От голода, сопровождавшего мои первые шаги на сцене, до успеха, пришедшего под конец, лежит долгий путь, отмеченный упорным трудом, со всеми его злоключениями и трудностями. Что было причиной моего успеха: случайность, судьба, моя счастливая звезда, защита Всемогущего или, может быть, что‑то еще, о чем я даже не догадываюсь? В конечном счете, я сумел обойти все подводные камни и избежать провала. Что я могу сказать о своем успехе? В этом мире далеко не все устроено справедливо, поэтому я всегда терпеть не мог говорить о нем, считая неприличным хвастать своими путешествиями и выставлять напоказ те преимущества, которые давал мне статус «знаменитого шансонье». Не будем говорить о том, что поначалу я потерял голову от происходящего, мое «эго» и мои притязания так раздулись, что приобрели форму и размеры «роллс — ройса», однако достаточно скоро я осознал всю суетность подобных вещей. Сегодня, после шестидесяти девяти лет усердной и честной службы на артистическом поприще, мне кажется разумным снять концертный костюм и убрать его на полку воспоминаний, чтобы иметь возможность посмотреть на все со стороны. Я не буду устраивать прощаний, просто стану появляться на сцене все реже и реже. Публика не торопилась принять меня, вот и я уйду медленным, очень медленным шагом — не хочу, чтобы она подумала, что, добившись успеха, я ухожу, не обернувшись. По правде говоря, это не такой уж легкий уход: сцена всегда была для меня самым любимым местом, а публика — частью моей семьи. Они дали мне все, но и я ради них пожертвовал многим и никогда не сожалел об этом, ведь мы остались верны друг другу.

И тем не менее в отличие от многих моих товарищей, я бы не хотел умереть на сцене. Не понимаю, что в этом может быть хорошего. Боюсь даже представить себе, как, выкрикнув последнюю ноту, валюсь на сцену и лежу в нелепой позе, с перекошенной рожей, являя зрителям не самый лучший свой образ, потому что вид у меня будет такой же хреновый, как сама смерть. Если бы я мог быть уверен, что упаду сразу, весь такой прямой и прекрасный в последние мгновения своей жизни, да не прорычав что‑то в микрофон, а прошептав цитату из какого‑нибудь литературного произведения, и последние звуки моего голоса эхом разнесутся по всему залу, усиленные операторами на звуковом пульте, а прожектор, следующий за мной, после этих слов закроется, как великолепный ирис, тогда я согласен! Но, поскольку есть некоторые сомнения, предпочитаю, если Богу это будет угодно, тихо угаснуть дома, в своей комнате стиля Наполеона III, в окружении детей, их детей, детей их детей и, почему бы и нет, еще и детей детей их детей, в общем…

Я не претендую на звание самого известного покойника кладбища Монфор — Ламори, где приобрел прекрасный склеп на двенадцать человек. Если потесниться, там поместятся даже четырнадцать. Нет, я уже сочинил себе эпитафию: «Здесь покоится самый старый из обитателей кладбища». И когда я говорю «старый», то это значит старый, ну совсем старый, с морщинами и волосами, посеребренными сединой, с изможденным лицом, но ясным умом и живым чувством юмора, а еще с когтями для того, чтобы как можно дольше цепляться за эту чертову жизнь, которая, если кто‑то не убедит меня в обратном, пока что остается наилучшим из всего, что я знаю.

Самые радостные моменты я испытал, стоя перед зрителями, самыми светлыми минутами жизни обязан своим близким, друзьям и сцене. Сцена позволила мне встретиться со всеми, кем я восхищался, будучи ребенком, когда мы с Аидой прогуливали школу ради походов в кино. Это были Чарли Чаплин, Мишель Симон, Гарри Баур, Виктор Буше, Даниэль Дарье, Шарль Буайе, Луи Армстронг, Рэй «Шугар» Робинсон, Арлетти, Дэни Кей, Дамиа, Бет Дэвис, Клодет Кольбер, Лоретта Янг, Норма Шерер, Марсель Паньоль, Жак Превер, Жан Кокто, не говоря уже об актерах, певцах, авторах песенных текстов, композиторах, писателях, художниках и скульпторах моего поколения. Я сознаю, что мы всегда равняемся на тех, перед кем преклоняемся, общаясь с ними в жизни или наблюдая на экранах кино. Поэтому считаю, что я — конечное творение всех тех людей, которые, сами того не ведая, «слепили» меня. Я не собираюсь этого отрицать и храню в душе чувство бесконечной благодарности к каждому из них.

Сегодня, если мне случайно доводится посетить те страны, города или деревни, где я бывал по ходу жизни, то мне на память приходят имена, лица, ситуации. Воспоминания эти могут быть печальными или веселыми, но к ним всегда примешивается легкий оттенок грусти. Но не мысли о прошлом причиняют мне боль, расстраивает то, что знакомые места выглядят уже не так, как прежде. Й тогда я замечаю, что начинаю рассказывать своему спутнику или спутнице: «Здесь было… там я познакомился… там я делал…», а сам при этом думаю: «Хватит приставать к людям со своим прошлым». И тем не менее продолжаю опять и опять, потому что на самом‑то деле рассказываю эти истории самому себе. Нам бы хотелось, чтобы все, что мы видели и знали, оставалось неизменным, чтобы люди оставались в том же возрасте и с теми же лицами, что и прежде, так ведь это невозможно!

Прошлое — великолепная чернильница для того, кто предается письму.

Армения была государством, расположенным на перекрестке всех дорог. Через нее прошли многочисленные войска, караваны, следующие по «шелковому пути», многие народности, она знала различные религии, языки и культуры. Мало — помалу она начала усваивать западноевропейский образ жизни: сначала в III веке нашей эры официально признав христианство государственной религией, а затем усадив на свой трон французского принца. На нацию, с одной стороны, оказали влияние обычаи и нравы соседних государств, а с другой — те, что оставили после себя союзы времен крестовых походов. Так что я — дитя этих двух культур. Как и эту страну, меня с самых ранних лет захватило, пронзило и покорило влияние нескольких укладов жизни. Я впитал в себя все, что земля предков могла мне дать в области музыкальной и поэтической, классической и народной, вместе с элементами культуры русской, еврейской, цыганской, арабской, армянской, а затем — французской, испанской, американской… Когда меня спрашивают, кем я себя ощущаю в большей степени — армянином или французом, на это может быть только один ответ: на сто процентов — армянином и на сто процентов — французом. Я — как кофе с молоком: когда оба ингредиента смешаны, уже невозможно отделить один от другого. Влияние армянской и французской культур, к которому добавились и другие, очень много дало мне и независимо от меня самого сформировало мой индивидуальный стиль. Если другим приходилось тратить силы на их изучение, то у меня они уже были заложены в генах. Поэтому, невзирая на многочисленные разочарования и трудности, которые я испытал, этот «космополитический» багаж оказался для меня большой удачей. Если человек с рождения знает два языка и каждый день слышит, как рядом с ним говорят еще на двух или трех других, то в этом, по всей видимости, и заключается секрет быстрого освоения новых языков и интереса к культурам других народов.

От Москвы до Нью — Йорка, от Рио‑де — Жанейро до Сингапура, от Парижа до Сиднея я избороздил весь мир вдоль и поперек, неоднократно совершив кругосветные путешествия, постоянно испытывая жажду видеть неизведанные страны, изучать все новое, знакомиться с новыми народами, языками, религиями, укладами жизни. Я научился терпимости и пони — манию, научился не осуждать и тем более не поучать. Повидав так много, я тем не менее думаю, что еще ничего не видел жажда открытий живет во мне, она неутолима.

У всего есть конец, но не могу решиться написать это слово. Пусть жизнь сама сделает это за меня…

Шарль Азнавур Прошлое и будущее

ВЫПУСКАЮЩИЙ РЕДАКТОР Л. В. Савченко МЛАДШИЙ РЕДАКТОР Ю. Р. Камалова ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР С. А. Виноградова ТЕХНОЛОГ С. С. Басипова ОПЕРАТОР КОМПЬЮТЕРНОЙ ВЕРСТКИ А. В. Кузьмин ОПЕРАТОР КОМПЬЮТЕРНОЙ ВЕРСТКИ ОБЛОЖКИ И БЛОКА ИЛЛЮСТРАЦИЙ П. В. Мурзин КОРРЕКТОР Л. М. Камалова

Подписано в печать 16.07.2004 Формат 60x90/16 Тираж 5 000 экз.

Заказ № 3782

Издательство «Вагриус» 125993, Москва, ул. Правды, д. 24

Отпечатано с готовых диапозитивов во ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14