Большая часть зэков, впервые попадая в тюрьму, изначально настроена против администрации. Это объяснимо. В их представлении тюремщики – это солдаты той армии, которая «приняла», «закрыла», отдубасила бедолагу и заставила подписать против себя все нужные и ненужные бумаги. Зэк, на основании имеющейся у него неполной информации, справедливо, как ему кажется, считает, что все менты (в самом широком смысле: милиция, прокурорские, судейские, тюремщики) – это один лагерь.

Буквально через несколько дней вся агрессия зэка по отношению к тюремщикам улетучится, станет понятно, что никакой целенаправленной злобы к нему они не испытывают. Тюремщики – такой же атрибут тюрьмы, как и решетки, колючая проволока или привинченный к полу табурет, поэтому зэки относятся к ним абсолютно нейтрально: ну, есть они и есть, куда ж от них денешься.

В тюрьмах бывшего СССР было намного жестче, хотя условия содержания мало чем отличались от нынешних. Дело в том, что идеология того государства, активно и умело вбиваемая в любую голову, учила и заставляла тюремщиков смотреть на зэков, как на врагов. Ни один закон, хоть как-то защищавший убогие права зэков, не выполнялся, а выполнение его не поощрялось. Зэк был негодяй по определению, и любая грубость и насилие в отношении него считалась хорошим тоном. «Хороший зэк – мертвый зэк» – так переворачивалась поговорка покорителей американского Дикого Запада. Впрочем, это вызывало полную взаимность – «лучший кент – это мертвый мент».

Сейчас тюремщики, конечно же, не стали умней, честней, образованней и благородней. Даже наоборот. Но отсутствие идеологии в государстве в целом и структурах государственной власти в частности за десяток лет убило энтузиазм, служебное рвение, инициативу и злобность тюремщиков. Редкие из них сохранили какое-то представление о возмездии и справедливости – эти чудаки продолжают служить за идею. Часть тюремщиков, работая в тюрьме, просто отбывает номер – ничего другого делать не умеет, да и не хочет. Часть (наиболее продвинутая и многочисленная) смотрит на тюрьму, как на кормушку, параллельно с работой рубит копейку и, в общем-то, довольно добросовестно относится к своей официальной деятельности, понимая, что для того, чтобы и дальше хлебать из корыта, его нужно поддерживать в рабочем состоянии.

Лучше всего учиться этикету отношений зэков и тюремщиков у особо опасных рецидивистов. Официально их, правда, не существует, новый Уголовный кодекс эту публику не предусмотрел, но неофициально они в тюрьме еще с десяток лет пофигурируют, пока не сдохнут. Кстати, особо опасные рецидивисты (в документах сокращенно писали – ООР, как и общество охотников и рыболовов, называют же особистами, особняками, особыми) совершенно не похожи на портрет, который рисует воображение обывателя: гориллоподобный мужик с налитыми кровью глазами. Особисты – это рецидивисты, имеющие четыре, пять и больше судимостей, как правило, за кражи. Огромный тюремный опыт этих людей выработал у них великолепные способности притираться к любому человеку.

С администрацией (причем со всеми – от низа до верха) особист всегда приветлив, вежлив и доброжелателен, на его физиономии легкая улыбка (сразу и не рассмотришь, что это не физиономия, а волчья морда). Интонации разговора добродушно-насмешливые, но не заискивающие, в них присутствует легкая, едва уловимая ирония. Такая манера разговора с первых слов определяет его непринужденность и поверхностность и снимает напряжение у человека, к которому обращается рецидивист. А расслабив собеседника, уже можно и попросить его о какой-нибудь услуге.

Неписаные, но твердые правила тюремного этикета следующие: к молодому контролеру зэки обращаются на «ты» и по имени – Вася, Коля. Если имени не знают, то – «командир». К матерому старшине или прапорщику (хотя таких уже почти не осталось, руководство департамента от небольшого ума поотправляло их на пенсию) обращаются на «ты», но по отчеству – Николаич, Иваныч. К незнакомому офицеру – «гражданин начальник» или по званию – «гражданин лейтенант», «гражданин майор». Часто неопытные зэки, особенно из числа служивших в армии, говорят «товарищ майор». Это вызывает у окружающих всего лишь улыбку, но лучше все-таки не ошибаться, можно в ответ услышать легкую грубость типа «твой товарищ лошадь в овраге доедает» или «я с тобой, мразь, по карманам не лазил, какой ты мне, на хуй, товарищ» (в тюрьме это, действительно, легкая грубость, на которую никто не обращает внимания). Обращаться к офицеру «командир» не следует, ему это не понравится, в ответ можно услышать: «я тебе не командир, такой солдат, как ты, мне и на хуй не нужен».

К знакомому офицеру обращаются на «вы» и по имени-отчеству или только по отчеству. Обращаться к нему на «ты» не следует, большинство тюремщиков (вплоть до самых верхов) – люди закомплексованные и неуверенные в себе, им необходимо, чтобы собеседник ненавязчиво подчеркивал их превосходство. Многим из них нравится, когда намекают, что они каждый день совершают подвиг. Если тюремщик сильный и уверенный в себе (таких немного), то панибратство ему все равно не понравится, он вас оборвет, легко «поставит в стойло», и дальнейшего нужного вам разговора не получится. И льстить такому тоже не следует, это будет его только раздражать, он-то знает, что работа в тюрьме – это не подвиг, а ковыряние в дерьме.

Отношения тюремщиков и зэков основаны на конфликте. Конфликт этот не личного свойства, это конфликт между Законом и Преступлением, но все же конфликт. И реализовывать его должны тюремщики.

Теоретически для того, чтобы работать в тюрьме, необходимы особые качества: психофизиологические, морально-волевые и профессиональные. Настоящим тюремщиком, безупречным сторожевым псом может стать далеко не каждый. Но из-за маленькой зарплаты, низкого престижа профессии и безработицы работать в тюрьму приходит кто попало. Знать об этих людях все зэку, конечно, ни к чему, но кое-что знать нужно.

Примерно половина тюремщиков боится зэков. Именно боится, постоянно пряча страх где-то в глубине души. Боится прямой агрессии, боится боли, боится крови, боится угроз, больше всего боится возможной расправы на свободе, где их не смогут защитить закон, форма, сотрудники и тюремные собаки. Страх этот объективных предпосылок абсолютно не имеет, агрессии со стороны зэков сотрудники подвергаются крайне редко (вопреки общепринятому представлению), да и результаты этой агрессии, как правило, – царапины и синячки, а на свободе от рук преступников тюремщики или бывшие тюремщики страдают не чаще, чем работяги или торгаши. Женщины-почтальоны, разносящие пенсии, и таксисты страдают намного больше. Но осознание этого факта страха все равно не умаляет. Работает такой не за совесть, и только когда его контролирует начальственное око. В основном же старается с зэками в контакт вообще не вступать.

Еще процентов сорок сотрудников не боятся зэков, но и активно воздействовать на них не желают. Этим, как говорится, все по барабану. Эти тоже стараются с зэками поменьше общаться.

И лишь десятая часть тюремщиков представляет серьезную угрозу. Эти зэков не боятся, убеждены, что в любом случае они – гады, более или менее ядовитые, и проявляют в отношении них целенаправленную и умную агрессию. Только они активно и постоянно изучают незаметные глазу процессы, происходящие в зэковской среде, жестко и умело встревают в эти процессы, зачастую достигая при этом цели. Именно они находят наркотики, деньги, записки с воли, выявляют камерных лидеров, как бы те не маскировались под сереньких мужичков, грамотно составляют документы для наказания зэков и привлечения их к уголовной ответственности, придумывают хитроумные комбинации, сталкивая зэков лбами и осуществляют, если надо, жестокие и эффективные противозаконные экзекуции. В то же время беспредел эти люди не любят и стараются его искоренять.

Тюрьма прекрасно знает, кто из тюремщиков к какой категории относится. Поэтому, если вам захотелось «покачать права» – обращайтесь к представителю первой группы, пошутить, похихикать или обсудить вчерашний футбольный матч можно со второй, а добиться справедливости – с третьей. Но Боже упаси попутать!

Есть еще одна существенная информация относительно персонала. Состав тюремщиков очень неоднороден. Коллективом их могут называть только в ведомственной газетке «Закон и долг», больше известной под названием «сучка».

Примечательно, что так эту газетку называют и зэки, и администрация до определенного уровня, что даже может служить своеобразным тестом: как только тюремщик, поднимаясь по карьерной лестнице, перестает называть газету «сучка», он из тюремщика превращается в чиновника, а чиновник даже в мыслях не может себе позволить раздражать начальство.

На самом деле их сбили в один личный состав по абсолютно внешним признакам, внутреннего единства среди них нет никакого. Отношения тюремщиков очень напоминают отношения зэков, по всей вероятности, они их подсознательно копируют. Причем, как для администрации тюрьмы не является секретом, кто из зэков с кем дружит, а с кем враждует, так и для зэков отношения между тюремщиками – не тайна.

Нужно обязательно учитывать эти отношения, решая свои вопросы, строя близкие и перспективные планы. Чтобы случайно не пожаловаться кенту на кента и не похвалить врага врагу. Но это – дипломатия, это – тюремный опыт, этому в книжке не научишь.

Изучая, присматриваясь, прощупывая конкретного тюремщика, помните одну важную мысль: мент – это профессия, а мусор – состояние души. Не всякий мент – мусор и не всякий мусор – мент. Для решения своих вопросов необходимо точно знать, мусор перед вами или нет. Если у вас вопрос честный, лучше подыскать мента почестнее. Гнилой вопрос проще решить с мусором.