Вигбольд, Генрих, как и весь экипаж «Буревестника», тоже были потрясены, узнав об ужасной драме, разыгравшейся в этой ледяной пустыне и все хотели ехать в Гренландию, спасти несчастного. Штертебекер опять натянул все паруса, чтобы не терять драгоценное время. Так как ледяной остров, на котором находились остатки печальной экспедиции, преграждал им дорогу, так им пришлось объехать кругом, и теперь только они увидели, какое громадное пространство он занимает.

Они видели громадные ледяные горы, верхушки которых скрывались в облаках. Никто не мог оторвать глаз от них, когда они под лучами солнца обнаруживали всю свою красоту. Получить какое-нибудь представление о сверкающих кристаллах льда, о величественной красивой стене красок может только человек, видевший собственными глазами полярную природу.

Генрих Нисен с наивным восхищением смотрел на грозное величие чудесной природы. В магистре Вигбольде сейчас же обнаружился ученый, с жадностью проверявший свои познания. В то время было очень мало ученых, видевших собственными глазами полярную природу. География и геология находились еще в младенческом состоянии, и магистр был счастлив представившейся возможностью подвергнуть свои неточные познания сравнению с настоящей действительностью.

Но Штертебекер горел только одним желанием — возможно скорее добраться до восточного берега Гренландии и найти несчастного.

К тому же он чувствовал какое то странное беспокойство. Его долгая разлука с флотом Виталийцев терзала его. Он не предполагал, что экспедиция, предпринятая во имя справедливости, так долго задержит его.

Раз, ночью, он увидел плохой сон. Годеке Михаил появился пред ним так ясно, как будто бы он его видел в действительности.

Заместитель короля виталийцев носил кандалы на руках и ногах и смотрел на Штертебекера умоляющим взглядом.

— Тысяча чертей! — крикнул Штертебекер, проснувшись, и выбежал на палубу, чтобы освежиться на свежем воздухе.

К его великому изумлению, он встретил здесь Вигбольда с его инструментами.

— Ты здесь? — изумленно крикнул Штертебекер. — Удивительно, что нам пришлось встретиться здесь в такой поздний час.

— На земле много удивительного; по крайней мере нам много непонятно, и мы называем это удивительным.

Ученый сделал при этом такую сериозную, даже печальную мину, что Штертебекер испугался.

— Что ты, Вигбольд? — спросил он, обеспокоенный. — Разве случилось что-нибудь плохое?

Ученый пожал плечами.

— Что я могу знать? — ответил он дипломатически.

— Ты один из тех мудрецов, которые знают многое недоступное обыкновенным смертным. Угадай будущее.

— В данном случае дело идет скорее о настоящем, чем о будущем.

— Ах, ты знаешь что-то определенное. Так говори! Не мучь меня больше.

— Да, я видел неприятный сон…

— Годеке Михаил? — крикнул Клаус, схватив учителя за руку.

— …в плену, — глухо закончил ученый.

— Это тебе снилось, это только сон! — громко крикнул Штертебекер. — Это еще не действительность.

— Это правда, — твердо сказал магистр. — Я поставил гороскоп. Этой ночью Годеке Михаил попал в руки гамбургцев.

— А наш флот?

— Не думаю, чтобы он потерял корабль. Но все-таки ты хорошо сделаешь, если ты сейчас же вернешься, ибо Годеке Михаил самый способный руководитель виталийцев, помимо тебя. Что же будет с флотом, если вас обоих там нет?

Штертебекер схватился за голову. Противоположные чувства боролись в его душе. Он направился в северные пустыни, чтобы спасти невинного, а дома тем временем изнывает в тюрьме его лучший друг и руководитель виталийцев. Что ему делать? Он беспомощно посмотрел на магистра.

— Отдать приказ к возвращению? — спросил магистр.

— Так недалеко от цели? — стонал капитан.

— Кто знает, действительно ли мы близко к цели. Может быть, это еще очень, очень далеко. Мы гонимся за человеком, который, может быть, уже давно погиб. Если мы найдем Рейнмара, то, вне сомнения, в том же виде, что тех несчастных с корабля «Быстрый».

— Обождем еще до завтра. Если мы до завтра не достигнем берега Гренладии, мы вернемся.

— Дай руку в знак того, что так будет, Клаус.

— Вот она.

Друзья пожали друг другу руки и попрощались, чтобы отдохнуть еще остаток ночи.

На рассвете второго дня показался берег Гренландии. Хотя весь берег был покрыт льдом и снегом, но по особенным формам гор видно было, что это действительно земля, а не плавающий остров.

Штертебекер сильно обрадовался, увидев, что он наконец достиг цели своего путешествия. Теперь он уже найдет несчастную жертву людской жадности, если не живого, то хоть трупа. Он скоро выискал удобное место для корабля, ибо здесь придется стоять продолжительное время на якоре, и все занялись снаряжением экспедиции. Считаясь с возможностью долгого пребывания на материке, они взяли с собой богатые запасы провианта, дров, оружия, шуб и прочее.

Так как они пристали немного южнее того места, которое было указано в корабельной книге, то Штертебекер решил двигаться по берегу к северу, ибо нельзя было полагать, что Рейнмар пустился в глубь страны. Во-первых, он у моря скорее может добыть себе пропитание, занявшись рыбной ловлей, и во-вторых, у берега все же есть надежда увидеть еще когда-нибудь корабль.

На долю смелых путешественников выпало тяжелое испытание. Восемь дней экспедиция уже находилась в дороге, не добившись никаких результатов.

Местами попадались обглоданные кости или целые скелеты зверей, но эти могли быть жертвами более сильных хищных зверей. Погода значительно ухудшилась все время свирепствовали снежные бури, так что моряки подвергались опасности быть засыпанными снегом.

По ночам приходилось ставить стражей, чтобы предупредить об угрожающей опасности от снежных заносов или пожара.

Сегодняшняя ночь была особенно бурная. Ветер и вихры разгулялись во всю, так что на пять шагов от себя ничего не видно было.

Штертебекер установил правильную ночную стражу часовых. Ежечасно проверяли и осведомлялись о виденном. Сам Клаус тоже не спал в эту ночь. В последнее время попадалось слишком много костей и приходилось полагать, что вблизи находятся много хищных зверей, которых нужно было теперь остерегаться.

На этот раз Вигбольд тоже бодрствовал. Оба они совещались, вернуться ли им или нет, и глубокие складки на лбах указывали, как тяжело им решить этот вопрос.

Вигбольд опять, настаивал на возвращении, но Штертебекер не мог решиться на это.

— Неужели вся поездка будет напрасна? — мрачно сказал он. — Дай мне еще один день, Вигбольд. Пусть Бог рассудит. Если мы завтра не найдем несчастного или его следы, то я воз… Слышишь? Кажется кто-то кричит?

Клаус выбежал с гарпуном в руке и заметил промелькнувшую тень. Это человек или зверь? Он опасался бросить гарпун, чтобы не попасть в часового. Тень быстро исчезла в снежной метели.

— Стеффан! Стеф-фан! — закричал Штертебекер громовым голос.

— Здесь! — ответил слабый голос с другой стороны. Промелькнувшая тень, значит, не была часового.

— Стеффен, где ты? — крикнул Клаус и направился по ответному голосу.

Он нашел матроса лежащим на земле.

— Что случилось? На тебя напали?

— Да, капитан. Он хотел задавить меня. Его пальцы проникли глубоко в шею.

— Он? о ком ты говоришь? Тебе снилось. Ты уснул на посту.

— Нет, капитан, я слишком ясно чувствовал его пальцы на моей шее! Смотрите, вот кровь, он исцарапал меня ногтями.

— Идем в юрту. Ты можешь ходить?

— Я уже дойду, капитан.

Стеффен с трудом поднялся с земли и, поддерживаемый Клаусом, направился в палатку. Клаус сейчас же поставил смену, на этот раз из двух часовых. Затем он отогрел Стеффена вином и заставил его рассказать, что случилось.

— Я простоял около получаса на посту и начал ходить взад и вперед, чтобы не замерзнуть, как вдруг я увидел что-то на снегу. Я принял это за зверя, ибо я ясно видел шерсть шкуры. Для медведя это было слишком мало, для лисицы слишком большое. Я взял копье и хотел приблизиться к этому. Но это неожиданно сделало дикий прыжок мне на грудь, я упал, а он повалился на меня. Это сейчас же схватило меня за горло, и когда я посмотрел в лицо, я с ужасом убедился, что это человек.

— Ты говоришь, что это был человек? Это было бы ужасно. Уверен ли ты в этом?

— Я уверен, капитан. Это был человек, я думаю, сумашедший. Зверь не сумел бы сделать такой прыжок. Лицо у него было такое истощенное, похожее на лицо мертвеца, но глаза дико сверкали. Он скалил зубы, как зверь, и изо рта у него текла пена.

— Ужасно! — тихо пробормотал Штертебекер про себя. — Мы нашли его, но сумасшедшим.

— Ты уверен, что это он, Клаус? — спросил магистр.

— Так уверен, как я уверен в том, что ты Вигбольд фон Росток. Но осмотри раны Стеффена, нужно сделать ему перевязку.

Магистр крикнул Генриха, который часто помогал ему при перевязках, подавая все, что требуется. Вигбольд несколько раз звал его, но Генрих не являлся.

— Гром и молния! что это значит? — загремел Штертебекер. — Генрих, где ты? — Нет ответа.

Встревоженные матросы обыскали все уголки, но Генриха нигде не было.

— Генрих Нисен! — крикнул Штертебекер выйдя из юрты. Горное эхо повторило его крик.

Как? Больше ничего? Не слышится ли в снежной буре сатанинский смех? Дьявольский хохот адского торжества, смех безумного?

— Вы не видели мальчика? — спросил Штертебекер у обоих часовых, после бесполезных поисков.

— Мне казалось, что Генрих вышел с вами, капитан, — ответил один из них. — После я его больше не видел.

— Он вышел со мной? Неужели он решился на глупость. Ах! еще ясны следы его ног, через четверть часа все покроется снегом.

— Вот здесь следы Генриха, а здесь сумасшедшего. Можно их скорее принять за следы медведя, чем человека. А здесь сумасшедший поднял Генриха, чтобы унести его. Это ясно видно, славный парнюга хорошо защищался, а дальше идут следы сумасшедшего, а следов Генриха нет больше. Эй; вооружитесь, берите с собой факелы и спустите собаку! Мы не должны терять ни минуты.

Плуто была все это время привязана в палатке, так как ее хороший нюх мог увести ее далеко, на опасность. Теперь ее спустили, показали ей следы Генриха, и все последовали за ней с оружием наготове.

Подойдя к месту, где, по предположению Клауса, сумасшедший поднял мальчика, собака остановилась, потеряв следы.

Положение было в высшей степени опасное. Было ясно, что если матросы не нагонят сумасшедшего прежде, чем он куда-нибудь забрался, Генрих погибнет. А следы его становились все менее и менее ясными.

Единственная надежда была на Плуто. Штертебекер показал ей на следы сумасшедшего и крикнул несколько раз:

— Плуто, ищи Генриха, спаси Генриха! Скорее!

Собака поняла и громко запаяла. С опущенным к снегу носом она бросилась бежать уверенным галопом. Безумный, душу раздирающий смех доносился издали. Все бежали всеми силами, но Штертебекер опередил их, следуя по следам собаки. Дикий безумный хохот все еще носился по пустыне, а Штертебекер все-таки не мог нагнать смеющегося.

На сверкающей снежной равнине скоро показались черные точки, оказавшиеся верхушками скал, поднимающихся из снега. Приблизившись к ним, Штертебекер увидел целый лабиринт пещер и расщелин, около которого прекратились следы преследуемых. Мрачные каменные дыры угрожающе глядели на прибежавшего безумца, как глаза великана-чудовища.

Не колеблясь ни минуты, Штертебекер полез в темную дыру, около которой исчезли следы. Пещера была настолько низка, что ему пришлось ползать на четвереньках. Здесь было так темно, что ничего нельзя было разобрать, к тому же изнутри ничего не слышно было. Штертебекер остановился. Неужели он потерял следы? Это было бы ужасно. Проход был такой узкий и низкий, что он не мог повернуться.

Он прислушался. Ничего не слышно. Он ощупал кругом и убедился, что дорога здесь разветвляется на три пещеры. Какую избрать?

Он еще раз прислушался. Ветер свистел по проходам, образуя дикую музыку. Однако, что это? Стон, вздох? Может быть предсмертный хрип?

Штертебекер затаил дыхание. «Если Генрих?..»

Он не осмелился докончить свою мысль.

Ужас охватил его. Он полез дальше, он на настоящей дороге, — он приближается к стонущему, — теперь он уже должно быть близко. Однако, нет, звуки в узкой пещере обманули его. Он пролез еще сто шагов, натолкнулся на тело и ощупал его.

— Генрих! — проговорил он. — Ты! Мой золотой мальчик, мой друг! Говори! Ты жив еще? Ради Бога, дай какой-нибудь знак! Отвечай… Генрих!

Он не получил ответа, — но это вне сомнения любимый Генрих, он чувствует это. Сердце его не бьется, но тело еще теплое. Значит, не все еще надежды потеряны. Ужасная боль сжала сердце короля виталийцев, и на глазах показались слезы.

Клаус уже теперь не думал больше о преследований. Генрих должен быть спасен, это самое важное.

Вернуться было не легко. Встать или обернуться невозможно было. Штертебекер запустил зубы в платье мальчика и начал ползать, таща тело за собой.

Через минуту пещера огласилась громким шумом, доносящимся из бокового прохода. Дикий хохот безумного, от которого волосы становятся дыбом, послышался так громко, как Штертебекер еще никогда не слыхал. Одновременно он услышал яростный лай и вой Плуто.

Вой собаки все более усиливался, она задыхалась от злобы и ярости, и Штертебекер никогда не мог бы представить себе, что это Плуто так бесится, а не дикий шакал. Видно было, что она опьянела от ужаса, что безумный смех довел ее до высочайшего раздражения. А противник ее дико хохотал, скрежетал зубами по-звериному и рычал, как медведь.

Шум понемногу стихал. Голос безумного, пришедший в последнюю минуту в хриплый рев, затих; только вой собаки слышался еще долгое время.

— Плуто, сюда! Принеси его сюда! Тащи его сюда! — кричал Клаус в темноту.

Ответный лай собаки известил, что она поняла.

Теперь Штертебекер продолжал ползать назад, но продолжалось еще довольно долго, пока он наконец вышел на свободу. Почти вслед за ним вышел Плуто, таща за собой израненное, окровавленное тело.

Вигбольд и матросы прибежали к пещере, но не вошли туда, зная, что в таком узком проходе, один может больше успеть, чем целая армия, а Штертебекер мог помериться с любым противником.

Они поэтому остались у входа и разложили огонь; Вигбольд, на всякий случай, приготовил свои мази и лекарства.

Последние скоро понадобились. Оказалось, что раны Генриха не смертельны. Он был весь искусан, сумасшедший пытался убить его зубами. Последний был весь изранен собакой. Он не был еще мертв, но жизнь его висела на нитке. То, что он потерял сознание, спасло его от Плуто, которая сочла его мертвым и оставила его наконец в покое.

Теперь наступила очередь Вигбольда. Самым необходимым делом было теперь возможно скорее оказать медицинскую помощь и уберечь их от опасности замерзания. Потерявшие сознание не могли теперь выработать необходимую теплоту, чтобы противостоять ужасному полярному холоду.

Магистр усердно принялся за дело, молча осматривая пациентов, а Штертебекер, мрачный как ночь, глядел на его работу и думал о вечной загадке человеческой натуры.

Когда Вигбольд перевязал раны обоим потерявшим сознание, были приведены две сани, на которых уложили раненых, укутав их одеялами и шубами, и все двинулись к кораблю.

Клаус Штертебекер был убежден, что он в безумном действительно нашел Рейнмара фон Ритцебютеля. В этом не могло быть никаких сомнений, ибо в эту ледяную пустыню не мог попасть никто другой.

Через несколько часов «Буревестник» двинулся обратно с натянутыми парусами.

Вигбольд заботливо ухаживал за больными, и через десять дней он сообщил Клаусу, что Генрих вне опасности.

— Слава Богу, — облегченно сказал Клаус. — А Рейнмар?

Вигбольд молчал и лицо его опечалилось.

— Ну, — сказал Клаус. — Лицо твое не особенно радостное.

— Я должен признаться тебе, Штертебекер. Обещай мне, что чтобы ни случилось, ты всегда будешь уверен, что я имел в виду добро и ничего легкомысленного не сделал, а действовал по хорошо обдуманному плану.

— Это само собой понятно. Но не мучь меня, скажи в чем дело.

— Мы стоим пред сомнительным исходом. Я сделал один слишком смелый опыт.

— На больном? — взволнованно спросил Клаус.

— Да! Дело идет о жизни и смерти. Или он умрет от моего лечения, или…

— Или?

— Или он выздоровеет — телесно и душевно.

— Ты хочешь вылечить его безумие?

— Я хочу пытаться.

— Когда это решится?

— Кризис наступит через девять дней.

Весь экипаж находился в подавленном настроении, когда они узнали исход этой полной приключений экспедиций и предстоящее решение опыта Вигбольда.

На девятый день наступил кризис. Тридцать шесть часов подряд Вигбольд сидел у ложа больного, который все еще не пришел в себя. Склоненный, приложив ухо к груди больного и держа в своих руках оба его пульса, он уже простоял пять часов не двигаясь, ожидая решительный исход.

Теперь прошла дрожь по тощему телу больного; легкий пот выступил на кожу, члены начали тихо двигаться, глаза медленно раскрылись. Магистр следил за всем с лихорадочным вниманием, затем он крикнул и упал на пол.

То, что он видел, ужасно потрясло его. Он долго лежал на полу каюты, бормоча горячую молитву. Вдруг он вскочил, подбежал к каюте Штертебекера, рванул дверь и крикнул громким голосом:

— Клаус! Это удалось! Он спасен!

Затем он упал и потерял сознание от усталости и волнения.

* * *

Опасности, которым Штертебекер подвергнул себя, своих людей и корабль, были не напрасны. Когда «Буревестник» подошел к порту Гельголандии, приветствуемый пушечными выстрелами, Рейнмар фон Ритцебуль уже почти оправился и сидел на палубе, в удобном кресле, пользуясь солнцем и морским воздухом.

Он благодарно улыбнулся, слабый еще от всего пережитого, но на пути к окончательному выздоровлению, смотря на своего спасителя, короля виталийцев. Клаус тоже улыбался, нежно пожав руку больного. Генрих Нисен побежал по палубе, по каютам, бросая шапку вверх и крича в диком восторге:

— Да здравствует наш добрый, любимый и благодарный король Клаус Штертебекер!

Как гром разнесся кругом оглушительное восторженное «ура» виталийцев.

* * *

Как осуществился ужасный сон, виденный Клаусом Штертебекером в ту знаменительную полярную ночь, будет описано в ближайшем весьма интересном выпуске: «Из-под эшафота».

КОНЕЦЪ

Следующий выпуск № 3: Из-под эшафота.