Там, в Балаклаве, великий князь почти год жил в доме жандармского начальника Швингмана. У него развилась сильнейшая апатия. Немного расшевелить Ники удалось Надежде Александровне, приехавшей к попавшему в очередную передрягу супругу. Она предложила открыть бесплатную столовую для беспризорных сирот. Глядя на голодных детишек, с жадностью поедающих его обеды, великий князь ощущал, что он ещё кому-то нужен.

Летом 1903 года Николай Константинович неожиданно встретился с обожаемой сестрой королевой Греции Ольгой. Она выхлопотала у Николая II разрешение для брата вернуться в Ташкент. Здесь, окружённый любовью местных жителей, он снова воспрял душой.

В этот период великий князь жил русским барином — с бесшабашным размахом. Он купался в роскоши, закатывал пиры для гостей, пил, зло шутил в адрес отвергнувших его Романовых. А вот выезжать в город мог только в сопровождении жандарма. Да и личные деньги без разрешения властей тратить нельзя было.

С годами Николай Константинович стал больше чудить. Чем доставлял материал для анекдотов и легенд. Так, задумал он подарить икону Божьей Матери церкви в Кауфмановке. Той самой деревне, где, якобы, происходило его венчание с Валерией Хмельницкой. Икону писал местный богомаз под руководством великого князя.

«В день внесения иконы в кауфмановский храм собралась в Кауфмановке гибель народу со всей округи и из самого Ташкента, — рассказывает далее Михаил Греческий. — Приехали ташкентские власти вместе с самим генерал-губернатором.

Попы из соседних деревень служили торжественный молебен.

Когда сняли покров со святого образа, вся церковь замерла. Послышались восхищённые крики. Писана икона была на современный манер — ярко, выразительно. Почти реалистически. Киот также был чудом искусства ювелирного и покрыт точайшим филигранным кружевом, самоветами, драгоценными камнями. Даже церковники, видавшие немало знаменитых образов, и те, как простодушные дети, восторженно разинули рты.

Спору нет — прекрасней иконы не имелось в Туркестане ни в одном православном храме!

И только обер-полицеймейстер вдруг гневно сдвинул брови и покраснел от ярости:

— Да это ж… — начал он. — Да как же это? Ведь это ж террористка Перовская!»

В последние годы Николай Константинович стал чаще болеть и тосковать. Надежды на перемены к лучшему таяли. Всё останется по прежнему. Император и семья его не простят и не реабилитируют, а он будет буянить, чудить, пить. И никогда не исправится, ибо таким его природа создала.

На девятом десятке в окружении большой семьи в 1911 году скончалась Александра Иосифовна. За 37 лет она так и ни разу не повидалась с первенцем, когда-то любимым Ники. Хотя сын много раз в письмах умолял её о встрече.

А вот брат Константин Константинович, поэт, эстет и мечтатель, в Ташкент после смерти матери приехал. Оставшись маменькиным сынком до седых волос, он яркой индивидуальности не имел. Потому и показался Николаю Константиновичу пресноватым.

Так и катилось у великого князя всё под уклон. Разочарование в людях вело к отдалению от них. А одиночество казалось то благом, то бедой.