 процента. На принятие решения мне отводилось шесть секунд.

Предложенное ускорение превышало тот критический барьер, при котором на корабле отказали гравикомпенсаторы. И хотя Рашель уверяла, что обезвредила вирус, а Шанкар с Агаттияром однозначно подтвердили это, я всё же колебался целых четыре секунды. А на исходе пятой отдал приказ выполнить манёвр.

Следующие треть минуты я с напряжением ожидал смерти – быстрой, практически безболезненной, но крайне неприятной с эстетической точки зрения. Однако всё обошлось: гравикомпенсаторы работали без сбоев, и о чудовищном ускорении корабля свидетельствовали лишь показания приборов.

А ещё через полминуты «Заря Свободы» вошла точно в центр открывшейся горловины канала. Пространство за прозрачной передней стеной рубки заполыхало всеми цветами радуги – наш корабль, порождение трёхмерного материального мира, стремительно пронзал чужеродный континуум с пятью пространственными и двумя временны́ми измерениями.

Я что-то закричал. Не помню что именно – это был какой-то воинственный, радостно-торжествующий клич. Рашель, напрочь позабыв о своём статусе второго пилота, вскочила с кресла и бросилась мне на шею.

– Ах, дядя Стас! Вы такой… такой… Вы самый-самый!..

Агаттияр неподвижно сидел на своём месте, полностью расслабленный, с закрытыми глазами. Похоже, у него был лёгкий обморок.

Шанкар повернул голову и устремил на меня одобрительный взгляд:

– Мой мальчик, – сказал он, временно отбросив формальности. – Вы прекрасный пилот. Лучший на всей Махаварше… хотя нет, это для вас не комплимент. Быть первым парнем на деревне – невелико достижение. Но я уверен, что мало кто из пилотов Терры-Галлии сравнится с вами в мастерстве и таланте.

– Ну, Вы преувеличиваете, – смущённо ответил я, поглаживая белокурую головку Рашели, которая всё ещё обнимала меня. – Я уверен, что разведчики с Терры-Галлии часто выполняют такие манёвры. Для них они привычны и даже обыденны.

– Ясное дело, сэр! – произнёс Шанкар. – Но ведь все эти пилоты долго тренируются. Прежде чем оказаться в реальной боевой ситуации, они по многу раз совершают пробные прорывы – и на виртуальных симуляторах, и в необитаемых системах. А Вы сделали это с первого раза. Сделали блестяще – и приблизили день освобождения Махаварши.

Не зная даже, что ответить, я вновь перевёл взгляд на обзорную стену, за которой полыхало многоцветьем гиперпространство. Мы неслись по неисследованному каналу к какой-то неведомой звезде в неизвестной нам области Галактики.

 

2

Независимо от реальной протяжённости канала второго рода, время перехода по нему строго фиксировано и равняется тридцати четырём часам девятнадцати минутам и тридцати трём с хвостиком секундам. Эта константа, по всей вероятности, была производной от так называемых мировых констант – гравитационной постоянной, числа Планка, скорости света и прочих, – однако со времён Марушкопулоса учёным так и не удалось вывести для неё логически обоснованного уравнения. То же самое касалось и длительности перехода по каналу первого рода, которая составляет без малого сто семнадцать секунд.

Единственно лишь было установлено, что соотношение двух этих интервалов в точности равно четырём одиннадцатым от числа «пи» в седьмой степени. Тут каждая величина имела свой физический смысл: четвёрка – размерность нашего пространства-времени, семёрка – размерность гиперпространства, а одиннадцать – сумма размерностей обоих пространств. Однако смысл этого соотношения в целом, как и смысл многих других вещей, связанных с гиперканалами, оставался тайной за семью печатями.

Говоря о времени перехода, я подразумевал собственное, бортовое время судна, совершающего этот переход. Абсолютное же время, галактическое, не было так строго фиксировано и зависело как от расстояния между точками входа и выхода, так и от того, насколько сильно резонансные генераторы корабля «буравят» гиперпространство в процессе своего продвижения по каналу.

В принципе, можно было вообще обходиться без генераторов и лететь как бы по инерции, но в таком случае эмпирические формулы, выведенные чисто опытным путём, давали в результате конечное число, делённое на нуль, – то есть бесконечный промежуток времени. В истории известно несколько случаев, когда отчаянные добровольцы (или, скорее, безумцы) совершали такой переход, дабы повидать Конец Света. Они и сейчас плывут где-то в гиперпространстве, чтобы в бесконечно отдалённом от нас будущем собственными глазами посмотреть на то, как умирает Вселенная. Хотя, разумеется, это вопрос спорный – успеют ли они что-либо увидеть, или же тотчас сгорят в огне нового Большого Взрыва…

При переходе по каналу второго рода самым оптимальным вариантом считалось синхронизировать собственное бортовое время с общегалактическим. Однако в случае прохождения через неисследованный канал рекомендовалось запускать генератор на максимальной мощности, чтобы не потерять годы, а то и десятилетия, если вдруг окажется, что данный канал ведёт к какой-нибудь блуждающей звезде далеко за пределами Галактики.

Резонансный генератор «Зари Свободы», быстроходного военного судна, обладал достаточными ресурсами, чтобы всего лишь за четырнадцать часов объективного времени пройти канал протяжённостью в пятьдесят килопарсеков. Я отдал бортинженеру Ортеге распоряжение поддерживать его мощность на уровне двух третей от предельной – этого вполне хватало, чтобы при любом, даже самом неблагоприятном раскладе, потратить на переход не более суток по времени Галактики и не допустить, чтобы нас опередили возможные преследователи.

По нашему же собственному времени, как ни крути, до выхода из канала оставалось около полутора суток. Первые два часа полёта я напряжённо следил за работой всех систем, пока наконец не убедился, что они функционируют идеально, без каких либо отклонений от нормы. Лишь тогда я позволил себе расслабиться – и тот же час на меня навалилась такая усталость, что я едва не уснул прямо в пилотском кресле.

Я не спал полноценным сном с момента своего пробуждения в подземном убежище императора – а с тех пор прошло уже более двух суток и произошло немало важных событий. Нет, конечно, я позволил себе на несколько часов вздремнуть, пока челнок летел по инерции к метеоритному поясу, где пряталась «Заря Свободы»; да и потом, после разгона крейсера, Агаттияр с Шанкаром убедили меня пойти отдохнуть, однако тогда я больше ворочался в постели, чем спал, волнуясь в преддверии первого в моей жизни реального гиперперехода. Теперь же все треволнения остались позади, а впереди было более тридцати часов спокойного, не сулящего никаких сюрпризов полёта, поэтому я оставил корабль на попечение компьютера и отправился спать.

Как и предсказывала Рита, Рашель уступила мне отцовскую каюту, но предварительно убрала оттуда все свои вещи, включая семейную фотографию. Также я не сомневался, что она, воспользовавшись своими кодами доступа, забралась в файлы личных дел членов экипажа и изъяла оттуда снимок отца, возможно даже, подменив его чьим-то другим. Но в любом случае, проверять это у меня не было ни сил, ни желания; я второпях разделся, плюхнулся на мягкую койку и, едва натянув на себя одеяло, сразу же заснул.

Проспал я шестнадцать часов кряду, что было для меня своеобразным рекордом. Даже в курсантские времена, после изматывающих лагерных сборов с подъёмами по тревоге посреди ночи и марш-бросками километров на пятьдесят, я так много не отсыпался. Тут дело было вовсе не в физической усталости и даже не в нервном напряжении последних двух суток. Просто за это время моя жизнь, прежде спокойная и размеренная, круто и бесповоротно изменилась. Сознательно я принял эти перемены сразу и с воодушевлением, однако моему подсознанию, более консервативному по своей природе, требовалось взять тайм-аут, чтобы хорошенько осмыслить происходящее и свыкнуться с новыми обстоятельствами. Потому-то я и продрыхнул вдвое дольше обычного, давая своему «субэго» возможность во всём разобраться.

Проснувшись, я немедленно встал с койки, быстро привёл себя в порядок, оделся в свою капитанскую форму и первым делом направился в рубку управления, чтобы посмотреть, как там дела. Впрочем, я уже до того знал, что полёт проходит нормально: на терминал капитанской каюты подавалась вся важнейшая информация о функционировании основных систем корабля, и в случае какой-нибудь аварийной ситуации я был бы немедленно поднят по тревоге.

На капитанском месте дежурил Арчибальд Ортега, одновременно присматривая как за работой автопилота, так и за своим собственным «хозяйством». Контролировать состояние ходовой части корабля – термоядерного привода, главного и вспомогательного реакторов, антигравов и резонансного генератора – можно было не только из машинного отделения, но также (причём с не меньшим успехом) из рубки управления.

Заметив меня, Ортега тотчас вскочил с места и отдал мне честь:

– Докладываю, капитан! Все системы корабля функционируют нормально, полёт проходит в полном соответствии с графиком. За время моей вахты никаких отклонений зафиксировано не было, критических или аварийных ситуаций не возникало.

На несколько секунд я обалдел. Мало того, что Ортега салютовал мне и рапортовал чисто по-военному – на нём ещё был и флотский мундир! Такой же, как у меня, серо-голубой, явно позаимствованный в гардеробе одного из ныне покойных членов команды. Две широкие и одна узкая нашивки на погонах свидетельствовали о звании капитана третьего ранга – по-нашему, лейтенанта-командора. По всему было видно, что Ортега носил этот мундир с удовольствием, а его «уставное» обращение ко мне не было ни бравадой, ни шуткой – он искренне считал, что именно так должен держаться перед командиром корабля.

Я вспомнил те распоряжения, которые отдал ему Шанкар ещё на Махаварше и которые он с блеском выполнил, по ходу дела прикончив трёх пятидесятников. Да уж, этот подающий надежды молодой учёный был, вдобавок, настоящим боевиком. И военная форма смотрелась на нём вполне естественно…

– Вольно, лейтком, – сказал я, немного опомнившись. – Вы давно на вахте?

– С тех пор, как Вы отправились спать, капитан. Вы и я – единственные на корабле, кто имеет инженерную квалификацию. Учитель… то есть, профессор Агаттияр и господин Шанкар в большей степени теоретики.

Всё-таки он называл Агаттияра учителем, а не гуру. Тут, безусловно, сказывалось его воспитание – как и я, Ортега был родом с Полуденных.

– В таком случае, вам следует отдохнуть, – произнёс я. – Теперь мой черёд дежурить.

Он снова козырнул:

– Бортинженер вахту сдал!

– Капитан вахту принял, – ответил я и уселся в капитанское кресло. – Да, кстати, а где все остальные?

– Старики спят. – Закончив дежурство, Ортега уже позволил себе вольности. – Девочка тоже. А Рита недавно проснулась и сейчас хозяйничает на камбузе. Очевидно, ей уже надоели приготовленные пищематами сандвичи. – Он хмыкнул. – Мне, впрочем, тоже.

– Тогда ступайте и поужинайте по-человечески. А Риту попросите, пусть она и мне что-нибудь принесёт.

– Слушаюсь, капитан!

Ортега направился к выходу из рубки, но у самой двери я остановил его:

– Да, насчёт вашего мундира. Я гражданский, но у меня есть звание капитана. А как с этим у вас?

Он ухмыльнулся:

– Я тоже гражданский, но резервист. Майор инженерных войск. Этот мундир принадлежал капитану второго ранга, но я поменял знаки различия, чтобы самовольно не повышать себя в чине.

 

3

Оставшись в рубке один, я первым делом ознакомился с показаниями всех приборов. Как и утверждал Ортега, корабельные системы функционировали без всяких сбоев. Правда, реактор сжигал чересчур много дейтерия, чтобы обеспечивать электроэнергией работавший на большой мощности резонансный генератор, но, к счастью, термоядерного топлива на корабле было достаточно. Благо последующие переходы мы уже не будем совершать наобум, поэтому нам не понадобится так сильно «раскручивать» генератор, а при нормальном режиме полёта дейтерия у нас с лихвой хватит, чтобы трижды пересечь из конца в конец всю Галактику.

Вскоре на связь вышла Рита и, поздоровавшись со мной, попросила подождать ещё четверть часа, после чего обещала попотчевать меня роскошным завтраком. Я согласился, отключил интерком и заказал пищевому автомату небольшой сандвич и чашку кофе – чтобы, как говорится, «заморить червячка» в ожидании предстоящей трапезы.

На скорую руку перекусив, я вызвал на экран вспомогательного терминала исторические сведения о Терре-Галлии. В своих виртуальных космических путешествиях я посещал многие населённые миры, но эту планету как-то обходил стороной, хотя она была расположена не так далеко от Земли – колыбели человеческой цивилизации. Её название я несколько раз встречал в навигационных справочниках, когда прокладывал очередной курс, но она ни разу не привлекала к себе моего внимания. Терра-Галлия значилась как планета третьей категории – то есть не относилась к числу высокоразвитых миров, играющих заметную роль в своём регионе Галактики, но вместе с тем была лишена того специфического очарования, каким обладали дикие, отсталые, ещё не до конца освоенные планеты. Словом, самый обычный и заурядный мир, вроде нашей Махаварши; до начала войны таких миров было несколько сотен.

Ознакомившись с пространным историческим очерком о Терре-Галлии, который компьютер услужливо перевёл мне на английский язык, я слегка удивился. Моё удивление было вызвано тем, что авторы данного очерка совсем не пытались преувеличить значение и роль своей планеты в довоенный период, они откровенно признавали её второстепенность и заурядность и даже в определённой степени гордились этим. В их гордости чувствовалась изрядная доля гордыни: мол, мы, такие заурядные и второстепенные, сумели устоять перед Иными, а вот все остальные, включая таких титанов, как Земля или Мир Барнарда, потерпели поражение. Впрочем, они (в смысле, авторы очерка) всё же признавали, что именно незначительность их родины позволила отстоять её свободу и независимость – ведь вначале войны основные силы чужаков были брошены против самых могущественных человеческих планет, а тем временем Терра-Галлия, успешно отражая не слишком массированные атаки, сумела превратить свою дром-зону в неприступную крепость.

Во всей довоенной истории планеты был, пожалуй, лишь один примечательный момент. Терра-Галлия принадлежала к так называемой первой волне колонизации – она была освоена и заселена непосредственно выходцами с Земли. Это произошло ещё на рубеже XXII и XXIII веков, и – что по тем временам было явлением достаточно редким – её освоение финансировалось не из государственного бюджета той или иной страны, а проводилось целиком за счёт частных инвестиций под патронажем Фонда имени Лё-Пэна, чьей целью было, цитирую, «спасение этнических французов от окончательной ассимиляции». Под «этническими французами» подразумевались представители белой субрасы французской нации, которые к концу XXII века составляли лишь около семи процентов от общего населения Франции. Добрая половина этих самых «этнических французов» переселилась на Терру-Галлию, и одним из первых законов, принятых после провозглашения вполне демократической конституции, стало весьма дискриминационное «Уложение об иммиграции», фактически запрещавшее предоставление гражданства или вида на жительство всем без исключения «цветным».

В принципе, ни апартеида, ни расовой сегрегации как таковых на Терре-Галлии никогда не было. Если верить авторам очерка, то «этнические французы», заполучив собственную планету и избавившись от угрозы ассимиляции, вскоре успокоились и к заезжим гостям, какого бы цвета кожи те ни были, относились терпимо, без всякого предубеждения и враждебности. Тем не менее дискриминационные правила иммиграции сохранялись вплоть до середины XXVII века, несмотря на периодические предупреждения со стороны ООН с обещанием ввести санкции против планеты и её граждан. Эти правила были отменены только после забавного конфуза, когда члены небольшой колонии дварков, проживавших на Терре-Галлии, в полном соответствии с законодательством получили местное гражданство – ведь в «Уложении» ничего не говорилось о внеземных расах.

Наконец-то мне стала понятна несколько болезненная реакция Рашели на слова Агаттияра об «искупленцах». Да, на Терре-Галлии не дискриминировали Иных, однако в истории её родины был период, когда её жители ограничивали в правах своих же собственных соплеменников, у которых был немного другой цвет кожи. Пусть даже это ограничение было довольно мягким, пусть оно касалось только гражданства или длительного пребывания на планете и было продиктовано стремлением «спастись от окончательной ассимиляции», но всё же оно имело место – и, наверное, каждый галлиец, от мала до велика, в глубине души чувствовал стыд за своих предков. Особенно теперь, когда все люди, независимо от цвета кожи, формы черепа и других антропологических особенностей, оказались самой дискриминируемой и преследуемой расой в Галактике…

Через обещанные четверть часа в рубку явилась Рита и привезла с собой на тележке поистине роскошное угощение, ничем не уступавшее тем обедам, которые я ел в своём любимом ресторанчике аэропорта Нью-Калькутты. Мы позавтракали вместе, за специальным откидным столиком между креслами капитана и второго пилота, а по ходу дела я расспрашивал девушку о том, что происходило на борту за время моего длительного сна.

Рита, которая и сама лишь недавно проснулась, могла рассказать только о первых восьми часах полёта. По её словам, ничего особенного не случилось, разве что у Арчибальда Ортеги в самом начале вышла небольшая перепалка с бортовым компьютером по вопросу старшинства. Поскольку я, отправившись спать, не оставил чёткого и однозначного распоряжения насчёт своего заместителя, компьютер счёл таковым Рашель, которая по должности была вторым пилотом. Ортега же возмутился и настаивал на своём главенстве. К счастью, всё решилось быстро и просто: не желая конфликтовать с «дядей Арчи», которому очень захотелось поиграть в командира, девочка рассудительно самоустранилась, заявив, что берёт увольнительную. Не имеющий чувства юмора компьютер строго предупредил её, что без разрешения капитана это будет не увольнительная, а «самоволка», но тем не менее, когда Рашель проигнорировала его предупреждение, согласился подчиняться Ортеге.

– С этим нужно что-то делать, – сказал я, приканчивая отлично приготовленный ростбиф. – Пусть мы гражданский экипаж, но всё равно на корабле должен быть порядок. Вот немного очухаюсь и составлю график дежурств. Мистер Ортега считает, что кроме нас двоих больше никто не сможет контролировать работу бортовых систем. Я с этим категорически не согласен – и твой отец, и господин Шанкар достаточно компетентные специалисты, даром что они не имеют инженерного образования. А про Рашель и говорить нечего – целых три месяца она самостоятельно управляла кораблём, так что её, несмотря на возраст, можно смело считать космическим волком.

Рита слабо улыбнулась, и в её улыбке мне почудилась грусть.

– Как я понимаю, обо мне речь вообще не идёт.

Я смутился:

– Ну, ты…

– В технике я профан, и нам обоим это известно. Впрочем, у меня и без того хватает обязанностей – я буду заведовать всем бытовым хозяйством, готовить вам еду, убирать в жилых помещениях, лечить вас, если понадобится… Да, кстати, Стас. Я хотела бы ещё раз осмотреть мистера Рамана и убедиться, что с ним всё в порядке. Да, конечно, он предатель и негодяй, но всё же он человек, а я – врач и давала клятву Гиппократа.

Слава Богу, она заговорила об этом, когда я уже расправился с ростбифом и пил сок. Напоминание про Ахмада наверняка отбило бы у меня всякий аппетит.

Мигом помрачнев, я поставил стакан на стол, повернулся в кресле к пульту и приказал компьютеру вывести на экран изображение из пассажирской каюты номер шесть.

Ахмад как раз лежал на койке, уставившись взглядом в потолок. Со времени его допроса прошло уже без малого двое суток, и за это время он, похоже, успел оклематься – то ли благодаря своему крепкому организму, то ли стараниями Риты. Во всяком случае, сейчас он выглядел вполне здоровым, разве что мрачным и угрюмым. Это, впрочем, неудивительно – ведь он прекрасно понимал, что ждёт его впереди.

– Когда ты осматривала его в последний раз? – спросил я.

– Часов девять назад, перед тем как лечь спать. Меня сопровождал Арчибальд. Сама я не рискую к нему входить, хотя и знаю, что компьютер его парализует, если он попытается напасть на меня. Но всё равно мне страшно.

– Мне тоже, – невольно вырвалось у меня. И раз я уже это сказал, то решил объяснить: – Я боюсь не нападения, а разговора. Мне… мне это очень тяжело. Ты понимаешь?

– Да, понимаю, – сочувственно кивнула Рита.

– У него ведь ничего серьёзного? С виду он совершенно здоров.

– Физически да. Но я беспокоюсь за его психическое состояние. Он в глубокой депрессии и, чего доброго, может попытаться покончить с собой.

«Это было бы лучшим выходом, – мрачно подумал я, убирая картинку с экрана. – И для него, и для всех нас…»

А Рите сказал:

– Подожди, пока проснётся твой отец или господин Шанкар, ладно? Тогда и осмотришь Ахмада. А пока просто подсыпь ему в еду транквилизаторов… или антидепрессантов. В общем, того, что считаешь нужным.

– Хорошо. – Рита встала с кресла и принялась перекладывать использованную посуду со столика обратно на тележку. – Только тебе всё равно придётся встретиться с ним. Рано или поздно состоится суд, а ты, как капитан, должен председательствовать на нём.

– Не обязательно. Я сделаю самоотвод по личным причинам и назначу председателем господина Шанкара. Именно для этого я ввёл его в состав команды. И он сразу понял это.

Рита внимательно посмотрела на меня:

– А ты умываешь руки?

– Да, умываю, – откровенно ответил я. – И не боюсь этого признать. Я всю жизнь мечтал полететь к звёздам, мечтал быть командиром космического корабля, но судить и приговаривать к смерти своего друга… нет, такого в моих мечтах не было. Я к этому просто не готов.

В чёрных глазах девушки мелькнул испуг вперемежку с недоверием.

– К смерти? Разве мистера Рамана приговорят к смерти?

Я тихо вздохнул:

– Ради Бога, Рита, оглянись вокруг! Где мы находимся? На военном корабле. Что сейчас происходит? Идёт война! А какие, по-твоему, законы военного времени?

В совершенно расстроенных чувствах, угнетённая и подавленная, Рита покинула рубку, едва не забыв прихватить с собой тележку.

 

4

После ухода Риты в последующие два с половиной часа меня никто не беспокоил. Воспользовавшись своей командирской прерогативой, я осмотрел через контрольный монитор каюты, которые занимали Ортега, Шанкар и Агаттияр. Все трое спали, а последний к тому же громко храпел. Между делом я отметил, что Арчибальд повесил свой мундир на стене в ногах койки – небось для того, чтобы полюбоваться им перед сном. Судя по всему, он был такой же одержимый космическими полётами, как и я; правда, в его одержимости присутствовала изрядная доля милитаризма, что лично мне было несвойственно.

После некоторых колебаний я заглянул и к Рашели. Она тоже спала – на бочку, подложив руку под голову, одетая в ту самую цветастую пижаму, которую я видел, когда вместе с Ритой впервые вошёл в капитанскую каюту. Скомканное одеяло лежало у её ног, частично прикрывая лишь босые ступни.

Я мысленно поцеловал девочку в лоб и отключил монитор, думая о том, какая огромная ответственность волею судьбы взвалилась на мои плечи. Нет, я имел в виду не командование кораблём – тут я не сомневался, что справлюсь. А вот сумею ли я заменить Рашели погибшего отца – это ещё вопрос вопросов. Но желание у меня было, притом очень большое. Я всегда мечтал о дочери, именно о дочери, а не о сыне (впрочем, и от сына не отказался бы), однако моя бывшая жена и слышать не хотела о ребёнке. Целиком поглощённая карьерой, она год за годом твердила, что нам слишком рано заводить детей; а когда это «слишком рано» уже перевалило за тридцать, я не выдержал и подал на развод.

С тех пор прошло почти пять лет, но я так и не обзавёлся ни новой женой, ни желанной дочерью. А теперь, похоже, моя мечта осуществилась. Даже две мечты сразу – я вырвался к звёздам и обрёл дочь. И если насчёт звёзд я был спокоен и знал, что они уже нигде от меня не денутся, то по поводу Рашели я испытывал сильные опасения – окажусь ли я достойным её, или же она в конце концов разочаруется во мне…

Я вызвал из базы данных личные дела всех бывших членов экипажа «Зари Свободы» и убедился, что Рита как в воду глядела. В файлах командира корабля, капитана первого ранга Жофрея Леблана, присутствовал снимок человека, совершенно не похожего на мужчину с семейной фотографии и, соответственно, не похожего на меня. Когда я спросил у бортового компьютера, менял ли кто-то файлы из личного дела капитана, тот уверенно ответил, что нет, а на мою просьбу прокрутить видеозаписи начала полёта, когда предыдущий экипаж был ещё жив, компьютер заявил, что не может этого сделать, так как все эти записи защищены неизвестным ему паролем. О том, кто эти пароли поставил и когда это было сделано, он не имел ни малейшего представления.

Конечно, я мог пойти в корабельный морг и осмотреть все тела в холодильных камерах, но эта перспектива меня совсем не прельщала. Я совсем не горел желанием увидеть людей, побывавших под прессом тридцатикратной силы тяжести, а особенно, если один из них был так похож на меня. Это было бы всё равно, что смотреть на себя мёртвого.

«Ну почему, милая? – думал я. – Почему ты не хочешь, чтобы я знал о своём сходстве с твоим отцом? Ведь рано или поздно я всё равно об этом узнал бы… Или для тебя важно, чтобы я узнал как можно позднее? Зачем?..»

После долгих, но бесплодных раздумий я наконец выбросил эти мысли из головы и занялся тем, чем давно должен был заняться. А именно – затребовал у компьютера материалы об Иных. Сейчас я находился в реальном, а не в виртуальном космосе, в Галактике, которая принадлежала не людям, но чужакам. И мне, как командиру настоящего, а не воображаемого космического корабля, следовало подробнее узнать о существах, которые загнали человечество в резервации и приговорили его к медленному умиранию. Я больше не имел права закрывать глаза на действительность.

Почти сразу компьютер выдал длинный-предлинный список монографий, статей, документальных и учебных фильмов, а также художественных произведений на заданную тему. Выругавшись, я изменил формулировку своего запроса, чётче очертив нужную мне тематику, а в качестве дополнительного (но необязательного) параметра указал английский язык оригинала. На последнее я не очень-то рассчитывал и уже смирился с тем, что опять придётся довольствоваться компьютерным переводом, но, к моему удовлетворению, в базе данных нашлось несколько объёмистых монографий на английском, в том числе «История контактов с внеземными цивилизациями», которую я в итоге и выбрал.

На поверку это оказалось именно то, что мне нужно. «История контактов» содержала много подробного фактического материала, достаточно «разжёванного» для неспециалиста, но без всяких сантиментов и лишней «воды». Монография читалась легко, с неослабевающим интересом, и я уже добрался до начала XXVIII века, когда в рубку вошёл Шанкар.

Мы пожелали друг другу доброго утра, затем старик посмотрел на испещрённый текстом экран и одобрительно кивнул:

– Правильно, капитан, теперь Вам просто необходимо заполнить эти пробелы в вашем мировоззрении. Кстати, Вы сделали отличный выбор – я и сам собирался рекомендовать вам «Историю контактов». Это настольная книга каждого руководителя подполья. Она была написана задолго до начала войны, поэтому не содержит никаких пропагандистских клише и изображает Иных более или менее объективно.

Шанкар уселся в кресло оператора артиллерийских систем и устремил взгляд вперёд, сквозь прозрачную стену, на полыхающее гиперпространство снаружи корабля. Впрочем, строго говоря, это не было гиперпространством как таковым. Все эти непрерывные многоцветные всполохи рождались на границе состыковки окружающего нас семимерного континуума с четырёхмерным пространственно-временны́м мирком нашего корабля. Самого́ гиперпространства мы видеть не могли – наши органы зрения просто не были приспособлены для его восприятия.

– В общем-то, да, объективно, – согласился я с Шанкаром. – Но порой даже чересчур. Временами меня коробит от того, с какой симпатией авторы пишут о некоторых расах. В особенности – об альвах.

По сморщенному лицу моего собеседника скользнуло слабое подобие улыбки:

– О, альвы! Когда-то наши предки были просто влюблены в них. Они не так похожи на нас, как нереи-пятидесятники или дварки, но всё равно люди считали их очаровательными. Маленькие лохматые существа, словно сошедшие со страниц древних сказок… Отсюда, между прочим, и возникло их название, позаимствованное из средневековой скандинавской мифологии, а также из «фэнтези» – своеобразного фольклора постиндустриального общества. Хотя есть более банальная гипотеза, что «альв» – это просто искажённое произношение греческой буквы «альфа», ведь их родная планета обращается вокруг звезды Бетельгейзе – Альфы Ориона. К тому же «альфа» – первая буква алфавита, а альвы были первой внеземной расой, с которой мы вступили в контакт. Лично я думаю, что здесь свою роль сыграли все три названных обстоятельства.

– Вы так спокойно говорите об этом, – с некоторым удивлением произнёс я. – Зная, как Вы ненавидите Иных, я думал… ну…

– Что я буду рвать и метать со злости, – помог мне Шанкар. – Беситься, зубами скрежетать при малейшем упоминании о чужаках. Да, я ненавижу их всех, в том числе и альвов. Попадись мне в руки это маленькое лохматое существо, я без колебаний свернул бы ему шею. Но ни ненависть, ни злость, ни жажда мести не должны нас заслеплять и лишать рассудка. Слепой, безрассудный боец – это боец-смертник, это просто пушечное мясо. Таких горячих голов хватает среди рядовых членов Сопротивления, но в руководство мы их не допускаем. Настоящий лидер, от которого зависит не только его собственная жизнь, но и жизнь тех людей, что доверились ему, не вправе позволить себе подобной слабости.

Некоторое время мы молчали. Я пытался сосредоточиться на «Истории контактов», но в присутствии Шанкара не мог. Слишком уж много вопросов хотелось мне задать патриарху Сопротивления. И среди них был один, который так и вертелся у меня на языке… В конце концов я не выдержал:

– Господин Шанкар…

Он снова повернулся ко мне:

– Да, капитан?

– Возможно, я ошибаюсь, – начал я неуверенно. – Может, мне просто кажется, но… Словом, у меня создалось такое впечатление, что Вы считаете нашу миссию выполненной, а Махаваршу – уже освобождённой. Не слишком ли рано Вы торжествуете? Ведь мы ещё не добрались до Терры-Галлии – а дорога вполне может оказаться неблизкой, особенно если нас занесёт куда-нибудь к чёрту на кулички. По-моему, оккупация нашей планеты началась преждевременно. Галлийские войска могут опоздать с подмогой, и тогда все жертвы окажутся напрасными. Но Вы, между тем, ничуть не озабочены этим. Как только мы прорвались в дром-зону и вошли в канал, Вы полностью успокоились и теперь ведёте себя как победитель. А поскольку Вас никак нельзя обвинить в глупости или легкомыслии, то остаётся лишь одно объяснение: Вам что-то известно. Что-то такое, чего не знаю я и что позволяет Вам уверенно смотреть в будущее.

Шанкар с минуту молчал, проницательно глядя на меня.

– А знаете, я недооценил Вашей сообразительности. Или, скорее, Вашего тактического чутья, способности быстро и безошибочно оценивать ситуацию. Я более чем уверен, что если бы Вы присутствовали при том нашем ночном разговоре с Рашелью, то сразу бы всё поняли.

– Что именно?

– Вскоре бы Вы и сами обо всём догадались. Вам только стоит немного покопаться в бортовых записях и собраться с мыслями. Однако я дам Вам небольшую подсказку. Даже не подсказку, а просто акцентирую Ваше внимание на некоторых обстоятельствах. Итак, Терра-Галлия отправляет на Махаваршу разведывательный корабль, чтобы установить контакт с нашим подпольем. Во время предыдущих рейсов к нашей планете они вычислили троих человек, которые, предположительно, связаны с Сопротивлением; в их числе и профессор Агаттияр. Однако же, для установления контакта было направлено не трое разведчиков, а целый диверсионно-разведывательный отряд. Подчёркиваю: не просто разведывательный, а диверсионно-разведывательный! И проникнуть на планету они собирались не на крохотном «стеллсе», что с точки зрения секретности было бы более разумно, а на межпланетном челноке, оснащённом, помимо прочего вооружения, четырьмя позитронными ракетами. Да, он обладал противорадарной защитой и с большой вероятностью мог приземлиться незамеченным. Но сами подумайте: если бы речь шла только об установлении контакта с подпольем, не лучше ли было воспользоваться шлюпкой поменьше и отправить на планету три – ну, максимум, четыре – человека? Не собирались же разведчики идти к каждому из предполагаемых участников Сопротивления целой толпой.

Несколько секунд я размышлял на полученной информацией. Вернее, не над самой информацией – всё это я знал и раньше – а над расставленными Шанкаром акцентами.

– Ох, чёрт!.. – пробормотал я.

– В том-то и дело, капитан. Это была не просто разведывательная миссия, и её цель заключалась не только в установлении контакта с подпольем. «Заря Свободы» была предвестником не готовящегося, а уже подготовленного вторжения в нашу систему, и главное задание разведгруппы состояло в том, чтобы в контакте с подпольем или без оного спровоцировать массовые волнения на Махаварше. По словам Рашели, в каждом из семи человеческих миров, куда попадали сведения о Терре-Галлии, начинались подобные волнения, и в пяти случаях Иным приходилось вводить на планеты войска. А чтобы оккупация Махаварши началась наверняка, чтобы гарантированно отвлечь врага от охраны дром-зоны, на борту крейсера находилась диверсионно-разведывательная группа. С этой целью челнок и был оснащён позитронными ракетами – если чужаки, паче чаяния, станут колебаться, атака на орбитальные станции (не важно, успешная или безуспешная) подтолкнёт их к решительным действиям.

– Теперь понимаю, – кивнул я. – Значит, «Заря Свободы» летела от соседней звезды не для того, чтобы её миссия вообще осталась незамеченной, а лишь для того, чтобы незаметно и беспрепятственно отправить на Махаваршу десант?

– Совершенно верно. Я полагаю, план был таков: после успешного приземления (то есть, приводнения) челнока, крейсер должен был подлететь к планете, по радиосвязи внедрить в глобальную инфосеть тот пропагандистский ролик о Терре-Галлии, затем прорваться в дром-зону и ускользнуть из системы. Такой манёвр убедил бы чужаков, что они просто проворонили появление разведчика, и отвлёк бы их от догадок, что он совершил пусть и короткое, но межзвёздное путешествие.

– И потому Вы настаивали на нашем прорыве в дром-зону?

– Как раз поэтому, – подтвердил Шанкар. – Чтобы чужаки считали это обычным разведывательным рейсом с Терры-Галлии и ни в коем случае не заподозрили чего-то более серьёзного. Иначе они послали бы за подмогой, а это здорово усложнило бы ситуацию.

– Они и так послали за подмогой, – заметил я. – Раз они решили оккупировать планету, то им понадобится подкрепление.

– Да, безусловно. Но подкрепление подкреплению рознь. Для установления оккупационного режима Иным понадобятся в основном наземные и воздушные войска, которые в космосе совершенно бесполезны. К тому же теперь, когда мы ускользнули от них, они сосредоточат основное внимание на планете и отзовут из дром-зоны часть своих патрулей, чтобы прикрывать высадку десанта. А это позволит флоту Терры-Галлии прорваться в наше локальное пространство с минимальными потерями.

– Значит, Вы думаете, что вторжение начнётся в ближайшие дни?

– Я в этом уверен. Когда мы с императором поразмыслили над рассказом Рашели, то пришли к выводу, что самый подходящий момент – это с седьмого по десятый день с момента предполагаемой высадки разведгруппы. Конечно, у команды «Зари Свободы» был запас в несколько дней, на случай непредвиденной задержки в пути, но Рашель уже исчерпала их, когда больше недели провела в астероидном поясе, не решаясь оправиться на Махаваршу. Так что атаки галлийского флота следует ожидать со дня на день.

– А сама Рашель об этом догадывается?

– Нет. Она умная девочка, очень умная, но всё-таки ещё ребёнок. А вот Свами Агаттияр меня разочаровал. – Шанкар удручённо покачал головой. – Он слышал то же, что и мы с императором, однако не сумел сосчитать дважды два и до сих пор не сообразил, что вторжение вот-вот начнётся. Он слишком потрясён всем случившимся, чтобы рассуждать трезво и логично. Но я всё же надеюсь, что скоро он соберётся с мыслями и станет таким же проницательным, каким был всегда.

– А как же насчёт условного сигнала? – вдруг спохватился я.

– Какого ещё сигнала?

– Ну, к началу атаки. Если рассуждать логически, то «Заря Свободы», выполнив задание, должна была прилететь в какое-то заранее оговорённое место и сообщить, что всё сделано. Или Вы думаете иначе?

– Я думаю, что план такой был, но он не являлся обязательным. Как Вы сами могли убедиться, при прорыве через охраняемую дром-зону не приходится выбирать путь к бегству – бежишь туда, куда можешь. И разработчики плана вторжения, несомненно, учли возможность того, что крейсер занесёт, как Вы сами выразились, к чёрту на кулички. Хотя, конечно, было бы неплохо как можно быстрее добраться до Терры-Галлии и сообщить их правительству, что Махаварша уже готова к освобождению.

 

5

Ещё в самом начале прорыва в дром-зону, когда я отдал приказ привести бортовые системы в режим полной готовности к гиперпереходу второго рода, почти во всех помещениях корабля вспыхнули специальные табло с магическим числом «123573,14» – точным количеством секунд, которые нам предстояло провести в гиперпространстве. Как только мы вошли в канал, цифры на этом табло начали свой обратный бег к нулевой отметке: сотые доли неслись непрерывным потоком, десятые стремительно сменялись, едва различимые глазом, секунды щёлкали в унисон с биением сердца, десятки секунд следовали друг за другом с солидной неторопливостью, а сотни (не говоря уж о тысячах, десятках и сотнях тысяч) ползли со скоростью черепахи, порой вызывая у меня приступы лёгкого раздражения.

Когда на табло появилось число «1000,00», по всему кораблю, как водится, прозвучала сирена, предупреждающая о том, что до выхода из гиперпространства осталось ровно шестнадцать минут и сорок секунд. Впрочем, для нас это предупреждение было излишним. К тому времени все члены экипажа, кроме нёсшего свою вахту в машинном отделении Ортеги, уже собрались в рубке управления, нетерпеливо ожидая окончания первого в нашей жизни межзвёздного путешествия.

За сто секунд до выхода раздался второй звонок. Бортинженер Арчибальд Ортега доложил о полной готовности к запуску ходовых термоядерных двигателей, а оператор-артиллерист Раджив Шанкар – что все корабельные орудия приведены в боевое состояние. На запрос компьютера, посылать ли позывные, я ответил утвердительно – чем чёрт не шутит, а вдруг мы, совершив переход наугад, попадём в локальное пространство Терры-Галлии или в одну из тех систем, где находятся их секретные базы. Хотя, конечно, вероятность такого везения была ничтожно мала. Скорее, мы могли нарваться на одну из дром-зон, контролируемых Иными. Но опять же – с бесконечно малой вероятностью.

Наконец прозвучал третий звонок, и компьютер начал голосовой отсчёт последних десяти секунд. У меня мелькнула было мысль заставить его заткнуться, но я решил не отвлекаться, целиком сосредоточив своё внимание на тактическом дисплее. Если после выхода из канала мы попадём в критическую ситуацию – например, вблизи массивного космического тела, вроде планеты, или в гуще врагов – придётся немедленно совершать манёвры, чтобы избежать катастрофы. С этой же целью Шанкар напялил на свою голову ментошлем, чтобы при необходимости без всяких проволочек открыть по противнику огонь.

Едва все цифры на табло обнулились, многоцветное полыхание за прозрачной стеной рубки исчезло, и вместо него возникла густая россыпь звёзд на чёрном бархате космического пространства. Их было почти так же много, как в окрестностях Махаварши. Почти – но не совсем.

Тактический дисплей выдал отчёт бортового компьютера, из коего следовало, что никаких массивных космических тел или объектов искусственного происхождения вблизи точки выхода не обнаружено. Немного расслабившись, я перевёл взгляд на обзорные экраны и на одном из них увидел небольшой красный диск звезды, вокруг которой обращалась дром-зона.

Шанкар снял ментошлем (немного рановато, по моему мнению) и рукавом комбинезона вытер вспотевший лоб.

– Всё в порядке, – произнёс он. – Похоже, нас занесло не так уж и далеко. Мы по-прежнему где-то в центральной части Галактики.

– Сомневаюсь, – сказал я. – Здесь что-то не так.

– Что именно?

– При таком количестве ярких звёзд маловато тусклых, далёких, – объяснил я. – Да и вон та большая туманность мне что-то напоминает… Ах, чёрт! Теперь понятно! – И я приказал компьютеру убрать все светящиеся объекты ярче третьей звёздной величины.

Фильтры в прозрачной стене рубки сработали мгновенно, все яркие звёзды исчезли, и теперь уже ничто не мешало нам созерцать восхитительное зрелище – раскинувшуюся перед нами Галактику с четырьмя спиральными, закрученными против часовой стрелки рукавами. Она была повёрнута к нам почти перпендикулярно к своей плоскости, а её угловой размер, как я прикинул на глаз, составлял около девяноста градусов. Следовательно, нас разделяло расстояние порядка 15 – 20 тысяч парсеков.

Я услышал рядом с собой восхищённый вздох. Это была Рита, для которой не нашлось места за пультами, и которая скромно наблюдала за происходящим, сидя на откидном стуле у дальней стены рубки. При виде Галактики, девушка не удержалась, вскочила со своего места и подбежала к центральному пульту. Сейчас она стояла возле моего кресла, крепко вцепившись пальцами в подлокотник, а на её симпатичном смуглом лице был написан восторг вперемежку со страхом – страхом перед таким огромным расстоянием от дома.

Рашель с Агаттияром отреагировали на увиденное более сдержанно – однако и они были поражены. Профессор отчасти разделял и восторг, и страх своей дочери; зато во взгляде Рашели читалось безграничное, ничем не омрачённое восхищение. Она была дочерью свободного, непокорённого мира, она с ранних лет привыкла думать о межзвёздных путешествиях, как о чём-то естественном и доступном для человека, поэтому её совсем не пугала бездна космических расстояний. Она просто наслаждалась увиденным – со всей своей милой детской непосредственностью.

Покрытое густой сеткой морщин лицо Шанкара, как обычно, не выражало никаких эмоций, но глаза его пылали огнём.

– Я всегда мечтал увидеть её… всю Галактику перед собой. Именно такую – ни крупнее и ни мельче. Чтобы мог обхватить её руками… – Старик резко повернулся ко мне. – Браво, капитан! Приветствую ваш выбор канала. Пусть теперь нам придётся сделать ещё один прыжок наугад, но я об этом совсем не жалею. Я увидел Галактику со стороны, и теперь мне остаётся одно – увидеть свободной Махаваршу. А тогда уже можно и умереть…

– Где мы? – спросила Рита, не отрывая завороженного взгляда от обзорной стены.

– По-видимому, в одном из блуждающих шаровых скоплений, – ответил ей Агаттияр. – Они вроде как спутники нашей Галактики и начитывают от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч звёзд. Судя по всему, это очень крупное и плотное скопление, а мы попали почти в самый его центр.

Как бы в подтверждение слов профессора, бортовой компьютер, закончив расчёты нашего местонахождения, выдал на тактический дисплей все необходимые сведения. Вопреки моим ожиданиям, это шаровое скопление имело не только свой каталожный номер, но также и собственное название – Скопление Кёллера, по имени капитана исследовательского корабля, который открыл к нему путь, совершая наугад «затяжные прыжки» (так на профессиональном сленге космолётчиков назывались гиперпереходы второго рода). Это произошло ещё семь столетий назад, однако с тех пор Скопление Кёллера, подобно многим другим шаровым скоплениям, так и не было освоено. Людям и другим разумным расам вполне хватало звёзд в самой Галактике и в обоих Магеллановых Облаках, а подобные маленькие островки, отрезанные от всего остального мира, никого особо не прельщали.

– Так это же вообще здорово! – заявил Шанкар, ознакомившись с полученной информацией. – Здесь есть исследованные каналы, ведущие к Галактике. Их целых пять штук: два из них разведал сам Кёллер по пути сюда и обратно, а остальные проложили последующие научные экспедиции.

– Пользоваться ими небезопасно, – заметил как всегда осторожный Агаттияр. – Если один из патрулей чужаков последовал за нами, то он, оказавшись здесь и обнаружив, куда мы попали, немедленно вернётся обратно и сообщит обо этом своим.

– Ну и что? – беззаботно пожал плечами Шанкар. – Думаешь, они сразу бросятся перекрывать все эти пять каналов? Глупости, Свами! Во-первых, можно подумать, что им больше нечего делать, кроме как посылать эскадры в разные концы Галактики, к глухим необитаемым системам. А во-вторых, они попросту не успеют… Да, кстати, капитан, сколько времени мы провели в канале? По галактическому отсчёту, разумеется.

Я сделал запрос компьютеру, и тот, уже располагая координатами точек входа и выхода, ввёл в уравнение график мощности работы резонансного генератора и выдал результат: около шести с половиной часов.

– Ну вот, – подытожил Шанкар. – Вряд ли какой-нибудь из патрулей имеет такой мощный генератор. Хорошо, если он появится здесь суток через двое. А мы к тому времени уже затеряемся в Галактике. Ведь у нас достаточно энергии, чтобы произвести ещё один такой быстрый переход, не так ли?

– Вполне, – ответил я. – И даже не один. Это отличное судно – быстроходное, высокоманёвренное, а его реакторы очень экономно расходуют дейтерий. По всем своим параметрам оно значительно превосходит те корабли, что были в распоряжении человечества в довоенное время. Никогда бы не подумал, что за сто лет усилиями всего лишь одной планеты можно сделать такой мощный прорыв в науке и технике.

– В сфере высоких технологий Терра-Галлия опережает всех Иных вместе взятых, – отозвалась Рашель. – И это не пропаганда, это факт. Если бы мы тешились иллюзиями и закрывали глаза на реальность, выдавая желаемое за действительное, то давно потерпели бы поражение.

Я непроизвольно улыбнулся. Вне всяких сомнений, это была очередная цитата из учебника или какого-нибудь образовательного фильма. На Терре-Галлии умеют воспитывать подрастающее поколение в духе патриотизма, гордости за родину и уверенности в собственных силах. Впрочем, следовало признать, что и для этой гордости, и для уверенности у них были веские основания…

– Ну, хорошо, – сказал Шанкар. – У меня есть предложение. Сейчас мы совершаем скачок к одной из соседних звёзд и там, уже в полной безопасности и недосягаемости для чужаков, подумаем над дальнейшим маршрутом. Как вам моя идея, капитан?

Я признал, что идея сто́ящая, и без лишних проволочек последовал этому совету.

 

6

На выбор дальнейшего маршрута мы потратили немного времени и почти сразу остановились на канале, расположенном от нас всего в двух десятках переходов первого рода, которые обычно именовались просто скачками. Этот канал соединял Скопление Кёллера с другим шаровым скоплением, М28 – тоже неосвоенным, но хорошо изученным, поскольку оно находилось почти что в плоскости Галактики. В Скоплении М28 было свыше двухсот исследованных каналов второго рода, и один из них, словно специально созданный для наших целей, вёл в середину Рукава Персея к безымянной звезде с кошмарным каталожным номером USCG 081-366297-504. А там, всего через два скачка, у такой же безымянной звезды с таким же зубодробительным номером имелся исследованный канал к Звезде Дашкова, 175-й Центавра, которая отстояла от Дельты Октанта всего на полторы сотни парсеков.

Звезда Дашкова была тем хороша для нас, что её единственная планета не годилась для заселения, а вдобавок ни одна из систем в радиусе сорока световых лет не была освоена ни людьми, ни другими разумными расами. Так что эта звезда являлась удобным перевалочным пунктом, где мы спокойно могли сориентироваться и решить, по какому из нескольких сотен возможных маршрутов направиться к Терре-Галлии.

Чтобы добраться до нужного нам канала, соединяющего Скопление Кёллера с М28, потребовалось неполных семнадцать часов – что, в принципе, не так уж и много для тридцати двух скачков. Сами скачки заняли мизерную часть этого отрезка времени – по две минуты на каждый, а всё остальное было потрачено на манёвры в дром-зонах и поиски соответствующих каналов первого рода. Но наконец мы добрались до безымянного голубого гиганта, цели нашей серии скачков, и на следующие полтора суток ушли в «затяжной прыжок» к Скоплению М28.

Первое, что я сделал после входа в гиперпространство и проверки функционирования всех систем, это передал вахту профессору Агаттияру (которого ещё раньше ввёл в должность корабельного наблюдателя), а сам ушёл спать и заставил поступить так же Арчибальда Ортегу. Бортинженер, хоть и продолжал искренне считать, что только мы вдвоём можем сладить с кораблём, тем не менее не стал мне перечить – ведь все эти скачки мы произвели, что называется, на одном дыхании, не делая никаких перерывов, и, разумеется, устали как собаки.

После обычного для меня крепкого семичасового сна я снова принял командование кораблём, а Агаттияра вместе с бодрствовавшими с ним за компанию Шанкаром и Рашелью отправил отдыхать. Рита к тому времени уже спала, но прежде приготовила для нас с Ортегой отличный завтрак, который мы слопали подчистую, не оставив ни единой крошки. Теперь я начинал понимать, почему Арчибальд то и дело бросал на Риту такие жадные взгляды: ему хотелось заполучить девушку не только по причине её физической привлекательности и не только из-за того, что её отец был его обожаемым учителем, но также и потому, что она изумительно готовила. Мало того – она любила готовить и вкладывала в это занятие свою душу. Вот моя бывшая жена с презрением относилась к подобной «рутине», и все восемь лет нашей совместной жизни мы оба довольствовались блюдами автоматического приготовления…

К неописуемой радости бортинженера, я через полчаса уступил ему свой капитанский пост и отправился в кают-компанию, собираясь продолжить знакомство с «Историей контактов». В принципе, я с таким же успехом мог заняться этим и в рубке управления, но решил немного потешить командирские амбиции Ортеги, к тому же у меня был один хитрый план, который, в частности, предусматривал, что через восемь часов я буду занят на вахте…

Вот так всё и случилось. Когда остальные члены экипажа проснулись и позавтракали, я ознакомил их с распоряжением, согласно которому главой трибунала по рассмотрению дела Ахмада Рамана назначался Раджив Шанкар, а заседателями – Свами Агаттияр и Арчибальд Ортега. После чего приказал приступать к судебному разбирательству, а сам принял у Ортеги вахту и таким образом увильнул от присутствия на оном разбирательстве даже в качестве зрителя.

Реакция моих спутников была разной. Двое из них, самые старшие и умудрённые опытом (конечно же, я имею в виду Шанкара и Агаттияра) ожидали чего-то подобного и отнеслись к этому спокойно, согласившись, что для обвинения вполне достаточно и видеозаписи, сделанной компьютером в рубке управления. Ортега же был неприятно поражён и наградил меня далёким от восхищения взглядом. Рита посмотрела на меня сочувственно и с пониманием, а Рашель, к моему огромному облегчению, приняла всё как должное. С её детской точки зрения, моя давняя дружба с Ахмадом давала мне полное моральное право самоустраниться от решения его судьбы.

Заседание началось немедленно и проходило в столовой. У меня даже не хватило мужества наблюдать за ним по внутренней комм-сети. Лишь однажды я решился вывести на экран картинку из столовой и нарвался как раз на эпизод, когда Ахмад, выступая в собственную защиту, обвинял человечество в целенаправленном геноциде внеземных рас. Я тут же отключился и вновь сосредоточил своё внимание на «Истории контактов». Впрочем, только попытался сосредоточить – но без особого успеха. Я читал строки книги, почти не вникая в их суть, а все мои мысли были заняты совершенно другими проблемами…

И всё-таки мой план до конца не сработал. Примерно через полтора часа в рубку вошли Рашель с Ритой, и уже по одному выражению их лиц я понял, что мне не удастся избежать встречи с Ахмадом. Слова Риты полностью подтвердили мои опасения:

– Извини, Стас, но мистер Раман вызывает тебя как свидетеля защиты.

– Мне нечего сказать в его защиту! – выпалил я уже от безнадёжности и в то же время поднялся с кресла.

– Однако он вас вызывает, – произнесла Рашель. – По нашим законам Вы не можете отказать.

– По нашим тоже, – ответил я, взъерошив льняные волосы девочки. – Поэтому иду. А вас, кадет Леблан, оставляю здесь за главного.

– Есть, капитан! Второй пилот вахту принял.

Я протянул было руку, чтобы снова погладить Рашель по голове, но в последний момент передумал – ведь теперь она была, как говорится, при исполнении.

 

7

Когда я вошёл в столовую, в судебном заседании был объявлен короткий перерыв. Агаттияр с Шанкаром стояли возле раздаточного окна камбуза и пили что-то из чашек – то ли чай, то ли кофе. Арчибальд Ортега сидел за большим столом, предназначенным для членов экипажа, держа в левой руке зажжённую сигарету, а в правой – парализатор. Его оружие было направлено на Ахмада, который расположился за одним из небольших столиков для пассажиров. Он тоже курил, причём не только по случаю перерыва – в пепельнице на его столике была уже целая гора окурков, а рядом с ней лежала полупустая пачка сигарет незнакомой мне марки «Житан».

Перерыв был устроен явно ради меня, потому что при моём появлении Шанкар и Агаттияр сразу вернулись к столу и заняли свои места, а Ортега торопливо погасил сигарету. Ахмад продолжал курить, блуждая взглядом по комнате и словно не замечая меня.

Шанкар предложил мне занять свидетельское место – обычный стул, установленный таким образом, чтобы я мог видеть и подсудимого, и членов трибунала. Когда я уселся, Шанкар произнёс:

– Капитан, Вы вызваны сюда по настоянию обвиняемого, который желает допросить вас в качестве свидетеля своей защиты. По уставу Военно-космического флота Терры-Галлии, на одном из кораблей которого мы в данный момент находимся, он имеет на это право.

– Я согласен отвечать, сэр, – сказал я.

Шанкар повернулся к подсудимому:

– Вы можете задавать свидетелю вопросы.

Казалось, только сейчас Ахмад заметил моё присутствие. Он перевёл на меня свой усталый, угрюмый и затравленный взгляд и тихо проговорил:

– Вообще-то особых вопросов у меня нет. Просто я хотел посмотреть на тебя, Стас. Ведь ты меня избегаешь. Ты даже не пришёл на это судилище, хотя по идее должен был председательствовать на нём. Почему?

– Вопрос отклоняется, – прозвучал надтреснутый голос Шанкара. – Он задан не по существу дела. У вас есть ещё вопросы, мистер Раман?

– Да, есть. Ты хорошо меня знаешь, Стас?

– Я думал, что хорошо тебя знаю, – ответил я. – Но теперь вижу, что ошибался.

– Но ты доверял мне?

– Да, раньше доверял. До тех пор доверял, пока ты не предал моего доверия.

– Ты считаешь меня предателем?

– А кто же ты ещё! – воскликнул я, лишь усилием воли заставив себя остаться на месте. Именно этого я боялся больше всего: что при встрече с Ахмадом не выдержу и наброшусь на него. – Ты самый настоящий предатель. Ты предал меня, ты предал всех людей Махаварши, ты… ты предал человечество!

Ахмад покачал головой и слабо улыбнулся:

– Ой, как патетично! А с какой стати ты говоришь за всё человечество? Кто дал тебе такое право?

– Ну, хорошо, – уступил я. – Утверждение насчёт людей Махаварши и всего человечества в целом я снимаю. Но меня-то ты предал! Я доверял тебе, а ты обманул моё доверие. Ты служишь чужакам, которые держат людей в плену, не позволяют им выйти в космос. Всем – в том числе и мне. А ты ведь знаешь, как я мечтал о звёздах. Ты всегда знал об этом – и всё равно помогал чужакам. Значит, ты был в такой же степени моим тюремщиком, как и они. Я бы простил тебе и покушение на меня, и попытку захватить корабль – но этого простить не могу.

– А ты не задумывался над тем, что, может, я правильно делаю. Не считаешь ли ты, что людям нельзя выходить в космос, что они не достойны…

– Вопрос отклоняется, – снова вмешался Шанкар. – Он требует от свидетеля делать умозаключения.

– Нет, почему же, я отвечу, – сказал я. – По моему убеждению, все имеют право жить в космосе. И люди тоже. Они ничем не хуже остальных разумных рас.

– Но ты же не станешь отрицать, – настаивал Ахмад, – что в своё время человечество подвергало Иных преследованиям, истребляло их, дискриминировало?

– Это делало не человечество, а отдельные его представители. Среди чужаков тоже были расисты, мечтавшие истребить людей и других Иных. И таких было не меньше, чем расистов-людей.

– Однако ты должен признать, что люди в гораздо большей мере подвержены ксенофобии, чем другие расы. Вот, например…

– Мистер Раман! – решительно перебил его Шанкар. – Делаю вам последнее предупреждение. Прошу в дальнейшем не отклоняться от темы разбирательства. Вы обвиняетесь в покушении на членов экипажа и попытке захвата корабля. Задавайте вопросы по существу дела.

– Ну что ж, по существу так по существу. Что ты собирался делать с кораблём, Стас?

– Лететь на нём.

– Да, это понятно. А куда лететь?

– На Терру-Галлию.

– Чтобы присоединиться к этим безумцам, которые мечтают уничтожить всех Иных?

– Чтобы присоединиться к людям, которые борются за свою свободу и независимость, которые отстаивают своё естественное право жить в космосе, среди звёзд. – Я сделал короткую паузу. – Ты больной человек, Ахмад. У тебя комплекс ложной вины. Просто удивительно, как наши психиатры этого не обнаружили.

Ахмад опять ухмыльнулся:

– А ты, значит, здоровый? Ты не страдаешь никакими комплексами? Легко могу доказать обратное. Могу доказать, что ты, как и большинство людей, подвержен патологической ксенофобии. Ты помнишь такую себе юную особу по имени Вайолет?

– Вопрос отклоняется, – чересчур уж поспешно проговорил Шанкар. – Он не относится к делу.

– Как это не относится? – возразил Ахмад. – Ещё как относится! Ведь Вайолет принадлежала к расе нереев. То бишь, пятидесятников.

С неожиданной для своего возраста силой Шанкар грохнул кулаком по столу.

– Допрос свидетеля закончен. Вы свободны, капитан Матусевич. Можете покинуть зал заседаний.

В повторном приглашении я не нуждался, тотчас вскочил со стула и торопливо вышел из столовой. Оказавшись в коридоре, я бросился к ближайшей туалетной комнате и едва успел склониться над раковиной умывальника, как меня вырвало. Потом ещё раз, и ещё – пока мой желудок совсем не опустел.

Тем не менее, позывы к рвоте не прекращались. Я открыл висящую над умывальником аптечку и принялся лихорадочно рыться в ней. Мои поиски осложнялись ещё и тем, что все надписи были сделаны по-французски, а этот язык, хоть и имел много общего с моим родным английским, всё же отличался от него. Но наконец я нашёл упаковку, где под крупным и совершенно непонятным мне фирменным названием более мелкими буквами было написано «antiémétique». Понадеявшись, что это соответствует английскому «antiemetic», я вытряхнул на ладонь две маленькие круглые капсулы и немедленно отправил их в рот.

От взаимодействия со слюной капсулы тотчас растворились, обдав ротовую полость и гортань приятной свежестью. Дышать мне стало легче, а через считанные секунды конвульсии в животе прекратились. Похоже, я выбрал правильное лекарство.

На всякий случай я отыскал в аптечке успокоительное и съел одну таблетку. Затем прополоскал рот, умылся, поправил перед зеркалом растрёпанные волосы и, убедившись, что мой мундир не пострадал, вышел в коридор.

Там я лицом к лицу столкнулся с Ритой.

– Как ты, Стас? – взволнованно спросила она. – С тобой всё в порядке?

– Нет, не в порядке, – честно признался я. – Но ничего, выживу.

– Ты очень бледен. И вообще скверно выглядишь. Я могу дать тебе…

– Я уже сам взял. – С этими словами я достал из кармана оба лекарства, которые решил прихватить с собой.

Осмотрев их, Рита одобрительно кивнула:

– Всё правильно. Только не злоупотребляй транквилизаторами. Выпей ещё одну таблетку, пойди к себе и приляг отдохни.

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, я иду в рубку. Сейчас я должен чем-то занять себя.

– Да, понимаю. Хочешь, я пойду с тобой?

– Спасибо, но не надо. Я хочу побыть сам.

– Там осталась Рашель.

– Вызови её. Придумай что-нибудь.

– Ладно, придумаю.

На том мы и расстались. Когда я поднялся на верхний ярус и вошёл в рубку управления, Рашель мигом убрала с экрана картинку из столовой и освободила капитанское место.

– Меня зовёт Рита, – сказала она. – Я, наверное, побегу.

– Хорошо, солнышко, ступай. Я принимаю вахту.

Прежде чем уйти, девочка подошла ко мне и взяла меня за руку.

– Вы были правы, дядя Стас. Мистер Раман сумасшедший. Мне жаль, что Вы потеряли друга. Мне очень-очень жаль. Это так больно.

«Она ничего не поняла! – мелькнуло в моей голове, и я сразу почувствовал огромное облегчение. – Слава Богу, она ничего не поняла…»

Когда Рашель ушла, я устроился в своём кресле, но вызывать на экран «Историю контактов» не стал. Сейчас меня тошнило при одной только мысли о чужаках – пятидесятниках ли, альвах, дварках, или других, не важно. Поэтому я решил произвести тщательное профилактическое тестирование всех без исключения бортовых систем корабля, что гарантировало мне как минимум три часа напряжённой работы и полной сосредоточенности.

В течение всего этого времени меня никто не беспокоил, и лишь когда я справился с поставленной перед собой задачей и стал думать над тем, что делать дальше, в рубку вошёл профессор Агаттияр. Усевшись в кресло второго пилота, он сказал:

– Суд уже закончился. Приговор вынесен.

Помедлив секунду, я спросил:

– И какой?

Агаттияр ответил мне пристальным взглядом:

– А Вы как думаете?

Я угрюмо кивнул:

– Да, понимаю. И когда его… ну того…

– По моему предложению исполнение приговора отложено до прибытия на Терру-Галлию, чтобы мистер Раман имел возможность подать апелляцию.

Я вздохнул. Только сейчас до меня дошло, что, в соответствии с правилами, приказ об исполнении приговора должен отдавать командир корабля.

– Спасибо вам, профессор, – сказал я от души.

– Не за что. – Агаттияр повернулся в кресле лицом ко мне. – И вообще, Вы могли бы отложить разбирательство до конца полёта. Мы бы Вас правильно поняли. Ведь мы, как Вы сами не раз говорили, всего лишь гражданский экипаж. Я согласен с Вами: мистер Раман больной человек и его нужно лечить… Гм-м. Хотя боюсь, что его болезнь уже перешла в хроническую стадию.

Следующие несколько минут мы молчали, думая об одном и том же, но не решаясь об этом заговорить. Вдруг я почувствовал, что меня снова начинает поташнивать. Совсем недавно я заставил себя съесть два сандвича и теперь опасался, что они не пойдут мне впрок. После некоторых колебаний я достал упаковку с противорвотным и отправил в рот одну капсулу. Ощущение тошноты исчезло – но надолго ли?..

– Вот что, мистер Матусевич, – твёрдо произнёс Агаттияр. – Вам следует пойти к себе и хорошенько выспаться. – Решительным жестом он отмёл мои возможные возражения. – Вы испытали сильный шок, капитан. В своём нынешнем состоянии Вы не способны командовать кораблём и принимать взвешенные решения. До выхода из канала осталось двенадцать часов. За это время Вы должны справиться со своей истерикой.

– У меня нет никакой истерики, – неуверенно сказал я.

– Есть! То, что Вы сейчас переживаете, самая что ни на есть настоящая истерика. Просто Вы прячете её внутри себя. А это ещё хуже, чем если бы Вы психовали и метались от стены к стене. – Агаттияр повернул своё кресло к пульту. – Ступайте, капитан. Я подежурю вместо Вас. Повторяю: у Вас двенадцать часов, чтобы прийти в норму. А Рита, если понадобится, окажет Вам помощь.

Как здравомыслящий и рассудительный человек, я не мог не признать резонность доводов профессора. Ещё немного помявшись ради проформы, я в конце концов уступил, передал ему вахту и отправился в свою каюту. Там я первым делом забрался в горячую ванну и провёл в ней добрых полчаса, тщательно смывая с себя воображаемую грязь. Умом я прекрасно понимал, что эта грязь существует лишь в моих мыслях и воспоминаниях более чем трёхлетней давности, однако с достойным лучшего применения усердием раз за разом намыливал себя с головы до ног, пока не устал от этой бессмысленной и однообразной процедуры.

Тем не менее, горячая вода с паром сделали своё дело, и из ванной я вышел если не взбодрённый, то, по крайней мере, не такой угнетённый и подавленный, как раньше. А в самой каюте меня ожидал маленький сюрприз – рядом с койкой в кресле сидела Рита со своим медицинским кейсом на коленях. Хорошо хоть я после купания накинул на себя халат и не предстал перед девушкой во всей своей наготе.

Она встретила меня немного смущённой улыбкой:

– Я воспользовалась прерогативой судового врача и вошла к тебе без спроса. Извини, пожалуйста. Просто я боялась, что ты не захочешь меня впустить.

Я опустился на край койки и стал энергично растирать полотенцем волосы – сушилками я принципиально никогда не пользовался.

– Ну, а что мешает мне попросить тебя уйти? Или попросту вытолкать в шею, если ты заупрямишься?

Рита покачала головой:

– Это гораздо сложнее, чем сказать через дверь: «Не беспокой меня».

– Ты права, – вынужден был согласиться я. – Это действительно сложнее. Но поверь – мне не нужны никакие уколы или пилюли. Обойдусь и без них.

– Зато тебе нужно с кем-то поговорить, перед кем-то выговориться. Мой отец и господин Шанкар слишком стары, Рашель ещё ребёнок, а с Арчибальдом у тебя не сложились доверительные отношения. Так что остаюсь только я.

– Да, пожалуй… Кстати, что знает об этом Рашель? Никому из вас не взбрело в голову «просветить» её?

– Конечно, нет. Мы же не идиоты. Девочка по-прежнему думает, что ты так расстроился из-за мистера Рамана. Она не уловила этого нюанса насчёт Вайолет.

Я содрогнулся всем телом, а к моему горлу вновь подступил тошнотворный клубок. Риты быстро поставила свой кейс на пол и пересела на койку рядом со мной.

– Я понимаю тебя, Стас, – сказала она, взяв меня за руку. – Отчасти понимаю. Ведь я была знакома с Махдевом, и мы… нет, между нами ничего не было – но вполне могло быть. При мысли об этом мне становится плохо. – Девушка зябко поёжилась. – Это чисто физиологическая реакция.

От прикосновения её руки, от того, что она сидела так близко ко мне, моя тошнота отступила. Я чувствовал запах волос Риты – он был тёрпкий и невыразимо приятный. Живой человеческий запах – запах настоящей земной женщины.

– Может, в чём-то Ахмад и прав, – сказал я. – У нас, людей, патологическая ксенофобия.

– Не говори глупостей. Она не патологическая, а совершенно нормальная. Чужаки не менее подвержены этому, чем мы.

– Но они же… вот она… эта Вайолет… это существо… брр!..

– Среди представителей всех рас случаются исключения. Есть такие и среди людей, и среди пятидесятников. Перед тем как прийти к тебе, я читала на эту тему статью. В довоенные времена некоторые люди по собственной воле вступали в половые отношения с Иными и получали от этого удовольствие. Таких было мало, но они были. По тогдашним наблюдениям, в среднем только один человек на полторы тысячи не имел никаких ксенофобических реакций. Среди чужаков этот процент был не выше. Да и то лишь в том случае, когда речь шла о представителях близких рас; скажем, для нас – о дварках и пятидесятниках. Что касается последних, то даже в своём истинном облике они очень похожи на людей, просто по нашим, человеческим меркам выглядят чересчур уродливо. Ну а дварки вообще как люди, только и того, что значительно ниже нас ростом. В давние времена, когда медицина ещё не умела исправлять отклонения в работе желез внутренней секреции, среди людей порой рождались карлики – и выглядели они в точности как дварки. Собственно, поэтому их расе дали такое название.

Как ни странно, эта короткая лекция подействовала на меня успокаивающе. Рита говорила нарочито сухо и отстранённо, как бы переводя всё происшедшее со мной из области сугубо личного в плоскость прикладной психологии. И ей это удавалось.

– А мистер Раман попросту спекулировал, передёргивая факты, – продолжала она. – Ты же сам прекрасно знаешь, как можно, не прибегая к откровенной лжи, представить ситуацию в совершенно искажённом виде. Хотя, возможно, он и сам в это искренне верит. Он рассуждает так: раз пятидесятник охотно вступает с человеком в связь, а данный конкретный человек, узнав об этом, бежит к ближайшему умывальнику, где его выворачивает наизнанку, то, значит, пятидесятники – не ксенофобы, а люди – ксенофобы. Следуя такой логике, можно доказать, что каждый гетеросексуальный мужчина – патологический гомофоб. Мистер Раман, сознательно или невольно, закрывает глаза на то обстоятельство, что агентов-пятидесятников тщательно подбирают, и одним из непременных условий отбора есть полное отсутствие у кандидатов ксенофобических реакций. В определённом смысле можно утверждать, что все агенты Иных, в том числе и эта Вайолет, патологически влюблены в людей.

– Патологически влюблены, – задумчиво повторил я. И тут до меня кое-что дошло: – Погоди! Так Шанкар обо всём знал?

– Да, знал. Поэтому пытался помешать мистеру Раману. К сожалению, Арчибальду ничего не было известно, иначе бы он выстрелил из своего парализатора.

Я вяло покачал головой:

– Тогда было уже поздно. Едва я услышал от Ахмада имя Вайолет в контексте его слов о ксенофобии, то сразу всё сообразил. Я же совсем не дурак.

– Конечно, не дурак, – подтвердила Рита, придвинувшись ко мне вплотную. – Ты умный человек, Стас, и должен относится к этому по-философски. Что было, то прошло, и тут уж ничего не поделаешь. Тебе придётся смириться с этим и жить дальше. А я… если ты не против, я помогу.

Наши взгляды встретились, и я, прочитав в больших чёрных глазах девушки желание, обнял её. Мы поцеловались – сперва легонько, пробуя на вкус губы друг друга, а потом уже жадно, неистово. Рита крепко вцепилась пальцами в мои волосы, а я запустил руку ей под платье и принялся поглаживать её упругие бёдра.

– Да, – томно пробормотала она. – Сейчас для тебя это лучшая терапия.

Я мгновенно остыл, отстранился от неё и растерянно спросил:

– Терапия? Тебя что, прислал твой отец?

– О чём ты? – не поняла Рита.

– Он сказал, что ты поможешь мне.

В её взгляде на секунду мелькнуло недоумение, а потом она звонко рассмеялась:

– Ну, ты и даёшь, Стас! Как ты мог такое подумать! Отец, конечно, имел в виду профессиональную медицинскую помощь. А это… это целиком моя инициатива.

– Новый вид лечения?

– Да какой же он новый! Старый, как мир. И главное, приятный – как для пациента, так и для врача. Особенно, если пациент этому врачу нравится. Очень сильно нравится. – С этими словами Рита снова придвинулась ко мне. – Ну так что, продолжим терапию?

И мы продолжили.