Любители пофилософствовать на исторические темы часто задают вопросы: "был ли Октябрь неизбежен?"; "был ли Ленин неизбежен?"; "был ли сам Сталин неизбежен?" Ответ надо искать во многих "если". Только исторические невежды или партийные догматики могут отрицать следующий тезис: если бы Временное правительство вышло из войны, немедленно созвало Учредительное собрание, конфисковало помещичью землю в пользу крестьян, сопровождая все это социальными реформами в пользу рабочих, октябрьский переворот 1917 г. просто не состоялся бы, пусть его возглавил не один, а сотни гениев типа Ленина. А вот Сталин был неизбежен, раз Ленин стал у власти. Кто утверждает обратное, хочет отвести от Ленина его политическую и идеологическую ответственность за сталинские злодеяния. Однако, проблема "был ли Ленин неизбежен" более основательно связана также и с "материальным базисом" Ленина, чем это кажется на первый взгляд. Даже при всех стратегических просчетах и тактических упущениях Временного правительства Ленин не имел никаких шансов захватить власть, если бы он не находился в негласном союзе с таким изобретательным в финансовых делах интендантом своей будущей армии Октябрьского переворота, как Парвус, который был умом с кайзером, но сердцем с Лениным. Расчеты Парвуса ясны: при материальной помощи кайзера убрать сначала царя, а потом Керенского, поставив во главе России Ленина, а при его политической помощи убрать кайзера и его союзников, чтобы проложить путь к мировой социалистической революции. Первая цель была достигнута и без Ленина, но чтобы достигнуть второй — нужен был Ленин.
Ленин хотел немедленно вернуться в Россию, перебирая разные варианты — законные и незаконные. Законный вариант — поехать через страны союзников России — через Францию и Англию, а там — морем. Однако, пока Милюков оставался министром иностранных дел, такой вариант отпадал (он охотно пускал эмигрантов "оборонцев", как Плеханов, но не пускал "пораженцев" — интернационалистов, как Ленин, Мартов, Троцкий). Оставался вариант "предательский", но реальный — вернуться в Россию через Германию и Швецию. Ленин остановился на этом варианте. Организовать такую поездку должны были три человека: швейцарский левый социалист Платтен, уполномоченный Ленина в Стокгольме Ганецкий и, стоящий за ним, его шеф Парвус. По поручению Ленина Ганецкий начал переговоры с Парвусом. Германия согласилась на пропуск через Германию только двух лиц — Ленина и Зиновьева. Чтобы практически организовать поездку, в Швейцарию был послан от Парвуса агент немцев Георг Скларц, который и прибыл в Цюрих. Ленин отверг план переброски в Россию только двух, да еще одних большевиков. Ленин, великолепно понимая, какие могут быть политические последствия поездки только одних лидеров большевистской партии, предложил организовать поездку лидеров всех социалистических групп русской эмиграции в Швейцарии — от большевиков до меньшевиков и эсеров включительно. Ленин поручил Зиновьеву отправить Ганецкому телеграмму следующего содержания: "Письмо отправлено. Дядя (то-есть Ленин) хочет знать более подробно. Официальный приезд только нескольких лиц — неприемлимо" ("Ленинский сборник” № 13). Агент Парвуса Георг Скларц испортил дело еще и тем, что приняв Ленина и Зиновьева за нищих эмигрантов, предложил им великодушно оплатить их проезд через Германию. Ленин тут же выставил эмиссара Парвуса. Парвус понял свою ошибку и, осудив оплошность своего посланца, направился в Берлин, чтобы обсудить ситуацию со своими шефами и заодно связаться с лидерами Германской социал-демократии, по прежнему скрывая от них свои связи с немецким правительством. Один из виднейших лидеров Германской социал-демократии Филипп Шей деман в своих мемуарах жаловался, что Парвус свою конспирацию с немецким правительством и Лениным тщательно скрывал от лидеров собственной партии, стоящей на позиции защиты Германии против России. Он писал: ”Я впоследствии узнал, что поездка Ленина и его друзей через Германию в Россию была организована доктором Гельфан-дом-Парвусом, который об этом информировал только нескольких лиц. Нам об этом ни слова не сказал". Земан и Шарлау пишут, что социал-демократические лидеры Германии, не зная всего этого, все таки "снабдили Парвуса письмом, в котором уполномочили его вести переговоры с русскими изгнанниками, то есть с Лениным и другими, официально от имени ЦК Германской социал-демократии". Когда Ленин благополучно прибыл в Стокгольм, Парвус, пользуясь этим письмом от германского ЦК, хотел лично встретиться с Лениным, но Ленин умно и предусмотрительно отказался от такой встречи, что не было, конечно, отказом от связей с "фирмой" Парвуса через других подставных лиц из большевиков, в первую очередь через "тройку" — Карла Радека, Воровского и Ганецкого. Эта "тройка" была объявлена Лениным "Заграничным бюро ЦК РСДРП" с местом пребывания в Стокгольме. Состоялась поистине историческая встреча 13 апреля 1917 г. между Парвусом и уполномоченным Ленина — Карлом Радеком, приехавшим в Стокгольм вместе с Лениным. Радек был поставлен Лениным во главе названного "Заграничного бюро ЦК". Радек, как австрийский подданный и социал-демократ, был вхож во все социалистические двери Европы. Встреча была продолжительная, но абсолютным секретом остался предмет встречи. Как иронизируют авторы "Купца революции", маловероятно, чтобы Парвус и Радек тратили свое время на обсуждение марксистской теории. Через пять дней, 18 апреля Парвус встретился с германским министром иностранных дел Циммерманом. Темой этой встречи мог быть только русский вопрос, ибо еще за десять дней до встречи Парвуса — Радека, а именно 3 апреля, немецкое правительство, по представлению того же Циммермана, ассигновало на революционную пропаганду в России пять миллионов марок, львиную долю которых Парвус хотел направить в большевистскую кассу. Названные авторы, утверждают: "Нет никакого сомнения, что Парвус доказывал Циммерману необходимость поддержки большевистской печати. Большевикам нужны деньги для расширения пропаганды мира в русском тылу, а также среди солдат на фронте". Что большая часть этих миллионов пошла на большевистскую печать показывают объективные факты. До приезда Ленина ЦК большевиков издавал ограниченным тиражом только одну "Правду", но с мая месяца начали регулярно выходить следующие большевистские газеты: "Социал-демократ" Московского комитета, "Солдатская правда", Кронштадтский "Голос правды", "Волна" Гельсингфорсского комитета, "Рабочий" Казанского комитета, "Уральская правда" Уральского областного комитета, "Звезда" Екатеринославского комитета, "Сибирская правда” Красноярского комитета, "Приволжская правда" Самарского комитета, "Юрьевская правда" Юрьевского комитета, "Голос" Киевского комитета, "Социал-демократ" Саратовского комитета, "Наша заря" Ростовско-Нахичеванского комитета, "Пролетарии" Харьковского комитета, "Кийр" на эстонском языке Северо-Балтийского комитета, "Тиеса" на литовском языке, "Спартак" — еженедельник областного бюро Московского комитета, "Зерно правды" — большевистский профсоюзный орган. Кроме того, ЦК большевиков купил за 260 тыс. рублей типографию и издательство "Прибой". Ленинской ориентации держалась и пронемецкая "Новая жизнь" Максима Горького, на которую Максим Горький деньги получал от названного выше лидера социал-демократической партии Шей демана через Ганец-кого. Всего ЦК большевиков издавал 41 газету. Большевистские газеты начали выходить также на грузинском, армянском, татарском, азербайджанском, польском, латышском языках. Чтобы выходила такая масса газет одной свободы слова было недостаточно, нужны были еще большие деньги.
Как развивались дела с финансированием большевистской пропаганды через "Заграничное бюро ЦК" авторы "Купца революции" рассказывают сухо и деловито:
"В Стокгольме Парвус большую часть своего времени проводил с лидерами Заграничной делегации ЦК большевистской партии. Похоже было, что он сам, как будто один из них. Это было единственное заграничное представительство ЦК, который в то время уже находился в Петрограде. Заграничная делегация (речь идет о "Заграничном бюро ЦК" — А.А.) так же была и пропагандным бюро, которое издавало два большевистских органа на немецком языке — "Вестник русской революции" и "Корреспонденции Правды". Заведовали этими изданиями Ганец-кий, Радек и Вацлав Боровский. Из них Радек был доминирующим. Кроме Парвуса Радек был связан с Гольдбергом, агентом депутата Германского Рейхстага Эрцбергера, а так же с Карлом Моором, швейцарским социалистом, который одновременно работал на Швейцарию, Австрию и Германию. Через этих людей Радек давал знать германскому правительству, что победа большевиков над Временным правительством вопрос только времени".
Авторы докопались и до материальных и дипломатических каналов, через которые шло финансирование большевистской революции. "Заграничная делегация ЦК" пользовалась услугами германского дипломатического аппарата в Скандинавии, а также каналами и связями с Петроградом через ту действительную торговую фирму, которую организовал в Копенгагене Парвус, сделав ее директором Ганецкого. О работе этой фирмы авторы пишут:
"Несомненно, что Парвус и Ганецкий могли и действительно вели с помощью Германии экспортную торговлю через Скандинавию с Россией. Этот экспорт германских товаров в Россию шел регулярно и в значительных количествах через фирму Парвуса-Ганецкого следующим образом: Парвус получал из Германии некоторые товары, такие как хирургические инструменты, медикаменты и химические продукты, в которых Россия очень нуждалась, а потом Ганецкий, как русский представитель, отправлял их в Россию. Но за эти товары они Германии ничего не платили, все полученные деньги от продажи германских товаров с первого же дня революции в России, были использованы, главным образом, для финансирования ленинской пропаганды в России".
Первыми русскими журналистами, которые выступили со статьями о связях ЦК большевиков с немецкими агентами были Г.Алексинский и знаменитый разоблачитель Азефа — Бурцев. Никто из социалистов во Временном правительстве и Совете не был заинтересован в разоблачении немецко-большевистских связей, ибо это угрожало разоблачениями еще большего круга "социалистов-интернационалистов". Однако, когда из открытых выступлений Алексинского, Бурцева, политкаторжанина Панкратова страна узнала об этих обвинениях, правительство и Совет вынуждены были реагировать, хотя и только после восстания большевиков 3–4 июля 1917 г… Тогда впервые официальные власти отважились обвинить большевистских лидеров в измене. Прежде чем привести официальные немецкие документы, остановимся на документах Временного правительства. 5 июля газета "Живое слово" опубликовала письмо Алексинского и Панкратова (эсер, просидел 14 лет в Петропавловской крепости), в котором сообщалось, что по данным министерства юстиции и военной разведки, Ленин и его ЦК сотрудничают с немцами. Там говорилось: "Ленину поручено всеми силами подорвать доверие русского народа к Временному правительству. Деньги на агитацию получаются через некого Свенсона, служащего в Стокгольме при германском посольстве… Согласно только что поступившим сведениям, доверенными лицами являются в Стокгольме большевик Яков Фюрстенберг под фамилией Ган едкий и Парвус (доктор Гельфанд), а в Петрограде большевик присяжный поверенный М.Ю.Козловский, родственница Ганецкого Суменсон, занимающаяся совместно с Ганецким спекуляцией и др. Козловский является главным получателем немецких денег, переводимых из Берлина через Дисконто-Гезельшафт на Стокгольм (Ниа-Банк), оттуда на Сибирский банк в Петрограде, где в настоящее время на его (Козловского) текущем счету свыше двух миллионов рублей. Военной цензурой установлен обмен телеграммами политического и коммерческого характера между германскими и большевистскими лидерами (Стокгольм-Петроград)".
Эта публикация, перепечатанная на следующий день всеми газетами, кроме большевистских, произвела огромное впечатление. Демократическая Россия возмущалась изменой, враги Ленина ликовали, сам Ленин ударился в панику, что было не похоже на него. "Теперь они нас перестреляют" — сказал он Троцкому, когда Временное правительство издало приказ об аресте Ленина и других лидеров партии. Однако некоторые члены правительства были не очень счастливы от таких разоблачений. Военный министр эсер Керенский, министр почты и телеграфа меньшевик Церетели, председатель Петроградского Совета меньшевик Чхеидзе, заседающие вместе с большевиками в Петроградском Совете, были против действий министра юстиции Переверзова, давшего вышеприведенные сведения Алексинскому и Панкратову. Ему пришлось уйти в отставку. Через недели две Временное правительство сообщило о ходе следствия. 22 июля в газетах появилось сообщение "От прокурора Петроградской судебной палаты", в котором сказано:
"В настоящее время могут быть сообщены без нарушения тайны предварительного следствия лишь некоторые данные, установленные свидетелями и документами, послужившие основанием для привлечения Ульянова (Ленина), Апфельбаума (Зиновьева), Коллонтай, Гельфанда (Парвуса), Фюрстенберга (Ганецкого), Козловского, Суменсон, прапорщиков Семашко и Сахарова, мичманов Ильина (Раскольникова) и Рошаля в качестве обвиняемых по 51, 100 и 108 ст. Уголовного уложения в измене и организации вооруженного восстания… Усиленная пропаганда мятежа, которая велась среди войск и населения, повлекшая за собою восстание 3–5 июля, была произведена с целью благоприятствовать неприятелю в его враждебных против России действиях, и, как показали последующие события, действительно оказала существенное содействие неприятелю, внеся разложение в некоторых частях войск на фронте. По этому поводу следствием добыты данные, что в России имеется большая организация шпионажа в пользу Германии… Ряд допрошенных по делу свидетелей удостоверил, что в начале 1917 г. Германия дошла до крайнего предела напряжения и ей был необходим самый скорый мир; что Ленин, проживая в немецкой Швейцарии, находился в общении с Парвусом, имеющим репутацию немецкого агента… Имеются прямые указания на Ленина, как германского агента, и что войдя с германским правительством в соглашение по поводу тех действий, которые должны способствовать успеху Германии в ее войне с Россией, он прибыл в Петроград… Из имеющейся в распоряжении судебных властей многочисленной телеграфной корреспонденции усматривается, что между проживающим в Петрограде Суменсон, Ульяновым (Лениным), Коллонтай и Козловским, с одной стороны, и Фюрстенбергом (Ганецким) и Гельфандом (Парвусом), с другой, существовала постоянная обширная переписка… По имеющимся в деле данным видно, что некоторые русские банки получали от скандинавских банков крупные суммы, выплаченные разным лицам, причем в течение только полугода Суменсон со своего текущего счета сняла 750.000 рублей, внесенных на ее счет разными лицами".
Суду были преданы Ленин, Зиновьев, Коллонтай, Козловский, Суменсон, Парвус, Ганецкий, Раскольников, Рошаль, Семашко, Сахаров "по обвинению в том, что в 1917 г., являясь русскими гражданами, по предварительному между собой и другими лицами уговору, в целях способствования находящимся ныне с Россией во враждебных против нее действиях государством, вошли с агентами иностранных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии, для чего на полученные от этих государств денежные средства организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных действий против неприятеля. В тех целях в период времени с 3 по 5 июля организовали в Петрограде вооруженное восстание"
(Это сообщение взято из плехановской газеты "Единство” от 22 июля 1917 г., цитирую по А.Н.Спиридовичу, стр.351–357). Теперь вернемся к доказательствам из немецких источников. В январе 1921 г. в газете "Форверст" ("Вперед") — органе ЦК Германской социал-демократии, один из ее лидеров, Эдуард Бернштейн писал:
"Ленин и его товарищи получали от правительства кайзера огромные суммы денег на ведение своей разрушительной агитации. Я об этом узнал еще в декабре 1917 г. Через одного моего приятеля я запросил одно лицо, которое благодаря посту, им занимаемому должно было быть осведомлено, — верно ли это? И я получил утвердительный ответ. Но тогда я не мог узнать, как велики были эти суммы и кто был посредником между правительством кайзера и Лениным. Теперь я из абсолютно достоверных источников выяснил, что речь шла об очень большой, почти невероятной сумме — больше пятидесяти миллионов золотых марок, о такой громадной сумме, что и у Ленина и у его товарищей не может быть никакого сомнения насчет того, из каких источников эти деньги шли".
Ни Ленин, ни его партия не ответили на это тяжкое обвинение депутата Рейхстага и члена правительства как раз по финансам, лидера Германской независимой социал-демократической партии Эдуарда Бернштейна. Зато ответил орган ЦК Германской компартии газета "Роте Фане" следующим заявлением: "Эдуард Бернштейн как за границей, так и в Германии считался до сих пор человеком честным, а не просто клеветником. Поэтому мы приглашаем Бернштейна назвать имя его информатора, чтобы мы могли на суде дать этому клеветнику ответ. Если же Бернштейн этого не сделает, то нам придется публично назвать самого Бернштейна не только клеветником, но и сплетником". Ответ Бернштейна обескуражил не только "Роте Фане", но и Кремль: пусть газета или Ленин или кто-либо из его представителей подаст в суд на него самого, Бернштейна, за распространение клеветы и вот на суде он назовет своего информатора! Приведя эти документы, хорошо осведомленный русско-американский публицист А.Серебренников спрашивает: "Как отреагировали Ленин с товарищами? По своему благоразумию отмолчались… Надо ли говорить, что до самой смерти Бернштейна (1932 г.) никто так не использовал столь простую возможность пресечь распространение клеветы" ("Русская мысль", 5.5.1989).
После Второй мировой войны американская армия нашла спрятанный в различных замках Германии весь архив министерства иностранных дел, в котором имеются тысячи официальных документов, касающихся связей между большевистскими лидерами и правительством кайзера. Часть этих документов опубликована в двух сборниках: один на немецком языке в 1957 г. в Голландии под названием "Возвращение Ленина в Россию в 1917 г.", другой, уже упомянутый выше сборник на английском языке в издательстве Оксфордского университета в 1958 г. под названием "Германия и революция в России". Из этих официальных документов с абсолютной несомненностью видно, что октябрьский переворот Ленина финансировался из Берлина. Вот некоторые документы из сборника Земана. Германский статс-секретарь ведомства иностранных дел фон Кюльман 29 сентября 1917 г. телеграфировал своему представителю при Ставке:
"Наш главный интерес — это усилить в России националистические и сепаратистские стремления и оказать сильную поддержку революционным элементам. Мы теперь заняты этой работой в полном согласии с политическим отделом генерального штаба в Берлине. Наша совместная работа дала осязательные результаты. Без нашей беспрерывной поддержки большевистское движение никогда не достигло бы такого размера, которое оно имеет сейчас."
Другой документ от 3 декабря, уже после большевистского переворота. В нем фон Кюльман сообщает тому же представителю:
"Лишь тогда, когда большевики начали получать от нас постоянный приток фондов через разные каналы и под различными ярлыками, они были в состоянии поставить на ноги их главный орган — "Правду", вести энергичную пропаганду и значительно расширить первоначально узкий базис своей партии. Большевики теперь пришли к власти. Как долго они ее удержат — невозможно предвидеть" ("Germany and the Revolution in Russia", Oxford University Press, 1958, ed. Z.A.B.Zeman).
Большевики продолжали получать немецкие деньги и после прихода к власти, теперь с целью ее удержания, по крайней мере, до заключения будущего Брест-литовского сепаратного мира в марте 1918 г. Так 10 ноября 1917 г. большевики получили на политическую пропаганду 15 миллионов марок, а после подписания сепаратного мира 18 мая 1918 г. германский посол в Москве Мирбах предложил своему правительству поддерживать большевиков и дальше. Берлин отпустил Мирбаху для этой цели еще 40 миллионов марок (См. в указанном сборнике еще документы №№ 75, 92, 124, 128, 129, 131, 132, 133, 135). Из этих документов совершенно ясно, что Ленин не мог явиться "на демократический суд", как это предлагал Сталин на VI съезде партии. Вполне прав был тот советский историк, который писал об этой ошибке Сталина, цитируя хрущевского секретаря ЦК по идеологии Ильичева: "На VI съезде были делегаты, которые наивно полагали, будто суд над Лениным превратится в разоблачение Алексинских, Церетели и компании, что партия выйдет победителем из этого процесса" (Журн. "Вопросы истории КПСС", № 4, 1962, стр.46, 48). Что верно, то верно… Партия действительно не могла выйти победительницей из этого процесса, ибо факты, о которых знал только Ленин и очень узкий круг вокруг него, были против большевиков.
Теперь обратимся к общеизвестным документам Ленина о его связях с Ганецким. В ответ на приказ о его аресте Ленин обещал явиться на суд, категорически отрицая всякую связь с Ганецким. 7 июля 1917 г. Ленин направил письмо на имя бюро Центрального Исполнительного Комитета Советов, в котором писал: "Я считаю долгом официально и письменно подтвердить… что в случае приказа правительства о моем аресте и утверждения этого приказа ЦИК, я явлюсь в указанное мне ЦИК место для ареста" и подписал его как "Член ЦИК В.И.Ульянов (В.Ленин)". Ленин, конечно, не собирался являться не только на суд правительства, но и на комиссию ЦИК, созданную по требованию большевистской фракции 6 июля по расследованию обвинения Ленина в получении немецких денег. Ленину нужно было время, чтобы усыпить бдительность властей и скрыться. Он его и получил. Что же касается существа обвинения, то Ленин опубликовал два заявления. Поскольку большевистская печать была запрещена после восстания 3–4 июля, то Ленин опубликовал их в газете "Новая жизнь" Максима Горького. В первом заявлении от 11 июля Ленин, доказывая, что его "впутывают в коммерческие дела Ганецкого и Козловского", утверждал, что "мы вообще ни копейки денег не от кого из названных товарищей ни на себя лично, ни на партию не получали" (Ленин, ПСС, т.34, стр.7). Во втором заявлении под названием "Ответ" Ленин писал: "Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Гане-цкий связан с Лениным! Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких" (там же, стр.11). Намеренная ложь обоих заявлений Ленина опровергнута его же секретными письмами, опубликованными после победы большевиков по наущению Сталина, во время его заговора против Ленина. Ганецкий опубликовал некоторые из них в журнале "Пролетарская революция" № 9, 1922 г. Собираясь выезжать из Швейцарии 1 апреля 1917 г., Ленин телеграфировал Ганецкому: "Выделить две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки". (Ленин, ПСС, т.49, стр.7–8). После возвращения в Россию Ленин от 12 апреля пишет Ганецкому и Радеку: "Дорогие друзья! До сих пор ничего, ровно ничего: ни писем, ни пакетов, ни денег от вас не получили… Будьте архиаккуратны и осторожны в сношениях" (там же, стр.437). 21 апреля 1917 г. Ленин пишет Ганецкому: "Деньги две тысячи от Козловского получены. В общем выходят около 15 большевистских газет" (там же, стр.438). "Две тысячи" — это, конечно, шифр, ибо за "две тысячи" нельзя выпускать "одиннадцать большевистских газет"! Характерно другое: упоминание о числе выпускаемых газет — это отчет деньгода-телям: Парвусу и немцам. Как указывалось выше, немцы продолжали субсидировать Ленина и после захвата им власти, но на этот раз нужды в посредничестве Парвуса и "Заграничного бюро ЦК" в лице Карла Радека, Ганецкого и Воровского не было. Берлин вступил с советским правительством в прямые связи, сначала через "бюро ЦК", минуя Парвуса, а потом через своего посла в Москве — Мирбаха. Парвус привел к власти Ленина, но Ленин ответил черной неблагодарностью: бесцеремонно выключил его из этой поистине глобальной игры, назвав Парвуса политиком с "грязными руками". Вот что сообщают авторы "Купца революции" о последних связях между Лениним и Парвусом. Когда Парвус добился своей цели — привел Ленина к власти и к "диктатуре пролетариата", которую он, наряду с Лениным, проповедовал, то, естественно, и Парвусу захотелось вернуться в ленинскую Россию. Ленин слишком хорошо знал, что Парвус может оказаться тем динамитом, который заложили немцы под его советское здание, если он будет затягивать заключение мира с Берлином или будет выставлять условия, неприемлемые для кайзеровского правительства. К тому же запомним, что первыми организаторами Советской власти в Петербурге еще в 1905 г. были не Ленин и большевики, а Парвус и его ученик Троцкий. К тому же Парвус — близкий друг и бывший шеф Карла Радека, Ганецкого, Воровского, Урицкого, он марксистский авторитет класса Каутского, Плеханова, самого Ленина. Как можно такого пускать в Россию? Цитированные авторы пишут, что через две недели после большевистского переворота Радек, Ганецкий и Боровский вызвали телеграммой находившегося в Вене Парвуса в Стокгольм. 17 ноября состоялась их встреча. На этой встрече 17 ноября, пишут авторы,
"Парвус заявил, что он хочет иметь частную беседу с Радеком. К удивлению Радека, Парвус предложил свои услуги советскому правительству и выразил желание просить у Ленина разрешения вернуться в Россию. Ему хорошо известно, сказал Парвус, что в партийных кругах России относятся подозрительно к его военной политике. Поэтому он готов защищать свою политику перед пролетарским судом и готов подчиняться решению такого суда. Парвус просил Радека передать лично Ленину его просьбу и немедленно известить его о решении Ленина”.
О крайне удивившем его предложении Парвуса Ра-дек решил доложить лично Ленину и поэтому вместе с Ганецким 18 ноября отправился в Петроград. Что было дальше, Карл Радек рассказывает в своей книге "Портреты", изданной Госиздатом в 1927 году:
"Когда пришли известия об Октябрьской революции Парвус приехал от имени ЦК Германской социал-демократии в Стокгольм и обратился к заграничному представительству большевиков (то есть к нему, Радеку — А.А.), предлагая от имени пославших его, в случае отказа германского правительства заключить мир, организовать всеобщую забастовку. В личном разговоре он просил, чтобы после заключения мира ему было разрешено Советским правительством приехать в Петроград. Он готов предстать перед судом русских рабочих и принять приговор из их рук, он убежден, что они поймут, что он в своей политике не руководствовался никакими корыстными интересами, и позволят ему еще встать в ряды русского рабочего класса, чтобы работать для русской революции”.
Как же реагировал Ленин? Радек сообщает: "Я передал Ильичу просьбу Парвуса. Ильич ее отклонил, заявив: "Нельзя браться за дело революции грязными руками".
Странным и загадочным осталось отношение Ленина и ко всем трем членам "Заграничного бюро ЦК" — как к Радеку, типу явно авантюристическому, так и к старым и заслуженным большевикам — интеллектуалам — Ганецкому и Воровскому. После того, как все они блестяще выполнили свою историческую миссию посредников между Лениным и Парвусом, ни один из них не получил самостоятельного государственного поста Боровский стал полпредом в маленьких странах, потом в Италии и был убит в Швейцарии в 1923 г., Ганецкий, после членства в коллегиях финансово-торговых наркоматов, был назначен полпредом в Латвии (Сталин расстрелял его в 1937 г.), Радек, хотя и входил в состав ЦК, но работал по своей специальности — разъездным агентом Коминтерна со дня его создания (Сталин его шантажировал как немецкого агента еще до революции, хотя это было по поручению самого Ленина, использовал его как свидетеля-провокатора против Троцкого и Бухарина, а потом ликвидировал). У них, в глазах Ленина, был существенный дефект в политическом мышлении, недостойный подлинных ленинцев: они считали, что русская большевистская революция своей победой обязана в первую очередь не Ленину, не партии, а ее интенданту и марксисту Парвусу. Более того, они на этот счет выражались открыто. Да, говорили они, Парвус делал миллионы, но эти миллионы шли в кассу русской революции. Да, говорили они, у Парвуса другое понимание задач русской революции, чем у Ленина, но он убежденный социалист и выдающийся теоретик марксизма. Они подозревали Ленина в ревности к уникальному стратегическому таланту Парвуса. Сам Боровский выражался о Ленине пренебрежительно, даже оскорбительно, если верить графу Сфорцу, которого Троцкий называет клеветником. В беседе с ним, тогда министром иностранных дел Италии, советский посол выразился далеко не дипломатически о своем премьере: "Нами руководит немецкий школьный учитель, которого сифилис одарил, несколькими искрами гения, прежде, чем убить его" (цитирую по Л.Троцкому, "Портреты революционеров”, 1988). Однако, вопреки Троцкому, Боровский мог так выражаться, ибо и Ленин, в свою очередь, был не высокого мнения о нем, когда сказал, — Боровский "всегда готов при случае дать в морду… на руку нечист и стопроцентный карьерист" (Г.А.Соло-мон), хотя официально называл его одним из "главных писателей большевизма". Ганецкий нашел нужным публично и в самой большевистской газете отмежеваться от Ленина, который назвал Пар вуса бесчестным ренегатом, но, правда, никогда не называл его "германским агентом". Вот против этого обвинения Ленина и выступил Ганецкий. Заканчивая статью в защиту Парвуса, Ганецкий делал вывод: "Только история докажет, кто прав в оценке личности Парвуса — Ленин или Ганецкий". ("Корреспонденции Правды" от 31 июля 1917 г., Поссони, стр.285). Однако, наиболее интересным, колоритным, многозначительным и, вдобавок, двусмысленным является облик Парвуса, нарисованный Карлом Радеком в "Портретах", в книге, вышедшей через пару лет после смерти Парвуса и Ленина (они оба умерли в 1924 г.). Радек начинает с того, что молодое поколение знает имя Парвуса как "предателя рабочего класса", но "старое поколение революционеров, старое поколение русских социал-демократов и участников рабочего движения Германии помнит Парвуса, как одного из лучших писателей эпохи Второго Интернационала. Парвус — это часть революционного прошлого рабочего класса, втоптанная в грязь". Портрет Парвуса под пером Ра-дека — это редкий шедевр политической криптографии. Осведомленные поймут, что к чему, а врагам нельзя выдать величайшую тайну Октябрьской революции, которую унесли с собой в могилу главные ее владельцы — Парвус и Ленин. Вся мировая и русская печать после июльских событий 1917 г. полна публикациями, посвященными обвинению Ленина в получении немецких денег через Парвуса. Сам центральный орган Германской социал-демократии "Форверст" писал, как мы видели, о пятидесяти миллионах золотых марок, полученных большевиками для подготовки своего переворота, причем писал еще при жизни Ленина в 1921 г., а Радек никогда ничего подобного не слышал. Радек утверждает, что Парвус был членом Германской социал-демократической партии и уполномоченным ее ЦК по связи с русскими социал-демократами. Да, Парвус был и миллионером, но эти миллионы он заработал, если следовать логике Радека, как бы "честным трудом", а не на посредничестве между правительством кайзера и Лениным в лице его "Заграничного бюро ЦК" во главе с австрийским подданным Карлом Радеком. В самом деле, прочтите следующий тезис Радека, чтобы все стало ясно и понятно. Радек пишет:
"Во время войны Парвус был одним из главных советников Центрального Комитета Германской социал-демократии. Одновременно он занимался громадными коммерческими делами, на которых заработал большое состояние… Когда пришли известия об октябрьской революции, он приехал в Стокгольм и обратился к заграничному представительству большевиков, предлагая от имени пославших его, в случае отказа германского правительства заключить мир, организовать всеобщую забастовку".
Вот и вся "помощь" Парвуса Ленину, а о финансовой помощи марксистского миллионера Парвуса марксистскому революционеру Ленину Карл Радек и слыхом не слыхал! Зато Радек много знает о больших заслугах Парвуса в области дальнейшего развития марксизма и марксистской революционной стратегии в новую эпоху.
Радек пишет:
"О Парвусе можно сказать, что он в первый раз после Маркса и Энгельса обратил внимание рабочего класса не только на то, что происходит на заводе и в парламенте, но что происходит на мировом рынке, что происходит в колониях. Русский читатель может найти в работе его о "Мировом рынке и аграрном кризисе", изданной ВІ896 г., образчик глубины марксистского анализа молодого Парвуса". Даже больше: "Парвус первый обратил внимание на новое явление 90-х годов — на громадный рост профессиональных союзов, и сумел увидеть в этой массовой организации пролетариата, связанной с ежедневной борьбой рабочего класса, великий рычаг революционного движения".
Радек рассказал большевистским читателям и о других заслугах Парвуса в защите революционного марксизма от его ревизии Эдуардом Бернштейном, утверждавшим, что пролетариат добьется своего политического и социального освобождения не на путях кровавых революций, а в систематической борьбе за широкие социальные реформы. Германская социал-демократия устами Карла Каутского, а русская социал-демократия устами Плеханова отмежевались от Бернштейна, объявив его теорию зловредным "реформизмом и ревизионизмом" марксизма. По Радеку, первым и наиболее глубоким критиком Бернштейна был не Каутский, а Парвус, основоположником марксистской теории об империализме и роли революционной социал-демократии был не Ленин, а Парвус, первым изобретателем идеи "всеобщей политической забастовки", как метода подготовки пролетарской революции, тоже был Парвус, а не Ленин. Вот соответствующие тезисы Радека:
"Если когда-нибудь будут переизданы статьи Парвуса ("Из мировой политики"), то они дадут блестящую картину рождающегося империализма и боев рево-людионного крыла социал-демократии с зарождающимся реформизмом. Статьи Парвуса против реформизма были глубже статей Каутского по силе анализа… Но больше еще, кроме глубины анализа, они отличаются от статей Каутского революционной энергией, размахом, революционными перспективами. Эта статьи не начетчика, а статьи, смотрящего далеко революционера, ищущего за идеями движущие их социальные силы. Парвус видел в реформизме социально-либеральную рабочую политику, то-есть полное предательство революционного рабочего класса"
Радек сообщает, что "когда создавалась "Искра", его издатели (то есть Ленин и другие — А.А.) пригласили Парвуса к сотрудничеству. Статьи его о мировой политике, по русским финансам (они перепечатаны в книге "Россия и революция", появившейся в 1906 г. в Петербурге) — украшают этот боевой орган русской социал-демократии".
Почему я так подробно остановился на этой тарабарщине, хорошо известной советскому читателю, правда, не из Парвуса и не из Радека, а из Ленина, который только повторял Парвуса периода "Искры"? Только для констатации бесспорного исторического факта: Парвус и Ленин лишь разветвления одного марксистского древа. Октябрьский триумф Ленина стал возможным, когда произошла стратегическая "стыковка" между этими разветвлениями, на основе целенаправленного разделения труда в деле установления "диктатуры пролетариата" в России — Парвус финансирует, а Ленин организует революцию. Введя плату за использование уборных в Риме, император Веспасиан изрек свою знаменитую фразу: "Деньги не пахнут". Но немецкие деньги Шрвуса и Ленина пахнут, в невыносимом зловонии их великий народ задыхается более 70 лет. Глашатаи из дозированной "гласности" никогда не осмелятся признать и огла-сить эту великую ленинскую тайну о немецких деньгах. Между тем самому Ленину было наплевать на обвинение в этом. Вот свидетельство того же Бернштейна в Центральном Органе немецких социал-демократов "Форверст" от 14 января 1924 г. "Я, конечно, знаю, какое большое значение с точки зрения военной политики Тройственный союз придавал финансированию большевистской акции… Одним из последствий их действий в этой области был Б реет-Л и-товск, и презрительно высокомерное поведение там представителей германского военного командования, вероятно, еще не изгладилось из памяти Троцкого и Радека. Ведший с ними переговоры генерал Гофман, у которого они были в руках в двояком смысле, давал им это сильно чувствовать… Если верна моя информация, Ленин на обвинение, выдвинутое в свое время Антантой, будто бы ответил, что никому нет дела до того, откуда он брал деньги. Совершенно неважно, какие цели преследовали деньгодатели, — он, Ленин, прибывавшие к нему деньги употребил на социальную революцию, и этого достаточно" (цитирую по Церетели, там же, стр.338–339). Кто хорошо изучил революционную психологию и политическую философию Ленина, тот не может не согласиться, что эти слова вполне могли принадлежать Ленину, для которого мораль — категория не общечеловеческая, а классовая, поставленная на службу "пролетарской революции". Это предопределило историческую катастрофу всех его противников и конкурентов.
У разбитого корыта оказался и интендант Октябрьской революции Парвус, которому неблагодарный Ленин даже не разрешил вернуться на свою вожделенную революционную родину. И разочарованному Парвусу ничего не оставалось, как заняться "самокритикой", сказав: "В древности жил один мудрец, который из навоза делал золото, а вот золото, которого я коснусь, превращается в навоз”.