4. Щели ящика Пандоры
Нонна, мать Александра, друга Василия, была очень привлекательной женщиной. Но была настолько скромна, что при проявлении явного интереса со стороны мужского пола к своей персоне замыкалась в себе и общалась скованно. Она так менялась, что мнения мужчин, которые были в ней заинтересованы как в женщине, и тех, для которых она была подругой без полового признака, настолько отличались, будто речь шла о разных людях. Но её скромность была исключительно защитной реакцией, это было своеобразное ожидание настоящей любви, любви необыкновенной, всепоглощающей. И случайные встречи и связи казались ей до жути пресными без романтических клятв в вечной и пылкой любви. Но как избежать некоего апробирования любовных взаимоотношений, в том числе и на физическом уровне, если мы сами в зоне этих чувственных перипетий и находимся?…
И в связи с этим даже умеренного, но всё же опыта проб и ошибок и такой высоконравственной женщине как Нонна избежать было невозможно. Пережитые, в очередной раз казавшиеся глубокими отношения, на самом деле явившиеся всего лишь очередным любовным приключением, естественно, хоть и привели Нонну к разочарованию в мужчинах, но всё же не смогли убить в ней ожидания желаемого чувства как чуда.
Оказавшись на пороге того возрастного периода, когда женщина начинает отчаянно переживать по поводу увядающей молодости, быстротечности жизни и несбывшихся иллюзий, она всё ещё наивно продолжала ждать подарка от жизни. Нонна, отмахиваясь от вуали возрастной дальнозоркости, стала дорожить даже отголосками непонятных, непохожих на настоящую любовь чувств, тем прошлым, которое единственно принадлежало только ей, раскачивая и балансируя лодку своих воспоминаний. Она стала более тщательно следить за своим внешним видом и не намеревалась совсем отказаться от ожидания счастья настоящей любви.
В один из августовских дней, казалось, не предвещавшем ничего выдающегося в жизни Нонны, она, гуляя по парку, вдыхая прощальный воздух уходящего лета, любовалась листьями, пытающимися удержаться на ветках жизни. Силы, покидавшие их с каждым днём приближающейся осени, не могли удержать и отпускали для последнего, самостоятельного полёта на ковёр земли из таких же собратьев, как и они. Грусти не было, а было настроение философского созерцания и умиротворения от логичности природной гармонии.
Карена она увидела во дворе своего дома: ей и в голову не могло прийти, что такой, с её точки зрения, красивый и, в её понимании, очень молодой человек может осуществить её надежды на женское счастье. Проходя мимо, она невольно залюбовалась его чёрными как смоль волосами, глазами, притягивающими и окутывающими своей тёмной магической поволокой, белозубой улыбкой и страстно раздувающимися ноздрями и как музыку восприняла звук его голоса, когда он вкрадчиво – с неярко выраженным акцентом – просто произнёс:
– Здравствуйте…
Сердце затрепетало непонятно отчего, и мелькнула бредовая мысль, что такой мужчина мог бы составить её женское счастье, будь она моложе.
– Уважаемая, – сказал Карен, – я приехал издалека, сейчас работаю в вашем городе, не можете мне подсказать – не сдаёт ли кто-нибудь комнату в вашем доме?
Такого совпадения Нонна и представить себе не могла. Так как после смерти мужа, а замужем она всё же, несмотря на своё стремление к идеальной любви, побывала, Нонна оставалась одна в двухкомнатной квартире и думала в скором времени кого-нибудь взять к себе на постой – не только ради денег, которые, как известно, никогда не бывают лишними, но и для компании. Она не чуралась людей и раньше, они с Костиком, так звали её покойного мужа, любили собирать у себя в доме шумные компании: играли в карты, лото, пели, танцевали…
Без преувеличения можно сказать, что замуж за него она вышла благодаря своим родителям. Нонночка была у них поздним ребёнком, и они очень не хотели, чтобы она столкнулась с проблемами позднего замужества, мечтая дожить до внуков. И когда их Нонночке, дипломированному библиотекарю, стукнуло 25 лет, этот возраст, по их представлениям, уже оставлял мало шансов на хорошее замужество.
– Так как, – рассуждали её родители, – хороших женихов уже разобрали, ну а плохие нам и самим не нужны.
Они решили действовать сами.
Родители, отдыхая в Сочи, случайно познакомились с её будущим мужем. Константин был вдовец, обладал необыкновенно покладистым характером и добродушным нравом. Они обратили на него внимание, потому что он положительно отличался от всей мужской публики в санатории. Его можно было увидеть сидящим на скамейке с книжкой в руках, на экскурсиях, не было случая, чтобы он, при отсутствии свободных мест, сидел в присутствии дамы, был всегда вежливым, опрятным.
Эти мелочи не ускользали от потенциально заинтересованных взглядов родителей Нонны и очень положительно его характеризовали. Но самым удивительным был случай, когда у семейной пары с ребёнком перевернулась лодка, Костик, не раздумывая, как был в одежде, прыгнул на выручку и спас малыша. И очень смущался, когда вечером в его честь был устроен праздничный ужин в столовой санатория.
Для Костика предложение родителей Нонны таким неестественным образом познакомиться с их дочерью сначала показалось странным, но чувство одиночества после смерти жены и нежелание обидеть отказом таких замечательных людей, как отец и мать Нонны, привело его к мысли, что ничего предосудительного в таком знакомстве нет. К тому же – его обуревало любопытство.
При встрече с Нонной он был наповал сражен её обаянием, непосредственностью и, конечно, внешней привлекательностью. Костик был настолько не в её вкусе, что у неё не возникло мысли рассматривать его в качестве поклонника, и она вела себя очень естественно, что быстро привело к тому, что он влюбился. Он начал за ней красиво ухаживать, и Нонна к нему привыкла и, по непонятным для неё самой причинам, даже согласилась выйти за него замуж.
Некоторая мотивация, конечно, была, но всё же – далёкая от тех, по которым женщины обычно выходят замуж.
Она выпорхнула из родительского гнезда в двухкомнатную квартиру Костика. Её, как написано в рукописи, которая не горит, не испортил квартирный вопрос, но самостоятельность очень привлекала Нонну, и она не упустила предоставленной возможности, хотя справедливости ради надо заметить – родителей она своих почитала.
С тех пор они жили с Константином душа в душу до самой его смерти, которая забрала его спокойно во сне после очередного посещения бани.
Нонна часто думала о том, что воспринимала его больше как подружку, чем мужа. Костик в ней души не чаял, и ему было достаточно тех проявлений чувств, которыми она его одаривала, абсолютно не догадываясь о том, что он не мужчина её мечты, а, может, даже и не понимая, что такие мечты могут посещать головку его Нонночки.
Самым близким человеком для Нонны была её подруга Катя. С ней они дружили с детства: ходили в одну группу в детском саду, в школе сидели за одной партой. Нонна была сильно привязана к подруге и могла ей доверить буквально всё, не боясь непонимания, зависти, лжи с её стороны. В общем, самая настоящая подруга в самом высоком смысле этого слова. После того как Нонна вышла замуж, они стали реже видеться. Нонна постоянно по ней скучала. Катя была весёлая, заводная и на раз-два могла развеять плохое настроение. Единственной причиной, по которой Костик иногда ворчал на Нонну, была та, что она безумно долго говорила с подругой по телефону.
Теперь, когда рядом с ней уже не было родителей, и мужа, с которым в супружестве было прожито более тридцати лет, она вечерами, которые казались особенно долгими, без близких, родных ей людей, перебирала, с чувством невероятной потери и тоски, фотографии, с которых они улыбались ей – Нонне, греясь теплом их любви к ней, сожалея о невозвратности того мироощущения, которое они давали ей своим присутствием.
Ведь только благодаря заботе её мужа Нонна выжила после того, как пропал без вести их сын Александр, уехавший, казалось, в безобидное путешествие с другом Василием и подругой Виолеттой, которая никогда ей не нравилась; но Нонна не вмешивалась в их отношения, для неё было главным, что сын счастлив рядом с этой девушкой. Очень долго Нонна надеялась, что Александр, как когда-то Василий и Виолетта, вернётся живым и невредимым. Она продолжительное время жила только этой надеждой, больше ничего её не интересовало в жизни, но постепенно стала проявляться глубина её несчастья: она то замыкалась в себе, переставая реагировать на происходящее вокруг, то подолгу сидела на одном месте, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Когда к ней обращались, она отвечала односложно или вообще не отвечала или же начинала автоматически неоднократно повторять услышанную фразу, заданный ей вопрос. Иногда впадала в восторженную экзальтацию, возбуждённо смеясь, утверждая, что она чувствует, что её сыночек Сашенька уже подходит к двери и сейчас она заключит его в свои объятья. Не получив желаемой встречи, она начинала подолгу с пафосом говорить, перемежая свою речь возвышенными, патетическими цитатами:
– Не может быть двух солнц на небе и двух владык на земле…
Состояние Нонны усугублялось, антидепрессанты не помогали, она отказывалась от пищи; тогда Константин и Катя, беспокоясь за её жизнь, в момент адекватного восприятия ею действительности, сумели убедить Нонну, что ей требуется лечение в клинике. Лечение прошло успешно, рецидивов не было, жизнь наладилась, чувство горя притупилось.
Но это было давно, и сейчас боль утраты не выбивала её психику из нормы, она всё ещё работала в библиотеке, много читала, общалась с соседями и своей любимой подругой.
– Могу я надеяться, – тем временем повторил свой вопрос Карен, – что вы мне поможете советом, подскажете, не сдаёт ли кто-нибудь квартиру или комнату здесь?
Нонна, стараясь не показать своего смущения, ответила, что она сама может сдать ему уютную комнату в своей квартире за небольшую плату. Лицо Карена выразило радость, смешанную с недоверием в такую быструю удачу.
Нонна выразила согласие на его заселение на следующий день, а сегодня она всё подготовит в комнате к его приезду.
– Милости просим, – добавила она.
И, конечно, первое, что она сделала, придя домой, это позвонила своей подруге Кате и, буквально захлебываясь словами, начала быстро рассказывать: как она увидела Карена, что в этот момент подумала и что он ей сказал.
Катю всегда удивляла доброта и наивность подруги, но она давно не слышала в её голосе столько воодушевления и не хотела её огорчать какими-либо критическими замечаниями, тем более что повода пока вроде бы для этого не было.
И когда Нонна спросила её: «Что ты обо всём этом думаешь?», Катя только попросила Нонну переписать данные паспорта её нового знакомого. Нонна пыталась возражать, но Катя ей сказала:
– Ничего в этом особенного нет, простая формальность, вот и всё.
– Катюха, – продолжала свою воодушевлённую речь Нонна, – что ты такое говоришь, если бы ты его видела, то у тебя бы мысли не возникло мне такое советовать.
– Ладно, ладно, успокойся, подруга, – сказала Катя, – от тебя не убудет, если ты посмотришь документы человека, с которым собираешься жить под одной крышей.
На следующее утро Карен пришёл к ней с вещами, которые вместились в компактную дорожную сумку. Нонна стала показывать ему его апартаменты.
Карен поставил сумку, бегло осмотрел комнату и, сказав, что вернётся вечером, заторопился на ближайший рынок, где торговал фруктами. Весь день Нонна суетилась у плиты, порхала по квартире как бабочка, удивляясь пришедшему ей на ум сравнению. Эмоции переполняли её, и желание встречи с Кареном выплескивалось в бурную фантазию по приготовлению блюд.
И ещё – в ожидании его с работы она поймала себя на мысли, что, если мечтам о том, что он хоть как-то откликнется на её женственный призыв, не суждено сбыться, то она готова заботиться о нём как о сыне. И удивилась себе: как можно вот так безоглядно привязаться к незнакомому мужчине, о существовании которого буквально день тому назад она даже не подозревала и о котором не знает практически ничего.
«Ладно, – успокаивала она себя, – в конце концов, я сделала доброе дело, помогла ему – дала кров». Нонна чувствовала, что даже от этого её жизнь наполняется новым, радужным смыслом.
Он пришёл с работы чистый и опрятный, Нонна про себя это отметила, с букетом гвоздик. Она отогнала от себя внезапно возникшее чувство тревоги, списав его на предвзятое отношение подруги Кати к её постояльцу, и поставила цветы в вазу. Пригласила Карена к столу, на котором его ожидал итог её суеты: ариса – армянское блюдо, рецепт которого нашла в книге по кулинарии, основными составляющими коего были курица и пшеничная крупа; тутовую водку Арцах Нонна не нашла и поставила на стол бутылку водки «Парламент», на этикетке было написано: «Очищена молоком», и именно это стало главным аргументом в выборе спиртного для столь торжественного случая.
Ей казалось, что теперь у Карена всё должно быть самым лучшим, по крайней мере – настолько, насколько это зависит от неё. За столом он говорил Нонне о своём одиночестве, о том, что за окном джунгли, и как важно, чтобы рядом был человек, который может выслушать, а главное – понять. Казалось, что взаимопонимание было обоюдным. После выпитой водки кровь быстрее и жарче потекла по жилам, и Нонночка, расчувствовавшись, незаметно для себя самой рассказала Карену буквально всё о своей жизни.
Они разговаривали до глубокой ночи. Карен был галантен, вежлив – вёл себя безукоризненно.
Надо отметить, что с момента появления Карена в жизни Нонны, он постоянно оказывал ей знаки внимания – будь то букетик цветов, коробка конфет, шоколадка и другие мелочи, которые для такой сентиментальной женщины как Нонна были чрезвычайно важны.
Она же в свою очередь делала всё, что в её силах, чтобы создать для него уют и особую семейную атмосферу. Иногда Нонна позволяла себе сходить с ним в кино или прогуляться по парку, хотя подозревала комичность того, как они, находясь рядом, выглядят со стороны. Кроме того, несмотря на возраст, боялась людской молвы или попросту сплетен, наверное, наивно полагая, что кому-то есть до неё дело. А когда встречалась с кем-нибудь из знакомых, то, поздоровавшись, опускала глаза и старалась как можно быстрее удалиться с места неожиданной встречи.
Как сказала бы Катя, ручей её жизни превращался в полноводную реку. Нонну всё устраивало, и даже такие отношения с Кареном доставляли ей истинную радость. Но всё же, конечно, она мечтала о чём-то большем и очень хотела знать, как к ней относится Карен на самом деле. То ей казалось, всё, что он делает для неё – это знак благодарности и признательности за предоставленное жильё и хорошее отношение к нему. А иногда казалось, что он как-то по-особенному на неё смотрит, вопреки её годам и почти увядшей женской привлекательности.
Всё его повседневное бытие было как на ладони, и ей казалось странным, что у такого мужчины нет никакой личной жизни. И вместо того, чтобы заняться поисками женщины, он предпочитает свободное время проводить с ней. Кроме того, время от времени как бы невзначай он опять возвращался к теме своего одиночества, томно смотрел Нонне в глаза, после чего она так млела, что её уже можно было «намазывать как масло на хлеб». Но Карен не «намазывал», а с грустным видом уходил к себе в комнату, изображая душевное смятение.
Так незаметно пролетела осень. Наступила очень морозная зима. Термометр зашкаливал за минус 35 градусов по Цельсию. В связи с морозами рынки были временно закрыты, и Карен много времени проводил с Нонной. Приближался Новый год. «Людей не переделать, – думала Нонна. – Очень странно, что все верят в то, что уж в Новом году их мечты непременно сбудутся. И жизнь точно переменится к лучшему, ведь живём-то мы будущим и думаем, что горести сегодняшнего дня временные, но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное». Но всё же Нонна тоже ожидала новогоднего чуда, осознавая противоречивость своих мыслей.
Нонна думала, что на праздник Карен поедет на свою родину, но он сказал, что там его никто не ждёт, и, если она не возражает, то он составит ей компанию в новогоднюю ночь. Она была очень рада такому предложению.
31 декабря сели за стол примерно в 21.00 – проводить уходящий год. Стол ломился от яств. На нём было буквально всё, что в классическом варианте раньше во времена продуктовых заказов у уважающих себя людей было на праздничном столе: неизменное шампанское, красная икра и даже чёрная, сёмга, балык, колбаска сырокопчёная, шпроты, грибочки, свежие огурцы… и холодец, который Нонне удался на славу. Ну, а главным украшением стола был, конечно же, салат оливье. Нонна относилась к нему с таким же почтением, как к одноимённому артисту Лоуренсу Оливье, который восхищал её не только ролью адмирала Нельсона, но и тем, что был мужем «унесённой ветром» Вивьен Ли.
Карен и Нонна выпили за уходящий год. Карен говорил витиеватые тосты. Нонна чувствовала себя окрылённой, опьянённой тайной предстоящей ночи.
Она улучила минутку позвонить Катерине, с которой в последние годы они почти все праздники отмечали вместе.
– Я к тебе обязательно приеду через пару дней, Катюха, подруга ты моя дорогая, – обещала ей Нонна, – как я рада, что ты у меня есть. Ты не представляешь, как мне сейчас хорошо. Ты меня не осуждаешь?
– Не говори ерунды, – сказала Катя, – я приму любое твоё решение, главное, чтобы ты была счастлива или хотя бы чувствовала себя такой. Иначе для чего мы живём? А уж кому, когда и как суждено познать счастье – предугадать нельзя. С Новым годом, дорогая, счастья тебе, Нонночка!
Когда президент поздравлял по телевизору народ с Новым годом, Карен эффектно открыл бутылку шампанского и разлил его в красивые хрустальные фужеры на длинных ножках. И на самом деле Нонна давно уже не ощущала себя такой счастливой. Она опять чувствовала себя молодой, не хотела думать о разнице в возрасте, если это не смущает его, и он хочет её присутствия в его жизни, то почему она должна отказываться от счастья для себя и дать счастье Карену. Казалось, что всё подвластно её чувствам, все фантазии возможны. Шампанское ударило ей в голову…
Карен на неё пристально смотрел, и Нонна, как заворожённая, смотрела на него, в тёмную глубину его глаз, сердце её учащенно билось, и скрыть это никак не удавалось, потому что грудь предательски вздымалась как кузнечные меха. Кофточка на ней была гипюровая, прозрачная, красного цвета, и лицо уже тоже становилось пунцовым – и не только из-за коварного действия шампанского. Нонна не успела выбраться из этого полуобморочного состояния и даже не успела осознать и понять, как очутилась в крепких объятиях Карена и была бесцеремонно брошена на кровать. Сил и желания сопротивляться не было. Нонна сама лихорадочно стала расстёгивать его рубашку и брюки. Он же одним рывком задрал ей юбку и, придав её телу какую-то звериную позу, овладел ею. И после этого моментально заснул. Нонна боялась пошевелиться и вскоре тоже заснула.
Утром, открыв глаза, долго смотрела на спящего Карена. «Это ничего, что он вёл себя так грубо, совсем не так, как ей хотелось бы, – думала Нонна. – У него давно не было женщины – этим всё и объясняется». Карен открыл глаза и встретился с ней взглядом. Нонне показалось странным, что он, ничего не сказав, тут же сорвался с кровати как ошпаренный и бросился в ванную комнату. Звуки доносились странные, какие бывают при сильном отравлении. Что с ним случилось, чем она могла его таким накормить? Ведь ели вместе одно и то же.
Карен долго не выходил из ванны. «Надо его полечить», – подумала Нонна. Развела слабый раствор марганцовки и тихонько постучала в дверь. Карен открыл дверь и вышел, бодрый и улыбающийся.
– Вот и хорошо, что всё с тобой в порядке, – сказала Нонна.
Она думала, что Карен непременно захочет реабилитироваться за поведение ночью, недостойное, как ей казалось, такого мужчины как он. Ведь теперь ни Карену, ни Нонне не надо скрывать свои чувства, наверняка по её поцелуям и ласкам он понял, какой огонь страсти пылает в ней. Но Карен вёл себя как ни в чём не бывало, как будто никакой близости между ними не было. Нонна была очень удивлена и почему-то вспомнила Костика, который дорожил каждым её прикосновением и всегда хотел её ласк и поцелуев.
Снова накрыли на стол, Нонна, думая, что приободряет Карена, старалась словно ненароком коснуться его. На его лице от этих прикосновений появилась гримаса, истинный смысл которой она пока понять не могла.
После того как они сели за стол, Карен пил водку рюмку за рюмкой и, казалось, даже не пьянел, глаза его при этом как-то неестественно перебегали с предмета на предмет, каким-то образом ускользая от прямого взгляда Нонны.
«Ему определённо нельзя пить», – подумала Нонна.
Наконец глаза его затуманились, и её взгляд погрузился во взгляд властного зверя.
Её тело подалось Карену навстречу при первом призывном движении к ней.
Теперь вся процедура эротической сказки происходила настолько медленно, что при вчерашнем неудовлетворённом желании трепетной любви казалось, что это никогда не закончится. Нонна уже ничего не понимала, как воспринимать его действия, ведь при этом Карен не произнёс ни слова, а только молча двигал своим торсом с закрытыми глазами, что она даже успела вспомнить анекдот о том, как жена на брачном ложе смотрит безучастно вверх и думает: «А потолок-то побелить надо».
«Что-то я сделала не так, – думала Нонна, – если Карен расценил её поведение таким образом, что с ней можно вот так – без предварительных ласк, любовной прелюдии – совокупляться. Расценил её любовь к нему как простую готовность к таким прозаичным сексуальным утехам».
После таких мыслей предательские слёзы навернулись на глаза, и она, покинув поле сексуального разочарования, пошла «зализывать раны», вглядываясь в лица любимых людей из фотоальбома.
Так прошло около месяца. Поведение Карена в постели не менялось, а без предварительного алкогольного допинга он и не заходил к ней в комнату, прикрываясь разными причинами. Разочарование в ней росло, но было оно какое-то приглушённое. Нонна всё ещё чего-то ждала, на что-то надеялась, и теперь уже нашла утешительное объяснение для себя. Стараясь его оправдать, она с присущей ей наивностью думала, что он просто стесняется проявить свой бурный южный темперамент, боясь напугать её, или наоборот – природная скромность мешает ему быть самим собой. В этих догадках её бросало из крайности в крайность. Но, тем не менее, события набирали оборот.
Наступил женский праздник 8 Марта, спасибо за него Кларе Цеткин и Розе Люксембург.
Карен пришёл с огромным букетом чайных роз, Нонна сбилась со счёта, когда расставляла их в вазы. Карен взял её руку, она ощутила его вспотевшую ладонь.
«Что это он так волнуется», – пронеслось у неё в голове, и она молча ждала, что будет дальше.
– Нонна, – произнёс Карен, – я безумно счастлив оттого, что встретил тебя. Прошу, ничего не говори о своём возрасте. Это не имеет никакого значения, когда сердце мужчины целиком принадлежит одной женщине, когда только её он видит рядом с собой и не представляет себе жизни без неё…
Несмотря на то, что его поведение по ночам в постели с ней никак не вязалось с тем, что он сейчас говорил, Нонна хотела ему верить. Карен был очень красноречив, как-то, ей казалось, особенно убедителен, может, даже искренен:
«Чем чёрт не шутит?…»
Нонна не заставила себя долго уговаривать, и, когда он сказал: «Ты очень хорошая женщина, хозяйка, и я хочу всегда быть с тобой. Дорогая Нонна, будь моей женой», она покраснела, потом побледнела, но не смогла, ну не смогла ему отказать.
Нонна и не мечтала выйти замуж за Карена, но желание стать невестой было таким сладостным; наполнило её душу необыкновенным счастьем вернувшейся молодости… Свадьбу наметили справить через месяц, в домашней обстановке. Со стороны Нонны были только подружки её возраста и свидетельницей, конечно, подруга Катерина. А со стороны Карена, хоть он и жаловался на одиночество, приехало столько родственников, что столы пришлось выставлять в коридор. Нонна сняла со сберкнижки все свои сбережения и отдала их Карену, полагая, что он сам сможет лучше договориться о продуктах на рынке, где он работал, и обо всём другом.
Церемония бракосочетания прошла быстро и, несмотря на тщательные приготовления, немного скомкано, но Нонну это не огорчило, ведь она была с Кареном, а это самое главное. Никакие недоразумения этого дня она старалась попросту не замечать – и точка. Родственники Карена бурно общались между собой, не обращая на Нонну никакого внимания, как будто вовсе и не она была невестой, а кто-то другой. Она всё терпела и стойко сносила.
«Ничего, – думала Нонна, – пару дней можно потерпеть этих бесцеремонных людей, а потом всё пойдёт по-прежнему, нет – даже ещё лучше, чем было. Они с Кареном успеют насладиться своим счастьем и близостью друг друга».
Нонна не понимала, почему подруга Катя так грустна на её свадьбе, не радуется счастью вместе с ней, как это бывало прежде.
Прошёл второй день и третий, потом неделя и другая, а родственники Карена и не думали покидать её гостеприимный дом. Спали даже в ванной, на полу, где попало. Наконец, примерно через месяц, в квартире осталась лишь одна миловидная родственница по имени Майя. Карен сказал, что это его троюродная сестра, которая будет поступать в техникум. Он настаивал на том, чтобы она у них пожила, пока ей не дадут общежитие.
Нонна не хотела ничем омрачать своего «безоблачного» счастья и смирилась:
– Что ж, если ты так хочешь, – сказала она, – пусть поживёт, поможем девушке определиться в жизни.
Первое время после свадьбы ничего особенно не приносило ей огорчений. Казалось, переступив порог ЗАГСа, она надела огромные розовые очки, которые так преломляют действительность, что рассмотреть и понять, что же происходит в её жизни на самом деле, она не могла или не хотела. Нонна и Карен после свадьбы ещё ни разу не оставались наедине. И Нонна не замечала особого рвения со стороны Карена стать для неё настоящим мужем. Всегда рядом присутствовала его сестра Майя, которая была с Нонной неразговорчива и бросала на неё колючие взгляды исподлобья, от которых мурашки пробегали по коже. Ей становилось не по себе. «Но не навсегда же поселилась у них Майя, – успокаивала она себя. – Скоро она поступит в техникум, ей дадут место в общежитии, и вот тогда они с Кареном заживут по-человечески – как настоящие молодожёны, без посторонних глаз». Нонне всё же казалось странным, что Карен на словах уверяет её в своей страсти к ней, но не стремится на деле поскорее определить сестру куда-нибудь на отдельное местожительство. Потом она начинала обвинять себя в эгоизме, а о нём – думать как о заботливом брате для Майи.
Нонна, ради того чтобы всё время находиться рядом с Кареном, оставила работу в библиотеке, всё время проводила дома и совсем погрузилась в свои мысли и переживания о нём. Когда Карен уходил на работу, они с Майей оставались в квартире с глазу на глаз. Между ними стали происходить мелкие стычки. Нонну удивляло, что девушка бесцеремонно делает ей замечания в её собственном доме, переставляет мебель по-своему усмотрению, переключает программу по телевизору, когда Нонна смотрит свой любимый сериал, вообще ведёт себя как хозяйка, а не гостья.
Нонну всегда все в жизни любили. Ей везло на хороших людей. И она к своему преклонному возрасту не утратила детской наивности, не была злопамятна, хотя и не подставляла для удара другую щёку, но и не отвечала ударом на удар. Поэтому Нонна всячески избегала открытых конфликтов и ждала, что создавшаяся ситуация разрешится сама собой.
Весна вступила в свои права, стало тепло, и Нонна, во избежание ссор с родственницей Карена, очень много времени стала проводить на улице. К ней подсаживались соседки, и они судачили о том о сём. Свою личную жизнь Нонна старалась держать в секрете и, если её спрашивали о Карене, отмалчивалась или переводила разговор на другую тему.
Однажды она засиделась в гостях у подруги Кати дольше обычного. Уже сгустились сумерки, и она поймала себя на мысли, что не хочет возвращаться домой, и с этим непонятным ощущением тяжести на сердце поднялась на свой этаж. Дверь в одной из комнат была приоткрыта, она услышала доносившиеся из неё стоны. Она подумала, что Карену плохо, но то, что она увидела, ошеломило её настолько, что на некоторое время она потеряла дар речи. Обнажённые Карен и Майя лежали на кровати Нонны и с упоением, не замечая её прихода, занимались любовью. Когда Нонна, оправившись от шока, вышла на улицу, она не могла плакать и как рыба на берегу хватала ртом воздух, но его не хватало, как будто она оказалась на другой планете, где нет жизни. Нонна переночевала у соседки. Утром, не заходя домой, поехала на кладбище на могилу мужа. Там она дала волю слезам, поделилась с ним всем наболевшим, искренне веря в то, что он её слышит и не осуждает. Ей стало немного легче.
– Прости, Костик, что не ценила тебя по достоинству, как ты того заслуживал, – говорила Нонна, – поглаживая его фотографию на памятнике, – прости меня, глупую, за то, что так давно к тебе не приходила. Скоро лето, и я буду приходить чаще.
Когда она вернулась домой, Карен и Майя сидели за столом и как ни в чём не бывало пили чай. И если бы она сама не видела сцену их соития, то ни один свидетель, которому пришло бы в голову открыть ей глаза на истинное положение, не убедил бы её в том, что такое возможно. Нонна не смогла сдержать себя, стала плакать и упрекать Карена в измене. И с кем?! С сестрой!!!
– Я всё видела собственными глазами, – несколько раз повторила она.
Он рассмеялся ей в лицо.
– Это ей я изменял с тобой, старая карга. Майя и есть моя настоящая жена. Это даже хорошо, что ты так быстро всё узнала, а то меня выворачивало, как представлю, что мне надо с тобой в койку ложиться, да ещё при такой красавице жене. Тебя, бабка, никто не тронет, если будешь тише воды ниже травы, живи, только нам не мешай.
Теперь уже Майя вела себя как полноправная хозяйка квартиры и совсем не считалась с присутствием Нонны. Запрещала брать продукты из холодильника, ходить по квартире разрешала только в случае крайней необходимости, и не дай бог оказаться рядом с дверью, где они с Кареном отдыхают.
Нонна не хотела расстраивать Катю, но понимала, что если не получит от неё поддержки, то силы точно покинут её. И она позвонила подруге. И, запинаясь, всхлипывая, обливаясь слезами, рассказала ей всё о событиях последних дней.
– Он обозвал меня старой каргой, – жаловалась она Кате, – и теперь я уже многое понимаю в его поведении до нашей свадьбы и после, мне так стыдно, Катя. Почему это произошло со мной? Может, это я так цепляюсь за жизнь, мне же в душе всё ещё 17 лет. Что мне делать, Катя?
– Главное – успокойся, хорошо, хоть ты не успела его прописать в квартире, и всё открылось раньше; неизвестно, куда бы это тебя завело. Осталась бы ты на улице, а он бы поживал в твоей квартире и посмеивался бы над тобой. Надо обратиться к юристу, узнать, как добиться того, чтобы этот негодяй больше не портил тебе жизнь. Обещай мне завтра же сходить к Мироновой, я в своё время обращалась к ней – она классный адвокат. Она быстро восстановит справедливость, поставит этого Карена на место.
– Нет, Кать, ты не права, виновата во всём эта стерва Майка, это она его науськивала, учила, как ему себя вести, ведь ты знаешь, такая девка, если захочет, всего добьётся. Ты же видела её, это же чёрт в юбке – глаза колючие…
Нонна попросила адвоката Миронову поговорить с Кареном о том, чтобы он быстрее дал ей развод и выехал из квартиры. Она не держала на него зла, просто хотела, чтобы этот человек поскорее исчез из её жизни, корила себя за глупость, наивность и романтическую сентиментальность. И, смешно сказать, несмотря на доставленные переживания, Нонна продолжала оправдывать Карена и винить Майю.
Адвокат Миронова пришла рано утром, как договорились, мирно побеседовать с Кареном. Но не успела она переступить порог квартиры, как Карен занёс над их головами неизвестно откуда взявшийся топор и яростно заорал, что сейчас порешит и Нону, и адвоката, если они сейчас же не выметутся из квартиры. Он был ужасен: голос срывался, слюна брызгала изо рта, тело сотрясалось от ярости. Нонне было очень страшно, она и подумать не могла, что Карен так опасен, что он так безжалостен. Она оттеснила своим телом адвоката к выходу, буквально загородив её собой. Чудом удалось им вырваться и выбежать на улицу. Миронову била дрожь.
– Я это так не оставлю, – повторяла она, – Нонна, пишите заявление в суд. Он ещё пожалеет, что на свет родился. – Она ещё долго возмущалась. – Не откладывайте с заявлением, я завтра жду вас у себя. Я не хочу, чтобы этот тип подумал, что это ему сойдёт с рук.
Нонна, оставшись одна, не могла успокоиться, она долго брела в неизвестном направлении, и слёзы текли и текли из глаз.
Василий, после того как к нему обратилась Катя, прося помощи для Нонны, неизменно её опекал. Карен с Майей были выдворены с законных квадратных метров Нонны, и Карен понёс наказание за нападение на неё и адвоката. Но психологическое состояние Нонны вновь вступило в фазу когнитивного диссонанса, оно было очень критичным: пережитое потрясение вызвало давно забытые рецидивы в ещё более сложной форме. И, боясь за её жизнь, попытки суицида, Василий периодически определял мать своего друга в частную психиатрическую клинику с самыми комфортабельными условиями проживания и лучшим набором медикаментов и процедур, требуемых для лечения Нонны.
