«Когда же я смогу открыто назвать ее своей дочерью?» — думала Мария Алехандра, с нежностью и удивлением глядя на чем-то озабоченную девушку. Трудно было предвидеть ее неожиданное появление в этом ресторане, где они должны были встретиться с Дельфиной, но еще труднее было угадать цель ее прихода. Алехандра и сама понимала всю необычность ситуации, а потому, не дожидаясь вопросов, заговорила первой:
— Я понимаю, что вы удивлены, только больше мне не к кому обратиться. Мне нужна ваша помощь.
Услышав эти слова, Мария Алехандра невольно вздрогнула от радости — наконец-то ее дочь нуждается в ней! Она постаралась не выдать своего волнения и как можно более спокойным тоном произнесла:
— Нет, нет, все в порядке. Присаживайся. Не хочешь ли выпить чего-нибудь прохладительного?
— Спасибо, не хочу. — Алехандра осторожно присела на стул и сложила руки на коленях. — Я понимаю, что для вас я — несмышленый ребенок, от которого надо скрывать все неприятности и проблемы. И все же постарайтесь понять, что я уже выросла… Я знаю, отец так любит меня, что не желает говорить мне о том, что случилось. Но ведь у вас какие-то неприятности, и именно потому вы ссоритесь с моим отцом! Пожалуйста, скажите же мне, в чем дело, я хочу, чтобы вы относились ко мне как к взрослой и сказали мне правду! По вашим глазам, я вижу как вы добры, и мне кажется, что вы любите меня, хотя я и не понимаю за что.
«Ах, девочка, если бы ты только знала! — подумала Мария Алехандра. — Как жаль, что я сама не знала тебя ребенком, а узнала лишь вот такой — сердитой и милой, с очаровательно надутыми губками, заявляющей, что уже взрослая. Ты на самом деле сразу бы повзрослела, если бы я рассказала тебе всю правду».
— Ты даже не представляешь, как я хочу тебе помочь, сказала она вслух, придвигая свой стул поближе к дочери, — и как я хочу стать тебе другом…
— Я помню, вы говорили… — нетерпеливо перебила ее девочка, встряхнув пышными волосами, — но докажите теперь это на деле. Расскажите мне, что творится у нас дома, почему все стало так сложно с тех пор, как вы появились. Кто вы такая и что вам нужно?
«Ну вот, опять этот вопрос! — Мария Алехандра, пытаясь выиграть время для ответа, взяла в рот соломинку и стала потягивать коктейль. — Мне не удастся оправдаться перед ней, если я не расскажу всю правду от начала и до конца… Но именно этого я и не могу сделать».
— Я жду, Мария Алехандра, — раздался взволнованный голос девочки.
— Что я могу тебе сказать? — Мария Алехандра внимательно посмотрела на дочь.
Та, не выдержав, отвела взгляд, делая вид, что рассматривает публику за столиками.
— Правду о ваших отношениях с моей матерью! — воскликнула она.
И вновь Мария Алехандра неимоверным усилием воли заставила себя сдержаться и не крикнуть: «Да я же и есть твоя мать, дурочка!» Глубоко вздохнув, она заговорила медленно, тщательно подбирая слова:
— Когда-то у нас с Дельфиной были очень теплые отношения, но потом все, к сожалению, изменилось.
— И что между вами произошло?
— Ну… — смущенно улыбнулась Мария Алехандра, — это довольно давняя история, и незачем теперь ее ворошить.
Но дочь не приняла ее улыбки и порывисто вскочила с места. От волнения она перешла на «ты»:
— По-моему, ты мне просто не доверяешь! Вообще, мне никто не доверяет! Теперь понятно, почему вам всем вдруг захотелось отправить меня за границу!
— Что?! — удивленно воскликнула Мария Алехандра, но дочь уже не сдерживалась и, глядя на мать своими широко раскрытыми глазами, кричала:
— Это все из-за тебя! Иначе, как это объяснить?
— Замолчи! На нас уже и так оглядываются! Кто тебе сказал, что ты должна уехать?
— Отец, кто же еще… — удивленная резким тоном Марии Алехандры, ответила девочка.
«Этого и следовало ожидать, — в ярости подумала Мария Алехандра, — наш достопочтенный сенатор, как всегда, готов на любую подлость. Только уж нет, на этот раз я не дам себя обмануть!»
— Нет, нет… — произнесла она вслух, смягчая тон и ласково глядя на свою раскрасневшуюся и похорошевшую дочь. — Ты никуда не уедешь. Ты останешься здесь. Я сделаю все ради этого и, если понадобится, расскажу всю правду.
— Если понадобится рассказать всю правду, это сделаю я!
При звуке этого голоса и Алехандра, и Мария Алехандра вздрогнули. Увлеченные разговором, они не заметили, как возле их столика появилась Дельфина. Вдоволь насладившись их замешательством, она продолжила:
— Впрочем, правда эта касается только нас с Марией Алехандрой! К тебе, Алехандра, она не имеет отношения.
— Но, мама, я тоже должна знать, что происходит… — попыталась возразить девочка, однако Дельфина жестом руки остановила ее.
— Это не твое дело! И вообще, что ты здесь делаешь? Кто позволил тебе являться сюда? — Глядя в упор на Алехандру, она заставила ее опустить глаза.
— Но, мама…
— Дельфина, я… — попыталась было вмешаться Мария Алехандра, чувствуя неловкость и за себя, и за дочь, но сестра была неумолима:
— Помолчи, Мария Алехандра! А ты, — она вновь повернулась к растерянной девочке, — немедленно убирайся домой! Ты и так достаточно натворила сегодня! Вот тебе деньги, возьми такси и жди меня дома. Нам с тобой еще предстоит серьезный разговор.
Девочка вопросительно посмотрела на Марию Алехандру, но та молча кусала губы и в ответ на ее взгляд только пожала плечами. Ей было больно видеть, как Дельфина обращается с Алехандрой, но еще больнее было сознавать, что она, Мария Алехандра не может даже вступиться за дочь. Поэтому она молчала, пока обиженная девочка не вышла из ресторана. Проводив ее взглядом, она хотела заговорить, но Дельфина, опередила ее:
— Что тебе нужно, Мария Алехандра? Ты позвала меня сюда ради этой сцены с участием моей дочери?
— Я не ожидала, что она тоже придет, — резко отозвалась Мария Алехандра, ошеломленная тем, что даже наедине с ней Дельфина осмеливается называть Алехандру своей дочерью.
— Ты лжешь! — не менее резко произнесла Дельфина. — Впрочем, я догадываюсь, что ты замыслила!
— Думай, что хочешь, но я не позволю так обращаться с девочкой. Ты даже не дала ей высказаться. Пойми, ей нужно было с кем-нибудь поговорить.
Сестры сидели друг против друга, обмениваясь презрительными взглядами.
— Не тебе учить меня, — холодно процедила Дельфина. — Лучше скажи прямо, что ты задумала? Будь честной хотя бы со мной.
— Я могу предложить тебе то же самое, Дельфина, — отозвалась Мария Алехандра, скрестив на груди руки. — Почему мою дочь хотят отправить за границу?
Удивившись, Дельфина помедлила с ответом:
— Так решил Самуэль. Откуда ты об этом знаешь?
— Не важно. Но имей в виду, что я этого не допущу. Это один из запрещенных приемов, на которые вы с мужем так горазды!
Дельфина, чувствуя, что трудного разговора не избежать, сделала знак официанту и заказала себе джин с тоником. Она сознавала, что Мария Алехандра во многом права, но именно правота сестры раздражала ее больше всего. Ведь и она, Дельфина, по-своему права и может это доказать. В конце концов, в этой борьбе за Алехандру у нее есть определенное преимущество.
— А что же ты хотела? — заговорила она почти спокойным тоном, глядя на рассерженную сестру. — Ты сама во всем виновата. Если бы ты с самого начала подумала о том, к чему могут привести твои нелепые попытки отнять у нас Алехандру, то сейчас бы все было нормально…
Мария Алехандра задохнулась от гнева. Казалось, она была готова испепелить сестру взглядом. Дельфина смеет обвинять ее?! Дельфина, укравшая у нее дочь?! Просто нет сил слушать весь этот бред!
А Дельфина, намеренно не обращая внимания на состояние сестры, невозмутимо продолжала:
— С тех пор как ты отдала мне свою дочь, прошло немало лет, и не ты одна мучилась все это время. Пятнадцать лет мне приходилось хранить чужую тайну, переживать, волноваться, не находить себе покоя… И все это ради чего? Ради твоей дочери! Да, да, Мария Алехандра, и не смотри на меня с такой ненавистью, я знаю, что говорю. Именно ради нее я согласилась стать женой Самуэля, который протянул мне тогда руку помощи. Мы с ним сделали твою дочь счастливой. Что ты теперь от меня хочешь, зачем превращаешь нашу жизнь в ад? И нечего строить из себя невинную жертву, в жизни все гораздо сложней!
Нет, это уже было невыносимо! Она еще смеет сидеть здесь и хладнокровно рассуждать об этих пятнадцати годах, которые не она, а Мария Алехандра провела в тюрьме! Мария Алехандра почувствовала, что не в силах больше оставаться с этой женщиной, к несчастью, приходившейся ей сестрой. Она порывисто встала, расплатилась с официантом и направилась к выходу, но, передумав, вернулась и бросила сестре на прощание только одну фразу:
— Я не дам вам разлучить меня с дочерью!
Себастьян Медина шел к своей машине, размышляя о только что состоявшемся телефонном разговоре с Мартином, который, позвонив ему домой, сообщил приятную новость: в медицинской коллегии пришли к выводу, что у погибшего ребенка не было никаких шансов выжить, а потому он, Себастьян, был не виноват в его смерти. Но самое главное — он теперь вновь может практиковать, у него есть шанс вернуть свою жизнь в прежнее русло. Окрыленный этой мыслью, он взялся за дверцу и тут услышал стук каблуков.
При виде Дельфины его приподнятое настроение мгновенно испарилось. Откуда, черт возьми, она здесь взялась?
— Я пришла потому, что нам нужно поговорить, — словно отвечая на его мысли, поспешно объяснила Дельфина.
— О чем?
— Я больше так не могу, Себастьян! Вся моя жизнь пошла прахом. Только теперь я это поняла. — Она непритворно вздохнула, достав из сумочки шелковый платок, словно собираясь расплакаться.
— Ничего, в жизни все поправимо. — Себастьян постарался произнести это как можно естественнее, но Дельфина все же уловила невольную иронию в его голосе и болезненно поморщилась:
— Оставь, оставь этот тон! У меня на самом деле большие неприятности.
Себастьян тяжело вздохнул, сознавая, что долгого и неприятного разговора не избежать. Вновь придется выслушивать упреки и бесконечные жалобы на жизнь. Черт, как же она все-таки здесь оказалась?!
— Что у тебя случилось? — обреченно поинтересовался он, садясь в машину и распахивая дверцу Дельфине.
— Многое, — и усаживаясь возле Себастьяна и делая вид, что не замечает его холодности, отозвалась Дельфина. — И вообще, я убедилась, что в этой жизни ничто не имеет смысла… Что бы ты ни делал, все равно ошибаешься и блуждаешь, как в запутанном лабиринте, из которого лучше и не искать выхода.
— Неужели ты все это говоришь только потому, что твоя дочь должна уехать? — холодно спросил Себастьян.
— О, нет. — Она приложила платок к глазам. — Это как раз наименьшая из проблем. — Дельфина взглянула на него с непонятным блеском в глазах. — Давай прямо сейчас уедем куда-нибудь подальше… Мне надо забыться хотя бы на несколько часов.
«Так я и знал, что этим кончится, — с досадой подумал Себастьян, следя за ее движениями. — Ну уж нет, если для того, чтобы избавиться от нее потребуется решительное объяснение… пусть будет решительное объяснение!»
— Куда ты хочешь ехать? — вяло поинтересовался он, заранее зная ответ.
— Ты сам не догадываешься?
Себастьян вздохнул и завел машину. Всю дорогу до отеля Дельфина молчала. Что-то странное, почти безумное было в ее взгляде, неподвижно устремленном вперед.
В номере отеля Дельфина, так же молча, присела на постель и стала раздеваться.
— Подожди, — остановил ее Себастьян. — Может, нам лучше поговорить и выслушать друг друга?
— О нет, Себастьян, только не сейчас, — возбужденно прошептала Дельфина, — сейчас у меня нет желания ни говорить, ни слушать. Я хочу отдаться тебе так, как еще никогда не отдавалась! Я хочу свести тебя с ума, хочу принадлежать тебе как животное, как шлюха, стать развратной, как Мессалина… Ну скажи, что я на нее похожа! — Она поднесла руки к груди и стала медленно расстегивать платье, не сводя с Себастьяна напряженно-растерянных глаз.
— Дельфина… — Он поймал ее за руки и крепко сжал. — Прекрати. Ты совсем не развратна, а у меня сейчас не то настроение.
— Не говори ничего! — Освободив руки, она вдруг резко прильнула к нему и попыталась поцеловать, одновременно расстегивая его рубашку. — Дай я все сделаю сама. Я хочу завладеть твоим телом, я хочу получить то удовольствие, о котором всегда мечтала…
— Да что с тобой? — Он резко встряхнул ее за плечи. — Ведь ты же притворяешься! Посмей только сказать, что это не так! Что означает вся эта игра?
— Нет, это я тебя хочу спросить, что с тобой, милый? — Дельфина сверкнула глазами и, передернув плечами, откинулась назад. — Что тебе не нравится? То, что я беру инициативу в свои руки? Может быть, тебе хочется почувствовать себя настоящим мужчиной-самцом? — Она вновь придвинулась к нему с манящим блеском в глазах. — Хорошо, тогда возьми меня силой. Я вся твоя, я твоя рабыня! Пусть даже… одна из многих. — Дельфина замерла в ожидании, но видя, что Себастьян не сдвинулся с места и смотрит на нее с явным отвращением, вдруг содрогнулась и простонала:
— О нет, только не это! Не отвергай меня, Себастьян!
Он схватился руками за голову, не в силах понять ее настойчивости и чувствуя страшную неловкость. Ему хотелось бежать, хотелось ударить ее и даже убить, лишь бы сделать хоть что-нибудь! Нет, хватит этих мучений, надо решить все раз и навсегда!
— Между нами все кончено, Дельфина, — откашлявшись, глухо сказал он, — ты просто никак не хочешь этого понять. Все наши отношения были построены на лжи, все ложь, ложь…
— Ложь? — возмущенно воскликнула Дельфина и стремительным движением распахнула платье, обнажив грудь. — И это тоже ложь? — Она прижалась вплотную к Себастьяну, не отводя от него горящих глаз. — Посмотри на это, возьми меня, а потом говори, что все это ложь!
— Прошу тебя, перестань! Неужели ты не видишь, что я тебя не хочу? Ты мне противна! И хватит изображать из себя шлюху!
— Ну почему же? — горько усмехнулась Дельфина. — Я и есть шлюха, но только для тебя. Почему бы не поиграть в эту игру, если она доставляет мне удовольствие?
— Не будь дурой! Неужели ты не поняла до сих пор, что наши отношения, Во всяком случае, для меня — не любовь, а месть?
По ее растерянному виду Себастьян догадался, что она действительно этого не понимает, и сейчас надо ожидать очередного взрыва.
— О чем ты говоришь? О чем ты говоришь, негодяй? — простонала Дельфина со слезами на глазах.
— Хочешь узнать всю правду? — спросил Себастьян. — Ну что ж, видно, иного выхода нет. — Он вздохнул. — Тогда слушай. Я просто сделал тебя орудием своей мести. Твой муж погубил мою карьеру, и, лежа с тобой в постели, я думал лишь о том, как расквитаться с ним…
— Ты лжешь! — взвизгнула Дельфина, и слезы брызнули у нее из глаз. — Ты лжешь!
— В тот вечер, когда мы познакомились на коктейле в посольстве, я собирался набить морду твоему мужу за то, что он восстановил против меня всю медицинскую коллегию. Но тут я увидел тебя и подумал…
— Хватит! Я не могу больше этого слышать.
— Ну почему же? — Себастьян попытался улыбнуться, но вместо этого его лицо исказила какая-то странная гримаса. Он смотрел на подавленную Дельфину, так и не застегнувшую свое кремовое платье, и не мог понять, что он сейчас чувствует к ней — то ли жалость, то ли отвращение… а может быть, он испытывал облегчение от того, что теперь их отношениям, построенным на непрестанном обмане, придет долгожданный конец.
— Я заметил — спокойным тоном продолжал он, — что супруга сенатора Самуэля Эстевеса явно жаждет наслаждения… Все было предельно просто, ты сама пошла за мной, Дельфина. Я был тебе нужен в тот момент.
— Ложь, ложь, какая же это гнусная ложь, — в отчаянии качала головой Дельфина, — ты просто решил отделаться от меня, потому что я тебе надоела…
— Вовсе нет. — Он покачал головой. — Просто должен же я быть честен хотя бы перед самим собой. — Сказав это, он тут же подумал, что его честность, будет стоить стольких слез этой в общем-то ни в чем не повинной женщине. — Я не люблю тебя. При этих словах она вздрогнула как от удара. — Все это была только игра, которой пора положить конец. Теперь мне пора вновь налаживать свою жизнь, потому что нельзя постоянно жить одной местью.
— Не бросай меня, — Дельфина сказала так жалобно, что он слегка поморщился от невольной и непрошеной жалости. — Умоляю тебя, забудем все, что только что наговорили друг другу, только не уходи от меня. Я не могу и не хочу без тебя жить!
В этом отчаянном восклицании было столько страсти, что Себастьян понял: то, что для него было лишь местью, для Дельфины являлось чем-то гораздо большим…
— Мне очень жаль, Дельфина, — как можно мягче сказал он, — честное слово, я очень сожалею. Я сейчас сам себе противен, поэтому не заставляй меня испытывать то же чувство к тебе.
— Ты лжешь! — снова всхлипнула она. — Ты ласкал и целовал меня по-настоящему…
— Прощай! — Себастьян повернулся и вышел из комнаты.
Оставшись одна, Дельфина долгое время сидела, не шевелясь и уставившись в одну точку.
— Ложь? — наконец, прошептала она. — Все было ложью?! Я не верю, Себастьян. Не могу поверить…
Мария Алехандра была так взволнована известием о предстоящем отъезде ее дочери за границу, что немедленно отправилась к Эулалии, которая встретила ее с распростертыми объятиями:
— А я уж думала, ты забыла меня, — проговорила она, выбежав навстречу своей подопечной в небольшой церковный дворик. Они радостно обнялись и поцеловались.
— Нет, просто столько всего случилось, Эулалия. — Мария Алехандра вытерла невольные слезы и присела на скамью, усадив монахиню возле себя.
— Да уж, — насмешливо кивнула та, — но об этом я теперь узнаю только из газет. Ну, рассказывай, ты была на дне рождения дочери?
— Она у меня просто красавица, — кивнула Мария Алехандра. — Я была на празднике. Мы даже перебросились с ней парой слов. Но дело не в этом. Сегодня она впервые обратилась ко мне за помощью.
— Прекрасно! — просияла монахиня. — Так чего же ты хнычешь? Почему такой кислый вид?
— Ее хотят отправить учиться за границу…
— Что?! — Эулалия нахмурила густые сросшиеся брови. Несколько минут она раздумывала, потом сказала: — Впрочем, я даже не хочу спрашивать, чья это затея… Знаешь, девочка, благодари Бога, что ты пришла ко мне. Эулалию не проведешь! Так что вытри слезы и ступай за мной!
Мария Алехандра недоуменно поднялась со скамьи, не понимая решительного настроя монахини.
— Что ты собираешься делать?
— Прежде всего выйдем на улицу и поймаем такси. Ты должна научиться отстаивать все то, что тебе принадлежит по праву. Все, слышишь, в том числе и любовь собственной дочери. Едем, объясним все это сенатору…
Мария Алехандра испугалась и хотела отказаться, но было уже поздно. Они вышли на улицу, Эулалия отчаянно замахала рукой, и у тротуара остановилась желтая машина такси. Эулалия распахнула дверцу и жестом приказала Марии Алехандре садиться.
— А если он нас не примет? — с трепетом спросила Мария Алехандра, чувствуя, что наступает один из тех решительных моментов, которые многое меняют в жизни человека.
— Пусть только попробует, — ответила неунывающая монахиня и, усмехнувшись, добавила: — Я отлучу его от церкви.
Однако им повезло — Кармен, секретарша сенатора, отошла в этот момент к факсу, и они беспрепятственно проникли в кабинет Эстевеса. Эулалия шла первой, и именно ей достался разъяренный взгляд Самуэля:
— Что это значит? Кто вы такая? — Тут он заметил ее спутницу. — Мария Алехандра, в чем дело?
— Мы пришли поговорить о моей дочери…
— Можете не осторожничать, сенатор, — тут же перебила ее Эулалия, с грозным видом приближаясь к письменному столу, за которым сидел Эстевес, — мне все известно. Я знала Алехандру еще совсем малышкой.
— Вот как? — Сенатор встал с кресла и вышел из-за стола. — Начало разговора очень напоминает шантаж…
— Выбирай выражения, Самуэль, — резко произнесла Мария Алехандра, — Эулалия не только служит Богу, но и является моей единственной подругой. Вот почему я и просила ее прийти сюда со мной… — Она сделала паузу и вдруг выпалила: — Тебе не удастся отправить мою дочь за границу!
Сенатор нажал кнопку селектора:
— Перла, ни с кем меня не соединяй и передай Кармен, что я ею недоволен.
Он подошел к Марии Алехандре, словно не замечая стоявшую рядом Эулалию.
— Ну что ж, давай поговорим. Но запомни, Мария Алехандра, это будет наш первый и последний разговор на данную тему!
— Я согласна. — Мария Алехандра смотрела в мрачные глаза Эстевеса и ощущала темную, злую силу, которую излучал этот человек. Как хорошо, что с ней Эулалия! Она оглянулась на монахиню и твердым голосом продолжила: — Пусть моя дочь никогда не узнает правды о своем рождении и того, кто ее настоящая мать. Пусть она никогда не узнает, насколько бесчестными людьми оказались вы с Дельфиной. Но я требую, да, требую, чтобы мне не препятствовали встречаться с Алехандрой, и настаиваю на том, что я знала о ее жизни все! Не смей отправлять ее за границу!
— Вот как? И как же ты собираешься этому помешать?
На этот вопрос ответила Эулалия, которая неизвестно откуда достала сложенный лист бумаги и молча передала его сенатору.
— Что это? — брезгливо поморщился тот.
— Это настоящее свидетельство о рождении моей дочери, — объяснила Мария Алехандра, — здесь есть и отпечаток твоего пальца. Я не собираюсь использовать этот документ, если ты сам меня к этому не вынудишь.
— Черта с два ты его используешь! — завопил сенатор, яростно разрывая бумагу на клочки и разбрасывая их по красному паласу, устилавшему пол кабинета.
— Это вы напрасно, — улыбнулась Эулалия, словно ее забавлял вид взбешенного Эстевеса, — вы разорвали только копию, а оригинал остался у меня.
— Так поступают настоящие шантажисты! — вновь завопил Самуэль. — Ты еще не знаешь, с кем связалась, Мария Алехандра! Смотри, не наживи себе неприятности!
— Благодаря тебе и моей сестре у меня их и так хватает, Самуэль, — хладнокровно отозвалась Мария Алехандра и, повинуясь жесту Эулалии, направилась к двери, но на пороге остановилась и добавила: — Сама Алехандра не хочет никуда уезжать, так что подумайте и о ней. Всего доброго, сенатор!
— Откуда же она успела узнать, что я собираюсь отправить Алехандру в Швейцарию? — сквозь зубы бормотал Эстевес, возбужденно прохаживаясь по кабинету после их ухода. — И что еще может натворить эта шалая бабенка? Надо будет поручить Монкаде выяснить, что это за монахиня с ней приходила. И где, черт подери, Дельфина? Следует отправить дочь как можно скорее, а она шляется неизвестно где и Бог знает с кем. Впрочем, на это мне плевать, а вот Алехандра…
— Даже если у тебя нет законных прав на собственную дочь, материнская любовь все равно сильнее всех законов, — говорила Эулалия, пока они ехали в такси к дому Себастьяна Медины, — и потому в любом случае ты правильно сделала, что объяснилась с сенатором начистоту…
— Он… он любит Алехандру, как и положено отцу, — разговаривая сама с собой, прошептала Мария Алехандра, забившись в угол сиденья. — Поэтому мне становится страшно.
Эулалия изумленно взглянула на нее:
— Знаешь, Мария Алехандра, порой я удивляюсь тебе — что ты за человек? — Наверное, я просто не такая, как тебе кажется. — Мария Алехандра грустно улыбнулась. — Раньше я считала, что на свободе жизнь такая же, как в тюрьме. Но теперь я поняла, что здесь еще хуже, чем там….
— Ну-ну, не преувеличивай, — улыбнулась монахиня и дружески обняла Марию Алехандру за плечи, — кроме того, хочу тебе сказать, что ты должна думать не только о своей дочери, но и о себе самой. Ты еще полюбишь кого-нибудь, и у тебя будет свой дом, семья…
В этот момент они проезжали вдоль парка, за невысокой оградой которого были видны прогуливающиеся парочки. Мария Алехандра проследила за взглядом Эулалии и медленно покачала головой:
— Об этом я тоже мало что знаю. В тюрьме мне не приходилось задумываться о том, чего я лишилась из-за того, что меня изнасиловали. За всю мою жизнь меня только раз поцеловал мужчина!
— Да? — Эулалия быстро взглянула на Марию Алехандру. — Значит, у тебя уже кто-то есть?
Ответом ей был лишь продолжительный вздох. Впрочем, после небольшой паузы, во время которой они проехали через площадь Согласия и свернули на улицу Кортасара, Мария Алехандра все же объяснилась:
— Это — Себастьян, я у него работаю. Он врач, но сильно пьет после того, как начались нелады с карьерой… В ту ночь он тоже был пьян, а я хотела его успокоить… Короче, он меня поцеловал, но тут мне стало страшно, и я почувствовала такое отвращение, словно повторился весь тот кошмар… Боже мой!..
— Успокойся, успокойся, тем более что мы уже подъезжаем… Мне кажется, тебе стоило бы обратиться к психиатру, чтобы он помог тебе преодолеть эти комплексы и стать нормальной женщиной. Ну вот и все, мы приехали, выходи.
— Спасибо тебе, Эулалия. — Мария Алехандра, поцеловав монахиню на прощание, вылезла из машины и пошла по дорожке к дому.
— Да благословит тебя Господь, дочка, — задумчиво пробормотала монахиня.
Алехандра была обижена и грубостью матери, и поведением Марии Алехандры, которую она уже стала считать своим другом, что о возвращении домой не могло быть и речи. Решение пришло неожиданно, когда она уже села в такси и водитель, молодой, смуглый парень с озорными глазами, спросил: «Куда едем?» Она дала адрес Фернандо, понадеявшись на то, что застанет его дома и ей не придется торчать на лестнице, дожидаясь его возвращения. Но уже нажав на кнопку звонка, она вдруг пришла в замешательство и, когда отворилась дверь, не смогла произнести ни слова.
— Боже мой, Алехандра! — весело приветствовал ее Фернандо. — Что случилось? Слон в Африке сдох?
— Не паясничай, — холодно сказала она, проходя в квартиру и осматриваясь. Беспорядок был ужасный: носки лежали на столе, а тарелка с недоеденными бутербродами стояла на полу; всюду валялись разбросанные нотные листы, а там, где была хоть какая-то ровная поверхность, лежал толстый слой пыли.
— Узнаю мою милую, сердитую Алехандру, — заявил Фернандо, вернувшись в комнату после того, как закрыл входную дверь. — Но, все-таки, что ты здесь делаешь?
— Пока отвечаю на дурацкие вопросы… Нет, ну как ты здесь только живешь, ведь это же свинарник!
— Ну, не преувеличивай, — смутившись, возразил Фернандо, — здесь просто немного не убрано, только и всего.
— Немного? Да здесь не убирали сто лет! Ладно уж, я постараюсь привести твою квартиру в божеский вид, потому что не смогу жить в такой грязи.
— Жить?
От удивления у него округлились глаза. Алехандра не выдержала и расхохоталась:
— Да, я ушла из дома и буду жить здесь не зависимо от того, нравится тебе это или нет.
— Послушай, Алехандра, но ведь это безумие!
— Вовсе нет. — Она закружилась по комнате. — Родителям захотелось избавиться от меня, вот я и облегчила им эту задачу. — Алехандра внезапно остановилась и настороженно посмотрела на Фернандо. — А ты что, не хочешь мне помочь, ты меня гонишь?
Фернандо почувствовал, что еще мгновение, и он может все потерять. Вот черт, теперь еще разбирайся в настроении этой своенравной, но такой очаровательной девчонки! И тут его осенила счастливая мысль:
— Вот что, я все равно собрался сейчас ужинать, так давай сначала поедим, а после обо всем подумаем. Нет, нет, — поспешно добавил он, видя, как Алехандра вскочила с кресла, в котором только что уютно устроилась, — я сам все приготовлю… — и ехидно добавил: — Не могу же я допустить, чтобы такая драгоценная гостья пачкала свои белые ручки!
— Откуда в тебе столько злости? — крикнула Алехандра ему вслед, когда он скрылся на кухне.
— Никогда не знаешь, как тебя может наказать судьба, — отозвался он, гремя посудой. — Мне и в кошмарном сне не могло присниться, что придется возиться с дочерью всесильного сенатора-реакционера Эстевеса.
— Ты же не знаком с моим отцом! Он самый порядочный человек на свете!
— Конечно, — согласился Фернандо, появляясь с двумя тарелками в руках и присаживаясь на диван, куда уже успела перебраться Алехандра, — по отношению к тебе он и не может быть другим, но вот остальные почему-то отзываются о нем совсем иначе.
— Кстати, готовит он намного лучше тебя, — отозвалась девушка, морща нос от непривычного запаха. — Что это?
— Сам не знаю, — широко улыбнулся Фернандо, — купил сегодня в супермаркете, в отделе полуфабрикатов. Что это вы плюетесь, сеньорита? К сожалению, у меня только вчера кончилась икра, так что ничего лучшего вам предложить не могу.
— Дело не в этом, ты просто не умеешь готовить. Завтра я сама накормлю тебя завтраком. Увидишь, я тоже кое-что умею делать.
— Ты все-таки решила остаться? Но у меня только одна кровать… — Как он ни старался, но последняя фраза вышла довольно двусмысленной, хотя Алехандра предпочла сделать вид, что не заметила этого.
— Тогда дай мне одеяло, и я переночую на диване, — просто сказала она.
— Ну, я все же не такой невоспитанный, чтобы не уступить тебе кровать на несколько дней… Надеюсь, ты у меня не задержишься?
— Если будешь так же кормить, как сегодня, то, разумеется, нет.
То, какому испытанию ему предстоит подвергнуться, ночуя в одной комнате с этой очаровательной девчонкой, Фернандо понял почти сразу, как только они вымыли посуду и стали готовиться ко сну.
— Погаси свет и отвернись, — скомандовала Алехандра, и он послушно выполнил и то и другое, уткнувшись носом в спинку дивана и слыша за спиной шорох снимаемой одежды. «Вот черт, интересно, о чем она сама думает и о чем вообще думала, когда шла сюда? Спокойно, Фернандо, спокойно, — уговаривал он сам себя, — ведь случись что — тебя ждет тюрьма. Кто поверит, что мы спали в одной комнате и между нами ничего не было? Да меня же первого засмеют приятели! Вот положеньице, и до чего же жарко!»
— А ты очень любишь своего отца? — спросил Фернандо, лишь бы прервать тягостное молчание, и Алехандра тотчас откликнулась, словно ждала этого вопроса.
— Да. Что бы там про него ни говорили, он самый добрый и порядочный человек из всех, кого я знаю… И он так любит мою маму!
— Тогда почему тебе хочется сделать ему больно? Ведь он же сейчас мучается, переживает…
Она ответила не сразу, а сначала поворочалась в постели, и он с трепетом подумал, неужели она встает и идет к нему? Услышав вновь ее голос, Фернандо неслышно вздохнул.
— Я понимаю, — задумчиво говорила Алехандра, сев на постели и обхватив руками колени, — и мне на самом деле его очень жаль, да и маму тоже. Но как иначе заставить их понять, что я уже не ребенок и со мной нельзя поступать, как им заблагорассудится, даже не объясняя, в чем дело?
— Ты завтра же позвонишь им и скажешь, что жива и здорова!
— Не буду я звонить, потому что тогда мой побег из дома теряет всякий смысл!
— Тогда позвоню я…
— Ну и звони! Предатель!
— Ладно, к черту, давай спать!
На следующий день, узнав об исчезновении дочери, сенатор Самуэль Эстевес буквально рвал и метал. Его мало успокаивали заверения преданного Монкады в том, что ни в больницы, ни в морги города никто, похожий по описанию на Алехандру, не поступал. Он чувствовал, что дочь совершила подобный поступок назло ему и теперь где-то скрывается — осталось только выяснить где? Из разговора с женой он узнал, что Алехандра была у своей настоящей матери и именно после этого разговора не вернулась домой. Отсюда следовало сделать только один вывод: появление в его кабинете Марии Алехандры и сестры Эулалии было всего лишь ловким ходом, чтобы скрыть похищение его дочери. Естественно, что за этой «чертовой бабой», как называл он про себя сестру жены, следовало проследить. За подобными размышлениями его и застала взволнованная Дельфина, только что побывавшая у Пачи.
— Ну, что еще случилось, — хмуро поинтересовался он, — тебе удалось узнать, где наша дочь?
— Нет, — с тяжелым вздохом отозвалась Дельфина, — Пача мне так ничего и не сказала. Я вспылила и даже дала ей пощечину…
— Именно это тебя так огорчает?
— Да, хотя тут есть и еще одно обстоятельство. Во время нашего разговора Паче позвонил какой-то парень. Она уверяет, что познакомилась с ним на дне рождения Алехандры, но судя по тому, как странно она с ним разговаривала, можно было предположить, что звонила сама Алехандра.
— Ну и?.. — насторожился сенатор.
— Ничего! Она мне все равно ничего не сказала!
— Ладно, пусть Алехандра только найдется, я поговорю с ней по-отцовски! — зарычал от злости Эстевес. — Впрочем, я, кажется, знаю, у кого скрывается наша дочь. Это как раз та ошибка Марии Алехандры, которую я ждал, чтобы снова отправить ее в тюрьму!