— Нет, святой отец, мне больше не надо, — Марк закрыл своей могучей дланью хрупкое жерло хрустальной (наверное) стопочки.

Капеллан обиделся.

— Что значит не надо? — забасил священник. — Я тебя что, спаиваю, что ли? — («Разве это пить?» — подумал святой отец.) — Я исповедова-ик-аю тебя, заблудший овен мой!!! На чем мы остановились? На этой белобрысой стерве? — капеллан попытался поймать вилочкой ускользающий по тарелке блестящий маленький грибок.

— Почему это стерва?! — поразился Марк. — И о ком это вы? Совершенно неосознанно он поднял стопку, едва закрашенную кагором и чокнулся.

— Стерва и есть стерва, — парировал святой отец, как будто читал проповедь с амвона.

— Нет, та-ак нельзя. — Марк хотел взять последний кусочек стерилизованного анчоуса, но воспитание не позволило и он воздержался.

Капеллан был стар, но выглядел пышущим здоровьем, неутомимым забулдыгой. Они сидели в его кабинете, что позади комнаты священных церемоний. Три четверти часа назад капеллан отслужил вечернюю воскресную мессу, Марк подошел к нему по своему личному делу и капеллан затащил его сюда. Марк сам не был верующим, хотя причислял себя к католикам-гуманистам (он верил во Всепобеждающий Разум Земли), но ко всем религиям относился с уважением. И разглядывая сейчас довольного священника, после выпитой стопки активно накладывающего в тарелку их салатницы аппетитного вида оливье, он подумал, что зря, наверное, вообще пришел сюда. Марк отчаянно, залпом опрокинул в себя обжигающую жидкость.

Пока он морщился и закусывал, капеллан успел налить еще по одной.

Марк собрался с силами, вздохнул и выпалил:

— Я и Ларса Твин хотим, чтобы вы нас обвенчали. — Он перевел дыхание и добавил: — И как можно скорее.

Святой отец отложил вилку, вытер салфеткой губы и посмотрел на Марка. Во взгляде его не было удивления, скорее такое отечески-опытное, с высоты прожитых лет среди звезд, осуждение: «Эх, несмышленая, вечно торопящаяся молодость…»

— Так. Это серьезно, — сказал он и отставил стопку. — И чья это инициатива, твоя или этой… или твоей избранницы?

Марк смутился.

— Ну, вообще… наша. Но к вам я сам пришел: решили — так решили, чего тянуть!

— Что ко мне сам пришел — это я понимаю, она-то бы этого никогда не предложила.

Марк вдруг отчетливо представил Ларсу и капеллана в постели — и замотал головой, отгоняя неприятное видение. Ларса тоже отзывалась о святом отце без должной почтительности. Может, он просто домогался ее и она ему отказала, вот он и ненавидит Ларсу? Марк вспомнил о пресловутом графике исповедей, о котором как-то обмолвилась Ларса. Он не удержался и спросил:

— А Ларсу вы тоже… исповедовали?

Священник недоумевающе посмотрел на него. Потом неожиданно расхохотался — громко до неприличия — и потянулся к графину.

— Я никогда ничего не делаю против чьей-либо воли, — сказал он, разливая розоватую влагу по стопочкам. — А если тебя интересует — спал ли я с твоей нынешней избранницей… Я боевой офицер, я должен поддерживать боевой дух на корабле. Высший офицерский состав в этом не нуждается. К тому же, — добавил он, поднимая стопочку, — Inter caecos regnat luscus конкурентов мне здесь обычно нет. А мне и так хватает на этом корабле, я уже стар. Я довольствуюсь малым. Мое призвание — утешать нуждающихся. — Он смотрел в дальний угол ярко освещенного маленького, уютного помещения и слегка барабанил пальцами по столу, покрытому изысканной желтой скатертью. — Да, утешать нуждающихся, в чем бы это не выражалось. А не навязывать что-либо кому-либо. Будь то мои убеждения, будь то моя любовь… На этом корабле представители восьми религиозных конфессий, и по-человечески заповеди как минимум двух из них для меня неприемлемы. Но я ни жестом, ни движением лицевого мускула не выдам этого, ибо уважаю чужие убеждения. «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены…» Если бы я не чувствовал, что тебе сейчас необходим мужской разговор, наше общение ограничилось бы пятью минутами. Прозит. — Капеллан поднял стопку.

Марк чокнулся, но выпить не спешил.

— Не судите, и не будете судимы… — задумчиво повторил он. — Почему же вы называете Ларсу «белобрысой стервой»?

— Если бы она пришла ко мне, — размеренно, отчетливо выговаривая слова сказал священник, — я бы подобрал необходимые ей в этот момент слова, подобрал бы подобающую интонацию голоса и участливое выражение глаз — это моя профессия. Даже больше — моя жизнь. Я бы ни намеком не выдал бы своего отношения к ней — хотя, наверное она об этом прекрасно осведомлена… полагаю я. — Капеллан вздохнул и пронзительным взглядом одарив Марка, прямо спросил. — Зачем тебе все это надо, юноша? Затем тебе эта женитьба?

Марк вместо ответа выпил разбавленный кагором спирт и потянулся-таки за последним кусочком анчоуса. Капеллан не отрываясь смотрел на него, и Марк понял, что от ответа не уйти.

— Я люблю ее. — Марк натолкнулся на иронически-удивленный взгляд священника и сказал: — Я уверен, что люблю. А разве возможно ЭТО без любви. И раз уж я… — Марк смутился, но потом подумал, что в конце концов перед ним священник, и тайн от него быть не должно признался: — Я овладел ею, значит должен жениться.

Капеллан вновь расхохотался грубо, обидно и неприлично.

— Это она так сказала тебе?

— Этому меня всю жизнь учили, — твердо и непреклонно ответил Марк.

— А она хочет этого?

— Да. Она сама призналась, что устала жить неприкаянно и хочет семью.

Капеллан грузно вылез из-за стола, сложил руки за спиной и прошелся по комнате. Дошел до висящего в углу небольшого бронзового распятия, встал перед ним и задумался надолго о чем-то.

Марк терпеливо ждал, не нарушая звенящей тишины, воцарившейся в этом излучающем доброту помещении, таком домашнем и непривычном для аскетической обстановки «Лоуфула».

Наконец капеллан заговорил, облокотясь на столешницу антикварного, возможно с самой Земли вывезенного, письменного стола. Заговорил неспешно и проникновенно, будто каждым словом пытаясь добраться до сокровенных уголков души слушателя:

— Я на «Лоуфуле» с самого первого дня. С того дня, как его вывели в открытый космос. Все восемьдесят лет, вместивших в себя столько событий, что не пришлось и на долю самого Моисея за его бурную легендарную жизнь. Я единственный на корабле, кто не сменяется на отпуск — ибо «Лоуфул», это все, что у меня есть, это моя жизнь. Дважды корабль за эти годы был на профилактическом ремонте, и дважды я ложился на биообновление. Когда «Лоуфул» встанет на вечную стоянку, я отправлюсь умирать на Землю, я скопил для этого достаточно средств. Но пока он мчит среди звезд, я буду здесь. И я всегда знал, что творится на корабле — для меня нет на «Лоуфуле» тайн. И я всегда с экипажем при выполнении опасных заданий, когда необходимо покинуть надежные стены звездолета. Когда-нибудь, юноша, мы выберем с вами вечерок, и я расскажу вам множество забавных и поучительных историй. Я помню все. И я мог бы вам многое поведать про вашу избранницу — Ларсу Твин, которая уже шестнадцать лет на «Лоуфуле», это ее девятая годовая вахта. Но я вряд ли имею право, говорить что-либо про нее, кроме хорошего. А хорошее про нее, честно говоря, хотя тоже мог бы, говорить, нижайше прошу прощения, мне не хочется. Я просто расскажу одну историю, не имеющего прямого касательства к делу.

Капеллан вздохнул, окинул комнату взглядом, как бы со стороны оценивая свою напыщенно-нравоучительную позу, едва заметно ухмыльнулся и прошел обратно к столу. Не спеша сел, подготовил себе закуску, налил себе и Марку спирта в маленькие, такие симпатично-домашние стопочки.

— В Галактике огромное количество удивительных миров, — начал священник. — Ты наверное слышал про планету Аид. — Увидев, что Марк отрицательно качнул головой, капеллан пояснил: — Есть такая, четвертая планета системы Эдубей. Единственная пригодная планета системы, до ближайших освоенных систем пилить и пилить, наматывая парсеки… Так вот это удивительная планета. Атмосфера, пригодная для человека, потрясающей красоты сиреневато-красные горы и лазурные долины на большей ее части… Но то ли эта планета какой-то живой организм, то ли еще что, однако обладает она одним странным качеством. Каким-то образом она постигает сущность появившегося на ней разумного существа — будь то человек, или гриторианин, или кто еще… Через какое-то время после прибытия на Аид через небольшое, от пяти минут до нескольких часов — рядом с тобой возникает некое существо… Да-а… Вообще-то это, наверное, очень интимное зрелище, люди не любят эту планету. Хорошо еще если рядом с тобой возникнет благородный лев, на худой конец розовый кролик с распущенным павлиньим хвостом — это еще как-то терпимо, но когда огромной длины гадюка, либо что-то отвратительно-мохнато-паукообразное, в то время как ты всю жизнь считал себя отважным тигром… да… Там находится земная научная база — изучают, так сказать, феномен. И всех прибывших встречают тепло и радушно — материал накручивают. Только летят туда не очень чтобы. Хотя говорят, если посетить Аид второй раз — то существо появится вновь и необязательно такое же — человек-то меняется…

Капеллан, налил в фужер соку, не торопясь отпил. Марк достал сигареты и вопросительно взглянул на священника. Тот кивнул.

— Да, конечно, кури, молодой человек. Ты ждешь, к чему я это все? Так вот, это случилось то ли восемь, то ли десять лет назад. Мы попали в очередную заварушку, что-то там у техника — тогда еще старая Драваа Стенс служила — не заладилось, нас занесло в ту глушь и мы вынуждены были обратиться за помощью — не помню чего там от них требовалось — на базу Аида. Нам радостно сообщили, что помогут во всем, и пусть мы спускаемся на планету. Я-то знал про Аид, и не мог отсидеться на борту «Лоуфула». К тому же я стар, себя знал, да и нервишки крепкие. Так вот, высадка была не очень-то удивительная, и не шибко интересная для тамошних коллекционеров голомуляжей всяких монстров. Эта планета, видно сканирует человека, вбирает в себя образы и знания, так как чего-то особо инопланетного, чужого ни у кого из спустившейся бригады с «Лоуфула» не возникло — по Аиду теперь бегает стая матерых серо-бурых волчиц — отражение сущности наших звездолетчиц, — гоняясь за местными крысами с роговыми очками, которых на планете почему-то огромное количество… Размножаются естественным путем там что ли… Или проверки инспекторов с Земли на Аиде не редкость — иначе бы откуда столько. Впрочем, я отвлекся. В общем — почти у всех членов экипажа отражением стала волчица, что, собственно, не было для меня какой-то неожиданностью. Но одно существо меня поразило — огромная, метров девяти в длину, изумительно светлого янтарного цвета, аж чуть ли не просвечивая на ярком солнце, с золотистыми волосиками, по песку Аида продвигалась фантастическая сколопендра. И тут же схватила и пожрала, оказавшегося на ее пути могучего черного с подпалинами самца-гориллу, или кто он там был. Надо сказать, живности всякой там бегает немеренно — людям за пределы силового поля Станции выходить категорически запрещено… О чем я? Так вот, угадай, чье отражение внутренней сущности это было?

Марк молчал. Идея с женитьбой на Ларсе где-то в самом глубоком слое подсознания ему явно не нравилась, но посоветоваться было не с кем. И он внутренне порадовался, что сидит с умным, многое повидавшее на своем веку, священником, которому можно вывалить все, что мучает и который поймет и выслушает. И он понял, что теперь с Ларсой, которая всего за трое стандартных суток начала утомлять его, ему будет гораздо проще. И абсолютно неожиданно для себя он спросил капеллана:

— А у Капитана кто появился? — И тут же пожалел о вырвавшихся словах.

— Я бы все равно не сказал, это к делу не относится. Но тогда она еще не служила на нашем корабле. Тогда капитаном была Елена Свит, погибшая через полгода на Ангерстане — крутая была заварушка, весь наш взвод десантниц почти полег тогда… — Священник помрачнел, густые брови сдвинулись. — Давай, Третий Тост. Помолчим, хотя тебе, еще, наверное, некого поминать… но будет. К сожалению, будет…

Они вновь выпили. Закусили. И Марка прорвало. Он рассказал обо всех своих душевно-сексуальных переживаниях и нравственных мучениях — мучениях неопытного юноши попавшего в общество искушенных жриц Амура. И жалел, что не застал тогда капеллана, в тот первый раз, когда шел. Хотя… тогда он попал к Килне и был весьма удовлетворен полученным уроком и на всю жизнь запавшей в душу фразой: «Если нельзя, но очень хочется — то можно!»

Священник слушал его внимательно (как и Килна в прошлый раз), задавал вопросы, и рассказывал то смешные случаи, то откровенно непристойные, то душещипательно жалостливые. Марк за этой беседой совсем запамятовал, что уже поздно, что в его каюте, наверняка уже разобрала постель и ждет его чисто вымытая белобрысая сте… (Марк помотал головой) Ларса.

Марка все подмывало спросить, кто же был отражением сущности самого святого отца, но догадывался что задавать этот вопрос не стоит. И думал а хотел бы он сам оказаться на той далекой удивительной планете? Кто был бы его отражением? Трудолюбивый муравей? Или вечно пятящийся назад рак? Или тупой гамадрил? Или что-то совсем уж невообразимо гадостное?.. Хотел бы он узнать кто все же? Скорее всего нет.

А капеллан, профессионально проводя беседу, входящую в должностные обязанности его, думал, что вот сидит перед ним мальчик — красивый, сильный, умный, воспитан вроде правильно — и как еще его жизнь переломает, перекроит, переворотит… И, возможно, уже в этом рейсе. А про то существо, спроси его Марк, он бы с гордостью ответил (было чем гордиться святому отцу), что появился старый, но еще сильный филин, разом сцапавший двух очкастых крыс, подбиравшихся к ярко оперенной только что появившейся колибри — отражению его любимицы Лани Васп — сложившей голову свою на Ангерстане ради далеких ей целей…

— Я люблю тебя, Марк, — нежно сказала Ларса и поцеловала его в губы.

Марк открыл глаза и привстал на постели. Ларса провела рукой по его взъерошенным волосам.

— Я люблю тебя, — повторила она. — Мне пора идти, служба зовет. Так хорошо, как с тобой мне еще не было никогда. — Она встала с колен, кокетливо расправила на себе складки осточертевшего (и ей и ему) комбинезона и, послав Марку воздушный поцелуй, открыла дверь из каюты. Игриво помахав ручкой она вышла.

Марк провел ладонью по лицу. Надо вставать. Он потянулся и пошлепал босыми пятками в душ.

Ларса шагала по коридору и улыбалась своим мыслям. Хватит бродяжничать по космосу, думала она. Пора заводить семью, детей… И Марк для этого — наилучший кандидат, сильный, надежный, не шибко умный… То, что от мужа и требуется. Уж его-то она не упустит. Прошло время идиотских ошибок и глупейших сцен, занозою сидящих в памяти. Действительно, таких мужчин у нее еще не было — Марк хорош в постели, пусть не опытом (его у самой Ларсы на двоих хватит), но темпераментом, но уважением и удивительной мощью, исходящей от его движений. Все силы надо приложить, чтобы он не сорвался. Для нее, Ларсы, это, возможно, последний шанс — она уже далеко не девчонка, на биообновлении «в соку» еще от силы лет пять можно продержаться…

А ведь он успел-таки попробовать другую женщину, эх опоздала она! Ведь знала, знала, что могут опередить, и так обанкротилась. Ну ладно Колобок ей в любом случае не конкурент. Она улыбнулась, вспомнив, как Марк в порыве откровенности рассказал ей об этом забавном (не для него, конечно) эпизоде. Глупышка! Вот если бы его окрутила рыба покрупнее Килна Травер, или не дай бог, Дерни — это было бы опасно.

Хотя… этой ночью Марк был не так ласково-бережен по отношению к ней, как в предыдущие три ночи. То ли она поторопилась намекнуть ему на семью, то ли кто про нее что сказал…

Она провела пальцами по бедру, вспоминая как он ласкал ее. Нет, она не должна допустить, чтобы его увела другая. Это сейчас он жаден до женского тела, потом насытится, остепенится, осядем с ней на какой-нибудь спокойной планетке. Хотя он влюблен в звездолеты… Говорит, жить без этого не может… Ничего, денег у нее хватит, чтобы купить маленький звездолет — где экипаж два человека. И в космосе можно семьей жить, родится меж звезд мальчик — Астром назовем. Ларса мечтательно закрыла глаза. Будем перевозить небольшие грузы по нестандартным рейсам знакомства у меня, слава богу, есть, он будет за техникой следить, раз помешан на ней, а я — капитаном. Она аж застонала от удовольствия. Конечно, сразу надо было ему сказать — завлечь и этим тоже. И мне хватит лямку тянуть на Легион… болтаться меж звезд, как астероид неприкаянный… Только бы сейчас не упустить его, только бы не упустить.

Она вспомнила, о появившейся под самый занавес ночи слабенькой такой едва ощутимой и такой знакомой рези внизу живота — однозначного сигнала о грядущем плановом действе. Да, и по календарю завтра должно, — забыла, забыла она совсем про эти непреклонные треклятые женские дела. Но сейчас на это отвлекаться — смерти подобно, Марк может не выдержать семидневного отлучения от тела, конкуренток вон сколько по этим коридорам шастает, отобьют… Не позволю!!!

Она решительно развернулась и направилась к медотсеку. Если бы она знала, если бы Марк рассказал ей о благодарности, что испытывал к Килне за преподанный урок любви, она бы десять раз подумала…

Килна Травер работала. Четвертый день она не покидала медотсека, спала урывками, здесь же в кресле за столом, перегрузив голову чрезмерным количеством чуждой ей ранее информации. Плюнув на весьма реальную опасность получить шизофрению, она ментохропировала объем знаний хорошего специалиста по силовым полям. А также знания компьютерщика, синхронщика, полный курс фенстибулярной физики и чего-то там еще… И работала, работала… Работала безо всякой уверенности в успехе. Малюсенький луч надежды разгорелся за эти дни в огромное пламя, и Килна чувствовала всей трепещущей кожей своей, что добьется-таки успеха. Хотя она даже сама не понимала, что это будет означать. Она работала, сжигаемая отчаянной страстью — взять Марка, только его — никто больше ей не нужен был отныне. И взять немедленно, почувствовать его в себе, впитать в себя… Ни один мужчина ей не нужен был кроме него, ни один. В случае если удастся ей победить в этой жестокой уже четырехдневной борьбе с силами физическими и наукой сей чертовой — она всегда будет носить сейчас ненавистное поле воздержания, чтобы остальных, как Петра… Хотя тогда она не хотела этого… Но все они по сути, грязные животные, а этот Петр — самоуверенный импотент, все из-за него… Поле воздержания — лишь бы научиться снимать его — не будет существовать на ней лишь для Марка… Мужчины, достойного мечты, мужчины, который еще не ощутил себя таковым, но Килна отдастся ему вся, и он поймет, что Ларса эта — так, мокрощелка смазливая…

Прозвучал сигнал вызова. Килна даже как-то облегченно вздохнула и оторвалась от монитора. В глазах уже светлячки выводят дикие антраша. Надо передохнуть, пусть входят.

Господи, кого угодно рада была бы видеть сейчас Ларса, даже сурово обидевшую ее Дерни, но только не Ларсу. Ирен рассказывала, что старпом не отстает от Марка — такого желанного — смотрит на него вытаращенными глазами, все желания в столовой предвосхищает, что Кайз ей даже замечание сделала, это при всем известной-то выдержке капитана… И самое отвратительное, что Ларса сумела-таки обольстить Марка, и спит с ним, уже четыре ночи спит, сирена проклятая…

— Здравствуй, Килна, — приветливо сказала Ларса. — Мне требуется твоя помощь.

— Здравствуй, — холодно и устало вздохнула Килна. — Я слушаю.

— Мне требуется ввести препарат для отсрочки менструации на несколько месяцев. Помнится, ты когда-то вводила мне его.

Килна чуть не задохнулась от возмущения, но отвернувшись к мониторам, сумела скрыть это от соперницы. Хотя, похоже, Ларса даже не догадывается о ее чувствах к Марку. Значит, Марк ничего не рассказал ей, значит нет любви у него к Ларсе — раз нет откровенности. Это радует.

Но какая наглость! Она прелюбодействует с ним, отбивая у мальчика всякий вкус к настоящей интеллектуальной эротике, и еще приходит к ней, к Килне, чтобы она содействовала этому!

— К сожалению, — с едва скрываемым злорадством сказала врач, — в данный момент это невозможно. Твоя проблема не есть мешающее выполнению служебных обязанностей заболевание, а лишь прихоть. Без разрешения капитана я не имею права выполнить твою просьбу.

— Да ты что? — поразилась Ларса. — Но ведь ты уже когда-то давно…

— Ну и что, — парировала Килна. — Если помнишь, это был конец годовой вахты, мы уже сдавали звездолет, тебе не хотелось терять лишние дни, ты спешила покрасоваться в салонах Гаруна…

— Да ладно тебе, кто узнает-то? И какое кому до этого дело?

— Все запросы медикаментов фиксируются в компьютере, я не властна что-либо тут изменить. Если будет распоряжение начальства — то пожалуйста, хоть три порции. — Килна ехидно развела руки.

Ларса на мгновение задумалась, потом лицо ее прояснилось.

— Хорошо, записывай: ввиду угрозы нападения на «Лоуфул» пиратского корабля, и необходимости в таком случае одевания — я не быстро говорю? «мужетряски»… Прошу прощения, то есть силового поля психологического воздействия, при использовании которого кровь недопустима, ибо как известно вид крови лишь разъяряет противников, чем бы эта кровь не была вызвана, я в служебных интересах, как старший помощник капитана приказываю ввести мне препарат — как он называется? Ну, это потом впишешь. Ты удовлетворена?

Килна проглотила. Тем не менее от бессилия, чтобы хоть как-то унизить Ларсу, она переключилась на запасной монитор (жалко было сбрасывать работу по нейтрализации пояса воздержания — настраивайся потом опять) она набрала приказ, и вывела на печать.

— Подпишите, пожалуйста, — холодно сказала она.

Ларса склонилась над бумагой. Килна встала и не спеша подошла к медэлеватору. Долго искала в базе данных шифр препарата, набрала код.

— Обнажи ягодицу и ложись на тот стол, — сказала она Ларсе.

— А это не больно? — насмешливо спросила та.

— Как получится, — огрызнулась Килна, подумав, что больно, к сожалению, не получится при всем старании. Когда-то в древности вводили целебную жидкость стальной иглой, но это было в таком далеком прошлом, что упоминания о сем сохранились лишь в учебниках по истории медицины, увы.

Она взяла появившийся на подставке баллончик с излучением и профессионально сверила шифр. И вдруг с удивлением обнаружила, что машина ошиблась — шифр другой, расхождение в одной букве. Она проверила свой набор — все правильно, к ней претензий быть не может — любая проверка убедится, что она набрала правильно. А то что она не сверила — так разницу между прописными «I» и «L» можно в спешке не заметить — буковки какие меленькие. Килну аж переполнила бешеная радость — через пару дней Ларса не сможет из-за месячных соблазнять Марка. И номинально не Килны в этом вина, не Килны. А к тому времени расправимся с паскудным полем воздержания и Марк к ней упадет как спелое яблоко…

Килна набрала полную грудь воздуха. Не поворачиваясь к терпеливо ожидавшей Ларсе, подставившей прожекторам свои обнаженные ягодицы, Килна по базе данных проверила, что это за лекарство — ошибки-то у машины случаются, тут нет вины, а убийцей становится незачем — вдруг лекарство с противопоказаниями.

Прочитав выданный бездушной техникой ответ, Килна чуть не расхохоталась от восторга. Это сильное слабительное — срок действия двадцать четыре часа, через шесть часов после приема. Стул через каждые пятнадцать минут. Противопоказаний нет. Ну, пусть побегает, не до Марка ей будет, вертихвостке ненасытной… А виноват во всем компьютер — к ней, Килне, никаких претензий быть не может. Не может быть к ней претензий!!! Эх, всем бы на «Лоуфуле» (ну, кроме разве что капеллана) это лекарство бы вкачать!

Здорово как все получается-то. Килна даже на секунду поверила, что есть где-то Бог, скрывающийся на краю Вселенной, который правду видит, а шельму метит. И поверила, что сегодня, наконец, ее величество Удача будет благосклонна к ней.

Ларса лежала на столе, мечтательно задумавшись о чем-то. О Марке, наверное — о ком же еще, на, получай в свою обвислую задницу! (Как только можно соблазниться такой, разве что после длительного воздержания, наверное.)

Килна недрогнувшей рукой вставила контейнер с излучением в кронштейн, привычно подвела куда требуется и надавила пуск. Сходи-ка, Ларса, просрись, ты плохо выглядишь!

Ларса натянула комбинезон, и холодно поблагодарив Килну, покинула медотсек. Мысленно она ласкала Марка, предвкушая сегодня очередную ночь, полную любви.

Килна в великолепном настроении вернулась на рабочее место. Внутренне она хохотала, в голове сменялись одна за другой картины предстоящей ночи она видела себя с Марком (в случае если сейчас все удачно получится) и Ларсу на ватерклозете (в любом случае).

Через полчаса она удовлетворенно откинулась в кресле — госпожа Удача явно играет сегодня с ней в паре. Еще через сорок минут аппарат ее собственного изобретения (если не считать, что вчера ей чуть помогла Звана, принеся все необходимые детали и кое-что подсказав по мелочи) уничтожил поле воздержания на манекене. Внутри все пело — это был праздник, светлый и изумительно чистый. Она разморозила подопытную мышь и надела на нее поле воздержания. Успешно сняв с невинной жертвы непривычную ей ношу — никаких отклонений от физиологической нормы, никаких! — она столь же успешно сняла это ну совершенно неуместное на ней изобретение человеческого гения. Она провела пальцами по сокровенному месту. Успех! Удача! Победа! Она не удержалась и засунула мизинец внутрь. Впору подпрыгнуть под потолок и закричать «Йя-ха!». Этого она делать не стала, хотя была совершенно одна (опять Ирен, наверное, видео смотрит, эротические боевики с беспомощно-глупыми красавицами и столь же глупыми суперменами — ни у одной из этих похотливых кукол не хватит мозгов сделать ради любви то, что только что совершила Килна). По случаю победы она открыла заветный шкафчик и достала дорогой коллекционный клубничный ликер. Заслужила! Она хотела уже открыть оплетенную красивую бутылку, но потом подумала, что лучше выпить ликер с Марком, и налила себе в мензурку спирта. Молодец, заслужила — она еще раз провела пальцами по спасенному из злополучного плена месту.

Немного успокоившись, она начала приводить в порядок рабочее место. Манекен, столь удачно послуживший ей — в конвертер, подопытную мышку (она ласково погладила ее) — снова в анабиоз, до следующего раза… И только тут до нее дошло, что она совершила в порыве страстного сексуального возбуждения: она сумела разрушить в принципе неразрушимое — как считалось — силовое поле! Вот это да! Ведь она же не только изобрела бесценный аппарат, но и совершила открытие. Марк в ее глазах поднялся еще выше, ибо достоин был того, чтобы ради него совершали открытия века. Так этот аппарат и назовем: «Маркожелатель»! А что — звучит!

И ведь ее изобретение, по сути, может расправляться не только с дурацким полем воздержания, а с каким угодно силовым полем, хоть с боевым…. Стоп! Она на службе, в боевом рейсе! Нападение пиратов может произойти в любую минуту. И ее долг сообщить о своем открытии капитану. Пока только капитану, а после рейса — по инстанциям, она человек военный. Килна еще раз хлопнула в ладоши и вышла из медотсека, направляясь в капитанский кабинет.

Капитана она нашла лишь через час — ее дело было по мнению Килны не такое уж спешное, чтобы разыскивать Дерни по внутрикорабельной связи. Да и Килне требовалось время, чтобы совсем успокоится и разговаривать с капитаном не с ходящей ходуном от возбуждения грудью.

Дерни Кайз сидела скромно в спортивном трико, подчеркивающем тугую обнаженную кожу ее изысканно стройных ног и плеч, на скамеечке в тренировочном зале, зажав в руках спортивную скакалку, змеей свившуюся у ног ее. Капитан якобы наблюдал за занятиями девиц из группы захвата.

Десантницы только начали повседневную работу — разминались лениво в огромном хорошо кондиционируемом и ярко освещенном зале, уставленным по стенам различным спортинвентарем. Еще не раскрасневшиеся, не потные, не злые, еще без своих жестоких тренировочных приспособлений — на них еще приятно было посмотреть, не то что в конце дня. И Дерни наблюдала за тренировкой десантниц, но в этот момент совершенно случайно взгляд ее уперся в угол, где выжимал железо Марк. Он стоял в одним оранжевых плавках, почти сливающихся с телом, ко всем спиной и занимался яростно и сурово. Килна, подошедшая к капитану, тоже не могла оторваться от этого зрелища, и подумала, как бы не надорвался ее желанный, как бы не пропали втуне четыре дня напряженного труда. И Дерни и Килна смотрели восторженно, как вздымаются в титанической борьбе с холодным железом бугры мышц, как напрягается мужественный торс и держат сильные ноги. Казалось, этим зрелищем можно любоваться бесконечно…

Килна наконец обратила внимание, что Дерни тоже поглощена созерцанием атлетической фигуры в движении, ей это почему-то очень не понравилось и она кашлянула.

— А, Килна, здравствуй, — приветливо улыбнулась ей Дерни.

Капитан с симпатией относилась к Килне — грамотный врач, и просто приятный человек, с которым можно содержательно поговорить в те редчайшие минуты, когда Дерни требуется человеческое общение. Дерни сожалела в душе, что так сурово обошлась с Килной, но во-первых, тогда она сама была поражена ее срывом, который объяснить не могла, а во-вторых, рядом был временный на корабле человек — Марк, при котором она не могла выказывать капитанскую мягкотелость.

— Я слушаю тебя, Килна, — Дерни старалась говорить как можно мягче, подсознательно как бы заглаживая вину. Она приглашающе подвинулась на скамейке и Килна села рядышком. Глаза обоих против воли стреляли в определенный угол. Дерни вдруг поймала себя на этом, рассердилась и уставилась на врача «Лоуфула».

— Я по поводу поля воздержания… — начала Килна.

— Увы, — вздохнула Дерни. — Возможно я погорячилась, но ты сама знаешь, что теперь поправить ничего нельзя — поле не снимается, оно само рассосется. А по поводу карцера и прочего… Я подумаю, можно ли что изменить.

— Я потому и обращаюсь к вам по поводу поля воздержания, что сама сняла его…

— И поимела наглость явиться, чтобы сообщить своему капитану, что чихала на его приказания? — вспыхнув, закончила Дерни. Привычный, и обычно так тщательно сдерживаемый гнев начал кипящими волнами вздыматься из самой глубины души.

Килна сразу поняла это и поспешила объяснить:

— Но если я разрушила это силовое поле, то наверняка смогу разрушить и любое другое, хоть поле «Кикса»…

Дерни какое-то время тупо смотрела на собеседницу. Гнев мгновенно испарился, выпав в тут же растаявший осадок досады на саму себя за эту вспышку.

— Ты уверена в своих словах? Но ведь разрушить силовое поле, особенно специальное поле воздержания просто невозможно!

Вместо ответа Килна встала и принялась стягивать комбинезон, одетый специально для похода к капитану, дабы продемонстрировать свое достижение. (И Марк, Марк недалеко, может увидит?!)

Дерни остановила Килну.

— Не надо, я верю.

Капитан прислонилась затылком к стене, закрыла глаза и задумалась. Так… Это может кардинально изменить тактику операции… Так… Здорово… А так… И ведь… Но какая Килна молодец! Смешно подумать высоколобые специалисты сколько лет бьются над этой сложнейшей проблемой, а рядовой корабельный врач, далекий от этих областей человеческого знания, вдруг взяла и разрушила — все по тому, что в трусах у нее чешется. Странная порой судьба научных открытий!

Она с уважением посмотрела на Килну.

— И ты это сделала, потому что… Что еще? Ты же видишь я занята, раздражено сказала она подошедшей адъютантке Патри.

— Капитан, вас срочно просит Анна Бровски, говорит чрезвычайное сообщение, — отчеканила Патри.

— Давай, — протянула руку Дерни и Патри подала ей трейс.

Килна воспитанно отодвинулась от капитана, чтобы не мешать, и взгляд ее вновь наткнулся на Марка — он отложил штангу и теперь лицом к ней отжимался от пола. Килна обворожительно улыбнулась, поймав его взгляд.

— Капитан на связи, — сказала Дерни в трейс. — Анна, что там у тебя.

— Два важных сообщения, — услышала Дерни взволнованный голос офицера связи. — Первое я получила час назад с инфобакена, но только недавно расшифровала: скончался Президент Земли, по Галактике объявлен всеобщий траур. А второе сообщение по обычной связи я получила только что. Это «SOS». Прямо по курсу в восьми часах полета звездная яхта терпит бедствие.

— Спасибо, Анна, — сказала капитан. — Объяви по корабельной связи, что всех офицеров я жду через сорок минут в своем кабинете. Присутствие всех офицеров обязательно, — добавила она и отключилась.

Так… Президент умер… Ну и что… четвертый на ее памяти уже… должность чисто представительская, хотя чрезвычайно почетная. И не удивительно, что помер — возрастной ценз для кандидатов на эту должность не менее ста пятидесяти лет, никакие биообновления уже не помогают. Потому и меняются часто, хотя и избираются пожизненно. А все равно скорбь какая-то. На эту должность избираются только очень заслуженные люди, всеми гражданами Земли, и каждая предвыборная кампания пользуется заслуженным вниманием. Тем более скорбно, что Дерни именно за почившего в бозе Николаса Горноффа лично голосовала пять лет назад, в то время как все окружающие ее отдали симпатию другому тогда… как его Майку А. Якубу. Тем более скорбно, что именно этот президент вручал ее «Орден Боевого Легиона» и почетный нагрудный знак личной симпатии «Прелесть» три года назад — одно из самых светлых воспоминаний ее жизни.

Но президенты приходят и уходят… Второе сообщение, сейчас гораздо важнее. Не похоже на ловушку, обычно пираты действуют проверенным стандартным способом. Но Глорвилт хитер, он мог себе это позволить, особенно если почувствовал что-то… Вероятнее всего, что это проделки ее бывшего мужа. Что ж, тем интереснее, если на то пошло…

— Патри, вместе с Лорен отправляйся в мой кабинет и подготовь все для совещания.

Дерни встала и направилась в раздевалку. Проходя мимо Марка она остановилась и задержалась на несколько секунд. Заметив это, Марк встал. («Так занимается и даже дыхание ничуть не участилась, смотри-ка ты», равнодушно отметила Дерни.)

— Через сорок минут экстренное совещание всех офицеров корабля в моем кабинете, — пытаясь говорить стальным голосом сообщила она. — Будьте любезны присутствовать. — Она уже хотела пойти дальше, но вспомнив, остановилась. — Да, и товарища своего, Петра Тижана, тоже попросите прийти, — сказала она. «Если уж офицерское собрание, так рубить все узлы сразу», — решила она.

— Есть, — ответил Марк. Смутился, улыбнулся и сказал: — Хорошо. Будем во время.

Дерни Кайз объявила собравшимся офицерам (или правильнее офицершам?) «Лоуфула» о трагическом событии. Она ровным спокойным голосом принялась зачитывать основные вехи великой жизни Николаса Горноффа, отданной на благо Земли.

Все молчали, изображая на лицах почтительное внимание, но каждый думал о своем.

Анна Бровски безуспешно пыталась вспомнить, что происходило в предыдущие случаи смерти президентов Земли. Ее волновал вопрос: отменят из-за всеобщего траура чемпионат Галактики по футболу или нет. В последней информации, снятой утром с инфобакена имеются записи матчей, прошедших вчера днем (она предвкушала удовольствие от просмотра). Но не отменят ли сегодня? Не должны по идее — ведь принимают участие и планеты, не принадлежащие к Земле, и число сих команд (хотя это, безусловно крайне несправедливо) много превышает представительство на чемпионате сборных с планет Земли. Но ведь наши политики, сидящие в Конгрессе, могут по такому поводу и снять команды Земного Содружества с розыгрыша, не прерывая его упаси, Боже, только не это!!!

Ларса Твин не отрывала взгляда, от Марка, насупившегося на самом дальнем кресле (она специально села рядом с капитаном, так, чтобы он был в поле ее зрения). Ларса прикидывала, где после этого рейса они с Марком могут побыстрее и подешевле купить уютный, юркий звездолетик, чтобы в нем свить свое семейное гнездышко.

Килна Травер размышляла, изменит ли данное событие что-либо в ее жизни. Вряд ли. Конечно, ее родной клан опять попытается пропихнуть в Президенты своего кандидата, и опять бесчисленные дядюшки и двоюродные-троюродные братья будут доставать ее по всем возможным видам связи, чтобы она бросила этот безмозглый и бесполезный Легион и занялась настоящим делом во благо благородной и уважаемой фамилии Травер. Но она ушла из семьи давным-давно и нет возврата. Выйти замуж что ли, чтобы и на фамилии этой поставить крест раз навсегда? Марк… Она украдкой бросила взгляд в его сторону… Но вряд ли он захочет жениться вообще — он еще молод, а сама она никогда в спутницы жизни навязываться не будет.

— …В две тысячи девятьсот восемьдесят восьмом году Николас Горнофф вступил в партию анахрен-синдикалистов и основав издательство «Нэльюн мэгэзин», начал выпускать острый, политический журнал под названием «Вочбёрд»… — Килна смотрела куда-то под потолок и ровным голосом, старательно расставляя знаки препинания интонацией, выполняла обязательную траурную церемонию, предусмотренную на кораблях Земли для подобных ситуаций. Многочисленные дисплеи рядом со столом капитана сейчас были выключены.

«Видать ментохропировала текст — ишь, как шпарит», — отметила Нэнси Шелейла, командир группы захвата, одна из ветеранов «Лоуфула». «Если нас собрали ради этого, то нечего было от дел отрывать — подумаешь… Очередной президент, сколько их было! О каждом плакать — слез не хватит. И то, что она сейчас говорит, каждый интересующийся может узнать по базе данных, а кто не интересуется — тот и сейчас не слушает…»

Марка раздирали одновременно два чувства. Первое — печаль от утраты для Земли такого выдающегося деятеля. Он, конечно, понимал, что Земное содружество не развалится после этой кончины, но всей душой желал (и все силы и саму жизнь ради этого бы отдал — он был уверен, что не приукрашивает) ради того, чтобы на Земле праздников было побольше, а траура, как можно меньше.

Но больше сейчас Марка волновало странное исчезновение Петра — он не смог отыскать его нигде, ни в каюте, ни в аппаратной, ни в зале отдыха нигде. И, похоже, Петр не ночевал у себя в каюте.

Вчера, нагрузившись у капеллана сверх нормы, Марк с ужасом понял, что его ждет Ларса в постели. В его постели. Ему вдруг ужасно не захотелось туда идти. Перед глазами появилась янтарная сколопендра, посылающая ему воздушный поцелуй. Но потом Марк сообразил, что капеллан не сказал прямо, что это отражение внутренней сущности именно Ларсы. Может он увиливал, подставлял ее — и вроде как не соврал, вдруг у кого иного из экипажа получилось это отражение. Марк воспрял духом, но ненадолго — идти все равно не очень хотелось. Ларса больше не привлекала его — он сам поражался этому. Ему вдруг стало мучительно стыдно за поспешную просьбу о венчании. Хорошо, хоть он никому больше не сказал — Петр бы наверняка высмеял… Однако, как он перебрал сегодня… Вот! Не идти же к женщине в таком виде! Надо хоть полчаса под холодным душем постоять. И он направился в каюту Петра (не в свою же идти — там Ларса вмиг его такого увидит, что подумает?).

Петр лежал на застеленной койке своей и смотрел какой-то умопомрачительный боевик. Ну слава богу, облегченно подумал Марк, наконец-то. Он прекрасно понимал состояние Петра в предыдущие дни (или полагал, что понимал) и пытался обходиться с товарищем со всем подобающим вниманием.

Петр, увидев Марка, приветливо махнул рукой и выключил экран. На Марка нахлынула волна симпатии к своему невезучему в этом рейсе напарнику, захотелось поговорить с ним откровенно, открыть перед ним душу. Но рассказывать о своих любовных переживаниях он не смел, чтобы не раздразнивать Петра, помня что тот временно недееспособен на любовном фронте (хотя, если так, как Марк тогда с Килной — то и Петр на что-то сгодится…). Перебросившись парой незначительных фраз, Марк вдруг рассказал о своем посещении капеллана. А потом у него вырвалось, что он немного беспокоится по поводу возможного нападения на «Лоуфул» пиратов не то, чтобы он боится, этого и близко нет, а вообще… Марк тут же вспомнил, что капитан просила его ничего не рассказывать Петру, но было поздно. Петр заинтересовался и вытянул из Марка все, что тот знал по этому вопросу. Затем Петр ехидно пошутил по поводу распития Марком горячительных напитков в служебное время (Марк с радостью отметил, что к Петру вернулась его обычная язвительность), и Марк в тон ему ответил, что Петр тоже мог бы не валяться перед экраном, а и поработать немного. Паясничая, Петр вскочил с кровати и вытянулся по стойке смирно. Затем серьезно спросил, как вообще проходит вахта, не надо ли действительно чем помочь. На что Марк ответил, что вроде бы все о'кей, он справляется, но его беспокоит злополучный отсек с четвертым спакартом, что если Петр не суеверен, то завтра хорошо было бы… На что Петр резво заявил, что застоялся в стойле и руки, мол, дрожат от жажды поработать, и что сколько можно дрыхнуть, он прямо сейчас пойдет и как следует все проверит. А утром отчитается. Марк не стал вчера перечить, и отправился под душ, с ужасом размышляя выдержит ли он сегодня очередной экзамен на половую зрелость перед столь строгим экзаменатором, как Ларса…

А теперь Петра нигде нет… Не ровен час, опять что-нибудь случилось, а трейс он с собой в спешке или по глупости не взял. Лежит сейчас опять придавленный, на помощь позвать не может, а Марк сидит здесь и…

— Почтим минутой молчания память великого гражданина Земли, — наконец произнесла Дерни Кайз и все с облегчением встали. Капитан открепила со стены край развернутого государственного флага и он тут же скрутился в цветастый рулон у древка.

— Вы скажете что-нибудь, святой отец? — помолчав положенное время («Едва пятьдесят секунд-то вытерпела», — отметила Шелейла), обратилась Дерни Кайз к капеллану.

— Я скорблю вместе со всеми народами великой Земли, — сказал священник и Марк подумал, что вчера после него, к капеллану наверняка заходил кто-то еще «исповедоваться», хотя особо по его внешности это было не очень заметно. — Пусть офицеры доведут до всеобщего сведения, что молебен по усопшему состоится сегодня ве…

— Подождите, святой отец, — перебила его капитан. — Это мы решим чуть позже.

Она обвела взглядом присутствующих. Марк понял, что она ищет Петра, и терзания совести с новой силой нахлынули на него.

— По обычной связи «Лоуфул» поймал «SOS». Небольшая туристическая яхта в восьми, теперь даже в семи часах полета прямо по курсу «Лоуфула» терпит бедствие. На наш запрос они ответили, что запасы топлива и продовольствия у них полностью исчерпаны, воздух может генерироваться не более двадцати-тридцати часов… По всем законам морали и космоса мы обязаны их спасти, — сказала капитан.

— Так в чем проблема? — удивилась второй помощник. — Останавливаем двигатели, как раз успеваем при форсаже на полную остановку, и затягиваем яхту внутрь. Какого она класса, войдет, надеюсь в шлюзы?

По кабинету прокатился одобрительный ропот. Марк тоже не понимал в чем проблема — кто-то нуждается в помощи? Значит эту помощь необходимо оказать!

— Вы, наверное забыли ситуацию, — вздохнула Дерни. — Мы принимаем участие в операции «Раненый олень», и как вам должно быть очень хорошо известно, выступаем в качестве приманки. То что операция длится почти год, видно расслабило экипаж, и в нападение перестали верить… Так вот, в информации снятой недавно с очередного инфобакена, в обговоренной передаче прозвучал Санский Вальс — это означает, что на нас охотятся и руководство держит все под контролем. Связь нам использовать категорически запрещено нападающие узнают о ловушке. Однако, я не исключаю варианта, что они и так знают. Поэтому вероятность того, что терпящая бедствие яхта — уловка Глорвилта, практически стопроцентная.

— Но откуда они могут знать об операции? — спросила Шелейла.

— А вы исключаете возможность, что на корабле есть человек Глорвилта? И что он может так передавать с «лоуфула» ничего на первый взгляд не значащие шумовые помехи, которые на самом деле строго обговорены? подняла бровь Дерни Кайз. И неожиданно обратилась к Марку: — Техник Гриптон, где ваш напарник — Петр Тижан. Я просила, чтобы он также присутствовал на собрании.

Марк почувствовал на себе взгляды всех офицеров «Лоуфула» и встал.

— Петр вчера вечером отправился в четвертый отсек для плановой профилактики. Он еще не вернулся. — Марк честным и открытым взглядом посмотрел в глаза капитана. — Я опасаюсь, что с ним могло опять произойти ЧП. Вы позволите мне отправиться на его поиски?

— Садитесь, Марк. Полагаю, этим займутся без вас. Техник потребуется рядом со мной. Я предполагала, что на Темпе сидят люди с Флинтлэнда, которые могут в срочном порядке организовать диверсанта. Вы уверены, что на сегодняшнее утро все системы корабля функционировали нормально? — вновь обратилась она к Марку.

— Полчаса назад все работало безукоризненно, в этом я могу поручится!

— Капитан, а откуда мы знаем — можем ли ему доверять? — неожиданно сказала Шелейла.

Ларса Твин вспыхнула и хотела что-то ответить, но капитан непреклонным жестом успокоила ее. Марк вдруг с ужасом осознал, что ведь Нэнси права — они с полным основанием могут подозревать и его в связях с пиратами, и доказать ничего он не сможет. И еще он вдруг понял, что Петр предатель. Петр, которому он с первого дня доверял как себе. Которому он… Тут же в памяти всплыл и тот несчастный случай, от которого на щеке Петра светит отметина — еще тогда надо было усомниться в его квалификации — и еще несколько безграмотных в техническом отношении фраз, выданных Петром… Но ведь еще полчаса назад Марк мог бы поручиться жизнью своей за порядочность Петра. Что это — первый урок суровой Госпожи Жизни? Его предупреждали о неизбежности подобных уроков. Но Марк не желал в это верить и желал доказательств, что Петр послан людьми этого пирата, как его? А, Глорвилта.

— Я тщательно проанализировала данные обоих техников, снятые в сети Темпы. Данные Гриптона полностью коррелируют между с собой, а также с данными из базы данных всеобщей системы Земли. К тому же я разговаривала с директором Академии и лично выбирала его. Но и это не могло гарантировать безопасности. Поэтому я и заказала двоих техников. И мои опасения подтвердились. Данные Тижана, снятые с Темпы, в нескольких местах противоречили данным всеземной системы — произошла подмена. И исчезновение Тижана вчера вечером наверняка связано с появлением «терпящей бедствие яхты» сегодня утром.

— Так что нам делать? — поинтересовалась второй помощник.

— Собственно, ради этого я и собрала вас. Через два часа по кораблю объявляется положение номер один. Каждый офицер должен обеспечить выполнение возложенных функций стопроцентно. Через полчаса начинаем экстренное торможение. Будем принимать яхту. Первый взвод десантниц немедленно отправится вниз разыскивать Тижана. Желательно взять живым, но в случае сопротивления — стрелять без разговоров. Второй и третий взвод в полной экипировке — под боевой формой одеть «мужетряску». Врач Травер обеспечьте, чтобы через пять часов девчата были полностью готовы к бою. Всему экипажу принять боевую порцию анкрипиана. Техник Гриптон, сейчас проверите функционирование агрегатов, аппаратную не покидать, все время быть на связи. Остальные знают, что делать. Вопросы или возражения есть?

В этот момент корабль не сильно, но чувствительно содрогнулся, погас свет, навалилась на мгновение огромная тяжесть, уронив всех офицеров сразу на ковер кабинета, послышались крики — кто-то при падении ударился о мебель. В следующую секунду свет зажегся вновь, тяжесть исчезла, едва ощутимая вибрация быстро слабела.

«Выведены из строя рабочие двигательные отсеки, — догадался Марк. Это еще техника на „Лоуфуле“ в отличном состоянии, а то аварийное переключение на второй или третий резервный отсек могло бы быть и гораздо более болезненным. Если это работа Петра — то он действительно не шибко фурычит в специальности, срочное ментохропирование еще не делает тебя профессионалом, а то бы отпала необходимость обучаться шесть лет в Академии, да… Хочешь вывести корабль из строя — сперва нарушь систему…»

— Майор Шелейла, немедленно первый взвод вниз. Нет, и четвертый возьмите тоже и лично отправьтесь с ними — обезвредьте его как можно скорее и постарайтесь быть здесь к приему яхты. Техник Гриптон, в какой срок можно испортить резервные двигатели? И насколько неустранимо? услышал Марк спокойный голос капитана.

— Если он еще не был в резервных отсеках, то часа три-четыре, чтобы основательно. Но он может добраться до системы тептосинхронирования, и если постарается, то корабль превратится в симпатичную ядерную вспышку.

— Этого можно не боятся, им нужен груз, — сказала капитан. — Да, Нэнси, — остановила она командиршу десантниц. — Проверяйте все техотсеки, и проверенные блокируйте. Используйте боевые газы — выкуривайте его. И постарайтесь побыстрее.

— Не в первый раз — справимся, — ответила майор Ватс и отправилась выполнять задание.

— Сообщить о яхте на флагман? — спросила Анна Бровски.

— Нет, у них надежные системы слежения — сами должны знать. А если я ошибаюсь и яхта действительно терпит бедствие, то пираты наверняка тоже прослушивают. Но вы все время прощупывайте космос и о любом, любом! — с ударением повторила капитан, — перехвате или сообщении немедленно докладывайте мне по трейсу.

Анна тоже направилась в выходу.

— Благослови нас Господи, — сказал капеллан. — Ты всегда был на нашей стороне!

— Ларса Твин, вы займитесь… — начала было Дерни Кайз, но тут заметила, что лицо старпома страдальчески вытянулась, а руки сжали живот.

Началось действие препарата.

Килна Травер лихорадочно размышляла — чем же можно теперь все это нейтрализовать…

Средних размеров туристскую яхту (не более тридцати метров в ширину и семидесяти в длину) внешнее силовое поля «Лоуфула» засасывало в шлюзовый ангар. Марк стоял рядом с капитаном и не отрывал глаз от яхты. Огромные шлюзовые створки были вдвинуты в стены корабля и от открытого космоса ангар защищало полупрозрачное пропускное силовое поле — вершина человеческого конструкторского гения. Толщиной в полтора метра, оно не пропустит ни корпускулы лишней через себя. Каждый космический аппарат, сделанный руками землян или дружественными им расами, по центру идеально обтекаемого носа имел небольшой специальный стержень, который и входил в пропускное поле. Оно обволакивало корабль поверх его собственного силового предохранительного поля, медленно пропуская сквозь себя. Метр за метром в ангар просовывался юркий межзвездный зверь.

Астрояхта была изысканной формы и очень дорогой. Но в каком она была виде! Блестящее когда-то покрытие почти слезло и небольшие оставшиеся пятна его напоминали лишайники на стенах древних земных руин когда-то неприступных и грозных замков. Многочисленные рытвины от ударов мелких метеоритов однозначно говорили, что яхта намотала на свои электронные счетчики достаточное количество парсеков.

Марк узнал элитарную модель «Пассерф» — первые корабли были выпущены в космос всего десять лет назад. Сверхнадежность конструкции, изысканный дизайн, комфортабельность и удобства, гиперскорости и почти безграничная дальность перелетов, запас топлива рассчитан на четверть века… Астрономическая стоимость — только богатейшие люди Земли могли позволить себе любоваться красотами далеких миров, путешествуя на подобной яхте.

Стоп. Как же так? Первые яхты этой модели спущены со стапелей точно не больше десяти лет назад…

— Капитан, в передаче они сообщили, что у них кончилось топливо? спросил он у Дерни.

— Да, — ответила та, — а что-нибудь не так?

— Капитан, этой яхте не более десяти лет, этой модели всего как десять лет, а первоначальный, заводской запас хамма-треона рассчитан на двадцать-двадцать пять лет. Даже если яхта не прерывала полет все эти годы — топлива на ней еще лет на пять должно хватить.

— Собственно, ты подтверждаешь мои подозрения. Но мы готовы к бою.

Оператор-силовик Патриция Форскин сидела с напряженным лицом у пульта на верхней площадке обширного ангара, готовая в любую минуту создавать силовые поля (в столовой Марк сидел с Патрицией и Ларсой за одним столом и они вели достаточно содержательные беседы — о технике, истории, литературе… Видно Патрицию сдерживало присутствие Ларсы. Либо она была фригидна, но в любом случае вызывала у Марка симпатию как человек). Толку, правда, от силовых полей при нападении с яхты не будет, увы, хотя что-то попытаться сделать, конечно можно — надежда умирает последней.

Четыре взвода десантниц с каменными лицами, в новых фиолетовых комбинезонах (под которыми, как Марк уже знал, на тело посажено Килной поле психологической атаки — «мужетряска». Комбинезоны мгновенно сбрасываются и десантницы остаются вроде обнаженными и беззащитными, а на самом деле почти неуязвимыми, к тому же формами и прелестями своими, действуя на мужскую психику должным образом), с боевым смертельным оружием стояли у поребрика приемной площадки ровными рядами.

«Интересно, о чем они думают сейчас, — заинтересовался Марк. — Боевая доза ихнего возбудителя — наверное это серьезно… Черт, а вдруг все-таки это не пиратская яхта, а сидит там какая-нибудь престарелая герцогиня, свихнувшаяся на космосе? Если при обычной-то дозе ему прохода не дают, то теперь, в случае если тревога окажется пшиком…» Но у него есть парализатор и защита Ларсы. Хотя что-то с ней случилось, вон стоит злая, лицо почти зеленое, не дай бог ей сейчас под руку попасться.

Марк впервые в жизни стоял перед опасностью, но как ни странно чувства страха за свою жизнь он не испытывал. Он боялся каким-то образом опозориться перед Дерни Кайз, он мечтал доказать ей, что чего-то стоит, что он не только нафаршированная мускулами и мясом огромная груда обтянутых кожей крепких костей, способная выносить перегрузки физические, но не умственные (а капитан, как ему кажется, так о нем и думает). Он мечтал доказать ей… он сам не мог сформулировать что. И сейчас, сжимая рукоять своего парализатора, он изнывал от этого невыносимого ожидания боже как медленно прошла яхта через поле, как медленно Патриция сажает яхту вспомогательным полем на площадку. Ну скорее вылезайте, кто бы там ни был, нет сил больше стоять в напряжении в этой ватной тишине заполонившей огромный шлюзовый ангар.

И лежит огромным тяжелым склизким камнем на душе Марка то, что где-то в грузовых отсеках скрывается Петр — лазутчик пиратов. Теперь в этом нет сомнений — Анна Бровски сообщила капитану, что с борта «Лоуфула» передана шифровка, прочитать которую пока не удалось. Отправить ее мог только Петр — он сумел-таки скрыться от десантниц в огромных лабиринтах складов по вентиляционно-стартовой системе. Хотя Марка не упрекал никто (да и за что его упрекнешь?) он почему-то чувствовал на себе вину, что вот не догадался, не распознал, и что теперь из-за всего этого могут возникнуть крайне неприятные последствия для экипажа. Марк выяснил в аппаратной, что Петр вызывал по компьютеру (и по всей видимости ментохропировал) подробную схему нижних ярусов «Лоуфула» со всеми переходами и аварийно-ремонтными перелазами. Теперь найти Петра в течении ближайших часов не представлялось возможным. Но и ему выскользнуть вряд ли удастся — все выходы из отсеков прочно заблокированы и выставлен пусть и немногочисленный, зато надежный патруль. Так что не Петра сейчас надо опасаться — а тех, что вот в этой видавшей виды звездной яхте.

Тяжелые наружные двери шлюза беззвучно сомкнулись, пропускное поле начало утончаться. Почти весь экипаж «Лоуфула» собрался в ангаре и не отрываясь смотрел на люк яхты. На ее правом борту Марк с трудом разобрал почти стершееся название: «Виттенберг». Какое-то смутно знакомое имя… что-то Марк подобное когда-то слышал.

Наконец, входной люк яхты медленно отворился, из него выполз трап и вышел пожилой, с благородной сединой в шапке жестких курчавых волос, исхудалый негр. Десантницы по первому сигналу Шелейлы готовы были броситься в бой, но пока ни одно движение не поколебало ровные ряды только глаза не отрывались от пришельца. Негр четко определил где находится капитан корабля, поклонился и громко произнес:

— Принц Датский, Гамлет LXXII, приветствует вас и благодарит за чудесное спасение!

И тогда Марк (и все остальные тоже) узнали это знакомое еще со школьных времен лицо: легендарный представитель известной семьи (одной из восемнадцати семей, имеющих земельные владения на самой Земле), талантливый ученый, одаренный литератор (его «Балладу о сердце Вселенной» изучают на четвертом году любой школы Земного Содружества), прославленный путешественник и первооткрыватель. Десять лет назад, после того, как его не избрали на пост Президента (тогда предпочли обаятельного и мудрого Рэмуэля Арбита, столь успешно уладившего конфликт с львовершами и предотвратившего разрушительную космическую войну), принц Гамлет LXXII на своем звездолете отправился в очередное путешествие на окраины изведанного Космоса. Его считали погибшим, владениями на земле заправлял (и пользовался причитающимся фамилии почетом и уважением) его племянник Гамлет LXXIII, а в Мемориале Выдающимся Землянам (что в бывшей пустыне Сахаре), уже установлен ему прекрасный памятник (памятник в Мемориале недосягаемая мечта многих и многих — его лишь за благородное рождение не поставят, заслужить сию честь необходимо всей жизнью своей).

Вслед за негром вышел низкорослый коренастый черноволосый землянин с мрачным неприятным лицом, одетый в странный костюм и два… два гуманоида. Как ни напрягала память Килна Травер, которая в свое время увлекалась этническими дисциплинами и знала всех известных землянам цивилизаций и даже всех представителей первобытных планет, но таких образцов ни на одной голографии она не видела, не то что воочию. Существа были очень высокими по людским стандартом — под два с половиной метра и с очень похожими на людские лицами, несколько грубоватыми, правда, но выглядевшими мужественно и внушавшими уважение. Но форма тел их, облаченных в плотно облегающие одежды резко разнилась с людскими, хотя имела такую же структуру — две руки, две ноги, туловище и никаких внешне заметных излишеств… Но таз был несоизмеримо больше человеческого и столь же несоизмеримо толще были согнутые в коленях и сильно разведенные в стороны могучие ноги. Все четверо явно были безоружны.

Негр нажал кнопку пульта и люк «Виттенберга» закрылся.

Килна еще раз оценила взглядом живописную группу, стоящую у яхты, наконец решилась, сделала шаг вперед и громко, торжественно произнесла:

— От имени экипажа «Лоуфула» я рада приветствовать вас!

Проснулся Глорвилт мгновенно — от одного лишь прикосновения Плотагона. За годы вольной жизни, которая, как оказалось, хороша лишь в видеокнигах, он привык просыпаться так вот — сразу, в неурочное время, полностью возвращаясь в реальность дня. Плотагон обеими руками чесал затылок — значит что-то важное и срочное. Дверь спартански обставленной каюты (лишь неширокая аккуратная кровать средь выкрашенных в мягкий зеленый стен стен, да тумбочка с лампой перед которой лежал его проверенный надежный файер, неоднократно спасавший ему честь и жизнь) надежно заблокирована — значит лично ему ничего сейчас не угрожает.

Глорвилт нежно потрепал обезьянку по поросшему розоватой шерстью плечику.

— Сейчас, Плотагоша, пойдем.

Он прошел в душевую заняться повседневным туалетом.

Плотагон, естественно, не был обыкновенной обезьяной — даже по внешнему виду, хотя селекция достигает порой удивительных результатов и удивляться здесь нечему. Плотагон был потомком двенадцати подопытных макак, над которыми четыре столетия назад проводил свои варварские эксперименты Джузеппе Сальгатор. Если бы кто узнал, что у тех обезьян сохранилось потомство, за ними бы началась охота по всей Галактике. Хотя, наверное, силовое поле Флинтлэнда все равно бы защитило их. Гламмамакак на сегодняшний день было четырнадцать. Девять из них изображали личных любимцев на сильнейших звездолетах вольной республики Флинтлэнд, остальные сидели на планете, строго засекреченные — не дай бог узнать кому их тайну. Гламмамакакам приписывали поистине фантастические возможности — якобы они даже в открытом космосе выживут. Ну, это-то еще проверить надо, а вот то, что они обладают мозгом, работающим быстрее и нестандартнее любого суперсовременного компьютера, Глорвилт знал не понаслышке. И они обладали огромной телепатической мощью, правда только на прием людских мыслей и на сообщение между собой (гиперскорости, правда, значительно мешали этому приему, но иногда Плотагон просто превосходил самого себя). Глорвилт слышать мозговые сигналы Плотагона не мог, хотя от гламмамакаки вряд ли были скрыты какие-то его идеи.

Куда бы он вообще делся без Плотагона! И ценил его жизнь превыше своей собственной (ибо, если он потеряет Плотагона на Флинтлэнде ему этого не простят, и от них не скроешься нигде во всей необъятной Галактике).

Глорвилт вызвал по связи адъютанта и велел подать кофе в кабинет через пять минут, а также сладенького для Плотагона. Обезьянка одобрительно кивнула головой, издала какой-то почти непристойный крик и радостно завиляла длинным тонким розовым с прозеленью хвостом. Глорвилт в очередной раз привычно поразился разнице между формой и содержанием, нашедшей, пожалуй, крайнее свое воплощение в Плотагоне.

Он взял любимца и поводыря своего на плечо и направился в кабинет.

Адъютант молча поставил кофе на огромный письменный стол и удалился. Глорвилт проводил его холодным взглядом и надежно заблокировал дверь. Прошел к столу, взял чашечку, отпил. Потом включил компьютер и пододвинул клавиатуру к Плотагону:

— Ну давай, Плотагоша, рассказывай…

Гламмамакака, неприятно хихикая и кривляясь, прыгнула с кресла на стол и всеми четырьмя лапами уверенно забарабанила по клавишам.

Глорвилт, одетый в черный просторный шелковый халат с изображением зодиакальных созвездий не спеша прихлебывал бодрящее утреннее кофе, не отрывая глаза от монитора, где с невероятной скоростью появлялись слова, набираемые Плотагоном. Глорвилт присвистнул от изумления.

Собственно, информация выдаваемая на экран Плотагоном с самого начала была жизненно важной. Но Глорвилта просто поразило сообщение, что простой корабельный врач смогла разрушить силовое поле. Это означало, что неприступности Флинтлэнда пришел конец. Если открытие дойдет до Земли, то рано или поздно к Флинтлэнду подойдет эскадра Галактического Флота мощная, непобедимая, хорошо обученная, и на каждом корабле будет аппарат, в одиночку способный убрать сейчас неприступное, ставшее притчей во языцех, поле Флинтлэнда. И негде тогда станет честным романтикам космических трасс пропивать трудовые доходы.

— Ты уверен, что это открытие совершено? — переспросил Глорвилт.

— Совершенно. Я поймал телепатему в момент наивысшего волнения ее когда поле спало. Я и запеленговать-то «Лоуфул» смог лишь из-за этого. Сейчас я их держу под контролем, потому что они резко затормозили, и мы подошли к ним уже очень быстро. «Медлить больше нельзя — надо действовать», — прочитал Глорвилт на мониторе.

Он кивнул и нажал кнопку вызова адъютанта. Плотагон тут же принял дурашливое выражение, одним движением убрав весь текст с монитора. Глорвилт в задумчивости открыл дверь кабинета.

Адъютант вошел и замер в ожидании приказаний командира.

— Банглер, записывай: немедленное торможение «Хемпстринга», до полной остановки. На это потребуется…. — Глорвилт прикинул, — так… около пяти часов. К этому времени всех солдат на абордажный планетолет, пусть подготовят «Муттак». Дело непростое, пойдут все штурмовики. Ты, кстати, тоже, ибо я лично буду руководить рейдом. — Глорвилт поймал удивленный взгляд адъютанта. — У меня есть там… личные интересы кое с кем из экипажа «Лоуфула». Да, кстати поинтересуйся не было ли поймано каких переговоров — если что-то было, сразу доложи. Так… — Глорвилт прошелся по кабинету, мельком взглянув за занявшегося бананом Плотагона. — Дело будет горячее, Банглер, рекомендую как следует отдохнуть… только здорово не напивайся. Через час подготовь в каменной комнате Цинтию, Марию… Собственно, всех шестерых, в полной амуниции. И позовешь этого… Мартина Берга. Все, ступай.

Ну что ж, бой так бой. Информация Плотагона крайне важна, и доверять ей можно стопроцентно — проверено. Значит, это ловушка на него, Глорвилта — аккуратно работают, даже грузом рискуют, лишь бы заполучить его шкуру, гады. Но мы еще посмотрим кто кого… Восемь боевых кораблей последнего поколения — это очень серьезно. Но и отступать ему не к лицу. К тому же ни о какой ретираде речи быть не может — после открытия этой корабельной докторши отступать некуда, за спиной Флинтлэнд. Нельзя позволить этому изобретению попасть в руки военных… Селиверста расшифровали, что ж, если он спрятался в отсеках, то можно сблефовать — Плотагон прав. У Селиверста мозгов не хватит, но они не смогут проверить наш блеф. Эх, если бы на самом деле. Или если бы Плотагон мог ему передать…

— Плотагоша, а если вы все гламмамакаки разом попробуете передать человеку мысль, получится?

Обезьянка отрицательно покачала головой.

— Ну что ж, тогда все. Через пять часов попытаем счастья. Побудь здесь, я распоряжусь чтобы тебе принесли еще фруктов. Сосредоточься мало ли что еще поймаешь. Кстати, ты выяснил, что за яхту они подобрали, нет? Ну ладно, я вернусь часа через четыре…

Глорвилт прошел в библиотеку. «Хемпстринг» принадлежал ему лично (благодаря хитрости у Сабатании, когда он с десятком ребят, захватил грузовой планетолет и пробравшись на «кикс», захватил его) и он не жалел сил и средств, чтобы иметь возможность проводить здесь время, как ему нравится. Он имел превосходную библиотеку, полностью состоящую из книг это модно, хотя многие и считают, что бумажные книги неудобны. Правда все экземпляры его коллекции — новоделы, но очень тщательно сработаны под настоящие раритеты. Он взял с полки любимую книгу «Историю морских разбойников» Архенгольца, удобно расположился в огромном в стиле «ампир» кресле у настоящего камина, взял с полки дорогую, редкую сигару — понюхал. Позвонил и попросил еще кофе — как можно более крепкого и без сахара. Из оставшегося времени надо выжать максимум удовольствий — неизвестно наступит ли для него завтрашний день.