Весь мир — сумасшедший дом, а страны — его палаты

Здесь настоящее пекло. Не сговариваясь, мы скинули парадные кители, чтобы не подохнуть от теплового удара.

Пополнили боеприпасы.

Пошли вдоль улицы в авангарде.

Впереди нас только товарищ Дондо и Дубо.

За нами россыпью идут многие сотни бойцов, двигается техника — боевые машины пехоты, военные джипы с пулеметами, пара старых танков советского производства.

Выдвигаемся на исходную для штурма.

Все вокруг дышит войной. Дома подобны гнилым черным зубам в гигантских челюстях. Остовы сгоревших легковушек. Тощая собака перебежала дорогу.

Канонада и выстрелы не стихают.

Так, вот она, какая Африка.

Виден конец улицы. Останавливаемся. Дальше идти опасно. Перед нами простреливаемое пространство — широкая площадь. Она сплошь усеяна воронками от взрывов, поваленными обгоревшими деревьями и телами людей.

Среди этой картины смерти потрясающим великолепием возвышается Дворец диктатора — его последний оплот. Нижняя часть его скрыта за серой угрюмой стеной. Она предельно уродлива в своем жутком контрасте с совершенством форм дворца из белого и черного мрамора. Шпили его высоких башен и ажурных сводов, словно взрывают из бездны веков суровый камень древних крепостных стен.

Архитектор был гениален. Он отразил в этих формах всю мощь вселенной.

Как я успел выяснить, дворец, где засел генерал Тонтугей — национальная гордость страны. Выстроен в начале девятнадцатого века французскими колонизаторами на священном месте африканских народов, где издавна высились башни древней крепости. Кто и когда возвел её — не знает никто. Существовала легенда, что крепость построена посланцами с небес. По замыслу архитектора дворец органично включил в себя эту крепость, в результате чего на свет появилось творение достойное называться чудом света. В нем гармонично сочетается стиль европейского ренессанса и национальных мотивов народов черного континента.

Поскольку диктатор Тонтугей жутко боялся собственного народа, то сразу же после захвата власти он немедленно приказал спрятать дворец за пятиметровой стеной из монолитного железобетона. Стена представляла собою мощное фортификационное сооружение. В ней могли укрываться огневые расчеты для ведения через амбразуры пулевой и крупнокалиберной стрельбы.

По данным разведки за стеной приготовились к битве две с половиной тысячи вооруженных до зубов, фанатично преданных генералу бойцов.

Они готовы драться до последнего.

О добровольной сдаче речи не велось.

Вариант долгой осады до измора противника отпадал. По данным разведки диктатор вел переговоры с правительством США об оказании ему военной помощи.

Время шло на часы. Промедление — смерти подобно.

Повстанцы стянули для штурма около шести тысяч бойцов. Но их численное превосходство уравнивалось мощью оборонительных сооружений врага.

Товарищ Дондо о чем-то переговаривается с Дубо, затем с группой бойцов оба направляются к искореженному взрывом грузовику в конце улицы. Мы следуем за ними. Под прикрытием грузовика осматриваем площадь и оцениваем пути штурма дворца.

— Посмотри, — Дубо протягивает мне бинокль. — Только сильно не высовывайся. Снайперы работают.

Смотрю. Вижу в стене множество амбразур. В них стволы пулеметов. На гребне стены за толстым бетонным парапетом затаились бойцы хунты. А вот и ворота. Они в башне. Их проем закрыт толстой стальной плитой. На башне живая сила с пулеметами. Лобовая атака здесь через открытое пространство — полное безумие даже после мощной артиллерийской подготовки. Снаряды не нанесут существенного урона противнику.

— По нашим данным там десятки пулеметов и минометов, — поясняет Дубо. — Мы рассчитываем сосредоточить огонь самых мощных орудий на одном участке стены и проломить её. Одновременно с этим по всему фронту ударят минометы. По дворцу бить не будем. Это национальное достояние. Гнида Тонтугей прикрылся им. Но нам главное через стену прорваться, и мы это сделаем, после того, как проломим её. Большие потери неизбежны. Не менее тысячи бойцов ляжет перед стеной. Но все мы готовы умереть за свободу.

— Умирать не надо, надо побеждать, — говорю я, продолжая смотреть в бинокль. Да, уж. Суровое сооружение. В этих укреплениях нет слабых мест. Потери под кинжальным огнем врага будут огромны. Если атака будет отбита, сил на второй штурм не хватит.

Возвращаю бинокль.

— Так выглядит Дворец небесный. Уже скоро я займу место в его чертогах, — мрачно пробормотал Кожура. — Дымом бренным вознесусь.

Дымом бренным… А что если… Решение вспыхнуло, как молния.

— Есть старые автомобильные покрышки? — спросил я тут же Дубо. — Надо много покрышек.

— Зачем? — недоуменно вскидывает он брови.

— Подожжем их и создадим дымовую завесу. Ветер нам благоприятствует. Покрышки горят густым дымом. Под его прикрытием бойцы прорвутся к стенам. Враг не сможет стрелять прицельно, и наши потери будут гораздо меньше.

— Круто! — восхитился Дубо и что-то быстро залопотал на своем языке товарищу Дондо. Тот бросил на меня восторженный взгляд, показал большой палец, и тут же отдал какой-то приказ бойцам. Те засуетились и со всех ног рванули назад по улице.

— Ты гениален, командир, — ухмыльнулся Кожура. — У меня появился небольшой шанс еще немного задержаться в этом мире, хотя здесь не очень уютно.

Товарищ Дондо машет рукой. Возвращаемся, дескать.

Отходим от машины.

— Атаковать будем с трех улиц после того, как проломим стену, — поясняет нам Дубо. — Уже скоро подвезут покрышки. В городе этого старья полно. А пока для бодрости духа бойцы хотят устроить небольшой концерт.

Послышался гулкий удар, а затем раскатисто зазвучала барабанная дробь.

Неподалеку группа бойцов ударила в джембе — африканские ударные музыкальные инструменты.

Все черное воинство вокруг всколыхнулись и пошло в танец, что-то гортанно выкрикивая и встряхивая оружием.

Ритм поначалу был медленный. Все бойцы монотонно колыхались ему в такт. Большой барабан в руках огромного воина задавал темп. Ему раскатисто вторили малые инструменты.

— Тамбатамба! — изредка хрипло рычали хором бойцы. — Марабамба!

Нечто дикое и древнее медленно всплывало из глубины вечности в этом танце с каждым ударом барабана. Оно нарастающее пульсировало, разливалось в жарком воздухе и незримо заполняло собой все вокруг.

— Харрааа! — завопили воины, и ритм барабанов словно взорвался. Все вокруг закрутились в полном неистовстве. Я сам едва не пошел было в пляс, да опомнился. А Кожура вскинул автомат и дико заорал нечто нечленораздельное. Роман оскалил рот в довольной улыбке.

— Харрааа! — продолжали вопить воины.

Первобытная дикость предков вырывалась из них наружу неудержимой волной. Она готова была разорвать врага.

— Харрааа! — заорал Кожура.

— Ррааа! — подхватил Роман.

— Харрааа! — рвалось к небесам неудержимым рыком из тысяч глоток.

Большой барабан ударил в последний раз, но воинственный клич не смолкал. Прошло некоторое время, прежде чем воины смогли успокоиться, после чего наступило затишье.

— Мощно! — восторженно выдохнул Кожура. — Я словно заново родился.

— Это боевой танец наших предков, — гордо пояснил Дубо. — С ним мы не раз побеждали врагов.

Товарищ Дондо махнул рукой. Из глубины улицы медленно выползли три мощных тягача. Они тащили за собой железнодорожную грузовую платформу. Платформа перемещалась на танковых гусеницах. На ней была установлена чудовищно огромная пушка.

— Это главное орудие немецкого линкора времен второй мировой, — с гордостью заявил Дубо, словив мой удивленный взгляд. — Наши умельцы приспособили его для сухопутных сражений. Теперь орудие мертвого диктатора воюет против нового диктатора.

Тягачи выволокли пушку на исходную позицию в конце улицы. На платформу залезла группа бойцов и приступила к наводке орудия на цель. Ствол пушки медленно повернулся в нужном направлении, немного опустился и замер.

Рядом с пушкой выставили четыре миномета.

Один из бойцов, что-то прокричал. Товарищ Дондо молча кивнул.

— К стрельбе готовы, — пояснил Дубо.

Послышался звук моторов. По улице к нам приближались три грузовика. Их кузова доверху были заполнены автомобильными покрышками.

Бойцы засуетились, шустро опустошая кузова. Оттаскивали покрышки в самый конец улицы, сваливая их в кучи рядом с подбитым автомобилем.

Товарищ Дондо тоже активизировался. Он что-то гортанно орал кому-то по спутниковому телефону.

— Держите, — Дубо протянул нам тряпки, смоченные водой. — Когда пойдем в атаку через дым, закроете рот и нос. — Уже скоро. Сейчас начнется артподготовка. Потом подожжем покрышки и рванем вперед.

— Чем-то воняет, — брезгливо сморщился Кожура, нюхая тряпку.

— Тебе дали местную портянку, — хохотнул Роман. — В ней экзотический запах Африки. Он активизирует скрытые силы организма.

Кожура на эти слова только рукой махнул.

Тряпка действительно воняла тухлой рыбой, и я отложил это «грязное дело», надеясь проскочить сквозь дымы без нее. Вообще-то могли бы почетным советским гостям и противогазы выдать. Но тут по всему такой роскоши не было.

Бабахнуло неожиданно.

Минометы ударили враз, и через секунды дворец скрылся за дымами от взрывов.

Снаряды по крутой навесной траектории били в стену, ложились перед ней и за ней. По самому дворцу не стреляли. Берегли национальную гордость.

Неожиданно, как гром с неба, жахнула пушка линкора. Впереди поднялся столб огня, но результата выстрела за дымами не было возможности рассмотреть.

Хунта отстреливалась беспорядочно и не прицельно. В основном плевалась из минометов по площади. Пару раз крепко жахнуло перед покрышками. Немудрено. Как же тут можно пристреляться под таким огнем.

Снова долбанула пушка. Столб огня впереди.

Пушка била раз за разом. Справа и слева ей вторили, пробиваясь через минометную канонаду другие крупные орудия с соседних улиц.

Все это время товарищ Дондо непрерывно переговаривался с кем-то по телефону.

— Есть брешь в стене! — сообщил Дубо. — Воздушная беспилотная разведка доложила.

— У вас есть дроны? — удивился Роман.

— У нас все есть для победы! — гордо ответствовал Дубо.

Артподготовка постепенно закончилась. Минометы всколыхнули воздух еще пару раз, и наступило затишье.

Дым от взрывов медленно рассеивался. Проявилась стена. В ней зияла добротная пробоина до земли в десяток метров шириной.

Повстанцы облили покрышки бензином и запалили их. Вскоре жирный черный дым потянулся шлейфами над площадью и постепенно накрыл её полностью.

В небо взвилась белая ракета.

— Тумба дохунда! — завопил товарищ Дондо и первым ринулся в бой. За ним рванул Дубо. Я также резво взял со старта, равно как и Кожура с Романом. За нами хлынуло все воинство.

Краем глаза сквозь дымную мглу успеваю заметить, как с соседней улицы вырвался еще поток воинов.

— Рррааааа! — раскатилось над площадью.

Едкий дым ударил по глазам, пробился в нос и глотку. Закашлялся. Попытался повязать тряпку на бегу. Узел развязался, и её как ветром сдуло.

Несусь, можно сказать, вслепую. Дым такой густоты, что и в пяти шагах ничего не разберешь.

Грохот взрывов. Свист пуль. Хунта кроет огнем площадь наугад.

Перепрыгиваю через павших. Их много. Эх, блин! Сейчас бы сюда оператора с кинокамерой. Крутой вышел бы фильм. Это вам не на учебном поле снимать.

Кожуру и Романа потерял из виду. Живы ли? Нет?

Товарища Дондо и Дубо тоже не видно. Если ад существует, то он такой, как здесь. Повстанцы мелькают в дыму, подобно чертям.

А вот наконец-то и стена проступила в дымной мгле. На ней солдаты хунты. Стреляют в упор.

Даю очередь веером по верху стены. Успеваю заметить, как с неё падают враги.

Вижу пролом. Устремляюсь туда. Там тесно от повстанцев. Все это воинство подобно бурной реке, стремящейся через узкую пробоину в плотине.

Эта река подхватывает меня и выносит за стену.

Здесь нас встречает перекрестный кинжальный огонь. Хунта бьет пулеметами из окон дворца и с гребня стены. Бойцы косятся десятками.

Мгновенно соображаю, что надо ликвидировать линию вражеского огня с тыла. Иначе всем хана.

Рвусь на стену по каменным ступеням. За мной ринулись повстанцы. Взбираюсь наверх. Повстанцы за мной по пятам. Сталкиваемся лицом к лицу с врагами, и закипает рукопашный бой.

На меня с рычанием кидается боец. Рожа оскалена. Эдакая горилла в военной форме.

Уклоняюсь от пудового кулака и бью с кругового удара прикладом в рожу. Боец откидывается. Добавляю ногой в живот. Он падает со стены.

Наталкиваюсь на какого-то негра. Ха! Да это же Кожура! Закоптился под дымом. Таращит глаза на меня, словно видит в первый раз. По всему я тоже почернел.

Нервно ржет.

На него несется со спины длинный детина с кривым тесаком.

— Сзади! — кричу я.

Кожура инстинктивно пригибается. Я стреляю. Противник падает.

Битва на стене продолжается.

Выстрелы, вопли, взрывы гранат. Кровь.

Свистят пули. Они косят, как повстанцев, так и врагов.

Стреляют с башни, где ворота. Там на её вершине засели пулеметные расчеты.

Возле башни на стене кипит жаркая схватка.

По стене через мясорубку боя пробиваюсь к башне. Кожура рвется за мной.

Мы поспеваем вовремя на помощь к повстанцам. Под нашим общим натиском бойцы хунты через проем отступают внутрь башни.

Бросаю туда гранату, чтобы очистить путь.

Взрыв.

Ныряю в проем. Перескакиваю через неподвижные тела.

За спиной схватка закипает с новой силой. Откуда-то подоспело подкрепление хунты. Эти твари защищают башню, как звери свою нору. Еще бы. Это хорошая высотная огневая точка, с которой простреливается все пространство до самых стен дворца.

Вопит Кожура. На него сзади кинулся и повис вражеский боец. Кожура скидывает его, валит и пинает сапогами по голове, пока тот не затихает. Я тем временем шарю глазами в сумраке. Где тут путь наверх? Вижу каменную крутую лестницу. Взбираюсь по ней. Вижу люк. В нем клочок неба. Забрасываю туда гранату. Жду секунды, пока она взорвется, и кидаюсь наверх. Выскакиваю через люк на открытую площадку, готовый стрелять во все, что движется. Здесь четыре мертвых тела в крови. Два пулемета и миномет.

Следом забирается Кожура.

Оцениваю сверху обстановку. Стена очищена от врага. Но повстанцы под кинжальным огнем со стороны дворца. Он в паре сотен метров. В окнах мешки с песком. Стволы пулеметов.

Повстанцы залегли. Прячутся за стволами деревьев, прижимаются к земле.

Подбираю пулемет. Даю длинную очередь по окнам. Со вторым пулеметом ко мне присоединяется Кожура. Стреляем, пока не заканчиваются патроны.

Огонь со стороны дворца ослабел. Повстанцы поднялись и пошли вперед. В первых рядах товарищ Дондо, Дубо и Роман.

Мотаю головой Кожуре. Спускаемся, дескать.

Сбежали вниз. Устремляемся ко дворцу. Из его окна вновь ударил пулемет. Но людская волна неудержимо катится дальше.

Передние ряды бойцов прорываются к стенам дворца и забрасывают окна гранатами. Пулеметная стрельба затихает, и вся волна повстанцев накатывается на дворец.

Вместе с ней врываюсь через окна в его стены. Здесь дымный полумрак. Битое стекло на мраморе пола. Мертвые тела. Темная кровь и кинжальный огонь.

Грохот взрывов, выстрелы, свист пуль, дикие вопли — все это сливается многократным эхом в некий свирепый потусторонний вой. Здесь ярость смешалась с ужасом. Здесь властвует зверь. Он рвется из меня наружу, и я чувствую его великую силу.

На бегу меняю опустевший рожок. Стреляю перед собой.

Широкая лестница. Мертвец на перилах. Разбитая статуя на ступенях.

Вместе с бойцами бегу наверх. Там огромный зал. Статуи. Картины на стенах. Дым. Горят занавеси на разбитых окнах.

Взрыв гранаты. Удар в правую сторону груди.

Бегу дальше вместе с бойцами.

Широкая дверь с золочеными створами.

Заперта.

Кто-то из бойцов высаживает её из гранатомета.

Хочу бежать дальше, но ноги становятся ватными. Все вокруг плывет.

Опираюсь на стену и медленно сползаю по ней на пол. Вижу на нем кровь.

Чья это кровь? Откуда?

Блин, это же моя кровь. Черт! Я ранен!

Сижу на полу, прислонившись спиной к стене. В груди справа пульсирует нарастающая боль. Опускаю глаза. Кровь возле правого плеча. Много крови.

— Валерка! — прорывается сквозь грохот боя крик Кожуры. Вижу его чумазое лицо.

— Валерка! Ты что? Ранен? О, бля!

— Нормально, все нормально, — с трудом говорю я.

— Тебе в больницу надо! Пошли!

Он помогает мне встать и подпирает меня плечом. Тащит меня.

— В больницу, больницу, — бормочет.

— Какая тут больница, — усмехаюсь я. — Ты еще скорую попробуй вызвать.

Откуда-то из мрака и дыма прямо на нас вырывается Роман.

— Тонтугея повязали! — радостно вопит он. — Капец хунте! А что это вы тут? Командир! Что с тобой?

— Помоги, — хрипит Кожура. — Не видишь?

Роман подпирает меня слева. Оба тащат меня дальше. На какое-то время отключаюсь. Очнулся уже вне стен дворца. Лежу на траве. Надо мною мглистое серое небо. Вокруг молча стоят бойцы. Рядом со мной сидят Кожура и Роман.

Вижу сквозь пелену товарища Дондо. Он что-то орет в спутниковый телефон. Тут же Дубо бестолково топчется.

— Валерка. Очнулся. Слава небу, воистину! Сейчас за тобой вертолет прилетит. Он тебя в лучшую больницу доставит, — сообщает мне Кожура.

— Потерпи, командир, потерпи, — вторит Роман.

— Уходите, — шепчу я непослушными губами. — Рвите когти. Мы выполнили, то, что должны были сделать. Мы свободны. Уходите немедленно.

— Нет, нет, — решительно мотает головой Роман. — Мы вместе поклялись быть. Мы не уйдем без тебя.

— Мы не уйдем, — повторяет Кожура. — Воистину.

— Дурачки, — я усмехаюсь через боль. — Мне все равно не жить, а вас повяжут, и вам конец. Уходите, я вам приказываю.

— Мы все будем жить, — уверенно заявляет Кожура. — Мне было откровение с неба.

Откровение с неба? Какая ерунда! Я смотрю в это серое равнодушное небо. В нем кружат стервятники. Они чуют смерть. Предки этих тварей кружили здесь тысячи и тысячи лет назад. Пройдут еще тысячи лет, и уже потомки их здесь будут также кружить под этим равнодушным серым небом.

Они будут кружить, но здесь не будет меня. И будет ли здесь человек? Что будет здесь через тысячи лет? Может пустыня? Что есть жизнь человеческая? Капля дождя, падающая с небес в океан вечности. Вот и все откровение.

Я смотрю в небо. Оно постепенно темнеет. Наступает вечер. Заканчивается еще один день.

Стервятники забеспокоились. Их монотонный полет по кругу нарушился. Они рванулись в стороны, а в небе прямо надо мною в густой синеве облачной пелены проступил светлый круг, а затем из него вниз заструился поток мягкого света.

— Сила небесная! — завопил Кожура.

Черное воинство вокруг меня всколыхнулось. Послышались удивленные возгласы. Тем временем в потоке света проявилась яркая огненная звездочка. Она быстро увеличивалась в размерах.

«Это предсмертный бред», — решил я. — Так не бывает.

Мое тело стало легким. Оно словно растворилось в этом свете с небес. Куда-то плыву медленно и плавно. Свет постепенно меркнет, и я погружаюсь в кромешную темноту.