В первой половине ноября Званцев и Елена Николаевна с дочкой вернулись в Москву. Званцев уже вставал с постели.

В Москве Званцева ждала еще одна радость: Ремизов сообщил, что Радовец попался. Фотография злополучного чертежа, записки и другие документы были найдены при нем. Узнал Званцев и о смерти Пашкевича, убитого своим сообщником.

Обо всем этом ему рассказали Ваня и Ткеша на следующий же день после его приезда.

— Понимаете, Сергей Ильич, — говорил Ваня возбужденно, — они вдвоем заночевали в избушке угольщиков… на болоте. Этот Радовец, по–видимому, очень хорошо знал местность… Он убил Пашкевича наповал выстрелом из револьвера.

Поссорились ли они, или Радовец просто решил избавиться от лишнего свидетеля, сказать трудно. Наши пограничники, через шесть часов приехавшие на место происшествия, напали на след. Догнали‑таки… Радовец начал отстреливаться. Ранил одного бойца. Потом попал в трясину, его и вытащили оттуда. Все нашли: и наши чертежи, и еще какие‑то бумаги.

— Ну вот и отлично. Я очень рад, — говорил Званцев. — Как будто какая‑то тяжесть с плеч свалилась. А как Андрей Васильевич?

— Он счастлив! Поет все время и даже помолодел.

Через полчаса пришел и сам Другов. Он действительно выглядел помолодевшим.

Другов и Званцев крепко обнялись.

— Ну, вы совсем молодцом выглядите! — воскликнул Другов. — Ваня, конечно, все уже рассказал вам? А у меня есть еще интересные новости, — добавил профессор после небольшой паузы.

— Что такое? Да вы садитесь, Андрей Васильевич.

Профессор сел на стул и достал из кармана толстый пакет.

— Вот, — сказал он, — сегодня получил от Ремизова.

И он вынул из пакета записную книжку в красном кожаном переплете.

— Это нашли в кармане у Пашкевича после его смерти, — объявил он.

Все оживились.

— Интересно узнать, что содержит посмертный документ этого негодяя, — сказал Ваня.

— Сейчас узнаете, — ответил Другов. Он окинул взглядом всех присутствующих и раскрыл книжечку.

— Тут — целый дневник, — сказал он, — чего только нет. Вот это, например, нас касается:

«Двенадцатого апреля. Получил приглашение ехать на Кавказ с партией Другова. Условия подходящие: оклад 800 рублей и полевые. Местность чудесная. Дела будет не много, так что отдохну. Выезжаем 1 июня.

Десятого мая. Опять бы у З. Договорились обо всем».

— Дальше идут бессвязные записки. Зарисовка выходов кварцевой жилы… Разрез жилы по падению…

«Седьмого июля. Получил из Тарасовки письмо. Конечно, просят денег. Послал двести. Надоели мне они до черта».

Другов продолжал чтение:

«Двадцать четвертого. С. И. нашел какой‑то зашифрованный документ. Не люблю я этого молчальника. Но документ, кажется, серьезный — может пригодиться».

Другов остановился.

— Здесь записи обрываются. Дальше идет уже о событиях в Москве.

«Девятнадцатого сентября. Был у З. Состоялся серьезный разговор с Р.

Десятого октября. Жребий брошен. Просил Званцева заменить меня на три дня.

Пятнадцатого октября. Ничего не нашли. Р. говорит, что нас опередили… Вернее — все это чепуха… Досадно».

— Дальше записи идут реже. Очевидно, Пашкевич охладел к своему дневнику, — заметил Другов.

«Третьего мая. Познакомился с балериной М. Был с Ольгой на „Фигаро"».

— А вот опять интересная запись:

«Пятого июля. Ольга сообщила, что Званцев у себя на даче ведет какие‑то опыты. Странно. Этого нельзя оставить без внимания.

Двадцать четвертого июля. Живу у жены. Я поступил крайне неосторожно, и вот приходится отлеживаться.

Семнадцатого августа. Приходил Р. Их на даче постигла неудача.

Четвертого сентября. Сделал Ольге предложение. Конечно, приняла. Теперь она ради меня способна на все.

Седьмого сентября. Живу у сторожа. Дела идут блестяще».

Другов остановился:

— Дальше идет какая‑то геологическая сводка: эвдиалиты Кольских месторождений, запасы по всем категориям… Цирконы. Южные россыпи. Прииртышские месторождения… Тут идет полная сводка наших запасов по циркониевым минералам.

— Разве он когда‑нибудь занимался цирконием? — спросил Званцев.

— Насколько я знаю, нет. Дальше идет схема технологического процесса получения циркония из эвдиалита, разработанная в Институте редких металлов… Потом, смотрите, какая забавная запись: «Доставлено восьмого сентября в лабораторию Д. окиси циркония высокого качества полторы тонны».

— Это когда мы изготовляли огнеупорные стаканчики, — вставил Ваня. — Но зачем это ему надо было, Андрей Васильевич?

— Зачем? Я вам сейчас раскрою секрет, — и Другов с усмешкой поглядел на Ткешу.

— Ткешенька, скажи мне, как пишется химический символ церия?

— Латинские «пэ» и «э», — ответил Ткеша.

— Правильно. А циркония?

— «Зет» и «эр»… А почему вы меня об этом спрашиваете? — удивился Ткеша.

— А вот почему. Помните, когда вы делали чертеж в кабинете у Сергея Ильича, вы изволили ошибиться, дорогой студент, и написать вместо символа церия символ циркония? Припоминаете? Затем, когда я вас как следует отругал, вы исправили надпись в одном чертеже, а на другом, который остался у нас и потом был похищен, вы забыли исправить надпись.

Ткеша взволнованно встал из‑за стола.

— А Пашкевич и этот Радовец, — продолжал профессор, — приняли вашу ошибку за чистую монету. В таком духе они и составили донесение своим хозяевам. Вот послушайте еще письмецо, которое нашли у Радовца.

«Счастлив донести вам, что секрет передачи химического импульса на расстоянии, открытый в свое время Макшеевым и который вы так долго добивались получить, находится полностью в наших руках. Я уже имел честь сообщить вам, что практическое применение этой идеи разработал профессор Другов и его ученики. Это цилиндр из циркония, покрытый тонким слоем вольфрама и наполненный обыкновенным термитом. Цилиндр помещен в снаряд с дистанционной трубкой. Я имею точный чертеж снаряда, который передам вам лично. Шифр снаряда, принятый в Главном штабе МЦ, „сто двадцать шесть". Цилиндры изготовляются в лаборатория Другова; шифр — „К — двести семьдесят три". За три недели туда было доставлено четыре тонны окиси циркония, из которых можно получить примерно две тысячи шестьсот килограммов металла циркония, что должно хватить на пятьдесят две тысячи цилиндров. Снаряды наполняются в мастерской номер четыреста четырнадцать. Я имею все данные о геологических запасах циркония в России, а также о методах его извлечения. Завербованный мною поляк номер ноль сорок восемь, о котором я имел честь вам донести, оказал нам некоторую услугу. Впрочем, ассигнованную для него сумму можете отнести к экономии. Согласно параграфу двадцать четыре положения, тридцать процентов этой суммы прошу перечислить на мой счет. Сообщаю вам все это, чтобы можно было до моего приезда закупить цирконий самой высшей чистоты. Обыкновенные сорта не годятся. В будущем цена на него должна сильно возрасти».

— На этом донесение кончается. Подписано оно: номер ноль двадцать два, район номер двадцать два, дробь десять.

Прочтя письмо, Другов спрятал его в карман и весело расхохотался. Смеялись и остальные.

— Как же это случилось?

— Значит, я… — сказал, густо покраснев, Ткеша.

— Да. Ошиблись… с пользой для нас.

— Тебе бы еще чего‑нибудь напутать, — съязвил Ваня. — Совсем нельзя было бы догадаться.

— А сам‑то! Ты сам тоже ведь ошибался.

— Я у себя исправил…

— Исправил! После того, как тебе показали.

— Ну, ладно, не петушитесь, — улыбаясь, заметил Званцев. — Идемте, нас ждет обед. У Елены Николаевны давно уже все готово.

Обед прошел очень весело.

— Выходит, что номер двадцать второй ликвидировал номер сорок восьмой за тридцать процентов экономии… Прямо алгебра какая‑то, — смеясь, говорил Ткеша.

— Вор у вора дубинку украл.

— И фальшивую дубинку‑то, — заметил Ваня.

— Значит, напрасно за ними гонялись? — спросила Елена Николаевна, глядя на мужа. — Никакими секретами они, собственно говоря, и не владели!

— Нет, Елена, это не так, — ответил жене Званцев. — Они очень скоро обнаружили бы ошибку, после первых же неудачных опытов. Они ведь тоже не дурачки. Мы можем только радоваться, что и это письмо не попало им в руки.

— Совершенно верно, — добавил Другов. — Но даже если бы они владели настоящим секретом, то и тогда не все еще было бы проиграно.

Все устремили изумленные взгляды на Другова.

— Да, друзья мои. Представьте себе, что враги нашей родины разгадали секрет и готовятся в случае войны применить это страшное оружие против нас. Разве мы не были бы подготовлены к тому, чтобы отразить и парализовать действие М–лучей?

— Уж так и быть, — с улыбкой продолжал Другов, — я сообщу вам еще одну тайну. Это мы сообща работали над применением боевых лучей, а другие люди в институте упорно трудились над тем, как бы защититься от них… И с успехом трудились, результаты прямо‑таки поразительные.

— Что же они предлагают, экраны из свинца? — спросил Ваня.

— Ты, Ваня, всегда что‑нибудь скажешь не подумавши. Попробуйте покрыть толстым слоем свинца патронные и снарядные ящики, склады, подсумки. Какой вес получится! Нет, это невозможно.

— Ну, так расскажите, Андрей Васильевич, нам все подробнее, — это очень интересно, — почти в один голос заговорили присутствующие.

— Мне известен лишь самый принцип. Оказывается, что М–лучи хорошо отражаются некоторыми кристаллами… Так вот, товарищи, разрабатывающие защитные средства, нашли раствор, похожий на лак, из которого выпадают мельчайшие кристаллы сложной соли… Важно то, что кристаллы эти покрывают предмет сплошным слоем. Лучи от кристаллов рассеиваются, как от матового зеркала, и теряют свою активность. Понятно? Вот все, что мне известно.

— Это замечательно! И так просто.

— Выходит — нас же и опередили.

— Да, пожалуй, что и так. Просто, а сами мы не додумались… Даже досадно.

Званцев засмеялся.

— Ну, огорчаться этим нечего. Нельзя до всего самим дойти. Надо и на долю других что‑нибудь оставить.

В комнате темнело. Синие зимние сумерки глядели в окно. За окном мягкий, пушистый снег бесшумно падал на землю.

И как‑то совсем неожиданно в комнате прозвучал телефонный звонок.

Елена Николаевна подошла к телефону.

— Да, это квартира Званцева. Что? Вам нужен профессор Другов?

Другов взял трубку.

С первых же слов лицо его приняло серьезное, озабоченное выражение.

— Хорошо. Я сейчас же приеду.

— Ну–с, друзья, — обратился он к сидевшим за столом, — меня по очень срочному и важному делу вызывают в Наркомат обороны. Я немедленно должен ехать. Подробности потом.

Все встали и начали прощаться с профессором.