Шел я весенним вечером домой из соседнего колхоза. Чтобы сократить путь, свернул с большака в лесок. Пробрался сквозь ольшаник, через ручей перескочил — и вот опять впереди дорога показалась.
В этом месте проложена она по самому краю обрыва. Стенки у него крутые, песчаные. Не так-то легко наверх влезть.
«Ну, — думаю, — ничего! Взберусь. Зато сразу на два километра ближе к дому буду». И полез.
Р-раз! — схватился рукой за хиленькую березку.
Два! — за пенек уцепился.
Три! — на ветке повис. Так и лезу.
Песок подо мною осыпается, сучья трещат, камни сыплются. Медвежий шум стоит в овраге.
Вот, наконец, и вершина. Осталось теперь только сквозь кустарник пробраться — и буду я на дороге.
Нырнул я в темные кусты, руками ветки раздвинул и вдруг…
Вдруг такое увидел, что и вспоминать страшно.
Из чащи голых весенних кустов просунулись ко мне не то клешни, не то огромные паучьи лапы. Мелькнули над головой. Щелкнули. Усики-щупальца пробежали у меня по лицу. Охнул я. Отшатнулся назад, руками закрылся. И, конечно, не устоял на крутизне.
Опомниться не успел — фи-и-у-уть! — ветка, пенек, березка промелькнули, — трах!!. — и лежу я на дне оврага, в куче прошлогодних листьев.
Лежал долго. Потом приподнял голову.
Тихо в овраге. Никто не шевелится. Кусты недвижны.
А может, только притаился тот зверь? Кинется сверху.
Бочком, бочком выбрался я из листьев, пригнувшись, отбежал назад, за елку, за осинку… Далеко стороной обошел страшное место и уж там выбрался на дорогу.
На дороге — повеселее. Трехтонка с бидонами проехала. Прошагали трактористы из МТС. Мальчишка на лошади проскакал. На людях-то и страх — не страх…
Ободрился я, двинулся прямо к зарослям у обрыва. Нарочно сапогами стучу, для храбрости.
Раздвинул ветки.
Тут клешни! На месте.
Только это не паук. И не рак. И вообще не животное.
Растет полукуст, полудерево. Кора у него на сучьях складками, наростами, буграми. И впрямь — очень похоже на клешни. А веточки из этой коры торчат тонюсенькие, жиденькие, прямо как усики.
Вздохнул я посвободнее. Сразу весело стало.
— Эх ты, братец, — говорю, — каким страшилищем уродился! Для чего, — говорю, — тебе это понадобилось?!
Спросил я — и самому смешно. Ведь уже есть ответ на этот вопрос. Сам я ответил, когда кувыркнулся с обрыва…
Просто — защищается куст таким способом. Ведь такого урода никто не тронет.
Мимо пройти — и то страшно!
* * *
Много позднее узнал я, что зовут это чудовище бересклетом. А сам я и до сих пор его страх-деревом называю.