Минут пять Клод смотрел на кровать пустым взглядом. Видения и реальность смешались в его сознании. Был ли здесь кто-то? Игра ли это воображения? Раздвинув полог, Клод отошел к окну, возле которого стояли большие пыльные кресла, и уселся в одно из них, опершись локтями о колени. Он все еще смотрел на кровать, пытаясь припомнить подробности своих воспоминаний об отцовском доме. Но ничего путного не выходило. В комнате постепенно сгущались тени, солнечные лучи гасли, и вскоре все погрузилось во мрак. Но Клод уже этого не видел, погрузившись в собственную страну снов.

Перед ним снова распростерлось кладбище, снова он увидел знакомую фигуру Абрама в длинном балахоне, а перед ней стоял Лис, и глаза его горели красным огнем. Абрам опустился на землю возле могилы, укрытой пожухлыми белыми лилиями, и снял капюшон.

— Я не смогу долго ее сдерживать, — признался он и опустил голову.

Дул ветер, холодный даже для осенней ночи. Седые волосы Абрама развевались, наполовину закрывая лицо. В тихом шелесте листьев на минуту могло показаться, что звучит чей-то шепот, но вряд ли кто-то сумел бы разобрать слова.

— Ты же знаешь, что она будет в ярости, — голос старика звучал устало, будто откуда-то издалека. — Она страдает от жажды, я не могу на это смотреть.

Абрам закрыл лицо руками, и весь словно съежился, уменьшился. Плечи его задрожали, будто он плакал, но, когда он отнял руки от лица, глаза его были сухи.

— Никто не может ждать вечность, — заявил он, поднимаясь куда резвее, чем можно было от него ожидать. — Если он и впрямь тот, кого мы ждем, ему стоит поторопиться.

Лис подошел к старику почти вплотную. Красный огонь в его глазах потух, и сейчас он был похож на самую обыкновенную белую лису. Старик внимательно смотрел на зверя, будто внимательно слушая, а потом резко развернулся и пошел к выходу. Возле самой калитки он остановился и сказал:

— Я расскажу, когда придет время, но не раньше. Если человек не в состоянии сам понять некоторые вещи, то не сможет увидеть и полную картину.

Но тут кладбище начало расплываться и постепенно исчезать. Сон переменился.

Клод снова шел какими-то лабиринтами, блуждал по закоулкам, которые были похожи друг на друга как близнецы. Он что-то искал, но не мог вспомнить что именно. Впереди то и дело мелькал белый силуэт — Клод уже видел его раньше. А может, это…

— Аурелия! — крикнул он и бросился вдогонку.

Призрак то приближался, то отдалялся. Он словно заманивал Клода куда-то вглубь лабиринта, старался, чтобы его не потеряли из виду. Клоду казалось, что он вот-вот ухватит подол белого платья, схватит за руку, но в самый последний миг все расплывалось. Наконец он выбежал куда-то на окраину города: перед ним безмятежно скользили воды Морилама, а на другом берегу распростерся лес. Призрак, который был девушкой, стоял у самой воды спиной к Клоду и городу.

— Помоги, — шепнул прямо в ухо чей-то голос. — Без тебя я не справлюсь. Помоги.

Клод подошел к девушке совсем близко — она не двигалась.

— Кто ты? — спросил он, но девушка вдруг подалась вперед и упала навзничь в реку, растаяв туманом у самой воды.

Сон снова переменился. Теперь Клод видел себя ребенком: ему было пять или шесть. Он поранил ногу — на коленке кровоточила ссадина, но он упрямо дергал отца за рукав и канючил:

— Папа! Папа, помоги, у нее кровь идет! У Ари кровь!

Но отец, который беседовал в это время с представительным господином в черной шляпе, лишь резко одернул руку, пробормотав сквозь зубы что-то вроде:

— Разберись сам.

Клод видел откуда-то со стороны, как он сам, все еще плачущий, не обращающий внимания на кровь, струйкой стекающей по его собственной тонкой лодыжке, идет куда-то во двор, мимо высоких дубов и аккуратных клумб, мимо высоких стрельчатых окон, за которыми его отец все также занят разговором. Там, в тени берез у самого пруда сидит девочка. Лицо ее закрыто длинными спутанными волосами, на руках ссадины, а на щеке глубокий порез, из которого на светлое простенькое платьице капает темная кровь. Клод-мальчик бредет к ней, так и не нашедший помощи, и не знает, чем ей помочь. У Клода-взрослого вдруг защемило сердце и перехватило дыхание — он остро почувствовал все то, что ощущал тогда, в детстве.

Вот он подходит к девочке, разводит руками и виновато говорит:

— Извини, он не захотел идти со мной. Это все из-за меня, из-за той яблони…

Но она не злится на него и не обижается, хотя и впрямь поранилась по его вине, когда перелезала через забор и получила в лицо веткой, которую отпустил Клод. Нет, она всего лишь говорит:

— Эй, Клод, у тебя же вся нога в крови!

Смущенный мальчик посмотрел вниз и увидел тонкую красную нить, оплетающую его ногу как паутина. Он зашел по щиколотку в воду и обмыл ногу. Взгляд рассеянно скользил по берегу, пока не наткнулся на широкие листья какого-то небольшого растения. В мозгу блеснуло воспоминание, как отец прикладывал ему такие листья к ссадинам на ладошках, когда он падал на прогулках далеко от дома. Мальчик вылез из воды, сорвал подорожник и приложил его к коленке, обмотав травинкой. Девочка на берегу рассмеялась.

— Так ли ты на самом деле зависишь от отца, как думаешь? — спросила она, пока Клод прикладывал подорожник к ее рассеченной щеке. — Почему ты так боишься его?

На мгновение он задумался, а затем медленно произнес, будто пытаясь осознать собственные слова:

— Потому что он ненавидит меня, Ари.

Клод проснулся резко, словно от толчка. Что-то в словах его самого из сна было ему настолько близко, будто все те эмоции перенеслись из видений вместе с ним в настоящее время. Душу переполняли чувства, такие спутанные и непонятные, а в мыслях настойчиво билось это имя — Ари. Кто эта девочка? Почему она снова приходит к нему?

В комнате плясали солнечные лучи. Должно быть, солнце давно уже встало, а Клод так и проспал всю ночь в кресле. Он бросил взгляд на кровать — покрывало было аккуратно расправлено, без каких-либо складок и вмятин. Удивленный и смущенный Клод попытался подняться, но со стоном снова опустился в кресло — от долгого сидения ломило спину.

— Дяденька Клод, дяденька Клод! — дверь распахнулась и в нее влетела Люси. С разбегу девочка плюхнулась на кровать, поднимая в воздух облачка пыли. — Дяденька Клод, а что ты хочешь на завтрак?

Он мысленно застонал: почему раньше мысль о еде ни разу не пришла ему в голову? Их убогий рацион явно не подходил для растущего организма и выздоравливающего. Эта мысль даже ни разу не посетила его накануне. И что же делать? Не везти же в поместье кухарку Лукаса?

— А Марк не дома? — спросил он хриплым голосом, молясь про себя, чтобы его сосед оказался предусмотрительней, несмотря на все его недовольство этой затеей. Но сердце его тут же ухнуло вниз, потому что Люси отрицательно покачала головой, болтая в воздухе ногами.

— Он уехал еще рано утром, — весело сказала она. — Что-то бормотал себе под нос постоянно, а еще спросил у меня, не видела ли я кого вчера по дороге сюда.

Клод снова попытался подняться. Ноги затекли и по ощущениям были словно утыканы мириадами невидимых иголок. На него все еще смотрели любопытные глаза Люси.

— Там на кухне дедушка, — прощебетала она. — Сказал, что поможет…

Не помня себя, Клод сорвался с места и стремглав бросился на первый этаж. Пропасть на площадке показалась ему незначительной дыркой в полу, лестницы будто и не было вовсе, хотя еще вчера его сердце замирало от одной мысли подняться по ней, а боль в ногах улетучилась в мгновение ока. На задворках сознания билась тревожная мысль, но кто мог так запросто прийти в дом? Кто еще мог знать, что девочек увез он, Клод? Неужели кто-то выследил их? Но кто его цель? Люси или Мари?

Наконец, добежав до кухни, Клод замер у самого порога и осторожно заглянул внутрь. Там царила крайне непривычная атмосфера: вечно унылое и запущенное помещение переполняли запахи еды и клубы пара. В углах и на стенах не осталось и следов паутины и плесени, в печи весело потрескивал огонь. По самой кухне плавно перемещалась размытая темная фигура, но сложно было понять что-либо из-за густого пара.

— Здорово, правда? — звонким голосом спросила Люси, незаметно подкравшись сзади. Клод дернулся и обернулся, наткнувшись на довольную девочку. — Мы с Мари проснулись очень рано, чтобы все тут вычистить. Такая грязь была!

Клоду вспомнилась их старая лачуга, плесень на стенах и ветхая крыша. Он невольно улыбнулся и посмотрел на девочку, которая уже юркнула в кухню с криками:

— Дедушка, дедушка! Дяденька Клод пришел!

Дедушка обернулся на ее голос и вышел из плотной завесы, больше похожей на туман.

— Доброе утро, Клод, — сказал Абрам.

— Д-доброе, — Клод слегка поклонился, ошарашенный. — А что… Что Вы тут делаете?

— Помогаю с детьми, — буркнул Абрам и отвернулся к печи. — Есть будешь?

Тот в ответ коротко кивнул и быстро сел за длинный стол черного дерева, который уже заставили тарелки с кашей, фруктами, вареными и жареными яйцами, ломтями сыра и белого хлеба. От горшков, булькающих около печи, аппетитно тянуло мясом, а Абрам тем временем разливал в щербатые кружки чай из каких-то трав.

— Спасибо, — прошептал Клод, не помнивший, когда в последнее время видел столько разной еды сразу. — Когда Вы пришли? Как Вы узнали?

— Дедушка пришел вчера вечером, пока ты спал! — радостно заявила Люси, примостившись около стола рядом с Клодом. Руки ее сразу потянулись за сыром. — Сказал, что поможет присматривать за нами, чтобы ты смог вернуться на работу! Тот, другой дяденька, не хотел его пускать, но потом согласился.

— Марк не хотел Вас пускать? — удивился Клод, упорно не спуская глаз с Абрама. — Почему?

— Люси, а где твоя сестра? Сходи, позови ее к завтраку, — бросил он девочке, будто бы игнорируя вопросы Клода. — И руки помыть не забудь перед едой.

— Хорошо! — Люси тут же выбежала из кухни, прихватив сыр с собой.

— Теперь ты, — Абрам, наконец, отвернулся от печи и сел за стол напротив Клода. Он вытер руки каким-то старым полотенцем и отложил его в сторону. — Марк не хотел меня впускать, потому что ни один здравомыслящий житель Тремолы не поверит в добрые намерения старого еврея, появившегося на пороге среди ночи.

— Но я же верю Вам, — смутился Клод.

— А я и говорю — здравомыслящий, — продолжил старик, раскладывая кашу по четырем тарелкам. — Ты, друг мой, страдаешь от видений, слышишь голоса, а недавно едва ли не силком вывез из дома двух девчушек и приволок их в мертвый район. Извини, ноздравомыслящим тебя не назовешь. В отличие от твоего друга Марка.

— Откуда Вы знаете? Про девочек… и меня, — Клод запнулся на последнем слове, и, чтобы скрыть смущение, подтянул к себе тарелку и принялся за еду. Каша оказалась удивительно вкусной.

— У города гораздо больше глаз, чем ты думаешь, а твой сосед весьма разговорчивый молодой человек, который неравнодушен к моей дочери, — закончив с кашей, Абрам поднялся и поставил горшок в печь. Затем вернулся на свое место и взял кружку с чаем. — Поверь, у меня есть причины, чтобы волноваться за здоровье девочек не меньше, чем ты.

Вдруг в голову Клоду пришла какая-то шальная, безумная мысль. Он долгим оценивающим взглядом смотрел на старика, и внутри него росло ощущение нереальности происходящего, будто все это просто продолжение его сна.

— Он Вам велел о них позаботиться, да? Лис.

Чашка выскользнула из рук Абрама и с треском разбилась о пол. Старик смотрел на Клод ошарашенно, то и дело открывая рот, но из него не доносилось ни звука. Клод, взбудораженный резким звуком, подскочил и замахал руками.

— Нет! Я не… То есть…

— Доброе утро!

Они обернулись и увидели в дверях Люси и Мари. Девочки стояли неподвижно, но на лицах их застыло неподдельное удивление. Повисла пауза.

— Садитесь завтракать, девочки, — первым нашелся Абрам, указав на свободные стулья. — Я сам приберусь.

Клод все еще стоял, не зная, куда себя деть. Все в голове смешалось и перепуталось.

— Пойду, прогуляюсь, — выпалил он и направился к выходу.

— Дяденька Клод, а как же чай? — крикнула ему вдогонку Люси.

— Посидите еще, — попросила Мари.

Абрам молчал и просто смотрел на него, будто все его вопросы, а может, и ответы тоже были не для посторонних ушей. Но Клод уже решительным шагом пересек коридор и вышел на крыльцо.

День был ясный, хотя на горизонте виднелась небольшая серая туча. Солнце пригревало, и Клоду в его сюртуке стало немного неуютно. На газоне среди кипарисов невозмутимо паслась Бусинка. Заметив Клода, она радостно заржала, но ее хозяин не был настроен ехать верхом. Быстрым шагом, будто спасаясь от погони, Клод минул ворота и пошел по дороге к городу.

Гравий приятно шелестел под ногами, теплый ветер немного развевал волосы. Клод все брел по пустынной дороге, то и дело осматриваясь по сторонам, но вокруг него на много метров простирались лишь выжженные черные поля. Где-то далеко испуганно вскрикнула ворона, в ответ ей залаяла собака, но стоило Клоду повернуться на звук, как все тут же смолкало, и он снова оставался один на один с пустыней.

Перед глазами начинало плыть. Горизонт размывался, а туча из-за него все росла и росла, но по-прежнему оставалась лишь тенью где-то вдалеке. Что-то в этой туче тревожило Клода, будто вся жизнь его была этим беззаботным безоблачным небом, но где-то далеко его неотвратимо поджидало что-то темное и злое, и встреча их была неотвратима.

Вдалеке уже показался мост. Клод с упорством человека в пустыне шел на этот ориентир, отчего-то веря, что там, на другой стороне реки, все его страхи и тревоги станут незначительны и растворятся сами собой. Подойдя чуть ближе, он заметил на середине моста фигуру и пошел быстрее.

Что-то казалось ему знакомым. То ли видение, то ли воспоминание, которое он тщетно пытался воскресить, но никак не мог вспомнить. Девушка, а это была девушка, стояла неподвижно и смотрела на воду в реке. Когда до моста осталось несколько шагов, Клод узнал Клаудию. Несмотря на предыдущие не всегда удачные попытки диалога, почему-то Клода тянуло к ней. А после истории с портретом это притяжение еще и подстегивало любопытство: почему она так отреагировала?

— Эй, Клаудия! — крикнул он, но она даже не шевельнулась. — Клаудия!

Снова без ответа. Клод, запыхавшись, остановился у подножия моста и перевел дыхание. Взгляд его не отрывался от девушки — она по-прежнему была неподвижна.

— Клая! — что есть силы крикнул он, и она — о чудо! — повернулась к нему.

Клод и сам не понимал, откуда пришла к нему мысль так ее назвать, но результат был более чем заметен: девушка резко повернулась и быстро подошла к нему. В глазах ее не было и капли дружелюбия — только удивление и злость.

— Никогда не смей так называть меня, — прошипела она. Клоду вспомнился один из вечеров, когда от одного звука этого шепота его пробирала мелкая дрожь, словно его окатили ледяной водой.

— Почему?

Темные глаза Клаудии казались почти черными. Туча на горизонте стремительно разрасталась, закрывая едва ли не половину неба, но Клод этого не видел. Что-то в глазах девушки пугало его, но и завораживало. Давно забытое ощущение поднималось в нем, но точно определить его или назвать он бы сейчас не смог.

— Клая? — невольно прошептал Клод, пытаясь дотронуться до девушки.

Но она резко одернула руку, скривившись так, будто Клод был навозной кучей.

— Не смей прикасаться ко мне! Кто ты такой…

— Но я не понимаю, — растерялся Клод. — Что с тобой? Кто ты? Почему у меня всегда такое чувство, что я знаю тебя очень давно?

Темнота разливалась по небу, и можно было подумать, что на землю не опускалась, а падала ночь. Но никто этого будто и не замечал.

Девушка резко развернулась и пошла к городу, но Клод не мог ее так просто отпустить.

— Подожди! — воскликнул он и схватил ее за руку в попытке развернуть к себе лицом. Но попытка успехом не увенчалась: Клаудия вдруг как-то вся обмякла и осела на холодные камни.

— Клая! — Клод подхватил бессознательное тело и осторожно опустил. — Клая!

— Что здесь происходит? — резкий голос раздался подобно грому.

Клод поднял голову — напротив них стоял Марк.

— Что с ней? — голос Марка звучал неестественно высоко и натянуто. — Что ты с ней сделал?!

Он в мгновение ока оказался рядом с Клодом и Клаудией и буквально вырвал тело девушки из рук друга. На лице Клаудии застыла гримаса боли и отвращения, освещаемая всполохами молний где-то далеко позади. Небо уже полностью закрылось тучами, нависшими тяжело и гнетуще в преддверии дождя.

— Клаудия! — закричал Марк, обнимая девушку и пытаясь легонько ее встряхнуть. — Клаудия, милая! Очнись же!

Но та была будто изваяние. Клод в страхе бросился прощупывать пульс, но Марк резко оттолкнул его, держа Клаудию одной рукой.

— Не подходи к ней! — кричал он все тем же высоким голосом. — Не смей к ней подходить! От тебя одни неприятности!

Клод замер. Вся ситуация начинала казаться ему смутно знакомой, и от этого становилось не по себе.

— Ты все не так понял, — начал он. — Я…

— Да мне плевать! — бросил Марк. Теперь он лишь плотнее прижимал к себе девушку, будто кто-то пытался вырвать ее у него. — Я не позволю, чтобы с ней случилось что-то плохое. Тем более такому человеку, как ты!

Клод ошарашенно смотрел на Марка, глаза которого пылали праведным гневом. Холодные капли падали на лоб и за шиворот, но их никто не замечал: Клод открывал рот и тут же закрывал, будто рыба, не находя слов.

— Я… Не понимаю… Я…

— Хватит притворяться! Хватит врать мне! Думаешь, я поверил в эти твои россказни про рисование портрета дочки мэра? Думаешь, это может хоть кого-то обмануть? Конечно, это меня не касается, все то дела давно минувших дней, но я не позволю тебе, слышишь? Я не позволю тебе втянуть Клаудию в эти игры! Думаешь, я ничего не заметил? Она изменилась со дня твоего приезда, сильно изменилась. Была какая-то нервная, какая-то дерганная, не находила себе места… А потом… Потом ты нарисовал этот дурацкий портрет в магазине, но она тебя выгнала, да! — в голосе Марка звенело торжество. — И правильно сделала! Но нет, ты всучил эту картинку Абраму, который от избытка чувств повесил ее на самое видное место. Думаешь, ей было приятно? Да она ненавидит этот рисунок! И тебя ненавидит!

На последних словах Марк задохнулся и стал жадно хватать воздух губами. Эмоции, будто цунами, захлестнули его с головой. Если бы было больше света, Клод мог бы заметить, как покраснели его лицо и шея, но темнота вокруг них лишь сгущалась, а дождь усиливался.

— Ты тоже ненавидишь меня, Марк? — тихо спросил Клод.

Тот хотел что-то ответить, но не смог. Глаза его опустились к девушке, потом скользнули по лицу Клода, а потом устремились куда-то далеко. Тяжело вздохнув, он сказал:

— Я не знаю. С тех пор, как ты приехал, я перестал что-то понимать: я знаю, в городе происходит что-то важное и это связано с тобой. Я видел, как стрелка часов дрогнула и переместилась…

— Что? — не понял Клод. — Какая стрелка? Какие часы?

— Городские, на площади, — Марк прикрыл глаза. Потом, будто очнувшись, встрепенулся, подхватил Клаудию на руки и пошел в сторону города.

— Стой! — закричал Клод ему вслед. — А с ними что не так? Они же исправно показывают время. И причем тут я? Подожди! Да куда же ты!

Но Марк не слушал его, решительно ступая по улочкам Тремолы и будто бы не ощущая тяжесть девушки на руках. Клод налегке едва поспевал за ним. Он уже достаточно ориентировался, чтобы понять, что они движутся к площади, хотя и немного окружным путем. Вскоре они оказались на месте. Хотя время было не позднее, вокруг не было ни души. Клод изумленно озирался по сторонам, надеясь увидеть босоногих мальчишек или услышать крики торговцев с рынка, но тщетно. Тишина накрыла их, будто стеклянным колпаком.

Марк остановился под часами, многозначительно глядя на Клода. Тот поднял голову к циферблату, но абсолютно ничего нового не увидел: стрелки прилежно показывали без десяти пять. Разве что сами скульптуры орла, рыбы и лиса, украшавшие башню, казались немного сдвинутыми.

— И что не так? — недоумевал он.

Марк осторожно поставил Клаудию на ноги, освобождая одну руку, чтобы достать из кармана небольшие золотые часы на цепочке. Щелкнула крышка — и циферблат развернулся к лицу Клода. На них была половина пятого.

— У тебя просто часы отстают, — пожал плечами Клод.

— Они всегда показывают точное время, — возразил Марк и кивнул на большие башенные. — Так же, как и эти. В них одинаковый механизм, он никогда не дает сбой.

— Может, заржавели? — предположил Клод.

Но Марк посмотрел на него с печальным укором, как на ребенка, отчаянно не желавшего понимать очевидную истину. Ничего не ответив, он подхватил Клаудию на руки и пошел в сторону арки, ведущей на рынок. Там, возле цветочного магазина его уже ждала лошадь, привязанная к столбу. Марк аккуратно усадил на ее спину Клаудию, сам уселся позади и не спеша поехал под арку.

Клод так и остался стоять под часами. Только сейчас он заметил, что небо в городе такое же темное, как и на мосту, только не было дождя, хотя до этого здесь всегда была ясная погода, даже если на другой стороне реки шел дождь или гуляли тучи. Слова Марка про сдвинутые стрелки казались ему абсурдными, равно как и обвинения в недобрых намерениях по отношению к Клаудии. Клод догадывался, что его друг неравнодушен к этой девушке, но разве он давал повод не доверять ему? Разве стал бы он рассказывать о своем прошлом, если бы собирался повторить нечто подобное? Во власти мыслей и переживаний, Клод стоял под часами, бездумно всматриваясь в искусно вылепленную морду лиса.

— Вот Вы где… коллега! — раздался у него над ухом голос так неожиданно, что Клод подскочил и повернулся. Перед ним, опираясь на трость, стоял доктор Мернье, согнувшийся пополам в попытках отдышаться, будто до этого он очень долго бежал.

— Вы искали меня? — удивился Клод. — Но зачем?

— Вам нужно… пойти со мной… — сказал доктор. — И как можно… быстрее…

— Но что случилось?

— Потом… Идемте…

Выпрямившись с едва различимым стоном, доктор указал в сторону, откуда пришел Клод, и направился туда. Сам Клод старался идти в ногу с врачом, и это ему удавалось куда лучше, чем в случае с Марком. Мернье прихрамывал на левую ногу и опирался на трость куда больше, чем сам того хотел, отчего мог бы издалека сойти за утку.

Клод удивился, заметив, что идет ровно той же самой обходной дорогой, что и пришел на центральную площадь, но виду не подал. Он хотел спросить доктора, куда они идут, но заметив капельки пота, выступившие у того на лбу то ли от напряжения, то ли от волнения, решил промолчать. Вскоре они оказались у порога одного из аккуратных домов, стоявших у самой набережной — окна его выходили прямо к Мориламу, а крыльцо почти сливалось с дорогой. Доктор легко преодолел две ступеньки и постучал дверь. Открыли ему практически сразу, будто ждали его прихода. Мернье без улыбки кивнул кому-то внутри и прошел в дом, Клод поспешил за ним.

В передней их встретила изнуренного вида женщина. Ее бесцветные волосы были собраны на затылке в узел, одежда была небогатая, но чистая и аккуратная, а глаза казались потухшими и безжизненными. Она бессловесно кивнула Клоду и указала куда-то вглубь дома. Густав, не дожидаясь ее знака, уже пересек коридор и скрылся в одной из комнат. Клод поспешил за ним.

В спальне, а Клод ни на минуту не усомнился, что это спальня, было темно и сыро. Из мебели здесь были потемневший от времени комод, высокое зеркало в углу и кровать в самом центре комнаты, на которой лежал человек. Под кроватью стоял тазик, от которого шел слабый, но стойкий запах рвоты, сам больной выглядел измученным и ослабленным. Занавески на окнах были плотно задернуты, отчего в комнату и днем почти не попадало света, а сейчас, при непогоде, и вовсе царил мрак. Женщина уже суетилась, зажигая свечи, но Клод был уверен, что, если бы не визит доктора, больной остался бы лежать в темноте.

Мернье опустился на постель больного, а Клод почтительно стоял за его спиной чуть поодаль. Но это не помешало ему рассмотреть волдыри на руках, лежавших поверх одеяла, а фаланга правого мизинца показалась Клоду черной.

— Ну как вы, голубчик? — ласково поинтересовался Густав. Больной в ответ застонал.

— Плохо, доктор. Ничего не помогает.

— Ну, не стоит торопиться, — доктор пошарил в карманах и вытащил небольшой пузырек. — Вот это очень хорошая мазь. Смажете ваши волдыри на ночь, а утром проснетесь как ни в чем не бывало!

— А как же жар, доктор? — спросила женщина. — Вы только потрогайте его лоб — Эмиль же весь горит!

— Спокойно, Манон, — голос Мернье звучал по-отечески ласково, и Клод даже поверил, что нет никаких поводов для беспокойства. — Скорее всего, это какая-то аллергия…

— Но у него за всю жизнь не было аллергии! — всплеснула руками Манон. — Он и не болел никогда!

Она бросила беспокойный взгляд на мужа, но тот закрыл глаза и пытался дышать ровно.

— Такое случается, — продолжил доктор все тем же мягким голосом. — Рано или поздно…

За стенкой послышались шаги, стук и какой-то звон. Манон резко обернулась на звук и сказала извиняющимся тоном:

— Это, наверное, дети. Пойду проверю.

Она вышла в смежную дверь, а Мернье повернулся к Клоду.

— Я хочу, чтобы ты осмотрел Эмиля.

С этими словами он поднялся, уступая место. Клод осторожно приблизился к больному, будто резкие движения могли ему навредить, и принялся прощупывать пульс, слушать дыхание и проверять зрачки. Все говорило о том, что Эмиль очень страдает, и мазь вряд ли ему поможет. Болезнь была тяжелая, но Клод не знал ей название — ему еще не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Едва он повернулся к Густаву, чтобы все это высказать, как вернулась Манон:

— Дети опять что-то разбили, — пожаловалась она. — Хотели подслушать, что Вы здесь скажете. Ну, как он?

— Наносите мазь, и я уверен, что Эмиль поправится, — улыбнулся Мернье. — Пришлите за мной завтра, посмотрим, будет ли должный эффект. А сейчас нам пора идти.

— Может, останетесь к ужину? — робко спросила хозяйка, но Клоду показалось, что она не слишком этого бы хотела.

— О нет, нет, — замахал руками Густав. — Нам и правда пора. Пока, Манон, Эмиль.

Он вежливо поклонился каждому и пошел к выходу. Клод отвесил один поклон для обоих и поспешил за доктором. Едва они оказались на улице, Мернье повернулся к нему и испытующе спросил:

— Ну, что ты скажешь?

Клод опустил голову.

— Я никогда еще не встречал такой болезни, — сказал он тихо, будто боясь, что кто-то может их подслушать. — Но это определенно не аллергия. Это что-то страшное.

Мернье кивнул и указал Клоду вдоль набережной, предлагая пройтись. Шли они медленно. Тучи нависли над ними так низко, что казалось, будто еще немного — и они пройдут сквозь дымчато-серую завесу. Клод ждал, когда капли тяжело опустятся на камни набережной, но дождь все никак не начинался. Доктор же с тревогой поглядывал то на небо, то на безмятежную реку.

— Я специально позвал тебя, — начал он и умолк, подбирая слова. Только сейчас Клод заметил, что доктор как-то исхудал за последнее время, побледнел и будто бы осунулся, словно сам был болен. — Неудивительно, что ты не знаешь эту болезнь. Боюсь, Эмиль болен черной лихорадкой.

Клод не сразу понял, что он только что услышал.

— Откуда Вы знаете?

— Все симптомы налицо. Болезнь еще в самом начале: его пальцы лишь начали темнеть, но боюсь, что времени все равно осталось мало.

— А как же его жена, дети? Их же надо изолировать, они все заразятся!

— Ты прав, — согласился Густав. — Но если мы изолируем Эмиля, все догадаются, что лихорадка вернулась, начнется паника…

Клод не верил собственным ушам.

— Вы что, хотите промолчать? Хотите обречь на смерть всю семью? Думаете, они не смогут никого заразить?

Мернье остановился и повернулся к Клоду. Ему показалось, что в покрасневших уставших глазах старого врача он видит слезы.

— Я не знаю, что мне делать, Клод! Не знаю! Лихорадка в любом случае распространится, так не лучше ли уберечь людей от катастрофы, пока это в наших силах? Если сейчас начнется паника, куда побегут люди? А если среди них есть зараженные, которые понесут заразу в другие города? Как врач, я должен оградить как можно большее число людей…

— И Вы собираетесь погубить всю Тремолу? — ужаснулся Клод. В мозгу его блеснула догадка. — Так в прошлый раз Вы тоже ничего не делали, да? Вы хотели, чтобы все больные умерли здесь… Вы заперли ворота?

— Нет! — доктор отпрянул так резко, будто Клод тоже был заражен. — Я… Нет! Я пытался их спасти… Да! Они сами! Сами!

Бормоча еще что-то себе под нос, он попятился назад, ошарашенно глядя на Клода, пока в итоге не развернулся и не пустился бежать, то и дело спотыкаясь о собственную трость, хотя его торопливую переваливающуюся походку едва ли можно было назвать бегом. Клод недоуменно уставился вслед доктору, пока тот не скрылся за поворотом.

— Как же так… — прошептал он сам себе со смесью сожаления и разочарования.

«Только ты можешь помочь», — раздалось у него в голове. По спине побежали мурашки, и Клод беспокойно оглянулся. Набережная была пуста.

«Он просто человек, его не стоит винить. Не каждый может спасти…»

— Но он же врач! — крикнул Клод в пустоту. — Он должен! Он поклялся!

«Клятва — это всего лишь слова».

Рядом тихо шелестела река. Поднимался ветер, но вода оставалась спокойной. Клод повернулся к ней лицом и всмотрелся в темноту на другом берегу. Как он и ожидал — через реку на него смотрели два красных глаза Белого Лиса.

«Девочки уже вне опасности. Она злится, но не становится слабее».

— Кто — она? Черная лихорадка?

«Она следит за тобой. Она снова голодна. Будь осторожен.»

— Но что я могу? Что я должен сделать?

«Ты сам поймешь. Ты должен спасти их, спасти всех, иначе прошлое вернется и сотрет город с лица земли».

— Почему я?

«Она выбрала тебя».

— Да кто она такая?! — заорал Клод что есть силы, но Лис уже растаял в воздухе, унося с собой душевное равновесие Клода. Он чувствовал, как в душе нарастает злость. От него требуют спасти целый город, но кто? Как? От кого? От всех этих загадок болела голова, и хотелось просто отдохнуть. Раздосадованный на Абрама, Густава, Лиса и целый мир в придачу, Клод поплелся к мосту.