Восточная граница Империи Мауронгов. Пять тысяч триста семнадцать путей Небесного огня от начала Хаккадора. Восемнадцатый день одиннадцатой луны. Третий час битвы.

На поле сошлись главные силы противников. В битву полностью вступил второй эшелон мауронгов. Враг ввел в схватку свежие силы пехотинцев. На левом фланге широкая лава конницы харсов неспешной рысью накатывалась на стену мауроногов. Отблески Небесного огня зловеще мерцали на их кривых саблях.

Уцелевшие черные волки, лязгая зубами и рыча, таскали на цепях своих убитых хозяев по кровавой трясине из мертвецов. С обеих сторон свистели стрелы, вскрикивали раненые.

В центре битвы небо почернело от стрел. Они обрушились на ряды хугатонов, подобно граду, гремя по щитам и пробивая броню. Еще не закончился шквальный обстрел, когда, растаптывая тела убитых и раненых, конница харсов вздыбилась гривастыми конями над стеной копий мауронгов, рванула их строй, отхлынула назад, и вновь устремилась в атаку, но в этот раз отдельными малыми отрядами.

— Арррах! — накатился ревом боевой клич. Темный клин пехоты харсов выполз из-за конных туч и врезался в промежуток между центром и левым флангом мауронгов. В то же время на правый фланг мауронгов хлынула свежая конница, сметая на пути свои же потрепанные войска, либо вовлекая их в свой вал.

Тайлуг бился в центре среди первых рядов. За лесом копий, блеском клинков, десятками стягов он видел вдали на взгорке группу всадников под темно-зеленым знаменем Харсии. Одним из этих всадников был вершитель Харсии Крион, наблюдающий за битвой.

Тайлуг чувствовал его взгляд и жаждал встречи с ним. Он рвался вперед, сквозь людскую теснину врага, через кожаные и стальные брони, плечи, руки, щиты, топоры, ножи и мечи, разя Темным Лучом направо и налево, срубая копья, пробивая кольчуги, рассекая живую плоть. За ним неотступно следовала поредевшая стража вместе со знаменем Империи.

Дагр был ранен в правую руку и бился левой. У Сигона в бедре торчал обломок стрелы.

Неподалеку справа от Тайлуга бился пешим Стигмас из Седых холмов, рубя врагов трофейным харсийским мечом. Чуть далее в глубине вражеского строя бились спина к спине бывшие соперники по поединкам — Марг из Цветочных Долин и Мельхон с Дальнего берега.

Марг дробил топором щиты и головы врагов, а Мельхон, залитый чужой кровью, ловко орудовал тяжелой палицей, молотя в кашу черепа, ребра и плечи. Враги шарахались от этих бойцов, как свиньи от тигров.

Великие мастера боя позволяли себе биться вне рядов построений. Остальные воины держались в строю, медленно сминая врагов и продвигаясь вперед. Иногда все же в боевом порыве группы нетерпеливых бойцов врубались во вражескую массу, но строгие голоса командиров заставляли безрассудных смельчаков пробиваться назад и возвращаться в строй.

Всадники харсов, вздыбливая коней, пытались перескочить выставленные копья и, ворвавшись в строй мауронгов смешать его. Иным это удавалось, но они немедленно падали сраженные мечниками, и увеличивали кровавые завалы своими телами.

Минул полдень. Низкий Небесный огонь, едва поднявшись, пошел на убыль, и вновь коснулся верхушек деревьев.

За врагом оголялось поле. Освобождая его, ряды харсов продвигались вперед, вступали в битву и перемалывались в этой кровавой мясорубке вместе с мауронгами, у которых оставался только один резерв не втянутый в круговорот битвы. Тридцать тысяч конников стояли возле берега реки и ждали своего часа.

Они дождались. Пехотный клин харсов, медленно втискиваясь в живую стенку, оторвал левое крыло мауроногов от их центра и хлынул в пробоину. Фронт был прорван. За пехотинцами тяжелой рысью устремилась вражеская конница, расширяя горловину прорыва и обгоняя пехоту, и тогда над последним резервом мауронгов поднялось и полыхнуло красное полотнище с изображением черного тигра.

То был сигнал к атаке.

Все тридцать тысяч всадников устремились на врага. Рослые широкогрудые кони тяжелым галопом взрывали копытами снег. Их головы покрывали железные панцири с отверстиями для глаз. На всадниках горела чешуей броня. Грозно качались копья, блестели круглые щиты.

Противники сошлись. Дико заржали кони, от удара опрокидываясь на спину, сухо затрещали копья. Лязг железа смешался с человеческими воплями. Толпы врага содрогнулись, как единое тело и попятились, пытаясь подобно зверю, заметившему опасность, втиснуться обратно в нору. Но горловина пробоины сузилась, а вскоре и вовсе закрылась. Враг попал в ловушку. Конники харсов вместе с пехотой бестолковой толпой, как крысы в поисках укрытия заметались по тылам хугатонов.

Фронт мауронгов восстановился, и тогда враги бросили в бой на их левый фланг огненных змей. Вражеские построения раздвинулись и меж ними протиснулись двадцать громадных тварей в сорок шагов длиною каждая, под блестящей, крепче, чем любая сталь, чешуей. Извиваясь, они ринулись на истерзанные ряды хугатонов.

Каждой змеей на расстоянии управлял свой маг-заклинатель. Маг обладал способностью, будучи в тылу своего войска смотреть на битву глазами змеи и направлять огнедышащую тварь на неприятеля. Змеи, полыхнув перед собою огненными струями, протаранили тяжелыми головами построения хугатонов на десяток с лишним рядов, судорожно заворочались в чреве их войска, разметывая воинов, и вновь изрыгнули огонь.

— Назад! Назад! — послышались возгласы гетальпов, и левый фланг мауронгов подался вспять.

— Аррах! Аррах! — понеслись радостные вопли, и пехота врага двинулась следом за змеями, а они продвигались далее, изрыгая огонь и давя собою смельчаков, тщетно пытающихся вонзить в них мечи и копья. Враги ликующе напирали. Им казалось, что мауронги на левом фланге сломлены, и никакая сила не сможет остановить огненных чудовищ.

Хок! Хок!

В хаос звуков битвы вмешались короткие приглушенные ноты.

Хок! Хок! Хок!

То арбалетчики мауронгов выпустили по змеям сотни коротких и тяжелых стрел. Арбалетчики целились в глаза чудовищ.

Хок! Хок!

Змеи двигались, и прицельно попасть им в глаза было трудно. Стрелы безрезультатно рикошетили от чешуи. Но арбалетчики упорно продолжали стрелять.

Хок!

Послышалось пронзительное шипение, замешанное на утробном вое. Стрела угодила одной из змей в глаз. Еще выстрелы, и уже три змеи судорожно извиваются от боли.

Вскоре одна из змей была поражена в оба глаза. Ослепленное чудовище беспорядочно заметалось по полю битвы, сметая на пути чужих и своих солдат.

Меж тем остальные змеи, изрыгая огонь, продвигались далее. Мауронги теряли сотни воинов. Арбалетчики продолжали упорно стрелять и лишили зрения еще двух змей.

Тем временем резервная конница мауронгов добила врагов, прорвавшихся в тыл, и переместилась на левый фланг войска готовая встретить новые ряды неприятеля.

Ослепли еще три змеи.

Продвижение чудовищ замедлилось, а в рядах врага приутихли радостные вопли.

Одна из безглазых змей беспорядочно изворачиваясь кольцами, судорожно задергалась и затихла бесформенной грудой. Вскоре успокоилась вторая тварь, затем третья, четвертая…

Стрелы арбалетчиков были пропитаны сильнейшим ядом. Пораженные ими змеи дохли одна за другой. Из двадцати чудовищ оставалось в живых только шесть, и маги-заклинатели повернули их вспять, не желали терять столь ценную ударную силу, как скотину на бойне.

Змеиная атака на левый край мауронгов не принесла врагу результатов. Строй хугатонов вновь выровнялся, и тогда на поредевший от атаки змей и растерзанный левый фланг мауронгов устремились тридцать тысяч коников харсов в отчаянной попытке прорвать фронт. Но потрепанные хугатоны поддержал тыловой конный резерв.

В то же время на центр мауронгов навалились сорок тысяч харсийских пехотинцев.

С вершины холма, где на белом коне восседал вершитель Харсии Крион, было видно, как бьющиеся войска колыхались, бурлили потоками конницы, плескались массами пехоты, сходились встречными волнами и клубились темными омутами.

Центр мауронгов под ударом резервных пехотинцев прогнулся, медленно подался назад и вновь выпрямился. Хугатоны продолжали стоять. Но редели ряды бойцов с обеих сторон, а горы мертвецов взрастали. И вот уже пишачи, осмелев, то здесь-то там опускаются на поле. И воронье кружит все ниже. И голодные глаза волков холодной зеленью все чаще блестят среди деревьев.

Но не видно конца битве. Никто не желал уступать победу.

Небесный огонь медленно скрывался за деревьями. Шло время, но ярость битвы не утихала.

Тайлуг продолжал рубиться в первых рядах центра. Чья-то кровь залила рукав его кольчуги по локоть, забрызгала лицо, покрыла бурыми пятнами черный боевой плащ.

Конь под Тайлугом, храпя пеной, скользил копытами по шевелящимся завалам раненых и мертвецов. Рядом, перекосив в зверином оскале лицо, жестоко рубился Дагр. Сигон отстал, затерявшись где-то в людской теснине.

Тайлуг упорно рвался к зеленому знамени на холме.

А на поле сражения, упираясь боками в леса, продолжал бешено ворочаться, колыхаться, рычать и выть чудовищный, окровавленный, обросший железной щетиной пестрый зверь, свитый из сотен тысяч живых и мертвых тел.

Все чаще на поле опускались и тут же испуганно взлетали нетерпеливые пишачи. Бестолково и жадно кружились сотни ворон. Из леса выскакивали волки.

Тайлуг продолжал рваться вперед в жажде добраться до Криона. Молнией метался клинок в его руке, черным пламенем летал за плечами его плащ. Но все чаще спотыкался уставший в битве вороной конь.

Кто-то дико орал рядом, кому-то выбили мозги ударом тяжелой шипастой палицы, где-то хрипела раненая лошадь, и в этом хаосе битвы не было законов и правил иных, чем правило беспощадного удара разящей сталью.

Небесный огонь скрывался за деревьями, и на небо наплывала сумрачная мгла. Но не заканчивалась битва. Никто из противников не желал уступать. На всем пространстве поля ополовиненные армии бились с отчаянным упорством, будучи готовыми лечь здесь полностью. На равные силы нужна была всего лишь малая капля, чтобы нарушить равновесие.

Низкие багровые лучи Небесного огня вновь пробились из-за серой облачной пелены. В их свете Тайлуг, время от времени бросавший взгляды в сторону вражеского знамени, заметил на дальней кромке поля тонкую темную полоску. Она медленно расширялась.

Что это? Свежие силы врага на подходе?

Тайлуг яростно рванулся вперед.

Надо успеть! Надо прорваться и срубить башку Криону!

Зеленое знамя на холме тревожно заколыхалось, и Тайлуг увидел вдали другое знамя. Он не поверил глазам своим.

— Это вы?! Вы!? Но вас же на смерть послали жрецы! Вы живы!?

Он узнал знамя своего хугатона.

Хугатон Грифон, потрепанный в боях, но сохранивший свою мощь надвигался на врага с тыла.

При виде своего хугатона Тайлуг ощутил прилив свежих сил, но конь под ним захрапел кровавой пеной, споткнулся и рухнул на землю, сраженный в шею вражеским копьем.

Тайлуг попытался в падении извернуться как кошка и приземлиться на ноги, но его ступня завязла в стремени, и он плашмя во весь рост расстелился на окровавленной снежной каше. Над ним, яростно рыча, занес топор вражеский воин, но застыл, удивленно вскинув взор к небу, подогнул колени и свалился ничком, сраженный в спину мечом бойца в серебристой кольчуге и шлеме с забралом, полностью скрывающем лицо.

Тайлуг вскочил на ноги, благодарно кивнул и в свою очередь прикрыл своего спасители от атаки вражеской сабли. Некоторое время они бились спина к спине пока не подоспели соратники. Среди них был Сигон.

— Ты жив! — радостно оскалился Тайлуг.

Сигон только молча кивнул, успевая отражать удары.

Тайлуг продолжил биться пешим. Рядом с ним бился воин в серебристой кольчуге.

Тем временем хугатон Грифон, потрепанный в боях, но сохранивший свою силу приблизился к полю битвы. Воинов в нем осталось едва ли около четырех тысяч, но харсам, утомленным сражением показалось, что им в спину наступает бесчисленная рать.

Вопли ужаса понеслись над полем, и вскоре всеобщая паника охватила вражеское войско.

Поначалу побежал левый фланг харсов, а затем и все их войско хлынуло вспять. Пехотинцы срывали с себя доспехи, пытаясь сбить своих же всадников и вскочить на их коней, спотыкались, падали под копыта, гибли растоптанные в общем едином крике ужаса и боли.

На холме возле брошенного знамени в одиночестве метался Крион, покинутый личной стражей.

— Стойте! Куда вы! Их мало! Их мало! — истошно вопил он, врезаясь на коне в толпу своих воинов. Но никто из них не поворачивал, никого более не пугал звериный оскал вершителя Харсии.

Перепуганный конь вздыбился под вершителем, сбросил всадника и, взбрыкивая, бросился прочь. Крион свалился ничком в грязный снег. Птица победы, которую, как ему казалось, он поймал за хвост, нагадила ему в руку и улетела в дальние дали, а великие замыслы о мировом господстве рассеялись туманным призраком.

Полыхнуло багровым огнем на ветру знамя Империи и двинулось вперед, а вместе с ним по всему полю десятки стягов хугатонов.

— Харраа! — пронесся над полем яростный клич мауронгов, и вся истерзанная, израненная, окровавленная масса их войск пошла в наступление, обрушивая на вражеские головы гром мечей.

Хугатон Грифон, подобно скалистому утесу среди бурного потока, раскидывал в стороны волны обезумевших от ужаса вражеских воинов. Тайлуг увидел золоченый шлем Криона. Предводитель харсов пытался скрыться в лесной чаще и пробирался к ней через толпу.

Ярость и жажда мести захлестнули Тайлуга. Расстояние в сотню шагов он преодолел быстро, на пути разметав мечом в стороны с десяток бегущих врагов.

— Крион! Стой! Где мой сын!?

Вершитель харсов обернулся. Жуткая улыбка исказила его бледный лик.

— Ааааа! — завопил он отчаянно. — Твой сын подох от ран после поединка в Жертвенной чаше! Он подох, как собака! А теперь подохнешь ты от моего клинка, и я стану вожаком вашей Империи по закону вашего Мауронга!

— Брешешь, пес шелудивый! — вскричал Тайлуг.

— Подох! Подох! — завизжал Крион, взметнул саблю и ринулся навстречу Тайлугу.

Клинки высекли искры.

Вторым ударом Тайлуг вышиб саблю из руки Криона, а третьим развалил надвое его золоченый шлем вместе с черепом.

Вершитель харсов свалился наземь.

Тайлуг устало опустил меч, глядя на поверженного врага.

Вот и все. Он одержал верх. Адаульф мертв. Та-Зам казнен. Жрецы низложены. Войско харсов разгромлено. Крион убит. Возмездие свершилась.

— Я поздравляю тебя с победой, вожак Империи, — услышал Тайлуг голос, поднял взор и увидел воина в серебристой кольчуге. Воин сдернул с головы шлем с личиной, и длинные золотистые волосы волной накрыли его плечи.

— Агни! — удивленно воскликнул Тайлуг и тут же гневно нахмурился. — Жена моя! Я же тебе приказал оставаться в лагере! Ты ослушалась вожака Империи!

— Победителей не судят, мой вожак, — возразила Агни. — Мы победили, и небеса были с нами в этой битве.

— Ты могла погибнуть! — вскричал Тайлуг. — Зачем мне нужна победа ценою твоей жизни? Зачем мне жить, если все, кто дороги мне умрут?

— А зачем мне жить, если умрешь ты! — вскипела Агни. — Я не могла оставить тебя в битве, и мой меч достойно помогал тебе. Я мстила за наш город, за тебя, за себя, за Зерона!

Тайлуг встряхнул головой, будто отгоняя наваждение. Взгляд его потемнел.

— Зерон, — едва слышно прошептал он. — Крион сказал, что наш сын мертв. Но я не верю.

— Не верь в смерть человека, пока не увидишь его мертвым. Я верю, что наш сын жив, — убежденно сказала Агни. — Он жив, и мы найдем его!

— Вожак Империи! Мой господин! — услышал Тайлуг за спиной голос, обернулся и увидел гетальпа Стикса и еще с десяток воинов из хугатона Грифон.

— Мы видели твоего сына, мой господин, — произнес Стикс. — Он был жив. Но я виновен пред тобой.

— Говори! Где ты видел Зерона? — нетерпеливо спросил Тайлуг.

Стикс рассказал все, как было, после чего покорно склонил голову в ожидании своей участи.

— Ты все сделал правильно, — произнес Тайлуг после недолгого молчания. — Ты провел хугатон путем боевой славы. Ты взял Хантагу, воздав харсам по заслугам, и достоин награды. Ты видел нашего сына живым и принес нам добрую весть.

— Он жив, — убежденно произнесла Агни. — Я верю, что мы встретимся с ним.

— Где Харат? — нахмурившись спросил Тайлуг.

— Погиб при штурме Хантаги, — ответил Стикс.

Тайлуг окинул взором поле битвы, темное от тысяч павших воинов. Воронье вместе с пишачами с громким карканьем копошилось на всем его пространстве. Серыми тенями рыскали волки, пугая коней, потерявших всадников. Издалека затухающими волнами доносился приглушенный гул. То войска мауронгов добивали убегающих харсов.

В центре поля под охраной небольшой группы воинов реяло знамя Империи. Возле него собирались раненые бойцы, способные самостоятельно передвигаться.

Закатный Небесный огонь уходил за горизонт. В его багровых лучах, обливших поле сражения, отчетливо проступил силуэты нескольких всадников. Поначалу они приблизились к знамени, а затем направились в сторону Тайлуга.

При виде их у Тайлуга тревожно всколыхнулось сердце.

Всадники приблизились.

— Вожак! — крикнул один из них, осадив взмыленного коня. — Войско надвигается!

— Какое еще войско? — спросил Тайлуг.

— У них черные флаги! Это воины с Огненного моря. Харцереры.

— Харцереры? — недоверчиво спросил Тайлуг. Мауронги еще никогда не встречались с харцерерами в битвах. Земли харцереров простирались на восток от Харсии до берегов Великого Огненного моря, порождающего Небесный огонь.

— Много их?

— Много! Как волна темная! Во фронт развернуты. У них в войске боевые тигры, лесные драконы, сотни боевых колесниц. Уже скоро здесь будут.

— Они уже здесь, — мрачно произнес Тайлуг, увидев, как из-за дальней кромки поля выползает новый враг. Пред ним будто крысы метались остатки войска харсов, разбегаясь в стороны, а мауронги остановились, прекратив преследование.

— Как, столь великая сила могла пройти с дальнего берега незамеченной? — удивленно спросил Стикс.

— По всему они через Дикое безлюдье прошли, а затем на север повернули, — предположил Тайлуг. — Коварный расчет у них. Они намереваются напасть на победителя, ослабленного и уставшего в битве. Трубите сбор армии!

Вскоре над полем разнесся протяжный звук боевой трубы.

Харцереры приближались. Горизонт исторгал несметную силу, и не было видно конца их темному воинству.

— Уходи прочь! Я приказываю тебе! — решительно произнес Тайлуг, оборачиваясь к Агни, и по взгляду жены понял, что приказы вожака Империи на нее не распространяются.

— Не уйду, — жестко произнесла Агни. — Вместе с тобой буду биться. Я верю. Мауронг поможет нам.