Взгляд окидывает незатейливую обстановку комнаты среди стен, покрытых старыми обоями, где в потрескавшейся амальгаме зеркал на створках темного шкафа отражаются настенные часы с застывшим маятником, старое кресло, а на столе отвернулся своим экраном от окна монитор компьютера. На стене в рамке чей-то портрет. С низкого потолка свисает люстра из трех круглых плафонов. Горит лишь один. Его лампочка нервно пульсирует, изготовившись перегореть и создавая тем самым эффект мерцающего прикосновения тонких щупалец своих лучей, к окружающей обстановке, кажущейся нереальной.

Феликс Эдуардович подошел к столу и кончиками пальцев коснулся ноутбука.

— Я прочитал эту книгу, — едва слышно произнес он и окинул взглядом комнату. — Так вот где жил автор.

— Зачем вам это надо? — спросила женщина средних лет в домашнем сером халатике, стоящая в дверном проеме.

— Мне важно знать все, как психиатру, — пояснил Феликс Эдуардович. — Важно знать все. Только тогда я смогу представить полную картину и попробовать вернуть его к нормальной жизни.

— А есть надежда?

— Эта дама всегда имеет место быть, — кивнул врач и подошел к стене с портретом. — Это его дед?

— Да.

— Похож. Можно сказать вылитый. А это та самая медаль, если не ошибаюсь? А рядом с ней его звезда героя. В рамочку помещены.

— Да, после возвращения и его списания на гражданку он их сюда поместил. Доктор, скажите, я могу его посетить?

— Пока не надо, Жанна Петровна. Ему нужен покой. Он не реагирует на внешние раздражители и весь в себе. Но думаю, что уже скоро будет можно его увидеть. А пока нет. Случай тяжелый и неординарный. В принципе мне картина вырисовывается такая. После тяжелой контузии на боевом задании ваш муж был списан с военной службы. Это было для него потрясением, что послужило началу болезни. Незаметно и постепенно реальный мир стал закрываться от него, а иллюзорный, выдуманный им выходить на передний план. В результате родилась эта книга. Книга где, якобы развалился СССР, и возникла страна Россия. Надо сказать, что книга опасная. Я вынужден сообщить в органы. Но нет! Успокойтесь!

Феликс Эдуардович замахал руками, видя, как супруга схватилась рукой за грудь в области сердца и побледнела.

— Успокойтесь. Ему не грозит тюрьма, как психически больному. И даже после реабилитации он будет на свободе. Хотя рецидивы срыва психики могут быть. Очень даже могут.

Вообще книга странная. Откуда в ней фигурирует мое имя? Хотя он мог это узнать из определенных источников. А описание палаты в которой он никогда до того не был. И эти песни. Он их сам сочинил или как? Хотя все может быть. Психи бывают очень талантливы. Я бы даже сказал, что все талантливые люди в какой-то мере психи.

— Что же мне теперь делать-то? — пустила слезу Жанна Петровна. Такой мужчина был. До генерала дослужиться мечтал. И вот на тебе.

— То-то и оно, что нереализованная мечта убивает психику и уводит от реальности. Ваш муж живет теперь в собственном мире. Он создал его в своей книге и сжился с ней и со своей ролью в ней. И мне кажется, что он по-своему счастлив. Ну, ничего, вы держитесь тут. Я думаю, что через пару недель вы сможете с ним увидеться.

— Через пару недель? — растерянно переспросила Жанна Петровна. Это же целая вечность! За что же мне такое!

— Успокойтесь! Хотите я вам хорошее успокоительное пропишу.

— Не надо! Мне ничего не надо. Уходите! Хотя нет! Простите меня! Простите!

— Не стоит извиняться. Это моя работа. Держитесь тут. Всего вам доброго. До свидания.

Феликс Эдуардович надел кепку, вышел за дверь, спустился по лестнице с третьего этажа панельной пятиэтажки и вышел на улицу.

Поежился. Мелкие капли холодного дождя упали за воротник.

Перед ни стелилась улица. Серые одинаковые дома, серый асфальт, серые люди, серые в пелене дождя деревья. Плакаты с призывами к коммунизму и единства народа и партии. Портрет Ленина на торце дома.

Где то далеко играл бравурный марш.

Стоял серый дождливый день 19 августа. Двадцать пятая годовщина победы ГКЧП,