Это был мужчина самого невыразительного облика, но зато со алыми и цепкими глазами, похожими на глаза сторожевой собаки. Впрочем, и вел он себя почти так же — недовольно ворчал, как только Перла делала какое-то резкое движение, а на все ее льстивые речи отвечал лишь угрюмым молчанием.

— Успокойтесь, успокойтесь, я вам ничего не сделаю, — приговаривала Перла, потягиваясь так, что у нее расстегнулись сразу две пуговицы на блузе, — просто я соскучилась, и мне хочется с вами поболтать, как и любой нормальной женщине.

— Оставайтесь, где вы есть, сеньорита, — хмуро отозвался мужчина, следя за тем, чтобы она не подходила к нему слишком близко. Впрочем, комната была небольшой, а потому, как только Перла начинала ходить вдоль стены, от нее до охранника сразу оказывалось расстояние не больше двух метров. Он, покачиваясь, сидел на стуле, скрестив руки на груди, и Перла готова была поклясться, что его куцый пиджак оттопыривается засунутым за пояс пистолетом.

— Вам уже кто-нибудь говорил, что вы очень привлекательный мужчина? — проворковала Перла, с откровенным отвращением рассматривая эту неказистую рожу, изрытую оспой. — Ах, как это романтично — всегда мечтала оказаться под замком с таким милашкой и при этом знать, что никуда от него не денешься… Одна эта мысль меня уже возбуждает. Да вы еще смотрите на меня таким раздевающим взглядом, от которого у меня, сами собой, начинают расстегиваться пуговицы… — Говоря это, она уже начала медленно снимать блузку, оставаясь в одном бюстгальтере. И вдруг — резкое движение, и блузка полетела на голову охраннику, а пока он обеими руками сдирал ее с лица, Перла одним прыжком подскочила к нему и попыталась выдернуть пистолет. Он успел перехватить ее руку и после короткой борьбы, морщась от боли, Перла была вынуждена отступить. Ее унижение дополнилось тем, что в этот момент в дверях появился Монкада в сопровождении еще одного охранника. Когда он заговорил, то обратился сначала именно к нему.

— Я не сомневался, что она выкинет нечто подобное, потому приставил к ней Хуанито, который женщин на дух не переносит. Ты видишь, эта шлюха пыталась его соблазнить?

— Негодяй, — прорычала Перла, накидывая на себя блузу и застегиваясь, — ты еще не знаешь, с кем связался. На кого ты теперь работаешь, скотина?

— Естественно, сам на себя, — не опускаясь до ответных оскорблений, спокойно отвечал Монкада.

— Значит, ты теперь против Самуэля? Неужели ты не понимаешь, что моих данных о тебе хватит на то, чтобы тебя повесили.

— Прекрасно понимаю, и именно поэтому ты выйдешь отсюда только тогда, когда мой план успешно осуществится, а твое время безвозвратно уйдет.

— Ну, это мы еще посмотрим.

— Посмотрим, только смотреть будешь не ты, а за тобой. — Монкада отвернулся и, кивнув Хуанито, вышел из комнаты, оставив вдвоем с Перлой нового охранника. Этот выглядел намного более симпатичным, хотя и отличался какой-то неприятной, болезненной худобой. У него была такая циничная, откровенно хамская манера говорить и вести себя, что Перла не стала повторять своих опытов с обольщением, решив прибегнуть к иному методу.

— Я хочу есть! — вдруг заявила Перла спустя двадцать минут, после ухода Монкады.

— Грызи ногти, — тут же посоветовал этот тип.

— Какого черта, ведь Монкада же не приказывал уморить меня голодом. Как только операция закончится, меня сразу же отпустят, так что давай, неси все, что есть в этом проклятом доме.

То ли потому, что она произнесла это самым решительным тоном, то ли сам охранник хотел есть, но приказание Перлы подействовало. Он встал и, что-то пробурчав, вышел в соседнюю комнату. Перла прыгнула было к двери, но сразу же услышала звук запираемого замка. На окнах были решетки, а потому ей оставалось только дожидаться возвращения своего сторожа. Он принес с собой большой, целлофановый пакет, завязанный тонкой бечевкой, поставил его на стол и стал открывать. При одном взгляде на бечевку у Перлы хищно сверкнули глаза, а потому она сразу же опустила свои длинные ресницы, чтобы скрыть возникший замысел. Охранник не спеша развязал пакет, в котором оказалось четыре больших гамбургера, две бутылки "пепси-колы" и связка бананов.

Перла тут же набросилась на гамбургеры, жадно запивая их "пепси-колой" и весело поглядывая на охранника. Он тоже принялся за еду, и даже подсел к столу вместе с ней. Судя по тому, как жадно он впился зубами в бутерброд, можно было решить, что чувство голода не оставляло его с самого рождения. Перла поняла, что этот момент упускать нельзя, и, сделав вид, что поперхнулась, закашлялась и поднялась из-за стола. Охранник остался сидеть, увлекшись своим бутербродом, и тогда она, незаметно зайдя сзади, неслышно нагнулась подняла с пола бечевку и, одним стремительным движением, захлестнула ее на худой шее, выпучившего глаза охранника. Непрожеванные куски гамбургера полезли у него изо рта, он попытался было встать и стряхнуть с себя Перлу, но она, вцепившись в него, как рысь, с такой силой тянула на себя концы веревки, что через мгновение охранник как бы сломался пополам и упал на пол. Дождавшись, пока он перестал хрипеть, Перла подобрала выпавшие из его кармана ключи и метнулась из комнаты.

— Неужели это Перла передала ту пленку Касасу? — выходил из себя Эстевес, бешено расхаживая по кабинету и обращаясь к Монкаде. — Но я даже понятия не имел, что она вообще знает о существовании этих соглашений! Черт, ну и женщина!

— При всем моем уважении к вам, сенатор, — заговорил Монкада, дождавшись, пока Эстевес остановится, — я всегда был сторонником четкого разграничения личного и общественного.

— Да, я понимаю, на что ты намекаешь, — задумчиво пробормотал Эстевес, — но, черт подери, в каком дурацком положении я теперь нахожусь! Я не могу продемонстрировать эту видеозапись на заседании сената, которое сам же и созвал. Найди мне Перлу, Хоакин! Делай, что хочешь, но найди мне ее!

И в этот самый момент раздался телефонный звонок. Эстевес жадно схватил трубку и вдруг услышал голос своей секретарши.

— Перла?

К счастью для Монкады, Эстевес в этот момент не смотрел на него, а потому и не видел какая судорожная гримаса удивления, злобы и ненависти пробежала по лицу его помощника.

— Черт подери, где тебя носит?

— По телефону ответить не могу, нам надо срочно увидеться, — отвечала Перла, звоня из кабинета Альсиры, к которой она явилась сразу после своего бегства.

— Еще бы, — с некоторым облегчением сказал Эстевес, — ведь тебе надо многое мне объяснить.

— Я объясню, как только мы встретимся с глазу на глаз.

— Где?

— На пересечении четвертой авениды и двенадцатой улицы, на углу.

— Во сколько?

— В десять. Только о нашем свидании никто не должен знать, особенно Монкада.

— Будь спокойна.

— Ну, я жду.

Эстевес положил трубку и, утирая вспотевший лоб носовым платком, обратился к напряженно молчавшему Монкаде.

— То ли она сошла с ума, то ли я ничего не понимаю, Хоакин. Эта женщина хочет со мной встретиться.

— Лучше, если это сделаю я, сенатор, — мгновенно отреагировал Монкада. — Это может быть ловушкой Касаса и тогда вы окончательно погибли. Позвольте мне сначала выяснить ее намерения, а потом вы сами решите, что делать.

Эстевес заколебался, в то время как Монкада с тревогой следил за выражением его лица. Наконец, сенатор опустился в кресло.

— Делай, как считаешь нужным, Хоакин, и немедленно, слышишь, немедленно, звони мне.

Заметив хорошо ей знакомую машину Эстевеса, остановившуюся на углу, Перла, которая прогуливалась неподалеку, решительно направилась к ней. И только взявшись за ручку дверцы, она увидела, как в глубине салона, блеснула зловещая улыбка Монкады.

Покинув ресторан, Себастьян сразу же отправился в гостиницу, где остановилась Кэти, которая никак не ожидала такого сюрприза. Муж пришел к ней выпить и пожаловаться на жизнь, да еще извинился за свои подозрения по поводу кражи драгоценностей! Нет, то ли тут что-то произошло, то ли ее актерскому таланту нет равных! Теперь осталось только завлечь его в постель, и он снова будет у нее в руках.

Однако Себастьян не слишком-то хотел разговаривать, а пил виски прямо из бутылки большими и жадными глотками.

— Не торопись, Себастьян, — попросила его Кэти, после того как он сделал такой большой глоток, что даже поперхнулся и закашлялся.

— Нет, Кати, — упрямо помотал головой он, — сегодня мне надо еще и еще.

— Ах, бедняжка! Ты никогда не понимал того, как мы, женщины, умеем быть неблагодарными. Ты все пытаешься добраться до счастья, словно это такое место, куда тебя может доставить такси, за рулем которого находится женщина. Нет, Себастьян, счастье — это кредитная карточка с безразмерным счетом, которую всюду носишь с собой и всегда можешь предъявить к оплате.

— Ну, то, что я неправильно понимал счастье, это не такая большая ошибка, как вера в существование верности и откровенности, — заплетающимся языком с трудом проговорил Себастьян.

— Ты хочешь меня заставить всю ночь выслушивать твои стенания по поводу Марии Алехандры? — ехидно поинтересовалась Кэти.

— Нет, — и Себастьян с трудом поднялся на ноги, — я пойду.

— Но я вовсе не хочу, чтобы ты уходил, — поспешно сказала Кэти, подходя к бывшему мужу и кладя руки ему на плечи. — Я просто хочу, чтобы ты замолчал и занялся со мной любовью.

— А ты уверена, что я сегодня на это способен?

— Уверена, — качнула головой Кэти, — тем более что тебе не придется особенно утруждаться — этой ночью я все буду делать сама…

Ей удалось раздеть Себастьяна почти донага и, отвлекая своими страстными поцелуями, уложить на постель. Стремительно скинув платье, она легла, точнее, даже села на него верхом, и тут вдруг Себастьян решительно освободился из-под ее обнаженного тела и сел на постели:

— Не надо! Я не хочу и не могу…

— Ну же, Себастьян! — Кэти попыталась дразнящими движениями своих проворных маленьких рук, напоминавших своей подвижностью ящериц, пробудить его страсть, но он решительно оттолкнул ее, встал с постели и начал одеваться.

— Я приходил не за этим… спасибо за выпивку.

Кэти посмотрела на него безумным от ярости взором:

— Пойдешь искать ее? Зачем? Неужели тебе доставит удовольствие найти ее в объятиях Камило Касаса?

— Не смей так говорить! — неожиданно трезвым голосом сказал Себастьян, и Кэти сразу осеклась.

— Ну и черт с тобой! Какой же ты нудный! Когда будешь уходить, не забудь выключить свет. — И она отвернулась от него, уткнувшись лицом в подушку.

А Мария Алехандра, вернувшись домой раньше Себастьяна, спокойно собрала свои вещи, понимая, что все уже кончено и в этот дом ей больше не вернуться, а после этого зашла проститься к Даниэлю и пожелать ему спокойной ночи.

— Какая ты сегодня красивая! — радостно сказал мальчик. — А мне можно будет, когда я вырасту, жениться на тебе?

— Ох, Даниэль, ну что ты такое говоришь, — смутилась Мария Алехандра.

— A-а, покраснела, покраснела… Ну, я пошутил, ты же теперь жена папы.

Услышав какой-то шум внизу, она поняла, что вернулся Себастьян, и опасаясь, чтобы он не поднялся наверх и не устроил скандал прямо в присутствии Даниэля, поспешно поцеловала своего любимца, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

— А что ты здесь делаешь? — пьяно возмутился Себастьян. — Разве я тебе не говорил, что теперь это не твой дом?

— Ты сегодня пил, Себастьян? — вместо ответа с горечью спросила Мария Алехандра.

— Какое тебе дело? — возмутился он. — Убирайся вон из моего дома!

— Конечно, я уйду, но никогда тебе этого не прощу!

— Что? — вскипел он, целый день размышлявший о том, насколько порочна его жена, и как она перед ним виновата. Оказывается, что на самом деле виноват именно он!

— Нет, если кто и будет нуждаться в прощении, то это ты! — И с этими словами он залепил ей такую пощечину, что Мария Алехандра охнула и схватилась за лицо.

— А ты гораздо хуже, чем я о тебе думала! Я меньше всего могла ждать, что ты посмеешь меня ударить.

— А я меньше всего мог ждать, что ты поторопишься мне изменить с первым же подвернувшимся негодяем! Я сам видел, как нежно он тебя утешал в ресторане. Так вести себя может только любовник!

— Ты пьян и не мог ничего видеть! Я больше не желаю тебя знать! Сейчас я ухожу, а завтра я пришлю за своими вещами.

Однако, Себастьян уже так разошелся, что никак не мог остановиться.

— И кого же ты пришлешь, интересно? Великолепного сенатора Касаса? Ответь откровенно хоть на один мой вопрос: ты с ним спала?

Мария Алехандра с отвращением покачала головой и стиснула виски руками.

— Какое же ты ничтожество, Себастьян, какое же ты ничтожество!

Она сорвала с пальца обручальное кольцо и бросила ему под ноги.

— Можешь забрать его, теперь оно мне ни к чему. Я ненавижу тебя, ненавижу!

На следующее утро Себастьян проснулся с жестокой головной болью и в таком ужасном настроении, что захотел немедленно вновь погрузиться в сон, или в любой другой вид забытья, чтоб только не думать о вчерашних событиях. Все это было так нестерпимо и чудовищно! Что же он наделал… но ведь как вела себя она! Ее слова "ненавижу тебя, ненавижу", такой мучительной болью отдавались в его мозгу, что он застонал и стал качаться взад и вперед, думая о том, что теперь его жизнь безнадежно кончена. Ему было так плохо, что он даже не сразу поднял мутные глаза на Ансельмо, который пришел доложить, что в дом прибыла сеньора Кэти со своим адвокатом.

— Какого черта ей сейчас нужно? — зарычал он, однако встал с постели — он вчера заснул не раздеваясь — и спустился вниз.

— Ты, кажется, окончательно утратил хорошие манеры, — холодно заметила Кэти, с чувством глубокого злорадства рассматривая помятую одежду Себастьяна и его всклокоченную прическу.

— Не надо являться так рано, — хмуро отозвался он. — Зачем ты пришла и что за типа с собой притащила?

— Это сеньор Муньос, мой адвокат. Ты можешь вести себя хоть немного повежливее?

Сеньор Муньос, маленький подвижный человек со смуглым и хитроватым лицом, казалось, совсем не обиделся на Себастьяна, потому что энергично протянул ему руку и сказал:

— Рад познакомиться.

— Доктор Муньос принес решение суда, занимающегося рассмотрением дел с участием несовершеннолетних, — сказала Кэти. — Я забираю своего сына.

Себастьян мгновенно все понял и тут же решил предложить Кэти сделку — он выплачивает ей сумму, вдвое большую той, которая полагается по завещанию Даниэлю, но она оставляет мальчика в покое. Однако у Кэти были свои планы, и она отказалась, заявив, что это ее сын и ей небезразлична его будущая судьба. С тяжелым сердцем Себастьян пошел прощаться с мальчиком.

В еще более тяжелом настроении он поехал на работу, и первым же пациентом, который вошел в его кабинет, оказался Камило Касас, попросивший прооперировать его прямо сегодня.

Отец Фортунато не выдержал зрелища заплаканной Марии Алехандры, которая, как всегда в трудную минуту, приехала к сестре Эулалии жаловаться на Дельфину и Эстевеса, оговоривших ее перед дочерью. Он решил действовать, но действовать по-своему, а потому первым делом направился на квартиру Фернандо. Тот, в одиночестве лежал на диване — Тереса в этот момент ушла в магазин — и размышлял над тем, что рассказала ему Алехандра, во время их последней встречи. Каково же было его потрясение, когда оказалось, что он знает только половину правды — оказывается, Мария Алехандра, действительно убила его отца, но лишь после того, как он ее изнасиловал. Всю свою недолгую жизнь он воспитывался на светлой памяти об отце, и вдруг оказалось, что его отец был насильником и получил по заслугам!

Он бы и сам себе не смог объяснить, зачем все это делает, но оставаться и дальше в своей комнате, наедине с этими мыслями было просто невыносимо. А тут еще скоро придет Тереса и начнет расспрашивать, почему у него такой мрачный вид. Фернандо оделся и вышел из дома. Его зачем-то потянуло в ту комнату отца, которую так тщательно оберегала донья Дебора, и он приехал в дом Медина, где после странного бегства Гертрудис находился один Ансельмо, впустивший его в дом. Немного побыв в этой комнате и внимательно пересмотрев все фотографии, словно ища ответы на мучившие его вопросы, Фернандо зачем-то поехал на кладбище. Именно там, на могиле отца, его и застала Мария Алехандра, которая тоже захотела с ним поговорить и, случайно позвонив Ансельмо, узнала, где он находится.

Казалось, что Фернандо совсем не удивился ее появлению, поскольку даже не поднялся с места.

— А, это вы, — вяло протянул он, — мне уже все известно.

— Нет, Фернандо, — решительно сказала Мария Алехандра, — я здесь именно потому, что тебе еще не все известно.

— Чего же я еще не знаю?

— Того, что Алехандра — это моя дочь и дочь твоего отца!

Фернандо проворно вскочил на ноги, а Мария Алехандра продолжала:

— Теперь ты понимаешь, почему я препятствовала вашим встречам?

— Понимаю, — протянул он, — хотя я совсем не думал, что ты можешь быть ее матерью.

— Почему? — несколько ревниво поинтересовалась Мария Алехандра. — Разве мы с ней совсем не похожи?

— Дело не в этом. Просто перед поездкой сюда, я заходил в комнату отца в доме Медина и увидел там его фотографию с дарственной надписью… — он наморщил лоб, — что-то вроде "дорогой Дельфине с любовью".

— Ты ничего не путаешь? — потрясенно воскликнула Мария Алехандра.

— Да нет же, ничего, — пожал плечами Фернандо. — А что, это еще одна тайна?

— Не знаю, не знаю, может быть… — пробормотала Мария Алехандра, решив про себя обязательно добиться сегодня встречи с Дельфиной для уточнения той мысли, которая ей только что пришла в голову.

А Дельфина чувствовала себя так, словно родилась заново. Совсем недавно с ней произошла необыкновенная история — она ехала на свой машине по одной из улиц Боготы и вдруг увидела на обочине дороги беременную женщину, скорчившуюся от боли и прислонившуюся к дереву. Дельфина выскочила из машины и, узнав, что у этой женщины начались схватки, предложила довезти ее до родильного дома. Однако, в дороге схватки начались с новой силой, и тогда Дельфина вынуждена была остановить машину и принять роды у этой женщины, которая разрешилась от бремени очаровательным мальчиком. Это чудо рождения нового существа, которое состоялось у нее на глазах, и которому она сама, по мере сил, способствовала; так потрясло Дельфину, что она вдруг почувствовала какой-то новый вкус к жизни и стала весела и спокойна. Бенита с удивлением следила за преображением своей хозяйки, которая теперь могла вернуться с прогулки не пьяной, как раньше, а с большим букетом цветов или каким-нибудь новым пособием для молодых матерей. Они часто и подолгу беседовали о будущем ребенке, обсуждая, что ему потребуется в первую очередь.

Казалось, что Дельфину теперь ничто уже больше не интересует, кроме материнства. И эту перемену в ней, острее всего осознал именно Монкада, который еще дважды ловил ее в укромных уголках дома и страстно признавался в любви, на что Дельфина холодно отвечала:

— Об этом тебе лучше забыть. Честное слово, Хоакин, нам лучше остановиться, и продолжать жить так, словно бы ничего и не было. Я уверена, что этот ребенок — не от тебя, а потому нас ничто не связывает.

В ответ на это Монкада только скрипел зубами и уверял, что понимает — она боится Эстевеса, но скоро с ее мужем будет покончено и тогда он сможет обеспечить ей достойную жизнь. Услышав эти зловещие слова, Дельфина несколько обеспокоилась. Она уже поняла, что совсем не знает Монкады, а потому стала всерьез опасаться его планов.

И вот в подобном настроении ее и застала Мария Алехандра, потребовавшая объяснить, в каких отношениях она находилась с Луисом Альфонсо Мединой.

Узнав про фотографию с дарственной надписью, Дельфина помрачнела:

— Этот Луис Альфонсо добивался меня, но я и знать его не хотела. Это был очень странный человек с каким-то извращенным умом и я его боялась. Наша мать сначала хотела, чтобы в той хижине ночевала я, но ты чем-то провинилась перед ней, и она решила отправить, тебя. Так что жертвой должна была быть я, а ты чисто случайно оказалась на моем месте. Впрочем, это мало что меняет — убила Луиса Альфонсо все равно ты.

— Ты лжешь, Дельфина, лжешь, как всегда! — возбужденно вскричала Мария Алехандра, заметив бегающий взгляд сестры. — Ты любила этого человека и отняла у меня Алехандру, потому что это было единственное, что после него осталось!

— Ну, ты ее нашел? Ты привез Перлу? — нетерпеливо спросила Эстевес, как только Монкада возник на пороге его кабинета.

— Нет, сенатор. Видимо, она что-то заподозрила и просто не явилась на встречу.

— О черт! — Эстевес заметался по кабинету. — Что же такое происходит, Хоакин? Почему интуиция подсказывает мне, что вокруг меня затевается, что-то опасное?

"Потому что твоя интуиция никогда тебя не подводила", — холодно подумал Монкада и пожал плечами.

— Не знаю, сенатор. Первый раз в жизни, я и сам не понимаю происходящего.

Эстевес подошел вплотную к Монкаде и, пристально, взглянув в глаза, положил руку на его плечо.

— Я чувствую, что мне угрожает опасность, а потому могу надеяться только на тебя, Хоакин. Квитанции переводов на мой банковский счет в Париже и другие, не менее опасные документы находятся в банковском сейфе, причем я положил их на твое имя. Если со мной, не дай Бог, что-то случится, ты пойдешь в банк, откроешь сейф и все уничтожишь!

"Вот теперь с тобой точно что-то случится", — Монкада с трудом сдержал радостный вздох и кивнул головой.

— Не беспокойтесь, сенатор, все будет сделано так, как вы скажете.

Но Эстевес не мог не беспокоиться и после ухода Монкады просто не находил себе места. Он долго колебался, прежде чем решился, наконец, пойти к жене, ожидая встретить привычную холодную ненависть. Однако Дельфина была уже не той — мало того, что она преобразилась в ожидании будущего материнства, но и бурный разговор с Марией Алехандрой заставил ее начать переоценку своего прошлого. Теперь уже Луис Альфонсо стал казаться ей злодеем и мерзавцем, полностью заслужившим смерть, а она лишь глупой и наивной девчонкой, запутавшейся в его сети. Но зато ныне она стала настоящей дамой, имеющей все, что только можно желать, и настроенной первый раз в жизни начать заботиться не о себе, а о другом, крохотном существе, которое уже поселилось в ее утробе.

А потому, когда Эстевес пришел в ее комнату и стал говорить о том, что с ним все кончено и он уничтожен, ее реакция на эти слова оказалась столь неожиданной, что он, в буквальном смысле, открыл рот от изумления.

— Не расстраивайся, Самуэль, — сказала ему жена, — борьба еще далеко не кончена, а ты не из тех, кто так просто сдается. Я верю, что ты еще восторжествуешь над всеми своими врагами, но давай на сегодня оставим эти дела за порогом нашего дома. Я поняла, что во мне пробуждаются какие-то новые чувства к тебе… я осознаю, как была раньше несправедлива к тебе, любимый. Эта беременность заставила меня по-новому взглянуть на жизнь…

Потрясенный и восхищенный Эстевес забормотал, что он так долго ждал этого часа, но Дельфина сама бросилась ему на шею и не дала говорить. В эту ночь они пили шампанское и любили друг друга, как новобрачные, и когда на следующий день Эстевес узнал от Бениты, что конверт на его имя из лаборатории доктора Бакеро забрала жена, то не слишком огорчился. Правда, его несколько смутило то обстоятельство, что на прямой вопрос об этом, Дельфина, не моргнув глазом, ответила, что никакого конверта и не было, Но он решил не тревожиться раньше времени, а просто позвонил в лаборатории и попросил еще раз прислать ему результаты анализов прямо в офис.

Гораздо больше его обеспокоило болезненное состояние дочери, которая вернулась из колледжа смертельно бледная и тут же легла в постель. На все взволнованно-заботливые вопросы отца она отвечала, что просто устала и хочет спать, однако он решил обязательно вызвать доктора. Алехандра, конечно же, не могла рассказать отцу, какое потрясение в ней вызвало сегодняшнее свидание с Фернандо, тем более, что она узнала нечто такое, от чего, действительно, можно было заболеть.

Она опять встретила его возле консерватории и так трогательно и грустно попросила немного с ней погулять, что Фернандо не выдержал и согласился. Их разговор сначала проходил довольно спокойно и даже дружески, но Алехандра постоянно и неуклонно сворачивала к одной и той же теме — почему вдруг они вынуждены были расстаться? Что произошло такого, чего он никак не хочет ей объяснить? Фернандо избегал отвечать, это ее все больше раздражало и, наконец, видя, что она уже близка к истерике, он вдруг решился сказать ей правду — они брат и сестра по отцу.

Когда Перла, придя на встречу с Эстевесом, вместо него вдруг увидела Монкаду, она была так парализована страхом, что даже не попыталась убежать, и покорно села в машину.

— Даже если ты меня убьешь, — стуча зубами проговорила она, — Самуэль рано или поздно об этом узнает и тогда тебе не сдобровать.

— Пункт первый, — заговорил Монкада, с отвращением глядя на нее. — Я еще никогда и никого не убивал, чего нельзя сказать о тебе.

— Человек, который меня сторожил, попытался…

— Заткнись! Это все ты когда-нибудь расскажешь полиции. Пункт второй: я пытался держать тебя подальше от этого дела, но ты решила вмешаться и все загубить. Пункт третий: я дам тебе еще одну, на этот раз последнюю возможность, Перла. Вот эти сеньоры, — тут он кивнул на двух своих помощников, которые сидели в той же машине, — они, кстати сказать, люди очень вспыльчивые и не любят, когда их убивают, отвезут тебя куда скажешь, чтобы ты смогла забрать свои вещи и документы. Сегодня же вечером ты покинешь страну, Перла, и отправишься в далекое путешествие…

— Но куда и зачем, Монкада? — не выдержав его размеренного тона, взволнованно спросила она.

— Заткнись, я сказал, — на этот раз сам Монкада уже начинал тереть терпение. — Разговаривать с тобой бесполезно, и никаких объяснений ты не заслужила. Тебя выкинут из этой страны, а если вернешься и попытаешься связаться с Эстевесом, то, в следующий раз, отправишься путешествовать прямо в ад, где тебе самое место.

— Ты кем себя вообразил, Монкада? Господом Богом? — взвизгнула Перла, но он, не обращая внимания на ее вопли, просто вылез из машины, а один из его людей, пересев с переднего сиденья, отвесил ей могучую затрещину, после чего схватил за горло.

— Так что ты хотела сказать, красотка? — и Перла испуганно умолкла, смотря в его безжалостные глаза и не пытаясь даже пошевелиться. — Говори, куда тебя отвезти и запомни: в следующий раз я тебя просто придушу. Ты, сволочь, убила нашего приятеля, так что нам разрешили обойтись с тобой невежливо. Ну а теперь скажи: "слушаюсь, сеньор", и давай адрес.

По ее просьбе машина доехала до бара Альсиры, и пока оба громилы караулили ее у входа и выхода, она поспешно поднялась в кабинет своей подруги.

— Ты где пропадала, милая? — спросила Альсира, поражаясь взволнованному виду подруги.

— После все объясню, у нас мало времени, — торопливо ответила Перла. — У тебя есть для меня готовый паспорт?

— Как всегда, моя радость. Кто знает, когда очередной клиент захочет покатать тебя по свету…

— Замечательно, — немного успокоившись, вздохнула Перла. — Ты на нем хорошо заработаешь. Сейчас эти двое повезут меня в аэропорт, поскольку им приказали выслать меня из страны…

— Ну и ну! — удивилась Альсира, вскидывая тонкие брови. — Похоже, что на этот раз ты основательно влипла.

— И даже серьезнее, чем ты думаешь, — подтвердила Перла. — Но я все равно хочу кое-кому устроить серьезные неприятности. У тебя найдется два одинаковых комплекта одежды? Что-нибудь такое, чтобы не привлекать особого внимания…

— Надо поискать… но зачем?

— Ты помнишь, как однажды тебе уже приходилось выдавать себя за меня?

— Но…

— Не волнуйся, подружка, опасности для тебя никакой. Тебя ждет огромная сумма денег и бесплатное путешествие в Европу, но решиться тебе надо прямо сейчас…

Альсира в душе была страшной авантюристкой, а потому раздумывала не слишком долго. Вызвав с себе Мачу, она заявила, что срочно улетает в Европу, оставляя свое заведение на нее и Гертрудис, которая, после своего поспешного бегства из дома Медины, боясь разоблачений Кэти и всего этого дела, связанного со смертью доньи Деборы, не нашла ничего лучшего, чем явиться к своей сводной сестре и униженно попросить ее о помощи. Мача переговорила с Альсирой, и в итоге, Гертрудис была принята официанткой, причем ей пришлось надеть такое платье, которое при иных обстоятельствах она не надела бы ни за что в жизни.

Альсира и Перла облачились в одинаковые платья, надели накидки, широкополые шляпы и темные очки и стали почти неотличимы. Затем Перла простилась с ней, взяла свой чемодан и спустилась к ожидавшим ее охранникам. По приезде в аэропорт, когда все документы уже были оформлены и оставалось только пройти к самолету, она заявила, что ей необходимо сходить в туалет. Поскольку все это было уже в здании аэропорта, на глазах у множества людей, в том числе и полицейских, подручные Монкады нехотя, но вынуждены были согласиться. Однако из туалета вышла уже не Перла, а Альсира, которая, не говоря ни слова, направилась сразу к самолету. Оба охранника проводили ее взглядами и отправились доложить Монкаде, что задание выполнено, а Перла, выждав еще какое-то время, вышла из туалета и поехала домой, обдумывая способ встретиться с Эстевесом так, чтобы об этом не узнал Монкада.

Сам Монкада высоко ценил ее хитрость и изворотливость, а потому, непременно сопровождал бы до самого аэропорта, чтобы твердо убедиться в ее отлете. Однако, ему помешало одно обстоятельство — его любимая старушка, Маргарита Фонсека, умирала в его доме и врачи ничем не могли ей помочь.

После того, как пьяный Себастьян выгнал ее из своего дома, Марии Алехандре не оставалось ничего другого, как попросить убежища у Камило. Он проявил подлинное благородство и, уступив ей свою квартиру, на время переехал в гостиницу. Впрочем, благодаря выигранному у Эстевеса делу, Мария Алехандра стала богатой женщиной и теперь сама могла купить себе дом или квартиру. На следующий день, Камило порекомендовал ей одну свою знакомую, которая занималась продажей недвижимости, и заверил Марию Алехандру, что о цене она может не беспокоиться. И, вообще, поговорив с ней, он сумел так утешить и успокоить любимую женщину, которая страстно любила его соперника, что Мария Алехандра почувствовала в себе новые силы.

Однако, после того, как они расстались, она отправилась не покупать дом, а к своей верной Эулалии и ее брату. Рассказав им обо всем происшедшем, она поневоле привела в ужас отца Фортунато, когда назвала имя своего лучшего друга — сенатора Камило Касаса. Затем Мария Алехандра, позвонив прямо из церкви в дом Медины, чтобы поговорить с Даниэлем, узнала о визите Кэти, которая забрала мальчика с собой. Глубоко задумавшись над тем, что ее собственные несчастья привели к тому, что Даниэлито оказался в руках этой ужасной женщины, Мария Алехандра решил хотя бы ради него переступить через себя и поехала в клинику Себастьяна.

А тот смотрел на сидевшего перед ним Камило и, в глубине души, удивлялся настойчивости этого человека, который добивался того, чтобы ему сделал операцию именно он, Себастьян, в данный момент, чертовски хотевший увидеть его покойником. А Камило и самому не хотелось жить — и в этом тоже, была одна из причин его удивительной настойчивости. Из долгого, ночного разговора с Марией Алехандрой, он понял, что она безмерно любит своего мужа и у него нет никаких шансов покорить сердце этой женщины, а пользоваться ее временной слабостью ему совсем не хотелось. Так пусть он или умрет, или, наконец, вспомнит, что происходило в ту страшную ночь, невольным свидетелем событий которой он тогда оказался.

Пока Камило готовили к операции, Себастьяна вызвали в коридор, сказав, что пришла жена. Мария Алехандра пыталась говорить спокойно, объясняла, что хочет попытаться спасти их семью и вместе начать бороться за Даниэля. Но Себастьян вдруг разволновался и стал вести себя как помешанный — гнал ее от себя и кричал, что ненавидит. Мария Алехандра не выдержала такого обращения и, вспыхнув, крикнула, что приходила к нему в последний раз, и что больше он ее не увидит.

Потом они расстались и Себастьян пошел в операционную, где его уже ждал Камило. Волнение, гаев, страсть, слившись воедино, оказали на него необычное воздействие — он столько уже нервничал последние дни, что теперь вдруг стал абсолютно хладнокровен и блестяще провел всю операцию, с чем его не замедлил поздравить верный Мартин.

Спустя несколько часов, Камило пришел в сознание и вдруг, с ужасом осознал, что воспоминания о той ночи ожили в его памяти с новой силой. Теперь он точно знал, кто совершил то ужасное преступление — это был Себастьян Медина!