Петров рисковал. Раненый Петров имел профессиональное и нравственное право рисковать. С юридической стороны все было законно.

Сашенька достаточно хорошо себя чувствовала.

Шамрай, прошитый пулей навылет, крепко держался на ногах.

Плохо выглядел Петров. Пуля, как потом выяснилось, задела и раздробила кость. Температуру удалось сбить, но состояние у инспектора было прескверное. В какой-то момент у него закружилась голова, и он всей тяжестью тела рухнул на диван. Дзюба и Горелик вовремя его подхватили. Костя, успевший прибыть в шестую больницу (разрешил Петров), увидел раненого капитана, и его глаза засветились восторгом.

Шамрай глядел на всех, кто помогал Петрову, с каким-то непонятным чувством вины и зависти. Руки Шамрай держал на груди. С одной стороны он прижимал повязку, а с другой, таким образом, скрывал от окружающих перехваченные полотенцем руки, именно в тех местах, где были наручники. С сомкнутыми на груди руками, с застывшей болью в глазах, одолеваемый страстным желанием увидеть Сашеньку, Шамрай казался человеком, далеким от преступного мира. Он не мог не понимать и не оценивать того, что творилось в душе капитана. Ни одним движением капитан не высказал в его адрес ни оскорбления, ни унижения. Шамрай ощущал ту защищенность, которую всем своим поведением гарантировал ему капитан милиции Валерий Павлович Петров.

Надо сказать, Шамрай оценил то уважение, какое ему было оказано Петровым. Он видел, какие приготовления шли для организации очной ставки. Его встрече с Сашенькой явно сопротивлялись сослуживцы Петрова.

— Может, и ноги ему спеленать? — спросил Дзюба. — От него чего хочешь можно ждать.

— Не надо! — тихо, но твердо велел Петров.

— Пеленай! — попросил, улыбаясь, Шамрай.

Его расположили за столом главного врача. На плечи накинули простыню. Вытерли кровь на лице и шее.

— Зеркало подвинь, — сказал Петров, обращаясь к Горелику.

Горелик подвинул зеркало и выбрал такое положение, чтобы Шамрай без напряжения мог рассмотреть себя.

— Как на свадьбу готовим, — съязвил Дзюба.

Для надежности, невзирая на капитана, Дзюба все же солдатским ремнем попытался перехватить ноги Шамрая.

Петров возмутился:

— Прекратить!

Шамрай взглядом поблагодарил капитана.

Сашенька уже ходила, но ее ввезли в кресле.

— Ты ранен? — спросила она, и в ее глазах сверкнул испуг.

— Царапина, — ответил Шамрай.

— Чьи поручения в связи с похищением кулона вы выполняли? — спросил Петров, обращаясь к Саше.

Саша задумалась.

— Говори, — приказал Шамрай.

— Щеглова.

— А Щеглов чьи?

— Хозяина.

— Вы знали хозяина?

— Да.

— Фамилия. Имя.

— Касторский Валерьян Лукич.

— Вы были у него дома?

— Да.

— Когда и где вы познакомились с ним?

— В прошлом году. В ночь на Пасху моя подруга Ира Пак предложила поехать к интересному человеку.

— Вы находите Касторского интересным человеком?

— Он человек далеко не заурядный.

— Передавал ли вам Касторский какие-либо деньги или ценности?

Сашенька молчала. Она глядела на Шамрая, и тот кивнул головой: "Говори".

— Касторский передал мне конверт с двумя тысячами долларов для Шамрая и одной тысячей для Лукаса.

— А вам?

— Мне он дарил антиквариат, всякую мелочь.

— На какую сумму?

— Тысячи на полторы…

— За какие услуги в первую очередь был сделан этот подарок?

У Петрова, должно быть, снова закружилась голова. Дзюба смочил полотенце и вытер ему лоб.

— Я была единственным человеком, который имел доступ в дом Шариповой.

— Вы искали кулон?

— Да. Мне не удалось найти тайник.

— Кто убил Екатерину Шарипову?

— Лукас. Леонас Лукас.

— Вы не путаете?

— Нет. Должен был Эрвин Лукас, по кличке Латгалец, убить Шарипову, но он испугался. Он сказал брату, что его убьют, если он не задавит Шарипову. И тогда Леонас согласился пойти вместо брата.

— Так это? — обратился капитан к Шамраю.

— Так, — ответил Шамрай. — Я сказал Лукасу, если он не прикончит Шарипову, я утоплю его в колодце.

— Это была ваша инициатива убить Шарипову?

— Зачем она мне сдалась? Я получил свои бабки и канул в воду.

— Сколько вы получили?

— Она же сказала — две тысячи.

— Касторский, выходит, вам заплатил вперед?

— Выходит, заплатил.

На лбу Шамрая выступили крупные капли пота. Щеки горели.

Затем Петров встал и дал понять, что очная ставка закончена. Он направился к выходу, пропуская всех впереди себя. В комнате остались двое. Петров стоял на пороге кабинета. Его сослуживцы спорили, нарушил ли он правила очной ставки или нет. Одной половиной своего тела он был в кабинете, а другой — в коридоре.

Саша подъехала к Шамраю. Ей не удалось дотянуться до щеки любовника, но она погладила его руку, а затем улыбнулась и сказала:

— Переживем.

Шамрай прижался к протянутой Сашенькиной руке, перевернул зубами ее ладонь, крепко поцеловал в ладонь и откинулся.

— Спасибо, капитан! — крикнул Шамрай Петрову, давая понять, что его свидание с Сашей закончено.

Дзюба и Горелик тут же вбежали в комнату и вывезли тележку.

Когда все удалились, Шамрай попросил Петрова плотно прикрыть дверь.

Петров, едва держась на ногах, прихлопнул дверь, и замок защелкнулся.

— Не в мотель "Северный" надо ехать, — проговорил с трудом дыша Шамрай, — а в гостиницу "Заря". Номера те же.

Петров в упор посмотрел на преступника, и глаза его вспыхнули презрением:

— Не поверил?

— Не поверил, капитан.

— А теперь поверил?

— Поверил…

Лицо у Шамрая покрылось каплями пота.

— Ну, будь здоров, Анатолий, — тихо сказал инспектор. — Выздоравливай.

— И вам также желаю выздороветь, — отвечал Шамрай.

Они говорили между собой так, будто были двумя сослуживцами, разъезжающимися на отпускное время в разные стороны.