Рэйчел
24 декабря
Собрались мы быстро. Из глубин своего необъятного шкафа я извлекла два чемодана. Один дала Лили, велев сложить в него только то, без чего она жить не может. Она стояла в центре верхней лестничной площадки, глядя на меня круглыми от страха глазами. Одиннадцать лет, но сейчас — растерянный перепуганный малыш. Подхватить бы ее на руки, покачать, как когда-то, успокоить… Лили храбро улыбнулась:
— Все будет хорошо.
— Да, — сказала я.
Лихорадочно, одной рукой — черт бы побрал этот гипс! — я швыряла одежду в чемодан и думала, до чего же невелик итог моей жизни с Сайрусом. Практичная одежда, туалетные принадлежности, скромная обувь. А ведь за спиной огромный кусок жизни. Сунула в кучу одежды пару альбомов с фотографиями Лили. В последнюю минуту я положила в чемодан и нашу свадебную фотографию. Какие мы здесь счастливые, по-настоящему счастливые. Я коснулась своего юного лица — простодушная попытка спрятать улыбку, обожание в глазах…
Чемоданы, конечно, принадлежат Сайрусу. Как и моя одежда, вещи Лили и почти новый джип, куда я все погрузила. Но он нам задолжал много больше.
Вдогонку он вряд ли за нами пустится, но что, если попытается удержать? Сердце стучало как загнанное. Я металась по комнатам, хватая то одно, то другое — куртки, какие-то мелочи, кошелек. Лили хвостом таскалась за мной, пока я не отправила ее в машину.
Ну вот, вроде все: чемоданы в багажнике, свет в доме погашен. Я села за руль, включила зажигание. Пора ехать. Только куда?
— Подожди! — воскликнула Лили. — Я кое-что забыла.
— Но…
— Я сейчас! — И она выскочила из машины.
Я сидела в холодном джипе, наблюдая за облачками пара от дыхания. Только теперь до меня начало доходить, что же я сделала. И тут же накатила волна парализующего страха. Может, привычная, как старые тапки, жизнь лучше новой, неведомой? Кто знает, что нас ждет?
— Я готова, — забралась в машину Лили, держа в охапке свой ангельский костюм, с крыльями и прочим. Когда, интересно, она успела переодеться в джинсы и полосатый свитер? — А это нам надо до отъезда вернуть Саре.
Я глянула на часы на приборной панели — половина шестого. Это что же, моя жизнь развалилась на куски за каких-то полчаса? Быть не может.
— Прости меня. — Я вздохнула. — Ты сегодня должна была быть ангелом…
— Ничего, мам. — Лили взяла меня за руку. — Если честно, ангелом до смерти хотела быть Кети. Теперь будет прыгать от радости, что не надо наряжаться овцой.
Я невольно рассмеялась:
— Ты у меня такая хорошая. Добрая и хорошая.
— Вся в тебя. — Лили расплылась в улыбке.
— Нет, ты не понимаешь. — Я покачала головой, взяла ее за руку, повернула лицом к себе: — Ты, Лилиан-Грейс, сегодня спасла меня. Нас спасла. Понимаешь? Ты настоящий герой. Понимаешь?
— Ну, мам! — Лили закатила глаза, попыталась выдернуть руку, но я лишь крепче сжала ее.
— Я серьезно, Лил. За меня еще никто не заступался. Никогда. А ты заступилась. Ты моя защитница.
— Я?
— Да, ты. И знаешь, мне тут подумалось: а вдруг я заслуживаю, чтобы меня защищали.
— Еще как заслуживаешь!
— Правда?
Меня столько лет убеждали, что я ни на что не гожусь. Хотя я и подозревала всегда, что это вранье. Злобное, манипуляторское, иссушающее душу вранье.
— Правда! — Лили стиснула мне руку. — Я за тебя всегда буду заступаться!
— А я — за тебя, — улыбнулась я. — Только надеюсь, это не понадобится.
— Ага! Поехали уже. Сматываемся отсюда!
* * *
Хорошо, когда знаешь, куда едешь, когда есть цель. Мы ехали на ферму, где должно было состояться представление. Будем действовать шаг за шагом. И первый шаг — самый очевидный: повидать Сару.
Ферма, превращенная в Вифлеем, сверкала гирляндами рождественских огней, хотя валивший снег слегка приглушил их сияние. Гирлянды обвивали забор, деревья, скамейки. Медленно продвигаясь вдоль посыпанной гравием дороги, я любовалась сказочной картиной. Метель усиливалась, а этот крошечный уголок мироздания весело подмигивал огоньками, зазывая к себе.
Церковные служки в светоотражающих куртках регулировали движение, вокруг толклись укутанные в шарфы горожане. Хорошо, что уже стемнело, и слава богу, машины Сайруса нигде не видать. Конечно, на церковное представление он едва ли заявится. Впрочем, от моего мужа можно всего ожидать.
— Лили уже ждут, — сообщил мистер Таунсенд, когда я спустила стекло, и захлопал глазами, заметив мой синяк: — У вас… э-э… все…
— Все в порядке. — Я улыбнулась пожилому помощнику викария. — Вообще-то мы ищем Сару. Вы не знаете, где она?
— Ее не проглядишь. — Он натянуто рассмеялся и ткнул пальцем в сторону амбара.
Там, взобравшись на тюк сена, Сара давала последние указания детям из воскресной школы. Они были уже наряжены — пастушьи халаты поверх пухлых зимних курток, в руках суконные хлысты. Мне вдруг стало смешно.
— Можно я припаркуюсь во второй ряд? Мы только на минуточку.
Мистер Таунсенд быстро закивал:
— Я присмотрю за вашей машиной. Ступайте себе, куда нужно, и двигатель можете не выключать.
— Спасибо. — Я подхватила костюм ангела, Лили велела ждать в машине: — Я скоро.
Дочь промолчала.
Я поспешила по дорожке, решительно лавируя в толпе, избегая взглядов знакомых — не дай бог, кому-нибудь вздумается заговорить. Когда я подошла, Сара хлопнула в ладоши и малышня врассыпную бросилась прятаться за кулисы, устроенные в амбаре, который теперь являл собою Вифлеемский хлев. С улыбкой посмотрев им вслед, Сара повернулась к зрителям. И сразу заметила меня. С изменившимся лицом спрыгнула вниз, подбежала.
— Рэйчел! — воскликнула она шепотом. — Что стряслось? Где Лили?
— Долгая история. Боюсь, она не сможет сегодня быть ангелом. — Я сунула ей в руки костюм. — Ты уж прости.
— Но…
— Мы уезжаем, — перебила я.
Несколько мгновений Сара молча, изучающе смотрела на меня, потом глаза ее наполнились слезами.
— Ты решилась! — прошептала она и, забыв про костюм с топорщащимися ангельскими крыльями, обняла меня.
— Похоже, так. Хотя не очень понятно, что это значит.
— Это, дорогая, значит — жить. Ярко, интересно, так, что дух захватывает! Теперь вся жизнь — твоя. — Сара рассмеялась. — Ты начинаешь жить, Рэйчел. Жить по-настоящему.
— Правда?
— Есть у меня одно любимое место в Евангелии от Иоанна… — Она сосредоточенно наморщила нос. — «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком».
Жизнь с избытком. В словах было обещание, которому страстно хотелось верить, но как-то не верилось. Возможно ли? Для меня?
Сара вдруг отстранила меня:
— Ты должна зайти к Максу. Прямо сейчас. Я ему позвоню, скажу, чтоб ждал тебя в ателье.
— В «Эдеме»? Да зачем? Конечно, я попрощаюсь с Максом. Но что ему делать в ателье в канун Рождества?
— Он будет ждать тебя там, — твердо заявила Сара. — Отправляйся в «Эдем»!
— Ладно, — сдалась я. — Как скажешь.
Сара громко всхлипнула и снова привлекла меня к себе, стиснула до боли.
— Я буду за тебя молиться, — бормотала она, уткнувшись мне в волосы. — Каждый день. Всегда. Ты сильная и удивительная… Я тебя люблю, Рэйчел. И ужасно рада, что ты моя подруга.
— Я тоже. — На большее я оказалась неспособна, горло перехватило.
Мы наконец оторвались друг от друга. Обе знали, что мы еще встретимся. Во что бы то ни стало встретимся. Я направилась назад к машине, но, отойдя на несколько шагов, обернулась:
— Хочу тебя попросить…
— Что угодно.
— Присмотри за Сайрусом.
У Сары поползли вверх брови:
— Не понимаю…
— Кто-то когда-то мне сказал, что каждый человек заслуживает, чтобы его любили.
Сара покачала головой. Потом кивнула:
— Даже недостойные?
— Они, наверное, особенно.
* * *
От фермы до города всего ничего, поэтому, подъехав к задней двери ателье «Эдем», я не рассчитывала, что Макс уже на месте. Однако у тротуара стояла его машина, и металлическая дверь ателье была приоткрыта. К двери по свежему снегу, залитому золотистым сиянием, пролегла цепочка глубоких следов.
— Я тоже пойду, — заявила Лили.
— Конечно. Ты тоже должна с ним… — Выговорить слово «попрощаться» я не сумела.
Выбравшись из машины, мы побрели через сугробы к двери. Макс возился внутри: складывал горкой коробки у двери.
— Чем это ты занимаешься? — поинтересовалась я, входя в теплое помещение и топая ногами, чтобы сбить снег.
— Рэйчел. — Макс расплылся в улыбке, положил какую-то коробку на стол, где уже громоздилась груда таких же, и подошел ко мне. Обнял. Потом отстранился, протянул руки Лили, и та бросилась к нему.
— Сара тебе сказала?
Первый мой вопрос Макс пропустил мимо ушей, на второй — кивнул:
— Сказала. Давно пора.
— Мне страшно, — призналась я и покосилась на Лили. Стоит ли ей знать, что я совсем не уверена, ту ли дорогу мы с ней выбрали… Но я отчаянно нуждалась в совете Макса, мне было не до притворства. — Ума не приложу, куда ехать. Может, на юг…
— Вот и я так думаю. — Макс загадочно улыбнулся.
И только тут я заметила, что Макс буквально светится. С чего бы это? Я оглянулась по сторонам. Чем он так доволен?
— А где ткани Елены? — Я сделала несколько шагов в глубь комнаты. Куда все подевалось? Шелк, атлас, отрезы органзы, даже шерсть и твид, которые шли на дорогие костюмы. Ничего. Ателье было практически пустым.
— Все готово для тебя. — Макс показал на гору коробок. — На каждой — список, что внутри, швейная машинка в своей родной коробке. В отдельном ящике — нитки, иголки, ножницы и прочее.
Господи… Я растерянно смотрела на него.
— Эта машинка стоит восемьсот долларов! А ткани… Да их же у тебя было на несколько тысяч.
— Это все твое. — Макс едва не пританцовывал на месте. — Ты бы знала, сколько времени я потратил на упаковку! Несколько недель! Большую часть, конечно, придется отправить почтой, но кое-какие коробки ты можешь забрать прямо сейчас.
— Но…
Макс жестом остановил меня:
— Я не собираюсь учить тебя, что делать, Рэйчел. Не хочешь зарабатывать на жизнь шитьем — не надо. Можешь продать и машинку, и ткани, а деньги во что-нибудь вложить. Но если хочешь сохранить имя «Ателье Эдем» — и всех моих клиентов, — я завещаю тебе ателье и все, что к нему прилагается. Хорошо, что наша профессия не привязана к месту. И, к слову сказать, доходная.
— Вы отдаете нам «Эдем»? — взвизгнула Лили.
— Со всеми потрохами. — Макс поймал мой взгляд и подмигнул: — Он и всегда был твоим. С Рождеством, милая.
— Макс… — Я замолчала. Слов не было. Только чувство бесконечной благодарности.
— Ах да! Чуть не забыл.
Макс торопливо скрылся в мастерской. Слышно было, как он что-то ищет. Вскоре он вернулся и протянул мне какой-то конверт. Толстый, с моим именем в центре. Я взяла его, уже догадавшись, что внутри.
— Я не могу принять это, — выдохнула я и попыталась вернуть конверт Максу, но тот засунул руки в карманы и расхохотался, точно маленький мальчик.
— Ничего не поделаешь, придется взять!
В конверте лежала пачка купюр. Бумажки от двадцати до ста долларов. Не состояние, но вполне достаточно на ночлег, еду и бензин до нашей неведомой пока цели.
— Это только часть. Остальное я положил в банк на твое имя. Номер счета и другая информация — на внутренней стороне конверта.
Я заглянула — так и есть: тщательно выписанная цепочка цифр и адрес банка во Флагстаффе, Аризона. Не успела я удивиться расположению банка, как увидела сумму — девять тысяч долларов.
— Ничего не понимаю…
— Последний платеж за костюмы. Чек пришел на прошлой неделе. Деньги твои до последнего пенни, Рэйчел. Ты их заработала.
Я-то думала, все слезы давно выплаканы, и вдруг оказалось, что я реву, вцепившись в Макса, как маленькая. Он протянул руку к Лили, и та втиснулась между нами. Так мы и стояли, то ли плакали, то ли смеялись. Наконец Макс в последний раз обнял меня и отступил.
— У меня, видишь ли, во Флагстаффе сестра. Она тебя ждет. Но совсем необязательно останавливаться у нее. Не хочешь, можешь вообще не ездить. Деньги спокойно переведем в другой банк. А захочешь — Меридит живет на ранчо, сразу за городом. Красота там! И тепло. Она будет рада, если вы поживете у нее, пока не встанете на ноги.
Я взглянула на Лили, мол, что скажешь?
— Аризона! — воскликнула она. — Круто! А у Кети там бабушка живет, и Кети мне говорила, что там апельсины прямо на ветках растут! И пахнет везде апельсинами! Правда, пахнет?
— Весь штат провонял апельсинами, — заверил ее Макс. — У Меридит и своих апельсинов полно. И лимонов. И еще всякой всячины.
Лили не раздумывала ни секунды. Она умоляюще посмотрела на меня.
— Решено! — Мне стало весело. — Едем в Аризону.
— Вот и славно. — Макс потрепал Лили по щеке. — Не придется ждать до лета, чтобы обновить твое платье.
— Но мы же даже не начали его шить, — удивилась Лили.
— Думаю, у вас с мамой будет достаточно времени, чтобы сшить что-нибудь очень красивое.
Мы до отказа забили заднее сиденье и багажник коробками Макса. Какое странное ощущение — всего минуту назад я считала, что оставляю позади все знакомое и любимое. А сейчас? Наше изгнание обернулось приключением. Мы забирали с собой жизнь. Удивительную жизнь, полную смысла и будущего. Полную надежд.
Расставания, увы, все это не облегчило. После бесчисленных объятий и напутствий Макс в конце концов выгнал нас с Лили из ателье. Нехотя я забралась в джип. Макс просунул голову в окно, поцеловал меня в щеку. Ну вот и все. Можно трогаться. Нет, еще что-то… Порывшись в кармане, Макс извлек клочок бумаги, протянул мне:
— И последнее. Вот, держи.
«Чем еще можно меня одарить?» — гадала я, разворачивая бумажный квадратик. Воображение иссякло… Ох! Он приберег напоследок самое лучшее.
— Я никогда не хотел занимать место твоего отца, Рэйчел. Наоборот, надеялся, что с моей помощью Господь приведет тебя к нему.
Я смотрела на адрес. Это же меньше часа езды от Эвертона. Пансионат «Золотой фонд».
До папы было рукой подать.
* * *
Милое здание. Кипенно-белое, с изящной темной отделкой и широким крыльцом, придававшим дому вид колониальной усадьбы. Проехав по круговой дорожке, я встала на свободное место поближе к входу. Сугробы росли буквально на глазах, я уже переживала, как бы нас не завалило. Что ж, свидание, стало быть, будет коротким. Да, коротким и нежным. Ничего не поделаешь. Но ведь я буду рядом с ним! Даже потрогать смогу. А отпустить смогу ли?
— Даже не знаю, чего ждать, — сказала я, выключая двигатель. — Я отца лет десять не видела. Может, он болен или не в себе… — Я попыталась представить папу дряхлым стариком. Образ расплывался. — Тебе, наверное, лучше подождать в приемной.
Лили сердито зыркнула на меня:
— Я же об этом мечтала, ты что, забыла? Я иду знакомиться с дедушкой.
— Ума не приложу, зачем тебе это надо? Чего ты так переживаешь? Если бы тебе с рождения рассказывали про него всякие добрые истории, тогда еще понимаю. А так…
Выражение ее лица заставило меня замолчать.
— Мам, да ведь все твои истории про него — добрые. Как ты не понимаешь? Он так старался. Когда зашивал тебе платье, когда печенье покупал, когда играл в снегу… — Лили тронула меня за руку. — У него не всегда получалось, но раз он пытался, значит, очень-очень любил тебя.
Что на это ответить? Я никогда всерьез не задумывалась, но ведь папа действительно заботился обо мне. Однажды купил книжку «Как заплетать косы» и попробовал заплести мне французскую косичку. Это с его-то лапищами. Кончилось все такими колтунами, что пришлось вылить на меня полпузырька бальзама для расчесывания. А когда я попросила его купить мне подводку для глаз? Он притащил из парфюмерии пять разных карандашей — разных марок и разного цвета. Ошибиться боялся. А как-то принес котенка, чтобы мне было веселее. Котенок сбежал, и папа ночью несколько часов кряду бродил по улице с фонарем и звал шепотом: «Кис-кис-кис-кис».
Я рассказывала Лили о тоскливых вечерах и несостоявшихся разговорах, но ведь отец пропадал на стройке ради меня. Не отдохнув как следует, с измученной душой, он каждый день поднимался на рассвете и отправлялся на работу, приносившую весьма скромный заработок. Я так часто сетовала на тяжелое детство, но, если разобраться, я ведь ни в чем не нуждалась. Папа заботился об этом.
Неужели я все истолковала превратно? Или это юность и оптимизм Лили раскрашивали мое прошлое широкими розовыми мазками? Потолковать бы с моей мудрой дочерью более обстоятельно. Жаль, времени нет. Снег заметал ветровое стекло белыми хлопьями.
— Ну хорошо, пойдем вместе, — уступила я. — Только я пойду первой. Мне нужно побыть с ним наедине, прежде чем вас познакомить.
— Ладно, — кивнула Лили и протянула руку. Мы скрепили уговор рукопожатием.
Было всего семь часов, но пансионат уже затих. Благоговейная тишина лежала вокруг, словно местные обитатели, как дети, затаили дыхание в ожидании рождественского утра. Эхо наших шагов по плиткам вестибюля разорвало покров таинственного безмолвия.
— С Рождеством! Добро пожаловать в «Золотой фонд». — Навстречу нам из-за конторки поднялась бойкая молодая женщина. — Что-то мне ваше лицо незнакомо. Вы к кому-то из наших постояльцев?
— Да, к Митчу… — Я запнулась, откашлялась. — К Митчеллу Кларку.
Чужое и одновременно такое родное имя. Я еле удержалась, чтобы не сорваться с места, не броситься бежать. Прочь? Или броситься по коридору, выкрикивая это имя, пока из какой-нибудь комнаты не появится папа? Не знаю.
Что-то изменилось в лице женщины. Она улыбнулась:
— И куда я смотрю? Вы же с ним как две капли воды.
— Ничего подобного! — выпалила я и замолчала, грубо вышло. — Все всегда говорили, что я вылитая мать.
— Ну, глаза-то у вас точно отцовские, — извиняющимся тоном сказала дежурная.
Я ничего не ответила.
Она сцепила руки, глубоко вздохнула:
— Так или иначе, мы вас ждали.
— Что? — Я нашла руку Лили, сжала. — Как это — ждали?
Женщина слабо взмахнула руками:
— Я вас напугала? Простите ради бога! Просто… Не знаю, что и сказать. Давайте я его позову.
Она взяла телефонную трубку, набрала короткий номер.
— Вы звоните моему отцу?
Она покачала головой, повернулась к нам спиной, отошла на несколько шагов.
Я нервно глянула на дочь, но та завороженно рассматривала колоссальную елку в центре фойе.
— Можно? — Лили подняла на меня восхищенный взгляд.
— Конечно, — улыбнулась я. Пусть идет. Все лучше, чем слушать этот странный разговор.
Дежурная вполголоса что-то быстро говорила в трубку. Наконец она закончила беседу и со смущенной улыбкой подошла ко мне.
— Он сейчас будет здесь.
— Он?
Дежурная не ответила, притворившись, будто углубилась в изучение каких-то бумаг.
Я вздохнула и присоединилась к Лили, разглядывающей разномастные украшения, висящие на елке. Пусть не думают, что я нервничаю. Но сердце мое трепыхалось как пойманная рыба.
Какое странное все-таки место. Запах дезинфекции и старости, но больничный дух растворяется в аромате хвои. И тишина, от которой мурашки по коже. И жутковатые звуки, иногда нарушающие ее.
Что, если отец парализован? Опутан проводами и подключен к аппаратам? Увидит меня и начнет клясть за то, что ни разу не навестила? Что, если… Нужны ли мне ответы? Бежать надо… Подхватить Лили — и к двери, пока еще больше не запутала и без того исковерканную жизнь…
На плечо легла чья-то рука. Поздно бежать.
— Рэйчел?
Я замерла. Это не папин голос…
— Дядя Купер? — прошептала я, оборачиваясь.
— Привет, милая.
Два слова — и из меня словно стержень вынули. Я вцепилась в него, припала, прижала к себе. Сколько же лет прошло? По-моему, я была еще девчонкой, когда мы виделись в последний раз. Совсем старик, морщинистый, седой. Но спина прямая, и, судя по всему, с головой у него полный порядок.
— Что ты здесь делаешь, дядя Купер? — Я отстранилась, вглядываясь в знакомое лицо. — Я думала, ты в Нью-Йорке живешь?
Он качнул головой.
— Когда ушел из фирмы, обнаружил, что город мне больше не подходит. А потом у твоего отца случился удар, и показалось вполне разумным, что два брата-холостяка будут доживать век под одной крышей.
Я разглядывала дядю. Никаких признаков, что ему необходим дом престарелых. На восемь лет старше отца, а выглядит для своего возраста замечательно.
— Почему здесь?
— Отсюда рукой подать до лучшего в здешних краях ракового центра.
— Рак?
— Лейкемия. Мне осталось полгода, так врачи говорят.
— О господи, дядя Купер…
— Милая, они мне уже пятый год это говорят. — Он подмигнул.
— Почему ты мне не позвонил? Не сказал, что уехал из Нью-Йорка… что у тебя рак…
Ну да, стену, разделившую нас, я возвела своими собственными руками. И все же…
— Когда я сюда вернулся, твой отец мне сразу сказал, что ты хочешь жить своим умом. Если, говорит, мы ее любим, то должны уважать ее желания. Должны отпустить ее. Логика, я бы сказал, странная. И, поверь мне, он чуть не помер, следуя им самим установленным законам. Но он всегда верил: придет день, и ты объявишься. — Дядя улыбнулся. — И вот ты здесь.
То же самое сказал тогда Макс: «Ты здесь». Жизнь, как река, прибила меня к тому берегу, где когда-то все началось. Где было мое место.
Я терла лоб, пытаясь переварить услышанное.
— Ты прости, у меня сейчас такое чувство, будто меня пыльным мешком огрели…
— У меня тоже. — Купер усмехнулся и тут заметил Лили.
— Ох, дядя Купер! — Я всплеснула руками. — О чем я только думаю? Это моя дочь Лили.
Неуверенно улыбаясь, Лили выглянула из-за моей спины.
— Я не знала, что у меня есть дядя.
— Двоюродный дедушка, — поправил Купер. — Очень приятно познакомиться, мисс Лили.
— И мне приятно познакомиться. — Лили протянула Куперу руку, а тот, вместо того чтобы пожать ее, поднес к губам. Лили зарделась от удовольствия.
Я смотрела на них словно во сне. Столько перемен, столько новостей… Устроиться бы с дядей Купером на одном из плюшевых диванов и говорить, говорить… В детстве я нечасто его видела, но легендарный дядюшка из большого города всегда был источником радости. Как он умел слушать! И его советы были всегда в точку. Они мне и сейчас пригодились бы. Но больше всего я сейчас хочу увидеть папу. Немедленно.
— Он здесь. — Купер будто прочитал мои мысли. — Давно ждет тебя.
— Что?
Купер покачал головой:
— Сама увидишь. Трудно объяснить. Но вот это, думаю, должно помочь.
И дядя с некоторой торжественностью вручил мне толстый конверт. Я только сейчас заметила, что у него в руках что-то есть. На конверте стояло мое имя и адрес эвертонского дома Сайруса, но что там внутри, было непонятно. Другой конверт? Похоже, нынче вечер сюрпризов.
— Письма, — объяснил Купер, и открывать конверт не понадобилось. — Десятки писем. Твой отец начал их писать вскоре после удара и писал много лет. Первые он еще мог писать сам, когда же дела пошли хуже, он диктовал, а я записывал. У него для тебя есть записная книжка, а это письма, которые за него писал я. Каждое я положил в отдельный конверт и дату поставил, чтобы легче соблюдать хронологию. Но там многое повторяется. В последнее время у него такая каша в голове.
— Папа писал мне письма? — Я прижала конверт к груди. — Почему же ты их не отправил?
— Не знал, станешь ли ты их читать. Хотел подождать до тех пор, когда ты будешь готова. Ты готова, Рэйчел?
Секунда на размышления — и я кивнула.
— Он болен, Рэйчел. Это началось почти сразу после удара. Он многое забыл…
— Я готова, — перебила я.
Вникать в медицинские подробности? Выслушивать длинный перечень болезней, одолевших отца, которого я помнила сильным и здоровым? Нет, не хочу. В последний раз, когда мы с ним виделись, мы и парой слов не перемолвились, но он был здоров. А теперь меня хотят убедить, что он полная развалина? Сейчас главное другое…
— Я хочу видеть папу!
— Да, милая. Он тоже хочет тебя видеть.