Время велико. Весь Мир Изменений умещается в его небольшой части, разбиваясь на отдельные, маленькие фрагменты событий, капельки, осколки в которых существуют миры и мирки. Время едино и неделимо, объединяя, в отдельном своем мгновении, бесконечно великое множество событий. Каждый, из живущих в Мире Изменений, существует в своем фрагменте этого единого пространства, именуемого временем, и видит только ту картину мира, что доступна его ощущениям. Тот, кто видит больше, тот может управлять большим. Кто видит всё — управляет всем. Кто управляет всем — тот управляет миром. Но хочет ли сам мир, чтобы им управляли? Для этого ли он создан? И не уничтожает ли мир того, кто видит слишком много и очень желает управлять им, вопреки тому пути, которым следует мир?

Так говорил Мауронг. Зерон знал эти слова. О том ему поведал отец. Заповеди Мауронга были записаны в древних скрижалях и хранились в гробнице некогда могучего мага.

А еще Мауронг говорил, что в каждом человеке дремлет маг. Он говорил, что видит человека, как каплю дождя, падающую в Океан Вечности, как искру огня, взлетающую к небу, как снежинку среди миллиардов других, сметающих все на пути потоком лавины.

Он говорил, что видит человека маленькой утренней росинкой, отражающей в себе этот мир.

Он говорил, что чувствует разум человека, вбирающий в себя этот мир, как каплю дождя, искру огня, снежинку стремительной лавины и утреннюю росинку.

Он говорил, что человек это часть мира, а мир это часть человека.

И человек может все.

— Человек может все, — повторял время от времени Зерон, настраивая себя на опасный путь. Вместе с тем из его головы не выходили слова Ахарты о Воинах Жизни. О Хаккадоре. О пророчестве. Зерон понял не все из того, что сказал ему этот воин. Какое еще древо смерти? Что это за тени зла, которые гуляют по земле? Бред какой то. А может быть, он байки рассказывал, чтобы усыпить бдительность Зерона? А может быть, он решил направить его на путь, где скрываются коварные и смертельные ловушки?

Береженого Мауронг бережет. Зерон решил свернуть с ранее намеченного пути и принять направление южнее, что он и сделал после того, как углубился в лес.

Природа готовилась к зиме. В лесу было тихо. Не слышалось ни щебетания птиц, ни хлопанья крыльев. Мягкий сырой мох и опавшие листья заглушали шаги. Изредка под ногами хрустели сухие ветви. Ближе к вечеру Зерон благополучно выбрался из леса и приступил к подъему по осыпям камней на крутой горный склон. Изредка над ним кружились пишачи. Эти небольшие крылатые ящеры питались падалью. Сделав над Зероном пару-тройку кругов и убеждаясь, что тот еще не собирается помирать, они с недовольными хриплыми вскриками летели далее.

К вечеру Зерон взобрался на перевал. Небесный огонь светил ему в лицо, опускаясь к горизонту. С высоты перевала пред Зероном раскинулась бесплодная, каменистая равнина. Пройдет немного времени, и весь этот пейзаж погрузится в темноту. Пора было подумать о ночлеге.

Огонь разводить опасно. Одинокий костер издали может привлечь ракшасов, выползающих по темноте на ночную охоту из-под земли, да и не только их. Ночные чудовища, будучи порожденные мраком, страшнее дневных, и могут не убояться запаха крови пещерного медведя.

Придется переждать ночь, плотнее закутавшись в меховую накидку. Впрочем, холод был не страшен для Зерона, приученного с малых лет к трудностям выживания в дикой природе. Он собрал охапку сухой травы для подстилки и вскарабкался на высокий скальный выступ, где можно было не опасаться нападения ночных хищников. Расстелив траву на узкой жесткой площадке, Зерон улегся на нее, достал из-за пазухи хлебную лепешку и жадно надкусил, глядя в темнеющее небо. В нем зажигались звезды.

Было тихо. Ночная мгла медленно накрывала землю, и в ней размывались очертания гор, а линия горизонта сливалась с небосводом.

Ночь обостряет чувства. Зерон невольно вслушивался в тишину, ловя малейшие шорохи, доносимые движением воздуха. Все чаще до его ушей доносилось далекое завывание не то зверей, не то ветра среди скал. Где-то под чьей-то поступью посыпались камни с горного склона. Зерон вскинул голову, встревожено всматриваясь в темноту. Снова наступила тишина. На горизонте затухала полоска дневного огня, а вскоре на небо выползло ночное светило. Оно было красно и огромно. Его тусклый свет накинул багровое покрывало на ночной пейзаж. Далекие звуки перестали тревожить Зерона. Он прикрыл глаза, но через миг вновь резко поднял голову, всматриваясь в ночной сумрак. Неподалеку от скалы, где притаился Зерон, послышался шум, после чего из темноты проявились смутные очертания какого-то животного. Оно явно спасалось бегством. Вскоре из темноты выскочили преследователи. Зерон увидел трех крупных степных волков. Один из них настиг добычу в прыжке и вцепился ей в холку. Другие двое зашли по бокам. Хищники работали слаженно. Через миг второй волк вцепился жертве в ногу. Погибающее животное издало громкий трубный звук.

Это был детеныш хорта. Волки никогда бы не посмели напасть на взрослое животное. Даже лесные драконы избегали встреч с ним. Но этот детеныш видать отбился от стада, и теперь его жизнь была в смертельной опасности. Третий волк вцепился ему зубами в шерстистый бок и повис на нем. Детеныш бестолково затоптался на месте.

Поначалу Зерон с интересом наблюдал за охотой хищников. Он видел пред собой проявление закона природы, того самого закона зверя, который всегда проповедовал великий Мауронг, того закона, где выживает сильнейший. Слабым здесь не место. Но уже через миг в глубине его души шевельнулось чувство некого единения с этим малым одиноким детенышем, беззащитным среди бескрайних диких просторов. Может быть, его мать погибла? А может и отец хорта сгинул где-нибудь в болотах? Это чувство нельзя было назвать жалостью или же состраданием. Великий Мауронг учил, что жалость, а более того сострадание к кому-либо ведет к неразумным поступкам и недостойна истинного воина. Но Зерон увидел в этом детеныше себя самого, одинокого, покинутого и не сдающегося.

Маленький хорт достойно сражался. Его едва проросшие коротенькие бивни ударили одного из волков. Тот кубарем покатился по земле, но быстро вскочил и вновь ринулся на добычу. Хорт стряхнул с холки второго волка.

— Хорошо! — невольно вырвался возглас у Зерона.

Но звери продолжали наседать. Силы маленького хорта были на исходе, но он бился яростно.

— Смелый боец, — пробормотал Зерон, выхватил из ножен меч и с хриплым воплем спрыгнул со скалы.

Волки отпрянули от хорта.

Зерон не раздумывая, шагнул в сторону самого крупного и матерого из них, намереваясь атаковать его. Он знал, что по закону зверя волки не посмеют тронуть того, кто убьет вожака. Матерый волк втянул носом воздух. Он почувствовал кровь пещерного медведя. Будучи в одиночестве зверь отступил бы в страхе, но сейчас за ним стояли его сородичи, и он, как вожак не должен показать свою слабость. Волк кинулся на Зерона. Остальные волки хотели было помочь сородичу, но одного из них остановил хорт. Другой волк попытался зайти за спину Зерона. Вожак прыгнул. Зерон увернулся и полоснул мечом наугад. Попал. Послышалось злобное рычание, замешанное на визге, прорвавшемся через боль. Клинок рассек волку левый бок по ребрам. Зверь крутанулся, клацнул зубами. Второй волк, увидев, что вожаку изрядно досталось, отпрянул в сторону. Раненый волк захрипел и вновь кинулся в атаку. На этот раз Зерон не стал изворачиваться, а встретил зверя прямым ударом меча и попал ему прямиком в брюхо. Волк взвыл, покатился по земле, клацая зубами и харкая кровью. Видя, что вожак повержен, двое волков отступили, но убегать не стали, злобно ощерив зубы.

— Пошли прочь! — Зерон взмахнул мечом. Волки попятились.

— Уходите!

Звери видели, как умирал их вожак и в них просыпался страх.

— Убирайтесь!

Волки развернулись и, поджав хвосты, мелкой трусцой побежали в темноту. Их мертвый вожак неподвижно застыл на земле. Хорт хоботом, шумно втягивал воздух, топтался, но не убегал. Затем он медленно приблизился к Зерону, как бы ища у него защиты, и положил хобот на его плечо.

— Все хорошо, — усмехнулся Зерон, погладил жесткую шерсть на голове хорта и протянул ему половину хлебной лепешки. — Ты хорошо бился. Держи! Награда за смелость.

Хорт прихватил еду кончиком хобота и целиком отправил в рот.

— Вместе мы сила, — довольно произнес Зерон. — Нашу встречу надо отметить горячей пищей.

Он подошел к мертвому волку и мечом отсек ему заднюю лапу по самое бедро, после чего содрал с нее шкуру. Вскоре возле скалы горел костер. Зерон насадил лапу на деревянную палку и пристроил ее над огнем на рогульки.

Мясо волка было жестким, но вкусным. Не прожарившись внутри, оно сохранило запах крови. Зерон отшвырнул обглоданную кость и задумчиво посмотрел на хорта. Тот стоял поблизости, слегка помахивая хоботом и прикрыв глаза. Ростом в холке он едва был выше Зерона.

— Папашу во мне нашел, — снисходительно проворчал Зерон и лег на спину. Костер приятно согревал, и на скалу залазить не хотелось. Похоже, что хорт не собирался уходить. Чуткое животное предупредит об опасности, если что. Веки наливались сонной тяжестью, но погрузиться в сон Зерону не удалось. Послышался резкий трубный звук, затем топот тяжелых ног, и огромная грузная туша вывалилась из темноты. В свете костра проявились чудовищные бивни и маленькие злые глаза.

Зерон вскочил, как подброшенный, хватаясь за меч. Какой там меч против такого чудовища! Из темноты прямиком на Зерона надвигался огромный взрослый хорт. Еще миг и Зерон будет раздавлен им как малая букашка. Но наперерез взрослому хорту кинулся детеныш.

Чудовище остановилось. Животные переплелись хоботами, едва шевеля ими, и Зерон почувствовал в этих едва уловимых касаниях и движениях некие знаки. Это был разговор. Но разговор, непонятный человеку, без слов и звуков. Так продолжалось некоторое время. Затем большой хорт погладил хоботом детеныша по холке и шагнул к Зерону. В глазах животного не было прежней ярости. Они были спокойны, и Зерон почувствовал в их глубине тепло. Он опустил меч. Хорт вытянул хобот и провел его кончиком по волосам Зерона, как бы выражая благодарность человеку, спасшему его детеныша. Зерон в свою очередь коснулся хобота пальцами.

— Все хорошо, — тихо промолвил он.

Хорт отошел в сторону и остановился.

— Идите, — Зерон махнул рукой в темноту. Хорт не сдвинулся с места. Его малыш тоже не торопился уходить. Похоже, что они желали остаться здесь на ночлег. Под такой защитой Зерон мог спать спокойно. Он вновь прилег рядом с костром. Горячие угли тихо мерцали, отдавая мягкое тепло. Где-то далеко в темноте кто-то протяжно завывал. Слышалось отдаленное рычание и шорохи. Зерон чувствовал себя в безопасности. Он прикрыл глаза и погрузился в сон.

Империя мауронгов. Столица империи Варанга. Пять тысяч триста семнадцать путей Небесного огня от начала Хаккадора. Раннее утро девятнадцатого дня десятой луны.

Тюремщик Харь проведя всю ночь в пивнушке на площади Трех собак, нетвердой походкой выбрался на улицу и не обнаружил своего коня. Он бестолково затоптался на месте, покачиваясь и тупо озираясь по сторонам. Мелкий холодный дождь моросил ему за ворот. Тюремщик стряхнул ладонью с острого носа каплю воды и подошел к коновязи. Лошадь лекаря Сидра была на месте. Старый жеребец банщика Вадула медленно жевал овес из мешка, закрепленного на морде. Кобыла хлеботорговца Хирта тоже была здесь. Конь тюремщика отсутствовал.

Харь пожал плечами, напрягая лоб. Сказать по правде он не помнил, как попал в пивнушку. Может быть он оставил своего коня где-нибудь в другом месте? Может быть возле дома жрицы любви Дикканы?

Может быть.

Он помнил, как вечером зашел к Диккане, но не мог припомнить, как покинул ее заведение. В памяти смутно вырисовывались картины танцующих голых девок, тесная грязная комната, медвежья шкура на полу, какая-то жирная баба на ней и…

И все. Более он ничего не помнил.

Небо светлело. Тюремщику пора было на службу. Само собой, что после такой ночи он вовсе не собирался разносить заключенным еду. Он намеревался добраться до Храма крови и там завалиться в свою каморку до вечера, чтобы набраться сил.

После надсадных раздумий, похмельная голова Харя ничего не придумала иного, как идти на службу пешком. Он злобно сплюнул и зашагал по лужам. Лошади редких всадников, проскакивая мимо, обдавали его брызгами грязной воды из-под копыт. Харь раздраженно крыл их ругательствами вслед. Так он прошел один квартал, затем другой и чтобы сократить путь, нырнул в сумрачный узкий переулок. Там его замутило. Пиво и еда просились наружу. Харь метнулся к стене дома и украсил ее содержимым своего желудка.

— Эй! — послышался за его спиной негромкий возглас.

Тюремщик вздрогнул, обернулся и увидел за спиной всадницу на гнедом коне. Всадница спешилась и приблизилась к тюремщику. Нижнюю часть лица ее до глаз прикрывала черная повязка. Длинные золотистые волосы спадали на плечи. Фигуру до земли скрывала темно-синяя плащевая накидка.

— Ты тюремщик Тайлуга? — спросила она.

— Ты кто такая? — насторожился Харь. — Я тюремщик великой Империи, а не какого-то там Тайлуга.

— Ты его тюремщик, — уверенно произнесла незнакомка. — Денег хочешь?

— Денег? — Харь жадно облизнул пересохшие с похмелья губы. — А кто денег не хочет? Все хотят. И много их у тебя? Давай сюда все.

— Немного, но тебе хватит, — ответила незнакомка. — Мне нужна встреча с Тайлугом.

— Встреча с Тайлугом. Встреча…, - Харь тупо наморщил лоб, пытаясь сообразить, о ком идет речь. — Встреча…, с Тайлугом. Аааа, с Тайлугом! С преступником! С подлым изменником!

— Здесь десять империалов, — незнакомка достала из-под накидки кошелек. — Устроишь встречу сегодня ночью.

Харь жадно протянул руку к кошельку, но немедленно отдернул и трусливо посмотрел по сторонам. Его одновременно захлестнула жадность и страх за свою шкуру. Без разрешения жреца Та-Зама встреча посторонних людей с изменником грозила тюремщику лютой смертью. А вдруг, кто-нибудь из стражников увидит, что Харь провел в тюрьму постороннего и донесет Та-Заму? Да и кто она такая? Наверняка она тоже заодно с изменником. Страх заполнил Харя, но и жадность не отступала. За десять империалов можно было гульнуть в пивнушке десять ночей или пять раз посетить дом жрицы любви Дикканы. Нет, просто так эти деньги нельзя упускать. Поразмыслив немного, Харь решил попросту забрать деньги у незнакомки, пообещать ей встречу и не выполнить обещание.

— Давай кошелек! — он вновь жадно протянул растопыренную ладонь. Незнакомка отдернула руку.

— Деньги потом, после встречи, — решительно произнесла она.

— Ты мне не веришь? — возмутился Харь. — Не веришь тюремщику великой Империи мауронгов? Да как ты смеешь?!

— Деньги потом! — снова жестко произнесла незнакомка. — Проведешь меня к Тайлугу этой ночью и получишь деньги.

— Ага, получу, — мерзко ухмыльнулся Харь и, не раздумывая, жадно кинулся за кошельком. — Деньги давай тварь!

Он схватил незнакомку левой рукой за шею, а правой попытался выхватить кошелек и почувствовал жгучий удар в живот. Дыхание перехватило. Харь сдавленно захрипел и опустил взгляд. Последнее что он увидел в своей жизни — свою кровь на лезвии кинжала.