Они сели на прежнем месте — это подтвердили приборы, хотя ландшафт вокруг был совершенно новым: ни травы не увидел Филипп, ни полосы леса, ни строений.

Он ступил на сухую, каменистую поверхность и поднял шлем; в лицо ударил жар, дышать сразу стало тяжело, как в какой-нибудь раскаленной земной Аравии в самую лютую полуденную пору. В памяти Филиппа мелькнуло воспоминание о тенистом озере, затерянном среди далеких лесистых холмов Зеленой Гривы.

Огибая каменные глыбы, до которых было не дотронуться — так их накалило местное солнце, Филипп двинулся в ту сторону, где раньше виднелись за деревьями белые кубические дома. Сначала он шел неуверенно — растерянность, оторопь сковывали каждый его шаг, но беспокойство все возрастало, и он зашагал решительнее, а потом побежал, лавируя между камнями, спотыкаясь о них и раздирая одежду.

Вид его, поведение его теперь никак не вязались с присущими образу опытного разведчика-трансцедента: если бы в Главном Управлении узнали об этом, то сделали бы малоутешительные выводы. Но Филиппа сейчас это не заботило — он был весь во власти слепого, раздирающего смятения.

— Доми! — кричал он. — Доми! — И пытался пропеть это имя, потом снова переходил на крик.

И вот что-то вокруг внезапно переменилось. Помягчел свет, стала быстро спадать жара. Филипп увидел себя привалившимся к щеке огромного валуна; перед ним изгибалось плоское русло высохшего ручья, а за ним, на островке зелени, под ветвями пышного дерева возвышалось сооружение, напоминающее шатер. Вот полог его отодвинулся, и вышла Доми. Филипп задыхался.

— Зачем ты так бежал? — певуче произнесла Доми и улыбнулась. — Такое нетерпение! Не нужно опережать события, во всем должна быть последовательность.

— Доми, — хрипло повторял он, и губы кривились в беспомощной улыбке. — Доми…

Она совсем откинула полог, и Филипп увидел в глубине шатра нагого юношу — голубое тело его было обвито гирляндами цветов, у ног его лежал древний музыкальный инструмент, какие Филиппу доводилось видеть в музейных альбомах.

— Я люблю его, — нежно сказала Доми. — Но ты не огорчайся, потерпи. Сейчас я помогу тебе.

Филипп почувствовал себя оглушенным.

— Нет! — закричал он, не слыша своего голоса. — Нет! Не делай мне не больно! Не надо…

Доми, по-прежнему мягко и тепло улыбаясь, что-то говорила, что-то, по-видимому, успокаивающее, утоляющее, обнадеживающее, но он не услышал слов. Последним его ощущением было, что он проваливается в голубой, вязкий туман…