Ему снилось прошлое. Не какие-то конкретные лица или события, а все, что он помнил о себе.

Как бы Олег не старался избавиться от всего, что на самом деле ранило его или причиняло боль, это все время было с ним, преследовало его, и не собиралась отпускать ни при каких условиях. Словно вцепившийся в свою добычу бульдог, чьи клыки так и будут терзать несчастную жертву до самого конца или пока хозяин хорошенько не дернет поводок.

Только вот у судьбы не было хозяина.

Он не очень верил в предначертанность и уже давно кем-то написанное будущее, но и творцом собственного счастья себя не считал. Жизнь в новом мире уравняла людей и их шансы на выживание. Теперь выбор каждого сводился только к одному: убить кого-то и поужинать или самому умереть от голода. Мораль проявляла себя только рудиментарным отростком, который необходимо было отбросить, чтобы выжить.

Это слово было слишком громким для того, что же на самом деле творилось на улицах городов.

Олег с ужасом иногда представлял, какая жизнь там, за пределами Москвы. С одной стороны ему казалось, что для обычных работяг мало что изменилось, а с другой, с трудом верилось, что в изменившемся мироздании что-то осталось прежним. Кто-то в одно мгновение вычеркнул все хорошее из жизни миллионов людей, поставив их в один ряд с животными, на которых человечество так упорно не желало походить, но день за днем все сильнее проявляло свою истинную сущность.

Ему снились образы, которые он никогда не встречал в свой жизни, но о которых постоянно мечтал, будучи ребенком.

Здесь была целая палитра картинок, начиная от карамельных леденцов самых причудливых форм и размеров на рождество, до самого сочельника, проведенного в кругу настоящей семьи. Тогда он представлял свою возлюбленную совсем иначе, не похожую на ту, кого нашел в реальности. После он никогда не сожалел об этом и даже мыслей подобных не допускал. Какие-то мечты навсегда должны были таковыми и остаться, а вот с остальными дело обстояло совсем иначе.

Ему казалось, что вообще не суждено иметь жизнь, которая хотя бы немного походила на нормальную, а не каждодневное родео, заставившее мальчишку с самого детства быть циничным и жестоким. По-другому он не умел проводить свои дни. У него с трудом получалось вспомнить короткие мгновения, когда его тело не болело от побоев, а голова не раскалывалась от постоянного шума вокруг или решения дурацких шахматных задач. Его всегда пугали офицеры: вытянутые продолговатые фигуры на третьих от края доски клетках. Идеальная позиция и возможности для удара, а еще и сами выточенные из дерева фигурки больно врезались в кожу своими острыми гранями. Впрочем, боль причиняли любые фигуры, когда летели ему в лицо, после неудачно проведенной партии или просто по пьяной прихоти отца.

В его воспоминаниях почти не было ночей. Все они проводились в забытьи и слабой надежде, что новый день не наступит или по какой-то неизвестной причине будет не таким, как предыдущий, выбивающий из тела дух и закусывающий остатками жизненных сил, припасенных, чтобы перетерпеть все унижения и дожить до еще одного заката.

Ему снилось, как он однажды чуть не утонул, зацепившись ногой за густое подводное растение, никак не желавшее рваться и отпускать мальчика. Он хорошо помнил, как барахтался в холодной воде не в силах что-нибудь сделать и уже готов был сдаться, когда понял, что не имеет право на это. Понял своим сознание, а не животным началом, обычно пробуждающимся в такие моменты. И именно тогда он осознал, что может просто уйти из дома, перестать быть чужой игрушкой и отправить туда, куда сам пожелает.

В отличие от многих других ему не нужны были ответы на странные вопросы или откровения загадочных святых, которых боготворили все вокруг. Он шел своим путем, принимая свои решения и не спихивая их на провидение или судьбу. Только его руки делали что-то, только его сердце билось и поддерживало в нем жизнь, только его мысли позволяли ему не сойти с ума.

Пока Олег не встретил Маргариту.

Она стала для него смыслом, желанием и надеждой. Маленькая искра, каждый раз, заставляющая его дышать чаще и терять самообладание. Ее волосы с таким необычным запахом, тихий смех и умение легко и непринужденно перевести любой негатив в русло спокойствия, делали ее самым необычным человеком в его жизни. К тому же, он видел в ней что-то близкое себе, хоть и понимал, что девушка точно не проходила через все те испытания, с которыми он столкнулся в своем детстве.

Мама снилась всегда, почти каждую ночь, но каждый раз одинаково: высокая стройная женщина с короткими русыми волосами. Она быстро шла по оживленной улице и всегда терялась в потоке людей, а он не мог протолкнуться сквозь плотность чужих тел, крича ее имя, теряя фигуру из виду…

Олег проснулся около пяти часов утра. Он так думал, потому что еще было достаточно темно, но самые робкие первые сумерки уже начали бороться с ночью, гоня ее прочь, будто расчищая место для скорого рассвета.

Ровное дыхание вырывалось из его рта. Живот еще немного побаливал, но все уже было почти, как раньше. Через пару дней он будет в полном порядке. Насколько это возможно.

Глаза открывать он не спешил, потому что чувствовал, что не один в комнате.

Объяснить кому-то, как именно рождалось это чувство, просто невозможно. Выработанная годами привычка жить в напряжении и ожидании удара не проходила даром. Обостренные чувства били тревогу, подстегивая вскочить на ноги и схватить того, кто находился в нескольких шагах от его матраса, лежащего на полу.

— А в первую ночь ты не проснулся.

Раздавшийся голос принадлежал мужчине. Примерно так Олег и представлял его: в меру хриплый, в меру высокий. Самый обычный голос, который может быть, как очень мягким и уговаривающим, так и проникающим острой стрелой прямо в душу. Голос, которым должен обладать и уметь пользоваться любой шпион.

Сев, Олег посмотрел на дверь, откуда шел звук. Гриф устроился на полу, привалившись спиной к стене и, не моргая, смотрел перед собой. Света было достаточно, чтобы разглядеть это, но вот все остальные детали терялись в темноте, и нельзя было сказать, пусты ли руки мужчины или он сжимает в них какую-нибудь острую железку.

— Спать хотелось, — ответил Олег.

Гриф усмехнулся.

— А я вот не могу спать. Нас учили бодрствовать по восемьдесят часов без таблеток и уколов. До сих пор жутковато, когда сна целыми сутками просто нет.

— И поэтому ты смотришь на других людей?

— Вроде того.

Мужчина с татуировкой поднялся на ноги и подошел к окну.

— Как долго ты раздумывал, убивать меня или нет?

Олег смотрел ему в спину, отодвинувшись на дальний край матраса и упершись одной ногой в пол.

— Ты военный, это было бы непросто, — Гриф оглянулся через плечо, — но если честно, мне очень хотелось это сделать.

— Боишься столкнуться со мной в состязании?

— Нет. Думал, что ты решишь прикончить меня раньше, чем я тебя.

Олег оскалил зубы, стараясь не выдать того, как сильно ему хочется смеяться.

— А какие еще мысли есть в твоей голове?

— Что ты чертов жнец.

Гриф полностью повернулся и упер руки в бока. Он был в одних штанах. На мышцах накаченного торса поблескивали капельки пота. Босые ноги тихо скользили по полу, делая его движения практически бесшумными.

— Откуда ты знаешь про жнецов?

— Брось, здесь все знают. Каждый в этом доме проходил предварительный отбор и видел две фигуры, которые добивают всех, кто не забрался на гору.

И только я знаю, кто же это на самом деле делал это, подумал Олег.

— Даже если так, что с того?

Он решил, что пусть все останется, как есть. Если уж бывший разведчик обманут собственным сознанием, не стоит его разочаровывать.

— Интересно, как ты справляешься с мыслью, что не сможешь пройти арену до конца?

— А ты?

Они молча уставились друг на друга.

Каждый пытался вынести что-то для себя из этого не самого содержательного разговора.

Олег наблюдал, как его собеседник покачивается на пятках, будто готовясь к броску вперед, но понимал, что этого не произойдет. Гриф слишком умен для того, чтобы вот так глупо подставиться и даже не выйти на арену. Под потолком моргали тусклые огоньки подсветки сразу двух камер. Их разговор не останется незамеченным, более того, Олег как-то не сразу сообразил, что этому мужчине позволили свободно бродить по дому ночами, и за это не последовало никакого наказания. Возможно, за этим крылось что-то большее, чего он пока не понимал, но уже хотел разобраться, что к чему.

А что если жнецов в этом сезоне будет два?

— Со мной работал молодой парень, — негромко заговорил Гриф, — похожий на тебя. Пришел в ГРУ после пары путешествий в горячие точки. У него пол тела было в ожогах и шрамах. Он хорошо знал языки, и его взяли для полевой работы в восточной Европе. Представляешь, человек выбрался из-под минометного обстрела во время операции под Тикритом, проплыл с тяжелыми ранами три километра, а потом еще и смог дождаться хирурга из Москвы, только ради того, чтобы умереть на улицах Таллина от руки мелкого дилера, толкавшего дурь подросткам.

Он покачал головой, никак не комментируя то, что российских войск в Ираке официально не было.

— Я своими глазами видел его тело с развороченной грудиной. Его будто пронзила рельса, а на деле обычный нож. Эта картина не дает мне покоя до сих пор.

— Поэтому ты до полусмерти избил ту девчонку?

— Нет. Хотел немного подготовить ее.

— К чему?

Вместо ответа Гриф задрал голову и провел большим пальцем по своей шее.

— Мы все здесь тлеющие головешки. Кто-то вспыхнет, а кто-то погаснет. Как-то так.

Его видение происходящего немного удивило Олега. В этих словах звучала печаль и разочарование, будто мужчина ожидал увидеть здесь чуть ли не серафимов, способных одной мыслью уложить его на лопатки и вбить в его грудь ту самую рельсу, навсегда гася все его ужасные воспоминания.

Но таковых здесь не оказалось.

Самые обычные люди со своими недостатками и причинами. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Победит не тот, кто хочет победить или человек, обладающий большей мотивацией, а тот, кто сможет зажечь в себе особенное нечто, недоступное всем остальным. Тот, кто сможет показать себя настоящего, полного силы и веры, которые были такими обыденными раньше, и которые стали настоящим дефицитом в новом мире.

— Что, по-твоему, ждет победителя в Кремле?

Олег не хотел продолжать этот разговор, но он уже полностью проснулся и решил, что от еще одного вопроса никому не станет хуже.

— Тебя правда интересует только это?

— Пожалуй. Все остальное я уже знаю.

Гриф усмехнулся.

— А ты самоуверенный. Мне это нравится. Мои работодатели, — он запнулся, — бывшие работодатели, не обладали этой информацией. Кроме высших чинов, конечно. Ни в архивах, ни в закрытых файлах нет никаких упоминаний о состязании. Все в головах людей. Новак и Блайнд хорошо постарались для того, чтобы держать свои тайны под колпаком.

Олег скривил губы.

— Да, да, ты спросил совсем о другом. Я не знаю, но что бы там ни было, что бы ни ждало победителя, это самое ужасное, с чем придется столкнуться в этой жизни и в этом состязании, раз уж мы оказались здесь.

Его голос слово в слово повторил мысли Олега, и ему стало не по себе от осознания того, что они думают одинаково.

— Когда ты здесь, смерть уже не самое ужасное?

— Она и до этого была совсем не так плоха.

Гриф махнул рукой и пошел к двери.

Оказавшись совсем близко, Олег смог рассмотреть три шрама от пулевых ранений на теле разведчика, один из которых был всего в сантиметре от сердца. Он был самым свежим, будто совсем недавно Гриф пытался каким-то очень оригинальным способом свести счеты с жизнью, но кто-то решил, что он еще не все дела совершил на этой земле. Возможно, именно после этого события мужчина принял решение участвовать в состязании.

— Что тебе сказала Брида?

Этот вопрос врезался ему в спину, когда атлет уже стоял в дверном проеме. Олег не надеялся, что он ответит и был удивлен, вновь услышав его голос.

— Что мне стоит с кем-нибудь подружиться и хотя бы несколько оставшихся дней провести с мыслью, что я умею это делать.

Гриф тихо закрыл дверь. Его шаги по ту сторону расслышать было невозможно, тем более он спускался по лестнице, быстро удаляясь. Олег представил, как мужчина стоит в просторном холле, между столами и еще валяющимися на полу шахматными фигурами. Зачем-то он разводит руки в стороны и начинает медленно кружиться, глядя в темноту потолка, не сбиваясь со своего ритма из-за мерного и однообразного шума странного фонтана или полностью поглотившей все остальные звуки ночной тишины, давящей на восприятие своей плотностью и непрозрачностью.

Подойдя к двери, Олег подергал за ручку, поскоблил ногтями по дереву и вернулся в свою импровизированную кровать.

Нужно было еще немного поспать, но вновь погрузиться в царство Морфея оказалось проблематичным. Он ворочался с боку на бок, накрывался тонким одеялом с головой, считал перелистывающиеся страницы книг. Иногда именно этот способ помогал ему заснуть, но сейчас не действовал и он.

В мыслях еще звучали слова Грифа.

Мужчина явно не боялся Олега, да и вся его бравада про убийства была пустым трепом. Он мог это сделать, но акцентировался именно на возможности, а не на необходимости. Люди его породы, обычно терпеливы настолько, что все их желания превращаются в длинную временную линию, которая непременно имеет свой конец соответствующий осуществлению желаемого. Они могут годами сидеть и просто дожидаться этого момента, никак не проявляя себя и не накручивая лишних нервов.

Но Гриф не был уверен в том, что сможет пройти состязание. Олег задумался и пришел к выводу, что мужчина с татуировкой, скорее всего, не хочет этого. Он пришел сюда умереть. В любом случае. Если его не поглотит арена, то это сделает Кремль, в стенах которого таился самый страшный страх: неизвестность.

Олег повернулся на спину и уставился в потолок.

Много раз он прокручивал в голове вариант за вариантом всего, что могло происходить на красной площади, но все это были не больше чем пустые домыслы, никак не подтвержденные и рожденные лишь его воображением.

Его напарник, по работе на заводе, тоже любил заниматься таким в любую свободную минуту. Порой то, что он говорил, пугало Олега куда сильнее, чем его собственные мысли, не своей жестокостью или сумасшествием, а излишней правдоподобностью. Самая невероятная догадка могла иметь свое мерзкое реальное воплощение, через которое предстоит пройти победителю состязания.

И стать триумфатором.

Олег впервые подумал о происходящем именно в этом ключе. Многие ли приходили сюда только ради этого звания? Или же на первом месте всегда стояли деньги и возможность позабавить страну кровавыми убийствами.

Теперь ему стало понятно и то, что раньше не давало покоя: почему все как один атлеты ведут себя по правилам, установленным для них, а не пытаются действовать иначе. После встречи с Бридой эта загадка перестала быть таковой. Она бы ни за что не позволила человеку неподходящему для состязания испортить ее детище.

Каково это быть создателем подобного?

Вот на этот вопрос у него точно не было ответа, и вряд ли он когда-нибудь появится.

Как думали эти люди в былые дни, когда еще задумка только оформлялась и принимала свои первые очертания. Сколько всего пришлось сделать, чтобы превратить простую охоту за сокровищем в кровавую битву на выживание. Что чувствуют сейчас, видя в какого мощного колосса превратилось состязание всего за несколько лет, полностью заменив все прошлые развлечения.

Наверное, каждый из триумфаторов понимал, что это единственный противовес разваливающемуся обществу. Кто бы мог подумать, что однажды, именно жажда смерти и жизни будут ярко сиять, как путеводные звезды для заблудших и обреченных людей в мире, где и то и другое полностью обесценилось.

Олег снова заворочался, но понял, что не может уснуть.

Встав и подойдя к окну, мужчина прислонился к нему лбом. Холодок стекла коснулся его кожи. Неяркие огоньки перед глазами, темное марево ночи, тонкий слой белесого тумана у самой земли.

Он вспомнил, как однажды видел такой туман, что его можно было потрогать.

Это случилось на высокогорье неподалеку от Кабула. Было такое же раннее утро, когда сон еще крепок, а новый день никак не может начаться из-за плотных туч, закрывающих собой лазурь небес. Слух улавливал только шаги часовых, их негромкую болтовню ни о чем, длящуюся чтобы не уснуть. Среди множества ароматов царили запахи жженного металла, пороха и табачного дыма. Олег явственно ощутил боль на переносице: в тот день он пропустил прямой удар в лицо от одного из террористов, которых преследовала его группа. Нос еще долго потом заживал, но смуглому арабу повезло куда меньше: две пули в груди быстро остудили его желание драться. Но это было позже, а утром, с горных вершин спускался туман. Высокой надвигающейся волной, словно устрашающее цунами, только очень медленное и неповоротливое. Он захватывал метр за метром земли, погружая все в непроглядную пелену. Да него можно было дотронуться: из-за высокой влажности на руках оставались капли воды, как будто человек мог зачерпнуть что-то таящееся там, в непроглядной молочной пелене. Но это лишь забавляло туман, который становился все гуще, не теряя своей плотной формы до появления первых солнечных лучей, едва прорывающихся сначала сквозь завесу темных облаков, и только потом проникая в туман, разрывая его клубящееся тело на части.

Олег покачал головой.

Как и многие другие дни в его жизни, тот был очень плохим. Они попали в засаду и очень немногие смогли выбраться из западни живыми. Винить в этом себя было глупо, но он все равно чувствовал свою вину, прекрасно понимая, что это будет преследовать его до последнего дня.

До сирены он так и не смог заснуть.

Выйдя из комнаты и медленно спуская по лестнице вниз, его все еще преследовали воспоминания, терзавшие сознанию ночью, и мысли после разговора с Грифом, который, не смотря на всю свою подготовку, ошибочно записал Олега в жнецы.

Был ли он на самом деле прав в том, что все до единого понимали, что творится в недрах состязания? Или это была всего лишь еще одна не подтвержденная догадка?

Олег не знал.

Пройти отбор, забравшись на гору и так было непросто, а если добавить к этому участие женщины-жнеца, то вообще удивительно, как половина из атлетов, которые сейчас в большинстве своем шагали с заспанными лицами и плохо сдерживаемым недовольством, вообще попали в этот дом.

Ему пришло в голову, что сегодня их подняли еще раньше, но проверить это не было никакой возможности.

За все время, что он жил здесь и готовился к состязанию, нигде не видел часов и все время, которое было известно Олегу, ограничивалось рассветом и закатом, а также внутренними ощущениями, которые вряд ли соответствовали истинному ходу часовой и минутной стрелок.

Возле фонтана все столы были расставлены на равном расстоянии друг от друга, стулья стояли ровным рядом вокруг них. Нигде не было и следов вчерашних шахматных досок. Их сменили тарелки и столовые приборы, которые уже были на своих местах, дожидаясь голодных атлетов.

На завтрак подали все ту же противную кашу и небольшую плошку свежих фруктов, беспорядочно нарезанных на мелкие и большие куски, перемешанные с красными ягодами клюквы и брусники. В высоких кружках дымился настоящий черный кофе. Пах он отвратительно, но никто не отказался от напитка, который так давно не обжигал горло своей горечью.

Впервые за долгое время, все шестнадцать участников находились в одном месте. Кто-то с ненавистью поглядывал на других, кто-то ел, уставившись в тарелку и желая лишь поскорее отправиться на новую тренировку, потому что там, возможно, выдастся случай проявить себя или просто хорошенько врезать кому-нибудь из атлетов.

Между людьми нарастало напряжение, которое непременно дойдет до критической отметки и вот тогда их выпустят на арену.

Олег встретился взглядом с Марой.

Девушка неспешно поглощала завтрак. Ее длинные волосы вновь были собраны в аккуратную косу, перекинутую через плечо. Свет становился все ярче, заливая зал утренним блеском, играющим на рыжих локонах. Ее майка, надетая поверх нескольких перевязок, сильно обтягивала тело, выделяя ее формы и линии. Это определенно было ей не по душе.

Она улыбнулась ему уголками губ и больше старалась не смотреть в его сторону.

Следующим, кто заинтересовал Олега, был мужчина, который пытался убить Мару. После наказания выглядел он чертовски плохо: все лицо и шею покрывала вязь вздувшихся вен, а глаза краснели полопавшимися капиллярами. Еще сильнее пожелтевшая кожа обтягивала его скулы. Трясущиеся руки с трудом держали ложку, а чашку и вовсе ему приходилось сжимать обеими ладонями. На плечах алели отпечатки врезавшихся в плоть веревок, будто самые жуткие татуировки.

Олег понимал, что просто так этот мужчина не оставит Мару в покое. Он был похож на настоящего бандита из прошлого, которому только кожаной крутки не хватает и золотой цепи на шее. Для такого месть всегда на первом месте, а если кто-то задевает его самолюбие так и вовсе вендетта становится смыслом жизни. Наверняка и Сержант, которого сейчас не было ни видно, ни слышно, тоже попал в черный список, но до него будет добраться сложнее, чем до одного из атлетов.

Гриф сидел дальше всех, на своем любимом месте у окна. Он уже справился с едой и сейчас отстраненно разглядывал женщину с номером девять на груди. Морщинистое лицо жнеца ничего не выражало. Она методично отправляла в рот кашу, свободной рукой постукивая по столу. В отличие от остальных, ее спокойствие было продиктовано тем, что она знала все, что будет дальше и могла позволить себе спокойно к этому подготовиться, особенно, когда тебя и так всю жизнь тренируют лишь для одного: выйти на арену и сбалансировать состязание.

Олег задумался.

Вспоминая все предыдущие сезоны, он без труда отметил, что многие фавориты, способные в одиночку справиться с остальными пятнадцатью, были убиты или ранены участниками, которые на первый взгляд едва ли что-то из себя представляли. Именно такой казалась эта женщина, сейчас отодвинувшая от себя тарелку и сидящая сложив руки в замок. Ее делали особенной разве что клыки во рту, но она его не так часто открывала, и едва ли каждый за своим столом знал об этой ее особенности.

Поежившись, он решил, что совсем не хочет столкнуться с ней на арене. Почему-то страшно стало именно от вонзающихся в его тело заостренных вытянутых зубов, с чавкающим звуком разрывающих плоть, а не от ее навыков убивать или чего-то подобного, припасенного на экстренный случай.

Что на такой случай было у него?

Олег посмотрел на свои пальцы, напряг мышцы на животе, которые отзывались тупой болью, повертел головой, разминая шею. До этого не должно дойти, но если все же придется вновь спустить себя с поводка… Он старался не думать, что произойдет тогда, потому что однажды уже видел последствия своего сумасшествия и не хотел позволить себе натворить еще больше зла, которого не сможет ни забыть, ни простить.

О своей жизни он не думал. Единственным действительно стоящим аргументом, была жизнь Марго, ради которой сейчас он и сидел в этом зале, разглядывая тех, кого ему придется убивать. Не за их проступки, а просто за то, что они уже стали врагами из-за правил давно начавшегося состязания.

Оскар, смешно поджав губы, исподлобья тоже рассматривал всех вокруг себя. Каждое утро начиналось с чего-то подобного для любого атлета. Кто-то еще продолжал строить догадки о своих соперниках, а кто-то уже выбирал самое подходящее место, чтобы вонзить нож. Альбинос же с нескрываемым интересом пялился на женщин. Мара его почему-то совсем не интересовала, а вот миниатюрная брюнетка с дюжиной на майке буквально пожиралась глазами.

Покачав головой, Олег потер виски, пытаясь сосредоточиться. Без привычных криков Сержанта это получалось не очень хорошо.

Он первый вышел из-за стола и быстро пересек просторный зал. Толкнув двустворчатые двери, мужчина впустил внутрь дома легкий ветерок, принесший с собой прохладную свежесть и целый ворох запахов. Плотный аромат дыма и шоколадного табака, которым наполняли самые дешевые сигареты и самокрутки, мгновенно ворвался в легкие. Начавшие гнить желтые листья на дорогах тоже добавляли в общую палитру свой плотный перепрелый запах.

В двух шагах от входа трое охранников делали что-то очень странное. Негромко переговариваясь между собой и время от времени по очереди выплевывая короткие фразы в рацию, они переставляли с места на место шесть или семь тяжелых мешков из огнеупорного материала, по-видимому, таща их от одного из дальних от дороги зданий на участке. На боках каждого черной краской по трафарету был нанесен логотип в виде треугольника с вершиной внизу и лаконичной надписи: собственность корпорации Виктим.

Олег уже не раз видел это название, за время своего пребывания здесь и на некоторых крупных объектах, разбросанных по всему городу. Да и рукава некоторых охранников были украшены нашивками с этим рисунком, очень сильно напоминавшим схематичное изображение алмаза.

Услышав шум за спиной, троица перестала кантовать мешки. Глядя на Олега каждому из них что-то хотелось сказать, но никто и рта не открыл, потому что из-за угла показался быстро приближающийся Сержант.

— Что вы тут возитесь? — недовольно пролаял он на охранников, которые вытянулись по стойке смирно и смотрели только перед собой.

Их лица наполовину скрытые под масками, казались пластиковыми, совсем не настоящими, будто они решили продать часть себя ради того, чтобы больше никогда не быть теми, кем они когда-то являлись.

— Автобуса еще нет, — услышал он ответ после недолгой паузы.

Смерив мрачным взглядом Олега, будто тот был виноват в отсутствии транспорта, о котором слышал впервые, он кивнул.

— Хорошо спал, шахматист?

Его издевательский тон вызвал у Олега лишь улыбку.

— Раз проснулся, значит замечательно, — буркнул он.

— Вот и отлично.

Сержант прошел мимо него, поглядывая на экран своего браслета, и, шагнув внутрь дома, вновь принялся орать, подгоняя атлетов побыстрее засунуть утреннюю баланду в свой желудок и собраться перед отелем.

Люди тут же засуетились, толкаясь и грохоча стульями. Кто-то боялся очередного наказания, кто-то уже устал от ожидания и теперь спешил проявить себя, но, так или иначе, каждый просто подчинялся хаотичному движению потока, рождающемуся из ничего.

Когда все вышли на улицу, за стеной послышался громкий рев мотора, который быстро приближался. Они еще долго не видели, что же это за железный зверь, издающий такой гул: тяжелые ворота заклинило, и охранники на посту суетливо пытались отключить электронику, чтобы открыть их вручную. А когда, наконец, трансформатор был отключен, осыпав копающегося в нем мужчину тучей искр, и ворота, подчиняясь дружному нажиму охраны, поползли в сторону, на огороженную территорию въехал автобус.

Это слово описывало только то, чем когда-то была эта машина, но никак не то, чем она являлась сейчас.

Трехсантиметровая стальная обшивка, зарешеченные окна и стекло толщиной в несколько пальцев. Верхние люки на крыше были оборудованы двумя станковыми пулеметами. Сейчас места для стрелков в гнездах пустовали, но Олег не сомневался, что на время поездки, кто-то обязательно займет их. Специальные колпаки и крышки над колесами, скрывающие большую часть самого уязвимого места. Во весь бок автобус был выкрашен в традиционные цвета состязания: черный и зеленый, олицетворяющие собою гамму самой первой арены — ботанического сада. На фоне джунглей и брызг воды на атлетов вновь смотрели четверо триумфаторов. Их лица были преисполнены наслаждения от собственной значимости, и рисунок отчетливо передавал это.

Автобус, вырулили на короткую подъездную дорожку, и небыстро покатил к ждущим его пассажирам.

Сержант дождался, пока транспорт, который вблизи казался огромным, остановится, и, забравшись на ступеньку открывшейся двери, замахал рукой, призывая атлетов поскорее занимать места.

Олег не спешил лезть первым, наблюдая, как охранники грузят мешки в боковое багажное отделение, спрятанное под одной из откидывающихся металлических пластин. Гриф стоял рядом с ним и тоже, правда без особого интереса, наблюдал за тем, как трое крепких мужчин натужно пыхтя, заталкивали груз в полагающееся ему место.

— А вам особое приглашение выдать? — прогремел прямо в ухо голос Сержанта.

Они вдвоем посмотрели на него и последним зашли в автобус.

Внутри царила примерна та же атмосфера, что и снаружи: укрепленные поручни, которые было проблематично обхватить руками, сиденья, складывающиеся при необходимости большего пространства, двойные швы на всех виднеющихся местах сварки. Вдоль стен были закреплены специальные пружинные механизмы — держатели для оружия, но сейчас все они пустовали, напоминая лишь детские рогатки на металлических резинках.

Когда последний из охранников зашел в салон и постучал по перегородке, отделявшей его от водителя, автобус тронулся с места, вновь одолевая небольшое расстояние до все еще открытых ворот.

Возле трансформатора копались техники. Олег видел их сквозь толстое стекло, как и часовых, которых с момента его первого прибытия в это место стало значительно больше.

— Слушать меня, — рявкнул Сержант, наблюдая, как мужчины в масках забираются в ниши под потолком по специальным лестницам, — я расскажу вам, что будет дальше.

Он прочистил горло, сплюнув себе под ноги, и потер подбородок.

— Интервью — это еще один ваш шанс показать себя и заработать благосклонность триумфаторов. Четверо из вас, а если очень повезет, то кто-то один, получат дары, которые помогут в состязании. Ну или окажутся милыми и бесполезными побрякушками, порадующими вас в последние часы жизни. Кроме того, сегодня определятся ваши коэффициенты на победу, которым будут соответствовать ставки.

Дарами назывались любые предметы, которые триумфаторы передавали атлетам. Это могло быть что угодно, начиная от действительно бесполезной жвачки, до снайперской винтовки или кластерной гранаты. Не существовало какого-то критерия, по которому выбирались эти вещи. Атлеты просто получали их и должны были радоваться, что начнут состязание не с пустыми руками. Получить все четыре предмета кому-то одному возможно было только теоретически: еще ни разу за историю шоу, ни один атлет не удостоился такой чести.

Со ставками Олегу было все понятно, а вот про коэффициенты на победу он слышал впервые.

— Они оценивают физические и умственные способности, а потом просто высчитывают вероятность, кто дольше всех протянет, — тихо поделился с Олегом сидящий рядом Гриф, — отсюда вывод: на кого ставки ниже, тот счастливчик. Первый в очереди на встречу с тобой.

Разведчик продолжал считать его жнецом. Определенно, это казалось ему забавным.

— Интервью должно было проводиться на второй день, чтобы вы все не воспринимали друг друга одними бездушными цифрами на одежде, но у нас получилось немного иначе, благодаря некоторым личностям, по вине которых теперь есть много недовольных таким поздним появлением коэффициентов.

Сержант замолчал и зло уставился на мужчину, часть дня провисевшего под потолком главного зала вниз головой.

— Но, так или иначе, все возвращается на круги своя. После того, как со всей этой ерундой будет покончено. У нас будет еще достаточно времени, чтобы каждый день изматывать вас физическими упражнениями и теоретическими занятиями. И уже совсем скоро, вы выйдете под свет прожекторов на арене и убьете друг друга.

Мужчина с бульдожьим лицом закончил свою речь и тоже уселся на сиденье, сложив руки на груди и поджав губы.

Автобус быстро несся по дороге на север.

За окном мелькали знакомые когда-то пейзажи, теперь обретшие совершенно иной удручающий вид. Улицы были заполнены людьми, шарахающимися от несущегося по шоссе транспорта. Многие из них с трудом стояли на ногах, но каким-то чудом продолжали двигаться. В новом мире, куда легче было идти, неважно куда, но сохранять ритм движения, чем подняться после падения.

В такое ранее время многие спешили на работу. По давно привычным и безопасным дорогам. Почти никто не пытался сократить путь через переулки или дворы. Каждый прекрасно знал, чем это может кончиться.

Мужчины и женщины, немного детей лет десяти и подростки, совсем недавно еще бывшие такими же малышами, но уже не сидящие без дела, а пытающиеся хоть как-то облегчить свою жизнь. Больше никого нельзя было выделить в разношерстой людской толпе, живущей своей собственной жизнью.

Олег отвернулся, чтобы не смотреть на людской поток и покосился на Грифа.

Тот делал вид, что дремал, но его глаза постоянно дергались и быстро моргали, позволяя ему не терять картину происходящего, постоянно дополняя мысленный образ тем, что попадало на сетчатку глаз. Сложенные на коленях руки тоже были расслаблены не до конца, в любой момент готовые защищать своего хозяина.

В какой-то миг Олегу захотелось громко щелкнуть пальцами возле его носа и посмотреть, что будет твориться дальше, но здравый смысл возобладал над этим глупым порывом.

Ехать было скучно.

Пейзаж за окном почти не менялся. Лишь изредка автобус скрывался во тьме тоннелей, освещая себе путь желтыми огнями фар.

Жители Москвы были повсюду, словно издеваясь над той небольшой цифрой, которая считалась городским населением. Люди выглядели одинаковыми, потому что больше не существовало такого понятия, как классовая разница. После экономического краха все оказались равны и выживали теперь уже на равных. На два лагеря всех делила лишь мораль, крохи которой уже практически полностью были вытеснены из человеческого сознания, и сила, которая задавала тон и правила на улицах.

Несколько раз на них пытались напасть, или скорее, просто проявить агрессию: в автобус летели камни и бутылки, бьющиеся на сотни осколков. Слышались редкие крики, похожие на животные вопли: бессмысленные, протяжные, полные разочарования и ненависти, которая выплескивалась через край.

Несколько выстрелов из крупного калибра быстро загоняли отважившихся на подобное обратно в их норы. Раскатистый маслянистый звук и свистящие пули, разрезающие воздух, впивались в бетонные стены и разносили вдребезги заляпанные грязью витрины магазинов. Каменная крошка сыпалась на мостовую, эхом вторя оружейной песне.

Атлетов мало заботило то, что творилось по ту сторону окна.

Перед Олегом сидело достаточно людей, чтобы понять, как сильно он заблуждался раньше, думая, что состязание — это один из способов сохранить себя, пусть и заплатив за это слишком большую цену.

Ошибка его была в том, что он пытался все еще цепляться за то, что все такие, как прежде, но люди, на самом деле, уже давно изменились и перестали походить на самих себя. Новый мир сделал их такими, не оставив иного выбора. Лишь, как и в былые дни, подвесив в воздухе иллюзорную надежду, что есть еще несколько путей, пройдя по которым может стать лучше, может все измениться и перестать походить на ужаснейший кошмар, будто посланный в наказание за грехи, оставшиеся тусклыми следами на страницах прошлого.

Разглядывая шрамы на лице Сержанта, он пытался понять, кто этот человек и чем он на самом деле занимается. У него не было нашивки корпорации, но его убеждения явно делали его очень преданным. Обычно так ведут себя те, кому по-настоящему спасли жизнь или позволили вернуться к ней после чего-то похожего на погружение к самому дну, откуда обычно уже просто нет пути назад.

Дорога заняла больше времени, чем можно было ожидать.

Многие откровенно уже начали скучать, переглядываясь и привставая со своих мест, чтобы получше рассмотреть, где они сейчас находятся.

В какой-то момент Олег решил, что их везут к старому зданию телецентра возле руин останкинской башни. Проезжая по широкой улице, где раньше размещалась высотка, он увидел вдалеке, прикрытый плотными облаками купол над ботаническим садом. Это была одна из арен, где проводились состязания. Ее закрытость позволяла создателям творить внутри все, что угодно: от погодных условий с настоящими молниями, до климатических перепадов, если того требовал сюжет сезона.

Поморщившись, Олег вздохнул. Каждый раз триумфаторы придумывали что-то новое, чтобы удержать у экранов и без того послушно смотрящих шоу людей. То это были гладиаторские мотивы древнего Рима, когда на арене удавалось найти лишь холодное оружие, а бороться приходилось не только с другими людьми, но и с дикими животными вроде львов и тигров. То реконструкция военных времен первой мировой, когда винтовки клинило после первого же выстрела, а бомбы того и гляди готовы были взорваться в руках тех, кто отваживался их использовать. Иногда идеи были действительно оригинальными, заставляя восхищаться именно ими, а не кровавыми убийствами, творящимися на их фоне.

Что ждало участников в этот раз, не знал никто. Наверняка, половина из сидящих в автобусе жаждала, чтобы это оказался сценарий без огнестрельного оружия, остальные могли только на него и уповать, не выделяясь своей силой и сноровкой для рукопашной схватки. Даже тяжелый топор или метательные ножи вряд ли бы дали им какое-то преимущество перед тренированными убийцами, коих среди шестнадцати участников состязания точно хватало.

Олегу было все равно.

Что-то подсказывало ему, что впереди ждут проблемы гораздо серьезнее, чем история их противостояния. Это нужно зрителям, но не тем, кто сам стал частью этого события, и будет творить его своими руками.

За окнами уже совсем рассвело и потеплело, когда автобус вырулил на один из расчищенных проездов и покатил к огромному зданию бывшего офисного центра, который сейчас больше всего походил на укрепленную военную лабораторию.

Два ряда плотных металлических сеток под напряжением, отделяющие первый пропускной пункт от высоких кирпичных стен, которые не заслоняли собой четырехэтажный комплекс с широкими панорамными окнами. Их черные проемы, краска-хамелеон, зияли в лучах поглощаемого солнца, будто ненасытные рты раскрытые, чтобы проглотить весь мир. Тут и там виднелись следы былых сражений: разбросанные осколки мин и гранат, неразорвавшиеся снаряды самых разных форм и размеров, дыры от пуль в стенах и столбах освещения, которые почему-то горели, не смотря на то, что день уже был в самом разгаре.

Верхний этаж здания был построен гораздо позже основных уровней. Похоже, что уже в новейшее время. Грязный серо-бурый бетон растекся по шву между бывшей крышей и еще одной надстройкой. Она была небольшая по высоте, но явно кому-то очень нужной. Проще всего было предположить, что там находятся радиовышки для связи со спутниками или же ракетная установка земля-воздух, готовая к встрече неожиданных гостей.

Многие крыши в Москве теперь украшали подобные конструкции. Люди говорили, что при необходимости эти ракеты без проблем ударят и по земле, если это понадобится. Но все так и оставалось лишь слухами и домыслами.

Разглядывая, куда их привезли, Олег не сразу ощутил, как автобус остановился, и дверь внутрь открылась.

На ступеньку поднялся солдат в черной форме, поверх которой был затянут тяжелый бронежилет. Каска с адаптивными очками: ночное виденье, ультрафиолет и тепловизор в одном флаконе. На запястье, такой же, как у Сержанта, электронный браслет, подмигивающий синими и красными огоньками под отключенным дисплеем. Его лицо скрывала маска.

Те, кто сидели ближе к выходу, вжались в свои кресла.

На поводке мужчина держал рвущуюся с привязи овчарку. Очень большую и злую овчарку. Вместе с ней он медленно пошел вдоль кресел, не останавливаясь, но и не слишком спеша. Собаку никто из пассажиров не заинтересовал и она, перестав злобно скалить зубы, высунула язык и посмотрела на хозяина. Тот кивнул и пошел к выходу, так и не проронив ни слова.

Ступив на асфальт, солдат свистнул, и створка ворот начала открываться. Массивная металлическая преграда, укрепленная с обратной стороны стальными стержнями, позволяла попасть на закрытую территорию.

Глядя в окно, Олег отметил, что на пропускном пункте охранников было всего лишь двое, зато с внутренней стороны их поджидала уже целая армия.

К автобусу размеренным шагом бежали человек пятнадцать, вооруженных автоматами и короткоствольными ружьями. Они быстро и без суеты взяли транспорт в полукольцо. Некоторые опустились на одно колено и прицелились, подняв оружие к плечу, другие прикрывали их тыл и фланги, третьи держались чуть позади. В другой ситуации, они наверняка бы заняли оборонительную позицию за ближайшим укрытием, но сейчас лишь ожидали приказов от еще одного человека в форме вальяжно идущего через открытую площадь к автобусу.

Олег узнал его. Это был Виктор.

— Лучше не злите этих ребят, — вставая на ноги, сказал Сержант, — а то еще понаделают в вас дырок раньше времени.

И едва ли испытывая удовольствие от собственной штуки, первым вышел из автобуса.

— Они все из грифа, — поделился разведчик с Олегом.

— Откуда ты знаешь?

— Я и еще кое-кто разработали эту тактическую схему. Много лет назад, именно благодаря нашему построению удалось сократить жертвы в проводимых операциях на тридцать процентов.

Пожав плечами, Олег только вздохнул.

— Не все они спешат оказаться в состязании.

— Это юнцы с промытыми мозгами. Им никогда не получить майку с номером.

— Так значит это уже большое достижение?

— А ты так не считаешь?

— Нет.

Теперь уже Гриф недовольно скривил губы. Он хотел что-то сказать, но в этот момент Виктор заглянул в автобус и ничуть не хуже Сержанта рявкнул, чтобы все выходили.

Атлеты послушно высыпались из транспорта и теперь оглядывались вокруг. Солдаты, держащие их на мушке, едва ли интересовали кого-то. Каждый был уверен, что сейчас ему ничто не угрожает и это место, чуть ли не самое безопасное во всем мире. По крайней мере, до тех пор, пока не совершишь какую-нибудь глупость.

— Неплохо, неплохо, — оглядывая прибывших, сказал Виктор, растягивая и чуть шепелявя все звуки, — этот отбор не так уж плох.

— Тебе правда нравится? — скептически посмотрел на него Сержант.

— Вполне. Это, как минимум лучше, тупоголовых и ничего не понимающих южан или проклятых беженцев. Какая симпатичная цыпочка.

Он сделал шаг к Маре, но та смачно плюнула ему под ноги, чем сильно повеселила.

Виктор захохотал и легко толкнул Сержанта в грудь кулаком, будто самого лучшего друга на пьяной вечеринке.

— О да, будет очень весело. За мной, детишки.

Он махнул рукой и первым двинулся в обратный путь, пересекая площадь по направлению ко входу в здание, перед которым на трех флагштоках развевались разноцветные тряпки. Первая являлась флагом Новой России. Отличий от предыдущего варианта не было, но в голову каждого жителя был вбит догмат, что именно этот триколор единственное, что всегда было и еще долго будет существовать. Флаг Москвы развевался на третьей мачте, а центральную занимало фиолетовое полотно с серебристой вышивкой: все тот же треугольник с тремя секторами, рядом с которым красовалось одно единственное слово.

Виктим.

Корпорация владела большим количеством недвижимости по всему мегаполису. Сравниться с ней в масштабе и возможностях могли разве что гиганты из восточных и северных областей страны, но они не претендовали на главенство в центральной части и никак не пытались сплестись с правительственными структурами.

Олег покачал головой, понимая, что его мысли снов уходят куда-то в сторону рассуждений совершенно неважных. Гораздо полезнее было сосредоточиться на происходящем.

Солдаты конвоировали их, обступив с двух сторон плотными колоннами. Через одного они следили за атлетами и за обстановкой с внешней стороны, готовые отразить нападение откуда бы оно не последовало. Их обученность и слаженность действий на самом деле поражала. Похоже, когда создавалось единое подразделение для предотвращения угроз, получившее в название имя крылатого падальщика, в него брали только лучших из лучших, способных вырастить и натренировать новое поколение бойцов, которые в свою очередь могли стать еще лучше. Если верить Грифу и вокруг них сейчас лишь салаги, Олег старался не думать о том, на что способны прошедшие весь курс обучения оперативники. По своему опыту он знал, что в голове появляется много ненужной информации, но физическая и тактическая подготовки делает из тебя кого-то другого, способного обратить себе на пользу все, что угодно из окружающего мира начиная от предметов и заканчивая мыслями людей.

Сейчас бы все это солдатам совершенно не пригодилось: в их руках было куда более простое и прямолинейное оружие, также хорошо решающие поставленные задачи, как и многолетняя операция под прикрытием.

Пройдя через автоматические стеклянные двери, атлеты оказались в мягко осветленном холле прямо перед картой государства. Она была закреплена на стене перед входом и сделана из чего-то очень похожего на настоящее золото, сверкая и переливаясь инкрустированными камнями на месте самых крупных городов. Кое-где зияли черные дыры: этих населенных пунктов больше не существовало.

Их вели дальше, на второй этаж. Почти все конвоиры остались на улице. Виктор сам указывал путь толпе участников состязания. Сержант замыкал строй, чуть не наступая на пятки Олегу. Тот оглядывался и пытался понять, почему у их няньки такой сосредоточенный, если не сказать, озлобленный, вид.

Это точно было связано с генералом корпорации. Именно такие погоны были на его плечах. Но вел себя Виктор как самый обычный воин, не привыкший к управлению армией, а больше полагающийся только на себя. Несомненно, он прекрасно знает, как вести за собой людей, но предпочел бы этому самому со всем разобраться. И с большой долей вероятности у него бы получилось.

Этот человек внушал Олегу необъяснимое отвращение, даже больше, чем женщина-жнец, и тревогу, неприятной волной растекающуюся внутри. Его бодрый шаг, розоватое лицо, раскосые глаза, глядящие все время куда-то сквозь тебя, и насмешливая самоуверенность в голосе, делали его не самым приятным человеком. А то, чем он занимался и подавно.

Весь корпус, где они оказались, представлял из себя просторную студию. Часть стен была завешана фонами самых разных цветов, но в основном преобладал зеленый. В такой же цвет была выкрашена угловая секция, где был частично разведен самый настоящий сад. Повсюду стояли треноги и стойки с закрепленными на них осветительными приборами, отражателями и полупрозрачными зонтиками. Небольшой закуток у входа походил на салон красоты: столы были завалены кисточками, палитрами с тенями и пудрой, баллонами с лаком и гелем для волос. Несколько молодых девушек в черных обтягивающих комбинезонах негромко переговаривались, сгрудившись вокруг четырех кресел, установленных в разные друг от друга стороны, чтобы удобно было работать и не мешаться чужим рукам. Чуть поодаль, на широких пластиковых вешалках, покоились костюмы и аксессуары, необходимые для съемок.

По очереди атлетов гримировали, приводили в порядок, одевали и отправляли сначала к белому фону, где делались тестовые снимки, затем в сад, а потом под объектив крупной, опутанной проводами кинокамеры, направленной на зеленый фон. Фотограф и оператор в одном лице, мужчина ровесник Олега, умело руководил постановкой. Пара охранников, дежуривших на этаже, следили за порядком и готовы были проявить себя, если кому-то не нравилось, как сильно замазывают явные синяки на его лице или делают что-то непонятное с волосами.

За них делали все, кроме одного: каждому позволили выбрать оружие для своего образа. И пусть холодное оружие было затуплено, а винтовки и пистолеты не заряжены, взять в руки что-то подобное было чертовски приятно.

Олега облачили в двойную латексную перевязь через грудь темно-синего цвета, оставив большую часть торса голым, но скрыв замотанный живот. Такие же штаны и тяжелые ботинки на толстой подошве. На плечи легла красная мантия, подбитая лисьим мехом. Он был похож на смесь римского полководца и стриптизера, при этом понимая, что в таком виде у него был огромный перевес в рукопашной схватке с любым противником. Легко получилось представить, как накидка превращается в скрывающий движения покров, а не стесненное одеждой тело, уже бросается в бой и руки хватают чужое горло, а красная мантия падает в грязь…

Покачав головой от этой фантазии, он немного задержался перед столом с оружием. Оглянулся на других атлетов. Кто-то ждал своей очереди на грим, кому-то не терпелось дорваться до автомата. Даже Оскар сейчас вел себя, как ребенок, с интересом заглядывая через плечи других, пытаясь увидеть, что же там творится на съемочной площадке.

Им вновь дали посмотреть на предпочтения друг друга, раскрывая еще одну сторону каждого.

Олег не стал никого разочаровывать и чтобы подчеркнуть свой костюм взял в руки серебряную секиру с вязью непонятных символов по лезвию-полумесяцу и длинной рукояти, заканчивающейся заостренным выступом, не менее острым, чем основная часть оружия. Держать подобный топор было сложно, но выглядело это и вправду впечатляюще, даже от первого лица.

Вспышки били по глазам не переставая. Воздух нагревался все сильнее с каждой минутой. Кондиционеры не помогали, едва ли охлаждая помещение до двадцати пяти градусов. Команды фотографа звучали, как из тумана. Явно можно было слышать и чувствовать лишь бьющуюся в жилах кровь, будто требующую пустить этот тяжелый экземпляр кузнечного искусства в дело, позволить ему сотворить то, для чего он был выкован.

Не было особого времени, чтобы глазеть по сторонам. Тем более из-за этого каждый раз был кто-то не доволен. Но ему все же удалось отметить, что из Мары сделали настоящую королеву, украсив ее роскошные пышные волосы терновым венцом, а Гриф превратился в настоящего головореза в разрисованной бандане и ожерелье из двойной цепочки стрелянных гильз.

Съемка прошла быстро. Несмотря на все заминки, для этого не потребовалось и трех часов.

Когда последний кадр был сделан, и часть осветителей погасла, а атлеты вновь переоделись в привычные уже майки и штаны, Сержант вывел их через ту же дверь, что они и пришли сюда. В коридоре их уже ждал азиат, нетерпеливо потирающий руки и едва ли не пританцовывающий от какого-то только ему понятного возбуждения.

Он указал им следовать за ним и пошел к скрытой в стене узкой лестнице, ведущей только на этаж выше.

Двадцать пять ступенек, площадка три на три метра с пустым проемом, короткий коридор, пересекающийся с еще одним, гораздо длиннее. Это здание казалось настоящим лабиринтом, в котором можно было потеряться.

Но Виктор легко ориентировался в запутанных ходах и быстро привел атлетов в небольшой закуток в западной части здания, путь до которого запомнился лишь однообразием белых стен и отсутствием каких-либо предметов. А вот здесь уже были и кресла и стулья, даже низкий журнальный столик из кофейного стекла, заваленный старыми выцветшими журналами и подшивками ламинированной бумаги. На широкой стене между двумя окнами висел большой телевизор. Самый обычный экран сейчас черным пятном украшал пространство, но теряющиеся в специальном коробе провода говорили о том, что питание к нему подключено.

Закуток или тупик заканчивался еще одной дверью. Ручки у нее не было, но легко можно было догадаться, что она заперта электроникой и, скорее всего, открыть магнитный замок не получится, пока тот, у кого есть пульт, не пожелает нажать на нужную кнопку, или пока есть электричество.

— Итак, интервью.

Виктор повернулся к атлетам и развел руки в стороны, словно еще раз приветствуя всех собравшихся.

— За этой дверью не придется драться или куда-то бежать. Можно вообще ничего не делать, если так хочется. Но, — он сделал многозначительную паузу, — от всего, что произойдет дальше, зависит коэффициент ставок, а это очень важно. К тому же, каждый из вас жаждет получить дар от триумфатора. Я слышал, что у Крота уже появился любимчик.

Вместе с ним остальные атлеты уставились на Олега.

— Хватит болтать, — рассерженно вышел вперед Сержант, — не хочу возвращаться обратно в темноте.

— Ах да, конечно, — закивал Виктор, как будто его это хоть немного волновало, — тогда начнем. Вперед, счастливчик.

Он указал пальцем на майку с номером один и, словно по команде, дверь за его спиной щелкнула и приоткрылась.

Олег преодолел расстояние от того места, где стоял до двери за пару секунд проскользнул за нее, чтобы поскорее спрятаться от десятков глаз уставившихся ему в спину. Еще один щелчок вернул замок в прежнее положение, отрезав путь назад.

Перед мужчиной был полутемный конференц-зал, как бы его назвали раньше. Здесь стоял длинный т-образный стол, по одну сторону от него сидели три женщины и двое мужчин в строгих костюмах. Их лица сложно было разглядеть в темноте, да и вряд ли они что-нибудь выражали. Но Олег предпочел бы смотреть в глаза, чем в никак не проявляющие себя тени, ползущие по коже от лба до подбородка. Перед каждым из них лежал блокнот, куда некоторые уже что-то записывали, не глядя на вошедшего. По левую руку, где обычно было место босса, красовалась зеркальная непрозрачная перегородка, прячущая кого-то еще с той стороны. Не составляло труда, чтобы догадаться, кто же находится по ту сторону зеркала.

Олег опустился на единственный свободный стул с мягкими подлокотниками. Но не успел и секунды насладиться этим удобством, как один из мужчин напротив, тот, что был самым крупным и на вид очень неповоротливым, с завидным проворством вскочил на ноги и что-то метнул прямо в атлета.

Он был готов. Он знал, что все будет примерно так. Он хотел, чтобы это случилось.

Ловко увернувшись от плоского предмета, который все же царапнул его щеку чуть пониже левого глаза, Олег повернулся вокруг своей оси, одновременно подхватывая стул и швыряя его перед собой, особо не целясь. Главной целью было, чтобы он перелетел широкую столешницу, а там уже, как повезет.

Плоская спинка врезалась точно в грудь крупному мужчине на той стороне и тяжесть стула тут же повалила его на пол, с грохотом подмяв под себя.

Никто из сидящих больше не пошевелился. Женщина с краю, в бежевом пиджаке с интересом наблюдала за Олегом, прижав ручку к губам. Полоска света скользнула по ее лицу, и он увидел легкий румянец на ее щеках и хитро прищуренные голубые глаза, украшенные тонкими ресницами.

Олег огляделся и поднял с пола кредитную карточку. Еще один отголосок прошлого. Как та монетка, что он нашел, когда отправлялся на отбор. Один край серебристого цвета был обагрен его кровью, совсем чуть-чуть, но рана под глазом неприятно саднила, а струйка крови уже прокатилась по щеке, будто кровавая слеза.

Швырнув платиновую кредитку в сторону, он прошелся взад вперед и, не дождавшись, пока все еще лежащий на полу мужчина вернет ему стул, уселся прямо стол, напротив женщины в бежевом костюме.

Он смотрел на ее руки, методично записывающие слова в блокнот. Левша. Он дал бы ей тридцать семь или около того. Ему казалось, что где-то под одеждой на теле каждого из этих людей должно быть клеймо, которое корпорация ставит на любую свою собственность, несомненно, считая таковой и живую рабочую силу.

Переведя взгляд на зеркало, он снова встал на ноги и подошел к нему.

Спиной Олег чувствовал, как ручки замерли над листами, и сейчас все в комнате смотрят на него. Наверное, они ждали, что он начнет бить стекло или кричать, задавать вопросы, но вместо этого он только легонько побарабанил пальцами по непрозрачной преграде и улыбнулся.

Вел он себя, точно не правильно. Даже не обладая знаниями в психологии поведения, он уже поставил себе оценку ниже среднего. Да и те баллы, что набирались, были лишь за спокойствие и реакцию. Вряд ли за оценку ситуации и выбор действий ему кто-нибудь осмелился поставить отлично. Пусть эти люди за столом и не были учителями или кем-то подобным, они все же играли свою роль.

Проведя рукой по волосам, Олег нашел взглядом на полу кредитку и снова поднял ее. Ему хотелось ощутить эту невидимую связь с прошлым, пусть и посредством такого маленького предмета.

В отличие от новых кредитных карт, почти полностью обезличенных и лишенных индивидуальности, эта могла рассказать многое про своего бывшего владельца. Например, его номер в банковской системе и даже личную подпись. Но цифры были частично затерты, а на мести, где раньше находилось имя, кусочек пластика был содран, и через тонкий слой просвечивалась черная магнитная полоска.

За столом послышалось пыхтение, и Олег обернулся.

Мужчина, который получил удар стулом, наконец, пришел в себя и теперь пытался вернуться к былой невозмутимости. Он тоже попал в луч света, позволив разглядеть раскрасневшееся лицо с пухлыми щеками и оттопыренной верхней губой. Взъерошенные волосы больше походили на парик, едва не слетевший с его головы во время падения. Маленький нос смотрелся смешно и непропорционально среди остальных крупных и выдающихся черт. Заняв свое место, мужчина подвинул к себе блокнот, достал из кармана новую ручку, потому что старая закатилась в темноту, и продолжил писать.

Прошло пять минут.

Олег понял только одно: его здесь никто не держит. Ничего больше не происходило, а топтаться на одном месте было глупо. Бросив еще один взгляд на женщину за столом, почему-то так заинтересовавшую его, он неопределенно кивнул, словно самому себе подтверждая уже принятое решение, и подойдя к двери, приложил к ней руку.

Замок радостно щелкнул, открывая ему путь из комнаты.

Глазам тяжело было сфокусироваться из-за резкого перепада освещенности: до того, как зайти в конференц-зал он и не представлял, какой яркий свет царил в тупичке перед ним.

Его встретила гнетущая тишина и ощущение незавершенности, будто что-то важное осталось в комнате за спиной.

Он знал, что все сейчас смотрят только на него. Стараются понять, что же их ждет там, и не находят ответа. Видят глубокий порез под глазом, размазанную кровавую дорожку и обдумывают свои действия, чтобы избежать подобного, когда окажутся по ту сторону электронной двери.

Когда оцепенение прошло, он понял, что все уже смотрят совсем в другую сторону, а именно, на стену, где черный экран внезапно ожил и засветился. Несколько секунд показывалась красочная анимационная заставка состязания, в которой каждый из триумфаторов выходил из тени на свет, почти как сейчас это сделал Олег, и картинно складывал руки на груди.

А потом появилась таблица.

Она не была ограничена линиями колонок и граф, от чего выглядела немного беспорядочно, но такое чувство возникало лишь из-за того, что она еще только начинала заполняться.

Первая строчка начиналась с фотографии мужчины с огромной секирой в руках. Задний план был похож на руины какого-то замка. Вытянутые буквы, стилизованные под каменные глыбы, складывались в его имя. Олег Курганов. А следом появились золотистые цифры, обозначавшие его вероятность выживания и коэффициент ставок.

Восемьдесят два процента и четыре к одному.

Если кто-то из атлетов до этого момента относился к нему лишь, как к очередному сопернику, то теперь каждый знал, что пытаться убить номера один первым — это очень плохая затея.

Конечно, были и те, кто точно не собирался доверять цифрам на экране, но и ставить себе задачу опровергнуть их на арене никто не станет.

Олег занял пустое кресло прямо напротив телевизора и погрузился в свои мысли.

Времени у него для этого было более, чем достаточно. Атлеты, один за одним, заходили в конференц-зал. Некоторые проводили там всего несколько минут, другие теряли больше получаса. Единственное, что их всех объединяло — это самые разнообразные раны и травмы, полученные по ту сторону двери. Порезы, синяки, вывихнутые конечности. Никто не остался без напоминания о том, что стоит всегда быть начеку.

Он не хотел запоминать имена всех участников и все же прекрасно понимал, что его сознание все равно сделает это за него. Было много причин почему, но самой главной являлась абсолютная неважность этого, тем более, что очень скоро, почти все эти имена перестанут существовать, и если повезет, то останутся хотя бы в чьей-то памяти, а не просто станут частью угасающего прошлого. И все же, Олег не без интереса смотрел на экран, где на каждой строке высвечивались цифры.

Мужчину, шедшего следом за ним под номером два, того самого обидчика Мары, ощутившего на себе гнев Сержанта, звали Алекс Мальков. Его шансы оценивались на шестьдесят процентов, а поставив на него и выиграв, можно было приумножить свои кредиты в восемь раз.

Братья Ставрович, Руслан и Антон, с номера четыре и одиннадцать, даже на двоих не набрали сто процентов, чем сильно удивили Олега. Он смотрел на их лица и видел в них умелых бойцов, способных выживать в трудных условиях. Но, похоже, было что-то еще, чего он не замечал, и именно это делало их слабыми. Сами близнецы тоже явно были недовольны этим результатом, о чем-то переговариваясь. Один постоянно потирал затылок, получив чувствительный удар чем-то тяжелым, а у второго, была рассечена правая бровь и скула.

Гриф, который оказался Ильей Поздняковым, провел за дверью большего всего времени и вышел оттуда пошатываясь, едва держась на ногах. Вид у него был такой, будто он устроил там массовую драку, в которой сам получил больше всех. Но, тем не менее, его шансы на выживание равнялись восьмидесяти девяти процентам. Это был самый высокий показатель из всех атлетов. Поставив на него, в случае победы, можно было выручить всего лишь в полтора раза больше от первоначальной суммы.

Впечатление на Олега произвела и брюнетка с пышным бюстом, на фотографии похожая на воинственную валькирию с длинным мечом, занесенным над головой. Четырнадцатый номер Стеллы Романовой не помешал ей набрать семьдесят пять процентов. А вот коэффициент на нее был странный. Двадцать к одному. Похоже, мнение судей сильно разделились между реальностью и гипотетической вероятностью.

Альбинос вышел из зала расстроенным. Его левую руку заливала кровь, сочащаяся из самой настоящей дыры в предплечье. Зажимая рану пальцами он, между тем, умудрялся досадливо морщиться, совершенно не обращая внимания на свое состояние. Олег вспомнил, каким был он на горе. Тот же невозмутимый взгляд, как будто Оскар совершенно не чувствовал боли.

К нему подбежал врач, появившийся из того же коридора, что и атлеты, и суетливо занялся своей работой. Пол был залит красной лужей, но никому не было дела до этого. Гораздо больше каждого волновали цифры на экране.

Но судьи не отдали свое предпочтение этому человеку. Его процент выживания равнялся всего лишь шестидесяти шести, а ставки были девять к одному.

Последней в зал входила Мара. Она через плечо бросила взгляд на Олега и скрылась в соседней комнате.

Атлеты столпились у экрана и просматривали всю информацию уже в десятый раз, будто это что-то могло изменить. Олег подошел к Грифу, спокойно сидящему на стуле и вращающему в руках газетную вырезку о триумфе российской сборной на зимней олимпиаде в две тысячи четырнадцатом.

— Доволен?

Илья посмотрел на подошедшего к нему мужчину и откинулся на спинку.

— Не очень. Но стоит признать, есть что-то в том, чтобы быть самым переоцененным.

— Считаешь, они не правы?

— Конечно нет. Это показуха. Очередная маленькая игра, чтобы еще сильнее стравить нас.

Олег пожал плечами.

— Этот бледный, да он же за ручку со смертью ходит, — Гриф кивнул на альбиноса, рану которого уже зашили и перевязали, но рука все равно выглядела жутковато, — я видел, как после такого, подготовленные оперативники визжали, как девчонки, а он еще и думает о чем-то своем.

Лицо Оскара на самом деле выглядело так, будто он решал в уме одну из сложнейших в мире математических теорем.

— А твой порез только подчеркивает, как легко ты можешь уберечь себя от чего угодно.

Он кивнул на подергивающийся глаз Олега и широко улыбнулся.

— На твоем месте, я убил бы меня и альбиноса первыми, а те, кто останутся, тебе точно не ровня.

— Я бы на твоем месте повнимательнее присмотрелся к номеру девять.

И оба мужчины уставились на шатенку с матовой кожей, в одиночестве прислонившуюся к противоположной стене.

Влада Альпшиц. Пятьдесят один процент и двадцать пять к одному. Два больших синяка расползлись по ее локтю, который она пыталась спрятать от чужих взглядов, но получалось плохо.

— И что? Если она чуть не вытянула из тебя кишки, это еще не значит, что она способна на большее.

Илья скептически покачал головой. Пот на его лбу поблескивал в свете белых ламп, спрятанных под потолком и в стенных нишах.

— Можешь не верить, но еще как способна.

— Непременно так все и есть.

Он кивнул и вернулся к созерцанию статьи. Вряд ли его на самом деле интересовал медальный зачет или скандальные откровения спортсменов. Он прятался за этим клочком бумаги, пытаясь отвлечься от творящегося вокруг спектакля, который должен был еще сильнее разжечь пламя ненависти среди атлетов.

Мара вернулась к остальным через четверть часа. Девушка держалась рукой за живот и часто дышала, буквально глотая ртом воздух. Ее округлившиеся глаза, не моргая, смотрели в одну точку.

Последняя строчка на экране засветилась и начала заполняться: Марьяна Крупенина, двадцать девять процентов и пятьдесят к одному.

Олег не мог понять, больше удивлен он этому результату, который почти соответствовал его мыслям, или же фотографии, на которой девушка была так сильно похожа на Марго, волосы которой приобрели более яркий и насыщенный оттенок.

Он покачал головой и, подойдя к ней, вопросительно взглянул в глаза. Та выдохнула и кивнула. Придерживая ее под руку, Олег усадил девушку в кресло и опустился рядом. Несильно ткнув пальцем в точку чуть пониже солнечного сплетения, он заставил девушку прокашляться. Дыхание быстро выравнивалось, а на щеки вернулся легкий румянец.

— Спасибо, — едва слышно прошептала она, заглядывая ему за спину, туда, где на стене висел телевизор.

Как только дверь в конференц-зал щелкнула в последний раз, перед атлетами снова появился Виктор. В отличие от Сержанта, который все время провел, уткнувшись в свой браслет, азиат куда-то отошел. Его хитрый прищуренный взгляд скользил от одного номера к другому. Он задержался только на Олеге и придерживаемой им девушке, но так ничего и не сказал по этому поводу. Посмотрев на экран, он довольно потер руки.

— Что ж, немного неожиданно, но здесь определенно есть на ком заработать. Темные лошадки, знайте, я надеюсь на вас.

Он имел в виду тех, чей процентный показатель был значительно ниже фаворитов.

— Насчет даров. По правилам, никто не знает, кому они достались. Триумфаторы уже приняли решение, но каждый выбранный атлет получит их только перед началом состязания. Теперь…

— А если мне фотка моя не нравится?

Вперед вышел самый молодой и буйный участник, уже не раз успевший показать себя. Андрей Железняк. Его семьдесят процентов на вероятность выживания казались слишком притянутыми и надуманными для такого, как он.

Размяв шею и вновь продемонстрировав свои странные шрамы, Виктор все теми же летящими и невесомыми движениями, что Олегу уже довелось видеть раньше, за доли секунды приблизился к атлету и резким выпадом ударил того в грудь. От вложенной в удар силы, парень отлетел метра на три и, перекувырнувшись в воздухе, с громкими стонами растянулся на полу.

— Теперь, — продолжил прерванную речь азиат, отряхивая рукава своей формы от невидимой пыли, — вы вернетесь в отель и будете тренироваться еще полтора месяца, через которые для вас и начнется состязание.

Брезгливо поморщившись, он задрал подбородок и пошел по коридору, быстро скрывшись за поворотом.

Олег посмотрел на дергающегося на полу парня, застывшую от увиденного Марго, безразлично поднявшегося на ноги Сержанта, уже скомандовавшего атлетам тащить этот мешок с костями к автобусу, и отстраненно подумал, что фотография у Андрея действительно ужасная.