И тогда, устав от тягостных дней невезения и печали, Инга сорвалась.

Она исступленно орет в его чуть удивленное, чуть побледневшее лицо. Она громко выкрикивает вздорные нелепые обвинения, скопившиеся внутри серым больным ядом Она почти визжит, размахивая перед ним тонкой белой рукой с обкусанными ногтями:

— Плевать я хотела на вашего кастанеду, слышите, плевать хотела! Плевать хотела на этих ваших недоделанных нагвалей! Они же психи, они же сами полные психи, вы хоть это понимаете?! Не нужно мне это, не нужно мне все это! я устала, устала! Это вы виноваты, вы во всем виноваты! Это из за вас, все это из за вас, слышите?

Вы меня сделали такой! Ненавижу, устала, не хочу! Я не хочу жить, не хочу быть такой, не хочу быть ТАКОЙ, понимаете! Понимаете вы или нет?!

Он молчит, и от этого она еще больше заводится. У него спокойное непроницаемое лицо, на котором выделяются только вдумчивые темные глаза. Умные, знающие, особенные. Глаза мастера. Он внимательно, но безучастно слушает ее крик, и она начинает сатанеть от собственного бессилия. Что ей сделать, чтобы убедить его помочь. Ведь он же может, он может, с холодной яростью думает Инга, глядя в это сдержанное, но не равнодушное лицо. Лицо единственного человека на свете, который знает, что с ней происходит и помогает ей выжить.

Инга знала–да, умереть он ей не даст. А вот сделать, о чем она раньше умоляла, а теперь настойчиво требовала… Хрен его знает, что он там себе решит! А она не может, просто не может больше выносить все это!..

От безысходности ее голос срывается, и она начинает плакать. Ее слезы текут, и их из не остановишь, и с ними вытекает ее отчаяние, ее боль, ее озлобление– и ее надежда…

А в кабинете тепло и тихо, надежно, думает она с иронией, постепенно успокаивась. Неяркий мягкий свет освещает дорогую матовую мебель, и в его свете обстановка кажется уютной, почти домашней…

Инга плачет и не может остановиться, сквозь слезы она говорит, словно жалуясь:

— Я не хочу плакать. Я не хочу жить. Я не хочу быть одна…

Она слышит его короткий приглушенный вздох, а потом мягкий участливый голос произносит:

— Вы сейчас говорите о том, чего вы не хотите. Вы это понимаете, конечно. А чего вы хотите?

Инга поднимает на него промытые слезами ясные синие глаза. Он что, смеется над ней?

У нее нет сил ни на что. Даже на свою детскую беспомощную обиду. Глядя мимо него в окно, за которым уже начинает темнеть, она глухо роняет:.

— Вы знаете, чего я хочу. Я хочу к Олегу

Мастер ничего не отвечает и теперь они оба молчат, и слушают эти интимную, заботливую тишину, которая окутала их непонимание. За окнами начинает падать мелкие сероватые снежинки, неужто первый снег, рановато пожалуй, отрешенно думает она, хотя нет, уже ноябрь. Ноябрь. Когда она рассталась с Олегом, был ноябрь. Значит, прошло уже три года…И от этой мысли ее бессилие становится удушающим и страшным. Она в который раз думает, что единственный выход для нее умереть и привычно подбирает, как когда то наряды, легкие способы ухода из жизни..

А потом она чувствует поток. Поток, сила, энергия, так она называет ЭТО про себя. Это неуловимое загадочное ощущение, невидимое глазу движение. Оно вокруг нее, внутри нее… В воздухе, пространств, во времени. Инга не знает, как это объяснить. Ее знаний, которые она насобирала, изучая биоэнергетику, йогу, цигун и бог весть что, не хватает, чтобы дать ЭТОМУ точное определение. Да и она уже и не хочет Действует-и ладно. Она приблизительно знает, что сейчас произойдет и перед тем, как Сила пройдет через нее, очищая темную накипь, она успевает подумать–он снова победил. И эта ее последняя злобная мысль, потому что пространство внутри нее и снаружи светлеет. И ей становится хорошо…

Блаженство. Нирвана. Безмятежность. Вот то, как можно назвать ее состояние теперь. Хорошо, о как же ей теперь хорошо…Она впитывает в себя эту внутреннюю тишину и безмятежность, и купается в волнах блаженного покоя. Ее плечи освобождаются от груза невидимой ноши, гордая шея выпрямляется. И вот уже спокойная величавая красавица с благосклонной признательностью королевы смотрит на мастера.

Значит, сегодня у нас так, думает она. Бывает и по другому. У мастера много всяких вариаций игры с Потоком. Иногда он направляет поток так, что из нее начинает через край переть энергия, и становится весело и легко. И тогда она сыпет шутками и радостно хохочет, быстро болтая о пустяках, и думает, что может горы свернуть А сейчас нате вам–покой. Видать, тема у нее сегодня такая…Инга смотрит на мастера и говорит чуть капризно, глубоким грудным голосом.

— Меня пригласили на собеседование, я вам говорила

— ДА? с воодушевлением, как будто услышал неожиданную, но приятную новость, спрашивает он.

Врет, думает она беззлобно. А то не знает. Он знает про нее все

Когда то она не могла в это поверить. Что такое бывает. Что не какой то там прославленный экстрасенс или гуру с мировой известностью, а, вот этот скромный обычный на вид человек, может вот так спокойно читать ее мысли. Да еще на расстоянии. сначало она не могла в это поверить. Даже несмотря на то, что сама обладает Даром. Но ее Дар другой… Поэтому Инга не хотела в это верить То что он мастер. То, что все эти чудеса происходит с ней. То, что это вообще может происходить. Так не бывает, твердила она себе Так не может быть! Потом ее начало это бесить. Ни фига себе, мало ли какую хрень подумаю? Что я, ему подотчетная что ли? Да как он смеет! ДА что он себе позволяет! А потом ей стало просто все равно. Не она это решает Да и не он.

— Да, расслаблено повторяет Инга, глядя на него немного игриво.

На самом деле ей надо, чтобы он ей помог ей, послал Силу. Тогда хороший шанс что собеседование пройдет удачно Ей ведь так нужна работа… Денег дома осталось…Она запретила себе об это думать уже давно. Но мучительная в последнее время мысль о деньгах, которых просто нет, стала теперь никакой. Не страшной и не радостной. Нейтрально, параллельно, легко подумала она словами Макса.

— У этих детишек тот еще лексикон, не в тему добавила она, но мастер понял

— Как Макс? С интересом спросил он.

Она улыбнулась:

— Такой оболтус, с материнской нежностью проговорила она.

— К этому, К ЕГЭ готовится.

Все будет хорошо, с улыбкой сказал мастер и Инга обрадовалась. Кажется, он сказал, что сын пройдет. Мастер кинул короткий взгляд на часы. Вроде незаметно, но она заметила и поднялась. Протягивая руку к сумке, благодарно подумала, слава богу, хоть у Максимуса все в порядке. Ребенок–это главное. А остальное… Ничего, я справлюсь.

Когда она уходила от мастера, она всегда была сильной. И это тоже было привычно Хоть что то привычное в ее беспокойном скачущем мире, от которого можно сойти с ума.

— Артем Витальевич, я пойду, Спасибо за то, что уделили мне время.

— Вам спасибо, что зашли. Вы же знаете, как я рад вас видеть. И позвоните, пожалуйста, после собеседования, чтобы я был в курсе, — с учтивой старомодной вежливостью произнес Артем Витальевич, подавая ей шубу.

— А то так ты знать не будешь, мелькнула у Инги нагловато озорная мысль. Вслух ее она озвучивать не стала, лишь ангельски улыбнулась и кивнула..

Снег действительно шел, даже и не снего, а так какой то намек, реденький, скучный, сероватый,

Еще не было шести, а на город опускалась давящая темная мгла.

Раньше, в ее прежней жизни, она начинала в это время обзванивать агенства, выбирая заманчивые туры куда нибудь на острова, чтобы уехать на новый год и вернутся уже в февраля. Они оба были с юга-Олег из Самарканда, она прожила все детство в Одессе,

и поэтому выносить суровую московскую зиму им было тяжело.

На все приглашения покататься на лыжах, они дружно говорили:

— Нет спасибо, мы под пальмы.

Инга поймала себя на том, что думает о прошлом без привычной безнадежной озлобленности. Да, мастер постарался, спасибо. Теперь ей хорошо И будет хорошо еще пару дней точно А потом начинается отходняк, и внутренний раненый ребенок, которого залечили и утешили, снова поднимает обиженную голову, глядя безумными глазами..

Что ж, надо пользоваться минутами и днями благодати, дарованной сейчас, чуть иронично подумала она.

Она знает, только что она с ней произошло очередное расширение сознания. И теперь ее Дар может принять новые формы…Возможно, станет проявлять себя иначе, или усилить ее возможнсти в том, что она уже умеет.

Дар… Сейчас она думала о нем даже без любопытства.

Хотя были дни и особенно ночи, когда она была готова убить себя, разорвать себя на кусочки, разбить голову о стены, лишь бы вернутся в прежнюю жизнь Когда она была обычной… Как все.

Идти до метро было некомфортно. Норковая шубка не пропускала холод, а вот легкий шарфик на шее не спасал от колючего ветра. Но хуже всего было с обувью. Тонкие осенние сапоги на шпильке скользили по образовавшейся наледи, и каблук на левой ноге противно подгибался. Только не хватало, чтобы он сломался, подумала Инга. У меня и на набойку то лишних денег нет.

Час пик еще не наступил, и Инга с удовольствием присела на свободное место Ехать ей было долго. Хотя после визита к мастера она нашла бы свободное место и комфорт для себя где угодно… После встречи с ним в ее убогом беспросветном существовании наступала короткая передышка, и все дороги показывали зеленый свет Может и с работой получится, подумала она с надеждой. Должно получиться, жить уже почти не на что.

На Тургеневской в вагон ворвалась шумная тройка нагловатых бритоголовых тинейждеров. Крепкие плечистые парни развязно раскинулись на сидении, кинув у ног черные спортивные сумки, и все об них спотыкались… Они громко гоготали и матерились, перебрасываясь репликами, привлекая к себе внимание. Люди в вагоне недовольно косились, но, как обычно, помалкивали.

Сидевший рядом с Ингой пожилой крепкий мужчина неодобрительно смотрел на них, закипая гневом, Видно было, что он с трудом сдерживает себя. Но терпения ему хватило ненадолго

— Ребята, а ну уберите сумки и прекратите выражаться, коротко потребовал он.

Парни замолчали и переглянулись. Их туповатые тяжелые лица выражали некоторое удивление тем, что кто то посмел сделать им замечание. Один из них, двухметровый голубоглазый блондин в красной спортивной куртке неожиданно вскочили двинулся к нему.

— Тебе чего, козел, надо? С явственной угрозой сказал, нависая над ним тяжедлй глыбой. Через мновение он уже ухватил мужчину за вортник пальто и рывком поднял с места. Его дружки тоже вскочили и окружили мужчину, вяли его в плотное кольцо. Инга поморщилась, от них воняло потом и пивом… А у нее так обострялось обоняние после визита к мастеру.

Мужчина растерялся. Его лицо покраснело от страха и раздражения, но он упрямо повторил:

— Говорю, сумки уберите! и пркратите материться. Не видите, здесь женщины и дети

Резким движением спортсмен дернул его к себе, и теперь сверлил холодными голубыми глазами.

— Ты, бля, мне, бля, указывать будешь? Громко сказал он.

Обстановка в вагоне сразу. накалилась. Люд напряженно замерли, испуганно поглядывая из под опущенных глаз… Понятно было, что эти трое рвутся кому нибудь набить морду и сделают это с удовольствием, лишь бы дать волю затаенному жестокому зверю внутри. Инга удивилась про себя, что оказалась в такой неприятной обстановке. А как же блаженное состояние покоя, которое ей полагалось еще какое то время? Но думать уже времени не было. Надо было спасать. Она встала и с очаровательной улыбкой дотронулась тонким белым пальцем до инфантильного быка в красной куртке.

— Молодой человек, вежливо, но требовательно сказала она. Саша. мелькнула быстрая мысль, его имя Саша.

Саша медленно перевел на ее мутный тяжелый взгляд. Перед ним стояла светловолосая, красивая женщина в длинной белой шубе. У нее были ясные синие глаза, и она смотрела на него со спокойным неодобрением

Почему то, глядя на нее, он сразу вспомнил детский мультфильм про снежную королеву. Когда то он любил этот мульт до одурения и снова и снова просил бабушку поставить его. Бабушка соглашалась, как почти со всеми его просьбами и бежала на кухню заваривать чай, чтобы потом не отвлекаться. Уютно усевшись на старом клетчатом диване, они вместе смотрели сказку, а из кухни пахло сладкими запахами корицы и и теста. Бабушка всегда говорила, что он похож на Кая, такой же красивый и умный, только добрый и ласковый, и целовала по одному его маленькие пухлые пальчики. Она обожала своего единственного внучека Сашеньку, и кормила фруктами, куриным супчиком и потрясающими ватрушками с джемом. Давно это было…

Бабка померла, отец спился и бросил их, а мать стала дешевой тупой шалавой, которая потихоньку от него приводит в дом всяких козлов.

Вернее, раньше приводила–пока он не уделал до полусмерти последнего, хлипкого строителя таджика.

Так почему эта женщина, стоявшая перед ним, так напоминает ему снежную королеву? Может особенными синими глазами, холодными, и безжалостными?

А ведь она по настоящему опасна, вдруг понял подумал он с испугом, надо бежать, бежать. Но стоял как вскопанный–двигаться он не мог.

А потом что то случилось и ее синие глаза стали наполнятся светом. Лучи белого света исходили от нее и пробивались к нему, белые сияющие лучи. Белый Свет соприкасался с ним, дотрагивался до него, аигрывал с ним.

Вибрирующая световая волна врывались в его сознание, пробивая холодную застывшую глыбу, которая он не осознавал, но которая отделяла его от того прекрасного и живого, что таилось внутри него. Свет превращался внутри него в могучий очистительный поток, который сметал все больные преграды мечущегося ума, Свет очищал его. Он освобождал для праздника и счастья.

Саша чувстовал пронзительную сладкую боль, и ему хотелось, и смеяться и плакать.

От этой женщины исходила завораживающая сила, которая могла повелевать и миловатьУ нее был волшебный исцеляющий дар, которым она теперь щедро делилась с ним. Ему хотелось опуститься перед ней на колени или совершить какой нибудь подвиг, стать по настоящему сильным и благородным. Каем или кем нибудь еще–лишь бы она полюбила его! И словно поняв его мысли, прекрасная королева чуть улыбнулась ему как преданному отважному рыцарю.

Из глаз Снежной королевы ушла ледяная безжалостность, и они казались удивительно ласковыми. Они были теперь бесконечно добрыми, лучистыми, всепонимающими и нежными. Они выдели в нем что то такое, чего он сам давно уже не видел в себе, его лучшую нетленную сущность.

Ему стало жарко и весело, и перед его глазами начали появляться яркие забавные картинки из раннего детства. Он совсем маленький и мама в нарядной голубой кофточке держит его на руках, и целует его пушистые мягкие волосики и от нее так хорошо пахнет, чем то родным и теплым…

Он вдруг с радостным удивлением вспомнил, что в детстве хотел иметь свою кофейню. Такую прикольную кофейню для детей, с постоянным показом мультяшек на широком экране, и официантами, одетыми в костюмы персонажей детских фильмов, ну типа черепашек ниндзя или Белоснежки и семи гномов. И меню чтоб там было бы специальным детским, с забавными названиями, ужасно вкусным. И главным блюдом бабушкины ватрушки и пончики с шоколадной крошкой. Дети бы могли приходить туда на весь день, вместе играть, разговаривать, собирать пазлы. Они могли бы там, оставаться одни без взрослых и там бы из никто бы не обидел!. Еще он хотел поставить во всю длину зала длинные красные столы для рисования и — и чтобы всем нашлось место за этим столом!

Как же он мог забыть про это, он ведь даже эскизы рисовал, придумывал название для кофейни. Хотел учиться на ресторатора, а пошел куда…

Все эти мысли проносились в его голове, пока Саша молча смотрел на нее. Свет, льющийся из этих глаз, приводил его в состяние радостного совершенного экстаза. Он был счастлив как никогда

Вагон замедлил скорость, подъезжая к станции, и. остановился. Женщина, продолжая держать ухоженный белый пальчик на его плече, произнесла странные слова

. — Выход есть.

Глядя на него серьезно и дружелюбно, она кивнула в сторону открывшейся автоматической двере. Повинуясь ее желанию, парень поднял сумку и решительно вышел из вагона. Его интеллектуальные дружки, ошеломленно матерясь, выскочили вслед за ним, и теперь растерянно стояли рядом.

Поезд уже двинулся, а он все продолжал смотреть на нее сквозь стекло. И видел, теперь она смеялась, как озорная веселая девчонка. Как будто она его подружка или доверчивая маленькая сестра.

И ее красивые яркие губы медленно, чтобы он понял, повторили те же самые простые слова–выход есть.