Марк Азов
Ковчег «Ной»-2
Жара стояла под 40 градусов, и солнце при этом не пробивалось сквозь завесу серой пыли. Хамсин. Все окна задраены, кондиционеры надрываются. На улице редкие прохожие в майках и шортах, девочки с голыми пузиками.
А тот, кто вырос в дверях, был упакован в черный шерстяной костюм, в рубашке с твердым воротничком и манжетами, при галстуке и застегнут на все пуговицы.
— Не узнаете? Я Коля.
И, правда, Коля — каскадер из киногруппы, с которой мы снимали в горах… В жизни бы не узнал его в этом, несгибаемом костюме.
— Коля, ты что, с Луны свалился? В такую жару и в таком виде!
— С Луны — не с Луны, но оттуда сверху. Я же разбился. Вам не говорили? Упал неудачно с лошади и разбился.
— Слава Богу, не до смерти.
— Какой там не до смерти? Похоронили, как миленького.
Что он несет?..
— Я же сказал, я к вам оттуда, — повторил он, — с того света. Не верите?
Мой взгляд упал на его обувь. Ноги в матерчатых белых тапочках. В костюме, при галстуке и в белых тапочках! Какие еще нужны доказательства?
— Когда направляли сюда к вам, вернули со склада весь прикид, в котором хоронили, — объяснил мне покойный Коля, — для конспирации: чтоб не отличался от живых.
— Твое счастье, что хоронили тебя там в Москве, а не у нас в Израиле, а то шел бы, завернутый в саван… Всех прохожих распугал.
— Значит вы мне верите?
— А что мне остается?
— Я по вашу душу пришел.
— Уже?
— Нет, вы меня неправильно поняли.
— Ладно. Не надо мне утешений. Я знал, что этим кончится. Все там будем.
— Кроме вас. Вам сделали исключение, скажите мне спасибо.
Я ничего не понял, кроме того, что мы стоим в дверях.
— Прости, Коля! Я как-то не сразу врубился: не каждый день у меня гости, с того света. Садись, Коля, к столу. Да сбрось ты свой маскарад. Вот тебе шорты, футболочка. У меня в холодильнике «Абсолют» завалялся как раз к такому случаю. Маслины тебе какие открыть: зеленые без косточек или черные?
Как будем пить — не чокаясь?
— Через раз. Когда за ваше здоровье, чокнемся, а когда за мое… Хотя какое у меня здоровье может быть?.. Давайте сразу к делу. Там у нас в Небесной канцелярии приняли одно решение на высшем уровне: устроить Потоп, Второй Всемирный. Открыть вентиля, пустить воду и смыть человечество к едрене фене с лица Земли, — после чего меня направили лично к вам.
— А я причем? Я им кто, водопроводчик?
— Вы бы сначала спросили, зачем им, вообще, понадобился этот потоп?
— Ну и зачем?
— Прогресс тут у вас пошел в обратную сторону. Человечество возвращается к допотопному состоянию. Только-только на Западе люди пришли к выводу, что жизнь лучше смерти, как с Востока пошли в наступление любители смерти. У западных больше самолетов и ракет, но они гуманисты: бомбят и плачут. А восточные говорят: «мы любим смерть больше, чем вы жизнь». Потому им победа обеспечена. Так что зря тянуть, кровь проливать, делать друг другу больно? Вот и решили прибегнуть к этой, как ее? Эвтаназии.
— Утопить нас всех, как котят, чтоб не мучились?
— Именно так. Вы все правильно поняли.
— Не все.
— А что еще?
— Все-таки причем здесь я? Почему именно ко мне тебя прислали?
— Я случайно оказался в кабинете во время летучки, когда ангелы слетаются… У меня должность такая: собирать со стола во время заседания пустую посуду. Собираю, а у них в это время выплывает наружу этот…, который всегда выплывает, еврейский вопрос. Главный вдруг вспомнил, что у него договор с евреями. Он в свое время поклялся вашему Аврааму, что евреи — его избранный народ. Ну и толкнул спич в защиту евреев. Он сказал, что за две тыщи лет после разрушения храма в Иерусалиме христиане и мусульмане только то и делали, что воевали, а евреи сидели тихо. Мусульмане истребляли неверных, христиане огнем и мечом обращали в свою веру, а евреи сидели тихо в ожидании погрома и никому не предлагали идти в евреи. Христиане провозглашали любовь к ближнему своему, евреи — «око за око и зуб за зуб», но христиане сжигали евреев на кострах инквизиции, а евреи… ну, в крайнем случае, окулисты и зубные врачи. Вот вам и око за око и зуб за зуб. Максимум и то и другое за деньги. Чтобы разозлить евреев и заставить взяться за оружие, понадобилось уморить в газовых камерах и расстрелять во рвах шесть миллионов еврейских детей, стариков и женщин.
— Значит, нас топить не будут?
— Будут, не беспокойтесь. Но есть один нюанс. Евреям разрешено построить ковчег, как при первом потопе, поместить туда несколько пар…
— Чистых и нечистых?
— Только чистых! С хорошей генетикой и способных к размножению. С тем, чтоб, когда вода спадет, вышли из ковчега и наплодили нам новых евреев. Тут и возникла ваша кандидатура.
— А других на земле нет праведников?
— Праведников вы сами найдете для ковчега. Но кто-то же должен этот ковчег построить.
— Да я гвоздя не могу забить, чтоб не попасть по пальцам! С чего это вдруг на меня пал выбор?
— Вы слушайте, не перебивайте. Второй потоп — не то, что первый. Всех так просто не утопишь, уже понастроили кораблей, всяких яхт и лодок, люди набьются, как сельди в бочки, и всплывут, как пробки. Поэтому особым совещанием принято техническое решение не просто налить воды, а устроить бурю. Чтобы вода неслась со скоростью, и суда разбивались вдребезги о вершины гор и небоскребов, которые специально оставят торчать.
— А ковчег?
— Вот именно, а! Все так и сказали: а какой должен быть ковчег, чтоб выдержать все это безобразие?.. И тут я бросил собирать посуду, вмешался в дискуссию и говорю. «Может, это не мое дело, — говорю я, — но когда мы снимали фильм в горах, с нами был автор сценария. На кой, извините, хрен он там был нужен, я до сих пор не знаю, но он в своем сценарии написал, что мальчик и девочка — герои фильма сплавляются по горной речке на плоту. А горная речка там была такая, что только в гробу по ней можно сплавляться. Течение сумасшедшее, и камни торчат, как у акулы зубы. Стоит натолкнуться — и плот в щепки. А мы, между прочим, конные каскадеры. Джигитовка, да, а в этом водном слаломе что мы можем понимать? Построили плот на берегу, посадили детей и укачиваем с двух сторон. Оператор снимает, режиссер матюгается, потому что получается заведомый брак, выброшенная пленка. И тут этот обесбашенный автор сценария, как ляпнет: „Плот должен быть круглый, тогда он будет непотопляемый и неразбиваемый“ Мы обалдели — это ж только круглый дурак может придумать круглый плот. Но у нас была камера от трактора „Беларусь“ — большая и толстая, когда надутая. И вот он предложил сплести в этом бублике днище из веревок и посадить туда оператора с кинокамерой. Камера крутится на воде, черт ее не перевернет, и все камни она мягонько объезжает, оператор вопит, но снимает. И вы бы видели, что получилось на экране. Плот качается, дети смотрят, выпучив глаза, а берега вращаются чертовой каруселью. Обалденный экстрим. И никто не пострадал, только у оператора жопа мокрая».
Я уже начал догадываться, куда ведет меня Колин рассказ.
— И тебя послали ко мне, чтоб я строил круглый ковчег.
— Точно.
— Но он же неуправляемый.
— А у Ноя был управляемый? Лишь бы всплыл, не перевернулся и объезжал препятствия, как та камера от трактора «Беларусь». А, когда вода осядет — и круглый ковчег сядет, где Бог даст сесть. Понятно?
— А как его построить, круглый корабль?
— Ну, это уж пусть инженеры думают. А вы изобретатель, вам место в ковчеге обеспечено, а мне пора, — Коля тяжко вздохнул, сглотнул «на посошок» остатки «Абсолюта» — вы уж меня не подведите. Я Богу слово дал: «Ей богу, чтоб я сдох, если он не наберет настоящих праведников, самых порядочных людей, которые и корабль построят, и выдержат плаванье, и выведут новую популяцию евреев!»
Сказал и вознесся. Только белые тапочки мелькнули в окне. А окна у нас забраны решеткой. И решетка даже не дрогнула, что меня окончательно убедило — все это не глюки от перегрева, а Коля, таки да, являлся с того света
Но ему хорошо. Что с него взять, с покойника? А я, выходит, вызвался строить ковчег, на свою голову. Из чего их, вообще, строят, ковчеги? Ной строил из дерева гофер. Что за дерево? Где оно растет? Может, уже и нет в природе такого дерева. Зато есть интернет. Полез и выяснил: акация. Растет во дворе, у меня под окном. Но как из нее сварганить круглый ковчег?.. Смотрю и думаю. А уже люди звонят по объявлению. Я же дал объявление, что ищу праведников на предмет спасения от Всемирного Потопа…
Сперва пошли безымянные звонки. Спрашивали, сколько я хочу за свои услуги? Я отвечал: праведникам бесплатно. Тогда они задавали вопрос: бесплатно, это сколько? Я отвечал — нисколько. И тогда они спрашивали: можно ли это самое «нисколько» расписать на несколько платежей, чтоб не сразу? Я разозлился, сказал, что не верю в их праведность, потому что они задают такие вопросы. На что мне ответили: наоборот, это они не верят в мою праведность, потому и задают такие вопросы. Тогда я сказал, что телефон отключаю, и буду беседовать с праведниками лишь с глазу на глаз.
Пришли сразу трое… с бейсбольными битами. Сказали, что будут меня защищать от других таких же вооруженных праведников, только я должен делиться с ними бабками.
Пока я втолковывал мальчикам, что у меня бабок нет — здесь не дом престарелых, они мне оставили лишь обломки мебели и расколотый унитаз.
Следующий посетитель был больше похож на праведника: не вооруженный и, на первый взгляд, не опасный, но упорно домогался ответа, где взять справку о праведности: в муниципалитете или у психиатра? Интересовался льготами, положенными статусу праведника. Сколько праведник платит за воду, электричество и канализацию? Есть ли скидки по налогообложению? Полагается ли праведникам бесплатный проезд на городском транспорте?
Я мог ответить только на последний вопрос: если ковчег считать городским транспортом. Но делового праведника мой уклончивый ответ не устроил. Он заявил, что найдет себе ковчег понадежнее, на моем, слава богу, свет клином не сошелся, и ушел не прощаясь.
Третий стал расстегивать штаны. Я замахал на него руками, сказал, я и так верю, что вы еврей… Но, оказалось, ему нужен венеролог, он просто ошибся дверью.
Наконец, мне повезло, пришел настоящий праведник. Это сразу бросалось в глаза. Он был увешан детьми с ног до головы. Старший сидел верхом и пришпоривал папу. Двое поменьше размещались в локтевых сгибах обеих рук. А самые мелкие использовали его ноги как средство передвижения — переставляя ноги, он переставлял детей. Отца вообще было бы не видно, если бы не нос, торчавший из грозди орущих головенок. Такой нос мог бы послужить моему ковчегу килем или, на худой конец, рулевым веслом.
Но он сходу смешал все мои технические соображения:
— Я пришел сообщить, чтобы вы на меня не рассчитывали! — прокричал он сквозь детский хор. — Есть люди, которые больше нуждаются. У Цили Ароновны, муж перенес инсульт. Вообще, это беспомощные старики: ему 85, ей 78.
— А как же они будут размножаться? Мне надо, чтобы праведники размножались.
— Жаль, хорошие люди. — Расстроился праведник и ушел.
После ухода многодетного праведника стало непривычно тихо в доме. Но не надолго. Приехали двое мужчин и одна девушка.
— На какие деньги вы собираетесь строить ковчег? — спросил первый.
— Учреждаем фонд, — сообщил второй, не дожидаясь ответа.
— Какой заказывать штамп? — поинтересовалась девушка.
— «Ковчег Н-2» — Ной второй.
Уехали и открыли. Нашли спонсоров, собрали круглую сумму, которая ушла на аренду помещения и зарплату президента, вице-президента и пресс-секретарши фонда, после чего меня пригласили в полицию. Я подумал, открылись их финансовые махинации, но, выяснилось, что я, оказывается, поди знай, пытался изнасиловать ту самую пресс-секретаршу. Пока они ищут следы моего ДНК на ее нарядах, с меня взяли подписку о невыезде и отпустили домой…
А там собрались кандидаты в праведники и митингуют в мое отсутствие
Я к ним с вопросом:
— Как теперь быть, если у меня подписка о невыезде?
А они — с ответом:
— Это как раз кстати! Мы себе нашли другого руководителя проекта. Он большой ученый, член-перечлен различных академий, доктор-передоктор разнообразнейших наук профессор престижнейших университетов, лауреат сногсшибательных премий и прочая, и прочая…
— А он, извините, еврей?
— Какое это имеет значение?! — возмутился сам носитель всех этих титулов, который скромно присутствовал во главе угла. — Мы же не расисты. Я, допустим, еврей по происхождению, но гуманист по убеждениям, и я уверен, что в спасении от потопа в большей степени нуждаются палестинцы, страдающие под гнетом нашей еврейской оккупации.
Я пытался сопротивляться:
— Господь Бог поручил мне спасти по возможности генофонд еврейской нации… а не какой-либо другой!
Но он в диспутах не то, что я, — профи.
— Во-первых, существование Бога не доказано, — говорит, — во-вторых, Бог мог и не подозревать, что имеет дело с самозванцем, лжеученым и плагиатором.
— Это вы о ком?
— О вас, уважаемый! Вы не ослышались. Я привык говорить правду в глаза оппоненту. Вы присвоили чужую интеллектуальную собственность. Круглый ковчег уже сорок столетий тому назад был изобретен человеком по имени Атрахасис, который сплел его из тростника, о чем написано клинописью на глиняных табличках, найденных археологами.
Его эрудиция отправила меня в нокдаун. Поди знай, что не я один такой умный?
Воспользовавшись моим замешательством, многочлен академий, ввел в состав экспедиции пару обиженных палестинцев. Пара состояла из пяти человек: господин Касем аль-Касем и четыре его жены.
При этом известии в фонд «Ковчег Н-2» посыпались деньги из стран милосердной Европы и США, да и бедный Касем аль-Касем не остался в долгу — продал сеть своих супермаркетов и оливковые рощи. В результате, ковчег, таки да, был построен. Громоздился посреди двора, похожий на огромный барабан.
Накрапывал дождь, небывалый в середине июля, он все усиливался, и уже струи ливня барабанили по палубе ковчега. Все еще не хотелось верить, что мир наш погружается в небытие и вместе с ним я и моя подписка о невыезде.
Сквозь залитое слезами окно, я смотрел, как на борт ковчега по длиннющему трапу поднимались производители будущего человечества. Ученый многочлен- гуманист с молодой женой, две пары нечистых на руку основателей фонда «Ковчег Н-2» с подружками, недонасилованная пресс-секретарша с бой-френдом, угнетенный Касем аль-Касем с четырьмя женами и дама с собачкой. Дама наотрез отказывалась всплывать без собачки. Плакала, умоляла, предлагала высадить мужа из ковчега, а собачку взять на его место. Собачка была ростом выше дамы, если станет на задние лапы (собака, а не дама) Старый пес, глухой и одноглазый, который, казалось, разучился лаять, молча шел за дамой, путаясь в хвосте. Но из всех вышеперечисленных этот пес — единственное лицо, достойное занять место в ковчеге, потому что был заслуженным ветераном пограничных войск Израиля: на КПП вынюхивал взрывчатку. И многие из нас обязаны ему жизнью.
Ливень усилился, просторные шелковые платья жен Касем аль-Касема намокли, облепили фигуры, и я заметил подозрительное отсутствие талий. Наверно беременны, — подумал я поначалу. — Первыми дадут потомство, когда Земля обсохнет, и объявят ее своею, а евреев снова — оккупантами.
И тут залаяла собака… Впервые за много лет у отставного пса прорезался голос, он щедро облаивал жен Касема, и до меня, наконец, дошло, чем опоясаны талии восточных красавиц…
Продолжение не следует.