Ночью мы проехали Дехканский мост.
У мамы хранились газеты и фотографии тех лет, когда строился этот мост. И я узнавал отца на фотографиях среди рабочих и военных на берегу реки или под навесом инженерного домика.
Я очень хотел увидеть Дехканский мост, но сквозь сон запомнил только огни на башнях, стальные переплёты и далеко внизу тёмную воду, по которой гналась за нами луна.
А утром, уже вблизи Верблюжьего колодца, мы вдруг увидели маленького мальчика лет шести.
На нём была высокая туркменская шапка, тёплый халат и мягкие сапоги.
— Кумли, — сказал о нём с уважением Бахрам. — Сын пустыни.
Пески здесь называют «кумы», и того, кто родился в пустыне, называют «кумли».
Мальчик остановился и поздоровался с нами.
— Он потерялся, — сказала мама. — Мы должны взять его с собой…
Бахрам засмеялся и спросил мальчика по-туркменски:
— Ты потерял дорогу? Может быть, поедешь с нами?
Мальчик поклонился и покачал головой.
— Он знает здесь все дороги, — сказал Бахрам, — и никуда не торопится.
Он посмотрел с уважением на Кумли.
— По крайней мере, — настаивала мама, — мы могли бы его подвезти до Верблюжьего колодца.
— У него свой транспорт, — ответил Бахрам. — Вон, посмотрите!
На вершине бархана стоял в ожидании бурый верблюд. На спину ему был наброшен чёрно-красный текинский ковёр.
— Байрам! — сказал Кумли и указал рукой в ту сторону, откуда слышался гул железной дороги.
И мы долго ещё видели фигурку мальчика и его верблюда на фоне синего неба и золотых песков, около последнего колодца.