— Вы переживете потерю двух сотен?
— Не разорюсь, если вы об этом.
— Именно об этом.
Сдвинув старую бесформенную шляпу на затылок и засунув руки глубоко в карманы, Декок быстро шагал по пользующемуся дурной славой амстердамскому Кварталу красных фонарей. Явно непривычный к подобной атмосфере Юст Хофман с трудом поспевал за инспектором — на каждые два шага Декока ему приходилось делать три.
— Говорю вам, господин Декок, эти двести гульденов для меня не так уж важны. Проживу и без них. Я лишь надеюсь, что вы сумеете разгадать тайну моего бумажника. Для меня это куда важнее!
Декок одобрительно кивнул.
— Выпить не желаете?
— Еще как! — обрадовался Хофман. — После такой-то встряски!.. Честно говоря, вы заставили меня изрядно понервничать. Я и впрямь поверил, что вы на полном серьезе подозреваете меня в убийстве!
Инспектор покосился на торговца сыром.
— Между прочим, пока что я не изменил своего мнения.
Слегка ошарашенный Хофман едва не прикусил язык.
На углу Барн-алли Декок вошел в бар, сделав знак бизнесмену следовать за ним. Легким движением, свидетельствующим об изрядной практике, Декок взгромоздился на высокий табурет у стойки.
В баре было необычно тихо, лишь в дальнем конце зала компания завсегдатаев играла в карты. Слева от стойки, распластавшись на столике и шумно всхрапывая, дремал пьяный. Все остальные знакомые Декоку лица сегодня разбрелись по домам: Рождество празднуют даже преступники и маргиналы.
При виде инспектора Малыш Лоуи тотчас извлек из-под стойки бутылку отличного французского коньяка.
— Как обычно?
— Угу.
Обслужив Декока, Лоуи вопросительно посмотрел на Хофмана.
— А вас что-то не припомню. Первый раз пожаловали?
Декок насупился.
— Отстань от него, это мой коллега из Гааги, — солгал он. — Мог бы и сразу догадаться — хотя бы по тому, как он одет.
Отступив на шаг, Лоуи принялся внимательно разглядывать Хофмана.
— Что-то мелковат будет, — недоверчиво прищурился он. — Я хотел сказать, для детектива.
Декок усмехнулся.
— А вот у полиции Гааги на этот счет никаких возражений. Знаешь, со всеми этими правительственными заморочками и кучей посольств начальству только и думать об одежке.
— Ну да, ясное дело, — буркнул так и не поверивший ему до конца хозяин бара и с сомнением посмотрел на Хофмана. — Чем травиться будем, уважаемый?
— Пожалуй, я возьму хереса, — ответил Хофман с типичным алкмарским акцентом, безошибочно узнаваемым для любого, кто хоть раз побывал в сырной столице Европы.
Малыш Лоуи просек это с пол-оборота.
— Так значит, из Гааги? — хмыкнул он, наливая торговцу вина. — Да ему достаточно рот открыть, чтоб тут же сыром понесло.
Декок добродушно рассмеялся.
— Послушай, Лоуи, мне нужен Ловкач Хенки.
Хозяин бара сразу поскучнел.
— Ну уж нет!
— Он мне нужен позарез!
— Послушай, Декок, оставил бы ты бедного малого в покое! — вступился за приятеля Лоуи. — Дай ему передышку! Он только год оттрубил и вышел. — Он замолчал и покосился на Хофмана. — Спорим, вы тут из-за бумажника этого перца.
Декок промолчал. Малыш Лоуи повернулся к Хофману.
— Да бросьте! — укоризненно качая головой, заявил он. — Черт побери! Не знаю, сколько там у вас было в бумажнике, может, пара чириков. Ну что это для вас — да ничего! А для этого парня — куча бабок. Уважаемый, дайте бедняге передохнуть! Может, он еще станет человеком. Заберите свою заяву! Рождество щас или нет?! Ну сами в курсе, типа мир на земле и всякая такая муть…
— Классная речь, Лоуи! — перебил его Декок. — Тебе бы в адвокаты. Так задушевно, так искренне! Ей-богу, я сейчас зарыдаю от умиления.
Малыш Лоуи лишь досадливо передернул узкими плечиками.
— Попытка не пытка, — с уязвленным видом бросил он.
— Разумеется, — согласился Декок. — Кое в чем я с тобой даже согласен. Только ты напрасно заливаешься соловьем. Я непременно должен поговорить с Хенки, а другого способа быстро отыскать его просто нет.
Лоуи вновь пожал плечами.
— Понятия не имею, где его носит.
— Очень жаль, — посетовал Декок. — А я так рассчитывал на твою помощь! Особенно после всех сказанных мною в твою защиту добрых слов. — Инспектор придвинулся к маленькому хозяину бара. — Ты не поверишь, что о тебе рассказывают! Некоторые даже — я сам слышал — поговаривают, будто ты торгуешь краденым. Представляешь, о тебе — и такое! Ходят даже слухи, что если надо спихнуть паленый товар, Малыш Лоуи всегда сообразит, как его лучше пристроить. Мол, лучше него по этой части никого нет. — Декок с негодованием постучал по стойке бара. — Разумеется, я им не поверил и сказал: «Не травите байки! Все это поклеп на кристально чистого человека. Уж я-то Лоуи знаю как облупленного. Он бы никогда не стал заниматься всякими темными делишками». Вот так прямо и сказал, честное слово!
— И это я соловей! — хмыкнул Лоуи. — В гробу я видал такие «песни»!
Декок пожал плечами.
— Ну, сам бы я ничего этакого затевать не стал бы. Пойми, приятель, ты мне нравишься, но… если я получу приказ начать официальное расследование, то… — Инспектор надолго замолчал, с ласковой улыбкой поглядывая на Малыша Лоуи. — Ну так как? Хенки сейчас перебрался к Рыжему Берту или по-прежнему живет у Бесстыжей Коры?
У Лоуи явно был нелегкий выбор. Наконец, инстинкт самосохранения победил.
— У Коры, — сквозь зубы процедил он.
Декок залпом опрокинул рюмку и сполз с табурета.
— Ты отличный малый! Благодарю!
Лоуи поморщился, как будто у него внезапно начался приступ мигрени.
— «Спасибо» в карман не положишь.
* * *
— Возможно, господин Хофман, вас удивляет, почему я настоял, чтобы вы пошли вместе со мной? Что ж, для этого у меня есть веская причина. Вы должны мне помочь.
— Помочь?
— Да, господин Хофман. Видите ли, я не испытываю никакого желания долго препираться с Ловкачом Хенки — у меня на это просто нет времени. Поэтому Хенки надо побыстрее сломать. И вы мне можете в этом помочь.
— Как?
— Очень просто. Когда мы туда придем, отвечайте на мои вопросы утвердительно и ни о чем не беспокойтесь. Честно говоря, то, что я предлагаю, не совсем законно. Но я расследую убийство, и тут не до церемоний. Хенки должен понять, что другого выхода у него нет. Я имею в виду вовсе не карманные кражи. Мне нужен убийца — я обещал его себе, так сказать, в качестве рождественского подарка.
Хофман понимающе кивнул.
— Я помогу вам, — с готовностью заявил он. — В конце концов, это в моих же интересах.
* * *
Когда Декок без стука вошел в квартиру, Ловкач Хенки резко вскинул голову и, секунду помолчав, криво усмехнулся.
— Про цыпленка забудь! — крикнул он в сторону кухни. — У меня почему-то резко пропал аппетит.
На пороге кухни возникла молодая проститутка с вилкой в руке. Из одежды на ней был только фартук, придававший ей нелепый и смешной вид.
— О-о-о! — протянула она, едва завидев Декока.
В этом восклицании было больше экспрессии и смысла, чем в сонете Шекспира. Польщенный таким «теплым» приемом, инспектор, склонив голову набок, посмотрел на парочку.
— Неужели нельзя было подождать и прийти после праздников? — ворчливо продолжала проститутка, подходя поближе. — Черт возьми, нам что, уже и Рождество нельзя отметить по-человечески?
— Захлопни пасть! — прошипел Хенки, вскакивая с дивана. — Господин Декок просто заглянул пожелать нам счастливого Рождества. — Он заискивающе посмотрел на инспектора. — Верно, господин Декок? Я не ошибся?
Детектив рассмеялся про себя, но выражение его лица, тем не менее, оставалось суровым.
— Боюсь, что ошибся, — отчеканил он. — Я пришел познакомить тебя с господином Хофманом. — Он повернулся к своему спутнику. — Вы узнаете этого человека?
— Да.
— Это с ним вы познакомились прошлым вечером в баре на Ньевендийке?
— Да.
— До встречи с ним у вас был бумажник?
— Да.
— Он лежал у вас во внутреннем кармане?
— Да.
— И вы почувствовали, как этот человек схватил вас за борт пиджака и вытащил бумажник?
— Да.
— Но вы побоялись сказать об этом, потому что хотели избежать скандала в баре, где вас никто не знает?
— Да.
— Но вы абсолютно уверены в том, что ваш бумажник украл именно этот человек?
— Да.
— Вы готовы дать показания в суде под присягой?
— Да.
Ловкач Хенки слушал этот довольно односторонний диалог с растущим изумлением.
— Эй, эй! — наконец завопил он, совершенно сбитый с толку. — Что это за цирк! Эй, Декок, вы пытаетесь меня облапошить! Это не по закону! Так не делают! Какого черта?!
Брови Декока угрожающе зашевелились.
— Ах, тебя интересует, в чем дело? — с невинным видом поинтересовался он. — В том, что ты обчистил карманы этого господина. Только и всего.
Хенки нахмурился. Он знал Декока давным-давно, и их дорожки пересекались далеко не впервой. На сей раз детектив вел себя очень странно, и Хенки лихорадочно соображал, что бы это значило. Он заслужил кличку Ловкач не за одни только легкие, почти невесомые пальцы.
За всю его воровскую карьеру еще ни один лох ни разу не просек, как у него стибрили бумажник. Уж он-то, Ловкач, сечет свое дело. Этот козел Хофман заливает — с первого взгляда видно. Наверняка Декок велел ему талдычить только «да», и больше ничего.
Хенки чувствовал, что Декоку от него что-то нужно. Его глаза превратились в узенькие щелочки.
— А что, если я уйду в несознанку?
Декок сделал приглашающий жест.
— Тогда милости прошу в тюрьму! Сейчас же. Мне плевать, Рождество сегодня или нет!
Хенки призадумался.
— А что будет, если я сознаюсь? — наконец спросил он.
Декок дружески улыбнулся.
— Тогда… мы сможем обсудить это дело.
Взгляд Хенки перебегал с Декока на Хофмана и обратно.
— Нечего тут обсуждать! — сказал он, взмахнув для пущей убедительности рукой. — Не брал я бумажник!
Декок вздохнул.
— Жаль, что не придется отведать цыпленочка. Вкусный, наверное. А я ничего не ел с самого утра, да и господин Хофман тоже домой торопится. Но теперь, увы, придется сначала заполнять кучу бумаг, потом волочь тебя в участок… в общем, доберусь к себе черт знает когда…
Хенки чувствовал, что здесь есть какой-то подвох. Он хорошо знал полицейских, на собственной шкуре испытав, какие хитроумные методы они не брезгуют пускать в ход. Хенки понял, на что намекал Декок: господин Хофман не подавал никакого заявления.
— От тех двух сотен мало что осталось, — сконфуженно признался Ловкач, однако его физиономия тут же просветлела. — Зато… кое-какая их часть на кухне. Чуете?
Декок кивнул.
— По-моему, мы поняли друг друга. Куда ты дел бумажник?
— Выбросил.
— Вот так просто взял да и выбросил?
— Конечно, только после того, как вынул бабки.
— Это и так ясно. Но ты же не просто бросил его на улице? Может, у этой истории было какое-то продолжение?
Хенки снова помрачнел.
— Тяжкие сейчас времена, господин Декок. Волка ноги кормят. Я не мог заработать честно. А тут еще вся эта свистопляска с Рождеством…
— Ага! Стало быть, ты прикарманил кое-что еще?
Ловкач, не ответив инспектору, окликнул свою подружку.
— Принеси гостям цыплят. Эй, слышишь? Господин Декок не ел с самого утра! — Та рванула на кухню, повернувшись к ним спиной, прикрытой только тесемкой фартука. — Присаживайтесь, господа, — засуетился Хенки. — В ногах правды нет. Сейчас все будет.
Декок сел за стол, Хофман последовал его примеру.
— Но ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнил Хенки инспектор.
Тот недовольно поморщился.
— Приперло вам копать, да? Мало мне проблем!
Декок потер лицо. Он знал, что с Хенки требуется терпение. Давить на него бесполезно. Если Ловкача спугнуть, то он начнет упрямиться, и из него не вытянуть больше ни слова.
— Послушай, Хенки, — спокойно, по-деловому начал он, — я не собираюсь тебя сажать. Да и господин Хофман не будет против, если ты полакомишься цыпленком, купленным за его счет. Но взамен я хочу услышать правду. Как ты раздобыл дамскую сумочку?
Ловкач безнадежно махнул рукой, явно не собираясь продолжать бессмысленные препирательства.
— Я так понял, бумажник и сумочка попали к вам вместе. Да, я их свистнул. Так вас интересует еще и сумочка?
— Совершенно верно.
— Плевое дело. Стащил из машины.
— Где?
— У Императорского канала. После того как я… позаимствовал бумажник, я отправился навестить свою матушку. Она живет за Джентльменской улицей.
— А я-то думал, твоя матушка скончалась. По крайней мере, раз сто.
Ловкач нетерпеливо отмахнулся.
— Господин Декок, это же работа. Без дураков. Я обожаю свою матушку, и она все еще в добром здравии. В бумажнике господина Хофмана были почти две сотни. Совсем неплохо. Вот я и подумал: пусть старушка получит подарок на Рождество. Ну, сказано — сделано. Я пробыл у мамаши, как минимум, пару часов. А по пути домой решил проверить парковку на Императорском канале. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, верно? В общем, в одной тачке я приметил сумочку — она лежала на заднем сиденье. Я попробовал дверцу — так она даже не была заперта. Ну и что мне оставалось делать? Я просто-напросто не мог ее там оставить! Это было бы как-то даже не по-людски…
— Ладно, допустим. Что было потом?
— Ну, ясное дело: достал бабки из сумочки, пересчитал. Там было не шибко много — всего несколько гульденов. Разгуливать с чужим бумажником мне беспонтово, поэтому я положил его в сумку и оставил ее у подъезда. Смекнул, что рано или поздно их найдут. Зачем бросать в канал? Вдруг людям понадобятся документы? Мне-то они ни к чему.
— Какое редкое благородство! — осклабился Декок.
— А что, нет?! — возмутился Хенки. — Так и есть. Зачем мне создавать лишние проблемы людям? Бабки я стырил, а больше ничего и не надо.
— Ты можешь показать, где стояла машина?
— Какая машина?
— Та, из которой ты стащил сумочку!
— Ах да, конечно! Я точно помню место.
— Превосходно, просто превосходно! Скоро мы туда и отправимся.
В этот момент на пороге кухни появилась молодая женщина с горкой поджаренных до золотистой корочки корнуольских цыплят на большой круглой тарелке.
— Ставь сюда, детка! — радостно воскликнул Хенки. — Мне что-то снова захотелось жрать.
Допрос обернулся трапезой в довольно необычной обстановке: маленькая комнатушка на третьем этаже захламленного дома, где Бесстыжая Кора, бывшая «мадам», сдавала комнаты проституткам и тем, кто недавно освободился из тюрьмы.
Торшер отбрасывал круг яркого света на колченогий столик, на стенах плясали причудливые тени. Столовых приборов не было — только большое блюдо с жареными цыплятами и одноразовая пластиковая тарелка для костей. Хенки причмокивал губами от удовольствия. Молодая проститутка, усевшись голой спиной к кухонной плите в углу, обдирала белое мясо с костей ногтями, покрытыми пурпурным лаком.
— Ты отлично готовишь, — воздал должное ее кулинарным талантам Декок. — Тебе пора менять профессию.
Хенки, не переставая жевать, ухмыльнулся, и его сальная лапа скользнула девушке под фартук.
— Отлично она не только готовит, — невнятно прочавкал он, сверкнув глазами.
Хофман покраснел как рак, а девушка захохотала.
Неожиданно Декоку пришло в голову, что он совершает преступление — ест цыплят, приобретенных на ворованные деньги. Правда, угрызений совести он почему-то не ощутил. Это его не на шутку позабавило.