I
ВСТУПЛЕНИЕ
(Р. 90, Б. 278). Перевод М. Гаспарова
Все, чем резвилось дитя, чем тешился возраст любовный,
В чем пиерийскую соль сеял болтливый язык,
Все в эту книгу вошло. И ты, искушенный читатель,
Перелистав ее всю, выбери, что по душе.
ХВАЛА СОЛНЦУ [827]
(Р. 389, Б. 543). Перевод Ю. Шульца
В пору, когда от земли небеса отделила природа,
Солнце вывело день, недвижные тучи на небе
Разорвало и явило свой лик в розовеющем мире,
И в светоносном полете сверкнули прекрасные звезды.
5 Хаос был бессолнечным днем. А теперь мы впервые
Свет познаем и небес ощущаем тепло золотое.
11 Эти живые родят семена человечью породу,
Это начало всех тварей земных, и морских, и крылатых, —
Все в нем, что в небесах, на земле и в воде обитает.
С этой поры теплота, охватившая мир, разлилася,
15 Жизни сладостный дар простирая в медовом потоке.
7 В час, как из розовых бездн встают неустанные кони,
Ноздри вздымая высоко и свет на скаку выдыхая,
Мрак разрывается солнцем, — и вот, золотое, с востока
10 Светочи сеет оно огневые по нивам эфирным.
16 Там, где всходит Титан в шафранное золото мира,
Все раскрывается въявь, что скрывалось в молчании ночи:
Вот уж сверкают леса и поля, и цветущие нивы,
Море недвижно лежит, улеглись обновленные воды
20 Рек, и свет золотой бежит по трепещущим струям.
23 Вот у крылатых коней натянулись, сверкая, поводья,
Ось золотая горит, колесница золотом блещет
И в драгоценной красе подобна сиянию Феба.
21 Феб над миром царит, времена утверждает и гордо
Светлую голову ввысь из зыби возносит к эфиру.
26 Только его одного из богов, царящего в мире,
Нам и дано узреть, и следят его шествие нивы.
О, сколь дивно Добро, творимое пламенной мощью:
Он, посылая лучи, ощущеньями нас наделяет,
30 Плоть отселе, и жизнь отселе, и все в его власти.
Феникс нам служит примером, из пепла родившийся снова,
Что от касания Феба все жизнь получает на свете.
Смерть дает ему жизнь, в злом роке он черпает силы,
Был он для смерти рожден, но в огне он обрел возрожденье;
35 Гибнет он множество раз и, воспрянув, опять умирает.
Он на утесе сидит в лучах и сиянии Феба,
Жар, насылаемый смертью, что снова приходит, впивает.
Солнце сияньем пурпурным земли заливает пределы,
Солнцу навстречу земля выдыхает весной ароматы,
40 Солнцу навстречу луга зеленеют сочной травою,
Солнце — зерцало небес, подобие божеской мощи,
Солнце вовек не стареет, летя через быстрое небо,
Солнце — лик мировой, средоточье подвижное неба,
Солнце — благая Церера, и Либер, и самый Юпитер,
45 Солнце — Тривии блеск, и божеств в нем тысяча слито,
Солнце лучи разливает с несущейся в небе квадриги,
Солнце и гиперборейскую ночь сменяет рассветом.
Солнце, Олимп озарив, возвращает нам день лучезарный,
59 Солнце восходит — и лира ему откликается нежно,
50 Солнце зашло — но волна теплоту сохраняет светила,
49 Солнце — лето, осень, зима и весна, что желанна,
51 Солнце — час, и день, и месяц, и год, и столетье,
Солнце — эфирный шар, сияющий золотом миру,
Солнце — друг земледельца, надежда пловца в океане,
Солнце собой возрождает все то, что способно меняться,
Солнце в движении вечном бледнеть заставляет светила,
Солнцу ответствует море покойным сверканием глади,
Солнцу дано весь мир озарять стремительным жаром,
Солнце — мира и неба краса, и для всех неизменно,
60 Солнце — и дней и ночей божество, конец и начало.
ХВАЛА ЛУНЕ
(Р. 723, Б. III, с. 163). Перевод Ю. Шульца
Гордость вселенной — Луна, наибольшее в небе светило,
Солнечный блеск отраженный — Луна, сиянье и влажность,
Месяцев матерь — Луна, возрожденная в щедром потомстве!
Небом, подвластная Солнцу, ты звездной упряжкою правишь.
5 Ты появилась — и родственный день часы набирает;
Смотрит отец-Океан на тебя обновленной волною;
Дышит тобою земля, заключаешь ты Тартар в оковы;
Систром [828] звуча, воскрешаешь ты зимнее солнцестоянье.
Кора, Исида, Луна! Ты — Церера, Юнона, Кибела!
10 Чередованию дней ты на месяц даруешь названье,
Месяца дни, что на смену идут, опять обновляя;
Ты убываешь, когда ты полна; и, сделавшись меньше,
Снова полнеешь; всегда ты растешь и всегда убываешь.
Так появись и пребудь благосклонна к молениям нашим,
15 Дружных тельцов, [829] что идут в твоей светоносной упряжке,
Ты средь созвездий направь по пути благосклонной Фортуны.
ХВАЛА ОКЕАНУ
(Р. 718, Б. III, с. 165). Перевод Ю. Шульца
Волн повелитель и моря творец, владеющий миром,
Всё ты объемлешь своей, Океан, волною спокойной,
Ты для земель назначаешь пределом разумным законы,
Ты созидаешь моря и источники все, и озера;
5 Даже все реки тебя своим отцом называют.
Пьют облака твою воду и нивам дожди возвращают;
Все говорят, что свои берега без конца и без края
Ты, обнимая, сливаешь с густой синевой небосвода.
Феба упряжке усталой ты отдых даруешь в пучине
10 И утомленным лучам среди дня доставляешь питанье,
Чтобы сверкающий день дал горящее Солнце народам.
Если над морем царишь ты, над землями, небом и миром,
То и меня, их ничтожную часть, услышь, досточтимый,
Мира родитель благой; я с мольбою к тебе обращаюсь:
15 Где б ни судили мне грозные судьбы довериться морю,
Морем твоим проплывать, и по грозно шумящим просторам
Путь совершать, сохрани ты корабль на пути невредимым.
Глубь голубую раскинь по спокойной спине без предела;
Пусть, лишь колеблясь слегка, лазурью кудрявятся воды, —
20 Только б надуть паруса и оставить в бездействии весла.
Пусть возникают теченья, которые силой могучей
Движут корабль; я их рад бы считать и рад их увидеть.
Пусть же борта корабля в равновесье всегда пребывают,
Вторит журчанье воды кораблю, бороздящему море.
25 Счастливо дай нам, Отец, закончить плаванье наше;
На берегу безопасном доставь в долгожданную гавань
Спутников всех и меня. И поскольку ты это даруешь,
Я благодарность тебе принесу за дар твой великий.
МОЛЕНИЕ ЗЕМЛЕ
(Р. 5, Б. III, с. 138). Перевод М. Гаспарова
Земля святая, мать всего живущего,
Все ты рождаешь, все ты возрождаешь вновь,
И все, что есть, питаешь силой жизненной.
И высь, и хлябь, — все под твоим блюстительством:
5 Ты погружаешь мир и в тишину и в сон,
И вновь выводишь свет и прогоняешь тьму.
Ты мрак подземный хаоса безмерного
В себе скрываешь, ты и бури с грозами
Уздаешь и на волю выпускаешь их,
10 Взметая зыбь, вздымая ночь, взбивая шторм,
Но вновь являешь взорам солнце доброе.
Пока живем, ты нас питаешь силами,
Когда умрем, в тебя бездушный ляжет прах,
И все твое опять к тебе воротится.
15 Воистину Великая ты Мать Богов,
Затем, что чтишься выше всех иных божеств;
Богам и смертным ты родоначальница,
Все чрез тебя и зреет и рождается,
Могуча ты, царица ты, богиня ты.
20 Тебя молю, твою зову божественность:
Дай без усилья все, о чем прошу тебя, —
И я воздам достойной благоверностью.
Услышь меня, богиня, и способствуй мне —
Яви желанье, подари просимое:
25 Твоим величьем травы порожденные
Всем племенам на благо и во здравие
Пусть мне откроют мощь свою целебную —
Приди ко мне с врачующим всесилием!
Да будут благотворны зелья травные:
30 Пусть всяк, кому я дам их и кто примет их,
Твоею властью исцелится. Вновь и вновь
Молю, Богиня: пусть моленье сбудется!
МОЛЕНИЕ ВСЕМ ТРАВАМ
(Р. 6, Б. III, с. 140). Перевод Ю. Шульца
Днесь вас молю я, травы все могучие,
Величье ваше я молю, которое
Земля, что вас рождала, всем вам в дар дала;
Она вложила в вас лекарство к здравию
5 С величьем вашим, чтобы неизменно вы
Всем людям были помощью полезнейшей.
Склонившись, умоляю и взываю к вам:
Сюда, сюда спешите с вашей силою!
Ведь та, кто вас творила, разрешила мне,
10 Чтоб я сбирал вас; надо мною бодрствует
Блюститель врачеванья. [830] О, насколько днесь
Вся ваша сила может, дайте средство нам
К спасенью здравья. Милость для меня, молю,
Свершите вашей силой, чтоб во всех делах,
15 Что б я из вас ни сделал и кому б ни дал,
Являлся вместе с вами там благой исход,
Скорейшее целение. Да будет мне
От вашего величья благосклонного
Дано сбирать вас
20 И пусть сложу плоды вам и признательность
Во имя той, что вам велела вырасти.
НОЧНОЕ ПРАЗДНЕСТВО ВЕНЕРЫ [831]
(Р. 200, Б. 307). Перевод Ю. Шульца
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Вновь весна, весна и песни; мир весною возрожден.
Вся любовь весной взаимна, птицы все вступают в брак.
Дождь-супруг своею влагой роще косы распустил.
5 И Диона, что скрепляет связь любви в тени ветвей,
Обвивает стены хижин веткой мирта молодой.
На высоком троне завтра будет суд она вершить.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Из высоко бьющей крови волн пенящихся своих,
10 Средь морских просторов синих и своих морских коней,
Из дождей-супругов создал Понт Диону в плеске волн.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Ведь сама богиня красит цветом пурпурным весну,
Теплым ветра дуновеньем почки свежие растит,
15 Распускает их на ветках и сверкающей росы
Рассыпает капли-перлы, этой влажной ночи след.
И, дрожа, слезинки блещут, вниз готовые упасть.
Вот стремительная капля задержалась на лугу,
И, раскрывшись, почки пурпур, не стыдясь, являют свой.
20 Влажный воздух, что ночами звезды светлые струят,
Утром с девушек-бутонов покрывала снимет их.
Всем Диона влажным розам повелела в брак вступить.
Создана Киприда кровью, поцелуями любви,
Создана она из перлов, страсти, солнечных лучей.
25 И стыдливость, что скрывало покрывало лишь вчера,
Одному супруга мужу завтра явит, не стыдясь.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Нимфам всем велит богиня к роще миртовой идти.
Спутник дев, шагает мальчик, но поверить не могу,
30 Что Амур не занят делом, если стрелы носит он.
Нимфы, в путь! Оружье бросил и свободным стал Амур;
Безоружным быть обязан, обнаженным должен быть,
Чтоб не ранил он стрелою и огнем не опалил.
Всё же, нимфы, берегитесь! Ведь прекрасен Купидон.
35 Ибо он, и обнаженный, до зубов вооружен.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Целомудренно Венера посылает дев к тебе.
Об одном мы только просим: ты, о Делия, уйди,
Чтобы лес звериной кровью больше не был обагрен.
40 И сама б тебя просила, если б упросить могла,
И сама тебя позвала б, если б ты могла прийти,
Ты могла б три ночи видеть, как ликует хоровод;
Собрались народа толпы, чтобы весело плясать,
Средь увитых миртом хижин, на себя надев венки.
45 Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Трон убрать цветами Гиблы повелела нам она:
Будет суд вершить богиня, сядут Грации вблизи.
Гибла, всех осыпь цветами, сколько есть их у весны!
Гибла, рви цветов одежды, Эннский расстели ковер!
50 Нимфы гор сюда сойдутся, будут здесь и нимфы сёл,
Кто в лесной тиши и в рощах, и в источниках живет.
Мать-богиня им велела всем с Амуром рядом сесть,
Но ни в чем ему не верить, пусть он даже обнажен.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
55 Пусть она в цветы оденет зеленеющую сень;
Завтра день, когда впервые сам Эфир скрепляет брак.
Чтобы создал год весенний нам отец из облаков,
В лоно всеблагой супруги ливень пролился — супруг.
Слившись с нею мощным телом, он плоды земли вскормил;
60 А сама богиня правит и рассудком, и душой,
Проникая в нас дыханьем сил таинственных своих.
Через небо, через землю, через ей подвластный Понт
Напоила семенами непрерывный жизни ток,
Чтобы мир пути рожденья своего познать сумел.
65 Пусть полюбит полюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Ведь сама она троянских внуков в Лаций привела,
Из Лаврента деву в жены сыну отдала сама.
Вскоре Марсу даст из храма деву чистую она,
И сабинянок, и римлян ею был устроен брак;
70 От него квириты, рамны, внуки Ромула пошли;
И отец, и юный цезарь тоже ею рождены.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Села полнятся блаженством, села все Венеру чтут:
Сам Амур, дитя Дионы, говорят, в селе рожден.
75 И его, лишь он родился, поле приняло на грудь
И, приняв, дитя вскормило поцелуями цветов.
Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
Выше дроков на полянах бычьи лоснятся бока;
Без помехи жаждет каждый брачный заключить союз.
80 Овцы скрылись в тень деревьев, с ними их мужья — самцы.
Птицам певчим повелела петь богиня, — не молчать;
Оглашаются озера резким криком лебедей,
В пышной тополевой сени Филомела вторит им.
Верь, любви волненье слышно в мелодичной песне уст
85 И на варвара-супруга в ней не сетует сестра.
Вот запела. Мы умолкли. Где же ты, весна моя?
Словно ласточка, когда же перестану я молчать!
Музу я сгубил молчаньем, Феб не смотрит на меня.
Так Амиклы их молчанье погубило навсегда.
90 Пусть полюбит нелюбивший; кто любил, пусть любит вновь!
ПЕСНЯ ГРЕБЦОВ [832]
(Б. III, с. 167). Перевод Ю. Шульца
Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а!
Моря бескрайнего бог, улыбаясь безоблачным ликом,
Гладь широко распростер, успокоив неистовство бури,
И, усмиренные, спят неспокойно тяжелые волны.
5 Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а!
Пусть заскользит, встрепенувшись, корабль под ударами весел.
Небо смеется само и в согласии с морем дарует
Нам дуновенье ветров, чтоб наполнить стремительный парус.
Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а!
10 Нос корабельный, резвясь, как дельфин, пусть режет пучину;
Дышит она глубоко, богатырскую мощь обнажая
И за кормой проводя убеленную борозду пены.
Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а!
Слышится Кора [833] призыв; так воскликнем же громкое: эй-а!
15 Море запенится пусть в завихрениях весельных: эй-а!
И непрерывно в ответ берега откликаются: эй-а!
II
ТУКЦИАН
ПЕСНИ И ЛЮБОВЬ
(Р. 277, Б. 471). Перевод М. Гаспарова
Песня рождают любовь, и любовью рождаются песня:
Пой, чтоб тебя полюбили, люби, чтоб тебя воспевали.
ПЕНТАДИЙ
НАСТУПЛЕНИЕ ВЕСНЫ [834]
(Р. 235, Б. 409). Перевод Ю. Шульца
Вижу, уходит зима; над землею трепещут зефиры,
Воды от Эвра теплы: вижу, уходит зима.
Всюду набухли поля, и земля теплоту ожидает,
Зеленью новых ростков всюду набухли поля.
5 Дивные тучны луга, и листва одевает деревья,
Солнце в долинах царит, дивные тучны луга.
Стон Филомелы летит, недостойной, по Итису-сыну,
Что на съедение дан, стон Филомелы летит.
С гор зашумела вода и по гладким торопится скалам,
10 Звуки летят далеко: с гор зашумела вода.
Сонмом весенних цветов красит землю дыханье Авроры,
Дышат Темпеи луга сонмом весенних цветов.
Эхо в пещерах звучит, мычанию стад подражая,
И, отразившись в горах, эхо в пещерах звучит.
15 Вьется младая лоза, что привязана к ближнему вязу, —
Так, обрученная с ним, вьется младая лоза.
Мажет стропила домов щебетунья-ласточка утром:
Новое строя гнездо, мажет стропила домов.
Там под платаном в тени забыться сном — наслажденье;
20 Вьются гирлянды венков там под платаном в тени.
Сладко тогда умереть: жизни нити, теките беспечно!
И средь объятий любви сладко тогда умереть.
НАРЦИСС [835]
(Р. 265, Б. 422). Перевод В. Брюсова*
Тот, чьим отцом был поток, любовался розами мальчик,
И потоки любил тот, чьим отцом был поток.
Видит себя самого, отца увидеть мечтая,
В ясном, зеркальном ручье видит себя самого.
5 Тот, кто дриадой любим, над этой любовью смеялся,
Честью ее не считал тот, кто дриадой любим.
Замер, дрожит, изумлен, любит, смотрит, горит, вопрошает,
Льнет, упрекает, зовет, замер, дрожит, изумлен.
Кажет он сам, что влюблен, ликом, просьбами, взором, слезами,
10 Тщетно целуя поток, кажет он сам, что влюблен.
МОГИЛА АЦИДА [836]
(Р. 886, Б. V, с. 83). Перевод В. Брюсова *
Ацида здесь, на вершине горы, ты видишь гробницу,
Видишь бегущий поток там, у подножья холмов?
В них остается доныне память о гневе Циклопа,
В них печаль и любовь, светлая нимфа, твои!
5 Но, и погибнув, лежит он здесь, погребен, не без славы:
Имя его навсегда шумные воды стремят.
Здесь он еще пребывает, и кажется нам, он не умер:
Чья-то лазурная жизнь зыблется в ясной воде.
ХРИСОКОМА [837]
(Р. 267, Б. 424). Перевод В. Брюсова *
Хрисокома спаслась от меча грозившего мужа,
Свой покрыла она грех соучастьем судьи.
О ЖЕНСКОЙ ВЕРНОСТИ [838]
(Р. 268, Б. 425). Перевод М. Гаспарова
Бурному морю доверь корабли, но не женщине душу,
Ибо морская волна верности женской верней.
Жен добродетельных нет, — а если какую и встретишь,
Все же, неведомо как, злом обернется добро.
МОДЕСТИН
СПЯЩИЙ АМУР [839]
(Р. 273, Б. 429). Перевод М. Гаспарова
Как-то младенец Амур, побежден легкокрылой дремотой,
В зарослях мирта лежал на траве, увлажненной росою.
Тут-то, скользнув из пропастей Дита, его обступили
Души, которых когда-то терзал он жестокою страстью.
5 «Вот он, вот мой охотник! связать его!» — Федра вскричала.
Злобная Сцилла в ответ: «По волосу волосы вырвать!»
«Нет, изрубить на куски!» — Медея и сирая Прокна,
«Душу исторгнуть мечом!» — Дидона и Канака просят,
«Бросить в огонь!» — Эвадна, «Повесить на дереве!» — Мирра,
10 «Лучше в реке утопить!» — Аретуса кричит и Библида.
Тут, проснувшись, Амур: «Ну, крылья, на вас вся надежда!»
ГАЛЛИЕН
ЭПИТАЛАМИЙ [840]
(Р. 711, Б. 113). Перевод В. Брюсова *
…Радуйтесь, о молодые! равно соревнуйте всей силой
Мышц меж собой: да дивятся — ропотам вашим голубки,
Вашим объятиям — плющ, створки раковин — вашим лобзаньям.
Вволю резвитесь! но бдящих лампад не гасите: лампады
Все по ночам следят, ничего наутро не помнят…
АВИТ
К НОВОБРАЧНОЙ
(Р. 29, Б. 218). Перевод М. Гаспарова
Тканью льняною прикрытую грудь обнажи из-под ткани;
Дайся тому, кто теперь тебе муж; не пытайся ногтями
Ранить ему лицо, не пугайся его посяганий:
Брачная ночь страшна, но брачная ночь не опасна!
Так не противься, а дай победить — и одержишь победу.
ОКТАВИАН
ЭПИТАЛАМИЙ [841]
(Р. 22, Б. 212). Перевод Ю. Шульца
Ныне ступайте, союз сочетайте с ложем стыдливым
И научитесь нести шалости пылкой любви;
Пусть же объятья скрепит мать нежных Амуров: владеет
Всей Идалией она, в Книде, благая, царит;
5 Пусть установит согласье своим благосклонно величьем,
Пусть же отцы молодых дедами станут скорей.
К ЗАСТОЛЬНИКАМ
(Р. 719с, Б. 122). Перевод Ю. Шульца
О сотрапезники! Ныне угрюмые бросьте заботы,
Чтобы сверкание дня сумрачный дух не смутил.
Речи тревоги душевной пусть будут отвергнуты, чтобы,
Ей не поддавшись, душа дружбе предаться могла.
5 Радость не вечна: часы улетают; так будем смеяться, —
Трудно у судеб отнять даже единственный день.
РЕГИАН
КУПАНЬЯ В БАЙЯХ [842]
(Р. 271, Б. 427). Перевод М. Гаспарова
Прежде, чем в Байские воды войти, благая Венера
Сыну Амуру велела с факелом в них окунуться.
Плавая, искру огня обронил он в студеные струи.
Жар растворился в волне: кто войдет в нее, выйдет влюбленным.
ПРЕКРАСНЫЙ ЛУГ
(Р. 272, Б. 428). Перевод М. Гаспарова
Марс, владыка войны, любезный Венере соложник,
Здесь спокойно люби. Вот место для нежных объятий:
Влага — преграда Вулкану, а тень — защита от Солнца.
РЕПОСИАН
ЛЮБОВЬ МАРСА И ВЕНЕРЫ [843]
(Р. 253, Б. 420). Перевод М. Гаспарова
Знайте, кто слышит меня: безопасной любви не бывает!
Даже Венера, чей пылок пожар, чьи воинствуют страсти,
Хоть и могли бы ее оградить Купидоновы крылья,
Хоть и царица она и в украдках любви и в уловках,
5 Но для себя и она не нашла сокровенных приютов.
О жестокий Амур, беспощадный и к матери милой,
Новый ты правишь триумф, ненасытный триумфами мальчик?
Мало славы тебе, что бессильны Юпитера громы —
Для полноты похвальбы, довлеющей огненным стрелам,
10 Тонкие цепи, дитя, назови Венеры и, Марса!
Марс — влюблен, Марс — пленник любви, под ярмом и в оковах,
Марс, ужасатель войны! Твое торжество знаменуя,
Гордую шею пригнул он под иго твоей колесницы!
Ратный Градив, царь браней и ран, теперь — новобранец
15 Робкий в стане твоем: всех страшащий, тебя он страшится
И направляет свой шаг, как велят влекущие узы.
Музы, явитесь, молю! пока Марс и пока Киферея
Самым мозгом костей разымчивый чувствуют трепет,
Губы мешают с губами и сладкими вздохами дышат,
20 Вы мне сплетите ученую песнь про Вулкановы сети,
Сети, обвившие Марса-бойца и Венерины руки,
Нежные столь, что под тяжестью роз они томно бледнели.
Есть рассказ: богиня, отрада Вулкана и Марса,
В час недолжной любви на ложе недолжного мужа,
25 Солнцем уличена, в неразвязные ввергнулась путы.
Члены сковала ей жесткая цепь, железные ковы
Из-под супружеских рук. Придала ему силы обида
Иль вдохновила любовь? Зачем усердствуешь, злобный,
Ради Венеры металл в циклопическом пламени плавя?
30 Розы возьми, из роз сплети ей ревнивые узы!
И не накидывай сам их, а нежному вверь Купидону,
Чтобы суровым узлом не поранить лилейных ладоней.
Роща была; для Марса ее избрала Киферея
После того, как почил Адонис; и когда бы не Солнце,
35 Были бы скрыты они. Здесь все достойно Киприды,
Здесь ей молится Библ, и здесь ей Грации служат.
Здесь над сочной землей не встают повсеместные травы:
Пурпуром пышут цветы, белизной багряницу расшили
Светлые лилии; там — изнеженный вскинулся лотос,
40 Там — или лавр, или мирт. Не праздны нависшие ветви —
В них меж зеленой листвы плоды ароматные блещут.
Роза цветет, фиалки цветут, все запахи дышат,
Между фиалок видны гиацинтов веселые кудри,
Все здесь служит любви, все клонит дары перед нею.
45 Золото здесь не горит, не сверкают порфирные ткани:
Ложе — цветы, и цветы — в головах, и цветы — покрывало;
Это природа сама рассыпает щедроты Венере.
И не простым тростником осеняются зыбкие воды —
Тем, из которого точит Амур беспощадные стрелы!
50 Вот он, приют, богиней любви предназначенный негам:
Марса здесь она ждет! Где вы, Грации, где вы, Хариты,
Где ты, жестокий малыш, почему не цветы в твоих пальцах?
Розы на ложе рассыпь, заплети цветущие цепи,
В розовый узел завей красу головы материнской!
55 Пусть, их алый убор небрежным перстом осыпая,
С каждым она лепестком вдыхает благоуханье!
Нежные руки тебя опояшут, богиня, цветами,
А чтобы острым шипом не поранились нежные груди,
Листьями стебли овей, на которых красуются розы:
60 Это — забота для вас, служительниц радостной рощи!
Мало того: чтоб любовь Кифереи была невредима,
Ветви пригните к ветвям, сплетите их бережным кровом,
Частой листвой удержите лучи прозорливого бога!
Так, в дубраве своей ожидая воителя Марса,
65 В дальних краях огнем и мечом наводившего ужас,
Тешилась, окружена девическим Пафия сонмом:
Здесь о любовных она страстях небожителей пела,
То отвечая словам веселым движением стана,
То стопу за стопой вынося в переменчивой пляске,
70 То на высоких носках быстро двигая стройную голень.
То приседая легко на изогнутой крепкой лодыжке.
Здесь вплетала она цветы в амвросийные кудри
И несравненный убор венчала божественным гребнем.
В этих забавах царица любви часы коротая,
75 Неутоленным своим утешения ищет желаньям
И сожалеет, что к ней не спешит долгожданная радость.
Вот, однако, и Марс, еще пышущий яростным боем,
Ей предстает, победитель войны, побежденный любовью.
Не испугай, брось грозную сталь, одень себя в розы!
80 Ах, сколько раз, сколько раз притворным Пафия гневом
За опозданье коря, отводила от милого очи!
Сколько раз заносила она цветочные плети,
Нежным ударом грозя! сколько раз (не к соблазну ли друга?)
Медлила губы отдать нависавшему к ним поцелую
85 И преграждала порыв, не давая излиться желанью!
Полно! Откинуто мощной рукой копье боевое
И, отлетев, повисает, удержано миртовой вязью.
Мальчик, меч подхвати! вы, Грации, шлем развяжите!
90 Вы, Библиады, расслабьте доспех на груди необорной:
89 Пусть расстегнутся ремни, разомкнутся железные пряжки
Панциря, пусть остальные и щит и оружие примут!
Где же фиалки? Ликуй, Купидон! Твоим мановеньям
Ныне покорствует бог, ужасный целому миру!
Пусть же вместо ремней оружейных цветочные цепи
95 Щит ему обовьют, а мечом будет алая роза!
К ложу восходит Маворс: всем весом тяжкого тела
Он пригнетает цветы, приминает красу их покрова.
Всходит Венера вослед, едва по цветущим ступая,
Чтобы случайным шипом не поранились нежные стопы.
100 Вот, перевив волоса, чтоб не смяли их пылкие ласки,
С тела она своего дает соскользнуть одеянью
И полускрытую страсть обнажает рукой утомленной;
А из распахнутых роз, впиваясь алчущим оком,
Марс Киприду следит и трепещет пожаром желанья.
105 Пафия возлегла. О, шопот, о, нежные речи,
О, святой Купидон, владыка любовного часа!
О, как губы смешались с губами, припав в поцелуе!
Как сплелись и застыли в объятиях тело и тело!
Правую Марс оторвал ладонь от богининой груди, —
110 Левой его руке тяжело под закинутой шеей,
И опирается он на лилеи и нежные розы.
Легких касания ног возжигают влюбленного бога
Жаром, угодным богине. Уже утомленные члены
Ярого бога объемлет покой, а в груди еще пышет
115 Прежняя страсть, и не гаснет пожар, и волнуется пламя.
Он и в дремоте своей выдыхает долгие вздохи,
Полные жара любви, снедающей самые недра.
С ним и Венера вдвоем, томимая знойной отравой,
В жгучем пылает огне, и сон ее неспокоен.
120 О, блаженнейший вид! Осеняет тела обнаженных
Дремы властная длань. Лежит на руке белоснежной
Светлая шея, и грудь сияет двойною звездою.
Полуоткинувши стан, изогнула упругую спину
Пафия, боком своим прижимаясь к Марсову боку,
125 С друга не сводит очей и смежает медлительно веки.
Но и во сне хороша. А меж тем на дубравной опушке
Марсов доспех ворошит Купидон: металл за металлом,
Панцирь, щит, клинок, шелом с устрашающим гребнем,
Все перевил он в цветы, и ворочает тяжкую пику,
130 И удивляется сам, как стрелы его всемогущи.
Вот уже Феб воссиял в середине небесного круга,
Пламенный, меря часы растущим пространством полета,
И огневых удержал скакунов. О, неверный свидетель,
О, завистливый свет! Утехи влюбленной Венеры
135 Выданы зорким лучам. Предстают правосудному взгляду
Марс, Венера, Амур: меж листьями веток дробятся
Пятна света, и скрыть вину уже невозможно, —
Видел солнечный бог, коней с крутизны устремляя,
Как пламенел любовью Градив на ложе Киприды.
140 О, тщета всех надежд! Неужели богам и богиням
Тоже нет бестревожных отрад? Любимый Любовью,
Кто бы себя не почел безопасным под сенью подруги?
Боги уличены — на что же надеяться смертным
В их неурочной любви? Кому и какими богами
145 Взмолишься, прелюбодей? о каком воззовешь ты покрове?
Нет и Венере покрова самой! Сжимая поводья,
Феб лицо обратил к дубраве, скрывавшей влюбленных,
И произносит такие слова: «Зачем расточаешь
Стрелы свои, Купидон? не твоей ли матери рана
150 Мне облегченье дает? О любовь моя, будь беззаботна:
Ты не вина для суда, ты только предмет для сказаний».
Так промолвив, он горькую весть обращает к Вулкану:
«Слишком беспечный супруг, скажи, где твоя Киферея?
Ждет ли тебя в слезах? Блюдет ли любовную верность?
155 Если тебе от нее и впрямь незнакома обида,
Может быть, скажешь: где Марс, кому сам ты выковывал копья?»
Молвил, и света поток обрушил на рощу богини,
Всем сияньем своим обличая вину вероломной.
Оцепенел владыка огня пред лицом преступленья.
160 Сквозь онемелую скорбь с трудом прорывается ярость:
Буйно гремят слова, несутся горькие стоны,
Бьется нутро, и сквозь гнев тяжело вздымаются вздохи.
Грозный, в этнейские недра грядет; звучит повеленье —
Руки рвутся к труду, скорбь множит уменье усердных;
165 Как они вместе сильны — бог, искусство, супружество, пламя,
Скорбь, обида и гнев! Не успел супруг объясниться,
Как уж выходит на месть, сжимая казнящие узы.
Вот он в рощу вступил, ни Харите не зрим, ни Амуру,
Негодованье свое мастерству хитроумному вверив —
170 И нечувствительный взмах налагает на сонные руки
Крепкую вязь, осторожно примкнув им запястье к запястью.
Марс пробуждается, с ним и богиня прекрасная рядом;
Может быть, он бы и смог разорвать оковавшие цепи —
Но удержала любовь: не поранить бы руки подруги.
175 Что, испугался теперь, Купидон? за щитом и под шлемом
Ищешь приюта, злодей? А Марс угрюмые взоры
Злобно кидает вокруг, уличенный на месте любовник.
Лишь Киферея одна, не смущенная тем, что раскрылось,
В помысле держит ответную месть, за коварством коварство
180 Перебирает умом, и любовь ей — орудие казни:
Цель близка, и уже рога изгибаются бычьи
Дочери Феба, в соблазн двуприродной манящие страстью.
ПОНИАН
УМИРАЮЩАЯ КЛЕОПАТРА
(Р. 274, Б. 430). Перевод М. Гаспарова
Облик нильской царицы представлен искусной рукою
На живописной доске. И кажется: змейке приятно,
К полной припавши груди, укусом вливать в нее гибель.
Словно живые они: содрогается тело от боли,
И на глазах от яда змеи умирает картина.
АЛКИМ
О ГОМЕРЕ И ВЕРГИЛИИ
(Р. 713, 740, Б. 115, 192). Перевод М. Гаспарова
1
«Есть ли кто равный и есть ли кто сходный певцу-меонийцу?»
Этот услышав вопрос, Феб рассмеялся и рек:
«Ежели кто-то, Гомер, проложил тебе в песнях дорогу,
Так для кого-то, Гомер, путь пролагаешь и ты».
2 [844]
Первым в списке певцов если вычеркнуть имя Гомера,
Рядом с первым стоять все-таки будет Марон.
Если оставить Гомера, а вычеркнуть имя Марона —
Первому имени вслед явится долгий разрыв.
ВАРИАЦИИ ДВЕНАДЦАТИ МУДРЕЦОВ НА ТЕМУ ЭПИТАФИИ ВЕРГИЛИЯ [845]
(Р. 507–518, Б. 133). Перевод М. Гаспарова
Тема:
В Мантуе был я рожден, у калабров умер, покоюсь
В Парфенопее; я пел пастбища, села, вождей.
Вариации:
АСКЛЕПИАДИЙ
Я, Марон, воспевал пастуха, посевы и брани.
В Мантуе был я рожден, в Парфенопее лежу.
ЕВСФЕНИЙ
Здесь Вергилий лежит, который прославил стихами
Пастбища, труд на полях, мужа фригийского брань.
ПОМПИЛИАН
Кто воспевал стада, поля и битвы героев,
Тот в калабрийской земле умер и здесь погребен.
МАКСИМИН
Песнями славя стада, и села, и брань, и героя,
Я, Вергилий, стяжал славное имя в веках.
ВИТАЛИС
Родина — Мантуя, имя — Вергилий, песни — дубравы,
Села и буйная брань, Парфенопея мне — гроб.
ВАСИЛИЙ
Тот, кто украсил стихом дубравы, поля и сраженья,
Здесь под плитою лежит: это писатель Марон.
АСМЕНИЙ
Я — пастуший поэт, но пел и села и битвы;
Ныне здесь я лежу, горьким покоем объят.
ВОМАНИЙ
Рощи покинув, к полям, поля покинув, к сраженьям
Дивный песенный дар музу Маронову влек.
ЕВФОРБИЙ
Песни я пел пастухам, советы давал земледельцам,
Битвы в стихи облекал; умер, и здесь погребен.
ЮЛИАН
Здесь обретает покой Вергилий, что сладостной песней
Пана, труд полевой, пел и жестокую брань.
ГИЛАСИЙ
Я воспевал пастухов, научил возделывать поле,
Битвы вождей описал, ныне лежу под землей.
ПАЛЛАДИЙ
Здесь Вергилий почил — поэт, чья сельская муза,
Рощи забыв и поля, пела героя и брань.
ВАРИАЦИИ ДВЕНАДЦАТИ МУДРЕЦОВ НА ПРОИЗВОЛЬНЫЕ ТЕМЫ
(Р. 627–638, Б. 143–154).
ГИЛАСИЙ
ДВЕНАДЦАТЬ ПОДВИГОВ ГЕРКУЛЕСА
Перевод М. Гаспарова
Был Немейский лев укрощен его подвигом первым.
Подвиг второй конец положил почкованию Гидры.
Третьей жертвою стал огромный вепрь Эриманфский.
Жребий четвертый упал на лань с золотыми рогами.
5 В пятый раз прогудел его лук для птиц Стимфалийских,
Был добычей шестой ему пояс от чресл Ипполиты.
Авгию стойло царю труд седьмой промывает волною.
Долгой была с быком восьмая борьба, но победной.
Царь Диомед девятым погиб со своими конями.
10 Стал трехтелый ему Герион одоленьем десятым.
Подвиг его предпоследний — пес Цербер под солнечным светом.
И золотые плоды он взял последней наградой.
ПАЛЛАДИЙ
ОРФЕЙ
Перевод М. Гаспарова
Оный фракийский певец (всем ведомо!) пел такие песни,
Что укрощались яростные звери,
Реки не смели течь, пернатые складывали крылья,
Глухие камни чувствовали трепет,
5 Звонкою лирной игрой чаруемы, гибкие деревья
На вещее чело склоняли сени.
Знаю, это не так: поэты рассказывают басни —
Нельзя вдохнуть в бесчувственное чувства.
Просто умел он смягчать внушеньями всех, кто дик и злобен,
10 И умный голос правил грубой жизнью.
Так научил он людей общению, так исправил нравы,
Так вся на свете правда — от Орфея.
АСКЛЕПИАДИЙ
ФОРТУНА
Перевод М. Гаспарова
Ты, Фортуна, сильна и переимчива;
Все покорно твоим произволениям.
Ты недобрых щадишь, добрых не милуешь,
И не можешь ни в чем быть постоянною.
5 Ты порою до звезд высишь ничтожного,
Смертный рушишь удар на неповинного,
Справедливых томишь тяжкою бедностью,
Недостойных даришь всеми богатствами.
Отмеряет твой суд, вечно неправедный,
10 Юным — раннюю смерть, старым — отсталую,
Нечестивым — почет, честным — бесчестие.
Между злом и добром ты неразборчива,
Вероломна, зыбка, верткая, скользкая:
Не надолго тобой славен прославленный
15 И не вечно тобой мучим оставленный.
ЕВСФЕНИЙ
АХИЛЛ
Перевод М. Гаспарова
Я — Пелеев сын, прославленный отпрыск Фетиды,
Имя мое гремит доблестью ратных заслуг.
Много я раз во прах повергал враждебные сонмы,
Многие сотни бойцов в бегство один обращал.
5 Высшая слава моя — моею рукою сраженный
Гектор, грознейший враг для арголийских полков.
Он заплатил мне за смерть товарища — Менетиада, [846]
Гибель его обрекла в жертву мечу Илион.
Даже когда я упал под коварной стрелою на вражью
10 Землю, слава моя встала превыше небес.
ПОМПИЛИАН
ГЕКТОР
Перевод М. Гаспарова
Отчей защитник земли, храбрейший из юношей, Гектор,
Самый последний оплот многострадальных троян,
Пал, сражен могучим копьем ратоборца Ахилла,
Пал, и с собою унес все, чем держался Пергам.
5 Яростный Эакид проволок его вслед колеснице
Вкруг городской стены, долго спасаемой им.
О злополучный день, сколько мук ты доставил Приаму,
Сколько Гекубе слез и Андромахе кручин!
Скорбный, однако, отец откупил сыновнее тело,
10 Горько оплакал и здесь, в этом кургане, сокрыл.
МАКСИМИН
БУКВА «Y» [847]
Перевод М. Гаспарова
Пифагорический знак, двурогой расшедшийся веткой,
Образ являет очам путей человеческой жизни.
Правая ветвь — это путь добродетели: с первого взгляда
Он каменист, он крут, он труден стопе восходящей,
5 Но на вершине его усталым покой уготован.
Левый путь поначалу удобен, и ровен, и мягок,
Но обольстившихся ждут обрыв и острые скалы.
Кто на неторном пути из любви к добродетели сможет
Все препинанья попрать, тот стяжает прекрасную славу.
10 Кто же, ленивой душой погрязнув в роскошестве праздном,
Будет беспечную мысль уклонять от трудов предлежащих,
Тот провекует свой век убого, позорно и скудно.
ВИТАЛИС
ЛЮБОСТРАСТИЕ И ВИНО
Перевод Ю. Шульца
Не поддавайся безудержной страсти к Венере и Вакху:
Ведь причиняют они нам одинаковый вред.
Силы у нас истощает Венера, а Вакха избыток
Нам расслабляет стопы, сильно мешая в ходьбе.
5 Многих слепая любовь понуждает к открытию тайны;
Хмель, безрассудству уча, также о тайном кричит.
Пагубной часто войны Купидон бывает причиной;
Также нередко и Вакх руки к оружью стремит,
В страшной войне погубила Венера бесстыдная Трою,
10 Но и лапифов, Вакх, в битве не ты ль погубил?
Оба они, наконец, приводят в неистовство разум,
И забывают тогда люди и совесть и стыд.
Путами спутай Венеру, надень на Лиэя оковы,
Чтоб не вредили тебе милости этих богов!
15 Жажду лишь пусть утоляет вино, а благая Венера
Служит рожденью, и нам вредно за грань перейти.
БАСИЛИЙ
ДВЕНАДЦАТЬ КНИГ «ЭНЕИДЫ»
Перевод М. Гаспарова
В первой книге Эней приплывает к ливийскому граду.
Как Илион повергся под меч, повествует вторая.
Третья поет морские пути троянцев от Трои.
В книге четвертой — рассказ о двух ранах несчастной Элиссы,
5 В пятой славится честь, что Анхисовой воздана тени.
Память хранится в шестой о схожденье Энеевом в Тартар.
Книга седьмая взметает враждой италийцев на тевкров.
Помощь Энею восьмая дает и оружие в руки.
Давнов сын [848] в девятой бушует пред новою Троей.
10 Битвы на тускских брегах воспеваются в книге десятой.
Смертью Камиллы грозит предпоследняя книга латинам.
Гибель Турна конец полагает войне и поэме.
АСМЕНИЙ
ПОХВАЛА САДУ
Перевод Ю. Шульца
Явитесь, Музы, дочери Юпитера,
Воспеть хвалу в честь сада плодоносного.
Целебное питанье телу он дает,
И часто земледельцу он дарит плоды,
5 И овощи, и много всевозможных трав,
И лозы в ярких гроздьях, и плоды дерев.
Красою величайшей этот полон сад:
Очарованье с пользой сочеталось в нем.
Воды кристальной влагой этот сад омыт:
10 Ручей поит посевы, бороздой струясь.
Кругом цветы пестреют на стеблях своих,
Подобно самоцветам крася все вокруг.
Чуть слышится жужжанье благодатных пчел:
Они росу сбирают и пыльцу цветов.
15 Лозою плодоносной вяз-супруг обвит,
И листья, тень даруя, вьются вкруг опор.
Деревьев сень сомкнулась в теневой навес:
Ветвей сплетенье солнца не пускает зной.
Щебечут звонко птицы — говорливым хор;
20 Их песнопенье нежит непрерывно слух.
Сад — сладость, он забвенье, утоленье, власть,
Он избавляет душу от теснин тоски,
Дарует крепость телу, взор к себе влечет.
Он полнотою счастья награждает труд
25 И садоводу умножает радости.
ВОМАНИЙ
БОЛЕЗНЬ
Перевод Ю. Шульца
Ливор — страшный недуг — ведет к сухотке,
А достигнув костей, мозг костный губит
И вбирает в себя всю кровь суставов.
В исступленье больной такую участь
5 Справедливо клянет, себе противен.
Стон больного — жестоких болей признак;
Слышен скрежет зубов, и крик, и вздохи;
Хладен пот; он клянет недуг знакомый;
Черный яд с языка его стекает,
10 Бледность мертвенным цветом красит щеки,
Худоба обнажает кости тела.
И не милы ему ни свет, ни пища:
Нет отрады в питье, Лиэй противен:
Даже если б Юпитер сам бокалы
15 Предложил, а дала б их выпить Геба,
Или сам Катамит подал бы нектар.
Нет покоя ему, и сон неведом;
А палач изнутри терзает тело,
Возбуждает внутри он тайно ярость,
20 Простирает к лицу Эринний факел.
Словно Тития коршун, он несется,
Непрестанно терзая, гложет разум;
И живет под больною грудью рана:
Не излечит ее рука Хирона,
25 Феб бессилен пред ней и дети Феба. [849]
ЕВФОРБИЙ
СИРЕНЫ
Перевод М. Гаспарова
Девы Сирены отца Ахелоя из уст неустанных
Пестрые песни вели, дивный сплетая напев.
Их голоса, о, их голоса изволением Музы
Всеми умели звенеть звуками нежных фимел. [850]
5 Было в них все: и дудки, и трубы, и гнутые роги,
Все, чем из тысячи горл тонкая флейта звучит,
Лира, кифара, свирельный тростник, соловьиные трели,
И лебединая песнь в час, когда близится смерть.
Их голосов перелив, завлекая пловцов обольщенных,
10 Хищно пленных топил средь ионических волн.
Только приспевший Улисс, потомок Сизифовой крови,
Тех, с которыми плыл, свычною хитростью спас.
Воском залил он слух товарищей, гребших у весел,
В узы он заключил ловкие руки свои.
15 Так миновали его корабли неприветливый берег,
Сестры же смолкли навек, ринувшись с кручи в поток.
Так одолел он соблазн прекрасных, но гибельных песен,
Так он на смертный конец певчих чудовищ обрек.
ЮЛИАН
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ АСМЕНИЯ
Перевод М. Гаспарова
Ясный брызжет Титан сияньем безоблачным в небо;
День, отрадный для всех, встает в чистейшем эфире;
Вы же, юноши, вы, благосклонствуя сердцем и словом,
Справьте сей праздничный срок, и да сбудутся ваши моленья,
5 Чтобы в годичном кругу вновь и вновь наставал он блаженно,
И приносили певцу дары сыновья-Асмениды…
* * *
ВЕСПА
ПРЕНИЕ ПЕКАРЯ С ПОВАРОМ [851]
(Р. 199, Б. 379). Перевод М. Гаспарова
Трижды три сестры, наставницы всякого знанья,
С гор Пиерийских сойдите и правьте моею рукою!
Тот я, Веспа, молюсь, которому милостью вашей
Многих народ городов дарил вниманье и славу.
5 Б о льший замыслил я труд, слагаю сладчайшую песню:
Будет не только в ней мед, но и нечто от мудрости права.
Подал в суд хлебопек; соперником выступил повар;
Им судия — Вулкан, которому ведомы оба.
Первым пекарь выходит и первую речь начинает
10 (Вся у него голова от пыли мучной поседела):
«Мощью Цереры клянусь, клянусь Аполлоновым луком,
Дивно, воистину дивно: едва могу я поверить,
Как это кухарь посмел держать ответ предо мною?
С мужем, чьи руки творят хлеба для всех на потребу,
15 Как он дерзнул тягаться о том, кто полезнее людям?
Право мое подтвердят календы нового года,
С ними же все, кто меня испытали в дни Сатурналий,
В дни, когда для пиров я готовлю отменные яства.
Вспомни, вспомни, Сатурн, твоих участника празднеств
20 И за усердье мое укрепи мне манием душу! [852]
Ты нам открыл муку, и с нею — века золотые:
Если бы ты не послал Церере священного дара,
Грыз бы и до сих пор под дубом желуди повар!
Каждому надобен хлеб: никто его не отвергнет:
25 Чем бы стали без хлеба пышнейшие пиршества наши?
Хлеб нам силы дает, хлеб в первую голову нужен;
Сеет его земледел, лелеет эфир высочайший;
Хлеб родитель Эней к нам вез от берега Трои; [853]
И без него — ничто поварские твои притязанья!
30 Ты ль, новобранец, посмел сражаться со мной, ветераном,
С тем, кого научил искусству выделывать хлебы
Сам Цереал из Песта, [854] наставник всякого знанья?
Или не ведаешь ты, каковы Пифагора заветы?
Да не дерзнет никто вкушать кровавого мяса!
35 Если убьете овец, говорил он, кто вас оденет?
Если убьете волов — без пользы останутся плуги,
И не подарит земля плодородная щедрою жатвой.
Впрочем, тебя равняя со мной, я себя унижаю,
Ибо я властью моей самим небожителям равен!
40 Грозен громом Юпитер — а я грохочу жерновами.
Марс кровавым ярмом гнетет земные народы —
Я же бескровно во прах повергаю желтую жатву.
Есть у Кибелы тимпан — а я решетом потрясаю.
Тирс у Вакха в руках — а я орудую скалкой.
45 Вакху сопутствует Пан — и хлеб называется „панис“.
Все, что я в руки беру, исполняется сладости дивной:
Мы, не жалея сил, для народа печем кулебяки,
Жарим сочни в жиру, готовим канопские сласти,
Янусу дарим печенье, супругам лепешки на сусле. [855]
50 Истинно, ведома всем пирожных сладость изделий,
Так же, как ведома всем поварских жестокость деяний:
Ты пировать во мраке заставил беднягу Фиеста,
Ты, нечестивец, Терею зарезал Тереева сына,
55 Из-за тебя соловей тоскует в вечерней дубраве,
И под застрехой касатка лепечет о страшном убийстве. [856]
Нет, ничего не свершил, ничего не внушил я такого:
Первое место — мое, и мне причитается пальма».
Кончил речь хлебопек; и повар, ответствуя, начал
(Весь от усердья в золе, а лицо измазано сажей):
60 «Если права поваров посмел оспаривать пекарь,
Сам торгующий дымом и сам сознающийся в этом, —
Веры ему не давай, потому он на выдумки мастер,
И оттого, как Сизиф, всегда ворочает камень
Он, который сумел из муки, орехов и меда
65 Столько повыдумать блюд. Таково ли мое достоянье?
Лес дает нам зверей, рыб — море, небо — пернатых;
Бромий дарует вино, Паллада приносит оливу,
Шлет кабанов Калидона, чьих ланей солю я и перчу;
Я потрошу куропаток, и часто Юнонина птица [857]
70 Блещущий перьями хвост предо мной расстилает покорно.
Хлеб, которым ты чванишься, хлеб, который ты славишь,
Сам этот хлеб, поверь, без всего, что при нем подается,
Будь он медовым насквозь, никому не придется но вкусу.
Кто не восхвалит меня, возлагателя рыбы на блюдо,
75 Видя, как ромб, [858] едва из воды, блестит на подносе!
Мало того: докажу, что с богами я более сходен!
Вакх Пенфея сразил — мне бык заменит Пенфея.
В пламени умер Алкид — и пламя меня опаляет.
Словно Нептун, заставляю кипеть я воду в кастрюле.
80 Феб-Аполлон касается струн искусной рукою —
Тех же бычьих кишок мои касаются пальцы.
Я холощу петухов, как галлов Великая Матерь! [859]
Всяк у меня на пиру получит желанную долю:
Ноги — страдалец Эдип, Прометей истерзанный — печень,
85 Голову — оный Пенфей, а Титий — опять же печонку;
Тантал, от голода сух, наделить его просит желудком;
Дам Актеону оленины, дам Мелеагру свинины,
Пелию — мясо баранье, Аянту — мясо говяжье;
Я предложу Орфею кишки, а мышцу — Леандру;
90 Матка — Ниобы удел, языком Филомелу утешу;
Перья отдам Филоктету, а крылья, по чести, Икару;
Бычий окорок дам Европе, другой — Пасифае;
Рыбку дам золотую Данае, и лебедя — Леде;
Но приговор судьи да положит конец словопренью!»
95 Молвив, повар умолк. И Мульцибер так заявляет: [860]
«Повар, ты нравишься мне; но и ты мне по вкусу, пирожник.
Равными вас признаю: мне, богу, вы ведомы оба.
Пагубен добрым раздор: да будет меж вами отныне
Мир, — а не то погашу я огонь в очагах у обоих!»
ФЛОР
О ТОМ, КАКОВА ЖИЗНЬ
(Р. 247–252, Б. 414–419)
1
Перевод В. Брюсова *
Грушу с яблоней в саду я деревцами посадил,
На коре пометил имя той, которую любил. [861]
Ни конца нет, ни покоя с той поры для страстных мук:
Сад все гуще, страсть все жгучей, ветви тянутся из букв.
2
Перевод М. Гаспарова
Два есть бога-огненосца: Аполлон и Дионис.
Оба в пламени повиты, дух в обоих огневой.
Оба жар приносят людям: тот лучами, тот вином.
Этот гонит сумрак ночи, этот сумерки души.
3
Перевод Ф. Петровского *
Злой не может уродиться злым от чрева матери.
Но становится злодеем, кто со злыми водится.
4
Перевод М. Гаспарова
Презирай чужие нравы, много в них зазорного.
Лучший в мире образ жизни — гражданина римского.
Мне один Катон милее, чем Сократов тысяча.
Всякий это заявляет, но никто не делает.
5
Перевод М. Гаспарова
Плохо, если ты без денег; плохо, если при деньгах.
Плохо, если ты смиренен; плохо, если ты наглец.
Плохо, если ты безмолвен; плохо, если говорлив.
Плохо, если нет подружки; плохо, если есть жена.
6
Перевод Ф. Петровского *
Каждый год приносит новых консулов, проконсулов:
Лишь цари и лишь поэты не родятся каждый год.
ЭПИГРАММА ФЛОРА НА ИМПЕРАТОРА АДРИАНА [862]
Перевод Ф. Петровского *
Цезарем быть не желаю,
По британцам всяким шляться,
(По германцам) укрываться,
От снегов страдая скифских.
ОТВЕТ ИМПЕРАТОРА АДРИАНА ФЛОРУ
Перевод Ф. Петровского *
Флором быть я не желаю,
По трактирам всяким шляться,
По харчевням укрываться,
От клопов страдая круглых.
НЕМЕСИАН [863]
ЭКЛОГА 2
Перевод Ф. Петровского *
Ида и Алкон
Юный Ида и юный Алкон к Донаке прекрасной
Оба с младенческих лет пылали страстной любовью,
Прелести милой Донаки безумием их поразили:
Раз, когда юная дева цветы собирала в лощине
5 Ближнего сада и грудь украшала любезным акантом,
Оба застигли ее и, вняв обольщениям Венеры,
Сладость девичьей ласки украдкою оба сорвали.
Так возгорелась любовь и недетские с нею желанья —
Так и в пятнадцать лет томления страсти приходят.
10 Но родители дома, суровые, заперли деву
(Ибо и голос у ней звучал уже не по-детски,
И беспокойные стали слова, и нрав непокорен,
Часто краснела она, и в жилах кровь трепетала).
Юноши, жаром любви пораженные в самое сердце,
15 Вверили горе свое тогда разымчивой песне.
Оба равны искусством, красивы оба и статны,
Оба еще безбороды, не стрижены длинные кудри.
Сидя в тени под платаном, они утешенья искали
Поочередно — свирелью один, а другой песнопеньем.
Ида
20 Вы, о дриады, жилицы лесов, луговые напеи,
Вы, что, стопой белоснежной сырых побережий касаясь,
Алые в травах цветы рассыпаете щедро, наяды:
Дайте ответ, где найду я, в лугах или сенях дубравных,
Милую сердцем Донаку, склоненную к лилиям нежным?
25 Трижды уже вечерело, и солнце с небес нисходило —
Все у пещеры привычной Донаку я поджидаю.
А между тем, будто есть исцеление в этом от муки,
Или безумства желаний от этого могут смириться,
Третью зарю мое стадо не ведает пастбищ веселых,
30 И ни один из потоков томительной жажды не гасит.
В тщетной надежде к сосцам матерей припадают телята:
Сухи сосцы, и слабым мычанием полнятся хлевы.
Сам я ни гибкой лозы, ни ростков камышовых упругих
Уж не ищу для корзин и сыра давно не готовлю.
35 Что я без нужды тебе говорю? Велико мое стадо
(Знаешь сама), и были всегда дойники мои полны.
Я… я все тот же, Донака, кому ты дарила так часто
Сладкий свой поцелуй посреди неоконченной песни
И от свирели мои отрывала дрожащие губы.
40 Кто мне (увы!) на помощь придет и подаст исцеленье?
Вот я, самшита бледней и синее фиалки, блуждаю,
Пищи давно не приемлю, и кубки нашего Вакха
Я отвергаю, и тихому сну предаться бессилен.
Горе мое, нет тебя — и лилия кажется черной,
45 Бледными кажутся розы, постыл гиацинта румянец,
Нет аромата в дыханье ни лавра, ни нежного мирта.
Но возвратися ко мне — и белыми лилии станут,
Розы окрасятся ярко, и будут милы гиацинты,
Сладостно мирты запахнут, и лавры вздохнут благовонно.
50 И покуда Палладе оливка, налитая соком,
Вакху его виноград, Приапу — яблоки, Палес
Милы луга, — дотоле тебе я предан единой.
Так вздыхала свирель. Алкон ей ответил стихами;
Что — пусть поведает Феб: подвластны ему песнопенья.
Алкон
55 Горная Палес и ты, Аполлон, предводитель пастуший,
В зарослях мощный Сильван и ты, о Диона благая,
Что над вершинами Эрика властвуешь, чьею заботой
Было от века — сердца сочетать, упоенные страстью, —
Что я свершил? Почему я прекрасной оставлен Донакой?
60 Я ей подарки носил, каких не носил мой соперник,
Звонкого ей соловья подарил, искусного в пенье;
Он, когда дверцы его из лозы сплетенного дома
Настежь были открыты, умел, как будто бы вольный,
Вылететь — и среди птиц полевых насладиться свободой,
65 Не забывая, однако, к знакомому крову вернуться,
Предпочитая лозовую клетку лесам и просторам.
Кроме того, так недавно тебе добычу лесную,
Нежного зайца прислал я с четой голубиною дикой, —
И после этих даров ты меня отвергаешь, Донака?
70 Может быть, ты недостойным почла, что Алкон, твоя жертва, —
Грубый пастух, и только быков выгонять ему в поле?
Но пастухами и боги ведь были: прекрасный Адонис,
Вещие фавны и Пан, и сам Аполлон несравненный.
Утром глядел на себя я в зеркальную гладь водоема,
75 Феб не являлся еще на востоке багряном, и яркий
Не трепетал еще блеск его на поверхности водной;
Что я увидел? ланиты, едва поросшие пухом,
Длинные кудри, — недаром везде слыву я прекрасней
Нашего Иды! сама ты не раз ту молву повторяла,
80 Алые щеки хвалила мои и молочную шею,
Эти живые глаза и стройность юного стана.
Я обучен играть на свирели: цевница простая
Некогда пела бессмертным, и Титир нежную песню
Ей поверял, и леса привели его в город владычный.
85 Песнью моей о Донаке и я буду в Городе славен:
Если боярышник может со стройным расти кипарисом.
То и орешник пускай зеленеет средь сосен могучих.
Так целый день состязались юнцы, воспевая Донаку.
Только, над лесом восстав, заставил их Геспер холодный
90 Долгие пени прервать и со стадом домой возвратиться.
ЭКЛОГА 3
Вакх. Перевод М. Грабарь-Пассек *
Вакх
Летом однажды Никтил, Микон и красавец Аминта
Скрылись от знойного солнца под тенью широкого дуба.
Этой порою под вязом прилег, устав на охоте,
Пан: ослабевшие силы хотел освежить он дремотой;
5 А над собою свирель он повесил на тонкую ветку.
Мальчикам вздумалось тайно похитить свирель и у Пана
Песню взамен попросить; и самим поиграть захотелось
Им на свирели богов, но ни вторить напевам знакомым,
Ни позабавить их песней своею свирель не хотела:
10 Вместо напева она издавала лишь свист и сипенье.
Мигом вскочил, поражен тростника охрипшего звуком,
Пан и промолвил: «Мальчишки, вам хочется песню послушать?
Лучше уж сам я спою — никому не позволю касаться
Я этих трубок: я воском крепил их в пещерах Менальских.
15 Все о рожденье твоем, о первой лозе виноградной
Я расскажу, о Леней! Я Вакха должен прославить».
Так начал Пан свою песню, в горах постоянно бродящий:
«Я воспеваю тебя! Ты с плющом, отягченным плодами,
Лоз виноградных побеги сплетаешь, зеленою ветвью
20 Тигров ведешь; как прекрасны твои благовонные кудри,
Отпрыск могучего Зевса! Когда погибла Семела,
Зевса узрев среди звезд, принявшего вид свой небесный,
Взял всемогущий отец еще не рожденное чадо,
Зная грядущие судьбы, ему уготовал рожденье.
25 Нимфы и старые фавны и дерзкое племя сатиров —
С ними и я — воспитали тебя в зеленеющем гроте.
С нежностью старец-Силен принимает малютку-питомца,
Греет его на груди и качает, лаская, в объятьях;
Он заставляет дитя улыбнуться, грозя ему пальцем,
30 Или дрожащей рукой трясет перед ним погремушку.
Жесткою шерстью Силена малютка со смехом играет,
Пальцами, сжатыми крепко, дерет его острые уши,
Лысину гладит ручонкой своей и тупой подбородок,
Вздернутый нос безобразный ласкает пальчиком нежным,
35 Но подрастает ребенок — настала цветущая юность,
Меж золотистых кудрей на висках пробиваются рожки.
Только впервые тогда на лозе виноградной явились
Гроздья — собрались сатиры, дивятся на лозы Лиэя.
„Ну же, сатиры, скорее, срывайте созревшие гроздья, —
40 Бог им велит, — и на плод незнакомый нажмите покрепче!“
Сказано — сделано вмиг: сорвав виноградные кисти,
Быстро кидают сатиры в корзины большие и камнем
Сверху спешат придавить; и сбор винограда в разгаре
Всюду по склонам холмов; а сборщиков быстрые ноги,
45 Руки и голая грудь обрызганы соком пурпурным.
Рой шаловливых сатиров хватает, где только заметит,
Кубки и чаши себе, а захватит — обратно не выдаст.
Этот забрал узкогорлый кувшин, тот — рог искривленный,
Этот — ладони покрепче сложил и пьет, как из чаши;
50 Есть и такие, что сок, на землю пролитый, лакают,
Или глубоко кимвал погружают в бродящую влагу
(Медь принимает напиток и к пляске зовет веселее);
Тот под лозой виноградной разлегся и спелые гроздья
Крепко сжимает, а сок ему льется на грудь и на плечи.
55 Всюду веселые игры, и песни, и вольные пляски.
Вместе с вином пробудилась и страсть: распалившись желаньем,
Нимф, убегающих в страхе, преследуют дерзко сатиры —
То их ухватят за плащ, то держат за длинные кудри.
Плоскую чашу Силен впервые пурпурною влагой
60 Жадно наполнил и выпил, — но силы ему изменили:
День уж второй занялся, но, нектаром сладким упившись,
Все еще дремлет старик на потеху питомцу Иакху.
Зевса божественный сын, великим владыкой рожденный,
Жезл из лозы вырезает и гроздья ногой своей топчет,
63 Или, наполнив кратер, вином свою рысь угощает».
Все это мальчикам Пан поведал в долине Менала.
Стало в ту пору темнеть; и овец, бродивших по лугу,
Время пришло загонять и доить поскорее, чтоб к сроку
Жидкий поток молока обратился в сыр белоснежный.
ЛИНДИН
О ВОЗРАСТЕ
(Р. 286, Б. 217). Перевод Ю. Шульца
Если хочешь ты жизнь прожить счастливо,
И Лахеса дала б увидеть старость, —
В десять лет ты резвись и забавляйся,
В двадцать должен отдаться ты наукам,
5 В тридцать лет ты стремись вести процессы,
В сорок лет говори изящной речью,
В пятьдесят научись писать искусно,
В шестьдесят насладись приобретенным.
Семь десятков прошло — пора в могилу;
10 Если восемь прожил — страшись недугов;
В девяносто — рассудок станет шатким;
В сто — и дети с тобой болтать не станут.
ТИБЕРИАН
РУЧЕЙ
(Б. III, с. 264). Перевод М. Гаспарова
По долине, по поляне пробегал, звеня, ручей.
Затканный в цветы, смеялся искорками камешков.
Ветерок над ним, играя, ласково повеивал,
Темной лавра, светлой мирта шелестящий зеленью.
5 А кругом цвела цветами мурава зеленая,
И румянилась шафраном, и белела лилиями,
И фиалки ароматом наполняли рощицу.
А среди даров весенних, серебрящихся росой,
Всех дыханий благовонней, всех сияний царственней,
10 Роза, пламенник Дионы, возносила голову.
Стройно высились деревья над росистою травой,
Ручейки в траве журчали, пробиваясь там и тут,
И во мшистые пещеры, оплетенные плющом,
Просочась, точили влагу каплями хрустальными.
15 А по веткам пели птицы, пели звонче звонкого,
Вешнее сливая пенье с нежным воркованием.
Говор вод перекликался с шелестами зелени,
Нежным веяньем зефира сладостно колеблемой.
Зелень, свежесть, запах, пенье — рощи, струй, цветов и птиц —
20 Утомленного дорогой радовали путника.
ПТИЦА
(Б. III, с. 264). Перевод М. Гаспарова
Птица, влажной застигнутая тучей,
Замедляет полет обремененный:
Ни к чему непрестанные усилья,
Тягость перьев гнетет ее и давит —
5 Крылья, прежней лишившиеся мощи,
Ей несут не спасение, а гибель.
Кто, крылатый, стремился к небосводу,
Тот низвергнут и падает, разбитый.
Ах, зачем возноситься так высоко?
10 Самый сильный — и тот лежит во прахе!
Вы, с попутным несущиеся ветром
Гордецы, не о вас ли эта притча?
СУЛЬПИЦИЙ ЛУПЕРК
О ТЛЕННОСТИ
(Р. 648, Б. 118). Перевод В. Брюсова *
Суждена всему, что творит природа,
Как его ни мним мы могучим, — гибель.
Все являет нам роковое время
Хрупким и бренным.
5 Новое русло пролагают реки,
Путь привычный свой на прямой меняя,
Руша пред собой неуклонным током
Берег размытый.
Роет толщу скал водопад, спадая,
10 Тупится сошник на полях железный,
Блещет, потускнев, украшенье пальцев —
Золото перстня…
КАТОН
ДЕВЯТЬ МУЗ [864]
(Р. 664, Б. III, с. 243). Перевод М. Гаспарова
Клио деянья поет и былые века возвращает.
Сладкую речь в дыхание флейт влагает Эвтерпа.
Талия вольную молвь привечает комической сцены.
Скорбь Мельпомена свою изливает в трагическом клике.
5 Движет, множит, живит Терпсихора лирою чувства.
Пеньем, лицом и стопой правит плектр плясуньи Эрато.
Смысл речей в мановенье руки Полигимния сжала.
Зрит Урания путь светил в кругах поднебесных.
Песнь о героях ведет по книжным столбцам Каллиопа.
10 Движет девятерых круговая мощь Аполлона:
Он в середине сидит и все собою объемлет.
III
ЭПИГРАММЫ ЛУКСОРИЯ
Перевод М. Гаспарова
1. ПОСВЯЩЕНИЕ ФАВСТУ [866]
Я отважился, дорогой товарищ,
Твоему уступая пожеланью,
Славный Фавст, искушеннейший грамматик,
Нас дарящий испытанною дружбой, —
5 Вслед за древними и свои ребячьи
Стихотворства на разные предметы,
За которые, право, я краснею,
Не считая их стоящими чтенья,
Хоть юнцам они были и по вкусу,
10 В этой книжке собрать в одно собранье
И послать их тебе, чтоб оживил их
Ты в приязненной памяти, а после,
Если хочешь, разметил бы заглавья
И другим бы товарищам отправил, —
15 Потому что уж если ты решишься
Предложить их ученому вниманью,
То вина наша будет обоюдна:
Ты повинен, что счел их неплохими,
Я повинен, что зря тебе поверил
20 И твое пожелание исполнил.
Пусть, однако, не станут мне позором
Эти шутки в веселых эпиграммах,
Сочиненные некогда с прохладцей,
Без оглядки на правила приличья.
25 Ну, а чем они могут быть приятны,
Поясню я в другом стихотворенье.
2. ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Читатель добрый, у тебя немало ведь
Стихов старинных на любые вкусы есть;
Зачем же взял ты в руки эту книжечку,
Хранилище безделок легкомысленных,
5 Игрушку лет далеких ученичества?
Быть может, любишь ты стихи ученые
Без призвука, однако, тяжкой трудности,
Без блеска, суеты, высокоумия?
Тогда начни: нашел ты то, что надобно;
10 Теперь порхай по веселящим зрелищам.
3. ОБРАЩЕНИЕ К СВОЕЙ КНИГЕ [867]
Если, книжка, твой путь — к книгохранилищам
Тех вельмож и того пышного форума,
Где у каждого свой вкус из читателей,
Если прочь ты ушла от сочинителя,
5 У которого ты в пасмурной хижине
Только книжных червей тешила пищею,
Если взор на тебя бросит презрительный
Карфагенская чернь или же римская,
Ты скончайся с таким скромным двустишием:
10 «Лучше жизнь провождать у очагов своих,
Чем искать похвалы ложно заманчивой».
4. ПОЧЕМУ В ЭТОЙ КНИГЕ ТОЛЬКО МАЛЕНЬКИЕ ЭПИГРАММЫ [868]
Ежели кто упрекнет, что эта короткая книга
Вся состоит из таких тоже коротких стихов,
Пусть он припомнит: и год из маленьких месяцев сложен,
И ни зимой, ни весной дни не бывают длинны;
5 Пусть он подумает: часто от малого большая прибыль,
Даже приятным вещам мера бывает нужна.
Если же краткость моя нимало ему не приятна,
Тоже неплохо: зато раньше придет ей конец.
Будь моя книга из нескольких книг, да к тому же и длинных, —
10 Верно, была бы она хуже и много скучней.
5. О РЫБАХ, ПРИНИМАВШИХ КОРМ ИЗ РУК [869]
Рыба, вскормленная в доме, в водоеме царственном,
Каждый день, разинув ротик, просит пропитания
И плывет на зов, не труся ни крючка, ни невода.
Хорошо ей плавать между берегом и берегом,
5 Вдалеке от бурь мятежных и опасных омутов, —
У нее свое здесь море и свое приволие.
Так-то, нежною головкой живо шевелящую,
Научает даже рыбу голод красноречию.
6. О РУЧНОМ ВЕПРЕ, ВСКОРМЛЕННОМ В ТРИКЛИНИИ [870]
Вепрь, для бога войны рожденный жить на кручах гор,
В чащах круша дерева, шумящие под бурями,
Корм принимает из рук в чертогах раззолоченных,
Буйный смиряя нрав привычкою к покорности.
5 Он беломраморных стен не тронет бивнем пенистым,
Комнатных пышных убранств копытом не запачкает —
Так он жмется и льнет к руке господской ласковой,
Словно в служители взят не Марсом, а Венерою.
7. О ЕГИПЕТСКОМ ВОЗНИЦЕ, КОТОРОГО НИКТО НЕ МОГ ОБОГНАТЬ [871]
Сын богини Зари, под Троею ратовал Мемнон
И, сокрушенный, пал от Пелеидовых рук.
Ты же, как видно, рожден не Зарею, а черною Ночью,
Твой отец — Эол, ветры же — братья твои.
5 Нет, не родится Ахилл, который тебя одолеет:
Ликом ты с Мемноном схож, долей, однако, не схож.
8. О БЕШЕНОМ ГРАММАТИКЕ
Ты, знаток стихов и поэтов древних,
Что, кичась, детей обучаешь малых,
И кому юнцы, замирая, внемлют,
Словно ты в речах изощрен, наставник,
5 Почему, ответь, устрашая гневом,
Ты на руку скор и на бич, почтенный?
Видя этот гнев, поневоле скажешь:
Не грамматик ты, недостоин быть им,
Но причислен будь ты к Орестам буйным.
10. КАРЛИКУ, ГНЕВЛИВОМУ И КРИКЛИВОМУ
Телом и голосом ты подобен крикливым цикадам;
Те хоть зимою молчат, ты не молчишь никогда.
Только начнешь — и трудно понять, откуда твой голос:
Ищем, где же крикун, и никого не найдем.
5 Как уместился столь яростный гнев в столь маленьком теле?
Легок, приятель, твой вес, но тяжеленек твой нрав.
11. РАЗВРАТНИКУ, КОТОРЫЙ ЖАЛОВАЛСЯ, ЧТО СПЬЯНУ ОН НЕ МОГ НАСЫТИТЬ ЛЮБОВЬ
Часто сытишь любовь ты, очень часто,
И не знаешь пощады; только спьяну
Ныне слезы ты льешь, что быть не в силах,
Много выпив вина, прелюбодеем.
5 Пусть не сытит любовь, молю, Луцина!
Иль всегда он пусть пьет и стыдно страждет,
Или пусть от любви отраву примет.
13. НИЩЕМУ КОЛДУНУ
Ты, не имея хлеба ни крошки,
Взяться решился за волхвованье
И неумело шаткой стопою
Бродишь меж прахов, спящих в могилах. [872]
5 Но заклинаньям нет отголоска,
Сколь ни старайся пеньем голодным
Тартар растрогать в тщетной надежде
С бога Плутона взять подаянье
На прокормленье. Право, ты мог бы
10 С большим успехом ждать, что получишь
Чье-нибудь в пищу мертвое тело.
14. СОКОЛИНОМУ ОХОТНИКУ, ТОЛСТОМУ И НЕУДАЧЛИВОМУ [873]
Ты, бессердечный Мартин, насильственным голодом мучишь
Птиц, чтобы сделать их злей. При твоей толщине необъятной,
Право, нехорошо заставлять их страдать худобою.
Лучше бы им налететь и хозяйской насытиться тушей,
5 Чем ни за что ни про что погибнуть голодною смертью.
15. ЛЕКАРЮ-СВОДНИКУ
Оттого, что тебя, Марин любезный,
Столько дней мы не видели, а нынче
Видим бледного, — я было подумал,
Что варил ты лекарство от горячки,
5 Или робких юнцов учил науке,
Или в книжных системах разбирался.
Оказалось — отнюдь! Ты был в притоне,
Посетителям девок предлагая,
Хоть и сам бы им мог служить за девку,
10 Подопечных своих ничуть не хуже.
Что ж, мой лекарь, такой я понимаю
К ним подход с медицинской точки зренья:
Это значит — ты вовсе не мужчина,
И с тебя поглядения довольно.
17. ДИАКОНУ, ПОСПЕШАЮЩЕМУ В ХАРЧЕВНЮ
Что так спешишь, и куда, голодный священнослужитель?
Иль не псалмы, а вино сердцем владеет твоим?
Полно! стол тебя ждет для святынь, а не пьяных напитков,
Чтобы не кружки считать, а поднебесную рать. [874]
19. О МОРСКИХ ПТИЦАХ, ИЗ ПОЛЕТА ВОЗВРАЩАЮЩИХСЯ К ХОЗЯИНУ
Какой счастливец — наш молодой Фридамал! [875]
Какой счастливец — милостью божеских сил!
Морские птицы сами слетелись к нему:
Они забыли дальний прохладный затон,
5 Где плеск их крыльев медленной вторил волне:
Являя миру свежий приют твоих рощ,
Они в неволю правят покорный полет,
А их былая родина им не нужна.
21. ПОДАГРИКУ, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ОХОТУ
Поглядите, как Скрюченный [876] гоняет
Кабанов и оленей в конной скачке!
Никого не нагонит он, не схватит,
Обессиленный мучающей болью,
5 Но приятно ему, что молодые:
«Удалец!» — говорят о нем. Однако
Неужели милей ему кончина
На скаку, чем на выстеленном ложе?
22. ЕМУ ЖЕ, КОТОРЫЙ ИМЕЛ МНОГО ДЕВИЦ И ДЕРЖАЛ ИХ ПОД ОХРАНОЙ
Скрюченный, ты упражняешь себя над множеством девок,
Но ни с одной не сумел нужную силу явить.
Тем не менее, держишь ты их взаперти, как наложниц
(Поберегись: меж рабов тоже Юпитеры есть!). [877]
5 Ежели впрямь ты без сил, то зачем напрягаешься тщетно
И увлекаешься в блуд воображеньем одним?
23. ЛЕКАРЮ, ЖЕНАТОМУ НА ТРИЖДЫ ОВДОВЕЛОЙ ЖЕНЩИНЕ
Насытив три гробницы,
Три погребенья справив,
Морщинистая баба,
Предав одной судьбине
5 Столь разных трех супругов,
Должна теперь назваться
Твоей женою, лекарь!
Но ты ведь мертв и вживе,
Затем, что лучшей частью
10 В мужья совсем не годен.
Но я-то понимаю,
Зачем выходит Павла
За никакого мужа:
Ей просто захотелось
15 Сменить свой вдовий траур
На брачную одежду.
И вот она, злодейка,
Уже в четвертом браке, —
Дай бог ей быть и в пятом!
24. КАРЛИЦЕ-ТАНЦОВЩИЦЕ, ИЗОБРАЖАЮЩЕЙ МИФЫ ОБ АНДРОМАХЕ И ЕЛЕНЕ
Карлица пляшет для нас Андромаху и пляшет Елену: [878]
Всех, кто ростом велик, любит она представлять.
А между тем ведь сама она мельче пигмейской девчонки,
И Андромахе достать вряд ли смогла б до колен.
5 Видимо, кажется ей, что роль ее делает выше
И что трагический жест — это трагический рост.
Ах, малютка, зачем обольщаться пустою надеждой?
Лучше Ферсита сыграй — это как раз для тебя!
25. ПЬЯНИЦЕ, КОТОРЫЙ НИЧЕГО НЕ ЕЛ, А ТОЛЬКО ПИЛ
Столько чаш осушил один ты, сколько
Остальные все, — а душе неймется.
Дар Цереры, видно, тебе противен:
Нет иных забот — раздобыть вина бы.
5 Не могу тебя человеком, Нерфа,
Я назвать: кувшин ты с широким горлом!
26. ОБ ИЗОБРАЖЕНИИ СЛАВЫ В ЦИРКОВОЙ КОНЮШНЕ
Той же, какою тебя написал на конюшне художник,
Ты благосклонно сойди к нашей упряжке коней
И неизменно всегда приноси в состязаньях победу
Тем, над дверями кого спутницей храброй сидишь.
27. ЕЩЕ О ТОМ ЖЕ САМОМ
С подлинным, Слава, лицом тебя живопись изобразила,
И оживляют, горя, женственный облик глаза.
Хоть и несешься везде быстролетно по кругу земному,
Очаровательней ты, сидя на этих дверях.
28. СОСЕДУ-ЗАВИСТНИКУ
Отчего на меня злишься ты до смерти,
Отчего моему дому завидуешь?
Ведь и сам ты живешь в смежном строении.
И одной лишь стеной мы разгорожены.
5 Впрочем, все таковы — я и не жалуюсь,
Что себе одному ждешь ты внимания.
Будь по-твоему! Бог дай тебе пялиться
На себя одного взглядом завистливым. [879]
29. ГОРБУНУ, ХВАСТАЮЩЕМУСЯ МНИМОЙ ЗНАТНОСТЬЮ
Себе ты измышляешь родословную,
То возводя себя надменно к Юлиям,
То к Меммиям, то к полубогу Ромулу.
Но много ль в этом пользы для горбатого?
5 Ничуть хребту не легче от тщеславия.
Брось похвальбу, не беспокой покойников:
Чье ты отродье, видим мы по облику.
30. СТИХОТВОРЦУ, КОТОРЫЙ ХВАСТАЛСЯ, ЧТО СТИХИ ЕГО ПОЮТ УЛИЧНЫЕ ПЕВЦЫ И ХВАЛЯТ МАЛЬЧИШКИ
Тешат глупых юнцов песни Зиновия,
Оглашает их звук шумные площади,
К самым злачным местам льнет неученый стих.
А Зиновий и рад: верит, наверное,
5 Что в потомство несет славу достойную.
Так и птица себе кажется певчею,
Испуская одни хриплые посвисты.
31. ГЕРМАФРОДИТКЕ
Облик женского пола двоевидный!
Страсть тебя заставляет быть мужчиной,
Но само твое тело хочет мужа.
Ты, бесплодно горя желаньем ласки,
Дать не в силах любовь, — чтоб дали, просишь!
То, чем женщиной ты себя считаешь,
Уступи — и всецело стань девицей!
32. ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРЫЙ СПАЛ ДНЕМ И НЕ СПАЛ НОЧЬЮ
Целый день, Ликаон, [880] храпишь ты усталою грудью —
Видимо, страшен тебе радостный солнечный свет.
Целую черную ночь, напротив, ты глаз не смыкаешь —
Видно, не хочешь ты жить так, как все люди живут.
Что ж, коль таким создала сама тебя матерь-природа,
Прочь, к антиподам ступай: вот где отчизна твоя!
33. О САРКОФАГЕ, УКРАШЕННОМ НЕПРИСТОЙНЫМИ ИЗОБРАЖЕНИЯМИ
Бальб на гробнице своей изваянья бесстыдные сделал:
Чем он срамил небеса, тем же и Тартар срамит.
Горе! Жизни лишась, не лишился он мерзкого нрава:
Нет и в Аиде конца наглому блуду скульптур.
36. МУЖУ, КОТОРЫЙ ОТДАВАЛ ЛЮБОВНИКАМ ЖЕНУ, ЧТОБЫ ИМЕТЬ ДЕТЕЙ [881]
Детным бездетный зваться желая,
Стал ты, любезный, милой супруге
В браке законном прелюбодеем,
Чистую выдав всем на потребу
5 Ради ублюдков, чьих — неизвестно.
Было бы это менее гадко,
Если, Прокопий, сын твой подросший,
Мать расспросивши, мог бы хоть вызнать,
Чьим сорняком он вырос в посеве.
40. ХОЗЯИНУ, КОТОРЫЙ ЗВАЛ ГОСТЕЙ, ЧТОБЫ БРАТЬ С НИХ ПОДАРКИ [882]
Рад я, Блумарит, что меня так часто
В пышное свое ты зовешь застолье, —
Но за чей же счет? Я твоей оравой
Разорен вконец. Не корми же стольких,
5 Или же меня не зови на это,
Или же с меня не бери подарков.
Если ты иначе никак не можешь,
То и я к тебе не желаю в гости.
42. ПОХВАЛА ВОЗНИЦЕ ПАРТИИ ЗЕЛЕНЫХ
Иектофиан, [883] счастливый возница зеленого сонма,
Ты колесницей своей правишь, как древний герой:
Ловкой рукой устремляешь коней, куда пожелаешь,
И выгибаешь свой путь за поворотным столбом.
5 Меньше велик Танталид с плечом из кости слоновой:
Он лишь одну одержал, ты же — без счета побед.
43. ЛЮБОВНИКУ БЕЗОБРАЗНЫХ ЖЕНЩИН
Любит девок Мирон, но только уродливых девок,
И убегает от тех, кто поприглядней собой.
Можно представить себе, Мирон, каковы твои вкусы,
Что негритянка тебе скифской девицы милей! [884]
5 Впрочем, для нас не секрет, почему ты уродливых ищешь:
Те, что получше лицом, разве с тобою пойдут?
44. О СОБАКАХ С ОБЕЗЬЯНАМИ НА СПИНЕ [885]
Дивное зрелище вновь представлено тирскому люду:
Вот обезьяны на псах, и не противятся псы!
Добрые это сулит времена счастливому царству —
Даже и дикая тварь чувствует мир и закон.
46. ПОХВАЛА САДУ ЕВГЕЦИЯ [886]
Сад, где легкой стопой текут Напеи,
Где дриады шумят зеленым сонмом,
Где Диана царит средь нимф прекрасных,
Где Венера таит красы сверканье,
5 Где усталый Амур, колчан повесив,
Вольный, снова готов зажечь пожары,
Ацидальские где резвятся девы, [887] —
Там зеленой красы всегда обилье,
Там весны аромат струят амомы, [888]
10 Там кристальные льет источник струи
И по лону из мха, играя, мчится,
Дивно птицы поют, журчанью вторя.
Тирских всех городов [889] любая слава
Пред таким уголком склонись покорно!
47. АЗАРТНОМУ ИГРОКУ, КОТОРЫЙ ДУМАЛ, БУДТО КОСТИ ЕМУ ПОСЛУШНЫ
Любит играть Ватанант, [890] но совсем он играть не умеет:
Все ожидает, что кость ляжет по воле его.
Ежели плохо она и не теми ложится очками, —
Сразу в неистовстве он, бледен, бушует, кричит,
5 Волю дает и речам и рукам, задыхается хрипло,
Вместо веселой игры в смертный бросается бой,
Стол опрокинет, скамью, расшвыряет и доски и кости,
Пальцами деньги когтит, хищницы-гарпии злей.
Если же вдруг по воле судьбы и случайной удаче
10 Раз или два для него выигрыш выбросит кость, —
Так и вздувается он, так и выгнется бледною шеей,
Так и бушует — сильней, чем бушевал, проиграв.
Нет, «игра мудрецов», [891] как видно, ему не подходит:
Больше ему по душе фурий безумных игра.
48. ОБ ИЗОБРАЖЕНИИ ОХОТНИКА С ГЛАЗАМИ НА ПАЛЬЦАХ РУКИ [892]
Ежели ловкой рукой он метил в свирепых медведей,
То не знавало копье промаха, насмерть разя.
Так что глаза потому у портрета ты видишь на пальцах,
Что обладала рука зоркая зреньем очей.
49. ЕЩЕ О ТОМ ЖЕ САМОМ
Изображение глаз на руках у охотника видно:
Зреньем искусство двойным здесь наделило его.
И, направляя копье быстролетное, тотчас охотник
Этим на верную смерть жертву свою обрекал.
5 Зоркость природная здесь побеждалась делом отважным,
И обладала уже собственным зреньем рука.
52. НА СМЕРТЬ СВАРЛИВОЙ КРАСАВИЦЫ
Всем была хороша Катуция, только сварлива:
Так умела смотреть, словно Горгона сама,
Так умела кричать, что смолкал перед яростным криком,
Слова не смея сказать, глупо испуганный муж.
Как он ее ни любил, но глядя несмеющим взглядом,
Он цепенел, словно сам в камень бывал обращен.
Ныне она умерла, отошла в преисподние сени
И с Персефоною там, верно, уже на ножах.
53. НА СМЕРТЬ ДВУХ УЗНИКОВ, УБИВШИХ ДРУГ ДРУГА ОБЩИМИ ОКОВАМИ
Скованы цепью одной, два узника рядом сидели
По приговору суда возле тюремных дверей.
Вдруг между ними двумя возникла жестокая свара:
Голод, как тягостный хмель, им одурманил умы.
5 Не кулаками они разили, не били ногами,
Нет: вместо рук и ножей собственной цепью дрались.
Кто же будет теперь страшиться оков приговорных,
Если казнящая цепь может оружием стать?
55. НА ЦАРСКОГО ЧИНОВНИКА, СИЛОЮ ОТБИРАЮЩЕГО ЧУЖОЕ ДОБРО
Ночью и днем Евтих [893] не дает покоя оружью,
Ломится силой в дома и забирает добро.
Если же вдруг отказ и отпор от кого-нибудь встретит,
Мигом берется за меч: «Все — достоянье царя».
5 Что остается творить врагу, разбойнику, вору,
Если такие дела делает царский слуга?
57. СТАРИКУ, КОТОРЫЙ, МОЛОДЯСЬ, ЗАВЕЛ НАЛОЖНИЦ
Что ты бранишься, чудак, что кудри твои поседели?
Ты ведь и вправду старей Феникса в дряхлых годах! [894]
И почему ты решил, что скроешь глубокую старость,
Ежели платных наймешь девок тебя веселить?
5 Этим ты не вернешь притворную юность — напротив,
Каждая въяве поймет, как ты и тяжек и стар.
58. ЕМУ ЖЕ, НА ЕГО СЛОВА, БУДТО ОН НИКОГДА НЕ УМРЕТ
Сколько продлился бы век утроенный старца Приама,
Сколько ворона живет, сколько выносливый слон, [895]
Столько ты протянул свою долгосрочную старость
И утверждаешь теперь, будто совсем не умрешь,
5 Будто вовеки твою не подрубит судьбу Лахесида,
И бесконечною нить будет на ткацком станке.
Это не так: придет к тебе смерть, придет, хоть и поздно,
В пору, когда у тебя память совсем отшибет.
Хуже нет наказанья, чем жизнь доживать обессилев, —
10 Тяжко подолгу нести то, что дано не навек.
59. ЭПИТАФИЯ ДОЧЕРИ ОАГЕЙСА, [896] СКОНЧАВШЕЙСЯ ВО МЛАДЕНЧЕСТВЕ
Горе! О, злобная смерть, великим враждебная судьбам,
Даже и нежным годам ты светишь недоброй звездою!
В этом почила гробу Дамира, царское чадо,
Жизнь оборвав на четвертом году невинного века.
5 О, как быстро тоска затмевает радостный светоч!
Кто бы розу сорвал, не будь эта роза прекрасна?
Эта недолгая жизнь достойна всяческой славы:
Милым лицом, говорливостью уст, стыдливостью взгляда
Опережала она свои природные годы.
10 Сладок был ее лепет, о чем бы она ни болтала,
Нежные губы ее изливали медвяные звуки,
Как по весне расточают напев звонкогорлые птицы.
Ныне царство небес приемлет в звездные сени
Чистую душу и там лелеет в праведных сонмах.
15 Только родитель ее Оагейс, ливийский защитник,
В ратных трудах услышавши весть о дочерней кончине.
Принял внезапную весть тяжелее, чем вражьи удары,
И над печалью вождя сама зарыдала Победа.
60. ОБ АМФИТЕАТРЕ, ПОСТРОЕННОМ В ПРИМОРСКОЙ ВИЛЛЕ
Встали в сельской дали гремящие амфитеатры,
Видят впервые леса дивных заморских зверей,
Пахарь глядит с борозды на труд, неведомый плугу,
И мореход с корабля тешится видами игр.
5 Меньше не стали поля, а стали они плодородней:
С них устремляется прочь, чуя угрозу, зверье.
64. О ГОРЯЧИХ КОРСИКАНСКИХ ВОДАХ
Кручи в сверканье своем средь лесов, покрывающих горы,
Пики, что ныне еще ужас внушают зверью,
Прежде забытые, лес отнимал дремучий у солнца,
На бездорожную глушь тягостный мрак наводя.
5 Ныне как вас восхвалить и в песне громкой прославить?
Ведь исцеленье само водружено среди вас.
Здесь перед самым порогом неведомый жар возникает,
Им преисполнясь, земля теплые воды дает.
[Кто не почел бы бесплодной ее? Но весной оживает,
10 Пышной травою одет, выгон дымящийся там.]
Недра земли превосходно для тела рождают припарки,
Жар благотворным огнем меру природе кладет.
[Пусть, уступая огню, растекаются твердые камни, —
Дерзкие травы растут средь негорящих огней.] [897]
69. О МЕДНОЙ ХИМЕРЕ [898]
Эта бронзой блестящая Химера
Изрыгала губительное пламя,
Но, пройдя сквозь него, безвредна стала.
70. О СТАТУЕ ВЕНЕРЫ, НА ГОЛОВЕ КОТОРОЙ ВЫРОСЛИ ФИАЛКИ
В неживой красоте белого мрамора
Ныне явлена жизнь плотью Кипридиной:
Жар любви разлился в каменной статуе,
И цветы расцвели на голове ее.
5 Если лоб осенен нежной фиалкою —
Верю: чресла взойдут алыми розами!
71. СЛЕПЦУ, КОТОРЫЙ ОЩУПЬЮ УЗНАВАЛ КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН
Света не видя лбом сиротливым,
Слепо блуждая, пылкий любовник
Женское тело гладит руками
И осязает нежные члены,
5 Краше и чище белого снега.
Право же, вряд ли он пожелает
Сделаться зрячим: что ему зренье?
Похотью движим, видит он зорче.
72. КОСМАТОМУ ФИЛОСОФУ, ПО НОЧАМ ЗАБАВЛЯЮЩЕМУСЯ С ДЕВИЦАМИ
Бородой космат, головой нестрижен,
Устрашая взгляд волосатым телом,
Ты для всех велик, как могучий стоик.
Ты среди мужчин соблюдаешь скромность
5 И не ищешь днем утоленья страсти,
Чтоб тебя накрыть не могли на месте;
Но когда темно, ты отводишь душу
И, трудясь вовсю, подминаешь девок.
По дневным речам ты — собрат Катону,
10 А в ночных делах ты — инкуб-давитель. [899]
73. О ЩЕНКЕ-МАЛЮТКЕ, ПОСЛУШНОМ ХОЗЯИНУ [900]
Очень мал мой щенок, но мне оттого и милее:
Он умещается весь в ямке ладони моей.
Стоит мне слово сказать — он бежит и услужливо лает,
И, как живое дитя, хочет ко мне подскочить.
5 Нет в нем той красоты, за которой таится уродство:
В маленьком тельце его все — утешенье для глаз.
Мягкую пищу жует, мягко спит на уютной подстилке,
Весело ловит мышей, лихо дерется с котом.
Хрипло умеет рычать — и как только горла хватает!
10 А уж умей он болтать — то-то он был бы речист!
74. О РУЧНЫХ БАРСАХ, [901] ПОМОГАВШИХ В ОХОТЕ СОБАКАМ
В былом осталась слава бога Либера,
Индийских рысей власти подчинившего,
Который хищных впряг пред колесницею,
Хмельных и разучившихся свирепствовать,
5 И вел их в узах, окруженный сонмищем.
Чудесней — нам дарованное зрелище!
Мы видим: барсы, тигров устрашавшие,
Укрощены, и ныне, воздух нюхая,
Меж ловчих псов несутся за добычею
10 И, не сожрав, влекут ее охотнику.
О страх перед людьми, не ты ль учителем
Тому, что дикий зверь забыл о дикости
И голодает, но добра не трогает?
76. БЕЗОБРАЗНОЙ ПЛЯСУНЬЕ, ПЛАТИВШЕЙ СВОИМ ЛЮБОВНИКАМ
Гаттула, ты за любовь предлагаешь любовникам плату?
Прежде себе заплати, прежде себе полюбись!
Зря расточаешь дары, зря направо сулишь и налево:
Лучше возьми у меня, только свое убери!
5 Нет влюбленных таких и нет таких сумасшедших,
Чтоб не сказали, что ты худших страшилищ страшней!
Если такой и бывал, то пусть он восстанет из мертвых
И на потеху свою примет твой дар и тебя.
78. КРАСАВИЦЕ, ПРЕДАННОЙ ЦЕЛОМУДРИЮ
Чудо твоей красоты ослепительно и совершенно, —
Ты же всегда норовишь лишь непорочность блюсти.
Диву даешься, зачем получила ты власть над природой —
Нравом Паллада своим, телом — Киприда сама.
5 Вовсе не радость тебе получить наслаждение в браке:
Даже и видеть совсем ты не желаешь мужчин.
В сердце, однако, моем ядовито-блаженная дума:
Право, ну как это ты можешь не женщиной быть?
80. ПОХВАЛА РОЗЕ О СТА ЛЕПЕСТКАХ
Верю, что Солнце златое восходом окрасило розу,
Иль из лучей предпочло сотканной видеть ее,
Или, коль сто лепестков отличают розу Киприды, —
Значит, Венера сама кровь излила на нее.
5 Роза — созвездье цветов, светоч розовых зорь над полями,
Цвет с ароматом ее стоят небесной красы.
81. О СТАТУЕ ГЕКТОРА, ПОТЕВШЕЙ ПРИ ВИДЕ АХИЛЛА [902]
Здесь, в Илионских стенах, из паросского сделаны камня
Гектор, фригийский герой, и напротив — Ахилл мирмидонский.
Но человеческий пот проступает на мраморном теле,
Словно страшит истукан истукана, как Гектор Ахилла.
5 Чудо Тартар явил небывалое нашему веку:
Верно, боги на свет извели преисподние души
Или же чары искусств одолели закон Либитины.
Если же нет, то верно одно: из паросского камня
Гектор стоит и страхом живым подтверждает, что умер.
82. О ЖЕНЩИНЕ ПО ИМЕНИ МАРИНА [903]
Некто, страстью горя, схватив нагую Марину,
В море, в соленой волне с нею сошелся, как муж.
Не порицаний — похвал достоин любовник, который
Помнит: Венера сама в море была рождена!
83. ОБ ОАГЕЕВОМ САДЕ, ГДЕ ПОСАЖЕНЫ БЫЛИ ВСЕ ЛЕКАРСТВЕННЫЕ ТРАВЫ [904]
Средь исполинских строений, вздымающих стены высоко,
Дивный раскинулся сад, он и хозяину мил.
Здесь из различных семян растут жизненосные травы;
Свойства лечебные их нам исцеленье несут.
5 Все здесь наука имеет для Феба с Асклепием: явно
Здесь от недугов любых средство открыто тебе.
Я полагаю, что сад — это неба частица, где правят
Боги: ведь травам дано самую смерть победить.
86. О ЛОТОСЕ, РАСТУЩЕМ ПОД КРЫШЕЙ
Орошавшийся нильскими струями,
Простирающий лиственные сени,
К окружающей зелени привычный,
В нашем доме разросся колокасий
5 И, поправши для нас свою природу,
Крепче вырос под крышей, чем на воле. [905]
89. О КОШКЕ, КОТОРАЯ УМЕРЛА ОТ УДАРА, ПОДАВИВШИСЬ МЫШЬЮ [906]
Кошка, огромную мышь пожирая несытою пастью,
В этом вкусном пиру встретила горький конец.
То, что терзала она, ей стало причиной терзанья:
Жизнь пожелав подкрепить, в рот приняла она смерть.
90. О ЦАРСКОЙ ПРИЕМНОЙ КОМНАТЕ В АНКЛАХ [907]
Дивной блестит красотой строенье царя Хильдерика;
Все в нем: искусство, талант, роскошь, богатство и труд.
К Солнцу шлет он лучи, не от Солнца лучи принимает:
Мрамор навстречу заре сам расцветает зарей.
Пол безоблачно бел, как будто под снежным покровом;
Кажется, сделаешь шаг — ноги провалятся в снег…
……………………………………………
IV
БЕЗЫМЯННЫЕ ПОЭТЫ
ИЗРЕЧЕНИЯ СЕМИ МУДРЕЦОВ СЕМЬЮ СТИХОТВОРНЫМИ РАЗМЕРАМИ [908]
(Б. III, с. 159). Перевод Ю. Шульца
БИАНТ ПРИЕНСКИЙ
В чем величайшее благо? В уме справедливом и честном.
В чем человека погибель? Она лишь в другом человеке.
Кто обладает богатством? Довольный. Кто нищ? Ненасытный.
В чем наилучший у женщины дар? В целомудренной жизни.
Кто целомудренна? Та, пред которой молва умолкает.
Свойственно что мудрецу? Хоть и мог бы вредить, да не хочет.
Что отличает глупца? И не может вредить, но стремится.
ПИТТАК МИТИЛЕНСКИЙ
Не скажет тот, кто не познал молчания,
Коль хвалит честный, — лучше, чем злодеев тьма.
К счастливцам гордым глупый полон зависти.
Смеется глупый над людским несчастием.
5 Законам, чтя их, должен подчиняться ты.
Когда ты счастлив, много у тебя друзей;
В несчастье из друзей с тобой немногие.
КЛЕОБУЛ ЛИНДСКИЙ
Пусть, чем больше дано, меньше бы нам желать.
Разве в злобе судьбы сам виноват бедняк?
Счастье только на миг, коль преступленье в нем.
Можешь многим простить, но не прощай себе.
5 Всякий злого щадит, честного рад сгубить.
Не прославят теперь даже больших заслуг,
Но и за пустяки частый удел — позор.
ПЕРИАНДР КОРИНФСКИЙ
Польза вечно с пристойностью в согласье.
Беспокойный в душе и счастлив больше.
Плохо — смерти желать, бояться — хуже.
Только то исполняй, что должен сделать.
5 Пусть страшится других, кто страшен многим.
Если счастлив удел, — к чему тревоги;
Если счастия нет, — к чему старанья.
СОЛОН АФИНСКИЙ
Назову я жизнь счастливой, если ход ее свершен.
Коль ровня супруги, — вместе, не ровня, так, значит, — врозь.
За случайную услугу не видать тебе заслуг.
Подбирай ты друга втайне, но хвали его при всех.
5 Лучше, если благородным ты воспитан, — не рожден.
Если жребий предначертан, избегать тогда чего?
Если все неверно в мире, то чего бояться нам?
ХИЛОН СПАРТАНСКИЙ
Пусть не внушу младшему страх и неприязни старшим.
Помня про смерть, жизнь проводи, и о здоровье помня.
Беды свои все побеждай, духом силен иль другом.
Если добро ты совершил, помнить о том не надо;
5 Помни всегда ты о добре, что для тебя свершили.
Нам по душе старость, коль та молодости подобна;
Молодость та тягостна нам, если она как старость.
СКИФ АНАХАРСИС
Бойся, чтоб тайный недуг вдруг не коснулся тебя.
Жизнь пронеслась, но ее слава вовек не умрет.
То, что задумал свершить, не торопись объявлять.
Если ты страхом объят, — быть побежденным тебе.
5 Коль справедливо бранишь, — враг, ты полезен тогда;
Ложно похвалишь, — тогда, будучи другом, вредишь.
Лишку ни в чем: перейти мера в чрезмерность спешит.
БОГАТСТВО И СЧАСТЬЕ [909]
(Р. 444, Б. 54). Перевод Ю. Шульца
Нет, несчастье одно в подобной жизни,
В той, что счастье для вас, — одно несчастье! —
На руках созерцать сверканье перлов,
Или ложе украсить черепахой,
5 Или нежить свой бок мягчайшим пухом,
Пить из кубков златых, на алом лежа,
Царской трапезой пышно стол уставить,
Всю богатую жатву нив ливийских
Не вместить, положив в одной кладовой!
10 Нет: бестрепетным быть в любой невзгоде,
И в фаворе пустом не быть у черни,
Не пылать, обнажив оружье яро, —
Тот, кто может таким остаться, сможет,
Гордый, даже Судьбу заставить сдаться.
ЗАВИСТЬ
(Б. III, с. 26). Перевод Ю. Шульца
Всех справедливее зависть, какая завистника гложет,
И, не кончаясь, она душу терзает ему.
БЛАЖЕНСТВО ПРОСТОТЫ
(Р. 433, Б. 43). Перевод М. Гаспарова
Мал мой честный доход, и поле мое невелико,
Но доставляют они самый завидный покой.
Мир на душе у меня, не трепещет сердце от страха,
Низкая праздность меня к черным делам не толкнет.
5 Чужды мне и битвенный труд, и судейское кресло —
Все, чем в людях иных тешится суетный ум.
Я — частица толпы, никаким не отмечен почетом:
Так и хотел бы я жить, сам над собой господин.
ТЩЕТА ДРУЖБЫ
(Р. 408, Б. 18). Перевод М. Гаспарова
«Царской дружбы беги», — говорили мне. Я убедился
В том, что вернее сказать: всяческой дружбы беги.
Участь моя такова: большой меня друг обижает
И покидает меньшой. Бойся и тех и других!
5 Были друзья, но ты пошатнулся — они отшатнулись;
Кров твой еще и не пал — а уж под ним ни души.
Царской дружбы беги и не царской! Привыкни, что нужно
Жить тебе одному, как умирать — одному.
ВОПРОС И ОТВЕТ [910]
(Р. 414, Б. 24). Перевод М. Гаспарова
1
В мраморном гробе — Лицин; Помпей — лежит в невеликом;
Вовсе без гроба — Катон. Верить ли в вышних богов?
2
Камнем придавлен Лицин; Помпей возвысился честью;
В славе вознесся Катон. Верую в вышних богов!
ЭПИТАФИЯ ПОМПЕЯМ [911]
(Р. 456, Б. 66). Перевод М. Гаспарова
Двое твоих сыновей в Европе и в Азии пали,
Сам ты в Ливии пал от вероломной руки.
Так разметала судьба ваши прахи по целому миру,
Чтобы у каждой земли свой был Великий Помпей.
ЭПИТАФИЯ КАТОНУ [912]
(Р. 432, Б. 42). Перевод М. Гаспарова
Ты не дивись, что убог могильный курган у Катона, —
И у Юпитера гроб не по величию мал.
ЭПИТАФИЯ ЛУКАНУ [913]
(Р. 668, Б. V, с. 386). Перевод М. Гаспарова
Кордуба — родина мне; Нерон — погубитель; воспел я
Войны, какие вели тесть меж собою и зять.
В песне моей никогда не змеились долгие речи,
Больше мне был по душе быстрый отрывистый слог.
5 Молния будь примером тому, кто ищет восторга!
Тот лишь стих хорош, что поражает, как гром.
ЭПИТАФИЯ СЕНЕКЕ [914]
(Р. 667, Б. V, с. 386). Перевод М. Гаспарова
Труд людской, заботы людские, заслуги, почеты,
Прочь от меня: другим сейте волненье в душе!
Бог призывает меня из ваших объятий. Отныне
Делу земному конец: временный дом мой, прощай!
5 Алчно, земля, прими это тело под праздничный камень:
Недрам довлеет мой прах, к небу возносится дух.
ЭПИТАФИЯ ТЕРЕНЦИЮ [915]
(Р. 427с (734), Б. V, с. 385). Перевод Ю. Шульца
В доме высоком рожденный, в далеком краю Карфагена,
Пленник, для римских вождей стал я добычей войны.
Нравы людей описал я — и юношей нравы, и старцев,
И рассказал, как рабы ловко проводят господ,
5 Что замышляет блудница и сводник коварно решает;
Кто бы о том ни прочел, — остерегаться начнет.
ЭПИТАФИЯ МИМА ВИТАЛИСА, СЫНА КАТОНА [916]
(Р. 487а (683), Б. III, с.245). Перевод М. Грабарь-Пассек*
Смерть, что мне делать с тобой? Ты щадить никого не умеешь.
Чуждо веселье тебе, шутки тебе не милы;
Я же ими как раз стяжал всесветную славу,
Ими я дом приобрел, ими гражданство купил.
5 Был я веселым всегда — в нашем мире и шатком и лживом
Много ль ты проку найдешь, если веселье отнять?
Только войду я — и разом утихнет гневная распря,
Слово скажу я — и вот скорбь рассмеялась уже.
Гложут иного заботы — при мне они жечь перестанут,
10 И ненадежной судьбе он не поддастся тогда.
Тот, кто со мною бывал, не страшился угрозы и кары,
Счастлив и светел ему каждый и день был и час.
Был я движеньем и словом и длинной одеждой трагеда
Каждому мил — ибо знал средства, чтоб грусть разогнать.
15 Как я умел передать наружность, повадки и речи!
Словно в язык мой и рот сотня вселилась людей.
Даже тому, чье обличье умел я искусно удвоить,
Мнилось, как будто в моем сам он явился лице.
Часто я женщин дразнил, подражая их женским ухваткам, —
20 Видят, краснеют, молчат, словно отнялся язык.
Ныне же образы всех, кто в теле моем обитали,
Сгинули вместе со мной в черный погибельный день.
Вот почему обращаюсь я к вам с печальной мольбою,
К тем, кто на камне моем эту здесь надпись прочтет:
25 «Был ты веселым, Виталис, — скажите, с грустью вздохнувши, —
Пусть же даруют тебе боги такую ж судьбу!»
ЭПИТАФИЯ НА ЛАТИНСКОЙ ДОРОГЕ
(Б. V, с. 50). Перевод Ю. Шульца
Кто я, откуда, как звался и кто мой отец, — не скажу я:
Прах я, безмолвный навек, кости я, ныне — ничто.
Нет меня больше, не будет, и сам я — ничье порожденье;
Брось пустяками корить: будешь таким же и ты.
ЭПИТАФИЯ ПОЭТА [917]
(Р. 721, Б. III, с. 270). Перевод М. Гаспарова
Путник, слышишь ли ты, что поэт и по смерти не умер?
Вот, ты читаешь меня: речь моя — в речи твоей.
БЕССМЕРТИЕ ПОЭЗИИ [918]
(Р. 417, Б. 68). Перевод М. Гаспарова
Все, что бессмысленный труд на память гордому Риму
Выстроил в мраморный строй вдоль подгородных дорог,
Те пирамиды, чья высь к недальнему тянется небу
И пред которыми нет тени в полуденный час,
5 Тот мавзолей, утеха кончин злополучных, в который
Нильской царица земли римского мужа внесла, —
Все сокрушат и сотрут грядущие годы: чем выше
Памятник, тем страшней будет жестокий конец.
Только песни судьбе не подвластны и смерти не знают, —
10 Только в песнях твоих вечно живешь ты, Гомер.
ХРАМ ВЕНЕРЫ, РАЗРУШЕННЫЙ ДЛЯ ПОСТРОЙКИ СТЕН
(Р. 100, Б. 288). Перевод М. Гаспарова
Дивный древний храм разрушен ударами лома,
И на потребу войны кровы святые идут.
Сброшены камни во прах, и влекутся тяжкие груды,
Чтобы на новых местах грозной сложиться стеной.
5 Марс Амура низверг, и его же о помощи просит:
Ныне Венера свой храм ищет в стене городской.
БИБЛИОТЕКА, ПРЕВРАЩЕННАЯ В ОБЕДЕННЫЙ ЗАЛ
(Р. 126, Б. 314). Перевод М. Гаспарова
Кров сей был посвящен девяти сопутницам Феба,
Ныне владеет им Вакх и называет своим.
Там, где столько хранится трудов писателей древних,
Стала богиня любви тешиться сладким вином.
5 Без попеченья богов не останется эта обитель:
Был здесь хозяином Феб, стал здесь хозяином Вакх.
ВАРВАРСКИЕ ПИРШЕСТВА [919]
(Р. 285, Б. 439). Перевод М. Гаспарова
Здесь, меж готскими «eils!» и «scapia matzia ia drunkan!»
Больше не смеет никто слагать хорошие строки.
С Вакхом, пьяным насквозь, боится сойтись Каллиопа,
Чтобы не сбилась в стихе трезвая муза с ноги.
БАНИ БЕДНЯКА [920]
(Р. 178, Б. 358). Перевод Ю. Шульца
Жизнь от богатства вдали, но прилежная, в хижине скромной,
Радость с собою неся, дар подарила двойной:
Новые бани средь поля построены ею, и рядом
Сад зеленеет, плодов сладкий струя аромат.
5 Что не дано от рожденья, дает прилежание бедным:
Нет у богатых того, чем обладает бедняк.
КУПАНЬЯ В БАЙЯХ [921]
(Р. 110, 119, 123, Б. 298, 308, 312) Перевод Ю. Шульца
1
Здесь, где воздвиглись благие и радость дающие Байи,
Где среди скал поднялся блеска исполненный труд,
Прежде поля никаких не несли господину доходов,
И на бесплодной земле не было вовсе домов.
5 Ныне все это Воитель наполнил великой красою,
Своды на высях воздвиг, диво-купальни создав.
Счастлив мужа удел! Здесь природа себе изменила:
Здесь у соленой воды — воды целебные есть.
Так, по преданью, Алфей пресноводный, струясь по владеньям
10 Тефии, морем идя, воду свою сохранил.
Здешние воды собою являют подобное чудо:
Море в соседстве, но свой вкус сохраняет вода.
2
Байи ты взором окинь, их дома и блестящие воды.
Живопись вместе с волной всюду прославили их.
Здесь и вершины, сверкая, в своих очертаньях прекрасны,
И, низвергаясь, текут чистой струей родники.
5 Тот, кто желания полон вдвойне испытать наслажденье,
Кто преходящую жизнь сделать приятной сумел, —
В Байях купается пусть, отдыхая душою и телом,
Теша картинами взор, тело водой освежив.
3
Байям нашим струит свои светочи Солнце, и светом
Комната вся залита, светочи эти храня.
Пусть же другие купальни огнем нагреваются снизу,
Эти нагреты, о Феб, жаром твоим неземным.
ЛИМОННЫЙ САД [922]
(Р. 170, Б. 349). Перевод М. Гаспарова
Блещут из-за оград плоды, приносящие счастье,
Соком налит золотым круглый тяжелый лимон.
Верю: таков был плод, принесший жену Гиппомену,
Знаю: такие росли в роще у дев Гесперид.
ГИАЦИНТ
(Р. 168, Б. 348). Перевод Ю. Шульца
Брошен рукою в игре, диск в висок угодил, и, жестокой
Смертью мгновенно сражен, юный погиб Гиацинт.
Но величайшая дружба утешена жребием вечным:
Вечно, в цветке возродясь, Феба пылает любовь.
НАРЦИСС
(Р. 219, Б. 397). Перевод М. Гаспарова
Сам себя полюбил Нарцисс, а поток ему — сводник.
Если бы не было вод, не зажглось тогда бы и пламя.
ЯЙЦО ЛЕДЫ [923]
(Р. 142, Б. 329). Перевод М. Гаспарова
Леда рождает яйцо. Каких еще доказательств,
Что полюбил ее бог, облик лебяжий приняв?
Трое в этом яйце, но несхожий им выпадет жребий:
Звездами двое взрастут, третья — Троянской войной.
ПТИЦА ФЕНИКС [924]
(Р. 485а (731), Б. III, с. 253). Перевод Ю. Шульца
Есть счастливейший край; он лежит далеко на Востоке.
Там, где распахнуты вширь вечного неба врата;
Он от пределов далек, где царствуют зной или стужа,
С неба весеннего там льется сверкающий день.
Там по равнине широкой открыты пути без препятствий,
Не возвышается холм и не зияет овраг,
Но над горами, чей кряж мы зовем неприступною кручей,
Ввысь на двенадцать локтей к небу тот край вознесен.
Солнца здесь роща лежит, в ней деревья сплетаются в чащу,
10 Лес густолистный одет в вечнозеленый наряд.
Даже когда небосвод запылал от огней Фаэтона, [925]
Этого места ничуть ярый не тронул огонь.
В Девкалионовы дни весь мир затопили потоки,
Но над просторами вод верх одержало оно.
15 Бледных недугов ты там не найдешь и старости жалкой,
Смерти безжалостной нет, страха, гнетущего нас.
Страшного нет беззакония и страсти безумной к богатству,
Гнева и ярости нет, пышущих злобой убийств.
Нет ни жестоких скорбей, ни нужды, облеченной в лохмотья,
20 Нет и бессонных забот, голода лютого нет.
Там не бывает ни бурь, ни свирепого грозного ветра,
Там ледяною росой землю не кроет зима.
Там не видать облаков, что клубятся, плывя над полями,
Буйные струи воды с неба не падают там.
25 Есть там источник один, который «живым» называют:
Тихий, прозрачный, течет, сладкой обилен водой;
Он, разливаясь лишь раз на короткое время, двенадцать
Месяцев влагой своей рощу питает всегда.
Там возрастают стволы высоких и стройных деревьев,
30 Нежные зреют плоды, но не спадают с ветвей.
В этих лесах, в этой роще лишь птица одна обитает,
Феникс, что смертью своей жизнь возвращает себе.
Кротко за Фебом идет эта дивная спутница бога:
Милость дарована ей эта природой самой.
35 Чуть начинает алеть, восходя, золотая Аврора,
Розовым светом стремясь с неба созвездья изгнать,
Феникс в священные волны двенадцать раз погружает
Тело и столько же раз пьет из струи родника.
После садится, взлетев, на вершине могучего древа,
40 Что, возвышаясь главой, сверху на рощу глядит.
И, повернувшись туда, где Феб возрождается снова,
Феникс в сиянье зари ждет его ярких лучей.
Только лишь Солнце раскроет ворот пылающих створы
И, озарив небосвод, первые вспыхнут лучи,
45 Птица напевов святых разливать начинает созвучья,
Свет возрожденный встречать голосом дивным своим.
Ни соловьиные трели, ни музыку флейты Киррейской, [926]
Славной напевами, ты с песней ее не сравнишь.
Лебедя песнь перед смертью — и та не сравняется с нею,
50 Лиры Килленской [927] напев ей подражать не дерзнет.
После, когда устремит коней к вершине Олимпа
Феб и весь мир до краев светом своим озарит,
Птица ударами крыл троекратно приветствует Феба
И умолкает, почтив пламенный Фебов венец.
55 Но отмечает она часов быстротечных движенье
Звуками ночью и днем — нам их постичь не дано.
Феб, твою рощу хранит и, как жрица, трепет внушает
Птица, и только она таинства знает твои.
После того, как ее исполняется тысячелетье [928]
60 И вереница годов в тягость становится ей,
Чтоб на закате своем возвратить ускользнувшие годы,
Милое ложе свое в роще бросает она.
И, к возрожденью стремясь, покидает священную рощу,
В мир направляет полет, где самовластвует смерть.
65 В Сирию быстро свой путь устремляет дряхлая птица —
Встарь Финикией она эту страну назвала.
Над бездорожьем пустынь, над молчаньем лесов пролетает,
Там, где в ущельях крутых чащи густые видны.
Пальму она выбирает, вершиной взнесенную к небу,
70 «Фениксом» греки ее так же, как птицу, зовут.
Хищная птица иль червь этой пальмы коснуться не могут,
И не посмеет обвить ствол ее стройный змея.
Ветры тогда замыкает Эол в небесных чертогах,
Чтоб дуновением их пурпур не ранить небес.
75 Чтобы в просторах небесных от них облака не сгустились
И не закрыли лучей солнечных птице во вред.
Птица гнездо себе вьет или, может быть, строит гробницу:
Сгибнет она, чтобы жить, смертью себя возродит.
Соки и смолы в гнездо она носит, каких ассириец
80 Ищет усердно себе или богатый араб.
Ценит их племя пигмеев [929] и жители Индии дальней,
Их порождает земля в тучной Сабейской стране. [930]
Здесь киннамон и амом, разливающий запах чудесный,
Там с ароматным листом смешан душистый бальзам,
85 Нежной корицы цветы, благовонные ветви аканфа,
И фимиама слеза каплей густою блестит;
Птица к ним добавляет верхушки цветущего нарда, [931]
И, Панацея, [932] твоей мирры волшебную мощь.
После, устроив гнездо, опустив в животворное лоно
90 Дряхлое тело свое, ждет перемены судьбы.
В клюв свой берет благовонья и ими себя осыпает,
Словно свершает сама свой погребальный обряд.
Так, в ароматах уснув, она прощается с жизнью
И умирает, — но нет страха при этом у ней.
95 Смерть ей рожденье несет, и тело, объятое смертью,
Жар принимает в себя и возгорается вдруг:
И от светила небес восприяв эфирное пламя,
Феникс сгорает дотла, испепеленный в огне;
Но этот пепел от влаги как будто сбивается в сгусток
100 И, наподобье семян, силу скрывает в себе.
В нем, говорят, возникает сперва личинка без членов,
Видом подобна червю, цветом белей молока.
После же куколки вид принимает: на ниточке к скалам
Лепятся часто они — бабочкой станут в свой срок.
105 Так же сгущается пепел, потом постепенно твердеет,
Форму находит свою, схожую с круглым яйцом,
Он принимает затем очертания прежние птицы,
И, оболочку прорвав, Феникс выходит на свет.
В мире у нас не найдется для птенчика пищи привычной,
110 Нет никого, кто бы грел в детстве его и питал.
Нектар небесный — вот пища его и амбросии росы:
Чистые, пали они с неба, обители звезд.
Росы сбирает птенец, впивает в себя ароматы,
Птицею взрослою стать скоро приходит пора.
115 Только лишь юной красой она расцветать начинает,
Тотчас готова лететь, к дому родному стремясь.
Прежде, однако, всё то, что от тела ее сохранилось, —
Кожа, иль пепел, иль кость, — эти останки сберет;
Мазью бальзама густой, фимиамом тягучим и миррой
120 Вкруг облепляет, скатав клювом священным своим.
Шар этот в лапах неся, устремляется к городу Солнца, [933]
В храме на жертвенник там ношу слагает свою;
Вид ее — диво для глаз и внушает почтительный трепет:
Столько у птицы красы, столько величия в ней.
125 Цвет необычен ее: под палящим созвездием Рака
Кожицей кроет такой зерна пунийский гранат;
Цвета такого же листья у дикого мака, когда он
Новым багряным цветком свой раздвигает покров.
Цветом таким же у ней и грудь и плечи блистают,
130 Этим же цветом горят шея, спина, голова.
Хвост распускает она, сверкающий желтым металлом,
В пятнах пылает на нем пламенем ярким багрец.
Радужны перья на крыльях: подобным же цветом Ирида
В небе пестрит облака, их озаряя собой.
135 Зелень смарагда с чудесной слилась у нее белизною,
Клюв самоцветный отверст в блеске его роговом.
Скажешь, — глаза у нее — это два гиацинта огромных
И в глубине их, горя, ясное пламя дрожит.
На голове золотистой изогнут венец лучезарный,
140 Этим почетным венцом Феб ее сам увенчал.
Бедра в чешуйках у ней, золотым отливают металлом,
Но на когтях у нее розы прелестнейший цвет.
В облике Феникса слиты обличье павлина и образ
Птицы фасийской [934] — такой красками пишут ее.
145 Величиной ни одно из животных земли аравийской
С ней не сравнится — таких нет там ни птиц, ни зверей.
Но не медлителен Феникс, как птицы с телом огромным:
Вес их гнетет, — потому шаг их ленив и тяжел;
Птица же Феникс быстра и легка и по-царски прекрасна,
150 И пред людьми предстает, дивной блестя красотой.
Чтоб это чудо увидеть, сбегается целый Египет:
Редкую птицу толпа рукоплесканьями чтит.
В мраморе облик ее изваяют тотчас же священном
И отмечают на нем надписью памятной день.
155 Все поколенья пернатых слетаются к этому месту,
Хищник добычу забыл, страха не знает никто.
Хор заливается птичий, — она же парит в поднебесье,
Следом за нею толпа благоговейно идет.
Но лишь достигнет в полете небесных потоков эфира,
160 Как исчезает из глаз, к дому родному летя.
Птица завидной судьбы и кончины счастливой, родишься
Волей божественной ты, — и от себя же самой.
Самка ты или самец иль иное, — ты счастлива, Феникс,
Счастлива, — можешь не знать тяжких Венеры оков!
165 Смерть — наслажденье одно и единая в смерти услада.
Чтобы родиться опять, смерти ты жаждешь своей:
Чадо свое ты, и свой же отец, и свой же преемник,
Свой ты кормилец и свой вечный воспитанник ты.
Та же всегда, но не та же, такая ж и все же иная,
170 Благо — кончина твоя, в ней — твоя вечная жизнь.
РОЗЫ [935]
(Р. 646). Перевод Ю. Шульца
Это случилось весной: холодком и колючим и нежным
День возвращенный дышал раннего утра порой.
Ветер прохладный еще, Авроры коней предваряя,
Опередить призывал зноем пылающий день.
5 По перекресткам дорожек бродил я в садах орошенных
И зарождавшимся днем думал ободрить себя.
Видел я льдинки росы, что на травах склоненных висели,
И на листах овощей видел я льдинки росы;
Видел — на стеблях широких играли округлые капли
10 И тяжелели они, влагой небесной полны.
Видел, как розы горели, взращенные Пестом, омыты
Влагой росы; и звезда нового утра взошла.
Редкие перлы блестели на инеем тронутых ветках:
С первым сиянием дня им суждено умереть.
15 Тут и не знаешь, берет ли румянец у розы Аврора
Или дарует его, крася румянцем цветы.
Цвет у обеих один, и роса и утро — едины:
Ведь над звездой и цветком равно Венера царит.
Может быть, общий у них аромат? Но где-то в эфире
20 Первый струится: сильней дышит ближайший, другой.
Общая их госпожа — у звезды и у розы — Венера
Им повелела надеть тот же пурпурный наряд.
Но приближалось мгновенье, когда у цветов, зародившись,
Почки набухшие вдруг разом открыться должны.
25 Вот зеленеет одна, колпачком прикрытая листьев;
Виден сквозь тоненький лист рдяный наряд у другой;
Эта высокую грань своего открывает бутона,
Освобождая от пут пурпур головки своей;
И раздвигает другая на темени складки покрова,
30 Людям готовясь предстать в сонме своих лепестков.
Разом являет цветок красоту смеющейся чаши,
Щедро выводит густой пурпурнолепестный строй.
Та, что недавно горела огнем лепестков ароматных,
Бледная ныне стоит, ибо опали они.
35 Диву даешься, как время предательски все отнимает,
Как при рожденье своем старятся розы уже.
Вот говорю я, а кудри у розы багряной опали,
Землю усеяв собой, красным покровом лежат.
Столько обличий, так много рождений и все обновленья
40 День лишь один нам явил, день лишь один довершил!
Все мы в печали, Природа, что прелесть у розы мгновенна:
Дашь нам взглянуть — и тотчас ты отбираешь дары.
Временем кратким единого дня век розы отмерен,
Слита с цветением роз старость, разящая их.
45 Ту, что заря золотая увидела в миг зарожденья,
Вечером, вновь возвратясь, видит увядшей она.
Что ж из того, что цветку суждено так скоро погибнуть, —
Роза кончиной своей просит продлить ее жизнь,
Девушка, розы сбирай молодые, сама молодая:
50 Помни, что жизни твоей столь же стремителен бег.
РОЗЫ
(Р. 87, 84, 86, Б. 275, 272, 274). Перевод М. Гаспарова (1) и С. Кондратьева (2–3)
1
Вот наконец и розы в цвету. Вдохновляясь весною,
В первый день острия лепестков прорезаются к свету,
В день второй набухает бутон и встает пирамидой,
В третий день раскрываются чашечки; а на четвертый
5 Кругу цветенья конец: сорви, чтоб они не погибли!
2
Что за розы сегодня, я видел, в саду распускались!
Только рождались они, но возрастом были не равны.
Веткой зеленой одна подымала набухшие почки,
Из-под плаща обнажала багряное темя другая,
5 Третья круглила свою лепестками полную чашу,
Ранняя зрелость уже приметно кралась к четвертой.
Эту, набухшую почкой, и ту, что узлы распускает,
Девичья прелесть пока под одеждой тяжелой таится,
Чтоб не осыпалась, срежь поутру: скоро старится дева.
3
Сад возрастила Венера, кустами роз огражденный;
Был он владычице люб любовью, сражающей сердце,
Отрок сюда, заглядевшись, пришел за цветами и кудри
Думал украсить венком; но острый шип незаметно
5 Ранил мраморный пальчик. Как только острою болью
Руку свело и капелькой крови окрасилась кожа,
С горькою жалобой он побежал к своей матери милой:
«Что это, мать, так неласковы нынче сделались розы?
Что это скрытым оружьем язвит твой кустарник любимый?
10 Он враждует со мной, и вид его крови подобен».
РОСА [936]
(Р. 241, Б. 411). Перевод Ю. Шульца
Хоть и струится роса влажной ночью со светлого неба,
Утром трава цепенеет, хрусталь на побегах сверкает,
И ветерок не колеблет тяжелые, стойкие капли.
ВРЕМЕНА ГОДА
(Р. 116, Б. 304). Перевод Ю. Шульца
Чудо-дары, пробудившись, весна обрывает у розы.
Знойное лето ликует, плодов изобилие видя.
Осени знак — голова, что увита лозой виноградной.
В холоде никнет зима, отмечая пернатыми время.
АМУР ГОВОРИТ [937]
(Р. 221, Б. 399). Перевод М. Гаспарова
Солнце мною горит. Нептун под водою пылает.
Прялку берет Геркулес. Вольный Либер отныне невольник.
Марс без боя в плену. И мычит предо мной Громовержец.
ВЛЮБЛЕННЫЙ АМУР
(Р. 240, Б. 440). Перевод М. Гаспарова
Что за огонь меня жжет? Доселе вздыхать не умел я.
Бог ли какой нашелся сильней Амурова лука?
Или богиня-мать, злому року покорствуя, брата
Мне родила? Или стрелы мои, разлетевшись по свету,
5 Ранили самое небо, и ныне мир уязвленный
Кару мне изобрел? Мои знакомы мне раны:
Это пламя — мое, и оно не знает пощады.
Жжет меня страсть и месть! Ликуй в надмирных пределах
Ты, Юпитер! Скрывайся, Нептун, в подводные глуби!
10 Недра казнящего Тартара пусть ограждают Плутона! —
Сброшу я тяжкий гнет: полечу по оси мирозданья
Через пространства небес, через буйный понт, через хаос,
Скорбных обитель теней; адамантные [938] створы разверзну;
Пусть отшатнется Беллона с ее бичом ядовитым!
15 Кару, мир, прими, цепеней, покорись, задыхайся!
Мстит свирепый Амур и, раненный, полон коварства!
К ДУЛЬЦИИ
(Р. 381, Б. 535). Перевод М. Гаспарова
Счастливы мать и отец, тебя подарившие миру!
Счастливо солнце, что видит тебя в пути повседневном!
Счастливы камни, каких ты касаешься белой ногою!
Счастливы ткани, собой обвившие тело любимой!
5 Счастливо ложе, к которому Дульция всходит нагая!
Птицу ловят силком, а вепря путают сетью;
Я же навеки пленен жестокою к Дульции страстью.
Видел, коснуться не смел; снова вижу и снова не смею;
Весь горю огнем, не сгорел и гореть не устану.
ОТКАЗ ОТ СЕРЬЕЗНОЙ ПОЭЗИИ
(Р. 429, Б. 39). Перевод М. Гаспарова
Время пришло для любви, для ласки тайной и нежной.
Час веселья настал: строгая Муза, прощай!
Пусть же входит в стихи Аретуса с упругою грудью,
То распустив волоса, то завязав их узлом!
5 Пусть на пороге моем постучится условленным стуком,
Смело во мраке ночном ловкой ступая ногой.
Пусть обовьют мне шею знакомые нежные руки,
Пусть белоснежный стан гибко скользнет на постель!
Пусть на все лады подражает игривым картинам,
10 Пусть в объятьях моих все испытает она!
Пусть, бесстыдней меня самого, ни о чем не заботясь,
Неугомонно любя, ложе колеблет мое!
И без меня воспоют Ахилла, оплачут Приама!
Час веселья настал: строгая Муза, прощай!
МОЛЧАНИЕ В ЛЮБВИ
(Р. 450, Б. 60). Перевод М. Гаспарова
Галла, ты мне велишь: «Поклянись, что не выдашь ты миру
Нашей любви». Клянусь! Но поклянись же и ты,
Что не узнает о ней никто… ах, нет, до того ли! —
Что не узнает о ней, Галла, твой собственный муж.
НАЧАЛО И КОНЕЦ ЛЮБВИ
(Р. 451, Б. 61). Перевод М. Гаспарова
Что-то нудит меня разорвать любовные узы.
Нет уже более сил: знаю, что это грешно,
Но надо мною стоит и жжет меня огненным жалом
То ли какой-то бог, то ли какая судьба.
5 Ах, причем тут боги! сказать тебе, Делия, правду?
Что нас с тобою свело, то и разводит: любовь.
ЕВНУХ
(Р. 109, Б. 296). Перевод М. Гаспарова
Жадной корысти рука рассекла недозрелое тело,
И человеческий пол сразу гадательным стал.
Так изгибает свой женственный бок холощеный подросток,
Что ни за что не решишь, женщина он или муж?
5 Попран всякий закон в грамматике рода людского:
Женский был и мужской — средний прибавился пол.
ПАНТОМИМ
(Р. 111, Б. 299). Перевод Ю. Шульца
Мужа сильную грудь наклоняя в женском изгибе,
Гибкий свой торс применив к нраву и жен и мужей,
Выйдя на сцену, танцовщик движеньем взывает к народу
И обещает слова выразить ловкой рукой.
5 Хор разливает вокруг свои милые песни, и звукам
Вторит певец: подает песню движеньями он.
Вьется, играет, пылает, неистов, кружится, недвижен, —
Он поясняет слова, их наполняя красой.
Каждая жилка дар речи имеет. Сколь дивно искусство,
10 Что при безмолвных устах телу велит говорить!
КАНАТОХОДЕЦ
(Р. 112, Б. 300). Перевод М. Гаспарова
Зыбкая напряжена веревка от жерди до жерди,
Твердо всходит по ней опытный юноша ввысь.
Воздухобежец в выси направляет бегучие стопы,
Там, где и птичьим порой крыльям нелегок полет.
5 Руки по сторонам раскинуты над пустотою,
Чтобы с канатной тропы не соскользнула нога.
Это новый Дедал променял свою землю на небо
И среди белого дня воздух крылами рассек.
Так баснословный рассказ подтверждается зримым примером:
10 Так человека несут ветер и крепкий канат.
НА ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ САМ СЕБЕ МОЛОЛ МУКУ [939]
(Р. 103, Б. 291). Перевод М. Гаспарова
Ты по дешевой цене без труда приобрел бы осленка, —
Ведь не впервые ослам жернов о жернов тереть.
Так почему же настолько ты скуп, что, себя унижая,
Сам предпочел под ярмо шею подставить свою?
5 Брось жернова, прошу! Наняв раба-мукомола,
Ты бы имел без хлопот точно такую муку.
Ты же, трудясь над дарами Цереры, не меньше страдаешь,
Чем и Церера сама в поисках Коры своей.
ВОДОНАЛИВНОЕ КОЛЕСО [940]
(Р. 284, Б. 438). Перевод М. Гаспарова
Черпает воду и льет; подымает, чтоб снова низвергнуть;
Пьет из реки, изрыгая, что выпито. Дивное дело!
Воду несет, водою несомо. Волна через волны
Льется, и древнюю влагу новая черплет машина.
ОРЕЛ, ВДЕЛАННЫЙ В СТОЛ ИЗ САРДОНИКСА [941]
(Р. 748, Б. III, с. 42). Перевод Ю. Шульца
Стол изгибается в крыльях, расцвеченных крыльях орлиных,
И красота его вся и в расцветке, и в контурах птицы,
Слитых в одно, и без крыльев полет заключен в самоцвете.
МУРАВЕЙ
(Р. 104, Б. 292). Перевод Ю. Шульца
Тащит из бычьих борозд муравей желанные севы,
Черный народец несет зерна в пещеры свои.
Пусть невелик муравей, но как много, искусник, сбирает
Он для голодной зимы зерен на пользу себе!
5 Слугами черного Орка назвать муравьев подобает:
Цвет и поступки у них сходны с владыкой таким.
Как Прозерпину Плутон на своей колеснице похитил,
Так в челюстях муравей тащит Цереру к себе.
КОТ, ПОДАВИВШИЙСЯ СОРОКОЙ [942]
(Р. 181, Б. 361). Перевод Ю. Шульца
Тот, кто мышей-грызунов пожирает обычно, хватая,
И истребляет их род, столь ненавистный жилью, —
Кот ухватил в темноте вместо мыши-полевки сороку,
Голову птице отгрыз, алчно ее проглотил.
5 Скорым возмездьем, однако, обжора-разбойник наказан:
Жадную глотку его клюв заградил роговой.
Заперта глотка, и этим пресеклась тропинка для жизни:
Сытый по горло, погиб хищник от птицы своей.
Так беспримерно отмщенье погубленной хищником птицы:
10 Даже погибнув, она губит врага, истерзав.
НА СТАТУЮ ПОЭТА АРЗУГИТАНА [943]
(Р. 131, Б. 319). Перевод М. Гаспарова
Как? из глыбы кремня мастером высечен
Тот, кто сам тяжелей дуба дубравного?
Ты ли, крепкий, как пень, силишься, юноша
[Сочинять для стихов строчку за строчкою], [944]
5 Все уставы поправ стопосложения?
Кто поверит, что ты теми искусствами
Просвещен, для каких сердце в нас вложено?
Нет, нужней для тебя древообделочник, —
И, красуясь тогда грудью дубовою,
10 Деревянный порт встанет пред взорами,
Словно скрывшая блуд телка Дедалова [945]
Или конь, что вместил козни данайские.
СОН ПЬЯНИЦЫ
(Р. 30, Б. 219). Перевод М. Гаспарова
Феб во сне мне вещал: не касайся даров Диониса.
Чтоб не грешить во сне, вот я и пью наяву.
ГРОЗДЬ
(Р. 31, Б. 220). Перевод М. Гаспарова
Мстит виноградная гроздь за то, что она испытала:
Сок, что давили ногой, валит давившего с ног.
КНИГИ «ЭНЕИДЫ», СЪЕДЕННЫЕ ОСЛОМ
(Р. 222, Б. 189). Перевод М. Гаспарова
Свитки стихов илионских сожрал ничтожный осленок.
Сколь плачевна судьба Трои! то конь, то осел.
ИЗ СТИХОВ, ПРИПИСЫВАЕМЫХ ВЕРГИЛИЮ [946]
(Р. 256–263, Б. 155–162). Перевод М. Гаспарова
1
Здесь, под грудой камней, погребен разбойник Баллиста.
Путник! и ночью и днем стал безопасен твой путь.
2
Милый этрусский сосуд, отцовских столов украшенье,
Крепок ты был, но, увы! лекарю в лапы попал.
3
Целую ночь шел дождь, но приходит и ясное утро:
Делит с Юпитером власть Цезарь над целой землей.
4
Я сочинил стихи, а слава досталась другому.
Так-то ваше — не вам, птицы, строители гнезд.
…Так-то ваше — не вам, пчелы, слагатели сот.
…Так-то ваше — не вам, пахари поля, волы.
5
Влага питает посев; посеву погибельна влага.
Все, что на пользу, — добро; но гибельно все, что насильно.
6
Заколебалась природа, мужчину создать или деву,
И создала тебя, деве подобный юнец.
ЭПИТАФИЯ ВЕРГИЛИЮ [947]
(Р. 800 (872), Б. 194). Перевод В. Брюсова*
Пастырь, оратай, воин — пас, возделывал, низил —
Коз, огород, врагов — веткой, лопатой, мечом.
С пасшихся коз, с полевых посевов, с врагов побежденных
Ни молока, ни жатв и ни доспехов не взял.
ТРИ РАТОБОРЦА [948]
(Р. 392, Б. 123). Перевод М. Гаспарова
Как загремела война, в бою с амазонками пали
От Ипполиты — Тевфрант, Клон — от Лики, а Эбал — от Алки,
Эбал — мечом, Клон — дротом, Тевфрант — сраженный стрелою.
Эбал бился верхом, Клон — пешим, Тевфрант — в колеснице,
5 Эбал — юноша, Клон — в цвете лет, а Тевфрант — еще отрок.
Ранен Эбал — в лицо, Клон — в бок, Тевфрант — прямо в печень.
Сын Ификла — Тевфрант, Клон — Дорикла, Идаса — Эбал,
Эбал — аркадянин, Клон — мизиец, Тевфрант — аргивянин.
ОБ ОХОТНИКЕ, КОТОРЫЙ, УБИВАЯ ВЕПРЯ, НЕОСТОРОЖНО НАСТУПИЛ НА ЗМЕЮ [949]
(Р. 160, Б. 164). Перевод М. Гаспарова
1
Вепрь, охотник, змея погибли общею смертью:
Он под копьем, она под пятой, а третий от яда.
2
Вепрь, охотник, змея погибли общею смертью:
Первый ревет, второй — стонет, а третья шипит.
КЕНТАВР ХИРОН [950]
(Р. 89, Б. 277). Перевод М. Гаспарова
Х и рон о двух телах стоит, ни единым не полный.
ПАСИФАЯ [951]
(Р. 732, Б. V, с. 108). Перевод М. Гаспарова
В дочери Солнца
Новый пылает огонь,
И она, обезумев,
Все стремится к быку в луга,
5 Брачное ложе стыда в ней не будит,
Ей не помеха ни царская честь, ни страх перед мужем, —
Только, только на быка
Хотят глядеть ее глаза,
Она завидует Претидам
10 И славит Ио — не за мощь Исиды,
Но за рога, чело ее венчавшие.
А добьется когда встречи желаемой, —
Обнимает грубую бычью шею,
Рога цветами красит весенними,
15 Тянется сблизить уста с устами
(Видно, сил придают нежной душе стрелы Амуровы!),
Рада любви запретной.
Телку из дос о к сколотив, в ней укрывает тело,
Чтоб, забыв стыд, утолить пыл, ибо зла страсть.
20 Грешной похоти плод, рождается сын с двумя телами
Тот, что дланью сражен потомка Эрехфеева,
Которого из страшных стен вывела кносянки нить.
АНАЦИКЛИЧЕСКИЕ СТИХИ [952]
(Р. 674в, Б. III, с. 169). Перевод В. Брюсова*
Волн колыхание так Наяд побеждает стремленье,
Моря Икарова вал как пламенеющий Нот.
Нот пламенеющий как вал Икарова моря, — стремленье
Побеждает Наяд так колыхание волн.
ЗМЕИНЫЕ СТИХИ [953]
(Р. 38–40, 48, 56, 63, 77–80, Б. 227–229, 236, 244, 251, 265–268)
1. СЛУЧАЙ
Перевод М. Гаспарова
Случай — причина всего. Наши замыслы нам неподвластны.
Полно бороться с судьбой! Случай — причина всего.
2. НАРЦИСС
Перевод Ю. Шульца
Видя свой облик, Нарцисс устремляется к глади зеркальной;
Гибнет один от любви, видя свой облик, Нарцисс.
3. СУД ПАРИСА
Перевод Ю. Шульца
Суд, что Парис совершил, возвеличил супругою Трою;
Трою разрушил вконец суд, что Парис совершил.
4. ГЕРО И ЛЕАНДР
Перевод Ю. Шульца
Страстью свой путь проложил по жестокому юноша морю;
К смерти безвременной он страстью свой путь проложил.
5. ВЕНЕРА
Перевод М. Гаспарова
Собственным жаром горит дымящая жерлами Этна —
Так и Венера, влюбясь, собственным жаром горит.
6. ДОЛОН И АХИЛЛ
Перевод М. Гаспарова
Славной добычей Долон прельстился — упряжкой Ахилла;
Сам, зарезанный, стал славной добычей Долон.
7. НИС И ЭВРИАЛ
Перевод М. Гаспарова
Дружества сладкий удел да будет тебе драгоценен:
Жизни великая часть — дружества сладкий удел.
8. ЕЩЕ О ДРУЖБЕ
Перевод М. Гаспарова
Ежели любишь — люби: нечасто друзей мы находим,
Часто теряем друзей. Ежели любишь — люби.
9. К АПОЛЛОНУ И К ЧИТАТЕЛЮ
Перевод М. Гаспарова
Благодаренье тебе, Аполлон, вдохновитель поэтов!
Друг-читатель, прощай: благодаренье тебе.
10. ПАМЯТНИК
Перевод Ю. Шульца
Смерть не погубит меня: по себе оставляю я память.
Ты лишь, книга, живи: смерть не погубит меня.
V
ПОСВЯТИТЕЛЬНЫЕ НАДПИСИ
Перевод Ф. Петровского *
СИЛЬВАНУ АЛЬПИЙСКОМУ
Сильван, в священном полускрытый ясене
И страж верховный садика высокого,
Тебя мы славим здесь стихами этими
За то, что в поле и в горах Альпийских нам —
5 Гостям твоей благоуханной рощи — ты
Всегда благой хранитель в дни, когда вершу
Я суд [955] и ведаю владеньем цезарей.
Меня с моими ты верни обратно в Рим,
Заступник будь в именьях италийских нам,
10 И тысячу деревьев посвящу тебе.
СИЛЬВАНУ АФРИКАНСКОМУ [956]
Из всеродящей, всеплодной земли поднимаются всходы,
Солнцем согретая днесь их рождает искусница почва,
Радует все, веселит, зеленеют леса, расцветают
Свежие всюду цветы в плодородном дыхании вешнем.
5 Дружно поэтому все воздадим мы отчую почесть
Богу Сильвану, кому поют и ручьи и дубравы,
Роща из камня растет, разрастаются ветви деревьев.
* * *
Вот в твою честь жертвуем здесь резвую мы овечку,
Вот в твою честь волей отца с острым серпом, — козленок,
10 Вот в твою честь, милый, тебе свежий венок сосновый.
* * *
Так вещает мне жрец верховный бога:
Веселитесь, фавны и дриады,
Веселитесь, пойте здесь во храме,
Из моей выходя, наяды, рощи.
* * *
15 Фавн играть будет здесь на свирели своей,
И парнасский напев будет громко звучать,
Бассариды пускай громко песня поет,
Сдержит пусть Аполлон бег ретивых коней…
ПРИАПУ ТИБУРТИНСКОМУ [957]
Слава, слава родителю Приапу!
Подари ты мне в юности веселье,
Наколдуй, чтоб мальчишкам и девчонкам
Я нахальным бы взглядом полюбился,
5 Чтобы шутка и тягостная песня
Облегчала гнетущие заботы,
Не пугала бы тягостная старость,
Не сжималось бы горло страхом смерти,
Уводящей в обители Аверна,
10 Где томятся таинственные Маны
И откуда никто не возвращался.
Слава, слава родителю Приапу!
* * *
Все сюда, все сюда, красотки-нимфы,
О священной пекущиеся роще,
15 О священных пекущиеся струях!
Все сюда, и согласно величайте
Голосами певучими Приапа:
«Слава, слава родителю Приапу!»
Приложитесь к Приапову величью,
20 Увенчайте венком благоуханным
Божью мощь и опять провозгласите:
«Слава, слава родителю Приапу!»
Это он, отгоняя нечестивцев,
Вам позволил резвиться по тенистым
25 Тихим рощам, не ведающим скверны;
Это он от источников священных
Гонит тех, кто преступною ногою
В них ступает, мутя святую влагу,
Кто в ней руки полощет, и при этом
30 Не помолится вам, красотки-нимфы.
«Будь же милостив! — молвите вы богу. —
Слава, слава родителю Приапу!»
* * *
Слава, слава могучему Приапу!
Зачинателем звать тебя, творцом ли,
35 Называть ли Природой или Паном?
Ибо в силе твоей берет начало
Все живое на суше, в море, в небе,
Все, что славит великого Приапа!
Сам Юпитер по твоему веленью,
40 Отлагая палящие перуны,
Покидает свой трон, пылая страстью.
Ты — любимец Венеры благодатной,
Нежных Граций, и пылкого Амура,
И Лиэя, несущего веселье.
45 Без тебя нам ни Грации не милы,
Ни Венера, ни Купидон, ни Бахус.
Слава, слава могучему Приапу!
Девы чистые шлют к тебе моленья —
Развязать их девичьи поясочки;
50 Молят жены, да будут их супруги
Сил полны и в любви неутомимы.
Слава, слава родителю Приапу!
ЮПИТЕРУ ПЕННИНСКОМУ
Я добровольно в твой храм приношенья обетные отдал,
Ты же, тебя я молю, их благосклонно прими.
Хоть и не ценны дары, но тебя мы, святой, умоляем:
Наши ты чувства уважь, б о льшие, чем кошелек.
СИЦИЛИЙСКАЯ НИМФА
Нимфа здешних я мест, охраняю священный источник,
Дремлю и слышу сквозь сон ропот журчащей струи.
О, берегись, не прерви, водоем беломраморный тронув,
Сон мой; будешь ли пить иль умываться, молчи.
НАДГРОБНЫЕ НАДПИСИ
Перевод Ф. Петровского *
НЕИЗВЕСТНЫЙ
82 Молви, прохожий: [959] тебе легкой да будет земля!
НЕИЗВЕСТНЫЙ
87 Вот приют твой. — Против воли прихожу я! — Но придешь.
НЕИЗВЕСТНЫЙ
99 Кто мы? О чем говорим! Да и вся наша жизнь — что такое?
С нами вот жил человек, а вот и нет человека.
Камень стоит, и на нем только имя. Следов не осталось.
Что же, не призрак ли жизнь? Выведывать, право, не стоит.
ПАЦЕДИЯ СЕКСТА, НЕИЗВЕСТНАЯ
89 Человек ты: помни это. Знай — ты смертен. Будь здоров.
СКАТЕРИЙ ЦЕЛЕР, НЕИЗВЕСТНЫЙ
95 Были мы смертными, стали ничем. Посмотри же, прохожий,
Как недалек наш путь от ничего к ничему.
ТИТ ФЛАВИЙ МАРЦИАЛ, НЕИЗВЕСТНЫЙ, 80 ЛЕТ [960]
108 Что я пил и ел — со мною; что оставил — потерял.
ПОЭТ НАРД [961]
31 Нард, смиренный поэт, в этой могиле сокрыт.
РИТОР РОМАНИЙ
Здесь под покровом земли Романий Йовин похоронен.
Сам он умел говорить и обучал говорить.
Ежели жизнь состоит в славе жизни у Манов подземных,
Здесь он живет и для нас, как Цицерон иль Катон.
ШКОЛЬНИК ПЕТРОНИЙ АНТИГЕНИД [962]
Ты, что поспешно идешь по узкой тропиночке, путник,
Остановись, я прошу, и не презри надгробие наше.
Два пятилетья всего, два месяца и двое суток
Прожил я между людьми, возлелеянный нежно, любимый.
5 Догматы я Пифагора постиг, философские мысли,
Лириков я прочитал, прочитал творенья Гомера,
Уразумел я и то, что Евклид начертал на абаке.
Вместе с тем и утех и дерзких забав было вволю.
В этом способствовал мне Гилар, мой патрон и родитель.
10 Если б враждебной судьбой я не был, несчастный, настигнут!
Ныне ж в обители я подземной у вод Ахеронта,
Тартара мрачных небес я обитатель теперь.
Жизни мятежной избег я. Судьба и Надежда, прощайте!
Нет мне дела до вас: дурачьте других, коль угодно.
15 Вот вековечный дом. Я здесь; я вечно пребуду.
ХОЗЯЙКА АМИМОНА [963]
Амимона, Марка дочка, здесь лежит прекрасная,
Пряхой честной, домоседкой, чистой, доброй бывшая.
ТРАКТИРЩИЦА АМИМОНА
В этой гробнице лежит трактирщицы прах — Амимоны,
Слух о которой прошел далеко за родные пределы:
Многие ради нее частенько в Тибур ходили.
Тленной жизни теперь лишена она богом всевышним,
5 Свет благодатный приял ее душу в обитель эфира.
Сделал памятник сей Филотех безупречной супруге,
Да благочестно живет во веки веков ее имя.
ОХОТНИК МАРЦИАЛ
Вепрей ли гонял свирепых, — был я мил охотникам;
Быстрых ли гонял оленей, — был на радость дому я.
На земле своей Патерна мне воздвигла памятник,
Что, мне почесть воздавая, правде служит истинной.
СКОРОХОД САБИН
Кто о кончине скорбит, пусть душу утешит любовью:
Смерть может жизнь унести, но жить продолжает по смерти
Имени слава у всех на устах — умирает лишь тело.
Жив, возвеличен и чтим, восхваляется всеми любимый
5 Августа вестник, гонец, бежавший ветру подобно.
Отчее имя Сабин и латинское имя носил он.
О, нечестивое зло! Беспощадно на смерть неповинный
Был осужден и погиб коварных разбойников жертвой.
Тщетны усилья твои, преступление: слава бессмертна!
МАТРОС ТРЕБИЙ
В крайней бедности был я рожден, служил я матросом,
Августа я охранял семнадцать лет безупречно,
Не провинился ни в чем и вышел в отставку с почетом.
КОЛЕСНИЧИЙ ФЛОР
Флор молодой здесь лежу, колесницы парной водитель.
Быстро я гнаться хотел, и быстро к теням упал я.
ФЛЕЙТИСТ СИДОНИЙ И СКОРОПИСЕЦ КСАНФИЙ [964]
Взгляни на этот памятник,
Ценитель Музы и стихов,
И наши имена прочти
На общей скорбной надписи.
5 Мы искусству различному
Учились оба смолоду:
Я на свирели звонкие
Играл, Сидоний, песенки…
Стихи, алтарь и пепел сей —
10 Юнца могила Ксанфия,
Умершего безвременно.
Он скорописью мог уже
Посредством стиля беглого
Записывать умело все,
15 Что беглый говорил язык.
Всех превзошел он в чтении
И, с голоса хозяина,
Следя за продиктованным,
Ловил уже дальнейшее.
20 Увы, как скоро умер тот,
Кому дела секретные
Мог вверять господин его!
ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ ЦЕЗЕЛИЙ [965]
Некогда был я жнецом и, усердно снимая созревший
Нивы своей урожай, рабский я труд исполнял.
Бедного лара я сын, рожденный отцом неимущим;
Не было средств у него, не было дома у нас.
5 Будучи сыном его, я жил земли обработкой
И ни земле отдыхать не позволял, ни себе.
Только лишь вырастит год созревшую на поле ниву,
Первым тогда выходил злаки серпом я срезать.
В пору, когда на поля направлялся отряд серпоносный,
10 В Цирту к номадам идя иль на Юпитеров клин,
Опережал я жнецов, впереди всех по полю идя,
И оставлял за спиной связки густые снопов.
После двенадцати жатв, что я срезал под яростным солнцем,
Руководителем стал я из рабочих-жнецов.
15 Целых одиннадцать лет водил я жнецов за собою,
И с нумидийских полей жатву снимал наш отряд.
Труд мой и скромная жизнь оказали мне сильную помощь
И господином меня они сделали дома и виллы,
И не нуждается дом этот ни в чем у меня.
20 И принесла наша жизнь мне почестей плод изобильный:
К списку старейшин у нас был сопричислен и я.
Избран советом, я стал заседать во храме совета,
Из деревенщины став цензором также и сам.
Я и детей народил, и внуков милых увидел;
25 Так, по заслугам своим, мы славные прожили годы,
И не язвит никогда нас злоречивый язык.
Смертные, знайте, как жизнь свою провести безупречно:
Честную смерть заслужил тот, кто обману был чужд.
ПОМЕЩИК КАЛЛИСТРАТ [966]
Землевладелец-богач и всем своим близким любезный,
Имя свое Каллистрат сам оправдать пожелал.
Он, состоятельным быв и золота много имея,
Не поднимал никогда зависти злой парусов.
5 Жил для друзей, не себя одного ублажая богатством:
Зданьями новыми он земли свои украшал.
СТАРОСТА НАРЦИСС
Тот, кому строгий закон не давал гражданской свободы,
В смертной доле теперь вечной свободы достиг.
ВОЛЬНООТПУЩЕННИК ОФИЛЛИЙ
Варварской сына земли незаслуженно предал обычай
Рабству, и этим совсем переменил его нрав.
Имя отцовское он по мере сил возвеличил,
И заслужил он трудом то, чего просьбой не смог.
5 Службой своей господина смягчив, он побоев не ведал,
Не получая в залог должных, однако, наград.
Путник, куда ты спешишь? Покой ведь тебе обеспечен:
Этот народу приют вечно и всюду открыт.
Да и о счете часов, что ведешь беспокойно, подумай:
10 Скоро, итог подведя, будешь и ты без забот.
Л. НЕРУСИЙ МИТРА, ТОРГОВЕЦ КОЖЕВЕННЫМ ТОВАРОМ; С АКРОСТИХОМ
Лишних забот уже нет, а кто я, узнаешь, читатель.
Некогда шкурами я торговал в столице священной,
Этот козий товар доставляя простому народу.
Редкую честность мою хвалили всегда и повсюду.
5 Участь блаженна моя: я строил из мрамора, жил я
Счастливо, фиску всегда платил я арендную плату
И в договорах правдив был со всеми, старался
Уравновешенным быть с людьми, в беде помогал им,
С должным почтеньем ко всем относился, с друзьями был ласков.
10 Мало того, я почет себе приобрел еще больший,
Имя прославив свое: убежище сам я устроил
Телу по смерти. Но я не себя одного обеспечил:
Храмина эта дана и наследникам. Всякий лежащий
Рядом со мною, найдет себе все. Я прославлюсь
15 Этим примером своей образцовой жизни до смерти.
Сам я был полон забот, но многим покой обеспечил.
ВИТАЛИЙ, ГОСУДАРСТВЕННЫЙ РАССЫЛЬНЫЙ
Сам я, Виталий, себе при жизни сделал гробницу,
И, когда мимо иду, читаю я сам свои вирши.
Исколесил я весь округ пешком со своей подорожной,
Зайцев собаками брал и лисиц случалось травить мне.
5 Кроме того, я не прочь подчас был и чарочку выпить:
Юности я потакал во многом, будучи смертен.
Юноша умный! поставь себе тоже при жизни гробницу.
СОРАН ИЗ БАТАВСКОЙ КОННИЦЫ [967]
Тот я, кто некогда был по всей Паннонии славен, —
Первенство мне присудил Адриан, когда из Батавской
Тысячи храбрых мужей удалось мне Дуная глубины
Преодолеть, переплыв его воды при полном доспехе.
5 Я и стрелу на лету, как повиснет она и обратно
В воздухе падает вниз, расщеплял своею стрелою;
Да и в метанье копья ни римский воин, ни варвар
Не побеждали меня, ни в стрельбе из лука парфянин.
Увековечены здесь дела мои памятным камнем.
10 Видевший это пускай моим подвигам следует славным;
Мне же примером служу я сам, свершивший их первым.
УРС, ИГРОК В СТЕКЛЯННЫЙ МЯЧ [968]
Я — Урс, кто первый из носящих тогу стал
Играть в стеклянный мяч, храня достоинство,
При громких криках одобренья зрителей
В Агриппы термах, Титовых, Траяновых,
5 В Нероновых частенько, если верите.
Вот я. Сюда! Ликуйте все, кто любит мяч!
Цветами роз, фиалок друга статую,
Листвой обильной и духами тонкими,
Друзья, почтите и возлейте чистый ток
10 Фалерна или Цекуба иль Сетии
Живому в радость из хранилищ Цезаря.
И славьте стройным хором Урса старого:
Игрок веселый он, шутник, ученый муж,
Перворазрядных всех побил соперников
15 Умом, красою и отменной ловкостью.
Теперь стихами, старцы, скажем правду мы:
И сам я был побит, не раз, а много раз
Моим патроном Вером, трижды консулом, —
Я слыть готов его эксодиарием!
ПАГ, УЧЕНИК ЗОЛОТЫХ ДЕЛ МАСТЕРА [969]
Кто бы ты ни был, пролей слезу над мальчиком, путник!
Два шестилетья всего он от рождения прожил,
Был господину утехой, родителям был он надеждой,
Смертью безвременной им причинив глубокое горе,
5 Ловкой рукою умел выделывать он ожерелья,
В мягкое золото знал, где надо, вставлять самоцветы.
Звали мальчика Паг. А теперь, после мрачной кончины,
Прахом в могиле лежит его безымянное тело.
ПРИМИГЕНИЙ, СТРАНСТВУЮЩИЙ ЛЕКАРЬ [970]
Я из Игувия врач, обошедший множество торжищ;
Сверх своего мастерства честностью я знаменит.
Счастьем покинут я был в расцвете юности свежей,
И положили меня на погребальный костер.
5 Кладбищу Клусия прах уступило могильное пламя,
Кости мои патрон предал родимой земле.
АЛЬФИДИЙ УРБАН, ВОЙСКОВОЙ ТРИБУН СЕДЬМОГО СДВОЕННОГО ЛЕГИОНА
Веселись, живущий в жизни: жизнь дана в недолгий дар!
Не успеет зародиться — расцветет и кончится.
ЖРИЦА СИДОНИЯ
Тщетно Счастливой дано Сидонии Юлии имя:
Нить ее жизни, увы, до срока обрезали Парки,
Раньше еще, чем жених зажег огни Гименея.
Горестно плакали все, скорбели девы дриады,
5 Факела свет загасив, неутешно рыдала Луцина,
Деву, единственный плод родителей бедных, жалея.
Жрицей Мемфисской была она систром гремящей богини. [971]
Здесь положили ее, погруженную в сон вековечный.
ВЕСТОВОЙ ВЕПРЬ [972]
Здесь ты, Вепрь, неповинно лежишь: не по гневу Дианы,
Не Мелеагра копьем пораженный свирепо в утробу:
Смерть, незаметно тебя настигнув, внезапно повергла
В самом цвету, и твою погубила прекрасную юность.
ВОЛЬНООТПУЩЕННИКИ ТУРПИЛИЙ И ТУРПИЛИЯ
Строит хоромы богач, мудрец воздвигает гробницу.
То — для тела приют временный, это — наш дом.
Там мы только гостим недолго, а здесь обитаем;
Там — беспокойство, а здесь — наш вековечный покой.
ЛУЦИЛЛА, ЖЕНА ЭКСУПЕРАНЦИЯ
Жизнь — это счастье и горе, а смерть — ни счастья, ни горя:
Мудрый, выбери сам то, что тебе по душе.
УПРАВИТЕЛЬ АЛЕКСАНДР [973]
Не было — нет меня. Есмь ли? — не знаю. Что мне за дело?
СВИНОТОРГОВЕЦ АЦЕЛЛИЙ
Ты — человек: взгляни на мой могильный холм!
Хотел иметь я то, что нужно, смолоду,
Не знал обмана, многим делал доброе.
Ступай! будь счастлив. Путь твой здесь окончится.
ДЕКУРИОН ВИНЕСИЙ ФИРМ
Я наживался и вновь растрачивал все нажитое;
Смерть наступила — и вот нет ни наживы, ни трат.
ВЕТЕРАН ЦИССОНИЙ
Жил покуда, пил я вволю. Пейте, кто остался жив!
СКРЯГА РУБРИЙ УРБАН
Он, кто всю свою жизнь, ему данную, прожил как скряга,
Был и к наследнику скуп, да и себя не щадил,
Здесь, по кончине, велел на веселом пиру возлежащим
Изобразить он себя мастеру ловкой рукой,
5 Чтобы хоть в смерти он мог найти покой безмятежный
И без тревог и забот, им наслаждаясь, лежать.
Справа сидит его сын, который в походе военном
Пал еще до похорон скорбных отца своего.
Но разве можно помочь усопшим веселой картиной?
10 Лучше гораздо для них было бы — в радости жить.
ДАФНИДА, УМЕРШАЯ В РОДАХ
Дафнида я, Гермета жена, получила свободу,
Хоть и хотел господин, чтобы раньше Гермет стал свободным:
Первой мне волю судьба, первой — кончину дала.
Скорбного я родила и скорбь оставила мужу;
5 И не желал господин, а жизнь дала я младенцу.
Кто воспитает его? кто долгую жизнь обеспечит?
Право, безвременно Стикс отнял меня у живых!
ТРЕХЛЕТНЯЯ НИННИЯ
Что должна была дочь отцу начертать на гробнице,
Дочери это отец вместо того начертал.
СЕМИМЕСЯЧНЫЙ ЮЛИАН
Имя ему Юлиан, семь месяцев жил он на свете;
Горько, горько над ним плакали мать и отец.
СОБАЧКА ЖЕМЧУЖИНА
В Галлии я родилась; от богатого жемчугом моря
Имя мое: красоте это достойная честь.
Смело в дремучих лесах умела я рыскать по следу
И по высоким холмам зверя пушистого гнать.
5 Не приучали меня ходить на своре несносной
И не стегали совсем по белоснежной спине:
Мягко мне было лежать у хозяев моих на коленях
И на постельке своей сладко усталой дремать.
Молча могла я сказать побольше всякой собаки
10 И не пугала ничуть лаем своим никого.
Но погубили меня роковые несчастные роды,
И на могиле мой прах мрамором скромным покрыт.
СОБАЧКА МУШКА [974]
Как мила была, как была прелестна,
На коленях лежавшая при жизни,
Соучастница сна всегда и ложа, —
Что за горе твоя кончина, Мушка!
5 Ты залаяла б тотчас, озорница,
Коль с твоей госпожой соперник лег бы.
Что за горе твоя кончина, Мушка!
Нет чутья у тебя в глуби могильной,
Ни рычать ты не можешь, ни кусаться,
10 Ни оскалом зубов мне улыбнуться!
БОРИСФЕНИТ, КОНЬ ИМПЕРАТОРА АДРИАНА [975]
Борисфенит Аланский,
Цезаря конь проворный,
По полю и болотам
И по холмам этрусским
5 Носившийся, как птица,
За кабаном паннонским;
И вепрь его в погоне
Белым клыком поранить
Ни разу не решился,
10 Хотя бы пеной пасти
Хвост он ему обрызгал,
Что происходит часто.
Но в цвете лет и силы,
И невредимый телом,
15 Своим настигнут роком,
Здесь погребен он в поле.
НАДПИСИ РАЗНОГО СОДЕРЖАНИЯ
Перевод Ф. Петровского *
НАДПИСЬ НА СТАТУЕ МЕМНОНА [977]
В первый час и второй от восхода солнца, в то время,
Как с Океана заря благостно мир озарит,
Трижды явственно мне слышен был Мемнона глас.
ПОМПЕЙСКИЕ ЛЮБОВНЫЕ НАДПИСИ [978]
1
142 Слава тому, кто любит! погибель тому, кто не любит!
Дважды погибель тому, кто запрещает любить!
2
139 Свяжет пускай ветерки, если кто ругает влюбленных,
И запретит убегать вечно текущей воде.
3
140 Вот, я пишу, а Любовь мне диктует, а Страсть меня учит:
Нет, без тебя не хочу даже и богом я быть!
4
144 Духом упал я, и сон усталых ночей не смежает:
Жжет меня ночью и днем, не унимаясь, любовь.
5
146 Мне белокурая девка велит: не люби чернокудрых!
Если смогу — невзлюблю; если нет — полюблю против воли.
6
138 Если тебе не пришлось Апеллесовой видеть Венеры,
Душку мою посмотри: так же прекрасна она.
7
143 Все, что ни есть у меня, — раздарил бы красивым девчонкам,
Только беда: ни одна девка не нравится мне.
8
145 Обнял сегодня я здесь девчонку, красавицу с виду, —
Все мне хвалили ее; но оказалось — дерьмо.
9
156 Странно, и как ты, стена, устояла — не рухнула, если
Столько писак на тебя столько излили тоски?
ПОМПЕЙСКИЕ ТРАКТИРНЫЕ НАДПИСИ
1
447 Выпивка стоит здесь асс. За два асса ты лучшего выпьешь,
А за четыре уже будешь фалернское пить.
2
448 Кабы попался ты нам на такие же плутни, трактирщик:
Воду даешь ты, а сам чистое тянешь вино!
3
149 Мы помочились в постель. Виноваты мы: ладно, хозяин.
Но почему же ты нам не дал ночного горшка?
НАДПИСЬ НА МОЗАИКЕ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ТРИТОНА [979]
Он человек, но не весь, вполовину, а снизу он рыба.
НАДПИСЬ НА МОЗАИКЕ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ КЕНТАВРА
Не человек и не зверь, но частично и то и другое.
НАДПИСЬ НА БЛЮДЦЕ С РИСУНКОМ
Деианиру кентавр уносит, похитив у мужа.
НАДПИСЬ НА КУБКЕ С РИСУНКОМ
Лебедем став, заключил Юпитер в объятия Леду.
НАДПИСЬ НА СЕРЕБРЯНОЙ ЛОЖКЕ [980]
Бани, вино и любовь ускоряют смертную участь.
НАДПИСЬ НА ГЛИНЯНОЙ ЧАШЕ
Пыль золотого дождя пускай лишь обрызнет папирус, —
Тотчас Даная в ответ слово черкнет: «приходи!»
