Отложи на завтра, то, что можно сделать завтра

В начале августа наш ротный Сенцов пошел на повышение. Ему дали звание капитана и должность командира батальона. Его предшественник на этом месте капитан Лисин удостоился перевода в штаб дивизии, который размещался в Парголово.

Командиром роты стал уроженец Татарстана старший лейтенант Улямаев.

Власть сменилась за один день.

На следующее утро Братухин приказал мне срочно прибыть в штаб батальона.

— Комбат вызывает!

Я незамедлительно направился к учебному корпусу, где на втором этаже размещался штаб, теряясь в догадках, зачем понадобился.

Сенцов встретил меня, сидя за широким письменным столом, на котором ничего, кроме раскрытого ноутбука, не было.

Я, как положено, приложил ладонь к виску.

— Товарищ гвардии капитан! Курсант Назаров…

Сенцов небрежно отмахнулся.

— Давай без формальностей, курсант. Присаживайся. Дело есть.

— Видишь, — продолжил он после того, как я устроился возле стены на одном из стульев.

— Что? — спросил я.

— Это говно кругом, — он показал пальцем на стены. Они были на половину высоты неровно облицованы квадратной белой кафельной плиткой. Кое-где плитка отслоилась, обнажив за собой серый цемент. Выше плитки стены пучились отстающими слоями синей масляной краски.

— Точно, говно, — огласился я.

— Здесь раньше сортир был, — ухмыльнулся Сенцов. — В соседней комнате пара унитазов еще осталась. Может Лисину и все равно — где сидеть, но я считаю, что штаб батальона гвардейской части должен выглядеть достойно. А ты как считаешь, курсант Назаров?

— Согласен! — кивнул я. — Командир батальона не должен сидеть сутками в сортире.

— Хорошо сказал! — Сенцов коротко хохотнул и мрачно нахмурился. — Здесь три комнаты. Две из них проходные. Мне что от тебя надо, Назаров. Ты круто рисуешь. Так круто, что прославился на весь полк, а может и на дивизию. Ты согласен, что круто рисуешь?

— Так точно.

— Красивые проекты с картинками можешь рисовать вот на этой штуке? — он ткнул пальцем в экран ноутбука.

— Могу.

— Нарисуешь мне, как это называется, интарь…, индурь…

— Интерьер, — подсказал я.

— Да, он самый. Внутренности короче. С перепланировкой стен. Чтобы красиво было и солидно. В советском стиле. Чтобы стены были и потолок достойные. Мебель расставь. Ну, ты понял?

— Понял, — кивнул я.

— За сколько времени нарисуешь?

— Да дня за три. Но мне программа нужна специальная.

— Есть тут программа. Вася Муха, наш великий спец загрузил. Короче бери эту штуку, — он вновь ткнул в ноутбук. — Располагайся в соседней комнате, где унитазы. Там стол есть. От занятий я тебя освобождаю. Вопросы есть?

— Есть. Я могу нарисовать все, что угодно. Но какими материалами и средствами вы располагаете?

— Любыми в пределах разумного, кроме золота, серебра и драгоценных камней, — самодовольно заявил Сенцов. — Ты рисуй, а там видно будет. Короче, приступай.

Он подтолкнул мне ноутбук. Я жадно схватил его обеими руками и вышел в соседнюю комнату, где было пыльно и сумрачно. Кроме пары разбитых унитазов там присутствовал старый стол с остатками лака на поверхности и табурет.

Уселся за стол, установил ноутбук, предусмотрительно подключив его к розетке, и жадно уставился на экран. Впервые в этом мире мне в руки попал компьютер. Признаться, я немного погорячился, самоуверенно заявив, что без проблем выполню задание комбата. Ведь я не знал, какая в этом компьютере операционная система и графическое программное обеспечение. Смогу ли я разобраться в нем?

Но уже минут через пять я убедился, что смогу выполнить задание. Операционная система была схожа с Windows, а графическая программа мало отличалась от Архикада.

Прежде чем приступить к работе, проверил соединение с интернетом и не без удовольствия отметил, что оно присутствует. Итак, мне выпал очередной случай пополнить свои знания об этом мире. Для виду, набросав кое-какие линии на экране с цветовыми пятнами, вышел в поисковик, и тут же погрузился в информационные потоки всемирной паутины.

Впрочем, вскоре я убедился, что всемирной ее вряд ли можно назвать. Поисковая программа называлась «Инфо СССР». Видно, что вся информация в ней жестко фильтровалась. Какие-либо зарубежные сайты отсутствовали напрочь. Погуляв по сайтам, я наткнулся на портал с той же самой книгой «История СССР». Продолжил чтение и обнаружил, что с началом двадцать первого тысячелетия в мире резко возросла гонка вооружений, а в 2008 году мир снова стоял на краю ядерной войны, когда войска США вторглись в Иран, пытаясь воспрепятствовать в этой стране развитию в ней атомной энергетики.

На стороне Ирана выступил СССР и высадил свой десант возле Тегерана.

Конфликт разрешился личной встречей лидеров двух ведущих держав.

— Историей интересуешься? — услышал я одобрительный возглас возле уха и аж вздрогнул от неожиданности. Обернулся. Надо мною нависла грузная фигура заместителя командира батальона по политической части майора Кравцова. Увлеченный жаждой познания я и не заметил, как он вошел сюда.

— Так точно! Повышаю свой идейно-интеллектуальный уровень! — нашелся, что сказать я и вскочил на ноги.

— Сиди, сиди, — снисходительно произнес Кравцов, ладонью придавливая мое плечо и заставляя вновь присесть. — Это хорошо. А то, как некоторые тут заимеют компьютер, так сразу норовят куда-нибудь не туда заглянуть. И мусор всякий в голове культивируют и воспроизводят безобразие. Вот, гляди. Только, что изъял у одного бойца.

Он достал из кармана потрепанную записную книжку.

— И чего тут только нет. Сплошная похабщина. Стихи пошлые. Вот, например это. Похоже, что это песня. Ты только послушай, какие куплеты! Лежала я на пляже, мне дурно стало даже, как вдруг ко мне подходит кавалер. Он мною восхищался, в любви мне признавался, наверно познакомиться хотел, Он взял меня за груди…

Кравцов читал стих с упоением, будто артист на сцене. Его толстая красная морда лоснилась. Он читал куплет за куплетом, а его рот при этом все более расплывался в сальной улыбке.

Кравцов завершил стих и дико захохотал. Я тоже захохотал. Идиотизм заразен.

— Эй! Вы что там ржете? — послышался возглас Сенцова.

— Повышаем свой политический уровень! — крикнул, икая от смеха Кравцов.

— Не мешай архитектору работать! Иди сюда!

— Работай, боец! — Кравцов хлопнул меня по плечу и удалился. Через пару минут в соседней комнате раздался громкий хохот.

— Нет, ты послушай, послушай, — донесся до меня голос замполита, — Лежу я как большая, за ним я наблюдаю, хотела только руку приподнять, как вдруг он вынимает… Аа… Хаа, ха, ха!

Я продолжал шарить по интернету. Но ничего более интересного из событий в мире не нашел. На всей планете Земля, как бы наступило затишье. Но затишье бывает перед бурей.

Пора начинать работу. Мне не составило труда накидать общий план помещения, затем я приступил к разверткам по стенам. Размеры я видел на глаз. Шаг несущих стен был стандартный — шесть метров. Ширина комнат — четыре метра.

Примерно через час ко мне заглянул комбат.

— Назаров, я тебе второй ключ на столе оставил. Будешь уходить на обед или еще, куда, так обязательно запирай штаб.

— Есть, товарищ капитан!

Хлопнула дверь. Замполит и комбат ушли. Наступила тишина. Я продолжил работу. Дело спорилось. Графическая программа была то, что надо, уже с готовыми шаблонами для оформления интерьеров. Если оно так и дальше пойдет — смогу уже к завтрашнему вечеру закончить всё. А мне это надо? Пожалуй — нет.

* * *

На второй день утром в штаб заявился курсант из первой роты по фамилии Креш. Он был писарем при штабе.

— Ты что тут делаешь? — спросил он, увидев меня.

— Задание комбата, — ответил я.

— Какое еще задание? Никак писарем устроился вместо меня?

— Бери круче, — ухмыльнулся я.

— Что круче? — насторожился Креш.

— Я главный архитектор сортира.

— Издеваешься? Да?

— Истинная правда.

— Да иди ты, — Креш отмахнулся. — А где комбат?

— Не пришел еще.

— Подождем, — Креш присел на стул, достал сигарету и закурил.

Хлопнула входная дверь. Пришел комбат.

— Ты чего приперся? — спросил он, увидев Креша, и скривился при этом брезгливо.

— Службу нести, товарищ капитан! — бодро доложил Креш. — Меня выписали. Я здоров!

— Пошел вон! Мне тут с мандавошками не нужны! Бегом марш на плац!

— Товарищ капитан! Меня вылечили подчистую!

— Пшел! Под Мурманск отправлю!

Креша, как ветром сдуло.

— Мудак! Это же надо, — помотал головой Сенцов. — Его Лисин в увольнительную всего один раз отпустил. Так он из увольнительной мандавошек припер. Скотина! И еще наглости хватило сюда заявиться.

— Командир. Ты чего кипятишься? — спросил зашедший в дверь Кравцов.

— Да вот без писаря мы остались.

— А это тебе чем не писарь? — Кравцов показал на меня. — По клавиатуре он круто долбит.

— Может и писарь, — кивнул Сенцов. — Будешь писарем?

Я отрицательно мотнул головой. Отдохнуть здесь несколько дней, еще куда ни шло, но просиживать в этом полумраке недели и месяцы — желания не было.

— Не хочешь, — усмехнулся Сенцов. — Вижу настоящего воина. Наслышан я о твоих подвигах. Да и сам видел. Хорошо. Будь по-твоему. А кто сможет? Кого знаешь?

— Гена Шихман сможет.

— Почему ты так решил?

— Он еврей с Одессы.

— Железная логика! — комбат коротко хохотнул и тут же схватил трубку телефона.

— Дежурный по роте! Это комбат Сенцов! Курсанта Шихмана ко мне!

* * *

Работу я закончил, как и обещал через три дня. Смотреть результат собрался весь командный состав батальона.

— Вот эту дверь надо заделать, а здесь дверь пробить, — бодро докладывал я, показывая шариковой ручкой на экран ноутбука.

— Зачем? — тупо спросил комбат.

— Мы получаем приемную комнату и два раздельных кабинета, — пояснил я. — В одном кабинете будете сидеть вы, товарищ комбат, а другой для офицеров батальона. Там будет сидеть начальник штаба, заместитель по технике и заместитель по политической части. Да, и еще снабженец прапорщик Хруленков.

— Прапорщик там сидеть не будет, — возразил начальник штаба старший лейтенант Чухров. — Прапорщик должен постоянно рыскать, как волк за добычей, чтобы снабжать батальон. Правильно я говорю?

— Так точно, — ухмыльнулся прапорщик и дыхнул густым перегаром. — Мы постоянно рыщем в поиске.

— А кто в приемной будет сидеть? — спросил заместитель комбата по технике майор Бычищев. Он дорабатывал последний год до пенсии и ничего не делал, кроме, как считал дни до дембеля. За три дня своего пребывания здесь, я не раз слышал, как Сенцов выговаривал ему, что тот мягко сказать бездельничает.

— Писарь будет сидеть, — ответил я.

— Шихман! Ты слышишь! Тебе отдельный кабинет будет! — комбат оглянулся на Гену, который скромно сидел в углу на стуле, поблескивая стеклами очков.

— Рад стараться товарищ капитан!

— Хорошо! А здесь что? — спросил комбат, вернувшись к монитору.

— Здесь мебельная стенка из красного дерева. Вот она как выглядит на развертке, — я нажал кнопку мышки и показал следующую страницу.

— Солидно, — кивнул комбат. — По стенам тоже красное дерево?

— Так точно. Красный цвет мирового пролетариата. Красный цвет боевого знамени, водруженного нашими воинами над рейхстагом.

— У Гитлера тоже было красное знамя, — пробурчал замполит.

— Что ты несешь, — процедил Сенцов. — Я тебя в органы за это сдам, как неблагонадежного.

— Здесь на стене портреты Ленина, Сталина и Жукова, — продолжал рассказывать я и показал следующую страницу.

— Хруленков! — комбат повернулся к прапорщику. — Все видишь?

— Так точно!

— Все материалы и детали этого интер…, интур…

— Интерьера, — подсказал я.

— Да, его самого. Все материалы и детали должны быть в наличии.

— Уже в наличии, — самодовольно хмыкнул Хруленков.

Я показал еще несколько картинок, и мой проект был принят на ура.

— Назаров! Будешь руководить работами, — заявил, как отрезал Сенцов. — Подберешь себе в роте работников. Человека четыре не больше. Сроку тебе на реализацию твоего проекта две недели. Все понял?

— Так точно, товарищ капитан! — бодро ответил я, понимая, что возражать бесполезно.

* * *

В бригаду я взял Кожуру, Романа, Вадика Павлова и Васю Муху. Вася был нужен для проводки электрики.

Прапорщик Хруленков обеспечил нас инструментами на полную. В нашем распоряжении появилась дисковая электропила, электролобзик и электрорубанок. В материалах недостатка не было.

Работали мы ни шатко и ни валко и в основном в присутствии офицеров, которые появлялись в штабе ненадолго утром и под вечер. Часов в восемь вечера они покидали штаб, а мы предавались отдыху. Кожура, Роман и Вадик чаще всего сразу после ужина заваливались спать здесь же на полу штаба, расстелив старые бушлаты, и спали до утра. На вечернюю поверку мы не ходили. Командование роты знало, что мы выполняем срочное задание Сенцова и нас не беспокоило.

Гена Шихман откуда-то раздобыл старую гитару и бренчал на ней, напевая разные песни из одесского блатного репертуара. Чаще всего он исполнял песню «Я с детства был больной ребенок».

Всю песню я так и не запомнил, но первый куплет врезался мне в голову, как заноза вместе с неровным фальцетом Гены:

Вася Муха, при исполнении этой песенки почему-то всегда истерично хохотал.

Закончив очередной концерт, Гена тоже ложился спать на бушлаты, а утром докладывал комбату, что работал без устали всю ночь, но зависал компьютер.

Пару раз за неделю Гена смог скатать в увольнительную в Ленинград, якобы за новыми программами для увеличения быстродействия ноутбука.

После увеличения производительности компьютера у Гены перестал печатать принтер. Для ремонта принтера Гена вновь получил у комбата увольнительную.

Я не сомневался, что после ремонта принтера у Гены вновь зависнет компьютер.

Через неделю мы закончили два кабинета и перешли в приемную. Сенцов был доволен нашей работой. Хруленков завез в его кабинет мебель, и комбат поселился там — в красных стенах за новым столом из красного дерева под портретами Ленина. Сталина и Жукова.

На следующий после заселения день замполит привел в штаб курсанта Деркачова из второго взвода нашей роты. Своим обликом он напоминал суслика на задних лапах и отличался постоянными жалобами сержантам на свое здоровье с непрерывным желанием залечь в санчасть, а несколько дней назад удрал в самоволку. Его искали по всем окрестностям, а нашли неподалеку на учебном поле в одном из бутафорских домиков.

— Почему вы самовольно покинули часть?! — зарычал на него комбат.

Деркачов молчал.

— Это тот самый, у которого я книжечку записную с похабщиной отобрал, — пояснил замполит и захихикал.

— Понятно. Извращенец значить похотливый, — ухмыльнулся Сенцов. — В то время, когда все бойцы нашего краснознаменного полка достойно переносят все тяготы военной службы, вы Деркачов занимаетесь онанизмом, почитывая похабные стихи из своей записной книжки, а после и вовсе решили сбежать, чтобы удовлетворить свои низменные потребности с проституткой.

— Он женатый человек, — снова пояснил замполит.

— Женатый? Очень хорошо! — Сенцов потер ладони. — Шихман! Печатай письмо за моей подписью его жене, что этот дезертир был все это время у проститутки.

— Я не был у проститутки! — возмущенно возразил дезертир.

— Неееет, вы были только у проститутки. И не возражать! — прорычал Сенцов. — Вы дезертир. И могли быть только у проститутки! А проституция в нашей стране уголовно наказуема. Будучи у проститутки вы стали соучастником уголовного преступления. Я так и сообщу вашей жене. Пусть знает, какой у нее защитник отечества. Кравцов, позаботься о том, чтобы этого мудака перевели из нашего полка подальше на север. Пусть он там северных оленей сношает.

— Будет сделано! — бодро отозвался замполит и захохотал.

— Я не был у проститутки! Не был! — завопил дезертир.

— Пошли! — Кравцов развернул Деркачова и коленом под зад направил его к двери.

— Не был! — послышался эхом отчаянный возглас уже в коридоре.

— Скотина, — процедил Сенцов сквозь зубы. — Хруленков!

— Тут я! — отозвался прапорщик.

— Ты все приготовил к вечеру?

— Так точно! В лучшем виде.

— Хорошо. Начнем в восемь.

* * *

Вечером руководство штаба провожало старшего лейтенанта Чухрова к новому месту службы в Тихвин.

Нас привлекли к накрытию стола в кабинете комбата. Собственно никакого накрытия и не было. Под присмотром Хруленкова Вадик Павлов, Роман и Кожура принесли из полковой столовой чашку с кусками вареного мяса, нарезку соленой трески, кастрюлю отварного картофеля и пару буханок черного хлеба.

— Обязательно принесите зеленый лук, — напутствовал их перед этим замполит. — Зеленый лук благотворно влияет на половые органы.

Зеленого лука в столовой не оказалось. Принесли пару луковиц репчатого.

Выставили все на стол.

Хруленков достал из сейфа несколько бутылок водки. Комбат протянул мне одну.

— Идите. Там в приемной расслабьтесь. Позовем, если будете нужны.

Что такое одна бутылка водки на шестерых? Только понюхать. Мы уничтожили ее за один заход и сидели молча.

Из соседней комнаты все громче и громче доносились пьяные возгласы.

— Коллектив! — послышался вопль Хруленкова. — На новом месте ищи коллектив! С ним не пропадешь. Без коллектива ты никто, а с коллективом ты все! Ищи коллектив!

Послышался голос замполита, затем хохот.

— Туда, сюда обратно! Ахаа, хааа!

Замполит снова читал похабные стишки из блокнота.

Примерно через час Сенцов и Кравцов нетвердой походкой покидают штаб. До двери их провожает Хруленков.

— Товарищ, капитан. Товарищ комбат. Да я за вас на пулемет лягу. Клянусь, — бормочет он тупо.

— Не надо на пулемет. На жену ложись, — бросает ему напоследок Сенцов.

— Бойцы! — вопит Хруленков в нашу сторону. — Пошли, выпьем!

Все мы заходим за ним в кабинет комбата. Здесь густо накурено. На столе пустые чашки, кастрюли и бутылки. Остался только хлеб. Водка тоже кончилась, но Хруленков достает из сейфа бутылку, заткнутую пробкой из газеты. В бутылке какая-то красная жидкость.

— Я это говно не пью, — отмахивается Чухров.

— Я тоже, — мотает головой Бычищев.

Все мы тоже отказываемся. Мало ли там что в этой бутыли.

— Ну и дураки, — обиженно бормочет прапорщик. — Это же самогонная наливка собственного производства. А я выпью!

Он наливает себе полный стакан и стоя медленно высасывает тягучую жидкость. Видно, что это ему удается с большим трудом. Его покачивает. Пару раз он замирает, как бы прислушиваясь к себе, его передергивает при этом, но он упорно продолжает процесс. Едва только стакан опустошается, как мощная судорога проходит по его телу. С булькающим утробным звуком изо рта прапорщика истекает мутная красная жижа и вновь наполняет стакан до краев. В жиже плавают куски хлеба и еще какая-то дрянь из желудка. Хруленков тупо смотрит на стакан секунду-другую, а затем вновь вливает его содержимое себе в рот.

— Какой героизм! — нарочито восторженно произносит Вадик Павлов. — С такими воинами мы непобедимы.

Хруленков роняет пустой стакан, садится на стул, некоторое время смотрит перед собой остекленевшими глазами, а затем с громким утробным воплем обильно выблевывает содержимое своего брюха прямо на штаны капитана Чухрова.

Тот резко вскакивает с трехэтажными матами, срывает с головы Хруленкова фуражку и пытается ей стряхнуть со штанов блевотину.

— Хорошо проводили! — комментирует Павлов. — Будет что вспомнить.

На том проводы заканчиваются. Чухров с Бычищевым подхватывают прапорщика под руки и волокут его на выход.

— Обновили кабинет, — ухмыляется Вася Муха. — Я блевотину убирать не буду. Пусть Шихман подтирает. Он тут писарь официальный, а мы временщики.

— Еще чего! Я что с подоконника упал!? — возражает Шихман.

— Жребий тянем, — предлагаю я, достаю из коробка, оставленного кем-то из офицеров на столе, шесть спичек и обламываю одну из них.

— Тяните.

Короткая достается Кожуре. Тот недовольно мотает головой, а я только развожу руками. Жребий есть жребий. Все справедливо.

Через полчаса в штабе все чисто. Но ночевать в нем не остается никто. Все идут в роту.

* * *

Реконструкция штаба закончилась в установленный срок.

— Всем увольнительные дам, — обещает нам довольный Сенцов. — После полевого выхода все пойдете. А потом еще каждому неделю отпуска дам. Назаров, тебе далеко до дома?

— Далеко, товарищ капитан. Очень далеко.

— Ты из Сибири, вроде, как я слышал?

— Да, вроде, как оттуда.

— Я тебе аж две недели отпуска дам. Молодец, сибиряк! Благодарю за службу!

— Рад стараться. Служу Советскому Союзу!