Империя мауронгов. Столица империи Варанга. Имперская тюрьма. Пять тысяч триста семнадцать путей Небесного огня от начала Хаккадора. Утро пятого дня одиннадцатой луны.
На стольный город мауронгов Варангу тихо ложился снег. Короткая осень уступала место длинной зиме. Уже скоро Небесный огонь надолго спрячется за горизонт, и темная ночь раскинет свои холодные крылья над уснувшей землей.
В тюремной камере дни монотонно капали в поток Реки Времени, бесследно затухая на ней маленькими всплесками. Наступил день казни. В ночь перед нею Тайлуг спал крепким сном. Проснулся он от окриков стражников и услышал, как в темницу проникает монотонный шум, напоминающий рокот морского прибоя. То был гул голосов многих тысяч людей, заполнивших трибуны Храма крови.
Преступников в стольном городе мауронгов обычно казнили на высоком деревянном помосте возле Горбатого моста, что перекинулся крутой аркой через Змеиный овраг за площадью Трех собак. Помост хорошо просматривался со всей площади, и любопытный люд, присутствующий на ней мог наблюдать казнь во всех подробностях.
Казнь вершилась ранним утром, когда ночная тьма уползала на запад. Считалось, что уходящая темнота сопровождала душу преступника в самый нижний мир Дхора, откуда она уже никогда не сможет вернуться в Мир Изменений. Дабы душа смертника не выскользнула из объятий тьмы и была доставлена по месту назначения, процесс казни выполнялся с участием жреца-заклинателя.
Но Тайлугу был уготован путь в Дхор не с помоста на площади Трех собак. Впервые за все время место казни было перенесено на арену Храма крови. Трибуны Храма были заполнены до предела. Их нижние ярусы занимала знать и воины. За ними далее размещались торговцы, ремесленники, ростовщики и прочий люд, имеющий в кармане деньги. Беднота за гроши могла себе купить места на самых последних ярусах. Нищие голодранцы довольствовались топтанием на площади Сердца дракона, с любопытством внимая ушами вести, приходящие с трибун.
В отдельной ложе для высшей знати восседали жрецы под охраной сотни духовных стражей — сигнариев. Напротив них через арену в первом ряду трибун расположились претенденты на Меч Власти.
Роль виселицы выполняла бронзовая статуя воина-завоевателя, установленного в стародавние времена возле северного края арены и простирающего правую руку на юг в сторону Хаккадора. Через руку воина была перекинута веревка с петлей, а под нею на песок поставлена деревянная скамья.
Рядом с виселицей на медных треножниках горели факелы. Тут же неспешно маячил имперский палач, и топтались двое его подручных. Время от времени палач подходил к широкому столу, где зловеще поблескивали клещи, крючья, а также другие всевозможные инструменты для пыток и ласково поглаживал их, будто кошек огромными ручищами. Та-Зам сдержал обещание, и Тайлугу предстояло умереть в мучениях.
Свет утра медленно проступал на горизонте. Небо полностью затянулось низкими тучами. Снег продолжал тихо падать. Народ на трибунах гудел множеством голосов, и в какой-то момент в этот гул вмешался тугой удар барабана, возвестивший о начале обряда казни.
Первый удар барабана гласил о том, что узник покинул темницу. Народ нетерпеливо всколыхнулся при этом.
Через некоторое время второй удар барабана возвестил о том, что узник приближается к выходу из тюрьмы.
С третьим ударом барабана ворота в стене, ограждающей арену, распахнулись, пропуская факельную процессию. В утреннем сумраке она была похожа на гигантского огненного змея.
Впереди процессии под конвоем стражей шел Тайлуг. Руки у него были скованы тяжелой цепью. Стражи подвели его к виселице. Факельная процессия выстроилась по краю арены.
Толпа взорвалась воплями из тысяч глоток.
— Смерть изменнику! Смерть!
Но среди толпы было много тех, кто сочувствовал Тайлугу. Они не верили в его вину, мрачно и молча созерцая место казни.
Толпа затихла только после того, как верховный жрец империи Заук величественно вскинул руку, взывая к спокойствию и медленно обводя трибуны тяжелым взглядом. Зависла мертвая тишина. Все ждали, что скажет жрец.
— Граждане великой Империи мауронгов, — произнес Заук. — В глубокой печали стою я пред вами, ибо видел, как свет истины померк в очах еще недавнего соратника нашего, и пошел он ослепленный корыстью и тьмой против власти данной нам свыше самим Мауронгом. Блеск золота затмил глаза его, и погряз он в деяниях преступных. Из-за него погибли тысячи соратников наших.
— Смерть! Смерть преступнику! — послышались вопли со всех сторон.
— Он умрет, — кивнул Заук. — Но чтобы неповадно было кому-либо в дальнейшем совершать деяния подобные, он умрет смертью мучительною.
— Правильно! Пусть умрет в муках!
— Здесь собрались величайшие воины Империи, чтобы биться за трон вожака! — продолжил Заук. — Эта казнь будет началом сего великого празднества.
Тайлуг слушал жреца, скользя взглядом по трибунам, темному небу и ловя лицом редкие колючие снежинки.
Жрец говорил, вещая слова благие и назидательные. Но Тайлуг видел за ними ложь и лицемерие. Он видел сколь много сущностей, говорящих подобные слова и носящих облик человеческий, расплодилось в этом мире. Все они выдают ложь за истину, безверие за веру, а демона смерти за Творца миров.
Тайлуг не испытывал к ним никаких чувств. Он знал, что настанет час, и все они уйдут в небытие, как и весь этот мир, расплодивший их. Стоя рядом с виселицей, он испытывал лишь чувство подлинной, ничем не ограниченной свободы, безжалостной и страшной в своем абсолюте, свободы от всего этого мира с его иллюзиями и надеждами, догматами веры и отчаяньем безверия, безмолвием небес и воплями страждущих, поисками истины и безумием заблуждения.
В первом ряду трибун он увидел Адаульфа. Еще недавно Тайлуг желал немедленно растерзать его, накинуться на него, как дикий зверь и вцепиться в горло, но в сей миг не испытал ничего кроме холодной пустоты внутри себя. И в этой пустоте была великая и спокойная сила.
— После чего будут раздроблены кости рук и ног, вырван язык и вспорот живот! — истошно завопил Заук, и Тайлуг почувствовал на своих локтях цепкие ладони подручных палача.
— Казнь состоится немедленно! Но по милосердному закону великого Мауронга мы должны предоставить последнее слово преступнику, чтобы он смог попросить прощения у своих соратников за содеянное. Желаешь ли ты сказать последнее слово, изменник?
Тайлуг встряхнул локтями, освобождая руки.
— Рано цепляетесь, — произнес он пренебрежительно в адрес подручных палача.
Толпа созерцателей выжидающе затихла.
— Я не изменник, — негромко произнес Тайлуг, но его услышал каждый из многих тысяч.
— Я не изменник, — повторил он уже громче. — Я воин Империи и остаюсь им. Но я виновен. Я виновен в том, что доверился негодяю Адаульфу и оставил город без защиты.
— Достаточно! — прервал его Заук. — Палач! Приступай!
— Пусть говорит! Пусть! Он невиновен! — послышались многочисленные возгласы.
— Граждане Империи мауронгов, — продолжил Тайлуг. — Еще недавно я не подозревал, насколько глубоко проникла ложь и предательство в ряды наши. Но теперь прозрел и знаю, что измена воцарилась в самом сердце стольного города Империи в лице жреца Та-Зама, который вознамерился захватить власть и отменить законы великого Мауронга. Вы этого желаете?
Тайлуг медленно обвел свинцовым взглядом трибуны, а затем посмотрел в упор на Та-Зама, сидящего среди высших жрецов.
— Ложь! Вранье! Он сошел с ума! — раздались редкие возгласы.
— Предсмертный бред! — с усмешкой произнес Та-Зам.
— Чем докажешь, Тайлуг?! Докажи, коли не шутишь! — донеслось с трибун.
— Чем докажу? — Тайлуг мрачно усмехнулся. — Меч докажет правоту мою. Я желаю биться за Меч вожака Империи, и сам дух великого Мауронга, направляя мой клинок от победы к победе, будет свидетелем правоты моей.
Над трибунами вновь зависла тишина, да такая, что в ней слышался шепот снежинок, падающих на мерзлую землю.
— Я докажу! — нарушил тишину Тайлуг. — Меч в моих руках докажет, что наместник Адаульф присвоил деньги имперской казны, а мне подсунул тридцать монет и обвинил меня в воровстве и государственной измене. Я докажу, что жрец Та-Зам готовит захват власти и отмену законов великого Мауронга. Я докажу, что я не изменник.
— Нет! — раздался громкий возглас Заука. — Преступник не может участвовать в поединках за Меч Власти!
— Не может! Нет! — раздались истошные вопли множества созерцателей. — Смерть изменнику!
— Пусть бьется! Пусть! — послышались не менее многочисленные крики.
— Нет! — возразил Заук. — В боях могут участвовать только свободные граждане Империи! Рабы и преступники вне закона Мауронга! По закону Мауронга преступник не может биться с вожаком! Да свершится казнь!
— Жрец! Ты верно поведал нам закон! — громко произнес Тайлуг. — Но ты сам противоречишь закону, повелевая казнить меня и не дозволяя мне биться!
— Хватит! — Заук махнул рукой. — Заканчивайте этот спектакль!
Подручные палача вновь ринулись к Тайлугу.
— Прочь! — прорычал он на них зверем так, что те шарахнулись в стороны.
— Ты противоречишь закону, жрец, — уже спокойно произнес Тайлуг. — Закон Мауронга гласит, что преступник не может биться с вожаком за Меч Власти. Но где вожак? Кто скажет, где он?
В Мире мертвых! — выкрикнул кто-то из созерцателей.
— Правильно! Вожак мертв! — продолжил Тайлуг. — Его нет. А коли его нет, то Закон Мауронга не препятствует обвиненному в преступлении биться в поединках за Меч Власти.
Истошный вопль Та-Зама прервал Тайлуга.
— Нет! Этот изменник приговорен к смерти высшим судом! Он должен быть казнен немедленно!
— Казнить его! Казнить! — послышались редкие возгласы.
— Нет! Пусть бьется! Пусть докажет мечом! Бейся Тайлуг! Ты прав! — забушевал народ на трибунах. — Жрецы изменники! Убьем их!
Заук, Та-Зам и все жрецы опасливо втянули головы в плечи, почувствовав себя неуютно. Угрозы исходили от тысяч воинов, а с ними шутки были плохи. Многие воины недолюбливали этих так называемых духовных лидеров. Жрецам полагалась едва ли не половина всех военных трофеев, добытых в жестоких сражениях пролитой кровью. За что? За то, что они назидательно вещали и благословляли на битву, призывая умирать за великого Мауронга, а сами при том прятали жирные задницы за стенами своих дворцов.
Заук поднял руку, призывая народ к спокойствию, но люди продолжали бушевать. Прошло время, прежде чем вновь наступила тишина.
— Мы будем совет держать и удаляемся, чтобы решение принять. Ждите все, — успокоительно заявил верховный жрец.
— Никуда не пойдете! Решайте здесь! — воины на трибунах всколыхнулись и ринулись вниз. На их пути встали сигнарии. Сверкнули мечи.
— Тише! Успокойтесь все! — вскричал Заук, видя такой оборот событий. — Быть по-вашему! Мы останемся здесь! Но я призываю к тишине. Там где крики и шум не место для верных и мудрых мыслей. Вернитесь на свои места и наберитесь терпения. Мы постараемся быстрее принять решение.
— Бойцы нехотя вернулись на свои места. Многие из них уже давно горели желанием скрестить мечи со стражниками жрецов и пустить им кровь. Народ на трибунах медленно успокоился, но не прекращал обсуждения того, что услышал, и гул множества голосов витал в утреннем воздухе. Уже начало заметно светать.
Тем временем жрецы совещались промеж собой. Совет был тихий, но жаркий, судя по выразительным жестам. Особо выделялся Та-Зам. Он размахивал руками и мотал головой.
— Дай воды! — приказал Тайлуг палачу. — Тот послушно зачерпнул из бочки ковшом воду, что предназначалась для омовения рук после казни.
— Похоже, что веревка виселицы не познает сегодня твоей шеи, — произнес он ухмыльнувшись.
— А ты сожалеешь о том? — спросил Тайлуг, опустошив ковш.
— Я уважаю воинов, — ответил палач. — Я наслышан о тебе, как о доблестном бойце и хотел бы посмотреть, как ты бьешься.
Жрецы закончили совещаться. Народ, видя это, заволновался. Заук поднял руку, призывая людей к спокойствию.
— Мы приняли решение! — заявил он громко. — Вожак мертв, и Закон Мауронга не запрещает Тайлугу биться за Меч Власти!
Созерцатели завопили. Многие радостно, но иные разочарованно, понимая, что не увидят зрелища жестокой казни.
— Тайлуг может биться за Меч Власти, — продолжил Заук. — Но в законе ничего не говорится об условиях поединка со свободным гражданином того, кто обвинен в преступлении. Потому мы решили — ежели Тайлуг утверждает, что он невиновен, то пусть сам дух Мауронга защитит его от разящих ударов. Но ежели виновен, то и доспехи не спасут. Мы решили, что Тайлуг будет биться без доспехов.
— Та-Зам, это ты придумал, — едва слышно произнес Тайлуг. — Впрочем, что тебе еще остается?
— Нет! Пусть бьется на равных! Это несправедливо! — закричали созерцатели.
— Тише, люди! — Тайлуг поднял руку, загремев цепями. — Пусть будет так! Я готов биться без доспехов! Но я требую вернуть мне мой меч!
— Ты получишь свой меч перед поединком, — ответил Заук. — Итак, решение принято. Со времени сего Тайлуг неприкосновенен, смерти не подлежит, и находится под защитой Империи, пока не проиграет бой до первой крови, или же от меча не падет. Палач, сбей цепи с осужденного!
— А ежели он сбежит! Смоется! — послышались редкие крики с трибун.
— Сбежит? А куда? — Заук широко развел руками. — Здесь стены кругом. Далеко не убежит. А ежели сбежит и пойман будет, то не возрадуется вдвойне.
Палач несколькими ударами молота по зубилу сбил с запястий Тайлуга стальные браслеты.
— Процессию смертных факельщиков долой с поля боя! — приказал Заук. — Главный распорядитель! Приступай к церемонии возвещения!
— Тааайлуг! — истошно завопили тысячи глоток. — Поруби всех в куски!
— Сдохни изменник! — орали не менее громко другие.
— Бойцам выйти на поле! — завопил главный распорядитель, пытаясь переорать толпу.
Претенденты на Меч Власти покинули трибуну, спустились по внутренней лестнице, вышли через восточные ворота Храма на арену и выстроились на ней в шеренгу. Их было намного более сотни.
Главный распорядитель начал выкрикивать имена бойцов. При этом каждый из них вскидывал руку, приветствуя созерцателей.
— Драгон из Волчьей пади!
— Фандага с реки Зир!
— Стальк из Хмурого леса!
— Чего стоишь? Иди в строй! — услышал Тайлуг, оглянулся на голос и увидел второго распорядителей поединков.
— Стакс из Хамар-Тагона!
— Рагва из Туманных долин!
Тайлуг направился к воинам. По пути взгляд его встретился с глазами Адаульфа. Они были мутны и не выражали ничего. По всему Адаульф не ожидал такого оборота событий, но будучи опытным воином, умел скрывать свои эмоции.
— Адаульф из Восточных земель! — возвестил главный распорядитель.
Тайлуг занял место на левой оконечности шеренги. Его имя было названо последним. При этом будто ураган прошелся по трибунам.
Настало время жребия. Главный распорядитель подошел к массивной, позеленевшей от времени, древней медной чаше, установленной на бронзовом треножнике посреди арены. Эта чаша испокон веков использовалась для жребия. В ней совершал омовение рук сам Мауронг, посему считалось, что сила ладони великого мага сводит бойцов на поединок.
В глубине чаши скрывались от глаз маленькие деревянные дощечки. На каждой из них было вырезано имя воина — участника состязаний. В чашу была заблаговременно сброшена дощечка с именем Тайлуга.
— Первый бой! — выкрикнул распорядитель и достал из чаши две дощечки, читая на них имена.
— Тирк из Замы! Тирон из Серой Пустоши!
Толпа взорвалась приветственными криками.
— Второй бой! — выкрикнул распорядитель и вновь запустил руку в чашу.
Бойцов было нечетное количество. Значит, кому-то повезет. Боец, чья дощечка останется последней в чаше, перейдет в следующий круг состязаний без поединка. Тайлуг не желал того для себя. Он жаждал боя.
— Четырнадцатый бой! Фандага с реки Зир! Рагва из Туманных долин!
Тайлуг, слушая распорядителя, только сейчас начинал понимать, что свершилось по сути невозможное. Он избежал казни и будет биться. Он должен перерезать лживую глотку мерзавца Адаульфа. Он должен стать вожаком, чтобы искоренить измену в Империи, чтобы более не гибли безвинные люди из-за подлости и жажды мерзких тварей, носящих человеческий облик. Он обязан остаться в живых, чтобы возблагодарить своего спасителя тюремщика Дзена за бесценный совет. Воистину высшие силы послали его. Он должен отомстить харсам и найти сына. Зерон, где ты сейчас? В каких краях?
Он должен обнять свою жену. Она жива, и это главное.
— Двадцать второй бой! Адаульф из Восточных земель! Стаук из Хмурого леса!
При этом возгласе распорядителя, ладони Тайлуга невольно сжались в кулаки. А что если Адаульф проиграет этот бой? Получит легкую царапину, покинет поединки и уйдет от смертельного возмездия. Тайлугу хотелось лично наказать Адаульфа.
— Двадцать восьмой бой! Семарг из Хомса! Тайлуг из Монтигура!
Семарг был сильным воином. Бой будет серьезным. Впрочем, здесь не было слабых бойцов. Каждый рассчитывал на победу и не жалел для того своей жизни.
Двадцать восьмой бой. Скорее всего, он состоится не ранее чем за полдень. Тайлуг посмотрел на хмурое небо. Снег закончился. Серое осеннее утро оттеснило темноту. Настал новый день.
Отсветы утра. Безвременная пустошь.
Зерон почувствовал прикосновение холода ко лбу и открыл глаза. В сумеречном свете он увидел прямо перед лицом морду какого то зверя. Тот обнюхивал Зерона влажным прохладным носом.
Зерон вскочил на ноги. Зверь шарахнулся в сторону. Он был похож на большую крысу бурого цвета.
— Пошел вон! — Зерон швырнул в зверя камнем и тот испуганно метнулся вдоль берега, пропадая из виду.
Зерон остановился, как в стенку ударился. В его памяти отчетливо закрутились множественные картины ночного действа.
Лодочник. Магтлан. Безмолвные фигуры. Поединок.
Что это было? Сон? Но разве сны могут быть столь реальными?
Он осмотрелся вокруг. Темные скалы высились в сером утреннем тумане. Останки кораблей и арки моста мутными силуэтами едва просматривались в нем. Возле золы давно потухшего костра крепко спали Таон и Сигма.
Зерон встряхнул головой. Он уснул и беспечно проспал всю ночь? Это непростительно для воина.
Сон? Но чрезмерно реальный сон. В ушах Зерона затухающим далеким эхом еще звучал хриплый голос Лодочника.
Что это? Зерон ощутил на левой щеке легкое жжение, прикоснулся к ней кончиками пальцев и почувствовал под ними царапину.
След от меча Агры?
Выходило так, что это был не сон?
Зерон осторожно вытащил на треть из ножен меч, и увидел на нем спекшуюся чернотой кровь.
То был не сон. Или же пересечение сна с реальностью? Но где истинная реальность? Может быть она там, за пределами этого мира?
— Негваль придет за тобой. Он скоро найдет тебя по своему амулету, который лежит в твоем кармане. Ты должен убить Негваля, — отчетливо прозвучал в его ушах голос.
Зерон оглянулся. За спиной никого не было.
Он нащупал в кармане амулет Негваля и вновь скользнул взглядом вокруг себя. Сигма и Таон по-прежнему крепко спали. Скалы и океан затаились тишиной.
Решение пришло мгновенно. Если это был не сон, и все сказанное Лодочником правда, то ему надо уходить немедленно. Уходить одному. Маг испепелит этих двух мирно спящих, если появится здесь. Это не их бой.
Зерон не раздумывая более, направился к скалам, намереваясь забраться на них по крутым ступеням, как сделал то ночью, но вместо лестницы увидел лишь длинную узкую расщелину. Путь по ней был не столь безопасен, как по ступеням лестницы. Зерону пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он вскарабкался наверх. Там он осмотрелся и по краю обрыва направился к мосту.
Два камня высотою в четыре человеческих роста каждый торчали по обе стороны от входа на мост, подобно клыкам чудовищного зверя. Их черная поверхность была сплошь покрыта выбитыми в тверди какими-то непонятными знаками. Некоторые из них напоминали изображения зверей, иные же походили на птиц и змей.
Зерон пошарил взглядом по сторонам, пытаясь рассмотреть хотя бы остатки стен замка, но кроме голых скал, далекого леса и острых горных пиков за ним не увидел ничего.
— Негваль! Выходи! Где ты там прячешься? — вызывающе крикнул он. Ему не терпелось встретиться с магом.