Камило не стали задерживать, поскольку он обладал депутатской неприкосновенностью и, кроме того, на валявшемся рядом с телом Могольона браунинге не было отпечатков его пальцев. Однако, и его объяснениям того, как он оказался в этом месте и в это время тоже не слишком поверили. Следователь заявил, что теперь, до окончания расследования, он не имеет права покидать страну, после чего Касас поехал домой, где обнаружил встревоженных врачей — Себастьяна и Мартина. Состояние Марии Алехандры резко ухудшилось, и теперь вставал вопрос — не следует ли срочно перевезти ее обратно в больницу, поскольку в домашних условиях нельзя было подвергнуть ее курсу интенсивной терапии. Однако, такое возвращение, да еще в момент похорон, которые должны были состояться именно сегодня, влекло за собой слишком много самых непредсказуемых последствий.

Спустя час Мария Алехандра все-таки пришла в себя и, увидев склонившегося над ней Себастьяна, еле слышно прошептала:

— Уйди, я не могу тебя видеть…

Оставив ее попечениям медсестры, все трое вышли в соседнюю комнату, где состоялся очередной, бурный разговор.

— Вы слышали, что она сказала, Медина? — первым заговорил Касас. — Надеюсь, это развеет все ваши сомнения, по поводу ее чувств к вам. Оставьте ее, она вас уже больше не любит и вы ей не нужны.

— А вы нужны? — бурно отреагировал Себастьян.

— Надеюсь, что это так.

— Оставьте, Касас, не будьте таким наивным глупцом. Для Марии Алехандры вы всегда останетесь не больше чем другом, на помощь которого всегда можно положиться и на плече которого всегда можно поплакаться. Она не воспринимает вас как мужчину, потому что помнит именно мои ласки и хочет их снова и снова, сколько бы ни говорила о своей ненависти ко мне. Вы плохо знаете природу женщин, а именно я пробудил в ней чувственное женское начало, и это мое преимущество перед вами останется неизменным, что бы вы ни делали.

— Вы все сказали? — зло поинтересовался Камило, в глубине души сознавая, что Себастьян прав. — А теперь уйдите из моего дома…

Они стояли друг против друга, обмениваясь угрожающими взглядами, и тогда Мартин счел нужным вмешаться.

— Друзья мои, успокойтесь, нам всем пора идти. Вы забыли, что мы должны быть на похоронах, которые сами же и устроили?

Похороны проходили очень торжественно, и на них присутствовали все, кто знал Марию Алехандру, включая Эстевеса и Дельфину, которые чувствовали на себе не слишком доброжелательные взгляды остальных. Отец Фортунато, специально готовившийся к этому дню, произнес прочувственную речь.

— Мария Алехандра покинула наш мир, и мы понесли утрату, которая невыносимой болью наполняет наши сердца. Ее смерть стала воплощением заповеди Иисуса, учившего, что "нет большей любви, как если кто положит душу свою за други своя." Теперь он призвал ее к себе и, хотя она очень далека от нас, но зато близка к вечному блаженству. Мария Алехандра рассталась с этим миром, который был для нее юдолью печали, горя и страданий. Но сегодня, все несчастья ее жизни пред очами Всевышнего превращаются в алмазы ее души. Давайте же все вместе помолимся за нее, и да будет земля ей пухом!

После того, как гроб был опущен в могилу, забросан землей и сверху была водружена гранитная плита, Себастьян, не удержавшись, приблизился к Эстевесу.

— Лицемерие бывает поистине беспредельно. Что вы-то здесь делаете?

— Я тоже любил Марию Алехандру, — холодно отозвался Эстевес. — И хотя мне не нравится ваш тон, но нам обоим следует поговорить без свидетелей. Давайте отойдем в сторонку.

Себастьян послушно двинулся за Эстевесом не очень представляя себе предмет разговора.

— После пережитой трагедии, — заговорил Эстевес, убедившись, что их никто не услышит, — нам лучше сразу решить вопрос, что будет с Алехандрой.

— Не понимаю, в чем здесь проблема, — пожал плечами Себастьян, — будет логично, если она станет жить с отцом.

— А вы считаете себя ее отцом? — подозрительно осведомился Эстевес, мгновенно переходя на угрожающий тон.

— Не только считаю, — усмехнулся Себастьян, — но и являюсь им!

— Нет, не являетесь! Родители отвечают за своих детей и воспитывают их, чего вы никогда не делали.

— Но не по своей вине, — успел возразить Себастьян.

— Да? — изумился Эстевес. — Так вы хотите сейчас, когда ее мать умерла, сказать Алехандре всю правду? Сказать, что вы ее изнасиловали и, тем самым, стали виновником всех последующих несчастий? Нет уж, я лучше увезу ее за границу, чтобы показать там лучшим специалистам и избавить от ваших наглых притязаний.

Себастьян не успел ничего возразить, потому что Эстевес отошел от него и, взяв под руку Дельфину, направился к выходу с кладбища.

Когда Камило возвратился с кладбища и сменил Мартини, который успел рассказать ей, что операцию делал именно Себастьян, Мария Алехандра чувствовала себя намного лучше и приветливо улыбнулась ему. Он сел рядом с постелью и взял ее за руку.

— Ты знаешь, когда я сегодня увидел могильную плиту с твоим именем и на секунду представил, что под ней лежишь именно ты, то вдруг понял, что ни за что на свете не согласился бы тебя пережить. Меня охватило такое странное и сильное чувство, что я чуть не разрыдался… Впрочем, слез там хватало и без меня. Эулалия так переживала, что мне хотелось сказать ей правду, а отец Фортунато произнес очень красивую речь. Тебе надо будет, как-нибудь, отблагодарить его за это.

— А что Дельфина?

— Дельфина явно раскаивалась, чего не скажешь о Самуэле. Знаешь, если он не угомонится и вновь сунется в политику, я буду бороться с ним до тех пор, пока не положу конец карьере этого лицемера.

— Но Алехандра?

— Алехандра твоя дочь и ты сама ей все объяснишь.

— Но как я выйду отсюда, как я смогу вернуться к нормальной жизни, когда все уже считают меня мертвой?

— Да, — задумался Камило, — здесь существуют определенные сложности. Эх, если бы ты тогда подождала всего час, то смогла бы выйти из тюрьмы как положено, с распоряжением о твоем освобождении на руках! Впрочем, и теперь, если ты все же предстанешь перед властями и наймешь хорошего адвоката, то сможешь очень быстро оказаться на свободе, поскольку твое бегство из тюрьмы имело всем понятное оправдание — жизнь дочери…

— Тогда в чем дело, Камило? — нетерпеливо поинтересовалась Мария Алехандра. — Почему бы нам не сделать именно так?

— Потому что в этом случае Мартин и Себастьян могут лишиться своих лицензий на право заниматься медицинской практикой, — отвода глаза, глухо признался он.

— А ты, Камило? — живо спросила Мария Алехандра. — Ведь у тебя тоже будут неприятности?

— К несчастью, наше законодательство еще весьма несовершенно, — только и вздохнул он, и она поняла, что угадала.

Прошло три недели, за время которых и мать, и дочь заметно поправились. Но если причины вынужденной изоляции Марии Алехандры заключались в несчастливом стечении обстоятельств, то причины изоляции ее дочери крылись совсем в ином. Когда она еще лежала в больнице, а Фернандо, сидя у изголовья ее кровати и глядя в ее сияющие от счастья глаза, шептал ей слова любви, Эстевес твердо решил как можно искуснее воспрепятствовать их отношениям. Наученный горьким опытом, он не стал говорить об этом открыто, а, вызвав Фернандо в коридор, заявил, что врачи настоятельно рекомендуют отправить Алехандру за границу.

— Мы должны признать, что живем в слаборазвитой стране, заметил по этому поводу Эстевес — а потому Алехандру стоит показать настоящим специалистам. Однако, она не захочет расставаться с вами, а потому, чтобы легче было ее уговорить, постарайтесь какое-то время не показываться ей на глаза. Как только мы уедем, обещаю, что объясню ей ваше поведение. Ну, а по возвращении, если хотите, объявим о вашей помолвке.

Эстевес рассчитал все очень точно — пораженный и обрадованный его последней фразой Фернандо тут же согласился на все его предыдущие доводы и дал обещание прекратить свои визиты к Алехандре, которую вскоре выписали из больницы и перевезли домой. Впрочем, это оказалось легче сказать, чем сделать, а потому он решил написать ей письмо, в котором все объяснить. У него было и радостное известие — одна из небольших студий решила выпустить пробным тиражом диск с записями его песен, который он решил целиком посвятить Алехандре. Когда письмо было готово, он отправился в дом и вручил его Бените, которая незамедлительно передала его Самуэлю.

Пока он задумчиво вертел его в руках, из комнаты Алехандры вышла взволнованная Дельфина.

— Меня волнует состояние нашей дочери, Самуэль, — произнесла она, подходя к мужу. — Доктор Седеньо говорит, что в ее положении самым главным является хорошее настроение и желание жить, а у нее грустные глаза и полное отсутствие аппетита.

— Значит, нам предстоит позаботиться о ее настроении, — сказал Эстевес, на что Дельфина покачала головой.

— Боюсь, что это не в наших силах. Алехандра уже не девочка, которая зависит лишь от своих родителей, а женщина, Самуэль, влюбленная женщина.

— Но она не может, не должна быть влюблена в этого идиота!

— Нельзя выбирать в кого влюбляться, Самуэль, можно просто любить. И нам давно пора смириться с этим.

— И потерять свою дочь? Ты забыла, что этот музыкант является племянником Себастьяна Медины, который заявил мне на кладбище, что не собирается отказываться от прав на свою дочь? Что будет с Алехандрой, когда она узнает, что ее настоящими родителями являются этот врач и Мария Алехандра, а?

Дельфина и сама этого не знала, а потому уныло пожала плечами. А Самуэль сам отправился к Алехандре и пообещал ей самолично разыскать Фернандо и выяснить, почему он не заходит, хотя "я ничего не имею против этого парня и еще в больнице говорил ему, что двери нашего дома всегда для него открыты." И Алехандра в очередной раз поверила своему отцу и наконец-то улыбнулась.

А Эстевес, выждав два дня, снова появился у опечаленной дочери, которой Дельфина уже успела рассказать о смерти Марии Алехандры. На этот раз он разговаривал хотя и сочувствующим, но достаточно решительным тоном.

— У него есть другая женщина, и он тебя больше не любит. Когда я приехал к нему на квартиру, дверь открыла какая-то девушка, которая обратилась к нему со словами: "дорогой, к тебе тут пришли." Я попытался выяснить, в чем дело, но он заявил, что хотя и уважает тебя по-прежнему, но теперь у него другие интересы…

— Ты лжешь, папа, ты лжешь! — вскричала Алехандра, заливаясь слезами.

Да, Эстевес вновь откровенно лгал, демонстрируя, что основные качества политика — стремление к безграничной власти над всеми окружающими и лицемерие — настолько прочно стали частью его натуры, что избавить его от них уже не могли никакие слезы дочери.

Во время одного из своих посещений тюрьмы — а сестра Эулалия заходила туда проведать Мачу, у которой, после бегства Марии Алехандры, которому она немало способствовала, были серьезные неприятности с начальством — ей вдруг стало известно, что Кэти звонила в Канаду по поводу усыновления Даниэля какой-то канадской семьей. С трудом переварив эту новость, Эулалия немедленно отправилась к Себастьяну, у которого и без того были серьезные неприятности. Медицинская коллегия вновь лишила его лицензии на право иметь практику, а дирекция больницы просто уволила — и все это по причине мнимой смерти Марии Алехандры! Внимательно выслушав монахиню, он решил немедленно отправиться в тюрьму и переговорить с Кэти.

Она явно ждала его посещения и встретила бывшего мужа с издевательской улыбкой на тонких губах. На все уговоры Себастьяна не отдавать Даниэля в чужую семью Кэти отвечала настолько нагло, что, в конце концов, он просто не выдержал.

— Ты отвратительна! — заявил он, вставая и уходя из комнаты свиданий.

— В твоих устах это звучит комплиментом, дорогой, — пропела она вослед.

Впрочем, в этот же день ее хорошему настроению — а у нее всегда было хорошее настроение, когда удавалось испортить его кому-нибудь другому — пришел конец. На прогулке в тюремном дворе она нос к носу столкнулась с Мачей, которая не упустила случая наконец-то посчитаться с этой "облезлой обезьяной" и так отделала Кэти, что ту отправили в тюремный госпиталь, а Мачу поместили в карцер.

После свидания с бывшей женой Себастьян посетил канадское посольство, но там ему даже не дали поговорить с консулом. Вместо этого секретарь показал ему, составленный самой Кэти список причин, по которым она смогла лишить его родительских прав и вывезти сына за границу. Не зная, что делать дальше, он поехал в конгресс, нашел там Камило и, объяснив ситуацию, попросил организовать ему встречу с канадским консулом. Камило, разумеется, не мог отказать ему в этой просьбе. Он позвонил прямо из своего офиса, и консул обещал ему принять Себастьяна уже на этой неделе. После этого соперники разъехались в разные стороны, причем Камило поехал домой, где его уже ждала взволнованная Мария Алехандра.

Разволновала ее одна неожиданная находка. Она чувствовала себя уже настолько хорошо, что теперь свободно передвигалась по дому, пытаясь заниматься кой-какими мелкими делами. И вот однажды, когда ей захотелось чего-нибудь почитать, и она протянула руку к книжной полке, чтобы достать понравившийся ей роман, из него вдруг посыпалось множество старых писем, на конвертах которых стояло только ее имя. Конверты были не запечатаны, и она стала читать то, что Камило уже столько месяцев писал ей, и никак не решался отправить. Это были такие нежные, трогательные, безнадежные признания в безумной любви, что она не могла остаться равнодушной. А потому, когда Камило, узнав о том, что эти письма попали ей в руки, вновь спросил о том, согласна ли она стать его женой, Мария Алехандра зарделась и, потупив голову, спросила:

— Разве я могу тебе отказать?

Поговорив с Мартином и Пачей, которую тоже не допускали к сестре, Фернандо пришел к выводу, что Эстевес затеял очередной обман с целью разлучить его с Алехандрой. Тогда он решил действовать напролом, и хоть силой, но прорваться к ней. Отстранив изумленную таким поведением Бениту, он вошел в дом, но на лестнице его путь преградил сам Эстевес. Произошла бурная сцена, почти полностью повторившая ту, что уже была раньше, — Эстевес угрожал пистолетом, Фернандо громко звал Алехандру, которая рвалась к нему, пытаясь избавиться от цепких объятий Дельфины. Наконец, Фернандо почувствовал, что зашел слишком далеко.

— Помни, что я люблю тебя и не доверяй тому, что тебе может рассказать обо мне отец, — последний раз выкрикнул он, после чего нехотя удалился.

— Если вы не разрешите мне с ним встречаться, то я опять уйду из дома, — решительно заявила Алехандра Дельфине и Самуэлю.

— Ты никуда не выйдешь из своей комнаты! — объявил Эстевес.

— Это еще почему?

— Потому, что я тебе так приказываю!

— Ты не можешь мне приказывать, ты мне не отец!

Услышав эти слова, Эстевес онемел от изумления.

— Кто тебе это сказал — Фернандо? Ты посмотри на нее, Дельфина, — обратился он к жене, — она полностью во власти этого лохматого бездельника! Разве это моя дочь, которую я воспитывал в любви и уважении?

— Ты говоришь об уважении? Но разве оно не должно быть взаимным, разве я тоже его не заслуживаю? — зло выкрикнула Алехандра. — И разве можно уважать за что-то иное, кроме порядочного поведения, а ты мне постоянно лжешь, лжешь, лжешь!

С большим трудом Дельфине, наконец, удалось растащить их в разные стороны, уведя Алехандру в ее комнату. Она уже поняла, что придется сказать ей если не правду, то хотя бы часть правды. Чтобы успокоить Алехандру, она рассказала ей о своей девичьей любви к парню, похожему на Фернандо, который соблазнил ее, а потом, когда она забеременела, бросил. По словам Дельфины, Самуэль поступил очень благородно, женившись на ней и удочерив ее дочь. Услышав всю эту историю, Алехандра поверила матери и успокоилась настолько, что помирилась с Эстевесом, вновь назвав его своим отцом.

Во время встречи с консулом, который принял его достаточно холодно и "лишь из уважения к сенатору Касасу", Себастьян узнал потрясающую вещь. Оказывается, за последние три года ни один человек по имени Даниэль Медина, не въезжал в Канаду. Отсюда следовал ошеломляющий вывод значит, его сын находится в Колумбии, возможно, даже, где-то совсем радом! Это известие объясняло и странные письма от сына, на которых не было обратного адреса. Размышлял дальше, Себастьян вспомнил о том, что по словам Эулалии, Кэти звонила в Канаду. Поскольку все звонки из тюрьмы регистрируются, можно было узнать номер этого телефона и провести собственное расследование. Посвятив в свои планы сестру Эулалию, Себастьян вместе с ней отправился к начальнику тюрьмы, где выяснил номер, по которому Кэти звонила в Квебек. После этого он сам позвонил по этому номеру и узнал, что там жил небезызвестный ему Морис Фабре, который два дня назад уехал в Колумбию.

Теперь уже многое стало ясно, и Себастьян с помощью все той же Эулалии добился еще одного свидания с Кэти, которая едва оправилась от побоев. Тем не менее, держалась она с привычной наглостью и первой приветствовала своего бывшего мужа.

— О, Себастьян, а я и не надеялась увидеть тебя снова, Поцелуй меня хотя бы в щечку.

— У меня к тебе есть еще одно предложение, Кэти, — холодно сказал Себастьян, стараясь держать себя в руках. — Или ты мне скажешь, где находится Даниэль, или я немедленно заявляю в полицию о похищении своего сына. Я уже знаю, что он не в Канаде и что твой дружок Морис помогал тебе во всей этой истории.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — немедленно заявила Кэти, и Себастьян не выдержал.

— Я говорю о той западне, которую ты подготовила со своим сообщником, — взревел он. — Чего вы хотите — денег? Ну так говори сколько и на этом покончим. Если ты будешь продолжать упрямиться, то я немедленно добьюсь того, чтобы тебя посадили в ту же камеру, где тебя с нетерпением ждет подруга, которая уже так тебя разукрасила.

— Ты просто чудовище, Себастьян! — поразилась Кэти.

— Говори!!!

— Ну хорошо, только успокойся. Это была идея Мориса, который не хотел везти мальчика в Канаду. Мы оставили Даниэля здесь, в Боготе, у одной сеньоры…

— Адрес, будь ты проклята, адрес!

Себастьян был настолько неузнаваем, что Кэти по-настоящему, испугалась, хотя свидание и проходило в присутствии молчаливой охранницы с резиновой дубинкой на поясе.

— Я не знаю адреса, у меня только ее телефон! — выкрикнула она.

— Тогда назови номер.

И тогда Кэти, смирившись, назвала номер.

— Знаешь, Кэти, — слегка успокоившись, заметил Себастьян, — та женщина, которая тебя так отделала, поступила просто великодушно. Я клянусь, что если ты меня обманула и я потеряю своего сына, то вернусь сюда за тем, чтобы тебя убить!

Звонить по номеру, который назвала Кэти, Себастьян не стал, а просто отправился в полицию. Там выяснили адрес и дали ему в помощь лейтенанта. Однако, когда они подъехали к дому и поговорили с хозяйкой, выяснилось, что женщина, которая жила здесь с мальчиком целый месяц, уехала всего два часа назад. Себастьян вновь заподозрил Кэти и не ошибся, потому что сразу после его ухода она ухитрилась позвонить Морису, который уже находился в Боготе, и предупредить о визите своего бывшего мужа.

А Себастьян продолжал действовать. Он отправился в службу иммиграции и узнал адрес, который там оставил Морис при въезде в страну. Это оказалась гостиница "Центральная", однако и там его ждала неудача — "сеньор Фабре выехал из номера два часа назад". Усталый и разочарованный он вернулся домой и, буквально через час, к нему явился сам Морис — все такой же цветущий, предупредительный и элегантный. Он действовал как профессионал — вежливо и четко, а потому взаимная договоренность была достигнута достаточно быстро, и так же быстро была обговорена требуемая за возвращение Даниэля сумма. После этого Морис исчез, обещав в ближайшее время позвонить.

После смерти Маргариты Фонсека Монкада решил разыскать свою собственную мать Бланку и, после долгих поисков, обнаружил ее совладелицей одного подпольного борделя. В свое время она бросила его, когда он был еще совсем мальчиком, а потому их встреча не отличалась особой теплотой. Однако, как оказалось, сеньора Бланка внимательно следила за карьерой своего сына и, убедившись, что он всерьез намеревается сокрушить сенатора Эстевеса, решила открыть ему ту, давнюю тайну, которую он так давно хотел от нее услышать.

Оказывается, именно Самуэль Эстевес, чью жену он соблазнил, а карьеру разрушил, и является его родным отцом. Это открытие побудило Монкаду всерьез пересмотреть свои планы и, вооружившись документами о своем рождении, которыми снабдила его Бланка, он отправился на встречу с Эстевесом.

— Что тебе надо? — злобно спросил Эстевес, раздражаясь при одном только виде Монкады.

— Поговорить с вами.

— Я не разговариваю с предателями. Убирайся вон.

— Я ваш сын.

Эстевес изумленно воззрился на серьезное лицо Монкады и лишь через минуту вновь обрел дар речи.

— Да ты рехнулся, скотина? Что за чудовищный бред ты несешь?

— Вот документы, полученные мной от сеньоры Бланки Рубиано, которые подтверждают мои слова.

Услышав имя своей давней возлюбленной, Эстевес понял, что Монкада не шутит.

— Бланка? — пробормотал он. — Да не может быть… Она…

— Была вашей любовницей и стала моей матерью. Взгляните же, наконец, на документы.

— Нет, нет, — пробормотал Эстевес, отталкивая папку, которую ему протягивал Монкада, — ничего не хочу смотреть, ничего не хочу знать. Бланка всегда была легкомысленной женщиной, способной на всякие козни и обман.

— Не беспокойтесь, — спокойно сказал Монкада, кладя папку на стол, — я не хочу носить вашу фамилию и совсем не претендую на обнародование нашего родства. Просто теперь я снова хочу стать вашим доверенным лицом. Согласитесь, что меня лучше иметь своим сыном, чем врагом.

Эстевес глубоко задумался. В настоящий момент он готовил свою пресс-конференцию, на которой хотел объявить о возвращении к активной политической деятельности, а свой вынужденный уход объяснить беременностью жены и прочими семейными проблемами. Помощь Монкады, поднаторевшего в таких делах, пришлась бы как нельзя более кстати, но разве можно теперь доверять этому прохвосту; тем более, если он, действительно, его сын, а потому обладает такими же способностями к лицемерию.

— Ну, черт с тобой, — наконец, сказал он. — И хотя я не очень тебе поверил, но помощник из тебя был все же хороший. Разумеется, что никто не должен знать ни о нашем с тобой родстве, ни о моей связи с Бланкой Рубиано.

— Никто и не узнает, — заверил Монкада.

— Итак, вот тебе два первых задания. Подготовь список журналистов, приглашенных на мою пресс-конференцию, и организуй поездку Алехандры и Дельфины в Европу. Причем последнее надо сделать быстро, чтобы они смогли уехать сразу после пресс-конференции.

— Слушаюсь, сеньор.

После ухода Монкады Эстевес еще долго сидел в своем кабинете, качая головой в изумленно-радостном настроении. Надо же так получиться, что его самый опасный враг вдруг пришел к нему с повинной, да еще потому, что в нем вдруг проснулись сыновьи чувства! Неизвестно, сколько бы он еще просидел в таком состоянии, если бы не услышал шум, доносившийся из гостиной. Среди возбужденно переговаривающихся женских голосов, ему показалось, что он узнал голос Перлы. Он вышел из своего кабинета и, даже не спускаясь с лестницы, убедился в том, что не ошибся.

— Что ты здесь делаешь, Перла? — строго спросил он, дождавшись пока Дельфина и Бенита, гнавшие из дома бывшую секретаршу, заметят его присутствие и успокоятся.

— Мне надо срочно с тобой поговорить, — обрадованная его появлением, ответила Перла.

"Черт возьми! — подумал про себя Эстевес, втайне гордясь собой. — Предатели приползают один за другим и просят об аудиенции. Я не удивлюсь, если и она захочет снова у меня работать!"

Видя, что он молчит, Перла поспешно добавила:

— Помнишь, Самуэль, однажды я тебя уже предупреждала об опасности и мое предупреждение сбылось. Сегодня я снова пришла именно ради этого.

— У тебя будет ровно пять минут и ни минутой больше, — сухо сказал Эстевес, кивая ей на дверь своего кабинета.

— Тебе не о чем разговаривать с этой змеей! — взвилась на дыбы Дельфина.

— Мы это обсудим несколько позже, — заметил он, входя вслед за Перлой в кабинет, и плотно прикрывая дверь.

— Итак?

— Монкада готов на все, чтобы тебя погубить.

— Монкада теперь снова работает со мной, — спокойно сказал Эстевес.

— Я этому не удивлена, — заметила Перла, — и он вернулся, чтобы наверняка покончить с тобой.

— Он не сможет этого сделать.

— А ты забыл о тех документах, которые он у меня украл? — Перла, разумеется, промолчала о том, что эти документы она уже возвратила. — Подумай, ведь если бы он искренно хотел снова работать на тебя, то сам бы давно принес этот чемоданчик!

Соображение было довольно основательным и с ним нельзя было не согласиться. Однако, почему он их до сих пор не использовал?

— Да потому, — ответила Перла, словно прочитав его мысли, — что у него более изощренный план. Он хочет вновь дать тебе подняться, чтобы потом сокрушить вторично.

Поскольку Эстевес и сам иногда любил поиграть со своими врагами, оказавшимися в его руках, как кошка с мышкой, постольку эта причина показалась ему весьма убедительной и он основательно задумался. Черт подери, от этих переметнувшихся и вновь возвращающихся предателей, одна головная боль! Безусловно, что Монкада со своим чемоданчиком гораздо более опасен. Да еще это проклятое, неожиданно объявившееся родство! Хорошо еще хоть Перла не утверждает, что она его дочь! При этой мысли Эстевес усмехнулся и поднял глаза на бывшую секретаршу, которая терпеливо дожидалась его решения.

— Тебе придется доказать мне свою преданность.

— Каким образом, Самуэль?

— Двух таких скорпионов, как вы с Монкадой, на одного меня слишком много… придется одного из них раздавить. Ты меня понимаешь?

Перла кивнула.

— Хорошо, Самуэль, я сделаю все, что ты захочешь.

На свое несчастье, выходя из кабинета, Перла не заметила Дельфину, которая, подслушав их разговор, успела вовремя проскользнуть в соседнюю комнату.

Узнав от Пачи о том, что Эстевес твердо решил воплотить в жизнь свое решение и отправить Алехандру за границу, Фернандо пришел в отчаяние. Единственной мыслью, которая пришла ему на ум по этому поводу, была мысль о том, что надо отправиться к дяде и попросить его помощи. Себастьян, внимательно выслушав отчаявшегося племянника, сразу подумал о Касасе и, разумеется, о Марии Алехандре. Взяв с собой Фернандо, он поехал к ним, и уже в доме Касаса все четверо устроили военный совет.

— Положение сложное, — заметил Камило. — Официально, родителями Алехандры являются Эстевесы. Она несовершеннолетняя, а потому они вправе решать, куда ее надо отправить.

— А если мы расскажем обо всем самой Алехандре? — предложил Фернандо.

— Это ничего не даст, учитывая, что Мария Алехандра умерла, а у Себастьяна неприятности с законом, — ответил Камило, внимательно смотря на "умершую" Марию Алехандру, которая о чем-то задумалась так, что не замечала его взгляда.

— А что если надавить на Эстевеса? — заговорил Себастьян. — Насколько мне известно, он собирается вернуться в политику, а вы, — он обращался к Касасу, — всегда были противниками в этой сфере.

— Да, — только и вздохнул тот, вспомнив о знаменитом чемоданчике Перлы, — и однажды у меня на руках уже находились такие документы, с помощью которых можно было бы навсегда покончить с Эстевесом.

— И что же случилось? Почему вы этого не сделали?

— Потому что меня предали, а документы похитили, — заметно помрачнев, ответил сенатор. — Кроме того, мне трудно на него "надавить", как вы выражаетесь, поскольку на меня самого сейчас давит полиция, подозревая в очередном убийстве, только на этот раз бывшего инспектора Могольона. Поэтому, кстати, за моим домом установлена круглосуточная слежка.

Впрочем, поскольку ничего иного так никто и не предложил, Камило решил все же попробовать и поговорить с Эстевесом. Сам Эстевес, увидев Камило, входящего к нему в кабинет, чуть было не присвистнул от изумления. За какие-то два дня уже третий его противник вступает с ним в переговоры. Было от чего прийти в восхищение и лишний раз убедиться в собственном могуществе, внушающем такой страх врагам!

— Только не говорите мне, что теперь, когда вы узнали о моем намерении вернуться в политику, вы пришли предложить мне союз, — сразу предупредил он Касаса, хотя в глубине души подумал именно об этом.

— Не говорите ерунды, Эстевес, — хмуро отозвался Камило. — Вам прекрасно известно, что никакой союз между нами невозможен.

— А почему бы и нет? Ведь мы же однажды действовали сообща, когда защищали Марию Алехандру?

— Это другое дело, которое не имеет ничего общего с политикой, — отозвался Камило, который, так и не дождавшись приглашения от Эстевеса, сам сел в кресло напротив него. Чтобы не видеть злорадных глаз своего собеседника, он стал внимательно изучать замечательный морской пейзаж работы Гейнсборо, который висел позади лысины Эстевеса.

— Вы еще молоды, а потому не понимаете, что все на свете имеет что-нибудь общее с политикой, — наставительно заметил Эстевес, чувствуя себя хозяином положения. — Однако, в таком случае, чему, как говорится, обязан?

— Я бы хотел поговорить с вами об Алехандре.

— О моей дочери?

— Она не ваша дочь! — самодовольное хамство Эстевеса едва не заставило Камило вскочить с места.

— Молодой человек! Я разрешил вам войти, полагая, что имею дело с более или менее порядочным человеком. Но если вы вздумаете оскорблять мою семью…

— Ваша семья — это всего лишь фикция, муляж для глянцевой обложки журнала, ширма, за которой вы можете обделывать свои грязные делишки…

— Пошел вон!!

"Наверное, я напрасно погорячился, — размышлял Камило, направляясь в свой офис, — но этот старый хам просто в совершенстве владеет искусством провоцировать людей на скандалы. Пожалуй, он прав, и я, действительно, молод, а потому еще не обладаю достаточным запасом хладнокровия. Однако, что же делать, чтобы сорвать его планы? Если та идея, на которую я так рассчитываю, все-таки не сработает; тогда мне останется только один выход — явиться на его пресс-конференцию, куда он наверняка приведет Дельфину и Алехандру, и разоблачить его перед всей страной."

Эстевес был немало изумлен внезапным воскресением Марии Алехандры, которая вдруг возникла на пороге его дома и заявила, что ей надо немедленно с ним поговорить. На протяжении каких-то трех дней уже четвертый его противник, приходил к нему с этой целью, но если визита первых трех еще можно было ожидать, то Мария Алехандра словно спустилась прямо с небес в завораживающем облике ангела гнева.

— Однако, — изумленно сказал он, — мы тебя уже похоронили и оплакали, а ты являешься вновь, как ни в чем не бывало!

— Тебе незачем так лицемерить! — яростно сказала она. — Я прекрасно знаю, что ты собираешься делать, воспользовавшись тем, что моя мнимая смерть развязала тебе руки.

— Меня это мало волнует, — заявил Эстевес, — для всего мира ты уже мертва, и у тебя нет никаких прав — ни законных, ни моральных, чего-либо требовать.

— Не будь столь чудовищным эгоистом, Самуэль. Ты хочешь сделать мою дочь такой же несчастной, какой ты сделал мою сестру. И ты противишься ее любви к Фернандо, лишь потому, что это может помешать тебе в достижении каких-то целей. Не смей никуда ее увозить!

— Нет, ты положительно сошла с ума! — Эстевес от изумления уже успел перейти к ярости. — И после такого циничного обмана ты еще осмеливаешься вмешиваться в мои дела с Алехандрой, которая даже не слишком огорчилась, узнав о твоей мнимой смерти! Да знаешь ли ты, — и он злобно прищурил глаза, — что если бы я тебя сейчас прикончил не сходя с этого места, то у меня не возникло бы никаких осложнений с законом? Что значит твое темное прошлое по сравнению с моей репутацией почетного сенатора республики? Для меня это было бы совсем неплохой рекламой и я даже вижу заголовки газет: "Женщина-маньяк покушалась на Самуэля Эстевеса!" Но я этого не сделаю, поскольку в доме находится моя дочь. Короче, убирайся вон и забудь сюда дорогу.

Мария Алехандра отчаянно посмотрела на него, а затем повернулась и выбежала из дома. Эстевес задумчиво покачал головой, думая о том, что теперь надо быть готовым к любым неожиданностям. И они не замедлили последовать.