Высшая справедливость в этом мире — все смертны

Темно здесь. Темно и тихо. Только воздушные струи снаружи машины продолжают свою монотонную музыку. Поначалу я пытался глазами хоть что-то различить в этой темноте, но тщетно. Взгляд тонул в черной бездне. Через некоторое время сомкнул веки и откинулся затылком на холодный металл.

Машина летит ровно, без качки и воздушных ям. Мы сидим молча, как было приказано. В сердце звенящая пустота, а в мыслях раз за разом урывками прокручиваются кадры судилища. Что это было? Заранее запланированный фарс, или сказочное везение? Я не верил в чудеса, а это было похоже на то. Как с медалью деда, что спасла его когда-то от пули.

И что нас ждет впереди?

— Господи, да возблагодарю тебя за благость великую, за наше спасение чудесное, — тихо забормотал Кожура. — О, великий вседержитель мира. Преданы мы делам твоим благим и будучи воинами твоими светлыми готовы идти на силы темные, не жалея жизней своих, ибо знаем, что нет смерти для оных, а токмо возрождение сызнова для дел великих. И да пребудешь ты в сердцах наших, и дашь нам силы всесокрушающие зло и всесозидающие благо. И да будет так во веки веков!

— Ты что? Рехнулся? — настороженно спросил Роман.

— И да пребудет сила твоя в нас, и да проявится, и пробьем мы стены оные, как прах и восстанем из мертвых так, что содрогнутся миры и убоятся темные, — продолжал взвывать Кожура. — Слушайте, ребята. Я вот, что думаю. Мы круто держались, ребята. Согласитесь, что круто. Не наклали в штаны. Я не знаю, что нас ждет, но главное, что мы еще живы, и что бы ни было дальше, нам надо всегда быть вместе и в жизни и перед лицом смерти. Согласны?

— Здраво завершил, — согласился Роман. — А я уж было подумал, что у тебя крышка слетела окончательно. Немудрено. На волосок от смерти прогулялись. Но в жизни не важно, сколько раз ты лег спать, важно сколько раз ты встал.

— Ага. А еще важнее сколько раз у тебя встал, — нервно захихикал Кожура.

— Да, это самое важное! — коротко хохотнул Роман. — А я вам так скажу прямо сейчас. Я точно знаю, что смерти нет, и мы рождаемся много раз. Я это окончательно узнал тогда, когда в ту яму провалился. Помните, как это было?

— Еще, бы, — ответил Кожура. — Может, таки расскажешь уже, что там увидел. Или кого встретил?

— Может, и расскажу, — загадочно произнес Роман. — Расскажу, пожалуй. Вы должны знать. Так вот профессор говорил, что это захоронение древнего викинга. Но я там увидел… Я там… Короче там стоял трон, а на нем сидел мертвый воин. Лицо его скрывало забрало в виде маски. Эта маска изображала морду хищного зверя с клыками. Доспехи воина были чёрные пречёрные. Я как увидел, так меня будто кувалдой по голове стукнуло. Такие же воины в таких же доспехах приходили ко мне в моих снах. Это были воины с планеты Оум. До того дня я до конца отказывался верить в то, что они реальны. А в тот день передо мною будто вся вселенная открылась. Выходило так, что эти воины бывали здесь, и где-то далеко в космосе существует на самом деле планета Оум. Моя планета Оум. Вот так ребята. Хотите верьте, хотите нет.

— А почему бы и нет? — тихо произнес Кожура после некоторого молчания. — Все возможно. Хотя Ромка может, быть ты там головой стукнулся, и тебе в сумраке это почудилось все. Я того тоже не исключаю. Лебединский же говорит, что там был богатый викинг. А он спец в этих делах.

— Почему бы и нет. Все возможно, — гнусаво передразнил Кожуру Роман. — А я вот теперь точно знаю, что мы все с других планет. Мы странники космоса. Мы все инопланетяне, только забыли это. Я вам ребята одно скажу. Не бойтесь ничего, не бойтесь своих воспоминаний.

— Тут я согласен полностью, — тихо произнес Кожура.

— И еще я вам скажу, — добавил Роман. — Я вспомнил перед расстрелом клятву воина. Мы всегда произносили её перед боем, стоя лицом к лицу с врагом. Она звучит так: «Вижу я глубину корней Древа жизни моего. Вижу я в глубине той отца своего. Вижу мать свою и сестер с братьями. Вижу предков моих всех до единого. С ними великая сила моя. Они призывают меня. Зовут занять место рядом с ними. В чертогах Дворца небесного. Там, где вечно живут герои».

— Круто, — прошептал Кожура. — Аж, мурашки по коже пошли. Выходит ты сам себя там встретил?

Ромка в ответ кивнул.

— Мощно, — огласился я, а сам задумался. По всему Роман не придумывал и не фантазировал. Он практически повторил клятву викинга из кинофильма «Тринадцатый воин». Но откуда он мог знать её? В этом мире этого фильма нет. Выходило так, что откуда-то знал. А может быть он и вправду возрожденный?

Некоторое время летим молча.

— Валера, — снова слышу шепот Кожуры. — А все-таки хорошо, что ты из параллельного мира. Если я подохну, то с мыслью, что параллельные миры существуют.

— Валерка не случайно сюда попал, — убежденно заявил Роман. — У него миссия, как и у меня.

— Насчет тебя я не знаю, а вот у Валеры здесь точно миссия, — согласился Кожура. — Только вот я не знаю, какая она. И пока он эту миссию не выполнит, он здесь не умрет. А мы к нему приставлены. И потому я был уверен, что нас не расстреляют, и ничуть не боялся. Может быть он сюда послан, чтобы и здесь СССР развалить.

— Я не знаю, насчет развала здесь, но по мне хорошо, что он хотя бы там развалился, — жестко заявил Роман. — Ничего хорошего в этом СССР нет. Нас тут чуть не кончили почем зря, и еще неизвестно, что с нами будет. Будет хорошо, если он и здесь развалится.

— Я согласен! — громко сказал Кожура.

— Эй, вы там! — послышался грозный окрик из-за переборки. — Базар прекратить!

Мы замолчали.

Аппарат качнуло, и у меня заложило уши. Похоже, что началось снижение. Через некоторое время моя задница ощутила толчок. По всему полозья машины коснулись какой-то твердой поверхности. Вскоре послышался лязг, кормовая дверь распахнулась, и в нее ворвался свет.

— Выходим! — послышалась команда.

Выбираюсь первым, озираюсь. Нас доставили из ночи в день на широкую бетонированную площадку. По периметру площадки под серым небом громоздятся хаосом всевозможных объемов какие-то гигантские сооружения. Здесь жесткие грани кубических конструкций, над ними и рядом с ними переплетаются гигантскими кишками какие-то трубы и громоздятся огромные шары.

Над всем этой фантасмагорией форм высится черная, как уголь-антрацит, чудовищных размеров башня без окон и каких-либо проемов.

Кожура и Роман, выбравшись на белый свет, также, как и я, топчутся на месте и настороженно осматриваются.

Наше короткое знакомство с окружающим пейзажем грубо прерывается толчками в спину. Конвоиры ведут нас к угрюмому серому зданию в три этажа с маленькими окнами, похожими на бойницы. Возле входа в здание нас встречает группа людей в военной форме.

— Товарищ Третий, все трое доставлены, — коротко докладывает подполковник одному из них с погонами генерала — майора.

— Почему не по инструкции? — спрашивает тот и окидывает нас взглядом маленьких глазок на толстой кабаньей морде. — Почему не соблюдается режим секретности?

— Так все равно скоро подохнут, — спокойно ответил подполковник.

— Инструкцию надо соблюдать, — жестко произнес генерал.

— Так точно, соблюдать инструкцию, — кивает подполковник. Конвоиры профессионально, будто фокусники, выхватывают откуда-то из недр своего камуфляжа черные мешки и накидывают их нам на головы.

Меня крепко подхватывают под руки и ведут куда-то. Ощущения мне знакомы. С мешком на голове я уже ходил.

Лязгают двери. Ступени лестницы вниз. Снова двери.

Останавливаемся. Затем слышится гул. Похоже, что едем в лифте. Долго едем. Выходим. Снова лестница. Лязг двери. Останавливаемся.

С головы снимают мешок. Вижу перед собой огромный, круглый в плане зал под куполом, сравнимым с цирковым. Пол в зале черный, как уголь антрацит. Посреди этой черноты четко выделяется красный круг метров пять в поперечнике. На нем стоит боевая машина пехоты «Харза-03». Ржавая рухлядь. Эта модель уже лет двадцать, как снята с производства. Возле неё копошатся несколько людей в серой униформе.

Осматриваюсь. Кожура и Роман тут же рядом и тоже крутят головами по сторонам. За нами стоят бойцы и подполковник. Группа военных во главе с генералом подходит к машине. Генерал о чем-то разговаривает с одним из людей в сером, затем вместе с ним подходит к нам.

— В общем так, подонки вражеского толка, — произносит он и недобро ухмыляется. — Наш советский гуманизм дает вам возможность стать первопроходцами. Вы будете участвовать в эксперименте и станете первым экипажем, который совершит перелет за тысячи километров отсюда методом энерго… Это, как его…

— Энергоинформационной трубы, — подсказывает человек в сером.

— Да, короче в трубу вылетите, — кивает генерал с недоброй усмешкой. — Перелетать будете вот в этой технике. В ней вы попадете на Камчатку. Обязательно попадете. Да.

Он коротко хохотнул. Военные тоже.

— Но вот в каком виде попадете? — продолжил он. — Вот в чем вопрос. Шанс, что попадете живыми один из десяти. Мы не собираемся в этом деле рисковать жизнями достойных граждан СССР, а тем более жизнями животных. Для роли подопытных собак подходите вы. Если останетесь живы, то станете героями, и гуманное советское правительство по достоинству оценит ваши заслуги. Возможно, что вас не расстреляют, а повесят. Вам все ясно, гниды?

Генерал говорил с удовольствием. Он явно наслаждался своей речью, пронизанной ненавистью и пренебрежением к врагам народа.

— Если эксперимент пройдет в штатном режиме, то это позволит нашим вооруженным силам мгновенно сбрасывать десант на головы врагов в любой точке земного шара и одерживать победы повсеместно.

— Разрешите вопрос, — подал голос Кожура.

— Валяй, собака вражеская, — кивнул генерал.

— Труба это очень интересно, — вкрадчиво произнес Кожура. — Но хотелось бы знать, а на Камчатке нас будут встречать с хлебом — солью?

— Да, и с водкой. Еще есть вопросы?

— Есть. До нас кто-нибудь уже перемещался?

— В одиночку да. Это были собаки и обезьяны. Последний раз переместился убийца — сексуальный маньяк, приговоренный к вышке. Он остался жив, но сдурел и оглох. И у него теперь не стоит и никогда не встанет, — генерал и военные истерично загоготали.

— Хорошая перспектива, — кивнул Кожура. — А мы полетим натощак? Жрать охота.

— Обойдешься, — махнул рукой генерал. — Натощак это хорошо. Меньше шансов, что обдрищитесь.

Снова истеричный гогот.

— Весело тут у вас, — хмыкнул Кожура. — И это правильно.

— Хватит веселиться, — жестко произнес генерал, и его кабанья физиономия обрела серьезную монументальность. — Приступить к отправке экипажа!

Конвоиры подхватывают нас под руки, волокут к машине и заталкивают в нее через кормовую дверь. Мы снова уселись в рядок, только теперь уже на жесткой скамье.

Дверь за нами с лязгом закрылась.

— Внимание! Минутная готовность! — послышался громкий голос с тембром терминатора.

— Все будет нормально, все нормально, ребята, — забормотал Роман.

— Начинается обратный отсчет, — равнодушно сообщил все тот же голос. Десять, девять, восемь, семь…

— И да пребудет с нами сила Создателя! — взвыл Кожура.

— Пять, четыре, три…

— Поехали, — шепчу я.

— Два, один…

Под ногами через железо проступил свет, как от электрической сварки.

— Старт!

Ледяной холод бьет в сердце. В голове, будто что-то щелкает, глаза погружаются в темноту, а вскоре я вновь вижу свет. Холод отступает. Впереди меня длинный световой тоннель. Я медленно иду по нему, не ощущая под собой опоры и чувствуя себя невесомым.

Короткий полет. Всем телом ощущаю соприкосновение с жесткой поверхностью. Лежу ничком. Пытаюсь приподняться, опираясь на руки, и чувствую на спине, что придавлен чем-то тяжелым. Пытаюсь освободиться. Кто-то мычит за спиной. Это Кожура. Он навалился на меня всей тушей. Выбираюсь из-под него. Вокруг сумрак. Свет едва пробивается через бойницы в бортах. Кожура встает на карачки и трясет головой. Рядом навзничь лежит Роман и медленно шевелит руками.

Сажусь на скамью. Озираюсь.

Где мы? Нас уже переправили? Так быстро?

Какая разница переправили, или нет. Главное, что живы.

— Никто не помер? — спрашиваю.

— Я не знаю, — отвечает Роман, поднимается и садится на скамью напротив меня.

— Высшая справедливость в этом мире заключается в том, что все смертны, — изрекает Кожура, продолжая стоять на карачках.

— А высшая несправедливость в том, что мы ещё живы, — ухмыляется Роман. — Но где встречающие? Где восторженные овации с оркестром?

Как бы в ответ на его вопросы за броней послышалась отдаленная отчетливая трескотня.

— Что это? — насторожился Кожура. — Это же стрельба.

Трескотня усилилась, а потом жахнуло так, что машину тряхнуло.

— Бля! — Кожура ринулся к кормовой двери и попытался открыть её. Хрен-то там! Она накрепко заперта снаружи. Впрочем, стоило бы удивляться. Враги народа должны сидеть за крепкими запорами.

Стрельба продолжается. Слышен грохот взрывов.

— Это не Камчатка, — уверенно заявляет Роман.

Кожура бьет в дверь ногами.

— Выпустите! Выпустите нас!

Снаружи послышались гортанные возгласы. Говорят что-то. Не по-русски.

— Слышите! Это чукчи! — уверенно заявил Кожура. — Или ненцы! Да, мы на Камчатке!

— Лучше бы это были алеуты, — подал голос Роман. — Аляска для нас всяко разно лучше.

Раздался лязг, и кормовая дверь распахивается. В отсек хлынул яркий дневной свет.

Кожура первый ринулся на выход.

Мы выбрались наружу и остолбенели. Над нами серое небо в дымах. Развалины домов вдоль улицы. На ней воронки от взрывов, битый кирпич и осколки стекла. Воздух жаркий, удушливый.

Перед нами четверо бойцов в пятнистом камуфляже с калашами наперевес. Все, как на подбор — чернокожие. Физиономии неприветливые, можно сказать людоедские.

Это явно не Камчатка.

— Рашен! — злобно вопит один из них и вскидывает автомат.

Раздумывать некогда. Промедление — смерть.

Сила, которая просыпалась во мне во время боев с прапорщиком Токовым, взрывается неудержимой волной.

Ухожу с линии поражения вниз и в сторону. Подсекаю противника с разворота круговым ударом ноги. Тот падает навзничь. Роняет автомат. Бью в горло на поражение открытой ладонью. Подхватываю оружие. Кувырок. Стреляю очередью. Двое падают, как подкошенные.

Остался один противник. Он пятится. Лихорадочно пытается передернуть затвор, затем бросает оружие и с громкими воплями убегает вдоль улицы.

Поднимаюсь.

На земле неподвижно лежат трое.

Кто такие? Куда мы попали?

Кожура и Роман стоят столбами и смотрят на меня так, будто увидели в первый раз.

— Это было круто! — восхищенно выдыхает Кожура.

— Что стоите! Подберите стволы! — приказываю я.

У одного из поверженных бойцов за поясом пара противотанковых гранат. Забираю их. Тоже пригодятся.

Мощный взрыв неподалеку заставляет нас упасть.

Вжимаюсь в землю. По ушам бьют звуки автоматных очередей. Вокруг зачавкало пыльными фонтанчиками.

Мы под обстрелом на открытом пространстве. Похоже, что нас занесло черт знает куда, в какой-то очаг боевых действия. Бьют из окон дома, что в сотне метров от нас.

Раздумывать некогда. Передергиваю затвор и даю беглую очередь в ответ. Кожура с Романом подбирают трофейное оружие и тоже стреляют.

— Танк! — вопит Кожура.

Прямо на нас по улице со стороны огневой точки неизвестного противника катит танк.

— Быстро в дом! — мотаю головой на провал выбитой двери.

Ныряем туда.

Вижу лестницу на второй этаж. Забегаю по ней. Какая-то комната. Обгорелые стены. Выбитое окно.

Взрывная волна отбрасывает меня от него.

Слышу лязг гусениц, стрельбу. Выглядываю на улицу. Наша боевая машина пехоты разворочена прямым попаданием снаряда, как консервная банка. Танк совсем близко. Это «Абрамс 112С».

Захотелось прыгнуть на него, как на съемках фильма. Вовремя останавливаюсь. Здесь не место для показухи.

Бросаю гранату.

Звук взрыва бьет по ушам.

Выглядываю. Танк остановился и дымит.

Открываются люки. Из них выскакивает экипаж. Их трое. Тоже чернокожие.

Пристрелить, что ли, как положено?

Вскидываю автомат и вспоминаю свои же слова, что у солдат дети и прочие родственники, которые ждут их дома.

Пусть живут, твари.

Они убегают зигзагами вглубь улицы, а оттуда… О черт! Как тараканы из щелей полезли. Двигаются перебежками профессионально. Ведут огонь. По стене дома зацокали пули.

Да кто же вы такие, падлы!

— Кожура! Ромка! — кричу. — По противнику огонь!

Они уже стреляют без моей команды. Противник залег. Но надолго ли?

Снова встают. Свистят пули и цокают по стенам. Огонь такой, что невозможно высунуться из окна. Сижу под подоконником. Вскидываю автомат и стреляю не глядя.

Щелчок затвора. Все. Патроны закончились.

Кожура и Роман еще стреляют, но вскоре затихают и они. Надо уходить.

Сбегаю вниз.

— Смываемся, быстро!

Выскакиваем из дома пригнувшись, но плотный огонь прижимает нас к земле.

Вижу вражеских бойцов. Они приближаются. Над нами свистят пули.

— Ррааа!!! — накатывается с другого конца улицы вместе со стрельбой.

— Противник с тыла! — кричит Кожура.

Вижу десятки людей. Если это противник, то мы в полном окружении.

Приближаются. На руках у них красные повязки. А те, что стреляли по нам убегают.

Враг нашего врага наш друг. Так говорил следователь Разнарядков. Хотя, кто знает. Может и эти по нам пальнут не задумываясь. Друга надо встречать с достоинством, а врага тем более.

— Встаем, — говорю я.

Поднимаемся, стряхиваем пыль.

Толпа людей окружает нас. Все чернокожие. Одеты они, кто во что горазд. Кто в военном камуфяже, а кто в джинсах и майке. Но оружие имеет каждый. В основном это калаши.

Далекие выстрелы не стихают. Изредка накатываются взрывные волны.

Людей вокруг нас все больше.

— Рашен! Рашен! — слышны восторженные крики.

К нам подходит здоровенный черный детина в военном камуфляже с калашом наперевес.

— Бумудондо! Тараманда! — рычит он, расплывается в улыбке, а затем замирает, будто видит чертей и раскрывает рот так, что тяжелая челюсть ложится на грудь. Некоторое время он тупо смотрит на нас, а затем что-то вопит по-своему и размахивает руками.

Толпа вооруженных людей при этих его словах, взревела в едином порыве и бросилась приплясывать.

— Что? Что он там несет? — обеспокоенно спрашиваю я Кожуру.

— Ни хрена не понимаю, — отвечает тот.

Детина машет рукой. От толпы отделяется щуплый темнокожий очкарик в камуфляжных шортах, бронежилете на голое тело и с автоматом Калашникова наперевес. Он подходит к нам, здоровается по-русски и почти без акцента говорит, что бойцы освободительной армии узнали в нас лучших советских воинов, которые победили террористов в Америке. Многие бойцы видели вас по телевизору, очень рады и воодушевлены той помощью, которую оказал им Советский союз, прислав сюда лучших воинов мира.

— Ваша отважная кинжальная атака в тыл противника помогла сломить его оборону здесь на главном направлении, — торжественно говорит очкарик. — Наши силы во главе с самим товарищем Дондо обратили врага в бегство. Теперь путь на дворец генерала Тонтугея открыт! Уже скоро многострадальный народ Матубу будет свободен!

Я обалдел. Мы в Матубу? Мы в той самой стране, о которой нам постоянно трещал на политзанятиях замполит Ломодуров? Мы в Африке?

Вспомнились детские стишки Корнея Чуковского.

Кожура и Роман тупо стоят столбами, а очкарик продолжает восторженную речь, размахивая руками.

— Ты откуда так по-русски шпарить научился? — прерывает его Кожура.

— Меня зовут Дубо. Я учился в Московском государственном университете, — гордо заявляет очкарик. — Закончил его с отличием. Я физик твердого тела, а теперь командир доблестного отряда Гепард (далее — матерщина).

— Похоже, что ты и в исконно русском народном преуспел, — ухмыльнулся я.

— Да, да! — кивает Дубо. — Это очень хороший язык! Здесь его многие знают. Этот язык помогает нам побеждать.

Он что-то говорит детине. Тот кивает, скалит белые зубы и в ответ тут же с большим удовольствием выдает нечто на своем языке вперемешку с матерными словами. Надо заметить, что матерщина звучит без акцента.

Это сам товарищ Дондо! — гордо говорит Дубо. — Он наш командир и ведет нас к победе.

— Так это вы и есть тот самый товарищ Дондо? — удивленно спрашивает Кожура.

Детина кивает, будто понял вопрос и достает из широченных камуфляжных штанин спутниковый телефон.

— Да, это и есть товарищ Дондо, — подтверждает Дубо. — Он хочет немедленно поблагодарить ваше руководство за неоценимую помощь в лице лучших воинов всех времен и народов, оказанную нашей армии.

— Пока не надо! Не надо! — решительно мотаю головой. — Это секретная операция.

— Понятно, — многозначительно кивает Дубо и что-то говорит товарищу Дондо. Тот прячет телефон в штаны.

К нему подбегает крепкий бородатый боец. Что-то сообщает. Товарищ Дондо тоже что-то говорит и показывает на нас пальцем.

— Наши бойцы оттеснили силы генерала Тонтугея и полностью очистили город, — переводит нам Дубо. — Остатки хунты засели в стенах дворца. Мы подтягиваем к стенам все наши силы и уже через час пойдем на решительный последний штурм. Вы пойдете во главе атаки и поведете наших воинов. Уже все здесь знают, что вы в наших рядах и готовы вместе с вами порвать врага, как лев гиену.

— Спасибо за доверие, — киваю я. — Нам надо переговорить в стороне, чтобы скоординировать план секретной операции.

— Конечно, — понимающе говорит Дубо.

Мотаю головой Кожуре и Роману. Отходим в сторону.

— Я вот что думаю братва, — тут же негромко говорит Кожура. — Нас не по адресу забросило. Так пусть они нас не найдут. Хорошо, если они решат, что мы испарились при переправке. Хорошо если подумают, что мы погибли. Понимаете? Если они так решат, то нас больше нет. Надо рвать когти отсюда, как можно скорее. Я не собираюсь идти в атаку за каких-то там черножопых Дондо.

— Когти рвать? — Роман задумчиво чешет голову, — Если рвать, то из этого мира. Теперь мы тут лишние. А что если попытаться пробраться в Красноярск на тот самый завод и уйти в другой мир. Валера, ты согласен?

— Да, надо смываться отсюда, и как можно быстрее, — соглашаюсь я. — Уверен, что в этой машине был спрятан маячок, и наше местоположение уже определено. Не исключено, что уже сейчас сюда направляется по воздуху группа захвата.

— Машина взорвана и сгорела, — возражает Кожура. — Наверняка маячок уничтожен.

— Машина стояла здесь целой и невредимой не долго. Но чтобы засечь её по спутнику, достаточно секунд, — поясняю я.

— Да, ты прав, — кивает Кожура. — Но не стоять же тут и ждать пока нас снова повяжут. Я поддерживаю Ромку. Надо в Красноярск пробираться и уходить в другой мир.

— У нас нет гарантий, что мы попадем через ту дверь в другой мир, — высказываю я сомнения. — И путь в Красноярск далек и опасен.

— Тогда в Америку надо уходить, — решительно заявляет Кожура. — У нас там деньги. Заживем, как надо.

— Это предательство Родины, — возразил Роман.

— Это Родина предала нас, — процедил Кожура.

— Родина предать не может. Предают люди.

— Как хочешь, лично я буду прорываться в Америку. А ты, что скажешь, Валера?

Я не успеваю ответить. Вижу, как к нам приближается невесть откуда взявшаяся старая чернокожая женщина. Она сгорблена и седа. На ней потрепанное длинное платье с цветными африканскими орнаментами. Вместе с ней идет, держась за руку, маленький худенький мальчик лет четырех. На нем лишь коротенькие шортики. Женщина подходит к нам.

— Рашен, рашен, — шепчет она. Что-то говорит по-своему. Хватает меня за руку и опускается на колени.

— Рашен. Рашен.

Мальчишка подходит к Кожуре и обнимает его за ноги.

Стою остолбенело. Кожура тоже не шевелится. Роман недоуменно бросает вопросительный взгляд на Дубо, стоящего поодаль с группой бойцов.

— Они благодарят вас! — кричит Дубо. — Благодарят за свое освобождение! Они верят в вашу великую силу!

— Встаньте, встаньте, прошу вас, — я поднимаю женщину с колен. Она обхватывает ладонями мое лицо и что говорит улыбаясь. В глазах слезы. Это слезы радости.

— Все хорошо, все хорошо, — говорю я.

Мальчишка отпускает Кожуру и обхватывает ноги Романа. Тот гладит его по голове.

— Все будет хорошо, — говорю я женщине. Она словно понимает меня, кивает, медленно отходит назад, не сводя с меня взгляда, склоняет голову, поворачивается и уходит. Мальчишка бежит за ней, что-то радостно крича.

Мы провожаем их взглядами.

Эта картина бьет по нервам. Старая женщина и ребенок на фоне войны.

Некоторое время смотрим друг на друга.

— Зачем они здесь появились? — мотает головой Роман. — Теперь я не смогу… Я не смогу. Нет. Я не смогу уйти. Черт! Проклятье! Я не смогу!

Кожура обхватывает руками голову и что-то нечленораздельно мычит.

— Я не смогу быть бегающей крысой, — уже спокойно говорит Роман. — Я воин с планеты Оум. Воины не сбегают с поля боя.

— Это было знамение свыше, — говорит Кожура. — Нас наставили на путь истинный. Мне страшно. Мне очень страшно, братва. Но я теперь тоже не смогу уйти.

Я, молча, киваю, и они понимают меня без слов.

— Вижу я глубину корней Древа жизни моего, — тихо произносит Роман.

— Вижу я в глубине той отца своего, — продолжает Кожура.

— Вижу мать свою и сестер с братьями, — подхватываю я.

— Вижу предков моих всех до единого! — громко говорим мы все вместе. — С ними великая сила моя! Они призывают меня! Зовут занять место рядом с ними! В чертогах Дворца небесного! Там, где вечно живут герои!