Они расположились в уютной гостиной Де Кока, сидели в низких кожаных креслах, расслабившись и вытянув на ковре ноги. Де Кок поднял вверх бутылку и постучал пальцем по этикетке.
— Любимый коньяк «Наполеон»! — улыбнулся Фледдер.
— Да, подарок Тощего Лоутье. Он самолично вручил мне эту бутылку сегодня утром.
Госпожа Де Кок вышла из кухни, держа перед собой большое блюдо с закусками.
— Этот коньяк — самая настоящая взятка, — уколола она мужа. — Как и любезное приглашение на морскую прогулку.
Де Кок взглянул на нее исподлобья.
— Ну, меня-то не купишь, — усмехнулся он. — Да и потом никто не знает моей настоящей цены. У Тощего Лоутье и в мыслях не было покупать меня, просто однажды он допустил крупную промашку, и с той поры печаль омрачила его грешную душу. Отсюда и эта бутылка коньяка. Что же касается приглашения на морскую прогулку, то я давным-давно получил его.
— Да, помню, — подтвердил Фледдер. — У вас уже было это приглашение, когда вы направили нас в больницу Южного Креста. — Он наморщил лоб. — А какую промашку допустил Лоутье?
Де Кок, как бы парируя его вопрос, поднял вверх руки.
— Сначала пьем коньяк!
Фледдер рассмеялся и стал наблюдать за тем, как его старший коллега разогревает круглые бокалы, держа их над голубым пламенем спиртовки. Он подумал: сколько раз за последние годы сидел он здесь вот так, в этом кресле, с бокалом конька в руке, подводя итоги очередного расследования… Он перевел взгляд с пламени спиртовки на широкое лицо инспектора: чуть приплюснутый нос, мягкие складки вокруг рта… жесткая седая шевелюра…
— Тощий Лоутье, — заметил Фледдер, — оказал нам неоценимую помощь: он первым обратил внимание на неожиданное исчезновение Аннетье Схеепстра.
Де Кок раздал бокалы и повернулся к Фреду Принсу, которому он очень симпатизировал — тот был одним из самых надежных работников в управлении, никогда не отказывающихся помочь в нужную минуту.
— А разве Аппи Кайзер не придет?
— Он сейчас занимается карманниками. Я попросил Бейтендама отпустить его с нами, но комиссар был непреклонен.
Фледдер так резко наклонился вперед, что чуть не расплескал свой коньяк.
— Так расскажите же нам, инспектор, какую ошибку совершил Тощий Лоутье, — снова обратился он к Де Коку.
Инспектор, видя, что его помощник сгорает от нетерпения, улыбнулся. Излишняя горячность не раз подводила Фледдера, так что ему, как старшему по возрасту и званию, все время приходится останавливать и сдерживать его.
— Тощий Лоутье, — неторопливо начал Де Кок, — был уверен, что Бертус из Утрехта приложил руку к убийству Пауля ван Флодропа.
— А это не так?
— Не совсем так. Инициатива этого убийства исходила вовсе не от Бертуса.
— От кого же?
Де Кок медленно смаковал коньяк.
— Чтобы Фред Принс тоже понял все, начну по порядку. — Он поставил бокал на столик и откинулся в кресле. — Аннетье Схеепстра вовсе не была недалекой и капризной девицей легкого поведения, какой ее нам представил Бертус из Утрехта. Она была очень неглупой и весьма наблюдательной особой и имела собственный взгляд на некоторые вещи.
— А именно? — нетерпеливо перебил его Фледдер.
Де Кок укоризненно посмотрел на него и невозмутимо продолжал:
— Бертус из Утрехта был не столько сутенером, который «пас» девиц в отлично организованном борделе, он время от времени занимался еще и подозрительными сделками: торговал антиквариатом и… кокаином. В свое оправдание могу сказать, что до определенного момента я этого просто-напросто не знал, хотя и подозревал, что Бертус замешан в каких-то темных делишках. В тот период, когда Бертус из Утрехта впервые попал в поле моего зрения, здешняя торговля наркотиками находилась в самом зародыше, и полиция еще не проявляла к этому большого интереса. Благодаря торговле антиквариатом Бертусу удалось установить кое-какие связи с местными нуворишами, или, как их теперь называют, преуспевающими бизнесменами, и если кому-нибудь из них требовался кокаин, Бертус за немалые деньги оказывал ему эту услугу. Этот сутенер обставил все очень хитроумно. — Де Кок помолчал и отпил еще один глоток. — Среди старых клиентов Бертуса — любителей антиквариата был и доктор Лестерхейз, врач, пользовавшийся международной известностью. Этому доктору принадлежала великолепная вилла в Бларикуме, и под ловким руководством Бертуса она стала служить базой для хранения и торговли наркотиками в округе.
— Я все еще ничего не понимаю, — вмешался Фледдер. — А причем тут Аннетье Схеепстра и три другие женщины?
— Сначала, — продолжал Де Кок, не обращая внимания на его реплику, — поставками кокаина занимался сам Бертус. Он лично доставлял его в Бларикум, а Лестерхейз, тоже иногда баловавшийся наркотиками, переправлял его дальше. И так было до тех пор, пока в борделе Бертуса не появилась новая девица, которая привлекла его особое внимание…
— Аннетье Схеепстра?
— Да. Бертус из Утрехта, обычно избегавший женщин, был от нее без ума. Он сразу оценил ее незаурядные способности… не только как проститутки, и когда однажды сам не смог отправиться за очередной партией кокаина, послал за ним в качестве своей представительницы именно ее, Аннетье Схеепстра. Я уже говорил: Аннетье все очень быстро схватывала. Она сразу поняла, какими делами занимается Бертус, и быстро научилась у него разбираться в произведениях искусства, насколько это позволяли его собственные познания. Бертус взял себе за правило: как только в его руки попадала старинная вещь, он тут же заказывал несколько копий с нее известному художнику.
— Петеру Карстенсу, — подсказал Фледдер.
Де Кок кивнул.
— Когда Аннетье Схеепстра получила в наследство от своего дядюшки старинную книгу о явлении чуда, она сразу смекнула, что надо сделать.
— Сама тайком от Бертуса отправилась к Петеру Карстенсу, — засмеялся Фледдер.
— Когда Петер Карстенс рассказал мне про старинную книгу о явлении чуда и о новом заказе, — сказал Де Кок, — я понял, что Аннетье Схеепстра вовсе не безмозглая куколка, которую Бертус использует для своих дел. Нет, она была способна на большее… А Бертус, окончательно обленившись, стал все чаще перекладывать на Аннетье свои дела и все больше ей доверял.
Де Кок перевел дух и поднес бокал ко рту.
— Очевидно, кокаиновый бизнес Бертуса получил бы широкий размах, если бы Аннетье Схеепстра не влюбилась в молодого боксера.
— Пауля ван Флодропа… — вставил Фледдер.
Де Кок прикусил губу.
— Вот тут-то и началась драма!
Госпожа Де Кок посмотрела на мужа и внесла свою лепту:
— Любовь и драма всегда сопутствуют друг другу, так же, как любовь и счастье…
— Аннетье Схеепстра, — вздохнул Де Кок, — в своей короткой жизни познала не так уж много любви и счастья, возможно, они ей были вообще неведомы… Вот почему, когда судьба подарила ей встречу с Паулем ван Флодропом, она всем сердцем привязалась к нему. Аннетье впервые испытала настоящую любовь! Мы никогда уже не узнаем, не злоупотреблял ли Пауль ее преданностью, но будем надеяться, что права была белокурая Минтье, когда уверяла, что Пауль очень серьезно воспринимал их отношения и что весь план действий принадлежал Аннетье.
Фледдер сполз на край стула.
— Какой план?
— План шантажа.
— Шантажа?! — Молодой следователь прищурил глаза.
— Да, — подтвердил Де Кок. — Пауль ван Флодроп был парень честолюбивый, он задумал одно крупное дело: построить для города спортивный комплекс. Хотел открыть там школу бокса, чтобы воспитать подростков настоящими мужчинами. Но для этого ему нужны были деньги… много денег, не меньше миллиона. Аннетье тоже была увлечена этой идеей. Она знала, что у Бертуса есть деньги, но когда рассказала ему об их затее, Бертус высмеял ее. Когда же Аннетье попыталась его шантажировать, этот пройдоха расхохотался ей в лицо. И тогда Аннетье решила пустить в ход весь свой арсенал. Выполняя поручения Бертуса, она частенько бывала в Бларикуме и знала, какие там проворачивались дела. Когда она прижала к стенке доктора Лейстерхейза, тому стало не до смеха, он почувствовал серьезную угрозу и испугался за свою репутацию. Лестерхейз немедленно связался с Бертусом и потребовал, чтобы тот убрал Аннетье. Однако сутенер и слышать об этом не желал. Он заявил, что собственная жизнь ему дороже денег и на мокрое дело он не пойдет.
Де Кок замолчал, увидев, что его бокал пуст, и снова наполнил его.
— Именно в эти дни, — продолжал он, — возникла угроза эпидемии пейдса — ужасной болезни, завезенной из Африки. Розалинда ван Эвертсоорд, обратившаяся в больницу Южного Креста, умерла через несколько часов. Этот случай навел Лестерхейза на интересную мысль. Он позвонил Аннетье и сказал, что готов заплатить ей миллион за молчание, он приготовит всю сумму в крупных купюрах и передаст ей их в больнице Южного Креста. А чтобы ни у кого не вызвать подозрения, Аннетье должна попасть к нему на прием в качестве пациентки. Лестерхейз описал ей симптомы болезни, по поводу которой она должна обратиться к своему домашнему врачу Ван Акену, чтобы тот выписал ей направление в больницу Южного Креста в Амстердаме.
Фледдер прервал его:
— И она точно описала все симптомы пейдса?
Де Кок как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ:
— Аннетье выполнила все, что велел доктор Лестерхейз, но из осторожности попросила Бертуса сопровождать ее в больницу. Он сразу согласился, и по дороге Аннетье объявила ему, что доктор Лестерхейз согласен заплатить ей миллион гульденов. Странно, что Бертус из Утрехта поверил ей. Когда Аннетье спустя несколько часов не вернулась, Бертус заподозрил неладное. Доктор Лестерхейз на допросе признал свою вину, не захотел только рассказать мне, каким образом он избавился от Аннетье. Возможно, он заразил ее пейдсом, а потом сообщил об этом в отчете доктору Ван Беммелену, подобно тому, как он сообщил о смерти Розалинды ван Эвертсоорд. Криминалисты потребовали произвести эксгумацию, тело Аннетье будет выкопано.
Фледдер искоса посмотрел на него.
— А Пауль ван Флодроп… Кто его убил?
— Тоже доктор Лестерхейз, — твердо сказал Де Кок. — Хотя задумал план преступления и выполнил его доктор, инициатива всего этого принадлежит Бертусу из Утрехта. Сложность заключалась в том, что Бертус не знал точно, что Аннетье рассказала Паулю, и ему казалось странным, что Пауль потребовал миллион у доктора Лестерхейза, а не у него, Бертуса. Это заставило его предположить, что Паулю ничего не известно о докторе. Решив, что ему представляется отличный случай устранить Пауля, Бертус позвонил Лестерхейзу и сообщил, что идея этого шантажа принадлежит не Аннетье, а Паулю ван Флодропу.
Фледдер даже присвистнул.
— И тогда доктор Лестерхейз совершил второе убийство…
— Да…
Молодой следователь обхватил руками голову.
— Ну и дела! — простонал он. — Теперь я понимаю, почему вы поторопились арестовать доктора Лестерхейза — вы уже поняли, что он был убийцей…
Старый сыщик улыбнулся.
— Да, к тому времени я уже догадался, что Аннетье не была больна пейдсом, и знал, что она зачем-то посещала больницу Южного Креста. Я исправил твое первоначальное упущение.
— Упущение? — удивился Фледдер.
Де Кок кивнул.
— Я разыскал водителя такси, который в то злополучное утро вез пассажиров от Центрального вокзала до больницы Южного Креста, и оказалось, что водитель знаком с Бертусом из Утрехта, он его уже не раз подвозил. Вспомнил таксист и женщину, что ехала в то утро вместе с Бертусом в больницу Южного Креста.
— А причем тут телефонный звонок Петера Карстенса? — Фледдер нахмурился. — Кто-нибудь спрашивал у него книгу о явлении чуда?
Де Кок покачал головой.
— Петер Карстенс на всех своих работах ставил собственный знак. Вчера вечером к нему заявился доктор Лестерхейз и предложил ему сделать копию книги, которую он получил.
Фледдер вздрогнул.
— И это была книга о явлении чуда?
— Да. С его именным знаком!
— Копия, которую художник сделал по заказу Аннетье Схеепстра…
Де Кок кивнул.
— Книгу эту Аннетье вручила своей медицинской сестре, которая приняла ее в больнице, та положила ее в сумочку и, ничего не подозревая, отдала сумку Лестерхейзу.
Де Кок откашлялся. Длинный рассказ немного утомил его. Он поднял бокал и выпил коньяк.
Госпожа Де Кок настороженно следила за ним.
— Бертус из Утрехта по-прежнему на свободе? — спросил Фледдер.
Де Кок замотал головой.
— Наши люди из бригады по борьбе с наркотиками арестовали его в аэропорту Схипхол, когда он уже приготовился сесть в самолет и лететь в Нью-Йорк.
В разговор вступил Фледдер.
— Сегодня днем мне позвонил следователь из Пюрмеренда, спросил, интересует ли нас еще галстук, которым был задушен Пауль ван Флодроп.
Де Кок покачал головой.
— О галстуке мы поговорим позднее.
— Когда? — выпалил Фледдер.
Старый сыщик пощипал кончик своего носа.
— Когда снова столкнемся, дорогой Дик, с таким ужасным проявлением человеческой низости, как убийство.
…Был прекрасный летний вечер с теплым бризом и яркими зарницами в небе. Уступая настоятельным просьбам жены, Де Кок надел под пиджак свитер и теперь с наслаждением прогуливался по палубе «Нептуна», ощущая себя старым морским волком. Ровно в восемь часов вечера яхта снялась с якоря и вошла в устье реки Ей.
Стремительно подкативший к причалу старенький «фольксваген» так резко затормозил, что взвизгнули шины. Из кабины выскочил молодой человек и отчаянно замахал руками. Де Кок сразу узнал Фледдера.
— Снова исчезла молодая женщина! — прокричал помощник инспектора, сложив руки рупором.
Де Кок застыл в нерешительности и тоскливым взглядом окинул скопление легких корабликов, покачивающихся на воде. Потом тоже сложил ладони рупором и поднес их ко рту.
— Я ничего не понимаю! — крикнул он.
— Исчезла еще одна молодая женщина! — снова прокричал с берега Фледдер.
Де Кок пожал плечами и развел руки, со злорадным удовольствием наблюдая, как увеличивается полоса воды между бортом яхты и берегом. Старый моряк в шкиперской кепочке подошел к нему.
— Молодой человек что-то кричал?
Де Кок кивнул.
— Мне тоже так показалось… Но иногда меня одолевает тот же недуг, каким страдала моя старая мать…
Мужчина встревоженно посмотрел на инспектора.
— Что такое?
Де Кок широко улыбнулся.
— В иные минуты она становилась глуха и безмолвна, словно Будда…