1

Услышав звонок, Пьер снял трубку.

— Пьер? — спросил приглушенный женский голос.

— Да, я, — ответил Пьер, глядя, как кружатся снежинки над крышами домов Гармиш-Партенкирхена.

— Пьер Валенс, репортер?

— Он самый.

— Ну, пожалуйста, скажите что-нибудь еще… хочу убедиться, что это и в самом деле вы, Пьер…

— С кем я говорю? — удивился он. — Мне кажется, я где-то раньше уже слышал ваш голос. Кто вы?

— Вот теперь я убедилась — это действительно ты, дорогой Пьер, — с нежностью произнесла женщина.

Внезапно он все понял и обрадовался. В памяти всплыл Берлин, залитая солнцем заснеженная Курфюрстендамм; ветер, распахнувший полы женского пальто, развевающиеся легкие, светлые волосы. Он вспомнил ее.

— Валерия?

— Да, я.

— Неужели Валерия фон Далау?

— Ну, конечно же. Здравствуй, Пьер.

— Бог мой! Откуда ты звонишь? Где пропадала все это время? Я уж думал, что ты вообще канула в вечность. Чем ты теперь занимаешься? Как живешь?

— О, Пьер, я так рада снова слышать твой голос! Скажи, пожалуйста, мы не сможем увидеться сегодня?

— Конечно. Ты еще спрашиваешь! Как ты меня нашла?

— Прочитала в газете твой репортаж о Ближнем Востоке, а потом позвонила в редакцию и мне сказали, что ты уехал в Гармиш на весь лыжный сезон.

— Взгляни-ка в окно. Настоящая зимняя сказка! Кажется, этот волшебный снег будет идти до утра.

— Да, правда… Надеюсь, ты остановился в том же отеле? Помнишь, как ты примчался ко мне в жуткий снегопад? Ты не мог бы приехать ко мне побыстрей… как тогда?

— Конечно. Где тебя найти?

Вместо ответа в трубке послышались какие-то странные звуки.

— Ты слышишь меня, Валерия?

— Сейчас объясню, как доехать…

— У тебя какие-то неприятности? Что случилось? — Его охватило волнение.

В трубке послышались сдавленные рыдания.

— Валерия! Валерия! Что с тобой?

Пьер растерянно слушал, как она плачет. Он вспомнил, что и раньше поведение Валерии порой бывало загадочным. В Берлине ее иной раз одолевали страхи. Однажды она намекнула, что, возможно, ей придется уехать, но не захотела объяснить, куда и почему.

Это была очаровательная, спокойная и интеллигентная девушка. Одевалась она всегда с безупречным вкусом. Никто не мог заподозрить, что душа ее полна тревоги.

Валерия продолжала рыдать. Наконец, с трудом взяв себя в руки, срывающимся голосом прошептала:

— Пьер…

— Дорогая! Ну скажи мне, что с тобой?

— Я в тупике. Не знаю, что делать…

— Объясни поскорей, как до тебя добраться…

— Помнишь, я как-то рассказывала об озере, где мы с братом катались на яхте. Надеюсь, ты не забыл название?

«Озеро Аммер, — пронеслось в мозгу. — Но почему она не произнесла это название вслух?»

— Нет, не забыл. То самое озеро, в котором мы с Олавом Свенсом купались прошлой зимой. Мы еще пытались переплыть его туда и обратно. Свенсону это удалось, а мне нет. Ты помнишь?

— Да, припоминаю… — сказала она.

— Я правильно тебя понял?

— Да. Там на южном берегу есть часовня. А рядом — трактир «Алте Пост». Его вывеска издали видна. У самого входа телефон-автомат. Давай встретимся в трактире. Найдешь?

— Конечно, найду без труда.

— Хорошо… Очень хорошо…

— Господи, как я рад, что ты объявилась! Где ты пропадала все это время? Почему так неожиданно уехала тогда из Берлина?

— Расскажу при встрече. Приезжай, пожалуйста, побыстрее.

— Лечу. Постараюсь приехать как можно раньше. А ты не торопись, я подожду.

— Договорились. Пока.

Пьер быстро натянул свитер, схватил пальто и выскочил на улицу. Красная «альфа-ромео-2000» стояла перед отелем. Очистив стекла от снега, он круто вырулил со стоянки и помчался в сторону озера Аммер по шоссе, соединяющему Мюнхен с Ландсбергом — это был самый короткий путь.

Почему она не захотела сказать, где находится? Этот вопрос не давал ему покоя. И почему-то не назвала озеро… Чего она боится? Кого?

Снежные вихри, кружившиеся в свете фар, слепили его. Пьер снова вспомнил Берлин, заснеженную Курфюрстендамм, раннее утро и легкое похрустывание снега под ногами, которое приводило Валерию в восторг. Они гуляли вдоль Гедахтнискирхе, после того как целую ночь танцевали, а потом говорили, говорили без конца, словно хотели наговориться на всю жизнь. «Я бы, наверное, никогда не познакомился с ней, — подумал Пьер, — если бы Малколм Витте из „Дейли телеграф“ не попросил меня занести ему в редакцию последний журнал мод. По дороге я просмотрел все ее фотографии. И вдруг она неожиданно появилась сама в редакции… Улыбаясь, прошла мимо… Боже, до чего она была хороша!»

Интересно, смогла бы она стать знаменитой за столь короткое время, если бы не принадлежала к высшей немецкой аристократии? Некоторые утверждали, что она прославилась именно благодаря своему титулу. Не каждый же день графиня становится фотоманекенщицей. Пьер был не согласен с этим. Рано или поздно, но известность к Валерии неизбежно пришла бы.

Увидев ее впервые, Пьер сразу забыл, что хотел дождаться Малколма Витте, и отправился за девушкой в демонстрационный зал, где она в присутствии журналистов разрешила сделать первое фото для рекламы летней коллекции мод. Затем он взял у нее интервью, которое прошло очень успешно, но изрядно затянулось и закончилось лишь утром следующего дня.

Согретый воспоминаниями, Пьер мчался сквозь темноту по заснеженной дороге. «Никогда не был я так счастлив, — подумал он, — как в тот вечер и последующие три недели. Ничего подобного в моей жизни не было». Помощник рассылал повсюду телеграммы, пытаясь разыскать его.

Как блестели тогда глаза Валерии! Но иногда в Берлине на нее накатывал страх. Кажется, это было дважды. В последний раз это случилось вечером, она тогда робко и осторожно спросила, следует ли им оставаться вместе, если ей внезапно придется покинуть Берлин и уехать далеко-далеко. Он ответил не сразу. Вероятно, это задело Валерию, и позже она уже не захотела объяснить, что означали эти слова: «…придется покинуть Берлин и уехать далеко-далеко». А спустя несколько дней Пьер обнаружил в ее номере на Ухландштрассе пустые платяные шкафы. Чемоданы тоже исчезли. Портье передал ему записку, где была всего одна фраза: «Прошу, забудь меня…»

Валерия исчезла. Он делал невероятные усилия, чтобы разыскать ее: звонил в журнал мод, фотографам, с которыми она работала, друзьям, обращался в другие журналы мод, к другим фотографам, но все оказалось напрасно. Никто не знал, куда уехала Валерия фон Далау.

Он звонил в Париж, Вену, Рим, Лондон, Нью-Йорк… Проходили недели и месяцы. Минул год. Всякий раз, когда происходили какие-то события в мире мод, он искал ее. Но нигде ни разу не встретил ни ее имени, ни ее фотографий.

«Где она? — с тревогой спрашивал он себя. — Что с ней могло случиться? Куда она исчезла так неожиданно?»

Двигавшиеся перед глазами стеклоочистители едва успевали сметать снег.

Они не объяснялись в любви, о ней говорили их руки, ласкавшие друг друга. В последний вечер, когда он сказал, что любит ее, Валерия промолчала. Она была печальна и задумчива. Глаза ее оставались грустными, даже когда она улыбалась.

Валерия мало рассказывала о себе. Пьер знал, что ее детские годы прошли в Ландсберге, в огромном фамильном замке, похожем на дворец. Родители умерли рано: мать — когда она была еще ребенком, а отец — спустя несколько лет. У нее был брат — Филип фон Далау, о котором она вспоминала всегда с неподдельным теплом. «Он кутила», — с улыбкой говорила она. После смерти отца Валерия не стала жить в замке, хотя теперь он принадлежал ей. Там поселился Отто фон Далау — племянник отца. Он же стал и управляющим замком. Отношения у них с Валерией не сложились. Как только она принималась говорить об Отто, сразу же начинала нервничать. Пьер попытался и у него навести справки о Валерии.

— Нет, — ответил Отто холодно, — мне не известно, где находится графиня Далау.

По отдельным высказываниям Валерии Пьер понял, что ее брат Филип проиграл в рулетку значительную часть фамильного состояния, чем вызвал ярость Отто фон Далау.

Раза два Валерия упоминала о своих предках, весьма известных представителях старинного рода в одной из немецких земель. Впрочем, о них она рассказывала так же неохотно, как и об Отто фон Далау. У Пьера сложилось впечатление, что она недолюбливает своих родичей. О замке в Ландсберге она тоже говорила без восторга и с любовью и нежностью вспоминала только мать — француженку по происхождению. По словам Валерии, у матери во Франции был дом среди виноградников, окруженный со всех сторон плодородными долинами, которые, казалось, простирались с одного края земли до другого. Был у матери еще один дом — в Женеве, он стоял на холме и весь день был полон солнечного света. Солнце и простор Валерия любила больше всего. Она любила природу и просто не могла жить без свежего воздуха и тишины, когда слышен лишь хруст снега под ногами, как в то памятное утро в Берлине.

Пьер с тревогой спрашивал себя: есть ли какая-нибудь связь между ее странным, неожиданным исчезновением из Берлина и сегодняшним телефонным звонком. Может быть, она тогда так поспешно уехала потому, что ей грозила какая-то опасность, о которой ему было неизвестно? А теперь эта опасность возникла вновь и была она настолько серьезной, что Валерия рискнула попросить его о помощи? «А помощи зря не просят», — подумал Пьер и прибавил скорость.

 

2

За Вайльхаймом дорогу совершенно замело, но, к счастью, вскоре показалось озеро — в темноте оно казалось огромным серым блестящим блюдцем, над которым бешено кружились снежные вихри.

«Почему она назначила свидание здесь?» — подумал Пьер. — Не проще ли было встретиться на северном берегу Аммера, в двадцати километрах от Ландсберга? Ведь до трактира «Алте Пост» на южном берегу нужно еще проехать тридцать километров. Неужели она тоже мчится сюда сквозь темноту и вьюгу из своего замка? А может, она едет вовсе не из замка? Может, остановилась где-нибудь в другом месте — в отеле, например, или у друзей? Впрочем, зачем ей жить в отеле или у друзей, если до собственного дома рукой подать?

Пьер быстро отыскал старую часовню и трактир. Перед ним стояло четыре автомобиля. Пьер поставил свою машину рядом и направился к входу, прикрыв лицо рукой от колючих снежинок. Зал трактира оказался довольно большим, но уютным. Здесь было множество укромных уголков, в большом старинном камине пылал огонь, а рядом красовалась высокая рождественская елка.

Валерии еще не было. За двумя столиками ужинало несколько гостей, остальные посетители толпились у стойки и болтали с трактирщиком.

Пьер расположился у камина — отсюда в окно была видна площадь перед трактиром и автомобильная стоянка. Часы показывали половину девятого. Время от времени мимо проезжали машины. Наконец две остановились у трактира и из них вышли какие-то люди, по-видимому, постоянные посетители этого заведения.

Прошел час, а Валерия все не появлялась. В десять часов уехали те, кто приезжал сюда поужинать, потом начали расходиться и остальные. Один из посетителей задержался дольше всех, но вскоре исчез и он. Трактирщик подошел к Пьеру и заговорил с ним о погоде. А скоро из-за стойки появились его жена, молодой человек и девушка. Оказалось, что это дети трактирщика: пришли помочь отцу убрать помещение. Пока хозяин возился на кухне, дети присели возле камина.

«Так опоздать… Странно! — подумал Пьер. — Ведь уже почти одиннадцать часов!»

— Можно от вас позвонить? — спросил он. — Мне неудобно вас задерживать, но я договорился встретиться здесь с одним человеком. Должно быть, что-то случилось…

— Пожалуйста. Телефон там. Справочник лежит рядом.

Первой его мыслью было позвонить в замок в Ландсберге и спросить у Отто фон Далау, нет ли там Валерии, и вообще, не появлялась ли она сегодня. Правда, он считал это не совсем удобным, но поскольку другого выхода не было, все же решил позвонить.

К телефону долго никто не подходил, затем ему ответил слуга.

— Нет, — сказал он, — графини Валерии сегодня в замке не было, и вообще она давно здесь не появлялась.

Пьер спросил трактирщика, нет ли у него телефонного справочника отелей, расположенных вокруг озера.

— Конечно, вот он. Наш трактир в нем тоже значится, — с гордостью сказал он. — А в какой отель вы хотите позвонить? Я ведь многие телефоны помню наизусть.

— Точно и сам не знаю, — ответил Пьер. — Попробую позвонить наугад.

В справочнике значились четыре отеля первого класса, один люкс и около десятка отелей второго класса. Пьер вспомнил, что Валерия не любила шикарных отелей. «В них не живешь спокойно, — сказала она однажды, — все время ждешь момента, когда надо уезжать, чувствуешь себя как в аэропорту».

— Нет, — ответили в отеле второго класса, — особа по фамилии Далау у нас не значится.

В двух других — то же самое. Но в четвертом, «Майер-отеле», кто-то переспросил испуганно:

— Что вы сказали? Кого вам надо?

— Валерию фон Далау… Не проживает ли она в вашем отеле?

— Одну минуточку, — торопливо произнес мужчина. — Соединяю вас с комиссаром Мюллером.

Наступила томительная пауза, затем Пьер услышал низкий бас:

— Алло? Говорит Ганс Мюллер. Вас интересует, нет ли в отеле Валерии фон Далау?

— Да. Мое имя Пьер Валенс. С ней что-нибудь случилось?

— Случилось… если так можно выразиться, — сухо ответил комиссар Мюллер.

— Что произошло? Почему к телефону позвали вас, а не кого-нибудь из персонала?

— Вы близкий друг Валерии фон Далау?

— Да. У меня была назначена с ней встреча в трактире «Алте Пост» на южном берегу озера, и я напрасно прождал ее там весь вечер. Валерия позвонила мне около половины восьмого в Гармиш и мы договорились встретиться.

— Вы сейчас находитесь в трактире «Алте Пост»?

— Да.

— Подъезжайте сюда. Мне необходимо с вами поговорить.

— Скажите, что случилось?

— Это не телефонный разговор, — отрезал комиссар и повесил трубку.

Пьер, поспешно расплатившись, спросил на ходу:

— Где находится «Майер-отель»?

— В той стороне, — показал трактирщик вдоль берега, — в десяти минутах езды. У вас очень встревоженный вид… Надеюсь, ничего серьезного не произошло?

Последних слов трактирщика Пьер уже не слышал, он быстро вышел на улицу, завел машину и помчался сквозь пургу вдоль берега озера. Миновал небольшой отель, затем второй — в окружении деревьев, и за ним внизу, у самой воды, увидел большое здание с балконами и массивными колоннами вдоль фасада. Над входом красовалась освещенная вывеска: «Майер-отель». Перед отелем стояли четыре полицейские машины и скорая помощь.

— Вы Пьер Валенс? — спросил полицейский, дежуривший у входа.

— Да.

— Комиссар Мюллер ждет вас в малой гостиной рядом с холлом.

Пьер вошел. У стойки бара он увидел группу людей, бывших, очевидно, здешними постояльцами. Все были бледны и взволнованны.

— Комиссар там, — полицейский указал на дверь.

Комиссар Мюллер, высокий здоровяк с сердитыми глазами, неторопливо подошел к Пьеру, бесцеремонно осмотрел его, нахмурив густые брови, и спросил:

— Вы репортер?

— Да, — ответил Пьер.

— Это ваши репортажи о борьбе короля Хусейна с палестинцами печатаются сейчас в газетах?

— Мои.

— Хм, — произнес Мюллер. Пьер расценил это как высшую форму похвалы, на которую способен комиссар.

— Что с Валерией? Убита? — спросил Пьер.

— Да, — ответил Мюллер, смерив Пьера подозрительным взглядом. — И тот, кто убил ее, выполнил свою работу очень четко. Он стрелял в нее. Выпустил три пули и две из них — в упор. Когда вы видели Валерию фон Далау последний раз?

— Год назад.

— Так давно?

— Да.

— А каким образом вы снова встретились?

Пьер рассказал о телефонном звонке Валерии, о том, как он познакомился с ней в Берлине.

— Выходит, вы целый год о ней ничего не слышали?

— Да, — ответил Пьер, — хотя долго пытался разыскать ее.

— Это совпадает с моими данными, — сказал комиссар. — Одни — знают Валерию, другие — ее родственников, третьи — замок в Ландсберге и так далее. Но все эти сведения касаются прошлого. Никто ничего не знает о последнем годе ее жизни.

— В нее стреляли… — произнес Пьер недоуменно. — Как можно было застрелить человека в отеле, не боясь, что тебя тут же схватят? У преступника что же, был бесшумный пистолет?

— Вероятно, да. По крайней мере, выстрелов никто не слышал.

Затем комиссар спросил:

— Не сложилось ли у вас, когда вы были в Берлине, такого впечатления, что она боится кого-то или чего-то?

— Было. У меня даже возникло подозрение, что ей от кого-то приходится скрываться.

— Ну что ж, ее паспорт подтверждает вашу версию. — Комиссар протянул ему паспорт Валерии, в котором пестрело множество штемпелей.

— Смотрите: Франция, Швейцария, Австрия, Швеция, Дания, Англия, Италия и снова Австрия. А вот печать Берлина, она поставлена ровно год назад.

— Как раз тогда мы и познакомились, — сказал Пьер, печально глядя на паспорт.

— Судя по этим отметкам, она нигде не задерживалась надолго, а в некоторых местах находилась лишь по нескольку дней.

— Известно что-нибудь об убийце?

— Нет.

— Когда это случилось?

— Точно еще не знаем. Горничная обнаружила ее в девять часов. Видимо, убийство произошло между половиной восьмого и девятью часами. Доктор полагает, что вскоре после половины восьмого.

— Вероятно, именно так, — кивнул Пьер. — Валерия позвонила мне в полвосьмого и, как я понял, уже собралась в дорогу. Очевидно, она собиралась выехать ко мне навстречу сразу после звонка.

— Мы предполагаем, что убийца проник в ее комнату через соседний номер, который еще не занят. Вообще в отеле сейчас живет не более пятидесяти постояльцев. Он заполнится дня через два, когда наступят рождественские праздники. Мы подумали об этом соседнем номере, потому что дверь, ведущая в номер Валерии из коридора, была изнутри закрыта на задвижку. Проникнуть из одного номера в другой ничего не стоит — вокруг всего здания тянется сплошной балкон, перегороженный лишь невысокими металлическими решетками. Перелезть через них совсем нетрудно. Следственная группа, куда входят судебный следователь, доктор и фотограф, находятся наверху, в номере убитой. Представляете, как они там сейчас суетятся и мешают друг другу? Стараются побыстрее все закончить, чтобы быть свободными на Рождество.

— Как произошло убийство?

— Мы полагаем, что, собираясь на свидание с вами, она успела уже привести себя в порядок и оделась для выхода. На кровати лежала каракулевая шубка. Первая пуля поразила ее в грудь. Она упала около кровати лицом вниз. Затем убийца — я думаю, это был мужчина, хотя твердо ничего не могу утверждать, — подошел и в упор выстрелил ей в спину еще два раза. Это подтверждается тем, что пули вошли в паркетный пол вертикально. Именно это я имел в виду, когда сказал, что убийца четко выполнил свою работу. Он хотел быть уверенным, что убил ее, последние два выстрела сделаны по уже практически мертвой женщине, лежавшей у его ног.

Спустя десять минут эксперты спустились, комиссар Мюллер с Пьером отправились наверх.

Поднявшись на второй этаж, они прошли весь коридор, до конца, миновали небольшую арку, где дежурил полицейский, и оказались в просторном, уютном номере. Слева у стены стояли светло-голубые кресла, с правой стороны — кровать. На полу рядом с кроватью мелом было очерчено место, где лежал труп. На диване, стоявшем напротив двери, Пьер увидел накрытое простыней тело убитой.

Когда комиссар сдернул простыню, Пьер сразу узнал Валерию. На ней были низкие сапожки, светло-зеленые вельветовые брюки и спортивный свитер. Изящные нежные руки были вытянуты вдоль бедер, бледное лицо окаймляли белокурые локоны.

Пьер вспомнил, что и в Берлине на Валерии были такие же вельветовые брюки и спортивный светло-коричневый свитер, поверх которого она накидывала короткую каракулевую шубку. Сердце Пьера сжалось от боли. Он отвел взгляд и увидел в углу на стуле ту самую шубку.

Вошли два санитара с носилками. Пьер склонился над Валерией и коснулся губами ее щеки. Когда они были в Берлине, он целовал ее так каждый вечер. Какой счастливой казалась она тогда! Она не сводила с него восторженных глаз. Должно быть, эти невинные поцелуи напоминали ей детство, когда ее перед сном вот так же целовали отец и мать, и от этого девочка чувствовала себя в полнейшей безопасности.

Пьер бросил прощальный взгляд на прекрасное лицо. Санитары снова накрыли тело простыней, положили на носилки и унесли.

Пьер вышел на балкон. «Это я во всем виноват, так и не разыскал ее, — корил он себя, глотая слезы. — Но ведь я же искал… О, если бы мне тогда удалось найти Валерию! Я бы сумел защитить ее!»

Спустя несколько минут на балкон вышел комиссар и остановился рядом. Они молча смотрели на снег, медленно падавший крупными хлопьями на дорогу, окрестные горы и озеро.

— Вы любили ее? — тихо спросил комиссар.

— Да, — помолчав, ответил Пьер.

— Если вам тяжело говорить об этом, я не буду настаивать, — сказал комиссар, но тем не менее снова спросил: — И она вас любила?

— Да, — произнес Пьер. — По крайней мере я так думаю. Никого никогда я так не любил.

— Какой она была?

— Была красивой, даже можно сказать: очень красивой. Но я бы не сказал, что только в этом заключалось ее обаяние. Она была очень эмоциональным человеком и вместе с тем исключительно душевным и интеллигентным. Была немного грустной, как мне тогда казалось. Не любила шуток. И очень серьезно воспринимала жизнь. Иногда она, правда, веселилась, смеялась от души, но всегда с оттенком какой-то затаённой тоски. Порой она становилась печальной, и бывали дни, когда на нее находил страх, причин которого я не понимал, а сама Валерия предпочитала не говорить об этом.

Пьер задумчиво посмотрел на снежинку, упавшую ему на рукав, и добавил:

— Мне было с ней необычайно легко, и это было самым прекрасным в наших отношениях. Ведь так редко удается встретить человека, с которым чувствуешь себя свободным и можешь говорить о чем угодно. Обычно мы все чего-то остерегаемся, боимся нарушить этикет. Но с ней ничего этого не было. Мы словно оказались одни в целом мире. Наслаждались солнцем, радовались всему на свете: и снегу на деревьях, и блестевшим на солнце крышам. Мы ощущали себя частицей этого ликующего мира. Валерия не требовала от жизни слишком много. Ей нравилось все простое и недорогое. Однако что-то мешало ей быть счастливой. «Что-то»… Это я тогда так думал. Но, по всей вероятности, это был «кто-то», а не «что-то».

 

3

— Убийство совершено между половиной восьмого и восемью, — сказал комиссар Мюллер, когда Пьер на следующее утро явился к нему в уголовную полицию Мюнхена. — С первого дня ее появления в городе к Валерии никто не приходил, никто не наводил о ней справок у дежурного администратора и не звонил ей. Она приехала в отель в среду после обеда. Вечером поужинала в номере и, насколько известно, в тот день на улицу не выходила. На другой день утром немного погуляла у озера, а вчера опять повторила такую же прогулку. Все остальное время она провела, очевидно, в своей комнате.

— Откуда она приехала?

— Из Зеефельда, в Тироле. Это явствует из счета отеля, который мы нашли в ее сумочке.

Пьер, усевшись в кресло, стал просматривать список постояльцев отеля.

— Вы полагаете, что кто-нибудь из них это сделал? — спросил комиссар, положив руку ему на плечо.

— Нет, — ответил Пьер. — Все постояльцы прибыли в отель раньше Валерии. Если наша версия является верной, Валерию убил тот, кто следил за ней. Следовательно, этот человек должен был прибыть в отель после нее. Он знал о ее планах и приехал сюда за ней следом. Наверняка он появился в отеле как случайный посетитель.

— Ну, это довольно примитивно, — заметил комиссар. — Что такое случайный посетитель в отеле? Здесь все более или менее случайные посетители. Отель — такое место, где люди постоянно снуют взад и вперед. Мы опросили всех, не видели ли они кого-нибудь подозрительного. Под словом «подозрительный» мы и имели в виду случайных посетителей. Однако это ровным счетом ничего не дало. Одни говорили, что не встречали таких, другие отвечали, что не знают, кто оказался в отеле случайно, а кто живет здесь.

— И все-таки должен же был кто-то видеть убийцу! — возразил Пьер. — Я уверен, что его видели многие, только не придали этому значения.

— Ну и что из этого следует?

— Скажите, а как проводился опрос? — поинтересовался Пьер. — Вы спрашивали у постояльцев и персонала отеля, не видели ли они там каких-то посторонних?

— Да, конечно.

— Значит, вы предоставили им право решать, кто здесь посторонний, а кто нет?

— Хм… да.

— А как они могли это определить?

— Я согласен с вами — они, разумеется, не могли этого сделать.

— Они — нет, а мы с вами можем, — сказал Пьер.

— Что вы имеете в виду?

— Никто в отеле не знает всех постояльцев, даже администратор.

— Естественно, ведь его очень часто подменяет заместитель.

— Вот-вот! И если администратор видит незнакомого ему человека, который, скажем, идет к лифту, он решает, что его принимал в отель заместитель. А заместитель, в свою очередь, сочтет такого человека за постояльца, принятого администратором. Значит, администратор хорошо знает часть постояльцев?

— Конечно.

— А заместитель — другую часть.

— Так, так…

— Лифтер, швейцар, официанты ресторана, а также бармен — все знают какую-то часть людей, живущих в отеле.

— Да, — согласился комиссар, — и горничные знают постояльцев на своих этажах. Но это нисколько не поможет нам продвинуться вперед. Как вы сами сказали, никто не знает всех постояльцев отеля, следовательно, никто не может точно сказать, кто из людей, находящихся в отеле, является посторонним.

— А если мы попробуем поставить вопрос по-другому? — не унимался Пьер. — Попросим всех постояльцев и обслуживающий персонал описать нам всех, кого они видели в отеле вчера вечером, неважно где: в холле, в лифте, на лестнице или в коридорах. Не будем задавать вопрос: «Вы не видели в отеле каких-нибудь посторонних или подозрительных лиц?», а спросим: «Кого вы видели в этот вечер?» — и пусть они сообщат нам имена или дадут описание наружности этих людей. Таким образом мы заполним опросные листы, а затем сличим их.

Ганс Мюллер, наморщив лоб, сосредоточенно смотрел на Пьера.

— В ряде листов будут совпадения, — продолжал Пьер. — С помощью регистрационной книги или со слов персонала отеля мы сможем быстро установить имена всех постояльцев и номера, где они проживают.

— Но у кого-то мы не сможем выяснить имени. Правильно я вас понял?

Пьер кивнул.

— Если на листочке администратора будут указаны приметы человека, который ему незнаком, мы пойдем к его заместителю и выясним, не регистрировал ли его он. Если заместитель подтвердит, мы будем знать, что это постоялец. Но, может быть, он ответит отрицательно. Скажем, горничная первого этажа увидела незнакомого человека и подумала, что он живет на втором или третьем этаже — мы проверим это у горничных тех этажей. Но может оказаться, что и они не знают его. Словом, на каком-то листочке, а может быть, и не на одном, мы получим приметы человека, который никому не известен — ни персоналу, ни постояльцам. И если мы не сумели установить его имени, а также выяснить, где он проживает, и постояльцы заверят, что не ждали к себе такого посетителя, мы можем предположить, Ганс, что именно этот незнакомец проник в отель вчера вечером и убил Валерию фон Далау.

— Логично! — комиссар с уважением посмотрел на Пьера. — Стоит провести такой опрос. Давайте начнем. И немедленно!

Когда они выехали из города, снег прекратился. Он укутал толстым покровом окрестные горы и ослепительно блестел на солнце. Навстречу непрерывно мчались автомобили с лыжами на багажниках. На переезде им встретился длинный международный поезд, набитый туристами, ехавшими на рождественские праздники. В окнах мелькали молодые люди и девушки в спортивных шапочках и свитерах.

Озеро Аммер отливало черно-зеленым цветом. Извилистые берега поросли лесом. У самого «Майер-отеля» машину комиссара обогнало несколько автомобилей — видимо завсегдатаи этих мест спешили на отдых в рождественские дни. Стайка детишек играла в снежки перед отелем. Двое служителей вешали на елку рядом со входом гирлянды цветных лампочек. Красно-зеленые рамы отеля, освещенные утренним солнцем, выглядели празднично.

Пьер с тревогой взглянул на окна второго этажа. За одним из них могла бы сейчас находиться Валерия, любоваться снегом и солнцем…

— Пошли, — пробасил комиссар Мюллер, подхватив Пьера под руку и увлекая в дом.

В холле их встретил сам директор — полный господин в очках с позолоченной оправой. Посмотрев по сторонам с видом заговорщика, он шепотом попросил по возможности не тревожить прибывающих постояльцев.

— Сегодня к нам уже прибыло двадцать человек, — сообщил он, — а к концу дня мы ждем еще столько же.

Комиссар Мюллер взял на себя опрос постояльцев. Пьер — опрос персонала. Он начал с горничной второго этажа, — женщины средних лет. Это она обнаружила труп в номере, когда пришла убирать постель. Женщина выглядела совершенно подавленной.

Пьер спросил горничную, может ли она описать постояльцев, проживающих на втором этаже. Та сделала это без всяких затруднений. На вопрос: не видела ли она накануне вечером посторонних в коридоре, горничная ответила, что нет.

— А в лифте или на лестнице? — спросил Пьер. — Может быть, вы все-таки видели незнакомых людей в лифте или встретили на лестнице?

— Обычно наши постояльцы пользуются лифтом, — ответила горничная, — но некоторые предпочитают подниматься по лестнице. В отеле три этажа. Вчера я видела на лестнице молодого человека лет двадцати в красной клетчатой ковбойке. Он поднимался, перемахивая через две ступеньки, видимо, очень спешил. В руках у него был какой-то сверток. Потом я встретила молодую пару с двумя детьми, они спускались вниз. Эти люди запомнились мне, потому что я подобрала с пола детскую кофточку, которую обронила мадам.

— Кого еще?

— Да. Вечером ко мне спускалась горничная третьего этажа. Она приходила, чтобы забрать полотенца, которые просила выстирать. А чуть позже прошел господин с больной ногой. Он с трудом поднимался на третий этаж, опираясь на трость и волоча левую ногу. Я еще подумала: почему он не дождался лифта? Но потом решила, что это нужно ему для тренировки, наверное, разрабатывает мышцы по предписанию врачей. Моей сестре доктор тоже когда-то порекомендовал подниматься по лестнице пешком для укрепления сердца. А я-то ничего не знала и советовала ей как можно меньше двигаться. Докторам лучше знать…

— Как выглядел этот господин?

— Лет пятидесяти, лицо довольно строгое и черная бородка клинышком. Он был в черном выходном костюме.

Пьер поблагодарил горничную и направился на третий этаж. И там горничная тоже без труда описала своих постояльцев. Она упомянула молодую супружескую пару с двумя детьми и молодого человека в клетчатой рубашке, а вот мужчина со строгим лицом, бородкой и тростью, одетый в вечерний черный костюм ей не встречался.

— Такого господина нет на моем этаже, — сказала горничная.

Однако молодая белокурая девушка с косой, дежурившая на первом этаже, видела его.

— Нет, на нашем этаже он не проживает, — сказала она. — Я считала, что он живет где-то выше, поскольку он поднимался по лестнице.

Записав все приметы постояльцев первого этажа, Пьер направился к администратору.

— Я охотно ознакомлю вас с регистрационной книгой и карточками проживающих у нас людей, — сказал администратор, элегантный молодой человек из Бонна. Он достал из стола регистрационную книгу и через минуту принес картотеку. Затем довольно подробно описал внешность около тридцати постояльцев. Хромого мужчины с бородкой и тростью среди них не было. Пьер поинтересовался, не проживал ли раньше в отеле человек с подобными приметами.

— Среди постояльцев, которых я оформлял, таких не было. Но, может быть, мой заместитель принял его? — ответил администратор.

Заместитель тоже не регистрировал такого господина.

— Может быть, вы случайно встречали его вчера вечером в холле или на лестнице?

— Нет, не видел, — твердо сказал заместитель.

Спустившись вместе с администратором вниз, Пьер выяснил, что из-за стойки виден только лифт, а лестница, ведущая наверх, находится за углом и совершенно оттуда не просматривается. Рядом с лестницей был холл поменьше, соединявшийся аркой с центральным. В этом маленьком холле имелись две двери.

— Куда они ведут? — спросил Пьер.

— Та в кухню, а эта на улицу, — ответил администратор. — Здесь служебный вход. Через него можно выйти на площадку для парковки автомобилей, которая находится позади отеля. — И он открыл ближайшую дверь, чтобы Пьер мог в этом убедиться.

— Следовательно, посторонний человек может войти в отель без труда, подняться по лестнице и вы его не увидите? — спросил Пьер.

— Да, конечно, — ответил администратор. — Народ здесь ходит постоянно. Ведь обслуживающий персонал пользуется этим входом, так же, как и поставщики продуктов.

Администратора позвали к выходу, а Пьер решил поговорить с лифтером. Пожилой лифтер оказался человеком наблюдательным. Он сумел описать значительно больше постояльцев, чем администратор. На вопрос Пьера, видел ли он парня в красной клетчатой рубашке, который бежал по лестнице наверх, лифтер ответил, что видел.

— Конечно, он мог воспользоваться лифтом, — сказал он, — но молодой человек явно спешил и ему, вероятно, некуда девать энергию, — добавил лифтер с усмешкой.

Видел он и молодую супружескую пару с двумя детьми, которая спустилась вниз по лестнице. Словом, он помнил всех, кто проходил мимо лифта. Конечно, он заметил и строгого хромого мужчину с черной бородкой и тростью.

— Я спускался вниз, — сказал лифтер, — и вдруг увидел этого господина: он только что начал подниматься по лестнице, двигался с трудом. Я решил помочь ему, остановил лифт и поехал обратно на первый этаж. Открыл дверь, но господин гордо поклонился, давая понять, что лифт ему не нужен. Встречаются, знаете ли, такие люди — они всегда сердятся, если лифтер не сразу заметил, что им надо подниматься наверх.

— Этот мужчина живет в вашем отеле?

— Полагаю, что да.

— А раньше вы его видели?

— Нет.

От лифтера Пьер направился к директору. Тот заявил, что накануне вечером ни с кем не назначал встреч, ни деловых, ни каких-либо других.

На этом Пьер прервал свое занятие и направился в комнату, где комиссар Мюллер опрашивал постояльцев. Тот как раз беседовал с пожилой дамой в сером пальто и лиловой шляпке, проживающей на третьем этаже. Старушка очень сердилась, что ей приходится терять столько времени на беседу с комиссаром. Она заявила, что доктор велел ей гулять после обеда именно в эти часы.

Но комиссар был неумолим, и дама в конце концов начала с нескрываемым раздражением описывать всех людей, которых она видела в отеле накануне вечером. Тем временем Пьер просмотрел записи, сделанные комиссаром.

На одном из листов он прочитал: «Вечером видел на лестнице мужчину с неприятным лицом, который хромал на одну ногу». Пьер отметил эту запись крестиком. Комиссар поднял голову.

— Подозрительный субъект?

— Кажется, да.

Заканчивая беседу с пожилой дамой, комиссар поинтересовался, не посещал ли ее накануне вечером мужчина с бородкой клинышком и тростью.

Вопрос окончательно рассердил старушку и она возмущенно прошипела:

— Вчера вечером меня никто не посещал, ни с остроконечной бородкой, ни без бороды! И вообще, я не принимаю мужчин в своем номере!

— Но, может быть, вы все-таки видели солидного пожилого господина, который ходит, опираясь на трость? — настаивал комиссар.

— Не видела я ничего подобного! — отрезала дама.

Пьер помог комиссару опросить постояльцев, а затем они вместе подытожили свои записи. Оказалось, что накануне вечером никто из проживающих в отеле не принимал у себя пожилого хромого мужчину в черном костюме с бородкой и тростью, никто не ждал такого посетителя и не договаривался с ним о встрече.

— Итак, Пьер, мы установили, что такой человек появлялся в отеле. Скорее всего, это и есть преступник.

— Вполне возможно, — ответил Пьер задумчиво.

— Вас не устраивает мое предположение?

— Уж очень просто все получается.

— А что тут невероятного? Вам пришла хорошая идея опросить постояльцев и персонал. Она сработала. Мы выявили человека, который вчера вечером приходил в отель и поднимался по лестнице. Но он здесь не проживает и никого не посещал. Именно такого человека мы и искали.

— Да, да… — рассеянно ответил Пьер, продолжая думать о чем-то своем. — Если приметы преступника так легко запоминаются, не следовало ли ему немного постараться, чтобы остаться незамеченным? Не так уж часто встречаются пятидесятилетние мужчины со строгим лицом, черной клинообразной бородкой и тростью в руках. Этот человек словно разгуливал с визитной карточкой на груди. Давайте-ка еще раз побеседуем с горничной второго этажа.

Они нашли ее в конце коридора — в одной из служебных комнат напротив лестницы.

— Где вы находились, когда сердитый хромой мужчина поднимался по лестнице? — спросил Пьер.

— Здесь, в этой комнате. Я только что погладила белье и стала его убирать. Дверь была открыта, так как от утюга в комнате было очень жарко.

— Что вы делали после того, как убрали белье?

— Пошла на кухню поесть.

— В котором это было часу?

— Полагаю, примерно без четверти восемь. Мы ужинаем в восемь часов, но обычно приходим на кухню чуточку раньше.

— Значит, вы видели этого мужчину примерно без двадцати минут восемь?

— Да.

Поблагодарив горничную, Пьер с комиссаром направились к лифту.

— Если я правильно понял, — сказал комиссар, — эта женщина видела, как подозреваемый нами человек поднимался по лестнице на третий этаж?

— Вы правильно поняли.

— Тогда не все сходится, — произнес он разочарованно. — Валерия фон Далау убита не на третьем этаже, а здесь, на втором. А может, преступник увидел горничную в комнате напротив лестницы? — спросил он с надеждой. — Возможно, он намеренно прошел мимо нее, чтобы потом незаметно спуститься обратно. Это вполне могло быть. По всей вероятности, так оно и было. Преступник не мог войти в номер Валерии фон Далау в то время, когда горничная видела его в открытую дверь.

Их беседу прервал лифтер. Он пришел сообщить, что вернулась посудомойка, ходившая за покупками. Комиссар и Пьер пошли поговорить с ней. Оказалось, что посудомойка тоже видела хромого мужчину с сердитым лицом. Она встретила его на улице позади отеля и видела, как он вошел в дверь.

— В дверь, что ведет в маленький холл, расположенный рядом с лестницей? — спросил Пьер.

— Да.

— Вы в этом уверены? — спросил комиссар. — Вы это видели?

— Конечно. Я выбросила в мусорный бак старые тряпки и, когда возвращалась, столкнулась с ним лицом к лицу. Мне пришлось немного подождать внизу, пока он карабкался по ступенькам. Этот господин не торопился. И еще оглянулся на меня. Посмотрел не очень дружелюбно. Он был чем-то очень рассержен, по всему было видно. Но я-то его не торопила и не сказала ему ничего плохого. Только подумала: странно, что он входит в отель через эту дверь. Но потом решила, что он пришел по делу или что-нибудь в этом роде.

Комиссар Мюллер, взяв Пьера под руку, отвел его в сторону.

— Пьер, это убийца! Этот господин не живет в отеле. Его никто не приглашал. Он не был ни у одного из постояльцев. Вошел в отель через служебный вход и, никому не представившись, направился вверх по лестнице! Чего же вам еще?

— Бензоколонка, которая находится позади отеля, принадлежит вам? — спросил Пьер у администратора.

— Да, — ответил тот.

— Давайте поговорим там с кем-нибудь, — предложил Пьер.

В небольшой мастерской рядом с бензоколонкой они увидели рабочего, который надевал на колесо предохранительную цепь. Едва Пьер описал хромого мужчину с тростью, рабочий понимающе кивнул.

— Я видел, как этот человек вчера вечером подъехал к отелю. Он припарковался вон там, за «ягуаром», не спеша выбрался из автомашины и вошел в отель. Спустя некоторое время он уехал.

— Через какой вход он проник в отель?

— Через служебный.

— Как долго он находился в отеле?

— Около пятнадцати минут.

— На каком автомобиле он приехал?

— На «фольксвагене» серого цвета, изрядно потрепанном.

Когда они вернулись в отель, комиссар Мюллер глубокомысленно произнес:

— Итак, Пьер, вчера вечером между половиной восьмого и восемью часами в отель проник неизвестный, который через четверть часа уехал, а чуть позже горничная обнаружила в номере труп графини Валерии фон Далау. Если этот хромоногий тип не убийца, тогда мы имеем дело с очень странным стечением обстоятельств!

— Пожалуй, вы правы, — ответил Пьер.

— Нет, я почти не сомневаюсь, что этот тип — убийца! — продолжал комиссар. — Нет ничего удивительного, что на него никто вчера не обратил внимания. Рабочему с бензоколонки он показался человеком, приехавшим по служебным делам. То же самое подумала и посудомойка. Лифтер счел его новым постояльцем. Горничная второго этажа — клиентом, поселившимся на третьем. Администратору и директору отеля он постарался не попадаться на глаза, так как они знали, что этому человеку нечего делать в отеле. Пьер, не надо так скептически улыбаться! Мы наверняка установили преступника! Правда, мы еще не знаем его имени, зато знаем рост, внешний вид, походку и такие характерные приметы, как бородка и трость. Наконец нам известна и марка машины, на которой он приехал!

Администратор отеля очень перепугался, когда комиссар Мюллер описал ему подозреваемого человека.

— Вы сказали, у него черная клинообразная бородка? спросил он. — И трость? И он хромает?

— Да. Кроме того, известно, что у него сердитое лицо и одет он в вечерний черный костюм, — уточнил комиссар.

— Почему вы так смотрите на нас? — спросил Пьер.

— Мне кажется, я знаю этого человека, — растерянно ответил администратор.

— Кто он?

— Отто фон Далау. У него черная бородка. Это очень мрачный, неприветливый человек, он хромает и потому всегда ходит с тростью. Дома обычно передвигается в каталке.

— Отто фон Далау? — воскликнул Пьер. — Из замка в Ландсберге?

— Да, Отто живет там. Но, насколько я знаю, замок ему не принадлежит, он там служит управляющим.

— Вы знаете его лично?

— Я только раз встречался с ним, но все в округе знают, как он выглядит. Он президент общества устроителей местных праздников. Ежегодно он устраивает в замке большой прием, — администратор многозначительно поднял вверх палец, — на который приглашаются все почетные граждане нашего землячества. Однажды и я был удостоен чести присутствовать на такой церемонии. Тогда-то я и познакомился с Отто фон Далау.

Пьер недоуменно смотрел на администратора. Возможно ли такое? Неужели Валерию убил человек, который живет в ее замке, холодный, враждебный голос которого он сам однажды слышал в телефонной трубке? Пьер вспомнил, как нервничала всегда Валерия, когда он спрашивал ее об Отто и тщетно пытался выяснить, что за человек этот Отто фон Далау. Поняв, однако, что Валерия не желает говорить о нем, он оставил свою затею.

И тут ему пришла в голову неожиданная мысль.

— У вас есть телефонный справочник?

— Да, вот он, — ответил директор.

— Что вы задумали? — поинтересовался комиссар.

— Если неизвестный господин, которого вчера вечером видели в отеле, — Отто Фон Далау, то почти наверняка серый «фольксваген», на котором он приехал, был взят напрокат.

— «Фольксваген»? — удивился директор. — Отто фон Далау не ездит на «фольксвагене», у него «мерседес-600»! Так сказать, немецкий «роллс-ройс», — добавил он с усмешкой.

Пьер отыскал в справочнике телефоны фирм, дающих напрокат автомобили без водителей.

— Давайте я позвоню, — предложил комиссар. — Прежде всего нам следует обратиться в известную фирму Хертца.

Пришлось немного подождать, пока служащая фирмы просмотрит все квитанции предыдущего дня. Затем она сказала:

— Нет, вчера мы не давали напрокат серый «фольксваген». У нас брали машины других марок, но не той, что вас интересует.

Он позвонил еще в три фирмы — результат был тот же. Наконец, в одном месте ему сообщили:

— Вчера мы давали напрокат четыре «фольксвагена», и один из них был серый. Автомобиль взяли после обеда и обещали вернуть к вечеру. Но человека, взявшего машину, звали не Отто фон Далау, а Генрих Пфорц.

— Попросите ее описать этого клиента, — подсказал Пьер комиссару.

— Как выглядел человек, который взял у вас серый «фольксваген»? — спросил комиссар.

— Подождите, я сейчас выясню, — ответил служащий, — вчера после обеда я не работал.

Через несколько минут к телефону подошла женщина, которая сообщила:

— Господин Пфорц невысокий, полный, приблизительно лет шестидесяти.

— Не он! — произнес комиссар разочарованно.

— Может быть, вас заинтересует другой господин, который был с ним? — спросила дама.

— Другой господин? Разве их было двое?

— Да, был второй, более солидный.

— Вы не могли бы описать его поподробнее?

— У него черная борода, очень строгий вид…

— При ходьбе хромает? Опирается на трость?

— Да.

— Благодарю!

Комиссар положил телефонную трубку и радостно воскликнул:

— Прямо в цель попали! Убийца найден!

На обратном пути он поучительно произнес:

— Один старый инспектор полиции однажды сказал мне: «Человек привыкает к любой ситуации. Если вы хотите уличить убийцу, торопитесь поговорить с ним, пока он еще не свыкся с содеянным преступлением». К Отто фон Далау надо ехать немедленно. — Комиссар на минуту задумался, затем ворчливо добавил: — К сожалению, вам придется поехать одному…

— Почему одному? — спросил Пьер.

— Мне необходимо наведаться в офис. За это время могли возникнуть срочные дела, — пояснил комиссар. — К тому же завтра Рождество. Я должен поздравить подчиненных с праздником и разрешить им уйти пораньше. Правда, они наверняка уже отложили все дела, чтобы закончить их после праздника. Я эти чернильные души прекрасно знаю. Вечно всем недовольны, даже когда им во всем идешь навстречу.

— Как можно следователей уголовной полиции называть чернильными душами?!

— Мне можно, — улыбнулся комиссар.

— Ганс, ты меня убедил, — сказал Пьер, подхватив этот шутливый тон и переходя на «ты», — я поеду в Ландсберг один, хоть мне и страшновато. А тебя я попрошу выполнить одно небольшое дело.

— Какое?

— Организовать очную ставку Отто фон Далау с горничной и другими служащими отеля, которые его видели. Надо выяснить, опознают они его или нет.

— Хорошо, постараюсь это сделать. Позвони мне из замка.

— Хорошо.

 

4

Пьеру не пришлось искать замок в Ландсберге. Еще издали он увидел на скале, над рекой Лех, величественный замок с башнями, рядом с которым город, распластавшийся в низине, казался невзрачным.

Миновав предместье, Пьер въехал в сосновый бор, а потом дорога круто устремилась вверх, к замку. Вскоре он оказался на широкой площади, где в праздничные дни проводились все торжества. Отсюда был хорошо виден темно-красный фасад замка, крепостные башни, крутая черепичная крыша с множеством остроконечных башенок и простиравшиеся до самого горизонта горные цепи, покрытые снегом.

Пьер невольно представил, как проходило детство Валерии в этом монументальном дворце, нависшем над городом и окруженном вековыми деревьями. В те времена в коридорах и залах замка все напоминало об ушедшей эпохе, когда немецкие земли еще именовались графствами. Валерия не раз рассказывала об этом, и всегда с какой-то грустью.

«Неуютно мне жилось в этом безрадостном мире», — говорила она. По ее словам, в замке было невесело. Казалось, жизнь нынешних обитателей замка протекала среди знатных мертвецов, где от склепов, требовавших к себе благоговения, так и веяло жутковатой укоризной потомкам, мол, без нас, почтенных и незабвенных, оставаться в живых — верх святотатства и безнравственности.

Пьер вспомнил, что у Валерии всегда портилось настроение, когда она начинала рассказывать о замке.

Он пересек площадь и подкатил к парадному входу, украшенному с двух сторон мраморными львами и боевыми щитами. Затем он поднялся по ступеням и позвонил. Пришлось позвонить еще раз, прежде чем открылась массивная дубовая дверь и старый слуга в полосатом жилете появился на пороге. Пьер представился и спросил, может ли Отто фон Далау принять его.

— Нет, — ответил слуга и собрался уже захлопнуть перед ним дверь.

— Будьте все же так любезны, доложите обо мне, — настаивал Пьер.

— Нам это запрещено. Вы ведь не договаривались с графом о встрече.

Пьер удивился, услышав, что слуга называет Отто «графом». В Берлине Валерия лишь однажды упомянула о своем знатном происхождении.

— Тогда передайте графу, что я приехал из «Майер-отеля», где только что разговаривал с горничной и тремя другими служащими, которые видели его там вчера. Их свидетельства совпадают.

— Что это значит? — слуга вскинул брови.

— Граф знает. Передайте ему это, пожалуйста.

— Вам придется подождать на улице, — сказал слуга.

«Может быть, этот старик и неплохой человек, — подумал Пьер, — просто он старательно исполняет все приказания своих хозяев».

Через несколько минут слуга вернулся и открыл дверь.

— Проходите.

Миновав портал с бело-серыми колоннами и готическими сводами, они вошли в огромный сумрачный холл, увешанный старинными гобеленами. Затем потянулся длинный, темный коридор с низким сводчатым потолком. Слуга молча и решительно шагал вперед. Пьер едва поспевал за ним. В конце коридора слуга открыл дверь и с низким поклоном произнес:

— Войдите сюда, пожалуйста.

Пьер оказался в роскошном, длинном и тускло освещенном зале. Свет проникал сюда через восемь ромбовидных окон в свинцовых рамах, расположенных на одной стене. Три другие стены от самого пола до дубового потолка были закрыты книжными шкафами. На половине их высоты тянулась галерея с передвижными лестницами. Посредине зала стояли два длинных стола с прекрасными старинными глобусами и настольными лампами, а вокруг них — громадные кожаные кресла. В огромном, высеченном из цельной гранитной глыбы камине горели дрова.

В каталке, греясь у огня, спиной к двери сидел мужчина. Подойдя поближе, Пьер увидел, что на нем длинный лиловый халат и шелковый шарф того же цвета. Мужчина читал старинную книгу в кожаном переплете.

Наконец он поднял голову и Пьер увидел худое темное лицо, острую черную бородку и холодные глаза.

— Меня зовут Пьер Валенс. А вы, по-видимому, Отто фон Далау?

— Да, — ответил мужчина. — Мне сказали, вы журналист. Но журналисты все до одного фантазеры. Все люди что-то создают, а эти только фантазируют.

Он положил на стол книгу и не без надменности продолжил:

— Скажите, господин Валенс, вы всегда так фантазируете, — он сделал паузу, подбирая подходящее слово, — без оглядки на ответственность? Или только в тех случаях, когда вам требуется войти в чей-нибудь дом?

Пьер узнал металлический тембр этого голоса.

— Что означает тот бред, который услышал от вас мой слуга?

— Это не бред. Мы с комиссаром Мюллером действительно побывали в «Майер-отеле» на берегу озера Аммер, где жила Валерия фон Далау. Мы беседовали там с горничной второго этажа, лифтером и рядом других служащих, — спокойно ответил Пьер.

Отто фон Далау демонстративно отвернулся от него.

— Ну и что же? Я ведь не делал в отеле никакого заявления в связи со смертью моей родственницы Валерии фон Далау.

— Откуда вам известно, что Валерия умерла?

— Графиня Валерия, прошу вас, пожалуйста!

— Я знал Валерию очень близко, — сказал Пьер, — и она разрешила мне называть ее просто по имени. Впрочем, если другие пытались называть ее графиней, она им запрещала это.

Отто фон Далау снова пристально посмотрел на Пьера, но уже не так холодно и подозрительно, как вначале.

— Было сообщение по радио, — сказал он, — откуда же еще я мог узнать? Журналисты, как всегда, уже начали болтать об этом! Что еще вы хотели спросить?

— Убийство совершено между половиной восьмого и восемью часами. Примерно без двадцати минут восемь в отеле появился пятидесятилетний мужчина в черном костюме. У него была клинообразная черная бородка, при ходьбе он хромал и опирался на трость. Его видели четыре сотрудника «Майер-отеля». Этот человек не значится в списках постояльцев, и его никто к себе не приглашал, мы опросили и сотрудников, и постояльцев. Так что это проверенные сведения.

Отто фон Далау уставился на Пьера холодными темными глазами.

— Вы описали мою внешность или какого-то незнакомца, посетившего отель?

— Незнакомца, — ответил Пьер, — если, конечно, у вас есть двойник. Только вы сами можете внести ясность в этот вопрос.

— Неужели достаточно показаний нескольких девиц и слуг, чтобы отождествить меня с каким-то неизвестным, который, возможно, был ранен во время войны и теперь носит бороду?

— Так вы не были вчера вечером в «Майер-отеле»?

— Да я ни одной ногой не ступал на его порог!

— Есть ли среди вашей прислуги шофер по имени Генрих Пфорц?

Отто фон Далау вздрогнул и, нахмурившись, спросил:

— А почему вас интересует Пфорц?

— Так значит, у вас есть шофер с таким именем? Скрывать не стоит — ведь это совсем легко проверить.

— Да, — ответил Отто фон Далау после некоторого колебания, — моего шофера действительно зовут Генрих Пфорц.

— Вчера после обеда он брал напрокат в мюнхенской фирме «Стед» серый «фольксваген»?

— «Фольксваген»? Напрокат? — воскликнул Отто фон Далау удивленно. — Зачем?

— Чтобы вместе с описанным мной человеком отправиться на этой машине к «Майер-отелю» и там обделать свои темные делишки.

— Я уже вам сказал, что никогда там не был.

— Мы позвонили в фирму «Стед», — сказал Пьер, — и получили справку, что вчера после обеда у них взял серый «фольксваген» Генрих Пфорц, ваш шофер.

— Это не мог быть мой шофер! Мало ли в Германии людей с такой фамилией? Вам известно лишь то, что они дали напрокат автомобиль человеку, имя которого Генрих Пфорц?

— Нет, нам известно гораздо больше, — перебил его Пьер.

— Что еще? — В глазах Отто мелькнула растерянность. — Что же еще вам известно? — переспросил он, повысив голос.

— Как выглядит Генрих Пфорц.

Повисло долгое молчание. Затем Отто фон Далау сказал:

— Ну и что же?

— Маленький, толстый, примерно шестидесяти лет.

Отто фон Далау ничего не ответил.

— Ваш шофер тоже маленький, толстый и пожилой?

— Да, приметы совпадают, — глухо произнес Отто.

Не давая ему собраться мыслями, Пьер продолжал:

— Мы знаем также, как выглядел человек, который был с Генрихом Пфорцем.

— Ну и как же он выглядел?

— Хорошо одетый, хромой господин, примерно пятидесяти лет, с черной клинообразной бородкой и тростью.

Отто фон Далау с изумлением смотрел на Пьера.

— Для чего вы все это выдумали? — наконец спросил он.

— Ну уж нет, — возмутился Пьер, — вы, вероятно, хотите уличить меня в том, что я рассказываю небылицы?! Но вам очень трудно будет доказать, что существует другой человек, который выглядит совершенно так же, как вы, и у которого служит маленький толстый шофер, примерно шестидесяти лет, по имени Генрих Пфорц.

— Ложь! — злобно прокричал Отто фон Далау. — Все это ложь! Вы придумали ее или эти ваши свидетели придумали! Все вечно что-то выдумывают. Но никому не удастся поймать меня на эту удочку!

Последняя фраза заинтересовала Пьера. Что имел в виду Отто, сказав: «никому не удастся поймать меня на эту удочку!»

— Вы можете позвать сюда вашего шофера? — спросил Пьер.

— Нет! — раздраженно буркнул Отто фон Далау.

Пьер недоуменно посмотрел на него.

— Вы не сможете сейчас встретиться с моим шофером! — произнес он уже громче.

Пьер продолжал молчать, и это окончательно вывело Отто фон Далау из равновесия. Он в ярости заорал:

— Вы не сможете с ним сейчас говорить, так как его нет! Нет!

— Где же он?

— Его здесь нет!

— Где он?

— Этого я не знаю. Сегодня он мне был не нужен.

— А где он был вчера?

Отто фон Далау, помолчав, с волнением произнес:

— Я предпочел бы об этом не говорить… однако чувствую, что должен… Я действительно не знаю, где сейчас Пфорц. Его нет.

— Как это «нет»?

— Он исчез.

— Ничего не сказав вам?

— Ничего.

— И забрал ваш «мерседес-600»?

— Да.

— Когда он исчез?

— Вчера утром. Он сказал, что ему надо поехать в гараж, который находится внизу, в городе, и я отпустил его. Он уехал, но назад не вернулся.

Пьер пристально посмотрел на Отто. «Можно ли ему верить? — спрашивал он себя. — Или этот человек лжет?»

Отто понял, о чем он думает.

— Не могу твердо утверждать, что Пфорц уехал на моем автомобиле и что у него были благие намерения…

— Могла ли у кого-нибудь возникнуть мысль, что он сумеет похитить ваш автомобиль и это останется незамеченным?

— Нет… Мне и самому это не приходило в голову. Но что мне оставалось делать? Я решил не поднимать шум. Наверное, это наивно, но я считал, что дело, возможно, само собой прояснится. А вдруг случилось какое-то несчастье, кто знает… Не смотрите на меня так, словно вы не верите мне. Уверяю вас, я не был вчера в Мюнхене — ни один, ни с Пфорцем… И за всю свою жизнь ни разу не брал напрокат автомобилей. Это все, что я могу вам сказать!

Отто отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Однако через минуту он спросил:

— Вы решили, что это я вчера вечером совершил убийство?

— Не могу утверждать, — сказал Пьер. — Но все детали сходятся, и я, естественно, должен был это предположить.

— Но почему?

— Посудите сами. Вы подъехали к отелю и поставили машину на площадке, — это видел рабочий с бензоколонки. Когда вы входили в отель через служебный вход, на вас едва не наткнулась посудомойка. Вы сердито посмотрели на нее и прошли мимо. Она запомнила вас. И по хромоте, и по недружелюбию, проявленному вами. Вы вошли в отель как раз в то время, когда многие постояльцы шли обедать, и стали подниматься по лестнице. Лифтер заметил это и, желая помочь, поднял для вас лифт, но вы отказались, и продолжали подниматься пешком. На втором этаже вы увидели, что через открытую дверь из своей комнаты на вас смотрит горничная. Неужели вы будете отрицать все это?

Пьер заметил, что в расширенных темных глазах Отто вспыхнули гневные огоньки.

— Ну, попробуйте опровергнуть хоть что-либо из сказанного мною, — предложил Пьер. — Это все проверенные факты. Уверяю вас, господин фон Далау, вы попали в довольно сложное положение.

— Уходите! — прорычал Отто. — Убирайтесь, говорю я вам! — повторил он, задыхаясь от злобы.

Пьер продолжал спокойно смотреть на него. «Что он за человек, хотел бы я знать… Что скрывается за этой властной самоуверенностью? Если он действительно совершил это преступление, неужели он надеется, что ему удастся выкрутиться? И все же, откуда эта убежденность, эта твердость?»

Пьер заметил, что порой в голосе Отто звучат панические нотки. Быть может, за этими властными интонациями, за этими внезапными вспышками бешеной злобы скрывается обыкновенная слабость и неуверенность в себе?

— В один из ближайших дней к вам явятся представители полиции, чтобы допросить вас, — сказал Пьер. — Надеюсь, вы это понимаете. Если вы будете говорить с ними, как со мной, вас арестуют.

Отто фон Далау медленно встал, наливаясь яростью. Его глаза едва не вылезали из орбит.

— Кто осмелится арестовать Отто фон Далау? — грозно крикнул он.

«Боже мой! — подумал Пьер. — Он полагает, что все еще возвышается над другими людьми, словно маркиз в восемнадцатом веке!»

— Никто! — крикнул Отто фон Далау срывающимся голосом. — Никто не посмеет меня арестовать! Даже министр юстиции!

— Сюда и не пошлют министра, — сказал Пьер. — Просто придут двое полицейских и попросят вас следовать за ними, а если вы этого не сделаете, наденут на вас наручники и отправят в тюрьму. Придется вам оставить все свои прежние занятия и вытащить шнурки из ботинок…

— Никогда! Вы слышите меня? Этого не будет никогда!

Пьер представил себе, как бы эту сцену расписали журналисты.

Наконец Отто фон Далау немного успокоился и, повернувшись к Пьеру, изучающе посмотрел на него.

— Как хорошо вы знали графиню Валерию? — спросил он.

— Очень хорошо, — ответил Пьер.

— Что означает это «очень хорошо»?

— Мы были близкими друзьями, к сожалению, недолго.

— Где вы встречались? — спросил Отто фон Далау уже немного тише.

— В Берлине.

— А потом вы еще виделись?

— Нет. Она уехала, и я потерял ее из виду.

Глаза Отто фон Далау потухли. Он замолчал и с мрачным видом уставился в одну точку.

— Этот замок принадлежал Валерии, не так ли? — спросил Пьер.

— Да.

— Кто же унаследует его теперь? Я имею в виду, если нет на этот счет завещания…

— Какая разница, есть завещание или нет! Замок по закону переходит к ближайшему родственнику по мужской линии рода Далау. В документах на право владения замком это оговорено.

— Самый близкий родственник по мужской линии — брат Валерии?

— Да. Замок перейдет в собственность Филипа фон Далау.

— В любом случае?

— Да. Даже если бы Валерия была замужем и имела детей. Дети не могут наследовать это родовое гнездо. Если, конечно, Валерия не вышла бы замуж за одного из представителей рода Далау.

Не то отчаяние, не то ожесточение послышалось в голосе Отто.

— Как же Валерия вступила во владение замком? — спросил Пьер. — Ведь она не могла получить его в наследство от отца: к тому времени уже родился ее брат Филип и замок должен был перейти к нему.

— Он и унаследовал его, но впоследствии передал Валерии за крупную денежную сумму.

— А такое возможно?

— Наследник может уступить замок, но только лицу, которое носит имя Далау. Или городу. По наследству замок может перейти только одному из мужчин рода Далау, а путем дарения или продажи может быть передан также и наследнице. Используя это право, Филип смог подарить его сестре, но она не имела права оставить его своим детям, если бы не была замужем за одним из Далау.

Пьер снова обратил внимание, как нервозно произнес Отто: «если бы не была замужем за одним из Далау».

— Кроме вас и Филипа, есть другие наследники по мужской линии рода Далау?

— Был еще мой брат Антон, но он скончался восемь лет назад.

— У вас были племянники?

— Двое, но оба давно умерли.

— Однако Филип жив, насколько мне известно.

— Филип фон Далау не является моим племянником. Я ведь не брат Леопольда фон Далау, отца Валерии и Филипа. Правда, меня все здесь зовут дядюшкой Отто, но у нас с Валерией и Филипом более далекое родство: мой отец приходился дядей Леопольду фон Далау.

— Следовательно, если б Валерия захотела, чтобы ее дети унаследовали замок, она должна была бы выйти замуж за вас? И это — единственный вариант?

— Да.

— Вы говорили с ней об этом когда-нибудь?

— Говорили.

— И вы полагали, что можете жениться на Валерии, несмотря на то, что приходитесь двоюродным братом ее отцу? А вы не подумали о том, что это дальнее родство все же может оказаться помехой для подобного брака?

Лицо Отто фон Далау стало серьезным и бледным.

— Я думал об этом… — произнес он глухо.

— Вы предлагали Валерии выйти за вас замуж?

— Нет смысла отпираться, — ответил он, — в свое время в городе только об этом и говорили. Да, я просил Валерию выйти за меня замуж. Она отказала мне.

На лице Отто опять появилось надменное выражение. Он снова был воплощением холодной чопорности и высокомерия.

— Филип получил от Валерии денежные суммы, которые собирался вложить в какое-то дело? Или у него просто были долги.

— Он запутался в долгах…

— Проигрыш?

— Да.

— Где сейчас Филип фон Далау?

— Кто его знает. Может быть, в Мюнхене, в доме, который был когда-то городской ратушей, а теперь стал собственностью семейства Далау. Обычно он живет там. Дом этот принадлежал ему и Валерии.

— Вы не встречались с ним в последнее время?

— Нет.

— У Филипа фон Далау есть определенное занятие?

Глаза Отто фон Далау сверкнули злобой.

— По ночам веселится с девицами в баре или просаживает деньги в казино — вот и все его занятия. Он очень «занятой» человек!

— Если Филип фон Далау умрет, замок перейдет к вам?

— Да.

— И других претендентов, кроме вас двоих, нет?

— С тех пор, как умер мой брат, Антон, нет.

— Вы любите замок, не правда ли?

— А вас это удивляет? — в свою очередь спросил Отто фон Далау. — Он ведь принадлежал моим предкам!

— Когда вы узнали о долгах филина, не пробовали купить у него замок?

— Я говорил с ним об этом, — ответил Отто фон Далау глухим голосом, заметно волнуясь.

— Он запросил слишком большую цену?

— Кто это сказал?! — воскликнул Отто фон Далау.

«Видимо, так оно и было», — подумал Пьер.

— Но вы все-таки смогли бы его купить?

— Нет, — хмуро бросил Отто фон Далау.

— Кто из двоих наследников предложил вам управлять замком и остаться в нем жить — Филип или Валерия?

— Ни один из них! Они оба совсем забросили его. О чем только думает эта современная молодежь! Они, и Валерия, и Филип, не появлялись здесь с тех пор, как умер граф Леопольд, если не считать семейных торжеств, на которых им просто проходилось присутствовать. Я видел, что замок приходит в упадок, и предложил Филипу свои услуги в качестве управляющего. Он согласился. Валерия, став хозяйкой, ничего здесь не меняла, я бы сказал, это просто счастье, что замок перешел в ее руки. Город предложил купить замок, чтобы организовать в нем культурный центр с музеем и конференц-залами. Филип наверняка принял бы это предложение, и замок перестал бы принадлежать роду Далау. Я боялся, что и Валерия пойдет на это, но она отказалась, хотя нельзя сказать, чтобы замок был дорог ее сердцу.

— Может, у нее были на то причины?

— Молодость! — воскликнул Отто фон Далау с горечью, и голос его смягчился. — Она была слишком молода, — с сожалением произнес он, — и, как все сегодняшние молодые люди, полагала, что мир начался с нее, а все, что было раньше, ничего не стоит и может быть предано забвению. Но мир начался раньше, много раньше. Когда я гляжу на нынешнюю молодежь, мне иногда кажется, что настал конец света. — Глаза Отто сверкнули. — А этот ее братец — форменный мот! — И он добавил дрогнувшим голосом: — Но Валерия была прекрасна… Правда, она была немного странная девушка… Порой даже не поймешь, о чем она говорит.

— Как долго вы знали Валерию?

— По существу, с детских лет.

— Значит, она росла на ваших глазах?

— Да, мы довольно часто виделись.

— И после того, как Валерия отклонила ваше предложение, тоже?

В глазах Отто опять вспыхнул гнев, но он сдержался.

— Да… — тихо произнес он.

— Каким же образом вы ведете хозяйство? Содержите замок на деньги Валерии? Как вы их от нее получали? Вам приходилось время от времени встречаться с ней?

— Нет. Существует специальный фонд для содержания замка. Точнее, портфель акций, которым распоряжается нотариус Боймлер. Замок как раз и содержится на доходы от этих акций. Фонд существует с тысяча девятьсот четырнадцатого года. Акции не могут быть проданы, и деньги, которые от них поступают, не могут быть использованы ни на что другое, кроме как на содержание замка. Излишки поступают обратно в фонд. Нотариус регулирует все это. Я не получаю из фонда наличных денег. Я представляю нотариусу счета, а он их оплачивает. Фонд принадлежит замку, никто не может получить из него ни цента наличными, даже владельцы замка. Все эти условия отражены в имущественном акте.

Отто повернулся к Пьеру.

— Вы любили Валерию? По-настоящему любили?

— Да.

— Потому теперь и взялись вести это расследование?

— Да.

— Вы хотите найти убийцу и привлечь его к ответственности? Иными словами, хотите наказать его?

— Нет… Нет… Наказание отнюдь не главная моя цель. Я хочу понять, для чего кому-то понадобилось убивать Валерию фон Далау. — Пьер замолк на минуту, потом спросил напрямую: — Действительно ли Филип фон Далау такой плохой человек, как вы говорите?

— Он кутила, человек, абсолютно лишенный чувства ответственности!

— А Валерия казалась такой счастливой, когда говорила о нем…

— Это трудно понять! — проворчал Отто. — Когда ей нужна была его помощь и она просила о встрече, Филип обычно даже не показывался. В детстве он едва не сделал Валерию калекой: так разрезвился однажды, что уронил девочку с балкона. К счастью, она упала на покатую крышу, а оттуда свалилась на дерево и зацепилась за ветку.

— Валерия об этом часто вспоминала, — сказал Пьер, — но она вовсе не считала этот случай трагическим, обычно рассказывала о нем с улыбкой.

 

5

В углу рядом с камином отворилась дверь, и миловидная блондинка лет тридцати вошла в комнату. На ней был белый свитер, рейтузы и сапоги. Чмокнув на ходу Отто фон Далау в щеку, она протянула руку Пьеру и с улыбкой представилась:

— Доброе утро. Эрика фон Талштадт.

— Пьер Валенс, журналист.

— Тот самый Пьер Валенс, который недавно вернулся с Ближнего Востока? — с нескрываемым интересом спросила дама.

— Да.

— Вдвойне приятно, — воскликнула она. — Я читала ваши репортажи, и они мне очень понравились.

— Тебе что-нибудь нужно? — недовольным тоном перебил ее Отто.

Эрика сделала вид, что не слышала его вопроса, и продолжала расспрашивать Пьера:

— Это ваша красная «альфа-ромео-2000» стоит у подъезда?

— Да, — ответил Пьер.

— Отто, — кокетливо сказала Эрика фон Талштадт, — если в тебе когда-нибудь проснутся рыцарские чувства, купи мне, пожалуйста, такой же автомобиль! Ты не прогадаешь — я буду возить тебя куда только захочешь.

Отто фон Далау приподнялся в кресле и злобно прошипел:

— Этот человек явился сюда, чтобы обвинить меня в убийстве Валерии фон Далау.

— Что?! — Эрика испуганно вскрикнула.

— Да, — продолжал Отто фон Далау. — Он утверждает, что служащие отеля видели меня вчера вечером около озера Аммер, будто бы я взял напрокат в Мюнхене «фольксваген» и поехал на нем в «Майер-отель».

— Но ведь это же невозможно! — воскликнула Эрика. Улыбка ее почти погасла. — Отто не мог совершить это убийство, — твердо сказала она.

— Что вы хотите сказать? — спросил Пьер.

— А то, что Отто весь вечер был дома.

— Вчера?

— Да. Мы давали обед.

— Мадам фон Талштадт — моя невеста, — сердито пояснил Отто, — и во время торжественных приемов в замке выступает в роли хозяйки дома.

— В котором часу начался этот обед? — спросил Пьер.

— В восемь часов, а аперитив для тех, кто прибыл раньше, — в семь, как обычно.

— Сколько гостей присутствовало на обеде? — спросил Пьер.

— Четырнадцать человек.

Пьер с удивлением посмотрел на Отто фон Далау.

— И этот обед вы давали именно здесь, в замке?

— Конечно! — кивнула Эрика.

— Вы лично на нем присутствовали? — обратился Пьер к Отто фон Далау.

— А как же! — снова ответила за него Эрика.

— Значит, вы были дома, начиная с семи часов?

— Целый день! — подтвердила Эрика фон Талштадт. — Отто целый день не выходил из дома. И это могут подтвердить свидетели. Например, епископ Волфрам, который навестил нас во второй половине дня.

«Почему все время вместо Отто отвечает она?» — подумал Пьер и, глядя прямо в глаза Отто фон Далау, спросил:

— Я хочу услышать от вас лично, что вчера в течение всего вечера вы находились здесь, в замке?

— Ну, конечно же, я все время находился здесь! — разъярился Отто. — А теперь скажите мне наконец, зачем вы нагромоздили всю эту чепуху? Для чего вам понадобилось сочинять, будто меня видели вчера вечером в отеле и будто бы я брал напрокат «фольксваген»? Ведь это же сущая чушь!

«Странно, — подумал Пьер. — То, что говорит он, похоже на правду, а вот то, что говорит она, — весьма сомнительно, хотя говорят они об одном и том же!»

— Кто был у вас в гостях вчера вечером? — поинтересовался Пьер.

— Доктор Кирхнер с супругой, — начала перечислять Эрика, — нотариус Боймлер с супругой, бургомистр Хохфелд и госпожа Хохфелд, Дитер фон Оппенау и архитектор Нейдорф из Мюнхена, оба с супругами, господин и госпожа Кох. Это уже двенадцать! Кто же еще…

— Священник Халсинг, — подсказал Отто фон Далау.

— Ах, да! Отто долгие годы был соседом священника Халсинга, когда жил внизу, в городе. А еще на обед была приглашена старая баронесса фон Обербург. Вот и все.

— И все эти люди находились здесь с семи часов и до позднего вечера?

— Да. Правда, не все гости прибыли ровно в семь часов. Некоторые подъехали позже. А священник Халсинг, напротив, пришел намного раньше других. Ему нужно было поговорить со мной, он хотел попросить кое-что для церкви… Знаете, священники любят такие беседы с глазу на глаз…

— Значит, вы весь вечер никуда не отлучались? Ваши гости могут это подтвердить? — обратился Пьер к Отто.

— Конечно, — снова вмешалась Эрика. — Я надеюсь, вы встретитесь с ними и все выясните.

— Сейчас же займусь этим, — ответил Пьер.

Надевая пальто, он подумал, что версия преступления, которую он почти выстроил, приобретает какие-то новые очертания. Сначала он не сомневался, что убийство совершил Отто фон Далау, теперь же начал приходить к выводу, что Отто, кажется, здесь ни при чем.

— Не уходите, побудьте еще немного с нами, — взмолилась Эрика. — Мне так хочется поговорить о ваших репортажах! Я пришла бы пораньше, если б знала, что вы здесь. Я задержалась из-за Сабры. Это моя лошадь, она недавно вывихнула лодыжку и теперь мне приходится целыми днями заставлять ее бегать, чтобы восстановить сухожилие. Останьтесь перекусить с нами.

Отто фон Далау посмотрел на нее с нескрываемым раздражением.

— Нет, спасибо. Я должен спешить, — сказал Пьер.

— Ну, пожалуйста, останьтесь, — настаивала Эрика. — Я читала ваши статьи, посвященные хиппи Калифорнии. Вы наверняка смогли бы еще рассказать нам много интересного.

— Эрика, оставьте в покое господина Валенса! — строго сказал Отто фон Далау.

— Не будете ли вы так добры еще раз перечислить мне гостей, которые вчера вечером были у вас на обеде? — попросил Пьер.

— Да, конечно, я запишу для вас их имена, — любезно согласилась Эрика.

Она присела к одному из столов и принялась писать. Пьер обратил внимание на то, как легко и раскованно она держится. Но может, это всего лишь превосходное самообладание? Профессиональное самообладание? Да, да, это было именно то слово, которое он искал. Профессиональное самообладание… Ее спокойствие казалось хорошо отрепетированным.

— Вот взгляните, здесь перечислены все наши приглашенные, — сказала молодая дама, протягивая ему листочек, — с адресами и домашними телефонами.

— Вы случайно не знаете, где сейчас находится Филип фон Далау?

— Не… нет, я не знаю, — пролепетала девушка.

Уже сидя в машине, Пьер пробежал глазами листок с фамилиями гостей. «Надо прежде всего выяснить, были ли эти люди вчера вечером в замке. Наверняка были. И Отто фон Далау — тоже. Нельзя заставить лгать четырнадцать человек. Матерый гангстер принуждает иногда двух-трех своих подручных говорить неправду, а в Силиции частенько втягивают в это дело и родственников, но у нас, в Западной Германии, такое трудно себе представить, да еще когда свидетелями выступают епископ, пастор, бургомистр и нотариус».

Пьер задумчиво смотрел на сверкающие белизной вершины гор. Обитатели замка с незапамятных времен были владельцами этого сказочного края. Очевидно, иллюзия власти сохранилась и по сей день.

«Не это ли стало причиной убийства Валерии? — спрашивал себя Пьер. — Убийства из-за замка, из-за этой власти, скорее иллюзорной, нежели реальной. Ведь Валерия всем этим обладала, хотя и относилась ко всему с полнейшим безразличием?»

Однако, если Отто фон Далау хотел завладеть замком, ему незачем было устранять Валерию, поскольку после ее смерти замок перешел бы к Филипу, а тот немедленно продал бы его городу, и Отто оказался бы на улице. Логика подсказывает совсем противоположное: Отто был крайне не заинтересован в смерти Валерии. До тех пор, пока она была жива, он мог спокойно оставаться в зайке.

Кроме того, теперь, когда стало известно об этом приеме, просто нелепо подозревать Отто фон Далау в убийстве, — ведь не мог же он находиться одновременно и в замке, и в отеле на берегу озера Аммер. В отеле его видели четыре человека, а здесь четырнадцать. Правда, предстоит еще опросить всех гостей, но скорее всего, они подтвердят слова Эрики и Отто. «Нет, никак не сходятся концы с концами!» — подумал он с досадой.

Пьер спустился в город и из первой попавшейся на глаза телефонной будки позвонил комиссару Мюллеру.

— Этого быть не может! — воскликнул тот, когда Пьер рассказал ему все, что ему удалось выяснить. — Я убежден, что Отто фон Далау и Генрих Пфорц брали в Мюнхене напрокат «фольксваген», и угрюмый, бородатый, хромой человек с тростью, которого видели в «Майер-отеле», был не кто иной, как Отто фон Далау.

— По-твоему выходит, что он убил Валерию, чтобы дать возможность Филипу унаследовать замок. Тот не преминул бы продать его городу, а самого Отто выставил бы на улицу?..

После длительной паузы комиссар сухо приказал:

— Тогда проверьте, действительно ли эти четырнадцать гостей обедали с ним.

— Ганс, не можешь ли ты выделить мне в помощь кого-нибудь из своих людей? — попросил Пьер.

— Сложно, ведь большинство сотрудников я отпустил, они сейчас уже празднуют Рождество. А зачем они тебе?

— Нужно установить наблюдение за замком. Днем и ночью. Мы должны знать, кто в него входит и выходит оттуда. По-моему, это очень важно.

— Ты прав, — согласился комиссар. — Постараюсь обеспечить тебе это наблюдение.

— И еще. Сможешь ли ты поручить кому-нибудь тайно сопровождать меня?

— Тебя? — удивился комиссар.

— Да. Чтобы проследить, не появятся ли какие-нибудь подозрительные люди, которые начнут вертеться около меня.

— Ах вот что! Хорошо, тебя будет сопровождать мой помощник. Я распоряжусь.

— Только он должен следить за мной незаметно, чтобы никто ни о чем не догадался. Связь с ним я буду держать через тебя, а если понадобится, встретимся с ним в надежном месте.

— Само собой. Помощника моего зовут Буш, молодой парень, очень старательный, но, к сожалению, все делает с чрезмерным усердием и большим шумом. Он ездит на темно-голубом «таунусе».

 

6

— Да, моя супруга и я имели честь быть вчера вечером гостями графа Отто, — подтвердил пастор Халсинг, широкоплечий, добродушный толстяк с окладистой бородой, почти достававшей до его круглого живота.

Они сидели в кабинете у камина, в большом, довольно мрачном пасторском доме, находившемся на самой окраине города. Пьер по дороге успел перекусить в ресторане, и теперь они пили превосходный кофе, запах которого с наслаждением вдыхал пастор.

— Отто фон Далау присутствовал на обеде? — спросил Пьер.

— Да, конечно. Наша церковь преисполнена гордости оттого, что одним из наших прихожан является граф фон Далау. Не стану скрывать, что для меня большая честь присутствовать у него на обеде.

— Отто фон Далау весь вечер находился дома?

— Да. Когда я к нему пришел, он сидел в каталке в библиотеке. Затем мы перешли в обеденный зал, и Отто фон Далау находился там вместе с гостями весь вечер.

Узнав от Пьера, что накануне во второй половине дня замок посетил епископ, пастор удивленно поднял брови и многозначительно произнес: «Вот как?» Из этого Пьер заключил, что во взаимоотношениях пастора с епископом не все шло гладко.

— Эрика фон Талштадт давно является невестой графа? — спросил Пьер.

Вопрос оказался для пастора неожиданным, он смутился и, после некоторого замешательства, сказал:

— Довольно давно, насколько я знаю.

— Несколько лет?

— Нет, я полагаю, около года.

— Известно ли вам что-нибудь об их намерении вступить в брак?

— Я не могу утверждать этого.

— Она живет в замке?

— У Эрики фон Талштадт есть квартира, кажется, в Мюнхене. Но иногда она остается в замке.

— Как по-вашему, Отто фон Далау беден?

— Ах… Трудно сказать, что есть у человека и чего у него нет, особенно, когда он старается не афишировать подобные вещи. Да и вообще, богатства и бедность — понятия весьма относительные.

— И для людей его сословия — тоже?

— Но ведь он обеднел очень давно.

— Мне говорили, Отто долгое время жил в доме, который находится неподалеку отсюда. Это правда?

— Да, мы были с ним соседями.

— Тогда вы должны знать, как он жил в те годы. Устраивал ли он там обеды, приемы?

— Понимаю вас… Нет, ничего этого не было.

— А с тех пор, как стал жить в замке, начал устраивать?

— Да. Но теперь он должен это делать. Я полагаю, прежде положение не обязывало его принимать гостей. И дом, в котором тогда жил Отто, был очень скромным.

— Вы хорошо знали Валерию фон Далау?

— Да, очень хорошо, — ответил пастор. — Я живу здесь уже пятнадцать лет… Именно я знакомил графиню со святым писанием, когда она была еще совсем ребенком. Может, графиня рассказывала вам об этом? Помню, она была очень прилежной ученицей.

— Да… Кажется, Валерия мне об этом как-то говорила, — сказал Пьер.

Он внимательно посмотрел на пастора.

— Как вы считаете, мог ее убить Отто фон Далау?

— Ах, что вы такое говорите! — Священник испуганно затряс головой. — Я сам все время об этом думаю, — озабоченно сказал он. — Кто мог это сделать?

Пастор вдруг застенчиво улыбнулся и предложил:

— Выпьем по рюмочке коньяку? У меня имеется такой сорт, о котором вы потом долго будете рассказывать своим друзьям.

Коньяк оказался действительно превосходным.

— Хорош, не правда ли? — произнес пастор, поднося к свету бокал и любуясь цветом темно-золотого напитка.

— Как я понимаю, Филип фон Далау передал замок во владение Валерии? — спросил Пьер.

— Передал, конечно, но, знаете ли, это был вовсе не подарок, — сказал пастор с досадой. — Молодому человеку пришлось бы сесть в тюрьму, если б сестра не помогла ему. Поговаривали, что он уже сидел однажды в тюрьме… Страшно подумать, сколь баснословные суммы люди бросают на ветер в этих игорных домах. И никто из них даже не вспомнит о нищих и сирых, о миллионах голодающих во всем мире…

— Скажите, Отто фон Далау просил руки Валерии после того, как она получила замок от Филипа?

— Нет, это произошло раньше, — ответил пастор. — Обручение состоялось еще при жизни отца Валерии, графа Леопольда фон Далау.

— Обручение? — спросил Пьер удивленно. — А разве Валерия и Отто фон Далау были обручены?

— Ну да, — уныло протянул пастор, — так, по крайней мере, все здесь считали. Свадьбы не было, но считалось, что они обручились. Сам отец Валерии говорил об этом. Ну да, отец Валерии… О покойниках плохо не говорят, но ради истины должен сказать, что граф Леопольд фон Далау вел довольно безалаберную жизнь. Если бы он был хорошим отцом, этого никогда бы не произошло.

— Чего? Чего никогда бы не произошло?

— Начну с так называемого обручения. Валерии было тогда шестнадцать или семнадцать лет, а Отто — сорок пять. Что хорошего в таком браке? Леопольд фон Далау должен был не соглашаться на это, а он с головой ушел в политику, чаще находился в Бонне, чем в Ландсберге. Его супруга, мать Валерии, уже несколько лет как умерла, о чем вы, вероятно, знаете. Валерия очень переживала ее смерть: в сущности, девочка осталась совсем одна…

Все это было бы не так драматично, если бы отец Валерии чаще бывал в доме. Но, видимо, он не понимал душевного состояния своей дочери. Граф Леопольд фон Далау был неплохим человеком, но весьма недалеким и легкомысленным.

Отто фон Далау жил здесь, в городе, по соседству со мной, но большую часть своего времени проводил в замке. Тогда это был совершенно другой человек — очень общительный, добродушный и даже мечтательный. Он казался всем существом спокойным и кротким. Правда, он всегда был физически слаб, очень раним и не отличался жизнерадостностью. Теперь же он стал совсем другим — мрачным, раздражительным и брюзгливым. Я бы сказал, что он стал еще более уязвимым и мнительным.

А в те давние годы Отто любил сидеть с Валерией в библиотеке. Он до мельчайших подробностей изучил историю рода Далау и очень увлекательно об этом рассказывает. Когда-то он опубликовал несколько статей на эту тему в научных журналах и начал работать над книгой. Дело в том, что Отто несколько лет изучал историю в университете, хотя ученого звания у него нет. Не думаю, чтобы он продолжал работать сейчас над книгой. До их разрыва я часто встречал его и Валерию в замке. Они любили сидеть в саду, иногда вместе выезжали куда-нибудь в большом американском лимузине, принадлежавшем Леопольду фон Далау. Мне до сих пор непонятна дружба этих двух таких разных людей. Хотя, как я уже говорил вам, Валерия была очень одинокой. Всегда казалась испуганной. Чем? Затрудняюсь сказать. Может быть, ее пугало одиночество, было страшно одной в этом бесчеловечном мире, может, ее страшила жизнь, с жестокостью которой ей пришлось столкнуться в детстве… Мне кажется, она видела в Отто фон Далау какую-то опору, возможно, даже защиту, в которой так нуждалась. Валерия редко бывала среди молодежи, почти не появлялась в гостях, на приемах. Зато это с лихвой восполнял ее брат Филип, который был старше Валерии на четыре года. Обаятельный, милый и беспечный гуляка, он почти не бывал дома. Для Валерии было важно знать, что он существует где-то, но видела она его редко и тем не менее, очень его любила. Очень любила! Валерия просто обожала брата, отдала ему свои деньги, когда еще была девочкой, а став взрослой, защищала его всякий раз, когда он попадал в неприятные истории. Филип же был неисправим, дни и ночи проводил в попойках. Да он и теперь еще не угомонился, раскатывает в машине по всему городу с веселой компанией. Словом, настоящий повеса! И вот в один прекрасный день по городу разнеслась потрясающая новость: Валерия собирается обручиться с Отто фон Далау. Мы все не знали, что и думать!

Когда же я спросил об этом графа Леопольда фон Далау, тот только рассмеялся. «Да, кажется, они хотят пожениться», — сказал он. Все решили, что Валерия и Отто, очевидно, уже обо всем договорились и обменялись кольцами. И действительно, некоторое время Валерия носила обручальное кольцо. Ее отец не проявлял по этому поводу ни печали, ни радости. Я спрашивал себя, может быть, в глубине души он даже был доволен? Не нужно больше заботиться о Валерии. Впрочем, кто знает?.. Может быть, это обручение прошло мимо него незамеченным, как и многие другие события. А через два месяца граф умер. Первое время после его смерти о Валерии и Отто судачить перестали, но потом пошли слухи, что в их взаимоотношениях возникли сложности. Я стал замечать, что с некоторых пор слово «обручение» произносил только Отто, Валерия же избегала говорить об этом. А потом… Потом наступил тот страшный осенний день… Случилось это полтора года назад… Все было готово к отъезду Валерии в Хайдельберг. Она радостно предвкушала свой первый студенческий семестр в университете. Отто несколько месяцев противился тому, чтобы Валерия уезжала в Хайдельберг. Но она была непреклонна. Говорили, что он устраивал скандалы, вел себя почти неприлично. Думаю, что это правда. Как я уже говорил, Отто был всегда очень эмоциональным человеком, порой на него накатывали внезапные приступы ярости. Но Валерия твердо стояла на своем: она решила поехать учиться.

В последние недели перед отъездом их редко видели вместе. Я был рад, что так случилось, моя супруга — тоже. Мы не верили, что Валерия и Отто были созданы друг для друга. У моей жены сложилось впечатление, будто Валерия постепенно начала избавляться от своего страха и чувства одиночества. Особенно заметно это стало, как ни странно, после смерти старого графа. Можно была ожидать, что смерть отца явится для нее новым ударом, однако печальное событие как бы помогло ей подавить в себе робость, она стала более самостоятельной. Валерия начала появляться в обществе, стала посещать молодежные вечеринки, причем одна, без Отто. Мы ее всячески поддерживали. Ей надо проявить твердость, считали мы, не следует слушать Отто, нужно обязательно ехать в Хайдельберг. Там, в студенческой среде, она будет чувствовать себя намного лучше.

Однажды, встретив Валерию, я сказал, что одобряю ее намерение ехать учиться. И просил других при случае делать то же самое. Вскоре Валерия получила добрые вести: ее приняли в университет и в Хайдельберге удалось снять комнату, где она могла жить вместе с подругой, которая училась там уже несколько лет. Но затем… О боже! Когда эти новости дошли до Отто, он страшно рассердился и оскорбился. Очевидно, он считал, что теперь безвозвратно потеряет Валерию. Он пришел в бешенство. Словно помешанный ворвался в замок и в присутствии гостей набросился на Валерию с упреками. Он, по-видимому, не осознавал, что говорит. Отто был в таком состоянии, что не контролировал своих действий. Что там произошло, я точно не знаю. Гости Валерии поспешили уйти. У Отто начался припадок эпилепсии, вот тогда-то я впервые услышал, что припадки бывали у него и раньше. Пришел доктор, принял какие-то меры. Отто поднялся и, бледный как полотно, ушел в дом. Мне было очень жаль его, жаль, что события развивались так трагично, но вместе с тем и я, и моя супруга считали, что Отто должен был проявить благоразумие и понять в конце концов, что он совершает ошибку, злоупотребляя доверием юной девушки. Я убежден, что Отто не преследовал никаких корыстных целей. Он обручился с Валерией не для того, чтобы завладеть замком или еще чем-нибудь в этом роде. Я уже говорил вам, что во время Их помолвки был еще жив отец Валерии и ничто не предвещало его скорой смерти. Граф Леопольд был всего на четыре года старше Отто. Нет, я уверен, что Отто был просто заблуждающийся, может быть, несколько наивный и больной человек. А то, что он больной человек, стало особенно ясно теперь, когда у него участились припадки эпилепсии. Отто почувствовал себя униженным и одиноким. Болен же он был давно, еще тогда…

Пастор на минуту задумался, затем повторил:

— Да, мы должны иметь в виду, что он был болен еще тогда.

Пьер почувствовал, что пастор чего-то не договаривает. Он увидел, как его пальцы нервно поглаживают бокал с коньяком.

— Конечно, он тогда угрожал ей… — произнес он наконец. — Раньше я не придавал этому значения, — пастор поставил бокал на стол, — но теперь, после того, что случилось, мой долг — рассказать все.

— О какой угрозе вы говорите?

— Делая выводы, мы должны быть очень осторожны. Мне кажется, не следует связывать то, что произошло тогда, и то, что случилось вчера вечером! Я просто не допускаю мысль, что Отто когда-либо намеревался убить Валерию.

— Но скажите же все-таки, что он тогда сказал?

— Нет, наверное лучше не говорить… — произнес пастор волнуясь.

— Вы должны сказать, — настаивал Пьер. — Мне известно, что Валерия несколько недель находилась в Хайдельберге. Затем она оттуда уехала. В чем было дело, никто толком не знал. Затем она появилась в Берлине, но вскоре опять исчезла. Целый год никто не знал, где она находилась, ни я, ни все те, кому я звонил. И вдруг вчера она, рыдая, позвонила мне и попросила ей помочь. Она была в отчаянии, не знала, что делать… А через несколько минут она была убита в своем номере. Кем-то, кто всюду преследовал ее… В течение последнего года Валерия без конца переезжала с одного места на другое, из одной страны в другую. Но это еще не говорит о том, что Валерию кто-то постоянно преследовал. Хотя многое указывало на то, что ей несомненно угрожала какая-то опасность. Давайте попробуем установить, откуда могла исходить эта опасность?

— Понимаю, — неуверенно произнес пастор. — Возможно, в этом есть доля истины…

— Отто не грозился тогда убить Валерию?

— Грозился… — руки пастора опять задрожали.

— Как это было? Что он сказал?

— Прошло слишком много времени, мне трудно сейчас восстановить все детали той ссоры. Я уже говорил, что гости Валерии покинули замок, как только начался скандал. Свидетелей не осталось, если не считать старой Марианны — экономки. От нее-то я и узнал, как развивались события.

— Это очень важно, расскажите поподробнее, пожалуйста!

— Отто требовал, чтобы Валерия отказалась от поездки в Хайдельберг, но она твердо стояла на своем. В пылу ссоры Отто потерял самообладание и сказал что-то резкое, оскорбительное. И тогда Валерия сняла с пальца обручальное кольцо и бросила к его ногам. Отто оторопел. Но потом, величественным жестом указав на кольцо, истерически закричал, чтобы она подняла его. Зрелище было скорее комичное, чем трагичное. Валерия не выдержала и рассмеялась. Конечно, она вовсе не хотела еще больше унизить Отто. А он в это время уже не помнил себя. Он схватил трость и пытался ударить Валерию. Та позвала на помощь Марианну. Подоспел и слуга Юрген. Вдвоем они оттащили Отто в сторону. Бледный как полотно, он прокричал, дрожа всем телом: «Я позабочусь о том, чтобы ты этого никогда не забыла! Всюду, куда бы ты ни поехала, ты будешь видеть меня. А потом я убью тебя».

Он несколько раз повторил свою угрозу, вырываясь из рук Марианны и Юргена. И тут у него начался приступ эпилепсии.

Пастор отхлебнул большой глоток из бокала и сказал:

— Не будем забывать, что это были всего лишь слова, сказанные в запальчивости. С каждым это может случиться. Из этого не следует делать вывод, что Валерию убил Отто. — И пастор взволнованно добавил:

— Отто не мог ее убить! Вчера вечером он был не в отеле у озера Аммер, а здесь, в Ландсберге, в замке. Я это подтверждаю! Я сидел с ним за одним столом!

Через десять минут Пьер позвонил комиссару Мюллеру.

— Это ты, Ганс? Мне надо тебе кое-что сообщить…

 

7

Баронесса фон Обербург была высокая, худая и все еще стройная женщина, несмотря на свои семьдесят семь лет. На ней было серое с серебристым блеском платье, элегантное и дорогое. Несколько ниток жемчуга позвякивали одна о другую, когда баронесса двигалась. Многочисленные кольца и браслеты украшали ее руки. Все детали туалета были подобраны со вкусом, баронесса недаром считалась в обществе одной из самых элегантных дам.

Она приняла Пьера в своем роскошном белом замке в стиле рококо, расположенном в парке на берегу реки Лех, в шести километрах от Ландсберга. Баронесса принялась его расспрашивать о политическом скандале в Лионе, которому был посвящен один из его репортажей. Оказалось, когда-то она жила в этом городе. И лишь после этого она позволила ему перейти к вопросам об Отто фон Далау.

Так же, как и пастор Халсинг, баронесса подтвердила, что Отто фон Далау накануне вечером находился в своем замке.

Она негодующе замотала головой, как только Пьер спросил ее о помолвке Отто и Валерии.

— Помолвка… помолвка… — проворчала она. — Можете называть это помолвкой, если вам нравится, но это была очень странная помолвка, точно так же, как это была бы и сумасшедшая свадьба.

— Что вы хотите этим сказать?

— Отто по натуре — поэт, вечно витал в облаках. Мог часами вдохновенно рассуждать о сверхъестественной любви. Он был мечтатель, как Вальтер фон дер Фогелвейде. Без конца читал наизусть сонеты Петрарки и очень любил стихи Элизабет Барретт Бривнинг. Помните ее сонеты о любви? Однажды он переписал их на пергамент, и, заказав старинный кожаный переплет, подарил этот том Валерии. Вот какие вещи он делал, вместо того, чтобы обнять девушку. Теперь он уже не сможет делать этого и слава богу: сорокапятилетние мужчины не должны обнимать семнадцатилетних девушек. Дружба с Отто устраивала Валерию. И вот почему. Выросшая фактически без матери, она была очень рассеянной и мечтательной девушкой. Я думаю, что ей очень импонировала так называемая «галантная» любовь Отто, который ничего от нее не требовал. Она была еще не готова к чему-то другому. Мне кажется, что Валерия искусственно отгородилась от внешнего мира и пыталась остаться ребенком, хотя давно им не была. Но с Отто фон Далау она могла оставаться ребенком, — именно этого он и хотел. Я думаю, что они совсем не подходили друг другу, но Валерия и Отто понимали друг друга и оба очень хорошо чувствовали себя в том странном, иллюзорном мирке, который лопался, как мыльный пузырь при малейшем соприкосновении с действительностью. С тех пор как Валерия начала встречаться со своими сверстниками, она поняла это и инстинктивно старалась отдалиться от Отто. Причиной разрыва была вовсе не ссора из-за поездки в Хайдельберг. Разрыв наступил раньше. Ссора только вскрыла давно назревший нарыв. После этого скандала Отто словно подменили. Не осталось и следа от былой мягкости. Отто стал хмурым, осунулся, да еще отрастил эту ужасную бороду. Мечтательность сменилась раздражительностью. В него словно вселился злой дух: он по-прежнему малоподвижен, но изнутри его сжигает пламя. Это видно по его глазам.

— Кажется, однажды он грозился убить Валерию?

— Да.

— И он действительно способен был это сделать?

— В этот момент — безусловно!

— Как вы думаете, Отто относится к той категории людей, которые обычно выполняют свои угрозы?

— Нет!

— Вы говорите это так уверенно, без всяких колебаний?

— Отто фон Далау ничего не выполняет. Ни своих угроз, ни своих планов. Он безвольный человек. Все люди разные: одни в трудные минуты стремятся действовать, другие замыкаются в себе. Отто фон Далау как раз такой человек. Вся его жизнь замыкается на нем самом.

Потом баронесса попросила рассказать ей о событиях, которые произошли в «Майер-отеле» у озера Аммер. Когда Пьер дошел до взятого напрокат «фольксвагена», она вскинула брови.

— Вы уверяете, что этот автомобиль был арендован каким-то хромым человеком с черной бородкой и маленьким толстяком по имени Генрих Пфорц? Но это невозможно! Отто как раз в это время принимал епископа у себя в замке. Я знаю об этом доподлинно, епископ заходил также и ко мне. Он задумал строить новую церковь. От Отто он пришел ко мне. Ни один человек не мог видеть Отто вечером в том отеле у озера Аммер. Он сидел за столом рядом со мной! Что-то тут не совпадает. Но что?

— Я сам хотел бы это знать, — сказал Пьер. — Давайте предположим следующее: если бы вчера не было этого обеда в замке и вы, конечно, не знали бы, что Отто фон Далау в момент убийства находился в замке, стали бы вы с такой уверенностью утверждать, что он не мог убить Валерию?

— Отто фон Далау не способен на хладнокровное убийство. Он способен лишь на истерику, как, например, тогда, когда Валерия разорвала помолвку. Я не верю, чтобы он мог ударить Валерию тростью. Он просто замахнулся, потому что потерял самообладание.

— Мог ли он тогда, в том возбужденном состоянии, убить ее?

— Тогда? Если бы у него лежал в кармане пистолет, — наверное. Но это не имеет отношения к вашему расследованию, так как ничего подобного не произошло. Валерия ведь была убита не из обычного пистолета, который мог оказаться в кармане Отто. Ее застрелили, как вы мне рассказали, из бесшумного пистолета, выстрел из которого едва слышен. Такого пистолета у Отто не было. Такой пистолет не может появиться в кармане у человека случайно. Он может быть только у того, кто хладнокровно, заранее обдумал все и готовил это убийство.

— И этим неизвестным убийцей, по вашему мнению, Отто фон Далау никак не может быть?

— Нет.

— Вы можете сказать это с абсолютной уверенностью?

— Да, потому что Отто фон Далау ничего не делает по заранее обдуманному плану. То немногое, что ему удалось совершить в своей жизни, он сделал в одно мгновение.

— Сегодня утром в замке я познакомился с молодой дамой, Эрикой фон Талштадт. Он представил ее как свою невесту.

— Вполне возможно она его невеста, но где она взяла это титулованное имя? В моем списке родословных Эрика фон Талштадт не значится, — сказала баронесса. — Она регулярно остается ночевать в замке и выступает в роли хозяйки на приемах, но мы ее просто не замечаем. Должна признаться, что это нам дается нелегко. Эрика не только красива, но очень обаятельна и держится с достоинством. Я иногда говорю вслух, что она некрасива, но я это делаю просто из чувства противоречия, ибо именно такой я сама мечтала быть в юности. Это, конечно, наивная уловка, но что поделаешь…

— Ее познакомил с Отто кто-нибудь из знатного рода? Или она сама познакомилась с ним?

— Сама. Мне кажется, принадлежать к знатному роду и жить в замке — цель ее жизни. Она уже была однажды замужем за судовладельцем из Гамбурга. Сейчас она разведена. Удобное положение. Эрика изменяла мужу, а он — ей. Но поговаривают, что будто бы она первая уличила его в неверности. Эрика не богата. Поэтому она и торопится стать хозяйкой у Отто. Но он очень скупой.

— Все судачат об их скорой свадьбе…

— Да. Но больше всех они сами об этом говорят. Оба. У Эрики есть любовник в Мюнхене, летчик. Если она выйдет замуж за Отто, она станет настоящей «фон», получит высший титул, какой только существует — станет графиней. Кроме того, она будет жить в огромном замке, не уступающем по величине дворцу датского короля, и сможет и дальше преспокойно любить своего летчика, он ведь женат, а женатые мужчины, как известно, предпочитают иметь дело с замужними женщинами. Незамужние обычно слишком сильно привязываются.

— Знает ли Эрика фон Талштадт, что замок не принадлежит Отто?

— По всей вероятности, да. Она не глупа.

— А также знает и то, что замок не перейдет в собственность Отто после смерти Валерии?

— Несомненно.

— Я стараюсь понять, кому была выгодна смерть Валерии, — пояснил Пьер. — Вроде бы ни Эрика, ни Отто в этом не заинтересованы. Единственный, кто от этого выиграл бы, только Филип фон Далау. Он снова становится владельцем замка, который когда-то передал сестре. Сейчас сложилась такая ситуация, которая, я думаю, очень выгодна для него. Раньше, когда он владел замком, было не очень-то легко продать его, теперь не слишком много любителей таких гигантских владений, вот ведь и вы сравнили замок с дворцом датского короля. Но я слышал от Отто, что не так давно город предложил купить замок, чтобы создать там культурный центр. Отто сказал, что Филип, безусловно, согласился бы на это предложение, если бы оно поступило в то время, когда он еще владел замком. Но теперь он снова получил замок и, я полагаю, город не изменил своих намерений.

Баронесса с недоумением посмотрела на Пьера.

— Вы намекаете, что Филип был заинтересован в этом? Иными словами, вы предполагаете, что он мог иметь отношение к убийству Валерии? Чепуха! — воскликнула баронесса, не давая Пьеру возразить. — Этот молодой человек постоянно сидит в долгах. Валерия уже один раз вытащила его из тюрьмы…

— Вытащила или спасла?

— Вытащила. Его посадили туда за долги! Филип — типичный повеса, он у всех у нас клянчил деньги. У меня тоже занял больше, чем он стоит сам, и я уже примирилась с мыслью, что больше никогда их не увижу. Вот какой это человек!

— И все-таки вы хорошо относитесь к Филипу, не так ли? — спросил Пьер.

Баронесса еще долго брюзжала себе под нос, а потом, немного успокоившись, сказала:

— Да, я должна еще кое-что добавить. Знаете, он типичный сорванец, из тех, что сначала нашкодят, а потом явятся к вам с букетиком фиалок.

— Я хотел бы поговорить с ним, — сказал Пьер. — Вы не знаете, где его можно найти?

— Вероятно, в Мюнхене. Дня два назад его видели в баре. У семейства Далау собственный дом в Мюнхене, большой дом с садом, в аристократическом районе. Обычно они переезжали туда зимой, на время оперного сезона.

— У вас есть адрес?

— Нет, но его можно найти в телефонной книге. Ищите среди фон Далау. Телефонная книга вон там. Вполне возможно, что дом еще значится за графом Леопольдом фон Далау.

Баронесса не ошиблась.

— Парк-аллея, двадцать два, — сказал Пьер.

Затем он спросил у баронессы, не предполагает ли она, что у Валерии могли быть враги, или просто люди, которые желали ей зла.

— Нет, таких я не знаю, — произнесла баронесса тихим голосом. — Валерия была красивой, воспитанной, только немного замкнутой девушкой. Ее все любили. Мы были рады, когда она начала бывать в молодежных компаниях, смеялась, танцевала. И только один мужчина злился на нее, ему казалось, что она его игнорирует. Он был мягким человеком, но очень замкнутым, как и она. Он был тяжело болен и очень страдал от этого, очевидно, настолько сильно, что однажды не выдержал и вышел из себя. С тех пор он превратился в злобного брюзгу. Я имею в виду Отто фон Далау.

— Других врагов у нее не было?

— А вы можете вообразить себе врагов Валерии? — спросила баронесса.

— Нет, — ответил Пьер.

— В том-то все и дело. Привет Филипу, если вам удастся его разыскать.

— Спасибо, передам.

 

8

По дороге в Мюнхен у Пьера появилось ощущение, что за ним следят. Он уже трижды замечал поблизости белую «лансию-фульвию»: дважды позади себя и один раз — впереди. Он бы не обратил на эту машину внимания, если бы ему не показалось, что за рулем сидит Эрика фон Талштадт. Пьеру никак не удавалось получше рассмотреть водителя «лансии» из-за того, что стекла отсвечивали на солнце, но у него не было сомнений, что за рулем сидит женщина, очень похожая на Эрику.

Когда Пьер немного притормозил, он увидел в зеркало заднего вида, что «лансию» догнал «опель», а потом начал ее обгонять. Пьер пропустил «опель» вперед, а потом увеличил скорость и обогнал его. Маневр удался. Теперь за ним ехал только «опель». Но отставшая «лансия» начала то и дело выезжать на обочину. Ее водитель явно не хотел терять из виду машину Пьера. Когда же Пьер снова увеличил скорость и оторвался от «опеля» на большое расстояние, «лансия» обогнала «опель». Желая проверить свои подозрения, Пьер то притормаживал, то давал газ. «Лансия» делала то же самое. Видимо, водителю «опеля» это надоело, и он снова обошел «лансию», обернувшись при этом и укоризненно покачав головой. Пьеру надоели эти фокусы, и он решил удрать от «лансии». Выжав предельную скорость, он стал искать поворота, чтобы при первой возможности свернуть в сторону.

Вскоре справа между деревьями показался съезд на дорогу, которая вела к ресторану. Включив сигнал правого поворота, Пьер осторожно свернул с шоссе и по дороге, петлявшей между елями, выехал на стоянку перед рестораном. Он остановился рядом с шестью машинами, выстроившимися в ряд слева от входа, вышел и стал смотреть, свернет ли следом за ним «лансия». Ждать пришлось недолго. Через несколько минут он увидел белую «лансию», которая ехала очень медленно, будто кралась среди деревьев.

Пьер не ошибся — за рулем сидела Эрика фон Талштадт. Повернувшись к ней спиной и сделав вид, будто осматривает машину, он несколько раз пнул ногой ком снега, забившийся между левым передним колесом и брызговиком и при этом краем глаза наблюдал за Эрикой. Увидев, что она припарковалась справа от входа, Пьер направился к ресторану. Заметив его, Эрика фон Талштадт отвернулась и наклонила голову, словно искала что-то на полу. Замедлив шаг, Пьер подошел к «лансии» и открыл дверцу.

От неожиданности Эрика вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и радостно воскликнула:

— Пьер Валенс! Боже мой, какой сюрприз!

«Ну и актриса!» — отметил Пьер.

— Вы пожаловали сюда перекусить или хотите выпить чего-нибудь? — спросил он.

— Чашечку кофе, — сказал Эрика фон Талштадт. — Я часто заезжаю сюда выпить кофе. У них превосходный «эспрессо». Послушайте, я приглашала вас с Отто остаться у нас пообедать, но вы не захотели, я была очень огорчена. Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашечку кофе?

Она надула губки, стараясь изобразить досаду, и невинными глазками смотрела на Пьера.

— Да, конечно, — ответил он, распахивая перед ней дверцу «лансии».

Они вошли в ресторан и, усевшись на высокие табуреты перед стойкой бара, заказали кофе.

— Вы едете в Мюнхен? — спросила Эрика фон Талштадт. — Хотите поговорить с Филипом фон Далау?

— Да, — ответил Пьер, — я думаю, он сейчас дома.

— Вы уже беседовали с кем-нибудь из гостей, которые были у нас вчера вечером?

— Да, они подтвердили, что Отто находился с ними.

— Вот видите! А обо мне вы с ними не говорили?

— Говорил.

— И что вы хотели обо мне узнать?

— Почему вы появляетесь в замке у Отто фон Далау.

— А вы не хотите спросить об этом у меня?

— Конечно. Так что же заставляет вас бывать у Отто фон Далау?

— Я просто с ума схожу по замкам и княжеским титулам! Если я выйду замуж за Отто, я буду носить его титул и смогу навсегда остаться в его замке. Я буду там жить! А вам никто не передавал, что Отто верит в платоническую любовь? К счастью, это так. Его замок и его титул — действительно моя мечта, но вовсе не он сам. Вы находите, что это ужасно?

Она снова улыбнулась, так открыто, так непосредственно, что Пьер чуть было не поверил в ее искренность.

— Это похоже на сделку, — сказал он.

— В какой-то мере. Отто тоже извлекал из этого определенную пользу. Он ведь поклонник и проповедник рыцарской любви, но вместе с тем не лишен чувства мужского достоинства. Ему приятно появляться в обществе с дамой. То есть со мной. У нас отличная комбинация. Если вы спросите, есть ли у меня любовник, я тоже спрошу вас, имеете ли вы любовницу.

— Я не собираюсь об этом спрашивать. Я это уже знаю, — улыбнулся Пьер.

— Баронесса фон Обербург?

— Да. Вы знакомы с Филипом фон Далау?

— Конечно. Он славный парень, очень веселый и жизнерадостный, правда, весьма необузданный. Я иной раз спрашиваю себя: стоит ли быть таким снобом, как я, и думать уже сейчас о том, чтобы обеспечить свою старость, вместо того, чтобы весело и беззаботно прожигать жизнь, кататься по белу свету в зеленой «масерати», как Филип, а там — будь что будет.

«Она смеется как-то очень естественно, — подумал Пьер. — Будешь ли смеяться так непринужденно, если имеешь отношение к убийству?»

— Вы так спокойны, Эрика, — сказал он, — а между тем вчера вечером в одном отеле видели какого-то мужчину, как две капли воды похожего на Отто фон Далау, и с ним был человек, удивительно напоминавший его шофера. Есть подозрение, что именно эти двое и совершили убийство.

— Это совершенно не укладывается у меня в голове! — сказала Эрика фон Талштадт. — Ничего другого не могу вам сказать. Вероятно, мы всё узнаем, когда вернется Пфорц.

Она смерила Пьера лукавым взглядом и кокетливо сказала:

— У вас такой вид, будто вы хотите спросить еще о чем-то. Может быть, мне рассказать свою биографию?

— Не надо, — ответил Пьер, помешивая кофе.

— Что же вы все-таки хотите знать?

— Почему вы следили за мной?

Улыбка застыла на ее лице.

— Следила? — произнесла она удивленно, словно не понимая, что он имеет в виду.

— Вы ехали то впереди, то позади меня. Когда я позволил «опелю» вклиниться между вами и мной, вы начали то и дело выезжать на обочину, стараясь не упускать меня из виду. Как только я прибавил газу и оторвался от «опеля», вы обогнали его. Я замедлил ход, вы тоже сбавили скорость. Наконец, вы свернули следом за мной к этому ресторану, а когда я пошел к входу, сделали вид, будто ищете что-то на полу машины.

Эрика фон Талштадт молча смотрела на чайную ложечку, зажатую в тонких с ярким маникюром пальчиках. Затем, после томительной паузы, воскликнула:

— О боже, что же мне сказать?!

Пьер пытался уловить в глазах Эрики тревогу, но ничего подобного не было. Эрика лишь сконфуженно улыбалась.

— Вы поймали меня с поличным! — наконец произнесла она. — Скажите, я делала это очень неуклюже?

— Весьма…

— У меня нет опыта в подобных делах.

— А зачем это вам понадобилось?

— Чтобы знать, куда вы направляетесь, и вообще, что намереваетесь предпринять. Я ведь защищаю свои интересы, — грустно добавила она. — Уж простите, что мешала вам спокойно ехать.

— Вас послал следить за мной Отто фон Далау?

— Нет, я поехала за вами по своей инициативе.

Разговор Пьера с Эрикой неожиданно прервал розовощекий молодой человек, который, споткнувшись о ножку их стола, с грохотом растянулся на полу. Падая, незнакомец как бы невзначай толкнул Пьера в спину. Пьер встал с табурета и наклонился, чтобы помочь молодому человеку подняться.

— Бегите на улицу! — шепнул тот. — Два субъекта открывают вашу машину. — И он громко произнес: — Все в порядке, спасибо, я не ушибся. Это все вечная моя неловкость! Уж извините, пожалуйста.

«Так вот он каков, этот Буш, — помощник комиссара Мюллера, — Пьер невольно улыбнулся. Правду сказал комиссар, этот парень все делает с „чрезмерным усердием и большим шумом“!»

— Я забыл сигареты в машине, — сказал Пьер, повернувшись к Эрике. — Подождите минутку, я сбегаю возьму их.

— У меня есть, — воскликнула она. — Не убегайте!

Но Пьер уже был на улице. Еще издали он увидел, что капот его машины поднят и какой-то мужчина, нагнувшись, копается в моторе. Внезапно тот поднял голову и, увидев Пьера, бросился к желтому «БМВ», за рулем которого сидел другой мужчина, поспешно распахнувший перед ним дверцу. Пока «БМВ», набирая скорость, удирал со стоянки, Пьер быстро осмотрел мотор. Он сразу же обнаружил, что два провода сняты со свечей и перерезаны, одну из свечей вывернули и бросили в снег. Пьер быстро поставил ее на место, соединил провода и надел на свечи. К счастью, мотор завелся сразу.

— Что вы делаете? — прокричала Эрика фон Талштадт, подбегая к нему.

Пьер открыл ей дверцу, кивнул на сиденье рядом с собой и начал круто выруливать со стоянки. Эрика едва успела плюхнуться рядом.

Быстро проскочив через ельник, они, не снижая скорости, выскочили на шоссе. Позади раздались многоголосые гудки. Не обращая ни на что внимания, Пьер устремился за желтым «БМВ», видневшимся далеко впереди.

Шоссе, как нарочно, было забито транспортом, и это мешало ему развить скорость. Пьер обгонял машины то справа, то слева, порой заезжая даже на полосу встречного движения. Водители шарахались от него, как от сумасшедшего. Только благодаря новым покрышкам ему удавалось благополучно проделывать эти цирковые номера на скользкой дороге.

— Осторожно! Мы столкнемся! — то и дело восклицала Эрика. Она пронзительно вскрикнула, увидев, как Пьер ринулся в узкую щель между грузовой автомашиной и «фольксвагеном». Когда же он проскочил на красный свет и начал обгонять несколько туристических автобусов, мчась по нейтральной полосе, она в ужасе завопила:

— Стой! Стой! Стой!

Авария казалась неминуемой, когда из встречного потока вывернул вбок грузовой фургон и устремился прямо на них. Эрика закрыла лицо руками и не видела, как Пьер впритирку промчался между фургоном и мотоциклом.

— Что вы делаете?! — закричала она, едва переводя дух. — Вы что, с ума сошли?

Но Пьер уже был в двухстах метрах от желтого «БМВ». Эрика повернулась к нему и со злостью спросила: — Может быть, вы все же скажете, зачем вам понадобилось это автородео?

— Один из тех парней в «БМВ» залез в мотор моей машины и успел вывернуть свечу и перерезать несколько проводов. Судя по всему, он намеревался вывести из строя еще что-то.

— Зачем им это было нужно? — спросила Эрика. — Кто они такие?

— А разве вам они не знакомы? — спросил Пьер, сделав удивленное лицо.

— Откуда вы взяли? Нет, конечно. Я их совсем не знаю.

Тут Пьер заметил, что «БМВ» свернул с шоссе направо. Включив сигнал поворота, он стал отыскивать разрыв в потоке машин, чтобы можно было свернуть за желтым «БМВ». И снова повторил свой вопрос:

— Так, значит, это не ваши друзья?

— Да нет же! Как вам могло такое прийти в голову? Я совершенно ничего не знаю ни об этих людях, ни об их намерениях.

Пьер заметил, что справа открылся небольшой просвет между грузовой машиной и «вольво», за рулем которого сидела пожилая дама. Она лихо вела машину, напряженно глядя вперед, разведя локти и обеими руками вцепившись в руль мертвой хваткой. Расстояние между «вольво» и грузовиком было не больше четырех-пяти метров, но Пьер понял, что это его последняя возможность выскочить на боковую дорогу.

— Ну, держитесь, — произнес он в сторону Эрики. — Обычно я так грубо не езжу. Но сейчас мне необходимо догнать тех парней. Надеюсь, у вас крепкие нервы? Да, собственно говоря, мы прекрасно проскочим, если немножко заедем под кузов грузовика.

С этими словами он изо всех сил нажал на педаль газа и так круто вывернул вправо, что дама в «вольво» шарахнулась от него в сторону. От испуга она нажала на тормоза, и ее машина, словно пьяная, выписала на заснеженном шоссе несколько кренделей. Позади раздались оглушительные гудки. Пожилая дама тут же пришла в себя, выровняла машину и вновь заняла свое место в ряду.

— Прекрасно! — воскликнул Пьер. — С такой реакцией она даст фору многим водителям на тридцать лет моложе ее!

Дама возмущенно покачала головой и снова вцепилась в руль. Пьер поднял руку и, весело помахав ей, пробормотал:

— У меня сейчас нет времени, мадам, объясняться с вами. Надеюсь, мы еще встретимся когда-нибудь. Тогда я все расскажу, угощу вас чаем и пирожными с кремом. Пожалуй, даже предложу вам рюмочку коньяку, не сомневаюсь, что вы себе это иногда позволяете.

— А вы, оказывается, большой шутник! — заметила Эрика фон Талштадт, с интересом покосившись на Пьера.

— Сейчас нам придется потрястись на ухабах, — сказал Пьер, — дорога здесь, как я вижу, ужасная. Пристегнитесь ремнем на всякий случай.

Но трястись на ухабах им не пришлось — позади раздались звуки сирены. Через минуту полицейская машина с двумя стражами порядка поравнялась с ними. Тот, что сидел справа, приказал Пьеру свернуть на обочину и остановиться. Пьер пытался знаками объяснить, что ему нужно догнать желтый «БМВ», но полицейский упрямо затряс головой и повторил приказание.

— Ничего не поделаешь, — сердито сказал Пьер, — придется подчиниться.

В сердцах он даже не заметил, как мимо него с победным видом проехала дама в «вольво». Все его внимание было приковано к желтому «БМВ», который свернул с дороги и исчез за большим домом. От досады Пьеру хотелось выругаться, но тут мимо него на бешеной скорости промчался темно-голубой «таунус», за его рулем пригнувшись сидел румяный молодой человек, который предупредил Пьера в ресторане, что неизвестные открывают его машину. Теперь этот парень «с усердием и шумом» мчался во весь дух по рыхлому снегу за желтым «БМВ».

«Молодец Буш, — подумал Пьер, потирая руки. — Ему не составит никакого труда установить, где обитают эти разбойники. Держу пари, что комиссар Мюллер будет знать об этом сегодня же!»

Его размышления прервал злой голос полицейского, раздавшийся над самым его ухом.

— Я вижу, вам очень весело! Чему вы улыбаетесь?

Пьер повернулся в сторону говорившего и, увидев перед собой огромного детину в полицейской форме, вздрогнул от неожиданности.

— Насмехаетесь над полицией? — продолжал полисмен. — Теперь многие считают, что могут безнаказанно нарушать правила.

— Нет, нет, — произнес Пьер смущенно. — Я улыбнулся совсем по другому поводу. Я вспомнил о…

— Вспомнили какой-нибудь анекдотик?

— Извините, пожалуйста, — сказал Пьер, выйдя из машины и предъявив удостоверение.

Полицейский, не обращая на него никакого внимания, неторопливо обошел машину и записал номер. Затем достал бланк и начал спокойно составлять протокол. Через несколько минут он, не поднимая головы, молча протянул руку в сторону Пьера, давая понять, что теперь ему нужны документы водителя.

Полицейский уже записал имя и занес в протокол другие сведения, когда рука его внезапно остановилась. Выпрямившись, он уставился в паспорт Пьера. Внимательно рассмотрев фотографию и несколько раз взглянув на Пьера, он спросил, растягивая слова:

— Тот самый Пьер Валенс, который пишет обзоры для большого еженедельника?

— Да, это я.

Услышав их разговор, второй полицейский тоже заглянул в паспорт Пьера.

— Очень сожалею, — сказал Пьер, — что нарушил правила. Я догонял желтый «БМВ». Для меня это было очень важно, но теперь увы… Согласен заплатить штраф. Если, конечно, на этом инцидент будет исчерпан…

Полисмен стоял в раздумье.

— Да… — буркнул он, — да… — Затем, строго посмотрев на Пьера, спросил: — Скажите, вы не боялись, когда находились в бункере между палестинцами и израильскими солдатами? Вы описали в очерке фронтовую обстановку так, словно играли там в карты.

— Боялся до смерти, — ответил Пьер, — но все время успокаивал себя тем, что другим еще страшнее. На какое-то время это помогало.

— Отпустить вас без наказания я не могу. Ограничимся минимальным штрафом.

Полицейский вопросительно посмотрел на Пьера, ожидая его реакции. Пьер с улыбкой поклонился. Когда все формальности были позади и полицейские уехали, Пьер сказал:

— Надеюсь, из бара еще не позвонили в полицию. Ведь я не заплатил за кофе.

Они повернули обратно, и тут Эрика спросила:

— Когда вы побежали за сигаретами, у вас не было ощущения, что с вашей машиной что-то случилось? Я слышала, такие предчувствия бывают.

Пьер не ответил. Его сейчас интересовало только одно: кто были те двое в желтом «БМВ». Они не вписывались в то представление, которое у него сложилось об этом убийстве. Сама Валерия как бы создавала благородный фон, которому соответствовали и комфортабельный отель у озера Аммер, и фамильный замок в Ландсберге, и высокомерный Отто фон Далау с его шофером Генрихом Пфорцем, и роскошный «мерседес-600», и эта красивая молодая женщина, что сидела с ним рядом. Все это было в абсолютной гармонии и соответствовало его представлению об этом мире. И вдруг появились эти двое подозрительных субъектов бандитского вида, которые пытались испортить его машину. Это выпадало из общей картины. Что могло связывать семейство знатных аристократов и этих гангстеров?

«А может, тут и нет никакой связи? — подумал Пьер. — Мало ли людей, грабящих чужие машины. Однако нет… Не может быть, чтобы эти парни появились случайно. Ведь Валерия убита из пистолета с глушителем. Бесшумный пистолет и эти двое парней — явления одного ряда. Отто фон Далау и бесшумный пистолет никак не вяжутся друг с другом, а вот современный пистолет и двое гангстеров — вполне. Вот где связующее звено. Да, все верно…»

— Вы постоянно что-то бормочете себе под нос и киваете, — сказала Эрика.

— Дурная привычка, — пояснил Пьер.

— Вид у вас сейчас еще более сердитый, чем раньше. Вас очень огорчает, что скрылись те парни? Как вы считаете, имеют ли они вообще отношение к убийству Валерии? — спросила она с наивным видом. — Вам не кажется, что они хотели испортить вашу машину, чтобы помешать вашему расследованию?

«Вот теперь она искренне озабочена», — подумал Пьер, пристально посмотрев на Эрику.

Он почувствовал, что, кажется, начинает подозревать Эрику и Отто фон Далау в причастности к преступлению.

 

9

Вернувшись к ресторану, они увидели, что белая «лансия» Эрики фон Талштадт стоит на прежнем месте. В зале их встретил бармен и удивленно воскликнул:

— Надеюсь, вы вернулись не для того, чтобы допить кофе, который я подал вам полчаса назад?

— Нет, приготовьте, пожалуйста, свежий, — улыбнулся Пьер.

— Честно говоря, вы показались мне очень странными клиентами, — продолжал бармен. — Сказали, что идете за сигаретами, а сами умчались… Мы здесь повидали немало всяких чудес, но обычно они начинаются после шампанского или виски, когда начинается выяснение, кто кого угощал. Но чтобы недоразумения возникали после чашки кофе, такого еще не бывало.

— Приготовьте, пожалуйста, кофе, на этот раз я расплачусь немедленно, — пообещал Пьер, — во всяком случае до того, как мы уйдем отсюда.

Взяв со стойки бара чашечки с кофе, он прошел к столику.

— Похоже, что вы снова хотите меня о чем-то спросить, — сказала Эрика.

Они уселись друг против друга.

— Кто, по-вашему, убил Валерию фон Далау? — спросил Пьер.

— Этого я не знаю, — не задумываясь ответила Эрика.

Однако Пьеру показалось, что вопрос этот заставил ее вздрогнуть.

— В замке вы говорил иначе, чем сейчас, — сказал он, — более свободно и откровенно.

— Я всегда веду себя неестественно, когда нервничаю. Но стоит мне успокоиться, и я становлюсь самой собой.

— Что об этом думает Отто фон Далау? — спросил Пьер. — Кто совершил убийство, по его мнению? Если, конечно, предположить, что он сам тут ни при чем.

— Он не знает.

— Вы его спрашивали?

— Да. Он просто не знает, что и думать!

— Вы были с ним в то утро, когда ему стало известно об убийстве?

— Нет.

— Что он говорит по этому поводу?

— Вообще ничего не говорит. Сидит, смотрит перед собой остановившимся взглядом и ничего не слышит, что бы вы ему ни говорили. Меня это стало выводить из себя, я и уехала.

— Может быть, вам неудобно говорить об Отто?

— Нет, почему же?

— Скажите, что он за человек?

— Ссора с Валерией глубоко его задела. Он уже мечтал, как они будут жить вместе, и вдруг этот скандал. Отто даже мысли не допускал, что она откажется выйти за него замуж. Он уже предвкушал эту райскую жизнь вдвоем, а тут все рухнуло. Отто ожесточился, стал злым, раздражительным, он помрачнел и ушел в себя. Таким его теперь обычно все и видят. Но иногда — правда, подобные минуты очень редки — он вновь становится таким, как прежде — мягким и чувствительным, точно женщина. В сущности, он очень беззащитен и одинок… Теперь он все чаще срывается: кричит, сверкает глазами, но я-то знаю, что это всего лишь самозащита. У меня, например, своя форма самозащиты — я в такие моменты стараюсь переключить Отто на что-то другое, на какие-то более нейтральные темы. Но оба мы после этих сцен долго не можем прийти в себя, сидим, понурив головы, словно провинившиеся дети.

— И вы действительно чувствуете себя провинившейся?

— Нет, конечно. Это следует понимать фигурально, — она грустно улыбнулась. Затем, взглянув на сигареты Пьера, кокетливо спросила:

— Разрешите одну из ваших «Галуаз»?

Пьер протянул ей сигареты и поднес зажигалку. Затянувшись, Эрика спросила:

— В Ландсберге вам уже, вероятно, сказали, что я разведена?

— Да.

— Что я изменяла мужу, а он мне, и что я первая оставила его?

— Об этом тоже шел разговор.

— И еще вам сказали, что у меня есть любовник, который будет счастлив, если я выйду замуж за Отто, так как он тоже женат, а женатому мужчине намного удобнее иметь замужнюю любовницу…

Пьер бросил на нее удивленный взгляд.

— Откуда вы все знаете? — спросил он.

— Это моя легенда, я сама сочинила эту небылицу.

— Так это неправда?

— Частично.

Пьеру показалось, что она снова дрожит, как от озноба.

— Я разведена, это правда, — продолжала Эрика. — Но я очень любила своего мужа. Я не бросала его и вообще не делала ничего такого. Однажды он рассказал, что изменяет мне, и хочет меня оставить. Он спросил, какие алименты я хотела бы получать, и я назвала сумму. Он согласился сразу, не сказав ни слова. Это было ужасно! Я и раньше знала, что он черствый человек, но я безумно любила его и готова была закрыть глаза на все его недостатки. Я уехала. Убежала из дома, в котором мы с ним жили. Уехала из Гамбурга и поселилась в Мюнхене, на другом конце страны. Адвокаты сообщили, что я буду получать до конца жизни приличную сумму денег, достаточную, чтобы не иметь забот. Я воспользовалась этим, стала проводить время в барах. Но мои «кавалеры» перестали меня угощать, как только обнаружили, что я не желаю ложиться с ними в постель. Это продолжалось пять лет и почти все эти годы я была одна. Друзей заводить не хотелось. Мужчины только о том и думали, чтобы затащить меня в свою постель. И вот тут я встретила Отто. С ним можно было чувствовать себя спокойной: он ничего от меня не требовал, и я, наконец-то, больше не была одна. Всю жизнь меня одолевал снобизм, и с этим связано немало комичного в моей биографии. Я сама себе выбрала имя: Эрика фон Талштадт, настоящее мое имя совсем другое. Я не хотела быть белой вороной среди всех этих сиятельных особ, посещающих замок. Должна признаться, я отношусь с благоговением к истинным аристократам, — она слабо улыбнулась.

— Вы говорили, что у вас был любовник.

— Это все выдумка и ложь. Вы не заметили, что даже в этом проявился мой снобизм? Пилот… я подумала: неужели я не могу найти себе более шикарного любовника, чем пилот?

— Ну и что же, удалось вам его найти?

— Конечно.

Эрика пыталась улыбнуться, но ее лицо по-прежнему оставалось бледным и напряженным, голос слегка дрожал.

— Это словно болезнь… Как только мужчина приближается ко мне, я в панике убегаю.

Эрика замолчала. Последовала долгая пауза. Затем она повернулась к Пьеру.

— Теперь вы знаете все. Хотите еще что-нибудь спросить? К примеру, правда ли то, что я вам сейчас рассказала, или я просто великолепная актриса и все это ложь?

— Вы действительно хорошая актриса.

— Это верно. К сожалению, на вторых ролях. Прежде я была только главной героиней. Леди Макбет. Евгенией. Все говорили, что я хорошо играла, даже если роль мне не совсем подходила. Однако то, что я вам сейчас рассказала, — чистая правда. Те же небылицы, которые я рассказывала гостям в замке, — сплошная ложь. Мне просто доставляло удовольствие морочить им голову.

Эрика с озабоченным видом взглянула на часы.

— Пора ехать, — сказала она. — Знаете, я живу на восьмом этаже, весь город оттуда виден, как на ладони. По вечерам я часто слежу, как он медленно погружается в темноту, а потом торжественно зажигаются тысячи огней. Мне очень нравится смотреть на эти ночные огни.

Эрика повернулась к Пьеру и, с притворным смущением, спросила:

— Не хотите ли пригласить меня сегодня вечером поужинать?

— С удовольствием, — ответил он после минутной растерянности, хотя предложение Эрики оказалось для него неожиданным.

— В самом деле?! — воскликнула она радостно.

— Мне помнится, в переулке неподалеку от Людвигштрассе когда-то был очень популярный итальянский ресторан, — сказал Пьер. — Это рядом с университетом.

— Вы говорите о ресторане «Анжело»?

— Вот именно! Он сохранился?

— Не только сохранился, но и процветает. — Может, сходим туда?

— Прекрасная идея!

— Где я вас найду?

— На Герцогштрассе. Когда выедете на Леопольд-штрассе, повернете к кинотеатру «Савой», а там еще раз налево, и вы окажетесь на Герцогштрассе. Я живу в угловой башне, как я вам уже говорила, на восьмом этаже.

— Только я смогу встретиться с вами не очень скоро. Мне еще предстоит несколько деловых встреч. Думаю, что освобожусь не раньше девяти. Это не слишком поздно для вас?

— Нет. Я как раз люблю поздние встречи.

Когда они уже шли к двери, Эрика спросила:

— Сейчас вы, вероятно, отправитесь к Филипу фон Далау?

— Да.

Пьер распахнул перёд ней дверцу «лансии». Эрика, включив мотор, подняла на него глаза.

— Надеюсь, вы не подведете?

— Ни в коем случае!

Эрика победно улыбнулась, лихо вырулила со стоянки и умчалась по шоссе в сторону Мюнхена.

Пьер задумчиво смотрел ей вслед. Можно ли ей верить? Пока они говорили, Эрика то была возбуждена и казалась очень искренней, то вдруг становилась печальной и равнодушной. Действительно ли замок в Ландсберге стал для нее прибежищем от всех житейских бурь, действительно ли она нашла защиту у человека, который вряд ли является мужчиной?

«Зачем она все это рассказала мне? — ломал он голову. — А если все не так, если все это ложь, то зачем, с какой целью она „откровенничала“ со мной?»

 

10

Пьер въехал в город и вскоре оказался на Леопольд-штрассе, просторной тенистой аллее с широкими тротуарами, кофейнями и открытыми террасами, которые он так любил — все это напоминало ему Елисейские Поля и Виа Витторио Венето.

Он без труда разыскал Парк-аллею в квартале роскошных особняков. Дом семейства Далау оказался величественным зданием, стоявшим в густом парке. За высокой железной оградой, которая отделяла парк от улицы, высились старые буки и темнели заросли рододендрона. Ворота были на замке.

Пьер позвонил. Никто не вышел. Он еще и еще раз нажал звонок — безрезультатно. Это показалось Пьеру странным. В таком доме, как этот, должна быть какая-то прислуга. Почему же никто не открывает?

Он снова сел в машину и решил проехать вдоль ограды, посмотреть, нет ли другого входа. Он повернул за угол и увидел посыпанную песком тропинку, которая вела к ограде.

Поставив машину, Пьер зашагал по тропинке и вскоре подошел к парку, теперь уже с противоположной стороны. Он увидел перед собой калитку, которая так же, как и ворота, была на замке. По обе стороны от нее тянулась живая изгородь, на которой когда-то была ограда из колючей проволоки, о чем свидетельствовали ржавые куски этой проволоки, лежавшие на земле.

Ему ничего не стоило проникнуть в парк через одну из дыр в живой изгороди. Он прошел под буками и добрался до зарослей рододендрона, откуда просматривался весь парк. Слева белел покрытый снегом теннисный корт, справа — беседка с соломенной крышей. Прямо перед ним расстилалось ровное заснеженное поле, — вероятно, это была лужайка, — за которым виднелась открытая терраса дома.

Возле террасы стояли две машины, одна из них была светло-зеленая «масерати».

Внезапно Пьер услышал за спиной какой-то шорох. Он не успел оглянуться и почувствовал сильный толчок в спину. Одновременно кто-то обхватил его ноги и повалил на землю. Падая в сугроб, Пьер успел заметить, как из кустов выскочил еще один человек и бросился на него. От сильного удара по голове Пьер едва не потерял сознание. Первый из нападавших, тот, что толкнул его в спину и повалил в снег, быстро завернул его руки назад, а второй принялся изо всех сил молотить кулаками. Он старался попасть ему в солнечное сплетение, и когда это удалось, у Пьера перехватило дыхание. Он перестал чувствовать удары и только силился понять, кончили его бить или он просто теряет сознание. В какой-то момент ему удалось сделать неглубокий вдох. «Только бы и в самом деле не потерять сознание», — пронеслось в мозгу. И тут ему пришла мысль притвориться, будто он лишился чувств, а тем временем собраться с силами, чтобы не потерять сознание; надо стараться глубоко дышать, несмотря на острую боль в груди. Искать выход и глубоко дышать — вот сейчас главное. Если они поверят, что он потерял сознание, то, скорее всего, бросят его. И, может, начнут говорить между собой, должны же они заговорить в конце концов! И тогда важно не пропустить ни одного слова. Потом будет видно, как дальше действовать. «Надо использовать приемы каратэ, которыми я когда-то неплохо владел», — подумал Пьер.

Он слегка пошевелил ногами, почувствовал некоторое облегчение и вдруг услышал, как один из бандитов произнес хриплым голосом:

— Я полагаю, Карл, он получил достаточно.

— Конечно, нельзя же его убивать! — сказал другой. — Она ведь два раза предупредила.

«Она! — насторожился Пьер. — Кто такая „она“?»

— Надо проверить, тот ли это тип, — снова раздался хриплый голос.

Пьер почувствовал, как его перевернули на снегу и вытащили из заднего кармана брюк бумажник.

— Пьер Валенс… Тот самый, она о нем говорила, — сказал хрипатый.

«Наверное, их предупредила Эрика, — решил Пьер. — Но может, и кто-то другой. Четыре человека знали о моем намерении встретиться с Филипом фон Далау: пастор Халсинг, баронесса фон Обербург, Отто фон Далау и Эрика фон Талштадт…»

Он лежал на левом боку, уткнувшись головой в снег. Холод подействовал на него отрезвляюще: отчетливее стали слышны голоса, которые минуту назад доносились словно издалека, правда, голова еще гудела и ему стоило большого труда вспомнить, как все произошло, но вместе с тем ему хотелось хоть что-нибудь разобрать из разговора Карла с хрипатым.

— Может, затащить его в дом, к тому? — спросил Карл.

— Ты что, с ума спятил? — ответил хрипатый. — Он же сразу все узнает. Лучше оставим его тут, в беседке, а потом спросим у Бора, что с ним дальше делать.

Пьер почувствовал пинок под ребра.

— Еще не очухался, — заключил Карл, который, видимо, считал себя специалистом по нокаутам. — Но ты не спускай глаз с этого писаки.

Пинок под ребро оказался чувствительнее, чем удары в живот. Зато теперь, почувствовав боль, Пьер знал, что окончательно пришел в сознание.

Он понял, что один из бандитов, видимо Карл, направился к дому. «Надо еще немного подождать, — подумал он. — Бежать рано. Если сейчас вскочить, у меня может закружиться голова, я могу снова грохнуться, и тогда конец. Нужно немного выждать, пусть Карл уйдет подальше в парк».

Пьер почувствовал, что уже может дышать всей грудью. Он отчетливо слышал чириканье воробьев и удаляющиеся шаги Карла. Чуть-чуть пошевелился. «Что же все-таки здесь произошло? — пронеслось в голове. — Что случилось в мюнхенском доме Далау?».

Может быть, Филип фон Далау распорядился никому не открывать двери? Может, он нанял охрану, потому и держит этих двух парней в парке и третьего, Бора, в доме? «Нет, это маловероятно, трудно в это поверить, — решил Пьер. — Если бы Филипу грозила опасность, он нанял бы обычных телохранителей, а не этих молодчиков, которые чуть что, пускают в ход кулаки. Только гангстеры нанимают себе таких подонков».

Но что могут делать гангстеры в доме Филипа фон Далау? Пастор Халсинг говорил, что у Филипа фон Далау машина марки «масерати». Эрика фон Талштадт точно упоминала о зеленой «масерати». Там, у дома, как раз и стоит зеленая «масерати».

Пьер с содроганием вспомнил, как бандиты обсуждали, что с ним делать. Очевидно, его не убили лишь потому, что «она» дважды об этом просила! Так кто же все-таки их просил? Неужели Эрика соучастница гангстеров? Баронессу фон Обербург вряд ли можно в этом заподозрить, а Эрику фон Талштадт — вполне… Кроме баронессы, она единственная женщина, которая знала, что он решил встретиться и поговорить с Филипом фон Далау. Эрика сама спросила его об этом, и он не стал кривить душой, признался ей, что едет сюда.

«Очевидно, она позвонила бандитам из своей квартиры, — размышлял Пьер. — Ведь она добралась в Мюнхен раньше меня. Позвонила главарю, который находится в доме Филипа, а тот дал указание Карлу и хрипатому схватить меня».

Пьер вспомнил еще одну фразу из разговора бандитов. Карл предлагал перетащить Пьера в дом «к тому», на что его компаньон ответил: «нет», так как тогда Пьер «сразу все узнает».

Кто был этот «другой»? Филип фон Далау? Неужели бандиты держат его взаперти в собственном доме? Или эти молодчики с ухватками гангстеров заперли там кого-то другого? И очевидно, с ведома хозяина дома, поскольку возле террасы стоит зеленая «масерати» Филипа.

«Надо обязательно все выяснить», — решил он, продолжая лежать на снегу с закрытыми глазами. Я чувствую себя уже достаточно хорошо, но не следует вступать в борьбу с хрипатым. Наверняка он держит меня под прицелом пистолета. И потом, у меня может просто не хватить сил бороться с этим бандитом.

И все же нужно бежать. Внезапно вскочить и броситься в заросли, а там постараться спрятаться, успокоиться и собраться с силами и лишь потом разделаться с этими разбойниками.

Пьер открыл глаза. Рядом никого не было. Заросли рододендрона были далеко, бежать туда было рискованно. Притаившийся где-то неподалеку парень увидел бы его и, чего доброго, мог открыть пальбу.

Справа метрах в шести начинался густой орешник, за которым тянулись посадки лавра. «В них можно укрыться», — подумал Пьер. Что находилось за зарослями лавра, он не знал. Но лучшего варианта не было.

Он высвободил правую руку, на которую навалился всем телом, и согнул в локте, чтобы можно было оттолкнуться от земли.

В следующее мгновение он вскочил, пригнувшись, не глядя по сторонам, бросился в кусты орешника. Он бежал, собрав все силы. На минуту ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. И тут его хлестнули по лицу гибкие ветки, Пьер почувствовал спасение и углубился в чащу.

— Стой! — раздалось позади. — Стой!

Пьер продолжал бежать, иногда падая на четвереньки, чтобы проползти под кустами.

— Карл! Карл! Он удрал! — услышал он далекий крик.

Пьер миновал буки и спрятался в густых рододендронах, из которых состояла живая изгородь. Тут можно было отдышаться.

Через несколько минут он увидел одного из нападавших. Высокий парень в зеленоватом свитере, присев за кустом на корточки, озирался по сторонам. По всей видимости, это был Карл. Вскоре Пьер обнаружил и второго: невысокий мужчина в черном кожаном пальто затаился под свисавшими почти до земли ветвями бука. В темноте он был едва заметен. Он стоял спиной к Карлу и разглядывал заросли лавра. Из своего укрытия Пьер хорошо видел обоих. Вскоре долговязый Карл вышел из-за куста и стал удаляться. Пьер решил, что сначала надо нейтрализовать коротышку в кожанке. Дождавшись, когда Карл скрылся из виду, Пьер начал осторожно приближаться к нему сзади. Прячась за стволами деревьев, он бесшумно ступал по рыхлому снегу. Когда до его противника оставалось почти что ничего, он поднял сухую ветку и бросил ее вправо, а сам напал слева. Коротышка едва успел повернуть голову — Пьер мгновенно опрокинул его навзничь. Тот настолько растерялся, что Пьер без труда одной рукой вырвал у него пистолет, а другой схватил коротышку за горло. Тот отчаянно сопротивлялся. Пьеру пришлось вдавить его в снег, налегая всем телом, а потом оглушить ударом пистолета по голове. После этого Пьер спокойно спрятал пистолет в карман и, желая убедиться, что у мужчины в кожанке нет другого оружия, обыскал его. Теперь пора было заняться длинным Карлом.

Пьер увидел его в другом конце парка. Карл, настороженно озираясь, крался вдоль посадок лавра.

Пьер пригнулся и двинулся ему наперерез. Прячась за буками, он быстро подкрался почти к самой ограде, а оттуда стал пробираться к посадкам лавра, вдоль которых двигался долговязый Карл. Но вот посадки кончились и Пьер, выбрав себе удобное место, спрятался; дальше идти было опасно, да и не имело смысла: Карл приближался сам. Когда он оказался в нескольких шагах, Пьер выскочил из засады и сбил его с ног. Этот парень оказался посильнее своего напарника. Пьеру с большим трудом удавалось одной рукой прижимать его голову к земле, пока другой он вытащил из-за пояса пистолет.

Пьер тщательно обыскал долговязого Карла, после чего отпустил его голову. Ошалевший бандит барахтался в снегу и вертел головой, стараясь отыскать своего сообщника в черной кожанке.

— Это частный парк, — пробормотал он, вытирая лицо. — Вход посторонним воспрещен.

— А вы, значит, здесь не посторонние? — сказал Пьер, пряча в карман пистолет.

Долговязый ничего не ответил. Он, видимо, решил, что Пьер зазевался, и вскочил на ноги. Но Пьер был начеку и с такой силой ударил его кулаком в бок, что тот, переломившись пополам, снова ткнулся головой в снег.

— Извините, что удар пришелся ниже пояса, — сердито бросил Пьер. — Но вы только что нанесли мне множество подобных ударов, часть из которых пришлась еще ниже.

Карл продолжал молчать.

— У вас что, плохо с памятью? — Пьер пнул его ногой.

— Ну, было такое… — признался Карл.

— К тому же вы очень сильно ударили меня ногой, — напомнил Пьер.

— Мы выполняли свою работу, — пробормотал Карл, озираясь по сторонам. Где мой приятель?

— Он здесь, скоро очнется, — ответил Пьер. — Так значит, Бор ваш хозяин?

— Бор? — произнес Карл удивленно. — Вы что, слышали наш разговор?

— Да. Я спрашиваю: он ваш хозяин?

— Мы делаем, что он велит.

— Вы действуете в интересах Филипа фон Далау?

Карл снова молчал, отвернувшись в сторону.

— Или против него? — продолжал допытываться Пьер.

— Это не мое дело, — нехотя произнес Карл.

— Что еще сказала вам Эрика, кроме того, что вы не должны меня убивать?

— Это тоже не мое дело, — повторил он, покосившись на Пьера.

«Кажется, я попал в цель, — пронеслось в голове Пьера. — Значит это все-таки она им позвонила!» — Эта догадка вызвала у него досаду.

— Кто вам сказал, что мы знаем женщину по имени Эрика? — быстро спросил Карл.

— Никто. Знаю и все, — с уверенностью произнес Пьер, стараясь увязать события последних часов: по дороге в Мюнхен двое подозрительных типов пытались испортить его машину. Он сразу заподозрил, что Эрика фон Талштадт связана с ними. Но доказательств у него тогда не было. А потом появляются еще двое бандитов, с которыми она явно в сговоре. Это уже очевидно. Что все что означает?

— У вас не очень-то спокойный вид, — заметил с ухмылкой Карл. — Вы знакомы с Эрикой?

— Да, — ответил Пьер. Оказывается, эта девица вовсе не такая простушка, какой кажется с первого взгляда.

— Вам известно ее полное имя?

— Эрика фон Талштадт.

— Ах, вот оно что… — произнес Карл многозначительно. — Вы знаете ее полное имя, стало быть, у вас было с ней приятное знакомство!

— В определенном смысле, да.

— Но тогда непонятно, почему вы удивляетесь, что я ее знаю. Ведь если вы можете заказать девочку по телефону, это могут сделать и другие.

«Заказать девочку по телефону?» — Пьер недоумевал. И тут ему вспомнилось давнишнее уголовное дело. Оно было связано с неким Эмилем Бором. О нем писали в газетах. Бор привлекался к суду за убийство, но правосудию ничего не удалось доказать и Бора освободили, хотя всем было ясно, что убийство совершил он. Бор был содержателем дорогого ресторана с номерами, куда можно было по телефону приглашать молоденьких девочек. Фраза Карла: «заказать девочку по телефону» — заставила Пьера вспомнить все детали того дела. Бор обвинялся как раз в убийстве такой «заказной девочки». Итак, Эмиль Бор находится сейчас в доме Филипа фон Далау, а Эрика фон Талштадт, очевидно, является одной из его «заказных девочек».

— Пошли, — сказал Пьер, — посмотрим на твоего компаньона.

Коротышка все еще лежал в снегу под деревом. Он только сейчас начинал приходить в себя.

— Вы, кажется, ударили меня пистолетом по голове? — простонал он.

— Да.

— Но вы же могли убить…

— Да, — сказал Пьер. — И если вы еще раз полезете в драку, я это сделаю. Вставайте и шагайте справа. А вы слева, — приказал он долговязому Карлу.

— К чему такой парад? — осведомился тот.

— Чтобы ваш шеф подумал, что это вы меня ведете, а не наоборот.

— Наш шеф не дурак, — злобно огрызнулся Карл.

— Вполне возможно, — кивнул Пьер. — Но умники, вроде вашего шефа, признают только такое построение. Он ведь не раз имел возможность убедиться, что задержанного обычно ведут посредине. Ну, а в нашем случае все будет наоборот.

Пьер достал из кармана пистолет, проверил, заряжен ли он, и спрятал руку с пистолетом под плащом.

Затем они направились по рыхлому снегу прямо к веранде.

— Вам не страшно одному входить в дом? — спросил Карл, отряхивая снег со своего свитера.

— Я не из трусливого десятка, — ответил Пьер, — к тому же вы вынуждаете меня рисковать.

Он толкнул в бок коротышку, процедив сквозь зубы:

— Прими на полшага вправо.

— Но я ведь ничего не собираюсь делать, — прошипел тот обиженно.

Когда они уже подходили к дому, на террасе появился высокий бледный мужчина. Он приблизился ко входу и стал ждать, отхлебывая из бокала виски.

Это был действительно тот самый Эмиль Бор, Пьер сразу узнал его. Он вспомнил фотографии в газетах, вспомнил эту наглую, высокомерную физиономию. Даже в зале суда Бор говорил с ухмылкой о своей жертве.

И тут в памяти всплыло еще одно имя — Алдо Вейс. Во время процесса власти пытались доказать, что Эмиль Бор и Алдо Вейс были деловыми партнерами и соучастниками в уголовных делах. Алдо Вейс был видной фигурой в преступном мире — в прошлом это боксер среднего веса, игрок в покер, владелец ночного игорного клуба, организатор различных пари и управляющий довольно известным детективным бюро, с филиалом во всех странах Европы.

— Что это значит? — спросил Эмиль Бор, когда они остановились у ступенек террасы. — Я же не просил приводить его сюда.

— Ситуация изменилась, — ответил Карл, заметно волнуясь.

— Добрый день, Эмиль! — обратился Пьер к Бору.

Рука Бора потянулась к карману. Пьер заметил это и тут же направил на него пистолет.

— Что это значит? — снова спросил Эмиль Бор с раздражением и заорал на своих подручных:

— Как вы могли позволить обезоружить себя? От тебя только такое и можно ждать, — он ткнул пальцем в коротышку в кожанке. — Но ты-то! — он повернулся к долговязому Карлу. — Ну что стоишь как истукан?

Бор неловко замахнулся на Карла рукой, в которой держал бокал с виски. У Пьера мелькнуло в голове: «Уж не в меня ли он метит?».

И действительно, Эмиль Бор резко повернулся и выплеснул виски в лицо Пьеру. И сам тут же бросился на него. Но Пьер был начеку, он успел сделать шаг в сторону… Виски пролилось мимо, Бор пролетел вперед. Пьер успел поймать его за руку и так резко вывернул ее, что Бор кубарем скатился по ступенькам и с воплем рухнул на снег.

Пьер сошел с лестницы, быстро обшарил карманы Бора. В них оказался пистолет и большой стилет, из которого, если нажать кнопку, выдвигалось острое лезвие.

— Так, так, значит, пользуетесь еще и холодным оружием! — сказал Пьер.

— Этим ножом я чищу яблоки, — буркнул Эмиль Бор.

— Может, вы носите с собой еще и ложку для супа? — с усмешкой спросил Пьер, пряча пистолет и нож в карман.

Он сделал знак Бору, чтобы тот встал и поднялся по лестнице.

— А теперь, — сказал Пьер, — мне нужно поговорить с Филипом фон Далау. Это его дом и у подъезда, как я понимаю, стоит его машина. Где же он сам?

— Его здесь нет, — поспешно ответил Эмиль Бор.

— А где же он? — спросил Пьер.

— Мы не знаем.

Снова ответ последовал очень быстро, словно был заготовлен заранее. Это показалось Пьеру подозрительным. И тут у открытой двери появился человек с веником в руке, очевидно слуга.

— Это правда, что Филипа фон Далау нет дома? — обратился к нему Пьер.

— Да… правда… — ответил тот. Он был явно встревожен и ответил не сразу, после некоторого раздумья.

— Ну и где же он? — настаивал Пьер.

Слуга нехотя промямлил:

— Не знаю.

— Я друг Филипа фон Далау, — вмешался Эмиль Бор, — он пригласил меня отдохнуть у него.

— Вместе с двумя громилами в парке, чтобы ему спокойнее было спать?

— Есть немало людей, которые нанимают телохранителей…

— Аль Капоне, к примеру, — продолжал издеваться Пьер. Затем он снова обратился к слуге:

— Есть в доме какая-нибудь комната без окон, с прочной дверью, которая надежно запирается снаружи?

— Есть, — ответил слуга.

На сей раз он ответил очень быстро, что явно не понравилось Эмилю Бору. Он злобно покосился на слугу.

— В прихожей под лестницей имеется кладовка, — уточнил слуга. — В ней есть вентиляционный короб, но нет окон. Я знаю, где лежит ключ от нее.

— Пошли, — скомандовал Пьер, пропустив слугу в дом. — Следуйте друг за другом, руки всем держать над головой.

Они вошли в прихожую и слуга отпер дверь кладовки. Пьер внимательно осмотрел ее, затем кивнул своим подопечным, чтобы они вошли в кладовую. Мужчина в черном кожаном пальто и долговязый Карл тут же подчинились, а Эмиль Бор, задержавшись в дверях, спросил:

— Вы намерены осмотреть дом?

— Конечно, — ответил Пьер. — А вы что думали?

— Послушайте, — взволнованно начал Бор.

— Я не желаю вас слушать! — оборвал его Пьер.

— Но я могу сообщить вам, где находится Филип фон Далау.

— Через пять минут я выясню это сам, — сказал Пьер. — Я думаю, вы поругались с ним, как это нередко бывает между хорошими друзьями, в сердцах закрыли за ним дверь и заперли ее на ключ?

— Ну, да… Как вы догадались? — пробормотал Эмиль Бор.

— Это первое, что приходит на ум, когда оказываешься в доме, хозяин которого сидит под арестом.

— Филип дон Далау не арестован.

— Дайте ключ от его комнаты.

— Я пойду с вами… — предложил Бор.

— Понимаю, — усмехнулся Пьер. — Еще раз прошу, дайте мне ключ.

Эмиль Бор протянул ему связку ключей.

— Ключ здесь? — спросил Пьер. — А вы предусмотрительный господин, Бор.

— Что вы имеете в виду? — проворчал тот.

— Вы не только закрыли хозяина на ключ, но и забрали его с собой, повесили на свое кольцо!

Эмиль Бор снял ключ с кольца и протянул его Пьеру.

— К чему нам враждовать… Может, попробуем договориться?

Пьер втолкнул его в чулан и запер дверь.

Слуга дрожащей рукой указал на лестницу. Как только они поднялись, он сказал:

— Я так рад! Надеюсь, вы теперь посадите в тюрьму этого разбойника?

— Давайте сначала посмотрим на вашего господина, — сказал Пьер.

— Они имеют какую-то странную власть над ним, — испуганно произнес слуга. — Я ничего не понимаю… Они ведут себя так, словно могут сделать с ним все, что хотят.

— А кроме этих трех типов здесь был еще кто-нибудь?

— Нет, никого, но они разговаривали по телефону с каким-то Алдо.

С Алдо… Алдо Вейс. Вот где ты вынырнул, голубчик.

— Ваш господин постоянно сидит взаперти?

— Нет, они его заперли только сегодня. Все было очень странно. Филип находился внизу. Вдруг они схватили его и вытолкали в коридор. Правда, не били. Они сказали, что кто-то должен подъехать, и поэтому он должен отправиться наверх. Филин сразу пошел, им даже не пришлось его принуждать. Он не протестовал, не пытался позвонить в полицию, более того, он приказал мне тоже не делать этого. Причем дважды повторил, что я не должен обращаться в полицию ни при каких обстоятельствах. У меня не было возможности с кем-нибудь посоветоваться. Я очень беспокоюсь за графа Филипа. Он очень нервничает последние дни и плохо выглядит. Он непрерывно пьет.

Из прихожей на первый этаж вела широкая беломраморная лестница, а далее, на второй надо было подниматься по более узкой, деревянной. Миновав обе лестницы, они оказались на маленькой площадке, где были две двери.

— Он здесь, — сказал слуга, указывая на одну из дверей. — Если позволите, я отопру, замок плохо открывается.

Слуга отпер дверь и они вошли в маленькую, уютную комнату, где стояли кровать, письменный стол и книжные полки. Обои с цветочками делали ее похожей на детскую.

На кровати лежал молодой человек, который просматривал иллюстрированный журнал. На стуле рядом с кроватью стояла бутылка виски и ведерко со льдом. У Пьера не возникло никаких сомнений, молодой человек был поразительно похож на Валерию: те же черты лица, та же стройная фигура и те же большие мечтательные глаза.

— Эти разбойники арестованы, мон шер. Сидят в кладовке под лестницей, — радостно сообщил слуга.

— Сколько раз, Брюкнер, я просил не называть меня «мон шер»! — раздраженно сказал Филип фон Далау. — Моя бабушка, хоть она и была француженка, терпеть этого не могла. Я тоже.

Отчитав слугу, Филип повернулся к Пьеру.

— Вы Пьер Валенс, насколько я понимаю? А я — Филип фон Далау. Как вы меня отыскали? Мне помнится, вы знакомы с моей сестрой Валерией. — Он произносил фразы отрывисто и как-то нервозно. — Что вам угодно?

Пьер внимательно рассматривал молодого человека.

— В данной ситуации я хотел бы спросить, что вам угодно? — ответил он.

— Ах… спасибо, ничего не надо. — Филип пристально посмотрел на Пьера и озабоченно произнес: — У вас кровь на губе и правый глаз немного опух. Они били вас? Черт побери, могут эти парни вообще сделать хоть что-нибудь по-человечески!

— Вас возмущают только манеры этих господ, которые хозяйничают здесь? — спросил Пьер. — Все остальное вас устраивает?

— Вы, вероятно, думаете, что этот дом — мой? — Филип фон Далау грустно улыбнулся.

— Конечно. А эти трое господ здесь совершенно посторонние. Мне непонятно, почему они заперли вас здесь?

Филипу явно не хотелось беседовать на эту тему. Он пожал плечами.

— Я очень сожалею, что они избили вас. Этого, конечно, не следовало делать. — Затем смущенно спросил: — Вы не знаете, где сейчас Валерия? Вы ведь должны это знать, вы давно знакомы с моей сестрой. Мне надо срочно поговорить с ней.

Пьер недоуменно посмотрел на Филипа.

— Вы спрашиваете меня, где ваша сестра? — сказал он.

— Да. Мы давно не виделись с Валерий. Пожалуй, уже целый год. Время от времени я получал от нее письма, они большей частью приходили из далеких мест, из-за границы, и в них никогда не указывалось, где она находится, в каком отеле остановилась. Наверное, и вы тоже ничего не знаете о ней?

— Это было бы естественно, но я, тем не менее, знаю, — сказал Пьер.

— Знаете, где моя сестра? — воскликнул Филип фон Далау.

— Да, — задумчиво произнес Пьер. — А вам в самом деле ничего о ней неизвестно?

— Нет. Кто-то разыскал ее?

«Хотел бы я это знать, — подумал Пьер. — Но „кто-то“ явно нашел ее».

— В таком случае я вынужден вам сообщить печальную весть, — сказал он.

Филип фон Далау бросил на Пьера быстрый встревоженный взгляд.

— Что-то случилось! — воскликнул он испуганно.

— Да.

— С Валерией?

— Да.

Филип, побледнев, прошептал:

— Они что-то сделали с ней?

— Да, кто-то напал на вашу сестру…

— Скажите, она жива? — закричал Филип, впившись в него глазами.

— Я был бы рад сообщить вам об этом, — ответил Пьер. — Но, к сожалению, не могу. Валерия убита.

Лицо Филипа побледнело еще больше, затем судорожно задергалось. Он рухнул на кровать.

— Боже мой… — вскрикнул он, закрыв лицо руками.

Пьер вспомнил рассказ баронессы Обербург о детстве и юношеских годах Валерии. Значит, она выросла в этом доме, жила здесь вместе с отцом и матерью, наверное, не раз сидела в этой комнате, болтала с братом или читала, пока он готовил уроки.

Филип поднял голову. По его щекам катились слезы.

— Когда… — простонал он.

— Вчера вечером.

Пьер стал рассказывать о том, что произошло в «Майер-отеле» на берегу озера Аммер. Филип слушал молча. На его лице застыл ужас, когда Пьер упомянул о сердитом господине с черной бородкой и тростью, и сказал, что его видели в отеле, а также, что он арендовал вместе с неким Генрихом Пфорцем «фольксваген».

— Это был Отто фон Далау? — спросил Филип.

Пьер пожал плечами.

— А вы полагаете, что Отто мог убить вашу сестру? — спросил он в свою очередь.

Филип задумался, глядя в окно.

— Не знаю, — неуверенно произнес он.

— Как вы относились к помолвке Отто с Валерией?

— Подробностей этого я не знал. Я в то время учился в Хайдельберге, в университете. Дома бывал очень редко, а каникулы чаще всего проводил здесь, в Мюнхене, с товарищами, нежели в замке, в Ландсберге. Правда, об их помолвке я слышал, но посчитал это несерьезной затеей, хотя дядюшка Отто в то время был совсем другим человеком. Он был таким спокойным, мечтательным, с увлечением подолгу рассказывал об истории Ландсберга, о связях нашего рода с этим городом. Я бы даже сказал, что они с Валерией были в чем-то похожи. Она тоже была мечтательница и отшельница, только очень печальная. И стала совсем грустной, когда узнала, что у отца есть любовница.

— У вашего отца была любовница?

— Да, она появилась еще при жизни матери. Я знал об этом, а Валерия, оказывается, нет. Когда все открылось, сестра была потрясена. Затем, когда мать умерла, Валерия почувствовала себя очень одинокой. У нее был всегда такой испуганный вид!

— Испуганный? Чем?

— Я не очень хорошо знаю, чего она боялась, по-видимому, мир, в котором она жила, казался ей жестоким. У меня сохранилось письмо матери времен войны. Родители оказались тогда в Берлине. Город был разбомблен до основания, и они никак не могли из него выбраться. Мать писала — это письмо было адресовано сестре, — что в их доме не осталось ни окон, ни дверей и что по ночам к ним приходят спать бездомные люди. «Я видела этих бездомных, — писала она. — Они лежали в кроватях, стуча зубами от страха, в холодном поту». Что-то похожее происходило потом и с Валерией. Может быть, ее преследовали ночные кошмары, но только в иные дни она казалась просто разбитой!

— Валерия никогда не говорила вам или не писала, что боялась кого-то?

— Нет. Ничего такого не было. Просто на нее иногда находил страх. Помню она увлекалась стихами, в которых я ничего не понимал. Мне думалось, что это у нее возрастное. Валерия мечтала о каком-то прекрасном мире, которого ей в жизни не доставало. И она страдала от этого. Валерия чувствовала себя беспомощной и беззащитной. Около полугода назад она написала мне об этом. Кажется, то письмо было из Рима. Валерия писала, что у нее такое ощущение, будто она живет в доме без дверей и даже без стен… Эти слова заставили меня вспомнить о ночных кошмарах матери после бомбардировок.

Филип спросил с беспокойством:

— Вы полагаете, что она намекала на какую-то реальную опасность? Кого она боялась? «Чего-то» или «кого-то»? В те годы мы с сестрой много времени проводили вместе, — продолжал Филип уже спокойнее. — Когда ты молод, ты обычно занят только самим собой и ничего другого для тебя не существует. «Я», «Я» и прежде всего «Я»… Мы все были очень рады, когда узнали, что Валерия поедет учиться в Хайдельберг. Я сразу же помчался в Ландсберг, чтобы поддержать сестру, убедить не поддаваться уговорам и требованиям дяди Отто, который был настроен весьма решительно. Затем мы с Валерией провели несколько прекрасных недель в Хайдельберге. Занимались чем угодно, только не учебой: играли в теннис, кутили, выезжали за город на двух или трех машинах с компанией однокурсников. На эти пирушки иногда собиралось до двадцати человек. А однажды мы устроили грандиозный бал в этом доме. Кажется, было человек пятьдесят. Наши гости спали во всех комнатах, вповалку. Валерия была счастлива в тот вечер, много смеялась, веселилась вместе со всеми от души. И вдруг исчезла.

— Почему?

— Не знаю. Может, причиной было появление дядюшки Отто, он приезжал в те дни в Хайдельберг. Сам я его не видел, но знаю об этом от Хельги Андерс, подруги Валерии. Отто хотел увезти Валерию обратно в Ландсберг. Он уже не раз пытался это сделать… Может быть, поэтому Валерия и уехала.

Позже я виделся с сестрой в Берлине, как только она туда приехала. Пытался выяснить, что с ней тогда произошло. Но она либо отшучивалась, либо обиженно отмалчивалась, словом, не желала об этом говорить. Уверяла, что уже не хочет учиться в университете. Думаю, это была неправда. А потом Валерия действительно не захотела возвращаться в университет, она получила интересную работу манекенщицы в одном иллюстрированном журнале. Она ее вполне устраивала. Вот и все, что я знаю. Спустя год, когда я снова попытался встретиться с Валерией, ее в Берлине не оказалось, и никто не знал, куда она уехала. Признаюсь, я не проявил должной настойчивости. Не хотелось давать повод для сплетен. Потом Валерия прислала мне несколько писем, о них я уже говорил вам. А затем она как в воду канула. Обидно, когда судьба разлучает близких людей. В детстве мы были очень дружны с Валерией, росли вместе. В ту пору в замке царила радостная суматоха. Мы вместе с Валерией знакомились со знатными людьми, посещавшими наш дом, вместе пробирались на огромные пустые чердаки, с замиранием сердца спускались в темные подземелья замка, носились на роликовых коньках по всем залам и галереям.

Во время концертов, которые любила устраивать мать в салоне с гобеленами, мы взрывали петарды. Обычно это были камерные концерты, знаменитые музыканты исполняли классическую музыку, которую приглашенные слушали, замерев, и не смея нарушить тишину, словно в церкви. Мы всячески избегали этих концертов, опаздывали к началу или, наоборот, не дождавшись конца, начинали аплодировать. Отец радовался, глядя на нас, он тоже смертельно скучал на этих вечерах.

Все это кончилось, когда стало известно, что у отца есть любовница. Балы и приемы прекратились, мать удалилась в свою комнату, и всем говорили, что она заболела. Может быть, это была чистейшая правда, но мне тогда казалось, что мать просто не хочет показываться в обществе.

Когда мать умерла, официально было объявлено, что у нее удар, но люди говорили, будто она покончила с собой.

— Валерия знала об этом?

— Да, один мой друг проболтался. Сам я, конечно, никогда не рассказывал ей об этом. Валерия была очень чувствительной девочкой и страдала от любых горестей.

Филип захмелел и стал вспоминать всякие смешные подробности.

Марианна Штейн, экономка в замке, по его словам, была похожа на огромную толстую «черную мамми», из тех, что работают у богатых фермеров на юге Соединенных Штатов. О слуге Юргене Хофере он сказал, что это британский мясник, скрещенный с конторским клерком девятнадцатого века — достойный и верный слуга, посвященный во все семейные тайны. Юрген Хофер, уверял Филип, способен был прийти в ярость от малейшей неряшливости, как клерк в романе Бальзака «злился из-за чернильного пятна в большой книге». Генриха Пфорца, шофера, Филип характеризовал как «фельдфебеля» из вермахта военных лет — толстого, упрямого милитариста с головы до ног.

— Пфорц ненавидит нашу семью, — сказал Филип, — только не показывает вида. Когда ему что-нибудь надо, он становится настолько любезным, настолько предупредительным, что это походит на раболепие. Я помню, как однажды он пришел просить за брата, который хотел устроиться шофером у наших друзей. В другой раз, около года назад, он пришел и таинственно спросил, не помогу ли я найти для него частного детектива. Ему, видите ли, нужен был детектив, «который не болтлив» и «способен действовать в одиночку». Я понял, что ему нужен был детектив, который мог выполнять деликатные дела. После развода с женой Пфорц жил один. Как я слышал, она удрала с его другом. Вот я и решил, что просьба Пфорца связана с этим происшествием. Не требуя никаких пояснений, я порекомендовал ему агентство Алдо Вейса. Я помню, каким словоохотливым и дружелюбным он был тогда. Вел себя так, словно мы с ним были лучшими друзьями. А потом снова стал неприветливым и молчаливым.

Филип рассказал также о Хаасе, старом конюхе, добром и простом человеке с лицом уродливым, как у Франкенштейна.

— Какие отношения сложились у вас с Отто? — спросил Пьер.

— Настолько плохие, что хуже не бывает, — сказал Филип. — Он злился на меня за то, что я не интересовался историей нашего рода. Я ему однажды об этом прямо в лицо сказал. Отто считал, что я веду себя, как не подобает сыну графа. Но чаще всего он бесился из-за того, что я проматываю столько денег. У меня постоянно были долги, и Отто о них даже слышать не мог. Его трагедия состояла в том, что сам он никогда ничего не имел, и его раздражало, что я, имея многое, бесшабашно все растратил. В определенном смысле, он был прав. Теперь я и сам сожалею, что был так неблагоразумен.

— Вы ничего не рассказали о том, что Отто угрожал вашей сестре. Вам что-нибудь известно об этом?

— Нет, — сказал Филип фон Далау с грустью. — А разве это было?

Пьер рассказал то, что знал со слов пастора Хальсинга и баронессы фон Обербург.

— Он грозился ее убить?! — воскликнул Филип, побледнев. — Неужели Отто грозился убить Валерию?

— Да. Он так и сказал: «Всюду, куда бы ты ни поехала, ты будешь видеть меня. Потом я убью тебя».

— Очень похоже на него, это в его стиле.

— И вы полагаете, что он мог убить вашу сестру?

— Да. Уверен в этом. Если Отто скажет что-нибудь подобное, он обязательно это выполнит.

— А баронесса Обербург о нем совсем иного мнения. Она считает, что Отто никогда не исполняет ни своих планов, ни своих угроз.

— Да откуда ей знать! — возмутился Филип.

— Вы считаете, он способен на убийство?

— Вполне вероятно.

— На хладнокровное убийство?

Филип задумался.

— Это ведь было хладнокровное, заранее подготовленное убийство, — повторил Пьер. — Пистолет с глушителем просто так человек не носит в кармане.

— Он способен и на это, — произнес Филип дрогнувшим голосом. — Баронесса, вероятно, имела в виду то давнее время, когда Отто страдал от приступов эпилепсии. Тогда действительно он мог совершить какой-то решительный поступок только в состоянии невменяемости. Но с тех пор, как Валерия ушла от него, Отто очень изменился. В день, когда это случилось, он вел себя просто смешно. Вы, вероятно, об этом уже слышали? Отто кричал, требовал, чтобы она подняла с пола кольцо и тому подобное. Валерия рассмеялась, как рассмеялась бы любая девочка, увидевшая что-то смешное. Это глубоко его оскорбило. С того дня Отто стал совсем другим человеком. Я понял это год спустя, когда произошла одна нелепая история, о которой не многие знают за пределами замка.

— Что же случилось?

— Однажды Отто пришла в голову идея прокатиться верхом. Он долгое время отказывался сесть в седло, ссылаясь на боль в позвоночнике, но мы-то знали, что он просто плохо ездит верхом и боится, что лошадь его не послушается. Лошади всегда чувствуют неуверенность всадника и начинают капризничать, перестают слушаться. Отто занервничал при одной только мысли об этом, когда ему подвели коня. Он неуклюже забрался на коня и от волнения казался более неловким, чем был на самом деле. Все шло хорошо, пока Отто не подъехал к подножию горы, где собралось множество народа, кажется, по случаю Дня стрелков из лука или что-то в этом роде. Я точно не знаю, что там произошло, но Отто почему-то оказался на своей лошади в гуще толпы и никак не мог выбраться оттуда. Лошадь перестала слушаться его: она пятилась назад, когда он посылал ее вперед, лягалась, кусала окружающих. Люди шарахались в сторону, толкая друг друга, орали и ругались. Лошадь совсем взбесилась. Толпа все напирала, а Отто окончательно растерялся. Стыдясь своей беспомощности, он кричал, старался осадить лошадь, направить ее на дорогу, но она, назло ему, делала все наоборот. Люди знающие говорят, что с лошадьми это случается. Толпа хохотала. Отто, мокрый от пота, потеряв самообладание, начал остервенело стегать лошадь и вонзил ей в бока шпоры. Лошадь вскинулась на дыбы и сбросила его на землю. Отто вскочил, разъяренный, и, отряхнув с себя пыль, принялся бешено хлестать лошадь. Он кричал, что забьет ее до смерти. Это постыдное зрелище прекратилось лишь после того, как столпившиеся вокруг люди оттащили его. Кто-то, взяв повод в руки, отвел лошадь в сторону, чтобы она успокоилась. Так закончилась эта смешная история для собравшихся на площади, но она не закончилась для всадника и его лошади.

Пьер спросил:

— Он убил ее?

— Да.

— Каким образом?

— Забил до смерти. Как и обещал.

— Сразу же после возвращения домой?

— Нет, не сразу, это я знаю доподлинно. Вернувшись домой Отто приказал отвести лошадь в конюшню, а сам пошел принять душ, переодеться, словно ничего не случилось. Около недели он не наведывался в конюшню. Затем в замке появились плотники, которые начали строить какое-то странное сооружение. В старом заброшенном стойле, находившемся в углу конюшни, плотники поставили две толстые, параллельные друг другу стенки, примерно метровой высоты. Стенки были расположены настолько близко друг к другу, что лошадь с трудом могла встать между ними. Стенки, очень массивные и прочные, были закреплены на полу толстыми железными полосами и болтами. Вверху стенки перекрывались двумя металлическими полосами, которые могли откидываться и закрываться. На внутренней стороне перегородок закрепили четыре железных кольца, по два на каждой стороне. Конюх Хаасе описал мне все это очень подробно.

Как только сооружение было готово, Отто приказал Хаасе поздно вечером, около полуночи, привести лошадь, на которой он ездил в тот злополучный день, и поставить в стойло между стенками. Ноги лошади вставили в железные кольца, а железные полосы наверху опустили и закрыли на запор: одну вплотную сзади, другую спереди. Морду лошади стянули веревкой. Затем Отто приказал Хаасе уйти. Тот слышал, как Отто задвигал засов, запирая конюшню изнутри. Никто не видел, что там потом происходило, и никто ничего не слышал. Спустя часа два Хаасе заметил, как Отто вышел из конюшни — уставший, взмокший, с горящими глазами. В стойле Хаасе обнаружил мертвую лошадь, это была не лошадь, а какая-то кровавая масса, осевшая между перегородками. Лошадь ведь была в этих стойках, словно в клетке. Неподалеку Хаасе нашел кнут со свинцовыми шариками на конце. Кнут он выбросил, а шарики сохранил. Однажды Хаасе показывал их мне… Вот так Отто фон Далау расправился с лошадью, которая сделала его посмешищем. Заметьте, он убил ее вовсе не в порыве дикого гнева, а после долгой, тщательной, хладнокровной подготовки.

— И вы верите этому рассказу? — спросил Пьер.

— Да. Отто фон Далау не такой человек, который бросает слова на ветер. Если он что-то сказал — обязательно сделает.

«Неужели он все это время преследовал Валерию, следовал за ней, как тень, и наконец убил ее?» — подумал Пьер и сам испугался этих мыслей.

— Как вы думаете, — спросил он у Филипа, — мог ли Отто целый год преследовать и мучить вашу сестру, прежде чем убить? Способен он на это?

— Да! — ответил не колеблясь Филип. — Отто фон Далау именно такой человек.

Вошедший слуга обратился к Пьеру:

— Вас просят к телефону. Комиссар Мюллер.

Пьер спустился вниз.

— Я слушаю, Ганс, — произнес он.

— Есть новости, — сказал комиссар. — Важные новости. Я ездил с Отто фон Далау в «Майер-отель». Попросил его войти в отель через служебный вход и подняться по лестнице и показал его сторожу парковки, посудомойке, лифтеру и горничной второго этажа.

— И что же?

— Сомнений нет, — сказал комиссар Мюллер. — Все четверо в один голос заявили: «Это тот самый человек, которого мы видели вчера вечером».

— Ну и ну!.. — воскликнул Пьер. — Но это же невозможно, Отто фон Далау вчера вечером находился в своем замке, и это подтвердят четырнадцать его гостей — люди такого высокого ранга не станут защищать убийцу.

— Да… — сокрушенно вздохнул комиссар. — Мы продвинулись бы в этом деле гораздо дальше, если бы служащие отеля заявили: «Нет, это не он».

Филип фон Далау, который уже спустился следом за Пьером вниз, услышал конец этого разговора.

— Отто был в отеле? — спросил он, когда Пьер положил трубку.

— Так утверждают свидетели, — ответил Пьер.

— Вы сказали: «Так утверждают свидетели». А вы что, думаете иначе?

— Расскажите-ка мне лучше о том, почему эти парни держат вас здесь взаперти?

— Ох, забудем это, — отмахнулся Филип, словно речь шла о каком-то пустяке. — Это сейчас не имеет никакого значения.

— Вы не собираетесь привлечь их к ответственности?

— Нет.

— Так, значит, я могу их освободить?

— Пожалуйста, если хотите.

Пьер протянул Филипу ключ от кладовой.

— Выпустите их минут через десять после моего ухода.

И уже от двери, он спросил:

— Владельцем замка теперь являетесь вы?

— Вероятно, я.

— Будете продавать его?

— Полагаю, что да.

Пьер заметил, что Филип начинает нервничать.

— Городу?

— Да. Городские власти предлагают купить замок. Думаю согласиться. Для Отто это будет катастрофой, ему ведь придется убраться оттуда.

— Когда на ваш вопрос: «Что-то случилось?» — я ответил утвердительно, вы спросили: «Они что-то сделали с Валерией?». Кого вы имели в виду? Этих троих внизу?

— Нет, конкретно никого.

— Но прозвучало это так, словно вы имели в виду каких-то определенных лиц.

— Нет, нет…

— Ну, что ж, вам виднее, — Пьер пожал плечами. — А этот арсенал, принадлежащий запертой внизу компании, я оставлю здесь.

Он осторожно выложил на стол три пистолета и стилет, затем спросил:

— Где сейчас живет Хельга Андерс, подруга Валерии?

— Она служит в нефтехимической фирме «Джетт», расположенной в здании Омега на Бавариаринг. И живет там же. — Помолчав, Филип добавил: — Я надеюсь, мы еще встретимся, только в более благоприятных обстоятельствах…

— У меня сложилось впечатление, — сказал Пьер, — что молодчики, которых я запер в кладовой, держат вас мертвой хваткой. Вы их настолько боитесь, что не осмеливаетесь сказать о них ни слова. Я полагаю, это неспроста.

Пьер поклонился и вышел на улицу. Он миновал парк и, пройдя по дорожке, посыпанной песком, направился к своей машине.

 

11

В вестибюле здания Омега было четыре лифта и один из них — скоростной. Пьер выбрал его и уже через несколько секунд оказался на самом верхнем этаже, где разместилась фирма «Джетт». В рекламном бюро он без труда отыскал Хельгу Андерс, которая с сигаретой в руке оживленно беседовала с двумя молодыми людьми в белых халатах. Перед ними стояла чертежная доска, на которой был прикреплен эскиз афиши.

— Прошу вас, сделайте немного повеселее, — говорила Хельга художникам. — Это слишком серо. Я сама люблю смотреть на город, когда все дома утопают в тумане, и мне нравится, когда ливень обрушивается на крыши домов, но, боже, какая тоска меня одолевает, когда ненастье затягивается и солнце долго не появляется из-за туч!

— Может, нам нарисовать здесь восходящее солнце? — сердито спросил один из художников. — Яркое, огненное, с желтыми лучами, о которых поэты-романтики говорят, что это Тебанские трубы?

— Пошел ты к черту со своими Тебанскими трубами, — засмеялась Хельга Андерс. — Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Она решительно направилась к Пьеру, очаровательная и элегантная — образец современной деловой женщины. Хельга улыбнулась Пьеру, как бы давая понять, что беседовать с клиентами — для нее дело привычное, но когда он представился, насторожилась и, сразу погрустнев, сказала:

— О боже, вы, конечно, пришли поговорить о Валерии фон Далау? Я угадала?

— Да.

— Кто это сделал? — спросила она в упор, когда они прошли в соседнюю комнату, где стояли чертежные столы.

— А вы сами кого-нибудь подозреваете?

— Ах, нет, что я могу знать? — Хельга нахмурилась. — Я так давно не виделась с Валерией…

— Наверное, около года. С тех пор, как она уехала из Берлина?

— Да. С тех пор. А откуда вы узнали об этом?

— Так говорят все. Как по-вашему, есть среди ее знакомых человек, который мог бы совершить это убийство?

— Мог бы… мог бы… — пробормотала Хельга Андерс, нервно затягиваясь сигаретой.

— Вы знакомы с Отто фон Далау?

— Так и знала, что вы о нем спросите! Да, я знакома с Отто. Несколько раз встречалась с ним еще в юности, потом раза два видела его в замке, когда Валерия готовилась к поездке в Хайдельберг.

— В Хайдельберге вы, кажется, жили вместе с Валерией?

— Да, снимали вдвоем квартиру. По очереди готовили еду, мыли посуду, прибирались. Иногда делали это вместе. А когда готовить не хотели, шли поесть в город. Надо признаться, обе мы большие лентяйки. Дружба с Валерией стала моей радостью, особенно после того, как она рассталась с Отто. Я так радовалась, что все это кончилось. Их отношения начались с невинной дружбы, но с течением времени превратились во что-то противоестественное, смешное, и даже, можно сказать, трагическое, а вернее, и то и другое сразу. Валерия это давно поняла, а он — нет.

— Отто бывал у вас, когда вы жили в Хайдельберге?

— Три раза, — сказала Хельга Андерс, невольно содрогнувшись. — Он просил Валерию вернуться. Уже тогда я заметила, что он очень изменился. Даже глаза потемнели. Во время первого своего визита он был спокоен. Во второй раз явно нервничал. А когда появился в третий раз, обрушился на Валерию с оскорблениями. Я взяла его за руку и увела из квартиры. Мне кажется, в день их разрыва с Отто что-то случилось, — сказала она. — По-моему, он свихнулся. Психиатр это сразу определил бы.

— Что же произошло после его третьего посещения?

— К нам Отто больше не приходил, но продолжал всюду попадаться на глаза Валерии. Постоянно. Они не разговаривали, но она все время видела его. Сначала Валерия ничего мне не говорила, но потом рассказала. «Я сегодня столкнулась с Отто, — сообщила она однажды. — Шла на занятия и увидела его на углу улицы, он стоял там, как истукан». Через несколько дней она прибежала в страшном смятении и заявила: «Он сидит в библиотеке». Потом Отто появился в ресторане, в котором мы обычно обедали. Однажды ночью я проснулась и увидела, что кровать Валерии пуста. Я поднялась и нашла ее в гостиной, бледную, испуганную. Было около полуночи. Валерия вдруг прошептала, что Отто стоит на улице под окном. Будто бы стоит под фонарем, опираясь на свою трость и уставившись вверх, на ее окно. Я выглянула — на улице ни души. Я подумала, что, может быть, Валерии приснился кошмар, спросила ее, но она отрицательно затрясла головой. По ее словам, она засиделась допоздна над книгой и вдруг увидела луч света, который скользнул по окну. Похоже, что это был свет от карманного фонаря. Валерия подошла к окну, посмотрела вниз и увидела Отто. Я возмутилась и сказала, что этого так оставить нельзя. Надо пойти в полицию и все рассказать, в том числе и об угрозах Отто. Но Валерия отказалась. «Я не могу этого сделать», — сказала она. Я поняла, что она не хотела скандала, щадила Отто, а может быть, просто робела и не желала никому рассказывать об Отто и своих взаимоотношениях с ним. После этого случая Валерия с каждым днем становилась все нервознее. Бывали дни, когда она не осмеливалась даже выходить на улицу, а ночью не могла уснуть. Я уже начала подумывать, не пойти ли мне самой тайком от Валерии в полицию. И тут она исчезла. Я пыталась разыскать ее, но тщетно. Хофер, слуга в замке, сказал, что они тоже ничего о ней не знают. Затем я получила открытку из Берлина, а чуть позже письмо, полное планов, но настолько фантастических, что я немедленно упаковала чемодан и помчалась в Берлин. Валерия была совершенно спокойна, когда мы встретились с ней в отеле. Она была бледной, осунувшейся, но голос у нее был бодрый. «Он больше не будет меня преследовать. Ему стало трудно ходить… Надеюсь, теперь он оставит меня в покое». Потом Валерия рассказала, что устроилась работать в журнал мод. Я пробовала уговорить ее вернуться в Хайдельберг и обратиться там в полицию. В университете я советовалась со студентами-юристами, и те сказали, что в кодексе законов существует статья, предусматривающая наказание за шантаж. Я рассказала об этом Валерии, но она и слушать ничего не пожелала. «Я хочу все забыть», — твердила она. Валерия предложила мне тоже переехать в Берлин, чтобы мы могли вместе выпускать новый журнал мод. У нее был такой счастливый вид и она строила такие оптимистичные планы, что спорить с ней было просто невозможно. Мы распрощались, и я уехала домой. Это была наша последняя встреча.

— Потом она еще писала вам?

— Да, из Берлина я получила от нее несколько писем. А потом она замолчала. Я узнала, что она уехала. Никто не знал, куда. Я звонила знакомым, звонила ее брату Филипу, но никто ничего не мог сказать. Я надеялась узнать что-нибудь из газет. Думала, может быть, она уехала работать в Париж, Лондон или Нью-Йорк. Валерия имела настолько большой успех как манекенщица, что этого вполне можно было ожидать. Я покупала журналы мод, но ни в одном из них не нашла ее фотографии. Я со страхом спрашивала себя, неужели Отто фон Далау нашел Валерию и в Берлине и начал повторять те же фокусы, что и в Хайдельберге. Мне опять пришла мысль обратиться в полицию, но учебный год подходил к концу, надо было думать об экзаменах, а затем… Ну, знаете как это обычно бывает: вы хотите что-то сделать, но все откладываете и откладываете, время не ждет, оглянешься — год уже пролетел.

— У вас не сохранились письма, которые Валерия посылала вам из Берлина?

— Кажется, сохранились. Я ведь скопидомка, ни с чем не могу расстаться. Пойдемте, письма у меня дома. Это в другом крыле здания.

Когда они шли по коридору, Хельга Андерс осторожно спросила:

— Вы подозреваете кого-нибудь?

— Четыре человека утверждают, что вечером в день убийства видели Отто в отеле.

— Боже милостивый! — прошептала она. — Вот оно что… Ну, почему я не сходила тогда в полицию! Друзья считают меня энергичной, деловой женщиной, считают, что я могу выполнить любой задуманный план, не останавливаясь ни перед чем, а я, когда речь идет действительно о важном деле, иной раз ничего не делаю. Вот и тут сначала медлила, а потом и вовсе обо всем забыла.

Ее глаза наполнились слезами.

— Не надо спешить с выводами, — сказал Пьер. — Я не могу с уверенностью утверждать, что Валерию убил Отто фон Далау: есть люди, которые видели его вчера вечером в Ландсберге, и не только видели — сидели с ним за одним столом.

— Как это могло быть! — удивленно воскликнула Хельга Андерс.

— Этот вопрос интересует и нас.

Хельга Андерс открыла темно-голубую дверь. Они вошли в весьма современный апартамент, в котором все: пол, стены, мебель — были белого цвета, за исключением огромного темно-голубого ковра на стене да нескольких абстрактных — также в темно-голубых тонах — картин. Хельга Андерс указала на них рукой и иронически улыбнулась.

— Идея одного из наших гениев дизайна. Он изобразил здесь появление на свет куриного яйца. Там вдали, видите ли, пеструшки, которые кладут яйца, весело кудахтая. Хотя догадаться об этом нормальному человеку невозможно. Пока вы любуетесь картинами, я накрою на стол. Найдите себе в баре напиток по вкусу. Все, что считается сегодня шиком, там есть. Сама я не пью — не люблю спиртных напитков.

Она скрылась за дверью и вскоре вернулась с большой коробкой, перевязанной розовой лентой.

— Вот посмотрите, — сказала она, взявшись за ленту. — Разве не трогательно? Я коплю письма с шестнадцатилетнего возраста.

Пока она открывала коробку, Пьер спросил:

— У Валерии был постоянный поклонник, когда вы учились в Хайдельберге?

— У нее их было столько, что я сходила с ума от зависти. Ни один мужчина не смотрел на меня, когда мы бывали с ней вместе, а если кто-нибудь и смотрел до ее прихода, то сразу же забывал обо мне, как только она появлялась.

— Валерия отдавала кому-нибудь предпочтение?

— Нет, мы обычно проводили время в больших компаниях.

— Может быть, она уединялась все-таки с кем-нибудь из своих поклонников?

— Был один, который особенно усердно ухаживал за Валерией, но оказалось, что он женат. Меня это встревожило, но, к счастью, этот женатый ловелас не понравился Валерии. Собственно говоря, я не имела права читать ей мораль: я ведь сама в то время каждый уик-энд проводила с женатым мужчиной. С тех пор я специализируюсь только на знакомствах с женатыми, — с грустью заключила она, — но мне очень не хотелось, чтобы такой роман возник и у Валерии. — Хельга Андерс печально улыбнулась. — Еще за ней ухаживал студент-медик из Кобленца. Валерия и его отвергла. Студент был чрезвычайно оскорблен, с той поры старался не замечать нас, когда проходил мимо, — вышагивал, словно аршин проглотил, глядя в пространство. Был еще студент, который часто забегал к нам как бы мимоходом и рассказывал, какие кутежи у них бывают, какие пирушки они закатывают, и уходил, не пригласив нас. Видимо, он хотел дать нам понять, какие радости нас ждут, если Валерия примет его ухаживания. А кто-то из ее незадачливых поклонников пустил сплетню, будто мы занимаемся проституцией. Был среди ее поклонников и скандалист. Двое молодых людей из нашей компании смотрели на Валерию преданными собачьими глазами. Такие смешные, сидели обычно молча рядышком: точь-в-точь щенки кокер-спаниеля. Ну, а потом было еще несколько спортивных парней, эти годились только для танцев.

Хельга сказала с сожалением:

— В те дни нам доставляло удовольствие дразнить наших кавалеров. Сейчас я бы дорого отдала за то, чтобы вернуть прежних поклонников. В жизни все проходит… Вот смотрите — это ее письма.

Пьер прочитал письма одно за другим, пытаясь отыскать что-нибудь, что могло пролить свет на причину страхов Валерии, но ничего не нашел. Раза два упоминалось имя Элизабеты фон Трехтхайм. Хельга Андерс пояснила, что это главный редактор журнала мод.

— Из Мюнхена, — добавила она. — Мы были давно с ней знакомы. Она пишет стихи, романы и публикует их под псевдонимом Лиза Трех.

Пьер вспомнил эту писательницу. Валерия не раз упоминала ее имя, да и сам он прочитал когда-то несколько книг Лизы Трех, довольно хороших.

— Есть в вашем архиве иллюстрированные еженедельники? — спросил он.

— Конечно!

— Кого-нибудь из служащих можно сейчас там застать?

Она бросила взгляд на часы.

— Рабочий день еще не кончился. Вам нужно что-нибудь отыскать там?

— Фотографии Валерии, сделанные в Берлине, но не на показе мод, а рекламные, вы понимаете, о чем я говорю. Такие фото, которые делаются для обложки журнала — сцены из жизни знаменитостей: в ресторане, в театре, в ночном клубе. Я помню, что Валерию регулярно фотографировали для обложки. Можете подобрать несколько таких снимков?

Хельга позвонила в архив и четко дала указания. Пьера снова поразила ее деловитость и вместе с тем дружеская непринужденность, с какой она обращалась к коллегам.

— Вы ничего не имеете против кофе? — спросила она.

— Пью его целыми днями.

— Какое счастье! — сказала Хельга, набирая номер бара. Она попросила подать «эспрессо».

Пока они еще немного говорили о Валерии, принесли кофе, а вскоре служащий притащил из архива целую кипу журналов, с закладками в тех выпусках, где имелись фотографии Валерии.

— Благодарю, Петерхен, — улыбнулась Хельга.

Пьер с интересом рассматривал фотографии, когда снова раздался ее голос:

— О, посмотрите-ка, здесь еще две открытки Валерии из Берлина. Кажется, они относятся к тому времени, когда вы были вместе, — произнесла Хельга задумчиво, протягивая Пьеру две незаполненных открытки.

Пьер посмотрел на штемпели.

— Да, — ответил он ей тихо, — они как раз относятся к тому периоду. Но только на них почему-то стоит одна подпись, а текста нет…

— Это хороший признак, — сказала Хельга.

— Что вы имеете в виду?

— Открытка без текста указывает, что Валерия была счастлива. Однажды ночью, когда мы уже улеглись и болтали, она пообещала, что будет иногда присылать мне открытки без всякого текста, без каких-либо новостей, без приветов. Это будет означать, что она счастлива, и беспокоиться не надо. Валерия пояснила, что чуть-чуть боится своего счастья, поскольку оно делает ее эгоистичной. В такие моменты она вспоминает о друзьях на столь короткое время, что может лишь написать свое имя, на большее ее не хватает. Счастье она считала таким чувством, которое захватывает человека полностью, и чтобы не потерять друзей, она разрешала себе лишь легким росчерком пера поставить на открытке свое имя. Так она сама это объясняла…

Пьер еще раз с волнением посмотрел на подпись Валерии, на этот красивый твердый почерк, изящные крупные буквы. «Я знал, что был счастлив, — подумал он, — но так и не понял, была ли счастлива Валерия. Оказывается, да…».

— Вы любили ее? — спросила Хельга тихо.

— Да.

Снова раздался звонок, и служащий принес еще кипу журналов.

— Здесь тоже есть фотографии мадемуазель фон Далау, — сказал он.

— Хотите рюмочку, Петерхен? — спросила Хельга Андерс.

— Лучше одну из тех сигар, — служащий с ухмылкой кивнул на красивую коробку.

— Непременно оттуда?

— Если можно. После пикника на прошлой неделе эти стали мне нравиться больше других.

Хельга с улыбкой протянула ему две сигары. Когда служащий захлопнул за собой дверь, она сказала:

— Курить сигары — одна из привилегий преуспевающих деловых женщин, которые проводят уик-энд с чужими мужьями. Такие мужчины ведь долго не задерживаются и вскоре после обеда начинают поглядывать на часы. И уезжают домой, предоставляя покинутой женщине возможность наслаждаться сигарой в одиночестве.

— Покажите, пожалуйста, где здесь фотографии писательницы Лизы Трех, — попросил Пьер. — Вот та дама в сером пальто, это не она?

— Да, это Лиза Трех. Надо сказать, она здесь получилась довольно удачно, — произнесла Хельга, рассматривая фотографию.

— Я хотел бы поговорить с ней, — сказал Пьер.

— Хотите выяснить, не знает ли она, куда уехала Валерия из Берлина?

— Вы угадали, эта мысль мне пришла только что.

— Лиза Трех бывает то в Берлине, то в Мюнхене. В одном городе у нее журнал мод, в другом она живет и пишет. Если счастье вам улыбнется…

Счастье улыбнулось. Когда он позвонил в редакцию журнала в Берлине, ему ответили: Лиза Трех сейчас дома, в Мюнхене. И сообщили также номер ее телефона и адрес.

Прощаясь с Хельгой Андрес, Пьер подумал: теперь ясно, что Валерия сбежала из Хайдельберга, боясь преследований Отто. Расследование существенно продвинется вперед, если окажется, что именно из-за этого она уехала и из Берлина.

 

12

Дом писательницы Лизы Трех стоял за городом на холме. В окнах с одной его стороны виднелись огоньки города, а с другой — заснеженные горные цепи, которые синей грядой темнели на фоне неба.

Лиза Трех оказалась маленькой пожилой женщиной с мелодичным голосом. Представившись, она пояснила, что вынуждена была взять псевдоним, так как все называли ее баронессой, от чего у нее появлялось ощущение, будто ей уже не меньше двухсот лет.

— Летом я лежу в саду среди цветов и загораю, — продолжала она, — а зимой метели завывают вокруг моего дома, и порой мне кажется, будто я поселилась в Гималаях.

В ее просторном доме с множеством кресел и книжных шкафов была масса уютных уголков, здесь любой мог уединиться, посидеть где хотел, и даже прилечь. Рабочий кабинет писательницы был похож на экзотическую горную хижину.

— И все же мне здесь не очень работается, — сказала она, когда Пьер заметил, что он тоже хотел бы иметь такой кабинет. — Я написала тут меньше половины того, что хотела написать, — сообщила она с недовольной гримаской. — Я здесь все время лежу: слушаю ветер, дождь или вьюгу. В этом доме так и хочется мечтать или спокойно о чем-то размышлять. После каждой зимы я злюсь на себя: опять что-то не сделала, летом же работаю, как одержимая. Целыми днями сижу в саду и не замечаю ни бега времени, ни палящего солнца, ни того, как пот струится по моей спине. Зато после такого рабочего дня я чувствую себя усталой и счастливой. Вот так и живу — работа составляет весь смысл моей жизни. Но порой мне кажется, что я не смогла бы так работать летом, если б не сидела всю зиму тихонько, ничего не делая. Один старый японец сказал мне однажды: «Существует множество прекрасных вещей, которые мы разрушаем, когда начинаем двигаться». И все-таки лето для меня любимое время года. Возможно, потому, что оно удовлетворяет мое тщеславие, зима же только вдохновляет. Однажды я высказала эти мысли в компании, в которой была и Валерия. Один из мужчин спросил, искренне ли я это говорю, Валерия посмотрела на него с таким негодованием, что он тут же попросил извинения. Вот какой она была! Встречи с ней всегда дарили мне радость, обогащали духовно, я бы даже сказала, очень скрашивали мою жизнь.

— Вам известно, куда она уехала из Берлина?

— Конечно, — ответила Лиза Трех. — Сюда, ко мне.

— И она все время находилась у вас, после того как покинула Берлин? — удивился Пьер.

— Да. Почти всю прошлую зиму. Я давно приглашала ее приехать ко мне, но она всегда отказывалась. А тут взяла и приехала.

— У вас не было такого ощущения, что она все время чего-то боялась?

— Было. Валерия, когда приехала ко мне, была бледной и испуганной. Сказала, что больше не желает фотографироваться для журналов. Плохо спала. Из ее намеков я поняла, что кто-то преследует ее и она решила спрятаться у меня.

— И больше она ничего об этом не рассказывала?

— Только один раз. Это было утром, за завтраком. Я сидела здесь, за столом, Валерия вон там — на полу, спиной к камину. Она казалась встревоженной больше, чем обычно. Без всяких вопросов с моей стороны рассказала, что один человек в Берлине приезжал к ее дому и…

— В Берлине? — перебил Пьер. — Она сказала, в Берлине?

— Да.

— А может быть, в Хейдельберге?..

— В Хайдельберге — само собой. Об этом она мне еще раньше говорила. А тут она четко сказала, что человек этот разыскал ее и в Берлине. По ночам стоял на улице и смотрел на ее окно. Мрачный человек с тростью. Он, по ее словам, появлялся возле дома, долго стоял на улице, глядя на ее окно, потом исчезал. Однажды он простоял почти всю ночь и удалился только под утро. В другой раз она видела, как он побежал прочь, вероятно, заметил полицейскую машину, которая проезжала по улице. Валерия пожаловалась, что ей стало казаться, будто бы он появился и тут — в Мюнхене. Позже выяснилось, что он действительно приезжал к нашему дому, Валерия не зря тревожилась в то утро. Раза два до этого я уже видела ее утром в таком состоянии, но тогда она ничего мне не говорила, а тут вдруг разоткровенничалась. Однажды Валерия не пришла к обеду. Ее не было весь день. Я полагала, что она появится вечером, но она не пришла. Моя экономка услышав, как я звоню друзьям, разыскивая ее, вошла в комнату и сказала, что накануне вечером на дороге перед домом остановилась машина с невыключенными фарами. Из нее вышел мужчина в черном костюме с тростью в руке. Он долго смотрел на наш дом. «Я увидела его, — сказала экономка, — когда возвращалась от соседей, прошла мимо, полагая, что он сейчас позвонит в дверь. Правда, время для визита было слишком позднее. Но странный незнакомец не подошел к двери. И тут я услышала, как Валерия в своей комнате с шумом задернула штору. Спустя несколько минут машина уехала». Рассказ экономки встревожил меня. Я стала звонить всем, кто знал Валерию, но никто не мог мне ничего сказать. Я сообщила об этом случае в полицию, но это ничего не дало. С тех пор я больше не видела Валерию и никто мне не мог ничего о ней сказать.

Пьер понял, что Лиза Трех не читает газет и ничего не знает об убийстве. Когда он сообщил ей об этом, она вскрикнула, а потом так разволновалась, что экономке пришлось отпаивать ее сердечными каплями. Она сидела бледная, обессилевшая и ничего не говорила — только слушала.

— В Хайдельберг Отто фон Далау приезжал, чтобы мучить ее, — сказал Пьер. — Мы об этом уже знали. Теперь мы знаем, что он делал то же самое и в Берлине, и здесь, в Мюнхене. Из Берлина и Мюнхена Валерия бежала, спасаясь от Отто фон Далау. Теперь в этом у нас нет никаких сомнений. Он преследовал ее и в других городах, что подтверждают множество штемпелей в ее паспорте.

— Отто фон Далау, — сказала Лиза Трех, — этот разорившийся аристократ, одержимый тоской по прошлому… Он просто помешался на этом. Неужели вы не заметили, что он не в себе?

— Да, граф действительно производит впечатление человека неуравновешенного. Какие-то отклонения от нормы заметны.

— Неужели он настолько свихнулся, что способен кого-нибудь убить?

— Не думаю, — сказал Пьер. — Правда, некоторые утверждают, что это вполне может быть.

— Странно… Хотела бы я вам чем-нибудь помочь. Но ведь Валерия не любила откровенничать, старалась уходить от определенных ответов. И не хотела строить никаких планов на будущее. Для нее оно словно не существовало, впрочем, как и прошлое. Она жила только сегодняшним днем. Валерия замкнулась в себе, словно была обречена на молчание. Может быть, вам теперь удастся выяснить — почему…

 

13

Пьер застал у комиссара Мюллера его помощника — Петера Буша.

— Мне удалось установить, где обитают эти молодчики, которые разъезжают на желтом «БМВ», — с гордостью сообщил румяный молодой человек. — Правда, чтобы догнать их, пришлось выжимать газ до предела. Эти типы постоянно околачиваются в шикарном ресторане с номерами, вы понимаете, о чем я говорю? В ресторане, где можно заказать девочку по телефону. Как же, черт побери, называются эти девочки…

— Так и называются: «заказные девочки», — подсказал комиссар.

— Да, именно так. Ну так вот, я уселся в баре рядом с рестораном. Дверь была приоткрыта, и я услышал, как одна из девиц заявила по телефону, что не пойдет к клиенту. Очевидно, тот продолжал настаивать, потому что она закричала: «Но ведь об этом не было договоренности». Другая тоже ломалась. Очевидно, ей звонил какой-то посредник. Я слышал, как он спросил, что передать сенатору, который уже давно ждет. «Передайте ему: пусть он взорвется ко всем чертям!» — прокричала девица и добавила еще несколько забористых словечек. — Буш не выдержал и расхохотался. Потом продолжал: — Оказывается, почетный член нашего парламента — шалун, любит молоденьких девочек! Минуту спустя я увидел объект его вожделения — разъяренная девица вбежала в бар, бурча что-то себе под нос. Думаю, она продолжала ругаться. Но, надо сказать, девица что надо. — И он изобразил руками ее формы. — Я чуть было не сказал ей: тебе, милая, лучше бы пойти покататься на лыжах с сынком твоего сенатора.

— Итак, вы видели в баре парней из желтого «БМВ»?

— Да, конечно.

— Что они собой представляют?

— Бездумные роботы, которые неукоснительно выполняют приказы своих хозяев. У обоих стоптанные ботинки, дешевые наручные часы. В баре их встретил солидный, почти совершенно лысый мужчина. Высокий, атлетического сложения. Они называли его Алдо.

— Прекрасно! Все совпадает! — воскликнул Пьер.

— Что совпадает? — спросил комиссар.

— Бандиты, которые засели в доме Филипа фон Далау и держали его взаперти, говорили по телефону с неким Алдо. Главарь банды, Эмиль Бор, несколько лет назад привлекался к уголовной ответственности за убийство. Газеты тогда писали, что Бор был соучастником некоего Алдо Вейса. Вы должны помнить этот процесс.

— Алдо Вейс! — воскликнул комиссар удивленно. — Бывший боксер, который содержит теперь игорный дом?

— Вот именно. В тот раз суду не удалось доказать, что Бор и Вейс действовали заодно, хотя это было и младенцу ясно. Теперь мы снова встретили их обоих в ресторане с номерами, куда приглашаются «заказные девочки».

— Эмиль Бор, — сказал комиссар, — давно занимается торговлей живым товаром. Об этом писали газеты уже тогда, во время процесса.

— Между прочим, — сказал Пьер, — не исключено, что Эрика фон Талштадт является одной из таких «заказных девочек».

— Из этого ресторана? — спросил Буш удивленно.

— Думаю, что да, — ответил Пьер. — Ведь злоумышленники в желтом «БМВ» почему-то помчались в ресторан, а не на Парк-аллею, где находился Эмиль Бор. Кроме того, Бор звонил в этот ресторан и попросил к телефону человека по имени Алдо.

— Может быть, Алдо Вейс хозяин этого заведения? — спросил Буш.

— Вполне вероятно, — ответил Пьер. — Во всяком случае он больше похож на главаря, чем Эмиль Бор. Бор не производит впечатления самостоятельного человека.

— На суде его называли палачом и тираном! — сказал Буш. — А убитая им девочка, помнится, была любовницей Алдо Вейса. Говорили, будто Бор совершил убийство по его просьбе. Только доказать тогда ничего не смогли… Значит, теперь дружки снова вместе.

— Вейс и Бор одна банда, — подвел итог комиссар, — это несомненно. Надо немедленно арестовать обоих. Но какими материалами мы располагаем? До тех пор, пока Филип фон Далау не подаст на них жалобу, они для нас не преступники. Сейчас мы можем лишь поехать поинтересоваться, как ведут себя в доме Филипа те двое молодчиков. Меня же интересует сейчас другое: имеют ли они отношение к убийству Валерии фон Далау.

Он повернулся к Пьеру.

— Сначала я подумал, что уже одно то, что они не пускали тебя в дом на Паркаллее, может служить уликой. Но потом, поразмыслив, я пришел к выводу, что это еще ничего не доказывает. Ты ведь шел поговорить с Филипом о Валерии, а у них с Филипом свои дела. Может быть, они просто хотели, чтобы ты не мешал им. Конечно, это не исключает, что они причастны к преступлению. Другим подозрительным лицом, возможно имеющим отношение к убийству, является Эрика фон Талштадт. Это она сообщила Бору и его подручным, что ты выехал к Филипу фон Далау. Она собралась замуж за Отто фон Далау, а тот, как нам известно, был безнадежно влюблен в Валерию. Короче говоря, и у Эрики, и у Отто были причины для убийства. Но я подозреваю скорее Отто. Он угрожал Валерии, преследовал ее не только в Хайдельберге, но и в Берлине, а затем в Мюнхене. И если бы меня спросили, как мне кажется: кто убил Валерию фон Далау, Отто или та банда, я ответил бы: Отто фон Далау.

Комиссар встал и одернул на себе мундир.

— Я утверждаю это, несмотря на тот факт, что четырнадцать уважаемых горожан обедали с ним в замке именно в тот час. Рождество или не Рождество, но завтра я отправляюсь к Отто фон Далау, чтобы поговорить с ним о его проделках в Хайдельберге, Берлине и Мюнхене. Пусть он сам попробует дать мне объяснение. Убедительное объяснение, не то я арестую его! Не забудьте, что Отто опознали служащие «Майер-отеля». Все четверо свидетелей, посмотрев на него, сказали: «Да, это тот человек, которого мы видели вчера вечером». Я не забыл также, как он молол вздор, пытаясь объяснить таинственное исчезновение своего шофера Генриха Пфорца. Служащие фирмы, сдающей напрокат автомобили, совершенно определенно сказали, что «фольксваген» был у них арендован Генрихом Пфорцем, которого сопровождал немолодой господин, приметы которого нам теперь прекрасно известны!

 

14

Эрика фон Талштадт была в черной мини-юбке и белой кофточке с коротким рукавом. Без драгоценностей, если не считать узенького серебряного браслета на руке.

— Входите, — пригласила она, радушно улыбаясь.

У нее было такое счастливое, спокойное лицо и держалась она настолько непринужденно, что Пьер снова спросил себя: «Неужели она так хорошо играет роль невинной овечки?».

Гостиная показалась Пьеру весьма уютной. На полу лежал большой ковер цвета шампанского. У стен стояли пушистые, того же цвета, кресла с подушечками, в углу — накрытый стол, где радовали глаз тонкий фарфор и серебро, а в центре горели две свечи в изящных подсвечниках.

Эрика заметила, с каким любопытством Пьер разглядывает ее гостиную.

— Надеюсь, вы не разочарованы? — спросила она. — Может, поужинаем здесь? Мне захотелось принять вас у себя дома. И, пожалуйста, не думайте, что этот ужин в домашней обстановке доставит мне много хлопот, вовсе нет. — Затем она чуть-чуть смущенно добавила: — Не думайте, что я собираюсь продемонстрировать вам свое кулинарное искусство. Я все заказала — на углу рядом с домом ваш любимый ресторан «Анжело». Официант из ресторана нас прекрасно обслужит.

«Что же она все-таки делает в доме Отто фон Далау? — спросил себя Пьер. — Неужели бывает там по доброй воле и действительно хочет стать женой этого странного человека? А возможно, просто появляется в замке по заданию молодчиков, которые держат в своих лапах Филипа фон Далау».

— Может быть, вы бы хотели поужинать где-то в другом месте? — прервала его размышления Эрика фон Талштадт. — У вас такой несчастный вид…

— Нет, нет, я предпочитаю остаться здесь, — ответил Пьер. — Можно мне позвонить отсюда?

— Конечно, пожалуйста.

Пьер достал листочек, на котором записал у баронессы фон Обербург адрес и телефон дома семьи Далау в Мюнхене и набрал номер. К телефону подошел слуга Брюкнер. Пьер назвался и спросил, дома ли Филип фон Далау.

— Нет, граф Филип уехал, — сказал Брюкнер. — Остальные — тоже.

— Куда?

— Граф поехал в Ландсберг. Друзья заставили его, сказали, что там его ждут какие-то неотложные дела, связанные со смертью графини Валерии.

— Так и сказали? — удивился Пьер.

— Да. Сначала граф не хотел ехать, он очень плохо себя чувствовал, мне даже показалось, что он не все слышит, что они ему говорят. Но потом согласился: «Да, действительно, так будет лучше. Я еду». Затем граф Филип уехал в замок, а чуть позже и все остальные.

— О чем они еще говорили?

— Я слышал только самое начало их разговора, когда они убеждали графа Филипа поехать в Ландсберг. А потом Бор плотно закрыл дверь, и больше я ничего не слышал.

Пьер с минуту подумал и решил позвонить в замок.

— Да, — ответил слуга Юрген, — граф Филип здесь. Хотите с ним поговорить?

— Пожалуйста, соедините нас, — попросил Пьер. — Филип фон Далау?

— Да, я. Это Пьер Валенс? Я узнал ваш голос.

— Я слышал, что ваши друзья заставили вас поехать в замок?

— Да, тут есть вопросы, которые необходимо срочно решить, — сказал Филип фон Далау. — Я ведь являюсь ближайшим родственником Валерии.

— Вы уверены, что вам не понадобится моя помощь? Или защита?

— Нет, нет, не беспокойтесь.

Пьер снова попросил подозвать к телефону слугу.

— Если случится что-нибудь, Юрген, — приказал он, — сразу звоните в уголовную полицию, спросите комиссара Мюллера и подробно его информируйте.

— Хорошо, я все сделаю, — сказал Юрген после минутного замешательства.

«Замок находится под наблюдением с улицы, — подумал Пьер, вешая трубку, — но, наверное, лучше было бы послать туда надежного человека. Однако невозможно навязывать охрану человеку, если он сам этого не желает».

Пока Пьер говорил по телефону, Эрика с тревогой наблюдала за ним.

— Филипу фон Далау что-нибудь угрожает? — спросила она, наконец.

— Меня самого интересует этот вопрос, — ответил Пьер, не желая посвящать ее в свои дела.

— Какой коктейль вам приготовить? — спросила Эрика.

— Джин и немного мартини, пожалуйста.

Глядя на бар, уставленный бутылками, Пьер подумал: «Если Эрика кокетничает тут со мной и по чьему-то приказу, она должна подать сигнал, что я прибыл».

И действительно, вскоре Эрика подошла к телефону и набрала какой-то номер.

— Алло! — произнесла она. — Говорит Эрика фон Талштадт. Мой гость прибыл. — Она повесила трубку и с улыбкой пояснила: — Надо было сообщить в ресторан, что пора подавать заказ.

«В ресторан? А может, Алдо Вейсу?» — пронеслось в голове Пьера. Через несколько минут раздался звонок и в дверях появился официант, который держал в руках поднос, уставленный закусками. Эрика пригласила Пьера к столу, и официант приступил к своим обязанностям. Вначале он предложил попробовать вино. Пьеру оно понравилось. Гусиная печенка и остальные закуски были превосходны.

Потом, приняв заказ на горячие блюда, официант удалился. Эрика с бокалом в руке подошла к большому окну.

— Не хотите полюбоваться городом? — спросила она. Пьер улыбнулся, кивнул и тоже подошел к окну. Эрика, положив ему руку на плечо, продолжала:

— Посмотрите на это море огней. Тысячи и тысячи. Днем город раздражает меня своим многолюдием, но ночью я не могу оторваться от окна. Эти ночные огни зачаровывают меня, конечно, они не делают меня счастливой, скорее наоборот, навевают меланхолию, и все же я так люблю смотреть на них. Возникает такое чувство, будто ты переносишься в какой-то прекрасный, сверкающий, праздничный мир. Мир этот, конечно, не принадлежит тебе, но порой все же возникает иллюзия, что он твой. Точно такое ощущение появляется у меня во время отпуска, когда я отправляюсь путешествовать. Никогда не забуду, как я любовалась из окна отеля на Капри огнями Неаполя, изумительным видом на гавань и уходящим в бесконечность ночным морем с множеством светящихся точек вдали; а еще мне нравится смотреть на Сан-Франциско с вершины холма, на который взбираются смешные маленькие вагончики. Вот и здесь мне в иные вечера кажется, будто я путешествую по белу свету. Если днем меня что-то огорчит, я с нетерпением жду наступления ночи. И тогда эти огни успокаивают меня. Вы никогда не испытывали подобного чувства?

Зазвонил телефон. Направляясь к нему, она сказала:

— У меня есть подруга, которой необходимо ежедневно любоваться на голубей. Она живет в Зальцбурге не верхнем этаже старинного и очень красивого дома. Вокруг ее балкона гнездится множество голубей. Они целыми днями летают мимо ее окон, воркуют, и глядя на них, подруга начинает улыбаться, каким бы грустным ни было ее настроение. «Голуби вызывают у меня такое впечатление, будто я нахожусь в Венеции, — говорит она, — а в Венеции мне так покойно дышится!».

Эрика сняла трубку.

— Алло?.. Да. Здравствуй, Юрген…

Улыбка мгновенно исчезла. Эрика напряженно слушала, широко раскрыв глаза.

— Я плохо вас слышу, — прокричала она, — говорите громче! — Потом перебила Юргена: — Да, вы уже говорили мне об этом. Не надо повторяться, Юрген! Объясните толком, что случилось. О каком несчастье вы твердите? Если у графа Отто приступ эпилепсии, вы прекрасно знаете, что нужно делать!

Бокал в руке Эрики задрожал, и вино пролилось на пол. Заметив это, она поставила бокал на стол.

— Что было потом? — раздраженно спросила она. — Юрген, перестаньте болтать, скажите только, что с графом.

Наступила томительная пауза. Эрика фон Талштадт словно оцепенела. Затем, побледнев как полотно, она замотала головой и закричала:

— Нет!..

Она уставилась на Пьера расширенными глазами, в которых застыл ужас.

— Это невозможно… — простонала Эрика. И истерично повторила: — Невозможно, говорю я вам!

«Нет, это не игра! — подумал Пьер. — Почти все что я видел до сих пор, было блестящей, актерской игрой. А это что-то совсем другое».

Наконец, Эрика взяла себя в руки и странным глухим голосом спросила:

— Кто это сделал, Юрген? Полиция уже приехала?.. Как же вы могли не слышать выстрелов?.. Соедините меня с Филипом фон Далау… Куда он мог уехать? — Внезапно на ее лице появилась горькая усмешка. — Зачем… — прошептала она, — зачем я так старалась? Чтобы в конце концов меня вышвырнули на улицу, к великой радости всей этой чванливой знати? Все кончено… Ах, да катитесь вы все к черту!

Эрика швырнула трубку и повернулась к Пьеру спиной, ее плечи дрожали. Потом она повернулась, посмотрела на Пьера невидящим взглядом и сказала:

— Отто фон Далау мертв. Убит. Комедия окончена.

«Да, это не игра», — снова подумал Пьер. Тут только он понял, что изменилось: Эрика заговорила совсем другим тоном, другими словами. От ее обаяния не осталось и следа. Прежде оно было во всем: в том, как она говорила, в том, что делала. А теперь вдруг растаяла как дым. Хорошая актриса может разыграть даже отчаяние, не теряя шарма. Если бы эта сцена была заранее отрепетирована, Эрика должна была бы искусно сыграть роль очаровательной, убитой горем женщины, но такого сценария не было, он не был предусмотрен. Страшная весть в самом деле потрясла ее. «А это значит, — подумал Пьер, — что она не замешана в убийстве Отто фон Далау. Она ничего не знала о намерениях своих компаньонов. Более того, убийство перечеркнуло все ее планы».

— Каким образом убит Отто? — спросил он.

— Тремя пулями. Совершенно без шума, как Валерия…

Как Валерия… После Валерии фон Далау — Отто фон Далау, и убит тем же способом. Пьер понял, что теперь он может выбросить из головы угрозы, которые прокричал Валерии мрачный угрюмый человек, и больше не анализировать приемы, с помощью которых он нагонял на нее страх. Очевидно, все это время существовала совсем другая угроза, которая настигла сначала Валерию, а затем Отто фон Далау.

Что это, продолжение или ответный удар? Отто фон Далау убит точно так же, как и Валерия фон Далау: тремя пулями и, очевидно, снова из бесшумного пистолета. «Что сейчас важнее всего? — подумал Пьер. — Нужно установить, кто мог быть заинтересован в смерти Отто фон Далау. Кто захотел уготовить ему такую же судьбу, как и Валерии?» Он невольно подумал о Филипе фон Далау. Филип недавно отправился в замок… Филип считает Отто фон Далау способным на убийство… Филип любил Валерию.

— Как это случилось? — спросил Пьер.

— Юрген обнаружил труп в библиотеке — в каталке возле камина, там, где Отто проводил все свое время.

Она подняла глаза на Пьера и продолжала:

— Филипа фон Далау в замке нет. Уехал, никому ничего не сказав, а чуть позже Отто был обнаружен мертвым в каталке.

— Вы сказали: «Комедия окончена». Что вы имели в виду?

— Неужели не ясно? — ответила Эрика. — Я ведь говорила вам о своих честолюбивых мечтах… Боже мой, как мне хотелось жить в этом огромном замке. Графиня Эрика фон Далау… А теперь все кончено. Навсегда. Бедняга, который мог все это подарить мне, мертв. Кто-то явился с пистолетом в руке и убил Отто…

— Кто, по-вашему?

— Я вот думаю: почему Филип фон Далау уехал, никому ничего не сказав? Он ведь очень любил Валерию, не так ли?

«Она задает себе те же вопросы, что и я», — подумал Пьер.

— Если вы допускаете, что Филип мог мстить за сестру, тогда получается, что Валерию убил Отто?

— Нет, я так не думаю. Но Филип наверняка подозревал Отто, у него было достаточно оснований считать, что это сделал именно он. А вы как полагаете?

— Я размышляю о том же, — ответил Пьер. — Но мне трудно представить себе Филипа фон Далау в роли убийцы. — И он добавил: — Боюсь, что не смогу у вас больше задерживаться.

— Да, конечно. Вам сейчас необходимо быть в Ландсберге.

— Мне очень жаль…

— Поезжайте.

 

15

Пьер выехал из Мюнхена, свернул на дорогу в Ландсберг, и тут снова пошел снег. В памяти невольно всплыл вчерашний вечер, когда он мчался сквозь пургу на свидание с Валерией. Еще слышался ему голос полный страха и надежды, ее сдержанные рыдания и слова, которые она сказала ему тогда: «Я в тупике. Не знаю, что делать…».

Уехав от своей приятельницы Лизы Трех, Валерия почти целый год провела в бесконечных переездах, металась из города в город, надеясь, что Отто фон Далау в конце концов потеряет ее след и прекратит преследование. Она боролась, пока ее не оставили силы, и тогда она в отчаянии попросила о помощи. «Ей повезло, что она сумела разыскать меня в Гармиш-Партенкирхене, — подумал он с горечью, — но было уже поздно. Отто фон Далау успел совершить задуманное до того, как я приехал».

А теперь он и сам лежит мертвый в замке. И, конечно же, сразу напрашивается мысль, что его убил Филип фон Далау, которого Валерия так нежно любила.

«Филип мог совершить это убийство только из мести, — думал Пьер. — Конечно, все сходится к этому, однако вот что странно: Филип фон Далау словно специально оставил на месте преступления свою визитную карточку так же, как Отто фон Далау — в „Майер-отеле“. Что-то подозрительны мне эти убийства с визитными карточками!» Машина стремительно мчалась по шоссе, рассекая темноту светом фар, стеклоочистители неутомимо сметали снежинки, налипавшие на лобовое стекло.

Проскочив Ландсберг, он, не снижая скорости, поднялся по склону горы и выехал на площадь перед замком, где уже стояла машина комиссара Мюллера.

В холле Пьер увидел и самого комиссара, который дожидался его.

— Пошли! — Мюллер кивнул на дверь библиотеки.

В зале горели только настенные бра. В тусклом свете верхние полки высоких книжных шкафов были почти не видны, они терялись в полумраке. Перед камином стояла опустевшая каталка. «Отто больше никогда не сядет в нее, — грустно вздохнул Пьер. — Он думал прожить в этом замке всю жизнь, оказалось — не суждено».

Открыв дверь, находившуюся слева от камина, они вошли в вытянутую узкую комнату, по-видимому, служившую архивом. Там на длинном столе лежало тело Отто фон Далау.

На нем был тот же лиловый халат и шелковый шарф, что и накануне вечером.

С удивлением всматривался Пьер в это застывшее лицо. Как оно изменилось! Суровое, жестокое выражение исчезло, в лице Отто появилась какая-то мягкость, едва ли не доброта. Он казался сейчас моложе и беззащитнее.

«Просто не верится, что этот человек мог так страшно ненавидеть? — подумал Пьер. — Очевидно, не случайно Валерия, став взрослой, искала у этого замкнутого, меланхоличного мечтателя ту нежность, которой ей так не хватало в жизни…»

Пьер уже и раньше замечал, что смерть часто как бы стирает с лица человека следы последних лет жизни и выявляет совсем иные. Не раз и ему приходилось видеть, как исчезают с лица умершего боль и страх, уступая место безмятежности и достоинству. Может ли такое произойти и с ненавистью, с дикой, истерической яростью, которая привела этого слабого, больного человека на грань безумия. Может быть, в ту ночь, когда он забил до смерти свою лошадь, и потом, когда он в гневе грозил Валерии, Отто был в состоянии аффекта, не помнил себя и не отдавал отчета в своих поступках, а в глубине души по-прежнему оставался добрым и мягким человеком?

— Посмотрите, какое спокойное и безмятежное у него лицо, — комиссар Мюллер удивленно смотрел на покойного. — Я ни разу не видел его таким. Мне казалось, это вулкан, в котором бушует пламя. Временами он походил на дьявола.

Они вернулись в библиотеку.

— Где сейчас Филип фон Далау? — спросил Пьер.

— Нам всем хотелось бы это знать. — Комиссар пожал плечами. — Меня интересует также, куда пропал мой агент, которому было поручено охранять замок. Парень как в воду канул. Очень странно… Филип приехал в замок около половины девятого. Отто фон Далау еще сидел в столовой. Филип направился прямо к нему, затем они оба перешли в библиотеку и там между ними разразился страшный скандал. Слуга говорит, что оба были в ярости. Он видел это, когда приносил им коньяк. Ему удалось услышать также часть разговора. Речь шла о Валерии, Филип обвинял Отто…

— В убийстве?

— Да. И тот вышел из себя. Слуга Юрген слышал, как Отто кричал, что Филип — позор их семьи. А потом оттуда донесся грохот. Юрген подумал, что они подрались, пошел посмотреть и увидел, что Отто лежит на полу рядом с перевернувшейся каталкой. Юрген считает, что Отто упал сам, ведь такое с ним случалось и раньше: когда Отто злился, он пытался рывками передвигаться по комнате в каталке. Юрген хотел помочь Отто встать, но тот закричал, чтобы он оставил его в покое. Крики и шум продолжались еще некоторое время, затем наступила тишина. Когда Юрген пришел забрать поднос с рюмками, он нашел Отто мертвым в каталке, а Филип фон Далау исчез.

— Сколько времени прошло после скандала?

— Юрген полагает, полчаса, не более. Он подумал, что Филип ушел в свою комнату, и поднялся наверх, но его там не обнаружил. Он вообще исчез из замка. Мы тоже обшарили тут все углы.

Комиссар поставил каталку между креслами на то место, которое было очерчено на полу мелом.

— Отто сидел тут, — сказал он, опускаясь в кресло. — На этом самом месте. Пули наискось прошли через тело. Первая летела оттуда.

Комиссар указал на дверь справа от камина.

— Две последние были выпущены с близкого расстояния.

Указав на кресло справа от камина, он сказал:

— Возле этого кресла стоял Филип фон Далау, если верить показаниям Юргена.

— Был ли кто-нибудь еще в замке, кроме самого Отто и прислуги?

— Никого.

— А скажите, пожалуйста, можно ли незаметно проникнуть в замок?

— Полагаю, что нет. Окна в порядке. Здесь всего четыре двери с улицы: в парадном подъезде, въездная — под аркой и две маленькие — в боковых крыльях, все они запираются, как только начинает смеркаться, на ключ и на засов.

— И сегодня тоже все двери были заперты?

— Да. Я уже проверил.

— Кто из прислуги находился сегодня в замке, кроме Юргена?

— Марианна Штейн, старая экономка, и конюх Хаасе. Днем были еще две служанки, но они ушли домой в половине шестого — задолго до того, как приехал Филип фон Далау.

Комиссар и Пьер направились на большую кухню, где нашли всех слуг сразу: Юргена, Марианну и старого седого конюха Хаасе. Пьер побеседовал с каждым. Все трое заявили, что не видели никаких посторонних, ни в самом замке, ни во внутреннем дворе. Хаасе видел машину Филипа и слышал, как он уехал сразу после девяти часов.

— Правда, самого графа я не встретил, — пояснил Хаасе, — слышал только шум отъезжающего автомобиля. Граф Филип, судя по всему, сам открыл ворота, и когда я пришел закрыть их, так как он обычно забывает это сделать, его уже след простыл.

Старая Марианна, преодолев робость, обратилась к Мюллеру:

— Извините, пожалуйста, что вмешиваюсь… Я понимаю, мы не должны мешать следствию. Мне и сейчас не хочется это делать, но я вижу, что надо… Получается так, что граф Филип убил графа Отто. Но такого не может быть! Граф Филип — мягкий, добрый и душевный человек.

— Мы бы предпочли не похвалы ему слушать, а видеть его самого, — строго сказал комиссар.

— Знаете, очень странно, что граф Филип не зашел к нам, — продолжала Марианна, — ни когда приехал, ни когда уезжал из замка. Обычно он непременно зайдет на кухню, чтобы поздороваться с нами, пошутить, рассказать что-нибудь. — Я ведь растила Филипа, и он меня не забывает… А сегодня почему-то даже не зашел. Странно. Нас всех это очень огорчило, — она всхлипнула.

— Нас тоже, — пробормотал комиссар.

Взяв Пьера под руку, он повел его к выходу и по дороге сказал:

— Слуги знают только половину…

— А что во второй половине? — спросил Пьер удивленно.

— Я только что говорил с нотариусом Боймлером, — сказал комиссар. — Вы, конечно, понимаете, что нас интересовало, кто наследует замок Валерии.

— Насколько мне известно, Филин фон Далау, он ближайший родственник по мужской линии, — сказал Пьер.

— Да, и поэтому мы с вами решили, что Отто фон Далау не заинтересован в смерти Валерии, так как Филип, вернув себе замок, тут же продал бы его городу, и Отто пришлось бы убраться отсюда. Мы рассуждали логично: если Отто хотел остаться в замке, а он этого безусловно хотел, ему не выгодно устранять Валерию. Так?

— Да. А что, неужели право наследования изменилось? — спросил Пьер.

— Нет. Но оно потеряло силу.

— И как же теперь обстоит дело?

— После смерти Валерии фон Далау замок не подлежит наследованию, вернее, оно будет неполным.

— Как это — неполным? Разве замок не принадлежит полностью Валерии? Ведь Филип передал его сестре.

— Да, но Валерия успела кое-что предпринять: она подарила право пользования доходами замка.

— Подарила Отто, вы хотите сказать? Отто мог оставаться жить в замке, это мы знаем…

— Нет, я имею в виду совсем другое. Разрешение жить в замке было дано устно и ничем не закреплено, это своего рода одолжение, которое можно в любое время аннулировать. Я говорю об акте, согласно которому Валерия фон Далау навсегда уступила права пользования доходами замка в Ландсберге Отто фон Далау.

— А что, был такой акт? — изумился Пьер.

— Да, оформленный нотариусом Боймлером месяц назад.

— И подписанный обоими?

— Да.

— Значит, Валерия и Отто фон Далау подписали месяц назад этот документ?

— Да, в присутствии нотариуса.

— Просто не верится! — сказал Пьер. — Валерия и Отто фон Далау… Но ведь, это же королевский подарок. И после всего того, что он ей причинил… Невероятно!

— Вопрос не в том, вероятно это или нет! Дарение произошло. Нотариус позвонил мне, так как полагал — и не без оснований, — что это может пригодиться нам для расследования.

Далее комиссар рассказал, что месяц назад Боймлеру, нотариусу семьи фон Далау, позвонила Валерия фон Далау и попросила принять ее. Встреча состоялась. Валерия спросила, может ли она посредством акта дарения передать право пользования доходами замка Отто фон Далау. Нотариус ответил утвердительно. После этого Валерия попросила Боймлера посетить Отто и сказать, что она может передать ему в виде дарственной доходы замка и узнать, не хочет ли он принять этот подарок. Нотариус отправился в замок по ее поручению и через несколько дней сообщил, что Отто принял предложение. Когда акт был подготовлен, нотариус пригласил к себе Валерию и Отто. Они пришли.

По словам Боймлера, это была довольно странная встреча. Оба они, и Отто и Валерия, очень нервничали, держались настороженно, оба были настолько взволнованы, что почти не понимали вопросов нотариуса, и он вынужден был задавать их по два раза. Рука Валерии дрожала, когда она ставила свою подпись. Отто напрягал все силы, стараясь сохранять спокойствие, но это ему плохо удавалось — подписывая акт, он сломал ручку. На протяжении всей процедуры ни Валерия ни Отто ни разу не взглянули друг на друга. Затем они встали. Отто посмотрел в лицо Валерии, их взгляды встретились.

— Спасибо, — сказал он тихо.

На глазах Валерии навернулись слезы.

— Будь счастлив… — прошептала она.

Отто яростно затряс головой.

— Никогда! — воскликнул он и уже тише добавил: — И все же спасибо.

Он повернулся и захромал прочь. Вслед за ним уехала и Валерия.

Вспоминая подробности этой встречи, нотариус Боймлер рассказал, что поначалу все выглядело так, словно между Отто и Валерией снова восстановились прежние отношения, какие были до ее отъезда в университет. Но то, что произошло потом, не поддавалось объяснению. Отто снова стал злым и раздражительным. В последний раз, когда нотариус был у него, он наотрез отказался снова встретиться с Валерией, хотя эта встреча была ему крайне необходима. Отто хотел документально зафиксировать свое право на пользование землями замка. Отто считал, что в акте это было оговорено недостаточно четко. Узнав от нотариуса, что ему и Валерии надо подписать и приложение к акту, где отражены эти дополнения, он попросил: «Только не вместе. Пусть она подпишет этот документ у вас или в любом другом месте. А я подпишу его здесь, в замке». Однако эта процедура не состоялась — на следующий день после этого разговора Валерия была убита.

— Вы понимаете, что это означает? — спросил комиссар Мюллер. — На основании акта Отто фон Далау получил право оставаться в замке до самой смерти и использовать его по своему усмотрению, следовательно, Валерия была ему уже не нужна. Если бы ее не стало — ничего страшного, ему не пришлось бы убираться из замка, даже в том случае, если б Филип фон Далау решил продать его. Кто бы ни стал владельцем замка, только Отто фон Далау имел право распоряжаться его доходами. Знаете, о чем я подумал? Может быть, Отто каким-то образом вынудил Валерию подписать этот акт, чтобы потом привести в исполнение последнюю часть своей угрозы, не боясь, что сам он окажется на улице.

— Нет, — произнес Пьер взволнованно, — нет, Ганс… Начнем с того, что все было совсем не так. Валерия сама предложила передать Отто доходы замка.

— Да, когда они встретились у нотариуса. А что предшествовало этому, вы знаете? Что он перед этим сделал?

— Я думаю, ничего особенного он не делал, — сказал Пьер. — Ганс, я в это не верю. Не верю, и все!

— Ты просто не хочешь поверить, — пробурчал комиссар. — Отто мертв, а о покойниках не принято говорить плохо, но насколько мне помнится, ты и раньше не желал слышать о нем ничего плохого.

— Не думаю, что Отто каким-то хитроумным способом вынудил ее подписать акт, — сказал Пьер. — Просто Валерия сделала то, что обычно делают в джунглях: когда хищник настигает тебя, а у тебя есть с собой кусок мяса…

— Кидаешь мясо зверю… — подхватил комиссар.

Пьер кивнул.

— Возможно, она пообещала: «Я сделаю тебя до конца жизни хозяином замка в Ландсберге, если ты оставишь меня в покое…». Отчаянная попытка купить свободу.

И заканчивая свою мысль, Пьер добавил:

— Скорее всего, так и было, и Отто принял ее предложение.

— Он принял замок. Это все, что мы знаем, — сказал комиссар.

— Принять замок и продолжать угрозы, а затем привести их в исполнение — ведь это же подло и отвратительно…

— Да, но что мы, в сущности, о нем знаем? — возразил комиссар.

Пьер вошел в узкую комнату рядом с библиотекой и снова остановился перед неподвижным телом на столе. Он еще раз вгляделся в бледное, на удивление кроткое лицо покойного.

«Возможно ли такое? — подумал Пьер. — Неужели этот человек принял подарок, и после этого продолжал выполнять свой чудовищный замысел? Неужели в нем продолжала жить все та же дикая, сатанинская ненависть? Или же в последнее время он успокоился? Этого я не знаю, — подумал Пьер. — Но надеюсь, что было именно так».

Он снова прикрыл дверь комнаты.

— Послушайте, Пьер, — сказал комиссар, — раньше у Отто фон Далау была причина сохранять жизнь Валерии, а несколько недель назад эта причина перестала существовать. Нам следует иметь в виду данное обстоятельство при расследовании.

Пьер, опустив голову, думал о чем-то.

— Ты слушаешь меня? — спросил комиссар.

— Да, слушаю, — рассеянно отозвался Пьер. — Меня интересует, Ганс, знал ли Филип об этом дарственном акте?

— Что ты хочешь сказать?

— Ведь это очень важно: знал ли Филип фон Далау, что Валерия передала Отто право пользования доходами замка. Я полагаю, что нет, Филип почти не встречался с Отто. Точно так же он больше года не видел и сестру. Сегодня, когда я спросил Филипа, станет ли он теперь владельцем замка, он ответил утвердительно. Тогда я поинтересовался, собирается ли он его продавать. На что он ответил: «Да, я хочу это сделать». И еще добавил при этом: «Для Отто фон Далау это будет большим ударом, так как ему придется выехать из замка».

— Так и сказал? — воскликнул комиссар.

— Да. А из этого следует, что он даже понятия не имел об акте дарения. Если бы знал, он не говорил бы о продаже в такой категоричной форме. После этого акта замок стал как бы непродаваемым, правда, можно продать собственность, доходами от которой пользуется кто-то другой, такая собственность, помнится мне, называется «голой» — после продажи меняется владелец, но лицо, распоряжающееся доходами, останется прежним. В жизни такие сделки происходят крайне редко, так как покупать «голую собственность» желающих очень мало. Кому придет в голову купить вещь, если ею нельзя пользоваться? Поэтому я уверен, что в таких условиях город отказался бы купить замок в Ландсберге. А Филип говорил о продаже с такой уверенностью, словно не существует никаких проблем.

— Да, судя по всему, он ничего не знал об этом акте, — согласился комиссар.

— Я полагаю, — сказал Пьер, — что он до сих пор ничего не знает, если только ему кто-то не успел сообщить.

Комиссар встревоженно посмотрел на Пьера.

— Вы думаете, сегодня вечером? Здесь? Отто фон Далау? Может, из-за этого они и поссорились? Ты это имеешь в виду? Если это так… Филип был наверняка огорошен, когда услышал, что не сможет продать замок. Но недолго прожил Отто… Почему ты качаешь головой?

— Этого не могло быть! — сказал Пьер.

— Почему нет?

— Потому, что Отто убит выстрелом из пистолета, снабженного глушителем. Помнишь, как мы тогда рассуждали: такой пистолет человек не кладет в карман случайно. Поэтому совершенно не состоятельна версия, что Филип, услышав от Отто об акте дарения, поссорился с ним и убил его. Убийство Отто фон Далау заранее продумано кем-то: убийца незаметно проник в замок, имея при себе пистолет с глушителем.

— Но ведь Филип мог узнать об акте дарения и раньше. Это можно проверить у нотариуса. Сейчас же позвоню ему. Ничего, что придется поднять его с постели, за деньги, которые ему платят, не грех и пошевелиться.

Комиссар связался с нотариусом и спросил, не сообщал ли тот Филипу об акте дарения.

— Конечно, — подтвердил нотариус Боймлер. — Сегодня во второй половине дня я позвонил ему в дом на Парк-аллее и сообщил об этом акте. Я должен был это сделать, ведь Филип является наследником.

— Ну и как он реагировал на ваше сообщение?

— Полагаю, известие его огорчило. Мне показалось, что у него сразу испортилось настроение. Ведь он, как я знаю, намеревался продать замок…

— Благодарю вас, — сказал комиссар.

— Ганс! — воскликнул Пьер. — Но это же абсолютно не доказывает, что именно Филип убил Отто. Это говорит лишь об одном: он в какой-то мере был заинтересован в том, чтобы замок принадлежал ему полностью. Филип не из тех людей, кто живет ради денег, и тем более не из тех, кто способен убить из-за денег человека. Да, он был сегодня вечером в замке, потом таинственным образом исчез, а вскоре после этого Отто фон Далау нашли мертвым. Но из этого еще не следует, что Филип убийца.

— Тогда кто же?

— В этом деле есть много неясных моментов, — сказал Пьер. — И очень много подозрительных людей! Ганс, какое отношение имеют эти загадочные личности к Филипу фон Далау? Почему двое молодчиков в желтом «БМВ» пытались помешать моей поездке к нему? Почему двое других напали на меня в саду? Что понадобилось знаменитому Эмилю Бору в доме Филипа фон Далау? Зачем он звонил Алдо Вейсу? И, наконец, какую роль во всем этом играет Эрика фон Талштадт, невеста Отто фон Далау, которая явно связана с Эмилем Бором? Не тут ли собака зарыта? Для чего они все появлялись в замке — вот что мне хотелось бы знать больше всего!

 

16

Дверь с шумом распахнулась. Входивший толкнул ее с такой силой, что потерял равновесие и, пролетев через всю комнату, ударился о стену. Это был Буш — помощник комиссара Мюллера.

— Генрих Пфорц вернулся, — крикнул он. Затем, переведя дух и повернувшись к Пьеру, начал объяснять: — Я ехал за вами от самого Мюнхена, подстраховывал, на всякий случай. Действовал осторожно и скрытно, как мне было приказано. Всю дорогу до самого замка я не замечал ничего подозрительного. А тут смотрю — подъезжает к воротам «мерседес-600» и из него выходит мужчина. У слуги я узнал, что это Пфорц вернулся.

У меня сразу мелькнуло: может, он хочет что-нибудь взять в доме, а потом опять исчезнет. Надо его немедленно задержать. И я задержал.

— Буш, почему вы всегда вламываетесь в двери, как сорвавшийся с горы камень? — недовольно проворчал комиссар Мюллер. — Вы что, хотите, чтобы у нас обоих был инфаркт?

— Пфорц? Шофер Отто фон Далау? Здесь, в замке?! — воскликнул Пьер.

— Да, — розовощекий молодой помощник комиссара возбужденно размахивал руками. — Я считал, что должен был срочно доложить вам об этом. Извините, господин комиссар, если что не так.

— Где он? — буркнул комиссар, вставая.

— В одной из комнат для прислуги, — ответил Буш. — Как только Пфорц вышел из машины, я задержал его и запер. Конечно, объяснил, что он может потребоваться.

Все трое направились следом за Бушем по коридору.

— Он здесь, — указал помощник на одну из дверей.

Генрих Пфорц полностью соответствовал тем описаниям, которые они получили: маленький, толстый, примерно шестидесяти лет. Совпадало и то, что говорил о нем Филип фон Далау. Коротко остриженная голова, сапоги и форменная куртка действительно делали его похожим на фельдфебеля из вермахтовского штаба.

И только короткая бородка, переходившая в бакенбарды, никак не подходила к этому туповатому лицу.

— Это правда, что графиня Валерия и граф Отто убиты? — спросил он.

— А вы об этом не знали? — буркнул комиссар.

— Нет. Мне только что сообщили об этом. Кто их убил?

— Вот это мы и стараемся выяснить, — ответил комиссар, которого начинали раздражать эти вопросы Пфорца. — Мы должны выяснить как это, так и многое другое, что касается вас.

— Я бы сам пришел к вам и все рассказал, — произнес Пфорц сердито. — Но этот человек, — он указал на Буша, — и слышать ничего не хотел. Главное для него — запереть меня в этой комнате.

— Ну что же, это весьма разумно! — сказал комиссар. — Я бы на его месте сделал то же самое, и поступал бы так всякий раз, когда сталкивался с такой ситуацией: некий господин арендует машину для человека, которой едет на ней на озеро Аммер и убивает Валерию фон Далау. Я бы сделал то же самое! — повторил он, не давая Пфорцу вымолвить ни единого слова.

— Вы все сказали? — спросил Пфорц, наливаясь злостью.

— Да, а теперь я хочу вас послушать. Прежде всего объясните, для чего вам с Отто фон Далау понадобилось брать напрокат в Мюнхене серый «фольксваген»?

— Со мною был вовсе не граф Отто фон Далау.

— Ну, значит, кто-то другой, кто похож на него.

— Тот человек был совершенно не похож на графа.

— Ну, как же: хорошо одетый сердитый господин приблизительно пятидесяти лет, с черной бородкой, ходит хромая, опираясь на старинную трость.

— Это говорит лишь о том, что этот человек выглядит как граф Отто, — сказал возмущенно Пфорц, — а вовсе не о том, что он был похож на него. Вы же утверждаете, что он был похож на графа Отто, а это не так: у этого человека совсем другое лицо.

— Тогда объясните нам все по порядку, — сказал Пьер.

Генрих Пфорц начал с того, что утром поехал в гараж «Адлер», расположенный у подножия горы на краю города. Возле бензоколонки перед гаражом он увидел человека, который направлялся в ту же сторону, что и Пфорц, опираясь на трость.

— Издали незнакомец выглядел точно так, как граф Отто, — сказал Пфорц. — Но это не мог быть мой хозяин, так как всего несколько минут назад я разговаривал с ним в замке. Когда мужчина подошел поближе, я убедился, что он совсем не похож на графа. Незнакомец встал посреди дороги, и мне пришлось затормозить. Он подошел, открыл дверцу и потребовал, чтобы я освободил место за рулем. В руке у него я увидел направленный на меня пистолет, который он прижимал к себе, чтобы его не могли заметить с бензозаправочной станции. Не скажу, чтобы этот тип волновался, он действовал совершенно спокойно, словно для него все это — привычное дело. Когда я освободил ему место за рулем, он втиснулся в машину, положил трость рядом с собой, и мы поехали. Бандит все делал одной рукой, а в другой держал пистолет. По дороге он один раз положил пистолет на колени, но руку держал рядом. Вскоре мы приехали в Мюнхен. Бандит приказал мне идти за ним к конторе проката автомобилей и там взять напрокат «фольксваген». Он рассказал мне, как это делается и дал деньги. Пока мы находились в конторе, он все время стоял позади меня и я чувствовал дуло пистолета на своем бедре. Получив «фольксваген», мы сели в него и уехали. Выехав из города, свернули в горы. Взбирались все выше и выше. Вскоре вместо шоссе пошла узкая, расчищенная от снега дорога. Раза два мы чуть-чуть не засели в сугробе. Мы взобрались на приличную высоту, остановились около горного домика, и там бандит меня закрыл.

— У него был с собой ключ? — спросил комиссар Мюллер.

— Нет. Дверь не запиралась. В домике на полке были приготовлены шурупы и отвертка. Я думаю, он положил их туда недавно, шурупы были совсем новенькие. Уходя, он оставил мне две булки, кусок сыра и бутылку молока, пообещал, что придет за мной на другой день к обеду. Затем он быстро ввинтил шурупы с наружной стороны двери, точно так же закрыл и ставни на окне и уехал. Я не мог выбраться через крышу, так как потолок был сложен из толстенных брусков. Не мог также выбить ни дверь, ни ставни, хотя и пробовал несколько раз. Доски оказались очень толстыми и прочными, из каких обычно строят в горах. Я кричал, колотил в дверь кулаками и ногами, но поблизости, очевидно, не было ни души. На другой день, в обеденное время к домику подъехала автомашина. В щелку мне было видно, что явился все тот же тип на «мерседесе-600», принадлежащем графу Отто. Он открутил шурупы на двери и выпустил меня. Объявил, что мы находимся в четырнадцати километрах от Мюнхена и это расстояние придется пройти пешком. «Вы найдете „мерседес“ на Принцрегентштрассе, там, где мост через Исар», — пояснил он. Потом он сказал, что запрет машину, а ключ положит под левое заднее колесо. Он уехал, а я так и остался стоять на дороге около горного домика.

Часа два добирался я до шоссе. А там шофер грузовика подвез меня в Мюнхен. На Принцрегентштрассе около моста я действительно нашел свой «мерседес-600». Тут же позвонил в замок, чтобы рассказать все графу Отто и спросить, что делать: идти в полицию или ехать домой. Но мне сообщили, что граф убит. Я сел в машину и приехал сюда. Скажите, а графиня Валерия неужели тоже убита?

Пьер в упор смотрел на маленького толстого человечка в темно-серой форме. «Правда ли все то, что он рассказал? — думал он. — Или он лжет? Может, это легенда, которую ему придумали и поручили рассказать? Неужели этот Генрих Пфорц из тех, кто умеет выполнять подобные поручения? Вполне возможно. — Но такой ли он солдафон, каким кажется?»

— Сколько времени вы состоите на службе в семье Далау? — спросил Пьер.

— Двадцать семь лет, — ответил Генрих Пфорц, — сначала служил у графа Леопольда, потом у графа Отто.

«Если этот Пфорц лжет, он поступает безрассудно. Он сказал, что незнакомец напал на него неожиданно у бензоколонки гаража „Адлер“. В таком месте всегда людно. Нам ничего не стоит пойти и поговорить со служащими. Проще было бы выбрать для этого нападения другое место, более пустынное, где нет свидетелей».

— Вы сказали, что незнакомец быстро закрутил шурупы и таким образом закрыл и дверь и ставни. Хромал ли он при этом?

— Мне кажется, да. Он хромал, когда подошел ко мне возле гаража. Хромал и в Мюнхене.

Пфорц сел, сосредоточенно наморщив лоб.

— Вообще-то я точно не могу сказать, хромал ли незнакомец, когда мы вылезли из машины около горной избушки, — сказал он после некоторого раздумья. — Сейчас постараюсь вспомнить… Вроде бы там он не хромал, и передвигался довольно быстро. Легко вышел из машины, тут же оказался на дороге, направил на меня пистолет и приказал следовать за ним. Потом он открыл домик и взял отвертку… Да, теперь я припоминаю, что у него не было тогда трости! В одной руке он держал пистолет, а в другой! — отвертку и шурупы. Нет, нет, у домика он совсем не хромал!

Пфорц испуганно посмотрел на Пьера и произнес:

— Получается, он хромал только в Ландсберге и Мюнхене, вернее, притворялся, что он хромой.

— А вам не сказали, как выглядел убийца Валерии фон Далау? — спросил Пьер.

— Нет.

— Установлено, что Валерию фон Далау убил человек угрюмого вида, в дорогом костюме. Примерно пятидесяти лет. Он хромает, ходит, опираясь на трость. В день убийства этот человек приезжал к «Майер-отелю» в сером «фольксвагене».

— Если я вас правильно понял, ее убил тот самый бандит, который закрыл меня в домике?

— Выходит, так.

— Значит этот тип хромал специально и загримировался с таким расчетом, чтобы походить на графа Отто? Он хотел, чтобы все подумали, что это граф Отто убил графиню Валерию?

Комиссар Мюллер жестко сказал:

— Мы еще ничего не знаем о вашей роли в этой комедии! А она, несомненно, была!

Пьер потянул комиссара за руку и увлек в библиотеку.

— Ганс, — сказал он, — ты провел очную ставку Отто фон Далау с четырьмя сотрудниками «Майер-отеля». Они показали: «Да, мы видели этого человека вчера вечером». Но можем ли мы считать, что их показания достоверны? Могут ли сотрудники отеля поручиться, что черная бородка у того типа была натуральной?

— Как «натуральной»? — воскликнул комиссар.

— А вот как: если у него не было хромоты, то, вполне возможно, не было и бороды. Ганс, ведь купить в лавке маскарадных принадлежностей или где-нибудь в другом месте бороду и клей — проще простого. Наклеить ее тоже не проблема.

— Да что вам далась эта борода?

— Пойми, Ганс, что опознание персоналом отеля Отто фон Далау теперь находится под сомнением. Может быть они всего-навсего видели человека, который был чем-то похож на Отто фон Далау. Ты же не станешь отрицать, что у Отто была весьма приметная внешность. Под такую внешность легко загримироваться. Бородка не проблема, угрюмый вид может принять любой человек! Остается только взять в руки трость и изобразить хромоту. А чтобы выглядеть солидно, достаточно зайти в магазин одежды. Тысячи людей могут проделать такой маскарадный трюк.

Комиссар явно затруднялся опровергнуть рассуждения Пьера.

— Но кто же это был в таком случае? — спросил он раздраженно. — Кто этот человек, который напал на Пфорца, а затем приехал в «Майер-отель», чтобы убить Валерию фон Далау?

— Уж не Филип ли фон Далау?

— Нет, этого не могло быть, — ответил Пьер.

— Почему ты так уверен?

— Потому, что Пфорц узнал бы его. Как-никак Пфорц прослужил двадцать семь лет в семье Далау. Филип вырос на его глазах, а в машине они сидели рядом. Даже с бородой он узнал бы Филипа. Давай позвоним в гараж «Адлер».

Комиссар набрал номер. Все оказалось, как и предполагал Пьер. Служащий гаража сказал, что вчера утром он видел на другой стороне улицы, как Отто фон Далау садился в «мерседес-600». Он подтвердил, что Отто остановил машину и сам сел за руль. Оказалось, что и хозяин гаража, которого тоже подозвали к телефону, сам лично наблюдал эту сцену из окна конторы.

— Это точно был Отто фон Далау? — спросил комиссар.

— Да, несомненно, это был граф Отто, — сказал хозяин гаража. — Мы хорошо его знаем.

— Попросите его описать графа, — шепнул Пьер.

— Можете описать мне графа Отто? — спросил комиссар.

— Да, конечно. У графа маленькая черная бородка, ему трудно ходить из-за больной ноги и у него есть трость, у него часто очень сердитый вид, хотя на самом деле он довольно добрый.

— Благодарю, — пробормотал комиссар.

— Вот видишь? — сказал Пьер, когда комиссар повторил описание. — Они все подмечают характерные внешние детали, хотя их может иметь и совершенно другой человек.

Вошел Юрген.

— Комиссара просят к телефону. Вы можете подойти к тому аппарату.

— Алло? — произнес комиссар. — Да, Бергер! — воскликнул он радостно. — Где ты находишься? Я же тебе приказал не отходить ни на шаг от замка и следить… Кто?.. Что?.. Мне приехать?

— Да, немедленно приезжайте! — раздался громкий голос Бергера в телефонной трубке. — Возьмите побольше людей. Ресторан «Эдельвейс», в пригороде Старнберга, у моря. Надо застать их врасплох и арестовать. Спешите.

 

17

Когда они спустились с горы, комиссар Мюллер сказал:

— Едем в ресторан «Эдельвейс», где окопался Алдо Вейс. Эмиль Бор звонил ему туда с Парк-аллеи.

Автомашина комиссара с мигалкой и включенной сиреной мчалась через заснеженный город. Комиссар связался по телефону с главным полицейским управлением и попросил выслать подкрепление. На окраине их уже ждала вторая автомашина с полицейскими. Не снижая скорости, машины одна за другой устремились к Старнбергу.

Снег все валил, затрудняя движение транспорта. Однако молодой помощник комиссара вел машину с завидной легкостью, осторожно притормаживая на поворотах. А комиссар тем временем инструктировал по телефону полицейских в следующей за ними машине.

— Мы блокируем вход, вы — располагаете посты по всему периметру здания, — распорядился он. — Поручите одному из ваших людей следить за окнами. Задерживайте всех, кто попытается удрать из ресторана, а также, кто будет входить туда.

В Старнберге, на берегу моря, они увидели человека, сигналившего карманным фонарем. Это был Бергер. Он почти на ходу впрыгнул в головной автомобиль и стал указывать дорогу. Сначала они ехали по берегу моря, затем начали подниматься по узкой дорожке, петлявшей в сосновом лесу.

Вскоре показались открытые ворота, над которыми висел зеленый фонарик. Они миновали их, оказались в парке, заросшем кустарником и какими-то декоративными растениями, сквозь ветки которых виднелся ресторан, издали походивший на большой альпийский шале. Справа, возле ресторана, стояли в ряд двенадцать автомобилей, а слева, под деревьями, еще четыре.

Бергер первым выскочил из машины и, подбежав к комиссару, крикнул:

— Все в ресторан, быстро! Потом объясню, как я их выследил.

Стоявший у парадного подъезда швейцар в голубой униформе, едва увидев полицейские машины, бросился к стене и попытался нажать кнопку, но комиссар ловко оттеснил его в сторону. Тем же способом он убрал с дороги и появившегося в дверях кельнера. Мюллер вбежал в зал. Пьер старался не отставать ни на шаг. Не обращая внимания на гостей, сидевших за столиками и толпившихся у стойки, они устремились к бару, где Эмиль Бор преспокойно пил виски. Пьер сразу узнал это бледное лицо, этот надменный взгляд. При виде комиссара Бор вскочил и попытался бежать.

— Стой! — прокричал комиссар. — Руки вверх!

Дверь сбоку от стойки распахнулась и на пороге появился гигант с почти лысой головой.

— И вы тоже поднимите руки! — скомандовал комиссар. — Алдо Вейс, если не ошибаюсь?

— Что это означает? — заорал Вейс.

— Руки вверх! Ну! Я жду! — повторил комиссар.

Алдо Вейс и Эмиль Бор нехотя подняли руки и Буш быстро обыскал их. Из кармана Эмиля Бора он извлек пистолет.

Затем комиссар попросил всех перейти в соседнюю с баром комнату. Там их ожидал сюрприз — держа стакан с коктейлем в руке, за столом сидел Филип фон Далау, а напротив — Эрика фон Талштадт. Завидев комиссара, Филип хотел было улизнуть.

— Не двигаться! — приказал комиссар.

— Я не виноват, — простонал Филип испуганно. — Я ничего плохого не сделал.

Пьер сразу заметил, что у Эрики заплаканное лицо.

— Как приятно снова встретиться! — с горечью сказала она, вытирая глаза. — Мало того, что они застрелили моего жениха, мне теперь еще, чего доброго, придется понести вместе с ними наказание. — И пожав плечами, она добавила: — Какие только мечты не кружат голову, когда ты молода и наивна.

Полицейские блокировали все выходы из здания.

— Поверьте мне, — умолял Филип фон Далау, — я оказался здесь совершенно случайно. Я уже собирался уходить…

В ресторане и баре началась какая-то суматоха. Послышался шум на лестнице и в коридорах наверху. Солидные господа спускались по одному в ресторан и, нерешительно приблизившись к комиссару, что-то сконфуженно пытались ему объяснить.

— Спокойно, спокойно, прошу всех оставаться на своих местах, — негромко приказал комиссар. — Проверка документов будет длиться недолго, нас совершенно не интересует, как вы здесь развлекаетесь, господа.

Он приказал проверить у всех документы.

Алдо Вейс продолжал бушевать.

— Какие у вас ко мне претензии? — кричал он. — Что вы имеете против меня? Что я совершил противозаконного?

Он стоял у стены, подняв руки вверх. Рядом с ним в той же позе застыли Эмиль Бор и Филип фон Далау. Бор затравленно озирался по сторонам, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Агент Бергер, которому было поручено дежурить возле замка, задержал в коридоре двух парней из желтого «БМВ». Чуть позже он привел и двух молодчиков, напавших на Пьера в парке возле дома Филипа фон Далау. Бергер стал объяснять комиссару, как он выследил преступников.

— Обнаружив их гнездо, я позвонил в главное управление. Там мне сказали, что Отто фон Далау убит и сообщили, что вы находитесь в замке. Я немедля позвонил туда.

— Рассказывайте, рассказывайте, — сказал комиссар, отводя Бергера в дальний угол комнаты. — Только, пожалуйста, давайте по порядку.

— Я сидел в своей машине, нес вахту возле замка, — начал Бергер. — Гляжу, приехал Филип фон Далау и вошел через парадный вход. Чуть позже приехал этот, — Бергер указал на Эмиля Бора, — и с ним — вон тот, — он кивнул в сторону Алдо Вейса. — Но тот остался ждать в машине, а этот, — он снова указал на Эмиля Бора, — вошел через боковую дверь в замок. Кто-то его впустил — он подошел к двери и тут же скрылся за ней. Ему даже не пришлось поворачивать дверную ручку.

— Кто?! — воскликнул комиссар. — Кто его впустил?

— Я не видел, — сказал Бергер, — но минут через пять его выпустили через ту же дверь. На этот раз я видел, кто это сделал. Дело в том, что я перешел на другое место и наблюдал уже оттуда. Его выпустил Филип фон Далау.

— Вы в этом уверены? — спросил Пьер. — Вы хорошо видели, что это был именно он?

— Да, несомненно. Я думаю, что он и впустил его. Выйдя из замка, он, — Бергер имел в виду Бора, — быстро сел в машину, в которой его ждал приятель, и они умчались на бешеной скорости. А через две минуты открылись выездные ворота, и Филип фон Далау выехал из замка. Он тоже понесся на огромной скорости. Мне все это показалось очень странным и я решил поехать за ним. Вообще-то, если учесть данные мне указания, я не должен был этого делать. Но вы же сами нас учили, господин комиссар, что полицейский всегда должен думать, даже когда у него есть приказ.

— Ну, хорошо, хорошо, Бергер, — комиссар Мюллер одобрительно похлопал его по плечу. — Давайте дальше.

— Догнать их было нелегко. Филип фон Далау мчался как дьявол, и вскоре скрылся из виду. А дорогу, как нарочно, завалило снегом. Меня трижды заносило, один раз я уже подумал: «Ну, все…».

— Ну, дальше! Дальше! — торопил его комиссар.

— И все-таки мне повезло. Я увидел Филипа фон Далау у моря, когда он сворачивал на дорогу к этому ресторану. Я стал внимательно следить за ним, а сам не заметил машину справа и столкнулся с ней. Безусловно, я был виноват, — сказал Бергер смущенно, — потому что ехал слева. Я немного помял радиатор и еще там несколько мелких повреждений… Я вручил водителю той машины свои документы и сказал, чтоб он записал все мои данные, а я скоро вернусь. Я не скрывал, что служу в полиции. Водитель сразу поверил мне, даже не заглядывая в мои документы, но, вероятно, решил, что я какой-то сумасшедший полицейский, который совершенно не считается с правилами движения. Ехать дальше я не мог: радиатор был так помят, что заклинило вентилятор. Тогда я побежал к повороту. Так я оказался здесь, у ресторана. Я не был уверен, что попал по адресу. Меня смутили две виллы, стоявшие у дороги, мимо которых мы проехали. Я решил проверять все машины возле ресторана и почти сразу обнаружил автомобиль Филипа. Я побежал назад к водителю, пострадавшему по моей вине, подписал бумаги, и он уехал. Правда, я тут же пожалел об этом, так как вокруг совсем не было домов, и мне снова пришлось бежать искать телефон. Я слишком поздно сообразил, что тот водитель мог бы меня подвезти. Наконец, я добрался до освещенной аллеи, где был автомат, и позвонил. Мне хотелось побыстрее доложить вам обо всем. В комиссариате мне сказали, что убит Отто фон Далау и что вы уехали в замок. Я понял: все, что я увидел в замке, имеет отношение к убийству. Я позвонил в замок и разыскал вас. Остальное вы знаете.

— Молодец, Бергер, хорошая работа, — с удовлетворением произнес комиссар.

Он повернулся к бару, где все так же стояли, заложив руки за голову, Алдо Вейс, Эмиль Бор и Филип фон Далау.

— Святая троица! — сказал комиссар. — Итак, нам надо выяснить, действовали они втроем, или вдвоем?

Эрика фон Талштадт с беспомощным видом сидела посреди комнаты.

Комиссар и Пьер прошли в свободную комнату рядом с баром и попросили Бергера привести Эмиля Бора.

Бор вошел вразвалку, в упор разглядывая присутствующих. У него было худое, бледное лицо с ввалившимися щеками и настороженные, словно у хищника, глаза.

— Что вы делали сегодня вечером в замке в Ландсберге? — спросил комиссар.

— Я не был сегодня вечером в замке в Ландсберге, — не задумываясь ответил Эмиль Бор. — Тот, кто это утверждает, клеветник.

— Почему клеветник? — сказал Пьер. — Что плохого в том, что человек побывал в Ландсберге?

Темные глаза Эмиля Бора заметались, он переводил взгляд то на Пьера, то на комиссара. Потом развязным тоном заявил:

— Тот, кто утверждает, что я был в замке в Ландсберге, лжец!

— Нет, нет! — перебил его комиссар. — Вы вначале сказали: клеветник.

— Я хотел сказать: лжец.

— Но почему же вы все-таки сказали: клеветник? Разве что-нибудь случилось в замке?

— Если прибывает полиция и спрашивает о замке в Ландсберге, каждый понимает, что там что-то случилось, — сказал Эмиль Бор.

Ответ его явно запоздал, Эмиль Бор почувствовал это и добавил:

— Ведь та девушка, молодая графиня из замка, кажется, убита.

— Но не там, — поправил его комиссар. — Валерия фон Далау убита не в замке, а совсем в другом месте. Откуда вам известно об этом?

Эмиль Бор хотел что-то сказать, но комиссар перебил его:

— Хватит петлять, как заяц, дружище, вас ведь видели…

Глаза Бора полезли из орбит.

— Нет! — закричал он, — вы меня не видели.

— Не я, конечно. Мой сотрудник.

— Нет!

— Вы приехали с Алдо Вейсом и вошли в замок через боковую дверь. Минут через пять вы снова появились, сели в машину и укатили.

— Что за чепуха? — воскликнул Эмиль Бор. — Можно подумать, что я могу вот так, просто входить в замки и выходить из них? Я что же, дверь гранатой взорвал?

— Нет, Филип фон Далау впустил вас. Правда, мы этого не видели, но зато видели, как он вас выпустил. Из этого мы заключили, что он вас и впустил.

Эмиль Бор молчал.

— Ложь! — произнес он наконец. — Все ложь!

— Зачем вы убили Отто фон Далау?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Комиссар повторил свой вопрос снова и снова, но Эмиль Бор продолжал стоять на своем. Наконец он обозлился.

— Вы что, всю ночь будете долбить мне одно и то же?

— Нет, сделаем перерыв ненадолго, — сказал комиссар.

Он позвал полицейского и приказал:

— Наручники…

— Вы не имеете права! — взревел Бор, но полицейский велел ему следовать за ним.

Комиссар попросил привести Алдо Вейса, и прежде чем тот успел открыть рот, комиссар Мюллер сказал:

— Когда в прошлый раз Эмиля Бора судили за убийство «заказной девочки», все знали, что он выполнял ваш приказ. И хотя мы уже тогда знали многое о вас: о ваших ночных клубах и игорных домах, мы не смогли доказать, что существует связь между вами и Эмилем Бором. Итак, сейчас мы находимся в ресторане с номерами, который принадлежит вам. Сегодня днем Эмиль Бор с Парк-аллеи в Мюнхене позвонил вам, и вы отвезли его в замок. Вы ждали в машине, пока Эмиль Бор ходил в замок, через пять минут он вернулся. После того, как вы оба уехали, слуги нашли Отто фон Далау мертвым, он был убит тремя пулями.

Алдо Вейс ошалело озирался по сторонам. Комиссар начал считать:

— Раз, два, три…

— Нет! — закричал Алдо Вейс. — Я не был в Ландсберге. Откуда вы это взяли? Только не уверяйте меня, что это вам сказал Бор, я вам все равно не поверю. Знаю я эти фокусы!

— Три с половиной, — с расстановкой произнес комиссар.

— Ну скажите, что вы видели, комиссар Мюллер. Скажите! Может, вы что-то и видели, но только не то, что вам хотелось бы.

— Хорошо, я скажу. — Комиссар был невозмутим. — Мы видели, как вы подъехали к боковому входу. Вы остались в автомобиле ждать. Филип фон Далау впустил Эмиля Бора в замок, а потом выпустил его оттуда.

Алдо Вейс, прищурившись, насмешливо смотрел на Мюллера.

— Вы сейчас ломаете голову: не Филип ли нам проболтался, но вы же сами видели, что мы успели допросить только Бора, а теперь вот вызвали вас. Филип фон Далау еще только ждет своей очереди.

— Да незачем мне ломать голову, — огрызнулся Алдо Вейс. — Выдумываете бог знает что и пытаетесь навязать мне эту ерунду, но я сразу скажу: вам ничего не удастся доказать.

— Вы продолжаете утверждать, что сегодня вечером не ездили с Эмилем Бором в замок в Ландсберге?

— Нет, не ездил!

— Прекрасно, — сказал комиссар. — Наручники! — крикнул он полицейскому.

— На каком основании?! — завопил Алдо Вейс.

— Вас подозревают в соучастии в преднамеренном убийстве.

— Кто меня видел в замке? Кто?!

— Я, — сказал Бергер, надевая ему наручники и подталкивая к выходу.

Затем комиссар потребовал к себе Филипа фон Далау.

 

18

— Господин фон Далау, я надеюсь, вы расскажете нам все подробно, — сказал комиссар.

Филип отчаянно замотал головой:

— Все было совсем не так, как вы думаете.

— А как мы думаем? — усмехнулся комиссар.

— Насколько я понимаю, вы считаете, что Отто убил я. Вы ведь об этом хотели со мной поговорить?

— Да. Ваши друзья пытаются все отрицать, говорят, что ничего не знают…

— Я обнаружил Отто в каталке уже мертвым.

— Это вы его убили?

— Нет.

— Вы помогали убийцам?

— Тоже нет! Зачем мне это делать? Признаться, у меня были не слишком дружеские отношения с Отто, но это еще не повод, чтобы убивать…

— Тогда, может быть, вы объясните нам, что произошло в замке?

— Конечно… Как я уже вам говорил… — он покосился на Пьера, — я поехал туда, чтобы согласовать вопросы, связанные с похоронами сестры. Отто принял меня. Скажу прямо, беседа проходила отнюдь не в дружеской обстановке. Мы поссорились и довольно основательно. Я спросил у Отто, правда ли, что он в свое время пригрозил Валерии убить ее, преследовал ее повсюду и запугал до полусмерти. Сначала Отто ответил, что это неправда. Он очень нервничал, а потом вдруг разъярился, стал орать, что это меня не касается, что я являюсь позором всей нашей семьи, промотал семейное состояние и, конечно, закончу жизнь в тюрьме. Тут я тоже рассвирепел. Ну и пошло: слово за слово. Отто оскорблял меня, я тоже в долгу не остался. Наконец он совершенно потерял самообладание и так резко повернулся в каталке, что вывалился из нее. Прибежал Юрген, стал помогать ему подняться. Я ушел в свою комнату наверх, а когда некоторое время спустя вернулся, Отто был мертв. Он сидел в каталке, уронив голову на грудь. Сначала я подумал, что ему плохо и пожалел, что поругался с ним. А потом обратил внимание на его неестественную бледность и странную позу. Я подошел поближе и увидел пятна крови у него на груди. Пощупал пульс — сердце не билось. Я прямо обмер. Первое, что мне пришло на ум: наверное, все слуги слышали нашу ссору. Я решил, что мне надо немедленно уезжать из замка. Поскорее прочь! Теперь-то я понимаю, что это было безрассудством, но тогда я был не в состоянии рассуждать здраво. И я удрал. Выскочил на улицу и уехал.

— И примчался прямо сюда, — произнес комиссар.

— Да, сюда, — Филип занервничал еще больше. — Хотя могло быть и другое место. Ну куда мне было бежать? Конечно же, не в дом на Парк-аллее! Не мог я поехать и в какой-либо городской отель. А этот ресторан — на отшибе. Я полагал, что смогу пересидеть тут какое-то время, соберусь с мыслями и решу, что делать дальше.

— Это все? — спросил комиссар.

— Да.

— И больше ничего в замке не произошло?

— Нет… Ну да, конечно же произошло. Ведь Отто был убит. Кто-то же это сделал…

— Вы случайно не видели никого из посторонних в замке?

— Нет.

Комиссар Мюллер грустно произнес:

— Все это весьма осложняет ваше положение, молодой человек.

— Но я говорю чистую правду.

— Нет, вы лжете! — Мюллер вплотную подошел к Филипу. — Лжете, и я хочу предупредить, что нет смысла отпираться. Мы отлично знаем, что все сказанное вами — неправда. Не перебивайте меня. Есть человек, которому было поручено следить за замком. Это мой агент, вон он там, стоит около двери. Он видел, как подъехала машина, где сидели Бор и Вейс. Он видел, как Бор вошел в замок, кто-то открыл ему боковую дверь, а потом он увидел, как вы выпустили Бора обратно. Спустя еще несколько минут вы выехали из ворот. Он последовал за вами и следил за вами до самого ресторана.

— О боже!.. — прошептал Филип фон Далау.

Он отвернулся, немного помолчал, а потом глухо произнес:

— Это должно было случиться… Я получил то, что заслужил.

Он снова повернул к комиссару и Пьеру бледное, перекошенное лицо.

— Да, я впустил Бора через боковую дверь, — признался Филип. — Но это еще не означает, что Отто убил я. Я не совершал этого убийства. И не помогал убивать его.

Филип пробовал говорить спокойно, но голос его срывался.

— Я должен им деньги, — простонал он. — Много денег! Вы даже не представляете, сколько…

— Проигрыш? — спросил комиссар.

— Да.

— В ночном клубе Алдо Вейса?

— Да. Я задолжал им крупную сумму, которую не могу вернуть. У меня нет никаких шансов когда-нибудь вернуть этот долг. Единственное, чем я еще владею, — это часть дома на Парк-аллее, половина его принадлежит Валерии, половина мне. Я хотел продать дом, но этого нельзя сделать без разрешения Валерии, а я не знал, где она. Эти типы не верили мне и держали меня под охраной…

Он смертельно побледнел, казалось, ему дурно и он вот-вот потеряет сознание.

— Разрешите мне сесть, — жалобно пробормотал он.

Пьер придвинул ему стул.

— Сколько вы им задолжали? — спросил комиссар.

— Я и сам точно не знаю. Зато они знают.

— Ну хотя бы приблизительно.

— Четыре миллиона марок, а может, и больше.

Комиссар растерянно посмотрел на него.

— Четыре миллиона западногерманских марок? — переспросил он.

— Да. Несколько лет назад я уже проиграл крупную сумму, играя в рулетку. У меня не было при себе таких денег, и я написал долговую расписку, а спустя некоторое время погасил долг с помощью Валерии. Да, с ее помощью! Она так часто меня выручала, что даже стыдно сказать. Думаю, что я выпросил у нее все, что она имела. За это я передал ей замок, но в то время замок имел лишь чисто номинальную стоимость, никто не хотел покупать такие огромные владения, а от города тогда еще не поступало предложений. Однажды, играя в одном ночном клубе, я рисковал слишком безрассудно. Ну, и конечно опять страшно проигрался. Я хотел играть и дальше, надеясь, что счастье улыбнется, но мне не дали продолжить — Алдо показал пачку моих долговых расписок и запретил мне впредь играть в его заведениях. Часы показывали половину второго ночи, я знал, что утром он позвонит во все игорные дома и скажет, чтобы мне нигде не давали кредитов. У владельцев игорных домов есть такой черный список, который они передают из рук в руки. Но Алдо рано сбросил меня со счетов. В ту же ночь я поехал в одно заведение во Франкфурте. Там меня знали. Гарант был моим другом. В этом ночном клубе еще ничего не знали о моем проигрыше и, не раздумывая, дали кредит. Я начал играть, сначала очень осмотрительно: делал ставки не более тысячи марок и начал выигрывать. Я выиграл шесть раз подряд. Тут я вошел в раж и начал повышать ставки. Я продолжал выигрывать. Правда, раза два я проиграл, но тут же снова отыгрался. В какой-то момент у меня в руках оказались двести пятьдесят тысяч марок. Я весь дрожал от азарта. Это похоже на опьянение. Я потребовал поставить самый высокий банк. Они запросили согласие гаранта, тот разрешил, и я снова выиграл — три раза подряд. Я почувствовал, как меня обдало жаром, когда я увидел, как растут передо мной стопки купюр, все выше и выше. Я подумал: если сейчас сорву двойной банк, я спасен. Если выиграю, у меня будет столько денег, что их хватит до конца моих дней. Я обхватил руками всю кучу денег и посмотрел на гаранта. Тот кивнул. Я снова выиграл. У меня закружилась голова. Надо еще раз попробовать, подумал я. Только раз… Давай же, тебе сегодня везет… Я понимал, что это безумие, но уже не мог остановиться. Гарант колебался, когда я снова поднял на него глаза, но потом все же кивнул, и я пододвинул на середину стола всю кучу денег. Помню, как шарик непрерывно метался по кругу. Наконец он упал. Я проиграл… Крупье сгреб к себе все деньги. Я в ужасе смотрел на него. Надо во что бы то ни стало отыграть все обратно, — пронеслось у меня в голове. Ведь эти деньги были уже моими, лежали вот тут, рядом со мной, я владел ими, оставалось только собрать их… Если я сейчас позволю унести эти купюры, я их никогда больше не увижу. Я схватил листок бумаги, написал на нем сумму и положил на стол. Крупье показал записку гаранту. Тот не согласился и покачал головой. Я уменьшил сумму. Он минуту колебался, потом кивнул. Я снова проиграл. Меня так трясло, что пришлось прилагать невероятные усилия, чтобы не стучали зубы. Я написал новую расписку, — сумма была чуть меньше, чем первая. Потом еще две других. Я проиграл все, что занял, и гарант отказался давать мне новые кредиты. Мы пошли в его кабинет, и там он попросил меня подписать чек. Он еще доверял мне, не зная о моих проигрышах. Я попросил у него немного подождать с уплатой долга. Я и раньше часто так делал. Но он, видимо, обратил внимание на мой измученный вид и понял, что у меня отчаянное положение. Он прямо спросил меня об этом. Я сказал, что мне необходимо временно обернуться, но он уже все понял. «Я должен позвонить Алдо», — сказал он и подошел к телефону. Некоторое время он слушал, что говорит ему Алдо, потом побледнел, бросил на меня быстрый настороженный взгляд. «Я не знал, Алдо», — произнес он. Я слышал, как вопил Алдо на другом конце провода. Гарант положил трубку и нажал кнопку. Я попробовал уйти, но меня схватили. Два здоровенных парня преподнесли мне, что называется, урок хорошего тона. Когда я пришел в себя, я лежал на земле в какой-то узенькой улочке. А еще через два дня, в Мюнхене, Бор продолжил мое воспитание, после чего я угодил в больницу. Когда я вышел оттуда, меня уже ждали у ворот люди Алдо и сразу же отвезли к нему. Я не мог больше занимать у друзей, тем более такую огромную сумму. Очевидно, Алдо все великолепно понимал, так как не требовал немедленной уплаты долга. Он посоветовал мне обратиться за помощью к Валерии. Они знали, что дом на Парк-аллее принадлежит мне только наполовину, и хотели, чтобы я договорился с сестрой о его продаже. Согласно их замыслу, получив свою долю, я должен был одолжить у Валерии ее половину и еще попросить денег сверх этого. «Попроси у сестры взаймы», — сказал Алдо. Я согласился, правда, очень неохотно, — мне было стыдно снова обращаться к Валерии за деньгами. Но надо было искать выход. Алдо не угрожал и не настаивал, он даже оказался более сговорчивым, чем я ожидал. Они заперли меня на Парк-аллее, но больше не били. Тут явились вы, и я узнал, что Валерия умерла, вернее, убита! Сначала я подумал, что это сделали они, но вы рассказали, что служащие «Майер-отеля» видели человека с тростью и черной бородкой. Это мог быть только Отто.

Вскоре после вашего отъезда мне позвонил нотариус и сообщил, что я унаследовал замок, но без права пользования доходами. Оказывается, Валерия за несколько недель до смерти передала Отто право пользования доходами замка и оформила это в виде дарственной. Бор немедленно сообщил об этом Алдо. Тот пришел в ярость. Они несколько раз звонили друг другу, но я не знал, о чем они говорили, так как говорил в основном Алдо. Я понял только одно: оба просто задыхаются от злости. Еще бы, замок стал моим, но я не могу его продать — теперь этому мешает Отто. Наконец Алдо снова позвонил и подозвал меня к телефону. Надо попытаться получить у Отто согласие на продажу замка, сказал он, но я понимал, что говорить об этом с Отто бесполезно, он никогда не согласится покинуть замок. Однако Алдо настаивал: «Все же попытайтесь, поезжайте туда сейчас же, ведь вам еще нужно поговорить с Отто относительно похорон Валерии». Я поехал в замок. Мы поссорились с Отто, как только я попытался заговорить о продаже. Отто, высокомерно вздернув подбородок, выслушал меня, а затем злобно прошипел: «Ты никчемное существо, ты ведь не стоишь ломаного гроша. Отныне я буду решать, что делать с замком». И он начал разглагольствовать о том, что, разумеется я, как совладелец, буду иметь доступ в замок, но он, Отто, будет решать, могу ли я как-то использовать замок. Я пытался уговорить его по-хорошему, предложил занять какую-то часть замка, например, центральное крыло, где расположена библиотека и большие гостиные, а остальное продать городу, который мог бы разместить в боковых крыльях культурный центр. Отто доставляло удовольствие видеть, как я унижаюсь перед ним и прошу. «Клянусь, ноги не будет здесь этих политиканов, — заявил он, — а ты, конечно, можешь приходить сюда посмотреть все ли в порядке, не течет ли крыша. Но если тебе захочется остаться, посидеть у камина, ты должен получить мое разрешение».

Я чувствовал, что у меня больше нет сил уговаривать его, я не понимал, зачем Валерия это сделала. Она, безусловно знала так же, как и я, как важно было для дядюшки Отто остаться жить в замке. Сестра любила делать людям добро и, видимо, хотела помочь Отто. Но не такой же ценой! Я не мог взять в толк, как могла Валерия сделать дядюшке столь дорогой подарок после всего, что он с ней вытворял. Тут меня попросили подойти к телефону. Звонил Алдо Вейс, он интересовался, удалось ли мне урегулировать вопрос о продаже замка. Я ответил, что нет. «Мы сейчас приедем, — сказал он. — Впустишь нас через маленькую боковую дверь так, чтобы не увидели слуги, наши дела их не касаются». Я повторил, что говорить с Отто о продаже замка бесполезно, я ведь уже пробовал договориться с ним о продаже хотя бы части замка, но он и слышать ничего не желает. «И все же мы хотим попробовать», — настаивал Алдо Вейс. Он запретил мне говорить Отто, что они собираются приехать, потом еще раз объяснил, в какую дверь они войдут, чтобы их не увидела прислуга. Я должен был ждать за этой дверью и открыть им, едва заслышу шум машины. «Через пять минут мы будем», — сказал Алдо Вейс. Я понял, что они уже в Ландсберге. Вскоре они подъехали. Я открыл дверь и увидел, что Бор входит один. Это меня насторожило: Бор не из тех людей, которые любят вести переговоры. Я спросил, где Алдо. Бор не ответил и попросил показать, где находится Отто фон Далау. Он был спокоен, хотя и необычно напряжен. Я заметил, что на руках у него черные перчатки, никогда раньше я их у него не видел. Бор быстро сказал: «Пойдешь со мной, покажешь мне комнату, где сейчас находится твой дядюшка, а потом вернешься назад и будешь ждать меня у этой двери. Когда я выйду, задвинешь за мной засов». И он подтолкнул меня вперед. Я пробовал заговорить с ним, но он не отвечал. Я подвел Бора к дверям библиотеки и он махнул мне, давая понять, что я должен возвращаться к входной двери. «Пошел!» — злобно прошипел он, увидев, что я не очень-то тороплюсь выполнить его распоряжение. Вероятно, Отто что-то почувствовал, так как я слышал, как он крикнул из библиотеки: «Кто там?» Я заторопился обратно к двери. Но тут я подумал: зачем надо Бору, чтобы я ждал его у двери? Почему он не сказал, что я должен подойти к двери минут через пятнадцать или через полчаса, или не назначил мне какое-то другое место, куда он подойдет, когда закончатся переговоры… Я еще ничего не успел сообразить, как раздались шаги в коридоре и появился Бор. Он был очень бледен и сказал только одну фразу: «Все в порядке». Но не мог он за эти несколько минут провести с Отто никаких переговоров! Я занервничал, спросил, что произошло. «Ничего», — ответил Бор. Он схватил меня за лацканы пиджака и еще раз повторил: «Ничего не произошло, слышишь?! И вообще я здесь не был. Если ты это усвоил — будешь жить. Иначе пеняй на себя! А теперь задвинь за мной засов». Он вышел на улицу. Я немного замешкался и услышал за дверью громкий шепот: «Засов!» Я задвинул засов и помчался в библиотеку. Сердце у меня бешено колотилось, когда я остановился у дверей и прислушался. Все было тихо. Я открыл дверь и увидел страшную картину: в каталке передо мной было безжизненное тело, залитое кровью. Я понял, почему Бор потребовал, чтобы я впустил его не через парадный вход, а через боковую дверь. Там нас действительно никто не мог увидеть. Теперь все подозрения падут на меня. Я получил в наследство замок, я хотел продать его городу, я убрал Отто с дороги, потому что он мешал мне сделать это. Если не считать слуг, я остался единственным живым человеком в замке, все двери которого на засовах. Я попался на удочку, сам того не понимая. Я выбежал на улицу и сломя голову примчался сюда. Алдо Вейс уже ждал меня. «Возьми себя в руки», — сказал он, посмеиваясь. Он сидел как раз за тем столом, где вы теперь сидите. — Филип повернулся к комиссару. «Конечно, все сразу подумают, что ты совершил это убийство, но ведь никто ничего не сможет доказать. Полиция, конечно, немного посуетится, но в конце концов плюнет на это дело. Да и все, кто знает тебя, начнут говорить, что ты не мог этого сделать, что ты не похож на человека, который способен хладнокровно убить!». Он долго хохотал, а потом добавил: «Самый лучший способ сбить охотничков с толку — направить их по ложному следу, сунуть им под нос подсадного кролика. Почуяв запах крольчатины, они потеряют голову и кинутся по ложному следу! Поэтому ты должен молчать. Пусть они бегут за нашим кроликом». Он стал успокаивать меня, говорить, что тюрьма мне не грозит: «Они не смогут ничего доказать, — сказал он, — а нас никто и в глаза не видел. Тебя отпустят „за недоказанностью преступления“, им не удастся установить никакой связи между нами и Отто фон Далау, хотя связь-то, конечно, есть, да только лишь один человек знает о ней. И этот человек — ты. Поэтому ты должен молчать, ясно?» Тут Алдо перестал улыбаться и посмотрел на меня так, что у меня мороз пошел по коже. Но потом он снова заулыбался. «Надо дать этому делу немного отстояться, — сказал он. — Ты немного повремени с продажей замка. А когда продашь, не торопись с возвратом долга, пусть все считают, что ты бедный человек. А ты вложишь деньги во что-нибудь, скажем, в какое-нибудь акционерное общество и только мы с тобой будем знать, что ты их как бы положил в мой несгораемый шкаф». За спиной Алдо стоял, скрестив руки на груди, Бор. Оба были очень довольны и больше всего их радовало то, что я убежал из замка — это сразу наведет полицию на мой след, сказали они.

Филип фон Далау поднял голову и посмотрел в глаза комиссару.

— Вот так было дело… — Он тяжело вздохнул.

Затем, испуганно посмотрев на Пьера, Филип сказал:

— Вероятно, они же убили и Валерию. Сначала Валерию, а затем Отто. Тот же способ, то же оружие… Только смысл непонятен, верно? Они ведь хотели выжать деньги из Валерии, а какой смысл убивать человека, если хочешь получить от него деньги…

«Ему не хочется, чтобы они оказались убийцами Валерии, — с грустью подумал Пьер, — ведь если это сделали они, здесь есть и его вина, в сущности, вся эта история произошла из-за его проигрыша».

Как только полицейский вывел Филипа из комнаты, комиссар спросил у Пьера:

— Лжет он?

— Мне кажется, нет, — ответил Пьер. — Филип правильно подметил: существует абсолютная схожесть между обоими убийствами.

— И тем не менее, я продолжаю считать, что первое убийство совершил Отто фон Далау! — уверенно произнес комиссар.

— Я имею в виду, — продолжал Пьер, — не только способ убийства, оружие и тому подобные совпадения, но и кое-что другое. Убийство Отто фон Далау совершено так, что все указывает на Филипа фон Далау. Если бы Бергер, ваш агент, не видел, как Бор вошел в замок, мы определенно подозревали бы в убийстве Филипа фон Далау. Но мы не смогли бы этого доказать просто потому, что он этого не делал, и зашли бы в тупик. Мы бы гнались по следу подсадного кролика, как выразился Алдо Вейс. Но ведь точно так же совершено и убийство Валерии — все улики указывают на Отто фон Далау. Мы были убеждены, что он является тем самым человеком, который приходил в «Майер-отель», чтобы убить Валерию после того, как ему надоело ее преследовать. Четыре человека из персонала отеля видели его, а Пфорц как раз перед этим исчез. Затем четырнадцать человек засвидетельствовали, что они в тот вечер сидели с Отто за одним столом в замке, а мы, по-прежнему продолжая цепляться за свою версию, никак не желали от нее отказаться. Ты и сейчас еще не хочешь от нее отказаться, несмотря на то, что Пфорц рассказал нам о человеке, который напал на него.

В комнату вошла Эрика фон Талштадт в сопровождении полицейского.

 

19

Эрика робко переступила порог и, смахнув слезы, произнесла слабым голосом:

— Что бы они тут вам ни говорили, уверяю, я ничего не знала об их делах.

— Неужели Бор и Вейс вам ничего не рассказывали? — спросил комиссар.

— Ну, кое-что, конечно, говорили, например, что у Филипа фон Далау большие долги и он не может с ними расплатиться. Они сказали, что это дело надо срочно урегулировать, и потому с утра поехали к Филипу, а мне поручили заняться этим господином, — она кивнула на Пьера, — чтобы не мешался под ногами.

— Как вы познакомились с Отто фон Далау?

— Года полтора назад Отто обратился к кому-то из своих слуг с конфиденциальной просьбой: найти ему частного детектива. Надеюсь, вы знаете, что это такое. Этот человек вышел на Алдо, поскольку у Алдо было такое агентство. Короче говоря, с Отто меня свел Алдо.

— Вы были любовницей Алдо Вейса?

— Недолго… Узнав о просьбе Отто фон Далау, я попросила у Алдо разрешения поехать в замок и выяснить все необходимые подробности. Он не возражал. Мне хотелось получше узнать, что за человек Отто. Не могу сказать, что мне очень повезло, но все же это был мужчина с титулом. Он держался как аристократ и могучий властелин, но нетрудно было догадаться, что в душе это ребенок. Мне стало жаль его, я позволила себе немного с ним пококетничать. Видимо, роль соблазнительницы мне удалась, так как Отто пригласил меня прийти еще раз, потом еще и еще.

— Говорил он с вами когда-нибудь о Валерии фон Далау?

— Нет.

— Вы знали, что произошло между ними?

— Конечно. Наши городские сплетницы об этом позаботились. Уже в первые две недели моего пребывания в замке четыре женщины из тех, что приходили помочь прислуге, с невинными глазами рассказали мне обо всем.

— Вы знали, что Отто грозился Валерии убить ее?

— Да.

— И знали, что он ее преследовал?

— Нет, этого я не знала, — Эрика начала нервничать.

— Вы считаете, что Отто был способен убить Валерию?

— Нет, это был слабый больной человек с неуравновешенной психикой. Он жил в постоянном напряжении, его словно что-то душило. Когда же я приходила к нему, он успокаивался и, казалось, начинал свободно дышать.

— Вы нарочно поехали за мной, когда я отправился в Мюнхен? — спросил Пьер.

— Да. Хотела догнать вас чуть дальше, в пригороде Мюнхена, и пригласить в бар. Но вы свернули с дороги раньше.

— Итак, вы сотрудничали с этой преступной компанией, — сказал комиссар. — Надеюсь, вы понимали, что подобные вещи не остаются безнаказанными, даже если вы действительно не посвящены в их планы?

— Конечно, — устало прошептала Эрика. — Конечно, понимала. Мы все понимали это. — И она с горечью добавила: — Все мы обычно верим дружелюбным улыбкам и при этом не замечаем волчьих клыков… Алдо и Бор прекрасно знали, что я полюбила Отто и мечтала связать с ним свою жизнь. Но их совершенно не интересовали мои чувства.

— Когда я был у вас в комнате, — поинтересовался Пьер, — и вы, позвонив по телефону, сказали: «Мой гость пришел», вы говорили с администратором ресторана или с Алдо Вейсом?

— Нет, я действительно звонила в ресторан, — ответила Эрика.

На ее губах появилась горькая усмешка.

— Быть может, вас это удивит, но мне было просто приятно пообедать с вами у себя дома. Просто приятно. Вы, вероятно, не поняли, что я испытывала, когда говорила вам о ночных огнях, об иных мирах… Должно быть, тут опять проявился мой снобизм, ведь известный репортер — это тоже шик. Разве вы этого не поняли?

Дверь резко распахнулась и на пороге возник запыхавшийся Буш. Он быстро сказал:

— Идемте со мной! Скорее!

Буш провел комиссара и Пьера в соседнюю комнату — нечто среднее между гостиной и спальней: у одной стены здесь стоял стол с креслом, у другой — две кровати.

— Это логово Алдо Вейса, — пояснил Буш. — Мы нашли тут множество документов, судя по всему, — из его бухгалтерии. Но я прежде всего хотел бы обратить ваше внимание вот на что.

Он указал на выдвинутый ящик стола, в котором лежал пистолет.

— И еще посмотрите сюда! — Буш распахнул дверцу несгораемого шкафа в стене. — Вейс не хотел открывать этот сейф, — сказал он, — тогда я приказал одному из наших: «Пойдите и возьмите динамитный патрон из зеленого портфеля в машине комиссара».

— У меня нет никакого зеленого портфеля в машине, — пробормотал комиссар.

— Я знаю! А Вейс этого не знал! — весело произнес Буш. — Он тут же скис. — «Хорошо, я открою сейф, только не думайте, что я там что-то скрываю от полиции».

Буш указал на четыре стопки банковских билетов на столе.

— Эти деньги лежали тут, в несгораемом шкафу, но посмотрите-ка, что было за ними спрятано!

В глубине сейфа, у самой стенки лежал глушитель. Комиссар Мюллер прикрыл его носовым платком и осторожно достал из сейфа. Он взял из ящика стола пистолет Вейса и проверил, подходит ли к нему глушитель. Раздался щелчок, и глушитель прочно сел на место.

— Молодец, Буш! — комиссар дружелюбно потрепал своего помощника по плечу. — Теперь надо выяснить, не использовался ли этот пистолет в последнее время.

— А если он использовался дважды, — сказал Пьер, — то где-то здесь должна быть и трость.

— Точно! Я видел трость в соседней комнате! — воскликнул помощник, — но не обратил на нее особого внимания. Это что, важная улика?

— Да, если это черная трость с серебряным набалдашником.

— Именно такую я и видел. Она похожа на старинную фамильную трость, какие обычно хранятся у престарелых дядюшек и тетушек.

Все вслед за Бушем направились в соседнее помещение.

— Это комната Бора, — пояснил помощник. — Посмотрите, вон там, в углу, стоит эта трость.

Пьер подошел первым и, взяв трость в руки, внимательно осмотрел серебряный набалдашник.

— Если бы вам потребовалась трость, вы купили бы такую? — спросил он у комиссара.

— Нет, конечно. Она слишком старомодная.

— Вот именно, — кивнул Пьер, — такие трости уже не встретишь ни на улице, ни в современном отеле или ресторане, но в замках, подобных Ландсбергу, — вполне возможно. — Он на минуту задумался и повернулся к комиссару. — Послушайте, Ганс, как все просто получается! Для того, чтобы убить Отто фон Далау, Бору ничего не требовалось, кроме пистолета с глушителем. А в «Майер-отеле», когда он шел к Валерии, ему необходимо было иметь при себе еще и аристократическую трость. Вот эту самую.

Пьер обратился к Бушу:

— Я не думаю, чтобы вам удалось обнаружить в апартаментах Бора и искусственную бородку. Но не попадались ли вам на глаза маленькие бутылочки?

— В ванной их очень много, — ответил помощник.

Он быстро прошел через комнату и распахнул дверь в ванную: на полке стояли семь бутылочек: средства для волос и для ухода за бородой, одна маленькая бутылочка с кисточкой внутри и еще одна — с ртутным хромом. Пьер взял бутылочку с кисточкой, отвинтил крышку и понюхал.

— Растворитель, — определил он.

Затем он вытащил из мусорной корзины конверт с маркой и мазнул марку кисточкой — она тут же отклеилась.

— С помощью этого растворителя удаляются остатки искусственной бороды, им пользуются во всех гримерных театров, на всех телевизионных студиях. Ганс, но пока это еще не улики. Все эти предметы еще не доказывают, что убийца Валерии вышел из этой комнаты и что он же является убийцей Отто фон Далау. Однако у нас есть человек, который может все это прояснить.

— Кто? — спросил комиссар сердито.

— Генрих Пфорц, шофер! Он сидел в машине рядом с тем неизвестным господином, он вместе с ним взял напрокат «фольксваген» и вместе с ним отправился к домику в горах.

— Вы полагаете, что это был Эмиль Бор?

— Да. Давайте мы завтра утром наклеим Бору черную бородку, нарядим его в черный костюм и, вручив ему эту трость, покажем Генриху Пфорцу.

— Пожалуйста, если вы считаете это нужным, — согласился комиссар.

 

20

На следующее утро, когда Генрих Пфорц вошел в кабинет комиссара Мюллера, он увидел впечатляющую картину: у одной стены рядом с комиссаром стоял Пьер, у противоположной — Эмиль Бор с маленькой бородкой в черном костюме, со старинной тростью в руке.

— Скажите, это тот человек, который заставил вас пойти с ним арендовать «фольксваген», а затем запер в горном домике? — грозно спросил комиссар.

Генрих Пфорц, в своих негнущихся сапогах, в темно-сером костюме, с гладко выбритыми щеками и тщательно прилизанной шевелюрой, вытянулся в струнку, выкатил глаза.

— Нет, — сказал он после некоторого раздумья. — Это не он.

— Вы уверены? — спросил Пьер.

Пфорц кинул на него свирепый взгляд.

— Вы хотите знать, тот ли это человек, который напал на меня? Это не он. Больше я ничего не могу вам сказать!

— От вас больше ничего и не требуется, — сердито бросил комиссар.

— А я уверен, что это он! — возмутился Пьер.

— Да я этого человека сроду не видел, — упрямо повторил Пфорц.

— Можем мы привезти на опознание остальных задержанных? — спросил Пьер.

— Вы полагаете, что Валерию мог убить кто-то другой из этой компании? Тогда получается, что убийц было двое.

— Да, многовато, — Пьер разочарованно вздохнул.

— По-моему, даже слишком много, — сказал комиссар. — Не так уж часто ради денег люди становятся убийцами. Нанять убийцу — дорогое удовольствие, и только очень крупные банды гангстеров могут позволить себе нанять двоих.

— Давайте все же для большей уверенности проведем эксперимент, — предложил Пьер.

Оставив Бора под охраной полицейского, они направились в тюрьму. Там привели на опознание Алдо Вейса, двух парней, ездивших на «БМВ», еще двоих, стороживших дом Филипа на Парк-аллее, швейцара из ресторана, который пытался нажать звонок и предупредить Алдо Вейса, а также кельнера, не разрешавшего им войти в ресторан, у которого при обыске нашли пистолет.

Опознание ничего не дало. Генрих Пфорц упрямо тряс головой и всякий раз заявлял: «В жизни не видел этого человека». При этом он держался настолько нагло, что комиссар в конце концов не выдержал и разозлился.

— Мы еще проверим, правда ли все то, что вы нам вчера наболтали. Прежде всего выясним, запирал ли вас этот неизвестный злоумышленник в горном домике. Если правда, что он прикручивал шурупами дверь и ставни, то там должны были остаться дырочки.

— Безусловно! — сказал Пфорц.

— Если я попрошу вас отвезти нас к тому домику, вы, разумеется, станете говорить, что не сможете найти дорогу?

— Нет, я уверен, что найду дорогу! — воскликнул Пфорц. И охотно доставлю вас туда. Хотите поехать сейчас же?

— Да, хочу, — проворчал комиссар. — Только нечего задирать нос!

Они вернулись в полицейское управление, и комиссар вызвал помощника.

— Буш, поезжайте сейчас же с этим человеком в горы. Дорогу он вам укажет. Там есть небольшой домик. На двери и ставнях должны остаться дырочки от шурупов. Проверьте, есть ли они там, и доложите мне.

— Слушаюсь! — вытянулся Буш.

Буш с Генрихом Пфорцем уехали.

— Пфорц лжет! — сказал Пьер.

— Тем хуже для него, если этих дырочек там не окажется.

— Нет, я не это имею в виду. Думаю, что дырочки от шурупов там есть. Пфорц лжет в другом. Мне кажется, он опознал Эмиля Бора. Только я никак не могу понять, почему он лжет. Может быть, боится? Или работает на них? К сожалению, у меня нет никаких доказательств, просто этот тип не внушает мне доверия…

Он хотел еще что-то сказать, но в это время вошел инспектор, который принес заключение лаборатории по поводу пистолета Алдо Вейса. В заключении говорилось, что выстрелы, которыми были убиты Отто фон Далау и Валерия фон Далау, были сделаны именно из этого пистолета.

— Как? Оба убийства? — воскликнул Пьер удивленно. — Значит, все же подтвердилось? Один и тот же пистолет в обоих случаях!

Комиссар Мюллер тоже был ошеломлен.

— Просто не верится! — произнес он с мрачным видом. — Эксперты не могут ошибиться?

Он позвонил в лабораторию и попросил подозвать сотрудника, проводившего экспертизу.

— Вы уверены, что оба выстрела произведены из пистолета одной марки? — спросил он.

— Я уверен не только в этом, — ответил эксперт. — У меня есть доказательство, что в обоих случаях использовался именно пистолет Вейса. В его стволе с правой стороны имеется дефект в нарезке — маленькая зазубринка, которая отчетливо видна под микроскопом. На поверхности пуль мы под микроскопом обнаружили царапинки, оставленные этой зазубринкой. Я сделал увеличенные фотографии обоих пуль — той, что была извлечена из тела Отто фон Далау, и той, что была в теле Валерии фон Далау. Я подошлю вам снимки. Царапинки на обоих пулях совершенно идентичны, вы сами в этом убедитесь.

— Интересно, — сказал Пьер, когда комиссар положил трубку. — Значит, использовалось все-таки одно оружие! Один и тот же пистолет, который лежал в столе Алдо Вейса! И скорее всего, один и тот же палец нажимал на спусковой крючок.

— Ну, я бы сказал, что это довольно смелое предположение! — сердито бросил комиссар. — Ты упорно продолжаешь отрицать, что Отто фон Далау имеет отношение к убийству Валерии. А я в это верю! Отто фон Далау замешан в ее убийстве! Не могла же она быть одновременно убита и Отто фон Далау и Эмилем Бором!

Пьер удивленно посмотрел на комиссара.

— А кто это утверждает? — спросил он.

— Что именно?

— Последнее. Я имею в виду твою последнюю фразу.

— Я, я это утверждаю! Валерия не могла быть убита одновременно Отто фон Далау и Эмилем Бором.

— Могла! — воскликнул Пьер. — И мы установили это, Ганс! Мы это практически уже доказали!

— Ты с ума сошел! — Комиссар смотрел на него в упор.

Пьер схватил телефонную трубку и набрал номер писательницы Лизы Трех.

— Алло? Доброе утро, мефрау. Это говорит Пьер Валенс. Помните, вчера я был у вас… Хорошо, да, спасибо. Могу ли я вас спросить об одном пустяке?.. Не будете ли вы так добры, повторить еще раз, что сказала Валерия о человеке, который докучал ей в Берлине?

— Пожалуйста. Этот человек обычно появлялся у дома Валерии по вечерам, вставая где-нибудь в тени и смотрел на ее окно. Потом, когда она через какое-то время выглядывала из-за занавески, его уже не было — он исчезал. Однажды Валерия видела, как он побежал прочь, завидев подъезжавшую полицейскую машину.

— Спасибо, мефрау.

Пьер положил трубку.

— Ну и что ты узнал? — спросил комиссар.

— Ганс, я прошлую ночь не спал…

— А ты полагаешь, что я спал? — пробормотал комиссар.

— Я лежал и обдумывал все, что видел и слышал в последние дни, и обнаружил несколько моментов, которые не дают мне покоя.

— Что ты имеешь в виду?

— Начну с того, что мне рассказала Лиза Трех — та дама, у которой Валерия жила после того, как сбежала из Берлина. Я ей только что звонил, хотел убедиться, что все правильно понял.

— Ну и что же сообщила тебе эта дама?

— Она повторила один эпизод, о котором ей рассказала Валерия, когда они говорили о странном человеке, появлявшемся по вечерам возле их дома. Обычно он стоял неподвижно в темном месте. Чуть позже, когда Валерия снова выглядывала в окно, его уже не было — он исчезал. За исключением одного случая, когда по улице проезжала полицейская машина. Завидев ее, неизвестный бросился бегом прочь. Валерия видела это очень хорошо.

В первый момент комиссар Мюллер ничего не понял, но потом спросил удивленно:

— Бросился бегом, говоришь?

— Да, Валерия так и сказала: однажды она видела, как он побежал прочь, завидев подъезжавшую полицейскую машину.

— Но ведь Отто фон Далау не мог бежать…

— Вот как раз это я и имею в виду. Отто фон Далау ездил в каталке, мог с трудом передвигаться, опираясь на трость, но бегать он не мог. Однако в ту ночь Валерия отчетливо видела, как неизвестный, который стоял под ее окном, побежал прочь.

— Выходит, это был не Отто? — с сомнением спросил комиссар. — Но нет! — решительно произнес он после некоторого раздумья. — Все же это был Отто фон Далау. Вспомните Хельгу Андерс, подругу Валерии! Она ведь прекрасно знала Отто фон Далау, встречалась с ним в замке. Она же была свидетельницей ссор Отто с Валерией в Хайдельберге. Потом она не раз встречала его в городе и утверждает, что это был именно Отто.

— В Хайдельберге — да, около университета — тоже. Там, это был Отто. Но кто был в Берлине? А затем в Мюнхене? В Италии? В Швеции? И во всех тех странах, где бывала Валерия, если верить штемпелям в ее паспорте? Ее преследовал хорошо одетый угрюмый человек с черной бородкой, опирающийся на трость — вот что видела Валерия. Но она находилась в таком состоянии, что приходила в ужас от одного вида черной бородки и трости. Был ли это действительно Отто фон Далау? Послушай, Ганс, послушай внимательно, — волновался Пьер. — Есть еще кое-что, еще одна деталь, о которой я сегодня всю ночь думал. Мы видели паспорт Валерии со штемпелями многих аэропортов и пограничных служб. Я вот что подумал: поскольку Валерия побывала во многих странах, то, согласно нашей версии, Отто фон Далау тоже должен был там побывать. Но я не могу себе представить Отто фон Далау в роли путешественника, который сегодня находится в Берлине, завтра в Риме, а послезавтра в Стокгольме или Вене. Этот человек с трудом поднимался из своей каталки, а каждый шаг причинял ему невыносимые страдания. Вчера вы привезли сюда целую кипу бумаг из ресторана «Эдельвейс». Нет ли среди них паспорта Эмиля Бора?

— Да, мы его обнаружили.

— Он здесь, у вас?

— Да. Вон в той папке. Вы полагаете, что в паспорте Эмиля Бора мы найдем те же штемпели, что и в паспорте Валерии? — спросил он, начиная догадываться. — Уж не считаете ли вы, что Эмиль Бор какое-то время выступал под видом Отто фон Далау?

— Вот они! Смотрите! — воскликнул Пьер, указывая на штемпели в паспорте Эмиля Бора. — Франция, Швейцария, Австрия, Швеция — самолетом, Дания — тоже самолетом, и Англия, и Италия так же, Австрия автотранспортом, Германия…

— Как раз те страны, в которых побывала Валерия, — в раздумье произнес комиссар.

Он достал паспорт Валерии из досье и стал перечислять:

— Франция, Швейцария, Австрия, Швеция, Дания, Англия, Италия, Австрия, Германия… Боже милостивый!

Комиссар вопросительно посмотрел на Пьера.

— Неужели Эмиль Бор работал на Отто фон Далау: преследовал Валерию фон Далау по его поручению и наконец в том отеле у озера Аммер убил ее? Вы это имели в виду, когда сказали, что Валерия могла быть одновременно убита Отто фон Далау и Эмилем Бором? Один убил по поручению другого?

— Да, я это имел в виду.

— Но такого быть не может! — сказал комиссар. — А как же Пфорц? Генрих Пфорц утверждает, что Эмиль Бор не был тем человеком, который арендовал вместе с ним «фольксваген».

— Я хотел бы провести очную ставку еще одного человека с Эмилем Бором, — сказал Пьер.

— Кто же это?

— Этот свидетель, в отличие от Валерии, смотрел на человека с бородкой и тростью не издали, не из окна спальной комнаты, а столкнулся с ним лицом к лицу и видел его настолько близко, что мог хорошо рассмотреть. Я имею в виду экономку писательницы Лизы Трех.

— Откуда ты ее выкопал? — буркнул комиссар.

— А ты не припоминаешь? Однажды вечером, возвращаясь с соседней виллы, экономка Лизы Трех увидела стоявшего на улице незнакомого человека с тростью, он вышел из машины и стоял, глядя на окна дома Лизы Трех. Экономка рассказала, что это был солидный пожилой господин, она могла рассмотреть его — ведь она прошла совсем рядом и у нее не было никаких причин бояться его. Экономка ожидала, что незнакомец позвонит в дом и наверняка заглянула ему в лицо, просто из любопытства, чтобы выяснить, не знает ли она этого человека.

— Вы хотите повезти к ней Бора?

— Да, весьма желательно, — сказал Пьер.

— Ну что ж, хорошо. Собирайтесь в дорогу.

 

21

Вскоре Пьер и комиссар Мюллер доставили Эмиля Бора к дому писательницы Лизы Трех.

— Давайте попробуем сначала показать его этой женщине без бороды, — предложил Пьер. — Надеюсь, это не введет ее в заблуждение. Она должна опознать его.

Он содрал бороду с Эмиля Бора.

— Долго еще будет продолжаться этот маскарад? — злобно прошипел тот.

Лизы Трех дома не оказалось, но экономка была на месте. Пьер объяснил ей цель визита, задал несколько вопросов о Валерии и попросил рассказать поподробнее, что она видела в тот вечер, когда к их дому подъехал чернобородый мужчина с тростью. Их беседу прервал комиссар, вошедший с Эмилем Бором. В первый момент экономка не узнала Бора, но затем, внимательно приглядевшись, испуганно произнесла:

— Это же тот самый человек!

После некоторого колебания она добавила:

— Но тогда, мне помнится, у него была борода.

— Так? — спросил комиссар, прикладывая бороду к лицу Эмиля Бора.

— Да! Да! Это он! Без всякого сомнения. Этот мужчина часто приходил к нашему дому по вечерам и смотрел на окна. Графиня Валерия очень нервничала, когда он стал появляться, и в конце концов вынуждена была уехать.

Обратно они возвращались молча, каждый был погружен в свои мысли. В полицейском управлении их ждал Филип фон Далау. Посоветовавшись с коллегами накануне вечером, комиссар решил не подвергать его предварительному заключению. Филип дал слово явиться на следующий день, чтобы подписать протоколы допросов. Он был бледен, глаза налились кровью.

— Вы пьяны? — спросил комиссар.

— Я не спал всю ночь — в замке мне было так жутко! — произнес Филип глухим голосом.

Комиссар положил перед ним протоколы и попросил подписать каждый лист.

Затем Пьер напомнил Филипу разговор о Генрихе Пфорце во время их первой встречи на Парк-аллее.

— Вы говорили, что этот шофер становится очень угодливым, почти раболепным, когда ему что-нибудь от вас надо. И привели тогда два примера: первый касался его брата, которого Пфорц хотел устроить на работу к вашим знакомым, но меня больше интересует второй случай…

— Вы говорите о частном детективе?

— Да. Расскажите об этом поподробнее.

— Однажды Пфорц пришел и спросил: нет ли у меня на примете какого-нибудь частного детектива. Нужен был человек, который умеет держать язык за зубами и достаточно опытен в этих делах. Я понял, что у Пфорца какие-то семейные трудности — он тогда был с женой в разводе, — и порекомендовал ему обратиться к Алдо Вейсу, у которого имелась такая контора.

— Когда это было, вы не припомните точно?

— Ах, точно…

— Или вспомните, где в это время находилась Валерия?

Филип задумался.

— Она жила тогда в Ландсберге?

— Нет, ее там уже не было. Но она недавно уехала оттуда.

— Значит, она была в Хайдельберге? Или уже в Берлине?

— В Берлине. Да, да, я точно это помню, так как я сам только что приехал из Берлина, и Пфорц сразу попросил меня. Отто видел из окна, как мы разговаривали с Пфорцем, и спросил потом, о чем мы говорили. И еще он поинтересовался, не встречался ли я в Берлине с Валерией.

— Все совпадает, — сказал Пьер.

— Что совпадает? — спросил комиссар. — С чем?

— С последней деталью, которая не давала мне спать в эту ночь, — сказал Пьер. — Кстати, где застряли Буш и Пфорц? Пора бы им вернуться!

Комиссар Мюллер взглянул на Пьера поверх очков и сказал:

— Да, им действительно пора уже вернуться. По моим расчетам, они давно должны быть здесь. — Он раздраженно побарабанил пальцами по столу. — В самом деле, почему их нет до сих пор?

Пьер пожал плечами и снова обратился к Филипу фон Далау:

— Если бы Отто что-нибудь потребовалось и он знал, что вы сможете ему помочь, обратился бы он к вам?

— Вряд ли, — ответил Филип фон Далау. — Как я уже говорил, мы недолюбливали друг друга. Отто видеть меня не мог. И конечно, у него и в мыслях не было просить меня о какой-либо услуге. Он никогда этого не делал.

— Могла ему прийти идея использовать вас так, чтобы вы об этом не знали? Это было в его характере?

— Вполне. Это на него похоже.

— Мог ли он использовать для этого Пфорца?

— Да, несомненно. К помощи Пфорца он прибегнул бы в первую очередь. Тот выполнял все его просьбы. Отто очень доверял ему. Пфорц даже по его поручению ходил в банк. — Филип нерешительно повернулся к Пьеру и робко спросил:

— Вы думаете, что того таинственного частного детектива Пфорц искал не для себя, а для Отто?

— Да, я подумал об этом, — ответил Пьер. — Это как раз то звено, которого нам недостает. Пули, которыми была убита Валерия, вылетели из пистолета Алдо Вейса. Неизвестный, смотревший с улицы на окна в доме Лизы Трех, тоже принадлежит к компании Алдо Вейса. Ясно, как божий день, что Отто нанял этого человека, чтобы он терроризировал Валерию. Но меня интересует, каким образом Отто фон Далау удалось выйти на Алдо Вейса и Эмиля Бора?

— Думаете, через Пфорца? — неуверенно предположил Филип.

— Мне помнится, вы находились в довольно близких отношениях с Алдо Вейсом? — строго спросил комиссар.

— Я бывал иногда в его ночных клубах, — ответил тот смущенно. — Мы вместе играли в покер.

— Когда вы помогали Пфорцу найти частного детектива, вы отдавали себе отчет, что речь идет о каком-то проходимце из уголовного мира?

— Нет. Я считал, что детектив нужен Пфорцу из-за сложных отношений с женой, которая ушла от него незадолго до этого. Ну, скажем, он решил как-то припугнуть ее или что-то в этом роде. Но я не мог предположить, что дело зайдет так далеко, и, уж, конечно, никак не думал, что это касается Отто или Валерии.

— Все пристойно! Все в высшей степени пристойно!

За дверью раздался шум и в кабинет, толкая друг друга, протиснулись Буш и Генрих Пфорц.

— Наконец-то! — воскликнул комиссар. — Где вы пропадали?

Пьер с удивлением рассматривал вошедших. На лбу у Буша красовалась огромная шишка. Он вымок с головы до ног, так же, как и Пфорц, на руках у которого были наручники.

— Что случилось? — прогремел комиссар.

— Этот тип попробовал удрать, — пояснил Буш. — И ему это почти удалось. Но я все же догнал мерзавца и скрутил ему руки.

— Значит, в двери и ставнях домика в горах, как я и предполагал, дырочек не оказалось? — язвительно осведомился Мюллер.

— Нет, дырочки есть, — ответил его помощник. — И дверь и ставни с наружной стороны продырявлены шурупами. Я даже нашел два шурупа в снегу, вероятно, их обронили, а потом затоптали. Но Пфорц ничего не захотел мне объяснить. Он твердит, что хочет говорить только с вами.

На этот раз Пфорц казался очень расстроенным.

— Я должен вам сообщить нечто такое, чего вы еще не знаете, — произнес он.

Пьер улыбнулся.

— А именно: Отто просил вас подыскать ему надежного детектива?

— Как вам удалось это узнать? — удивленно воскликнул Пфорц.

— Я рассказал им, как вы спросили у меня однажды, не знаю ли я надежного и опытного детектива, — вмешался в разговор Филип фон Далау. — Но тогда я думал, что вы ищете детектива для урегулирования своих семейных дел…

— Нет, граф Отто просил меня об этом. Сказал, что будто бы один человек должен ему деньги, но не хочет их отдавать, увиливает под разными предлогами. Я не знаю, о ком он говорил. Расспрашивать было неудобно.

— Вам незачем было его расспрашивать! — возмутился комиссар. — Вы были в курсе всех дел Отто. Вы знали также, что Валерия порвала с ним, после чего ваш господин бесновался и угрожал ей.

— Откуда мне было знать… — промямлил Пфорц.

— Каждой мыши в замке было известно об этом скандале. Весь Ландсберг об этом говорил! Да вы просто не могли этого не знать!

— Приведите сюда еще раз Бора, — попросил Пьер.

Полицейский ввел в комнату Эмиля Бора. Пьер обратился к Пфорцу:

— Посмотрите еще раз хорошенько на этого человека и скажите, не он ли заставил вас идти с ним арендовать «фольксваген», а потом запер в домике в горах? Прежде вы говорили, что это не он. Что скажете теперь?

— Это он, — признался Пфорц.

Когда агент увел Бора, Пфорц быстро, волнуясь, заговорил:

— Бор предупредил меня, что убьет, если я когда-либо проболтаюсь, кто он на самом деле. Прямо так и заявил: «Если нас когда-нибудь сведут на очной ставке или предъявят тебе мою фотографию, ты должен говорить, что в глаза меня не видел. Правда, вряд ли до этого дойдет дело, — сказал он, — но мы должны быть готовы ко всему». И он пригрозил: «Если проболтаешься — в живых не оставлю». А чтобы я не сомневался, он ткнул меня ножом в бок, да так сильно, что кровь из раны просочилась сквозь свитер. Могу показать, если хотите.

— Вам приходилось встречать Бора в замке?

— Нет, он там никогда не бывал. Я слышал, что контакты между клиентами и детективами, выполняющими их задания, не практикуются.

— Детективы… детективы… — пробурчал комиссар. — Какие они, к черту, детективы! Обыкновенные уголовники!

— Имя Эмиля Бора вам тоже незнакомо? — спросил Пьер.

— Нет, я его никогда не слышал. Думаю, что граф Отто его тоже не знал. Я считал, что какой-то совершенно незнакомый человек, очень похожий на графа Отто, напал на меня у гаража «Адлер». В машине он не проронил ни слова, потом потребовал, чтобы я пошел с ним арендовать «фольксваген», но не объяснил, для чего.

— Но вот вы вернулись из горного домика в замок, — сказал комиссар, — и узнали, что Валерия фон Далау убита. Вам сказали, что убийца похож на Отто фон Далау и что к отелю, где остановилась Валерия, он приехал в сером «фольксвагене». Неужели вы не догадались, что это был тот самый человек, который напал на вас? Вы знали, что Отто фон Далау поссорился с Валерией и что он нанял неизвестного человека для выполнения какого-то тайного задания, неужели вам не пришло в голову, что убийство Валерии как-то связано со всем этим и что Отто фон Далау причастен к убийству?

— Нет, об этом я не подумал. Я ведь знал только, что какой-то человек, очень похожий на графа Отто, напал на меня, а потом в отеле убили графиню Валерию, но даже не мог подумать, что на меня напал специально переодетый человек. Теперь-то вы мне объяснили, но согласитесь, разве мало встречается нам хромых людей с остроконечной бородкой? Когда я увидел этого человека вблизи, я убедился, что он совершенно не похож на графа Отто, вот и не подумал, что это сходство неспроста…

— Почему вы пытались убежать? — спросил комиссар.

Пфорц робко покосился на Филипа фон Далау.

— Извините меня, господин, но я был уверен, что графа Отто убили вы. И в замке все так считали. Трудно было, конечно, в такое поверить, но ведь все сошлось одно к одному… И вот теперь, я еду в машине и слышу, что это вовсе не вы совершили преступление, а Алдо Вейс и какой-то Эмиль Бор, и что этот Эмиль Бор действовал будто бы по поручению графа Отто. Ну я и подумал: видать, этот Бор и есть тот человек, которого граф Отто нанял через меня. Я очень испугался. Если полиция узнает, что Эмиль Бор работал на графа Отто, то она моментально докопается, что и я тут руку приложил. Был бы граф Отто жив, мне было бы нечего бояться. Он бы рассказал, как дело было, и всем стало бы ясно, что я просто выполнил его просьбу. Но графа Отто нет в живых, а Бор и Вейс сидят в тюрьме. Теперь они наверняка начнут выкручиваться, постараются запутать дело и подставить невинных людей. Бор может назвать и меня, и тогда никто уже не сможет меня защитить. Я решил бежать…

— Что там у вас произошло? — спросил комиссар Буша.

— Около горного домика он схватил кол и ударил меня, я упал, и этот негодяй завладел моим пистолетом. Он хотел еще вытащить у меня из кармана ключ от машины, но тут я изловчился и свалил его. Мы долго боролись на снегу. Пфорц выронил пистолет, он провалился в снег, и я потом с трудом отыскал его. А этот типчик, улучив момент, пустился наутек, перебежал через дорогу — и в лес. Я за ним. Еле догнал. Он пробовал вырваться, но тут уж я скрутил ему руки и надел наручники.

Буш умолк, а Пфорц жалобно заскулил:

— Я надеюсь, вы учтете…

— Мы все учтем, — оборвал его комиссар. — Учтем то, что вы скрыли от нас важные факты, касающиеся убийства Валерии фон Далау, что вы напали на помощника комиссара уголовной полиции и оказали сопротивление при аресте.

— Я прошу принять во внимание, что выполнял приказы своего господина.

— Любезный друг, вашего господина больше нет, и никакие ссылки на него вам не помогут. Подождите за дверью, мы еще продолжим с вами разговор.

Дождавшись, когда за Генрихом Пфорцем закрылась дверь, Пьер сказал:

— Ганс, ты проводил очную ставку Отто фон Далау с четырьмя служащими «Майер-отеля», и они все сказали, что Отто тот самый человек, которого они видели в момент убийства. Но очевидно, все они обращали внимание лишь на внешние приметы: черную бородку, трость, хромоту и дорогой костюм. Давай для полной уверенности приведем им на опознание Эмиля Бора и еще несколько других мужчин, загримированных под Отто, и попросим их обратить особое внимание на черты лица.

— Я полагаю, это будет совсем нелишне, — сказал комиссар. — Я пошлю сейчас же за ними в отель.

 

22

Полицейский доставил из «Майер-отеля» в управление полиции четырех служащих: горничную, лифтера, сторожа с парковочной площадки и посудомойку. Всем им поочередно комиссар представил четырех мужчин в черных костюмах, с черными бородками, каждому дали в руки трость. Среди них был и Эмиль Бор. Комиссар попросил свидетелей еще раз внимательно посмотреть и сказать, кто, по их мнению, был тот человек, которого они видели в вечер убийства Валерии фон Далау в отеле или около него. Сторож парковочной площадки ничего не смог сказать. Горничная повторила, что видела мужчину с бородой и тростью издали, поэтому не может его опознать. Однако лифтер сразу указал на Эмиля Бора.

— Вот этот человек поднимался по лестнице! — крикнул он. — Он! Точно!

Посудомойка, проводившая опознание последней, тоже указала на Эмиля Бора.

— Утверждать не могу, но, мне кажется, я видела этого господина, — сказала она.

Когда их всех увели, комиссар с глубокомысленным видом сказал:

— Каждый из нас по-своему прав, Пьер. Согласно твоей теории, оба убийства совершены одним человеком, и это теперь доказано. Я подозревал, что Валерию фон Далау убил Отто фон Далау, и я тоже в какой-то степени был прав, так как, по сути, Отто совершил убийство, действуя с помощью Бора. Почему ты снова качаешь головой? — сердито спросил он.

— Разве мы знаем, что Бор убил Валерию по распоряжению Отто фон Далау?

— Но ведь ты сам доказал это!

— Нет, мы лишь доказали, что Бор работал на Отто фон Далау, но мы не можем утверждать, что он убил Валерию по его приказу. Бор выполнял по указанию Отто первую часть его угрозы: «Ты будешь видеть меня повсюду». И Валерия действительно встречала Отто повсюду, была уверена, что он ее преследует. В действительности же это был Эмиль Бор, игравший роль графа. Но вторую часть угрозы Отто, который заявил, что он в конце концов убьет ее, осуществил Бор…

— Вот и я говорю, что Бор убил Валерию!

— Да, но разве нам доподлинно известно, что он это сделал по поручению Отто? А может, он выполнял приказ кого-то другого?

— Ты подозреваешь Алдо Вейса? — Комиссар вскинул брови.

— Да. Алдо Вейс мечтал когда-нибудь все-таки получить четыре миллиона марок, которые Филип фон Далау ему задолжал. И вдруг он узнает, что Филип пытается его надуть — пробует отыграться в его же клубе, пользуясь кредитом. Вейс пришел в бешенство. Он отдубасил Филипа, потом еще раз устроил ему хорошую взбучку, а потом запер. А теперь, Ганс, допустим на минуту, что Отто фон Далау, пытаясь выполнить вторую часть своей угрозы, приказывает Бору убить Валерию. Что тогда произошло бы? У Алдо Вейса в этом случае не было бы никаких причин волноваться, злиться на Филипа и уж тем более избивать его. Зачем бить человека, который вот-вот станет миллионером и вернет тебе огромный долг? Как мы знаем, Филип фон Далау после смерти Валерии должен был стать владельцем замка, который в то время имел реальную стоимость, так как город предлагал купить его. Следовательно, Алдо Вейс мог мирно спать и ждать, когда ему вручат четыре миллиона. Но Алдо Вейсу было не до сна, он нервничал и злился, он требовал, чтобы Филип продал дом в Мюнхене и занял еще денег у сестры. Нет, Ганс, для меня совершенно ясно, что не было никакого приказа Отто фон Далау. Валерию приказал убить Алдо Вейс! Сначала они убили Валерию, затем Отто, после того как нотариус сообщил Филипу, что Валерия передала Отто право на доходы замка. Вот тут-то они и решили послать Филипа в замок под тем предлогом, что ему необходимо переговорить с Отто о похоронах, а в действительности, — чтобы на него пало подозрение в убийстве. «Подсадной кролик», помнишь, как назвал его Алдо Вейс? Есть еще одно обстоятельство, которое снимает все подозрения с Отто.

— Что за обстоятельство?

— Оно связано с нотариусом Боймлером, вернее, с подписанием приложения к акту, которое хотел получить Отто. Разреши мне посмотреть еще раз запись беседы с нотариусом.

Комиссар молча достал из досье листок. Пьер быстро нашел нужное место и прочитал вслух:

— «Затем они встали друг против друга. Отто посмотрел в лицо Валерии, их взгляды встретились. „Спасибо“, — сказал Отто тихо. Валерия прошептала: „Будь счастлив“. Отто затряс головой и произнес: „Никогда… И все же, спасибо“. После этого он повернулся и захромал прочь. Нотариусу показалось, что между ними будто бы наладились прежние отношения, но потом Отто снова ожесточился. И в последний раз, когда нотариус был у Отто, он отказался от вторичной встречи с Валерией, хотя она была ему крайне необходима — он хотел документально зафиксировать свое право на пользование землями замка. Отто считал, что в акте об этом записано недостаточно четко, и просил оформить специальное приложение к акту. Узнав, что ему надо подписать этот документ вместе с Валерией, он сказал: „Только не вместе. Пусть она подпишет у вас или в любом другом месте. Я подпишу его здесь, в замке“».

Пьер поднял голову и посмотрел на комиссара.

— Ты слышал? Разговор об этом приложении произошел, когда нотариус в последний раз был у Отто.

— Ну так что же? — спросил комиссар и тут же все понял. — Нотариус Боймлер присутствовал на обеде в замке в тот вечер, когда Валерия была убита!

— Вот как раз это я и имел в виду, — сказал Пьер.

Комиссар Мюллер бросился к телефону и набрал номер нотариуса Боймлера.

— Алло? Нотариус Боймлер? Это комиссар Мюллер. Помните, вы рассказывали мне об акте на право пользования доходами замка, который Валерия фон Далау передала Отто фон Далау и о дополнительном приложении, которое Отто фон Далау захотел иметь у себя.

— Да, оно касалось права пользования землей. Но теперь это уже невозможно осуществить.

— Я понимаю. Поэтому и звоню. Помнится, вы сказали, что Отто фон Далау заговорил с вами об этом, когда вы были у него в последний раз. Когда это было?

— В тот вечер, когда убили Валерию. Во время обеда в замке.

— Благодарю, именно в этом я и хотел убедиться.

Комиссар положил трубку и виновато сказал:

— Ты прав, Пьер. Это был именно тот обед, тот самый злосчастный вечер.

Пьер кивнул.

— В тот момент, когда Отто фон Далау говорил с нотариусом о документе, который должна была подписать Валерия, она уже была мертва.

— Боже мой, — воскликнул комиссар. — Значит, Отто фон Далау не имеет отношения к ее убийству… — Он вопросительно посмотрел на Пьера. — А почему Валерия была в этот вечер в такой панике? Опять испугалась Отто? Почему?

— Этот вопрос меня тоже волнует, — ответил Пьер. — Ведь она находилась в Германии, у озера Аммер, то есть почти что дома.

— По всей вероятности, Валерия увидела поблизости от «Майер-отеля» Бора и приняла его за Отто фон Далау. Она поняла, что преследование продолжается и в отчаянии позвонила тебе.

— Похоже на то…

 

23

Комиссар Мюллер и Пьер ехали в замок. Улицы Ландсберга были в праздничных огнях, всюду светились рождественские елки.

У парадного подъезда их встретил Филип фон Далау. Пьер подумал, что теперь Филип остался совершенно один в этом огромном пустом замке, который скоро перестанет ему принадлежать.

Комиссар ехал сообщить Филипу хорошую новость: ночной клуб, где он проиграл в последний раз крупную сумму, существовал незаконно. Таким образом, Филип освобождался от уплаты долга. Комиссар считал, что часть денег, конфискованных полицией в клубе, должна быть пожертвована городу.

— Однако Алдо Вейс вряд ли смирится с этим, — сказал комиссар, пока они ехали в машине. — Он и Бор, несмотря на то, что сидят в тюрьме, могут попытаться через своих дружков свести счеты с Филипом.

— Неужели они осмелятся его шантажировать? — спросил Пьер.

— Не сомневаюсь. Мы, конечно, постараемся принять меры, но не можем же мы всю жизнь держать за руки этих негодяев.

— Есть еще одно обстоятельство, которое будет постоянно омрачать жизнь Филипа, — тихо сказал Пьер комиссару.

Это обстоятельство заставило Филипа побледнеть, как только ему сообщили выводы следствия по делу об убийстве Валерии. Не обращая внимания на присутствующих, Филип простонал:

— Значит, это не Отто, а Вейс и Бор… Вы уверены, что Отто не поручал этого им?.. — спросил он.

— Уверены. Вы ведь помните, как развивались события: поначалу Алдо Вейс настолько разозлился, что поручил своим подручным отдубасить вас за неуплату долгов, потом они заперли вас в доме на Паркаллее и стали думать, что делать дальше. Они знали, что в случае смерти Валерии, вы становитесь владельцем замка и сможете продать его городу, это был для них единственный шанс получить с вас четыре миллиона марок. Ради этого они и решились на убийство Валерии. Кроме того, есть еще один факт, подтверждающий непричастность Отто к убийству. В тот вечер, когда была убита ваша сестра, он договаривался с нотариусом Боймлером о том, чтобы Валерия подписала приложение к акту, касающемуся доходов от земельных угодий замка.

— Короче говоря, сестра погибла из-за меня! — прошептал Филип. — Валерия убита из-за моих долгов!

— Благодарите бога, что еще сами счастливо отделались, — проворчал комиссар. — Вейс и Бор в один голос утверждают, что это вы убили Отто. Если бы он, — комиссар указал на Пьера, — не попросил меня выставить охрану к замку, мы не узнали бы, что Бор входил туда. И если бы этот журналист не выяснил, что молодчики Вейса держат вас под арестом на Паркаллее, вам было бы очень нелегко доказать свою невиновность.

— Я, я во всем виноват! — твердил Филип в отчаянии. — Если бы не я, Валерия сейчас была бы жива! И Отто тоже! Это я убийца. Я, а не они!

Он опустился на стул и, закрыв лицо руками, зарыдал.

— Мою милую, дорогую сестричку убили из-за меня…

Тело Валерии в тот же день перевезли в замок. Она утопала в белых цветах. Ее гроб поставили рядом с гробом Отто фон Далау. Они покоились рядом в сумраке освещенной лампадами часовни. Валерия, светловолосая, с тонкими чертами лица, была как живая; а рядом — Отто, постаревший, с выражением безмятежного спокойствия на лице.

Глядя на них, Пьер думал о странной дружбе, связывавшей этих людей, которых судьба свела в стенах древнего замка — совсем юную, одинокую девушку и меланхоличного мечтателя, который так и не понял, что мечтам рано или поздно приходит конец. Валерия была полна жизни, надежд и жила в предвкушении счастья, пока на ее глазах не произошел тот ужасный припадок и Отто прокричал свои страшные слова: «Повсюду, где бы ты ни была, ты будешь встречать меня, а потом я убью тебя».

Пьер с содроганием вспомнил, как Отто убил свою лошадь. «А Валерию не смог… — подумал он. — Он преследовал ее, мучил, но убить не смог…».

Пьер смотрел на лицо мертвого Отто фон Далау.

«Но так ли это? — думал он. — Правда ли, что он не смог убить Валерию? „Ты будешь повсюду встречать меня, и потом я убью тебя“… Как далеко продвинулся Отто фон Далау с выполнением своих угроз, когда Эмиль Бор застрелил его в библиотеке? Этого мы никогда не узнаем…»

— Я был уверен, что Отто убийца, — сказал комиссар.

— Может быть, и он тоже, — ответил Пьер.

— Но ты же сам доказал, что не он это сделал!

— Возможно, его попросту опередили.

Спустя несколько дней после похорон Пьер возвращался в свой отель в Гармиш-Партенкирхен. Проезжая по берегу озера, он увидел трактир «Алте Пост», где Валерия назначила ему встречу в тот вечер — последний вечер ее жизни. Он снова вспомнил телефонный разговор с нею и, слегка притормозив, окинул взглядом старинное здание. «Я никогда не забуду его, — думал он, — никогда не забуду заснеженный Берлин и этот маленький трактир у озера…»