— Что за чёрт?! — выругался я и открыл глаза.
— Ты чо? Уснул? — спросил меня сидящий напротив кучерявый парень.
— А хрен его знает, — ответил я, ничего не соображая.
Я сидел на матраце, брошенном на панцирную кровать без простыней и покрывал. На столе передо мной расположились одноразовые тарелки с различной холостяцкой закуской и гранёный стакан. Сейчас он был пуст. Напротив, на такой же кровати, сидел парень с жидкими вьющимися волосами. Справа на стуле расположился другой парень, со стеклянно блестящими глазами, странно знакомый. Хотя и кучерявый тоже чем-то был знаком.
— Ладно, мужики, понеслись! — предложил он. — Кишеня, наливай.
Кучерявый вытащил из-под стола початую бутылку русской водки и разлил по гранчакам.
— За твоё совершеннолетие! — провозгласил я, поднимая свой стакан.
— Слышь, ты явно поплыл с первой, — с неприязнью в голосе сказал Кучерявый.
— С чего ты так решил? — осторожно поинтересовался я.
— Да я всего на два года младше тебя, — уточнил тот.
— Знаю, и что?
— Да совершеннолетний я давно, — обиженно заметил парень.
— Ну, это с какой стороны смотреть. Если по законам…
— Кончай бузу. Поехали, — перебил меня парень с блестящими глазами.
Мы подняли тару, и тут за дверью раздались заглушённые вскрики, возня.
— Обана! Кого-то бьют, — сказал сидевший на стуле.
— Э! — запротестовал Кишеня. — Сначала допей, а потом иди.
Поставленный уже было стакан, вновь поднялся. Мы выпили.
— Погоди, лысый! — крикнул кучерявый, хватая с тарелки шмат хлеба и огурец.
Я спокойно осушил гранчак, поставил на стол, взял крепенький огурчик, с хрустом надкусил и поплёлся за выскочившими собутыльниками. На площадке перед дверью толпа разъярённых студентов мутузила кого-то ногами. Я попробовал обойти их и рассмотреть жертву, но это оказалось невозможным. Столь плотного окружения я что-то не припоминал. «Убьют», — подумал я, но разогнать взбешённое стадо явно не трезвых молодцев не так-то просто. Чуть в стороне стоял Ванька Коршунов и всхлипывал. Я подошёл.
— Ты представляешь?!.. — хрюкнул он. — Он пырнул меня ножом! Скотина. Представляешь?! Прямо в бок! Вон, пиджак распорол. Во! Смотри!
Он поднял руку и показал разошедшийся по шву под мышкой пиджак. С таким успехом шов и сам мог разъехаться. Видимо сомнение выразилось на моей физиономии, потому что Коршун тут же взбеленился.
— Поди, вон, посмотри, — он ткнул толстым пальцем-сосиской в распахнутую дверь.
Я вошёл и чуть не наступил на валяющийся обычный столовый нож с закруглённым концом. Таким не то, что пиджак проткнуть, мясо на тарелке не разрезать. Я с сомнением хмыкнул. Чуть дальше валялась обычная вилка, правда, сейчас она была погнута. Видать, на неё наступили в пылу сражения. Больше ничего особенного тут не было. Я обошёл комнату и намерился было уже выйти, как вдруг заметил блеск под длинной деревянной скамьёй. Наклонившись, я поднял настоящий охотничий нож с широким лезвием, бороздками для стока крови, с резной рукоятью, инкрустированной серебряной насечкой. Вот таким ножом, если пырнуть, так и пикнуть не успеешь. Это было странно, так как кинжал этот принадлежал Яшке якуту, а его здесь не было, ни в толпе, ни в этом помещении. Ещё страннее было то, что Яшка никогда не расставался со своим кинжалом. Я вернулся в комнату, где мы праздновали день рождения Кишени. Нож приятно холодил ладонь. Сначала я хотел засунуть его себе за ремень, но, подумав, решил, что не стоит рисковать жизнью. Встав на край кровати, засунул его за ковёр. Теперь снизу виднелся лишь бугорок, который можно было принять за что угодно, только не за смертельное оружие.
В комнату ввалились Кишеня и Лысый.
— Ты представляешь?! — заорал Лысый. — Он с ножом кинулся! Такого у нас ещё не было.
— Толи ещё будет, — сообщил Кишеня.
— Давай, наливай! — потребовал Лысый. — Это дело надо обмыть.
Мы выпили. В комнату вломился Костя Клюев, пьяный вдрызг.
— Мужики, освежиться у вас не найдётся? А то в горле пересохло, — еле ворочая языком, пожаловался он.
— Держи, Клюв, только не разливай! — сунул ему стакан Кишеня.
— Мужики, вы представляете?! — вытерев губы, начал вещать Клюв. — Эта сука кинулась с ножом.
— Постой, Клюв, кто на кого кинулся? Ты можешь по порядку? — попросил Кишеня.
— А вы что? Ваще ничего не слыхали? — удивился Клюв.
— Если б слыхали, не спрашивали бы, — заржал Лысый, запихиваясь колбасой.
— А-а! — неопределённо протянул Клюв. — Стоим мы, курим. Точнее, я курю, а Тимур воду из-под крана хлещет. Коршун про свою Надьку рассказывает. Тут вдруг кто-то ногой дверь как пнёт! Вламывается Герасим и орёт: «Я тебя, падла, зарежу!» И тыкает Коршуна ножом в бок. Тот как заверещит! Ну, точь-в-точь свинья…
Тут раскрылась дверь, и вошёл Шахид.
— Клюв, ты здесь! — заорал он. — Пошли, Тимур там от жажды умирает.
— Да погоди ты, — принялся вырываться из объятий кореша Клюв. — Я тут про драку рассказываю.
— Потом расскажешь, когда протрезвеешь, — посоветовал Шахид, вытаскивая дружка в коридор.
— А кто такой Герасим? — спросил я.
— Да Колька Герасименко с четвёртого, — пояснил Лысый.
— Так, надо выпить, — заявил Кишеня, и полез под кровать за бутылкой.
Мы снова выпили. Эта порция пошла как-то криво, и я принялся за закуску более основательно. Шпроты, что до сих пор культурно отдыхали прямо в банке, практически полностью перекочевали в мою тарелку. Туда же последовали солёненький огурчик и здоровенная картофелина. Дверь вновь распахнулась, на сей раз пропуская Ваньку Коршунова.
— Радик, — обратился он к Лысому. — Пошли со мной.
— Куда? — удивился Лысый.
— Снимать побои.
— Ты сдурел! В двенадцать ночи-то?! Ты ж не трезвый! Кому, на фиг, придёт в голову снимать побои с пьяного дурака?! — искренне заржал он.
— Ну, пошли, ну, пожалуйста! — заныл Коршун.
— Мужики, погодите, я сейчас его отведу, уложу отдыхать, — крикнул Лысый, скрываясь за дверью.
— Ладно, тогда выпьем, что ли? — спросил Кишеня.
— Давай, ну их всех!.. — согласился я.
Кишеня разлил остатки водки и закатил пустую бутылку поглубже под кровать. Только мы пригубили, как вошёл Васька Левенсон. Во, Бог фамилией одарил!..
— Зюня, пошли, — мрачно потребовал он.
— Куда? — спросил Кишеня, хоть по голосу было ясно: знает куда и знает зачем.
— Пошли, Зиновий, там узнаешь, — потребовал Левенсон.
— Я никуда не пойду. Я хочу знать, что тут затевается? — очень неубедительно запротестовал Кишеня.
— Пошли, пошли. Я тебе всё сам расскажу.
Левенсон схватил Кишеню за шиворот и поволок прочь из комнаты. Я почувствовал какой-то холодок. Всё происходящее вдруг стало проявляться с совершенно дикой стороны. Меня явно оставили одного. Значит!.. Додумать я не успел, вошли пятеро.
«Ну, вот и ответ», — понял я.
— Мы пришли с тобой поговорить, — начал Юзик Фидюлин, длинный, нескладный, худой и очень неприятный тип.
— Со мной?! — я встал из-за стола.
— С тобой, козёл, с тобой, — пьяно подтвердил Семён, хилый шкет, едва держащийся на ногах.
— Ну, ты долго там будешь вылезать? — спросил третий, Лёнька Шептунов.
Ещё двое стояли в дверях — это были Похуненко и Огребян. Я вышел на середину комнаты, но меня тут же оттеснили к кровати.
— Стой спокойно, — посоветовал Фидюлин.
— Я не понял. Если вы пришли со мной говорить, то почему я должен стоять так, как вы того изволите? — возмутился я и, видимо, зря это сделал.
— Не твоё собачье дело, — вдруг заорал Фидюлин и, не размахиваясь, ударил меня в лицо.
Я всё-таки успел совсем немного уклониться, а потому его кулак лишь скользнул по моей скуле.
— Дай я его! — зарычал Похуненко, но Огребян неожиданно легко сгрёб его в охапку и оттащил в сторону.
— Да пусти же ты меня! — ещё громче заорал Похуненко, яростно вырываясь.
— Не надо, дорогой, не надо. Я не хотел с ним драться, — увещевал того Огребян.
Меня ткнули слева в бок. Я отвлёкся от сцены друзей и заметил новый замах Кулака. Хиляк Семён пытался ударить меня по почкам.
— Слышь, Фидюля, убери этого сопляка, или я переломаю ему рёбра, — предупредил я.
— Ах ты, сука! — Семён взвился и врезал, как ему показалось, меня под дых. Я, конечно, увернулся, но пропустил плюху от Шептунова и тут же от Фидюлина.
— Не, та-ак дело не будет, — закипая, бросил я и ударил с размаху открытой ладонью Семёна в лоб.
Тот взмахнул руками и, сдвигая стол, повалился навзничь.
— Ну, б… Держись! — заявил Фидюлин, пытаясь достать меня своим коронным. Не на того напал. Уйти от него мне удалось, но скотина Шептунов зацепил меня по уху, и я, не сдержавшись, двинул его в подбородок. Тот взмыл в воздух, перелетел через стол и рухнул между тумбочкой и кроватью, по пути обо что-то грохнувшись. Тут-то Юзик меня и достал.
Когда я пришёл в себя, вокруг стояла полная тишина и серая темнота. Голова гудела, как Новгородский колокол. Слегка саднила верхняя губа и левое ухо. Открыв глаза, сел. Оказывается, я лежал на кровати с голым матрацем. Стол с закуской и прочими принадлежностями продолжал находиться на том же месте, где и был до драки. Правда, слегка съехавший в сторону. Пошатываясь, я поднялся на ноги. Надо было уходить. Невольно взгляд скользнул по ковру. Яшкин кинжал оставался на месте. Справа под столом темнело чёрное пятно.
«Вчера, кажется, его не было. Интересно, чем это меня так огрели? — подумал я, открывая дверь и спускаясь по лестнице. — Вроде бы у них в руках ничего не было. Да и двое уже были не в игре, а ещё двое разбирались меж собой. Может быть, это была уловка? Специально отвлекли моё внимание? Бред. Если б я был трезв, тогда другое дело. А так!.. Я ж был почти в таком же опьянении, как и все они!». Я вышел во двор. На крыльце за колонной кто-то стоял, или мне показалось?.. Не знаю. Не вдаваясь в подробности, направился к себе на квартиру.
Дома слегка привёл себя в порядок. Меня особо и не били. Не знаю, чего им надо было, но синяков на теле я не обнаружил, кроме лишь разбитой губы и гудящей головы. На затылке явно прощупывалась здоровенная шишка.
«Неужели у них кастет? — предположил я. — Вряд ли. Откуда? Хотя чёрт их знает!..» Умывшись и осушив громадную чашку чаю, я отправился на кафедру. Только уже взявшись за ручку двери, вдруг сообразил, что у меня сегодня выходной. Торчать у раскрытой двери было глупо. Пришлось войти. Справа, в дальнем углу подле окна, почти скрытый крюками вешалок, на которых кое-где висели дождевики, стоял Григорий Сатилакис. Его вид меня насторожил. Пробираясь сквозь лабиринт железных монстров, мне удалось подойти к нему почти незамеченным.
— Привет! — поздоровался я, опуская руку ему на плечо. — Ты чего тут торчишь, как портовая шлюха в витрине борделя?
— Жду, — коротко ответил он, поворачиваясь.
— Бог ты мой!!! — аж отшатнулся я. — Кто это тебя так разукрасил? И за что?
Его лицо трудно было бы назвать лицом, сплошной синяк. Вспухшая нижняя губа, кровоподтёки под левым глазом, чуть ли не в лепёшку разбитый нос, приклеенная мочка левого уха.
— Фидюлин, — опять коротко сообщил Григорий.
— Ни хрена себе! Да я ему!.. — начал было я и осёкся.
— Ты бы на себя посмотрел, — предложил Сатилакис.
— И что?
— Да твоя рожа ничуть не хуже моей выглядит. Разве что слегка побрита!.. — горько усмехнулся он. — Что, то же они?
— Кто они?
— Фидюлин и компания?
— Почти.
— Почему почти?
— Потому, что я двоих отрезвил, двое сами помешали друг другу, а вот Фидюлин!.. Ладно, придёт время, мы с ним ещё потолкуем.
— Не хвались. Я перед тобой ещё троих уговорил отдохнуть.
— Ты хочешь сказать, что на тебя напали восьмеро? — искренне удивился и восхитился я.
— Слабо считаешь. Одиннадцать.
— Кто? — немного резковато поинтересовался я.
— Что, побежишь морду бить? — усмехнулся Гришка.
— Побегу, — подтвердил я.
— Не надо. Я сам с ними разберусь.
— Так чего ж ты сразу не разобрался? Или они трезвы были?
— Да нет. Просто кое-кто из них был с ножами, что усложняло дело.
— Ты хочешь сказать, что там был Яшка якут? — осторожно спросил я.
— Нет, Яша парень с головой, зря в драку лезть не станет. Да и не надо ему это.
— Гришка, что за хрень вчера была? Сначала навалились на Герасима, потом тебя?..
— Неверно. Сначала Котикова попытались утихомирить, потом меня, потом Герасима, а ты на закуску. Видать силёнок-то и не хватило.
— А Котикова за что?
— А Герасима за что? — в тон мне спросил Гришка.
— Ладно. Чёрт с ними. Тебя-то за что?
— Смотри, — ткнул он пальцем в окно.
Там по аллейке через парк к крыльцу административного здания студенческого городка шла девушка с золотыми волосами, фигуркой богини и походкой Афродиты.
— Потрясно! — согласился я.
— Это первокурсница Олеся. А рядом с ней идёт её подружка. Так вот из-за неё меня и решили немножко проучить, чтоб не разевал роток!..
— Бред. Тебе-то что до неё?
— Нравится она мне, — грустно ответил Сатилакис.
По правде сказать, я подружки не заметил, так как всё внимание обратил исключительно на золотоволосую.
— М-да. Девчонка потрясная, — согласился я, имея в виду, конечно, не подружку.
— Да, Олеся девчонка классная. Но Эминат!.. — он аж зажмурился от удовольствия.
— Так я не понял, кому какое дело? Ты чо, не имеешь право любить? Почему какая-то тварь указывает тебе, кого любить, а кого ненавидеть?
— Дело в том, что Фидюлин решил взять себе эту красотку. А добраться до неё не так-то просто. Она девочка с характером. Послала его подальше. Вот он и начал приударять за её подружкой. Рассчитывает таким макаром войти в доверие, а я на пути оказался.
— Ну, теперь почти понятно, — помрачнел я. — Значит, они решили на всякий пожарный и меня припугнуть, чтоб за тебя не вступился.
— Правильно мыслите, восходящая звезда и надежда вы наша, — улыбнулся Гришка.
— Не издевайся. Лучше скажи, ты-то чего тут торчишь?
— А что прикажешь мне делать? Идти с такой рожей пред очи студенческие?
— Ба-а! Да у тебя сегодня пары?!
— Ой, какой ты догадливый.
— Так найди замену! — посоветовал я.
— А я дурачок, без тебя не догадался.
— Тогда я не понимаю, чего ты тут торчишь? Хочешь убедиться, что смена придёт?
— Нет, смена, увы, не придёт, — тяжело вздохнул Гришка. — Я, честно говоря, на тебя надеялся, но как увидел твою рожу, сразу понял, не выйдет.
— Да!.. Я вряд ли сегодня смогу тебя заменить. А Норе ты звонил?
— Ей я позвонил в первую очередь.
— Ну?
— Что нукаешь, не запряг. Потом позвонил Фриде. Думал, может, войдёт в положение. Потом Альбине, Ерехону, Пальцову… Перечислять дальше?
— А что у них за отговорки? Почему отказываются? — недоумевал я.
— Потому, что всем им деньги понадобились вперёд.
— Какие деньги? — не понял я.
— За часы.
— Ни фига не понимаю, — развёл руками я.
— Мальчики, дайте-ка мне здесь убрать, — раздался голос бабы Марфы.
— Ой, Марфа Фроловна, ради Бога, здесь же полчаса назад убирала ваша сменщица, — попробовал возразить Гришка.
— Милок, то она убирала, а это я. Понимаешь разницу? — она многозначительно погремела ведром.
— Ладно, пошли, — буркнул Гришка, направляясь к выходу.
Я вышел на крыльцо и оглянулся. Сатилакиса не было. Наверное, всё же решил поискать счастья уже не по телефону?.. Спустившись на площадь перед зданием, я некоторое время стоял, раздумывая, куда идти, и решил отправиться домой отсыпаться. Наиболее короткий путь был через городок, сквозь его парк. Правда, в конце придётся лезть через дыру в заборе, зато не надо будет давать крюк, обходя почти два квартала по улицам города. Приняв решение, я побрёл по аллейке в глубь парка. Здесь стояла тишина и прохлада. Студенты по большей части в это время находились на парах, поэтому голос, раздавшийся в этом раю, был как гром с ясного неба.
— Здравствуйте профессор!
— Мисс, это плохая шутка, — отозвался я, поднимая голову.
Передо мной стояла невысокая, довольно смазливая девчонка. Удивительным было то, что она была в платье, а не джинсах, как нынче модно.
— А я и не шучу, — улыбнулась она. — Вы меня не помните?
Я ещё раз окинул её взглядом. Нет, ничего примечательного в ней не было. В моих студентах она точно не числилась. Девушек в платьях я обычно запоминаю. Вообще, любая оригинальная личность запоминается сама собой.
— Нет, — покачал я головой. — Что-то не припомню.
— Ещё бы… — поджала она губки. — У вас таких по сотне на завтрак, вдвое больше на обед, втрое на ужин, и бесчисленное количество на сон грядущий.
— А вы в какую партию метите?
— В самостоятельную, — серьёзно ответила девушка.
— Я вообще беспартийный, а потому все вопросы не ко мне.
— Даже касающиеся макро скоплений Нероновых связей?! — усмехнулась она.
— Сударыня, вы можете изъясняться на великом и могучем так, чтобы вас понимали?
— Так я и говорю на великом и могучем. Только вот вы слышать не желаете.
— Барышня, вы хотите убедить меня, будто вас интересуют универсальные гравитоны, и вы жить не можете без знаний о напряжении в позитронных полях…
— Конечно! — обрадовалась она.
— Вы хотите сказать, что посещали мои лекции? — искренне изумился я.
— Правильно понимаете, — подтвердила она.
— Хм?!
— Вот вам и «хм»!.. Ой! Что у вас с лицом? — всплеснула она руками, как будто только сейчас заметила мою распухшую физиономию.
— Да так, упал.
— Интересно, как это надо падать, чтобы повредить одновременно правую скулу и левое ухо? — хитро подмигнула она. — Пойдёмте, я приведу вас в божеский вид.
— Чего?
— Я учусь на пятом курсе медицинского.
— Ого.
— Вот вам и «ого»! Правда, я патологоанатом.
— Боже меня упаси попадать к вам в руки! Мне ещё рано. Позвольте годков с пятьдесят хотя бы ещё?..
— Да не бойтесь вы за свои органы, — засмеялась она, уже таща меня за руку куда-то в сторону. — Я хирург, будущий, конечно.
— И куда это вы меня конвоируете?
— Ну, разумеется, в общежитие. Не в морг же вас тащить.
— А известно ли вам, что в женском общежитии гражданам мужеского полу быть категорически запрещено?
— Слыхали мы про такой закон, — усмехнулась студентка.
— Понимаю, что закон глупый, но лезть в чужой монастырь…
— Не стоит так волноваться. Всё будет хорошо, — успокоила девица, когда мы уже подошли к запертой двери чёрного хода.
Она ловко извлекла из своей сумочки ключ и отперла дверь.
— Милости просим, сударь! — торжественно предложила девушка.
— Благодарю вас, сударыня, — в тон ей ответил я, перешагивая порог и направляясь к лестнице.
— Погодите, не туда, — остановила она. — Мы на лифте.
— Вы высоко живёте?
— Нет. На пятом.
— Ну и прошлись бы пешком. Не старики, чай.
Она усмехнулась, молча показав на панно, растянувшееся перед лифтом и перекрывавшее видимость швейцару у главного входа.
— Лихо! — восхитился я. — А куда вы всё-таки меня хотите определить?
— Я же сказала, на пятый, — ответила нарушительница уставов, нажимая кнопку с номером этажа.
В коридоре царила обволакивающая тишина. Дежурного, точнее дежурной, на своём месте, конечно, не было. Пройдя несколько дверей слева от лифта, девушка остановилась подле двери с номером «516» и вновь виртуозно отперла её.
— Прошу! — весело пригласила она.
— Увы, но лишь после вас, — запротестовал я.
— Тут нет хищных зверей, бояться нечего! — засмеялась будущий хирург.
— Как знать?.. Зато есть коварные колдуньи, — возразил я, пропуская её вперёд.
Жильё оказалось совсем не таким, как в мужском общежитии. Маленькая прихожая со шкафом для верхней одежды, двери в санузел, кухню и комнату. Последняя была широкая, светлая, прибранная. Два складных стенных дивана задрапированные красивыми покрывалами с тиграми. На импровизированных полочках покоились аккуратно расставленные бутылочки, баночки, коробочки с тушью, флакончики с духами, кисточки для теней, карандаши, тюбики с красками и прочей женской косметикой. На тумбочке слева подле окна стоял не какой-нибудь занюханный «Шарп», а двухкассетный полуавтомат «Айва», профессиональный, а не любительский аппарат. На подоконнике в хрустальной (как мне показалось) вазе стоял букетик свежих цветов. Слева на стене, чуть выше коврика, висела картина маслом. Справа вряд несколько фотографий девушек в неглиже на пляже.
— Вообще-то, я думал, что такие фотки только пацаны расклеивают у себя над кроватями, — усмехнулся я, кивая на стену напротив. — Вы, случаем не?.. Мм-м-м-м… Не из неформалов?
— Проходите, присаживайтесь, — пригласила хозяйка, не обратив никакого внимания на мою реплику.
Я огляделся, куда бы сесть, ведь стульев не было. Девушка отвлечённо проследила за моим взглядом и вдруг спохватилась.
— Простите, совсем забыла!..
Она подошла к дивану слева и потянула за ручку. Ложе послушно выскользнуло из своего футляра. Я с сомнением хмыкнул.
— Да вы не бойтесь, — заметила мою неуверенность студентка. — Девчонки говорят, что эта штуковина четверых спокойно выдерживает. И не просто отдыхающих!..
Я с опаской глянул на крепления. Осторожно покосился на ножки и аккуратно присел.
— Может и выдержит, кто его знает?.. Главное, чтобы это было дерево, а не какое-нибудь там ДСП.
— Не знаю, дерево это или нет, — сказала девушка, доставая из тумбочки какие-то пузырьки и вату. — А ну-ка!
Она намочила тампон и принялась обрабатывать мои царапины. Больно не было, но время от времени я всё-таки шипел от того, что уж сильно припекало. Через пару минут моя врачевательница убрала свои снадобья и протянула мне маленькое зеркальце. Моя рожа выглядела довольно прилично. Девушка извлекла из вороха вещей на подоконнике коробочку с пудрой и довершила свои манипуляции с моей физиономией.
— Ну, вот. Это совсем другое дело, — удовлетворённо сообщила она.
— Спасибо, — поблагодарил я, разглядывая себя в кругленьком зеркальце. — Действительно, очень даже прилично.
А сам подумал, что Гришке такой марафет был бы сейчас очень даже кстати.
— Вы погодите секундочку, я сейчас приготовлю чего-нибудь перекусить.
— Да не стоит, — попробовал возразить я, одновременно пытаясь понять, какого чёрта я сюда припёрся?!
— Никаких возражений, — донеслось откуда-то из глубин малюсенькой кухоньки. — Один момент, и всё будет, как в Лондоне.
— Почему именно в Лондоне, а не в Париже, скажем? — вяло поинтересовался я.
— Вообще-то говорят, как в Польше.
— Ну, мало ли чего говорят.
— Кстати, я, кажется, забыла представиться, — сообщила она, мелькнув в проёме двери.
— Да, не будете ли вы так любезны, сударыня, назвать своё имя?
— Ну конечно, сударь, только вот вернусь в комнату и тут же исправлюсь. Да, стол поставьте, пожалуйста, то есть раскройте его.
Я пошарил глазами. Так и есть. У противоположной от окна стены стоял сложенный стол-книжка.
— Его полностью раскладывать, или половинки хватит? — не без лёгкой иронии поинтересовался я.
— Четверти хватит, — ответила девушка, входя с подносом в руках. — Если вам удастся её отвоевать у половинки.
— Айн момент… — сказал я, одним движением вытаскивая стол на середину и откатывая одну половинку.
— Меня зовут Инна, — сообщила она. — Достаньте, пожалуйста, во-он из того шкафчика… Ага! На верхней полочке! Да, да! Вот эту скатерть, и расстелите, а то на голом столе, как-то неприлично.
— А меня!..
— А вас я знаю. Я правду сказала, — перебила меня хозяйка комнаты. — Я на самом деле посещала ваши лекции. У нас все девчонки время от времени посещают ваши предметы.
— За какие такие заслуги эдакая популярность? — не поверил я.
— А ещё учёный!.. — улыбнулась студентка, ловко расставляя розетки, блюдца и прочую кухонную утварь. — Вы единственный молодой учёный среди этого дома престарелых манекенов.
— Ба! Как вы не любите учреждение, в коем обучаетесь.
— Ну почему же? Я очень люблю данное заведение, но каждая женщина хочет быть не только студенткой, профессионалом в какой-либо из отраслей науки, учёным, профессором, но и женой.
— Что вы говорите?! — деланно удивился я. — А мне казалось, что современные девушки только для того и поступают, чтобы найти себе партнёра для интимных услуг. При этом совсем не обязательно связывать себя какими-то затхлыми обязательствами по отношению друг к другу.
— Что вы имеете в виду? — переспросила Инна.
— Я имею в виду, что девицы вашего возраста активно разыскивают себе парней исключительно для утех телесных. Серьёзные отношения их не интересуют. Брак в нынешнем мире у молодёжи не в чести.
— Вы в этом уверенны? — с сомнением поджала губки хозяйка комнаты.
— Абсолютно. За одним исключением.
— Каким же?
— Девушки, достигшие определённого возраста, всё же пытаются создать видимость супружеской пары, да и то лишь относительно.
— Ой, как мудрёно?.. Ваша мысль так закручена, что я в ней ничего не поняла. К примеру, что значит относительно?
— Относительно, значит, что их брачные отношения имеют пределы, критерии, что ли. Кто-то ищет материальных утех и выбирает крутого парня. Этот выбор будет продолжаться до тех пор, пока не наступит предел. А у него есть лишь два конца: либо старость (я имею в виду потерю свежести, молодости и так далее, а, следовательно, сужение круга претендентов), либо истинное понимания предела, то есть на большее не стоит рассчитывать, можно остаться без достигнутого. Последних гораздо меньше. И, разумеется, сексуальные влечения занимают не последнее место. Есть и такие, которые ищут партнёров, чтобы полностью удовлетворяли их физическим требованиям. Всё прочее, в том числе и материальная сторона жизни, их практически не интересует. Отсюда сплошное одиночество после сорока и выше. Отсюда же и матери-одиночки в огромных количествах. Тут, разумеется, есть много, очень много нюансов, ответвлений, но в принципе основа как раз и состоит в том, что в молодости всех этих особей женского пола ничто не интересует, и как результат — неустроенная жизнь в преклонном возрасте.
— По-вашему выходит, что супружество — атавизм для современной молодёжи.
— Навроде того. Девушки уподобились кошкам, которые любят гулять сами по себе и лишь по весне с котом. Только у них уже нет весны. Им всё равно когда, лишь бы было.
— А мужики лучше?
— Я их не оправдываю. Не они стремились к эмансипации. Они не смогли противостоять давлению со стороны прекрасной стороны человечества. Разве можно что-нибудь запретить женщине?
— Запрещать никому нельзя, — веско возразила собеседница.
— Ну, знаете ли?! Нам до самоорганизации личности ещё ой как далеко!.. На современном этапе развития человечества без запретов, увы, не обойтись.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно!..
— Вам бы в психотерапевты. Или в социологи.
— Увы. Это не моя стихия.
— Как сказать, — усомнилась девушка, выходя из комнаты.
— А вот так и сказать. Возразить нечего, отсюда и попытка поставить под сомнение правоту говорящего.
— Откуда вы знаете, прав говорящий или нет? — поинтересовалась она из кухни.
— Знаю, девочка, знаю. Потому и говорю.
— А мне кажется, что вы просто боитесь приоткрыть завесу таинственности, которую сами же и повесили. Вам страшно заглянуть в мир окружающих вас людей. Вы боитесь женщин. Вы боитесь любить. Отсюда эта ваша хвалёная уверенность в собственной теории. Природой заложено желание женщины быть подле с более сильным. Тем, кто сможет защитить её от зверей и невзгод. А когда таких не находится, им ничего не остаётся делать, как самим становиться сильными. Закон сохранения энергии, или взаимозаменяемости. Как хотите, так и назовите.
— Демагогия. Сплошная демагогия. Я могу вам долго и нудно возражать, но на это жизни не хватит. У нас с вами разные возрастные категории. Мы вообще разные. Есть даже гипотеза, будто женщины вообще из другого теста сделаны. Почти инопланетяне. Или наоборот, мужики сюда залетели к Амазонкам. Вообще-то, это бессмысленный спор.
— Правильно. Вы лучше шампанское откройте, — предложила хозяйка, возвращаясь с бутылкой и двумя фужерами.
— О! Да вы тут живёте, как у Бога за пазухой. И всё-то у вас есть, и на всё ответы готовы, — произнёс я, берясь за процесс откручивания проволочной оплётки.
— Вы, сэр, циник.
— Не понял. Почему?
— Ваши рассуждения сами по себе уже циничны. Если вы и поступаете точно так же, тогда понятно, почему вы до сих пор не женаты.
— Я?! Циник? Ну, вы даёте?!
— Ничего я не даю. Я констатирую факт.
— Да ради Бога!.. В моих словах нет ни капли цинизма!..
— Ну, как же?! Ваше грубое, можно сказать первобытное, мнение о женщинах есть ничто иное, как цинизм в его чистейшем проявлении.
— Вы так думаете? — изумился я.
— А вы сами-то как считаете?..
— Ну, думай, не думай, а тенденция остаётся неизменной вне зависимости от моих убеждений. Всё сказанное имеет место быть, и вы это прекрасно знаете.
— Вы исходите лишь из местных знаний, — возразила девушка.
— Не понял. Это ещё что за термин такой?!
— Вы рассматриваете женщин и их характеры исходя лишь из средств массовой информации, искажённого писательского воображения и, как дополнение, из наблюдений вашей университетской жизни. Вы видите только то, что творится вокруг вас, в вашем мирке, то есть студенческом городке, ну, в крайнем случае, в городе. А поскольку это мегаполис, то и видите вы всё исключительно в этих масштабах.
— Вы хотите сказать, что за пределами больших городов ситуация иная?
— Я в этом уверена.
— Позвольте не просто усомниться, напрочь отбросить даже подобную мысль. Живущие на периферии всегда стремились быть похожими на тех, кто живёт в центрах. Отсюда жуткие искажения, невероятные перегибы. Кривое зеркало в его худшем представлении.
— Вы видите только внешнее. Внутренний мир вам неизвестен. Вы даже не пытались в него заглянуть.
— Ну!.. Я не психоаналитик.
— Тогда какое вы имеете право судить о том, чего не знаете? Вешать ярлыки? Утверждать о том, о чём и представления не имеете?
— Я бы на вашем месте всё же не был столь категоричен. У меня всё же какой-никакой жизненный опыт имеется. Наблюдения, факты. Я, наверное, всё же имею право так говорить. У меня есть на то основания. Просто я не хочу прибегать к примерам, иначе мы долго и нудно будем выяснять, а затем уточнять терминологию, определения и прочую чушь. Достаточно взглянуть на факты, и вопросы отпадают сами собой. Ну, посмотрите на статистику хотя бы вашего факультета. Вам это лучше меня известно. Сколько девушек пришло на первый курс, и сколько их осталось хотя бы на сегодня? То-то!.. А вы пытаетесь убедить меня в цинизме.
— Так вот именно отсюда и произрастает ваш цинизм. Вы не хотите видеть другого. Вам показывают внешнюю сторону, а вы и не пытаетесь заглянуть вглубь.
— А это уже есть ничто иное, как двуличие. Люди, живущие с разными лицами для различных условий изначально уже извращенцы. Поэтому подходить к ним необходимо с другой меркой. Если вообще нужно это делать.
— Вы непримиримый борец за идеи?
— Ни в коем случае. С чего вы это взяли?
— Откуда ж в вас столько неприязни к женщинам?
— Не понимаю. Откуда вы это берёте? Я к женщинам претензий не предъявляю. Ситуацию и происходящее надо рассматривать в совокупности с разными факторами. Так что никакой неприязни к женщинам у меня нет и быть не может. В этом виноваты не только они, но и особи мужского пола. Именно особи, а не мужчины.
— Ваше отношение к женщинам нельзя назвать даже лояльным, — вздохнув, ответила девушка, пропустив мимо ушей мою фразу о мужчинах.
— Ну почему же? Я же совершенно лояльно отношусь к их причудам, их взглядам, их пристрастиям, — возразил я, с лёгким хлопком вытаскивая пробку и приноравливаясь разлить вино поаккуратнее.
— В вашей лояльности нет места другим категориям женщин.
— Можно подумать, что таковые есть, — усмехнулся я.
— Есть. Только вы их замечать не желаете.
— О! Это уже что-то новенькое. Может, попробуете продемонстрировать мне этих самых других?
— Посмотрим на ваше поведение, — загадочно улыбнулась девушка и подняла фужер. — Давайте выпьем за знакомство, которое всё-таки состоялось.
— Опять не понял. Почему всё-таки?
— Давайте потом, а?
— Правильно, отложим на потом.
Мы выпили. Шампанское оказалось очень даже приличным.
— Я смотрю, вас жутко заинтересовал мой магнитофон? — осведомилась Инна, глядя на окно через вино.
— Откровенно говоря, удивлён, — ответил я, отламывая кусочек шоколада. — Это очень дорогой магнитофон. Его просто так в магазине не купишь.
— Знаю. Его привёз мой папа из Японии. В подарок.
— У вас крутой папа, — констатировал я.
— Делаем вывод. Раз я материально обеспечена, следовательно, буду пытаться найти себе партнёра, исходя из физических данных.
— А это к чему? — не понял я.
— А это напрашивающийся вывод из ваших умозаключений.
— Вообще-то, я говорил абстрактно, не имея в виду никого лично, в том числе и вас.
— Послушайте, кончайте выкать, — попросила она, скривив свои красивые губки в ироничной усмешке.
— А как прикажете? — спросил я, немного растерявшись.
— Я студентка, все педагоги обращаются на «ты». Почему бы и вам не быть исключением?..
— Знаете, по-моему, это вытекает из воспитания. Я не могу говорить человеку «ты», пока он сам об этом не попросит. Хотя!.. Хотя иногда я всё равно этого не делаю.
— Почему?
— Потому что есть такой тип людей, которых иначе называть просто не хочется, а некоторых неудобно. Есть и такие, которых я умышленно называю на «вы», как бы иронизируя над ними. Правда, последние этого либо не понимают, либо откровенно игнорируют мои выходки.
— А я к какому типу отношусь? — с любопытством в голосе, поинтересовалась Инна.
— Не знаю. Пока во всяком случае. Мне совсем не трудно перейти с тобой на «ты».
— Значит, договорились.
— Как хочешь, — пожал я плечами, уминая вторую конфету.
— Вы, наверное, есть хотите? — спохватилась хозяйка.
— Да нет. Это обычная реакция организма на алкоголь. Я не могу не закусить.
— Даже шампанское?
— Я вообще-то не люблю шампанское.
— Во те раз?! — изумилась моя собеседница. — А я-то думала, что вся профессура обожает шампанское!..
— Ну, я к профессуре не имею никакого отношения, — смутился я.
— Пока.
— Чего?
— Пока не имеете. Как защитите докторскую, станете в полный рост со всеми.
— О! До этого ещё ой как далеко!.. — улыбнулся я.
— Как сказать?..
— Да что вы заладили «как сказать да как сказать». Так и скажите, как знаете.
— А что я могу знать? — удивилась она. — Я лишь могу предположить, что вам светит большое будущее.
— Гм. С чего ты это взяла?
— Да так, — ушла она от прямого ответа. — Давайте-ка лучше выпьем за ваше будущее.
Она подняла свой бокал. Мы чокнулись. По комнате разлился хрустальный звон.
— Вы уж извините, но водки у меня нет, — извиняющимся тоном сообщила девушка.
— Ерунда. Я же не сказал, что терпеть не могу шампанского. Просто не люблю. У меня после него голова болит.
— А! От этого болеть не будет. В крайнем случае, заходите, у меня есть прекрасное средство от похмельного синдрома.
— Не верю я в эту химию. От неё ещё хуже бывает.
— А я не пользуюсь химией, — загадочно улыбнулась студентка.
Постепенно наш разговор перешёл на другие темы. Причём эта девчонка оказалась весьма и весьма начитанной. На моих лекциях она действительно бывала, и как выяснилось, достаточно часто. Я пил шампанское и пытался понять, зачем она, медик, хирург, тратит своё драгоценное время на совершенно внепрофильные предметы?! Как-то незаметно девушка оказалась на диване рядом со мной, хотя в начале нашего застолья она сидела на раскладном стуле, принесённом из кухни. Моя рука вольготно расположилась у неё на талии. В другой руке я держал бокал белого вина. Не шампанского. Хозяйка комнаты лукаво смотрела на меня сквозь хрусталь своего фужера.
— Выпьем? — спросила она?
— Ну, конечно! — ответил я, лихо толкаясь краем своего фужера о её.
— Погодите, давайте на брудершафт!
— Давай! — энергично поддержал я.
Мы снова чокнулись, после чего принялись поить друг друга из своих фужеров. Потом поцеловались. Потом!.. Потом я вдруг понял, что расстёгиваю на девушке кофточку левой рукой, а правая, что лежала на её талии, нащупывает змейку на юбке. И самое странное, что Инна не сопротивляется, даже наоборот — помогает освободиться от одежды. А поцелуй, начавшийся несколько минут назад, всё продолжался. Каким-то невероятным образом исчезла кофточка, под ней ничего не оказалось. Мои пальцы коснулись нежной упругости девичьей груди. Маленький розовый сосок набух, стал твёрдым и желанным. Вместо юбки под рукой ощущалась горячее обнажённое бедро. Я вдруг понял, что мы оба лежим на диване, а руки девушки лихорадочно пытаются освободить меня от брюк. И такой костёр страсти вдруг вспыхнул во мне, что сознание буквально помутилось. И в этот момент раздался громкий, настойчивый стук в дверь. Девушка вздрогнула. Я, видимо, тоже.
— Извините, — прошептала она, выскальзывая из моих объятий.
Быстро собрав одежду, она скрылась за дверью душевой, а ещё через миг послышался её голос у двери. О чём шла речь, я не слыхал. Да и некогда было. Надо было себя привести в порядок. Рубашка, как назло, не хотела застёгиваться. Хорошо хоть брюки не успел снять… Только наполовину!.. Мне почему-то стало так стыдно!.. В комнату вошла Инна и ещё одна девушка.
— Добрый день, — поздоровалась незнакомка.
— Добрый, — ответил я, слегка привстав с дивана.
— Клятая змейка на ширинке намертво заела. Поэтому подниматься и, тем более, выходить из-за стола мне категорически не рекомендовалось.
— Это Вика. Моя сокурсница, — кисло сообщила Инна.
— Будем знакомы, — сказал я, протягивая руку через стол.
— А я вас знаю, — сообщила Вика, выдвигая диван и усаживаясь напротив.
— Что?! Тоже на мои лекции приходила?
— Да!.. — явно довольная произведённым эффектом, подтвердила девушка.
— Девчонки, давайте выпьем! — предложил я, не зная, что бы сделать такого?..
— Давайте, — тут же согласилась Вика.
Я потянулся за бутылкой белого вина, стоящей посреди стола, но Инна вдруг незаметным движением отобрала сосуд и сунула его на полочку, одновременно затыкая горлышко многоразовой пробкой.
— Для знакомства необходимо шампанское, а не вино, — убеждённо сказала она.
— Можно подумать, что у тебя его нет, — ухмыльнулась Вика.
— Можешь подумать. Но у меня его действительно нет, — парировала Инна.
— Зато у меня есть, — сообщила Вика, вытаскивая откуда-то из внутренностей дивана бутылку «Абрао Дюрсо».
По лицу Инны скользнула тень неприязни. Я вдруг подумал, что сейчас произойдёт ненужная никому сцена, и решил вмешаться.
— Девчонки, давайте я вас приглашу к нам… К себе на квартиру? У нас… меня там есть и шампанское, и кое-что другое.
— А мальчики у вас там имеются? — поинтересовалась Вика, сдирая фольгу с горлышка бутылки.
— Сколько угодно. На выбор, — ответил я.
— Тогда пошли, — согласилась Вика. — Только вот выпьем за знакомство!
— О-кей. Я пойду вниз, позвоню, а вы пока собирайтесь. Встречаемся через пять минут в вестибюле, — сказал я, опустошая бокал.
— А чего тут собираться?! — не поняла Вика. — Я уже готова.
— Ну, Инне надо помочь убрать здесь, — нашёлся я.
На лице девушки выразилось облегчение. Ей эта идея тоже понравилась.
Когда мы заявились, всё уже было готово. Лысый шнырял вокруг круглого стола, втискивая на перегруженный посудой стол недостающие блюда. Степаныч брёл следом, внося свои изменения, то есть, поправляя стаканы, сдвинутые идущим впереди. Мишка Кутузов суетился на кухне, заготавливая впрок, чтоб после не отрываться. Муха спокойно курил, глядя на всё это скептическим взглядом. Не успели мы занять свои места, согласно этикету, придуманному Лысым, как явился Кирей со своей подругой. И гудёж начался!.. Вика, особо не стесняясь, сразу же принялась охаживать Лысого. Степаныч поначалу просто пил. Потом незаметно вытеснил меня с моего же места и оказался возле Инны. Я по большому счёту особо и не возражал, так как всё равно бегать на кухню и обратно, в основном, пришлось мне. Однако девушке, кажется, это не очень понравилось. Следить за разговором мне было некогда, да и тем интересных не было. Мишка откровенно скучал, тихо напиваясь, Муха продолжал курить одну за другой на кухне, практически не появляясь в комнате. Я всё чаще задерживался там же, не торопясь возвращаться. Пить не хотелось. Есть то же. Настроение как-то резко изменилось. Я присел на свободный табурет и предложил Мухе сделать по чашечке чая. Вошёл Мишка и тут же изъявил желание присоединиться к нам. Тут выяснилось, что заварка закончилась, а запасы остались в комнате. Я тяжело вздохнул, но делать было нечего, кому-то же надо было пойти?!
— Родина тебя не забудет, — пьяно пошутил Мишка.
Муха достал очередную сигарету и закурил, стоя у газовой колонки. Я ещё раз вздохнул, и потянул ручку двери на себя.
В комнате стоял знакомый каждому по порнографическим фильмам шум. Лысый кряхтел на своей двуспальной кровати, Вика слегка постанывала. Кирей со своей пассией трудился на кровати Мухи. Инны со Степанычем не было. Я достал чай и выскочил прочь.
— Мишка, ключи от пристройки у тебя, или у Степаныча? — спросил я, пристраивая пачку заварки на холодильник.
— У меня. Держи, — ответил он, вытаскивая связку.
— Муха, а запасных ключей у нас нет? — на всякий случай переспросил я, пряча ключи.
— Да вроде нет, — покачал головой тот. — А что тебя, собственно говоря, беспокоит?
— Да так, — отмахнулся я, беря с полочки фонарик.
— И куда это ты собрался? — хитро прищурился Муха.
— Пойду в пристройку, поглядеть кое-что надо, — ответил я, выходя.
— Темнишь, дружок. Там свет есть, и фонарик не нужен. Ты б лучше не мешал им, — предложил вдогонку Муха.
Во дворе стояла непроглядная темень. Я сам не понимал, чего это меня беспокоит отсутствие Степаныча и девушки?.. Мало ли чего. Не захотели заниматься сексом в одной комнате со всеми. Я, к примеру, точно такое не люблю. И всё же причина явно была не в этом. Инна не была похожа на всех, это я понял сразу. Значит, со Степанычем она уйти не могла. Или я ошибался, или что-то было не так. Секунду помедлив, я решительно направился в сад. Калитка была распахнута. Где-то в нескольких шагах, в стороне от тропинки слышалась возня и чёткие шлепки пощёчин. Вот это мне уже совсем не понравилось. Я включил фонарь и тут же наткнулся на оттопыренный зад Степаныча. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Степаныч пытался овладеть девушкой, а та, в свою очередь, яростно сопротивлялась. Непонятно было другое, почему она не кричала? Я немножко размахнулся и дал пенделя Степанычу. Тот подпрыгнул и взвыл дурным голосом.
— А ну-ка, Степаныч, оставь девушку в покое, — негромко сказал я.
— Пошёл ты… — выругался он.
— Степаныч, ты не понял? — я повысил голос.
Моё появление видимо ослабило оборону девушки, так как Степаныч вдруг завалил её на землю.
— Степаныч, — вскрикнул я, хватая его за шиворот и оттаскивая в сторону. — Убью, сука! Оставь её.
Петька очумело глянул на меня и вдруг обмяк.
— Что это с ним? — Я откровенно ничего не понимал.
Здоровенный мужик вдруг теряет сознание оттого, что ему дали под зад. Девушка подошла, поправляя одежду, наклонилась и быстрыми ловкими движениями надавила на какие-то точки на теле Степаныча. Тот вздохнул и открыл глаза.
— Маэстро, где это я? — удивлённо спросил он абсолютно трезвым голосом.
— В саду, — хмуро ответил я, помогая ему подняться. — Пшёл вон домой.
Степаныч, ошарашенно оглядываясь, скрылся за углом дома.
— И что всё это значит? — спросил я, опуская луч фонаря в землю.
— Простите. Мне надо было закричать, но я так растерялась, — выравнивая дыхание после борьбы, ответила девушка.
— Ничего не понимаю, — вслух подумал я. — Идёмте, я вас провожу.
— Я вам всё сейчас объясню, — тихо пообещала Инна. Только вот сумочку надо найти.
Я повёл лучом по земле. Сумочки не было.
— Странно, — удивился я.
— Да… — неуверенно начала девушка. — Я её не здесь оставила.
— А где?
Она молча указала куда-то мне за спину. Я оглянулся. На калитке висела сумочка.
— Ну-ну, — сказал я, снимая и передавая её девушке.
Мы вышли из сада. Прошли через двор на улицу. Осень вступала в свои обязанности. Холодно, правда, ещё не было, но и летней духоты уже не было. Листья лишь слегка начали желтеть.
— Понимаете, — начала Инна. — Дело в том, что я вас обманула.
Я промолчал. Очень мне нравится, когда знакомство с девушками начинается с обмана последними. Просто обожаю, когда меня дурят изначально, а потом ещё и признаются в этом.
— Я понимаю, что после всего, что я скажу, вряд ли смогу рассчитывать на прощение, но всё же!.. — она сглотнула. — Дело в том, что я не хирург. Я фармацевт. Я всю жизнь прожила в деревне. Мои родители постоянно были в разъездах по заграницам. Меня воспитывала бабушка. Она часто болела, а лекарства, что привозили для неё мои родители, она категорически отказывалась принимать. Пользовалась услугами местной врачевательницы. Бабушка меня часто посылала к ней за травами. Постепенно мы с ней познакомились ближе. Выяснилось, что она почти вдвое старше моей бабушки. Потом она стала брать меня в лес, начала учить распознавать травы, собирать их, ну, и так далее. Короче, с семи лет я занимаюсь траволечением, и это мне нравится. Бабушка Ганна научила меня многому, очень многому. Ещё тогда в далёком детстве я решила, что стану целительницей. Позже узнала, что такой профессии нет, но есть другая, очень похожая. Я решила, что обязательно пойду в этот институт и научусь ещё большему. В десять лет я составила свой первый рецепт. Помню, что бабушка Ганна долго меня хвалила за это. Я тогда не понимала почему, теперь, конечно, знаю. Это был рецепт от похмельного синдрома. Однажды утром наш сосед, дедушка Аким, пожаловался, увидев меня, что у него жутко болит голова. Я обрадовалась, говорю, мол, погоди, деда, я сейчас лекарство тебе сделаю. Дед усмехнулся, но когда я принесла ему мензурку с отваром, не отказался, выпил. А через некоторое время к нам пришла бабушка Ганна и отозвала меня в сторону. Обычно она ни к кому не ходила. Все ходили к ней. А тут пришла. Спрашивает, чего я деду Акиму намешала. Я и рассказала. Вот тогда она и похвалила меня. Сказала, мол, девочка моя, ты сама ещё не понимаешь, чего выдумала. И ушла. Позже мы с ней стали каждый день учиться составлению лекарств и их приготовлению. Её наставления преобрели для меня значение аксиомы, а позже превратились в образ жизни. Она говорила: «Если ты не будешь читать в больном его жизнь, а примешься искать в книгах, как лечится болезнь, — ты никогда не будешь доктором-творцом, талантом, а только ремесленником. Нельзя лечить болезнь. Можно лечить больного, применяясь ко всему конгломерату его качеств, учитывая его духовное развитие. Не приведя в равновесие все силы в человеке, его не вылечишь». Вот так задолго до окончания школы я определила свою профессию.
Некоторое время мы шли молча. Я то и дело подсвечивал фонариком дорогу, экономя батарейки. Лампы на столбах, конечно, не горели. Да и были ль они там?!
— Ну, и в чём же обман? — не выдержал паузы я.
— В том, что я не хирург, — тут же ответила Инна.
— Хм, — скептически хмыкнул я.
— Потом началось самое интересное. Я стала выдумывать рецепты сама. Сначала для смеху, потом ради интереса. В девятом классе прочла одну книжку, где рассказывалось о некоторых лечебных свойствах насекомых. Я не поверила. Решила попробовать. Посидела несколько дней, поворожила, получила какой-то порошок. Решила проверить его на ком-нибудь. Купила двести грамм шоколадных конфет, взяла несколько и, слегка растопив их, обсыпала своим порошком. Потом аккуратно завернула, сделала пометку, и пошла на именины к однокласснику. Он мне нравился, но я ему нет. Во всяком случае, на меня он не обращал никакого внимания. Да и на день рождения он меня не приглашал. Я сама пошла, без приглашения. Там, конечно, удивились, но не выгнали. А мне того и надо было. Я принялась угощать своими конфетами всех подряд. Одну замаскированную подсунула девчонке, с которой встречался этот мальчик, а другую ему. Я тогда ещё плохо себе представляла половые различия, и к чему это приводит. У нас в селе порнухи по телику не показывали!.. В общем, случился казус. Мне неприятно это вспоминать, но из песни слов не выкинешь. С тех пор я потихоньку продолжаю свои эксперименты, но, в основном, на себе. Очень редко на людях, но только с их согласия. Иногда вредничаю, когда меня достают. Вот и сегодня… Этот Степаныч меня достал. Я и сыпанула ему в водку своего возбудителя. Вообще-то по моим расчётам это лекарство не должно было сработать, будучи растворённым в спирте. Оказывается, сработало. Да ещё с утроенной силой. Я такого просто не ожидала. Ведь после того, как он выпил эту смесь, прошло почти полчаса, а моё изобретение действует в течение трёх, пяти минут после употребления, не позже.
— Ну, и как же вы, зная, что он может быть опасен, пошли с ним в сад? — просто ради приличия, спросил я.
— Да не ходила я с ним, — возмутилась девушка. — Я сама вышла. Я искала вас, — она запнулась.
— Ну, и почему же не нашли? — вяло поинтересовался я.
— Почему? Нашла. Вы были на кухне, что-то нарезали, а я стояла у окна и наблюдала за вами. Мне вообще нравится наблюдать за вами. Именно поэтому я и хожу на ваши лекции. Вы так увлечённо говорите, что народ, сам того не замечая, увлекается. Всем очень нравятся ваши лекции. Это не подхалимаж, это правда.
— И как же вы оказались в саду? — остановил я хвалебные оды.
— Он вышел на улицу, а я-то под окном. Вот и пришлось сделать вид, что прогуливаюсь. А дальше вам известно.
— Почему он потерял сознание? — жёстко спросил я.
— Не знаю. Надо отследить этот эффект. Предполагаю, что передозировка, плюс водка, плюс долгое воздержание. Но это лишь предположения.
— Кто-нибудь на кафедре знает о ваших изысканиях?
— Конечно же, нет. Иначе бы меня уже давно исключили, — горько усмехнулась она.
— М-да. Наверное, вы правы, — согласился я. — Скажите, зачем же вы мне подмешали своего возбудителя? Или вы думали, что на меня он будет действовать иначе, чем на других людей?
— Нет. Я знала, как он будет действовать. Но, во-первых, доза лекарства была минимальна, к тому же именно в это вино лучше всего подмешивать данные ингредиенты, их в подобной комбинации почувствовать нельзя. Они наоборот, подчёркивают достоинства этого напитка. Во-вторых, я пила вместе с вами. А в-третьих, я боялась, что вы не… Вы не осмелитесь… В общем, я сделала это лишь для того, чтобы раскомплексовать вас, да и себя заодно.
— Я ничего не понимаю, — повторил я, прекрасно осознавая, что девушка абсолютно права — иначе бы я никогда не осмелился на то, что проделал несколько часов назад. Скорее всего, простым раздеванием всё это не закончилось бы, если б нам не помешали. — Я ничего не понимаю, — в третий раз повторил я.
— Поймите меня, пожалуйста, я не собиралась вас компрометировать. Я давно, с первого курса мечтаю о вас. Но у меня ни разу не выпадало такого случая. Я, правда, хотела только одного. Но чёртова Вика!.. Она видела, как мы шли в общежитие, и сорвалась с пары, чтобы помешать.
— Почему именно я? Неужели во всём студенческом городке, где несколько десятков тысяч студентов, не нашлось более подходящей кандидатуры?
— Видимо, вам этого не понять, — тяжело вздохнув, ответила Инна.
— А вы попробуйте объяснить? — предложил я.
— Может быть, вы всё-таки перестанете выкать? — обиженно спросила она.
— Извини, я по привычке. Так ты не ответила.
— Психология женщин, как и мужчин, очень разнообразна. Есть такие женщины, которые понимают, что жить с этим человеком они никогда не будут в силу некоторых обстоятельств, но природа берёт своё. А как быть в таком случае, если никто не нужен, кроме того, единственного? Прийти и попросить его переспать с ней? Как бы вы отнеслись к подобному предложению? — она остановилась, обернулась ко мне. — Ну, что молчите?
— Извини, — тихо попросил я прощения. — Ты, наверное, права. Но как ты думаешь, если бы я поступил с тобой таким же образом, сначала опоил, а потом опозорил. Тебе бы это понравилось?
— Простите, я это уже поняла. Только что, но поняла. У меня есть лишь одно оправдание — я девушка и в этом случае теряю гораздо больше вас, мужчины.
— Вполне возможно, что это может послужить тебе оправданием при определённых условиях, но я позволю себе всё же усомниться в этом.
— Это ваше право, — она замолчала и до самых дверей чёрного хода больше не произнесла ни слова.
Мы поднялись на пятый этаж. Инна открыла дверь, и замерла в ожидании.
— Ты не обижайся на меня, — попросил я, беря её за руку. — Попробуй понять.
— Да я понимаю, — согласилась она.
— Нет, не понимаешь. Ну, хочешь, я останусь сегодня с тобой?
— Нет, не надо. Сегодня я уже не смогу. Этот ваш Степаныч испортил всё настроение. Давай завтра, а?! — она с надеждой заглянула мне в глаза.
— Без проблем. Завтра, значит, завтра. У меня завтра четыре пары, так что найти будет несложно. До встречи! — попрощался я, и направился к лестничной клетке. Позади едва слышно щёлкнул закрывающийся замок.
На площадке третьего этажа я задержался, услыхав грохот взламываемой двери. В коридоре подле одной из комнат, стоял Фидюлин и со всей дури молотил ногами в запертую дверь.
— А это ещё что такое? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался я.
Взломщик от неожиданности аж подпрыгнул.
— Пошёл ты, — послал он меня.
— Ты, сопляк, ты как разговариваешь с преподавателем?! — взорвался я. — А ну-ка, пойдём к дежурной, поговорим. Каким это образом, и на каких основаниях ты оказался в женском общежитии?
— А вы на каком? — не растерялся Фидюлин.
— Я дежурный по городку, — не моргнув глазом, соврал я.
Он вытаращился на меня, явно не ожидая подобной подлости от своей судьбы.
— Слышь, давай договоримся… — начал он, но я перебил его.
— Пшёл вниз, скотина. Я тебе сейчас покажу, договоримся.
Внезапно открылась дверь. На пороге стояла золотоволосая студентка, виденная мною сегодня утром, или вчера?.. За ней стояла другая, тёмноволосая, высокая, очень высокая девушка.
— Добрый вечер, — не растерялся я. — Не будете ли вы так любезны пояснить, каким образом сей субъект оказался в женском общежитии, в столь позднее время, ко всему ещё и в вашей комнате?
Девушка слегка смутилась, но ответила уверенно:
— Его пропустили и всё. Он был у нас в гостях, но мы просили его уйти. Он не хотел этого сделать. Тогда нам пришлось просто выставить его за дверь.
— Не понял? — искренне удивился я.
— Это я, — вступила в разговор тёмненькая. — Это я виновата. Я его провела чёрным ходом, и я его выставила из комнаты.
— Простите, — не поверил я. — Это как же вам удалось?
— Я занимаюсь карате, — последовал короткий ответ.
— Во дела?! — изумился я. — Пошли, горе-ухажёр.
Такого поворота событий он точно не ожидал, а потому сразу как-то обмяк и, безвольно опустив руки, пошёл к лестнице. На последней ступеньке в самом низу, он вдруг резко дёрнулся вправо и попытался сбежать в сторону чёрного хода, но я ожидал чего-то похожего, поэтому, перепрыгнув через перила, применил перехват. Видимо он тоже ожидал этого, так как был сгруппирован и в следующий миг уже был на ногах. Его рука взлетела для удара. В кулаке что-то было зажато. Я тут же сообразил, что именно там может быть, и не стал церемониться. Перехватив удар, я рванул его на себя, врезал в дых и вывернул руку. Хрустнула кость. «Перестарался», — мелькнуло в голове. Из расслабленной руки на цветной линолеум выпала обыкновенная железная подкова. На шум сбегались дежурные всех мастей и обитатели общежития.
— Ангелина Петровна, — обратился я к ночному вахтёру. — Вызовите, пожалуйста, милицию и скорую помощь.
— Ой, милок!.. — заквохтала старшая дежурная. — Зачем милицию? Мы и так всё решим. Без этих упырей.
— Нет, на сей раз так не будет, — твёрдо ответил я. — Хватит, мне надоела ваша безалаберность, халатность.
— Ради Бога, в последний раз?.. — умоляющим голосом попросила старшая дежурная.
— Никаких последних разов, — отрезал я.
Ангелина Петровна тем временем уже называла адрес общежития.
«Наверняка завтра соберут „кафедральный совет“, и мне самому придётся объяснять, на каком основании и каким образом доцент, кандидат наук, без пяти минут доктор, оказался глубокой ночью в женском общежитии?.. Но это будет завтра, или уже сегодня!..» — подумал я, перетаскивая отяжелевшего студента в вестибюль.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItemСергей Трофимов