Казалось, что после всех жизненных бурь, они, наконец-то, достигли блаженной и тихой заводи. Этот островок, и эта хижина, и этот пляж могли быть только раем, потому что именно в раю нечего больше желать. А чего еще можно желать под ярко-голубым небом, на берегу теплого моря, в объятиях любимого человека? Если бы Себастьяну или Марии Алехандре задали этот вопрос, то, пожалуй, оба ответили бы одинаково — чтобы не посещали тревожные сновидения, эти зловещие посланники прошлого. Однако днем, когда они нежились на пляже или подальше от берега, в тени роскошных пальм, ничто не могло омрачить их безмятежного настроения.

— Ой, смотри, пчела, — воскликнула Мария Алехандра, когда они лежали рядом, смотря друг на друга сквозь неплотно прикрытые веки. — И она сидит у тебя на спине.

— Только не пробуй ее прихлопнуть, — лениво отозвался Себастьян, — а то она оставит во мне свое жало. Ты еще сама будешь не раз жалить меня, дорогая…

— Нахал! — улыбаясь, воскликнула Мария Алехандра и тут же с визгом вскочила на ноги. — Ой, она летит ко мне, ой, ой, Себастьян, я боюсь!

— Ничего страшного, ведь у нас же с тобой медовый месяц!

Мария Алехандра, схватив рубашку Себастьяна, стала кружиться на месте, отмахиваясь ею во все стороны, а когда опасность миновала, то, развеселившись от своей победы над пчелой, весело шлепнула своего мужа:

— Вставай, лентяй, я хочу пить!

— У нас есть кокосовое молоко…

— Я хочу ловить рыбу!

— Возьми мою рубашку, которую ты держишь в руках, опусти в воду и, подождав, пока какая-нибудь сардинка не соблазнится запахом моего одеколона, вытаскивай ее вместе с рубашкой.

— А если я опущу в воду свой купальник? Вдруг попадется что-нибудь покрупнее?

— Да уж, тогда приплывет настоящий кит!

В блаженстве забываешь о времени, в несчастье о нем вспоминаешь…

Пока Мария Алехандра и Себастьян блаженствовали на островке Сан-Андресе, в гостинице «Акуарио» разыгрывались бурные страсти, косвенной причиной которых и явились, сами того не подозревая, молодожены. Ради Себастьяна приехала сюда Дельфина, вслед за Дельфиной здесь появились Самуэль и Монкада, а в погоне за Самуэлем в той же гостинице оказалась и Перла.

После первого объяснения с Самуэлем, который одним своим появлением здесь вмиг отравил ей все очарование этого места, — места, где ее должен был ждать Себастьян, Дельфина направилась в бар, где изрядно выпила. К моменту ее случайного столкновения с Перлой она уже была изрядно пьяна, но горела желанием выпить еще.

Когда Эстевес, разочарованный такой встречей с женой, приложился к бутылке, чтобы немного поднять себе настроение, а затем отправился гулять по набережной, неподалеку от мола его ожидала странная картина. Невероятно пьяная Дельфина, пошатываясь и с трудом удерживаясь на ногах, выделывала немыслимые па под рэггей, который играли три музыканта, стоявшие в нескольких метрах от нее. Эстевес незаметно подкрался к жене и, во время одного из ее поворотов, ловко схватил ее за талию.

— Развлекаетесь, сеньора?

— Привет… это ты… да, это вы, сенатор Эстевес, — не сразу его узнав, с трудом сказала Дельфина.

— Ошибаетесь, сеньора, я вовсе не сенатор, а подвыпивший искатель жемчуга, сегодня вечером решивший поискать приключений. А кто вы?

— А я бедная рабыня, которую продали на невольничьем рынке, причем меня купил один негодяй, соблазнив разными несбыточными обещаниями… Но сегодня я сбежала от него и никогда больше к нему не вернусь.

— Ну и бедняга же твой хозяин. Я б отдал полжизни за то, чтобы другую ее половину наслаждаться такой рабыней, как ты.

— Но с какой стати ты бы за меня так дорого платил?

— А потому что ты необыкновенное воплощение святости и пытаешься изобразить из себя развратницу, а настоящему мужчине всегда интересно держать в своих объятиях не шлюху, а святую.

Дельфину явно утомил этот разговор и стали раздражать плотные объятия Эстевеса. Она попыталась вырваться, но он не хотел ее отпускать.

— Да пусти же меня, скотина! — после недолгой, но ожесточенной борьбы выкрикнула она, оттолкнула Эстевеса и, пошатываясь, побежала по набережной. Он, усмехаясь, посмотрел ей вслед, затем повернулся и, заметив удивленные лица музыкантов, сделал небрежный жест:

— Любовные страсти, сеньоры, любовные страсти…

Затем он пошел вслед за ней, в гостиницу, но решил не заходить в свой номер, а пойти помириться с Перлой. Она тотчас открыла дверь на его стук и, казалось, даже не удивилась, увидев его на пороге.

— Ты кого-нибудь ждешь или мне можно войти?

— Конечно, входи. Мне так хотелось, чтобы кто-нибудь пришел. Подчиняясь твоему приказу, я целый день провела в номере, скучала, грустила и мечтала.

Эстевес несколько удивился — не часто ему доводилось видеть свою расчетливую секретаршу в тоске и грезах. Может быть, это курортная атмосфера так на нее действует, а может быть, он сам в этом виноват?

— Мне очень жаль, что наши отношения так ухудшились, — извиняющимся тоном произнес он, устало опускаясь в кресло. — Возможно, я уделяю тебе слишком мало внимания?

— Дело не в этом, — покачала головой Перла, — просто у меня складывается впечатление, что ты чувствуешь себя гораздо лучше в обществе своей жены.

— Не надо, — болезненно поморщился Эстевес, — я столько раз тебя просил не трогать эту тему.

— Извини, я забыла.

— Ты знаешь, — продолжал он, легким кивком головы приняв ее извинение, — я всегда любил власть и всегда к ней стремился… думаю, что именно это и притягивает тебя ко мне. Но вот сегодня я вдруг почувствовал, что иногда эта власть заставляет чувствовать себя таким одиноким…

Перла спокойно подошла к Самуэлю и, сев ему на колени, поцеловала в голову.

— Король всегда чувствует себя одиноким… и только королева способна помочь ему в этом.

Она ожидала, что он, как обычно, обнимет ее и начнет раздевать, но вместо этого Эстевес вдруг хмуро спихнул ее со своих колен и поднялся.

— Куда ты? — метнулась к нему Перла. — Самуэль, не уходи, прошу тебя.

Но он как-то пьяно покачал головой.

— Извини, Перла, но я должен уйти, и я ухожу, ухожу…

— Искать свою жену? — уже в спину ему злобно спросила она. — Ведь ты идешь искать ее, я угадала?..

Ответом ей послужил лишь звук закрываемой входной двери.

Хоакин Монкада все-таки дождался своего часа! В тот самый миг, когда он столкнулся с пьяной Дельфиной в пустом холле гостиницы и она вдруг упала без сознания в его объятия, он понял это и дальше действовал уже почти автоматически. Принеся Дельфину в свой номер, он уложил ее на диван, раздел и, осторожно прикрыв покрывалом, стал ждать, когда она очнется. Сидя в кресле напротив, он с нежностью рассматривал лицо Дельфины и думал о том, как она отреагирует, когда обнаружит, где оказалась. Не таким представлял он себе их первое любовное свидание, но все равно надо ценить милости Фортуны, особенно когда она вздумает неожиданно расщедриться.

— Где я? — слегка пошевелившись, удивленно спросила Дельфина.

— В моей постели, — мгновенно оказавшись возле нее, сказал Монкада. — Вы упали в обморок… прямо мне на руки… Я видел, как вам плохо, и принес вас сюда.

— А кто меня раздел?

— В этом номере кроме нас никого нет.

— Ну надо же, — прищурилась Дельфина, слегка привставая на локте и придерживая на груди покрывало, — это что — прелюдия к еще одной из услуг, которые ты оказываешь хозяину?

— Нет, — покачал головой Монкада, — я сделал это не задумываясь.

— Странно… Хоакин Монкада способен сделать что-то не задумываясь? Значит, кое-что человеческое тебе тоже не чуждо?

— Разумеется. И я даже способен видеть и чувствовать то, чего не могут видеть и чувствовать другие.

— Ну а чего же не вижу, например, я?

— Собственного одиночества.

— Какая чушь! Я прекрасно сознаю, что я самый одинокий человек на свете… что ты делаешь?.. почему ты дрожишь?.. никто в жизни не целовал меня с такой нежностью… Я ненавижу тебя, потому что ты точная копия Самуэля… отпусти меня… впрочем… не надо…

— Ты слышишь море? Всегда, когда я мечтал о тебе, то почему-то представлял именно его. Ты даже представить себе не можешь, как долго я о тебе мечтал и что я для этого делал… И эту мою тайну, тайну многих лет моей жизни, никто и никогда не узнает…

Раздался стук в дверь, и они мгновенно отпрянули друг от друга, обменявшись испуганными взглядами.

— Хоакин, открой, пожалуйста, это — я, — приглушенно раздался из коридора голос Эстевеса. — Хоакин, ты меня слышишь?

— Да, да, одну минутку, сенатор, — отозвался Монкада, спрыгивая с кровати и знаками показывая Дельфине, чтобы она скрылась в спальне. Быстро перенеся туда ее вещи, разбросанные по разным углам гостиной, Монкада накинул халат и открыл дверь пьяному и несчастному шефу.

— Я с ума схожу, Монкада, — заговорил Эстевес, проходя мимо него и взволнованно расхаживая по гостиной. — Я повсюду искал Дельфину, но ее нигде нет!

— А не могла она выйти из отеля?

— Это-то меня и волнует. Она была пьяна и не контролировала свое поведение, а в таком состоянии с ней Бог знает что может произойти. У тебя есть виски?

— Да, сенатор, минутку.

Пока Эстевес пил и, захлебываясь словами, рассказывал молчаливому Монкаде, как он сходит с ума от любви к своей жене; как раскаивается от того, что не умеет вовремя понять ее настроений и желаний; как он хочет добиться ее ласк, отсутствие которых толкает его в объятия других женщин — той же Перлы, например, — Дельфина, стоя почти обнаженной за дверью спальни, слушала излияния мужа и все больше мрачнела.

Выговорившись до конца, Эстевес поблагодарил Монкаду за терпение и, тяжело ступая, отправился в тот двойной номер, что они занимали вместе с Дельфиной. Однако, когда он открыл дверь, то замер на месте, не в силах прийти в себя от изумления. В комнате царила непонятно как сюда попавшая Перла, устроившая дикий погром. С помощью ножниц она перерезала и перепортила все вещи Дельфины, разбросав кусочки по всем углам комнаты в виде конфетти. При виде Эстевеса она воинственно потрясла ножницами, и он понял, что она тоже пьяна.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Где твоя жена? Ты ее не привел? — вопросом на вопрос ответила Перла.

— Ты рехнулась? Что ты наделала?

— О, это еще цветочки. Вот когда появится твоя жена, я разойдусь по-настоящему, если, конечно, до этого времени ты сам не решишь, кто тебе дороже — она или я?

Эстевес решительно направился к секретарше и попытался отобрать у нее ножницы.

— Ну-ка дай сюда, ты можешь ими пораниться…

— Не дам, я приготовила их для твоей жены, я раскромсаю ее на мелкие кусочки и развею их над морем…

После короткой борьбы ножницы перешли в руки Эстевеса.

— Ну, а теперь говори в чем дело, — сердито поинтересовался он. — Какая муха тебя укусила?

— Он еще спрашивает! — подперев рукой бок, воинственно воскликнула Перла. — Сначала приходит ко мне, а потом тут же уходит, оставляя в постели одну… словно я холодная лягушка…

— Так вот что тебя обидело, — усмехнулся Эстевес. — Ты боишься, что я тебя разлюбил? — Он схватил ее за запястья и потащил в спальню. — Ну, сейчас я тебе мигом докажу обратное…

— Нет, — вдруг начала упираться Перла, — я не хочу здесь, не хочу в этой постели…

— Какая разница!..

Вся эта сцена была столь бурной и стремительной, что лишь овладев Перлой, Эстевес вспомнил, что забыл запереть дверь. Услышав чьи-то быстрые шаги в коридоре, он хотел встать и уже спустил ноги с кровати, как хлопнула входная дверь и через минуту на пороге спальни показалась Дельфина. Увидев Перлу, невозмутимо лежащую на ее постели, она стремительно подскочила к ней, не обращая внимания на жалкие увещевания Эстевеса.

— Шлюха! А ну сейчас же убирайся из моей постели!

— Ага, ты хочешь подраться? — радостно воскликнула Перла, воинственно сверкнув глазами. — Ну что ж, прекрасно, давай нападай.

И не успел Эстевес опомниться, как обе женщины с визгом вцепились друг другу в волосы и принялись яростно кататься по постели. Зрелище было потрясающее — куда девались две элегантные дамы с их обычной светской невозмутимостью — теперь это были две кошки, две тигрицы, царапающие друг друга когтями, кусающие и рычащие.

— Дельфина, не делай глупостей… отпусти ее… давай поговорим, хватит скандала… прошу тебя… — Выбрав момент, когда Дельфина оказалась верхом на Перле и с торжествующим воплем принялась отвешивать ей звонкие оплеухи, Эстевес попытался удержать свою жену.

— Не дотрагивайся до меня, скотина! — взревела она. — Я убью эту шлюху.

В этот момент Перле удалось выскользнуть, и, поспешно вскочив на ноги, она бросилась к выходу.

— Стой, тварь! — закричала Дельфина и понеслась вслед за ней, по дороге с такой силой отпихнув Эстевеса, что он ударился спиной о стену и упал на пол, не в силах прийти в себя от изумления. А драка продолжалась и на этот раз переместилась в лоджию, которая находилась прямо над морем, поскольку гостиница стояла на самом берегу. Дельфина, почувствовав себя сильнее соперницы, подтащила упирающуюся Перлу к самому краю балкона и теперь изо всех сил пыталась перебросить ее через перила. Их жуткие вопли, раздававшиеся в ночной тишине и заглушавшие шум прибоя, разбудили постояльцев соседних номеров, которые с любопытством высунули головы, наблюдая за двумя женщинами, опасно свесившимися прямо над морем.

— Это еще что такое? — пробормотал Монкада, выходя на свой балкон четвертого этажа и смотря на то, что происходило этажом ниже. Ему удалось застать финальную сцену схватки, когда Дельфина, сделав решительное усилие, смогла перекинуть отчаянно визжавшую Перлу через перила и сбросить ее в воду с высоты третьего этажа.

С трудом переводя дыхание, она проследила взглядом за падением соперницы и, перегнувшись вниз, победно закричала:

— Захлебнись, подохни, мерзавка! Будешь знать, как связываться с чужими мужьями!

Упоминание о муже натолкнуло ее на еще одну мысль, и она, поспешно повернувшись, ринулась в свой номер. Подбежав к Эстевесу, она отвесила ему две звонких пощечины и, схватив его за шиворот, потащила к двери, лихорадочно приговаривая:

— Ну, спасибо, Самуэль… благодарю. Теперь мне все ясно. Как давно эта тварь стала твоей любовницей? Заткнись, можешь не отвечать. Это даже лучше, если ты с ней уже давно… тогда это полностью оправдывает мое поведение… Никакие мои поступки нельзя сравнить с той мерзостью, которой ты занимался, спутавшись с этой дрянью. Благодаря тебе я наконец избавилась от чувства вины. Ну, а теперь убирайся из моего номера… я пришлю твои вещи… ты мне омерзителен. Отправляйся на дно морское, спать вместе со своей шлюхой…

Ошеломленный Эстевес так и не успел вставить ни единого слова, как оказался в коридоре, и перед ним с треском захлопнулась дверь. Осознав, в каком он виде — босой, в одних брюках и незастегнутой рубашке, Эстевес пришел в ужас и осторожно, стараясь не попадаться на глаза горничным, стал пробираться в номер Монкады. Однако на его лихорадочный стук никто не отвечал, и ему пришлось еще полчаса прятаться в холле, пока в коридоре не появился Монкада, который, опасаясь последствий одержанной его возлюбленной победы, отправился вниз, посмотреть, что стало с Перлой.

Он обошел здание гостиницы и появился на берегу моря как раз в тот момент, когда из воды, пошатываясь, выходила Перла, похожая на потерпевшую кораблекрушение.

— Ага, ты уже здесь, подхалим несчастный, — хрипло сказала она, заметив Монкаду. — Какого дьявола тебе от меня надо?

— Я пришел сказать, чтобы ты заткнулась и немедленно убралась в свой номер, — хладнокровно отвечал Монкада.

— Ну уж нет, я сейчас опять поднимусь наверх и выцарапаю глаза этой негодяйке…

Монкада схватил ее за локоть и встряхнул.

— Никуда ты не пойдешь. Я не позволю тебе устраивать еще один скандал. Попробуй только не подчиниться, и я приму свои меры.

— Какие еще меры? Ты мне угрожаешь?

— У меня есть множество фотографий на которых и ты и твои партнеры запечатлены в самых интересных позах. Не хочешь взглянуть?

— А что мне смотреть на этих негодяев, тем более что ты хуже всех, — отозвалась Перла, но заметно присмирела.

На следующий день она улетела с острова первым же самолетом. В салоне самолета она столкнулась с Эстевесом, который теперь, при дневном освещении, мог вволю полюбоваться на то, что сделала его жена с его любовницей. Дельфина же осталась в гостинице, решив настойчиво дожидаться Себастьяна.

На сей раз ей повезло. Спустившись после обеда в холл, она сразу же наткнулась на своего возлюбленного, только что вернувшегося с острова Провидения. Отправив Марию Алехандру в номер, Себастьян задержался перед стойкой администратора, чтобы заранее оформить обратные авиабилеты. И тут перед ним возникла Дельфина, одним своим появлением моментально испортившая его настроение.

— Что ты здесь делаешь? — недовольно поинтересовался он, с удивлением смотря на ее исцарапанное лицо.

— И ты еще спрашиваешь, что я здесь делаю? — отозвалась она. — Жду тебя, разумеется.

Они отошли в сторону и сели в кресла, расположенные под небольшой пальмой.

— А как ты узнала, что я здесь?

— Ты издеваешься, Себастьян? В твоем письме четко говорилось…

— В каком письме? О чем ты говоришь? — устало простонал Себастьян.

— Да в твоем письме, которое ты оставил для меня у Гертрудис.

— Какая чушь! Я приехал сюда, чтобы стать мужем любимой женщины, твоей сестры, и никогда бы не стал писать тебе никаких писем.

— Но вот же оно, — растерянно прошептала Дельфина, готовая расплакаться. Но Себастьян даже не стал на него смотреть.

— Пора бы тебе уже стать взрослой женщиной, а не поддаваться на детские розыгрыши. А теперь извини, — и он встал с места, — но меня ждет жена. Здесь было так чудесно, — не удержался и добавил Себастьян, — пока не приехала ты…

Он поднялся в свой номер и в коридоре столкнулся с Марией Алехандрой, спешившей ему навстречу. По одному ее виду он понял, что счастливая полоса в его жизни кончилась и теперь начинаются неприятности.

— Себастьян… случилось большое несчастье. Оказывается, пока нас не было, тебе звонил Мартин и просил передать, что донью Дебору разбил паралич. Нам надо немедленно вернуться в Боготу.

— Извините, отец Фортунато, но у меня мало времени, — говорил Фернандо, стоя перед священником и видя, что тот никак не решается сказать ему то, ради чего пригласил его приехать в монастырь. — При все моем уважении к вам, если вы выполняете просьбу родителей Алехандры…

— Нет, нет. — Отец Фортунато был крайне недоволен тем, что Эулалия стала поручать ему самые неприятные и деликатные дела. Его природная застенчивость не позволяла ему свободно изложить самую суть проблемы этому симпатичному юноше, потому, разными обходными путями, он старался подготовить Фернандо до тех пор, пока тот не стал терять терпение. — Приготовься к тому, сын мой, что ты услышишь нечто необычное, что в корне изменит всю твою жизнь. Твоя возлюбленная Алехандра… не является дочерью сенатора Эстевеса.

— И всего-то? — с облегчением вздохнул Фернандо. — Это действительно для меня новость, но я не вижу в этом никакой трагедии, скорее даже наоборот. Алехандра — не родная дочь Эстевеса, а значит, он не имеет права коверкать ей жизнь и чинить нам разные препятствия. И это все, падре?

— К сожалению, нет. Дело в том, что тайна рождения Алехандры мне не принадлежит и я не должен был бы о ней рассказывать… Ты помнишь своего отца?

— Ну а при чем здесь мой отец?

— Не горячись, сынок, дело очень щекотливое, и мне трудно о нем говорить.

— Конечно, вам трудно, потому что вы самым трагическим тоном говорите о том, в чем я не вижу никакой проблемы. Давно пора перейти к самой сути, а то я уже по горло сыт разными попытками разлучить меня с Алехандрой.

Теперь они, медленно прохаживаясь по церкви, остановились перед алтарем, и отец Фортунато бросил отчаянный взгляд на лик Спасителя. Ах, почему этого не могла сказать сама Эулалия!

— Дело в том, что до этого вас пытались разлучить люди, а теперь вас разлучает само Провидение.

— Ну, вы меня еще больше запутали! — раздосадованно воскликнул Фернандо. — Да узнаю ли я, наконец, в чем дело?

— Твой отец, предположительно, погиб от руки одной женщины…

— Мне знакома эта история, хотя я никогда не знал своего отца и едва помню свою мать. Но к чему вы клоните?

— Та девушка родила ребенка от твоего отца… девочку, которую потом удочерили в другой семье… Это семья Эстевесов.

Фернандо мгновенно все понял и пошатнулся.

— Алехандра — моя сестра?

— Увы…

— Извините, падре, но мне необходимо побыть одному.

«Да, — думал ошеломленный Фернандо по дороге домой, — теперь я понимаю, почему этот священник так долго мялся… Но какая чудовищная вещь — испытывать невыносимую плотскую страсть к собственной сестре по отцу… Интересно, а кто ее мать? Впрочем, какое это имеет значение! Но что же теперь делать — ведь я не могу без нее, я хочу ее, я люблю ее! Да и как отнесется к этому сама Алехандра? О Боже, а мне ведь теперь нужно будет отталкивать ее, ничего не объясняя при этом… а хватит ли у меня мужества? Что за нелепая история и как это мой отец ухитрился наплодить столько детей… Я обещал священнику ничего никому не рассказывать… а-а, теперь я понимаю, почему себя так странно вела Мария Алехандра, умоляя дать обещание не встречаться с ее племянницей… А что было бы, если бы между мной и Алехандрой уже что-то произошло? Нет, воистину, ум за разум заходит. Если она… если моя сестра будет мне звонить или, не дай Бог, зайдет, то я постараюсь вести себя с ней как можно грубее, чтобы она обиделась и подумала, что я ее просто бросил. Это самый идеальный, хотя и самый тяжелый выход… Но что делать — кровосмешение еще хуже».

Алехандре стоило больших трудов вырваться из дома, потому что ее милейшая сестрица, узнав о том, что она собирается к Фернандо, стала вести себя как мегера и даже порвала ее лучшее платье, пытаясь удержать. Алехандра в ярости накинулась на Пачу и отлупила ее так, что та даже заплакала. При виде слез своей любимой сестры Алехандра не выдержала.

— Ну вот чего ты теперь ревешь?

— Я только хотела…

— Хотела, хотела… Я все равно достану другое платье, еще более соблазнительное, и пойду к своему жениху. Если ты расскажешь обо всем отцу, то на этом кончится наша дружба, а не моя любовь к Фернандо. Ну, успокойся, глупышка, — и Алехандра, не выдержав, обняла заплаканную Пачу и стала гладить ее по голове, — если ты будешь вести себя хорошо, я расскажу тебе о том, как сегодня ночью стану женщиной.

Однако Пача молча вырвалась из ее объятий и красноречиво повертела пальцем вокруг виска. Поэтому, даже подходя к дому Фернандо, Алехандра все еще была зла на сестру. Мало того, что взрослые постоянно вмешиваются в ее личную жизнь, но теперь еще этим решила заняться та, которую она всегда считала своей лучшей подругой и союзницей!

— Привет, — немного смущенно произнесла она, проходя в квартиру Фернандо, — а ты чего такой мрачный?

— Скажи лучше, чего это ты так вырядилась? — хмуро отозвался он. — Кого ты хотела этим удивить?

Ему было от чего злиться, потому что в этом эффектном платье с небольшим вырезом на груди, в этих элегантных туфельках с золотыми застежками, да еще распустив свои роскошные черные волосы и умело наложив макияж, Алехандра была на редкость соблазнительна и тем самым чертовски затрудняла его задачу. Фернандо постоянно приходилось напоминать себе, что Алехандра его сестра, он злился и досадовал, а потому старался вести себя грубо и бесцеремонно. Ему чертовски жаль было обижать свою любимую девчонку, и от злости на себя он все сильнее злился на нее, желая от всей души поскорее покончить с этим и остаться один.

— Я хотела тебе понравиться, — тем временем словно бы оправдывалась Алехандра, — и оделась так именно для тебя. Но что с тобой, что-то случилось?

Она попыталась обнять его, но Фернандо резко отстранился, стараясь избежать ее растерянного взгляда.

— Оставь, Алехандра, поиграли и хватит. Ты так и осталась любимой дочкой сенатора Эстевеса. Хватит с меня этих шуток…

— Ты пьян? — изумилась она, широко раскрывая глаза.

— Вовсе нет. А ты хотела, чтобы я тебя встретил с бутылкой шампанского, как в кино? Извини, но у меня на это нет денег. Слушай, а почему бы тебе не вернуться домой и не лечь в постель, умыв перед сном личико?

Алехандра задрожала. Никогда еще Фернандо не позволял себе такого тона. А ведь она так ждала этого вечера!

— В чем дело, Фернандо? — заговорила она, стараясь оставаться спокойной и еще надеясь, что все это какое-то недоразумение. — Ты на меня сердишься? Но чем я могла тебя обидеть?

Фернандо мучился не меньше нее. Черт бы подрал все на свете! Как же ему хочется обнять ее и успокоить, сказать, что это была глупая шутка, и на коленях вымолить прощение. Но нет, надо быть твердым и идти до конца. Лучше сразу покончить с этим, чтобы потом не испытывать таких мучений снова и снова.

— Знаешь что, — заговорил он самым решительным тоном, — оставь меня в покое. Всегда надо уметь вовремя остановиться. Богатая девчонка из семьи преуспевающего политика завела роман с бедным музыкантом. Все это, конечно, очень интересно, но у меня больше нет времени на такое ребячество. — Он чувствовал, что говорит чушь, но теперь уже решил идти до конца. — В общем, спасибо за визит и… спокойной ночи.

— Нет, я тебя просто не узнаю. Неужели ты испугался моего отца? Ты ведешь себя сейчас отвратительно…

«Знаю, — подумал про себя Фернандо, — но что делать?»

— Прощай, Алехандра, — сказал он, открывая перед ней дверь, — забудь мой адрес и телефон… Тебе еще надо немного подрасти, прежде чем заводить женихов. Извини меня, и прости… умоляю… нам надо забыть друг друга…

Последние слова он, не выдержав, уже произносил ей вослед, успев заметить, как она заплакала и молча побежала прочь.

Эта ночь была самой тяжелой в его жизни. Фернандо ругал себя последними словами, переживал разрыв с Алехандрой и проклинал все на свете. И ведь именно этой ночью они должны были быть вместе — вот что делало ее такой невыносимо-долгой! На следующий день, полусонный и мрачный, он пошел на занятия, небрежно отмахиваясь от удивленных вопросов Рикардо; а вечером отправился выступать в баре, где на этот раз пел настолько невыразительно и плохо, что донья Альсира всерьез стала подумывать над тем, чтобы отказаться от его услуг. От этого намерения ее отговорили Тереса и Мача, заметившие странное состояние Фернандо, они поняли, что с ним что-то случилось. После его выступления Тереса попыталась выяснить, в чем дело, но на все ее встревоженные вопросы Фернандо давал самые уклончивые ответы и в конце концов даже обидел ее, отказавшись от прямого предложения проводить его домой.

Тем не менее она все еще не оставляла попыток увлечь этого юношу и на следующий день явилась к нему домой, как раз в тот момент, когда он собрался уходить. Несколько минут назад ему позвонил Ансельмо и, рассказав о несчастье с доньей Деборой, попросил приехать. Если бы Фернандо не был так занят своими переживаниями по поводу разрыва с Алехандрой да еще этим неожиданным параличом бабушки, то он, наверное, не остался бы равнодушным к столь явным ухаживаниям красивой девушки. А так он довольно холодно поцеловал ее в щеку, когда они выходили из его дома, затем взял такси и поехал к Медине, размышляя по дороге о том, чем сейчас занята Алехандра.

А Алехандра была занята тем, что из такси следила за его домом и прекрасно видела, как он вышел вместе с какой-то стройной блондинкой и поцеловал ее, прежде чем они расстались. Вот теперь ей все было ясно! Оказывается, она напрасно подозревала Пачу в том, что та успела позвонить Фернандо и что-то ему наговорить. Ну конечно же, он променял ее на настоящую женщину! Ему интереснее встречаться с подругами, уже немало преуспевшими в искусстве любви, чем с таким «ребенком» как она. Алехандра представила себя рядом с этой стройной блондинкой и чуть не заплакала от обиды — ну что делать, если она еще девчонка и даже никак не подрастет, хотя бы на два сантиметра!

— Ну иди, поцелуй меня скорее, проказница! — Такими словами встретил ее отец, когда она, вытерев слезы и приведя себя в порядок, вернулась домой. — Я тебя жду уже несколько часов. Но почему у тебя заплаканные глаза? Только не говори мне, что это из-за уроков английского.

— А где мама?

Эстевес помрачнел.

— Вот о твоей маме я бы и хотел с тобой поговорить. Дело в том, что на Сан-Андресе у нас вышла крупная размолвка, так что теперь я нуждаюсь в твоей помощи.

— Но чем же я могу помочь?

— Понимаешь, Алехандра, я очень люблю твою мать, хотя, по-моему, любовь — это такой призрак, который насмехается над здравым смыслом. Дельфина хочет со мной развестись, поэтому, когда она появится дома, постарайся дать ей понять, что ты ее любишь, нуждаешься в ней… короче, что ее место здесь, в нашем доме. Я не хочу ее терять, ты меня понимаешь?

«Еще бы я сейчас этого не понимала!» — подумала про себя Алехандра, а вслух сказала:

— Конечно, папа, ты можешь на меня рассчитывать.

В ту удивительную ночь, когда над лагуной взошла покровительница всех влюбленных — изумрудная луна, Камило и Анна Мария сидели на необитаемом острове у костра и обменивались многозначительными взглядами. Сама упоительная атмосфера этой тропической ночи, вливаясь в легкие вместе с влажным морским воздухом, волновала кровь и будоражила воображение. При красноватом трепещущем свете костра Анна Мария была удивительно хороша собой — ее пухлые губы казались теперь темно-вишневыми, в глазах мерцал загадочный огонь, а все движения исполнились великолепной тропической неги.

Камило не успел даже подумать или удивиться этому, как вдруг они оказались рядом и он ощутил изумительное прикосновение ее нежных губ. Его руки плавно скользнули по ее гибкой спине, расстегнув застежку купальника, который она сама, грациозно встряхнув руками, сбросила на песок. У Анны Марии была великолепная грудь, самой идеальной формы, и Камило с упоением прижался к ней губами, когда девушка томно откинулась на спину…

Сначала Анна Мария просто не поняла, в чем дело, и лишь почувствовала какое-то странное напряжение, вибрирующими волнами исходившее от Камило. Она открыла глаза и в ужасе вскрикнула — в склонившемся над ней лице не было ничего человеческого! Тот, кто всего минуту назад был таким нежным и обходительным, теперь смотрел на нее безумно-страдальческим взглядом и злобно оскаливался. В тот момент, когда он занес над ней свою руку, больше похожую на когтистую лапу чудовищного монстра и попытался вцепиться ей в горло, Анна Мария пронзительно вскрикнула и, проворно увернувшись, перекатилась на живот и вскочила на ноги.

— Камило, что с тобой? — вскричала она, видя, как медленно и страшно он встает вслед за ней. — Опомнись, умоляю тебя!

Вздрогнув от ее крика, он на какой-то миг оцепенел, а затем закачался и поднес руки к голове:

— О, Боже, я теряю контроль над собой! Помоги мне, прошу тебя!

Только теперь в его глазах блеснуло что-то человеческое, потому что уже в следующую минуту он проворно бросился на Анну Марию. Она сумела отпрыгнуть в сторону и подобрать большую суковатую палку, валявшуюся вблизи костра. Словно восставший из гроба вампир, он шел на нее, покачиваясь и выставив вперед руки с крючковато сжатыми пальцами.

— Он одержим дьяволом! — пробормотала Анна Мария и, через секунду закричала от боли, почувствовав, как его правая рука со страшной силой вцепилась в ее обнаженную грудь. Она изо всех сил ударила его палкой в левый висок, и Камило упал на землю, но тут же его тело стало извиваться в конвульсиях. Анна Мария подхватила с песка свой купальник, но Камило ухитрился схватить ее за щиколотку, и она со всего размаха упала на землю.

— Отпусти, мне больно! О, Господи, да что же это!

Выражение его глаз напоминало ей выражение глаз гигантского паука, подкрадывающегося к своей добыче. Когда он привставал с земли, чтобы вновь наброситься на нее, она изо всех сил толкнула его ногой, вскочила и помчалась к лодке.

— О, пресвятая дева Мария, — только бы она завелась!

Она судорожно возилась с мотором, когда на берегу, озаряемый светом костра, вновь появился Камило, шагая странной, раскачивающейся походкой, будто бы его действиями руководил кто-то другой. Он вошел в воду и стал приближаться к лодке, смотря и словно бы не видя испуганную девушку. Он уже был совсем рядом и протянул руку, чтобы вцепиться в борт лодки, как вдруг произошло чудо — мотор взревел, лодка дернулась и устремилась к выходу из лагуны. Анна Мария лихорадочно перекрестилась и еще успела увидеть, как Камило вышел на берег, испустил страшный вопль, заставивший ее содрогнуться, затем упал на песок и замер.

На следующее утро она с трудом вспомнила, как добралась до гостиницы, пребывая во власти только что пережитого кошмара. Но надо было на что-то решиться, и тогда она, прямо с утра, позвонила в полицию и сообщила об исчезновении сенатора Касаса, который отправился на лодочную прогулку в направлении острова Провидения. После чего Анна Мария стала лихорадочно собирать вещи, намереваясь вылететь в Боготу этим же вечером.

Велико же было ее потрясение, когда она, спустившись вниз и подойдя к стойке администратора, чтобы оплатить счет, вдруг увидела сенатора Касаса, который, как ни в чем не бывало, направлялся к ней!

— Привет! — подходя и несколько принужденно улыбаясь, сказал он, но заметил ее испуганный вид и добавил: — Не бойся, это не привидение, это действительно я, твой шеф.

Анна Мария не могла поверить своим глазам — это был совсем обычный, только несколько сконфуженный Камило, в нем, при всем желании, нельзя было найти никаких следов вчерашнего монстра.

— Спасибо тебе за то, что ты позвонила в полицию, — тем временем продолжал он, — именно они то меня и спасли. Но как тебе удалось завести лодку?

— А вы что… — осторожно поинтересовалась Анна Мария, — ничего не помните?

Камило смущенно усмехнулся и отвел глаза.

— Нет, почему же? Я помню этот великолепный остров… ночь, костер, луна… и мы вдвоем, и ты такая красивая… — тут уже Анна Мария почувствовала легкое смущение, — а затем я даже не заметил, как заснул, и ты, наверное, обиделась.

Анна Мария вздрогнула. «Неужели такое возможно? Он ничего не помнит или только притворяется? Но нет, он всегда отличался искренностью… Но тогда что с ним происходит? Может быть, и свою прежнюю секретаршу он убил, находясь в таком же состоянии?»

— У тебя есть все основания обижаться, — не дождавшись ее ответа, заявил Камило, — тем более что я приехал на этот остров в поисках любимой женщины. Но найти мне ее так и не удалось, а теперь, видимо, и нет смысла продолжать поиски… если ты хочешь, мы сегодня же вечером вылетим в Боготу.

Анна Мария кивнула, и тогда обрадованный ее согласием, Камило смущенно сказал:

— Мне бы очень не хотелось, чтобы ты от меня ушла после такого досадного случая… Все мои извинения…

— Я не уйду от вас, сенатор! — встряхнув волосами, решительно сказала Анна Мария, решив при первом же удобном случае выяснить у доктора Седеньо, какой болезнью можно объяснить такое необычайное поведение ее шефа.

Позже, когда они уже летели в самолете, сенатор Касас обратил ее внимание на одинокую женщину с мрачным, исцарапанным лицом, которая, казалось, ни на кого не обращала внимания, полностью погрузившись в явно нелегкие раздумья.

— Жена сенатора Эстевеса, — пояснил Камило, мысленно добавив про себя: «И любовница Себастьяна Медины». — Интересно, почему ее никто не сопровождает?

Дельфина же находилась в таком отчаянном положении, когда уже можно решиться на любой, даже самый дерзкий поступок. Все было кончено — и последняя надежда, блеснувшая в виде письма Себастьяна, оказалась призрачной. Прилетев в аэропорт, она взяла такси и поехала в шикарный пятизвездочный отель, где заняла самый роскошный номер, приказав принести туда бутылку лучшего шампанского и букет белых цветов. Заперевшись в номере, она долго и медленно смаковала шампанское, вдыхая аромат белых орхидей и думая о том, как прекрасно они украсят ее погребальное ложе. Затем, когда с шампанским было покончено, она сняла телефонную трубку и набрала номер Себастьяна. Он узнал от Мече, что случилось с его матерью, и потому был крайне мрачен.

— Себастьян, — произнесла Дельфина с глубоким надрывом, — ты говоришь с призраком женщины, которая познала жизнь в твоих объятиях и теперь, лишившись твоей любви, умирает!