ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Программист
ПРОЛОГ
Меня, можно сказать, взяли тёпленьким. Я откровенно дрых, убаюканный плавным покачиванием автобуса на мощных и хорошо подогнанных рессорах. Двигателя практически не было слышно. Под полом едва ощущалось его утробное гудение. Шуршал кондиционер, выдувая кубометры прохлады на перегревшиеся тела.
Я расположился у окна, точнее спал, вольготно развалившись в мягком кресле. Слева от меня неплохо устроился мелкий парень, с ушами, запломбированными дешёвыми наушниками. Его блаженству не было предела, как впрочем, и моему. Я весь был во власти морфея, уставший, вымотанный до предела за эти месяцы беспрерывной погони, а потому не слышал, как остановился автобус, как вошли люди, как исчез, сидевший рядом парень. Очухался лишь тогда, когда кто‑то не совсем деликатно толкнул меня в плечо.
— Greetings, runner! Приехали!.. — Раздалось у меня над ухом. — Досмотришь сны на нарах, если повезёт… Спокойно, руки сюда… Вот так, не торопись.
Я разлепил веки и увидел у себя перед носом дуло автомата. Более убедительного аргумента нельзя было представить.
Следуя приказам, выбрался в узкий проход. Меня тут же облапили с ног до головы. Вернее, наоборот, с головы до ног. Разумеется, ничего не нашли. Потом приказали заложить руки за спину и медленно двигаться к выходу. Я шёл между кресел, видя лишь зашторенные наглухо окна и затылки опущенных голов. Даже бедняга водитель сидел, скрючившись, а в бок ему через распахнутую дверь упёрлось такое же дуло АКС‑М, каковое сопровождало меня тычками в спину. Я невольно приостановился, глядя на эту дикую сцену.
— Пшёл. — Больно пнули меня в поясницу.
— Аккуратнее, придурок. — Прошипел я сквозь зубы.
— Ты мне ещё поговори. — Пригрозил конвоир.
Я обернулся, чтобы в последний раз окинуть взглядом салон. В самом хвосте автобуса, в проходе между двумя рядами кресел, с белым лицом и руками заложенными за голову, торчал и пялился мне вслед единственный свидетель — мой сосед по креслу. Наушники двумя тонкими зелёными соплями свисали из нагрудного кармашка, тёмными каплями болтаясь в районе ширинки. Мне стало смешно. Так с идиотской улыбкой на физиономии, я шагнул на первую ступеньку и замер. Там, на обочине дороги, стояли несколько патрульных милицейских машин.
— Давай, не торчи столбом. — Снова подтолкнули меня сзади, особо не деликатничая.
Я сошёл на асфальт.
— А где его вещи? — Спросил какой‑то чин, отклеиваясь от одной из машин.
— Слышь, где твои шмотки? — Поинтересовался конвоир, подтверждая свой вопрос очередным тычком.
— Нет у меня никаких вещей. — Ответил я.
— Проверить багажник автобуса. — Приказал второй мент, выходя из другой машины.
— Зря время потратите, — усмехнулся я. — У меня правда, нет вещей.
— Ты мне ещё поговори… — В который раз долбанули меня сзади.
— Слышь, начальник, скажи своему холую, чтоб прекратил меня пинать своей железякой. — Обратился я к первому чину. — Я ведь жалобу прокурору напишу.
— Напишешь, конечно, напишешь. — Согласился тот, и без размаха вмазал мне в нос.
К моему счастью он попал в лоб, не то б ходить мне с переломанной переносицей в лучшем случае. От удара я отлетел назад, чуть ли не под колёса автобуса.
— Аккуратнее, майор. — Сказал второй чин. — Его мозги ещё могут понадобиться.
Я сел. В ушах звенело, голова вторила колокольным набатом. Перед глазами плыл туман, всё двоилось, троилось… «Давненько меня так не били» ‑ мелькнула где‑то на задворках помутнённого сознания мысль.
— Встать!!! — Рявкнул мой конвоир, рывком приводя меня в вертикальное положение.
Слегка раскачиваясь на дрожащих ногах, я постарался сфокусировать взгляд на обидчике.
— Майор, я не злопамятный, — хрипло проговорил я. — Но подобного не прощают. Запомни это…
Повторного размаха, как и первого, я бы не заметил, так как второй чин ловко перехватил руку майора и отшвырнул его подальше от меня.
— Я же сказал, — прорычал он, — он мне нормальный нужен, а не безмозглый болван.
— А ты кто такой?! — Низким, полным угрозы голосом, спросил майор, вытаскивая из кобуры штатное оружие.
— Майор, не шути. — Предупредил второй.
— А я и не шучу. — Зло усмехнулся первый. — У меня приказ, взять живым или мёртвым!.. Усекаешь?! Чхать я хотел на тебя с твоими урками.
— Напрасно. — Спокойно ответил второй.
Наконец‑то моё зрение пришло в более‑менее нормальное состояние и я смог рассмотреть то, чего не видел хорохорящийся майор.
— Давай не будем устраивать разборки у всех на глазах? — предложил второй.
— А как же!.. — Усмехнулся первый. — Ребята, возьмите этого умника… — Он договорить не успел, как двое верзил, оказавшихся за его спиной, аккуратно сдавили майора с боков, вынули из разжавшихся пальцев пистолет, быстро обыскали и отошли. Вся процедура не заняла и минуты.
— Майор, — снова заговорил второй, — кончай бузить. Своё оружие получишь в участке, а сейчас давай, заканчивать. Времени много, свидетелей ещё больше.
Майор в это время ошарашено рассматривал свои пустые руки.
— Почему багажник до сих пор не открыт? — Спросил второй у окружающих.
И в этот момент все услыхали нарастающий грохот приближающихся вертолётов. Их было два. Один опустился метрах в пятидесяти перед автобусом, другой с таким же интервалом позади. Из их нутра на дорогу посыпались люди в камуфляжной форме. Освободившись от живого груза, летающие консервные банки взмыли воздух, отправившись по своим делам с чувством выполненного долга. И всё пришло в движение. Майора с водителем и двумя оперативниками заперли в одной из патрульных машин. А из багажных отделений автобуса полетели вещи пассажиров.
Я стоял, тупо глядя на всё это безобразие, с трудом начиная соображать что к чему. Выходило, что меня не смогли поделить между собой разные группировки. Невыясненным оставался лишь статус прибывших. Внешне — это был спецназ, но в действиях, движениях людей улавливалось что‑то не профессиональное, картинное, что ли?.. Создавалось впечатление театра, а люди в форме — просто переодетые актёры. Меня под охраной двух громил вывели на дорогу позади автобуса, прямо к знаку с изображением человека с лопатой. Когда и как он здесь появился я не заметил. Мне приказали стать так, чтоб у меня не возникло соблазна созерцать творящееся позади. Сами конвоиры устроились шагах в трёх поодаль. Они явно не опасались подвоха с моей стороны. Да я и не думал об этом. Куда бежать? Вокруг чистое поле!.. И только где‑то вдалеке синели призрачные горы. Те самые, до которых я добраться так и не успел.
Сзади кто‑то подошёл. Послышались невнятные голоса. Я хотел, было, обернуться, но охрана была начеку. Мне ничего не оставалось, как продолжать глазеть на пустынную дорогу. правда, таковой она не была. К нам на всех порах неслась какая‑то машина. Поначалу вообще не было понятно машина ли это? Сплошное пыльное облако. Но по мере приближения стало ясно — мощный, спортивный автомобиль. Он промчался мимо меня, чуть не сбив с ног, скрипнул тормозами, лихо развернулся, и подкатил к нам, оказавшись между мной и охранниками. Из распахнувшейся дверцы на дорогу выбрался поджарый мужичишка неопределённой национальности. Он весело помахал рукой второму чину, зашагал к нему, даже не подумав захлопнуть дверцу машины и не заглушив мотор. Не воспользоваться такой оказией было грешно, и я прыгнул в салон. Взвизгнули покрышки на развороте, кто‑то попытался открыть дверь с другой стороны, только зря старался, они были надёжно заблокированы. Хлопнул выстрел, но только один. Педаль газа впилась в днище. Машина мгновенно набрала скорость, вырываясь на свободу.
Погоня обнаружилась не сразу. Я успел удрать достаточно далеко, прежде чем там разобрались в происшедшем. Но нагнать такую машину весьма и весьма сложно, особенно когда водитель довольно таки долго воображал себя эдаким гонщиком. Тогда я свернул с дороги и понёсся через гороховое поле, подминая колёсами несчастные растения, давя их безбожно.
— Да простят меня колхозники, или как они там нонче называются?.. — Бормотал я, выворачивая содержимое бардачка на пол.
Увы, но там ничего интересного не было кроме мобильного телефона. А вот он‑то мне, как раз, и нужен был. Кое‑как устроившись, набрал номер международного информационного центра. Хорошо поставленный женский голос дикторским тоном выдал ритуальную тираду, после чего я заговорил, быстро, стараясь не повторяться. Несколько раз служащая пыталась прервать меня, задать уточняющие вопросы, но я возразил ей приблизительно так, мол, если меня сейчас подстрелят, как куропатку, то она вместе со своим агентством не узнает и той малости, что я пытаюсь довести до её сведения. После подобных заявлений все попытки меня перебить, прекратились. Я успел коротко рассказать об автобусе и заложниках, о перестрелке на дороге, прежде чем связь оборвалась. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы не догадаться, отчего это случилось. Недолго думая, выбросил телефон в открытое окно. Огляделся. Вокруг никого, только впереди чернеет что‑то навроде грунтовой дороги, да прилично отставшая погоня сзади. Ещё раз заглянул в пустой бардачок. Справа под панелью расположился радиоприёмник. Я включил его. Везде тарахтела музыка. Час новостей ещё не пришёл. Тут затрещала радиостанция. Я поискал глазами, где это она припряталась. «Всем! Всем! Всем! Пост ГАИ…»‑ Верещал динамик. «Всё, травля началась»‑ Подумал я, выезжая на дорогу. Невидимый диспетчер раздавал указания патрульным машинам. Облава шла по всем правилам. Исключением было то, что я понятия не имел где нахожусь и куда следовало делать ноги. Единственно, что мне было достоверно известно, так это о горах синевших где‑то на горизонте.
Гомон в динамиках неожиданно прекратился. Я насторожился, пригасив грохочущую музыку.
— Здравствуй, дорогой! — Послышался до чёртиков знакомый голос. — Давненько мы с тобой не общались. — Мой невидимый собеседник сделал паузу. — Сразу оговорюсь, так, на всякий случай… Не делай вид, будто ты меня не слышишь, и что ты полный профан в технике. Мне доподлинно известно обратное. Ты прекрасно знаешь, где кнопочки на рации, чтоб ответить мне. Не криви рожу!.. Я всё вижу.
Я ещё раз внимательно оглядел панель управление, лобовое стекло и всё, что находилось над ним. Никакой камеры наблюдения не было. Да и откуда ей здесь взяться?!
«Блефуешь, сволочь». — Немного нервничая, подумал я.
Тем временем динамик продолжал вещать.
— Не мне тебе объяснять, как я узнал, что ты меня слышишь.
— Конечно, знаю. Буркнул я, не собираясь отвечать.
— И не советую принимать меня за шута, не раздражай напрасно, целее будешь, а лучше отвечай по мере необходимости.
— Ну, это мы ещё посмотрим!.. Кто целее будет. — Окончательно успокаиваясь, ухмыльнулся я.
— Я в последний раз предлагаю тебе прийти к общему знаменателю. — Продолжала рация.
— Да хоть к числителю. — Усмехнулся я.
— Даже сейчас я готов простить тебе всё. Только передай мне девушку. Знаю, знаю, что с тобой её нет. Но ты прекрасно осведомлён, где она сейчас находится. Ты скажи, а мы уж расстараемся, договоримся с ней обо всём. Видишь, какой я добрый. Я даже механика у тебя не прошу, хоть он мне и нужен позарез. Ну, так как?
Я немного подумал, снова свернул в поле, ещё правее прежнего, достал микрофон и включил. В этот момент, как по заказу, подошло время новостей.
— Слушай меня, гнида толстопузая. — Заговорил я. — Во‑первых, включи радио и послушай, чего там сейчас тебе расскажут западные и прочие радиостанции. Во‑вторых, все документы, видео материалы и прочее, касающееся девушки, уже лежат в различных средствах массовой информации во многих странах мира, в том числе и в международном суде. Так что прощать меня поздно. Скорее ты у меня прощения просить будешь, если, конечно, доживёшь. Могу предварительно лишь пообещать, если свидимся, разумеется, дать свою пятку полизать. Да и то я ещё подумаю, достоин ли ты её?! В‑третьих, девушки тебе не видать, как собственных ушей. Она там, куда твоим козлам никогда в жизни не добраться. Руки у тебя коротки. Да и жить тебе, как впрочем, и мне, осталось совсем чуть‑чуть. Так что давай не будем портить друг другу нервы напоследок, а разойдёмся мирно. Ты к себе в кабинетик, пулю в лобик и будь здоров. Хотя здоровье тебе уже точно не понадобится. А я как‑нибудь сам по себе помру. Может в распределителе, у господа бога нашего, и встретимся, а может и нет. Я ещё пару десятков годочков покоптить небушко хочу. Так что ежели чего, погодишь в предбаннике, ожидаючи. Ну, как? Нравится тебе мой расклад?!
Из колонок нёсся мой голос, доводивший до сведения мирового сообщества о делах творящихся в стране резиновой демократии. Рация молчала, слегка потрескивая разрядами. Потом донёсся вздох, и тот же голос сообщил.
— Ну, что ж. Я сделал всё, что мог. До встречи в раю.
— Не, нам с тобой не по пути. В рай тебе дорога заказана, как и мне. Так что бывай, жарься в собственном жиру. — Засмеялся я.
Оборвав провода и разбив корпус о колонку руля, вышвырнул обломки радиостанции в окно.
Солнце стояло в зените. Далеко впереди голубели вершины загадочных гор. Вокруг зеленели поля. А я опять удирал, спасая свою жизнь. Неизвестно зачем?!
Машина вновь выскочила на асфальтовую дорогу. Я оглянулся. Как это неудивительно, но мои преследователи догоняли. Уже было видно, что это вторая патрульная машина из тех, что торчали подле автобуса. «Ну, ничего! На трассе попробуйте меня догнать!» — Подумал я, выжимая газ. И тут мой слух уловил какой‑то странный призвук. Я глянул вверх. Далеко впереди разворачивался вертолёт. Видимо один из тех, что привёз так называемых спецназовцев. Невольно я оглянулся. Погоня слегка приотстала, но теперь‑то им спешить было некуда. Мой взгляд снова обратился к вертушке. Громыхающая железяка явно опускалась на дорогу. И тут я понял!.. Если сейчас же не начать тормозить, то!.. Медленно я убрал ногу с газа, и в следующий миг произошло совсем уж невероятное. Вертолёт вдруг вздрогнул, резко накренился, сноп искр полетел во все стороны, рухнул столб высоковольтной линии, затем раздался оглушительный взрыв. Я машинально выпрыгнул из ещё несущейся на достаточно большой скорости машины. Меня обо что‑то долбануло, подбросило вверх и в сторону. На дороге раздался грохот, и второй не менее жуткий взрыв. Воздушной волной меня вторично подбросило и швырнуло вниз. Но удара о землю не последовало. Зато моё бренное тело шмякнулось со всей дури о воду и погрузилось в неё. Хоть я и сгруппировался совершенно инстинктивно всё равно чуть не захлебнулся, не ожидая подобного подарка. К тому же боль от удара о воду была весьма ощутимой. Благо речушка была мелкой. Выкарабкавшись на поверхность, мокрый, как новорождённый цуцик, я огляделся. На дороге горел громадный костёр. До меня не сразу дошло, что кроме остатков вертолёта, моей машины и машины патруля горит ещё и деревянный мост через слабое подобие речушки, что так удачно подвернулась мне. «Спасибо, милая! — От души поблагодарил я речку. — Если бы не ты!.. То моя душа сейчас летела бы куда‑то в небеса!».
Перебравшись на другой берег, я направился вдоль речки, стараясь уйти подальше от дороги. Сильно болело в боку. Шагать было не очень‑то приятно, однако ничего не оставалось делать, как терпеть и уносить ноги. Но видать мою голову высоко оценили, потому как не успел я отойти и на километр, когда на горизонте уже нарисовался второй вертолёт, нёсшийся к костру. Не раздумывая, я вновь нырнул в воду. пытаясь как можно реже показываться на поверхности, поплыл прочь. Вряд ли это можно было назвать плаванием… Скорее ползанием по дну…
На моё счастье речка решила обогнуть небольшой холм и я смог выбраться на сухое.
— Спасибо тебе, господи, опять уберёг. — Прошептал я, наскоро отжимая всё, что возможно и пытаясь с ориентироваться.
Где‑то недалеко предполагалось наличие деревни, но где?! Ещё некоторое время, постояв, решился идти напрямик по полю. Как вскоре выяснилось, решение было верным. Через пол километра, или чуток больше, в низинке оказалось небольшое сельцо. Но удача меня поджидала у крайнего дома в виде пустой патрульной машины. Хозяева же данного средства передвижения сидели во дворе выше означенного строения, в холодке, и потягивали какую‑то мутновато‑жёлтую жидкость из высоких гранёных стаканов, закусывая, насколько можно было судить из моего наблюдательного пункта, местным продуктом, то есть самым обыкновенным салом. Видать справляли панихиду по безвременно почившему в суе, или короче, по мне. Брезговать полицейской машиной я, разумеется, не стал, и совесть меня не мучила. Правда, на сей раз, колымага попалась неухоженная и совсем уж не новая. Громыхала она, как бочка набитая камнями. Скорость хоть и была, но всё ж не такая, как у предыдущего железного коняги. Приёмника здесь так же не было, зато была радиостанция, мирно потрескивающая где‑то под панелью. Когда я вырулил на бетонку, то есть уже километрах в пяти от села, она вдруг ожила, требуя какого‑то восьмого. Абонент не отвечал и вызывающий нервничал. Потом заорал кому‑то невидимому: «Да хрен их знает, где они! Небось опять самогон у тётки Одарки жрут». Я, немного поколебавшись, нажал кнопку передачи.
— Слушай сюда, ублюдок! Как видишь, я жив. Про автобус весь мир уже знает, а сейчас узнает о том, как пять минут назад ракетным ударом разбомбили мирную деревню. Кончай свои игрища. Моя жизнь не стоит таких затрат. И людей напрасно гробишь. Я ведь всё равно живым твоим козлам не дамся. — Произнёс я в микрофон.
Рация помолчала, потом разразилась бурной матерщиной.
— Чего ты хочешь? — Послышался знакомый голос после того, как микрофон отобрали у матерящегося.
— Я хочу, чтобы ты, тварь, оставил меня в покое. Но это не главное. Главное, чтобы ты, импотент штопанный, немедленно вернул домой всех девушек из известного тебе кулинарного училища, проданных в рабство в конце прошлого года. Это раз. Два, это чтоб ты, сивый мерин, вернул вообще всех, кого ты успел за эти годы продать. Как ты это сделаешь, меня не интересует. Но все должны вернуться в страну. Я ведь всё равно тебя найду. А в том, что найду, можешь не сомневаться и тогда, поверь, смерть тебе раем покажется. И никакие охранники тебе не помогут, никакие зомби и снайпера. Это моё последнее слово. Больше я с тобой, кнур ты облезлый, никогда не заговорю. — Выплеснул я всё накопившееся раздражение и ненависть за эти месяцы.
— Серьёзное заявление. — Раздался в динамике голос корявого. — В свете происходящего, я поверю тебе. С одним условием. — Рация вновь замолчала на минутку, потом продолжила. — С условием, если ты и от меня ускользнёшь. Ну, как, подходит такое пари?
Голос я узнал. Ещё бы!!! Его не узнать!.. Этот голос, с лёгким акцентом явно искусственного происхождения, знали миллионы… Поначалу отвечать ему я не собирался. Не хотел и не мог, потому что понял, всё, теперь уж мне точно каюк. Но рука сама потянулась к передатчику:
— Согласен! Но у меня тоже будет условие. — Ответил я, зжав челюсти так, что аж скулы свело. — Если мне повезёт скрыться от твоих легавых, ты застрелишься. И пусть твоё самоубийство заснимут на камеру, чтоб все видели. Не то я знаю таких как ты!.. Сволочей!!! Это моя месть, за друга…
Не дожидаясь ответа, с ненавистью рванул провода. Эту рацию постигла участь предыдущей. И поделать с этим я ничего не мог!..
Впереди показалась заправочная станция с забегаловкой. На стоянке мирно отдыхали несколько машин. Среди них красный «Ягуар». Припарковавшись рядом с ним, я некоторое время раздумывал над тем, как проникнуть в его нутро. На удачу это оказалось проще простого. Машина была совсем не запертой по причине наличия внутри бортового компьютера. Нашли чем напугать. Через пол минуты мотор взревел и «Ягуар» вырвался на стратегический простор. Мощь машины ощущалась во всём. Поэтому мне просто некогда было оглядываться и наблюдать сцену медленного опупевания, вынырнувших из кондиционированных недр кафе хозяина машины и парочки завсегдатаев данного заведения.
— Извини, дружище. — Изрёк я в пустоту салона. — Но такую машину настоящий работяга не купит ни за что в жизни, даже если у него будут на это деньжата. Это машина куркулей. Зажравшихся буржуев, как сказал бы мой батя.
Я на бешеной скорости нёсся к заветным горам. По относительно неплохому бетонному покрытию. Вокруг никаких движений не наблюдалось. Никто за мной не гнался. Никого не было впереди. Селений, как ни странно, то же не было. Моя командировка в потусторонний мир снова откладывалась на неопределённое время. А горы неумолимо приближались. Они уже заслонили собой весь небосклон.
Я включил радио. Дикторы на все голоса продолжали оповещать народ о событиях, развернувшихся неподалёку от безымянного села. Теперь этот населённый пункт станет мировой известностью, благодаря моему случайному вмешательству в чужие игры. На поверхность вылезали такие подробности!.. Стало противно. Я включил автоматический поиск. Зазвучала музыка. Обычная, нормальная музыка. Не дикий бессмысленный реп или техно, а спокойная песня о контрабандистах.
Я улыбнулся. Хорошая музыка всегда приводила меня в уравновешенное состояние духа. Сейчас это было как никогда кстати.
Машина взлетела на холм, и сразу стал виден дальнейший путь. Дорога петляя на вершине, выравнивалась к подошве, спускалась прямой стрелой к мосту через небольшую горную речку, устремляясь к желанной свободе. И вот там, у самого въезда на мост меня ждали. Подробности вырисовывались с приближением к оным. Сначала я увидел два грузовика, перегораживающих шоссе. Позже тёмные фигурки людей, стоявших вдоль дороги. Они ждали своего часа, и он, этот час, неумолимо приближался.
— А хрен вам, господа хорошие! — Проорал я и вдавил педаль газа в пол.
Покрышки взвизгнули, сизый шлейф жиденького дыма потянулся за Ягуаром, подобно чёрному драконьему хвосту. Я чувствовал, как машина начинает терять управление. Скорость превышала все её возможные технические параметры. Ветер свистел за окном в буквальном смысле. Оцепление вдоль дороги бросилось в рассыпную.
— Удивительно красиво иду! Три секунды жить осталось! Кто сказал, что это мало!.. — Немузыкально декламировал я привязавшиеся строки, целясь в центр, прямо между двумя грузовиками.
А из динамиков лился немного встревоженный голос:
«Металл порвался, как картон, И сердцу стало тесно. И распахнулись двери в небеса»!..
Как кстати была эта песня и я, в этот последний миг своего земного существования, вдруг понял, что умирать совсем не страшно!.. Честное слово, ну ни капелюшечки не страшно!.. Не хочется, но не страшно!.. Это очень буднично и легко, особенно, когда за этим не просто наблюдают, а принимают непосредственное участие десятки, быть может даже тысячи людей. Для одних моя смерть героизм, для других месть, для третьих… А чёрт с ними, с третьими. Ведь, что наша жизнь? Игра! Лотерея! Кому повезёт… И мне везло, долго, непривычно долго. И в неопределимый момент соприкосновения бампера с грузовиками я захохотал, как сумасшедший! Как самый последний идиот! Как обычный свихнувшийся псих! Потому, что всё здесь, в этом вывернутом мире, было сплошной бутафорией!!!
Глава 1
— Смотри, Серёга, вот это мой дом.
Парень на кровати приподнялся на локтях и взглянул на обращённый к нему монитор.
— Слышь, Эрмитаж, случаем, не твоя ли зимняя резиденция? — Спросил он, умащиваясь обратно.
— Шутишь или подначиваешь?
— Серьёзно интересуюсь. У меня вообще складывается впечатление, что тебе пора в жёлтый дом для поправки здоровья.
— И это говоришь ты, человек, которому я безраздельно доверяю. — Обиделся я.
— В крайнем случае, тебе пора писать фантастические книжки. — Продолжал рассуждать Серёга, не обращая на меня никакого внимания.
— Слушай, чем тебе мой дом не нравится?
— Почему? Нравится. Только ежели б он был твой, то ты бы не ошивался в этой дыре.
— Ты же знаешь!.. Обстоятельства. — Обречённо вздохнул я.
— Не бывает таких обстоятельств, которые выгоняли бы из собственного дома. — Резюмировал Сергей.
— Бывает, Серёга, ещё как бывает.
— Где фотку достал? Или сам нарисовал?
— Сума сошёл? Я на самом деле владелец этого дома. Он существует в реальности, а не в виртуальности. Купил я его лет десять назад.
Серёга снова поднялся и внимательнее посмотрел на фотографию особняка.
— Где это? — Спросил он и сам себе ответил: — Индия? Нет. Фауна не та. Испания?
— Не гадай. Италия.
— Точно. Очень похоже. И во сколько он тебе обошёлся?
— Чуть больше трёх миллионов.
— Ага. И ты их взял так, и выложил за малэньку таку хатынку?
— Да, выложил. Только не я, а мои должники. На самом же деле, я таких денег в руках никогда не держал.
— Расскажи теперь душещипательную историю про то, как крестьянский сын из села Замухрышкина, Худосочного уезду, захолустной губернии обнаружил в собственном хлеву сокровища графа Монте‑Кристо.
— Если пользоваться аллегориями, то именно так оно и было.
— Ты за кого меня держишь? Какие должники? За какие‑такие заслуги у тебя объявились такие должники? Прежде чем тебе кто‑то задолжает, ты должен хотя бы иметь такие деньжищи. Или эквивалент им.
— Много будешь знать, плохо будешь спать. — Отрезал я.
— Ты за мой сон не беспокойся. Просто мне надоели твои постоянные мистификации.
— Так, значение слова мистика!.. Сейчас посмотрим!.. Ага, вот!.. Читаем:
«Значение слова Мистика по Ефремовой:
Мистика — 1. Религиозная вера в непосредственное общение человека с потусторонним миром.
2. переносное, разговорное, Нечто непонятное, необъяснимое, загадочное».
«Значение слова Мистика по Ожегову:
Мистика — Вера в божественное, в таинственный, сверхъестественный мир и в возможность непосредственного общения с ним. Мистика Нечто загадочное, необъяснимое».
«Мистика в Энциклопедическом словаре:
Мистика — (от греческого mystikos — таинственный) — религиозная практика, имеющая целью переживание в экстазе „непосредственного единения“ с Богом, а также совокупность теологических и философских доктрин, оправдывающих и осмысляющих эту практику (смотрите Мистицизм)».
«Значение слова Мистика по Религиозному словарю:
Мистика — Религиозная практика, имеющая целью переживание в экстазе непосредственное единение с богом, а также совокупность теологических и философских доктрин, осмысляющих эту практику».
— Ну, и так далее. Какое из этих определений ты имел в виду?
— Не занимайся словоблудством.
— Сейчас посмотрим значение слова!..
— Кончай! — Заорал Серёга. — Что за идиотские шуточки?!
— Серый, я не вру! Я правду тебе говорю. Ну, хочешь, на новый год съездим туда, отдохнём недельку?
— Куда? — Обалдел от такого нахальства с моей стороны парень.
— В Италию, разумеется. Загранпаспорт у тебя имеется? Визу я сделаю. Не проблема.
— Слушай, харэ трепаться. — Обиделся Серёга. — Ты кого разводишь? Я ж тебе не девка.
— Да не развожу я тебя. Просто сейчас наткнулся на эту фотку и вспомнил. Ностальгия одолела, решил с тобой, как с другом, поделиться.
— Ага! — Уцепился за услышанное Серёга. — Значит, всё‑таки фотка?
— А ты что думал, настоящий? В компе поместился?
— Ну вот, а ты говорил, что настоящий.
— Ты меня не путай. Дом настоящий. А это фотка. Мне её прислали, когда я дом выбирал. С тех пор там ничего не изменилось, за одним исключением: была проведена серьёзная реставрация всего комплекса.
— Ты хочешь сказать, что там не одно здание, а цельный комплекс?
— Да, целый комплекс зданий. И помещения для обслуги, и хозяйственные постройки, и парк со всеми удовольствиями!..
— Может ещё и слуги у тебя имеются?
— А как же?! И управляющий, и садовник. Там же парк громадный. Поэтому садовников несколько. Один главный, другие его помощники. Есть служанки внутренних помещений, есть обслуга внешняя. Охрана!.. Всё, как у людей.
Серёга вскочил, пробежался по комнатушке, замер у двери, медленно повернулся ко мне и сказал:
— Ладно, поехали.
— Куда?
— Чего раскудахтался?!
— Между прочим, ты грубишь. — Сказал я. — Кудахчут куры.
— Ладно тебе придираться. Куда ты только что приглашал?
— А! Что, прям сейчас?
— На новый год, как ты и предлагал.
— Отлично! Договорились.
Серёга подошёл к шкафу и принялся там копаться.
— Ты куда‑то собираешься? — Поинтересовался я, снова утыкаясь в монитор.
— В АВИР.
— Куда?!
— В АВИР. У меня паспорта нет, поеду, сделаю.
— А! Деньги‑то у тебя есть?
— Есть, есть. На это дело я найду.
— Кстати, мы сами поедем, или девчонок прихватим?
— А что, там нет? — Вылез из шкафа Сергей.
— Есть, конечно, но!..
Он вопросительно уставился на меня.
— Что, но?
— Да, то и но, что хрен их знает?..
Он, молча пожевал губами над чем‑то раздумывая, после чего сказал:
— М‑да. Ты прав. Лучше взять своих.
— Тогда составь список претенденток.
— А кто им дорогу оплачивать будет?
— Хороший вопрос. — Усмехнулся я. — Знаешь такую поговорку: кто платит, тот и девочку танцует?
Серёга тут же посмурнел. Бросил на кровать вешалку с костюмом и сам плюхнулся рядом.
— Гад ты всё‑таки. — С чувством сказал он.
— Это ещё почему же? — Я оглянулся на него.
— Потому что я не смогу «танцевать», как ты говоришь, девочку. У меня столько денег не будет.
— Ой‑ли?!
— Правда, нету. — Печально сознался мой товарищ. — Просадил недавно в казино «Золотой ключик».
— Раньше такими названиями детские магазины называли. Теперь казино. Во, нравы пошли!..
— Сдались мне эти нравы. Только какого лешего мне там делать одному? Ты веселиться будешь, а я в замочную скважину подглядывать?!
— Серый, не прикидывайся. — Сказал я, снова отворачиваясь к ноутбуку. — Тебе назвать номер твоего счёта в банке одного небольшого государства в Европе?
— Чего?! — Искренне удивился мой сосед по комнате.
— А ты что думал, что я такой лох и не выясню все твои тёмные делишки?
— Какие ещё «делишки»? — Самым натуральным образом изумился Сергей.
— Кончай дурку ломать. Я же вас со Скрягой страховал, когда вы полезли восстанавливать справедливость в одном весьма зажиточном банке одного весьма уважаемого государства. Знаю, знаю, не для себя, по заказу. — Заметив выражение лица товарища, поторопился уточнить я.
— Так это ты был?
— Нет, не я. Моя тень.
— Во, блин! Сколько живи, столько и учись.
— Давно бы пора было понять эту прописную истину.
— Извини. — Парень плюхнулся на кровать поверх костюма. — Бывает же в жизни!.. Я‑то думал, что это наездник прячется, а оказалось!..
— Серёга, ты бы лучше прибрался, или иди уже. Решайся на что‑нибудь. И поменьше болтай.
— Да, да! — Заторопился Сергей.
Я уже в который раз за сегодня нырнул в комп. Новостей здесь хватало, только нужной мне не было. Всё мелочёвка. В левом нижнем углу монитора появился маленький человечек в королевском одеянии с короной на голове. Это означало, что в сеть вошёл Сам. Я напрягся. Не часто он появлялся вот так, запросто, открыто. Тут либо что‑то стряслось, либо?.. Его никогда заранее не распознаешь.
— Начинаем утреннюю зарядку — 7.57.
— Не, 7‑38. Вы ошиблись, ваше величество. С добрым утром, ваше величество! Ноги на ширине плеч! Руки вверх! Начали!!!
— Какое странное занятие?..
— Ага, непривычное, особенно для меня.
— Процессор греется. Потом зевать надо, чтобы охладить.
— Если б он был, процессор… «Полночь забвенья на поздней окраине жизни твоей. Ты погляди без отчаяния, ты погляди без отчаяния».
— А зачем оно мне?
— «Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного образа, будто случайного».
— Это кто вспыхнет?
— Я сегодня целый день пытался вырезать….
— Не надо ничего резать — уже мало осталось. Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…
— Никак не могу привыкнуть к новой клавушке. Она такая лёгкая! По ней не надо тарабанить со всей дури.
— И что же?
— А говорил, что ушёл! Вечно эти правящие круги лгут бедному народу!
— Продолжили…
— Увы, сир, продолжать некому. Его высоко… отсутствовать изволят.
— А куда? т. д. где?
— Куда — туда. Так далее — т. д., тому подобное — т. п.
— Как может отсутствовать?
— Не обращайте внимания. Это просто бред больной клавиатуры, освободившейся от надоедливого стука хозяина…
— Сразу видно — кардинал — колоколом сообщает.
— Он отсутствует — я живу. Он здесь — я снова просто предмет. Вам не понять счастья отсутствия… Колокол звонит не о нём. Обо мне! О вас! О них… Сообщает, звучит, говорит, звенит, расплёскивает себя, меня, его, вас…
— Несчастье присутствия. Уныния ухода. Веселья отъезда. непонимания накануне.
— Понимание отсутствия. Непонимание отъезда. Радость уныния. колокольный звон… веселье погребения.
— Бодрости полузабытия. Минутной слабости отторжения. Расхлябанности Находчивости. Выплёскивания, разбрызгивания. Бредятины незамутнённой…
— Вы ассоциируете меня, я ассоциируюсь у вас, я ассоциируемый объект ассоциации совместимости несовместимого и противостояния противоположного… Бред… Галлюцинация… Я боюсь вас… Вы скажете ему, что я существую…
— Стоячего коловращения. Виртуозной спонсированности. Выпиющей невинности. Желаемой утробности. Торопливой степенности. Загадочной простоты. Движущейся бесконечности. Пусть было, как было, пусть будет, как будет — ведь никогда так не было, чтоб чего‑нибудь, да не было.
— Существующее ничто. Конечность моей бесконечности. Бесцветная яркость красок, которыми раскрашена моя непрозрачная прозрачность смертной жизни.
— Вот так и живём: в поисках пространства теряя время…
— Время теряется в своей неподвижности, а мы идём в ногу с его скоростью, равной недвижимости нашего бытия.
— Мой дружелюбный харакири…
Моя суицидная радость…
— Ура! Кто бы со стороны услыхал?..
— Он услышит…
— Незабываемые заметки.
— И не вспомните вы забытого, неузнанного, неизведанного, ушедшего, растворившегося, не жившего… Несмертная нежизнь неменя и неразговор не с вами не обо мне и не о нём…
— И не попробуете растворимого, и не проживёте, растворясь в незабываемом, и не расплескаетесь колокольным коловращением в нигдешном пространстве…
— Не растворится нерастворимое в нерастворимости нераствора нерастворяемого непространства в нерастворяемости несмерти в небытии небытия.
— Ибо нет ничего, на что бы нельзя было не наглядеться, не отворотясь.
— Всё, фатит. Власть народу! Или точнее, кардиналам! Привет, соня! Договорились! Пока хозяина нет, так вы рады стараться.
— Не могу не писать, а потому и не пишу.
— Я и вижу!!! Цельный роман уже накатал.
— Не могу не спать и не сплю…
— Ага, дрыхнешь, аж бурболки летят! Причём, чем раньше свалишься, тем позже встанешь. Проверено!
— Бурболки, растворимые не во сне…
— Зато материализованные.
— Сколько бурболки не летают, всё равно они остаются бурболками. Или не бурболками?
— В каждой бурбалке есть доля бурбалки. А в каждом величестве есть часть величества.
— А остальное — тоже бурбалки?
— Ага, и храп. Прочие детали опускаем.
— Храп нельзя разделить на детали — это уже не храп, а всхлип. А всхлип, в свою очередь — это не часть храпа, но самостоятельный звук, одиноко висящий в пространстве хрюк.
— Ну, ежели величество уже хрюкает, то это уже не величество, а нечто иное…
— Великий свин.
— Точно, княжеского рода‑племени!
— Лорд керзон.
— Я вас слушаю, ваше великое свинство! Или как правильно?
— Керзон — это порода такая.
— Порода чего?
Но в ответ тишина. Он уже сказал всё, что надо было сказать. Я посмотрел на диалог. Бред, да и только. Кто посторонний прочтёт и ни шиша не поймёт. В этом он весь. Поди, разберись?.. Никто его никогда не видел, лично за руку не здоровался. Фоток его нет, инфа в любом виде отсутствует. Куда не кинь, сплошная таинственность. Мистика, как говорит Серёга.
Я сохранил беседу в текстовом файле, почистил на сервере. Потом перепрятал файл в Нете. Не держу на компьютере никакой важной информации. Её всегда оттуда можно достать, а вот из Нета?! Попробуй?!
Сложив ноут, быстренько собрался и выскочил на улицу. Как раз на остановку подходил троллейбус. Пришлось немного пробежаться, чтобы успеть. Там на конечной вокруг площади имеется масса различных кафешек, где можно без особых хлопот выйти в Интернет, не привлекая к себе внимания. Мало ли кто выходит оттуда во всемирную паутину?..
В салоне было почти пусто. Видимо поэтому водитель подождал меня. Кондуктора не было, поэтому я решил сразу пройти к кабине и оплатить, чтоб потом не светиться лишний раз в дверях. За рулём сидела молодая женщина, что в наше время крайне редко. Обычно водители троллейбусов тётки пожилые, сварливые, а тут вполне себе…
— Девушка, не желаете ли прокатится на Канары? — Спросил я в приоткрытую дверь кабины.
Она бросила быстрый взгляд на меня, а не в зеркало, что не осталось незамеченным с моей стороны.
— Туда ещё не проложили трассу. — Сообщила она.
— Вы предлагаете подождать?
Я посмотрел на её руки. Кольца не было. На вид ей лет около тридцати, может чуток больше. Красавицей не назовёшь, но и не дурнушка. Даже странно, что в водители подалась.
— Ждать можно до скончания света. — После короткой паузы ответила она.
— Тогда хоть за проезд возьмите.
— На остановке, или Вы правил не знаете?
— Знаю, знаю.
Она упорно не желала оборачиваться. Я сделал шаг в кабину и положил деньги в коробочку, специально для этого приспособленную, и вышел.
— Билет возьмите.
— Спасибо, в следующий раз. — Ответил я, усаживаясь на место для инвалидов. Тут затрещал динамик, и водитель объявила на пустой салон: «Граждане пассажиры! Передние места предназначены для инвалидов и людей пожилого возраста. Не занимайте, пожалуйста, чужих мест!».
Мне давали понять, чтоб убрался подальше. Широко улыбнувшись находчивости девушки‑водителя, я поднялся и ушёл в самый конец салона. За окном проплывали широченные улицы с высотными зданиями. В этом районе город терял своё лицо и превращался в стандартный бетонный муравейник. Вокруг типичный пейзаж, никакой оригинальности, глазу зацепиться не за что. Не люблю однообразия.
На конечной вышли всего три человека: я, ещё один пассажир и водитель. Последняя стрельнула в меня глазами, и пошла к диспетчерской. Я же, не раздумывая, направился к пешеходному переходу, оттуда через площадь к трамвайной остановке. Что‑то насторожило меня в поведении водителя троллейбуса, уж слишком пристально она меня разглядывала, значит, запомнила. А мне этого совсем не хотелось. На остановке никого не было. По всей видимости, трамвай только ушёл. Зная, как «хорошо» они ходят, можно прождать до завтрашнего утра. Однако делать всё равно нечего, придётся поджидать. Конечно, можно было отправиться на маршрутке в центр, там тоже кафешек хватает. Только вот в центр как раз не хотелось. Там службы куда пристальнее разглядывают посетителей с ноутами. Я вздохнул. Сидеть здесь было негде, поэтому пришлось опереться о металлическое ограждение. Оно опасно накренилось.
— Чтоб тебя!.. — Выругался я, и отошёл.
Разглядывать здесь что‑либо решительно не было. Даже киоск завалящий отсутствовал. Немного постояв, я принялся расхаживать вдоль парапета, благо никого не было. Особых мыслей в голове так же не было. Привычная работа. Правда, сегодня у меня выходной, и в данный момент я направлялся в любое кафе, где был бы свободный доступ в Интернет, кое‑что ещё предстояло сделать, и очень не хотелось заниматься этим на улице. Только делать всё равно было нечего. Я достал мобильник. Открыл записную книжку и немного подумал, разглядывая номера.
«Кого бы пригласить? Машку из аналитического? Она чересчур уж принципиальная. Её современный расклад не устраивает. Она подчиняется только своим законам. Нет, на отдыхе от неё только проблемы будут. Дева‑переросток. — Мысленно прикидывал я, кого бы пригласить на новый год. — Интересно, это правда, что она до сих пор?.. Ладно, отставить, как говорят военные. Нас это в данный момент не интересует. Зоська? Нет, малолетка. Не дай бог, родители кинутся искать!.. Правда, какая она там малолетка?! Девятнадцать уже, но всё равно, как‑то не по возрасту. Это Серёге до лампочки, а у меня принципы. Ладно, проехали дальше. Мариэтта Трофимовна… Дама солидная, скоро сорок пять… „Баба ягодка опять“, — всплыла из глубин памяти строчка народной песенки. Не замужем, но вряд ли с подчинёнными будет вести себя вольготно. Не та порода. Секретарь‑референт, как ни как!.. Хм?.. Что‑то женщин в моей записной книжке маловато?! Нила… Странно, не помню?.. На работе таковой не имеется. Значит, где‑то познакомились? Где? Не помню, хоть убей!»
— Моего телефончика там нет, не ищите. — Раздался позади знакомый голосок.
Я обернулся. Передо мной стояла давешняя водитель. «Вот чёрт, как не повезло». — Мелькнуло в голове.
— Так сейчас будет! — Бодро отреагировал я.
— А вот и трамвай! — Сказала она, глядя на приближающийся вагон с включенными фарами.
— Он в депо. — Возразил я.
— В депо по другой ветке, и в другую сторону.
— Так может он сломался только что, где тут развернёшься?
Она взглянула на меня, потом на приближающийся вагон.
— Может быть. — И, достав из сумочки служебное удостоверение, помахала им.
Вагоновожатый притормозил, заметив книжку, и открыл переднюю дверь.
— Добро пожаловать! — Позвала водитель троллейбуса, делая приглашающий жест.
— Но! Я же!..
— Вы едете или нет? — Строго спросила женщина уже из вагона.
Упрашивать я себя не стал, хотя смысла в поездке уже не было.
— Вы до конца или? — Поинтересовалась водитель троллейбуса.
— Вообще‑то да. — Сказал я, хотя мне уже было безразлично куда ехать. Лучше всего было бы вернуться назад в общагу. Сегодня дело уже не выгорит.
— Тогда присаживайтесь, не маячте.
Я отошёл вглубь салона и присел на мягкое сиденье. Девушка заглянула в кабину водителя и о чём‑то оживлённо заговорила. Из‑за грохота мотающихся дверей разобрать, о чём они там болтают, не представлялось возможным. Да я и не старался прислушиваться. Мобильный телефон оставался в руке. Взгляд вновь упал на список номеров.
«Зинка. Замужем, но стерва ещё та. Готова наставлять рога своему суженному с утра до вечера. С мужем её я лично не знаком, но близкое знакомство с ним мне ни к чему. Да и разговоры лишние никому не нужны. В общем, свободных девчонок практически нет. Хоть бери да эту водительницу приглашай! — Я невольно улыбнулся. — А кто это у меня тут под загадочными буквами М. И., а? Хм!.. Что‑то с памятью моей стало?.. А, да, это же Маринка, продавщица из магазина французской одежды. Кстати, интересная кандидатура. Стоит попробовать позвонить». Но тут рядом оказалась водитель троллейбуса.
— Чем сегодня вечером занимаемся? — Спросила она.
— О! Думаю, что с такой девушкой не будет затруднений с отдыхом. Можно прогуляться по роще на конечной, там же заглянуть в любой восточный ресторанчик и перекусить. Можно в шашлычную, или пельменную. Правда, их сейчас не так просто найти. Перевелись.
— Вы со всеми девушками такой бесцеремонный?
— Ну, смотря, что называть бесцеремонностью. Вы спросили, я ответил.
— Меня зовут Мила.
— Ой, как мило! Меня Вася.
— Врёте.
— Разумеется.
— А я нет.
— Хм!.. Тогда представлюсь по полной программе: Алексей Михайлович Разгуляев, директор метлы и лопаты.
— Опять врёте.
— Почти. С лопатой и метлой знаком слегка. Чисто теоретически.
— Понятно. Значит, какого‑то страшно секретного заведения.
— Ни в коем случае. Держусь от этих заведений как можно дальше.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, в детстве начитался всякой ерунды, теперь не столько страшно, сколько противно.
Так непринуждённо болтая, мы покинули вагон и направились к дубовой роще. Здесь жизнь кипела. От туристов рябило в глазах. Ни о какой нормальной прогулке и речи быть не могло. Шум, гам, хохот… В общем, задерживаться здесь не было никакого смысла. Мы вышли к селу, там погрузились в маршрутку и отправились в гости к моей новой знакомой.
Утром я едва успел заскочить в общагу, привести себя в порядок и не опоздать на работу. Единственное чего я не успел, так это позавтракать.
— Привет. — Буркнул мой сменщик, завидев, как я вваливаюсь в дверь. — Не торопись, иди к шефу. Он тебя с семи утра ждёт.
— Что так? Мой рабочий день вроде как с девяти начинается, а не с семи?
Я взглянул на часы. Было две минуты десятого. Опозданием назвать это затруднительно будет.
— Откуда я знаю. — Огрызнулся Лёха. — Ты бы лучше не задавал лишних вопросов, а поторопился бы к нему. Глядишь, раньше б на рабочее место вернулся.
— Ладно. Поспешу. Только скажи, у нас кофе и хоть что‑нибудь перекусить имеется? А то я не успел ничего грызнуть.
— Опять по бабам шлялся?
— Ты на вопросы отвечай, а не строй предположения.
— Кофе есть, а вот жрать нечего. Придётся тебе к девкам обращаться за помощью.
— Хреново. Ну ладно, за тобой должок имеется. Значит, после работы сразу сходишь за жратвой, и только опосля домой потопаешь. — Распорядился я.
— Я сегодня не могу.
— Мил дружок! Долг платежом красен. Ты же меня не спрашивал, мог ли я тебе помочь тогда. Теперь мне нужна твоя помощь.
— Океюшки. Будет тебе завтрак по первому разряду. — Согласился Лёха.
Я не понял, пошутил он или нет, разбираться всё равно некогда было.
Начальник злой, не выспавшийся, с красными глазами и помятым лицом, встретил меня бурно.
— Наконец‑то! Явился. Садись. Наши сервера сегодня всю ночь атаковали. — С порога сообщил он.
— И что там искали? — Поинтересовался я, плотно закрывая за собой дверь и усаживаясь в кресло напротив директора.
— Если бы я знал?.. — Развёл руками шеф.
— Атакующих интересовал сервер или доступ к нашей базе?
— Предполагаю, что к базе, хотя там ничего нет.
— В каком смысле?
— В прямом. Обычная рутина. Никаких разработок там нет, заготовок и секретных замыслов тем более.
— Адреса? Личная переписка?
— Сума сошёл?!
— Может защиту прощупывали?
— Зачем?
— Вот и я думаю, зачем? Может Вы кому‑нибудь на хвост наступили?
— Каким образом?
— Это не мне знать, это Вам.
— Не знаю, не знаю. — Он потёр лоб двумя руками и задумался. — Ума не приложу, с какой стороны подойти к проблеме?.. Никаких зацепок.
Я молча сидел, легонько отстукивая привязавшийся ритм. Было о чём задуматься. Наша фирма не занималась никакими разработками. В финансовом отношении мы не блестали успехами, но и не нищенствовали. Обычный провайдер, с обычным набором проблем вечно уходящей в будущее техники и невозможности догнать процесс. Денег не хватало на постоянное обновление оборудования, но без этого нельзя было идти в ногу с постоянно увеличивающимися потребностями пользователей. Все наши программы были стандартные, ничего лишнего или не законного. И всё же кому‑то понадобилось долбить всю ночь сервак.
— Почему ночью за мной не послали?
— Куда? — Встрепенулся директор.
— В общагу, разумеется.
— Можно подумать, ты там был!..
— Можно подумать Вы проверяли.
— Можешь подумать. Лично ездил за тобой.
— Гм!.. Когда атаки прекратились?
— Минут десять назад.
— Ну, хоть что‑нибудь зацепили? Откуда атаковали? Какими средствами?
— Прокси… Везде подставные айпишники.
— А встречный запрос?
— Пытались. Не вышло.
— То есть как?
— Да так. — Поморщился шеф.
— И Лёха не справился?
— Это ты у него сам спросишь. Короче. Твоя задача: выяснить, кто атаковал? С какой целью? Всё. Остальное я сделаю сам.
— Источник утечки информации искали?
— Какой, к чёртовой матери информации? — Взорвался шеф. — Чего тут таить?! Список абонентов? Денежные переводы? Так их налоговая наизусть знает!.. Ничем противозаконным мы не занимаемся. Сам знаешь.
— Знаю. Но знаю и другое, что дыма без огня не бывает. Кто контролировал атаки?
— Алексей.
— Один, что ли?
— А с кем же ещё? Я не миллиардер. У меня нет столько денег, чтоб нанимать ещё парочку таких админов.
— Ладно. Разберёмся. Мы Ваши деньги не зря получаем. Отработаем, не волнуйтесь. Через пару часов я Вам назову атаковавших, а там уж сами разбирайтесь, кто заказчик и с какой целью.
— Меня это вполне устраивает. Жду.
Я поднялся и направился к двери.
— Подожди. — Окликнул директор. — Если на самом деле найдёшь, удвою зарплату. Без брехни.
— Спасибо. — Поблагодарил я и вышел.
Секретарь Мариэтта Трофимовна деловито копалась в своём сейфе и даже не повернула головы, когда я, проходя мимо, поздоровался.
«Насторожена, как и шеф. Чувствует подвох». — Подумал я.
Лёха всё так же сидел за компьютером и тупо пялился в монитор.
— Ты чего там увидел? — Поинтересовался я, подходя.
— Сам посмотри. — Предложил он, отклоняясь в сторону, но не освобождая кресла.
За стеклом монитора происходило нечто непонятное. Чернильного цвета пятно заливало уже почти пол экрана, и продолжало захватывать ещё свободные пиксели. Одним рывком я выбросил Лёху из кресла и застучал по клавиатуре.
— Ты чего? — Обиделся сменщик.
— Погодь, Лёша, погодь. Как бы мы не опоздали?..
На моё счастье до системы ещё не добрались, шёл захват лишь доступных пользователям секторов. Их, хоть и было не очень мало, и всё же большая часть их уже скрылась под завесой чернильного цвета. «verify on» отстучал я первую команду, и пошло‑поехало!.. Пока выполнялась команда проверки, я запустил смену масок. Это было опасно, но только это могло спасти системные файлы. После чего не спеша принялся запускать свои защитные заготовки, а заодно дал команду на запуск программы для определения адресата. Все дела и заботы остались там, в реале. Тут надо было спасать компьютеры. Причём в прямом, а не переносном смысле.
— Лёша, — обратился я к сменщику, не отрываясь от монитора — позвони в отдел службы безопасности и уточни…
— Что уточнить?
Ответить я не успел, заработал лазерный принтер.
— Бумага в принтере есть? — Рявкнул я.
Лёша метнулся к лотку. Заглянул, не открывая.
— Есть. Листов десять.
— Звони в службу безопасности и прикажи им включить и проверить на всякий случай свой принтер. Я туда направил копию получаемой информации. Да шевелись же ты!
Разогрев закончился, и зашелестела бумага, покидающая нутро принтера.
— Заряди на ходу. Сейчас бумага кончится, будет две секунды. — Крикнул я Лёше, не контролируя силу голоса.
Моё напоминание было лишним. Лёша давно стоял у принтера с пачкой бумаги и трубкой под ухом. «Нет, хороший всё‑таки у меня сменщик, сообразительный». — Подумал я. Монитор постепенно стал принимать нормальный вид, очищаться от черноты. Программы сработали. Теперь оставалось только ждать. Я поднялся, подошёл к принтеру и взял первые три листа.
— Как интересно?! — Произнёс из‑за моей спины Лёша, тоже разглядывавший текст.
— Более чем. — Согласился я, и поднял трубку телефона внутренней связи.
— Шеф, сказал я, — дело сделано, и двух часов не понадобилось. В час уложились. Все бумаги у меня, копии в службе безопасности. Угу. Как закончу, подойду. Думаю (я взглянул на монитор) минут через семь, может восемь. Хорошо. Но я Лёше не имею права приказывать, лишь только просить. Ага, хорошо. — Я протянул трубку сменщику. — Шеф требуют.
Лёша осторожно принял трубку из моих рук, как будто хрустальный бокал. Я отошёл к принтеру и принялся изучать полученные данные. Картинка выходила прелюбопытнейшая! Кто‑то пытался получить в своё безраздельное пользование неиспользуемые чистые зоны. «Откровенно говоря, это была несусветная глупость. Стоило занять всё пустое пространство, как система тут же либо тупо перезагрузилась, либо сообщила бы об отсутствии такового и попросила бы увеличения оперативного простора, а подобная информация не прошла бы мимо даже самого захудалого администратора. Он бы переключился на запасные каналы и обнаружил, что и там та же история. Чтобы он сделал в этом случае? — Думал я, вглядываясь в ровные столбцы и строки символов. — Администратор должен был бы срочно подключить аварийную стойку и перевести основную в режим ожидания, то есть полностью обесточить её он не имел права, но вот отключить от интернета, загнав в автономный режим для проверки, мог. Чтобы в этом случае произошло с базами данных? Правильно. Они остались бы на отключённой стойке, а в работу пошли бы чистые поля. То есть, пользователи смогли бы приходить, но это были бы уже новые пользователи, а не прежние. Результат? Скандал. Тут можно что угодно подсунуть. И продажу адресов спамерам, и слив сугубо личной переписки. Поди докажи, что всё осталось на месте и не пропало!».
— Лёша, ночью атаки выглядели так же?
— Нет. Обычная заброска пакетами, проверка на вшивость троянами, даже червей не пытались сунуть.
— Странно. — Потёр я лоб. — На детей не похоже, но действуют, как будто десятилетки, добравшиеся до папиных компьютеров.
— Знаешь, что самое странное? — Спросил Алексей. — Атаки ночью и эта (он постучал пальцем по монитору) идут из одного и того же места.
Я взял лист из его рук.
— Хм! Весьма любопытно!.. — Согласился я и снова схватился за трубку. — Самуил Исмаилович, Вы бы не могли отправить наряд по адресу!.. — Договорить я не успел. — Понял.
— Что? — Спросил Алексей.
— Они уже давно там. — Усмехнулся я.
— И?
— Вот тебе и «И»! Это компьютеры министерства юстиции. Сейчас там местные админы разбираются, кто и каким образом умудрился поставить туда программы, атаковавшие нас.
— А разве так можно?! — Изумился мой напарник.
— Можно, в этом мире всё возможно. Другое дело, что за программа там поселилась?
— А выяснить это можно?
— Не только можно, но и нужно.
Я подошёл к компьютеру и набрал нужную команду.
— Всё, теперь будем ждать результатов.
— Только бы они были.
— Будут, обязательно будут.
— Слушай, а как тебе всё это удаётся? Ты заканчивал мехмат?
Я уже набрал воздуха для ответа, но опять не успел. Раздался стук в дверь. Мы оба обернулись. На пороге стоял курьер с небольшим контейнером.
— Вы к кому? — Спросил я.
— Кто делал заказ на два обеда? — Не обращая на мой вопрос внимания, спросил тот.
— Я. — Сказал Лёха и шагнул навстречу парню с контейнером.
«Ого, уже двенадцать», — Невольно глянув на часы, подумал я.
Лёша хлопотал подле стола, помогая посыльному раскладывать покупки.
— Жаль, что у нас нет микроволновки, — сетовал Алексей, — сейчас бы подогрели всё это удовольствие.
— Распишитесь. — Попросил парень Лёшу и подал ему листок.
Мой напарник черкнул в предложенной бумажке и полез в карман за деньгами.
— Лёша, на двоих. — Напомнил я, припоминая, куда положил деньги сегодня утром.
— Спасибо. — Поблагодарил удивившийся работник общепита. — Но всё оплачено.
Мы в изумлении уставились на него.
— Ваша фирма оплачивает обеды своих сотрудников. У нас договор. — Пояснил он.
— Ни чего себе!!! Знал бы я раньше! — Посетовал Алексей.
Звякнул телефон. Я подошёл к трубке.
— Да. Да. Сейчас. Только вот пообедаем. Ну, как получится. Я не люблю торопиться. Спасибо. Буду.
— Чего он хочет. — Спросил Лёша.
— Чтоб я к нему немедленно зашёл.
— Ой, мальчики! — В комнату без стука вошла Маша. — Вы обедаете?
— Стучаться надо. — Недовольно буркнул я.
— Нет, только собираемся. — Ответил Лёша.
— Разогрели? — Снова спросила маша.
— Где?
— Лёша, ты хотя бы иногда заглядываешь в служебные кабинеты? — Вопросом на вопрос ответила Маша. — Ну, хотя бы по производственной необходимости?!
— Мне некогда этим заниматься.
— А зря. В конце коридора сделана специальная комната, где находится микроволновка, электрический кофейник и несколько чайников для служащих, не желающих питаться в столовой.
Лёша вытаращил на девушку глаза.
— Шутишь?
— С какой стати? Там даже самовар имеется для любителей погонять чаи в обеденный перерыв.
— Ну и дела!!!
— Давай, быстренько собираем всё это, и пошли, я помогу.
Удивительное дело, но эти привозные обеды штука совсем не плохая. Конечно, не домашнее приготовление, но всё‑таки не сухомятка. После обеда я взял пачку отпечатанных листов и направился к шефу.
— Сань, ты бы нам хоть экземпляр оставил? — Попросил Лёша, когда я уже был в дверях.
— Дорогой мой друг! Я не настолько глуп, чтоб оставить нас без информации. Флешку видишь? Не туда смотришь! В usb на клаве!.. Там файлики с интересующими тебя делами. Все разложены по категориям.
‑ Ну, ты даёшь! Не перестаю тебе удивляться. — Сообщил Лёша, но я уже был за дверью и мог лишь догадываться о произнесённом им комплименте.
Секретарь Мариэтта Трофимовна отсутствовали. В кабинете кроме Семёна Ивановича находился технический директор. При виде меня последний поморщился.
— Не волнуйтесь, Матвей Петрович, новых мощностей я у Вас просить пока не буду. — Успокоил я его, усаживаясь напротив.
— Итак, что мы имеем? — Начал шеф.
— Имеем мы самую обыкновенную атаку, имеющую своей целью прощупать нашу защиту. — Ответил я.
— Это предположение? — Спросил директор.
— Нет. Это уже свершившийся факт.
— Доказательства?
— Вот. — Протянул я ему распечатку.
Они склонились над бумагами, а я продолжал.
— Кого‑то из админов министерства просто подставили. Скорее всего, никто из них не замешан в этом дельце. Программу установили дистанционно, и таким же образом запустили. Расчёт прост: в воскресенье у нас нет дежурств и то, что Лёша вдруг изъявил желание подежурить чистейшая случайность.
— Это как? — Спросил Матвей Петрович.
— Элементарно. Лёшу в очередной раз выставили за дверь из собственной квартиры. Жена у него ревнивая. А ночевать где прикажете? Вот он и пришёл на работу. Кстати, Семён Иванович, я бы предложил Вам либо увеличить штат на несколько человек, взяв их простыми админами, чтоб дежурили посменно, или предоставили нам некоторые льготы.
Технический директор злорадно усмехнулся, взглянув на директора.
— Первый вариант меня не устраивает, — сказал тот, — давай второй.
— Нам необходимо помещение, где бы была комната отдыха со всеми удобствами вот на такие случаи. Фирма растёт, вскоре начнутся серьёзные атаки и понадобятся, хотите Вы того или нет, дополнительные ресурсы, а следовательно, и специалисты. Штат админов будет расти. Другое дело, что старших среди них будет не так уж и много, так что насчёт зарплаты, беспокоиться, особо, не стоит. А комната нужна. Когда начинаются такие игрища, нет времени бежать к чёрту на кулички в туалет. Можно и не успеть!.. А летом, когда жара?! У нас нет даже кондиционеров. Ладно, мы, но по технике безопасности температура помещения, где находится компьютер, не должна превышать двадцати градусов. Дальше объяснять или пригласить инженера по технике безопасности для составления акта о нарушении норм эксплуатации производственного оборудования?
— Насчёт туалетов и кондиционеров можешь не говорить, это я понимаю. Дальше.
— Комната отдыха как раз на тот случай, когда надо остаться на ночь или когда нет возможности покинуть работу. Вот как сейчас. Лёша всю ночь сидел за компьютером, ему бы отдохнуть, а негде. Мало того, он продолжает работать, хотя смена не его. Отсюда следует, что нам надо сделать ненормированный рабочий день.
— Умом понимаю, что ты прав, но, где же я вам найду эту комнату? — Вздохнул директор.
— Извините, Семён Иванович, тогда я сейчас иду к себе и отпускаю Лёшу домой.
— Спятил!!! — Заорал директор.
— А где мне, по‑вашему, предоставить отдых подчинённому хотя бы на пару часов? Мне нужна его свежая голова, а не сонная тетеря.
— Мариэтта Трофимовна? — Вызвал по селектору секретаря директор.
Я уже было открыл рот сообщить, что её нет на месте, когда в динамиках раздался голос секретаря:
— Слушаю Вас.
— Мариэтта Трофимовна, срочно разыщите мне нашего завхоза.
— Одну минутку. — Ответила она и отключилась.
— Вот не знал, что у нас есть завхоз! — Искренне удивился я.
— Есть. У нас много чего есть. — Пробурчал директор, выдвигая ящик стола и копаясь в нём. — Что ещё скажешь интересного?
— В жизни много интересных вещей. Так что если можно, точнее.
— Да куда уж точнее. Чего ты ещё накопал? По глазам вижу, что не всё сказал.
— Да, пожалуйста, сколько угодно. К примеру, объясните мне, будьте добры, чего это Вы не поделили с Соломоном Исааковичем?
— В каком смысле? — Поднял брови в недоумении директор.
— Семён Иванович, давайте отбросим эти игры. Либо Вы откровенно разбираетесь со своими корешами, либо не морочьте нам голову со своими дурацкими атаками.
— Ты что себе позволяешь? — Зашипел директор.
— Ничего. Абсолютно ничего. Но сегодняшняя атака и ночное преддверие её — это ни что иное, как проверка на вшивость Ваших админов, то есть меня и Лёши. По‑другому я расценить это не могу. Ваш корешок Соломон Исаакович нанял нескольких хакеров, чтобы те прощупали защиту наших серверов. Их счастье, что я не включил систему отражения. В этом случае на данный момент все компьютеры министерства юстиции безвозвратно сдохли бы два часа назад. Вот тогда бы Вам пришлось платить им по полной программе. Заказчик, между прочим, знал, что делает. И только чистая случайность ему помешала исполнить задуманное. Я ясно выражаюсь?
— Соломон?!
Директор, молча, открывал и закрывал рот. Технический директор держался за голову и во все глаза смотрел на меня.
— Вы не шутите, Александр?.. — Спросил он, забыв моё отчество.
— Какие там шутки? Я расцениваю это, как желание нашего директора проверить нашу профпригодность.
— Идиот! — Завопил Семён Иванович, в миг обретя голос. — Мне что, больше делать нечего?! Я знаю, у кого брал рекомендации на вас, мне этого достаточно. Тем более что меня предупредили, Не намекнули, а недвусмысленно объяснили, чтоб не устраивал проверок, иначе это плохо кончится.
— Вы хотите сказать, что это самодеятельность Вашего друга? — Переспросил я.
— Тварь!.. — Вскочив, забегал по кабинету директор. — Мразь!.. Я же тебя достану! Я же тебе кишки наружу выпущу!.. — Ругался он, носясь вокруг стола. — А ты как узнал, что это он? — Вдруг замер в стойке добермана директор.
— Семён Иванович, — начал я, — я не интересуюсь Вашими источниками информации. Советую и Вам делать тоже самое по отношению ко мне. Достаточно того, что я уже сообщил Вам. Дальше разбирайтесь сами. Верите Вы или нет, то уже не моя забота. Но, насколько мне известно, Ваш друг вознамерился заняться бизнесом близким по духу Вам. А может быть, просто отобрать его у Вас.
— Я пойду? — Робко поинтересовался технический директор.
— Сидеть! — Рявкнул директор. — Ты мне сейчас будешь нужен. Нам срочно придётся перестраивать нашу техническую базу на другие рельсы. И программное обеспечение придётся сменить.
— Программное обеспечение уже загружено. — Сообщил я. — У нас была в запасе наша заготовка на подобный случай. Поэтому я взял на себя ответственность и перезагрузил всю систему.
— Правильно сделал. — Одобрил директор, и тяжело вздохнув, добавил. — Пришли Алексея ко мне. Пусть отдохнёт в моей комнате отдыха. Вероятно, вам обоим сегодня домой попасть не светит.
— Хорошо. — Сказал я, покидая директорский кабинет.
Глава 2
На работе всю неделю продолжались разборки. Директор практически не появлялся в офисе. Руководил по телефону. Сразу откуда‑то появились деньги, причём немалые. По кабинетам поползли слухи, будто к концу года мы в новое здание переберёмся. Матвей Петрович поглядывал на меня с уважением, Мариетта Трофимовна с любопытством. Мой рейтинг в среде руководства рос не по дням, а по часам.
Технику и программное обеспечение мы с Лёшей наладили быстро. Так что пользователи сбоя в работе серверов даже не заметили. Нас перевели в другое помещение, на другом этаже, где оборудовали комнату отдыха. Правда, душа там не было, но хоть Сплит‑систему поставили, и на том спасибо. Теперь Лёше не грозило замёрзнуть зимой на улице. Чем он, кстати, тут же воспользовался и домашние скандалы сошли на нет.
Появились у нас и подчинённые, три новых «модератора», как мы их между собой называли. Поселили их в нашем прежнем кабинете. В общем‑то, это были обычные дежурные, которые и могли лишь отслеживать события, однако предпринимать что‑либо серьёзное не входило в их обязанности. Три, конечно, лучше чем ничего, только трёх человек для нормальной работы всё же было маловато. Если устраивать круглосуточное дежурство, то необходимо было удваивать число модераторов, а то и утраивать. Но и при таком раскладе свободного времени стало побольше. Меня назначили начальником отдела, правда, названия отделу пока не дали. Так что на двери продолжала красоваться вывеска «Администраторская». Лёша по этому поводу прикалывался при каждом удобном случае. А чтоб ещё веселее было, притащил старенькую гитару и бренчал на ней в комнате отдыха вместо того, чтобы работать. Короче, жизнь налаживалась.
Убедившись, что всё в порядке и все подчинённые на своих местах, я решил побаловать себя домашним обедом Иски Нюмовны. Эта старая еврейка в годы развала и разрухи сумела не только сохранить своё жилище буквально в центре города, но и преумножить его, то есть расширить. Теперь на первом этаже своей необъятной квартиры она устроила нечто похожее на столовую или кафе. Здесь можно было заказать домашний обед заранее, или оплатить эти обеды на месяц вперёд. Стоило это удовольствие не так уж и мало, но и отдача выходила существенной. Готовила Иска Нюмовна вкусно. Продукты ей завозили непосредственно из сёл. Качество их она проверяла лично, и ежели вдруг что‑то ей не нравилось, то самое меньшее, что могло случится, так это просьба немедленно заменить продукт, в противном случае поставщик больше никогда не появлялся на её пороге. Таких было мало, если вообще были. Контингент посетителей здесь был не широк, но постоянен. Зайти и просто так пообедать, здесь не вышло бы. Количество обедов, а так же их объём всегда соответствовал заказам. Поэтому еда была отменной, вкусной, свежей, качественной и очень дорогой. Посетителей подобных мне обслуживали неохотно и крайне редко, да и то лишь по знакомству. Ведь в этом случае Иске Нюмовне приходилось идти на кухню и готовить обед под аккомпанемент урчащих голодных животов клиентов.
В домашней кухне Иски Нюмовны я не был давно. Поэтому решил, что, возможно, мне обрадуются и накормят обедом по старой дружбе. «Закажу чего‑нибудь нашего, простенького». — Думал я, входя в зал. Здесь было светло и пахло одуряюще вкусно. Я зажмурился, вдыхая в себя ароматы блюд, балдея от предвкушения.
— Ну, наконец‑то! — Послышалось откуда‑то из глубины зала.
Я открыл глаза и огляделся. В дальнем углу подле окна сидел Митька Загальский и призывно махал мне рукой.
— Ну, дела?! — Сказал я, подходя к его столику.
— Присаживайся. — Пригласил Митька.
— Спасибо. Только я без заказа, а потому надо подойти, представиться. Сам знаешь.
— Не надо тебе ничего. Я уже заказал на двоих.
— Не понял?! — Замер я.
— Да я тебя уже неделю здесь вылавливаю.
— То есть как?
— Да садись ты. Чего столбом торчишь?..
Я присел за накрытый чистой скатертью стол.
— Мить, ты поясни, — попросил я, — дело в том, что ловить меня здесь так же нелепо, как искать премьер министра в общественном туалете.
— Это ты заведение Иски Нюмовны туалетом называешь?
— Сума сошёл?! Я просто сравниваю. Я же здесь крайне редкий гость. И даже не потому, что денег нет, они‑то как раз имеются, а потому что по времени мой обед и здешний не совпадают.
— Ладно, ладно, успокойся. Я не скажу Иски Нюмовне, как ты обозвал её контору. — Улыбнулся мой товарищ. — Просто мне гадалка нагадала, что ты появишься здесь в ближайшие дни.
— Ладно, уверую, хоть в гадалок не верю. — Согласился я. — Тогда давай, колись. Зачем это я тебе понадобился?
— Куда так торопишься? Сейчас вот нам обед принесут, слегка перекусим, тогда и обсудим дела наши грешные.
— А нельзя пока обсудить? Кто его знает, когда нас соизволят накормить. Тем паче, что я до сих пор ещё не получил подтверждения твоим заявлениям.
— Будут, будут. — Заверил Митька.
Подошла официантка и принялась расставлять приборы.
— О! Иска Нюмовна разорилась на официанток? — Удивился я.
— Ага, тот случай! — Усмехнулся Митька. — Это её племянница.
— Хм! Что‑то раньше я не слыхал о родственниках иски Нюмовны.
— Ты представляешь?! Я тоже! — Заржал Митька.
— Вам сегодня на двоих? — Милым голосочком поинтересовалась официантка у Митьки, как будто меня здесь не существовало.
— Смотри, какие мы гордые! Клиента не замечаем. — Сделал вид, что обиделся, я.
— Разумеется, крошка, на двоих. — Слащавым голосом, сообщил Митька. — Как звать‑то хоть? А то неудобно так.
— Зассиль её звать. — Подошла к нам Иска Нюмовна. — Давненько что‑то тебя не видно было. — Обратилась она ко мне.
— Дела… — Неопределённо отозвался я.
— Понятно. Только вот кушать‑то всё равно надо. — Погрозила мне пальцем хозяйка заведения. — Митенька, Вы отменяете свой заказ на завтра?
— Это ещё почему? — Брови моего товарища поползли вверх.
— Я думала, что Вы заказываете обеды лишь для того, чтобы дождаться этого зазнайку. — Она кивнула в мою сторону.
— Нет, нет, иска Нюмовна, ни в коем разе! Как Вы могли подумать?!
— Маспик, тигмэру ледабэр, шакранкатан Вы эдакий. Знаю я Вас. На Зассиль засматриваетесь. Только не наследница она.
— Благодарю за информацию. — Насколько позволял это сделать столик, дурашливо поклонился Митька. — Но у меня уже есть невеста.
— И что же Вы молчите? — В свою очередь подняла бровь Иска Нюмовна.
— Ну?! Мы ещё не до конца составили брачный договор.
— Это, в каком смысле? — Наморщила, и без того морщинистый лоб, хозяйка заведения.
— В том смысле, что заявление ещё не подали. Завтра, как раз, подаём. Потом к Вам зайдём пообедать.
— Хорошо, что предупредили. — Засуетилась иска Нюмовна.
— Да Вы не беспокойтесь, мы люди не гордые.
— А ты чего стоишь? — Накинулась она на официантку. — Уши развесила! Ну‑ка, быстро на кухню. Молодые люди кушать хотят.
Девушка, заметно обидевшись, молча, удалилась.
— А Вам, Александр, — повернулась она ко мне, — стыдно должно быть. Совсем забыли старушку.
— Что Вы, что ВЫ! — Замахал я руками. — Как я мог?! Да никогда в жизни! Как Вы могли даже подумать такое!!!
— Маспик, маспик, размахался тут. Ещё простудишь. Вас девушка разыскивала.
— Меня?
— Вас, Вас.
— А чего Вы решили, что именно меня?
Она пристально посмотрела мне в глаза, размышляя, говорить или не стоит? Решила, что стоит, и заговорила:
— Таких лохматых и худых у меня не так уж и много. А точнее, вообще нет. Не женат и ходит в чём придётся.
— Это я‑то? — Переспросил я, осматривая свою одежду.
— Да к тому же ещё, и шакран.
Мы с Митькой в недоумении уставились на Иску Нюмовну, ожидая объяснений.
— Ну чего уставились? — Она снова погрозила нам пальцем. — Кто назвался Алексеем Михайловичем Разгуляевым? Да ещё и директором какой‑то фирмы?
— А! — Облегчённо выдохнул я. — Понятно.
— А мне не понятно. — Сказал Митька.
— И мне. — Присоединилась Иска Нюмовна.
— Да, ничего особенного. Встретил девушку. Пообщались. Разбежались. Только вот непонятно, как она вычислила, что я тут бываю?
Иска Нюмовна посмотрела на меня как‑то неодобрительно, потом сказала:
— Надо быть внимательным и разборчивым, прежде чем залезать к кому‑нибудь в кровать.
Митька тут же обернулся ко мне. Я тоже был неприятно удивлён.
— Простите, Иска Нюмовна, но я Вас не понимаю.
— Твоя Мила, совсем не Мила, а Малка. — Пояснила хозяйка.
Я промолчал, ожидая продолжения. Иска Нюмовна вздохнула, и сказала:
— Это родная сестра Зассиль.
— А я тут причём?
— Вы, Александр, хотите сказать, что не знаете такой девушки?
Я пожал плечами.
— Не хорошо обманывать пожилую женщину. Я же не в претензии к Вам. Просто она теперь сходит с ума по Вас. Носится по всему городу в поисках Алексея Михайловича.
— Ну, знаете ли!.. — Заговорил я, но тут Зассиль подкатила столик с обедом и, отодвинув тётушку, принялась расставлять тарелки.
Над столом зависла тишина. Все ждали, когда Зассиль закончит своё дело и уйдёт. Но девушка явно никуда не торопилась.
— Ты чего копаешься? — Первой не выдержала тётушка. — Смотри, сколько народу тебя ждут!
— Ничего, подождут. — Огрызнулась та.
— Ну и молодёжь пошла! — Запричитала Иска Нюмовна.
Наконец официантка закончила сервировать стол и отправилась обслуживать ждущих своей очереди клиентов.
— Я бы ничего не сказала, но вот она (она ткнула пальцем в уходящую Зассиль) обязательно расскажет своей сестричке о том, кого видела сегодня здесь.
— Да! Ситуация! — подал голос Митька.
— Да ничего тут нет криминального. — Попробовал разрядить обстановку я.
— Криминального‑то ничего нет. Но как теперь объяснить Малке, что Вы не Алексей, а Александр? — Спросила Иска Нюмовна.
— Очень просто. Меня на самом деле зовут не Александр, а совсем иначе. Я для простоты так представляюсь. Поэтому друзья зовут меня просто Алексом, Шуриком, Санькой, Сашкой, ну, и так далее. — Пояснил я.
— Опять лжёте? — Покачала головой старая еврейка.
— Нет. Саньяси меня зовут, только тогда народ начинает спрашивать, что это такое? И чтоб не вдаваться в объяснения каждый раз, я прибегаю к такой уловке.
Старушка очень внимательно посмотрела на меня, потом спросила:
— Родители так назвали, или священник?
— Священник.
— Ба! А я и не знал, что тебя не так зовут. — Раскрыл рот Митька.
— Тебя тоже не Митькой зовут, а Микешкой. — Ответил я.
— Ну, это не секрет. А вот ты!!! Никогда бы не подумал!..
— Маспик, маспик, мы ещё поговорим на эту тему, позже. Приятного аппетита. — Пожелала Иска Нюмовна.
— Ну, парень, тебе пора жениться. — Сказал Митька, когда хозяйка заведения удалилась на достаточное расстояние, чтобы не слышать наш разговор.
— Спасибо, уже проходили. — Буркнул я, берясь за ложку и пододвигая ближе супницу. И тут мои пальцы ощутили нечто более жёсткое, чем салфетка. Аккуратно приподняв тарелку, я извлёк записку, сложенную в несколько раз.
— Хм. — Только и сказал Митька.
— Вот тебе и «хм». — Передразнил я друга.
Митька осторожно заглянул под своё блюдо. Убедившись, что там ничего нет, взял ложку и принялся есть, то и дело поглядывая на меня. Я же развернул записку и прочёл: «Сегодня в 20 у входа в герцогский сад». И ни подписи, ничегошеньки больше.
— Пойдёшь? — Спросил Митька, как будто прочёл записку он, а не я.
— Не знаю. — Растягивая слова, ответил я. — Возможно, пойду. А ты чего хотел?
— Давай пообедаем, потом поговорим. Заодно и ситуацию обсудим.
К месту назначенной встречи я прибыл за полчаса до предуготовленного срока. Прогулялся по саду, осмотрелся. Ничего особенного не заметил. И всё же решил перестраховаться, устроившись на скамейке в самой гуще любителей собак. Отсюда хорошо виден был вход, меня же заметить было затруднительно. И принялся ждать. Но, ничего ровным счётом не происходило. Прошло десять минут после назначенного срока, двадцать!.. Через полчаса я решил, что больше ждать нет смысла и направился прочь. На всякий случай решил выйти не через главный ход, а боковой, выходивший на параллельную улицу. Пройдя мимо гранитного бегемота, фонтанчика с питьевой водой, крокодила и льва, обойдя стороной теннисный корт, миновав две беседки, скрывавшиеся в густой тени платанов, достигнул арки входа и вышел на широкую улицу без единого деревца.
— Добрый вечер! — Раздалось у меня за спиной. — Долго же Вас ждать пришлось.
От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Круто обернулся и рявкнул:
— В следующий раз правильно указывайте место встречи. У этого сада несколько выходов.
— Извините, я не знала.
— Если не знала, то и назначать встречу надо было там, где знаешь. — Продолжал злиться я. — Столько времени потерял!..
— Извините, ещё раз извинилась девушка, — пойдёмте, пожалуйста, отсюда. Здесь страшно. Пока я ждала Вас, ко мне раз пять цеплялись малолетки.
Я окинул взглядом её фигурку и подумал, что вряд ли малолетки стали бы обращать на неё внимание, однако не сказал, лишь спросил:
— Куда?
— Да куда угодно.
— Может, всё‑таки в саду посидим?
— Нет! — Резче, чем я ожидал, ответила Зассиль.
— Ладушки. Тогда поедем.
Я махнул проносящимся по дороге машинам. Одна из них лихо подрулила к бордюру. Ещё через полчаса мы сидели у фонтана в городском саду и вели странную беседу.
— Зачем Вам понадобилась эта конспирация? — Спросил я.
— Я слышала Ваш разговор с Иской Нюмовной.
— И что?
— У меня нет сестры, и никогда не было. — Едва слышно произнесла девушка.
Я оторопел. Такого поворота событий не предусматривалось никакими правилами. Не зная, что говорить, я спросил:
— Вы хотите сказать, что Иска Нюмовна врёт?
— Да. — Просто согласилась Зассиль.
Это никак не укладывалось в моей голове. Во‑первых, зачем Иске Нюмовне врать? Во‑вторых, какое ей дело до моих похождений?
— Вы не знаете Иску Нюмовну. Поверьте, то, что Вы видите, это совсем не то, что есть на самом деле.
— Вы хотите сказать, что она представитель МОССАДа? — Усмехнулся я.
— Нет, конечно. — Улыбнулась и Зассиль. — Но она не тот человек за кого выдаёт себя.
— Зассиль, послушай. — Перешёл я на «ты». — Пожилая женщина. Ей уже лет за восемьдесят, не меньше!..
— Восемьдесят три. — Уточнила девушка.
— Ладно, пусть будет восемьдесят три. — Согласился я. — Тем более. Насколько я понял, её волнует судьба твоей сестры.
— У меня нет, и никогда не было сестры. — Твёрдо и безоговорочно заявила Зассиль.
— То есть как?! — Я опешил.
— Очень просто. Я детдомовская. — Она посмотрела на мой одурелый вид, и добавила: — Мне неизвестна вся подноготная моего рождения, но Иска Нюмовна забрала меня из родильного дома и передала на воспитание бездетной семье. Там я и выросла. Поэтому Иска Нюмовна называет себя тётушкой. Возможно, она на самом деле является тётушкой, а может просто по ассоциации. Не удивляйтесь. Про Ваши похождения, скорее всего, тётушка узнала от одного из посетителей, с которым она имела достаточно долгую беседу за совместным обедом в нашей столовой. Не там, где все обедают, а в домашней.
— Так! Значит, к вам пришёл некий человек, долго беседовал с Иской Нюмовной, и что?
— Ничего. — Пожала плечиками девушка. — Я ведь всего разговора не слышала. Поэтому ничего сказать особенного не могу. Но, судя по тому, что сегодня услышала перед обедом, поняла, что за Вами идёт охота.
— Это как?
— Да так. Этот гражданин передал тётушке карточку. Как Вы думаете, сколько там оказалось денег?
— Ни чего себе!!! Тебе удалось даже это?
— Проблема! Зная код и прочие данные, мне не доставило большого труда выяснить такие мелочи. Снять, конечно, я не могла, да и не рискнула бы, а вот на сумму было любопытно взглянуть. Я ведь тогда ещё не знала, о ком шла речь?! — Она немного помолчала, потом продолжила. — Сумма там была не малая, около двух тысяч евриков.
Я задумался. Ситуация представлялась в абсолютно ином свете. Ничего противозаконного за мной не числилось. Никого не насиловал, не убивал, не грабил, даже банки, хоть и мог это сделать. Но мой жизненный принцип всегда был и остаётся — ненасилие. Всё должно быть по обоюдному согласию. Так что с этой стороны мной заинтересоваться было некому. Криминальные авторитеты марку держали и не позволили бы своим шестёркам так далеко лезть в их дела. Да и не знал я ни одного авторитета, кроме президента, разумеется, если его можно так назвать. Для спецслужб я вообще никто. У них спецы и покруче меня имеются. Никакими сверхъестественными способностями я не обладал. Да и не верил я в них. Откуда им взяться?! В общем, куда не копни, зацепиться было не за что.
— А вот это!.. — Она открыла сумочку, немного там покопалась, достала оттуда конверт и протянула мне. — Я, откровенно говоря, украла.
Из конверта выпала фотография, на которой очень хорошо смотрелась давешняя водитель троллейбуса, расслабленно лежащая на широкой софе, в полном неглиже, с торчащими вверх сосками грудей, ярко выделяющимся тёмным лобком на совершенно белом фоне кожи, со слегка разведёнными в стороны ногами. А рядом, укрывшись до пояса простынёй, герой сегодняшних событий собственной персоной. А вот это уже было плохо!.. Очень плохо!.. Снимали сверху, с потолка. Ракурс был выбран великолепно, только в фокусе оказался не я, а моя напарница.
— Я понимаю Вашу задумчивость, — нарушила тишину девушка, — только помочь вряд ли смогу. Я больше ничего не знаю. А предполагать могу всё, что угодно. Как и Вы.
— Так ты хочешь сказать, что никакая Малка или Мила к вам в ресторанчик не заглядывала? — Спросил я, судорожно пытаясь сообразить, что же делать дальше?
— Именно это я и хочу сказать.
— Зато заходил некий субъект, который интересовался мной и подал Иске Нюмовне всю информацию обо мне. В том числе и эту фотографию?
— Точно так.
— Тогда почему Иска Нюмовна представила тебя сестрой этой самой Малки? Почему позволила украсть фотку? Ведь это улика… Это страшная улика.
Девушка неопределённо пожала плечами.
— Откуда я знаю? Возможно, предполагалось, что я не пойду на контакт с Вами. Возможно, наоборот, хотела, чтоб Вы узнали об этом, но не из её уст. Выбирайте нужное сами.
— Да! Ну и задачку ты мне задала!.. — Я сунул фотку в карман и растёр лицо руками. — Ну что ж, придётся принимать предложение Митьки.
— Извините, но я не знаю, что Вам предложил этот самый Митька.
— Неважно. — Отмахнулся я, доставая мобильник.
Девушку я проводил почти до самых дверей дома. Поймал такси и рванул на окраину города в одно незаметное заведение, где был выход в Интернет. Надо было навести некоторые справки. Образовывающаяся ситуация мне решительно не нравилась. Что‑то здесь было не то. На кой иске Нюмовне играть в эти игры? Зачем втянула сюда Зассиль? Или это девушка сама устроила всё это? Зачем? Только для того, чтобы переспать? Бред… Можно найти миллионы разных способов договориться, не усложняя себе и другим жизнь. Нет, здесь явно что‑то было не то.
На следующий день я посетил Семёна Ивановича и попросил отпуск за свой счёт недельки на две. Заявление мне подписали, но с каким‑то неудовольствием. Тут я был немало удивлён, узнав, что буквально несколько минут назад директор вынужден был подписать такое же заявление Маше.
— Что это Вы надумали в самый разгар работы отдыхать? — Спросил он.
— А когда же отдыхать, если не летом? — Удивился я. — На Вашем месте я бы радовался, что в самом начале, а не в разгар сезона.
— Спасибо, утешил. — Усмехнулся директор, подписывая заявление. — Вместе, что ли едете?
— Простите? Куда?
— Откуда я знаю, куда?!
— Хм. Я никуда не уезжаю. Возьму палатку и отбуду в дикие края. Без свидетелей.
Он подозрительно на меня покосился.
— Она тоже так сказала. Чуть ли не слово в слово. — Сообщил директор.
— Ого! А в какую сторону, она не сказала?
— А ты хочешь к ней?
— Не, наоборот. Мне бы лучше в другую сторону.
— Зря, зря. Хорошая девушка. Только уж очень одинокая. — Сказал директор, вставая и похлопывая меня по плечу. — Подумай над этим.
— Нет, спасибо. Я уже там был.
В приёмной меня поджидал Матвей Петрович. Стоило мне лишь появиться, как он тут же поманил меня за собой. Его кабинет находился в самом конце коридора.
— Проходите, присаживайтесь. — Предложил он, как только за мной закрылась дверь.
— Чему обязан?
— У меня к Вам просьба.
Он подошёл к сейфу, открыл его, достал конверт и протянул мне.
— Знакомый конвертик. — Сказал я, принимая поданное, и выуживая оттуда фотографию.
— Так вот. У меня к Вам просьба. Оставьте, пожалуйста, в покое эту девушку. — Попросил Матвей Петрович, отводя взгляд.
Завидев изображение, я несколько подрастерялся.
— Вы ожидали увидеть нечто иное? — Спросил Матвей Петрович, заметив мою реакцию.
— Вообще‑то да.
— Не думаю, что на подобных изображениях можно увидеть другое. И всё же, я прошу Вас оставить эту девушку в покое.
— Где у Вас тут сканер? А!.. — Перебил я его, отыскивая взглядом нужное.
Отсканировав фотографию, послал её в фотошоп, потом принялся увеличивать изображение до предела. К счастью, долго экспериментировать не пришлось. Вскоре голова отделилась от тела, и сразу стал ясен монтаж.
— Понимаете, Матвей Петрович, это монтаж. Причём, не профессиональный. Очень плохой. Распознать фальшивку очень просто. Настоящие профессионалы так не работают. Это кому‑то очень хочется поссорить нас с Вами.
Всё это время технический директор наблюдал за моими операциями с его аппаратурой, не предпринимая никаких действий. Когда же стала ясна подделка, он облегчённо вздохнул.
— Извините. — Сказал он, — не подумал.
— Бывает. — Согласился я. — Но на всякий случай уточните, кому это понадобилось… Устраивать между нами свары?.. Не для меня, для себя.
— Спасибо. Это я выясню. Причём, очень скоро. И не думаю, что ему это понравится.
— И ещё. Скажите, пожалуйста, кто это на фотографии?
Он смущённо отвёл взгляд.
— Не хотите говорить, не говорите. Просто я думал по своим каналам вычислить поддонка.
— Не надо. Я уже знаю кто это. — Сказал технический директор, протягивая руку за фотографией.
— Извините!.. Но тут есть моё изображение, а мне бы не хотелось его распространения. Поэтому, с Вашего позволения, эта фотография останется у меня.
Он немного помедлил, и опустил руку, признавая право за мной.
От Матвея Петровича я решительно направился обратно к Семёну Ивановичу. Мариэтта Трофимовна задерживать меня не стала. Директор сидел за столом и что‑то усиленно писал чернильной ручкой на листе бумаги. При моём появлении он поднял голову и спросил:
— Что‑то стряслось?
— Как Вам сказать?.. — Ответил я, кладя на стол только что полученный конверт. — Скажите, у Вас такие есть?
Он мельком взглянул на конверт, усмехнулся и, открыв ящик стола, шлёпнул сверху ещё целую пачку идентичных конвертов.
— Все с кляузами на тебя. — Добавил он, снова принимаясь писать.
Я принялся по очереди вынимать фотографии и рассматривать их. Да, все они были на одно лицо, менялась лишь физиономия моей партнёрши.
— Как Вы догадались? — Спросил я.
— Да здесь только дурак не догадается. — Ответил он, не отрываясь от письма.
— Матвей Петрович вот не сообразил.
Директор прекратил писать и внимательно на меня посмотрел.
— Хм. Интересная информация. Это ты от него?
— Да.
— Покажи его фотку?
Я протянул конверт. Семён Иванович вытащил фотографию, и, взглянув на неё, вздохнул.
— Знаешь кто это? — Спросил он, возвращая фотку.
— Нет.
— А Матвей, разумеется, не пожелал ответить?
— Нет.
— Дурак.
— Кто?
— Матвей, конечно же. — Резюмировал директор, вертя ручку в пальцах. — Это его любовница.
Я внимательнее вгляделся в лицо на фотографии. Ничего особенного. Но на вид вроде слишком уж молодая.
— На ученицу смахивает. — Сообщил я. — Я ещё там обратил внимание, но не стал настаивать на ответе. Подумал, дочь его.
— Ага, дочь. — Усмехнулся Семён Иванович. — У него сплошные сыновья. Ему же далеко за пятьдесят, вот он и боится потерять свою надежду.
— Не понимаю.
— С женой он давно не спит, она его не удовлетворяет. Вот и нашёл малолетку.
Я опять посмотрел на фотку и обмер. Как же я сразу не заметил?!
— Я думал, ты догадался. — Усмехнулся директор, увидев моё выражение лица.
— Вы знаете, даже в голову не пришло. — Признался я, пряча фотку в конверт. — Вы позволите?
— Да, конечно. Забирай. Всех узнал?
— Нет. Но большинство из наших.
— Правильно. — Кивнул он. — Кому‑то очень надо тебя выжить отсюда.
— Вы знаете, сначала я думал, что это охота на меня. Теперь понял, это охота на Вас и Вашу фирму.
— С чего решил?
— За меня заплатили две тысячи евро.
— Убрать? — Уточнил директор.
— Не знаю. Скорее всего, скомпрометировать. Потому что подобные картинки стали всё чаще появляться у моих друзей, где я с их подружками… Смотрите.
Я достал из кармана вчерашнюю фотку. Семён Иванович внимательно посмотрел, слегка побледнел, потом спросил:
— Знаешь, кто это?
— Представления не имею.
— Это моя дочь.
«Водитель троллейбуса?» — Чуть не вырвалось у меня, но я вовремя прикусил язык. Эта фотка не была фальшивкой, как прочие.
— Это ещё одно доказательство того, что кто‑то очень хочет нас поссорить.
— А Вам не кажется, что здесь может оказаться замешенным кто угодно, в том числе и Ваша дочь? — Спросил я, пряча отобранную фотографию в карман.
— Ты знаешь?.. Я ничему не удивлюсь. В последнее время в моём доме творится что‑то невероятное. Видимо, и туда добрался Соломон Исаакович.
— Что намереваетесь делать?
— Честно? Не знаю. С Соломоном надо разобраться. Может тогда проблемы исчезнут.
— А Вы не думаете, что тогда могут возникнуть другие проблемы?
— Какие, например?
— Фирма разрастается, увеличивается количество абонентов, следовательно, финансовый оборот. Результат?
— Хочешь сказать, что конкуренция усилится?
— И конкуренция, и давление, и много чего ещё…
— Да. Конечно. Но со всем этим справится можно, как обезопасить себя? Вернее, не себя, фирму? Что надо сделать, чтоб никаких таких проблем не нарисовалось?
Я усмехнулся.
— Крышу надо, Семён Иванович, крышу. Надёжную, мощную, неподвластную политическим игрищам.
Когда ещё не поздним вечером я появился в общаге, Серёга отсутствовал. Его кровать, аккуратно заправленная, смотрелась неестественно среди полного бедлама, наполнявшего комнату. На немногочисленных стульях висели предметы одежды, чаще всего Серёги, редко мои. На столе красовалась кружка недопитого чая, несколько обёрток от конфет, смятые, исчерканные листы, запечатанная пачка чистой бумаги, химический карандаш и части шариковой ручки.
«Ну, Серёга, только появись! — Подумал я. — Я тебе такую лекцию о чистоте прочту, мало не покажется».
Достав из шкафа сумку с ноутом, я направился в городской сад. Там был бесплатный доступ в интернет, а мне срочно необходимо было навести кое‑какие справки.
Вокруг шумел город. Шипел фонтан, подсвеченный цветными прожекторами, галдели малыши, носившиеся по детской площадке, негромко разговаривали многочисленные прохожие. Я сидел на скамье и читал с монитора книгу. Время на чтение современной литературы у меня не было. Поэтому, когда выпадала такая возможность, всегда мучился выбором. Читатель я весьма и весьма переборчивый. А тут попалась неплохая книжка, да ещё и почти про моё детство.
— Читаем? — Раздалось у меня над ухом.
От неожиданности я всё‑таки вздрогнул, и поднял взгляд. Рядом стоял мужчина лет пятидесяти, а может и меньше. Определять возраст по внешнему виду всё равно, что гадать на кофейной гуще, всё едино не угадаешь.
— Вы что‑то хотели? — Брякнул я, вместо ответа.
— Вы позволите? — Спросил незнакомец, усаживаясь рядом и заглядывая в монитор. — А! В детство впали?!
— Вам чего надо? — Я повторил свой вопрос, и захлопнул ноутбук.
— А просто так посидеть, поболтать ни о чём с читающим человеком? Знаете, в наше время встретить читающих людей стало весьма затруднительно.
Я оглянулся, в поисках читающих, но, увы! Таковых поблизости не наблюдалось.
— Зря ищите. Здесь Вы единственный, кто читал. Правда, с монитора, и, тем не менее, читал. Человека с книгой Вы уже не встретите. Вымерли, как мамонты. — Прокомментировал незнакомец.
Я промолчал, запихивая компьютер в сумку.
— Скажите, Вы сами‑то верите в то, что читаете? — Продолжал незнакомец.
Я застегнул змейку, ещё раз огляделся. Ничего особенного не заметил, и лишь после этого ответил:
— Какая разница, верю или нет?
— Большая.
— Не думаю.
— А Вы подумайте!..
Невольно я задумался. Какая разница от того верю я в прочитанное или нет? Никакой. Может потому, что невооружённым глазом видно надуманность автора? Не бывают такими рассудительными дети. Их логику понять не так просто, а воспроизвести или повторить вообще не реально. Так и с любой другой книгой. Все диалоги, события, действия чистейшей воды выдумка. Фантазия автора. Ему захотелось представить себя в шкуре того или иного человека, вот он и высасывает из пальца диалоги, подгоняет факты под своё видение тех событий. А что было на самом деле остаётся тайной за семью печатями. К примеру, в одном рассказе автор повествовал о событиях якобы происходивших с ним. Читатели, конечно, поверят автору, а ведь на самом деле всё было не так. Он, автор, писал, будто герой, был столь честен и любезен с девушками, что от его порядочности аж зубы сводило. Кандидат наук, молодой, подающий надежды, учёный, преподаватель университета, проводил студентку в её комнату и ушёл. Вы поверили? Я нет. Потому что этим учёным был я. И никуда я не ушёл. Когда мне принесли книгу и предложили почитать, я с удивлением обнаружил главу чуть ли не буква в букву содранное с моих слов. Правда, Ни тогда, ни сейчас я не мог вспомнить, кому я мог это рассказать? При каких условиях? В какой компании? И уж тем более, кто из моих знакомых мог это написать?.. Автор книги, точнее его фамилия, мне ничего не сказала. Знакомы мы не были. Как же попал к нему мой рассказ?! Разумеется, если даже допустить, что я был пьян и поведал такую историю, то, безусловно, концовка должна была быть именно такой, какой она была в книге. Не люблю распространяться о своих отношениях с женским полом. Это и удивляло. Будь я трижды пьян, не мог рассказать подобное. И всё же рассказ был, и описывал меня, а не какого‑нибудь постороннего человека. Были там некоторые детали, кои знал только я и она. Если предположить, что это рассказала сама бывшая студентка, тогда возникают другие вопросы, откуда она могла знать о деталях, о которых знать просто не могла? В общем, явно, что проболтался я, но кому? Для чего?
— Вы меня слышите? — Выдернул меня из размышлений незнакомец.
— Да, слышу. Извините, но мне идти пора. — Сказал я, поднимаясь, и сожалея, что не дали почитать, а ведь всё так хорошо складывалось.
— Вы никуда не торопитесь. Просто Вам не понравилось моё вторжение. — Констатировал незнакомец. — Зря Вы так. Я ведь помочь Вам пришёл.
— Мне? — Удивился я.
— Вам, вам. — Заулыбался незнакомец.
— Это в чём же? Я, вроде бы, ни к кому за помощью не обращался.
— Хм! — Хмыкнул незнакомец. — Да Вы присядьте, присядьте. Чего вскочили?
— Да нет, спасибо. Я лучше пойду.
— Нет, — покачал головой странный субъект, — не пойдёте.
Я удивлённо поднял бровь, а он полез во внутренний карман своего летнего пиджачка и извлёк на свет фотографию.
— Полюбопытствуйте. — Предложил он, протягивая мне снимок.
Двумя пальцами я принял фотку и стал разглядывать. Ничего особенного там не было. Какой‑то мальчишка размахивал толи шпагой, толи рапирой?.. Я в этих штуках не разбираюсь, для меня всё едино!.. Кинжал от ножа не отличу.
— И что? — Спросил я, возвращая фотографию.
— Не узнал. — Сочувственно покачал головой незнакомец.
— А что я должен был узнать? — Поинтересовался я, снова бросая взгляд на снимок.
Пацана явно фотографировали в спортивном зале. Причём, помещение было не обыкновенным, специализированным, что ли?.. на заднем плане фотоснимка чётко виднелась балюстрада балкона второго этажа, и тень от третьего. За спиной мальчишки видны были натянутые канаты, как будто ограждающие площадку.
— Нет, извините, мне этот мальчик неизвестен. — Ответил я, возвращая фотографию.
— Неужели?!
— Извините, но мне действительно надо идти. — Решительно заявил я, и сделал шаг в сторону от скамьи.
— Жаль, очень жаль. — Раздалось мне вслед.
Этот странный субъект испортил мне всё настроение. Трамвай, на который я едва успел, оказывается, в депо направлялся, пришлось сойти и три квартала топать на другую остановку. Следующий вагон пришлось ждать чуть ли не целый час. По улице до общаги не горел ни один фонарь на столбе, темнота, хоть глаз выколи. В общем, раздражало меня всё, даже темнота. И когда мне всё же повезло добраться до комнаты, выяснилось, что мой дорогой соседушка пьян вдрызг. Запер дверь изнутри на ключ, а сам замок поставил на контроль. Барабанить в дверь смысла не было, пришлось заниматься скалолазанием, где страховку заменила бельевая верёвка девчонок из соседнего общежития. Хорошо хоть окно не было заперто на шпингалеты. В комнате стоял густой алкогольный угар. Серёга, раскинувшись, дрых на ещё несколько часов назад аккуратно застеленной кровати в одежде и даже в летних туфлях.
— Алкаш. — В сердцах обозвал я товарища, но тормошить не стал.
Ночью мне снились кошмары. Мальчишка со шпагой бегал за мной и орал: «Ты что?! Это же я! Очнись! Как ты мог меня не узнать?!». А я удирал, прятался в каких‑то комнатах, то вдруг оказывался совершенно голым, бегущим по улице. А пацан бежал следом, размахивал своей железякой и вопил: «Это же я! Как ты посмел?!». Наконец мне удалось удрать от него на проспекте Императрицы Екатерины великой угол улицы рыбный ряд. Я стоял за киоском, прячась, изредка выглядывая. На остановке стояли одна моя знакомая с дочерью. Когда я в очередной раз выглянул, Вероника (так звали дочь знакомой) увидела меня, однако виду не подала и матери не сказала. Пришлось мне быстренько ретироваться. Но тут я вдруг наткнулся на собственную складную кровать и обалдел. Откуда она здесь? Буквально посреди проезжей части торчит! Да ещё со всеми постельными принадлежностями. Хорошо, что она была на колёсиках. Развернув кровать в нужном направлении, я принялся толкать её. Впереди вдруг оказалась моя знакомая. Она направляла кровать так, чтоб та шла по трамвайным рельсам, и приговаривала: «Я только до остановки, потом сами». Улица была пуста. Абсолютно пуста. Складывалось впечатление, будто на тротуарах кипела жизнь, но людей видно не было.
Проснувшись раньше будильника на целый час, не выспавшийся, злой, с тяжёлой головой и с желанием кого‑нибудь убить, я сел на постели и оглядел комнату. Серёга по‑прежнему дрых, как мне показалось, не сменив позы с вечера. За окном серело. Можно было ещё поваляться, но, опасаясь, что усну, решил вставать. Дорога предстояла не близкая. Надо было привести себя в норму.
Глава 3
— Красота! — Восхитилась Маша, стоя на краю обрыва и разглядывая раскинувшееся внизу море.
Я приблизился, и стал рядом. Действительно, картина впечатляла, особенно тех, кто такого не видел никогда.
— Знаешь, чего тут не хватает? — спросил я.
— Чего? — Немедленно отозвалась девушка.
— Белого паруса.
— Или алых парусов. — Добавила она.
— Нет. — Подумав, возразил я. — Алые тут не смотрятся.
Она приставила руку козырьком, внимательно оглядела горизонт и, вздохнув, согласилась.
— Да. Не вписываются.
— Чего вы тут интересного узрели? — К нам неслышно подкрался Митька Загальский.
— Смотрю, где бы тебе машину спрятать, а нам палатку поставить. — Ответил я.
Митька хмыкнул. Проблемка была ещё та. Под ногами распростёрлась пропасть глубиной метров 15, а то и 20. Приличного спуска для машины не было, а оставлять её наверху было не безопасно, даже не смотря на то, что ближайшее село было километрах в пятнадцати отсюда.
— Чего это вы все тут разглядываете? — Подоспела Карина.
— Насчёт машины думаем. — Ответил Митька.
— А чего тут думать? — Удивилась Карина. — Смотри?!..
Она указала налево туда, где стена обрыва вдавалась метров на тридцать в море, разрезая береговую линию надвое.
— Отсюда не видно. — Сказал я, и направился туда.
— А действительно! — Воскликнул Митька. — Какая ты у нас наблюдательная!..
За перемычкой оказался хоть и крутой, но вполне приличный спуск.
— Вон там можно поставить палатку. — Сказала Карина, указывая на каменную проплешину под стеной метрах в пяти от площадки, которой заканчивался съезд.
— Нормально! — Согласился Митька. — Но там только одна палатка поместится.
— А мы вон там палатку поставим. — Подала голос Маша, махнув рукой за перемычку.
— Гм. — Выразил своё сомнение Митька. — Как вы туда попадёте?
— Есть два пути. — Загадочно начала Маша. — Первый, это спуститься вместе с вами, а там по воде перенести вещи за перемычку.
— Хм. — Снова хмыкнул Митька. — Ты посмотри на воду и волны.
— И что?
— Да там же глубина. Пешком вещи не перетащишь, а вплавь!..
— Да, несколько проблематично. — Согласился я.
— Тогда нам остаётся спуститься туда на верёвках. — Засмеялась Маша.
— А если пройти чуток дальше. Может там спуск будет? — Вслух подумал я.
— Увы. — Вздохнула Маша. — Там ещё одна такая вот перемычечка, даже побольше будет.
— Каменный мешок какой‑то. — Поморщилась Карина.
— Зато никого вокруг. А главное, практически первозданный клочок земли. Вряд ли на нём побывало много людей. — Сказала Маша.
Я посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом. Не то, чтобы я её не видел, просто непонятно было её стремление отделиться от всех, оказавшись один‑на‑один в труднодоступном месте.
— И как же ты там справиться собираешься? — Негромко поинтересовался я.
— А разве ты не со мной? — Так же тихо спросила она.
Я прикусил язык. Откровенно говоря, мои предположения не простирались дальше того, что Маша с Кариной будут в одной палатке, а я с Митькой в другой. Не сказать, что подобный поворот меня обеспокоил, но и энтузиазма не добавил. Зная характер девушки, мне предстояло провести ночь под открытым небом без женской ласки.
— Ладно, пойдём, посмотрим, как лучше туда спуститься?.. — Вздохнув, предложил я.
— Зачем? — Спросил Митька.
— В смысле? — Не понял я.
— Зачем спускаться? У меня резиновая лодка. На ней вы и переправитесь на свой необитаемый остров.
Я обомлел. Оказывается этот нахал всё предусмотрел. «Они с Кариной всё обговорили заранее!.. — подумал я. — Теперь понятна такая уверенность Микешки в том, что он знает тихие места. Явно бывал здесь. Сия акция подготовлена. Странно только, кем? И зачем?».
— Я смотрю, ты дальновидный. Далеко пойдёшь. — Хмыкнул я.
— Я же тебе говорил, что место выбирал заранее, и предполагал, что вам захочется остаться наедине. — Поджал свои толстые губы Митька.
— Ладно, давай спускаться. — Предложила Карина, и первая направилась к замеченному ранее съезду.
— Мить, ты более опытный водитель, — заговорил я.
— Конечно! — Раздулся от важности Митька.
Весь день мы занимались устройством лагеря. Как выяснилось, Митька оказался не просто предусмотрительным, а прорицателем, не меньше. Выяснилось, что он заранее завёз дрова и даже немного угля для костра. Кроме запасов топлива обнаружились удочки, донки и другие приспособления для ловли рыбы. Из меня рыбак никакой. Я представления не имел, как можно ловить рыбу на удочку в море?! На моё скептическое замечание Митька ответил:
— Это я для себя приготовил. Ты будешь вместе с женщинами чистить и жарить улов.
— Ага, значит, ты меня уже определил в обслуживающий персонал! — Возмутился я.
— Тогда не ной раньше времени.
Наконец, когда начало смеркаться, все дела были завершены, и мы с удовольствием искупались. Маша оказалась приличной пловчихой. Догнать её мне так и не удалось. «Зато разогрелся!» — Мстительно подумал я, выходя на берег.
Солнце уже скрылось и прохладный ветерок не то, чтобы освежал, он прямо‑таки холодил. Чтоб окончательно не замёрзнуть, я принялся разжигать костёр. Тут из моря вышла Маша. Я не заметил момента её появления на берегу, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда она заговорила:
— Полотенце вон на верёвке висит, подай.
Я оглянулся. Фигурка у неё была что надо. А купальник так вообще одна видимость. Меня невольно потянуло к ней. Кое‑что зашевелилось, но я тут же принял меры для предотвращения возможных последствий.
— Ты хочешь, чтобы я замёрзла? — Кокетливо поинтересовалась она.
— Прости. — Промямлил я, кидаясь за полотенцем.
Тут вдруг стал вопрос: подать ей это самое полотенце или самому подойти и укутать? Надо было сделать первое, но очень хотелось второго. Гадать я не стал, а подошёл и, накинув полотенце на плечи, укутал девушку. Она прижалась ко мне, и мои руки невольно обняли её. Губы сами нашли друг друга. Я и не заметил, как мы оказались в палатке, крепко обнявшись. Как куда‑то исчез купальник?.. Как девушка негромко вскрикнула, когда я проник в неё. «Вот тебе и ответ» — мелькнуло у меня в голове.
Глупое это дело рассказывать или описывать эротические сцены. Чистой воды враньё. У каждого это происходит по‑своему и никогда не бывает одинаковым. А то, что пишут есть чистый бред воспалённого воображения. Когда двое сливаются воедино, происходит волшебство. Ни о чём они не думают, не парят в небесах, не летают над землёй. Всё это фантазии больного ума. Этим двоим не до мыслей, не до размышлений и прочей чепухи. Они — единое целое и этим всё сказано. Они друг в друге, они неразделимы, они не мыслят, они чувствуют. Это единственный процесс в котором мозг, точнее ум, не принимает никакого участия. Он только помешает. Здесь полная власть принадлежит сердцам и только им.
— Только ты не думай, что случившееся даёт тебе права на меня. — Сказала Маша, когда мы немного отдышались.
— Я вообще ничего не думаю. — Ответил я, продолжая ласкать её грудь.
— Ненасытный.
— Да. — Простодушно согласился я. — О такой девушке мечтает каждый мужчина.
— Не льсти, не люблю.
— Я не льщу. Я говорю правду. И могу это доказать.
— Как?
— Вот так!..
И мы вновь слились в единое составляющее.
— Откуда ты такой голодный взялся? — Спросила Маша, немного придя в себя после очередной эйфории чувств.
— Я же сказал, это ты так возбуждаешь.
— Врунишка.
— Никак нет.
Её рука скользнула вниз и принялась выделывать там такое!.. Губы её заскользили по моей шее. Бугорки грудей упёрлись в живот, спускаясь всё ниже и ниже.
— Вообще‑то девушки после потери девственности чаще всего флегматичны, даже скорее фригидны. — Сказал я, вновь утопая в наслаждении.
— Много ты знаешь. — Возразила Маша, когда всё закончилось.
В результате, уснули мы лишь под утро.
Проснулся я от потока свежего воздуха, хлынувшего в палатку. Девушки рядом не было. Выбравшись наружу, увидел её далеко от берега. Вздрагивая от прикосновения прохладной воды, вошёл в море и поплыл к ней. Маша меня не заметила, и не услыхала за шумом волн. Подкравшись к ней, я обхватил её и принялся целовать. Девушка сначала дёрнулась, но, узнав нахала, обмякла, и предложила:
— Давай на берег. Я уже слегка замёрзла.
Мы поплыли рядом. Когда уже можно было стать на ноги, я подхватил Машу на руки и понёс к берегу, но, не донёс. На мели не удержался, и упал на спину. Девушка оказалась сверху. Ночные игры продолжились в воде.
— Слушай, какой ты ненасытный! — Задыхаясь, сказала Маша. — Откуда в тебе столько энергии?
— Не знаю. — Ответил я.
Наконец мы успокоились, и принялись готовить завтрак. В этот момент показался из‑за стены обрыва Митька.
— Эй! Что это вы там делаете? — Заорал он, издалека.
— Кушать готовим. — Ответила Маша.
— Как вам не стыдно! — Возмутился Митька, выбираясь на берег. — Мы там сума сходим от беспокойства, а они, видите ли, кушать готовят!
— А что случилось? — Забеспокоился я.
— Как что? — Удивился моей непонятливости Микешка. — Вчера уплыли, и до сих пор ни слуху, ни духу! Мы уж перепугались, не потонули ли?!
— Нет, не потонули. — Ответил я, догадавшись, что Митька был здесь некоторое время назад и видел наши кульбиты в воде.
— Ну, и слава богу. — Сказал он. — Давайте, собирайтесь, поплывём к Карине. Она там уже заждалась. Да и рыба может пригореть.
Залив костерок, мы устроились в лодке и отчалили.
Карина встретила нас заинтересованным взглядом.
— Чего так долго? — Спросила она, глядя на Микешку.
— Ммммм… — Замялся тот. — Я же сетку ещё поставил.
Он яростно подмигивал подруге, но та либо не видела, либо делала вид, что не видит.
— Митя, как тебе не совестно?.. Я же одна осталась!.. Мало ли что могло произойти.
Тут до меня дошло, что и эта лиса видела всё, и укоряла Микешку сейчас именно за то, что он не сделал с ней тоже самое, что я с Машей. Мне стало неудобно. Не люблю я коллективный секс. Не люблю за другими подсматривать, и наоборот. Маша, видимо, тоже поняла, потому что щёчки её слегка порозовели.
— Ну, Прости. — Принялся извиняться Митька, целуя Карину.
— Ладно тебе, на первый раз прощу. Лучше за рыбой пригляди.
День пролетел незаметно. Вернувшись к своей палатке, я извлёк на свет божий портативную газовую плитку и водрузил на неё чайник. Маша устроилась на циновке у самой кромки воды. Обхватив коленки, она задумчиво глядела в набегающие волны.
— Чай, сударыня. — Сказал я, подходя и вручая кружку благоухающего напитка.
— Спасибо. — Машинально, как мне показалось, поблагодарила девушка, принимая чашку.
— Присесть можно?
— Да, конечно. Теперь‑то уж чего?..
— Не понял?.. — Я замер, не успев усесться.
— Не прикидывайся. Ты всё прекрасно понял. — Сказала девушка, и отхлебнула из чашки.
— Нет, не понял.
— Да садись ты, садись.
Я опустился на циновку рядом.
— Как тебе утренняя сцена?
— Какая? — Уточнил я.
— Ты на самом деле не понимаешь, или дурачишься? — Она резко повернулась ко мне, чуть не расплескав чай.
— Действительно не понимаю. Если ты имеешь в виду сцену в воде, это одно.
— А сцена у костра?
— Ты подразумеваешь сцену, разыгранную для нас Микешкой с Кариной?
— Да.
— Ну!.. Я очень не люблю, когда за мной подглядывают. Особенно в подобных ситуациях.
— Я тоже. Но теперь все трепаться начнут.
— Не начнут. Микешка парень не из болтливых. Да и Карину я знаю давно. Она из зависти рассказывать не будет. Видела, как она обиделась на Микешку за то, что он с ней так не играл.
— Ты думаешь, она серьёзно? — Уточнила Маша.
— Разумеется.
— На чём основаны твои утверждения?
— На знании женской психологии.
— Ты и меня таким образом вычислил?
— Нет. Даже и не думал.
— Всё равно узнают. — Печально вздохнула девушка.
— А почему тебя это так пугает?
— Я не хочу, чтобы моё имя трепали.
— В каком смысле?
— В смысле, проститутка.
— Знаешь, — вполне серьёзно заговорил я, — проститутки этим зарабатывают. Потому их так и называют.
— А тех, кто не за деньги, называют леди?! — Грустно улыбнулась она.
— Откуда у тебя такие сведения?
— Жизненный опыт.
— Хм. Насколько я могу судить, такого опыта у тебя никогда не было. Ведь вчера это случилось впервые.
— Ну и что?
— Не волнуйся ты так. Никто ничего не узнает, это раз, а во‑вторых, знаешь ли ты, что согласно религии Вавилона, все девушки до свадьбы должны были пройти, скажем, курс «молодого бойца» в святилище богини Иштар. Некоторым из них удавалось пробыть там достаточно краткое время, а другие оставались там годами. Знаешь, от чего это зависело?
— Откуда же?!
— Просто потому, что в те времена процветала храмовая проституция, и девушка должна была отдаться за деньги, которые шли в казну храма. А в Греции существовали гетеры. Умнейшие женщины.
— Проститутки для богатых.
— Нет. Они отдавались далеко не всем богатеньким. Чаще всего им платили за беседы, за песни. Они очень много знали, были начитанными, владели музыкальными инструментами, имели хорошие голоса и слух. В общем, со всех сторон дамы были весьма талантливые. У японцев гейши. Настоящая гейша очень дорогая. Её нельзя уложить в постель. Она исключительно для услады души и должна оставаться девственницей до старости.
— И что, никто не пытался заплатить столько, чтоб воспользоваться? — Заинтересовалась Маша.
— Их нельзя купить. Их нельзя выкрасть. Они сами на это не пойдут, ни за какие деньги.
— Почему?
— В их учение вложено столько денег, что никакому богачу не уплатить. А даже если таковой и найдётся, то гейшу убьют. Она не должна оставаться в живых после потери девственности.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Книжки умные читаю иногда.
— А знаешь ли ты, что девушка, точнее её лоно, запоминает своего первого мужчину на всю жизнь. Это происходит на генетическом уровне. Таким образом, связь между ними остаётся на всю жизнь. — В свою очередь спросила маша.
— Знаю.
— Я вижу, ты хорошо подготовился к нашему разговору.
— Откуда мне было знать, что у нас возникнет такая беседа?! — Удивился я.
— Хм! Ты хочешь сказать, что это уже годами выработанная позиция?
— Нет. Ничего такого я не хочу сказать. Просто одно время очень этим интересовался. Перекопал массу литературы…
— И что ты там искал? Влияние девства на женскую психологию?
— Нет. — Тихо ответил я. — Я хотел узнать, что такое любовь.
— Узнал?
— Увы. — Тяжело вздохнул я. — Не узнал. И вряд ли когда узнаю.
— Откуда такой пессимизм?
— Это не пессимизм, это констатация факта.
— Как ты можешь знать, констатация это, или самообман?
— Самообман — верить, в то, что любовь можно встретить, что она существует.
— Я никогда бы не подумала, что ты такой пессимист.
— Нет. Я глубоко убеждённый оптимист.
— По твоим утверждениям этого не скажешь.
— Хорошо. Смотри. Точнее, слушай. Женщина у мужчины его лишь до тех пор, пока не родит ребёнка. Потом ей мужчина не нужен. Для неё первоочередным, самым главным смыслом в жизни будет ребёнок. Всё прочее по боку.
— Опять психология?
— Увы, да. Ну, и плюс жизненный опыт.
— И много у тебя было женщин? Вернее, детей?
— Один. Точнее, одна.
— Одна женщина или один ребёнок?
— Один ребёнок. Мне этого хватило.
— Ты не любишь детей?
— Люблю. Но женщин люблю больше.
— Они, по всей видимости, в любви тебе не отказывают, но только до ребёнка.
— Ты много хочешь знать.
— Да.
— Извини, но я не люблю распространяться на эту тему. — Сказал я, и поднялся.
— Почему?
— Тебе понравилось бы, если когда мы вернёмся из отпуска весь отдел только и балаболил о том, как ты трахалась на пляже?
Девушка поморщилась.
— А культурнее никак нельзя?
— Нет. Это половая любовь, её можно назвать сексом, половым сношением или траханьем. Хотя!.. Можно и матерно, но это уж совсем грубо.
— Спасибо за чай. — Сказала она, возвращая мне пустую чашку.
— Да не за что.
Собрав плитку и тщательно завернув вентиль на баллончике, я уложил всё в рюкзак. Немного поправил кострище, разулся и полез в палатку. Рядом шумело море. Оно вздыхало, шуршало, иногда недовольно булькало и шипело. Я лежал с открытыми глазами и думал, почему меня всегда преследуют вот такие разговоры? Беседы о вечной любви, а главное, оценка поведения самих женщин после дефлорации? Современная молодёжь об этом не только не задумывается, но даже и не знает. Ну, больно в первый раз, да и то, у кого как. И всё. А с кем и в каком возрасте? Какая разница?! «У меня чесалось, вот я и почесала! А хорошо это или плохо, кому какое дело? Мне же хорошо, а вы завидуйте!».
Так размышляя, я незаметно уснул.
Две недели пролетели как один день. Мы возвращались в город. Микешка не очень торопился, а потому скорость была где‑то около сотни, не больше. Дорога широкая, хорошая, в шесть рядов. Получаешь истинное удовольствие по такой трассе ездить.
— Теперь загар закрепить надо. — Сказал я, разглядывая своих загоревших спутников.
— Это как это? — Спросил Митька, не отрывая взгляда от дороги.
— На речку походить надо, с недельку, позагорать. Тогда загар до весны продержится.
— Ого. — Отозвалась Карина.
— И где я тебе здесь речку возьму? — Поинтересовался Митька.
— Необязательно речку. Водоём с пресной водой. Скажем, пруд, озеро, ставок, лиман… Выбирай нужное. — пояснил я.
— И как это может влиять на загар? — спросил Микешка.
— Откуда я знаю. Людская мудрость. — Ответил я.
— Да уж!.. У нас умеют мудрить. — Усмехнулся он.
— Ты не путай грешное с праведным. — Сказал я. — Есть такая штука, как мудрость поколений. Она собирается по крупицам веками.
— Например, гороскоп. — Вмешалась Маша.
— А почему бы и нет?! Людские характеры имеют много общего. Народ сложил дважды два, сделал выводы. — Я взглянул на девушку через зеркальце заднего обзора.
— Так уж и народ?.. — В сомнении поджала губки Маша.
— Ну, не народ. Пусть будет мудрецы. — Согласился я.
— Ой ли?!
— Мисс, — обратился я к девушке, — Вам не кажется, что вы несколько скептичны в своих взглядах?
— Когда кажется, креститься надо. — Улыбнулась она.
— А ты умеешь? — Митька оглянулся на меня, на миг потеряв дорогу.
И в этот момент грузовик, до этого шедший практически вдоль кромки трассы по встречной полосе, вдруг ринулся наискосок через разделительную полосу.
— Митька, держись! — Только и успел крикнуть я.
Микешка инстинктивно вдавил педаль газа в пол, взял руль чуток правее. Машина рванула. Нас вдавило в сиденье. Ещё миг, и капот грузовика проскочил мимо в нескольких сантиметрах, едва не зацепив нас. А ещё через миг сзади раздался сначала удар, а потом грохот взрыва.
— Вызывай гаишников и скорую. — Спокойным голосом приказал Микешка.
Однако Карина и без напоминаний уже говорила в трубку, поглядывая на пролетающие столбики указателей. Маша же смотрела назад, разглядывая удаляющийся гигантский костёр.
— Ты думаешь, там кто‑то остался в живых? — Спросила она у меня, отрываясь от созерцания катастрофы.
— Сомневаюсь. — Ответил я.
А ещё через минуту над дорогой пронеслись три вертолёта: ГАИ, санитарный и пожарный. Правда, в обратном порядке.
— Кстати, — как ни в чём не бывало, продолжил прерванный разговор Микешка, — у меня есть товарищ, у которого дача на лимане. Правда, в сорока с лишним километрах от города, но всё же, не так далеко. Можно после работы туда махнуть, отдохнуть, переночевать, а утром на работу. Ехать не очень далеко. Полчаса езды. Может чуток больше!..
— У попа была собака… — Засмеялась Карина.
— Скорее, дом, который построил Джек, чем поп с собакой. — Уточнила Маша.
— Это ты о себе размышляешь? — спросил я.
— Почему о себе? — Удивился Митька. — Отчего сразу так думаешь?
— Я вообще не думаю. У меня нет машины, а на такси не накатаешься!..
— Слушай, ты же получаешь приличную зарплату, неужели не можешь купить себе машину? — Поинтересовался Микешка.
— Не могу. Моя зарплата не столь велика. А потом какие расходы?! Стоянка денег стоит, хорошая стоянка — очень хороших денег стоит. Всякие осмотры, профилактики, мойки, там не становись, тут плати!.. Ужас. Не так повернул, не с тем заговорил — штраф!.. Не, спасибо. Я лучше пешком.
— Можно подумать!.. У вас стоянка у офиса для работников бесплатная. Бензин или соляру можно через фирму оформить. Техосмотры и прочее не так уж и часто бывают, да и не очень уж‑то и дорого. Остаётся лишь стоянка у дома. Тут ты прав. Будет стоить денег, но опять же, не очень больших. Вывод: жмот ты Санька. — Завершил свою тираду Митька.
— Пусть будет так. Но ты меня всё равно не убедил. Попробуй, посчитай всё до кучи, и выйдет, что на городском транспорте куда дешевле.
— Не хочешь покупать, возьми напрокат.
— А стоянку на прокат тоже дают?
— Ладно, чёрт с тобой. Поработаю извозчиком. Сразу после работы, скажем, в 17:15 буду подъезжать за вами к главному входу.
— Не пойдёт. — Вдруг возразила Маша.
Митька от неожиданности ударил по тормозам.
— Почему? — Обернулся он к нам, когда машина замерла на обочине.
— Я не хочу, чтоб на работе знали с кем и где я бываю. — Твёрдо сказала девушка.
— Хм. — Хмыкнул Митька. — Шила в мешке не утаишь.
— А я и не собираюсь ничего таить. Просто не хочу, чтоб разговоры всякие ходили.
— Ладненько. Я могу и за углом вас ждать. — Неожиданно легко согласился Микешка.
— Ты его забирай у главного входа, а потом по дороге, в квартале, скажем, будешь подбирать и меня.
— Хорошо. — Кивнул Микешка, трогаясь с места. — Решено. С завтрашнего дня начнём закреплять загар.
Глава 4
Когда утром я вошёл в офис, меня встретило грозное требование голосом Мариэтты Трофимовны: «Немедля зайти к директору». Машинально я взглянул на часы. Было ровно девять утра.
«Странно, неужели в такую рань директор уже на работе?» — подумал я, направляясь в кабинет.
У самых дверей в приёмную меня поджидала ещё одна неожиданность. Маша направлялась сюда же.
— Привет! — Поздоровался я. — Что‑то случилось?
— Не знаю. — Ответила она, входя внутрь.
— Проходите. — Недовольным голосом пригласила Мариэтта Трофимовна. — Вас уже заждались.
— Мариэтта Трофимовна, — не выдержал я, — у меня день не нормирован. В любом случае, я на работу явился вовремя. Так что попрошу оставить при себе Ваши комментарии.
Видимо такого отпора секретарь директора не ожидала, потому промолчала, удивлённо подняв свои общипанные брови. Маша же молча, прошла к директорской двери, даже не взглянув на секретаря‑референта.
— А! Явились! Отпускнички! — Встретил нас Семён Иванович. — Проходите, присаживайтесь.
— Спасибо. — Поблагодарил я, выдвигая стул из‑под стола, что находился напротив директора.
— К чему такая спешка? — Поинтересовалась Маша.
— К чему такая ирония? — В свою очередь спросил я.
— Да не ирония, а вот спешка некоторая имеется. — Сообщил директор, и вздохнул. — Дело вот какое. Есть необходимость съездить в командировку. Место не близкое, даже очень не близкое. Надо осмотреться, прикинуть детали. В общем, срисовать обстановку.
— Я чего‑то не пойму. — Перебил я его. — От меня‑то чего надо?
— Куда ехать? — По‑деловому спросила Маша.
— На чей вопрос отвечать? — Вопросом на вопрос ответил директор.
— Знаете что, Семён Иванович, давайте без этих вот игрушек в шпионов. По‑существу. Куда конкретно? Зачем конкретно? Чего от нас требуется? Почему именно мы? — Напрямик спросил я.
— Хорошо. — Решился он. — Тогда слушайте.
И он изложил план грандиозного переселения. Это было столь неожиданно, что я задал лишь один вопрос:
— А я‑то тут причём? Я не картограф, не строитель, я вообще в этом деле ни в зуб ногой!
Маша, по всей видимости, была такого же мнения о себе, но сказала твёрдо:
— Я аналитик, а не археолог. Не поеду.
Семён Иванович посмотрел на неё долгим, очень внимательным взглядом и, вздохнув, сказал:
— Договорились. Вы, госпожа Волконская, свободны.
Я обалдело уставился на поднимающуюся Машу. Когда дверь за девушкой закрылась, директор снова вздохнул и спросил:
— Недели тебе на сборы хватит?
— Хватит, то хватит. Только на самом деле мне там делать нечего. Я не понимаю цели этой командировки.
— Проветрись. — Ответил Семён Иванович и поднялся.
Когда я вышел, в приёмной никого кроме Мариэтты Трофимовны не было. Завидев меня, не говоря ни слова, она протянула приказ на подпись. Я взглянул на него и подписал. А что оставалось делать?
В администраторской никого не было, что меня сильно удивило. Лёша должен был быть. Мониторы давали чёткую картинку тестируемого оборудования, внешних и внутренних камер слежения, отчёты завершённых операций и много, много разной информации. Я прошёлся к своему месту и разбудил систему. Здесь так же всё было в полном порядке. Машина хоть и спала, но логический блок, изобретённый мной для непредвиденных случаев, отслеживал нестандартные ситуации, готов был в любую минуту включиться и нейтрализовать атаку или постороннее вмешательство. Я запустил поиск по фотографии. Через минуту центральный экран засветился, демонстрируя Лёшу во всей красе, мирно беседующим с какой‑то девицей в торговом зале.
«Какого чёрта его туда понесло?» — Подумал я, и задал новый поиск. Как это не удивительно, однако информации практически не нашлось. «Откуда директор её накопал? Зачем ему это вообще понадобилось? Скрываться в древних шахтах Урала? Бред, да и только». Я ещё немного пошарился по нету, но ничего так и не нашёл. Протянул руку, чтобы усыпить компьютер, да так и замер. Лёша делал какие‑то знаки, явно привлекая к себе моё внимание. Ведь кроме меня его никто не мог видеть, разумеется, за исключением людей, находящихся в зале. Странно ещё то, что он не мог знать, наблюдаю я за ним или нет? То есть, любая жестикуляция была бессмысленна. Я ещё раз проследил за его жестами и решительно выключил экран. Загадок мне и так хватало. Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Ало? Александр? — Раздался голос Маши.
— Да, слушаю.
— Зайди к нам в отдел.
— Это срочно?
— Да.
Она положила трубку, не желая вступать в дискуссию. Я в недоумении сделал тоже самое, и направился на восьмой этаж.
В отделе никого не было кроме Маши. Стёкла окон были затемнены, прохладный и свежий воздух наполнял приличных размеров комнату.
— Что стряслось? — Прямо с порога спросил я.
— Пока ничего, но скоро может случится.
— Давай без загадок. — Поморщился я. — У меня от них голова трещит.
— Проходи сюда, смотри на вон тот монитор.
— Смотрю, и что?
На экране возникла схема нашего портала. Она не спеша сделала оборот на 360 градусов вокруг центра и замерла. Масштаб центра начал увеличиваться, вытесняя за рамки периферийные отделы. Я уже собрался высказаться по этому поводу, как вдруг заметил некое утолщение линий. Это могло означать лишь увеличение пропускного канала, или наоборот, загрузку выходного канала, следовательно, некто качал информацию от нас. Этого быть не могло. Я подошёл ближе. Маша вывела на экран одну из линий и увеличила её до максимума. Канал оказался горбатым, то есть местами слишком тонким, а местами чрезмерно утолщённым.
— Тебе это ничего не напоминает? — Спросила Маша.
— Ты мне лучше вот что скажи, откуда у вас в отделе такие детали? И с каких пор вы занимаетесь защитой?
— А мы и не занимаемся защитой. Это аналитические выкладки после атаки.
— Не понял? Мы же сменили систему?
— Систему‑то вы сменили, а железо осталось прежним. — Возразила Маша.
— Ты думаешь, что эти умельцы умудрились разработать вирус, который привязывается к железу? — Не поверил я.
— А кто сказал нет?
— Хм?..
— В общем, я попросила бы снять один из блоков для экспертизы, чтобы убедиться в обратном.
— Это не проблема. Какой на твой взгляд блок наиболее вероятен?
— Думаю, центральное ядро.
— Ты хочешь сказать, процессор?! — Изумился я.
— Да, именно это я и хочу сказать.
Я осторожно почесал в затылке.
— Ну и дела!.. От тебя, Маша, я ожидал чего угодно, но не таких сказок.
— Ты отвечай, а не занимайся болтологией, снимешь процессор на экспертизу или нет?
— Гм!.. Придётся притормозить все работы, что на это скажет шеф?
— Шеф уже дал своё согласие. — Ответила Маша.
— Ничего не понимаю. Он, что? Сума сошёл? Поверил твоим бредням?
— А если это не бредни?
— Если это не бредни, то нам придётся срочно менять практически всё железо от винтов до материнок. Ведь неизвестно куда и как внедряется эта хрень.
— Возможно. — Спокойно подтвердила начальник аналитического отдела.
— И в это время шеф отсылает меня к чёрту на кулички фиг знает зачем? Я чего‑то недопонимаю. От меня хотят избавиться в самый ответственный момент?
— Это вопрос не ко мне. — Вздохнула Маша. — Это ты у шефа спрашивай. Я могу лишь предположить, что шеф начал какую‑то игру с конкурентами, и снижение скорости обработки информации по всему порталу сразу будет отмечено всеми.
— В том числе и пользователями. — Уточнил я.
— Да, в том числе и пользователями.
— Тогда зачем этот сыр бор с командировкой?
— Ну, ведущий специалист отсутствует, вот отсюда и проблемы.
— Но как он мог просчитать это заранее? Ты же только сегодня вышла на работу. Не прошло ещё и трёх часов?! Откуда у него такие выкладки? Не им ли подстроены?
— Ты процессор снимешь или будешь разглагольствовать?
Я растерянно посмотрел на девушку, потом махнул рукой и покинул отдел.
В администраторской по‑прежнему никого не было. Усевшись в своё кресло, я задумался. Сменить процессор не такая уж и большая проблема. Хуже другое, что затевается? Не может быть такого вируса. Не могла Маша найти его за то короткое время, сколько провела за компьютером от начала рабочего дня.
«Ладно, — решил я, — коли так, то пусть делают. В любом случае это работа не моя, вполне обойдутся и модераторами». ‑ и набрал номер общего сбора. Откуда же мне было знать, чем всё это закончится.
Первым ввалился Алексей.
— Что стряслось? — Спросил он от дверей.
— Заходи, всё узнаешь. — Буркнул я.
— Ты почему не ответил?
— В каком смысле? — Не понял я.
— Не делай вид, что не видел.
— Ты имеешь в виду эти твои кривляния в торговом зале? — Уточнил я.
— Не кривляния, а жестикуляция. — Обиделся Лёша.
— И что твоя жестикуляция должна была означать?
— Какая девушка! — Восхищённо сообщил Лёша.
— Хм. Девушками восхищаться будешь потом. А пока приступай к работе. — И я обрисовал обстановку, собравшимся модераторам.
Пока ребята возились с техникой, я прогулялся до кабинета директора, чтобы прояснить некоторые детали. Однако его не оказалось на месте. Побродив немного по кабинетам и залам, решил пойти пообедать. До Иски Нюмовны идти было далеко, да и не хотелось, поэтому я посетил ближайшее кафе. Готовили здесь так себе. Явно из полуфабрикатов. С трудом впихнув в себя нечто под названием бифштекс, и запив это удовольствие бурдой, гордо именующей себя в меню кофе, вышел на улицу.
Солнце лилось отовсюду, наполняя дикой жарой все щели мироздания. Пыльные деревья поникли под этим давлением зноя. Редкие машины проносились, превышая скорость, а из‑за ветровых стёкол виднелись потные лица водителей.
Потоптавшись немного около проходной, я решительно направился в здание. Директора снова не было на месте. До конца рабочего дня он так и не появился. Я же, раздав указания, постановил последовать примеру начальства и отправился домой, якобы по делам производственным.
На следующий день, прямо с утра, нас с Лёшей ожидала работёнка по хлеще, чем писать вирусы или бороться с ними. Эксперты сделали своё гнусное дело, выяснив, что во время атаки процессоры основных систем оказались перепрограммированы. Это невозможно, но это факт. Снятый и отданный на экспертизу процессор продемонстрировал такие штуки, что ночная смена вынуждена была срочно обесточить основные мощности и задействовать резервные, полностью перейдя на дублирующую систему. Смена всего оборудования обойдётся фирме в копеечку, точнее, обанкротит. Ночью был вызван директор, который и дал распоряжение заменить основную стойку дублирующей. А утром нам с Лёшей дали задание выяснить, нельзя ли спасти заражённую технику. Вот мы и корпели, экспериментируя на предоставленном нам материале. Это была ещё та задачка. День близился к концу, а мы представления не имели, что делать??? Тестируя простейшими командами, элементарным машинным кодом, мы получали один и тот же результат, опровергающий экспертов. Мы меняли последовательность раз за разом, но всё оставалось по‑прежнему.
— Лёша, — начал я, откидываясь на мокрую от пота спинку кресла, — почему мы так не последовательны?
Мой напарник уставился на меня непонимающе. Я бы на его месте тоже так уставился. Всё же делали последовательно, стандартно, о какой непоследовательности может идти речь?
— Правильно, Лёша, именно это я и имел ввиду.
— Не понимаю. — Устало вздохнул Лёша.
— А чего тут понимать? Давай сменим полюса?
— То есть?
— А вот то и есть.
— Каким образом?
— Ну, если их атаковали, а не паяли, то электрическим.
— Ты хочешь сказать, что изменения произошли не в самом процессоре, а в стабилизаторе? Или в блоке питания?
— Лёша, ну ты и сказочник! Ты знаешь, как это сделать, не прибегая к физическому вмешательству в блоки питания, чипсета и так далее?
— Нет.
— И я не знаю. — Сказал я, и, поднявшись, подошёл к телефону, набрал номер. — Техотдел? Будьте так любезны, уточните по журналу, когда в последний раз проводились профилактические работы на основном оборудовании? На каких блоках? Какие детали меняли? Если, конечно, меняли… Хм! Со склада? Свой? Кто дал разрешение? Гениально! Мне бы хотелось… Понятно.
Выслушав ответ, положил трубку и вернулся на место. Лёша вопросительно смотрел на меня.
— Да, Лёшенька, да. Всё банально до одурения.
— То есть?
— А то и есть. — Я положил руки на клавиатуру. — В третьем блоке потекли электролиты, поддерживающие питание БИОСА. Некий техник Затихин сменил весь блок на новый.
— А это ещё что за бред? Откуда там блок питания? Впервые слышу.
— И я впервые слышу. А вот техник не только слышал, но и заменил его.
— А эти балбесы из техобслуживания куда смотрели? Они что, в первый раз замужем?
— Не знаю, сколько раз они были замужем, но техник сделал своё дело и на следующий день уволился. А через два дня на нас устроили атаку.
— Ну и где же эта материнка?
— Видимо, вот в этой куче.
Лёша, не дожидаясь приказа, вскочил и принялся перебирать платы.
— Лёша, ты так до судного дня искать будешь. — Сообщил я, подходя к нему и доставая из кучи материнскую плату. — Смотри!
Я показал ему пережжённые дорожки.
— Вот это и надо нести на экспертизу, а всё прочее уже будет основываться на этих результатах. Процессоры здесь ни причём. Нас просто ввели в заблуждение, пустили по ложному следу, надеясь, что мы не разберёмся.
Лёша обалдело хлопал ресницами, разглядывая изуродованную плату.
— Блин!.. Как ты догадался?
— Опыт, Лёша, опыт.
— Что будем делать дальше?
— Дальше?! Сейчас отнесу это шефу, предъявлю, пусть думает.
— Но рабочий день закончился!
— Для тебя, да. Для него нет. Ты представляешь, сколько надо денег, чтоб восстановить заражённое, по его мнению, оборудование?! Вот. А я ему решение на блюдечке преподнесу. Миллионы спасу. Ему сейчас не до отдыха.
Я оказался прав. Директор был у себя, но принимать меня никак не хотел. Однако моя настойчивость, граничащая с наглостью, сделала своё дело. 15 минут пререканий с Мариэттой Трофимовной, и я оказался в кабинете.
— Вот, Семён Иванович. — Грохнул я на стол перед ним материнку.
— Что это! Я же просил, меня не беспокоить!
— Это, Семён Иванович, несколько миллионов валютных бумажек.
— Ты можешь изъясняться нормально?!
— Могу. Конечно, могу. Я же говорю, это причина всех проблем.
Дальше была проза. Я долго рассказывал, как допёр до этой мысли, как выяснил проблему. Потом на ковре оказался технический директор, потом начальник отдела кадров, последним появился начальник безопасности.
— Я же Вам говорил, — поднимаясь, сказал я, — что дальше хуже будет. Это демонстрация силы, кадровая политика, слабое техническое оснащение, плюс совершенно безграмотные техники. Лучше иметь двух техников, но знающих своё дело, чем двадцать идиотов, которые не знают элементарных вещей. Я могу быть свободен?
— Нет! — Вдруг рявкнул директор. — Здохни, но достань мне всё, что касается Соломона. Грохни его сервера, что хочешь делай, но достань.
— Семён Иванович, я законопослушный гражданин государства и на конфликт с законом не пойду ни за какие деньги. Мне свобода и жизнь дороже. Можете меня уволить, но я этого делать не стану.
Директор как‑то сразу сник, обмяк в кресле. И уже нормальным голосом сказал:
— Ну, сделай хоть что‑нибудь!.. Пожалуйста!!! Я голый останусь, но рассчитаюсь.
— Я же сказал, я не уголовник, мне свобода дороже. Пусть без копейки в кармане, но свобода.
Я вышел из кабинета, осторожно прикрыв дверь. Мариэтта Трофимовна, с ужасом в глазах, провожала меня до двери. Она явно подслушивала по селектору происходившее в директорском кабинете.
Больше меня здесь ничего не задерживало. Заглянув к Алексею и прихватив свои не хитрые пожитки, вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Проблемы Семёна Ивановича и Соломона Исааковича меня совершенно не интересовали. Оглянувшись на окна здания, решительно направился к троллейбусной остановке. По дороге прошуршала шинами «Тоёта» и остановилась. Я машинально отметил это, но оборачиваться не стал. Послышался звук заднего хода, и машина оказалась передо мной. Я удивился.
— Ты что? Своих не признаёшь? — Из салона выбрался мужик. Лет ему было около сорока, или может быть чуть больше. Седеющие каштановые волосы, прямые брови, совершенно ровный, без изъянов нос, толстые губы, пухлые щёки. Ростом он был ниже меня, полноват. Одет шикарно, если не сказать, броско. Костюм синего цвета, пиджак с подкладными плечами, белая рубаха и галстук, явно не нашего пошива, в эдакую жару выглядели странно. На ногах чёрные туфли. Цена их, очевидно, исчислялась не десятками зелёных, скорее сотнями. Мужчина смотрел на меня, слегка разведя в стороны руки, широко улыбался.
— Простите, не припомню. — Сказал я, пытаясь вспомнить, видел ли я вообще в жизни этого чудака?!
— Ну, ты даёшь?! А Ваську Саблина забыл?
— Ваську? — Зачем‑то повторил я.
— Ну, да!
— Василий Енакентьевич Саблин, насколько мне память не изменяет, депутат?.. — Уточнил я.
— Ну, разумеется! Теперь‑то вспомнил?
— Нет. — Решительно сказал я.
— Ну, ты, блин, даёшь?! Учились же вместе?!
— Мы?! — Теперь удивился я.
— Конечно! Я в параллельном классе учился. У Никофора Валерьевича.
— Слушай, не помню. Правда!..
Мужик растерялся. Но быстро взял себя в руки, и сунул руку в распахнувшееся окно, из которого ему что‑то подали. Он мельком глянул что именно, и протянул мне. Это оказалась фотография. Я взял её, и принялся рассматривать. Удивительно, но там были сфотографированы несколько человек. Среди них был и я. В центре стоял небольшого роста краснощёкий толстячок (я посмотрел на мужчину из «Тоёты», тот кивнул в знак согласия); Слева от него стоял Мишка Дузь со своей подругой, справа, обнимая за талию Ксюшу, расположился я, собственной персоной.
— И где же эта фотография была сделана? — Поинтересовался я, продолжая пристально рассматривать снимок.
Он уставился на меня в недоумении.
— Там же видно?
Я перевернул фотографию, как будто там что‑то могло быть. На удивление было: «18‑ое июня, перед последним экзаменом».
Я потёр лоб. Как это ни странно, да только память моя никак не хотела вспоминать ничего подобного.
— Дело в том, — заговорил я, — что Ксюшу я очень уважал, и продолжаю уважать. Но вот обнимать её мне никогда не приходилось.
Мужик ошарашено смотрел прямо мне в глаза.
— С Мишкой Дузь мы познакомились после школы. Года через два. — Продолжал я вспоминать вслух.
— Ты хочешь сказать, что это фальшивка?
Я оторвал взгляд от снимка.
— Вполне возможно, вполне. Дело ещё и в том, что здесь на втором плане видна детская площадка и угол дома. То, что это не школа, я могу утверждать наверняка. Там не было никакой детской площадки. И угол не похож на школьный.
— Во‑те на! — Развёл руками Саблин. — Ты Саньяси?
— Да!.. — Поразился я.
— Ты учился в классе вместе с Ниной Зенбаевой, Колей Вартюховым?..
— Да! — Снова вынужден был согласиться я.
— И меня не помнишь?
— Я не только Вас не помню, но и данной фотографии. У меня такой нет, и никогда не было.
Он как‑то странно посмотрел на меня.
— Ладно. — Согласился он. — Только вот таких совпадений не бывает. Ты случаем не болел после школы?
— В каком смысле? Амнезией?
— Да нет, вообще. Мало ли чего в жизни могло приключиться.
— Да, могло. Но не приключалось, слава богу.
— Извини. Видимо, я всё‑таки обознался. — Сказал Саблин, и протянул руку за фотографией.
— Позвольте, — сказал я, пряча снимок за спину. — С вашего позволения, я оставлю её у себя на некоторое время. Оставьте, пожалуйста, мне Ваш личный телефончик, чтоб мне не пришлось общаться с Вашими референтами, и доказывать каждому, что я не осёл и не террорист. Я через пару дней верну Вам фотографию в целости и сохранности.
— Без вопросов. — Моментально согласился он, вытаскивая из кармана портмоне. — Здесь мои личные телефоны, без посредников. — Пояснил он, протягивая мне визитку.
— Договорились. — Сказал я, пряча и снимок, и визитку в нагрудный карман. — До встречи.
— До встречи. — Ответил Василий Енакентьевич, провожая меня странным взглядом.
Мной овладело чувство нереальности. С одной стороны Саблин не врал, с другой стороны не было такой фотографии. Я шёл, и думал, кому понадобилось устраивать этот цирк? С какой целью? И откуда это дурацкое ощущение раздвоения личности?
Дома я не задержался. Взял ноут и отбыл в горсад. Надо было поработать, и подумать. На этот раз мне повезло больше. В самом укромном углу оказалась свободная скамейка, и никого вокруг. Правда, был один недостаток, здесь практически не было тени, но дело шло к вечеру, и через полчаса, ну, максимум час, солнце скроется за кроной ближайшего дерева. Я опустился на раскалённые планки, и раскрыл ноутбук.
Пришёл в себя часа через два от того, что кто‑то пристроился подле. Я немедленно захлопнул ноут и оглянулся. Возле сидел тот самый бесноватый мужик, который так не вовремя оказался в прошлое моё посещение этого райского уголка.
— Я не думал, что Вы решитесь на скорый приход сюда. — Сказал он, откидываясь на спинку скамьи. — Во всяком случае, не так быстро.
— С чего Вы решили, что я вернулся по Вашей прихоти?
— Не по моей, по своей.
— Гм! Какая же это может быть прихоть? — Не без интереса спросил я.
— Вам нужна помощь, вот Вы и пришли.
— Мне?! — Не удержавшись, воскликнул я. — Помощь?! От Вас?!
— Да. — Невозмутимо согласился он. — Помощь, от меня.
Я оторопело глазел на этого чудика.
— И в чём же эта помощь заключается? — Через некоторое время, поинтересовался я.
— Давайте для начала условимся, что Вы не станете меня перебивать, и выслушаете до конца, какую бы ахинею я не нёс.
Он вопросительно поглядел на меня. Я же неопределённо пожал плечами.
— Трудно давать обещания, не зная, что может за этим последовать. — Промямлил я.
— Согласен. Но я ведь не требую от Вас невозможного? И не призываю ни к каким действиям.
— Ладно. Уговорили. Постараюсь не перебивать. — С трудом выдавил из себя согласие я.
— Тогда слушайте. — Он, немного помолчав, как бы собираясь с мыслями, и продолжил. — Один достаточно взрослый мужик, лет сорока пяти, или около того, однажды открыл некий способ мысленного передвижения в пространстве. Это стоило ему полной потери памяти, так как однажды, покинув свой мир, он больше никогда не смог в него вернуться. Каждый раз, переживая свою очередную жизнь, он воспринимал её как единственную. Однако его постоянно преследовало чувство раздвоенности, ощущения, будто всё это когда‑то с ним было.
В этом месте я глубоко вздохнул и шумно выдохнул, еле сдерживаясь. Мужик покосился на меня, но замечания не сделал, лишь в свою очередь вздохнул, и продолжил:
— Безусловно, каждый человек хоть иногда, но ощущает эту раздвоенность. Так что доказательством это чего‑либо служить априори не может. Путешествовать мысленно так же может всякий имеющий мозги. Так что и это утверждение не может быть принято за доказательство. Однако косвенные свидетельства ещё никто не отменял. И так, рассмотрим некоторые примеры. — Он ловко извлёк из внутреннего кармана пиджака фотографию и показал её мне. — На снимке мальчик со шпагой. Вам это ничего не говорит. А вот мне, человеку постороннему, сразу бросается в глаза сходство этого мальчика с неким мужчиной.
— Вы меня извините. — Всё‑таки не выдержал я. — Но мне это совершенно не интересно.
И, не давая ему заговорить, быстро поднявшись, зашагал прочь из сада.
На выходе я нос к носу столкнулся с Зассиль. Я удивился и насторожился, но удивился больше.
— Здравствуйте! — Поздоровалась она.
— Привет! — Кивнул в ответ я. — Что‑то случилось?
— Почему Вы так решили?
— Ну!.. — Замялся я. — Мне показалось, что иска Нюмовна держит тебя в чёрном теле, как говорится.
— Верно. Только не настолько чёрном. Я всё‑таки свободный человек и живу в свободной стране.
— Ага. Значит, ты хочешь сказать, что гулять тебя всё же отпускают?
— Ну, разумеется.
— И как надолго?
— Хм! — Девушка с интересом посмотрела на меня. — Это очень любопытный вопрос. Мне как‑то не приходило в голову спросить у Аски Нюмовны.
— Плохо. — Покачал головой я. — Очень плохо.
— Почему же?
— Потому что теперь у меня две проблемы.
— Какие же?
— Первая, это куда тебя сводить, вторая, до какого времени.
— А в чём затруднение? — Полюбопытствовала Зассиль, и добавила: — В первой проблеме.
— В прошлый раз я предлагал тебе массу вариантов, куда бы заглянуть. Ты напрочь отвергала все. Вот и возникла проблема.
— Вы хотите меня куда‑то пригласить?
— Хотел бы, да пока не знаю куда именно.
— К себе домой.
От такой откровенности я растерялся.
— Можно и ко мне. — Согласился я, слегка оправившись. — Но вряд ли тебе там будет интересно. Я живу в общаге.
— И что?
— Да ничего. — Решился я. — Тогда поехали ко мне.
Серёги дома не было. На столе лежала записка, прижатая графином, наполненным чем‑то цвета ржавчины. Я выдернул записку и прочёл: «Сань, я отбыл дня на три, присмотри за моими вещичками. Серёга». Скомкав записку, сунул её в карман. «Можно подумать, будто его вещички кому‑то нужны», — Подумал я, прикидывая открывшиеся возможности.
— Что будем пить? — Спросил я.
— У Вас есть выбор?
— Выбор имеется всегда. — Торжественно объявил я, вынимая из платяного шкафа бутылку пуркарского.
— Ого! — Воскликнула девушка, увидев этикетку. — Откуда такие напитки?
— Папочка прислал из‑за границы. — Пошутил я.
— У Вас есть отец? — почему‑то удивилась Зассиль.
— А почему у меня не должно быть отца? — Поинтересовался я, извлекая оттуда же парочку хрустальных бокалов идеальной чистоты.
— Я не в том смысле!.. — Смутилась она.
— Да я пошутил. Кстати, давай переходи на «Ты», а то неудобно получается.
— Нет, я так не могу.
— Тогда давай на брудершафт.
— А это как?
— Ну, ты даёшь! А ещё считаешься современной молодёжью. — Рассмеялся я.
На столе появилась коробка конфет и с килограмм абрикос в небольшой мисочке. Штопор, как ни странно, оказался на месте, и ещё через минуту прохладное вино наполнило бокалы.
— Бери! — Скомандовал я. — Теперь повторяй за мной.
Девушка послушно взяла бокал в правую руку, левой обняла меня за шею. Мы чокнулись, и я принялся поить её со своего стакана. Она пыталась проделать тоже самое со мной. Было очень весело. Наконец бокалы опустели, и наступил момент поцелуя.
— А ты знаешь, мне понравилось пить на брудершафт. — Отдышавшись, известила Зассиль.
— Может, повторим? — Спросил я, подавая ей конфету.
Мы повторили. Потом ещё, и ещё. Я не заметил, когда мы оказались в постели. «Что‑то слишком много женщин появилось у меня в последнее время», — Мелькнула мысль в момент, когда я проник в девушку. Она слегка напряглась, потом вскрикнула и расслабилась.
«Ко всему ещё и девственницы»…
Глава 5
Удивительное это место — Урал!.. Вроде и горы не горы, холмы большие, а сколько загадок таят они??? Хотя Элеон вместе с Синаем, как её ещё называют гора Хорив, гора Тур, вообще прыщики по сравнению с уральским хребтом. Да и Синай ли это? Некоторые утверждают, что гора Синай ничто иное, как гора Джебель Эль‑Лоз в Саудовской Аравии. А Джебель Мусса (современный Синай) высотой всего 2 километра 300 метров. Для сравнения самая высокая вершина синайского полуострова равна 2642 метра, и называется она Джебель Катарина. Хотя!.. Признаюсь, чуток зазнался. Заглянув в справочник, слегка удивился. Средний Урал всего тысячу метров имеет. А самая высокая гора всего 1895 метров над уровнем моря. Но, всё равно. Там жарко, а здесь очень даже не тепло.
Я расхаживал по музею и диву давался этим древним вещичкам. Нет, не золотые изделия поражали меня, технологии!.. Это же надо соорудить трёхмиллиметровую спираль из вольфрамомолибденового сплава почти три тысячи градусов необходимо, дабы сотворить такое!!! Ладно, температура плавления, как выковать или отлить эти микро пружинки??? Я уж не спрашиваю, для чего они вообще нужны были? И кому?
Я покинул музей больше озадаченный, чем удивлённый увиденным, или удовлетворённый полученной информацией.
На улице немилосердно жарило солнце. В кондиционированных залах музея было куда комфортнее. Я быстро огляделся в поисках какого‑нибудь кафе, но, увы. Ничего подходящего не оказалось. Пришлось тащиться по солнцепёку до автобусной остановки. Здесь хоть и была крыша, да вот толку от неё не было никакого. Я ещё раз огляделся. Увы!.. Присев на краешек раскалённой скамьи, задумался, но не об увиденном. Я всё никак не мог понять, для чего шеф отправил меня сюда? Ну, осмотрел я эти шахты… Ну, убедился, что древние они… Возможно ли их использовать, объединив в единое целое? Представления не имею. Глубина там от сорока до шестидесяти доходит. Подземных работ выше крыши. Да и на укрепление сводов придётся не только вложиться, но и попотеть!.. Не лучше ли взять заброшенные современные шахты? Их проще переоснастить. К тому же из шахт не извлекают оборудование. В частности рельсы. Можно будет использовать их в качестве транспортной системы. Опять же, я рассуждаю как обычный дилетант, потому как понятия не имею, реально ли это применить на практике? Теоретически можно предполагать что угодно.
Из глубокой задумчивости меня вывел странный вопрос:
— Давно ждёте?
Я вздрогнул от неожиданности, и машинально переспросил:
— Кого?
Мужчина усмехнулся.
— Не кого, а что? Автобус?
— А! — Я взглянул на часы. — Минут сорок. Может чуток больше. — Неуверенно сказал я.
— Жаль. — Посочувствовал неожиданный собеседник.
— Чего жаль? — Переспросил я, не поняв, к чему это было сказано.
— Вас, жаль.
— Чего меня жалеть?
— Вас, приезжих.
— С чего Вы решили, что я приезжий?
— А потому, что здесь автобусы не ходят уже с год, а то и полтора. — Снова усмехнулся мужчина.
— Но!.. — Начал, было, я, и осёкся.
— Ага. Теперь только заметили, что таблички нет.
— Да я всё под впечатлением от музея. — Соврал я.
— А! Ну, там умеют мозги запудрить. Вам куда?
— Мне, в гостиницу.
— Понятное дело, что не в лепрозорий.
— А у Вас и это имеется?
— Не знаю. — Честно признался мужчина. — Давайте я Вас подвезу.
Тут только я обратил внимание на стоящую у тротуара машину. Как ЭТО я её не услыхал?
— Спасибо. Весьма Вам благодарен.
В салоне машины было прохладно. Едва слышно работало радио. Странное оно какое‑то было?.. Как раз прошла заставка новостей и приятный, девичий голос полился из динамиков:
«Новости вчерашние и слухи будущего!
Здравствуйте!
В эфире радио Любограда еженедельная информационно‑аналитическая программа „Новости вчерашние и слухи будущего“. Как обычно в нашей передаче, Вы услышите краткий обзор самых ярких событий прошедшей недели с пояснениями и комментариями. В студии с Вами — Светлада.
На прошлой неделе участники деньрожденьческого бюро чествовали именинников, родившихся в эти прекрасные изокские дни. Мы так же присоединяемся ко всем поздравлениям и пожеланиям. Удачи вам, счастья, здоровья, и слушайте наше радио!».
Тут я невольно взглянул на циферблат своих часов, где имелся календарь. На нём ярко выделялись 17‑го июня.
— Хм!.. — Невольно вырвалось у меня. — Странное у вас тут радио.
— Чем же? — Поинтересовался водитель, разворачивая машину.
— Какой‑то Любоград?! Что за изок? Месяц? Неделя? Или день?
— А! Это?! — Не удивился почему‑то мужчина. — Это не местное радио. Я и сам не знаю, откуда они вещают, но явно не с Урала. Радиоволны, знаете ли, непредсказуемы.
Тем временем девушка в динамиках продолжала:
«Седьмого кресеня в 20 часов по Любограду в фойе музыкально‑литературного музея по улице чавошников жительница с улицы Песочной, продемонстрировала своё умение играть на флейте. Собралось не очень много слушателей, однако, исполнительница обещала поиграть в день обнаружения чайной избы и возвращение её на исконное место в следующем году второго апреля.
В это же время в библиотеке заседало географическое общество Любограда. Там проходила встреча с Надианэль Рысевой, которая делилась своими впечатлениями о посещении ею родины Вольганга Амадея Моцарта, города Зальцбург.
Во дворце лингвистов продолжаются занятия по изучению Английского, Польского и Эсперанто языков. Таниэль Окрошкина, Иллона Раскосая, Микаэль Сенсенов и Всеслав Гармошкин с каждым днём увеличивают круг любителей и профессионалов‑лингвистов.
Осенью планируется расширить базу изучаемых языков немецким, испанским и французским языками.
В Палаццо интеллектуальных настольных игр, где находится шахматная секция, имеется и секция шашистов, в том числе и русских шашек. Однако шашисты ребята мало организованные, поэтому их занятия крайне нерегулярны. Так что желающим поиграть в шашки стоит лично обращаться в администрацию Нью‑Васюков (район города Любоград), где всегда достаточно шахматистов, среди которых имеются и шашисты. Они дадут наиболее полную информацию, ответят если не на все вопросы, то на многие.
Девятого кресеня состоялся стихийный праздничный концерт, на котором присутствовало более сорока человек. Агрипия Блюминштейн, Сергий Нечепоренко, Руссвил Бейджибеков демонстрировали своё искусство владения музыкальными инструментами. Два Алексия Гречко и Мошкин пели под гитару.
Концерт прошёл в тёплой, дружеской обстановке.
Техническая поддержка в лице Юлиана Георгиева создала ещё один канал для прослушивания радио. Теперь нас можно слушать на стандартных частотах ФМ. Кроме этого, наши ди‑джеи организовали практически круглосуточное вещание с повторением уже прозвучавших передач. Быстро же реагируют руководители города Любоград на предложения горожан. Однако недельные новости пока что так и не удалось запустить в постоянном режиме.
В пятницу состоялся второй финальный матч между международными сборными командами „Экспресс“ и „Призма“. На этот раз победили призмовцы, наказав задравших нос экспрессовцев. Впереди последняя, финальная встреча, которая состоится завтра восемнадцатого кресеня в 20 часов по Любоградскому времени. Желающие лично присутствовать на игре, поторопитесь. Возможно, завтра мы узнаем лучшего игрока сезона, лучшего игрока из зала, и есть шанс услышать нового магистра. После чего коллектив игры „Что? Где? Когда?“ в полном составе вместе с командами уйдёт на заслуженный отдых до сентября. Но на этом игры не прекратятся, так как магистры обещают организовать летние игрища. Так что не расслабляйтесь, лето предстоит жаркое.
В субботу двенадцатого кресеня в 21 час по Любограду, в эсперанто‑Салоне прошло празднование трёхлетия создания виртуального клуба эсперантистов мира. На сегодняшний день, клуб посещают люди из Франции, Испании, Италии, Японии, Португалии, Польши, Германии, Финляндии, Болгарии, России, Украины, Молдавии и других стран. На праздновании выступали представители самых разных взглядов и республик. Кроме песен, стихов и поздравлений, здесь прозвучало предложение, которое было единогласно одобрено, о проведении международной конференции эсперантистов в городе Любоград.
О досуге. Хозяйка игротеки испытывает недостаток игровых вопросов, вариантов различных игровых ситуаций и вообще, в игротеке наступил кризис. Однако мы считаем, что это не столько кризис, сколько некоторая усталость. Впереди лето и все торопятся на золотые пески морских побережий. Так что есть время подготовится к следующему сезону, и решить если не все, то многие организационные вопросы. Ведь у хозяюшки игротеки появились помощники, которые придумывают свои игры и успешно проводят их.
Релаксационный клуб так же отправляется на летний покой. Наш психолог‑консультант Марья Коржикова отбывает на санаторно‑курортное лечение к берегам лазурного моря. Её ожидает масса впечатлений, с которыми она, мы надеемся, поделится со своими посетителями в сентябре.
Магистрат виртуально‑интеллектуального клуба „Что? Где? Когда?“ подготовил почитателям и любителям игры сюрприз к окончанию сезона. Теперь в интеллектуальном казино на троянской площади любой житель города сможет ознакомиться с анкетами элиты нашего клуба: магистров, лучших игроков, лучших авторов вопросов, победителей летних игр, ведущих и помощников, которые оказали неоценимые услуги по развитию и совершенствованию „Что? Где? Когда?“ в нашем городе.
На безымянной набережной открылся музей „Изба‑почитальня“, где уже сейчас находится информация за все прошедшие 7 сезонов (а после окончания текущего турнира, там появятся новые записи). Всё о наших звёздах: увлечения, хобби, контактные данные, фотографии, девизы и жизненное кредо. Всё, что Вы хотели о них знать, но боялись спросить!
Что же ожидает наших слушателей и посетителей в будущем?
Магистрат планирует проведение летних игр. Поэтому ориентировочно на 25‑ое кресеня назначается вечер обучения или облегчённая тренировка для тех, кто пожелает принять участие в летних играх.
Преподаватель английского языка, Тандра Иосифовна Махоркина в отпуск пока не собирается, а это значит, что занятия продолжатся.
Не намечается перерыва и в изучении польского языка. В свой законный отпуск Иллона Раскосая собирается лишь в июле.
Вообще руководители дворца лингвистов пока что не планируют замедлять темпы жизнедеятельности обучающего сектора. Скорее наоборот.
Предполагается продолжить поэтические вечера в большом концертном зале, однако пока что ведутся поиски нового ведущего для одного из самых привлекательных и романтичных мероприятий города.
Кроссвордисты временно остались без своего постоянного ведущего Зиновия Львовича Склярберга в связи с отбытием последнего на повышение квалификации в достославный город Магадан. Но, ходят слухи, что его временно заменят почитатели этого увлекательного действа. Кто выступит в роли преемника пока достоверно неизвестно.
Возможно, в ближайшее время шахматисты возобновят бои на чёрно‑белых полях, объявив о новом турнире. Впрочем, поскольку в данный момент продолжаются шахматные соревнования на полуострове Крым, начало турнира местного масштаба отодвигается в неизвестное будущее.
В Любоградском географическом обществе так же временный кризис. Вдохновитель проекта Василиса Шумнова собирается отбыть в отпуск, но состоится это ещё не скоро. А замены пока нет. Есть предположение, что место руководителя временно займёт один из магистров клуба „Что? Где? Когда?“. Но, как говорится, поживём, увидим.
И последнее. О погоде. На будущей неделе в Любограде ожидается самая разнообразная погода. Местами мокрый снег, переходящий в проливные дожди с грозами с постепенным повышением температуры от ноля градусов до плюс сорока пяти градусов. Температура воды у побережья внутреннего моря плюс двадцать, внешнего — плюс тридцать пять, в Арийском заливе — плюс девять. В целом по всем регионам Любограда сохранится положительная динамика улучшения погодных условий в связи с приближением периода курортно‑отпускного сезона.
Приятного отдыха. На этом мы с Вами прощаемся до следующего четверга. Всего доброго!
Информационная служба Радио Любограда.
Пишите нам обо всех интересных событиях. Мы делаем новости вместе с Вами и читаем их для Вас!».
Новости закончились. Пошёл блок рекламы.
— Бред какой‑то!.. — Высказался я.
— Почему бред? Нормальные новости.
— Что же тут нормального? Избы‑почитальни, интеллектуальные казино, чайные избы…
— И что тут такого? — Удивился водитель. — В Москве ведь тоже есть интеллектуальное казино. Почему ему ещё где‑нибудь не быть?
— Да дело не столько в казино, сколько в глупости.
— Какая же тут глупость? Люди учатся различным языкам. Катаются по миру, делятся своими впечатлениями.
Он был прав. Ничего бредового в предоставленной информации не было. И всё же она была какая‑то не естественная.
— Всё равно, бред это.
— Ну, вы, как маленький, заладили — бред, бред. — Усмехнулся мой собеседник. — Всё это вполне прилично. У них рекламы нет. Только своего радио, и больше ничегошеньки. Слушать приятно. Музыку передают всякую. Больше ретро, хотя бывает и шансон, классика и прочее. Передачи очень познавательные.
Как раз в этот момент началась трансляция «Из истории великих научных открытий».
— Вот Вам и доказательства.
— Да уж!.. — Только и сумел изречь я.
— Мой сосед по площадке, он профессор толи философии, толи истории, а может и астрономии, я, если честно признаться, никогда у него не интересовался этим вопросом, утверждает, будто транслируется это всё из города.
— Откуда? — Не понял я.
— Из города. — Повторил водитель, и вдруг быстро глянул на меня. — Вы что?.. Не слыхали про город?
— Нет. Понятия не имею о чём Вы.
— И что происходит в Любограде, не слыхали?
— Краем уха.
— Его закрыли.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Туда теперь без специального пропуска не попасть.
— А, ерунда. Опять какая‑нибудь диверсия. — Водитель промолчал, а я продолжил: — Передачи же эти скорей всего детвора устраивает на развлекуху взрослым.
— Увы. — С сомнением поджал губы мужчина за рулём. — Детям это не по зубам. Сколько по Вашему стоит передатчик?
— Откуда я знаю?! Я же не собирался организовывать радио.
— А лицензия?
— Да почём я знаю?!
— Ну, вот. Добавьте сюда ещё обслуживание башенного оборудования, всяких там релейных линий, ретрансляторов и прочее. Откуда такие деньжищи у детей?
— Так по этим каналам и можно выяснить, откуда они транслируют. — Сказал я, чувствуя какой‑то подвох.
— Наивная душа!.. Мой сосед так и сделал. Почему он и предположил, что трансляция идёт из города. Только им это подвластно. Наша техника ещё до такого не доросла.
— Не понимаю.
— Дело в том, что такой радиостанции не существует в природе. Ни в одном реестре стран планеты такая станция не зарегистрирована.
— Полный бред!!!
— Я тоже так считал, пока не написал им.
— Куда? — Глупо переспросил я.
— Им на радио. Они же адрес дают.
— Какой? — Опять протупил я.
— Любоград, радио Любограда, отдел писем.
Я расхохотался.
— Зря смеётесь. Я тоже улыбался, когда опускал письмо в почтовый ящик. А вот когда вынимал ответ из своего мне, прямо скажем, было не до смеха.
— Шутите?
— И не думал.
— И что же они Вам ответили?
— Я не ошибусь, если предположу, что Вы остановились в «Сибирия». — Резко сменил тему водитель.
— Нет, почему же?.. Я в «Урале» устроился.
Водитель уважительно глянул на меня.
— Круто. — Оценил он. — Это ж, какая организация может себе позволить своему сотруднику так шиковать?
— Это вопрос риторический? — На всякий случай уточнил я.
— Отчасти.
— А коли отчасти, то я позволю себе не ответить.
— Это не суть важно.
— Что же тогда важно?
— Важно? — Он помолчал. — Что Вы сегодня вечером делаете?
— Хм! Я вроде не давал повода?..
Он поморщился.
— Не стоит драматизировать. Просто у меня к Вам есть деловое предложение, и хотелось бы его обсудить в спокойной обстановке.
— Выходит, Вы за мной следили?
— С чего Вы взяли?
— Ну, если я Вам нужен для каких‑то предложений, значит, Вам известно кто я, и с какой целью посетил Ваш город.
— Откуда приехали, я не знаю, не интересовался. А вот где Вы побывали и чем интересовались, знаю.
— По роду профессии?
— Нет. По специфики работы.
— Что ж это за работа такая?
— Вот об этом мы и побеседуем с Вами вечерком, ежели договоримся.
— Увы, не договоримся.
— Ваше право. — Вздохнул водитель.
— Любопытство — не порок, а такое хобби. — Усмехнулся я, цитируя старую песенку.
— Странное это свойство — Любопытство. — Продолжил водитель.
— Разумеется, странное. Если не сказать больше. — Поддержал я разговор. — Из любопытства люди совершают странные и опасные вещи. Пандора открыла доверенный ей ларец, жена Синей Бороды вошла в запретную комнату, учёные расщепили атом. Куда ни посмотришь — сплошные беды из‑за этого любопытства. И если в древности опасность грозила лишь самим любопытным, то последнюю сотню лет — всему человечеству. Один любопытный учёный становится опаснее целой армии. Порой я думаю, что природа опомнилась и дала задний ход…
— Это я уже где‑то слышал.
— Возможно. В одной книжке читали.
— Да. Читал.
— Понравилась?
— Нет.
— Почему?
— Трудно сказать…
— А может именно потому, что люди на самом деле стали всё меньше и меньше проявлять любопытство? В хорошем смысле, здоровое любопытство. И Вы в том числе?
— Не думаю. В самой книге нет зерна.
— Хм. Нельзя в каждой книге зёрна сеять. Запас их может кончиться.
— Шутите?
— Нет. Ведь обратите внимание на окружающих… Возьмите любого прохожего!.. Давайте остановимся и спросим, о каких научных достижениях современности вы знаете? И в ответ ничего не услышите. Их, современных жителей, совершенно не интересует наука. Они обмельчали! Они полюбили всё обыденное и упрощённое. Телесериалы, где всё известно заранее. Книги, где всё понятно изначально. Еду, которая не вызывает никаких вкусовых ощущений, не говоря уж о цвете и запахе.
— Новости, где не говорят ничего неожиданного. — Продолжил водитель.
— Правильно! Как будто сорвали стоп‑кран!
— А сами‑то? Несколько минут назад?
— Согласен. — Кивнул я. — Мы живём с предсказуемыми женщинами, наши друзья рассказывают нам бородатые анекдоты, наш Бог скован догмами. Противно…
— И Вам это нравится.
Разумеется, нет.
— Тогда почему отказываетесь от моего предложения?
— Я устал.
— От жизни или от любопытства?
— От всего.
Оставшееся время до гостиницы прошло в полном молчании. Каждый думал о своём. Лишь когда я захлопнул дверцу, из машины послышалось:
— А все ли разучились удивляться? Может быть, это только Вы дёрнули стоп‑кран? Для самого себя? Может быть, это Вы остановились? И убеждаете себя, что остановился весь мир?
— Не повторяйте чужих мыслей. — Сказал я. — Тем более из книг, которые Вам не нравятся.
В холле гостиницы меня ждали. Невысокий, плотно сбитый мужчина в сером с синевой пиджаке вольготно развалился на кожаном диванчике подле журнального столика, заваленного рекламными проспектами. Когда я вошёл он поднялся не сразу. Глянул на портье, тот, по‑видимому, сделал какой‑то знак, и посетитель двинулся навстречу.
— Добрый день. — Приветствовал он, протягивая руку для пожатия.
— Добрый. — Ответил я, но руки не подал.
Мужчина глянул на свою протянутую конечность, многозначительно хмыкнул, но предпочёл не заострять внимания на столь малозначительном инциденте.
— Позвольте представиться. — Сказал он, и полез за борт пиджака, откуда тут же появилась книжица неопределённого цвета.
Развернув, он протянул её мне.
— Спасибо, не надо. — Отодвинул его руку я.
— Как знаете. — Согласился он, пряча книжицу. — Мне не хотелось бы вызывать Вас к нам, поэтому я пришёл к Вам.
— Чем обязан такому вниманию?
— Давайте поговорим, но не здесь.
— Извините, но у меня через 3 часа самолёт. — Предупредил я. — А посему у меня просто нет времени отвечать на Ваши вопросы.
— Не волнуйтесь. Насколько мне известно, Ваш багаж готов, номер Вы уже почти сдали. А ежели понадобится, я Вас лично подвезу.
— Самолёт не будет ждать. — Попробовал возразить я.
— Вас!.. — Он сделал многозначительную паузу, — подождёт.
— И где же мы будем беседовать? — Обречённо поинтересовался я.
— Администрация гостиницы любезно предоставила нам отдельный кабинет (тут он усмехнулся) для интимного общения. — Увидев, как поползли вверх мои брови, быстро добавил: — С некоторых пор подобные комнаты имеются теперь практически в каждой уважающей себя гостинице.
— Но… — произнёс я, только он не дал мне договорить, перебил:
— Не волнуйтесь, обед подадут туда. — Искоса глянул на портье и добавил: — За счёт гостиницы.
Когда мы вошли, стол уже был сервирован, и никаких официантов.
— Располагайтесь, — предложил он, а, когда я уселся подле окна так, чтоб моему собеседнику не очень хорошо было видно выражение моего лица, присел напротив. Поправил приборы на столе и принялся со вкусом за еду. Я решил не отставать.
— Скажите, — заговорил таинственный посетитель, — Когда Вы в последний раз встречались с Феликсом Старопалатовым?
— С кем?! — Я так удивился, что от неожиданности даже выронил салфетку, которой в этот момент тщательно полировал ноготь на большом пальце.
— Когда Вы в последний раз встречались с Феликсом Старопалатовым? — Терпеливо повторил он.
Я задумался. Честно говоря, было отчего. Феликса я не видел со школы. То есть, на выпускном вечере в последний раз, и было это так давно, что и вспоминать страшно. Наклонившись, поднял салфетку, положил её на стол, взял другую.
— Не знаю. — Честно ответил я.
— Постарайтесь вспомнить.
— Да не знаю я! В выпускной год. Может на выпускном. Точно не помню.
— А позже?
— Нет. — Твёрдо ответил я.
— Как давно Вы знакомы с Алимовым Альбертом Дмитриевичем?
— Представления не имею кто это такой.
— То есть, Вы хотите сказать, что не знаете этого человека.
— Понятия не имею.
— Хорошо. Допустим. — Согласился он, и задал следующий вопрос: — А с Вениамином Салычевым и Валентином Мамонтовым давно встречались?
— Не помню. Может двадцать лет, а может восемнадцать лет тому назад. — Злорадно усмехнулся я. — Если Вы хотите что‑то узнать, то спрашивайте напрямую. Я ведь действительно не видел своих одноклассников много лет. Очень много лет.
— А хотели бы увидеть?
Я даже немного растерялся от такого вопроса.
«Оно было бы заманчиво, — думал я, шлифуя ногти, — но вот вопрос, о чём бы мы беседовали? Ну, разве что поинтересовались судьбами друг друга. А потом? А потом пустота. Никаких общих интересов. Кстати, те же тихоня и башмак вряд ли бы стали откровенничать. Они и в школе‑то были очень скрытными. Но ими этот странный субъект не интересовался».
— Не знаю. Вряд ли.
— Почему?
— Не знаю. У каждого из нас своя жизнь, свои интересы, свои пристрастия. Детство закончилось. Завершился определённый период жизни, продолжения не требующий.
— Но, хотя бы простое любопытство?
— Зачем? Мне кажется, что так будет лучше хотя бы потому, что в памяти мы останемся прежними. Случись сейчас что‑нибудь сомневаюсь я, чтобы кто‑то из бывших моих одноклассников поспешил бы ко мне на помощь.
— А Вы бы поспешили?
Я опять задумался, потом ответил:
— Скорее всего, да.
— Так почему же Вы так плохо думаете о своих друзьях?
— Я не думаю плохо, я не хотел бы этого.
— То есть, разочароваться в своих друзьях спустя много лет?
— И это тоже.
— Значит, есть ещё нечто?
— Возможно. Но это уже личное.
— Ладно. Вы переписываетесь?
— Нет.
— Следует ли мне понимать Вас так, что Вы не знаете, где они в данный момент находятся?
— Разумеется.
— У Вас есть фотографии друзей? Хотя бы школьные?
— Нет. — Соврал я, глазом не моргнув.
— Позвольте не поверить.
— Позволяю.
— Тогда можно ли на них взглянуть?
— Я же сказал, у меня нет никаких фотографий. Даже мамы с папой. Не держу.
— Почему?
— Вера у меня такая. Нельзя хранить зримый облик людей.
— Вы мусульманин?
— Нет.
— А у меня несколько иные сведения относительно Ваших верований.
— По‑моему, я с Вами не делился своими взглядами на веру. Я лишь сказал, что одной из черт моей веры есть запрет хранения фотографий.
— Вы философ?
— С чего Вы взяли?!
— Да так. Больно Вы философствовать любите.
— Можно ли мне в свою очередь задать Вам хоть один вопрос?
— Пожалуйста. Но я не гарантирую ответ.
— И на том спасибо. Хоть не соврёте. — Усмехнулся я. — Коль Вы интересуетесь моими школьными друзьями, я делаю вывод, что все они сейчас находятся в этом городе?
— Нет.
— Тогда мне не понятна Ваша заинтересованность. Неужто все они что‑то натворили?
— Вы думаете, что Ваши друзья могут натворить нечто?
— Я не думаю, я предполагаю.
— Не стройте ненужных гипотез. Всё равно Вы не угадаете.
— Ясное дело, не угадаю. Вы же у нас спец агент.
— Не совсем так. Скорее контрразведчик.
— Не хило! За мной контрразведка гоняется?
— Нет. Не за Вами. Но и не за Вашими друзьями, как Вы сейчас подумали.
— Ну, ну!.. Сделаю вид, что поверил Вам.
— А Вам ничего не остаётся. — В кармане его пиджака звякнул телефон. — Всё. Вам пора. Машина ждёт у входа.
— А как же обещание подвезти лично? — Съязвил я.
— Мы уложились во времени. Вам вызвали такси…
— За Ваш счёт или за счёт гостиницы?
— За Ваш.
— Извините, но так мы не договаривались. Если бы не Ваши дурацкие расспросы, я б городским транспортом добрался, при этом сэкономил. Вы вгоняете меня в незапланированные расходы.
Он поморщился, вытащил телефон и куда‑то позвонил. Быстро переговорив, сообщил, что машину они оплатят, раз уж я такой скряга. Я промолчал. Не люблю органов, тем более таких…
Глава 6
— Любовь, любовь!.. А что подразумевается под этим понятием? Обыкновенное сексуальное влечение.
— Секс — естественный биологический поток жизненной энергии и самое низкое её применение. Это естественно, потому что жизнь не может существовать без секса, и самое низкое, потому что это фундамент, а не пик.
— Хм… Нечто подобное я уже где‑то слыхал?..
Когда секс становится тотальностью, вся жизнь тратится попусту. Это всё равно что заложить фундамент и продолжать закладывать его, не строя дом.
— Ну и ну!!! Где ты этого нахваталась?
Мы отдыхали после очередной серии безумств. Неделя командировки пролетела быстро, но если рассматривать её с другой точки зрения, то тянулась она бесконечно.
— Книги умные читать надо. — Посоветовала Маша.
— Оно и видно. Шпаришь, как по‑писанному.
— Просто это моя дипломная тема. Точнее, работа.
— Ты?! Диплом?! О любви?! Как же тебя угараздило попасть в аналитический отдел? — Удивился я.
— Очень просто. Я по образованию философ.
— И что? На философском факультете обучают анализу? Логике и тому подобное?! — Не поверил я.
— Философия — ключ ко всем наукам на земле.
— Ну, ну. И что же в таком случае секс, по‑вашему?
— Это ступени божественной лестницы.
— Нечто похожее на лестницу Парнаса?
— Да нет. Это совсем другое.
— Угу!.. Это что‑то из изотерики?.. Где‑то я об этом читал. — Я подумал, потом спросил: — Как можно сублимировать секс и сделать его духовным? Возможно ли использовать секс, любовь, как трамплин к высшим ступеням сознания?
— А ты где этого нахватался?
— Книжки умные надо читать. — Отпарировал я.
— Ну‑ну!.. Сам напросился. — Она устроилась поудобнее, и заговорила: — Секс — лишь возможность для высшей трансформации жизненной энергии. Пока он есть, это хорошо. Но когда секс становится всем, оказывается единственным выходом жизненной энергии, он разрушителен. Секс может быть лишь средством, но не целью.
— Кто бы сомневался?!
Средства имеют значение лишь тогда, когда достигаются цели. Если человек злоупотребляет средствами, вся цель разрушается. Когда секс становится центром жизни, тогда средства превращаются в цель. Секс создаёт биологическую основу существования и продолжения жизни. Он лишь средство, и он не должен становиться целью.
— Значит любви нет и никогда не было. Был лишь секс. Правильно ли я понял?
— «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится».
— Это, что? Цитата?
— Да. — Просто ответила она.
— Ого! Как ты такую прорву информации в голове держишь?
— Память тренирую с детства.
— Зачем?
— Ты, наверное, заметил, что я не красавица?
— Ты знаешь… Не заметил. — искренне признался я.
— Ну, так я тебе об этом сообщаю. — Не поверила Маша. — Мальчики из моего класса не обращали на меня никакого внимания. Как они говорили: «И подержаться не за что», имея ввиду, что у меня грудь маленькая.
Я невольно перевёл взгляд на её грудь. Красивая, не большая грудь. Маленькой её не назовёшь, но и громадиной тоже. Очень аккуратненькая, резная, я бы сказал. Осторожно протянул руку и дотронулся до соска. Он тут же затвердел.
— Ты не ответила.
— Мне ничего не оставалось, как убивать время чтением книг, и мечтать в уголке. — Сделала вид, будто не слышит, Маша.
— А как же душа?
— Ой, о чём ты говоришь?! О какой душе думают подростки?! Им бы девчонку голую… Да за сиськи подёргать. Да полапать кое‑где. На большее они не способны.
— Да. Конечно. Но это ведь касается не только подростков. В большинстве своём взрослые люди подобны малолеткам. Увидят обнажённую женщину и слюни пускают. Согласен.
— Что такое обнажённость? Всякий тут же представит себе обнажённую натуру. Но ведь всё не так просто. Есть ещё и такое понятие, как обнажённость души. Обнажённое тело представляет собой либо объект для обожания, вожделения и так далее. Не всякий видит эту красоту, но всякий жаждит заполучить её в собственность на некоторое время. Владеть красотой тела очень тяжело, если вообще возможно.
— Ясное дело. Всякой женщине красота нужна лишь для завлечения самца, так называемого мужчины. Выбор этот всегда неверный. Но женщины продолжают пользоваться этим методом, не делая никаких выводов. — Откомментировал я.
— А вот обнажённая душа — это субстанция высшего порядка. — Продолжала объяснять девушка. — Обнажённую душу видят единицы. И им от этого не лучше чем обнажившему её. Поэтому мы продолжаем обсуждать обнажённость тела, не представляя себе, что такое обнажить душу?..
— В таком случае, объясни мне, что такое любовь?
— Разве это нуждается в объяснении?
— Как минимум.
— Странно слышать такие речи от тебя.
— Ты сначала объясни, что такое любовь? А потом подумаем, странно или не странно!..
— Тебе по Соловьёву, по Бердяеву или Платону?
— А как хочешь.
— Пожалуйста, — она пожала плечами. — Платон говорит, что любовью называется жажда целостности и стремление к ней. Соловьёв утверждает обратное: «Любовь для человека — пока то же, что разум для животного, то есть только неопределённая возможность». Бердяев с ним почти соглашается, с небольшим отклонением: «Любовь — вне человеческого рода, она не нужна ему, перспективе его продолжения. Ведь, любовь — нездешний цветок, гибнущий в среде этого мира».
— Какие умные речи?! А проще нельзя?
— Можно и проще, — согласилась Маша. — Платон придерживается легенды, по которой когда‑то бог обиделся на живущих и разрубил их на две половинки. Вот они и ходят по свету, в поисках друг друга. Кстати, мне эта теория ближе всего. Владимир Сергеевич не придаёт большого значения любви духовной, он, можно сказать, её отвергает, утверждая, что человек такое же животное, как и любое на земле. Человеку достаточно размножаться.
— Вот тут я с ним полностью согласен.
— Николай Александрович говорит, что и размножаться ему внутри рода не стоит. Это природный инстинкт, заложенный во всё живое.
— Ну, это слишком вольная трактовка. — Не согласился я.
— Ты попросил проще, я и ответила.
— Вот и выходит, что понятия любви не существует. Отсюда можно сделать вывод, что любви как таковой нет и никогда не было.
— А ты циник.
— С чего ты взяла?
— Любви нет!.. Это не звёзды, это дырки в картонке для местного планетария. — Горько улыбнулась девушка.
— Я не говорю, что не будет, возможно, будет, но лишь тогда, когда люди смогут понять, что это такое.
— Можно подумать, ты никогда не влюблялся.
— Ну, может быть это и можно назвать таким словом. Хотя на самом деле это обыкновенное желание владеть той или иной самкой.
Щёки Маши вспыхнули.
— Ты не обижайся, — сказал я примирительно. — Это ведь правда. Любой мужик предназначен природой для осеменения женщин, то есть для продолжения рода. Его можно назвать самцом. Однако мы этого не делаем. Мы одеваем красивые одежды на природные явления. Нас коробит от точных медицинских определений. К тому же в человеческом обществе существует всё же разница между самцом и мужчиной. Она очень тонка, и тем не менее, она существует. Самцами принято называть тех, кому безразлично с кем переспать, и как. Если у таких и существуют некие критерии выбора, так столь низменны, что нормальный человек и разницы‑то не заметит.
— Какая топорная трактовка!.. Это пошло.
— Я не пошляк. Я говорю, что есть. Людям свойственно воротить нос от неприятных запахов, стараться не слышать неприличных звуков, отводить взгляд от нескромных сцен.
— Это правило поведения культурного человека?
— Это не правила поведения культурного человека, это по‑другому называется.
— Я думаю, что за подобные словеса толпа современных эстетов с огромным удовольствием разорвёт такого пророка…
— Я не пророк. Я лишь констатирую факты. Занимаюсь, так сказать, анализом.
Она взглянула мне в глаза. Потом заговорила негромко, не отводя взгляда:
— Божественная Любовь — это тонкая нить платонической любви, сильнейшая преданность и величайшая привязанность к богу. Это спонтанное излияние любви к своему Возлюбленному — чистая, бескорыстная и ничем незапятнанная любовь. Это любовь ради любви. Здесь нет сделки или ожидания чего‑либо взамен. Это ощущение неописуемо. Чтобы понять это, его нужно испытать. Любовь — это священная, высочайшая эмоция с возвышенными чувствами, которая соединяет преданных с богом.
— Если честно… Религиозные диспуты на эту тему меня совсем не впечатляют.
Маша проигнорировала мою поправку, и продолжила, как ни в чём не бывало:
— Однако, следует различать высшую любовь, и обычную любовь верующих к своему богу. Обычная любовь — это спонтанная привязанность к богу, когда преданный всецело одержим господом. Высшая любовь — это высшее совершенство обычной любви. Это наиболее концентрированная любовь к богу, наполненная сильной привязанностью. Она существует благодаря полностью очищенному сердцу.
— Тогда почему в стандартной семье любовь между мужем и женой является физической, эгоистической и лицемерной.
— Она непостоянна. Это только плотская страсть, сексуальный аппетит с привкусом более низких эмоций. У неё чувственная и ограниченная природа. Божественная Любовь — она чистая, безграничная, всепроникающая, вечная, и в ней нет возможности разрыва, то есть она постоянна.
— Почему же тогда в большинстве случаев у людей не существует внутреннего союза между мужем и женой?
— Потому, что мужья и жёны обычно соединяются лишь с эгоистическими целями, здесь имеет место лишь внешнее проявление, половое влечение, внешняя любовь, истинного союза между душами нет. У супругов всегда существуют разногласия, в результате которых их лица становятся неестественно перекошенными от недовольства, а слова — громкими и некрасивыми.
— Потому ты не выходишь замуж?
— Именно поэтому ты развёлся. — Отпарировала Маша.
— Я развёлся не поэтому.
— Заливай.
— Я не на исповеди. — Буркнул я, и демонстративно улёгся на спину.
— Если муж не обеспечивает свою жену деньгами и дорогими безделушками, которые она желает, не говоря уже о постели… Если он не водит её по магазинам и праздникам, когда она хочет, то между ними возникает решительная борьба, переходящая в позиционную войну. Разве это настоящая любовь? Нет, это — корыстная, коммерческая и выгодная сделка. Из‑за своего вожделения мужчины теряют чистоту, независимость и чувство собственного достоинства. Они становятся рабами женщин. Они ревнуют своих жён к начальникам, к друзьям и общим знакомым. И называют свою ревность — любовью. А ревность — это всегда агрессия. В основе любой ревности — желание поставить любимого человека и отношения с ним выше любви к богу. Всё, что человек любит больше бога, слуги кармы отнимут у него и разрушат, чтобы блокировать его агрессию. Ревность у людей появляется лишь тогда, когда их любовь направлена в первую очередь на земное, а во вторую очередь — к богу. Например, я сначала любил бога, впрочем, и сейчас люблю, а потом жену, детей и свой дом. Вот от меня ушла жена, забрала единственного ребёнка, отобрала дом, сожгла всё лучшее, что во мне было. Если же я люблю Бога во вторую очередь, то мне до слёз обидно за то, что жена ушла от меня, несправедливо обвинив во всех грехах, выдав свои подозрения за истину, за невозможность общаться с сыном, за отсутствие крыши над головой… Я уже не говорю о домашнем уюте и прочем… И я иду мстить, иду убивать и жечь… Мой девиз в этом случае «Око за око, зуб за зуб!» И такие мысли делают меня намного хуже, чем я был. А если я и, правда, убью кого‑то из мести?.. Люди, ревнующие из‑за «любви» своих жён, и есть те самые самцы, животные, сражающиеся из‑за самок…
— Да, кое в чём я согласна с тобой. Согласна, что «любовь» обыкновенной женщины к мужу основана на выгоде, на животном инстинкте и на эгоизме. Но пройдёт много лет и со временем такая любовь перерастёт в настоящую… Ведь даже камень, каждая травинка обладает Божественной Любовью. Неживых вещей в природе не бывает. И любовь живёт в сердце каждого существа.
— Я не верю в бога. Это я так, для красивого словца ввернул.
‑ Отнесись к любому предмету с любовью, — продолжала Маша. — И он ответит тем же: будет служить тебе долго и преданно. Потому что одна из граней любви — преданность. Жизнь не может существовать без любви. Даже самые, на наш взгляд, бессердечные люди любят какие‑то вещи или кого‑то. Как и ум человека, любая любовь требует возделывания и ухода. Порочные черты характера искажают очарование любви. В сердце невежественного человека сад любви запущен долгим отсутствием хозяина. Сад выродился и одичал, превратился в чащобу страшного кустарника злобы и лжи. Но где‑то там, в самом уголке чащобы, за колючими шипами ненависти, за бурьяном ревности и другими пороками ещё растёт красивый плод любви. Нет такого человека, для которого было бы всё потеряно: нужно только вернуться в своё сердце и начать очищать его от бурьяна, колючего кустарника и всего плохого.
— По‑моему, ты увлеклась.
— Почему ты так решил?
— Я не читал твоей дипломной работы, но ты речёшь, как по‑писанному. Кстати, если она у тебя сохранилась, дашь почитать?
— Ты повторяешься.
— Я всегда повторяюсь. Может быть в этом моя беда, а может и достоинство. И всё же, дашь почитать?
— Посмотрю на твоё поведение.
Она положила свою руку мне на грудь, потом медленно, очень медленно стала опускать её. Моё естество тут же отреагировало должным образом, как будто и не было ничего до этого.
— Ты извини, если я не в тему, — заговорил я, после длительной паузы. — Ты почему до сих пор замуж не вышла? Только не говори, что ты не красивая или не симпатичная. Я то уж точно знаю, что это не так.
— Это долгая история. — Вздохнула Маша.
— Да ладно. Время у нас есть. До утра ещё далеко.
— Ага, каких‑нибудь три часа осталось.
Я невольно покосился на часы, стоящие на журнальном столике подле дивана. Действительно, стрелки замерли на половине третьего утра.
— Ого, как быстро время летит! — Удивился я.
— А ты думал?!
— Тем более. Спать уже некогда, Так всё‑таки, почему?
Она вздохнула, немного помолчала, и заговорила:
‑ Выйти замуж или жениться — это не так просто как кажется. Не в том смысле, что найти друга или подругу и начать с ним или ней совместную жизнь, а в том, что никто не понимает той ответственности, которая ложится на обоих супругов. Представления о браке в каждом веке были свои. Когда‑то к этому относились очень, очень серьёзно. Позже перестали предавать этому большого значения. Развалилась основа основ, не стало фундамента. Ведь раньше община состояла из родственников. Это был единый организм, позволявший выжить всем. Потом его уничтожили, не осознавая что натворили.
— Это общие слова. Ты то тут причём?
— Супружество — это самопожертвование. Супружество — это куда больше чем совместное ведение хозяйства, воспитывание детей. Супруги — это люди, не могущие жить друг без друга. Это две половинки единого целого. Но вот именно этого целого как раз и нет.
— Не поверю, что ты не смогла найти человека, отвечающего всем твоим требованиям. Или опять общество виновато?
— Нет. — Вздохнула она, и продолжила: — Обличать современность в непонимании творящегося бессмысленно. Хотя бы потому, что результата от подобной критики не будет. Следовательно, это не критика, а критиканство. Здесь, наверное, нужен более тонкий подход. Целенаправленная политика общества, а не отдельных личностей. Надо развернуть сознание людей в нужном направлении, разъяснить таящуюся опасность в раздробленности общества, отсутствие того, на чём оно зиждется. Это всё равно, что дом без фундамента. Он некоторое время будет стоять, но со временем развалится. Дом же на крепком фундаменте стоять будет века.
— Ты хочешь сказать, что для тебя нет такого человека, с которым можно построить дом?
— Не знаю. — Сказала она. — Скорее всего, что есть, но мне пока что он не встретился.
— Не понимаю тебя. А как же физиологическая потребность?
— Чушь всё это.
— Но ты же не станешь отрицать, что у тебя никогда не возникало никаких желаний?
— Не стану. Я презираю не сам секс, а скотское, обывательское, потребительское, бытовое отношение к нему. Я за то, чтобы люди думали головой, а не гениталиями и отвечали за свои поступки.
— А! Ты а‑сексуалка!.. — Предположил я.
— Ничего подобного. Терпеть не могу всякое вылизывание и тому подобное. Это онанизм в извращённой форме. Про гомиков не говорю. Там ещё хуже. — её передёрнуло от отвращения.
— Не понимаю. Почему же тогда ты так долго оставалась девственницей?
— Короче… Да!.. Я любила одного мужчину. Но я всегда понимала, что любила не столько его самого, сколько образ, созданный моим воображением. Мои эмоции довели его образ практически до идеала. Но я чувствовала, что вру себе. Со временем это подтвердилось. Действительно, этот человек оказался духовно ущербной личностью, пустой оболочкой, заполненной сексуальными притязаниями. Но я‑то любила не его, а тот образ, который сама себе придумала… Я всегда чувствовала, ещё до того, как узнала, что он не соответствует моим представлениям о муже, что секса с ним я не хочу. Мне нужна была духовная близость, доверие, общие идеалы, общая деятельность, которая так хорошо помогает в отношениях.
— Прости, но в таком случае как ты рассматриваешь наши отношения?
— Годы идут. Жизнь берёт своё.
— То есть…
— Нет, не то есть. — Не дала она мне закончить мысль. — Всё куда сложней, чем ты себе можешь представить. Для меня, обиженной девчонки‑десятиклассницы, на которую никто не обращал внимания, это было не только обидно, но и пагубно повлияло на мои мировоззрения. В то время я не могла представить, как любовь может приносить радость?.. Мне от неё было плохо. Куда проще было бы жить вообще без любви, без привязанности к другому человеку, ощущать СВОБОДУ. Любовь всегда порождает несвободу. Привязанность — это то, что связывает верёвками, крепкими, которые не разорвать, не перегрызть. Я не люблю рабство и не хочу быть рабыней хоть и любви. Но любовь никак не желала выветриваться из моего существа. Я старалась её как‑нибудь убить. Не получалось, потому что ей сопутствовала помощница — депрессия. Когда депрессии нет, о любви думается меньше… А главное, переступить через себя, лечь в постель с незнакомым мужчиной… И всё ради удовлетворения собственной похоти?!
— И как же ты пересилила себя?
— А мне не пришлось этого делать. Может быть это и есть то, что люди называют настоящей любовью.
— Ты всегда цитируешь?
— Чего? — Не поняла она.
— Ты говоришь канцелярским языком. Люди так не говорят. Вот потому я и спросил.
— Нет. Это привычка с одной стороны, с другой, я же говорила, что это моя дипломная работа. Мне порой кажется, что я её до сих пор пишу. Что‑то появляется новое, что‑то меняется…
Несколько минут мы лежали в полном молчании. Каждый думал о своём. Потом я осторожно предложил:
— Маша, выходи за меня замуж?
Она вдруг перестала дышать. Я в испуге сел, уставившись в её широко раскрытые глаза.
— Ты хорошо подумал? — Наконец‑то спросила она.
— Честно?
— Честно.
— Я вообще не думал. Просто после твоих откровений мне стало стыдно за себя и за всё мужское население земли.
— Всё это я рассказывала не для того, чтобы тебя разжалобить. Просто захотелось поделиться своими мыслями.
— Ну, тогда, получается, мой черёд?
— Не обязательно. Если бы я не хотела, то ничего не сказала бы.
— Вот и я так думаю. Всё должно быть честно.
Многие мужики берут на жалость. Я никогда этого не делал. Я считал это недостойным настоящего мужчины. Женщина должна полюбить не выдумку, а то, что есть на самом деле. Обман — это не для меня. Я ведь мог разжалобить тебя, воспользоваться твоей доверчивостью, затащить в постель, как это делают современные пацаны, их и мужчинами‑то не назовёшь, козлы похотливые… Шлюшки тоже им подстать… Но это не мой метод. Возможно, я не прав, только никто меня не переубедит в этом.
— Ты на самом деле считаешь, что мог разжалобить меня и под этим предлогом затащить в постель? — Удивилась она моей самонадеянности.
— Откровенно говоря, нет. О тебе я не думал. Нет, нет! — Продолжил я, не давая ей возможности возразить. — Я не так выразился. Дело в том, что как женщина ты меня интересовала, даже очень интересовала. Но я уважал твою независимость, твоё нежелание общаться с мужчинами, а потому не стремился к физической близости с тобой. Мне как‑то и в голову не приходило соблазнять тебя. Я вообще не люблю соблазнителей, и сам никого и никогда не соблазнял. Это противно моим взглядам.
— Но если возле тебя окажется девушка, которая совсем не против разделить с тобой постель, ты же не откажешься?
— Нет. — Честно сознался я.
— А совесть тебя после этого не мучает?
— А почему меня должна мучать совесть? Я же никого не обманывал, никого не завлекал, не соблазнял, ничего не обещал, и уж тем паче не насиловал.
— Лишал невинности не мучаясь совестью. — Сказала Маша, пристально глядя мне в глаза.
— Я тебя не понимаю?..
— А и не надо. — Ответила Маша, нежно касаясь пальчиками там, где это приводит к безумствам чувств.
На работе меня ждали… В буквальном смысле и в переносном. Ждали всякие неприятности, и человек в штатском. Стоило мне лишь появиться на проходной, как охранник сообщил, заглядывая в раскрытый журнал лежащий тут же на столике перед ним:
— Вас к директору.
— Спасибо. — Буркнул я, мысленно выматерившись. И замер. Это был не привычный дедуля или бабушка божий‑одуванчик, а подтянутый, накачанный мужчина лет сорока, сорока пяти. На поясе у него висела расстёгнутая кобура откуда и торчала рукоять пистолета. Явно не газового.
— Вы проходите? — Подтолкнули меня сзади.
— Простите. — Снова буркнул я, запихивая пропуск в карман и направляясь к лестнице.
— Не туда! — Остановил меня охранник.
— Чего?! — Тут я так удивился, что больше ничего не сумел сказать.
— Сначала зайдите к Самуилу Исмаиловичу. — Сообщил он.
— Но, Вы же сказали, что меня вызывает директор:! — Опешил я.
— Да. Но сначала к Самуилу Исмаиловичу. — Сказал страж дверей и повернулся к следующему посетителю.
Весь в недоумениии, я свернул направо к дверям начальника безопасности. Здесь меня ждала очередная неожиданность. Самуил Исмаилович, хмуро поздоровался, глядя куда‑то в тетрадку, затем потребовал сдать пропуск. Я обалдел!..
— Что случилось? Меня уволили? — Наконец выдавил я из себя после непродолжительной паузы.
— Если бы тебя уволили, то ты б сюда не прошёл. — Возразил он, всё тем же бесцветным голосом.
— Самуил Исмаилович, что случилось? Вы можете мне объяснить?
— Идёт смена удостоверений. Видел, охрану сменили. Теперь не пенсионеры будут сидеть на входе, а спецназ.
— Ни фига себе!!! — Поразился я. — За какие‑такие заслуги? И за какие‑такие денежки?! Неужто Семён Иванович разорился?!
— Хуже.
— В каком смысле? Нас продали?
— Перестань задавать вопросы. Иди к директору, он тебе всё сам объяснит.
Я молча положил пропуск на стол начальника безопасности и вышел. День начинался с потрясений.
Мариэтты Трофимовны на месте не оказалось. Вместо неё за столом сидела миловидная блондиночка лет двадцатипяти не больше, с голубыми глазищами на пол лица. Она глянула на меня, поинтересовалась фамилией, потом заглянула в монитор и, удовлетворившись полученным ответом, благосклонно позволила мне пройти в кабинет. Но на этом неожиданности не закончились.
За директорским столом сидел высокий, мускулистый мужчина, в синем пиджаке с белым воротничком и в однотонном галстуке. Сам же Семён Иванович расположился за журнальным столиком слева и потягивал кофе из фарфоровой чашечки. Я замер у двери, не зная, что делать?..
— Проходи, проходи. — Предложил Семён Иванович, указывая на кресло возле директорского стола. — Не стесняйся.
— Он не стесняется. — Заговорил мужчина за столом глубоким профундо. — Он растерялся. Я б тоже на его месте растерялся.
— Здравствуйте. — Не очень убедительно поздоровался я. — А можно я здесь, у стеночки присяду?
— Не советую. — Сказал директор. — Неудобно сидеть, да и разговаривать будет не очень уютно.
Мысленно я согласился с ним, но усаживаться напротив этого басистого мне как‑то не хотелось.
— Да проходите, проходите. Садитесь где угодно. — Предложил человек из‑за стола.
Я присел на краешек стула у самой двери, как нашкодивший мальчишка. Сидеть и впрямь было неудобно. Толи передние ножки стула были подпилены, толи пол здесь имел некоторую покатость…
— Мне выйти? — спросил Семён Иванович.
Тут я понял, что окончательно потерял дар речи. Мужчина за столом кивнул. Семён Иванович одним глотком допил кофе, поднялся, едва заметно кивнул в ответ и вышел.
— Вы считаете, что так будет удобно говорить?
Я молча пожал плечами.
— Ну, как знаете. — Продолжил он. — Разрешите представиться, меня зовут Михаил Сергеевич.
— Как?! — Не удержался я от вопросительного восклицания, и невольно покосился на его голову.
— Михаил Сергеевич. — Терпеливо повторил мужчина.
Он явно привычным движением прикоснулся к известному месту на голове, резко отдёрнул руку, будто обжёгся и продолжил:
— И ничего в этом удивительного я не вижу. Я руководитель проекта одного не очень известного института.
— Скажите прямо, секретного. — Пробубнил я.
— Можно и так. Пусть будет секретного. Но уж очень секретного. Я не стану рассказывать чем именно мы там занимаемся, скажу лишь то, что можно сказать не требуя от Вас расписки о неразглашении.
— И на том спасибо.
— Вы слышали о городе, которого нет?
— Ммм!.. Вроде кино такое есть. — Неуверенно сказал я.
— Я не про кино.
— Не понимаю Вас.
— Хорошо. Когда Вы были в командировке, Вам наверняка приходилось слушать радио. Неужели Вы не слыхали ничего необычного?
— Нет. — немного недоумевая ответил я. — У меня и радио‑то не было. Да и времени тоже.
— Вы часто ездите в такси?
Я задумался.
— Откровенно говоря, не очень. Чаще друзья подвозят, или общественным транспортом. В крайнем случае пешком, но это уже совсем редко.
— Маленькая ложь порождает большое недоверие. — Задумчиво произнёс Михаил Сергеевич.
— Вы это к чему?
— Да к тому, что к гостинице Вы подъехали на легковом автомобиле.
— Правильно. Но не в такси же?! — Возразил я.
— Вы хотите сказать, что и там у Вас есть друзья?
— У меня везде есть друзья. — Уклонился я от прямого ответа.
— А в аэропорт Вас отвезли на такси. Или тоже на машине?
— Совершенно верно. — Злорадно улыбаясь, согласился я. — Меня доставили в аэропорт на служебной машине, так как таксист не пожелал везти меня бесплатно.
У моего собеседника не дрогнул ни один мускул на лице. Толи он не был в курсе, как меня выпроваживали, либо сделал неверные выводы из предположений, что я должен был в аэропорт ехать на такси.
— Хорошо. — Согласился он. — А в машине, когда Вы ехали, радио работало?
— Нет. Я не люблю шум в замкнутом пространстве.
— Вам не кажется, что Ваши ответы заранее заготовлены? Как будто Вы знали о чём Вас будут спрашивать?
— Почему Вы так решили?
— Потому что все они выстроены в форме защиты.
— С чего Вы взяли? Вы спрашиваете, я отвечаю. Все мои ответы вытекают из Ваших вопросов. И откуда я мог знать, что здесь меня будет ждать представитель секретного института? Мне и в голову такое не могло прийти.
— Вы хотите сказать, что с Вами там не беседовали? — Ухмыльнулся он.
— Почему, беседовали. Но во‑первых не из секретного института, а во‑вторых, на совершенно другие темы.
Он явно растерялся, но тут же овладел своими эмоциями.
— Возможно, возможно. И всё же, я не поверю, что будучи там целую неделю Вы ни разу ничего не слышали.
— Ну почему не слышал?! Слышал, конечно. Из соседнего номера каждый вечер такие охи да ахи доносились, что приходилось стучать в стену.
— Это по‑вашему необычное явление?
— Разумеется. По гостиничным правилам в номерах не должно быть посторонних после 23‑ёх часов.
— Откуда Вы знаете? Может за стеной муж с женой жили.
— Ага, сейчас. Там каждый вечер новый голосок звучал.
— Зачем Вы морочите мне голову? — Спросил мужчина с директорского места.
— А вы? — В свою очередь поинтересовался я.
— Ладно. Разговора у нас не получилось. Поговорим, когда Вы вернётесь. — Он поднялся из‑за стола. — До свидания.
— Всего хорошего. — Ответил я.
Он вышел, а я остался. Правда, не надолго. Через мгновенье в кабинет вошёл директор.
— Семён Иванович, это что ещё за новшества? — Не давая ему устроиться в своём уютном кресле, спросил я.
— Какие именно? — Уточнил он.
— Ну, охрана внизу… Потом, у меня пропуск отобрали.
— Пропуск взяли на замену. С сегодняшнего дня у нас будут новые пропуска. А охрану давно надо было сменить. В городе неспокойно.
— Что значит, неспокойно? — Изумился я.
— Да опять политики чего‑то там не поделили.
— Потому и на нас наезд был?
— Возможно.
— А этот гусь зачем здесь?
— Вот это я у тебя хотел бы спросить. Но некогда. Короче. Давай, иди в отдел кадров, получай новое назначение.
— Чего?
— Не чего, а куда.
— Опять не понял?
— Ты направляешься в Японию на переговоры с нашими новыми партнёрами.
— Нашли мне переговорщика.
— Решение начальства не обсуждается.
Да я даже к себе не успел забежать. Как там ребята? Какие проблемы?
— Они и без тебя справляются. Всё. Время вышло.
Я поднялся, и побрёл в отдел кадров.
В свой рабочий кабинет я попал лишь перед самым обедом да и то ненадолго. Сам же обед пришлось заказывать с доставкой, так как новые пропуска ещё не были готовы и покинуть рабочее помещение не представлялось возможным. Но и с доставкой, как выяснилось, из‑за всех пертурбаций образовались дополнительные проблемы. Охрана внизу не пропустила нарочного к нам с лотками. Мало того, они потребовали вскрыть все пакеты. Ну, тут уж я совсем рассвирепел, и высказал начальнику безопасности всё, что думал о его нововведениях. Короче, пообедать нам с Лёшей так и не пришлось. Зато получив пропуска, мы тут же исчезли. Благо рабочий день у нас был ненормированный.
Оказавшись на свободе, я тут же направился к Иске Нюмовне потому, как очень сильно соскучился по хорошей, домашней пище. На улице всё так же жарило солнце, и ветки деревьев не шевелились. Асфальт дымился и плавился, приставая к подошвам.
За это время в заведении старой еврейки ничего не переменилось. Как впрочем, не модифицировались и клиенты, вернее, их состав. Хотя… Некоторые изменения всё же были. Одна весьма колоритная компания привлекла моё внимание. Расположились они в самом дальнем и, на мой взгляд, самом тёмном углу. Может быть именно это и привлекло моё внимание к ним?..
Спиной к стойке бара, за которой крутилась хозяйка, сидел не совсем старый на вид, но с совершенно белой головой мужчина, слева от него мужчина помоложе в морской форме, справа девушка, скорее женщина потому, что на вид ей было около тридцати или чуток больше, а напротив безмятежно дрых, положив давно не стриженную голову на руки, субъект, которого в прежние времена Иска Нюмовна не пустила б даже на порог, не то, чтобы за стол. Между этим субъектом и молодой женщиной пристроился в приставном кресле мужчина в дорогущем костюме с трубкой в руке.
«Аристократ чистой крови», — Отчего‑то подумалось мне.
Больше всего меня поразило то, что Иска Нюмовна, строго соблюдавшая установленные собой же порядки, грубо нарушала их. Курить у неё было строго запрещено, а распивать спиртные напитки так вообще грех невообразимый! Тут же всё было на шиворот‑навыворот.
Не сводя глаз с компании, я прошёл к соседнему столику и устроился так, чтоб видеть всех сидящих за столом подле. Вскоре ещё одно преимущество предпочтённого мной места подтвердило правильность выбора. Подошла Зассиль, приняла заказ и молча удалилась.
— Стоило старожилам убраться в чайную избу мадам Шушары, как сразу же обсуждать, доказывать и логически опровергать стало нечего. — Говорил седой, вертя в пальцах хрупкую хрустальную рюмку. — Всё стало просто, ясно и понятно, и не хочется уже ни с кем, ни о чём спорить, искать истину в словах, никому боле нет дела до приснопамятного замшелого зерна истины‑правды‑матки — пускай и дальше растёт себе где‑то там глубоко в земле. И думаю я сейчас, уютно расположившись в мягком кресле данного заведения, попивая чаёк с кислющим, как самый проницательный взор налогового инспектора, по совместительству местного архивариуса лорда Камингстоуна, лимоном, и слушая замшелую попсу в исполнении «Кукашел‑Юкрейн», и глядя на таинственную тёмную глушь парка под окнами и подсвеченное огнями города тёмно‑оранжевое небо…
— Чаёк 45 градусов!.. Кисленький!.. — Хохотнул моряк.
— «а о чём это мы в течение прошлого года хотели договориться, к чему хотели прийти, что хотели поведать остальным?». — Не обращая внимания на реплику, продолжал седой. — За небом — бесконечный космос, триллиарды вселенных, бесконечные россыпи звёзд, а в душе царит таинственное спокойствие всеобъемлющей бесконечности. И дух захватывает от этого фантастического спокойствия, и чувства собственного растворения в мощных реверберациях всеобщего звукоблаженства вселенной…
— 20 киловатт электронного грохота влекут вдаль, — иронически заметил мужчина с трубкой, намекая на подрагивающий под ногами пол. — И вот уже нет ни парка под окном, ни мнимых горожан, бегающих в электронных цепях, и wi‑fi‑волнах вашего ноутбука в поисках решения проблем киборгизации, искусственного разума, роботизации и прочей высоко‑интелектуальной ерунды, всё вокруг покрывают новые и новые психоделические волны Абсолюта… «Вечность, я — космос, открываю сознание для восприятия нового измерения. Приём»…
— Не богохульствуйте, граф, это вам не к лицу. — Посуровел седой.
«Ага!.. — Отметил я про себя. — Значит, вот тот с трубкой граф!.. Не ошибся, аристократ».
Пол на самом деле в этот момент дрогнул, но не от грохота звукоусиливающих устройств, а от того, что где‑то недалеко проехал трамвай.
— Это в городе оттягиваться или в новый более совершенный носитель сознания разума и духа эволюционировать? — Поинтересовалась девушка.
Вернулась Зассиль с подносом. Молча раставила тарелки и так же молча удалилась.
— Попозже надо будет, пожалуй, попросить Мэра построить у нас кинотеатр, чтоб было где, комфортно устроившись в тёплом кресле, потягивая мартини, посмотреть фильм про моего любимого подполковника Мармика, бывшего в те далёкие времена всего лишь капитаном. — Продолжал ёрничать мужчина с трубкой.
— Господин Мармик не имеет к храму никакого отношения. — Обиделся седой.
— Да ладно вам. — Негромко заговорил моряк. — У меня появилась такая же идея спросить у них через год: «в чём правда, други, и как мне стать настоящим горожанином?». В ответ, мадам Шушара, ничтоже сумняшесь, несомненно примется цитировать ничего не значащие и ни к чему не приведшие труды лорда Камингстоуна, и скажет: «как отсюда можно видеть, мы в очередной раз доказали, что Интернет — это плохо и с ним надо бороться». Ответы на вопросы ищутся не у других, вернее, на свои вопросы, а не на общественные. Их надо думать в ночной тиши за кружечкой рома, желательно кубинского, или ещё лучше Ямайского, в мыслях с самим собой. Самое интересное как раз то, что ответы на эти вопросы всегда знаешь, но иногда начинаешь обманывать себя перед другими, и других перед собой…
— Да что Вы говорите! Вот спасибо, а я‑то, наивная душа, не догадывалась… — Перебила оратора девушка.
— Коряво переводя ответы в слова, — невозмутимо продолжал моряк, не обратив внимание на комментарий, — которые доходя до других узловато дисперсируют в воздухе и, в конце концов, дифрагируют в отверстии их уха, в конечном счёте являя собой худшую сторону, нет, даже не поломанного, а неработающего в принципе телефона.
— Моряк, откуда вам известно устройство телефона? — Опять не удержался от колкости мужчина, которого назвали графом.
— «Диспергируются» — Не надо так щербатить про дифракцию на ухе — щас забью волновой механикой, хотя ладно, акустику нам просто не давали в универе…. Безобразие, конечно. — Возмутилась девушка.
— Простите, не понял, чем Вам не нравится дифракция на ушных отверстиях. — Спросил граф.
— Соотношением длины волны и размера отверстия. — Усмехнулась девушка. — Длина волны для слышимого диапазона от 2 см до 15 м… КАК это могло произойти, что размеры ушного отверстия в филогенезе сформировались такими, что звуковые сигналы бы на них дифракционно искажались? Мы бы не только симфонии не могли слушать, а даже и простую членораздельную речь воспринимать.
— Не искажаются они, не бойтесь. На то ушной канал короткий и не особенно прямой. Да и механические волны — вовсе не электромагнитные, поэтому стоит понимать, что принцип гюйгенса френеля предназначался изначально вовсе не для них, хотя во многом справедлив. Зато смысл слов искажается. Искажается как говорящим, так и слушающим, в итоге получаем полный бред. — Передёрнул плечами граф.
— Ответы не просто знаешь — продолжал, как ни в чём не бывало, моряк, — знаешь с детства. «Обманы», упомянутые его святейшеством, не из вредности или испорченности, а из самосохранения. Поэтому лично я смотрю на всё это философски.
— Ага, морской разбой располагает к философии. — Съязвила девушка. — «Режу я как‑то парочку десятков мирных торговцев, жирных купцов… А в голове мысли великие о бесконечности пространства!..».
— Единственные вопросы — поморщился седой, — которые решаются в обществе — это «куда пойдём», ибо «куда пойду» обычно очевидно, или «что пить будем». А самое интересное — это когда они начинают обсуждать «как жить будем дальше», как будто они вместе жить и собираются, хотя в реалии как раз наоборот. Города, пусть даже инопланетные, по определению созданы для общения, поэтому они живут, пока есть активность.
— Они — это «городские нелегалы»? — Или у меня уже нервное? — Переспросила девушка, пересчитывая мелочь в руке.
Услышав этот голос, я так сильно вздрогнул, что ложка с громким звуком ушла на дно тарелки. Пришлось вилкой извлекать её оттуда.
— Я тут пытался активность устраивать, но у меня сейчас завал со свободным временем, который, надеюсь, рассосётся через какое‑то время, и я вам, графиня Светленова, устрою шторм. — Пообещал моряк.
«Вот. — Отметил я про себя. — Девушкина фамилия, кажется, Светленова. Да ещё и графиня!.. Ну и развелось же у нас нынче дворян, как собак не резанных».
— Вот именно, «пытался»! И хотя у нас в казино, так скажем, проблемы адаптационного характера, у вас там под монастырём, извините, совсем швах… приближается к термодинамическому нулю в кельвинах. А насчёт шторма, не забудьте заодно… — Недоговорила графиня Светленова.
— Шторм на суше — это круто!.. Опять подковырнул мужчина с трубкой. — А я не очень люблю «Кукашел‑юкрейн», я больше что‑либо типа «Чара‑продакшен», или древнего «rouge‑fleur» пошлюхаю.
— О! Мсье большой эстет… — Улыбнулась девушка.
— Уважаемый моряк! Ну что бы Вам не расслабиться, а? Я Вам больше скажу. Будем мы с ним бороться, не будем бороться — он исторически обречён. Как тот «Вишнёвый сад». Ну и какой смысл поддерживать отживающие своё формы? Это НОРМАЛЬНО, что появляются люди, пусть даже неосознанно не приемлющие Интернет. — Как‑то обречённо сказал седой.
— Только добавьте к этому, что это историческое обречение — то, во что Вы хотите верить, а не то, что нам достоверно известно. — Поправил моряк.
— Так поможем осознать совместными усилиями. — Воскликнул мужчина, которого назвали графом, картинно поднимая полупустой бокал с шампанским.
— Мы — это кто? — Переспросила графиня.
— А знаете ли, что зубы или, например, жёлчный пузырь — филогенетически отмирающие органы? И если жевать ещё как‑то надо, и мы зубами вынуждены заниматься, почему и сохраняется иррационально‑эстетическое восприятие… — Продолжал блистать эрудицией граф.
— Вот всё‑таки здорово, что я детей не заводила! — Обрадовалась графиня Светленова. — Многие мои ровесницы уже с протезами!..
— А как же младшенькая, ваша дочка?! — Растерялся моряк.
— Фи, сэр! — Красивое лицо девушки исказила гримаска отвращения. — Не путайте меня с мадам Шушарой.
— О, чёрт! Простите ради бога!..
— Мда! Да, так вот, «протезирование» жёлчного пузыря ну никак не представляется целесообразным. — Довершил граф и выпил залпом остаток вина. — «Золотой Алатыпь», пожалуйста! — Потребовал он, звонко стукнув фужером о столешницу.
— Граф, Вы не в чайной избе. — Напомнила мужчине с трубкой графиня. — Здесь нет «Золотой Алатыпи».
— К сожалению. — Согласился граф. — Здесь нет многого. А жаль!..
— Интернет становится коммерческим, а, следовательно, всё больше и больше недоступным для большинства людей, что не может не печалить. — Грустно покачал головой седой.
— Вы когда‑нибудь пытались к себе придираться по детски? Например «а что такое Интернет, а зачем Интернет» — дав ответ, что это идейность, цель, трампарампампам (продолжите), «а что такое идейность, а зачем идейность», на n+1 где n стремится к бесконечности, Вас вдруг начнут обуревать смутные сомнения, что что‑то в свято‑подобном недорационализме и псевдо‑разумности неправильно — ибо парадоксально бесконечная неопределённость. А дзен же даст ответ простой, спросите у него «что такое Интернет, зачем Интернет»‑ и вот уже ответ втихую: «а ничто, и не зачем». Продолжать спрашивать что такое ничто и зачем оно — уже не имеет смысла — вся бесконечность завернулась в точку, потому что ничто не зачем и ничто — ничто. Поэтому не знаю, что Вы там обо мне мните, но я простое ничто, которое не зачем. А то, что я «пытаюсь» активность устраивать. Так, может быть, мне это нравится? Ведь пытаюсь же, а если звёзды зажигают, значит это кому‑нибудь нужно. Я и дальше «пытаться» буду, мне не жалко. Я — всего лишь счастье для всех в мире, и чтобы никто не ушёл обиженным. — Говорил моряк, тыкая почти пустой кружкой в грудь седого.
— А вы всё‑таки философ, сэр боцман. — Вполне серьёзно заметил мужчина, которого назвали графом.
«Хм!.. — Хмыкнул себе под нос я. — Это звание? Должность? Или прозвище?».
— Вы, случайно, не реинкарнированная мать Тереза?! — Слегка наклонив голову, поинтересовался граф.
— Ну, вот опять меня не поняли. — Вздохнул седой. — То, что я порою говорю, несколько эмоционально, совсем не означает, что я имел в виду дословно. Исторический, или не исторический, хорошо ли, плохо ли — это другой вопрос. Естественно, заранее ничего не известно. Можно лишь прогнозировать — и то научного подхода недостаёт. А почему здесь наука не порылась? Тоже понятно почему: мотивации нет. «Исследовать будущее» на сей предмет, это ж не глобальное потепление, а, наоборот, «самое дорогое». А что касательно «хочется верить» — так я‑то как раз философски к этому отношусь. «Поживём — увидим» действительно не скажешь, а вот «жаль только жить в эту пору прекрасную» не доведётся.
— Простите, вмешалась в разговор графиня Светленова. — Вы помните историю с сеновалом? Как прикольно мы с Вами общались? Особенно, когда перерывы случались. А я Вам напомню. Когда один из нас двоих (неважно, кто именно, Вы или я) прерывался на долго ли, коротко ли, другой начинал, типа, шило в некоторых частях тела чувствовать. И назад на базар затаскивать. И это был чисто виртуальный роман с признаниями и разоблачениями. Последний раз, например, когда я на пару месяцев занялась летней сессией, Вы попытались сделать со мной в личке в стиле аля эпистолярный жанр. А перед тем — Вы при невыясненных обстоятельствах на дно ушли… ну и я при всеобщем скоплении народа во всех стилях бесконечными строфами обратно зазывала, и всё‑таки, в конце концов, вытащила вас на свет божий. А ещё раньше, стоило мне отвернуться на пару дней, как тут же лорд Камингстоун принимался верещать: «Свеееетлаааада! Выньте меня… из‑под двух юных гречанок! Не могуууу больше!!!»…
«Блин! — Мысленно воскликнул я. — Это же она! Как я сразу не узнал?! Девушка, ведущая поразительного радио!!!».
— Ну и совсем уж давно — чуть не год назад, — продолжала графиня. — Случился с Вами подозрительный «духовный кризис». С длительным отсутствием. Так что я в ваш адрес чуть не цитировала сильно повлиявшего на меня в своё время Ф. О. Бриля.
«Что за имя такое: Светлада? Надо будет в справочниках посмотреть», — Подумал я. Подошла Засиль, сменила блюда и всё так же молча удалилась.
— Замечательно! — Сказал моряк, — Респект!
— А напрягаться зачем? Это паразитное напряжение. От него один остеохондроз развивается. — Заценила графиня Светленова, старательно что‑то записывая в грязно‑бурого цвета тетрадку.
— Пытался ли я когда‑нибудь к себе придираться по детски? Всю жизнь ковыряюсь, до сих пор не могу сказать, где пролегла граница между детством и взрослостью. — Задумчиво сказал седой. — Вам не надо — Вы и не спрашивайте, кто неволит??? А мне всё хочется понять за оставшееся до смерти время, по возможности, разумеется.
— А зачем? А что такое понять? А сколько до смерти осталось? А что после смерти? А что такое смерть? А зачем смерть? А зачем понять именно до смерти? А зачем всё? А что такое всё? Вот если вы хоть это поймёте до смерти, не станете ли вы Буддой? или каким‑нибудь очередным миссией? — Прохрипел прокуренным голосом моряк, пытаясь вытащить из кармана брюк застрявшую там трубку.
— Из всей этой лихорадочной цепочки мне больше всего нравится вопрос «а что такое „всё“?» — Сообщила графиня Светленова, пряча записи в сумочку явно из крокодиловой кожи, покоящуюся на её коленях.
— Устойчиво наблюдаю нежелание какого‑либо самоанализа в данном направлении, а наоборот — голову в песок. Но под ногами‑то, как известно, бетон! — Сказал седой, наполняя свою рюмку.
— Я то, конечно, сам дурак и баобабов в своём глазу не вижу, так что мои замечания, боюсь, покатятся по бетону. — Немного раздражённо сообщил моряк.
— Как писал Козьма Прутков: «Бросая камешки вводу, смотри на круги, от них расходящиеся, чтобы это не было пустою забавою». Если не один к одному, то близко к тексту. — Процитировал седой.
— А смысл жизни не иначе как производная от идейности?.. — Спросил граф заговорщиским шёпотом.
Тут лохматый субъектподнял голову, посмотрел на сидящего перед ним седого и, резко выпрямившись, принялся вертеть головой, кого‑то выискивая. Наконец его взгляд упёрся в графиню Светленову.
— Вы, мадам, — произнёс он ясным, совершенно трезвым голосом, — ещё ответите за свои злодеяния.
— Что вы такое говорите? — Воскликнул ошарашенный граф.
— Хмель из башки лезет. — Прокомментировала девушка.
— Господин Ладожский, может вам проветриться пора? — Поинтересовался моряк.
Лохматый, не меняя позы, вывернул глаза, чуть ли не наизнанку. Несколько секунд смотрел на моряка, после чего вернул глаза в прежнее положение, уставившись на графиню.
— Мне доподлинно известно, куда подевался наш кот учёный. — Сказал он, не меняя выражения лица, не дрогнув голосом.
— Вот‑те раз! — оживился граф. — И куда же?
— Графиня Светленова убила его. Ошкурила, и теперь каждый вечер в преосвященском дворце появляется кот, точная копия исчезнувшего учёного кота. Он называет себя Мавриком и разговаривает голосом нашей хозяйки чайной избы.
— С чего вы это взяли? — Спросил вконец обалдевший седой.
— Я художник или кто, по‑вашему?! — Воскликнул господин Ладожский.
— Художник, художник. Только успокойтесь. — Поспешно согласился седой, подхватив бутылку коньяка и наливая в опустевшую рюмку лохматому.
Странный субъект принял стопочку, посмотрел сквозь жидкость на свет и единым махом осушил её. Глаза его тут же осоловели.
— Господа, разрешите выразить вам своё почтение… — Еле шевеля языком, произнёс он.
Тут к моему столику подошла хозяйка домашней кухни.
— Добрый день. — Поздоровалась она. — Как дела? Как Ваша командировка?
— Иска Нюмовна, откуда Вы всё знаете? Я ещё не успел прилететь, а Вам уже доподлинно известно где я и с кем я.
— Вы сегодня не вежливы. Не поздоровались с больной старушкой.
— Вы‑то?! Больная?!
— Да. Я. Старая, больная женщина.
— Да Вы нас всех ещё переживёте!..
— Не хамите!
— А Вы не уходите от ответа. — Горячился я.
— Вот. Из‑за таких моя клиентура портится, доходы уменьшаются…
— Послушайте, Иска Нюмовна, — Уже завёлся я, — меня не интересуют Ваши доходы, меня интересует, откуда Вы получаете информацию? Конкретные люди, приносящие Вам всякие известия, меня не интересуют. Меня интересует лишь источник.
— А Вам не кажется, молодой человек, что Вы лезете не в своё дело? — Нервно поводя плечами, раздражённо спросила Иска Нюмовна.
— Ничуть. — Усмехнулся я. — Просто мне доподлинно известно, что у Вас не первичная информация, а очень хорошая подделка. Или, скажем, не совсем полная.
— Молодой человек, для чего Вы испытываете моё терпение?
— Вы о чём? — Удивлённо поднял бровь я.
— Вы и так являетесь почётным посетителем моего заведения, чего ещё Вам надо?
— Я?! — Ещё больше удивился я.
— Ну, не я же?!
Хозяйка домашней кухни зло зыркнула из подлобья.
— А кто мне в прошлый раз счёт с четырьмя нулями выставил?
— Девочка ошиблась. — Сказала, как отрезала Иска Нюмовна.
— Ага, в свою сторону, разумеется.
— Разумеется. — Буквально прошипела Иска Нюмовна.
— Тогда верните мне мои денежки. — Предложил я.
— Какие ещё деньги? — Немедленно взвилась владелица домашней кухни.
— Как какие? — Неподдельно изумился я. — Те, что я в прошлый свой приход переплатил Вашей неграмотной девочке.
— Зассиль грамотная! — Взвизгнула Иска Нюмовна. — Она учится в Оксфорде!
— Да хоть где! В Гарварде или в Кембридже?.. Какая разница? Нашли мне учебные заведения!
Хозяйка домашней кухни ошарашено уставилась на меня.
— Что Вы сказали? — Едва слышно, переспросила она.
— Я сказал, что это не те учреждения, где чему‑нибудь можно научится. — Невозмутимо ответил я.
— Это Вы на что намекаете? — Зловещим шёпотом поинтересовалась Иска Нюмовна.
— Только на то, что Вы зря деньги на ветер пускаете, обсчитывая своих постоянных посетителей.
В зал вошёл человек, мягко говоря, ненормального вида. На голове красовался громадный парик со слипшимися завитками волос, в длинном чёрном плаще, волочащимся по полу за его владельцем, заодно стирающим грязные следы, оставляемые ботфортами диковинного субъекта. Слегка покачиваясь, он подошёл к бару, и, навалившись на стойку всей тяжестью своего немаленького тела, прохрипел:
— Водки.
Иска Нюмовна, поджав губы, внимательно изучала новоявленного клиента, не торопясь выполнять его заказ.
— Не дрейфь, бабло имеется. — Пытаясь похлопать себя в районе кармана, сообщил тот.
— Сколько? — Строго спросила старая еврейка.
— А сколько тебе надо? — Осведомился посититель, таща из кармана грязно‑серого цвета длинную узкую полоску, толи тряпки, толи бумаги.
— Во‑первых, не «тебе», а «Вам». Во‑вторых, это не деньги, а кишки дохлого осла. — Голосом, не предвещающим ничего хорошего, заявила Иска Нюмовна.
— Чего?! — Опешил субъект.
— То, что слышал. — Отрезала Иска Нюмовна.
— Скажите, пожалуйста, — раздался голос из угла, — у меня что‑то с грамматикой случилось. Как правильно пишется слово «наслождатся»?
— Наслаждаться. — Машинально ответила хозяйка домашней кухни. — Господин байкер, с каких это пор у вас проблемы с памятью?
— Простите, — удивился я, — байкер опять объявился в городе?
— Да он никуда и не исчезал. — Отмахнулась Иска Нюмовна.
— А «вооброжение»? — Не унимался байкер.
— Воображение. — Рыкнула Иска Нюмовна.
— Слушайте, — обратился я к старой еврейке, — что это с ним? Без косухи, черепа, креста, каски и прочих атрибутов байкеров?! Не заболел ли он часом?
— Не думаю. — Ухмыльнулась Иска Нюмовна.
— Что, и татуировку вывел?
— Вряд ли. Он увлёкся эпистолярным жанром.
— В смысле? — Не понял я.
— Да развелось тут!.. — Неопределённо махнула ручкой Иска Нюмовна. — У некоей Маргариты упился опиумом вот и решил остепениться. Предложил ей руку и сердце, а она сбежала в неизвестном направлении. Вот он теперь и пишет письма мелким почерком.
— А «каторый»?
— Который, через «о». — Обречённо вздохнув, ответила Иска Нюмовна.
— И что, он здесь каждый день сидит и спрашивает? — Не поверил я.
— Ага. Можно подумать, что не знает. Раньше‑то вон, какие тексты крапал!..
— Так ты наливаешь? — Перебил Иску Нюмовну чудаковатый клиент.
— Бабки гони. Нормальные.
— А эти чем тебе не нравятся? — Настаивал на своём тот.
— Я тебе уже сказала, не «ты», а «Вы». Ещё раз повторишь, выкину отсюда.
— Попробуй. — Приосанился чудик.
Иска Нюмовна как‑то странно улыбнулась, и в ту же минуту входная дверь распахнулась. На пороге стояло штук пять «динозавров». Посетитель очумело уставился на них, и бочком, бочком выскользнул на улицу сам.
— Вот с каким контингентом работать приходится. — Пожаловалась Иска Нюмовна. — А Вы говорите: «не обсчитывать»… Тут не обсчитаешь, не проживёшь.
— А «компазиция», как пишется?
— Композиция. Несчастный. — Сказала Иска Нюмовна, и снова принялась считать выручку.
— Значит, не скажете?
— Не скажу. Иди с богом. Сегодня обед за счёт заведения.
— Вы меня выпроваживаете? — Спросил я в удаляющуюся сгорбленную, старушечью спину.
— Да. И не вынуждай меня прибегать к серьёзным методам убеждения.
Мне ничего не оставалось, как покинуть домашнюю кухню не отведав десерта и не узнав, кому и почему Иска Нюмовна позволила нарушить все законы своего заведения?!
Глава 7
Первым делом, добравшись до компьютера, я открыл поисковик и задал запрос, вписав: «лорд Камингстоун». Но тут меня ожидало разочарование. Оказывается, это такой городок в Шотландии. Во всяком случае так утверждали поисковики. Самое большее, что удалось получить так это: «37‑летний менеджер из шотландского городка Камингстоун решил продавать воду из…», ну, и тому подобное. Тогда я изменил запрос и ввёл: «лорд архивариус», и получил!..
«Теле‑радио‑компания „Глас Исети“ (Вести из архива). Лорд‑архивариус I‑chay, известный педант и аккуратист, бьёт тревогу. По его словам, счётчики города безбожно врут».
Какие счётчики? Какого города? И что это за теле‑радио‑компания? Впервые слышу!.. И лорда этого самозваного зовут как‑то уж не по‑людски: I‑chay! Как это будет по‑русски: ай‑чай?
Я задумался. В голову ничего не лезло.
«Бред какой‑то. Толи это очередная ролевая игра в сети появилась, толи шифры какие‑то?.. Если игра, то как это я умудрился проморгать такую информацию? Если шифры, то для кого? Хотя… Для кого — это пусть останется им, меньше знаешь, лучше спишь. А вот зачем интернет используют таким образом? Нет, даже не так, зачем так открыто? Кому в голову пришло так наглеть на глазах у спецслужб всего мира? — И тут в моей голове что‑то щёлкнуло!.. — Там, у Иски Нюмовны, прозвучало что‑то такое, что меня насторожило. Речь шла о каком‑то городе, даже название произносилось, кажется?.. Нет, названия не помню. Но имя было, кроме этого архивариуса было ещё какое‑то имя?!».
Руки сами собой набрали: «Светлада». Меня поджидало полное разочарование. Дебильные поисковики вносили изменения, видя в имени Светлада опечатку и разыскивали Светлану. Меня это так достало, что я написал админу и высказал ему всё, что я о нём думаю.
Сидя за столом подле включенного ноута, я не видел монитора, хоть и смотрел в упор на него. В голове варилась каша. Вроде что‑то вырисовывалось, и тут же все концы обрезались. Те мужики говорили открыто, но ни одной зацепки в их диалоге мне не удалось найти. И это раздражало, не давало успокоиться.
В левом нижнем углу монитора появился маленький человечек в королевском одеянии с короной на голове. Я вздрогнул. Что‑то происходило из рук вон выходящее. За столь короткий срок этот абонент появлялся на связи второй раз.
— Начинаем готовиться ко сну. Приготовили диван, расстелили простыни, разоблачаемся и принимаемся за водные процедуры.
— Привет. Не видел. А где?
— Посмотри в личке. Там будем решать, что и как.
— Так весело?
— Шутя шути, или не шути шутя.
— Ок. Я попросил Ицамана, чтоб минуту после удаления стампа ждать, а потом 30 секунд, и он поставил 30 секунд.
— С какого перепугу?
— Ага, вижу.
— То уже продумаешь, и скажешь.
— Жизнь цветёт и пахнет.
— Ещё как.
— Скороспелка или лето жаркое выдалось?
— Лето жаркое, пыльное, шумное. Лето, ах лето…Лето звонкое пой.
— Ага, проснись и пой.
Проснись и пой, проснись и пой мы будем вместе всегда.
— Это что ещё за новое прочтение?
— Новое — это хорошо забытое старое.
— Включи кондиционер, Ваше величество.
— Попрошу без намёков.
— А я и не намекаю. Я просто, погулять вышел.
— Ну, так и гуляй себе Время пока есть. Но не загуливай. «И только кошка гуляет сама по себе, и лишь по весне с котом».
— Постараюсь, Ваше величество. Ещё будут кроссворды?
— Тебе мало?
— Мне всегда мало.
— Купи перец. Перец горький, перец красный, перец болгарский.
— Господи, сколько ещё перцев на белом свете… Разновидностей, я имею ввиду.
— Каждый овощь что‑то корчит.
— Да я‑то привык. Вот только что‑то слишком часто они стали доставать.
— Я вроде тоже привык, но в последнее время достали.
— Хуже.
— Взяли, взяли, удержат ли? Большие дяденьки и тётеньки.
— Девочка во дворе отламала правую руку своему пупсу. Расплакалась.
— Посоветуй ей отламать и левую.
— Просто им не о чем делать. Столько всего, а бютжет, как я понимаю, давит.
— Что такое бюджет? Виртуальные бумажки. Как облака… Белогривые лошадки…
— Хрен его знает. Только меня это больше настораживает чем радует.
— Будь готов. Пойдёт всплеск, туча рогатеньких, куча беспорядков и куча работы. «В заповеднике, вот в каком забыл… Жил да был козёл, роги длинные!». Вот и всё, как я понимаю. Ну и ещё, будут копаться нет ли денег, никто ли не выделяет.
— Скорей всего. Но возможно и другое. Меня года два тому назад пытались склонить, перетащить под пристол, чтоб я забрал весь контингент туда. Я отказался. может быть это очередная попытка. Так что держись, возможно им нужен не я, а ты.
— Кто? Куда? Зачем? Нет… Что? Где? Куды?
— Под крыло любовницы пасынка. Я её открытым текстом послал. Она на меня обиделась, теперь не общается, зато козни строит при любом удобном случае.
— Да. Она общается плотно. Новый год на майорке праздновали. Или будут…
— Тут нет никакого секрета. Майорка — хорошо, хотелось бы в Неаполь.
— Можно и в Неаполь. Только пирамиды маячат вдали. «Где‑то вдали догорает закат. И фонари ярче горят».
— Может быть. Не знаю. «И не дают они людям сбиться в ночи. Ночные спутники — фонари».
— Ну, судя по всему, что отсвечивают.
— Не интересовался.
— А ты поинтересуйся. Выбор — дело тонкое.
— А чтоб выборы были альтернативными, надо другую кандидатуру… «А наш‑то — это ужас настоящий, и как его на камеру сымать?».
— Камеру переверни.
— Во‑во! «А тут ещё вопрос о кандидатах, на свято‑место главного вора».
— Ватикан далеко, до бога высоко!..
— Ну, а как ты думал. то как предвыборная компания. «Кого мы на спине своей катаем, маршрутное такси „вокзал — базар“»…
— Базары отмирают. Гипермаркеты в моде.
— А интересно, будут ли конкуренты? «Да, мы страдаем, но зато свободно. Такая штука суверенитет».
— И что же такое суверенитет?
— А хрен его знает.
— Посмотрим, что сегодня встреча покажет.
— Не знаешь, не говори. У людей спроси, в энциклопедию загляни, словарики полистай… «Качает задира ветер фонари над головой. Шагает весёлый парень по весенней мостовой. Листает, учебник физики листает на ходу».
— Вроде в какую‑то из сред.
— Колоидную.
— Это будет на конференции.
— Не носи гала рекорд, у меня всё слетает.
— Ок.
— Знаю. Не то что я ожидал. Сплошная реклама дорогих погремушек. Никакой конкретики…
— Я же говорил изначально, что так и будет. Вы слишком доверчивы, Ваше величество.
— Я надеялся не на такое…
— Ага, Вы от петушка маковых зёрнышек жаждили заполучить?
— Коноплёй не интересуюсь. думал будет какая‑то конкретика.
— Птичка думала, да в суп попали.
— Ваши шутки не для шутки. Ненравится мне та вся канитель.
— «Ваши руки не для скуки», Ваше величество, Вы запамятовали. А кому это нравится? В чём там проблема?
— Тут общая проблема.
— Говорят, нашлись Ваши родственники.
— Секунду…
— Прошло 3 минуты 27 секунд… Ну что там за родственники?
— Да то не мои родственники. Кто такой сибиряк?
— Новичок.
— Ядрёна Матрёна!.. Мы ж создали всё это для них… Почему так никого не уважают.
— Это всегда было. Меня это всегда бесило.
— Да я понимаю, что всегда было, но просто грустно.
— А мне как? Ты время от времени приходишь и сталкиваешься с этим, а я каждый день.
— Да я знаю. Кстати а что с тем пернатым хищником? я ему отписал и ни ответа ни привета.
— Всё ок. Он согласился на наши требования. Вопрос снят.
— Ясно.
— Я думал, что ты всё‑таки отбыл на конференцию…
— Я тут, на месте.
— Как дела?
— Как сажа бела.
— Да я тоже это читал.
— Она по сути вообще поехала. А там ей и юшка с бройлером подгавкивают.
— Во блин! У неё мозги на месте? Или она на сексуальной почве вообще поехала???
— «Я от любви схожу сума…».
— И где это она просит? В «На круге»? Её там за это не подвесили за межножье?
— Она в твиттере гавкает.
— А, меня там нет.
— Я знаю, что ты твиттер не читаешь.
— Откуда?
— Сорока на хвосте принесла.
— Да. Можем ли мы перейти на третью линейку?
— Я такого пока не видел.
— По третьей ленейке то есть, где‑то не тестовый вариант?
— Если б был вариант, я согласен попробовать.
— Народ интересовался, есть ли под андроид?
— Есть, но только третья линейка, есть и под айфон. Но опять же не ниже третьей линейки.
— Тоесть Вы хотите сказать, что и на базу тоже идёт реакция?
— Разумеется. Поэтому никогда ничего не делается пока идут мероприятия, чтоб не мешать.
— Усёк.
— This file contains System Exclusive data designed to be sent automatically to your MIDI gear. Do you want to send it now? If you are unsure, click Cancel. Ask this question every time. OK Cancel.
— А это ещё что за бредятина?
— Лариведерчи!
— Чао!
Вот такой содержательный разговор у нас произошёл. Я выключил комп, поднялся из‑за стола. Было над чем подумать.
В дверь постучали.
— Войдите! — Крикнул я, глядя в окно на угасающий день.
Дверь тихо отворилась. Это меня насторожило. «Серёга не стал бы стучать и пинком, в лучшем случае, распахнул бы…»‑ Я не додумал, резко обернулся. У двери стояла Зассиль.
— Привет! — Сказал я, удивлённый её появлением.
— Привет! Не ждали?
— Честно говоря, нет. Проходи, присаживайся.
Я подошёл к столу, захлопнул ноут, отодвинул стул.
— Сергея сегодня не будет. — Сказала она, не двигаясь с места.
Я пронаблюдал за её рукой. Она аккуратно проворачивала ключ, стопоря его так, чтоб нельзя было вытолкнуть с той стороны.
— Откуда ты знаешь? — Спросил я, как заворожённый наблюдая за её действиями.
— Я его попросила об этом.
— Не стопори ключ, не поможет. Выше защёлка специально для этого предназначена!
Девушка мельком глянула в указанном направлении.
— Это даже лучше. — Сказала она, фиксируя задвижку.
Я огляделся. Внимательно осмотрел стол. Нигде никаких записок.
— Не ищи. — Заметила она мой взгляд. — Он не успел ничего оставить. Передал на словах.
Она завершила манипуляции у двери, и шагнула ко мне.
На следующий день я никуда не улетел. Тщательнейшая проверка на проходной меня не удивила, и не насторожила. Чего‑то подобного я ожидал. С другой стороны, будь я повнимательней, может и заметил бы кое‑что, однако не заметил, а сразу направился в отдел кадров за документами. Вечерним рейсом предстояло вылететь в Париж.
Тут меня ждала первая неожиданность. Дверь отдела кадров была заперта. Удивлённо подёргал ручку, предполагая, что дверь захлопнулась, но изнутри никто не отозвался. Оглянулся на охранников. Они проверяли следующего посетителя и не обращали на меня никакого внимания. В недоумении, отправился к лестнице, устремляясь к директору за разъяснениями.
В приёмной меня ждала вторая новость. На одном из стульев для посетителей сидел охранник. За секретарским столом всё так же восседала вчерашняя блондинка.
— Добрый день. — Поздоровался я, и, не сдержавшись, всё‑таки спросил: — А где Мариэтта Трофимовна?
Блондинка скользнула по мне взглядом, но ничего не ответила. Дверь директорского кабинета распахнулась и на пороге появился ещё один охранник.
— Входите. — позвал он, приглашающе махнув рукой.
Я перевёл взгляд на секретаршу, потом на охранника, сидящего в углу, и снова на охранника в дверях.
— Вы мне? — Тупо переспросил я.
— Да, да. Директор ждёт Вас. — Он отступил в сторону, освобождая проход.
Я вошёл. Дверь закрылась. Охранник шагнул ко мне, намереваясь устроить досмотр, но тут директор предостерегающе поднял руку.
— Не надо. Это надёжный человек.
Охранник пожал плечами и скрылся за шкафом.
— Проходи. — Предложил Семён Иванович.
Я двинулся к столу, на ходу невольно оглянувшись. За шкафом никого не было. Я замер.
— Проходи, проходи, — поторопили меня, — не стой столбом.
Я же лихорадочно вспоминал, вернее сказать пытался припомнить расположение помещений на этом этаже, и никак не мог этого сделать. Устроившись на стуле перед директором, продолжал думать, куда же мог деться охранник. В голову лезли всякие средневековые штучки типа потаённых ходов, но какой тайный ход мог быть в бетонном здании? Спец‑лифт и прочие приспособления здесь не катировались. Да я бы знал о них по роду своей работы. И тут мне всё‑таки повезло!..
Посетитель встал из‑за стола, одёрнул полу пиджака, попрощался и вышел, поинтересовавшись при этом где здесь туалетные комнаты. Тут‑то я и вспомнил. За шкафом находилась дверь в комнату отдыха, где был туалет и душ. Но не было окон. Я невольно покосился на стену, где должна была находится дверь в эту самую комнату. Дверь была наместе, но шкафа там не было. И ничто даже не напоминало о его недавнем местоположении.
— Что ты так рассматриваешь? — Спросил Семён Иванович.
— Смотрю, куда делся охранник.
— А! — Он рассмеялся. — Мы шкаф слегка сдвинули, и пробили стену в медпункт.
— Какой медпункт? — Не понял я.
— Рядом с приёмной сейчас не бухгалтерия, а медпункт. Вот туда и пробили дверь. Замаскировали её под стену и теперь как только посетитель появляется в приёмной один из охранников выходит, а другой остаётся. Ежели кому‑то удастся пройти с оружием или дурными намерениями, он будет предполагать, что это последний охранник, ему и в голову не придёт, что в директорском кабинете могут оказаться посторонние, тем более охранники. — Улыбнулся он своей выдумке.
— Но бухгалтерия всегда была ниже этажом?
— Да, была. Только то была для налоговой, а здесь, скажем, правильная. Теперь я их совместил. Нет смысла больше что‑то скрывать. Теперь у нас бухгалтерия полностью открыта.
— Но медпункт я только что видел на первом этаже?! — Недоумевал я.
— Правильно. Я просто неверно выразился. Это не медпункт, это комната здоровья со спортивными тренажёрами для сотрудников. Ведь большинства работа сидячая. Вот и будет где размяться, а охраннику провести время, если понадобится.
— Хм! Прыгать на голове бухгалтеров?!
— Нет. Внизу машинный зал, а не бухгалтерия.
— Блин, сколько перемен за одну неделю?!
— Стараемся. Работаем. Ладно. Ты чего пришёл?
— А! По Вашему приказу мне сегодня предстоит вылететь в Японию. До самолёта осталось всего (я глянул на часы) чуть меньше трёх часов, а документов нет.
— Как нет?!
— Да так. Отдел кадров заперт.
— А! Чёрт возьми!.. — Пробормотал он. — Забыл!.. Вчера днём от инфаркта умерла Мариэтта Трофимовна.
— Что?! — Не поверил я.
— Да. Вчера. Прям на Главпочтамте. У двери. Выходила. — Директор задумчиво смотрел куда‑то в сторону мимо меня. По его взгляду было понятно, что здесь что‑то нечисто, но что именно, по всей видимости, он сам не знал.
— Не может быть?! — Сказал я, всё ещё не веря услышанному.
— Да. — Повторил Семён Иванович, и добавил: — Людмила Иосифовна по моей просьбе занимается похоронами.
— Но ведь она же не была сердечницей?!
— А разве инфаркт только у сердечников случается?
— Не знаю. — Честно признался я.
Щёлкнул селектор и голос секретаря блондинки сообщил:
— Семён Иванович, Вам пакет с уведомлением, принимать?
— От кого?
— Мариэтта Трофимовна Слудская. — Прочла секретарь.
Я вздроглнул, а директор изменился в лице, подобно пацану двенадцатилетнему выпрыгнул из‑за стола и в один миг оказался в приёмной. Я же степенно вышел следом.
— Где? — Выкрикнул Семён Иванович и, вырвав ручку у блондинки, быстро подписал корешок.
Секретарь изумлённо уставилась на директора, который сцапал пакет и быстрыми шагами направился обратно в кабинет.
— Пошли. — Кивнул он мне.
Несколько минут прошло в молчании. Он читал, стоя у стола, не дойдя до своего кресла, я у двери, не желая мешать, а заодно деликатно демонстрируя своё полное безразличие к содержанию письма. Наконец он дочитал. Обошёл стол и сел.
— У Мариэтты Трофимовны нашлась дочь, которая пропала два года назад. — Сообщил он. — Поехала на заработки во Францию и пропала. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Фирма оказалась стандартной подставой. Они вербовали девочек в качестве седелок, на самом же деле по прибытии отбирали у них паспорта и отправляли в европейские бордели. Слудской сообщили где её дочь, передали письмо от неё и требование всю информацию о нашей фирме. Всю, до последней капельки. Взамен обещали вернуть дочь домой. Разумеется, что Мариэтта Трофимовна не могла пойти на это, но и дочь бросить в таком положении не могла. Успела написать письмо, кое‑что сообщить. Некоторые фамилии, круг интересов, волнующих наших недругов. Она собиралась уволиться, чтоб к ней не было претензий и попытаться выручить дочь своими силами. Теперь понятно, — добавил он, — что она делала на Главпочтамте…
Я во все глаза смотрел на директора и ощущал себя внутри какого‑то низкопробного детектива.
— Бред какой‑то!.. — Пробормотал я. — Смысла увольняться не вижу. Им нужна информация, следовательно, Мариетта Трофимовна нужна была им здесь. В противном случае ничего у неё не выгорело бы. Бред какой‑то… И как она водиночку собиралась выручать дочь?
— Не знаю. — Задумчиво ответил директор. Он ещё секунду помолчал, потом протянул руку и поднял трубку телефона:
— Людмила Иосифовна, передайте все дела в профком, а Вы немедленно подготовьте документы для вылета во Францию. Нет. Не мне! Дмитрию Загальскому с его закадычным дружком. Нет, не прогулка. Им там веселиться некогда будет. Да. Он у нас на договоре. А как же?! Всё я сказал. Срочно. Чтоб через час документы были готовы. Да, и билеты, и визы. — Он взглянул на меня. — У тебя есть шенгенская виза?
— Да. Только недавно сделал.
— Хорошо. Оплатим.
Через два часа я покинул офисное здание с кипой документов и пакостным ощущением тревоги внутри. Величество был прав, приближались не очень приятные перемены, если не сказать больше…
Однако сюрпризы на этом не кончились. Под раскидистой кроной платана слева от фонтана сидела на лавочке давешняя водитель троллейбуса. Завидев меня, она поднялась, но на встречу не поспешила.
— Привет! — Сказал я, подходя.
— Привет! — Кивнула она. — Пошли.
— Куда?
— Не кудахчи. Разкудахтался.
Мы вышли из‑под тени дерева и направились в сторону парка. Тут я обратил внимание на то, что Малка старается идти так, чтоб её не было видно из окон офиса.
— Ты знаешь, — начал я, — мне надо торопиться.
— Знаю. — Отрезала она. — Свой багаж ты приготовил ещё вчера.
— Да, но планы изменились.
— Я знаю. Багаж‑то всё равно остаётся прежним. Или трусы для ношения в Японии не годятся во Франции?
Я промолчал.
Мы прошли ещё немного. Повернули на соседнюю улицу и вошли в первую попавшуюся подворотню.
— Садись. — Предложила Малка, указывая на приткнувшуюся у стены машину.
— Ни фига себе!.. — Выразил я свои эмоции, устроившись на переднем сидеьне. — Объясни недалёкому, как это живя в общаге можно иметь такое авто?! Кабриолет — «Lamborghini Gallardo Spyder»!
Девушка запустила двигатель, аккуратно развернулась и выехала со двора. Лишь вывернув на проезжую часть ответила:
— Жизнь в общежитии ещё никому не запрещала иметь блага человеческие.
— Но такие!..
— Помолчи. — перебила она. — Сейчас мы едем к тебе в общагу. Как можно быстро забираешь вещи и в аэропорт. Там будет ждать тебя Загальский.
— А что за спешка?
— Некоторые органы не желают выпускать тебя из страны. По каким причинам? Не знаю. Это ты у них сам спросишь, когда вернёшься.
Я почесал в затылке.
— Ну, и дела?! Кому я не угодил?
— Я же сказала, не знаю. Может твоей любимой Иске Нюмовне.
— Как много ты обо мне знаешь! Вроде недавно познакомились, виделись всего один раз и такая осведомлённость?!
— Ты помнишь мужика, что приставал к тебе в парке? — Спросила девушка, не отвечая на мой вопрос.
— Какого?
— Откуда я знаю какого? Ты сидел в городском саду в тот вечер, когда мы познакомились. Ты тогда говорил, что какой‑то ненормальный пристал к тебе с дурацкими расспросами.
— А! Да, помню.
— Так вот, как вернёшься, обязательно разыщи его и выслушай до конца, не перебивая.
— Хм… Это приказ?
— Да.
— От кого?
— От меня.
— Простите, а кто Вы будете?
— Человек.
— Это я вижу. Я не вижу причин слушаться Ваших приказов. Основания?
— Твоя жизнь.
— Моя?! — Подивился я.
— Твоя, твоя. Давай, беги. У тебя максимум 5 минут и постарайся не попадаться на глаза никому.
— Постараюсь. — Буркнул я, покидая прохладный салон машины.
В комнате никого не было. Ничего удивительного в этом не было за одним исключением: фотка очередной обнажённой пасии Серёги красовалась над моим ложем. Закрыв дверь на ключ, подошёл и ногтем колупнул край карточки. Уголок отошёл. Я потянул сильней. Фотография легко отделилась от стены, а на покрывало упала скрученная в тонюсенькую трубку записка. Развернув её, прочёл: «Я не знал, что ты такой большой любитель мужчин. Они с утра не давали мне спать, всё требовали тебя. Серёга».
Сунув записку в карман, схватил приготовленный заранее чемодан, кинул на плечо спортивную сумку, на другое ноут, и отправился к Малке. Толком ещё не успел забраться в машину, как она рванула с места. Пришлось дверцу захлопывать на ходу.
— Смотри. — Кивнула Малка, указывая на милицейский микроавтобус и два джипа сопровождения, заворачивающих во двор общежития. — За тобой поехали.
— Ты думаешь? — Усомнился я.
— Хочешь проверить?
— Я посмотрел в заднее окно.
— Нет. Что‑то не хочется.
— Тогда я тебе сейчас ещё кое‑что покажу. Смотри. Это будет слева от тебя.
Мы свернули на проспект, потом проскочили через дворы на параллельный бульвар. Слева показалось здание университета. У дороги стояла Зассиль и голосовала.
— И что? — Спросил я, не поняв смысла демонстрации.
— Подожди, сейчас увидишь.
И я увидел!..
За углом Т‑образного перекрёстка, который мы проскочили, стояла неприметная волжана. За рулём сидел мужик в гражданском. Другой стоял подле угла здания, выглядывая из‑за него. За кем он наблюдал, было ясно без лишних слов.
— А она‑то тут причём? — Вырвалось у меня.
— Приманка для похотливых кабелей мужского рода.
— А что, кабели бывают женского рода?
Малка не ответила.
— Ещё сюрпризы будут? — Поинтересовался я на всякий случай.
— Возможно.
— В аэропорту?
— Скорей всего. Но, думаю, не успеют.
— Почему?
— Потому что ты летишь не тем самолётом, на какой тебе заказали билет. Твой билет в бардачке. Открой, достань.
Я откинул дверцу ящика для перчаток. Вынул конверт, заглянул внутрь. Там находились два билета. Вынул, прочёл!.. Потом спросил:
— А мы не опоздаем?
— Нет. Как раз к последним минутам успеваем. Поскольку багажа у тебя практически нет, то и пропустят тебя быстро.
— А Митька?
— Митя ждёт тебя у стойки регистрации. Так что за две минуты справитесь, и бегом к самолёту.
— По полю?
— А как же?! Рукав к тому времени уже уберут.
— Как они увидят, что мы бежим?
— Стюардесса знает. Задняя дверь с приставной лестницей будет ждать вас. Не забудьте потом помочь девушке втащить эту железяку внутрь.
— Втащим, не беспокойся. — Уверил я Малку.
Но просто, как говорила девушка, не получилось. У путепровода нас попробовал остановить патрульный экипаж. Малка сделала вид, что не заметила жезла, добавила газу и проскочила мимо как ни в чём не бывало. За мостом надо было свернуть направо, но Малка во избежание преследования, а заодно запутать следы, проскочила прямо, а через парочку проездов к домам сделала левый поворот. После чего целую плеяду поворотов, и выскочила на привокзальную площадь из‑за военных складских помещений.
Я взглянул на часы… С момента прохождения путепровода не прошло и двух минут. Если б мы поехали по известной дороге, то вряд ли б мы успели к назначенному сроку.
— Да. — Кивнула Малка. — По обычному пути не меньше десяти минут тащиться.
Она лихо подкатила под самые двери аэровокзала.
— Пока! И поторопись.
Я выскочил, рывком выдёргивая чемодан с заднего сиденья, держа в другой руке сумку и ноут.
— Пока. — Попрощался я, бросаясь к дверям. — Спасибо! Потом рассчитаюсь!
В зеркальных створках я видел, как «Gallardo Spyder» сорвался с места и в одно мгновение оказался у выезда на привокзальную площадь, в тот самый момент, когда одна маршрутка покидала площадь, а другая въезжала на неё. Неуловимый финт, и обе маршрутки вильнули. Кабриолет дёрнуло и развернуло поперёк дороги, заколачивая проезд намертво.
У стойки действительно стоял Митька. Не давая мне отдышаться, схватил барсетку, в один присест выдернул оттуда документы с билетами, протянул девушке‑регистратору. Дальше пошло по накатанной дорожке. Пока нас регистрировали, я закинул на плечо спортивную сумку, на другое ноут, взял в руки чемодан. Митька покосился на меня, но ничего не сказал.
— Мить, чемодан оформить надо. — Осторожно подсказал я.
— Не делай волны. Всё в порядке.
Я лишь хмыкнул. Через несколько минут мы бежали во весь опор к самолёту, уже гудевшему турбинами.
— Мить, объясни, что происходит? — Спросил я, когда мы заняли свои места.
— Если б я знал, я б тебе сказал. — Медленно, с расстановкой ответил мне друг.
— Но я же не преступник? Я ничего не делал?!
— Скорей всего ты понадобился вашим конкурентам.
— Бред! Разве таким образом можно договориться? Наоборот, у меня возникнет, даже уже возникло устойчивое отвращение от их предложений.
— Не думаю. Скорее всего это связано с твоей недавней поездкой. Видимо, ты там кое‑что узнал нежелательное для кое‑кого.
— Но что?! — Воскликнул я.
— Видишь, для тебя эта информация прошла незаметно, вскользь, а вот они считают иначе.
— Но причём здесь моя поездка в Японию?
— Ты летишь не в Японию. Ты летишь во Францию.
— И что? Разве это что‑то меняет?
— Видимо, да. — Он посмотрел вдоль прохода, потом обернулся ко мне. — А знаешь, я, кажется, догадываюсь.
— О чём?
Он достал из своей барсетки плейер, воткнул наушники, пощёлкал миниатюрными кнопочками, взглянул на экранчик и протянул мне наушники.
— Держи, послушай.
Я оценил длину провода, после чего принял наушники и законопатил ими ушные раковины. Тут же раздался такой знакомый голос!!!
«Здравствуйте!
В эфире радио Любограда еженедельная информационно‑аналитическая программа „Новости вчерашние и слухи будущего“. Как обычно в нашей передаче, Вы услышите краткий обзор самых ярких событий прошедшей недели с пояснениями и комментариями. В студии с Вами — Светлада.
Главной новостью последних дней, несомненно, стало завершение восьмого объединённого сезона в интеллектуальном клубе „Что? Где? Когда?“.
Игра состоялась в пятницу восемнадцатого кресня в двадцать часов в конференц‑зале при значительном скоплении народа. Финал почтило порядка тысячи сташестидесяти зрителей, присутствовавших непосредствено в игровом зале. Количество радиослушателей колебалось в пределах от 1000 до 3000 в разное время на всех трёх потоках вещания.
С первых минут всё складывалось неблагоприятно. Из‑за технических неполадок начало игры задержалось на четверть часа. Потому состязание между командами‑победительницами „Призма“ и „Экспресс‑90“ приобрело нервный оттенок. Разумеется, это незамедлило сказаться на результатах. После длительного обмена „холостыми выстрелами“, наконец, счёт удалось размочить Экспрессовцам. Однако Призмовцы сумели догнать соперников и вырвать у них преимущество в одно очко на последнем вопросе.
Таким образом, мы поздравляем нового чемпиона нашего клуба — международную команду „Призма“ и её капитана Стану Купризнову с долгожданной победой.
Были подведены итоги рейтингового голосования зрителей и болельщиков в „Информаториуме“ нашего интеллектуального казино.
Согласно таблицам, доступным любому жителю города имеющему официальную регистрацию, в отделе игры „Что? Где? Когда?“, лучшими игроками минувшего турнира были признаны: Акакий Бабуев, набравший наибольшее количество голосов — сорок три; Саманта Розенберг с тридцатьювосьмью голосами и Надианэль, Рысева за которую было отдано всего двадцать шесть голосов.
Мы поздравляем Акакия с присуждением ему почётного статуса „Магистра зрительских симпатий“. Теперь его имя, наряду с прочими номинантами, будет увековечено в „Избе‑почетальне“ в разделе „Покорители интеллектуальных вершин“.
Своё место на доске почёта также предстоит занять и лучшему автору вопросов. Им оказался — по результатам голосования — Пьедро Каменев. Второе и третье места разделили Барбара Пшеницька и Саманта Розенберг.
Кроме того, лавровые венки чемпионов заслужили лучшие и самые активные игроки из зрительного зала. На пьедестал победителей взошли: первое место — Нонна Зукоашвили с семьюдесятьюдевятью баллами, второе место — Харитон краснобородько пятьдесят три балла, на третьем — Леонид буланов пятьдесят два балла.
Напоминаем, что с более полной информацией по данной теме все желающие всегда могут ознакомиться в информаториуме нашего интеллектуального казино.
Новости из магистрата.
По окончании финальной игры, магистры удалились на совещание, итогом которого должно было стать имя нового магистра, избранного по результатам истекшего сезона. Им стал Том Джонсон, что несколько удивило как зрителей, так и самого господина Джонсона.
Мы поздравляем дядю Тома с присуждением ему этого солидного звания и желаем дальнейших творческих успехов на поприще совершенствования и развития игры. Ведь магистр, по словам представителей магистрата, — это не просто красивый статус, который приятно носить, но ещё и целый ряд общественно‑полезных обязанностей, которые необходимо исполнять с достоинством, не порочащим высокого звания и доверия, оказанного магистратом новому члену элитарного сообщества.
В „Избе‑почетальне“ появились новые анкеты. Помимо этого, стенды некоторых магистров (в частности, Владомира Щебыкольского, Светлены Светленовой, Ильгизара Хамиткова и Алана Аюпова обогатились звуковым сопровождением. Теперь, подходя к стенду указанных лиц, Вы не только сможете увидеть их фотографии, но и услышать аудио‑картинки, которыми они сочли возможным украсить данные о себе.
Пока что эта функция находится в тестовом режиме.
Свои впечатления, мнения и комментарии по поводу использования этой дизайнерской находки, пожалуйста, отправляйте на специальный адрес мэрии, и мы обязательно учтём Ваше мнение.
Во вторник двадцать второго кресня в конференц‑зале состоялось закрытое заседание. По составу присутствовавших пользователей, к сожалению, определить, что там происходило, не удалось. Случайные посетители, которые посчитали, что на привычном месте планируется непроанонсированое мероприятие, были деликатно выставлены из зала с просьбой не мешать. Ходят слухи, что прошедшая встреча носила организационный характер и в ближайшее время нам следует ожидать сюрприза от интеллектуального клуба „Что? Где? Когда?“ в лице некоторых магистров и участников команд.
Эстафету Зиновия Львовича Склярберга подхватили Надианэль Рысева и хозяйка игротеки. Они провели в субботу девятнадцатого кресня заседание кроссвордистов. Теперь есть все основания утверждать, что следующая встреча в комнате для разгадывания кроссвордов состоится вовремя под их руководством.
В ту же субботу должно было пройти занятие по переводам в Эсперанто‑Салоне под председательством Всеволода Боброва. Однако, по семейным обстоятельствам, руководитель не смог провести назначенную встречу. Все, кто владеет международным языком Эсперанто на сравнительно хорошем уровне, могут присоединиться к регулярным встречам группы лингвистов, занимающихся переводами известных и не очень текстов с русского на эсперанто. За справками и разъяснениями просьба обращаться к дежурному Эсперанто‑салона.
В воскресенье двадцатого кресня состоялась встреча активистов и местных руководителей общественных организаций. Несмотря на то, что Рафис Хабибулиев в своём объявлении обозначил лишь дату и место встречи, на собрании присутствовало порядка тридцати человек, что говорит о несомненной заинтересованности людей в улучшении работы местных организаций и в продлении существования данного проекта в нашем городе.
Вечер последнего выходного дня, как обычно, горожане провели в Игротеке у хозяйки игротеки. На игре, аналог видоизменённого „Что? Где? Когда?“, присутствовало более ста шестидесяти человек.
Воскресный Досуг во Дворцовом фойе ознаменовался длительной и плодотворной беседой на тему планирования будущего сезона в виртуально‑интеллектуальном клубе „Что? Где? Когда?“. В обсуждении принимало участие не менее двадцати человек, среди которых присутствовало четверо магистров. Звучали самые различные мнения по поводу завершившегося турнира, предложения по усовершенствованию и внесению изменений в правила готовящейся игры, которая — по предварительным данным — должна стартовать в начале сентября.
Магистры и орг‑комитет игры планируют проведение ещё нескольких подобных брифингов, показавших свою эффективность. К примеру, в ближайшую пятницу после окончания учебной игры, как стало нам известно из достоверного источника, активисты и энтузиасты, радеющие за благо и совершенствование игры, собираются продолжить начатое в воскресенье обсуждение. Все желающие и заинтересованные могут присоединиться.
Если у Вас есть собственные идеи по проведению будущего сезона; если Вы можете поделиться авторскими вопросами (внимание! Вопросы, взятые из общедоступной базы, приниматься от зрителей не будут); если Вы хотели бы играть, но не знаете, к кому обратиться за помощью, пишите на специальный адрес мэрии. Сотрудники окажут Вам содействие, с благодарностью примут и учтут все Ваши пожелания и предложения.
Продолжает свою активную работу так называемый „Орариум“. Каждый день, кроме понедельника, в Библиотеке на вилле 13 собираются любители интеллектуальных состязаний, чтобы совместными усилиями разгадывать заковыристые вопросы. Присоединиться может каждый! Кроме того, именно в „Орариуме“ Вы также можете получить информацию о формирующихся командах, желающих принимать участие в новом турнире интеллектуального клуба „Что? Где? Когда?“.
В понедельник двадцать первого кресня в Библиотеке в ставшее привычным вечернее время любители далёких путешествий отправились в страну пирамид, загадок Сфинкса и могущественных фараонов. В роли экскурсовода выступал Антон Скуратов.
В литературном секторе Любограда „Душевный разговор“, начатый госпожой Богомуловой и подхваченный морским волком и графиней Светленовой, грозит превратиться в „Душещипательную мелодраму“ с элементами фарса. Впрочем, подобная метаморфоза для города не в новинку. Единственным положительным моментом во всей этой „Душеспасительной“ истории стало обнаружение местанахождения считавшегося ранее пропавшим безвести архивариуса лорда Камингстоуна. Милорд, прежде погребённый под несметными полчищами архивных бумаг, наконец, сумел обнаружить выход на поверхность и предстать пред светлы очи не только городского бомонда, но и ошарашенных новичков. Некоторым из них срочно требуется помощь: не всем дано выдерживать мощь критического разума лорда Камингстоуна.
Во вторник двадцать второго кресня шашисты наконец‑то смогли собраться на занятие по изучению шашечных партий и комбинаций под руководством Ренаты Чугункиной. Надеемся, что в дальнейшем их встречи станут более регулярными, и мы сможем выступить в роли свидетелей шашечного турнира.
25‑го кресня (в пятницу) в 20:00 по Любоградскому времени в конференц‑зале состоится обучающая игра в рамках подготовки к проведению второго посчёту сезона „Летних игр“ под эгидой магистрата. Обязательным условием для участия в игре является наличие регистрации в „Информаториуме“ интеллектуального казино. Если у Вас таковая отсутствует, пожалуйста, заранее ознакомьтесь с разделом справки или обратитесь к любому из хранителей спокойствия и порядка за разъяснениями и помощью.
В Нью‑Васюках оживление. Руководители проекта объявили о наборе желающих принять участие в шахматном турнире, посвящённом памяти Виктора Черногорцева, безвременно ушедшего из жизни. В городе он проживал под фамилией Мотовский Виктор Вениаминович. Приближается годовщина его смерти, и друзья‑шахматисты решили помянуть своего товарища вот таким необычным образом. Открытие турнира назначено на двадцатьшестое кресня. Желающие записаться, поторопитесь! Времени осталось не так уж и много. А мы со своей стороны постараемся регулярно сообщать в наших новостях О том, как будет проходить состязание.
И последнее: о погоде. На будущей неделе в Любограде ожидается преимущественно ясная погода, без осадков с температурой воздуха от плюс двух до плюс тридцатипяти. Местами возможны кратковременные дожди, сильные туманы и гололёд. Температура воды у побережья внутреннего моря по‑прежнему плюс двадцать, внешнего плюс двадцать пять, в Арийском заливе — плюс двенадцать, в целом тенденция на улучшение погодных условий сохранится и на этой неделе.
Приятного отдыха. На этом мы с Вами прощаемся до следующего четверга. Всего доброго!
Информационная служба Радио Любограда.
Пишите нам обо всех интересных событиях, или стучите в аську: 569002842. Мы делаем новости вместе с Вами и читаем их для Вас!».
— Откуда у тебя это?! — Поинтересовался я, возвращая наушники.
— Представления не имею. Включил плейер, хотел послушать радио и случайно ткнул на кнопку записи. Правда, это я сейчас думаю, что ткнул в запись, а тогда мне казалось, что я включил радио. Да так оно и было. Позже, залез в папку «Запись» и обнаружил там то, что в тот раз слышал. Как оно записалось, до сих пор понять не могу!.. — Он сложил приборчик и сунул его обратно в барсетку. — Вижу по глазам, что тебе это не в новинку.
— Да. — Согласился я.
— Слышал в командировке? — Уточнил Митька.
— Да. В такси. Вернее, в машине. Мужик один подвозил. Предлагал сотрудничество. У него работало радио. Там и слышал.
— Теперь понятно.
— Что именно?
— Именно то, что ты слышал. Потому за тобой и гонялись. Они верили, что ты слышал.
— А они, что? Не могут слышать?
— Не знаю. Может и могут, а может и нет. Скорей всего отлавливают тех, кто слушает это радио.
— Зачем?
— Ты спроси что‑нибудь попроще.
— Хорошо. Вот тебе проще. Если эти передачи не регулярны, то зачем отлавливать или устанавливать цензуру на то, что не имеет смысла запрещать? Что тут крамольного?
— Не знаю. А откуда ты знаешь, что передачи не регулярные? — Подозрительно спросил Митька.
— Водитель, что подвозил, сказал. Сам‑то я не знаю. Слышал один раз. Сегодня второй.
— А последовательность?
— Не знаю. Кажется мне, что это вторая передача. Она как бы продолжает первую. Да и по времени, кажется, совпадает.
— Уверен?
— Нет, конечно. Хочется в это верить.
— Ладно. Пока поверим.
— Почему пока?
— А хрен его знает. Просто пока и всё. А там видно будет.
— Врёшь ты, Митька! По глазам вижу, что знаешь ты куда больше чем говоришь.
— Нет. Не знаю. — Признался он. — Это лишь мои домыслы, желание поверить в то, чего нет. Ну, во всяком случае не подтверждено.
Подошла стюардесса. Мы замолчали.
— Кто из Вас… — Она взглянула в листок, который держала в руке, и назвала мою фамилию.
— Я. — Отозвался я.
— Вам телефонограмма. — Девушка протянула мне листок.
Я принял свёрнутую конвертиком записку, развернул и прочёл: «22:33. Жил лосось в медвежьем жире. Бег на месте. Руки шире. Бодрость духа, братцы, я и пластика. Утром — отрезвляющая, позже ободряющая, если жив ещё… Пока!..».
Я обомлел. Это было сообщение от него. Только он мог написать такой бред, а я понять, что имел ввиду его величество.
— Что это? — Спросил Митька, заглядывая в записку.
— Не знаю. — Соврал я. Открыл пепельницу, уложил туда записку, достал зажигалку и поджёг. Когда микрокостёр догорел, растёр остатки в пыль.
— Ну, и зачем? — Снова спросил Митька.
— Так делают все разведчики в кино. — Ответил я.
— Ага. Только делают они это для того, чтоб никто больше не прочёл. А ты зачем?
— Затем же.
Митька многозначительно хмыкнул, и больше до самого Парижа не произнёс ни слова. Я тоже молчал, размышляя: «Зачем ему понадобилось так раскрываться?».
Глава 8
— Сейчас в гостиницу, приведём себя в порядок, и!.. — Прищурился, в предвкушении удовольствия, Митька.
Мы ехали по окружной дороге boulevards peripheriques, намереваясь проникнуть в центр Парижа через один из въездов, porte. Нам надо было попасть либо в район Елисейских Полей — Porte Maillot, либо на Монмартр — Porte de Clignancourt, или, как здесь говорят, Porte de la Chapelle. В любом случае, дорога не близкая. Скорее из‑за пробок, чем из‑за своей протяжённости.
— И что, вот? — Спросил я.
— Узнаешь! — Заговорщицким шёпотом сообщил Митька.
— Зачем тогда интригуешь?
— Я тебя познакомлю с очень интересными людьми.
— Ты сам‑то с ними знаком? — Скептически заметил я.
— Как тебе сказать?..
— А вот так и скажи, что представления не имеешь. Я быстрей поверю.
— Вряд ли!.. Я действительно кое‑кого из них знаю. Но кто будет там сегодня, не знает и сам господь бог. За одним исключением, конечно.
— Твоего знакомого, без которого ничего бы не состоялось.
— А как же!..
— Ну, тогда помолчи. Лучше на виды города полюбуйся.
— Да они мне уже осточертели. — Отмахнулся Митька. — Я здесь, можно сказать, как дома.
— А я впервые.
— Неужели?! — Искренне удивился Микешка. — Тогда смотри, мешать не буду.
Мы возвращались с переговоров, которые состоялись в Британском Ренне. Наши возможные партнёры оказались людьми хорошими, но деловыми назвать их было бы весьма затруднительно. Удались переговоры или нет, лично я так и не понял. Хотя мой напарник был вполне доволен.
На обратном пути Митька решил сделать небольшую остановку в Париже, чтобы провернуть какую‑то свою махинацию. Приехали мы поздно ночью. Представитель дружественной фирмы ожидал нас, стоически борясь со сном. На радостях, он доставил нас в гостиницу не с ветерком, скорее ураганным методом!.. Вместо получасовой езды, мы добрались минут за пятнадцать, двадцать!!! Рекордное время, как показало дальнейшее наше пребывание в столице Франции.
За всё время переговоров, не было возможности ознакомиться с городом хотя бы поверхностно, не говоря уже, чтобы посетить ближайший музей, коих тут на каждом шагу по полусотне. Нас забирали из гостиницы рано утром, до завтрака, и привозили поздно вечером далеко за полночь. Честно говоря, от такого насыщенного общения голова трещала, и видеть никого уже не хотелось. Сегодня переговоры закончились рано, около пяти часов вечера, и лично я собирался пройтись по вечернему Парижу. Однако, гнусный Митька задумал извести меня бесконечными разговорами и встречами.
— Мить, может, сегодня отдохнём от твоих знакомых и друзей? — Вкрадчиво начал я.
— Дуралей ты. — Хмыкнул Митька. — Ты себе не представляешь, от чего отказываешься.
— Ладно. Чёрт с тобой. — Тяжело вздохнув, согласился я. — Но, это в последний раз.
— Что именно?
— В последний раз я езжу с тобой в командировку.
— И это правильно! — Неожиданно радостно воскликнул Митька. — В следующий раз ты поедешь с личным секретарём‑референтом и переводчиком. Возможно, в одном лице.
— Не понял?
— Всему своё время, дорогой мой дружище. Всему своё время.
Мы подъехали к гостинице, и разговаривать стало некогда.
В начале восьмого вечера наше такси подкатило к какому‑то весьма респектабельному ресторану. Я так устал, что даже не удосужился взглянуть на его название. Всё сверкало и блестело, отражалось и множилось от зеркал, стекла и света.
У входа нас ожидали.
— Знакомься, — предложил Митька, — это господин Посадов Ефим Эдуардович. Поэт, писатель, журналист.
— Очень приятно. — Сказал я, пожимая довольно‑таки вялую руку не молодого человека. — Простите, но я не читал ни стихов Ваших, ни книг.
— Не мудрено. — Ответил Посадов. — Я в России не печатаюсь, и переводами не занимаюсь.
— Вы пишете на французском? — Удивился я.
— А на каком, по‑вашему, надо писать, живя во Франции? — Вопросом на вопрос ответил Посадов.
В холле нас встретил метрдотель и повёл кратчайшим путём к заказанному столику, за которым уже сидело несколько человек.
— Знакомьтесь, — предложил Посадов. — Князь Вадбольский Александр Николаевич, граф Бенингсен Юрий Адольфович, Дьяков Григорий Феодорович, свободный гражданин Гэлбрайтов Виктор Вениаминович. — Перечислил он поочерёдно, расположившихся за столиком, людей.
— Очень приятно, очень приятно!.. — Неуклюже бормотал я, не зная, что ещё можно и нужно говорить в подобных случаях.
— Перестаньте смущать молодого человека. — Прервал словесный поток посадова, князь. — Он и так уже готов бежать отсюда безоглядки.
— Извините. — Пробормотал я, и сел на указанное мне место.
— Посадов, как всегда, в своём репертуаре. — Сказал господин Гэлбрайтов, и посоветовал: — Не обращайте внимания.
— Простите, а почему свободный гражданин? — Осторожно поинтересовался я.
— Потому что в Париже живут либо титулованные особы, либо свободные граждане свободной республики. — Пояснил Гэлбрайтов.
— Это Посадов так шутит. — Заговорил граф Бенингсен. — Вы уже осмотрели город?
— Увы! — Я развёл руками. — Некогда было.
— Рекомендую! — Поднял палец граф. — Обязательно посетите церковь Сен‑Рок. Там проходят концерты органной музыки. Хорошие органисты, прекрасная акустика, и вообще, великолепное место для отдохновения.
— Спасибо! Только не в этот раз. — Разочарованно сообщил я.
— Это почему? — Удивился граф.
— Завтра рано утром мы покидаем Францию. — Информировал Митька.
— А! Вон оно, в чём дело?! — Произнёс граф, и принялся что‑то искать по своим многочисленным карманам. — Бывает.
— Тогда Вам сам бог велел отведать настоящей французской кухни. — Заявил Посадов.
— Я думал, что находясь во Франции, только этим и занимаюсь. — Сказал я.
— Не путайте обычные забегаловки с настоящей кухней. — Наставительно сказал Посадов. — В бесконечности национальной кухни отражается разнообразие природы и климата самой большой европейской страны. Горчица — дижонская, масло — нормандское, соль — с острова Ре, хлеб — из парижской булочной Poilane на улице Шерше‑Миди. Рыбный суп буйабес (bouillabaisse) надо есть в Марселе, блины (crepes) — в Бретани, фондю — в Савойе, жареных угрей (fricasse d`anguilles) — в Бордо, а улиток (escargots) — в Бургундии!..
— В граничащем с Германией Эльзасе любят choucroute — сосиски с тушёной капустой, — продолжил Гэлбрайтов, перебив пламенную речь Посадова. — Вокруг Перпиньяна, во французской части Каталонии, готовят наполовину испанские блюда.
— Я бы попросил!.. — Слегка обиделся Посадов.
И всё это есть в Париже. — Громогласно закончил Гэлбрайтов.
Князь слегка поморщился, выражая тем самым своё неудовольствие толи громким голосом Гэлбрайтова, толи его бесцеремонностью.
— Даже в самых экзотических заведениях следуют французскому ритуалу принятия пищи, — продолжил лекцию Посадов. — Неизменному уже двести лет. Сначала аперитив; самый распространённый — kir, коктейль из белого вина и черносмородинового ликёра. Вариант с шампанским называется kir royal. — Пояснил он. — Затем закуски (hors d`oeuvres), потом основное блюдо — plat principal. Если вы заказываете мясо, не забудьте уточнить, какое именно вы хотите: Saignant (с кровью), И point (прожаренное), или bleu (средней прожарки). Стандартный французский гарнир: haricots vers — зелёная фасоль, riz, или марсельское изобретение — frites, по‑русски буквально картофель фри. В финале — десерт, шоколадный мусс и крем‑карамель. Иногда — fromage (тарелка с сырами). Иногда — дижестив: коньяк, арманьяк, яблочная водка, кальвадос. Хлеб и вода подаются бесплатно, за что надо благодарить Наполеона, декретировавшего, что граждане и гражданки имеют право бесплатно воспользоваться туалетом или получить стакан воды в любом общественном месте.
— И как долго Вы учили сей монолог? — Поинтересовался Гэлбрайтов.
— Меня этому жизнь научила. — Высокопарно провозгласил Посадов, и продолжил: — Особое внимание стоит обратить на улиток в соусе из петрушки на тончайшем золотистом слоёном тесте или на ската, приготовленного в лимонном соусе, которого подают с лёгкими припущенными овощами.
Я невольно скривился при упоминании улиток.
— Вы обедали в La Cagouille на Place Constantin‑Brancusi 21? — Резко сменил тему он, видимо, заметив мою реакцию.
— Нет, разумеется. Когда?! — Растерялся от такого изобилия информации я.
— Нет?! — Всплеснул руками от обуревавших его чувств, Посадов. — Это одно из лучших в городе мест, специализирующихся на рыбе и дарах моря. Летом, когда густая листва скрывает от твоего взора площадь Бранкузи, можно сидеть на террасе и воображать себя в портовом ресторане где‑нибудь в Бретани.
— А потом обнаружить себя где‑нибудь на sen‑zhenevev‑de‑bua. — Ухмыляясь, подвёл итог Гэлбрайтов.
— Грубиян! — Сказал, вконец обидевшийся Посадов.
— Обижаться нельзя. Язва будет. — Сообщил граф Бенингсен, выкладывая на край стола курительную трубку и кисет с табаком.
— А от курения язвы не бывает? — Поинтересовался князь.
— От курения бывает рак лёгких. — Вместо графа ответил Гэлбрайтов.
— Вы пророчите мне такую страшную судьбу? — Спросил граф.
— Ни в коем случае. Я лишь уведомил князя о результатах курения.
— Господин свободный гражданин сегодня сам как язва. — Заметил Посадов.
Подошёл официант, и принялся расставлять тарелки, вилки, ложки, фужеры…
— Что Вы не поделили? — Спросил граф, осматривая курительные приборы.
— Кто «Вы»? — Уточнил Гэлбрайтов.
— Вы — это уважаемый Ефим Эдуардович и вы, Виктор Вениаминович.
— Да мне, вроде бы, делить нечего.
— Вас достаёт моя известность. — Сказал Посадов.
— Известность чего? — Не понял Гэлбрайтов.
— Мои последние заметки печатают все ключевые средства массовой информации республики. Вы же всегда считали меня бездарью.
— «Итальянская полиция арестовала пять человек, предположительно устроивших резню на лодке с африканскими мигрантами, в которой погибло более 250 человек. На судне, направлявшемся к берегам Сицилии, находилось более 1200 мигрантов, все — выходцы из стран Африки и Ближнего востока. Во время длительного плавания к итальянским берегам, на борту возник конфликт между мигрантами из суб‑сахарской Африки и выходцами из арабских стран. Последние не хотели уступать место на внешней палубе, а пятеро обвиняемых (два марокканца, сириец, саудит и палестинец) в ходе возникшей драки подошли к вопросу радикально: с помощью имевшегося у них холодного оружия они стали резать и выбрасывать за борт недовольных». И это по‑Вашему должно вызывать зависть?! — Делано изумился граф Бенингсен.
— Ну, зачем так грубо! — Поднял руки Гэлбрайтов. — Я критиковал Вас, это да, но это здоровая критика, а не оценка. А Ваша известность, как Вы утверждаете, несколько преувеличена.
— Вот она, современная молодёжь!.. Вот вам современные взгляды… Вот оно уважение к возрасту!.. — Сказал Посадов. — За каких‑нибудь пару десятков лет мир изменился до неузнаваемости.
— Это Вы стареете, а не мир меняется. — Возразил князь Вадбольский.
— Вы не правы, князь. Ещё Вещий Олег тысячу лет назад говорил… — Заговорил граф Бенингсен, раскуривая трубку. — Настоящий человек должен меняться, только дурни не меняются.
— Это где он такое говорил? — Скептически поинтересовался Гэлбрайтов.
— Слово Мудрости Вещего Олега. — Ответил граф и помахал рукой, разгоняя дым.
— Включите вытяжку. — Посоветовал Дьяконов.
— Мммм. Я плохо разбираюсь в технике. Будьте любезны, покажите, где это включается? — Извиняющимся голосом попросил граф.
— Кнопка у Вас над головой сзади. — Буркнул князь. — Длинная «Пуск», круглая «Стоп». — Уточнил он, видя как граф морщит лоб, силясь понять на какую кнопку нажимать.
— Вам не надоело брюзжать об изменившемся мире и отвратительной молодёжи? — Задал вопрос Дьяков.
— Нет. Меня интересуют души людей, дух маленьких и больших стран, душа мира, наконец! — Ответил Посадов.
— Вы психолог? — Уточнил Дьяков.
— В некотором роде, да.
— Тогда Вам незачем обижаться на меняющийся мир. Он просто не может не меняться.
— А я и не обижаюсь. Обижаются те, кто думают, что им кто‑то что‑то должен.
— Да, Вы правы. — Согласился граф, справившийся наконец‑то с пусковым механизмом вентиляции. — Сложно обидеть того, кто не собирается обижаться. Чаще всего обижаются те, кто хочет быть обиженным.
— Вас часто обижали, граф? — Спросил князь.
— Как Вам сказать?.. Бывало.
— Ну, и как ощущения?
— Пока был мал, да глуп, обижался, дулся.
— А когда стали взрослым и умным?
— Когда стал взрослым и немножко почитал умных книжек, тогда и понял, что обижаются те, кто чувствует себя ущербным.
— Граф, Вы дули губы? — Притворно изумился князь.
— Дул, конечно. — Согласился граф.
— Но ведь обида — удел кухарок?!
— Сами придумали, или подсказал кто?
— Народная мудрость, дорогой граф. Моя кормилица любила говаривать… Не к столу будет сказано: «Обида — это как ведро с недобродившим дерьмом. Таскаешь всё время с собой, и нет возможности избавиться. А чтоб не дай бог не усохло, постоянно помешиваешь палочкой, и предлагаешь понюхать другим, когда рассказываешь им, как горько тебя обидели».
— Не смешно.
— Ваше право. — Пожал плечами князь Вадбольский.
— Да, обида — всегда реакция на ситуацию, и всегда отрицательная. — Согласился Посадов.
— Ну!.. — Заговорил граф. — Некоторым людям подсознательно нравится состояние обиженности. Они всячески культивируют в себе это состояние. Как это говорится: «Дуют губы», кривятся, отворачиваются и делают скорбный, оскорблённый вид. Им нравится, когда перед ними извиняются, и это ощущение вызывает в них, не иначе как чувство собственной важности перед обидчиком.
— Но, ведь большинство же людей страдают от обид?! — Возразил Дьяков.
— Вам ли об этом говорить?.. — Поморщился Гэлбрайтов.
— Тогда возникает резонный вопрос «Зачем они включают обиду? Зачем позволяют себе обижаться и оскорбляться?». — Вмешался князь Вадбольский.
Вывод очевиден… — Продолжил граф, разглядывая дымное кольцо. — От бескультурья, слабости душевной своей, нежелания развивать себя, расти над собой, познавать новые горизонты и расширять уже имеющиеся знания. Чем более человек образован, тем меньше у него всяких предрассудков в голове. Тем меньше шансов его обмануть, обидеть, унизить, оскорбить. Ибо разумный человек на такие выпады только пожмёт плечами и пойдёт дальше своей дорогой, не опускаясь на уровень обидчика, или оскорбителя и не давая ему повода подлить масла в огонь.
— Разумный человек не обижается, разумный человек делает выводы. — Констатировал Посадов.
— Вы случаем не подрабатываете психоаналитиком? — Прищурился Гэлбрайтов.
— Нет. Это жизненный опыт. — Ответил граф.
— А чешете, как пописанному.
— Я изучал риторику. — Отмахнулся граф, продолжая. — Мудрый человек просто проигнорирует обиду и не пустит её в свой разум, не позволяя ей внешне управлять собой. Ведь Разумный человек сам управляет собой и сам решает, как, согласно своим познаниям о тех или иных процессах, своему организму адекватно реагировать на внешние раздражители. И никогда не пойдёт на поводу внешних раздражителей, коими и являются обидчики, то есть провокаторы.
— Слово‑то какое, «провокаторы». Контрреволюцией попахивает. Фашизмом… — Скривился, как от оскомины, Посадов.
— Да, именно так, провокаторы. Точнее сказать, обидчики‑провокаторы только то и делают, что пытаются вывести кого‑нибудь из состояния равновесия своими колкими фразами, а затем, как вампиры высасывают жизненную силу побеждённого.
— Совершенно с Вами согласен. — Закивал Дьяков. — В реальности так и происходит. Человек, после эмоциональной встряски, чувствует себя опустошённым, как будто из него откачали энергию, его жизненную силу.
— Во всяком случае, глупо обижаться на человека, который не хотел тебя обидеть, и обида была нанесена как бы случайно. — Сказал князь, подзывая официанта. — Будь любезен, бутылку рома. И поскорей. Да, бокалы не забудь заменить.
Официант тенью скользнул к бару.
— Он знает, какой ром нужен? — Спросил я.
— Ещё бы! — Воскликнул Гэлбрайтов. — Они знают все вкусовые пристрастия своих постоянных клиентов. Попробуй ошибись! В миг на улице окажешься!..
— «Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума всё замечают и ни на что не обижаются». — Блеснул эрудицией Посадов.
Сидящие за столом, молча уставились на него.
— Чего так смотрите? — Смутился тот. — Это не я, это Ларошфуко.
— Тогда понятно. — Дал определение чему‑то Гэлбрайтов.
— Что понятно? — Осторожно поинтересовался Посадов.
— Понятно, что наш поэт причисляет себя к людям большого ума.
— Вы хотите меня оскорбить?
— Заметьте, господа, — поднял вверх палец Гэлбрайтов, — он сказал «Оскорбить», а не «Обидеть».
— Филологические тонкости, как и юридические, порой весьма эффективны. — Сообщил князь, поглядывая на приближающегося официанта.
— Обидеть человека извне в принципе невозможно! Человек всегда обижается сам! — Произнёс граф, и принялся раскуривать потухшую трубку.
— У Вас, граф, такие глубокие мысли, что мне порой кажется, будто Вы скрытый шпион. — Улыбнулся князь.
— В каком смысле? — Спросил граф, закусив мундштук трубки.
— В самом прямом. То Вы эдакий простак, наивный до неприличия, будто девица на выданье. А то такие речи толкаете, аж диву даёшься, откуда что берётся?!
— Каждый человек должен полностью контролировать себя, свои эмоции, свои поступки, расти над собой духовно, заниматься самообразованием, развивать своё тело. Повторю ещё разок, настоящий человек должен меняться, только дурни не меняются.
— Да, но, насколько я могу судить не будучи знакомым с текстом, думаю, что Вещий Олег имел ввиду временные изменения, а Вы, граф, меняетесь на глазах, как хамелеон.
— Провоцируете? — Поинтересовался граф.
— И не думал. — Возразил князь.
— Справится с обидой не составляет большого труда. Если, разумеется, осознавать, что такая проблема имеется. Само осознание — это уже половина решения. — Сказал граф, разглядывая сидящего напротив него князя.
— Угу. Уверенность в победе — залог самой победы? — Переспросил князь.
— Да, уверенность в успехе — пятьдесят процентов победы.
— А как, по‑вашему, можно ли обидеть шуткой? — Спросил Посадов.
— Вы ещё спросите надо ли защищать обиженных?.. — Слегка поморщился князь.
— А надо ли? — Демонстративно поинтересовался Посадов.
— Защищать надо не обиженных, а не защищённых. — Ответил князь, и добавил: — Детей.
— «Легко обижается тот, кто не слишком собой доволен», это Крашевский. — Поторопился уточнить на всякий случай, Гэлбрайтов.
— Человек сильный духом, разумный и постоянно развивающийся, никогда не обижается на шутки, как бы ни старался вывести его из состояния психологического равновесия обидчик. — Ответил граф Бенингсен, пристально глядя на Гэлбрайтова.
— Что Вы на меня так смотрите? — Смутился тот.
— Он не считает нужным обижаться. Он прекрасно понимает процесс управления обидами и не допустит внешнего влияния на себя лично. Он выше обид и оскорблений. Их не существует в его жизни, и поэтому они не могут им управлять. — Как загипнотизированный, продолжал граф, не отводя взгляда. — А вот человек закомплексованный, слабый духом, глупый обижается постоянно.
— Повторяетесь, граф. — Заметил Гэлбрайтов.
— То есть?
— Вы уже это говорили.
— Ещё одна форма вампиризма. — Задумчиво произнёс Дьяков. — Человек Недалёкий и неуверенный в себе, таящий вечную злобу, всегда найдёт повод в очередной раз обидеться. Он ожидает жалости к себе со стороны более сильных духом людей.
— Святая церковь только о вампирах и прочей нечести печётся. — Усмехнулся князь.
— Церковь печётся о душах своих прихожан. — Обиделся за служителей церкви Дьяков.
‑ Испепеляя их на кострах. — Негромко добавил князь.
— Не надо. — Вспыхнул Дьяков. — Мы не инквизиция.
— А инквизиция, значит, не вы? — Заговорщицки прищурился Гэлбрайтов.
— Господа, господа! — Постучал донышком рюмки по столу Посадов. — Давайте не будем затрагивать нелицеприятные стороны нашей жизни.
— Насколько я понимаю, наш многоуважаемый господин Дьяков не принимал участия в инквизиторских походах. Так что его жизни это не касается. Или это не так? — Повернулся в кресле к Дьякову Гэлбрайтов.
Я во все глаза смотрел на эту странную компанию, и думал, что такого просто быть не может. Легко манипулируя цитатами великих умов человечества, они говорили о вещах, которые нас, тамошних, совершенно не интересовали. Не потому, что этого не было, а потому, что просто некогда было этим заниматься. В суете нас обижали, мы обижались, и наоборот. Но вот так, сесть и разложить всё по полочкам!!! Поражала начитанность этих людей, не говоря уже о фамилиях.
— Извините, — осторожно вмешался в разговор я, — простите за бестактность, но очень уж хочется понять… Скажите, пожалуйста, вот Вы граф (я взглянул на графа), а Вы князь, все вас так называют. А откуда они знают, что вы люди титулованные?
Разговор резко прервался. Дьяков смотрел на меня с благодарностью, Гэлбрайтов с некоторым раздражением, Посадов с заинтересованностью, граф и князь с недоумением.
— Извините, если я сказал глупость. — Сконфузился я.
— Видимо, молодой человек хочет знать, есть ли у вас, титулованные господа, корочка, удостоверяющая ваши личности. — После небольшой паузы, заговорил Гэлбрайтов, изобразив на лице улыбку, могущую означать что угодно — и скептицизм, и брезгливость, и снисхождение.
— Паспорт имеется в виду? — Уточнил граф.
— Думаю, что нет. — Выразил сомнение Гэлбрайтов. — Его интересует документ, удостоверяющий ваши титулы. Скажем, царский указ, грамота…
— Аааа! — Разочарованно произнёс князь Вадбольский. — Это же элементарно!..
— М‑да. — Сказал граф. — Вы покажете или мне?..
Он вопросительно взглянул на князя. Тот двумя пальцами полез за борт пиджака. Что‑то щёлкнуло, и на княжеской ладони появились золотые часы с цепочкой.
— Смотрите, не стесняйтесь. — Сказал он, протягивая мне часы.
Я взял в руки дорогущую вещь. Золото тяжелило. Циферблат был старинным. По ободу цепочкой тянулась бриллиантовая окантовка.
— Вы переверните. — Посоветовал Посадов.
Я послушался. На обратной стороне оказался барельеф герба, выложенный из драгоценных камней, как мозаика. Щит был набран сапфирами из Шри‑Ланки. Насколько я знал, больше нигде таких не было. На голубом фоне имелся золотой крест, по всей видимости, из жёлтых гелиодоров (разновидность бериллов). Под ним, обращённая вверх рогами, серебряная луна. В нижней части щита располагалась река, с плавающими крестообразно в ней, двумя серебряными рыбками. Сам же щит сверху был накрыт мантией и шапкой. Я вопросительно взглянул на князя.
— Мантия и шапка — знаки принадлежности к княжескому роду. Вы это хотели спросить?
— Да, спасибо. Но!..
— Князь, — перебил меня Гэлбрайтов. — Не часы же Вы предъявляете в гостиницах или светских раутах!..
— На раутах и без предъявления все знают. — Немного раздражённо ответил князь, возвращая часы на место. — А в гостиницах этим не интересуются. Они и так знают. Вещи ведь все с гербами, документы, и так далее.
— Простите. — Окончательно стушевался я. — Не сообразил.
— Бывает. — Снисходительно сказал Посадов.
Граф Бенингсен, молча, извлёк из нагрудного кармашка визитную карточку и протянул её мне. Я покраснел. Сидящие за столом заулыбались, ободряюще.
— Не стесняйтесь, молодой человек. — Подбодрил меня Дьяков. — Было бы странно, если б Вы не заинтересовались такими мелочами.
Я взял визитку. Здесь так же имелся герб. На щите с лазоревым полем серебряное арбалетное ложе в перевязь. Шапку и мантию заменил нашлемник в виде графской короны, а из неё торчали два арбалетных ложа. Абрис был украшен надписью, видимо, девизом: «ОVRANT, VIRTUТE, PARATA».
— Спасибо. — Поблагодарил я, возвращая визитку.
— Оставьте себе. — Усмехнулся граф, и добавил. — На память. Так на чём, бишь, мы остановились?
— Обидеться нельзя простить. — Тихо подсказал князь.
— Это как? — Заинтересовался Посадов.
— Где правильней будет поставить запятую. — Уточнил князь Вадбольский.
— Ну, это как для кого!.. — Откинулся в кресле Гэлбрайтов.
— Я бы так не сказал. — Покачал головой граф Бенингсен. — Психологи относят обиду к детским реакциям на недостаток внимания и любви. Обида всегда связана с болью, когда ребёнок, да и взрослый, задет за живое. Причём недостаток любви не обязательно должен быть тотальным, скорее, это отсутствие отклика родителей на запрос ребёнка.
— Вы хотите сказать, что чувство обиды закладывается с детства? — Переспросил князь.
— Это не я. Это психологи склонны так думать. — Ответил граф, выбивая трубку.
— Чем инфантильнее личность, тем более она предрасположена к обидчивости. — Заговорил Дьяков. — Архиепископ Сан‑францисский Иоанн в своих трудах писал, что даже если нас никто не обижает, мы и тогда обижаемся. Нам иногда хочется почувствовать себя обиженными, и в этом проявляется дурная человеческая инфантильность.
— Вас этому в семинарии учили? — Съехидничал Гэлбрайтов.
— Нас многому чему учили. — Пояснил Дьяков, и добавил: — Обижаясь, мы как бы отворачиваемся от мира, от людей, считая мир плохим, несправедливым. При этом себя мы считаем хорошими, добрыми или беспомощными, слабыми.
— Масло масляное. — Сказал князь и потянулся за рюмкой.
— Как сказать!.. — Задумчиво изрёк граф, вертя в пальцах пустую трубку. — Обиду можно разделить на две категории, активную и пассивную.
— Грубо говоря, да. — Согласился Дьяков. — При пассивной, человек склонен так и сидеть в своём замкнутом мирке. Цель этого сидения — окончательно утвердиться во мнении, что мир слишком плох для него. При активной же — обижающийся хочет показать свою обиду другим. И тогда цель обиды меняет знак на противоположный то есть, заставить другого сделать по‑своему, навязать ему свою волю, своё желание.
— Да, — согласился граф. — Если человек считает себя однозначно правым, — в гордости, себялюбии, мол, я ушёл от мира, так как мир несправедлив ко мне, а значит, недостоин меня, то он, обиженный, становится в позицию жертвы. А если фантазирует о себе, будто он беспомощный и слабый, мол, защищать вы меня должны были, а не обижать, обиженный становится агрессивным.
— Хм!.. — Хмыкнул Гэлбрайтов. — В таком случае обижаться можно не только на людей, но и на Бога.
— Такая обида может закончиться печально. — Грустно заметил Дьяков.
— Обида — чувство горькое и опасное. Ведь оно стремится к возрастанию, стремится как бы «растечься» по всей душе. — Закончил свою пылкую речь граф Бенингсен.
— Вы ещё не сказали, — улыбнулся князь, — Ежели же ближний не идёт на поводу у обиженного, тот может прибегнуть к более кардинальным мерам, скажем, к мести.
— Извините, это уже слишком. — Поднял руки граф.
— Это уже преступление против любви! — Воскликнул Посадов.
— Доброе утро, господин Посадов. — Съязвил Гэлбрайтов.
— Не понял? — Взвился тот.
— Вы так долго молчали, что я, грешным делом решил, будто Вы уснули. — Пояснил свою реплику Гэлбрайтов.
— Я просто думал.
— И что же Вы надумали?
— Думаю, что те кто не понимает подноготную обиды считают, как будто перешагивать через других — это и есть основное занятие, а заодно и источник удовольствия.
— Глубокая мысль!.. — На полном серьёзе согласился Гэлбрайтов.
— Думаю, что закрыть нашу дискуссию можно так!.. — Произнёс граф. — Чтобы простить, спроси себя, что ты хотел получить в этой ситуации и не получил? И смириться с тем фактом, что желание осталось неисполненным. Да, мир не упал к твоим ногам, и ты не являешься всеобщим любимцем. А если это так, то нужно больше ценить тех, кто рядом с нами.
— Золотые слова! — Негромко воскликнул князь, и поднял рюмку. — За умение ценить окружающих тебя людей!
— Разумеется, и они несовершенны в любви и могут испытывать к нам очень непростые чувства. — Не обращая внимания на тост князя, граф продолжал ораторствовать. — Но с ними мы можем обсуждать свои проблемы и говорить о том, чего бы нам хотелось. Не в форме ультиматумов, а форме диалога. Ожидая услышать: это я могу для тебя сделать, а вот это, извини, никак. Если это трудно принять, задумайся, не идеализируешь ли ты людей, не приписываешь ли им воображаемые возможности.
— Браво, князь! — зааплодировал Посадов.
Дьяков вдруг сунул руку за отворот пиджака и достал небольшую книжку. Пролистнул несколько страниц и прочёл вслух:
«Не будем же думать, будто мы, прощая ближнему, ему оказываем благодеяние, или великую милость; нет, мы сами тогда получаем благодеяние, сами для себя извлекаем отсюда великую пользу. Равным образом, если мы не простим ближним, то чрез это им нисколько не сделаем вреда, а себе приготовим невыносимую гееннскую муку».
— А это кто? — Спросил Посадов.
— Это святитель Иоанн Златоуст. — Ответил Дьяков, пряча книжицу.
— Ага, значит, Златоуста на память не помните? — Не удержался от колкости Гэлбрайтов.
— Чего Вы к нему прицепились? — Поморщился граф.
— Да так. — Замялся Гэлбрайтов.
— Так где же поставить запятую? Обидеться нельзя, простить? Или всё же: Обидеться, нельзя простить? — Спросил князь, бросая скомканную салфетку в пепельницу.
Слушая этих людей, глядя на их лица, я вспоминал совсем другую дискуссию, ту, на диком пляже, которая не шла ни в какое сравнение с, потрясающей воображение, эрудицией, умением держать себя и при этом ещё и шутить. Это было уже в конце нашего отдыха. Мы тогда приняли на грудь приличную порцию спиртного и спорили чёрти о чём.
— Я не пропагандист дамоклового меча. — Сказал он, слегка заикаясь.
— Так чего же ты тогда об этом говоришь? — Поинтересовался я.
— Я говорю о том, что ситуация сейчас меняется со страшной силой. Если хочется чего‑нибудь экстраординарного…
— Митька, то, что вокруг меняется, нас совершенно не касается. — Перебил я его. — Абсолютно.
— Касается прямым образом. — Возразила Карина.
— Никаким. — Настаивал я на своём. — Абсолютно никаким.
— Ни фига себе заявочки?! — Возмутился Митька.
— Ну что изменилось оттого, что где‑то стреляют? Что? — Потребовал я ответа.
— Что? — Переспросил Митька.
— Да, для тебя лично? — Уточнил я.
— Для начала цепная реакция. — Ответил он.
— Никакой. Абсолютно никакой. — Спокойно возразил я. — Для тебя лично ничего не изменилось.
— Ну, извините!.. — Он прожевал грибок, приложил салфетку к губам, добавил. — Я придерживаюсь иного мнения.
— Ты опять же рассматриваешь ситуацию с какого… — Начала Маша, но я её перебил.
— Я же спрашиваю: для тебя лично, — я сделал паузу, — что изменилось? Вот американцы начали войну в Ираке. Что изменилось для тебя лично?
— Мне? — Недоуменно переспросил он.
— В Афганистане идёт война. Что изменилось для тебя? Лично? — Я напирал.
— Ну, как же?! — Он улыбнулся. — Героин стал дороже!..
— Можно подумать, ты его покупаешь. Пока тебя не коснётся, ты не почешешься. А почешешься, никто и не заметит. — Продолжал я.
— Ха‑ха! — девушки захихикали, отмечая удачную шутку.
— Да, накладно стало. — Поддержала Микешку подруга.
— Не, Митька, пока… — я подцепил на вилку гребешок и продолжил, — пока не коснётся конкретно тебя или твоего окружения всё, что вокруг происходит, тебе до фени.
— Позиция очень специфическая. — Отмёл мои доводы он.
— Это не позиция! — Попробовал я возразить.
— Когда уже коснётся тебя, — не замечая моей реплики, продолжал он, — непосредственно поздно пить боржом, когда почки отвалились.
— Именно. — Вновь поддержала его подруга.
— На фиг, вдребезги и пополам. — Продолжал он горячиться.
— Хорошо! Хорошо! Хорошо! — Пытался урезонить его я. — Я не буду с девушкой спорить, она у нас ещё человек молодой…
— Это ты мне так мягко намекнул?.. — Вспыхнула Карина.
— Я у тебя спрошу, — я обратился к Микешке, тыкая в его сторону вилкой, как дирижёр своей палочкой. — Скажи мне, пожалуйста, а что изменится от того, что ты будешь знать о завтрашних событиях в мире? Для тебя лично? Внесёт изменения в твою личную жизнь? Никак.
— Я думаю несколько иначе. — Попробовала вмешаться Маша.
— Подожди. — Я отмахнулся. — Смотри. Вот возьмёт завтра и войдёт в нашу бухту американский авианосец. Для тебя это изменит что‑то? Ты можешь противостоять этому? Нет.
— Могу. — Сказал Митька.
— Нет. — Отрезал я.
— Могу. — Упрямо повторил он.
— Не можешь. — Возражал я.
— Могу. — Настаивал он.
— А вот и нет. — Ухмылялся я.
— Могу.
— Ну, как?
— А я пойду и скажу: америкэн бой!
— И всё?! — Слегка удивился я.
— Нет. Ёлы‑палы, вдребезги и пополам. — Сказал он, и взялся за бутылку.
— Но ты этого не сделал ни сегодня, ни вчера, ни тем более позавчера. — Сказал я, загибая пальцы.
— Хорошо. — Вдруг согласился он. — Я возьму два литра коньяка и пойду к ним. И проведу диверсию.
— Мало, мало. — С сожалением сказала Карина.
— Хорошо, ящик. — Сказал Митька, ничуть не задумываясь.
— Пожалуйста. — Согласился я. — Только их будет много.
— Я напою их вусмерть, и наши возьмут их тёпленькими. — Продолжал Митька.
— Ну, давай реально судить. — Слегка обиделся я. — Это реально? Что ты говоришь? Нет. Значит, о чём это говорит? правильно, ты городишь чушь. Следовательно, влиять на политику, историю, и так далее, ты в своём нынешнем положении не можешь.
— Но, реагировать на неё мы обязаны. — Сказал он устало.
— Ты лично можешь реагировать на что угодно, только это никак не отразиться на общем положении. — Возразил я.
— Хорошо. Но реагировать‑то надо?! — Удивлялся он моей тупости.
— А зачем? — Спрашивал я у него.
— Действительно, а зачем? — Подхватила Маша.
— Тебе на голову летит кирпич. Ты его видишь, ты понимаешь, и остаёшься на месте. — Начинает кипятиться он.
— Он летит не тебе. — Не приемлю я.
— Подожди, Митя, подожди. — Снова пытается вмешаться Маша. — Хорошо. Вот сейчас ты рассматриваешь аспект ситуации с крайне негативной точки.
— Виноград, сливу, грушу, персик? — Предлагает Карина Маше.
— Нет. — Отказывается та.
— К сожалению, кругом… — Начинает он, но девушка перебивает.
— Хорошо. А если всё же найти во всём этом нечто позитивное? и попробовать всё‑таки включиться в игру какого‑то игрока?
— Я скажу только одно. — Восклицает он, поражаясь нашей тупости. — Позитивное, милочка, я вижу только одно — когда мы все здесь сдохнем — планета вздохнёт свободней. И наступит следующий этап развития. И это положительно!
— Подожди, подожди! — Заторопилась девушка. — Нет. Даже в ситуации Россия — Грузия — НАТО есть один позитивный момент…
— Да‑а. — Согласился он, не слушая.
— Который ты, кстати, тоже в начале нашего застолья отметил. Все! И даже выпили за это. Это тот аспект, что Россия наконец‑то становится на ноги, то, что Россия набирает силу. Так? — Горячо закончила она.
— Я сторонник имперских амбиций. — Сообщил Митька.
— Но ведь проблема не в этом!.. — Не выдерживаю я.
— Почему, к сожалению? — интересуется девушка. — Если этот маятник, эта ситуация кажется для тебя наиболее выгодной, наиболее позитивной…
— Не выгодной для меня, зато выгодной для планеты. — Бесцеремонно перебивает он.
— Правильно. — Соглашается она. — Давай так рассуждать: почему тогда в таком случае не двигать свои мысли, свои стремления именно в этом направлении?
— Стоп! Стоп! — Чуть не завопил я. — Господа! Вы опять занимаетесь демагогией!
— Хорошо. — Неожиданно согласился Митька.
— Вы откуда знаете, что это планетарное или нет? — Всё‑таки не выдерживаю я. — Вы сейчас рассуждаете с точки зрения России…
— Это моё субъективное мнение. — Перебивая меня, веско объявляет Митька.
— Вы рассуждаете с точки зрения Россия — не Россия… — Пытаюсь не обращать внимания на его выпад я. — Россию загнали в угол, а когда загоняют в угол, всякий нормальный начинает сопротивляться.
— Правильно. — Растягивая гласные, согласился Митька.
— Вопросов нет. — Пытаюсь поставить точку я. — Здесь вступает в силу закон самосохранения. Это даже не обсуждается.
— И не только. — Бубнит он себе под нос.
— Объясни мне другое. — Настаиваю я. — Ты говоришь: «Украина — кирпич на голову…». А я отвечаю, в данном конкретном случае реально ты на события внешние влиять не можешь. Никак. Оттого, что ты будешь возмущаться, ругаться, материться, топать ногами, кричать… Ничего не изменится.
— Да‑а. — Снова соглашается он.
— То есть, на сегодняшний день ни ты, ни я, ни все мы вместе реально влиять на события в мире не в состоянии.
— Ну, грубо говоря, всё‑таки словами того же господина Зеланда, — вмешивается Маша, — смотря какой маятник ты собираешься раскачивать? И для чего, собственно? Вот сейчас мы говорим о кирпиче…
— Да прекрати ты со своим маятником! — Срываюсь я. — Мы же не о маятнике.
— Я имею в виду просто саму ситуацию… — Пытается продолжать девушка. — И наполнение самой ситуации какими‑то…
— Сама ситуация говорит о том, что я говорю не о маятнике. — Раздражаюсь я. — Я говорю, что мы на сегодняшний день не в состоянии качать этот твой маятник. Никак.
— Ну‑у! Это ты не совсем прав. — Говорит Митька.
— Ты что? — Вскрикивает Маша, увидев в руке Карины ручку. — Ты что, пишешь всю эту галиматью?
— Почему галиматью? — Не понимает та, беспрестанно строча в блокноте. — Это совсем не галиматья. Это самый натуральный компромат.
— Энергетическая подпитка соответствующих эгрегоров… — икает Митька. — Извините.
— Я об этом как раз и говорила. — Вставляет, в образовавшуюся паузу, Маша.
— Ты не прав. — Констатирует Митька. — Энергетическая подпитка да, можно сказать… А что там!.. делов‑то?! Микрон с меня, микрон с тебя?.. А в совокупности уже далеко не микрон. Энергетическая ментальная подпитка эгрегора… Не скажи… Не скажи…
— Вот об этом я как раз и говорила. Просто привела термин маятника как бы наиболее такой понятный и доступный. — Сказала девушка, и победно посмотрела на меня.
— Почему я сейчас категорически… — Заговорил Митька, но я его перебил.
— А я ответил, что маятник мы не в состоянии раскачивать. Не тот уровень. А своего маятника у нас нет.
— Подожди. — Завелась она. — Дорогой мой, да ты вливаешься в общий маятник, который уже кто‑то раскачивает. Массы какие‑то давно контролируют его движение. Маятник, в который уже включены…
— А мы не будем его раскачивать. — Грубо перебиваю я её. — Это противовес общему маятнику. Я ведь как раз о том и говорю, что вы не в состоянии управлять этим маятником, а своего не имеете…
— Но мы можем свои микроны… — Пытается встрять Митька.
— Давайте определимся, — настаиваю я, не обращая на него никакого внимания, — на сегодняшний день планетарно мы можем что‑либо определять? нет.
— Можем! — Сказал Митька.
Можем. — Подтвердила Маша.
— Нет, нет, и тысячу раз нет. — Отверг я все их возражения.
— Можем! — Продолжал настаивать на своём Митька. — Мы можем положить свои микроны на ту или иную чашу.
— Нет. — Отрицал я.
— Присоединить, да!.. — Соглашалась Маша. — Совершенно верно, можем.
— Вы лично можете раскачать планетарный маятник? — Тупо талдычил я. — Нет.
— Ну, ты даёшь! — Возмутилась девушка.
— Тихо! — Потребовал я тишины. — Подожди. Давай доспорим дальше.
— Давай. — Благосклонно разрешил Митька.
— Республиканский, или государственный? Можете? Нет! Городской можете? нет! Так что же вы можете? Вы можете раскачивать маятник только в кругу ваших знакомых, друзей и обязательно единомышленников. Всё. Извините, ребята, о чём мы спорим?
— Если так говорить, то планеты не было бы. — Вмешалась Карина. — и всех остальных маятников не было бы! Потому что всё равно каждый добавляет свою крупинку в общий маятник движения мироздания.
«Какие разные люди?! Какие разные мысли?!» — Размышлял я поздним утром, сидя в салоне такси, направляющегося в отель.
Глава 9
Город встретил нас пасмурным утром. Перелёт сложился как‑то неудачно. Сначала рейс задержали почти на два часа. Потом уже в воздухе что‑то случилось, пришлось делать экстренную посадку в Вене. Там ещё часа два ремонтировали какую‑то фиговину, и вот наконец мы приземлились дома. Пройдя паспортный контроль и получив багаж, мы вышли из здания аэровокзала. На площади было необыкновенно пусто. Я взглянул на часы. Стрелки показывали начало девятого.
— Мить, — обратился я к другу, — не подбросишь мой багаж в общагу? А то если я туда заеду, то сегодня уж на работу точно не попаду.
— Ладно. Завезу. Только вот что‑то я не вижу на чём? Вообще‑то нас должны были встретить.
— Кто? — Не удержался я от вопроса.
— Карина — это как минимум, и работники одной специфической организации, которым ты был позарез так нужен перед отлётом.
— Видимо, не так был нужен!.. Иначе бы!..
— Ага. И я про тоже.
— Хм!.. Действительно, что‑то их не видать.
— Не каркай. — Предостерёг меня Митька.
— От тюрьмы и от сумы не зарекайся. — Проинформировал я, рассматривая машину, выезжающую на площадь. — А вот и Карина.
— Уверен? — С сомнением спросил Загальский. — У неё немного другая марка.
— Теперь уже нет.
К тротуару подкатила «Волга». За рулём сидел сам Самуил Исмаилович — начальник безопасности фирмы, где я работал.
— Садитесь. — Пригласил он, приопустив стекло.
Митька с сомнением посмотрел на машину, потом перевёл взгляд на Самуила Исмаиловича.
— У меня такое ощущение, что мне с вами не по пути. — Сказал он.
— Садитесь! — Рявкнул Самуил Исмаилович. — Разглагольствовать будете потом.
Я с недоумением посмотрел на начальника безопасности.
— Самуил Исмаилович, — обратился я к нему, — Вы бы для начала объяснились…
Однако он не дал мне договорить:
— Быстро в машину, сопляки!
Опешившие от такого натиска, мы быстро пошвыряли чемоданы в багажник и уселись на заднем сидении. Не успели мы захлопнуть дверцы, как начальник безопасности рванул с места в карьер.
— Что случилось? — Снова спросил я, но на этот раз Митька ткнул меня в бок, глазами показывая на площадь.
— Накаркал. — Только и смог выговорить я.
— Не боись, в моей машине они тебя не тронут. Да и не знают они, что ты уже ускользнул от них.
— Почему? — Не поверил я.
— Потому что это не моя машина.
Я внимательно оглядел салон. Увы, это мне ничегошеньки не дало, но задавать вопросы уже расхотелось.
Как ни странно, только Самуил Исмаилович оказался прав. Никакой погони за нами не было. Подъезжая к центральному входу, он скомандовал, чтоб я выметался и не задерживался на улице ни секунды, что я и сделал. Выскочив из машины, бросился к двери. Сзади раздался визг шин. В зеркальных створках двери мне было видно как «Волга» рванула с места, уносясь в обратную сторону. Почему туда, я сразу не понял, а потом вовсе забыл. И не мудрено было забыть, ведь события потекли в непредсказуемом русле.
В вестибюле меня ждал сам директор. Охраны на входе не было, и осознание этого факта остановило меня на полпути к лестнице.
— Семён Иванович, что происходит? — Чуть ли не возопил я. — Объясните же мне, наконец! Что происходит?
— Ничего не происходит. — Спокойным голосом произнёс директор. — Просто у нас маленькие неприятности. С технической стороны мы оказались нашим конкурентам не по зубам, так они решили добиться своего посредством террористического акта.
— В смысле?! — Обалдел я от такой новости.
— В том смысле, что на данный момент на втором этаже находятся несколько боевиков со взрывчаткой, и все сотрудники нашей фирмы в качестве заложников.
— А Вы?!
— А меня выпустили встретить тебя и передать им их условия.
— Какие? — Упавшим голосом поинтересовался я.
— Или ты едешь с ними, или они взрывают всё здание вместе со всеми находящимися в нём людьми.
Я ошарашено смотрел на директора и понимал, что это какая‑то совсем уж скверная шутка.
— Закрой рот. — Посоветовал Семён Иванович. — Муха залетит. — И тихо добавил: — Уходи через чёрный ход. Там двое, но обкуренные. Пробьёшься.
— На хрена тогда меня везли сюда?
— А куда тебя надо было везти?
— Да куда угодно!!! Высадили бы хоть в общаге…
— А ты уверен, что тебя там не ждут?
— Ну, так предупредили бы, чтоб не летел сюда!..
— Каким образом?
— А люди? — Спохватился я.
— Милиция знает. Сейчас они готовятся к захвату.
— Но ведь люди погибнут?!
— Да, кто‑то погибнет, но не все. А ты мне живой нужен.
— А если я сдамся им?
— Ты веришь убийцам?
— Нет, но ведь есть шанс!
— Шанс всегда есть. Вот я и говорю тебе, уходи. Через двор выскочишь на соседнюю улицу, там тебя будет ждать Малка с машиной. Она вывезет за город, на школьный аэродром. Вертолёт с экипажем будут ждать. Подбросят до соседней области, там пересядешь в машину. Оттуда на военный аэродром. Дальше тебе скажут встречающие.
Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение.
— Где они?
— На втором этаже, в бухгалтерии.
— Мой сменщик там?
— Нет. Он успел предупредить нас, а мы не поверили. Где он сейчас я не знаю. Но на работу он не пришёл.
— Так значит, он всё‑таки успел Вас предупредить?
— Да.
— И Вы не поверили?!
— А ты бы поверил?
— Я бы поверил. Потому что именно я предупредил его о возможном захвате.
Семён Иванович грязно выругался.
— А мне ты не мог сказать об этом?
— Каким образом?
Лицо директора, наливающееся благородным гневом, резко изменилось.
— Извини. Не догадался. — Сказал он тихо.
— Теперь‑то уж что?.. — Сказал я, поднимаясь по ступеням на второй этаж.
Как шли переговоры, чего требовали, я помню плохо. Как‑то в голове не укладывалось, что в наше время могло такое случится. В конечном результате меня вывели на улицу, усадили в стоящую у парадной, машину, а с обеих сторон от меня уселись два мужика, нафаршированные взрывчаткой по самое не могу. За руль уселся ещё один, правда, не такой раздутый как двое моих охранников, но в бронежилете. Машина тронулась с места и один из боевиков потребовал, чтоб я завязал глаза. На что я, не без внутреннего содрогания, сначала послал их подальше, а потом интеллигентно возразил, что мы об этом не договаривались. Эти дяденьки, как тут же выяснилось, ожидали чего‑то подобного, потому как в тот же миг между передними сидениями и задними опустился занавес из плотной материи. Охранники синхронно опустили шторки на окнах, и мы оказались в полной темноте. Щёлкнул выключатель и почти надо мной вспыхнул свет. Сидеть между двумя жёсткими мужиками не очень приятное удовольствие, но ещё хуже было от осознания, что эти два придурка могут взорваться. Хотя, чёрт с ними, ежели они хотят, то пусть взрываются. Я‑то тут причём? В общем, моё внутреннее состояние желало быть лучшим. Я не просто трусил, мне было жутко, очень жутко. Живот сводило и очень хотелось посетить одно весьма укромное местечко…
Машина виляла, пытаясь запутать меня. Потому как погони за ними не намечалось. Следовательно, зачем было петлять? Чтоб я случайно не запомнил дорогу. А я и не пытался этого делать. С одной стороны глупо, всё равно не запомнить кучу поворотов, с другой стороны всегда можно сориентироваться на местности.
Машина остановилась. Послышался щелчок открываемого дверного замка, после короткой паузы дверца хлопнула, и мы продолжили движение. По изменившемуся характеру вождения стало понятно, что сменили водителя. Так повторилось ещё трижды. На четвёртый раз мы пересели в другую машину с наглухо затемнёнными окнами.
— Прям как в сорок первом. — Не удержался я от комментария.
— А ты был в этом самом сорок первом? — Спросил один из охранников.
Я промолчал.
Ещё через полчаса мы вновь остановились для пересадки. Только на этот раз в машину сел я один. Охранники, сопровождавшие меня от самого здания фирмы, остались стоять у машины, на которой приехали.
На сей раз поездка была длительной, очень длительной. Радовало то, что окна не были затемнены, и можно было смотреть в окно сколько угодно. Правда, вечерние сумерки давно перешли в глубокую ночь, и при всём желании увидеть что‑либо не представлялось возможным.
Я вольготно развалился на заднем сидении. Возле водителя кто‑то сидел, по всей видимости, мой охранник. Обстановка была такой домашней, что даже не верилось, будто меня выкрали и куда‑то тащили. Больше всего радовало отсутствие идиотов со взрывчаткой. Охранник и водитель негромко беседовали между собой. Конечно, я слышал их, и думал или пытался это делать. Начинался отходняк от пережитого.
Машина шла мягко. Стрелка спидометра намертво присосалась к нулю в цифре 90. В салоне было тепло, даже немного жарковато.
— Хорошие раньше были фильмы. — Сказал охранник, явно желая поболтать.
Водитель промолчал, он был не против и фильмов, и поболтать. Трасса усыпляла.
— Не то, что современные сливки канализации.
— И чем же они были хороши? — Не удержался от реплики шофёр.
— Смыслом.
— То есть, содержанием?
— Нет. — Покачал головой охранник. — Заложенным в сюжет смыслом.
— Это передовики‑то?
— Какие передовики?
— Да самые обыкновенные. — Усмехнулся парень за рулём. — Помнится, смотрел я один такой… Там некий изобретатель придумал какой‑то пульт для прокатного стана, а пока прибор устанавливали, конструктору в голову другая идея пришла, по усовершенствованию этого чуда. Так он не дождался пуска своего детища. Сбежал домой обдумывать новый проект.
— И чем же плох фильм?
— А что там хорошего? — Вопросом на вопрос ответил водитель. — Всякие производственные отношения, цеха, мастера, начальники хорошие и плохие… В общем, такая чушь! Весь день на работе, приходишь домой, а там по телеку опять работу показывают. Кому это на фик надо?!
— Ну почему? Были же и другие. — Попытался возразить охранник.
— Может и были, только я не помню.
— А вот этот не помните? — Он на мгновенье замолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил. — Там тоже производственные отношения. Но в другом ракурсе. Два дальнобойщика только‑только отстрелялись… В смысле, закончили серию рейсов. Им положено было отдохнуть, и тут что‑то случилось на стройке.
— Как обычно на комсомольской? — Поддел его водила.
— Там не говорится, какая именно была стройка.
Они помолчали. За окном мелькали верстовые столбы, опоры высоковольтных линий электропередач, мелкие забегаловки, окружённые зачастую пустующими автостоянками.
— Там на этой стройке что‑то случилось с электричеством. — Неуверенно продолжил охранник.
— Угу. И этих парней подняли ночью по звонку из горкома партии, чтоб они турбину туда срочно доставили вместо дизель‑генератора.
— Вы видели этот фильм? — Удивился охранник.
— Нет. Просто фильмы на такую тематику всегда однотипны. То мраморную гору, местную достопримечательность, спасают; то неотёсанные лесорубы учатся культурному обращению с девушками; то пара моряков целое пиратское гнездо уничтожает. Чушь, да и только.
— Я бы так не сказал.
— Ну, ну. «Турбину грузили на трейлер чуть ли не сутки. То одно ломалось, то другое, а надо было торопиться. Люди ждали электричества!».
— Приблизительно так. — Согласился собеседник.
— Потом турбину всё‑таки установили, закрепили, и молодые, загорелые парни полезли в кабину «МАЗа».
— «КРАЗа» — Машинально поправил охранник.
— Это не существенно. — Возразил шофёр. — Потом была длинная и трудная дорога, которая шла через холмистую местность, выписывала кренделя, танцевала среди обрывов, змеилась серпантином по горам, лезла на перевалы, падала в распадки и снова карабкалась вверх, к небу, для нового падения. Наверняка у тягача лопались шины, и два советских шофёра поднимали «КРАЗ» на своих могучих плечах. Или что‑то в этом роде.
— Шутите?
— Почему?
— Турбина сорок тонн, да тягач с прицепом 28 тонн…
— Ну, это ерунда для комсомольцев. Они же на стройку спешили, помочь торопились. Что им каких‑то 70 тонн?! Плюнуть и растереть.
— За что Вы так не любите советы?
— А причём здесь советы: Хотя… За что их любить? За враньё?!
— Они Вас научили, дали профессию.
— По‑вашему при другом строе мне этого не видать бы как своих ушей?
Мой охранник замолчал. Видимо обдумывал ответ.
— Да нет. — Наконец‑то согласился он. — Может быть и получили бы образование. Но не так легко, как при советской власти.
— Не факт.
— Да. — Опять вынужден был согласиться охранник. — Не Вам пришлось бы платить за учёбу, Вашим родителям. И вот тут‑то и получается, что для этого нужны были некие условия. Родители Ваши должны были бы иметь хорошую работу, достаточную зарплату для того, чтобы оплачивать Ваше обучение.
— Можно подумать сейчас по‑другому!.. В школах вводят плату за отдельные дисциплины. Всеобщая грамотность современным правителям не нужна. Тупым, неграмотным быдлом легче управлять.
— Ну вот, Вы сами пришли к тому, что в прошлом были заслуги советов.
— Может и были. Не знаю. Образование, да, а вот в остальном сомневаюсь.
— Военная промышленность?
— Спасибо. Только от этого никому лучше не стало. Лучше бы об уровне жизни народа думали, а не о ракетах.
— Ракеты тоже нужны. А их без образования не построить.
Охранник становился на скользкую стезю. Молодой водитель никогда не был на западе, и представления не имел о тамошних условиях получения образования. Про университеты он слыхал, а вот насчёт школ… Поэтому он спросил:
— И что же было дальше в этом фильме?
— Вы знаете, что‑то мне расхотелось рассказывать.
— Ну, если начали, то уж заканчивайте.
— Дело было ранней весной. Паводок ещё не начался, но уже вот‑вот должен был быть. Мосты через речушки сплошь деревянные, старые, трухлявые. Лёд на реках так же не внушал доверия.
— Ну и как же они выходили из положения? Строили новые мосты?
— Нет, конечно. — Охраннику явно уже не хотелось продолжать разговор, но всё же он решился, и продолжил. — Нет, не строили. Просто ходили по льду. Осматривались. Точнее присматривались. Где лёд толще, где стремнина, веточками глубину мерили через полыньи. Как на «Дороге жизни».
Парень искоса глянул на спутника. Откуда он мог знать о «дороге жизни»? Разве что из книг или кинофильмов.
— Где глубоко, там течение тише. Где тише течение, там толще лёд. Где толще лёд, там и переправа. — Между тем поясняет он.
— Понятно. — Соглашается водитель, хоть по виду его не скажешь, что он поверил.
— Провешили дорогу, проскочили. А когда до гор добрались, не обрадовались.
— Гололедица? — Уточнил водитель на всякий случай.
— Да.
— Ясненько. Пошли в ход межосевой дифференциал, демультипликатор. Или что там у них было?
— Да. Было. — Невесело соглашается он.
— Про дорожные знаки ещё не было.
— Были и знаки. Хуже другое.
— Ага, у них соляра кончилась, или шину пробили, а домкрата не оказалось.
— Да какой к чёртовой матери домкрат?! — Не выдерживает сарказма охранник. — Тут далеко не всякий подъёмный кран поднимет.
— Ладно, ладно. Не кипятитесь. Просто чушь всё это.
— Не чушь! Попробовали бы Вы переехать через деревянный мост, перед которым знак «15». А у них все 70 тонн.
— И Вы хотите сказать, что эти герои благополучно переправились через него?!
— Переправились. А куда им было деваться.
— Ага. «Дорога, а в дороге „МАЗ“, который по уши увяз, в кабине тьма, напарник третий час молчит. Хоть бы кричал, аж зло берёт. Назад 500, вперёд пятьсот… А он зубами танец с саблями стучит». — Достаточно прилично пропел шофёр.
— М‑да. «Мы оба знали про маршрут, что этот „МАЗ“ на стройке ждут»… — Продолжил петь охранник, впрочем, не глядя на парня. — Только «МАЗ» на «КРАЗ» заменить, а так…
— Не дрефь, начальник. — Сказал водитель. Историю вспять не повернуть. Да и времена нынче не те, и техника другая, не то, что была. Прорвёмся.
— Куда уж…
— Что, не веришь?
— Чему верить‑то? Сейчас не то, что времена другие, сейчас люди другие.
— Отчасти, да, другие. Но в сущности те же.
— Не скажите, не скажите. Вот ежели Вас сейчас остановят, или не дай бог, ещё чего хуже случится, Вы груз бросите, или станете спасать его?
— Нынче, начальник, мобильный телефон имеется. Чуть что, звоню, пусть спасатели или менты работают.
— А платить им кто будет?
— Хозяин. Это его дела. Подыхать за его груз я не собираюсь. Моя работа: сел за руль и погнал. А ежели чего случается, так на то другие службы существуют.
— А остановившие Вас не станут мучиться совестью, и шлёпнут, не интересуясь Вашим желанием поделиться информацией с соответствующими службами.
— Не, сейчас не те времена. Да и на что им труп?
— А вот раньше так не думали. Они о других думали.
— Ни хрена подобного. Вы полагаете, что они думали о тех строителях, что без электричества остались? Ничего подобного! Просто они были ответственными людьми. Не надо сюда глупый патриотизм подставлять.
— Вы совершенно правы. «Глупый патриотизм».
— Зря обижаетесь. Каждый должен выполнять свою работу. За то и деньги получают.
— Смотря какие деньги, — неожиданно для самого себя вмешался я. — Не всё можно и нужно мерить деньгами.
Охранник вполоборота повернулся ко мне.
— Вы тоже любите старые советские фильмы?
— Люблю, но не все, разумеется. А насчёт денег и ответственности, то позвольте рассказать историю человека, которого я лично знаю.
Мои собеседники промолчали, давая тем самым понять, что можно говорить, и я заговорил:
— Дело было в рязанской области. Точнее, началось всё с оптовой базы в Москве. Одна бабёнка, современная предпринимательница из Пензы, набрала на этой базе товара на 15 миллионов. Пока она там оформляла документы, расплачивалась, пока загружали машину, водитель, как все в его положении, просто болтался без дела по базе. Когда хозяйка товара окликнула его, он, проходя мимо какого‑то молодого человека, обвешенного мобильниками и пейджерами, услыхал, как тот сказал в трубку кому‑то: «Пенза, 15 миллионов». Виктор, так звали шофёра, не обратил внимания на это, мало ли что и кому докладывают?.. Когда они выезжали из базы, он предложил нанимательнице переночевать в Москве, а завтра, поутру, спокойно добраться домой. Однако та категорически отказалась. Ещё бы! Она была в восторге от выгодной сделки, и товара было на очень приличную сумму, а оставлять на ночь гружёную машину в Москве она опасалась. Тогда водитель предложил ей поехать по дороге, которая несколько удлиняла путь, но была более оживлённой и не такой опасной. Увы, дамочка и слушать не желала. И вот не доезжая Рязани, в лесу их ждали. Стоило лишь сделать поворот, как в глаза ударил яркий столб света, ослепив Виктора. Он только и успел разглядеть две машины, стоящие на обочине, и ещё одну, расположенную прямо посреди дороги. Именно её фары были зажжены. Тут‑то и началась гонка. Чтоб избежать столкновения, водитель взял резко влево, немного промахнулся, съехал с полотна, но удержал машину, вывернул снова на дорогу, дал газ и вслепую пошёл синусоидами. Опомнившиеся грабители принялись стрелять из автоматов, но по скатам не попали. Если, конечно, они пытались попасть по ним. Позже нашли множество следов от пуль на кузове машины, но тогда Виктору было не до этого. Зрение постепенно возвращалось, вести машину становилось легче, но скорости он не сбрасывал, и некоторое время продолжал вилять, опасаясь попаданий. И лишь на бензозаправке, уже на Макшанском посту ГАИ смог затормозить, а вот выйти из машины уже не смог.
— Почему? Мандраж? — Поинтересовался охранник.
— Нет. — Ответил я, вспоминая эту историю и некоторые пикантные подробности. — Он потерял зрение.
— В смысле? — Не поверил охранник.
— В самом прямом смысле. Ослеп.
— А с женщиной? — Снова поинтересовался охранник.
— А женщина?.. — Я помолчал, потом добавил: — Она умерла через полгода от инфаркта.
— И это было?.. — Как бы подводя итог, спросил водитель.
— Было всего около двадцати лет назад. — Сказал я.
— И водитель был шофёром, а не водилой?.. — Скорее утвердил, чем спросил наш водитель.
— Разумеется.
— Старая гвардия. — Восхищённо произнёс охранник.
— Да. — Подтвердил я. — Старая гвардия. Со страшными судьбами.
— Хотите сказать, что он ещё и воевал? — Сыронизировал водитель.
— Нет. Не воевал. Ему тогда всего пять лет было. Где и когда погиб отец так и не знает до сих пор. Мать с младшей сестрёнкой и бабушкой угорели в эвакуации.
— Как это? Угорели? — Не поверил охранник.
— Очень просто. Было холодно. Бабушка, чтоб не простудить младшую сестрёнку, затопила печь. Мать пришла с работы, устала. По фильмам знаете же, как люди вкалывали?! На износ пахали. Вот и не проверила, открыта заслонка или нет. Прилегла на минутку и не проснулась.
— А где же пацан был? — Спросил водитель.
— Гулял. Пришёл домой, а они все мёртвые. — Я подумал и добавил, чтобы избежать дальнейших расспросов: — А его отправили в детдом. Потом Венгрия была, и много чего ещё.
В салоне машины воцарилась тишина. Охранник и водитель переваривали услышанное. Я же урчал голодным желудком.
— Нам ещё долго ехать? — Спросил я.
Вместо ответа водитель включил радио. Пощёлкал каналами. Из динамиков раздался знакомый голос:
«„Прайм‑тайм“!!!
Полнометражный аудиофильм по мотивам фантастического рассказа Марины и Сергея Дьяченко „Судья“.
Вы готовы пережить самые насыщенные два с половиной часа в своей жизни? Испытать массу самых противоречивых чувств: от алчности и ненависти до равнодушия и лицемерия? Вам уже не терпится разгадать тайну неподражаемого судьи? Чью сторону Вы готовы принять в этой борьбе человеческих эмоций, нравственного закона и непоколебимых правил чести и совести? Не боитесь узнать о себе много нового? Тогда приготовьтесь!
На протяжении всего аудиофильма с Вами будут ярчайшие звёзды Завентрильского небосклона. Грани их таланта, как отточенные грани алмаза, будут беспощадно полосовать Вас по сердцу. Интрига, острота сюжета и неожиданные открытия не дадут Вам заскучать. Полнометражный аудиофильм „Прайм‑Тайм“ по мотивам рассказа Марины и Сергея Дьяченко „Судья“ — это наш всеобщий подарок к первому в жизни юбилею девочки‑Вентрилочки.
Автор сценария, главный режиссёр, постановщик и звукооператор: Алан Аюпов.
В ролях:
Судья — Александр Горчаков»…
— Это что за станция? — Спросил я.
— А кто её знает. — Ответил водитель.
Радио продолжало вещать:
«Старушка — соседка из дома напротив — Наталья Соснина;
Лида — дочь миллионера — Екатерина Соловьёва;
Врач терапевт — Дмитрий Замараев;
Луи — Инструктор, альпинист — Владимир Хурс;
Священник — Александр Липатов»…
— Это уже конец? — Снова спросил я.
— Скорее начало. — Ответил охранник.
«В эпизодах и массовых сценах принимали участие:
Патрульный полицейский — Андрей Соколов;
Младший брат Луи — Пётр Антонов;
Продавщица в церкви — Елена Румянцева;
Консультант по огнестрельному оружию — Сергей Трунов;
Прогуливающиеся — Раиса Стрежнева, Юлия Голованова, Марина Соколова, Лариса Умнова, Лариса Беленкова, Андрей Шведюк;
Девушки на пляже — Екатерина Ефимова, Кристина Марковская, Галина Морозова, Ольга Филиппова;
Операторы — Юрий Куранов, Владимир Шаров.
Помощники режиссёра — Эльза Ищенко, Виктор Москалец».
— Странно. До этого мне доводилось слышать только новости. А тут целый спектакль. — Вслух удивился я.
— У них не только спектакли, у них и игры всякие бывают, вечера юмора, поэтические ристалища, авторские концерты… — Сообщил водитель.
«Музыкальное оформление — композиции Александра Романова».
— Не помню что‑то. — Произнёс я вслух. — Что за роман?
— Не роман, по мотивам рассказа. — Уточнил охранник.
— А‑а‑а‑а! Я рассказы не читаю. Принципиально. Не интересно.
Все промолчали. В динамиках зазвучала музыка. Потом пошли титры. Я приготовился слушать, но машина вдруг резко затормозила, и водитель выключил радио.
— Всё. Приехали. — Объявил охранник. — Выходите.
Я, забыв, что пленник, открыл дверь и вышел. Ноги затекли от долгого сиденья, поэтому пришлось немного потоптаться на месте, разгоняя кровь. Заодно рассматривал здание, напротив которого мы остановились. «Чайная изба» сообщала неоновая реклама под фронтоном дома, выполненного в стиле а-ля бревенчатая изба в два этажа. Правда, здесь был только один этаж, но очень высокий. И крыльцо, ведшее к широченным двустворчатым, на вид дубовым, украшенным резьбой и фигурками различных зверей дверям.
— Где‑то я уже слышал это название?.. — Сказал я, надеясь на разъяснения.
Но, увы. Никто, ничего не сказал. Я потянул носом воздух. Он пах морем и был таким чистым, какого в наших местах, заражённого индустрией, просто не бывает.
— Я могу поинтересоваться, куда меня привезли? — Спросил я.
— Как Вам сказать?.. — Замялся охранник.
— Да так и скажите.
Но ответить он не успел. Дверь избы распахнулась, и на пороге появился человек одетый весьма экстравагантно.
— Вам туда. — Показал охранник на дверь чайной избы.
— Меня что? Уже не сопровождают?
— Зачем? Отсюда сбежать невозможно. — Он подумал и добавил: — Сюда наоборот стремятся попасть. Идите, идите. Вас ждут.
— А как мне назад попасть? — Спросил я, вслед отъезжающему авто.
— Да пребудет с Вами свет! — Раздалось у меня над ухом.
Вздрогнув от неожиданности, я обернулся. Вплотную ко мне стоял странный тип в металлической куртке, смахивающей на панцирную сетку от кровати, скрежещущими давно не смазываемыми шарнирами в коленях таких же металлических штанах, с алюминиевым чайником на голове, по‑видимому, долженствующим демонстрировать рыцарский шлем. Слева на поясе висела такая же сетчатая перчатка, смахивающая на кобуру для пистолета с пятью стволами.
— Добрый вечер! — Ответил я, несколько неуверенный в том, что обратились именно ко мне.
— Достопочтенный господин шкипер, — заговорил человек, — обратиться в Ваш адрес себе позволяю с недоумением смиренным и вопросом меня угнетающим: за Что ко мне воспылали Вы столь странным в местах этих чувством неприязненности лихой? Надеюсь, сударь, не за речи мои пылкие, чрезмерно, на Ваш взгляд, откровенные, душу мою неприкаянную пред светозарным объектом поклонения истинного и восторга небывалого яростно обнажающие? Или в угоду леди юной, неописуемо прекрасной, словно рассвет весенний, благоуханием цветочным и трелями птичьими напоённый, решили Вы на дуэль честную, между людьми благородными, происхождения дворянского, меня посланием сим непременно вызвать? В сердце моём, усталостью обуянном, покоя и уюта ищущем, к сказочным горизонтам стремящемся, к особе Вашей, горожанами трепетно любимой и глубокоуважаемой, нет досады жгучей и жажды отмщения за слова удивительные, в дебошира и скандалиста походя меня превращающие. Лишь ради пресветлого облика девы небесной, Светладою наречённой, ежели сама она того пожелать изволит, и о желании своём привселюдно заявит, согласен я НА поединок ратный и на подвиг любой, каковой миледи златокудрой лицезреть заблагорассудится.
— Вы о чём?! — Вытаращился я на него.
— Посчастливилось мне в часы эти сумеречные, первыми звёздами с небосклона ясного озарённые, быть графинею прекрасною, светозарным именем наречённою, на ужин званый приглашённым. Не могло сердце моё пламенное смутить ни торжество праздничное, ко дню всех влюблённых приуроченное, ни поведение Ваше, весьма для меня удивительное, ни тени подозрительные, доверия не вызывавшие, что всю дорогу следовать за мною на расстоянии почтительном изволили.
— Я?! За Вами? — Продолжал недоумевать я.
Однако, сей субъект продолжал, не замечая ни моих вопросов, ни меня самого. Складывалось ощущение, будто он говорит сам с собой.
— Шёл же я походкою торопливою, движениями летящими представляющейся, к назначенному сроку опаздывать не желая, в думы свои, тем не менее, глубоко погружённый, по пути счастливому, радостью небывалою окрылённому, в настроении приподнятом, улыбку невольную на устах пробуждающем. Душа моя невесомая песнью восторженной наполнялася по мере приближения к дому её необыкновенному, всеми богами благословлённому. Ликованию моему победному предела мыслимого не виделось и не зналось, когда она, грациозная и неподражаемая, персоною собственною двери тяжёлые, дуба морёного, пред лицом моим распахнула, присев в реверансе изысканном, до мельчайшего жеста придворным этикетом выверенном. Я над ручкою её белоснежною, с кожей тонкою, будто шёлковой, в нижайшем поклоне приветственном и поцелуе нежно‑трепетном почтительнейшим образом склонился, как человеку благородному, кровей знатных, и долженствует. Она же, в интригах и традициях дворцовых искушённость великую продемонстрировав, так мила и обаятельна была, что без церемоний дальнейших, крайне утомительных, к столу накрытому, по разряду высшему, королевски сервированному, меня позвала благосклонно, голосочком своим звонким, словно колокольчик хрустальный, разум мой несчастный колдовскими чарами увлекая и волшебством обещанным несказанно дурманя. Сиживали мы друг напротив друга в комнате изумительной, красоты неописуемой: где мрамора розового камин с решёткою вычурной пламенем яростным, на огненную лаву страсти моей похожий, взгляды наши задумчивые услаждал охотно; где в креслах мягких, бархатом алым обитых, возлежали подушки атласные и парчовые, искусною вышивкою, нитью золотой и серебряной разукрашенные; где скатертью белою, аки снег первый, девственною хрупкостью и чистотою сияющий, стол обильный на две персоны накрыт был приборами фарфоровыми работы мастеров китайских, бокалами хрустальными мастеров чешских, серебром и золотом столовым с вензелями фамильными; где стояло подле окна светлого и широкого, во двор просторный выходящего, трюмо старинное, с рамою позолоченной, дерева красного — полированного.
— Простите. Вы, кажется, меня с кем‑то путаете. — Ещё раз попытался остановить его я.
— Однако же уединение наше уютное с её светлостью, красавицей неприступной и своенравною слывущей, не прошло незамеченным средь горожан заботливых, вниманием своим чрезмерно участливым деву юную ничуть не обделяющих. Ужин наш дружеский, при свечах пылающих и камине жарко натопленном, многажды прерывался беспощадно гражданами любопытствующими, о благе своей любимицы беззаветно пекущимися, живота не жалеючи. От вмешательства этого бесконечного, несвоевременного и потому утомительного, сделалась графиня печальною, в мысли невесёлые о судьбе своей нелёгкой с головою погружённой. Присела с грациею небрежной, задумавшись не на шутку, у трельяжа древнего, в стекло прозрачное, облик её пресветлый рисующее, взор тоскливый свой устремив, а на меня и не глядит вовсе, будто не замечает и о присутствии моём позабыла разом. Вдруг вошёл в комнату эту дивную мужчина небывалый, и ликом, и походкою, и манерами на ловеласа местного похожий, но не он, конечно же, ибо на штанах его красовалась прореха огромная, а в глазах клубился туман нездешний, потусторонний. Приблизился он к деве задумавшейся, ничего вокруг себя не замечающей, и таким состоянием её воспользовавшись, поднатужился малость, зеркало тяжёлое, одним усилием могучим, в воздух поднял и на выход шагом строевым понёс. Я же и глазом моргнуть не успел, лишившись понимания всякого, что происходит здесь, как в проёме дверном исчез внезапно и мужчина странный, и трельяж поразительный. Её сиятельство, прелестная и свежая, как утро раннее, весною овеянное, тем временем очнулась от оцепенения непонятного и гневаться изволила на разгильдяев каких‑то из службы безопасности городской, что за нею следили столь тщательно и планы разные коварства величайшего строили, когда из‑под носа их длинного, любопытством излишним страдающего, артефакт силы колоссальной, для магических деяний опасного, похитить исхитрились. Ко мне же дева младая, опечаленная событием сим прискорбным, поспешила за утешением душевным и советом рыцарским. Я обещание дал ей твёрдое, честью и шпагой моею подкреплённое, что артефакт сей, столь её сердечку доброму приглянувшийся, во что бы то ни стало добыть сумею: в бою ли кровавом, интригами ли лукавыми, испытаниями ли трудными, от меня отваги недюжинной и смелости троекратной потребующими. Засим с графинею мы часы оставшиеся до рассвета алого, красною розой на небосклоне расцветшего, в беседах долгих и увлекательных провели, из коих довелось почерпнуть мне мудрость глубочайшую и знания пользительные, могущие на будущее службу верную понести. Горожане же, столь смиренным поведением леди светоносной, всякого смельчака хладом разящей, в самое сердце поражённые, в Любограде сказочном истории страшные рассказывать начали, посягнув на имя честное, предательством гнусным, о коем много ныне речей случайных ведётся, нисколько не запятнанное. И да будет всем слышащим сие известно!
Дверь в чайную избу распахнулась, и на крыльцо вышел мужчина в летних брюках кремового цвета, зелёной рубашке защитного цвета с полусотней карманов, в плетёнках на босу ногу. Карие глаза лукаво улыбались. Прямой нос с небольшой горбинкой и тонкие, растянутые в приветственной улыбке, губы немного противоречили цвету его волос. Они седые, я бы сказал совершенно белые, походили на белую лохматую подушку. Не узнать его было невозможно.
— Господин рыцарь! — Обратился он к субъекту, слегка раскачивающемуся передо мной. — Опять Вы надрались, как сапожник, и пристаёте к прохожим.
— Засим прошу дозволения откланяться. Остаюсь искренне Ваш… — Торопливо и неуклюже поклонился тот, шаркнув железным башмаком по булыжникам.
— До свидания. — Не в тон ответил я.
Рыцарь развернулся и, гремя доспехами, как только мог быстро зашагал прочь.
— Не обращайте внимания. — Сказал седой мне. — Он добрый малый, но как выпьет лишку, начинает искать виноватых в чём угодно. Пойдёмте. Вас давно ждут.
Я поднялся на крыльцо. Кто‑то из‑за двери распахнул её перед нами, и мы вошли.
— Шкипер назначил встречу в чайной избе. — Продолжал седой.
— Хм… — С сомнением хмыкнул я. — Если это приглашение, то весьма необычное, если не сказать хуже.
— А в чём проблема? — Удивлённо обернулся седой.
— Проблема в том, что меня выкрали самым натуральным образом, угрожая взрывчаткой, автоматами и прочим стреляющим железом.
— А! — Рассмеялся он. — Это бутафория.
— Знаете, мне лично было как‑то не до смеха.
— Разве Вас не поставили в известность? — Нахмурился седой.
— Кто?
— На самом деле Вас выкрали. Но один очень уважаемый здесь человек успел замолвить словечко за Вас, и нашей службе безопасности удалось убедить похитителей передать объект похищения нам без предварительных условий. Сопровождавшие лица должны были об этом уведомить Вас.
— Увы!.. Видимо, они запамятовали…
— Ладно. Извините. Я разберусь. Пойдёмте.
Мы прошли Роскошный вестибюль, гардеробную, вышли в длинный коридор с лестницей на второй этаж в дальнем его конце, прошли мимо дверей в основной зал и вошли в бар. Блеск золота и зеркал оглушил меня. Театральная люстра с огромными хромированными или никелированными отражателями под высоченным потолком, где подают кофе бесплатно. Играют на арфе. За инструментом — не загадочная женщина с распущенными волосами, как это принято практически везде, а средних лет склонный к полноте мужчина…
— О! Шкипер! Рад Вас видеть в добром здравии!
Седой бесцеремонно пожал руку вместе с кружкой, которую она держала, и, не дожидаясь приглашения, уселся на слегка скрипнувший табурет.
Шкипер сидел за стойкой прямо под собственным портретом. Перед ним стояла неизменная кружка рому, наполовину, как я мог понять, пуста.
— Завсегдатаи говорят, что она всегда наполовину полна. Ни каплей больше, ни граммом меньше. — Прокомментировал седой, взглядом указывая на бокал.
Шкипер кивнул, приглашая меня присесть, но выпить не предложил.
— Согласно легендам, блуждающим повсюду, шкипер никогда не имеет в кармане лишних денег. Куда он их девает? Правда, и откуда берёт? Так же неизвестно. — Продолжал наполнять меня информацией седой. — Что пить будете?
— Если честно, я бы чего‑нибудь съел. Шестнадцать часов ни крошки во рту.
К нам подошёл мужчина лет сорока.
— О! — Воскликнул он, завидев шкипера. — Сэр, что это Вы не на своём обычном месте?
— У меня деловая встреча. — Ответил тот сиплым, прокуренным голосом.
— И что? Разве это запрещает Вам находится там, где Вам привычней?
— Нет, но!..
— Так в чём дело?!
— Вы приглашаете? Поднял шкипер свои косматые брови.
— Ну, разумеется!
— Господа, — Подхватился моряк, — прошу прощения. Пройдёмте в зал.
Он резво соскочил с табурета, не выпуская кружки из рук, и, широко шагая, направился в общий зал. Седой рассмеялся:
— Шурик, Вы как всегда кстати. — Сказал он одобрительно.
— Стараюсь. — Улыбнулся тот в ответ, протягивая мне руку. — Здравствуйте.
— Здравствуйте. — Пожал я её.
— Пройдёмте. Там Вы сможете утолить свой голод, и заодно побеседуем.
Мы прошли в зал. В дальнем его углу за столиком на небольшой возвышенности уже восседал шкипер со своей неизменной кружкой, а напротив его лежала на столе лохматая, нечёсаная голова художника Ладожского.
— Знакомые всё лица. — Прокомментировал я, направляясь к столику.
— Вы уже встречались? — Спросил Шурик.
— Да, — ответил за меня седой. — Только там нам поговорить не удалось в силу некоторых обстоятельств. Пришлось устраивать эту комедию с похищением.
Мы расселись. Официант уже стоял, в ожидании заказа.
— Дружище, — обратился к работнику общепита Шурик, — будь любезен, передай мадам Шушаре, что у нас гость. Пусть организует для него хороший обед.
— Будет сделано‑с! — Наклонил тот голову в знак согласия. — А что будет честная компания?
— Всё, как всегда. — Улыбнулся Шурик. — Его преосвященству коньяк, господину Ладожскому джин, мне виски, вино графу если подойдёт… А! Вот и он!!! Добрый вечер, граф!
К нашему столику подошёл мужчина в дорогущем костюме. Поздоровался со всеми за руку, кроме художника, который продолжал безмятежно дрыхнуть, положив свою косматую голову на руки.
— О чём разговор? — Спросил граф, усаживаясь на подставленный официантом стул.
— Вот, вводим в курс дела нашего гостя. — Ответил Шурик.
— А! Стоит, стоит. Никак я не могу привыкнуть к характеру этого странного поселения! То он спит месяцами, ни движения тебе, ни слуху, ни духу! А то вдруг взорвётся, подобно Кракатау!!! Стоит лишь отлучиться на минутку, как события горной лавиной срываются вниз на улицы дивного града! — Выдал тираду граф, доставая из кармана курительную трубку.
— Да‑а! Возмущению моему предела нет. Всё лето в своём дворце просидел, никаких подвижек. Мэр вообще в Париж свалил, чего там делать жарким летом?! Не понимаю!.. Вроде дружеских визитов не планировалось?! Да к тому же уж слишком затянулась его зарубежная командировка!.. — Продолжил седой, откинувшись на спинку кресла и разглядывая потолок.
— Ага. Я слыхал, что бродяга в горах Алтая искал золотоносные жилы. Вполне возможно, что нашёл, только вот что именно?! Вряд ли признается. Может тарелку летающую?! — Всё так же продолжал лучезарно улыбаться Шурик.
— Вы это серьёзно? — Спросил я, несколько подрастерявшись.
— Вполне! — Усмехнулся он. — Хозяйка игротеки, по секрету вам сообщу, что никакая она не хозяйка, она лягушка‑путешественница! Разъезжает по странам и континентам инкогнито. Правда, вместо уток у неё обыкновенные поезда!.. На сей раз дома сидела, училась с новой микроволновкой работать. Печка эта у неё теперь сама всё делает. Разве что только тесто не месит, а так всё подряд! Даже клюквенную для бродяги гонит!
— Кто?!
— Хозяйка игротеки. — Завидев моё изумление, он так заразительно рассмеялся, что мне даже неудобно стало.
— Что? Сама гонит? И хорошая получается?
— Сама, конечно, сама! — Веселился Шурик. — Это же надо! Впервые вижу человека, незнакомого с хозяйкой игротеки. Может Вы ещё и с госпожой Шушарой не знакомы?
— Нет. — Растерялся я окончательно.
— Ну, Вы даёте! И про мага не знаете?
— Какого мага?
— Маг наш черно‑цветочный новый сорт пива изобрёл, так всё лето из бункера не вылезал, всё дегустировал. А тут на тебе!.. Целую цистерну на улицу выкатил — угощайся кто хошь! И главное даром! И удивительное дело, на сей раз его подопечные не высыпали на улицы города народ пугать!..
— И маяк наш вроде бы как заработал. Видать маг всё же хорошо потрудился!.. — Сказал граф, выпуская струю дыма.
Художник Ладожский пошевелился, потом поднял голову и глянул сквозь закрывающие лицо волосы.
— Кто тут о пиве? — Спросил он.
Все засмеялись.
— Наш художник ярый противник пива. — Пояснил шкипер.
— Писатель ужастиков Альберт Страхолюдов выпустил в мир пробных монстров, да и забыл про них, а сам видать на остров подался. Чего теперь с ними делать то?! Они вроде бы и ничего себе, не кусаются!.. Но жутко уж страшные. Новичков пугают, да и старожил иногда в трепет приводят. — Изрёк художник, и внимательно посмотрел на меня.
— А Вы, господин Ладожский, не пугаете нашего гостя своими сообщениями? — Спросил граф.
— Не больше Вашего. — Огрызнулся тот.
— Угу. — Согласился седой. — Принц горный так вообще уже сто лет из своего замка нос не кажет. После того знаменательного дня рождения родители не пускают! А то вдруг барменша наша захомутает! Обещался ведь!.. В смысле жениться на ней! Да вот родовая честь не позволяет. А госпожа Шушара не очень‑то и расстроилась. У неё поклонников пруд пруди! Один Ашот с джентльменом гороховым да мистером Свет Евгением чего стоят!.. Если в длину сложить то метров 5 будут, а вширь, то есть бок о бок на парочку потянут!.. Про других и не говорю. Сам Мэр не ровно дышит к этой странной особе. Я, правда, тут ни причём!.. Я личность духовная!.. Мне по сану не положено!.. Да и некогда мне, музы не позволяют!..
— Кто не позволяет? — Переспросил я, чем вызвал очередную порцию всеобщего веселья.
Подошёл официант, катя перед собой стеклянный столик, уставленный кастрюльками, тарелочками, блюдцами, чашечками и прочей посудой. Ловко расставил всё по своим местам, придирчиво осмотрел проделанную работу и, поклонившись, покатил пустой столик прочь.
— Принимайтесь за еду. — Предложил седой.
— Спасибо. — Поблагодарил я, берясь за ложку.
— Э! Любезный! — Крикнул в спину, уходящему официанту, шкипер. — А ром?
Официант остановился, после чего величественно оборотился и сказал:
— Ваш кредит закрыт.
— Господин Шурик! — Воскликнул моряк.
— Дружок, принесите шкиперу бутылку ямайского. — Сказал Шурик. — За мой счёт.
Тот кивнул и укатил в сторону бара.
— Флибустьер космический со звёздочкой‑Надеждой в глубинах вселенной миловался, а тут вдруг свалился с небес, как гром с ясного неба, и давай песни под гитару петь!.. Да всё про осень. Про весну, небось, не пел?! Да и лето забыл!.. Некоторые решили, что местный нищий и давай ему в гитару деньги сыпать, приговаривая, мол, на ремонт корабля. — Произнёс граф серьёзным голосом, бросив взгляд в мою сторону, мол, как я отреагирую на такую новость.
Я промолчал, потому что уплетал за обе щеки.
— Пить что будете? — Спросил Шурик. — Не то харчо без водки, всё равно, что весло без лодки.
— Вот водочки с удовольствием. — Согласился я, на мгновенье оторвавшись от еды.
У столика нарисовалась миловидная девушка с серебряным подносом, на котором красовалась бутылка «Наркомовской», серебряная рюмочка и хрустальный графинчик. Поставив поднос на стол, девушка сорвала сургуч с пробки, аккуратно перелила из бутылки в графинчик. Потом налила рюмочку и поставила передо мной. В центре стола она поместила графинчик после чего, забрав лишнюю посуду, удалилась.
— Спасибо, Шушарочка! — Крикнул вдогонку девушке Шурик.
— Ну и сервис тут у вас! — Восхитился я.
— Да, у мадам Шушары всегда сервис на высоте. — Сказал Шурик, разливая по фужерам и стаканам вино графу, себе виски, джин художнику, напряжённо наблюдающему за процессом, седому коньяк. — Так, господа! Пора выпить за знакомство.
Все подняли бокалы и чокнулись.
— За знакомство!
— За знакомство!
Зазвучали голоса. Все выпили. Я с удвоенным энтузиазмом принялся за еду, а граф, пригубив вино, продолжал вещать:
— Пират Нургали, помните, тот, что заплыл к нам с ураганом? Не, не Катрин, другой какой‑то, я уж и позабыл название, но не такой мощный, как в штатах, так подружился с крокодилушей Светладеным, что порой трудно разобраться, кто кого эликсиром Любоградским поит!.. Я уж не говорю о том, где они его умудряются доставать! Мотоцикл свой совсем забросил, всё по гостям да ресторанам хаживает. В чайную избу носа не кажет. Правда, была у него какая‑то интрижка с госпожой Шушарой, да то мраком всё покрыто. Не докопаешься. А слухи мало ли чего набрешут?!
— Точно. — Опустошив стаканчик и смачно крякнув, согласился художник. — Журналист Шрайбикус, кажется, уехал вместе с мэром, освещать его тамошнее присутствие, да и сгинул в Парижских трущобах. Лишь Наталья Красноярская во всю за него старается. Такие статейки подкидывает!.. Закачаешься. Беда лишь, что мало. Видать не платит ей начальник — Шрайбикус то бишь. А Наталья Таманская как‑то раз пришла в чайхану, почитала свои стихи, да и спряталась за стойку. И никто её опосля не видал. Чего испугалась? меня, что ли?
— Да у нас каждый Ладожский!.. — усмехнулся Шурик. — В душе!.. Чего его бояться? Не кусается же, и ладно!.. Тем более что он нынче занимается изучением творчества Уродова. Пишет статьи, разбирает по косточкам, собирает автобиографические данные. Короче, паразитирует! Или, как сейчас принято говорить, зарабатывает на жизнь.
— Даже дегустатор спиртных напитков Алексий Самарский вновь появился в городе. — Вставил свои пять копеек шкипер. — Где он пропадал столько времени? А главное, сколько напитков не попробовал?! НУ, теперь придётся нагонять. Ох, и не просто это!..
— Непросто. — Согласился Шурик.
— А птичка певчая так боялась в сад Шахрияра попасть, в сетях его коварства запутаться, что все аж диву давались. Ан ошиблись! Исчезли оба в неизвестном направлении. Правда, изредка из садов шахских слышны чьи‑то голоса!.. Но трудно понять, чьи именно?! — Продолжая пялиться на меня, сообщил граф.
— А Вы откуда знаете? — Удивился Шурик.
— «ОБС» — одна бабка сказала. — Отпарировал граф.
— На полустанке знаменитом приведения завелись. — Вмешался седой, не давая разгореться скандалу. — Пытался их водой святой отвадить, да куда там?! Привыкли они к этому напитку, он нонче для них вроде возбуждающего средства. Ладан нюхают, токсикоманы, да и только!..
— Экс министр юстиции, до костей мозга мусульманин, занялся контрабандой. — Загадочным голосом заговорил Шурик. — Принялся импортировать национальное Украинское наркотическое средство во все страны мира. Ну, конечно, и про наш город, разумеется, не забыл. Говорят, тайно посещал Украинскую столицу, бывшую, заключил договор с супругой Мухаммеда ибн Абделаи Хаттэб Рассол на поставки данного сырья типа «сало»! Подал заявление в мэрию на постройку в городе магазина для торговли данным продуктом питания. Говорят, подал заявку на патент названия своего нового детища.
— Какое название? — Тут же дёрнулся господин Ладожский.
— «Транс‑Инвест‑УкрПромТорг‑Сальцэ»! Причём, ударение на последнюю букву «Э»!..
Все расхохотались. Громче всех и дольше смеялся граф.
— И как это расшифровывается?! — Спросил он, отсмеявшись и вытирая выступившие слёзы белоснежным платком.
— А это Вы у него спросите. — Посоветовал Шурик.
— С чего это вы так веселитесь? — Заинтересовался подошедший старичок.
На вид ему было лет двести. Маленького роста, лицо узкое, с крысиными усиками. Глазки маленькие, живые, быстро бегающие. Уши острые, как у описываемых в фантастических романах эльфов.
— Бывший великий и могущественный, родоначальник Шушаринского племени, праотец крысиных, поселившихся в славном городе Любоград, бухгалтер всех времён и народов, он же надуватель крысоловов, обладатель диплома «не пойманный шулер», а так же по совместительству и неосторожности, допущенной в давние времена, отец своей Святой Дочери, из чайной избы, отобранной у бывшего владельца, нерасторопного хозяина с берестовым лукошком, великолепной и неповторимой нынешней хозяйкой знаменитого питейного заведения мадам Шушары, господин Шушер, дедушка, Шушарочки, и проживает в замке Шушеров, Любоградской губернии. — Улыбаясь, представил подошедшего старичка Седой.
— Надо же тебе! Всего неделю назад тишь да благодать! А тут столько сразу и всего!.. Не серьёзный народ. — Пробурчал старичок. — Разве так можно?! Новички перепугаются, сбегут Бог знает куда! Или, не приведи господь, заблудятся в нашем сказочном лукоморье!.. Ищи их потом! У нас же нет службы спасения. Каждый сам себе спасатель.
— Не волнуйтесь, дедушка Шушер, мы их спасём. — Поручился за новичков господин Шурик. — Выпьете с нами? За новичков?
— Нет, нет! — Заторопился старичок. — Сердце, понимаете ли!..
— У нас у всех сердца. — Возразил Шурик. — Или Вы думаете иначе?
— Извините. Благодарствую! — Пятясь, раскланивался дедушка Шушер.
— А если не извиним? — Страшным голосом спросил Шурик.
Папаша местной барменши рванул со всех ног прочь от этой компании.
— Эй! Куда! — Закричал ему вслед Шурик. — Мы же ещё не выяснили!..
Дедушка Шушер скрылся за дверью кухни так быстро, как далеко не всякий молодой человек скрылся бы.
— Ого! Какой шустрый! — Подивился я, принимаясь за спагетти с песто, грибами и тунцом. — Я думал, что ему лет двести, не меньше.
— Хм. — Хмыкнул Шурик. — Ему куда больше.
— Да ну! Столько не живут. — Не поверил я.
— Это у вас не живут. — Возразил Шурик. — У нас живут так долго, что обычным людям этого просто не понять.
Мы много говорили о мистике и мистиках, о непонятном и непознанном, о символизме и знаках, которые помогают человеку на его жизненном пути. О том, какой интересной может стать жизнь, если относиться к ней как союзнику и другу.
— Не думаю, что мои сообщения в городе вообще чему‑то способны научить. — Говорил шкипер. — Я просто обозначаю символы. Я ничего не умею объяснять.
— Это Вы‑то не умеете объяснять? — Удивился Шурик.
— Мы живём в символическом мире. Вся наша жизнь — символ. Любая жизнь любого человека — это знак. Задайтесь целью, и вы отгадаете скрытый смысл знаков. Даже не отгадаете, а просто вспомните. В своих речах я просто говорю о том, в чём многие боятся себе признаться.
— Бог ты мой! Шкипер, что с Вами произошло?! Что за патетика? Что за возвышенный слог?! Вы ли это?
— Начнём с того, что я заговорил не для того, чтобы кого‑то в чём‑то убедить, кому‑то что‑то объяснить — что делать и как. Я, собственно, произносил слова сам для себя и про себя. Когда я что‑то воплощаю в словосочетаниях, это помогает мне лучше понять самого себя, открыть неведомые стороны собственной души… Во‑вторых, единственное, что может показаться людям действительно убедительным во мне — это мой собственный опыт. Всё! Больше мне не чем с ними поделиться. Мои любимые книги, которые я читаю и перечитываю, это те, в которых я нахожу отражение движений собственной души, может быть, даже таких, о которых я и не подозревал до этого. И если человеку попадаются такие мысли — он вдруг обнаруживает, что, он — не один. Оказывается, что есть ещё кто‑то, кто чувствует, так же, как и ты сам, вдруг выясняется, что некий житель знает и о твоих чувствах тоже! Одно только ощущение того, что ты не одинок, придаёт удивительные силы для воплощения своей мечты. Для воплощения своей мечты своими собственными силами и способами. Собственными, а не чьими‑то ещё. Тому, кто испытывает чувство разочарования в самом себе после моих сообщений, речей, как хотите называйте, я скажу: «Поверь, что ты не одинок! Таких, как ты, много. Просто вспомни свою мечту или цель и иди к ней своим собственным путём. Потому что только так ты можешь чего‑то добиться». Очень важно при этом чувствовать, что ты не один. Может быть, одно из важнейших чувств, которые пробуждает искусство, — это именно ощущение неодиночества. Именно этим искусство и помогает изменять отношение людей к себе и жизни.
— Шкипер, позвольте, я постучу по Вашей руке?
— А это ещё зачем? — Теперь удивился отставник.
— Затем, чтобы я мог убедиться в том, что Вы есть Вы, а не железный боцман, о котором мне все уши прожужжали.
Моряк настороженно посмотрел на Шурика, и убрал руки под стол. Однако в этом положении нельзя было контролировать кружку, а потому он тут же схватился за неё обеими руками.
— Молодой человек, — заговорил шкипер, — Вам не кажется, что Вы ведёте себя?.. Ммммм. Несколько не тактично?
Шурик едва заметно смутился.
— Согласитесь, сударь, ежели вы считаете возможным чьи‑то тексты, мысли, формы изложения называть бредом и пустой трепотнёй, исходя лишь из Ваших представлений обо мне, то и у меня появляется право не стесняться в выражениях по отношению к Вам. Что значит: железяка?
— Простите, шкипер, но я не называл Вас так! Я просто хотел убедиться, что Вы не подстава!
— Послушайте, как Вас там?.. Вам никогда в голову не приходило, что железный Боцман не станет употреблять ром? Он ведь просто заржавеет. Да и нет у него резервуара для подобных жидкостей. Ему это ни к чему.
— Простите великодушно! Я не подумал.
— Вот‑вот! Всегда Вы так, молодые!.. Сначала ляпнете, а потом думаете. — Он отвернулся к стене, и добавил едва слышно: — Если вообще есть чем думать.
— О чём ведём речь? — Поинтересовался седой, вернувшийся после достаточно длительного отсутствия.
— Мы говорим о символах и символистах. Ну, и вообще, просто болтаем. Вот молодой человек интересуется, что я люблю?
— Ага, понял. И вы ответили: Я очень люблю играть в шашки, шахматы и домино, только чтобы обязательно выигрывать. Если не выигрывать, тогда не надо. Я люблю также смотреть телевизор: всё равно, что показывают, пусть даже только одни таблицы. Я люблю дышать носом. Особенно я люблю петь и всегда пою очень громко. Ужасно люблю рассказы про красных кавалеристов, и чтобы они всегда побеждали.
— Белых. — Ворчливо поправил шкипер.
— Люблю стоять перед зеркалом и гримасничать, как будто я Петрушка из кукольного театра. Ром я тоже очень люблю.
— Кубинский, а не Ямайский, как Вы изволили заказать. — Снова прокомментировал шкипер.
— Я люблю на демонстрациях махать белоголубым флажком и дудеть в «уйди‑уйди!». Очень люблю звонить по телефону. Я люблю строгать, пилить, я умею лепить головы древних воинов и бизонов, и я слепил глухаря и царь‑пушку. Всё это я люблю дарить. Когда я читаю, я люблю грызть сухарь или ещё что‑нибудь.
— Особенно уши Шурика. — Снова пошутил шкипер.
— Ещё очень люблю ужей, ящериц и лягушек. Они такие ловкие. Я ношу их в карманах. Я люблю, чтобы ужик лежал на столе, когда я обедаю. Люблю, когда мадам Шушара кричит про лягушонка: «Уберите эту гадость!» — и убегает из чайной избы. Я люблю посмеяться… Иногда мне нисколько не хочется смеяться, но я себя заставляю, выдавливаю из себя смех — смотришь, через пять минут и вправду становится смешно.
— Нет. — Улыбнулся шкипер. — Я ещё не успел ответить.
— Тогда ответьте молодому дарованию, что такое любовь?
Я посмотрел на незваного гостя очумелым взглядом. В мои планы не входили такие серьёзные вопросы. Меня интересовал больше духовный мир отставника, а не его личная жизнь. Но прежде чем я успел возразить, шкипер заговорил:
— Хм!.. Господин Шурик, Вам не кажется, что Вы несколько отвлекаетесь от темы?
— Не! — Весело возразил тот. — Я не знаю вашей темы, но зачем размениваться по мелочам? Если воровать, так миллион! Если переспать, так непременно с королевой. И никак не меньше!
— Гм!.. Ладно. Любовь остаётся для меня загадочным явлением. Это мистика, это загадочный магнетизм, который постоянно влечёт людей друг к другу… Любовь — это такое чувство, которое не имеет свойства накапливаться. Новая любовь ничего не берёт из опыта прошлой.
— А есть старая любовь?
— Конечно, есть.
— Может и средняя есть?
— Не йорничайте.
— Не буду. Извините. Тогда скажите, что такое брак?
— Это такой трудный вопрос?.. — Он задумчиво посмотрел в окно, потом продолжил. — Сколько раз приходит настоящая любовь. Любовь и брак… Быть женатым, состоять в браке — это очень не просто с точки зрения сохранения любви!.. Жить вместе так невероятно сложно. Это постоянный процесс разрушения и восстановления. Ежедневно в браке вам приходится разрушать и восстанавливать, разрушать и восстанавливать. Это так сложно, это так неизбежно… Правда, большинство людей относятся к супружеству как к чему‑то неизменному. Они говорят: «Вот теперь я наконец‑то женат, и отныне всё будет оставаться неизменным. Я всегда буду счастлив так же, как сегодня — и так до конца дней своих!». Я не знаю… Я такого ещё не видел. Но я бы так хотел этого!
— Насколько я понимаю в жизни, — обернулся ко мне седой, — этим шкипер хочет сказать, что данные слова, или точнее мысли, вряд ли разделяет кукловод, или тот, кто под маской прячется.
— В смысле? — Не понял я.
— Чтобы жить в городе, которого нет, просто необходимо понимать разницу между реальным человеком и персонажем. А ведь в городе один человек может скрываться за несколькими персонажами. Или, проще говоря, под несколькими масками.
— Ну, это‑то я понимаю. — Сказал я, ничегошеньки не понимая в происходящем.
— Ваш интервьюер, судя по выражению его лица, ни чего не понял. — Улыбнулся Шурик. — Если позволите, я буквально на пальцах поясню.
Шкипер неопределённо пожал плечами и кивнул.
— Так вот, молодой человек, некоторое время назад вот здесь господин Ладожский сказал сокровенную фразу, однако до вас она, вероятно, не дошла. Он сказал буквально следующее, цитирую: «Для начала научитесь грамотно писать!.. А то начало предложений с маленькой буквы: „размышления о Пушкине“». От себя добавлю, так, для проформы: «бушевная буря». Читайте внимательнее и Вам откроется.
— Обязательно откроется! — Раздался над моим ухом громогласный голос. — Милочка, будьте любезны, водочки и горячей закуски.
Высоченного роста мужик усаживался за наш столик. И тоже без приглашения.
— Я прошу прощения, — заговорил я, несколько обиженно, — мне кажется, что интеллигентные люди, прежде чем присесть за чужой столик, спрашивают разрешения.
— Чего?! — Поразился здоровяк.
— Господин Мармик, не удивляйтесь. — Заговорил Шурик. — Человек новенький, понятия не имеет ни о нас, ни о наших взаимоотношениях. Знакомьтесь, полковник тайной канцелярии, секретный агент, Заведующий отделом кадров городской мэрии, начальник контрразведки по совместительству, любимчик нашего мэра, а кое‑кто утверждает, что друг детства господин Мармик. Сторожил нашего города, один из аристократов, которых так не любит шкипер и корчмарь Кособочко, что у западных ворот. Возможно потому, что сами они не аристократы. Хотя!.. Смотря как на это посмотреть. Если по духу то, как сказать. По наследству, насколько я помню, этот чин не передавался. Может быть, я ошибаюсь. Потому как «белая кость» или «аристократическая порода» видимо оттуда вышли.
— Маленькая справка, я не отношусь к местной аристократии, но признаю её существование. Пусть воображаемое, но оно существует, точно так же, как и элита общества. — Закончил господин Мармик.
— Так что это Вам должно открыться? — Спросил граф.
— Предназначение, и никак не меньше. — Усмехнулся Шурик.
— Ого! Знаете, а ведь каждый человек может и должен обладать намерением. Тем самым намерением, о которых говорили мексиканские индейцы в романах знаменитого Карлоса Кастанеды. Эти индейцы объясняли, что в жизни каждого есть место для его собственного намерения, его собственной миссии, его собственной мечты, Ведь именно для воплощения собственного намерения — или мечты, или предназначения — каждый человек, собственно, и явился на этот свет.
— Граф, когда это Вы успели ознакомиться с трудами великого Карлоса Кастанеды? — Поинтересовался Шурик.
— А я и не знакомился. Просто где‑то читал, вот и сделал вывод.
— Или за Вас сделали?
— Ни в коем случае. Я прочёл и согласился. А раз я согласился, то это и моё мнение.
— Но, как же Вы могли делать выводы на основании чужих высказываний?
— А почему я не имею права этого делать? — Нахмурился граф.
— Я не сказал, что Вы не имеете права делать что‑либо, я лишь спросил, как Вы можете делать выводы, не ознакомившись с первоисточником?
— Но, Вы же делаете это?
— Ну, я это совсем другое дело. Я среднестатистическое большинство. Мне можно иметь такую роскошь, как не иметь собственного мнения, или точнее, соглашаться с чужим.
Тут я не выдержал и грубо перебил их.
— Вы упомянули Карлоса Кастанеду — писателя, который был символом целого поколения «революции 60‑х» во всём мире. Спустя десятки лет он вновь стал популярен — на этот раз в России. Что за секретом он владел?
Странная компания переглянулась.
— Я не знаю секрета Кастанеды. Да, для нас он был настоящим идолом. Он оказал на меня огромное влияние. Он был частью той грандиозной революции, которую пережили мы все в 68‑м году и вообще в те удивительные годы. Но сейчас многое изменилось. Да, в определённый период моей жизни он сказал мне и моим друзьям: «Внутри каждого из вас есть воин света!». Мы не сразу это поняли: мы тогда все говорили о любви, мире, вечном, о том, как достичь всеобщих идеалов для всех людей на свете. А он встал и сказал: «Нет‑нет‑нет, ребята! Вы не о том! Да, вы можете думать о вселенской борьбе за мир и против войны, но, прежде всего, — каждый из вас — каждый в отдельности — воин. Думайте не о сражении вообще, а о тех, кто сражается. И станьте одним из сражающихся. Станьте воинами внутри себя. Каждый из вас — это воин света. Не забывайте об этом!». Вот что он сказал. И это было очень важно.
— О! господин Ладожский! — Воскликнул Шурик, и сдвинул свой стул ближе к углу, давая место за столиком подошедшей молодой женщине, с которой я был заочно знаком по кухне Иски Нюмовны.
— Джину! — Крикнул Ладожский и повернулся ко мне. — Господа, давайте знакомиться!..
— Нет. — Остановил его седой. — Знакомится мы будем позже, а пока…
Он сунул руку за отворот пиджака и, достав оттуда конверт, протянул его мне со словами:
— Это Вам.
Лицо его при этом было очень печальным.
— Спасибо. — Поблагодарил я и попытался спрятать письмо.
— Нет, нет. — Запротестовал седой. — Прочтите немедля. Иначе Вы ничего не поймёте.
Я пожал плечами и распечатал. Внутри оказалась маленькая записочка с коротким текстом от руки. Мне никогда не доводилось видеть его почерк, поэтому в любом другом случае мне б никогда в жизни не догадаться, да и не стал бы я этого делать. Но текст! Форма, и содержание!
И в углу корона в чёрном овале, нарисованная второпях.
— Что Вы хотите этим сказать??? — Медленно, растягивая слова так, чтоб они казались длинней чем на самом деле, спросил я, отрывая взгляд от листка.
Над столом повисла гробовая тишина. Ответа не последовало. Да он и не нужен был. Всё и так было ясно. Он спас меня ценой собственной жизни. Человек, которого я никогда в глаза не видел. Не то, чтоб в жизни, даже на фотографии.
— Как это случилось? — Спросил я, прекрасно понимая, что ответа не будет.
Эпилог
Город жил своей жизнью, как будто ничего не произошло. Спешащие по своим делам пешеходы, роскошные витрины, очаровательные лица кинозвёзд на афишах, обклеенные объявлениями остановки городского транспорта, пустые, по случаю раннего утра, мусорные урны… Ещё вчера все спецподразделения стояли на ушах, а сегодня!.. Тишь да благодать!!!
Я посмотрел вверх. Над головой простиралось высокое прозрачное небо, чистое, синее, без единого облачка, даже без птиц — над офисным зданием. «Странно, — подумалось мне, — куда подевались птицы?».
Я поднялся по мраморным ступеням к зеркальному входу. «Хм!.. „Мраморные ступени“ — это круто! Обычная мраморная крошка. Если дела пойдут хорошо, тогда Семён Иванович разорится и на настоящий мрамор. Может быть, даже парочку скульптур поставит у входа», — думал я, распахивая зеркальные двери.
В холе царила тишина. Охранник на входе глянул на меня и тут же отвернулся, даже не спросив пропуск.
Я миновал рамку и направился к лестнице. Происходящее настораживало. Что‑то всё‑таки случилось за моё отсутствие. И, по всей видимости, не очень хорошее.
В приёмной сидели двое — охранник и блондинка‑секретарь. Первым меня заметил охранник и вытаращился, как на нечто сверхъестественное. Девушка же бросила быстрый взгляд и уткнулась в монитор, но тут же спохватившись, подняла голову и так же уставилась на меня.
— Доброе утро. — Поздоровался я.
— Доброе! — Ответили они хором.
— Семён Иванович у себя?
— Да. — Кивнула блондинка.
Я подошёл к двери и взялся за ручку, когда секретарь опомнилась:
— Я доложу!..
— Не стоит. — Усмехнулся я. — Работайте. Я не столь значимая персона, чтоб обо мне докладывали.
В кабинете было прохладно. Тихо работал кондиционер. Директор сидел за своим столом и что‑то читал с монитора, время от времени делая пометки в блокноте, лежащем у него под правой рукой. На вошедшего он не обратил никакого внимания, лишь недовольно поморщился, и, не отрывая взгляда от экрана, немного раздражённым голосом поинтересовался:
— Почему без доклада?
— Докладываю. — Сказал я. — Готов приступить к своей непосредственной работе. Прошу разрешения сделать краткое ознакомление с обстановкой и отлучится в общежитие, дабы привести себя в порядок. Завтра с утра я буду готов полноценно выполнять свои должностные обязанности. А сегодняшний день можете засчитать мне как отгул. У меня их там скопилось!.. На полгода хватит!..
По мере моей речи директор, оторвавшийся наконец от монитора, уставился на меня, что говорится, во все глаза.
— Семён Иванович, — оборвал я свою пламенную речь. — Что случилось? Почему вы все смотрите на меня, как на кладбищенское приведение!
— А ты и есть кладбищенское приведение. — Сказал директор, не меняя взгляда.
— В каком смысле? — Растерялся я.
— В самом, что ни на есть, прямом.
Семён Иванович поднялся из‑за стола и направился ко мне. — Ну, что? Жив?!
— В каком смысле?
— Да что ты заладил: «В каком смысле, в каком смысле»?! В таком!
Он подошёл вплотную и обнял меня.
— Живой, зараза! Живой! — Бормотал он, крепко прижимая меня к своей груди.
— Да что случилось‑то! Объясните, в конце‑то концов!!! — Взмолился я.
— Проходи!.. Садись!.. Сейчас всё расскажу!.. Есть хочешь?
— Да нет. Чайку бы выпил. Очень пить хочется.
— Сейчас сделаем!.. По пятьдесят капель за возвращение?..
Не дожидаясь моего согласия, он, ткнув пальцем в селектор и не утруждая себя наклонами к микрофону, проорал:
— Чай, да покрепче. И бутербродов парочку. Если есть икра, с икрой. И быстро.
Распахнув сейф, он извлёк на свет бутылку квинтовского и два бокала. Вернулся к столу, и принялся распечатывать.
— Семён Иванович! Я же не президент?! — Запротестовал я.
— Ты дороже любого президента. — Торжественно провозгласил директор, наполняя бокалы на треть. — Бери!
Я поднял бокал. Понюхал.
— Семён Иванович, коньяк пить вот так?!
— За возрождение! — Перебил он меня, и выпил.
Мне ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Коньяк был великолепен. В кабинет вошла блондинка с подносом, на котором красовались две тарелочки с тремя малюсенькими бутербродиками на каждой.
— Вовремя. — Сказал директор, беря один.
Секретарь бросила укоризненный взгляд, и поставила поднос на стол.
— Кофе сейчас будет. — Сообщила она официальным голосом.
— Спасибо. — Поблагодарил Семён Иванович, с набитым ртом. — Только я заказывал чай.
— Извините. Будет чай. — Исправилась секретарь, всё так же обвиняющим взглядом уставившись на директора.
— Ну что смотришь? — Не выдержал тот. — Я такой же, как все. И мне не чужды пороки обыкновенных смертных. Я сам один из таких. Иди, не стой столбом.
Девушка фыркнула, и, обиженно стуча каблучками, покинула кабинет.
— Эх! — Вздохнул директор. — Жаль!.. Жаль!.. Такого секретаря, как Мариэтта Трофимовна уже не найти.
— Так что же всё‑таки случилось? — Попытался выяснить я.
— Ты на календарь давно смотрел?
— Хм!.. Только вчера.
— А вчера — это когда?
— В каком смысле?
— Да что ты заладил: в каком смысле, в каком смысле?.. В самом прямом. Вчера, по‑твоему, какое число было?
— Хм!.. Кажется 27‑ое июня…
— Кажется, или точно?
— Семён Иванович, хватит играть в угадалки. Если сегодня 28‑ое, то вчера было 27‑ое. Я же только вчера прилетел из Франции. У меня и билеты есть.
Я сунул руку в карман. Там было пусто. Директор сочувственно смотрел на меня.
— Ты же все документы мне передал. Нет у тебя ничего. — Сказал он, берясь за бутылку.
— Блин!.. Совсем забыл.
— Не мудрено. Бери.
— Может, сначала расскажете? — Попробовал возразить я.
— Ты сначала выпей. Легче будет перенести.
— Что, перенести?
— Пей. За твоё здоровье! — Провозгласил директор, касаясь краем бокала моего бокала. — А оно тебе понадобится!.. Ой, как ещё понадобится…
Мы выпили. Я взял бутерброд с тарелочки и принялся жевать. Хлеб был свежим и вкусным. Тут я почувствовал, что очень хочу есть.
— Ладно, Семён Иванович, давайте, рассказывайте. А то мне ещё обойти всех админов надо, проверить аппаратуру, технику, в общежитие смотаться. Себя в порядок привести, отдохнуть, выспаться, и завтра на работу.
— Да, ты прав. Сколько не тяни, а рассказать придётся.
Он протянул руку, взял со стола перекидной календарь и протянул мне. Я посмотрел на число. Там красовалась цифра 10.
— Не понял? — Переспросил я.
Директор взял со стола свой мобильный телефон, нажал пару кнопок и протянул мне. На экране светилось: «10 августа».
— В каком смысле? — Растерялся я.
— В таком. Тебя не было полтора месяца.
— Как это? — До меня никак не доходило.
— Откуда я знаю? Тебя считали безвести пропавшим. Велись розыски, но, увы! Всё безрезультатно.
— А как же террористы? Людей хоть отпустили?
— Отпустили. Конечно, отпустили. — Успокоил меня директор. — Куда им было деваться?.. Давай, ещё по одной.
Он разлил остатки по бокалам. Взял бутерброд, посмотрел через него на свет. Вздохнул.
— Давай. За тебя.
Мы чокнулись. Я выпил, и тут же почувствовал нарастающий шум в голове. Вошла секретарь с подносом, принялась расставлять чашки на столе.
— Спасибо. — Поблагодарил Семён Иванович, кивнув на дверь. Обошёл стол и опустился на своё обычное место.
— Присаживайся, давай. Хватит торчать у меня перед глазами.
Я подтянул стул и сел, придвигая к себе чашку чая.
— Так что же произошло? — Снова спросил я.
— А кто его знает?.. Тебя увезли. Эти твари покинули здание, извинились, ехидненько, и исчезли, как их и не было. Нас тут же окружили заботой… Примчались эмчеэсники, скорые!.. Растащили кого куда!.. Явились безопасники. Допрашивали всех подряд. Чего искали, чем интересовались, лично я так и не понял. На следующий день появился твой Лёша. Принялся налаживать работу. Вот, пожалуй, и всё.
— Ладно, Семён Иванович, что‑то я Вас не очень понял. Пойду‑ка я к ребятам, может они лучше объяснят.
— Ты понимаешь?.. Тут вот какое дело!.. Ммммм!.. Я вчера подписал приказ о назначении твоего сменщика на твою должность. — Заметив моё недоумение, он быстро добавил: — Откуда я знал, что ты вернёшься?! Ты только не подумай, что я тебя списал. Ни в коем случае! У меня новая должность теперь имеется. Ты как раз на неё пойдёшь.
— Кем?
— Начальником информационно‑аналитического центра.
— Я не аналитик. — Возразил я.
— А тебе и не надо заниматься аналитикой. Твоя задача информация и всё связанное с ней. Теперь оба отдела: информационный и аналитический в твоём полном распоряжении. Отныне ты являешься моим заместителем, наравне с Самуилом Исмаиловичем и Матвеем Петровичем.
— Только что придумали?
— Нет. Метил на это место Волконскую.
— А теперь решили, что я лучше? Нет, подсиживать не люблю.
— Тебе не придётся этого делать.
— Почему? Маша ведь начальник аналитического отдела. Это её законное право.
— Была… Начальником…
— Почему была?
— Потому что три дня назад она уволилась.
— И кто теперь начальн!.. — Я не договорил, вдруг осознав, что Маши больше нет здесь.
— Ты его не знаешь. Это новенький. Мужик, умудрённый опытом. В курс дела ещё толком не вошёл, а кое‑какие предложения уже сделал. Это его мысль объединить оба отдела под единоначалие.
— Вы думаете, так будет лучше?
— Думаю, да. Во всяком случае, меня в этом убедили, а разубедить человека не нашлось. Пока не нашлось. Попробуешь?
— Не знаю. — Вяло ответил я. — Может быть, Ваш новый начальник это местечко для себя готовил.
— Нет. Он парень мозговитый, но планку не завышает. Вы сработаетесь. Уверен.
— Почему уволилась Волконская? Или это секрет фирмы?
— Нет, не секрет. Но в заявлении написано: «По собственному желанию». А сейчас тебе действительно стоит отправиться домой, восстановиться в общежитии, забрать вещички из камеры хранения!.. В общем, обустроится. А к завтрашнему дню твой кабинет будет готов.
Я покинул директора с внутренним ощущением побитого пса. Откуда оно взялось, не понимаю. Вроде никто не обижал, не унижал, наоборот, встретили как родного, обласкали, приютили… А ощущение было пакостное. Блондинка и охранник проводили меня долгими восторженными взглядами.
«Чёрт, — Проскочила искрой мысль. — Опять забыл спросить, как зовут секретаршу?».
Заходить к Лёше я не стал, решил сразу же разрулить возникшие проблемы с жильём. Но, увы!.. Мой сменщик отследил меня из своей модераторской, и перехватил на площадке второго этажа.
— Эй, начальник! Ты куда? — Заорал он, поднимаясь мне на встречу и вытягивая руки для объятий.
— Лёшка, зараза! — Растроганно захлопал я товарища по спине.
— Ты, это, давай… Пошли к директору…
— Зачем? — Не понял я.
— Меня же вчера приказом назначили на твоё место. Так что пусть отменяет приказ. Начальник вернулся!!!
— Не, Лёшенька, не пойдёт. — Улыбнулся я, наблюдая, как вытягивается лицо бывшего сменщика. — Приказ обратного действия не имеет. Я только что от Семёна Ивановича.
— Тебя уволили?! — Обомлел Лёша.
— Нет, Лёшенька, не уволили. — Успокоил я его. — Просто меня повысили в должности. Отныне я зам директора по информационно‑аналитическому отделу.
— Чего?
— Лёш, давай будем разбираться завтра. Мне надо ещё в общагу, восстанавливаться. Ведь меня отовсюду уже уволили.
— Как скажешь. — Согласился Лёша, так и не понявший до конца, что же всё‑таки произошло.
— Лёша, — поторопился я упредить, готовящуюся свалиться на мою голову, лавину вопросов. — Все рассказы завтра. Завтра будет время, потрепимся. Пока!
— Пока!.. — Растерянно попрощался Лёша.
Я быстро спустился вниз, почти выбежал на улицу и остановился. Куда сначала пойти? В общежитие, или к Иске Нюмовне пообедать? Правда, время было не обеденное, только одиннадцать часов… Но вдруг прокатит? Позади тихо щёлкнула дверь, и я, не оглядываясь, зашагал к трамвайной остановке.
В общежитии проблема решилась мгновенно. Мой сосед Серёга не позволил выносить мои вещи, и не дал никого подселить, будучи уверенным на все сто, что я временно отсутствую. Комендант спорить не стал, а обратился в профком за принудительным выселением. Однако в профкоме сидели люди не торопливые, и назначили заседание по моему принудительному выселению лишь на следующей неделе. Моё появление сняло все вопросы.
Серёга, рад был бы услышать мой рассказ о похождениях, но срочная работа требовала его присутствия, и он, тяжело вздыхая, убежал, передав мне второй ключ. Я наконец‑то разобрал саквояж, дожидавшийся меня в шкафу. Побрился, ополоснулся, и отправился к Иске Нюмовне на обед.
Здесь всё было по‑прежнему. Тихо шумела вытяжная вентиляция, создавая лёгкий фон. За столиками сидели не многочисленные посетители. Где‑то за дверями во внутреннее помещение слышалась перебранка мужских голосов, толи грузчиков, толи подрядчиков, толи экспедиторов.
Втянув носом чудные запахи домашней кухни, я сделал шаг по направлению к своему обычному столику. Но тут как из‑под земли вынырнула хозяйка заведения.
— Извините, молодой человек, но Вам отныне вход сюда запрещён. — Объявила она.
Я замер, пытаясь осознать происходящее.
— Простите… В чём моя вина? Что я нарушил? Какие правила?
— Вы плохо слышите?
— Я слышу хорошо. Однако я, прежде чем уйти, хочу знать, в чём меня обвиняют?
— Вы посмотрите на него! — Воскликнула Иска Нюмовна, не выдержав взятого тона. — Он ещё и желает знать?! Ты, кабель, испоганил мне девку, а теперь прикидываешься овечкой?!
— Иска Нюмовна! Остановитесь! — Повысил голос и я, поднимая руки в предостерегающем жесте. — Не бросайтесь такими обвинениями. Самой потом стыдно будет!
— А, так я ещё и виновата!!! — Взвизгнула хозяйка домашней кухни.
— Никто Вас ни в чём не обвиняет…
— Снасильничал девчонку, а я виновата!!!
— Успокойтесь! — Рявкнул я. — Никто, никого не насиловал. Что за бред Вы несёте?!
— Я?! Бред?! А где, по‑твоему, сейчас Зассиль?
— Откуда я знаю? Я сам только пару часов назад, как в город вернулся.
Иска Нюмовна вдруг осеклась. Внимательно посмотрела на меня, и уже более тихим голосом сказала:
— Хочешь уйти от ответственности?
— Какой ответственности? — Устало спросил я.
— Будешь отказываться от отцовства?
— Едри твою налево! — Не выдержал я. — Какого отцовства? Вы что несёте?
— Хочешь сказать, что Зассиль не от тебя забеременела?
— Чего?! — Удивился я. Иска Нюмовна, меня полтора месяца не было в городе! Вы о чём?!
— Уходи. Уходи, и больше никогда не попадайся мне на глаза. — Не громко сказала старая женщина. — Зассиль я отправила на родину. Надеюсь, что она не будет дурой и сделает аборт.
— Какую родину? Она же здесь родилась?
— На исконную родину, а не суррогатную. — Уточнила иска Нюмовна.
— Значит, эта родина уже суррогат?
— Пшёл вон!
Входная дверь распахнулась. За ней показались фигуры динозавров. Я развернулся, и вышел. Надо было найти, где поесть. Не так‑то это было просто сделать. За последние годы питания у старой еврейки я настолько привык употреблять исключительно качественную еду, что далеко не каждый ресторан города мог заменить утраченное. Медленно шагая по тротуару, разглядывая вывески, я думал, что ещё надо сделать сегодня, кроме как не умереть с голодухи. И тут подумал, что ведь можно напроситься в гости. К примеру, позвонить уволившейся Маше, заодно решить и другую надвигающуюся проблему. Я решительно вытащил телефон. Набрал номер и приготовился ждать, но в трубке раздался голос робота, сообщающий, что данный номер больше не обслуживается. Я открыл адресную книгу, ещё раз проверил номер и снова набрал. Результат был тот же. Тогда набрал номер Митьки Загальского. Трубку долго не брали. Наконец раздался голос друга:
— Здрасти! Вам кого?
— Митька, ты что? Уже друзей не узнаёшь? — Опешил я от такого приветствия.
— Это кто? — Уже более серьёзным голосом поинтересовался Митька.
— Господин Загальский, стоило мне исчезнуть на полтора месяца из города, как ты меня уже не узнаёшь?
— Санька?! — Возопила трубка.
— Ну? А кто, по‑твоему, может звонить с моего номера?
— Да кто угодно. Откуда мне знать, кому его продали?..
— С какой стати его должны были продать?
— Санька, зараза! Живой! Давай встретимся прямо сейчас?
— Давай. — Согласился я, в тайне надеясь на приглашение к Митьке домой.
— Окей! Тогда через пол часа у Иски Нюмовны.
— Стой! — Заорал я. — Не пойдёт.
— Почему? — Удивился Митька.
— Потому что хозяйка домашней кухни пять минут назад выдворила меня из своего заведения. Да ещё и со скандалом.
— Каким скандалом?
— С самым обыкновенным. Ладно. Это не телефонный разговор. Давай встретимся у Маши.
— Нет. Не получится. — Упавшим голосом возразил Загальский.
— Почему? — Насторожился я.
— Потому что она уехала из города трое суток тому. И квартиру продала.
— Мить, а почему так скоропостижно?
— Точно не знаю, но предполагаю, что она понесла от тебя ребёнка. А тут сообщили, что тебя, скорее всего, уже убили. Что шансов нет никаких. Вот она и уехала, чтоб сменить обстановку. Чтоб ничто ей не напоминало о тебе. Но это лишь мои предположения. — Поторопился добавить мой друг.
Во, блин! То Зассиль, то Маша!..
— Что, Зассиль тоже твоя работа?
— Так утверждает Иска Нюмовна. Потому и прогнала меня без объяснений.
— Ясно. — Подвёл черту Загальский. — Тогда дуй ко мне. Посидим, побеседуем. Может что‑то и наклюнется.
— Хорошо. — Согласился я, махая рукой проезжающему такси.
Но к Загальскому в гости я так и не попал.
Такси виртуозно подкатило к тротуару, и в этот момент меня сжали тиски в виде двух внушительных парней.
— Тихо, — сказал правый, — не шумите, и не дёргайтесь. Садитесь в машину, с Вами просто хотят поговорить. Не делайте глупостей.
Я и не собирался ничего делать. В моём положении вообще нельзя было ничего предпринять. Надо было быть самоубийцей, чтоб рыпаться в таких условиях.
Левый слегка отклонился, одновременно распахнув передо мной заднюю дверцу. Я, молча, забрался внутрь. Парень тут же нырнул следом, прижав меня к третьему, сидящему у левой дверцы. Предупредивший меня устроился рядом с водителем спереди. Обе дверцы тихо щёлкнули, отделяя меня от окружающего мира. Двигатель едва слышно загудел, как трансформатор, работающий в стандартном режиме, и автомобиль аккуратно влился в поток машин, находу перестраиваясь в третий ряд.