— Я не знаю, зачем и для кого делается эта запись, поэтому расскажу, что привело меня сюда.

Сегодня первое сентября две тысячи двадцать седьмого года, по крайней мере, я так думаю. Меня зовут Олег Курганов, мне тридцать три года и, возможно, я будущий участник состязания. Чтобы объяснить, что это такое, нужно начать с самого сначала, когда десять лет назад, в две тысячи семнадцатом мировая экономика окончательно рухнула, повергнув мир в хаос. Это назвали крахом. Никаких затяжных кризисов или чего-то подобного. В один миг мыльный пузырь долгов и займов взорвался. Люди потеряли все. На бумаге, конечно же. Деньги перестали что-то значить, кажется, они и сейчас просто валяются на улицах, как средство для розжига костров, когда под рукой нет канистры с бензином. Сегодня едва ли в цене осталась человеческая жизнь, а в первые дни нового мира она вообще ничего не стоила.

Соединенные штаты боролись до последнего. Но военное положение и национальная гвардия не спасли страну. Меньше, чем за шесть месяцев они вернулись почти на двести лет назад: весь континент охватила война между правительством, еще пытающимся удержаться на разрушенном Олимпе, и обычными гражданами. Армия, должная защищать народ, начала с ним же и воевать. Говорят, в первых столкновениях погибли миллионы людей. Женщины и дети, пытающиеся выжить, умирали даже не за чью-то идею, а потому что кто-то считал, что он важнее на этой земле. Солдаты не бросали оружие, потому что выживали только благодаря ему: если заканчивались патроны, обрывалась и чья-то жизнь.

В конце концов, это было практически неизбежно, на границе с Канадой взорвались несколько атомных бомб. Весь север континента стал непригоден для жизни. Те, кто уцелели, отправились на юг, где уже свои правила установили наркобароны и диктаторы из Мексики и Колумбии. Так образовалась Карибская империя.

Мы, те, кого теперь называют рабочими, почти ничего не знаем о ней. Новостей, как таковых нет, да и никто бы не делился ими с нами.

Здесь, в России, все прошло немного иначе. Правительство давно было готово к чему-то подобному. Иначе невозможно объяснить, как нарастающая анархия и недовольство были подавлена в течение короткого времени по всей территории огромной страны. Я слышал, что мы потеряли несколько десятков километров земли возле Индии и Китая, но это была небольшая плата за то подобие порядка, которое установилось в Новой России.

В две тысячи пятнадцатом, когда повсеместно начали внедряться электронные карты гражданина, многие говорили, что это начало конца, но мало кто верил и серьезно думал о подобном. Тогда вообще казалось, что этот конец никогда не наступит, по крайней мере, на нашем веку. Деньги заменили кредиты, валюта, ставшая основной в Евразии, а может, и по всему миру. Сложно сказать, как высчитывается ее курс, но если у тебя есть хотя бы несколько тысяч, можешь надеяться, что выживешь.

— Мне же платят… Платили двадцать кредитов за двенадцатичасовую смену на цементном заводе. Можно купить бутылку разведенной водки и запить ею горсть препаратов, которые можно найти в любой подворотне.

Люди пытаются жить по-старому, но в Москве больше нет места тем, кто видит ее прежней. Мегаполис, теперь это точно заметно, превратился в безумную комнату страха. Население, только по официальной версии, выросло в два раза. Больше двадцати миллионов человек и каждому важна только его жизнь и кредиты, на которые он ее покупает.

От былого лоска не осталось и следа. Улицы полны попрошаек, готовых вцепиться тебе в горло за твою карточку. Фонари и световая реклама работают только в центре и в метро, другого общественного транспорта больше нет. А все машины, которые остались на ходу, теперь принадлежат только военным, членам корпораций и людям из правительства, и напоминают больше танки или бронетранспортеры, чем шедевры немецких и азиатских автоконцернов, которые сегодня уже вряд ли производят что-то подобное.

Европа, как обычно, обвинила во всем нас и разорвала все связи. Прибалтика, если там кто-то и выжил, оказалась зажатой между Европейским валом с одной стороны, стеной которую возвели по границе Польши и Румынии, и Российской границей, охраняющейся самыми новыми оборонными разработками. Опять же, как нам говорят по телевизору. На самом деле, там, может, и вовсе никого нет. Франция и Германия теперь управляют Евросоюзом, который переименовали в Евроконгломерат. Британские острова полностью были разрушены и частично затоплены. С другой стороны нас поджимает вечно воюющая Азия. Они никак себя не называют, им это не нужно. Почти весь средний восток захвачен Индией, а китайцы вновь пытаются навязать свою волю Японии.

Новая Россия не встревает ни в какие военные конфликты. Наверное, именно поэтому мы сейчас и выглядим наиболее стабильной державой, если можно нас так назвать. Но если внешний политический баланс достигнут за счет страха потенциальных врагов перед нашими баллистическими ракетами, то внутреннее напряжение в любой момент может вырваться из-под контроля и произойдет еще одна бойня, подобная той, что была в северной Америке.

Но это невозможно.

Людям, особенно нашему русскому человеку, всегда нужно было только бросить кость, чтобы отвлечь от чего-либо. И этой костью стало новое шоу, которое без перерыва крутят почти по всем каналам.

Состязание — это новая религия, в которую действительно верят, которой поклоняются и которая убивает.

Правила просты. Хочешь лучшей жизни — участвуй в состязании. Шестнадцать мужчин и женщин, замкнутая арена и только одна цель.

— Чувствую себя чертовым профессором истории… Когда все это началось, я уже отслужил свое в десанте, но даже за границами военных частей можно было своими глазами увидеть, как бывалые вояки, просто не раскрывали парашюты, буквально умирая в небе и на земле, лишь бы не видеть этого краха и не участвовать в том, что после назовут новым миром.

Мы не строим, не возрождаем, не пытаемся спастись. Мы живем, как звери. Питаемся, как звери. И ведем себя также.

Со всех уголков страны в Москву съезжаются желающие попасть в состязание. Это люди с крупицами надежды в душе или уже полные отчаяния и готовые на все. Едва остающиеся в сознании, безумцы. Для них шоу лишь обертка, прикрытие, чтобы можно было позволить своим демонам законно вырваться наружу.

Несмотря на творящийся хаос первых лет, быстрая реструктуризация в системе общественного правопорядка дала свои результаты. Преступность существовала только в тех рамках, которые для нее были созданы и не могли навредить государству. Сидящие у власти люди понимали, что нельзя отнимать у народа то, что быстро приведет их на порог нового бунта. Гораздо проще контролировать заранее созданную систему, чем строить новую и на ходу пытаться ее полностью отрегулировать. Суд и тюрьмы были простой формальностью для тех, кто попадался. Казни давно стали нормой, едва ли влияющей на растущую за счет беженцев популяцию.

В Москве теперь три закрытых зоны: две арены для состязания и одна для последнего испытания. Это ВДНХ со всеми его многочисленными павильонами, постройками и подвалами. Главный ботанический сад в Останкинском районе. И сам Кремль, где всегда проходит финал, который не показывают по телевизору. Нам дают или победителя, или труп финалиста. Никто не знает, что происходит за высокими стенами, и какие секреты хранит под землей красная площадь.

— Все остальные моменты транслируются в прямом эфире. Даже сейчас, возможно вы слышите мой голос, пока я еще жив, а не в тот момент, когда меня уже не станет. Каждый участник получает тысячу кредитов в любом случае. Они достанутся его родственникам или близким, в случае его смерти. За победу дается пятьдесят тысяч.

Олег вздохнул и посмотрел на мигающий красный огонек камеры перед его лицом. По нижней грани матового черного пластика тянулась надпись: собственность корпорации Виктим. В круглой линзе объектива он видел свое отражение. В глазах не было страха, он уже давно все решил и сейчас не боялся. Но там было что-то еще. Говоря все эти слова, вспоминая прошлое, уже ставшее частью истории, Олег недоверчиво мотал головой, будто не веря, что такое могло случиться. Он словно пересказывал фантастический рассказ, один из многих в тех книгах, что, как и денежные купюры валялись повсюду на тротуарах. Читать почти не осталось времени, да и какой в этом мог быть смысл, когда самые страшные из давно высказанных в этих самых книгах опасений стали реальностью.

И все же, как бы там ни было, пути назад уже не осталось.

Олег поправил воротник куртки, размял шею и, приблизившись к камере, тихо прошептал.

— Если ты увидишь это, знай, я люблю тебя.

Встав на ноги, он подошел ко второй двери в небольшой белой комнате, где кроме камеры на треноге и металлического стула ничего не было, и смело открыл ее, потянув на себя.

За ней оказалась площадка подъемника два на три метра, посередине которой был закреплен поблескивающий никелем штырь с большой зеленой кнопкой на нем. На заградительном каркасе висели сразу две камеры, направленные на человека.

Олег усмехнулся, подумав об излишней театральщине и, стараясь отогнать от себя эти мысли, сделал несколько шагов вперед, надавив рукой на кнопку.