Каждый, кто внимательно изучил политическую философию Ленина, безотносительно своей симпатии или антипатии к ней, знает, что эта философия исходит из следующих доминирующих идей: во-первых, парламентская демократия любой формы — фикция, прикрывающая диктатуру класса буржуазии; во-вторых, демократическая республика лишь плацдарм, с которого совершается тотчас же прыжок в республику коммунистическую с монопартийной диктатурой; в-третьих, войны в "эпоху империализма" фатально неизбежны, как неизбежны и "пролетарские революции" в результате войн; в-четвертых, главный стратегический лозунг коммунистов в любой войне, даже в оборонительной, — это поражение собственного отечества путем превращения международной войны в войну гражданскую в тылу воюющих народов. Этой стратегии Ленин был верен во время войны с Японией, но более последовательно и более успешно он ее осуществлял во время мировой войны, категорически утверждая, что мировая война не может кончиться иначе, как победой "мировой пролетарской революции". Однако пророчество Ленина в обеих войнах сбылось только частично. Русскояпонская война сыграла свою роль в развязке первой русской революции, которая была подавлена, не дойдя до ленинского идеала. Несомненным успехом революции был, конечно, переход от абсолютной монархии к Думской монархии. Русский эрзац-парламент, с которым царь должен был теперь делить свою верховную власть, в эмбрионе выращивал черты будущего подлинного парламента. Теперь Ленин нашел новое и для него плодородное поле — с трибуны Государственной Думы агитировать за торжество своей коммунистической революции.

Новые условия, созданные "Манифестом", потребовали реорганизации и самой большевистской партии. Надо подчеркнуть, что только тогда и родилась самая гениальная идея Ленина в "организационном вопросе", которая дважды помогла большевистским лидерам захватить власть — Ленину в октябре 1917 г. против демократического правительства Керенского, Сталину — в двадцатых годах против ленинского правительства Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова — это идея создания в большевистской партии двух параллельных аппаратов — одного аппарата легального, на виду у всех, другого закрытого — нелегального, заговорщического. Легальный аппарат использует все легальные возможности и легальные трибуны, а нелегальный, конспиративный аппарат держит курс на вооруженный захват власти. В статье "О реорганизации партии", изданной через месяц после "Манифеста 17 октября" 1905 г. Ленин писал: "Итак задача стоит ясно: сохранить пока конспиративный аппарат и развить новый открытый".

После поражения революции состоялись два объединенных съезда большевиков и меньшевиков 1906 и 1907 годов. Тактика Ленина держаться подальше от "отколовшейся части партии" (так он называл меньшевиков) не сработала во время революции как в эмиграции, так и в самой России. Единомышленники, связанные одной судьбой и идеологией в самой России, в отличие от эмигрантских вождей, тянулись друг к другу. Принципиальные тактико-стратегические разногласия между большевиками и меньшевиками, участвовавшими в первой русской революции, — это выдумки сталинской историографии. Не спрашивая ни Ленина, ни Мартова, рядовые члены РСДРП на местах создавали "объединенные комитеты", "федеративные комитеты" или просто "объединения", "боевые дружины", куда иногда входили все социалисты, включая эсеров, порою даже и беспартийных. Вот эти местные объединения в явочном порядке заставили Ленина на время отказаться от своей позиции, что РСДРП — это только большевики, что сделало возможным созыв "Четвертого объединительного съезда РСДРП' (апрель 1906 г., Стокгольм). Однако объединение двух фракций в одну партию никогда не было целью Ленина. Чего же тогда хотел Ленин? Образный и весьма точный ответ дал один из лидеров меньшевизма; "Ленин хочет объединиться, как голодный хочет объединиться с хлебом: он его проглатывает"! Ленин пошел на объединение именно с целью проглотить меньшую часть партии, направив на съезд побольше собственных сторонников из России, но на самом съезде выяснилось, что отныне "большевиками" стали "меньшевики", а Ленин и его большевики превратились в "меньшевиков". Мартов имел на съезде 62 голоса, а Ленин только 46 голосов. Соответственно как решения съезда, так и новый ЦК оказались променьшевистскими. Разумеется, Ленин не собирался ни выполнять эти решения, ни подчиняться меньшевистскому ЦК. Ленин во всех своих выступлениях на съездах исходил из решений своего III съезда: создать рабоче-крестьянский союз для захвата власти путем вооруженного восстания. Поэтому он проповедовал на съезде национализацию земли в пользу своей новой власти, а не муниципализацию, как меньшевики, что означало бы передачу земли в частное владение крестьянства через местное самоуправление. Плеханов точно расшифровал этот замысел ленинской национализации, когда заявил: "Проект Ленина тесно связан с его утопией захвата власти революционерами". Ленин тут же ответил, что да именно такова его цель. Тогда в новом выступлении Плеханов обвинил Ленина в отходе от марксизма и переходе на позицию Бланки: "Бланкизм или марксизм, — вот вопрос, который мы решаем сегодня. Товарищ Ленин сам признал, что его аграрный проект тесно связан о его идеей захвата власти" ("IV объединительный съезд РСДРП. Протоколы, стр.60, 139).

Съезд отклонил бланкизм Ленина. Тогда после съезда Ленин выпустил "Обращение", в котором ясно заявил: "Против тех решений съезда, которые мы считаем ошибочными, мы должны и будем идейно бороться" (ПСС, т.12, стр.392).

Особенно ярко обозначилась бланкистская стратегия Ленина после роспуска первой Думы, выборы в которую Ленин бойкотировал в надежде на продолжение революции. Дума была распущена (8.7.1906.), потому, что она, вопреки ожиданию царя, оказалась слишком "левой", то есть кадетской, стоящей на позициях конституции. От нового ЦК Ленин потребовал, чтобы он на роспуск Думы ответил всеобщим вооруженным восстанием. ЦК отклонил это предложение, но решил участвовать вместе с другими левыми в Думе, в том числе и с кадетами, в составлении так называемого "Выборского Манифеста", как ответа на роспуск Думы. Манифест призывал народ оказать правительству пассивное сопротивление: отказаться платить налоги, не давать рекрутов, не признавать царских займов. Ленин тоже выпустил своего рода большевистский Манифест в виде статьи "Роспуск Думы и задачи пролетариата". В ней Ленин требует создания, наряду с Советами, специальных "военных организаций", чтобы руководить подготовкой нового восстания. В статье сказано:

"Эти организации должны иметь своей ячейкой очень мелкие, вольные союзы, десятки, пятерки и даже тройки. Надо проповедовать самым усиленным образом, что близится бой, когда всякий честный гражданин обязан жертвовать собой… Эти союзы должны быть и партийные и беспартийные, связанные одной непосредственной революционной задачей: восстанием против правительства… Вольные боевые союзы, союзы дружинников принесут гигантскую пользу в момент взрыва. Дружина умеющих стрелять, обезоружить городового, нападать внезапно на патруль, добудет оружие. Дружина не умеющих стрелять поможет строить баррикады, делать разведки, организовать сношения, устроить засаду врагу, поджечь здание, занять квартиры, которые могут стать базой для повстанцев" (ПСС, т.13, стр.322–323).

Эту длинную цитату из Ленина я привел для иллюстрации тезиса Плеханова: стратегический бог Ленина в "технологии революции" не резонер Маркс, а волюнтарист Бланки, помноженный на Нечаева, Ткачева, Кибальчича, Кобу, Камо… Вот здесь мы впервые присутствуем в начале возникновения уголовного течения в большевизме, известного под названием "боевые партизанские дружины для экспроприации экспроприаторов" (сокращенно: "эксы"). В России они не привились, но зато нашли благодатную почву на Кавказе. Ленин их создал для финансирования партии путем вооруженных нападений на казначейства, банки. На грабежах и убийствах этих банд на Кавказе Коба-Сталин, собственно, и стал "чудесным грузином". Вопрос об "эксах" занял видное место как на IV "Объединительном съезде" в 1906 г., так и на V Лондонском съезде в апреле-мае 1907 г. На IV съезде Ленин внес проект резолюции, в которой говорилось, что, во-первых, "партия должна признать партизанские боевые выступления дружин принципиально допустимыми"; во-вторых, "допустимы так же выступления для захвата денежных средств" ("Четвертый съезд РСДРП Протоколы", 1959 г., стр.481–482).

Меньшевики внесли контрпроект, отвергающий проект Ленина. Только четыре большевика из 46 большевистских делегатов голосовали за Ленина. На V съезде по предложению Ленина вновь обсуждался тот же вопрос. Докладчик от ЦК Мартов в ответ на требования Ленина заметил: "Так называемый партизанский террор и экспроприации разлились широкой рекой… Усиливая репрессии правительства,, террор и экспроприации в то же время дезорганизовали революционные элементы пролетариата и примыкающей к нему молодежи, внося зачастую крайнюю деморализацию в их ряды" ("Лондонский съезд РСДРП", 1909 г., стр.71).

V съезд, на котором большевики на этот раз имели большинство голосов, вновь отверг требование Ленина продолжать партизанский террор и уголовную деятельность "эксов" — грабежи банков, казначейств и правительственных учреждений. В резолюции съезда говорилось:

"В настоящий момент сравнительного затишья партизанские выступления неизбежно вырождаются в чисто анархические приемы борьбы… Боевые дружины, существующие при партийных комитетах, неизбежно превращаются в замкнутые заговорщические кружки, деморализуясь, вносят дезорганизацию в ряды партии, — принимая все это во внимание, съезд признает… партизанские выступления нежелательны и съезд рекомендует идейную борьбу с ними" ("КПСС в резолюциях", часть 1, стр.162). Отношение Ленина к этой резолюции пробольшевистского V съезда показывает тот факт, что он сейчас же после окончания съезда приступил к организации новой, наиболее кровавой "экспроприации” на Кавказе, о которой мы поговорим дальше.

Зато по другому вопросу фундаментальной важности всей его революционной стратегии Ленин одержал полную победу: V съезд принял резолюцию Ленина "О Государственной Думе". В ней говорится:

"1. Непосредственными политическими задачами социал-демократии в Думе являются: а) выяснить народу полной непригодности Думы, как средства осуществления требования пролетариата и крестьянства; б) выяснение народу невозможность осуществлять политическую свободу парламентским путем, и выяснение неизбежности открытой борьбы народных масс с вооруженной силой абсолютизма…"

"2. На первый план должна быть выдвинута критическая, пропагандная, агитационная роль… Именно этим, а не непосредственно законодательным целям, должны служить и законопроекты, вносимые социал-демократической фракцией…" ("КПСС в резолюциях", чЛ, стр.161).

Эту свою стратегию использования парламента для целей пропаганды пролетарской революции с парламентской трибуны, с тем, чтобы подготовить взрыв самого парламента изнутри, Ленин сформулировал наиболее откровенно уже после революции, обращаясь к коммунистам всех стран. На конгрессе Коминтерна в 1920 г. Ленин предложил, а конгресс принял следующую резолюцию:

"Коммунизм отрицает парламентаризм, как форму будущего общества; он отрицает возможность длительного завоевания парламентов: он ставит своей целью разрушение парламентаризма. Поэтому речь может идти лишь об использовании буржуазных государственных учреждений с целью их разрушения" (Сочинения, т. ХХУ, стр.581, третье изд.).

Возвращаясь к Государственной Думе и тактикостратегической линии Ленина в думской деятельности его партии, приходится констатировать: большевики будут вносить в Думу законопроекты по улучшению жизни рабочих и крестьян в надежде на их отклонение. Ленин был бы самым несчастным политиком в России, если бы Дума их приняла, а царь их подписал, ибо социальные реформы лишают революцию ее горючего: почвы для социальной демагогии. Вот один блестящий пример на этот счет. Россия была страной крестьянской. Сельское население составляло 80 %, но распределение земельного фонда было крайне несправедливым. В 50 губерниях европейской России земля была распределена так: из 395 миллионов 155 миллионов десятин принадлежало казне, уделам, церкви и монастырям, 124 миллиона крестьянству, 14,5 миллиона казачеству, 101 миллион помещикам. Другими словами, 130 тысяч помещиков и казна, которые сами не обрабатывают землю, а живут от ее доходов, владели землею значительно превышающей размеры крестьянскую землю (С.Пушкаре в "Обзор русской истории"). На II съезде было записано в программу очень скромное требование — вернуть крестьянам только "отрезки", отобранные помещиками у них во время освобождения крестьян от крепостного права. Теперь после революции 1905 г., развязавшей крестьянские бунты за землю по всей империи, Ленин со своим безошибочным нюхом стратега почуял ахиллесову пяту царизма: неодооцененный им до сих пор динамит революций — это растущий земельный голод крестьянства. Только теперь Ленин убедился в том, что дорога к власти лежит не через "пролетарские ячейки", а через крестьянство, которое он позднее использует в революции под зажигательным лозунгом "Вся земля крестьянам!" Но тут у Ленина появился неожиданный конкурент, который решил лишить Ленина крестьянской базы в его революционной стратегии. Им был председатель Совета министров Столыпин со своим законом от 9-го ноября 1906 г. об аграрных реформах. Суть закона: превратить крестьянина-общинника в крестьянина-частного собственника, открыв ему возможности приобретения земли; интенсификация сельского хозяйства; колонизация сибирских земель; и все это при финансовой поддержке государства. Ленин был самым решительным врагом "столыпинских реформ", ибо благоустроенный крестьянин — это враг любой революции и социализма.

Однако, как было обещано, вернемся к обсуждению вопроса об "эксах" в партии. Историческое значение V съезда партии надо видеть не в его решениях, не в победах или поражениях Ленина на нем, а в его плодотворной встрече с до сих пор неизвестным ему кавказским "эксом" Кобой, который участвовал в работе съезда под кличкой "Иванович", как делегат с совещательным голосом. Собственно, это была третья встреча с Кобой, если под встречей понимать совместное участие на партийных форумах. Первый раз они совместно участвовали в работе Таммерфорсской партийной конференции в конце декабря 1905 г., которая подготовила почву для созыва IV объединительного съезда большевиков и меньшевиков. Вторая встреча — IV съезд, где Коба умудрился выступить по аграрному вопросу и против меньшевиков, которые требовали муниципализации земли (передачи ее в местное самоуправление) и против большевиков, которые требовали национализации. Коба требовал разделить конфискованную землю между крестьянами (эту группу называли "разделистами"). Зато Коба, хорошо знакомый с психологией людей, одержимых идеей власти, знал, что можно компенсировать маленькую нелояльность к Ленину большой поддержкой его в принципиальном споре. Он повторил по другому поводу отвергаемый меньшевиками тезис Ленина: "Или гегемония пролетариата, или гегемония демократической буржуазии — вот как стоит вопрос в партии, вот в чем наши разногласия". Третья встреча Кобы с Лениным на V съезде собственно была связана с вопросом продолжения "эксов" на Кавказе. Это был заговор против решений IV и V съездов о роспуске партизанских боевых дружин. Руководить и финансировать "эксы" должен был тайный "Большевистский центр", созданный Лениным на частном совещании большевистских делегатов V-ro съезда. С ведома этого центра произошла сейчас же после съезда новая встреча Ленина с Кобой с участием Камо, в Берлине, для разработки плана проведения на Кавказе новых "эксов". Коба отлично понимал, что его карьера в партии Ленина зависит от того, как и насколько успешно он выполнит задание Ленина. Грузинский армянин Камо-Петросян родился, как и Коба, в Гори, и был известен как "экс" с невероятной силой воли, так что даже Ленин заинтересовался им и лично встретил в Петербурге в 1906 г. (Вот как Ленин отзывался о нем впоследствии: Камо знаю "как человека совершенно исключительной преданности, отваги и энергии"). Партизанские боевые дружины Коба-Камо уже 1906 г. завоевали славу бесстрашных бандитов, на счету которых были ряд успешных ограблений на Кавказе с большими денежными добычами. Ограбленные деньги шли в партийную кассу Ленина. Однако новое ограбление как по масштабу, так и по отличной технике организации превосходило все предыдущие грабежи. То была знаменитая "экспроприация" на Эри-ванской площади в Тифлисе 26-го июня 1907 г., ровно через месяц после Берлинской встречи Кобы с Лениным. "Боевая дружина" Коба-Камо напала на два экипажа, которые везли в сопровождении эскорта казаков, большую сумму денег Государственного банка. Было брошено около десяти бомб, убито три человека, ранено около пятидесяти. Захвачено было по одним данным 250 тыс. рублей, по другим даже 340 тыс. рублей. Все ограбленные деньги увез в Финляндию, где находился Ленин, будущий советский нарком по иностранным делам Максим Литвинов и вручил их Ленину и его Большевистскому центру. Скоро с рапортом об исполненном задании к Ленину явились и сами Коба и Камо. Когда в разных странах в Европе начали менять рубли на иностранную валюту, пошли аресты среди большевиков, ибо заграничные органы уголовной полиции были извещены об этом ограблении русским правительством. Вот тогда вся партия, в том числе и ее большевистская часть, узнала, что тифлисская "экспроприация" дело рук уголовных учеников Ленина — Кобы и Камо, которые вместе с другими участниками тогда же были исключены из партии Кавказским союзным комитетом РСДРП.

Ни один политический вождь так высоко не ценил своих преданных исполнителей, как Ленин, но и никто так злобно и вызывающе не преследовал тех, кто противоречил его воле как он. Когда через года три затих шум вокруг "эксов", Ленин назначил Кобу своим доверенным в качестве агента ЦК (1910), еще через года два, когда выяснилось, что агент ЦК Коба способен выполнять задания партии в любом уголке Российской Империи, Ленин, по рекомендации провокатора Малиновского, самолично кооптировал Коба в состав членов ЦК, избранного на Пражской конференции 1912 г. Что же касается так называемых "болыыевиков-примиренцев" — членов ЦК, которые во время скандала с "эксами” поддерживали меньшевиков, требовавших исключения Кобы из партии, Ленин отдалил их одного за другим от руководства.

Мартов уже в 1918 г. в своей "Рабочей газете" (от 18 октября) напомнил Ленину, что в состав его правительства входит уголовник Коба, который был исключен из партии за "эксы" на Кавказе. В ответ Сталин отлично разыграл роль глубоко оскорбленного честного революционера, на которого Мартов возводит чудовищные обвинения, будто он способен убивать невинных людей и совершать уголовные грабежи, даже начал отмежевываться от "эксов" Камо. Более того, Сталин подал на Мартова в суд за клевету, приняв вместе с Лениным все меры, чтобы такой суд никогда не состоялся. Очень скоро выяснилось, что куда легче было закрыть рот Мартову ("Рабочая газета" была запрещена, как и вся независимая печать в стране), чем заставить замолчать Камо, бесконечно хваставшегося в тифлисских духанах, что если Коба сейчас большой начальник в Кремле, то этим он обязан не партии, а двум лицам: Ленину в Москве и ему, Камо, в Тифлисе. В подтверждение сказанного Камо приводил пожелтевшие от времени газетные листы 1907 г., личные письма Ленина и других видных большевиков, даже признания Кобы о его подвигах, но, захмелев, он крыл Коба почем зря. Бесстрашный протеже Ленина Камо переоценил его покровительство и недооценил коварства Кобы: 1922 г. приехавший из Москвы эмиссар конфисковал весь его разоблачительный архив, а потом в том же году в Тифлисе на ехавшего на велосипеде Камо наехал редкий в те годы грузовик и насмерть задавил его. Если мы вспомним, что излюбленный метод Сталина убивать неугодных людей без шума — это давить их грузовиком или подстраивать аварию машины (как это было с начальником охраны Кирова в Ленинграде в 1934 г. или при убийстве Михоэлса в 1948 г. под Минском), то тогда надо полагать, что за рулем тифлисского грузовика сидел другой эмиссар Сталина из Москвы. Историки и политологи решительно недооценивают роль "эксов” в возникновении уголовного течения в большевизме до революции и в окончательной победе этого течения над советским государством после смерти Ленина.

Вернусь к Думской тактике Ленина. Стараясь найти наиболее емкий термин, чтобы охарактеризовать движущую силу большевизма, его страсть, его побуждения, его вожделенную цель, приходится прибегать к Фрейду: социальное либидо большевизма — это влечение к абсолютной власти. Ленин с полным правом мог бы перефразировать своего коллегу по ревизии марксизма справа Эдуарда Бернштейна: "Власть — все, конечная цель — ничто". Иначе говоря, "диктатура пролетариата" — все, а конечная цель — коммунизм — ничто. Когда и каким будет коммунизм, он так же мало знает, как и Маркс, да это Ленина и не интересует, ибо он слишком реалист, чтобы удариться в утопию. Чтобы ни у кого никаких сомнений на этот счет не было, он скажет в 1918 г. после прихода к власти не о коммунизме, а об этой власти: "Мы Россию завоевали. Теперь мы Россией должны управлять" ("Очередные задачи Советской власти").

Единственный бог Ленина, которому он верит и поклоняется, — это единая власть в трех лицах — абстрактного пролетариата, весомой партии и ее единоличного вождя. Ленин вынужденно, в силу сложившейся традиции, перенял от Маркса и марксистов Запада терминологию "демократия", "демократические свободы", "демократическая республика", но внутренне никогда не верил ни в демократию, ни в демократические свободы, ни в демократическую республику. Максимум, на что он был готов — это участвовать в борьбе за создание демократической республики, как временной меры, с помощью которой затем перейти Рубикон от царизма к большевизму. Ленин боролся с царским абсолютизмом не потому, что это абсолютизм, а потому, что он царским. Плюрализм в политике для Ленина всего лишь хитроумная ловушка классовых врагов. Как в политике, так и в идеологии каждый человек должен стоять не только на классовой точке зрения, но и на точке зрения одной определенной политической партии. Однопартийность в политике и идеологии, а именно большевистская партийность — это альфа и омега ленинизма. В предреволюционной думской России у Ленина нет более злых врагов, чем меньшевизм в рабочем движении и либерализм в общественном сознании, ибо у обоих движений демократия — цель, а у Ленина она лишь средство к цели, и то только в том случае, если не удастся прямой переход от царского абсолютизма к абсолютизму большевистскому. Этого еще мало сказать, что либидо Ленина — властолюбие. В любой политической ячейке, в любом властном коллективе он не признает как раз коллективной власти. Он считает себя одного предназначенным судьбой властвовать над коллективной властью не из карьеристских амбиций, а по праву человека, который единственно знает цель и пути ее достижения. Мания единовластия — это вторая натура Ленина. Так было до революции (вспомним еще раз Засулич: для Ленина "партия — это он, Ленин”), так было и при Советской власти (Иоффе: "ЦК — это Ленин”).

В думской России Ленин борется за единовластие на двух аренах — в Государственной Думе за гегемо-нию в социал-демократичской фракции, а в партии за гегемонию Большевистского центра над объединенным ЦК РСДРП. Это приводит к постоянным конфликтам в ущерб самой партии и ее успехам в России. На парижской Всероссийской конференции партии в декабре 1908 г. вновь была принята резолюция, что главная и единственная задача партии в Думе — это революционная агитация с думской трибуны против ее законодательной деятельности по различным социальным реформам. Ленин хорошо понимает, что каждая крупная социальная реформа Думы — это предметная пропаганда против революции, доказывающая, что русский парламент способен решать жгучие социальные проблемы страны без кровавых революционных потрясений. В новой резолюции о работе социал-демократической фракции в Думе говорилось:

"В своей дальнейшей деятельности фракция должна служить партии в духе, указанном Лондонским съездом… Основной задачей фракции в контрреволюционной III Думе является — служить в качестве одного из органов партии делу социал-демократической пропаганды, агитации и организации, отнюдь не становясь на путь так называемого положительного законодательства” (Спиридович, "История большевизма в России”, стр.189).

На конференции Ленин осудил не только "ликвида-торов-меньшевиков" (группа Мартова, Дана, Аксельрода), "ликвидаторство” которых сводилось к тому, что они хотели превратить узкую заговорщическую партию в широкую и открытую рабочую партию, но Ленин осудил так же и тех большевиков в Думской социал-демократической фракции, которые стояли даже левее него, но только не подчинялись личной диктатуре Ленина в отношении думской тактики — так называемых "отзовистов" и "ультиматистов". Такое поведение Ленина Центральное бюро заграничных групп РСДРП оценило как "стремление закрепить свое господство в партии возрождением всех приемов бюрократически централисте кого управления” (там же, стр.192).

Термин "демократия” в коммунистическую литературу впервые ввели Маркс и Энгельс в "Коммунистическом Манифесте", понимая под этим греческим словом то же самое, что понимали под ним как древние греки, так и современные демократы, а именно: "народовластие". У Ленина в его лексиконе слово "демократия" не исчезло, но исчезло значение самого слова. Он очень часто говорит "демократия", а подразумевает "партократию", он говорит о "внутрипартийной демократии", но подразумевает "цекакра-тию", он говорит о "демократическом централизме", а сам же утвержает, что основной принцип партийного руководства — это "централизация руководства, децентрализация ответственности". Потом, как мы уже видели, Ленин пустил в ход явный нонсенс в правовом лексиконе: "демократическая диктатура"! Чтобы бессмыслица стала еще более бессмысленной, после прихода к власти, большевики поставили перед словом "демократия" прилагательное: "советская" или "социалистическая" демократия, а Сталин пошел еще дальше, помножив одну бессмыслицу на другую: он открыл для своих сателлитов новый тип "демократии" — "народную демократию", то есть "народное народовластие" ("масленное масло"). Беспрецедентный тип государства — советское тоталитарное государство было объявлено "высшим типом демократии" (его бледные копии — фашизм и нацизм и их вожди поступили более честно, объявив себя убежденными антидемократами).

Вернемся к внутрипартийным делам. К 1910–1911 годам в партии царит полнейший идейный и организационный разброд в обеих фракциях. Внутри меньшевистской фракции образовались четыре подфракции или четыре группы: группа Мартова — Дана — Аксельрода (газета "Голос социал-демократа"), группа Троцкого (венская газета "Правда"), группа Потресова (журнал "Наша заря"), группа Плеханова (журнал "Дневник социал-демократа") или как ее называли большевики — группа "меньшевиков-партийцев".

У Ленина его большевистская фракция тоже распалась на три группы: группа Ленина — Зиновьева — Каменева (они овладели общим печатным органом партии — "Социал-демократом"), группа Богданова — Луначарского — Покровского — Горького (группа "Вперед"), группа "большевиков-примиренцев" — членов ЦК — Дубровинского — Ногина — Любимова — Голь-денберга (они добивались примирения большевиков с меньшевиками). Из трех центров партии — Русское бюро ЦК в руках "большевиков-примиренцев", Заграничное бюро ЦК — в руках меньшевиков, только Центральный орган партии — "Социал-демократ", куда первоначально входили Ленин, Мартов, Дан, Зиновьев и один "нейтральный" представитель от поляков, оказался в руках Ленина, ибо при помощи "нейтрального" поляка Ленин заставил Мартова и Дана подать в отставку. Нигде Ленин так не чувствовал себя в своей стихии, как в "период разброда и шатаний" в партии, чтобы разжигая междугрупповые распри, властвовать над партией, а также в период предреволюционной "бури и натиска", чтобы предупреждая одни события, провоцировать другие в угодном и выгодном ему направлении. Он не революционер в белых перчатках, способный крикнуть в эмоциональном порыве: "Ты победил, галилеянин", как Герцен, не аристократ от революции, как Плеханов. Он не раб демократии, пусть даже социалистической, как Мартов. Он не пленник собственной утопии, как Маркс. Он первый марксист в России, который первым понял, что дорога к революции идет не от Маркса, а от Ницше — "воля к власти", — таков его "категорический императив". Социалистическую мантию Маркса он наденет на себя, когда захваченной властью воспользуется для ее тоталитаризации путем национализации и людей и богатства страны, ибо сама по себе одна национализация средств производства еще не социализм. (Это много раз проделывали социалисты в Европе и никакого социализма отсюда не возникало, как не получился и социализм ленинский).

Стратегический смысл тотальной национализации всех средств производства в том числе и людей, заключался, стало быть, в другом: создать тоталитарное государство с тотальным контролем над народом. Что же касается строительства социализма, то о нем Ленин имел очень дикое представление, как мы увидим ниже. Далекое будущее для Ленина сплошная тьма, он слишком погружен в текущую политику, чтобы вдаваться в дебри социальной маниловщины типа "социализма".