— Руки на затылок!.. И не дергайся, пока не вывел меня из терпения!.. Руки!
Немолодой французский полицейский подталкивает меня к стене.
— Стойте тут. И не шевелитесь!
— Позовите офицера…
— Лечу, мосье!
Адская боль в крестце и звезды перед глазами. Ноги подламываются в коленях. Сосед справа поддерживает меня плечом. Шепчет:
— Ради бога, прикусите язык!
— За что они нас?..
— Тише… Говорят, под мостом нашли немца. Убитого.
Полицейский, отошедший было к окну, возвращается и, на этот раз без предупреждения, бьет меня сапогом. Слышу свой крик и валюсь на соседа. На какое-то время возникает чувство покоя и умиротворенности, а потом снова боль и мерзкая вонь захоженного пола.
— Внимание! Всем повернуться ко мне! А вас это не касается, красавчик?
Схваченный за шиворот, почти взлетаю и оказываюсь нос к носу с приземистым господином в штатском. По бокам его толпятся полицейские. У выхода из комнаты, расставив ноги, пасхальным херувимом улыбается часовой в полевой немецкой форме. На серо-зеленом сукне — петлицы и знаки различия СС.
Приземистый господин обводит глазами комнату, и я невольно делаю то же. Задержанных человек пятнадцать. Три женщины. Кое-кого я видел раньше, на перроне вокзала, откуда четверть часа назад меня привели под конвоем в эту комнату, не сказав, за что и не слушая протестов.
— Я инспектор Готье, — говорит господин негромко и миролюбиво. — Сейчас вы подойдете к этому столу и положите документы. Без шума и вопросов. Подходите слева.
…Все началось с того, что полиция внезапно оцепила перрон. Я ждал поезда и думал о Жоликере и прозевал момент, когда ажаны закупорили входы и выходы, что в принципе не меняло дела, ибо все равно никто не дал бы мне улизнуть. Если уж привыкшие к облавам и внезапным проверкам французы не успели навострить лыжи, то чего можно требовать от зеленого новичка?
— Я иностранец, — сказал я с наивным возмущением. — Я еду в Берлин!
Полицейский нехотя толкнул меня к стене.
— Руки на затылок. И заткните пасть…
Задержанных вводили по одному и группами и расставляли вдоль стены. Странно, но никто не протестовал и даже, кажется, не был особенно испуган.
— Начали!
Задержанные по одному отделяются от стен, кладут документы и возвращаются на место. Готье подравнивает стопку, следя, чтобы ни один листик не соскользнул на пол. Херувим у двери мечтательно вперился в юную девушку, почти подростка, ежащуюся, как на ветру.
Делаю шаг и, ломая очередь, оказываюсь перед инспектором. Ажан хватает меня за рукав, но Готье делает знак.
— Отпустите его. — И ко мне: — Почему вы нарушаете порядок?
— Инспектор! — говорю я горячо. — Разве полиция и произвол — одно и то же? Я иностранец, мои документы в порядке, но никто не выслушал меня, а сержант оскорбил действием! И это Франция?!
— Ваш паспорт?
— Вот он!
Готье, не раскрывая, кладет мой паспорт поверх остальных.
— Где вас задержали?
— Я ждал поезда.
— Другие тоже.
— Я ничего не совершил.
— Эти же слова скажет любой…
— За что же в таком случае нас задержали?
— Говорите только о себе. Вы лично доставлены сюда для проверки документов.
Готье подравнивает стопку документов, добиваясь педантичной прямизны.
— Дайте ему кто-нибудь стул и посадите отдельно… Внимание, все! Сегодня экстремистами убит шар-фюрер СС. Труп обнаружили под мостом, и, естественно, в первую голову проверяются лица, стремящиеся покинуть город. Надеюсь, всем понятно?.. Сейчас придут машины, и вы поедете в комендатуру. Там с вами побеседуют, с каждым в отдельности… При посадке ведите себя смирно — нам приказано применить оружие при попытках к бегству… Где стул для мосье?
Поезд, конечно, уйдет без меня. Когда будет следующий? В комендатуре надо требовать немедленного освобождения. В Монтрё я приехал, чтобы справиться о местных ценах. Каких и на что, надо додумать по дороге. При осложнении прибегну к защите консула. Кроме него, у меня в запасе берлинский телефон фон Кольвица и мосье Каншон…
С ноющей спиной, но почти спокойный иду к машине. Нас выводят через пустой зал и быстро заталкивают в кузов крытого “бенца”. Не успеваю и. глазом моргнуть, как машина, стуча мотором, ныряет влево, и в проеме, поверх голов, возникают и скрываются башенки собора. У заднего борта на корточках, с автоматами наизготовку безмолвствуют два солдата СС.
Машина сворачивает в распахнутые железные ворота и тормозит.
— Всем выйти!.. Поживее!
Едва успеваю соскочить, как новая команда:
— Руки на затылок! Не оглядываться!
Раз, раз — и мы в коридоре, узком и слабо освещенном. Все проделывается быстро, в темпе, противопоказанном для полноты и возраста коммерсанта Слави Багрянова.
— Мужчинам снять пиджаки и обувь, сложить у стены. Вывернуть карманы брюк. Не копаться!
Французских полицейских не видно. Нет и инспектора Готье. Солдаты СС и один гауптшарфюрер. Свертываю пиджак подкладкой вверх; цепляя носками за задники, стаскиваю туфли. Приготовления вселяют в меня тревогу: что-то не похоже на ритуал, предшествующий проверке документов…
— Господин офицер, разрешите вопрос?
— Кто это сказал? Шаг вперед!
Выхожу из шеренги. Гауптшарфюрер — руки в перчатках — держит стопку документов. Белая прядка выползает из-под пилотки… Перехожу на немецкий и произношу приготовленную фразу о своем подданстве, непричастности к происшествию и желании быть представленным коменданту.
Гауптшарфюрер меряет меня взглядом.
— Вы с ума сошли! Это не комендатура, а гестапо! Почему вы молчали на вокзале? Кто вас задержал? Где документы?
Слишком много вопросов, и я отвечаю только на основной:
— У вас. Взгляните на мой паспорт… Слави Николов Багрянов…
— Отойдите в сторону. Без вещей!.. Всех — по камерам. А вы ждите… Я должен доложить. Баг-рянов? Поляк?
— Болгарский промышленник. Мы союзники, господин офицер.
— Ладно, одевайтесь.
Стою у стены, словно приговоренный к расстрелу. Не хватает только взвода и повязки на глаза. Подумав об этом, я мысленно сплевываю: тьфу, тьфу, как бы не напророчить…
Как я очутился в Монтрё? Каким поездом? В расписании на вокзале я прочел, что с утра через Монтрё должны были пройти почтовый и два местных — до Санса. Но я не уверен, что расписание соблюдается как закон, а любая ошибка ценится на вес моей головы…
Дверь приоткрывается, и гауптшарфюрер манит меня согнутым пальцем.
— Заходите!
Кабинет просторен и прохладен. На столе жужжит вентилятор, колышет светлые волосы угловатой личности, безмолвно взирающей на меня из глубины кресла. Моя улыбка, надетая еще в коридоре, не производит впечатления. Короткое движение подбородком можно, истолковать как приветствие и как приглашение сесть. Гауптшарфюрер, чисто выговаривая слова, произносит по-французски:
— Криминаль-ассистент и оберштурмфюрер Лейбниц готов выслушать вас. Вы ведь жалуетесь, не так ли?
Отвечаю на немецком и улыбаюсь:
— Теперь нет. Я понимаю, что значит выполнять долг.
Лейбниц тянется через стол, выключает вентилятор и снова кивает.
— Вы протестуете или нет?
— О… Сознаюсь, полицейские погорячились.
— Вы сказали им об этом?
— Сразу же, как только имел честь познакомиться с инспектором Готье. Но… мне не хотелось, чтобы у инспектора были неприятности.
Криминаль-ассистент кивает в третий раз.
— Отлично! Но я так и не услышал, зачем вам потребовался комендант. Все это вы могли изложить и гауптшарфюреру.
Развожу руками.
— Вы совершенно правы. Недоразумение не так значительно, чтобы вмешивать высшие инстанции. Теперь, когда все позади, не смею обременять вас своим присутствием. Как вы полагаете, я успею на дневной поезд?
Кажется, Слави Багрянов, коммерсант и друг империи, выбрал верный тон. Немец поворачивается к гауптшарфюреру.
— Где Готье, Отто?
— Был в канцелярии.
— Позови его, если он не уехал. И пусть захватит свой список.
Лезу за сигаретами. Долго и обстоятельно разминаю “софийку”. Лейбниц предостерегающе поднимает палец.
— Я не разрешал вам курить.
— Разве я арестован?
— Все несколько хуже, чем вы представляете.
— Простите?
— Условимся: сейчас говорю я… Так вот, все не то и не так. Вы не задержаны и не арестованы. Вы — заложник. Один из пятнадцати. И только.
Сигарета падает на пол.
— Сегодня утром убит шарфюрер СС. Хороший старый солдат, заработавший право на работу во Франции беспорочной и доблестной службой на Востоке. Убийца не найден. Скверное дело: уберечься от пуль большевика и пасть здесь, в тылу, под ножом бандита. Согласны?.. Так вот, повторяю, как видите, все не то и не так. Мне приказано взять пятнадцать заложников, и я взял их. Где вы застряли, Отто?
Гауптшарфюрер задыхается от быстрой ходьбы. Кладет на стол папку.
— Готье уехал.
— Обойдемся без него. Он завизировал свой список?
— Конечно…
Из кожаного футляра извлекаются тонкие, без оправы очки. Две странички, соединенные скрепкой, голубеют на столе. Отмеряя строчки ногтем, Лейбниц бормочет:
— Багрянов? Значит, на “Б”. Номер три — Бартолемью Арнольд, портной… фамилия иудейская. Проверь, Отто! — Гауптшарфюрер кивает. — Номер девять — Вижу Гастон-Серж-Аполлинер, почтовый служащий, пятьдесят два года. Одиннадцатый: Багрянов Слави-Николь. Очевидно, вы?.. Итак, посмотрим. Без подданства, без места жительства, без определенных занятий… Тут говорится о каком-то бродяге. Это вы?
— Мой паспорт!..
— Тихо!.. Не ссылайтесь на паспорт. Чему я должен верить: списку, составленному чиновником полиции, или фальшивым бумажкам, которые ты купил на “черном рынке”? Ну, отвечай!
— Я гражданин Болгарии и подданный его величества царя Бориса Третьего…
— Здесь нет граждан. Запомни. В этом кабинете бывают мужчины и женщины, но не граждане. Отто, отправь его в камеру.
Гауптшарфюрер берет меня за руку и тащит к двери. Я сильнее и вырываюсь.
— Меня знают в Берлине. В министерстве экономики и самом РСХА! Позвоните оберфюреру фон Кольвицу, семь шестнадцать сорок три…
Рука в перчатке зажимает мне рот, но я и так сказал уже все, что требовалось. Даю гауптшарфюреру возможность дотащить меня до двери.
— Минутку, Отто. Остановка.
— Что у него в кармане?
— Книжка.
— Ну-ка обыщи его!
Не сопротивляюсь. Бесполезно. Носовой платок, деньги, бумажник, ключ от фибрового чудовища и роман Уоллеса перекочевывают на стол. Лейбниц заинтересованно перелистывает книгу.
— Эдгар Уоллес… Англичанин или янки? Послушайте, Багрянов, вы не очень огорчитесь, если я позаимствую ваш роман? Я дежурю до следующего утра… Не беспокойтесь, его потом уложат в ваши вещи. Отто подтвердит, какой я аккуратный читатель. Никогда не загибаю страницы и не слюнявлю пальцев.
— О да! Лейбниц исключительно аккуратен, — говорит Отто.
Государственная тайная полиция.
Отделение тайной полиции в
Монтрё.
Реферат “Л”.
Содержание: о мерах возмездия.
Монтрё,
1. VIII.1942
По приказу высшего руководителя полиции безопасности и СД во Франции 2.VIII.1942 будут осуществлены репрессии в отношении населения Монтрё в связи с убийством шарфюрера СС Арнольда Гетцке. Согласно общепринятой практике мною взято в качестве компенсантов 15 человек, список которых прилагается. Аресты произведены при содействии французской полиции, что, по нашему мнению, должно усилить страх населения и внушить ему мысль о неотвратимости ужасных последствий за проступки в отношении представителей Германии; кроме того, проведение совместной акции доказывает населению, что мы пришли во Францию как хозяева и полностью подчинили себе ее государственный аппарат.
Казнь будет осуществлена в 8.30 2.VIII.1942. После нее я намерен расклеить в публичных местах соответствующие извещения.
Лейбниц
СС-оберштурмфюрер и криминаль-ассистент
Монтрё; № 2331, РСХА.
Высшему руководителю СС.
Высшему руководителю полиции безопасности и СД во Франции.
Отделу гестапо в Париже.
Реферату “Л” отдела гестапо в Париже (для сведения).
Уполномоченному имперского МИД — через гестапо.