Рэйчел

22 октября

Сайрус пропадал десять дней. Десять восхитительных, безмятежных дней я даже не вспоминала о нем. Мы с Лили распахнули все окна навстречу свежему осеннему воздуху и жили беззаботными птицами. Пончики на завтрак, пицца на ужин. Ни тарелок, ни приборов. Я даже как-то застукала Лили, когда та пила апельсиновый сок прямо из пакета. Я протянула руку к пакету, Лили виновато захлопала ресницами, а я поднесла пакет к губам и с наслаждением сделала несколько больших глотков. Лили покатилась со смеху.

У Макса мы теперь работали не так напряженно — заказ был наполовину выполнен, а ноябрь еще и не начинался. Без дела не сидели, но особо не напрягались — болтали, смеялись. А однажды Макс, к нашему удивлению, притащил из задней комнаты новый отрез ткани. Мы привыкли к дорогим, темным материям, которые под рукой Макса превращались в шикарные костюмы. Платьевые же ткани Елены, до сих пор свисающие мягкими складками с кронштейнов по всему ателье, служили лишь напоминанием о женщине, которой нам так недоставало. Этот отрез был совсем другим.

Ткань выглядела старинной, хотя явно была новой. И пленила меня с первого взгляда — тончайший узор из переплетающихся кремовых и мятного цвета полосок. Сочетание, словно специально созданное для Лили.

— Что это? — спросила Лили, когда Макс вручил ей отрез.

— Пока ничего, но станет платьем.

— Для меня? — Голос Лили дрогнул.

— Для тебя. Я подумал, вам с мамой приятно будет сшить его вместе.

— Летняя ткань, — заметила я, пощупав краешек отреза. Ткань была гладкой, прохладной, воздушной.

— Значит, это будет платье для теплых деньков, — пожал плечами Макс. — И не торопитесь. Времени у нас полно.

В этом я как раз сомневалась. Украденные дни были всего лишь передышкой, отпуском от душной жизни. Они свалились на меня чудесным подарком и наполнили ожиданием чего-то неведомого. Но опыт подсказывал: этот антракт дорого мне обойдется. И расплата не за горами.

Накануне возвращения Сайруса я получила предупреждение. Посреди ночи проснулась в холодном поту и громко сказала:

— Это не может продолжаться.

Слова, казалось, отдались в каждом уголке спящего дома. Я зажала рот рукой, будто останавливая вырвавшееся проклятие. Именно так — проклятие. Я не хотела, чтобы Сайрус возвращался.

Утром, когда я спустилась принять душ, на кухне стоял мой муж. Вид после дороги помятый. Стоя ко мне спиной, он растирал шею. Пару секунд я изучала его, пытаясь разглядеть в линиях широких плеч того человека, за которого когда-то вышла замуж.

Быть может, он по-прежнему здесь? Юноша, в которого я влюбилась. Парень, в котором чудесным образом соединялись мальчишка и мужчина. Рядом с которым по мне словно пробегал электрический ток. Его присутствие и сейчас вызвало во мне трепет, но теперь меня трясло по другим причинам.

— Ты дома, — сказала я.

Не дай бог обернется, а тут я стою, пялюсь.

Повернув голову, Сайрус глянул на меня, затем закрыл глаза и снова принялся массировать шею.

— Устал как собака. Шея просто убивает. Поди сюда, — подозвал он, усаживаясь за маленький стол у окна в нише возле кухни.

Я остановилась примерно в метре от него. Что ему от меня нужно? Долго гадать не пришлось. Сайрус, приподнявшись со стула, схватил меня за руку, рывком подтащил к себе. Положил мою руку себе на шею:

— Вот здесь. Не очень сильно.

— Тебе шею растереть?

— Нет, омлет поджарить! — буркнул он.

Я промолчала. Когда мы только поженились, Сайрус обожал напоминать, откуда он меня вытащил: из семьи простого рабочего, которому было не по карману держать жену дома. Моя мать работала в придорожном кафе. Для Сайруса это служило источником постоянных насмешек. Чтобы женщины из семьи Прайсов работали? Да никогда в жизни! Это так унизительно… Тем не менее иногда Сайрус напоминал и кое-что другое: мол, хоть я не приношу домой зарплату, обязанности мои сродни обязанностям буфетчицы: он заказывает — я исполняю.

Делать нечего. Я потуже затянула халат и уложила руки по обе стороны мускулистой шеи. После переезда через всю страну Сайрус, конечно, как выжатый лимон и наверняка захочет отоспаться перед завтрашней работой. Если он проторчит дома весь день, то и мне придется. И значит, не будет ни Макса, ни Сары, ни времени побыть вдвоем с Лили. Как бы дать знать Максу, но чтобы Сайрус не догадался ни о чем? Не хотелось, чтобы он зря прождал меня.

— Что тут у вас было без меня?

Вопрос застал меня врасплох, я даже вздрогнула.

— Да ничего, — пробормотала я. — Ничего интересного. Даже и рассказать не о чем.

— А ты не хочешь поинтересоваться, как я съездил?

Мои пальцы на секунду замерли, но я быстро спохватилась, надеясь, что Сайрус не заметил.

— Да, конечно. Как поездка?

— Слишком долгая. Поэтому вчера всю ночь ехали. Джейсону не терпелось домой попасть.

Я не стала спрашивать, хотелось ли домой самому Сайрусу. Ответ был известен. Разговор оборвался. Я лихорадочно подыскивала, что бы такое сказать, но в голову ничего не приходило — мы разучились общаться. Что можно сказать человеку, который разлюбил тебя? Да и любил ли когда?

Пока я сочиняла подходящий вопрос, на лестнице послышались шаги Лили. Рановато что-то. Но по торопливому топоту я догадалась: она что-то придумала, у нее «идея», которой надо срочно поделиться. Я развернулась в сторону арки, обрамляющей вход на лестницу, молясь про себя, чтобы Лили увидела отца прежде, чем ляпнет что-нибудь неподходящее.

Как бы не так.

— Мам! — с середины лестницы завопила Лили. — Я знаю, чего хочу! Знаю, что делать с ма… — И умолкла на полуслове. — Папа. Ты приехал.

— Только что, — откликнулся Сайрус, и его плечи у меня под руками напряглись. — Что ты хотела сказать, Лил? Прямо сейчас? «Знаю, что делать с м-м-м…»? — Он кивком пригласил Лили закончить.

Лили стрельнула в меня глазами. У меня сердце перевернулось — в глазах был неподдельный страх. Я-то понимала, точнее, догадывалась, что хотела сказать Лили: она, дескать, знает, что делать с материалом Макса. Я подгоняла ее с выкройкой, чтобы поскорее начать. А она разрывалась между тремя разными фасонами и никак не могла выбрать. Разве можно было признаться в этом отцу? На моих глазах погасло радостное возбуждение — Лили все поняла. Она была не очень хорошей актрисой, особенно когда приходилось лицедействовать не по своей воле. Сейчас сломается, думала я, и выложит Сайрусу все как есть.

— Рэйчел, ты спятила! — Сайрус дернулся, потер шею тыльной стороной ладони. Я его ущипнула!

Мы с Лили стояли обе красные, виноватые, и если Сайрус еще не сообразил, что мы затеяли что-то недозволенное, значит, он безмозглый слепец.

— Прости, — тихо сказала я, уже готовая к разносу.

Но Лили вдруг взяла себя в руки и одарила отца пленительной (разве что чуть кривоватой) улыбкой. В пижамных штанах и футболке, с всклокоченными со сна волосами и помятой щекой она была неотразима. Я хоть и тряслась от страха, но смотреть на Лили без улыбки не могла.

— С возвращением, пап. — Лили босиком пошла через всю кухню к отцу. Неужели хочет обнять его? Это было бы более чем странно. Просто смешно. Лили остановилась. — Я хотела сказать: я знаю, что делать с моими деньгами.

— С деньгами? — недоверчиво переспросил Сайрус.

— Мама дала мне десять долларов за то, что я помогла расчистить цветник, и я теперь знаю, что с ними делать.

Это правда, я действительно дала ей десять долларов за то, что помогла мне подготовить сад к зиме. Но челюсть у меня все равно отвисла — подобная молниеносная изобретательность кого хочешь сразит наповал.

— Хочу повести маму и Сару Кэмперс есть мороженое, — продолжала Лили. — Сегодня.

— Почему ты думаешь, что мама и Сара заслужили мороженое? — Сайрус говорил легко, даже шутливо, но, поднимаясь, бросил на меня пристальный, изучающий взгляд. Наверняка что-то почуял.

— Сара иногда к нам заходила, пока тебя не было, — сказала Лили.

Рискованный шаг, слишком близко к правде. Но Лили, после того как чуть было не дала маху на лестнице, держалась на удивление уверенно.

— Это верно, — вмешалась я. — Мы несколько раз встречались с Сарой. Она замечательная.

— Жена пастора, — сказал Сайрус скорее себе, чем нам. Он явно искал предлог, чтобы запретить нам общаться с Сарой, только не знал, к чему прицепиться. — Как хотите. — Он пожал плечами и зевнул во весь рот. — Но только обезжиренное мороженое! Мне жена-толстуха не нужна.

Я все еще не верила, что мы так легко отделались, когда Сайрус, проходя мимо, в последнюю секунду повернулся, грубо притянул меня к себе и поцеловал. Крепко — да, нежно — нет. У меня дух захватило, но не от восторга. Оторвавшись, Сайрус внимательно заглянул мне в глаза.

— Не люблю секретов, — почти беззвучно прошептал он и уже громче, чтобы услышала Лили, добавил: — А хорошо вернуться домой. Мой дом — мой замок.

Ну да. И он в замке — король. А я кто? Не королева точно. Тогда выходит — пленница.

* * *

Я позвонила Саре, как только Сайрус завалился спать. Уверенности, что он не подслушивает на другой трубке, не было, поэтому разговор завела самый невинный. Однако Сара, судя по тону, сама обо всем догадалась.

— Я так рада, что Сайрус благополучно вернулся домой, — щебетала она, имея в виду: что теперь будем делать?

— Я тоже. Боюсь, правда, не смогу прийти сегодня утром — буду нужна Сайрусу дома.

— Конечно. Не волнуйся, я всех предупрежу. (Скажу Максу, что ты не придешь.)

— Да, Лили хочет после школы угостить нас с тобой мороженым. Ну, в качестве благодарности…

— Я с удовольствием. А за близнецами присмотрит Дэвид, я его попрошу. Значит, в три?

День тянулся невыносимо медленно. Я вся извелась. А когда без чего-то три заехала за Сарой и увидела, как та, поджидая меня, бегает туда-сюда по тротуару, поняла, что и ей невмоготу. Едва я остановилась, Сара плюхнулась на переднее сиденье и, наклонившись, крепко обняла меня:

— Привет! Как ты?

— Хорошо, — слабо улыбнулась я. — Не знаю только, как теперь смогу ходить к Максу. Сайрус определенно что-то подозревает.

— Он… он?.. — Сара вопросительно заглянула мне в глаза, не решаясь договорить.

— Бил меня? Нет. — Глядя через плечо, я отъехала от тротуара и развернула машину в сторону школы. — Все хорошо, Сара. Правда. Все в полном порядке.

— Нет, не в порядке! — Это было сказано с таким жаром, я даже удивилась. — Брось, Рэйчел, сама знаешь — нет никакого порядка. Посмотри на себя, ты же до смерти перепугана. И к Максу тебе нельзя… Как ты не понимаешь? Это неправильно.

— Все я понимаю, — сухо отозвалась я. — Только это моя жизнь, не забывай. Я так живу.

— Прости. — Сара вздохнула. — Плохой из меня дипломат. Просто меня бесит, как он тобой помыкает. И если честно, не понимаю, почему ты ему это позволяешь.

— Мне и не нужно, чтобы ты понимала. Мне нужно, чтобы ты была мне другом.

— Я тебе друг.

— А еще ты жена пастора. Не забыла? А брак — это вроде как святое. И ты учишь меня идти против воли мужа?

Сара положила руку мне на плечо, но я не сводила глаз с дороги.

— Послушай, Рэйчел. Да, брак священен. И в Библии говорится, что Господь осуждает развод. Он потому его осуждает, что заботится о тебе. И не желает, чтобы твоя семья распалась, из любви к тебе.

Я хмыкнула — не потому что сомневалась в искренности Сары. Сомнение вызывала сама мысль.

— Не надо, — тихо попросила Сара. — В чем бы ни убеждал тебя Сайрус, Господь тебя любит.

Большого труда стоило не закатить глаза. Что я знала о любви?

Но Сара не спешила. Она зашла с другой стороны:

— Ты в опасности, Рэйчел, и Лили тоже. Сайрус нуждается в помощи, но, я так понимаю, сам он вряд ли догадается.

Я чуть не расхохоталась — Сайрус признает, что ему нужна помощь! Бог, конечно, творит чудеса, но за все годы семейной жизни я что-то ни одного не заметила, даже на горизонте. Но неужели оставить надежду?

— Папины слова.

— Папины? — переспросила Сара.

Я что, вслух это сказала? Сама не заметила.

— Он, бывало, твердил то же самое, — отмахнулась я. — Что Сайрусу нужна помощь.

— Мудрый человек твой отец.

Я покраснела и поспешно сменила тему.

— Может быть, Сайрус еще изменится, — неуверенно предположила я.

— Может быть, тебе стоит дать ему шанс.

Я закусила губу. Сколько всего я могла ей порассказать. Но времени на философствования не осталось — мы подъехали к школе. Остановив машину на стоянке, я повернулась к Саре:

— Знаю, ты мне друг. Но я хочу, чтобы ты поняла: все очень серьезно. Я в ужасно трудном положении. И ума не приложу, как мне выбраться из этой каши. Все так запуталось.

— А что, если мы просто…

— Привет, мам. — Задняя дверца распахнулась, и на сиденье забралась Лили. — Сара, привет!

Мы с Сарой, оборвав разговор на полуслове, нацепили улыбки.

— Привет, милая, — отозвалась я. — Куда едем? Приказывай!

— За мороженым! — не задумываясь, объявила Лили. — Купим в фургончике, пока он на зиму не уехал, а съедим в дубовой роще.

Мы купили всем по рожку и через пять минут были в парке. Дубовая роща — небольшой природный заповедник с пешеходными тропами и укромными уголками для романтических пикников — раскинулась на приземистых холмах в нескольких километрах от города. Отличное место побыть своей компанией. Понятно, почему Лили его выбрала: хотела поговорить без лишних ушей.

Проехав по извилистой, обсаженной деревьями дороге, я припарковалась на замощенной гравием площадке неподалеку от своей любимой тропинки. Было удивительно тепло для конца октября. Деревья стояли совсем голые, листья толстым ковром устилали землю. Я хорошо знала дорогу, и вскоре мы дошли до поворота, откуда открылся вид на цель нашего путешествия: громадный осколок базальтовой скалы, прилепившийся к склону холма. Скала была величиной с дом и поднималась выступами — очень удобно карабкаться наверх. Лили бывала здесь со мной много раз. Сжимая в руке надкусанное мороженое, она помчалась вперед и сразу полезла наверх — к своему излюбленному месту. Сара с хохотом припустила следом. Скоро мы все втроем разлеглись на плоской гладкой поверхности и наслаждались теплом нагретого солнцем камня.

— Спасибо за мороженое. — Сара подтолкнула Лили плечом. — Я сегодня о нем весь день мечтала.

— В пятницу фургончик уже уедет, — озабоченно сообщила Лили. — Придется целых пять месяцев обходиться без мягкого мороженого.

— И без молочных коктейлей.

— И без жареной картошки с сыром…

— Трагедия, — подытожила Лили.

Можно только позавидовать: для нее трагедия — временное закрытие придорожного магазинчика.

Какое-то время мы молча лизали мороженое, наблюдая за легкими белыми облаками, бегущими по высокому синему небу. Если б можно было навсегда остаться в этом мире тишины и покоя… Однако Лили, дожевав свой рожок, решительно и деловито повернулась ко мне:

— Ну? Что теперь будем делать?

— То есть теперь, когда папа вернулся?

Она помотала головой:

— Теперь, когда он что-то заподозрил. Я по глазам видела. Он теперь за нами как коршун следить будет.

— Придется Максу заканчивать без нас. Только и всего. — Напрасно я пыталась сохранить безразличный тон, в голосе прозвучало сожаление.

— Он не сумеет, — подала голос Сара. — Я сегодня после твоего звонка заскочила туда. На нем просто лица нет. Пять костюмов еще не готовы, а до первого декабря весь заказ должен быть отправлен. Одному Максу не справиться.

— А ты? — напомнила я. — Ты же можешь помочь.

— Да что я умею? С утюгом управляться, вот и все, — возразила Сара.

— Ну, значит, задержится он немножко.

— Мам, — Лили подняла на меня встревоженные глаза, — это же последний заказ мистера Уивера! Ему эти деньги нужны для пенсии. Ты же знаешь. Без миссис Уивер он больше не может работать.

— Что ты от меня хочешь? — воскликнула я. — Если папа узнает, он же озвереет. А ты сама сказала: он уже что-то подозревает. Это всего лишь вопрос времени.

— Может, тебе сделать маленький перерыв? Недельку-другую не ходить в «Эдем». А когда Сайрус успокоится, вернешься и поможешь Максу, — предложила Сара.

Я задумалась.

— А это идея.

— Это наша единственная возможность. — Лили кивнула, словно все уже решено. И тревожно уточнила: — Ведь так? И я тоже смогу приходить, да?

Ах, как мне не хотелось. Но делать было нечего. Я покачала головой:

— Прости, милая. Не могу тебя впутывать. Если папа узнает, чем я занимаюсь, это одно дело. Справлюсь как-нибудь. Но если и ты будешь замешана… — Мне даже думать не хотелось о последствиях.

— Так нечестно! — сердито крикнула Лили, и у нее из глаз брызнули слезы. — Ты не можешь запретить мне видеться с мистером Уивером!

— Мне тоже этого очень не хочется. — Я протянула к ней руку, но Лили увернулась.

— Тогда придумай что-нибудь! Я вообще не понимаю, почему мы не можем просто взять и уйти?

С тех пор как у алтаря прозвучало мое «Да», я сотни раз спрашивала себя об этом. Мне уже невмоготу? Пришло время? А в принципе, оно может прийти? Время бросать мужа? Человека, который клялся любить и защищать тебя, пусть даже сам тысячу раз нарушил свои клятвы?

Трудно в это поверить, но я могла бы назвать десятки причин, чтобы остаться. Дочке нужен отец, какой-никакой. Опять же, куда я пойду? Что буду делать? Весь мой мир — это крошечный Эвертон. Уйду, и весь город узнает, что вся моя жизнь — сплошная фальшь. Да и жить с Сайрусом не так уж плохо. Он же не каждый день распускает руки. Скорее, язык. Ну бывает груб чаще, чем хотелось бы. Ерунда. Можно пережить.

Мысленно перебирая список доводов, я добралась до последнего, хранящегося на самом дне души, куда я много лет не заглядывала, и, к собственному удивлению, обнаружила, что в этом забытом уголке еще живет крупица любви к мужу. Да, я боялась его, но, если память не изменяет, было время, когда он смотрел на меня с такой страстью, что устоять невозможно. И мне по-прежнему хотелось, чтобы кто-то любил меня так, как любил Сайрус — давным-давно. Ведь было это? Я не придумала? Мы любили друг друга. Когда-то.

Может, если остаться, он вспомнит?

* * *

Я влюбилась в Сайруса на школьном выпускном вечере.

За неделю до того меня так взвинтила ссора с папой, что в тот вечер если не любовь, так что-нибудь другое обязательно обрушилось бы на меня. Иногда единственное, что помогает, когда душа ноет, — это отпустить поводья и очертя голову ринуться вперед.

Папа дал мне денег на выпускное платье. Я купила наряд, в котором казалась себе принцессой.

— В этом ты не пойдешь, — заявил папа, когда я вышла из своей комнаты в розовом обтягивающем платье, открывающем плечи.

— Почему? — улыбнулась я. Думала, он меня дразнит. Думала, сейчас скажет, мол, слишком я хороша. Еще украду сердце у какого-нибудь бедняги. Я же видела, как платье оттеняет мою кожу, как подчеркивает цвет волос — они словно огонь пылают.

— Потому что это совершенно не то.

— Тебе не нравится? — Улыбка померкла. Не такого ответа я ждала.

— Оно… — Папа искал подходящие слова, и ему было совсем не весело.

Я смущенно провела ладонями по туго обтянутым бокам:

— Узковато, да?

— Не то слово! Чересчур узко, чересчур голо… — Папа замахал руками, дескать, глаза б его на меня не смотрели. — Нет, ты в нем не пойдешь.

— Что?..

— В этом платье ты никуда не пойдешь. Я запрещаю.

Как я обиделась! Но не успела обида накрыть меня с головой, как нахлынула новая, неожиданная волна ярости. Это была гремучая смесь.

— Ты меня извини, — процедила я, глотая слезы, — но платье очень красивое.

— Платье отличное…

— Значит, я виной…

— Нет! — с жаром возразил папа. — Ты и платье. Ты в платье. — Он зажмурился, потряс головой, а когда снова взглянул на меня, глаза были полны решимости. — Ты его не наденешь. Точка.

— В чем же мне идти? — задохнулась я.

— Найди другое платье.

— Поздно искать другое! Вечер через неделю. Мне еще повезло, что это нашла.

Папа отвернулся. Разговор был окончен. Я стояла посреди комнаты в платье, которое всего пять минут назад считала самым роскошным из всех, что мне когда-либо посчастливилось надевать. Когда я примеряла его в магазине, меня даже не заботило, что на вечер я пойду одна. Подумаешь! Зато у меня платье — любая кинозвезда позавидует!

— Может, мне вообще остаться дома? — крикнула я. — Ты этого хочешь? Хочешь мне все испортить?

Папа замер, но не отозвался. Я зашла с другой стороны:

— Или тебе противно, что я по-настоящему хорошо выгляжу? Тебе же всегда хотелось, чтоб я была мальчишкой, верно? «Так тяжко воспитывать дочь одному, без матери…» Ты вечно твердишь это своим приятелям. Наверное, был бы рад отправить меня на вечер в смокинге!

Папа печально покачал головой, но снова ничего не ответил, молча вышел из комнаты. Я топталась по ковру, цепляясь высокими каблуками за грубый ворс. Во мне все кипело. Хотелось все расколотить. Я сама себе удивлялась. Ведь я всегда была такой послушной. Разве что любила время от времени прятаться. И вдруг все мое послушание лопнуло. Обида и злость переполняли меня.

Он запрещает мне надеть платье? Ну так он у меня получит!

На вечер я отправилась в мужском костюме. В одном из лучших костюмов Макса, шерстяном, светло-сером, почти серебристом. В тоненькую-тоненькую полоску. Елена помогла ушить пиджак, и тот ловко обхватил мою талию, подчеркивая фигуру. К костюму мы подобрали лиловую приталенную рубашку, черные туфли на каблуках и жемчуг Елениной матери. Я всегда была не слишком уверена в себе, но прошлась перед зеркалом и сама должна была признать — эффект потрясающий!

Даже Макс так думал. Не очень-то ему хотелось давать мне костюм, но он понял, что единственная моя цель — самоутверждение, и скрепя сердце согласился. Когда я наконец была одета и причесана, Макс рассмеялся и порывисто обнял меня:

— Кто сказал, что скромность умерла? Ты прекрасно выглядишь — элегантно и достойно. Будто идешь покорять мир.

Я и была готова покорить весь мир. Костюм, конечно, не розовое платье, по которому я все еще горевала, но я поверила, пусть и ненадолго: меня ждет нечто новое, захватывающее. Барьеры моего собственного представления о себе рухнули, а за ними обнаружилась сильная и спокойная женщина. Способная на все.

Моя уверенность не пошатнулась даже в присутствии одноклассников. Раньше на школьных вечерах я обычно подпирала стенку, а тут вдруг оказалась в центре внимания. В пышно украшенном зале обо мне шептались буквально все, и шептались восхищенно. Девчонки одобряли мой экстравагантный наряд, мальчишки не сводили глаз.

А один так и вовсе, кажется, был потрясен. Сайрус Прайс, звезда футбольной команды и самый популярный в школе парень. Выпускник прошлого года. Все знали, что его девушку провозгласят королевой бала. Стало быть, он вырвался из колледжа на выходные исключительно для того, чтобы повести свою провинциальную подружку на выпускной вечер. Я искоса поглядывала на него. Наверное, умирает от скуки, не рад, что бросил институтских приятелей ради захолустного шика-блеска. Наши глаза встретились, и в точеном лице Сайруса что-то дрогнуло.

Я почувствовала, что краснею, и, поспешно отвернувшись, принялась разглядывать танцующие пары. Прошло несколько минут. Я собралась с духом и рискнула взглянуть еще разок. Сайрус все смотрел на меня. Он чуть улыбнулся — уголки губ приподнялись с выражением, которое должно было означать одобрение.

Больше я не осмелилась смотреть на него.

Вечер уже кончался, когда моего плеча легко коснулась чья-то рука. Я оглянулась. Рядом стоял Сайрус — смокинг, франтоватая бабочка вместо галстука и загадочная улыбка.

— Можно тебя пригласить на этот танец?

Я открыла рот, закрыла рот. Снова открыла и опять закрыла. Он это всерьез или просто разыгрывает меня?

— А где Стефани? — выдавила я наконец.

— Ушла, — просто ответил он.

— Но…

— Пойдем. — Он усмехнулся, и на щеке появилась ямочка. Такая мальчишеская, милая. — Не заставляй парня ждать.

Но я все медлила. Не знала, что делать, как реагировать. Сидела и нервно озиралась по сторонам — может, кто придет на помощь или объявит, что это всего-навсего шутка? И тут Сайрус, упираясь руками в стол, склонился надо мной. Его лицо оказалось совсем близко, от горячего дыхания зашевелились волосы у меня на шее.

— Пожалуйста, — шепнул он.

Всего одно слово: пожалуйста.

А потом Сайрус взял меня за руки и повел на танцпол. Покровительственно обхватил одной рукой и с ухмылкой прижал к себе. Судя по всему, принял мое невольное сопротивление за кокетство. Мой подбородок пришелся как раз на уровне его плеча, мы были притиснуты друг к другу вплотную, и — деваться некуда — пришлось прильнуть щекой к его шее. От Сайруса пахло лосьоном после бритья и еще чем-то пряным. Горячий, грубоватый запах, от которого кружилась голова. Как от дурмана.

— Ты потрясающая, — выдохнул он мне прямо в ухо.

— А ты хоть знаешь, как меня зовут? — неестественно высоким голосом спросила я.

— Рэйчел Кларк. Твоя мать была пьяницей, а отец — неудачник, но ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Мать пьяница, а отец неудачник? Следовало ощетиниться на оскорбление, но я пропустила его мимо ушей. Самый красивый, самый популярный в Эвертоне парень сказал, что я потрясающая! Что я самая красивая! Я услышала только это, и голова у меня шла кругом. И не важно, что для Сайруса Прайса я была дочкой пастуха из его личной сказки. Он увидел во мне женщину, а не девчонку, которую третировала мать, которой командует отец, а весь остальной мир не замечает. Он словно подарил мне иную жизнь. Я беспечно рассталась с прошлым и шагнула в новенькое, с иголочки, будущее.

Какая наивность. Я еще не знала, что история имеет свойство повторяться.